Читать онлайн Сказка о неверных предпосылках бесплатно

Сказка о неверных предпосылках

– За кого они меня принимают?!!

Конан в раздражении толкнул миску, и жидкая разваренная каша плеснула через изящно чеканенный золотыми рисками край на поднос чернёного серебра. Если судить по изысканности посуды и качеству обслуживания – принимали его в Асгалуне все-таки именно за короля. Во всяком случае – принимали по-королевски. На роскошнейшем и огромнейшем подносе с так называемыми «мелкими утренними закусками» Конан не углядел ни одной посудины не то что из дерева или простецкой глины, но даже и из весьма почитаемой и вполне приемлемой и за королевским столом благородной бронзы. Сплошное золото да серебро: богатое, помпезное, украшенное каменьями и пышной резьбой. Неудивительно, что четверо слуг с трудом втащили заставленный подобной утварью тяжеленный поднос в роскошную опочивальню, выделенную Зиллахом своим благородным гостям на всё время праздничных торжеств.

И все-таки причины для гнева и удивления у Конана были, несмотря на всю вышколенность слуг, подобострастно склонившихся в ожидании дальнейших приказаний, и невзирая на прямо-таки королевскую роскошь принесённой ими посуды. Для этого достаточно было посмотреть на то, что находилось в этой самой посуде…

Больше всего этой бурде подходило название «размазня» – нечто, разваренное до полного непотребства. Жидкая кашка непонятного происхождения, переваренные в кашу же овощи с ошмётками разваренного до состояния желе мяса. Своему повару, посмей он сотворить с едой такое безобразие, Конан всё это самолично же и скормил бы. Да ещё и мечом, пожалуй, добавил бы пару раз – от всей души, пониже спины, плашмя, для пущего вразумления. Но в чужой дворец со своим уставом не лезут, это даже варвару понятно.

Задавив возмущённый рык под самым горлом, Конан сел в огромное кресло, покрытое жёлтым мехом. Принимали его действительно по-королевски – даже озаботились тигриными шкурами запастись. С питанием вот только… Возмущённо сопя, он взял в руку неудобную двузубую вилку – не ковыряться же в этом месиве пальцами! Ткнул разок-другой, пытаясь поддеть серебряным зубцом кусочек потвёрже. Не сумел.

Вообще-то, запах от этой овощной бурды исходил очень даже вкусный, завлекательный такой и вполне съедобный, но внешний вид…

– Это кто-то уже ел? – спросила Лайне, скептически разглядывая содержимое миски. Она никогда не отличалась особой тактичностью. Права баронесса Ользе – детей нельзя допускать к общему столу, они и камни капища способны вывести из себя.

– Вон пошли!!! – рявкнул Конан на замерших в глубоком поклоне прислужников, понимая, что ещё разок ковырнет он серебряной вилкой с рукояткой из драгоценной кости редкого зверя элефанта вот это, на золотом блюде разложенное, – и знаменитая варварская выдержка, позволяющая с лёгкой улыбкой переносить любые пытки, может ему и отказать.

* * *

– Дерьмо, – сказала Лайне, когда слуги вышли. И добавила ещё несколько слов, знать о самом существовании которых не полагается любой маленькой девочке, а уж младшей королевской дочери – так и особенно. Баронесса охнула и испуганно прижала ко рту обе ладони разом, глядя округлившимися глазами на взбешённого Конана. Надо бы ещё раз напомнить Драконам о необходимости гнать в три шеи эту вездесущую малявку со слишком острым слухом и цепкой памятью, когда начинают они травить свои похабные байки. Но это – потом.

А сейчас – сама напросилась.

Конан повернулся тёмным от бешенства лицом к младшей дочери. Процедил сквозь зубы:

– Ты хочешь в первый же день расторгнуть наш договор?

– Так нечестно! – завопила было Лайне, но под его тяжёлым взглядом моментально сбавила тон. Возразила уже почти жалобно: – Но мы же одни! Никто же не слышит…

– Вот как? – Конан выгнул бровь. – Значит, честь и слово моей дочери зависят лишь от того, слышит ли её кто-нибудь из посторонних? Значит, если её никто не видит и не слышит, моя дочь может совершить любую подлость и нарушить любое ею данное обязательство? Так, значит?…

Он говорил очень тихо, поскольку был слишком зол, чтобы кричать. У Лайне вытянулось лицо – она знала, признаком чего является его такой вот тихий голос.

