Читать онлайн Метресса Ланс бесплатно

Пролог

– Украсть лошадь? А ты ездить то на ней умеешь, знаешь с какой стороны подходить? – спросила у меня Бетти, победно вскидывая голову и складывая на груди руки.

– Украду как нибудь – ответила я, – тут вариантов нет. Вот смотри мне выпало или избить разбойников, или ублажить их, или украсть лошадь и сбежать. Сама понимаешь, в этот раз я всего лишь девочка двенадцати лет. Ни ублажить, ни избить разбойников не смогу.

– Вот! – наставительно протянула Бетти, тыкая в меня пальцем. – вариант выходит только один. Так что давай попробуй увести лошадь.

Я пожала плечами:

– жить захочешь не так раскорячишься, и коня на скаку остановишь, и в избу….

Бетти поднялась из за стола и сказала:

– ну пойдем, покажешь класс, как ты залезешь на лошадь.

– Зачем? – удивилась я, ведь мы всего лишь играли в настольную игру. Обычную настольную игру с кубиками, фишками и картой. Играли только для того, чтобы развлечь старушку Еву.

– А вот и пойдем. – настаивала Бетти, – и схватила меня за руку.

Я повернулась к Еве, ища у нее поддержки, но увидела азарт в ее глазах, усмешку и как она потирает руки. Ева развлекалась. А что ей еще делать? Может за свои деньги развлекаться как хочет, и как умеет.

– Иди, Светочка, – тоненьким ласковым голоском пропела старушка Ева – иди, и возможно я пересмотрю условия нашего контракта.

Делать было нечего, с того самого момента, как ее личный юрист Тур Гайдар сказал мне, протягивая контракт: “Ева вас одобрила”. Ева в свои семьдесят семь лет, просто развлекалась.

– Иди Светочка, покажи старушке, как ты на коня заберешься – подбодрила меня Ева, и я поплелась за Бетти на улицу.

Наша подружка по игре потащила меня через двор к загону, где флегматично жевал сено совершенно безобидный рыжий мерин.

– Давай. Вот тебе подходящий экземпляр – показала рукой на мерина Бетти.

– Аха, – поддержала ее, приковылявшая к нам Ева.

Я глубокомысленно вытянула губы трубочкой, просвистела, зачмокала, пытаясь привлечь внимание мерина к себе. Бетти с Евой молчали.

– Звать его как? – спросила я, и Бетти тут же взорвалась:

– Вот как ты себе это представляешь. По условиям, ты среди средневековых разбойников, пытаешься спастись, и такая подходишь и спрашиваешь у них, а не подскажете ли как звать вашу лошадь?Да? Я тут украсть ее пытаюсь.

– Элиза, – сказала я, – мы всего лишь играем в настольную игру. Понимаешь? Это просто игра.

– Игра! – согласилась Бетти, и заявила – Так ты проиграла, Света. Помнишь с чего начали? Игра на желание! Так вот или ты сейчас проедешь на мерине, или через неделю принесешь мне новый ноутбук с генератором, фильмов туда накачаешь и…

– Да не буду я этого делать. Глупости какие – возмутилась я, но тут Ева, тронула меня за руку и задребезжала:

– Светочка, ты проиграла. Уволиться ты можешь конечно, но…

Уволиться я как раз не могла. По крайней мере в ближайший год, или уволится или получить срок на пять, а то и больше лет. Этот скользкий момент Тур Гайдар, юрист, ее святейшества Евы, объяснил мне очень доходчиво. Я глупо хлопала глазами, потом тихо спросила:

– И что вы предлагаете?

Ева, ласково похлопывая меня по согнутой в локте руке, сказала:

– А мы вернемся домой, Светочка, и следующую неделю, Алексей Иванович, будет тебя учить с лошадьми обращаться. И вот дней через десять мы приедем к Бетти в гости и ты покажешь ей, что умеешь ездить на лошади, так Бетти?

Элизабет недовольно хмурилась, но со старушкой спорить не стала. У нее наверное свой контракт, такой же безвыходный, как и у меня.

– Пойдемте ка девочки чаю попьем, – пропела Ева, и подхватив нас Бетти под руки, повела обратно в дом.

Ева меня одобрила. Ева меня вытянула из моих неприятностей, чтобы сразу втянуть в кучу других. Перевернула всю мою жизнь с ног на голову.

Через две недели я неуверенно натянула на морду мерина уздечку, сумела его довести до забора и взгромоздить свое семидесяти килограммовое пятидесятилетние тело на спину животины. Мерин, под мое неуверенное похлопывание пятками по бокам сделал почетный круг по загону. После чего я под угрюмым взглядом Элизабетт сползла в кучу конского навоза.

– Ладно – недовольно протянула она, – будем считать, что у тебя получилось.

В следующий раз меня подловила Ева. Теперь по условиям игры я была подростком в услужении у гончара. Мужик то ли заболел, то ли криворукий был, то ли пил, в общем погряз в долгах, и решал продать меня за его долги в рабство или я что-то должна была придумать и вытащить нас из оппы. Я выбрала наделать кучу красивых фарфоровых чашек. Вкрадчивое:

– Покажи класс как ты будешь это делать – послышалось уже от Евы, и я поняла, что две недели чистки денников мне покажутся развлечением.

И Ева потащила меня на курсы гончаров, в музеи, на кирпичный завод. Через полгода таких игр, я научилась ездить на лошади, лепить глиняные тарелки и кружки, прясть шерсть, колоть и ощипывать куриц. Еще через полгода мой жизненный опыт пополнился практическим применением физики, умением создать струйный насос из бамбуковых палок, умением быстро организовать полиспаст, основам строительства без электроинструментов. Абсолютно бесполезными в двадцать первом веке навыками для женщины, окончившей медицинскую академию, проработавшей без малого двадцать пять лет хирургом-травматологом, умеющей водить автомобиль и ухаживать за сумасшедшими старушками. Последнее, судя по продленному на пять лет контракту, мне удалось лучше всего из того, чем я занималась в жизни.

Ева втянула меня в игру Междумирье, чередуя подкидывание кубиков и движение фишек с учебой в этнических кружках, мастер классах и онлайн школ рукоделия, посещение групп анонимных алкоголиков, участием в конкурсах плетения корзин, фестивалях народного творчества и прочих культурно-массовых мероприятиях. Ева доживала свой век наслаждаясь собственной игрой.

К концу третьего года я продвинулась в настольном Междумирье к этапу "выйти замуж", или "женится". Выживать будучи мальчиком или девочкой я уже могла, и даже наглядно могла показать игрокам, как именно. А затем игра перешла на новый уровень, где надо было вписаться в общество, захватить мир, и я сливалась. Хотя проигрывала не только я, но и сама Ева, и Бетти, и даже заглядывающий в нашу компанию Дамир. У нас то революции получались, то собственная гибель, то рабство, то еще какая то пакость. И Ева разнообразила наше научно-прикладное творчество учебой на исторических курсах, курсах экономики, права, расширив круг нашего общения и познакомившись с разными фанатами. Впрочем, пройти уровни покорения миров это нам не помогло.