– А можно, я ещё разок попробую? – спросила она тоскливо, толком ни на что уже и не надеясь. – Я буду очень стараться, я просто не поняла сначала, что это всё время надо…

В её голосе звучала неподдельная боль, и Конан почти увидел, как она мысленно прощается с вожделенным арбалетом. Она ведь всерьёз полагала, что это именно на неё он так разозлился.

– Нет! – рявкнул Конан, успокаиваясь. – То есть да! Сегодня не считается, но если ты ещё хоть раз!.. Ты должна быть хорошей маленькой девочкой, понимаешь? Не дикаркой, только что с гор спустившейся, а достойной дочерью короля. А хорошие маленькие девочки так не ругаются! Поняла?

– Ага!

Лайне заулыбалась. Потом нахмурилась, соображая. Осторожно спросила:

– А ругаться так, как ругаются хорошие маленькие девочки – это можно?

– А как они ругаются? – спросил Конан подозрительно.

– Кака, бяка… ну, не знаю…

– Так – можно.

– Кака! – сказала Лайне с чувством. Вздохнула и куда менее уверенно добавила. – Ну, ладно…

И столько сомнения было в её голосе, что Конан решил побыстрее перенести вс1 своё внимание на еду, чтобы не испортить воспитательный эффект неуместным фырканьем. Закрыл глаза и попытался положиться на запах. Пахнет-то ведь вкусно! Значит, откровенной отравой быть не может. В конце концов, и не такое едать приходилось по молодости лет… Вон Атенаис же ест – и даже не морщится! Настоящий пример железной выдержки, положи перед ней на блюдо живую жабу – она лишь с невозмутимым видом поинтересуется, с каким соусом это употребляют. Вот и бери пример с собственной старшей дочери. Ты не у себя во дворце, где можно расслабиться и быть самим собой. И если вдруг все эти миски со всей содержащейся в них бурдой окажутся расколотыми о стены или надетыми на чьи-нибудь не вовремя подвернувшиеся головы – так ведь и до международного конфликта докатиться можно.

Конан глубоко вздохнул. Нет, конфликты с шемитскими правителями ему не нужны. Особенно сейчас, когда начали они вроде как бы прислушиваться к голосу разума и даже решили выбрать самого главного – неслыханное дело для Шема, где правитель любого города считает истинным королём только самого себя, и единственно себя же только и достойным звания «верховного правителя всего Шема». Наличие такого разрозненного и потому не слишком надёжного соседа не могло оставить равнодушным правителя Аквилонии. Сколько времени было потрачено впустую на попытки объединить эту безумную страну при помощи меча, каким же молодым и глупым был он тогда, в самом начале своего царствования, двадцать четыре зимы назад… Сколько ему тогда было? Сорок, кажется…

Ха!

Сопляк.

Ни одного седого волоса, – помнится, он тогда этим даже гордился. Не иначе, как по молодости мозги совсем отшибло. Ведь настоящий мужчина – и не мужчина вовсе, пока не обретёт он достойного количества благородной стали в своих волосах. Позже благородная сталь переплавится в благородное же серебро, и настоящий мужчина станет мудрым старцем. Если доживёт, конечно. Жизнь у настоящего мужчины трудна и полна опасностей, потому-то до старости из них и доживают лишь самые мудрые. А пока ни стали, ни серебра нет в твоей бороде – ты просто мальчишка, сколько бы военных подвигов ни насовершал и скольких бы дев по углам ни перещупал.

Вот и он тогда был всего лишь не слишком юным коронованным мальчишкой. И много бы глупостей наворотил своим мечом, если бы не гений герцога Форсезо, канцлера Высокой короны. Ведь это именно Публио Форсезо подсказал своему не в меру воинственному по молодости монарху, что Шем невозможно подчинить при помощи стали и бронзы – его можно завоевать лишь при посредстве золота. Звонкого и полновесного золота – и только золота…

Короли-купцы, правители-ростовщики – разве могло такое придти в свежекоронованную киммерийскую голову?! Они воевали не мечами, а долговыми расписками, угрожали не копьями, а аннулированием выгодных торговых соглашений. Залогом их безопасности служили не многочисленные и хорошо вооружённые армии (этих армий, кстати, у них почти что и не было), а удачность месторасположения. Редкий город Шема не являлся перекрестьем хотя бы парочки торговых путей. Асгалун же, например, и вообще был настолько важным торговым перекрёстком, что за его безопасностью бдительно следили представители по крайней мере четырёх окружающих держав. Конечно, оставалась ещё Стигия, но даже Стигия не решалась в одиночку противостоять сразу трём-четырём соседним с Шемом державам. И любой не слишком дальновидный захватчик, по глупости или от чрезмерной наглости попытавшийся завоевать настолько важный для всех центр торговли, немедленно бы получил мощный отпор объединённой армии. Нет, воевать с шемитами при помощи мечей было делом гиблым и заранее обречённым на поражение. Бороться с ними следовало их же оружием – разведка при помощи подкупа и военные действия путём хорошо оплачиваемых закулисных интриг, отсечение вероятных союзников врага более выгодными предложениями и фронтальный удар тяжело вооруженного непробиваемыми уликами шантажа. Короче, всеми теми методами, в использовании которых незабвенный канцлер Публио был истинным и непревзойдённым мастером…

Конан вздохнул ещё раз. Как же ему не хватало этого гениального пройдохи и беспардонного казнокрада, умершего меньше двух зим назад. И как только он посмел умереть именно сейчас, когда его проницательная изворотливость так необходима! Сейчас, когда его великолепные (кто бы сомневался!) финансовые наступательные операции наконец-то сработали, и впервые за всю свою историю Шем решил-таки объединиться под началом одного человека. Конечно, на том уровне объединения, который только и возможен для Шема, где чуть ли не каждая деревня на три двора считает себя суверенной и имеет собственного короля. А именно: объединения торгово-финансового, когда король одного из крупных торговых городов признавался остальными не то чтобы главным королём, а как бы первым среди равных, своеобразным коронованным купеческим старостой, получающим в своё полное подчинение лишь дела общегосударственной коммерции. Понятно, что выбор подходящей кандидатуры оказался делом хлопотным и деликатным – с одной стороны, город на роль новой столицы требовался достаточно богатый и независимый, чтобы стать действительным центром общешемитской торговли. С другой же – правитель этого города не должен был обладать излишними амбициями, которые могли бы подтолкнуть его к попыткам захвата власти не только финансовой. С третьей – остальные мелкопоместные шемитские короли должны были в массе своей признать выбранного правителя соответствующим первым двум требованиям – что вообще казалось делом совершенно нереальным для любого человека, хоть раз имевшего дело с шемитами. Два шемитских купца, как правило, не могли договориться между собой даже о том, с какой стороны утром восходит солнце, не говоря уж о чём-то более спорном, про это вам в любой харчевне обязательно расскажут с десяток весёлых историй, даже просить не придётся.

В такой ситуации нынешний король крупного и независимого Асгалуна Зиллах, вот уже несколько зим осторожно выдвигаемый (не без скрытной помощи Аквилонии) на роль «объединителя всего Шема» подходил идеально. Поскольку если и не оказался повсеместно признан таковым с искренним восторгом, то хотя бы вызывал у прочих королей наименьшее количество недовольства.

Не самый старый, но в то же время не самый молодой из шемитских правителей, Зиллах и в остальных своих проявлениях был крепеньким середнячком. Не слишком богатый, но и далеко не бедный, не самый умный, но и не откровенный дурак, не самый трусливый, но и не герой, способный на всякие безрассудства для достижения личной славы. Короче, он был именно тем вполне приемлемым компромиссом, на который после длительных закулисных и не всегда гладких переговоров со временем согласились все. Морщились, конечно, и носами крутили, но – согласились, признав наименьшим из возможных зол. Формальности были утрясены, законы потихоньку согласованы и финансовые системы приведены если и не в полный порядок, то хотя бы в некое подобие единства. Формально шемитские города по-прежнему оставались свободными, а их короли – совершенно и абсолютно независимыми во всех вопросах, – кроме тех, что касались коммерции общешемитской. Но кому, как не королям-купцам знать, что именно коммерция в Шеме решает всё и даёт истинную свободу и независимость!

Чтобы подсластить горьковатую пилюлю, Асгалунским правителем (а теперь, считай, правителем и всего Шема!) было принято мудрое решение: оформить подписание финальной хартии как общенародный праздник, яркий и пышный. Назвать его коронацией было бы неправильно со всех точек зрения – в конце концов, Зиллах уже был коронован порядочное количество зим назад, да и остальные короли вряд ли одобрили бы такое нововведение, ставящее дважды коронованного как бы ещё на одну ступеньку выше них. А потому для распланированных на добрую дюжину дней пышных торжеств выбрали политически нейтральное и не вызывающее никаких неприятных ассоциаций название «Дни Единения». Разумеется, Конан не мог не почтить своим присутствием подобное торжество, на саму возможность которого было потрачено им столько сил и средств из аквилонской казны. Он бы приехал сюда даже в том случае, если бы Зиллах проявил неподобающую королю халатность и не озаботился бы заранее рассылкой торжественных приглашений правителям всех окрестных держав.