К концу восьмого года нашего знакомства Ева стала грустнеть, возраст перевалил за восемьдесят семь, она все чаще мечтательно сидела у окна своего добротного дома, глядя как на ее этнической ферме-усадьбе работают люди и проходят экскурсии. И я поняла, что Ева собирается покинуть нас, просто потому, что ей стало не интересно жить.

– Светочка, – сказала она как то в конце августа, – завтра мы с тобой к Бетти съездим, поиграем.

Игра проходила как обычно с баталиями и спорами, мне даже показалось, что старушка ожила. Я обошла Бетти на два уровня, так что она рассердилась, хлопнула в сердцах по столу и проворчала:

– Чтоб тебе Ланка в девятом мире в следующий раз оказаться, девчонкой в чистом поле.

Девятый по счету мир в игре все время воевал, вымирал, болел и был крайне жестокий. Женщины и дети были бесправны, и если не могли работать, там вообще не ценились, а проще сказать, выкидывались сильными мира на улицу или утилизировались.

– Не сорьтесь, деточки, – проскрипела примеряя нас Ева, – я вам тут подарочки приготовила. Бетти, чайку завари.

Под чай с чабрецом, так любимый Евой, она выложила для нас две подвески. Мне с кабошоном из хрусталя, с трещиной и застывшим в желтоватой прозрачности камня восьмигранным кристаллом изумрудного цвета. У Бетти камень был полупрозрачным розовым кварцем с темно фиолетовым шестигранным кристаллом в виде равнозначного креста.

Бетти накрыла свою подвеску рукой, а Ева ласково похлопала ее иссушенной ладонью.

– прости, Элизабетт, это все, что я могу для тебя сделать. Не забудь про университет, ты мечтала. Дамир обещал замену тебе найти и помочь с этим.

Я ничего не поняла в их разговоре, но Бетти одев кабошон на шею, и прижав его к груди, заплакала, выдавив из себя:

– Спасибо.

– До встречи, Бетти, – ласково проговорила Ева, и поторопила меня – поехали Светочка домой.

Вечером через два дня, мы пили с Евой чай, а она проговорила:

– Завтра я поеду к вечному озеру. Одна. И скорей всего не вернусь.

Сказано это было таким спокойным и обыденным тоном, что у меня невольно навернулись слезы.

– Ну, не плачь, это неуместно совсем, и не печально. Ты, Светочка, подарок мой не снимай. И еще запомни важное для тебя имя: Туриан Гай третий лорд своего имени. Я ему клятву вассальную когда то принесла, а ты со мной контракт подписала. И вот еще, если появится в твоей жизни вот такой знак – она протянула мне листок – верь этому человеку и следуй его советам или приказам, даже если предложенное будет казаться тебе неправильным или странным.

Рано утром Ева уехала из усадьбы на такси. И больше домой не вернулась. А меня тем же утром ждал конверт, в котором лежало нотариально удостоверенное распоряжение Евы. Комната в усадьбе и половина зарплаты сохранялась за мной пожизненно. Через неделю я поехала к Бетти. Застала ту за сбором вещей, и передачей свое хозяйства болезненно худой женщине.

– Знакомься, это Марина. – сказала Бетти, – а я уезжаю. Дамир скоро за мной придет.

Мне стало совсем грустно. Без Евы и Бетти мир стал тусклым. Я по инерции посещала кружки и группы психологической помощи, но азарт и интерес к жизни покинули меня вместе с неугомонной старушкой.

На сороковой день, согласно завещанию Евы, мы все собрались на берегу вечного озера. Встретила нас миловидная женщина в черном платке, прижимающая к груди керамическую урну с прахом, рядом с ней стоял высокий юноша, очень сильно походивший на Еву. Надо же ее родственники приехали из за океана, выполнить последнюю волю. Нас пригласили в старую промасленную шлюпку, и под размеренный звук мотора она, переваливаясь с боку на бок, понесла нас к острову, расположенного у противоположного берега.

Странная это была церемония, как и все, что было связано с Евой. Мы молча забрались на высокий гранитный останец, стоящий посередине острова. Мужчина, которого я знала под именем Тур Гайдар, встал посреди небольшой площадки. Дамир, Бетти, женщина, парень и я встали полукругом напротив него и поклонились, ну и я за компанию. Женщина сняла крышку с урны, вытянув ее на руках вперед, а бывший юрист Евы, развел руки в стороны и сказал:

– Я, Туриан Гай, третий лорд своего имени, подтверждаю вассальную клятву, той, что звалась в этом мире Евой. Отпускаю в мир и призываю вновь.

Он взмахнул руками, словно дирижер перед началом концерта, и вдруг появившийся ветер выхватил из урны прах, вознес его к небу и рассыпал. В небе вспыхнули словно бенгальские огни золотые и фиолетовые искры. Я стояла открыв рот от удивления, наблюдая этот прощальный салют, и не чувствовала горечи или тоски от ухода Евы.

Мужчина, посмотрев на нас, продолжил:

– Я Туриан Гай, принимаю все, что обещано моим вассалом Евой, ее договоры и ее поручения. Принимаю данное ей слово, как свое. Идите и исполните предначертанное. Идите и возвращайтесь.

Дамир, Бетти, женщина и подросток, не проронив ни слова, поклонились ему, и я повторяя за ними тоже изобразила поклон.

Это было странное прощание. Настолько странное, что я как оглушенная шаталась по усадьбе всю следующую неделю, не знаю куда себя применить. Бродила по любимым местам Евы, качалась на качелях, часами разглядывая лошадей и коз, таскалась на уроки этнических кружков. Наконец, повторяя привычный маршрут старушки, стояла прислонившись к старой сосне, разглядывая усадьбу издали. Вот тут меня и настигла вездесущая тьма. Я задержалась чуть дольше на вечерней прогулке, когда на потемневшем зафиолетевшем небе проступили первые звезды. Стояла, смотря на огни усадьбы и дышала свежим морозным воздухом. Над моей головой хрипло каркнула птица. Я удивлённо подняла голову, и увидела как с нижней ветки на меня смотрит огромная ворона. Наклонив голову набок, буравя меня бусиной темного глаза с фиолетовой искрой, ворона произнесла:

– Карр, каррлуша

В глазах у меня потемнело, а сознание провалилось в небытие.

Глава 1

Что я знала о попаданстве? Да все, что можно было почерпнуть из книжек, которые вслух читала Еве. Иногда, собираясь к Бетти на традиционную игру Междумирья, захватывала очередную попаданскую новинку и мы до одури критиковали книжку. Дамы обсуждали сюжет, степень реальности истории, с учетом поправок на магию и действительных возможностей попаданца обыкновенного из разведенок, смертников или офисного планктона. За восемь лет компаньонства Евы, я привыкла, что в любой момент обсуждение могло превратиться в испытание умений. Без магии конечно, откуда в нашем мире ей взяться? Но мы тестировали самые простые умения, предложенные авторами и пробовали регулярно "как пойти пострелять из лука", "разжечь костер из того что есть", "украсть лошадь", "слепить глиняный горшок" или "нарисовать чертеж мясорубки". На спор тестировали, доказывая друг другу, что невозможное – возможно.

А еще сама игра. Эти горячие споры и обсуждения каждого хода. Ева учила примерять на себя личину других людей, так часто, что я научилась быстро переходить из образа хорошо пожившей тетки за пятьдесят с цинничным выражением лица, к образу прыщавого вороватого юнца лет тринадцати, готового стащить все, что плохо лежит. Кстати, искусство незаметно прибрать к рукам все, что плохо лежит, относилось нашей старушкой к основным навыкам выживания.

Именно поэтому, открыв глаза, и поняв, что жива и стою уже не под родной сосной на краю усадьбы Евы, а упираюсь голой спиной в шершавый ледяной ствол елки, я не упала в обморок, не испугалась, а подумала зло: “Ну, Бетти, накаркала, зараза такая.”

Сверху раздалось: “Карр, карр, Каррлуша”. Я задрала голову. Среди переплетения старых нижних ветвей ели прыгала большая ворона, тараща на меня фиолетовый глаз.

– Ты, значит, накаркала, – скала я тоненьким простуженным детским голосом. – ну вот, еще и ребенок. – вслух прошипела я. И вытянула вперед тонкие в царапинах и цыпках руки. Посмотрела вниз на грязные ноги, с шелушащейся кожей на гонели. И быстро изучила собственное тело. Ну да, я – ребенок женского пола, без выраженных половых признаков, грязный, с явным дефицитом массы тела, лет девяти-десяти. Стою под очень старой большой елью, утопая босыми ступнями в мягкие перепревшие иголки, а там, где заканчивается плотный каскад еловых веток лежит снег. И холодно, черт возьми. “Ну Бетти, вот встретимся, я тебе все выскажу” – зло подумала я, и добавила – “Только бы не девятый мир”.

В этот момент мне на обнаженное тело капнула холодная вода и привела меня в чувство. Стоять под елкой в голом виде, когда на улице мерзкая снежная хмарь, это прямо слить себя на первом же этапе игры. Я прислушалась и принюхалась: ну не может быть такого, чтоб никаких шансов на жизнь, да? Откуда то тянуло дымом, значит люди недалеко, затем я услышала конское фырканье. И попыталась продумать план спасения. Но в этот момент противная Карлуша снова каркнула и попрыгала на ветке у меня над головой, обрушивая холодный душ.

– Карлуша хорошая, давай, давай – проскрипела ворона голосом похожим на старушку Еву, и я поспешила выскочить из под елки прямо босыми ногами в снег.

Вокруг стоял туман. Впереди в тридцати метрах топтались невзнузданные лошади. И я потопала прямо по снегу к ним. Сначала ноги обожгло, а через десяток шагов стало ломить от холода. Не из бани на снег то вышла. Ближайшая животина вскинула голову и всхранула. А я, как учил меня незабвенный Алексей Иванович, подбежав к лохматой скотинке, похлопала ее по шее. Лошадка приветливо покачала головой, отступила, пропуская меня вовнутрь лошадиного косяка. Заиндевелые лошадки разошлись, открывая мне вид шатра, походивший на чум или остроконечную юрту. Еще несколько таких же юрт тонули впереди в тумане. И ничего кроме собственного дыхания, стука зубов и фырканья коней слышно не было. “Чум это хорошо” , – подбодрила себя я, понимая, что рискую нарваться на людей, и если они примерно такие как в девятом мире, мне кранты. Но, трястись голой на снегу не было никакой возможности, и я, прижимаясь к шершавой шерсти войлока стенки юрты, брела, в поисках входа вовнутрь.

Вход нашелся: припорошенный снегом лапник. Значит люди не выходили на улицу часа два, а то и три. Молочный свет, подсказывал, что было или раннее утро, или сумерки вечера. Я встала на коленки, приокрыв накинутый на вход войлок, разглядывая, что там внутри юрты. В лицо мне дыхнул задымленный воздух, самое главное, что теплый. Я проскользнула вовнутрь и прижалась к стене юрты, стараясь с ней слиться. Пол был устелен потертыми шкурами, посередине в большой медной жаровне поблескивали красноватым светом прогоревшие угли. Глаза привыкли к темноте и я стала разглядывать обстановку. Интересовала меня прежде всего хоть какая-то одежда, или на худой конец шкуры.

Юрта была не большой, скорей какой то походный шатер, а не жилище кочевника. За жаровней, напротив меня высился какой то короб или сундук, а за ним лежала груда тряпья. Рядом со мной стояли плетеные короба, корзинки, мешки и связки чего-то тряпичного. И я, как заправская мышь, полезла осматривать, не найдется ли для меня что-то полезного. Тельце мое тряслось, зубы выбивали чечетку, мокрые ледяные ноги едва-едва чувствовали заваленный шкурами пол. Подобрав какую то вонючую шерстью хламиду, накрылась ей и на четвереньках поползла к коробам. Старалась не шуметь, прислушиваться к звукам вокруг. За стеной юрты было слышно дыхание коней, где-то подальше несколько раз тявкнул пес, прозвенело железом. Я приоткрыла плетеную крышку первого короба. Пошарила. Какие-то мешочки. Сунула нос. Пахло залежалой крупой и мышами. Поползла дальше. В третьем по счету коробе обнаружила тряпки. Выудила отрез ткани, больше похожей на марлевку, шириной в полметра и длиной метра два. Обмотала им вокруг туловища, заправив конец как банное полотенце. Примотанная к костлявому телу ткань дала немного тепла. Я зашарила снова внутри короба, натыкаясь на мотки шерсти, нашла еще пару отрезов ткани. Один, относительно мягкий, небольшой ширины, снова намотала на талию, как кушак. Если что, хоть портянок наделаю, не голыми ж ступнями по снегу бегать. Выудила еще небольшой моток шерсти и решила надеть на шею. Если выживу, пригодится, носки свяжу в конце концов. Начала наматывать на шею и тронула какой то шнурок, пощупала. На коротком кожаном шнурке, почти под горлом болтался подаренный Евой кабошон. Удивилась, но раздумывать не стала о причудах своего попаданства. Потом подумаю, а сейчас надо одется. В следующем коробе-корзине оказалась какая то железная домашняя утварь, я зашарила на ощупь, что там? Довольно громко звякнула железками. Замерла, прижавшись к боку короба. С противоположной от меня стороны юрты послышалось бормотание. Такс, значит я тут не одна. Прижавшись к просвету между коробами, пыталась разглядеть кто там на противоположной стороне. Но в темноте, ничего кроме темной кучи за жаровней не разглядела. За пологом заржала лошадь.