* * *

Вообще-то, Конан покинул Тарантию больше трёх лун назад, уже тогда поняв из донесений конфидентов барона Гленнора, главы тайной службы Аквилонии, что шемитское дело наконец-то сдвинулось с мёртвой точки. Решив сделать своё путешествие как можно менее похожим на завоевательный военный поход или устрашающую операцию, он не стал брать с собой всю центурию Юния Паллантида, ограничившись дюжиной Чёрных Драконов. Вполне достойная короля охрана, тем более, что каждый из драконов в бою стоит как минимум троих обычных ратников, это все знают. Не взял он и двенадцатилетнего старшего сына Кона, оставив его под ненавязчивым присмотром Просперо. Пусть привыкает потихоньку управлять страной, не маленький уже, давно пора. А зарваться и натворить каких глупостей Пуантенец ему не даст, несмотря на изысканный и даже несколько изнеженный внешний вид хватка у Просперо бульдожья, при нём не забалуешь.

Вместо сына и усиленной стражи Конан взял с собой младших дочерей – Иллайнию и Атенаис, а также с полдюжины приличествующих королевским дочерям служанок. Что может быть более естественным и миролюбивым, чем отец-король, путешествующий в компании своих малолетних дочерей? У соседей-королей подрастают сыновья, да некоторые из них и сами по себе совсем ещё мальчишки, так почему же не показать имеющийся в наличие товар, так сказать, лицом? Никогда не помешает закрепить возможный политический союз ещё и личной симпатией, а в дальнейшем – кто знает? – может, и сговориться о выгодном браке…

Впрочем, если быть до конца откровенным, взял он их с собой не только из политических соображений. Последнее время ему просто нравилось их общество. Сёстры-погодки, такие похожие и в то же время непохожие друг на друга, подрастая, забавляли его всё больше. Особенно – десятилетняя Атенаис, старшенькая, с каждой луной все больше напоминающая Зенобию…

По пути Конан намеревался какое-то время погостить у короля Аргоса – всё равно ближайший путь в Шем лежал мимо его замка. Он давно собирался познакомиться с Ариостро поближе, предпочитая не полагаться во вс1 м на доклады шпионов, а составлять собственное мнение о ближайших соседях, да всё как-то находились более важные дела. Теперь же, как говорится, вроде бы и сам Митра велел. А если соседушка окажется не слишком неприятным типом – то можно будет и повеселиться от души. По-королевски. Посидеть с бочонком пива вечерком у камина, погонять дичь по окрестностям, благо сбор урожая закончен и можно не опасаться, что королевские забавы оставят какого-нибудь несчастного виллана на зиму без хлеба…

Впрочем, погостить в замке Ариостро Конану толком не удалось – на рассвете третьего же дня его там пребывания в замковые ворота постучался гонец, посланный Зиллахом в Тарантию.

* * *

Отбыть в Шем, правда, тоже получилось не сразу. Обрадованный столь быстрым завершением пути, гонец немедленно ускакал обратно, только сменил донельзя умученного коня на свежего из конюшен ариостровского замка. Но успел уверить «Великого короля Конана Канаха» от лица своего владыки в том, что почётный эскорт, достойный «великого короля», будет подан к воротам Малого пограничного форта не позднее, чем через три дня. Так как от ариостровского замка езды до расположенного на самой границе с Шемом Малого Форта было не более одного, от силы двух дневных переходов, да и то если лошади хромые, ногой за ногу цепляются, – Конан действительно мог не торопиться. Гонец же, если поспешит, будет там уже к обеду. Но то – гонец, ему положено лошадей загонять. Конан же выедет послезавтра, с утречка пораньше, за день верхом как раз управится. Служанок же и прочую обузу можно уже завтра отправить в повозке, под охраной гвардейцев – пусть переночуют на постоялом дворе, за верховыми они всё равно не угонятся, а тащиться со скоростью полудохлой клячи самому Конану как-то не пристало. Атенаис будет рада – она не любит ездить верхом на дальние расстояния. Охота или короткие прогулки – дело другое, тут ей равных нет. Хотя за последний год Лайне и пыталась не раз оспорить превосходство старшей сестры, но в верховой езде ей пока что этого не удавалось.

Лайне.

М-да…

Вот с Лайне могут возникнуть проблемы…

– Слезь оттуда немедленно! Я кому сказала!!!