С кучи слетела шкура, сел довольно крупный человек. "Смотри какой резкий, вот только спал, и уже раз и встал"– отметила я. Снова заржала лошадь, гулко подвывая залаяли псы. Человек откашлялся, кинул на угли хвороста и начал натягивать одежду, бормоча незнакомые слова себе под нос. Вспыхнувший на жаровне костерок, осветил юрту. Напротив меня натягивал одежду длинноволосый мужик. Он одел какую то обувь, встал, вытащил из кучи тряпья в котором спал пояс. Звякнул железом, потянулся. Накинул на себя курску с косматой длинной шерстью, пошел на выход. Ростом почти под два метра, широкий в кости, в своей шерстяной одежде напомнил мне медведя.

За стенами юрты явно что то происходило: слышались голоса, бренчало железо, лаяли собаки и волновались лошади. Но я, поняв, что осталась одна и получив источник света, стала рыться в скарбе, пытаясь как можно быстрей одется. Промышляла я скорей всего в походной юрте купца, большая часть юрты была как раз завалена и заставлена различными товарами. Нашлись женские украшения, посуда, вязки стрел, ножны и мечи, завернутые в холст, горшки с залитыми воском крышками. Было бы у меня достаточно времени в запасе, я бы с удовольствием прибарахлилась на этом складе. Но шум за стеной юрты нарастал, голоса становились встревоженными. А одежды не находилось. В конце концов, я нашла тюк явно с мужскими вещами большого размера. Необъятные портки на завязках, в которых я могла поместиться вся причем в одной штанине. Рубаха, почти мне до щиколоток. Валяные чуни.

Я напялила штаны. Затянув ремень под мышками. Длинные брючины завернула и завязала нижние тесемки под бедрами. Подумала, что не мешало бы потом прихватить их изнутри какими то подтяжками. У меня получилось что то типа брюка-юбки невероятных размеров. Широченные, двойные, неудобные. Натянула тонкие валянные чуни размера этак сорок четвертого. Нашла ремни, обмотала стопу и голень, прижимая неудобную обувь к ноге. Сверху натянула рубаху, разрез ворота которой спустился мне почти до пупка. Выдернула пояс под ножны из короба с оружием и обернув им себя два раза, завязала на талии. Все, по крайней мере одеждой себя обеспечила. Судя по шуму на улице люди ждали нападения, или к ним приближался кто то еще. Я слышала как выводят лошадей, раздаются команды, лагерь гудит напряженными человеческими голосами. Это заставило меня рыться в вещах быстрей. Я нашла мешок с двумя лямками и стала уже осознанно толкать в него нужное. Небольшой нож с ножнами, запечатанный горшок, мешочки чего то из первого короба. По пути наткнулась на небольшой короб, в котором нашлась девичья одежда. Красная, с оторочкой белого меха. Явно для богатой дамы. Мне она была большой, но все же меньше, чем мужские портки. Но из этого корба я взяла только расшитую нательную рубашку и сапоги, и тонкий плат насшитый блестяшками и камнями. Кинула все это в свой мешок, и поползла на выход. Жадность фраера губит, как известно, так что злоупотреблять и подвергать себя опасности обнаружения не стала.

На улице была какая то нездоровая возня. Мелькали в тумане фигуры людей, звенело железо. Лохматые лошадки тоже куда то сбежали. Ну и я решила: “нечего тут делать, еще попаду под раздачу”, и поспешила вернуться в лес.

Лагерь стоял у изножья горы, заросшей старыми елями и каким то кустарником. В метрах ста от кромки поляны с разбитыми юртами возвышался небольшой скальный останец, вот туда я и направилась. Видно с него будет далеко. А большая ель рядом, с ветками спускающимися до самой земли – отличный природный шалаш. Мой странный наряд грел довольно хорошо, да и температура на улице стала подниматься. Снег подтаивал, и я старалась наступать на чистые от снега места, чтобы оставить как можно меньше следов. Через полчаса, заползла под полог ели, предварительно тщательно замаскировав следы на останце. Все таки это было утро. Стало намного светлей, но туман, все еще плотно лежал над поляной, или точней сказать долиной, и из него выглядывали редкие макушки деревьев, так что разглядеть, что там творится внизу, возможности пока не было. Доносившиеся снизу звуки никак не конкретизировали обстановку, и я решила обустроить свое лежбище, а не тратить время на бесполезное пока наблюдение.

Вырыла в прели старой хвои под елью гнездо, так, чтобы свернувшись в позу эмбриона полностью в него влезть. Прель тем хороша, что в ней сохраняется постоянная температура под слоем верхних иголок, где то около плюс десять, плюс пятнадцать градусов. Вот я и копала, а чтобы тепло не уходило в никуда, соприкасаясь с холодным воздухом, насобирала лапника и выстелила им яму. Теперь, свернувшись калачиком, укрывшись снова лапником и накинув тряпье, можно было спать, без риска замерзнуть и не проснуться.

Мое убежище, за спускающимися к самой земле ветвями старой ели, разглядеть было невозможно. Оставалось надеяться, что никто не учует мой запах, собаки, например, или живность какая.

За пологом моего импровизированного шалаша рассветал день. Задул легкий теплый ветерок, и туман над долиной начал таять. Однако, прежде чем выползти на свой наблюдательный пост, я решила привести в порядок мою одежду. Чуни, примотанные к ногам ремнями намокли от снега. Ноги начали замерзать. Я стащила с себя рубаху, размотала узкий отрез ткани, которая работала пока кушаком, и нарезала из него четыре портянки. Это целое искусство правильно намотать портянки, чтобы не натереть ноги при ходьбе. Практически недоступное для тех кто привык жить с одноразовыми носками. Науку эту, спасибо Еве и Бетти, изучила на курсах выживальщиков. Обмотанные портянками ноги засунула в те самые сапоги, которые утащила из сундука знатной дамы. Сапоги были хорошие: мягкой кожи, с вышивкой, но почти на четыре размера больше моей ступни. Долго размышляла, что засунуть в носок, чтобы нога сидела плотно. В конце концов решила уплотнить обувь белым мохнатым мхом, наподобие ягеля. Собрала его со ствола моей елки и старых ветвей. Мох отличный антисептик, влагу хорошо впитывает, жаль есть его могут только олени, мне вот в еду никак не подходит.

Подумала, насобирала мха про запас, плотно скатала и завернула в остатки полотна. И рану обработать им, и для других санитарных нужд. Промокшие чуни пока развесила на ветках ели. Из этой обуви мне можно было выкроить две пары, а из портков двое брюк и еще юбку. Вот только кройкой и шитьем в гнезде под елкой не позанимаешься. И все таки со штанами надо было что-то делать. И я решила их хотя бы порезать по длине. Сначала не снимая портков, развязала завязки вокруг бедер, удерживающие низ штанин. И отрезала ножом брючины внизу у щиколоток. Теперь у меня появилось две трубы из ткани, вполне могущие заменить юбку. По крайней мере мои тощие бедра в отрезок брючины поместились. Ну что ж, тоже прибыль. Могу сшить себе кое какую одежду. Однако отрезанные лишние штанины проблемы не решали. Портки были в четыре раза шире, чем нужно, и то, что прикрывало филейную часть их прошлого хозяина, было просто примотано поясом и завязками к моему телу. Между прочим складки, собранные подмышками, мешали двигать руками.

Мозг отчаянно работал, в попытках придумать как же мне из этого богатства ткани сделать более менее одежду, не имея иголки с нитками, сидя в гнезде под елкой? Я перебирала в голове все те мастер классы, которые проходила за несколько лет. Ну вот должно же было быть что то такое? Проблема в том, что для любого из ремесел нужен был инструмент. Спицы, иглы, ножницы. Ну ладно, ножницы заменить можно ножом, хотя он прямо скажем туповат, спицы из палочек выстрогать.

Так, что у меня в загашнике из знаний есть? Плетение разное, из бумажных трубочек, веток, иголок сосны. Все не то. Что еще? А вот, вязание крючком. Скрепить два куска ткани обвязкой крючком можно. Нарежу тонких полосок из лишней ткани вместо ниток, а крючок вырежу своим ножом из… Из чего? В голову полезли всякие крючки, которые делают выживальщики: рыболовные из смолы, костей рыб, колючек боярышника. Снова не то.

Вывалила из собранного в юрте мешка барахло, на застеленную отрезанную штанину. Богатство прямо скажем ни о чем. Горшок с чем то, мешок с…, кажется это горох или что то подобное, во втором мешочке опять крупа какая то. В третьем оказалась серая соль, совсем немного, может со спичечный коробок. В еще одной тряпице снова какие то семена, на редис похожие. К тряпкам и еде я умыкнула медную совсем крохотную чашку-пиалу, ложку деревянную, а тот женский платок оказался украшение типа монисто. На сетку из ниток нашитые кругляши из желтоватой жести и висюльки из каменных бусин. Честно говоря сомнительная красота.

Нож короткий, тупой, из черного железа, с лезвием под сорок пять градусов, как у канцелярского ножа. Ну еще расшитая нательная женская рубаха. И все.

Глядела я на эти сокровища, и вспоминала, как мы втроем обсуждали попаданцев из книг. Что ни попаданка, то как минимум прынцесса, или все принцы ее, и дом есть и …, а у меня двенадцать блестяшек на сетке, один недо нож, глиняный микро горшок, семена, пованивающие мышами, и портки в четыре раза больше меня. Хотя есть еще мокрые чуни, кусок ткани, которым тело обмотано, связка шерсти на шее и сапоги. Почти рояль. Есть у меня волосы, нечесаные, грязные, но длинные, и голова на плечах. “Так , так, так. Ну вари голова, как крючок для вязания сделать” – посоветовала сама себе.

Я попробовала согнуть блестящую монисту. Руками никак. Да и что этими ручками можно сделать? Они же слабенькие совсем. Кое как отрезала от сетки один кругляш. И начала рассуждать: “Чисто теоретически можно согнуть, если долбить камнем по нему. Метал мягкий должен быть, судя по качеству ножа тут высококачественной металлургией не пахнет. Бронза или не чистый сплав меди, пусть и толстая мониста, с миллиметр толщщиной, но скорей всего согнуть можно. Долбить, это шуметь, можно нож поставить и по нему стучать, а чтоб не шумно было тряпкой обмотать ручку ножа. А голова то молодец, все помнит, мыслить умеет. И я тоже ничего, и Ева молодец, и Элизабетт. Хотя Бетти вряд ли молодец, кажется мне, что именно она удружила с такими условиями моего попаданства. От слова "Попа". Так, а вот этого не стоит, надо не о Бетти думать, а о том, как тельце свое относительно нормальной одежкой прикрыть. И о том, что твориться вокруг забывать не стоит”.

Я аккуратно сложила свои пожитки в мешок, оставив нож, отрезанную штанину и один медный кругляш. Снова оделась, подвязалась, обрезанные широкие штаны примотала к ногам ремнями, которые раньше удерживали чуни. Так себе конструкция, но хотя бы в ткани не запутаюсь. Тщательно прикрыла свое гнездо с мешком, и поползла на выход из елового шатра.

Доползла я до края каменного останца. И восхитилась открывшемся видом. Скальный уступ, на котором я обосновалась, был частью поднимающегося горного хребта. Прямо под ним располагалось поле, окаймленное могучими лиственными деревьями, сейчас стоящими с голыми ветвями. Все таки или ранняя осень или весна. Поле было частью большой долины, которая с трех сторон была огорожена горными хребтами. И чем выше поднималась земля, тем чаще по склонам росли темные ели или какие то другие хвойные деревья. Зеленый у подножия лес, где то с середины хребта становился белым от снега. Снег, который лежал в тот момент когда я очнулась в этом теле, по большей части уже растаял, оставались лишь небольшие белые пятна в ямах. Справа от меня, поднимался еще один горный отрог. Перед подножием этого отрога, бежала речка. Судя по размытому руслу, больше проходившему на ущелье, и выбеленными россыпями округлых камней, речка имела буйный нрав, и видимо регулярно переполнялась. Как это обычно бывает у рек, берущих начало в горах, которые после хорошего ливня или с началом таяния снега из мелких ручейков превращались в буйные бурлящие потоки. Теплело, снег таял и река прямо на глазах набирала силу.

Место, в котором я оказалось было красивым, примечательным и обжитым.

Во-первых, насколько я могла увидеть вдоль долины, зажатой между гор шла самая настоящая широкая дорога, кое где вымощенная камнем. Во-вторых, поле которым заканчивалась долина было поделено на несколько частей. В одной части поля, огороженной забором из жердин на молодой зеленой траве паслись лошади. Прямо подо мной стояли те самые шатры чумы, ближе к речке стоял добротный рубленный дом с каменными трубами, рядом несколько небольших домиков, навес, хозяйственные постройки, эти условно капитальные строения были огорожены валом с частоколом. Над широкими створами ворот – деревянный помост и две деревянные вышки по углам. Несмотря на то, что все строения были из дерева, выглядело это как самая настоящая крепость. Прикрывала крепость мост через ущелье, по которому сейчас бежала река. К мосту подходила мощенная в этом месте дорога. Напротив крепости широкая отсыпанная галькой площадка, где стояли какие то телеги и повозки. Чуть дальше расположили длинные навесы, накрытые какой то черной травой. Примечательной была конструкция по обеим сторонам реки. Это был самый настоящий разводной мост. Я выползла на свой наблюдательный пункт именно в тот момент, когда мост начали разводить. На этом и на противоположном берегу реки вращали большие деревянные колеса пара лохматых быков. Канаты привязанный к частям моста, наматывались на барабаны и конструкция из трех балок с настилом ползла по бревнам, уложенным поперек дороги. Как уж они назад все это затаскивают, было непонятно.

На остальной части поля стояли отдельными группками караваны. Тот шатер, который под утро обчистила я, был в составе богатого обоза. Юрт было целых семь штук, несколько добротных крытых тентами телег, напоминавших транспорт переселенцев Америки. В других караванах были разные транспортные средства, одноосные и двуосные повозки, шарабаны и арбы с колесами почти в два раза больше длины телеги. “Ну что ж” – подумала я, – “Хотя бы изобрели уже колесо, и транспортная сеть у них есть”.