Конан никогда бы не подумал, что шипеть можно настолько визгливо. Интересно, кто это из Ариостровских придворных дам такой… талантливый? Стараясь не шуметь, он осторожно выглянул за угол. И с трудом удержался от раздражённого вздоха – талантливая дама оказалась принадлежащей к его собственной свите. Ингрис, баронесса Ользе, будь она трижды неладна! Не удивительно, что он сразу её не узнал – в его присутствии она говорила настолько приторно сладеньким голосочком, что из него, пожалуй, можно было делать сироп даже без предварительного выпаривания. И по настоящему удивительным казалось то обстоятельство, что во рту её ещё оставались кое-какие зубы – давно ведь почернеть и вывалиться должны были, от такой-то сладости! Конан трижды проклял тот день, когда поручил именно этой подколодной змеюке обучение своих дочерей подобающим манерам. Не то чтобы старая мегера не знала дворцового этикета или сама обладала манерами неподобающими, просто… как бы это получше объяснить… Она, пожалуй, слишком хорошо знала эти самые манеры…

А, с другой стороны, – что делать? Не в Киммерии, чай, растут, должны же дочери славного повелителя Великой Аквилонии владеть куртуазным обхождением!

Однако в настоящее время обхождение самой Ингрис особой куртуазностью как-то не отличалось. Как, впрочем, и внешность – высокая причёска сбилась на сторону, маленькие глазки злобно сощурились, поджатые губы, и без того тонкие и бесцветные, вообще превратились в еле-заметные ниточки, а на перекошенном лице даже сквозь толстый слой пудры проступили красные пятна. Конан понял, что зря затаивался. Он вполне бы мог топать, как диковинный зверь-элефант особо крупного размера, дышать полной грудью и даже, пожалуй, ругаться в полный голос – баронесса его всё равно не заметила бы. Не до того ей было. Запрокинув трясущуюся от бессильной ярости голову, она продолжала визгливо шипеть, с ненавистью глядя куда-то под самый потолок:

– Слезай немедленно, гадина! Кому говорят, нергалово отродье?!

Конан тоже поднял голову, прослеживая её взгляд. Хотя мог бы и не напрягаться, поскольку заранее был на всю центуру уверен, что же именно он там обнаружит. Вернее, кого. И для этого вовсе не надо было обладать даром предвидения или обращаться к гадательным рунам, любой тарантиец в здравом рассудке…

И, конечно же, здравый рассудок оказался прав. Вот она, проблема – сидит себе на подоконнике узкого стрельчатого окна, ногами болтает. И опять, между прочим, в мужском костюме, а ведь сколько раз говорено было… Додумать Конан не успел – главная Проблема аквилонского двора, основной поставщик материала для сплетен и пересудов тарантийских кумушек, младшенькая и горячо любимая Лайне соизволила заметить появившегося из-за угла коридора отца. Обрадовалась, просияв восторженной улыбкой. Взвизгнула от избытка чувств, взбрыкнула ногами и замахала над головой перепачканными ладошками.

И – спрыгнула с подоконника высокого стрельчатого окна.

Находящегося, между прочим, под самым потолком, на высоте, раза этак в четыре превышающей человеческий рост…

* * *

Конан прыгнул вперёд, не успев даже охнуть. На выдохе, потому что вдохнуть он тоже не успевал.

Смёл баронессу, почти не ощутив сопротивления и оставляя за спиной закрученный штопором ворох пронзительного визга и модных тряпок. Каким-то немыслимым чудом, уже в прыжке, он сумел рвануться вперёд ещё быстрее, так, что хрустнули кости и на мгновение потемнело в глазах. И в самый последний миг успел таки поймать восторженно хохочущую малявку. В падении, вытянувшись в струнку и почти что рухнув на грязные каменные плиты животом, над самым-самым полом, но – успел. Кувыркнулся перекатом, гася инерцию и прикрывая мощным телом свою добычу. Инерции хватило и на то, чтобы остаточным движением вздёрнуть тело на ноги без помощи рук – руки были заняты, их на пару ударов сердца намертво свело в охранительном кольце вокруг крохотной хрупкой фигурки. Реакция испугавшегося тела, чрезмерная и запоздалая. Это кольцо было твёрдости каменной и спокойно могло выдержать прямой удар боевой палицы. Да только вот толку было бы от этого кольца, промедли он хотя бы самую малость или вложи в прыжок свой на самую капельку меньше сил. Хорошо ещё, что сама Лайне – придушить, заразу! собственноручно!!! – сильно оттолкнулась ногами от стенки и потому прыгнула не столько вниз, сколько вперёд, иначе бы…

Продолжить чтение