Внизу было довольно шумно. Где то стучал по наковальне молот, значит тут была какая то ремонтная мастерская. Ржали лошади, мычали быки. Лагерь перед переправой проснулся и жил многоголосой дорожной жизнью. В долине по извилистой дороге, ползли путешественники. Скоро эта придорожная парковка заполнится, ожидая, пока переправа снова заработает. А для меня такая суматоха и столпотворение совершенно разных людей давало прекрасную возможность прибарахлится, изучить местных и возможно к кому то прибиться. Странности одежды, неумение говорить, можно списать на свое иностранное происхождение. Кто тут проверит? Осталось только понять, как тут относятся к беспризорно шатающимся детям.

Солнце стало припекать, я вытащила из под елки промокшие чуни, развесила их на солнце. Сама выбрала местечко среди камней, так чтобы видеть лагерь внизу и свое убежище, чтобы если что, быстро ретироваться под елку. Хотя, даже если кто то найдет шатающегося в лесу худющего подростка, вряд ли сочтет за злодея.

Среди путешественников дети и женщины встречались. Одеты люди были по разному. Одни женщины носили что-то похожее на кимоно со штанами и платками на голове, другие таскали многослойные юбки в основном серого, грязно-зеленого и коричневого цвета. У большинства на голове были платки, у парочки увидела шапки, наподобие шутовского двухрожкового колпака. Дети в основном бегали в длинных подпояснаных рубахах и штанах. А вот девочек в юбках я не заметила. Еще заметила в стороне, где стояли накрытые черной травой на весы, узников. Люди были разные по возрасту и полу, в потрепанной одежде. Сидели в загоне, как скот, у ограды загона на привязи бегали черные лохматые псы. В душе шевельнулся колючий страх – главное остаться свободным человеком. Рабство, это не для меня.

Но пока надо было привести себя в порядок, так чтобы не выделяться чужими огромными портками среди толпы. И я принялась за работу. От поваленного серого остова ели отколупала длинную сухую щепу. Сырые прутки на крючок не годились. Кое как из шепы сделала несколько небольших деревянных шпажек. Парочку заострила, на одной попыталась вырезать крючок. Но нож был тупым, а руки вообще ничего не умели. Да, вот так. Никаких тебе супер навыков прошлого хозяина тела, памяти там. Ровным счетом ничего. Спасибо на том, что ходить могла, руки ноги слушались, хватательный рефлекс выражен. Девочка в прошлом руками ничего не строгала. Так что пришлось учить саму себя правильно держать нож. Его тупизна была даже на руку, я ничего себе с первого раза не повредила.

К середине дня тело потребовало еды. Снизу от людского лагеря доносились аппетитные запахи жареного мяса, и мое явно недостаточно питавшееся раньше тело пустило слюну и заурчало животом. Горох, что ли из мешка пожевать?

Я вернулась в свое убежище, достала мешок с горохом, соль и запечатанный горшок. Положила щепоть соли на язык, рассосала. Закинула пару горошин. Разжевать твердые горошины не получалось, только раззадорила аппетит. Размочить что ли его? За несколько часов даже в холодной воде горох разбухнет. Хоть смогу пожевать. Стала расковыривать запечатанный горшок, надеясь, что там что то съедобное. Не зря же это стояло в коробе рядом с крупой? Притертая и запаянная воском крышка отковыривалась очень плохо, но я справилась. Внутри оказались самые настоящие энергетические батончики. Верней та смесь, из которой они делаются в нашем мире. Мелко нарезанные сухофрукты, орехи перемешанные с густым медом. Сюдя по всему очень дорогое лакомство, вон как купец прятал, с собой в шатер забрал.

Я зачерпнула смесь своей ложкой, положила в рот и рассасала. Вспоминая опять курсы выживальщиков и свой собственный медицинский опыт. Жевать медленно, давая возможность телу насытится в процессе еды. Организм обезумел от такого количества фруктозы, белков и углеводов, выдал в кровь эндорфинов и меня залило счастьем. Я медленно смакуя сладкую массу, съела четыре полных ложки. Затем закрыла горшок, и запрятала его в своем гнезде, прикрыв нательной расшитой рубашкой. Все ценности надо пока тут складировать, а не таскать с собой.

Я снова заняла свой наблюдательный пост, и принялась, посматривая за жизнью стоянки, мастерить оголовье крючка. Поставив посередине золотистого кругляшка нож, ударила несколько раз по ручке камнем. Нашуметь не боялась, гомон лагеря разносился далеко вокруг, врятли кто то вычленит в шуме мой скромный стук.

Мониста слегка прогнулась по выбоине. Я отыскала трещинку среди в камне, чтобы поставить монисту на ребро. Несколько раз ударила камнем по боку, загибая кругляш пополам. Дальше дело пошло веселей. В согнутую почти попопам монисту, вставила оструганную заготовку ручки крючка. Обстучаса камнем несколько раз, зажимая импровизированный наконечник. Самое сложное было впереди. Полукруг на конце палки крючком конечно не был. Надо было или сгибать кончик, или отрубать. Я решила вырубить лишний металл. Хорошо, что железо ножа было тверже, чем материал монисто. Плохо, что работала я с мелкой деталью, а руки, непривычные к такому труду слушались не очень хорошо. Идеальные ручки-крючки. пПосле получаса неуклюжих попыток и отбитых пальцев, добилась своего. Злилась при этом изрядно. Вот голова знает как делать, а руки не слушаются.

Однако терпенье и труд, все перетрут. Через час, на конце щепки красовался довольно грубый наконечник крючка, с острыми краями и носиком. Я засела шлифовать неровности и заусенцы, шаркая свой грубый инструмент по камню. На вид мой крючок больше походил на гарпун, был далек от идеала, но свою функцию прокола и поддевания вязки выполнить мог. Потом пришлось точить нож, за неимением инструмента снова шаркая лезвие по камню. Идеально режущей кромки конечно не сделала, но сделать надрез на ткани чужих штанов уже могла. Нитки, которыми были сшиты штаны резались намного хуже.

Подготовка инструмента заняла много времени, почти полдня. Я успела снова проголодаться и помучаться жаждой. Вода была, в выбоинах камня, но полчаса мучаясь от жажды я боролась со своим прежним воспитанием. Пить сырую воду из лужи? Там же живет всякое. В конце концов, я пересилила свою неуместную брезгливость, договорившись с собой, что как только представится случай обязательно найду способ избавить себя от паразитов, начну кипятить воду и мыться.

Работая над своим инструментом, я все время поглядывала на крепость и лагерь. Примечая, где что находится, и продумывая, где и что я могу умыкнуть из съестного. Прогретый солнцем воздух ускорил таяние снега, выпавшего накануне, и река заполнила всю ширину ущелья. Народ, понимая видимо, что придется проторчать у переправы несколько дней, устроил импровизированный рынок. Люди в основном шатались между рядами, присаживались к кострам, разговаривали. Ограбленный мной купец поставил зазывалу, который уговаривал фланкирующих между стоянками людей заглянуть в шатер. Наблюдая, я поняла, что посещали этот шатер люди не бедные. Торг у купца шел бойкий, его работник даже привел большого лохматого коня, выторгованного в обмен на какой то короб. Нередко из шатра люди уносили горшочки с медовыми сладостями. Этих я провожала недобрым взглядом, так как планировала прихватить еще парочку горшков для себя.

Долго раздумывала как мне переделать одежду. Самое простое было просто ушить штаны. Во первых, количество швов, которые надо сделать в этом случае намного меньше, во вторых, не надо кроить сложные конструкции. Я разложила порты на земле. Распустила боковые швы. Промеряла шерстяной ниткой охват таза и охват бедра. Накинула десять сантиметров и безжалостно отрезала с боков ткань. На уровне своего пояса убрала с боков лишнее, в результате у меня получилось что-то напоминающее детский комбинезон ползунки. Из одного куска ткани, отхваченной сбоку штанины, я нарезала тонкие шнуры. Стащила с себя моток шерсти, решив пожертвовать часть скрученной нитки на боковые швы будущих штанов.

Но для начала к одному краю будущего бокового шва штанины, навязала крючком воздушные петли из тканевого шнура. Чувство прекрасного мне было не чуждо в прошлой жизни, как и практичность. Я решила, что мои будущие штаны должны уметь расширяться на пару размеров. Мало ли что поддеть под низ придется. Для реализации этого плана я по сути взяла за основу традиционную одежду североамериканских индейцев и модные штаны для спортивных занятий со шнуровкой по боковому шву. Вот я и привязывала к краю ткани петли, в которые потом можно вдеть шнурок, и затянуть брюки до той ширины, какая мне понадобиться.

Инструмент конечно у меня был аховый, моторика рук тоже. Это в моем мире развивать мелкую моторику начинали с раннего детства, ученые умы увязывали ловкость пальцев с развитием головного мозга, но этим конкретным телом, в которое вселилась я, никто не занимался, поэтому мне пришлось учить саму себя работать крючком. Неумение помноженное на ужасный инструмент выводило из себя, но я пыхтела над поставленной задачей, сантиметр за сантиметром навязывая на край ткани петли. Поймала себя на том, что от натуги пытаясь языком достать собственный нос. Вот это да, да я просто какой то питекантроп, маугли. Пришлось следить не только за тем, что делаю руками, но и за своим лицом.

Первые тридцать петель делала долго, затем пальцы привыкли к новым навыкам и дело пошло быстрей раза в два. Вторая брючина тоже обзавелась боковыми петлями. Следующие шестьдесят петель, привязанных переднему полотну штанин сделала еще быстрей. Затем вывернула наизнанку штаны, скрепила боковые швы суровой шерстяной ниткой. Получилось, ну уж как получилось. Примерила – по крайней мере это уже штаны почти моего размера, ничего не мешает двигаться. Воодушевленная первым успехом, я обвязала крючком бока и пояс полотнищ комбинезона. Приделала в районе талии несколько петель под подвязку. Привязала на спинку лямки. Осталось только придумать как эти лямки крепить спереди, да так, чтобы они в процессе движения не спадали. Навязала на переднюю часть петли, а лямки банально завязывала к ним как шнурки. К вечеру у меня были самые настоящие штаны на лямках. Почти по моему размеру. Пожалуй портила вид только ширинка, которая болталась у меня разрезом в районе несуществующей пока груди. Удовольствие от хорошо проделанной работы портил голод. Единственное место, где можно было раздобыть еду было внизу, в людском скопище. Штаны теперь у меня были, а вот рубахи нет. Солнце клонилось уже к закату, и ушить так же как штаны рубаху купца я бы не успела. Решила натянуть под низ комбинезона шитую девичью рубашку, красоту будет за комбинезоном не видать, только рукава и часть головины. Примерила, оценила. Слишком белая, и рисунок яркий, привлекать будет. И решила из отрезанной брючины соорудить по быстрому накидку. Всех дел – распустить шов, и под горло подвязать завязкой которая раньше подвязывали низ брючины. Одела придуманный наряд. Накидка конечно так себе, но зато шитье рубашки скрывает. В сумерках, да в огнях костра ничего не разглядят.

И засобиралась посетить людской лагерь, чтобы разжиться чем то съестным. Свои сокровища сложила в гнездо, прикрыла лапником. Оставила горшок, мешочки с крупой, отрез ткани. Отрезала от монисто два кругляша. Вдруг это местные деньги, может выменяю на что нибудь полезное. Сложила еще в мешок миску, ложку, нож и обрезок брючины. Чтоб не таскаться с абсолютно пустым мешком, привлекая своей нищетой чье то внимание.

Перед отправкой в придорожный лагерь я решила умыться и прибрать спутанные нечесаные волосы. Расчесать мне их было нечем. Но попытаться сплести хоть какую то косу, убрать под бандану, я попробовала.

Умывалась из лужи, надеясь, что на самом деле не просто размазала по лицу грязь. Рассмотреть себя было не где. Ну, буду считать что в сумерках мой внешний вид никого не напугает.

Глава 2

Спускалась я вниз уже в сумерках, старательно запоминая дорогу, обходя стоянку купца. Мало ли, признает моих штанах, свои потерянные портки? Или решит проверить мешок, а там у меня его ложка и чашка. А мне этого не надо, ещё неизвестно, как в этом мире с пойманными воришками поступают. А то, что кушать хотелось и голой бегала по снегу, так какое дело до этого купцу? И потом неизвестно, что было с этим телом до того, как я в нем оказалась. И честно говоря совсем не хочется получить эти знания, как то боязно.

Я влилась в людское море с видом постояльца. Этому искусству мимикрировать под окружающих мы тоже учились. Самое главное сделать лицо кирпичем и всем своим видом демонстрировать уверенность в своём праве, с поправками на образ. Я представила себя в роли мелкого пацана, едущего с караваном из дальней южной страны. А что? Кожа у меня смуглая, ну или это грязь, волосы тоже темные. Одежда похожа на ту, что носили люди, путешествующие на повозках с большими колесами. У них что женщины, что мужчины носили примерно одинаковые одежки. Завтра из рубашки купца сварганю себе похожий наружный халат, как у китайцев, кажется ханьфу называется.

Я удачно выбрала время вписаться в местную тусовку. Люди, понимая, что переправа откроется через пару дней, радовались нечаянной передышке в пути и при этом бесплатной стоянке. В городах за такой вот постой надо было чем то платить. А тут и базар бесплатный и новости со всего света. Чем то этот лагерь напомнил мне палаточный городок на бардовских фестивалях. Вроде каждый сам по себе, варит, живёт и в тоже время все вместе. Фланируют между стоянками и компаниями, завязывают разговоры, пьют что то веселящее. Даже импровизированный концерт устроили. Я шныряла между компаниями, незаметно пристраиваясь, вслушиваясь в незнакомую речь и таскала с чужих столов куски. В одном месте женщины давали детям блюда со снедью, чтобы те относились мужчинам, которые были уже изрядно навеселе. Ну и я пристроилась на раздачу, блюдо получила и естественно часть еды в свою котомку убрала. Не разносолы, просто лепешки. В другой зачерпнула из котелка травяной напиток, у третьего получила в руки комочки из каши. Наелась, сделала запас. Если постараться, на пару дней растянуть можно. Умыкнула у какого то заснувшего под телегой мужика плащ. Драный, подкопченный, но из тонкой кожи, а значит не промокаемый. Мне сгодится на переделки.

Я двигалась по лагерю не просто так, а с учетом дневных наблюдений. Присматриваясь к людям, вслушиваясь в речь. Вот в книжках о попаданстве герои ну прямо говорят на всех языках мира, а я видимо какая та не та попаданка, никакой старой памяти. Хотя на кое какие звуки тело реагирует. Вот комочки каши, которые назывались байбап, тело узнало, как собака павлова слюну выработало. Там, где мне дали байбап, я покрутилась подольше, вычленила из речи ещё знакомые слова: сяй (травяной взвар с медом), байтор (огонь или костёр), айнар (мужчина), айна (жена мужчины).

Вообще, я просто потрясающий экземпляр для исследования совмещения души и тела. Могу наблюдать, что действительно относится к памяти тела, а что надо нарабатывать. Вот, теорию Павлова уже подтвердила. Байбап слюноотделение вызывает. Речь вроде бы знакома, то есть для организма звуки привычны, а я не понимаю. Посмотрим, с какой я скоростью свою язык. И есть ли та самая память тела? Хотя реабилитологи работают именно с мышечной памятью тел и клеточной памятью сознания, когда по новой учат людей ходить, говорить после травм. Вот только я то внутри сижу, а не снаружи этого тельца.

Вдоволь наевшись, я захотела спать, и спать в тепле, и желательно в безопасности. Многие люди укладывались рядом со своими телегами, на соломе, или просто у костров. Я тоже присмотрела себе местечко под арбой, рядом с большим колесом, и не так далеко от края поля, граничащего со стоянкой купца и с лесом. Подобрала рассыпанную солому, завернулась в украденный плащ. Планировала утром уйти к своей ёлке, продолжить работу над одеждой.

Проспать не боялась. Выпитое и съеденное накануне, не даст проспать. Так оно и вышло, я проснулась в наступивших утренних сумерках. Большой людской лагерь еще спал, только кое где шастали одинокие фигуры. Выбралась из под арбы, подгоняемая потребностями тела. Но по пути к лесу все таки заглянула в большой котел, подвешенный над потухшем костровищем. На самом дне котелка было немного травяного отвара. Эх, надо будет обзавестись какой то бутылкой или флягой.

Я пробиралась среди шатров, пологов, телег, не стесняясь подбирать недоеденные куски. Слишком хорошо понимая, что меня никто к обеду не ждет, днем люди более разборчивы и скорей всего погонят незнакомую бродяжку, если она надумает присесть к общему столу. Но не только я занималась поиском пищи. По лагерю бродили рабы. Их сразу можно было отличить от других людей. Волосы коротко обрезаны, а на шеях ошейники. Увидев, идущего мне навстречу мужчину из рабов, я метнулась под телегу. Мало ли? Еще отберет у ребенка сумку с едой? Он, заметив меня даже шагнул навстречу, но потом разглядев мои космы, шарахнулся в сторону. Видимо за причинение вреда свободному человеку, пусть даже ребенку, рабам грозила кара.

Наконец я выбралась в лес, отошла подальше, совершила санитарный обряд, и потопала к своему убежищу. Забравшись под елку, сначала съела несколько пресных лепешек, а потом свернулась в гнезде, укрылась лапником и плащом сверху, легла досыпать. Мое тощее тело, наверное впервые в жизни поевшее вволю, согретое и уложенное спать, благодарило меня отличным настроением. Мне снилось что то хорошее, но что я не запомнила.

Проснулась в самый разгар дня. Умылась из лужицы в каменной ямке. Съела еще пару лепешек с ложкой медовой смеси из горшка. Перебрала ночную добычу, лепешки и два колобка байбап разделила на четыре кучки, завернув каждую в кусок ткани. И принялась дорабатывать свою одежду. Из рубашки купца решила сделать халат ханьфу. Не столько шить надо, сколько резать. Раскрой простейший. Два прямоугольных полотнища, по ширине бедер, разрез переднего полотна посередине, практически прямая горловина сзади и треугольный вырез спереди. Рукава – два прямоугольника, никакого сложного кроя плеча и проймы. Идеальный покрой для меня. И я разобрала рубашку купца, оставив нетронутым только плечевой шов. Длину халата сделала примерно до колена. Оставила два боковых разреза. Рукава выкроила из лишней ткани полочки и спинки рубашки, оставив отпоротые рукава и отрезанный подол рубашки про запас. В общем мешок мой изрядно пополнился отрезками ткани. Порты и рубаха были сделаны из мягкой ткани, видимо считались нательным бельем, материал или лен, или крапива с вплетенной тонкой шерстяной ниткой. Цвет ткани серо-бежевый, натуральный, в прошлой жизни любители этнических нарядов обзавидовались бы. Шерсть из мотка была черная с белыми вкраплениями. Так что мои штаны на лямках были даже с некоторой долей изыска. Серобежевая ткань отделанная вывязанной черно пестрой каймой. Мой ханьфу тоже в таком же стиле: та же ткань и шерстяные нитки. Ручной труд для кого то может показаться трудным и долгим. Но по сути мне нужно было обвязать крючком около четырех метров кромки и швов. Не такая уж трудная задача, особенно если не придумывать сложных узлов и рисунков. А я не придумывала. Просто прокол ткани в сантиметре от края, протаскивание петли нитки наверх, пропуск в петлю нитки и снова прокол. Сшивала полотнища тоже так же, только по изнанке. На лицевой стороне внутренние швы обзавелись пунктирной линией из черных ниток, края ворота, рукавов и низ халата – черной каймой. В районе талии я привязала несколько петель из тканевого шнура, хотя обычно такой вот ханьфу подвязывался длинным широким поясом с завязками, по нашему кушаком. Пояс, заменяющий кушак я тоже скроила, но это был не совсем пояс. Это был самый настоящий башлык. Если знать, как его делать, то эта шапка с шарфом проста в изготовлении. И может служить шапкой, сумкой, поясом и шарфом. Универсальный предмет. Я составила из обрезков длинную в два моих охвата полоску ткани шириной примерно двадцать сантиметров, к концам привязала шнур-завязку. Измерила окружность головы и вырезала из остатков штанины, которую вчера вечером сделала накидкой два квадрата, со стороной равной обхвату головы. Разрезала оба квадрата по диагонали. Затем соединила крючком сначала два треугольника со стороны прямого угла, получив равнобедренный треугольник. Сложив поясной отрезок пополам, нашла середину и к ней привязала треугольник длинной стороной. Два других треугольника соединила снова короткой стороной оставив незакрепленными пять сантиметров у длинной стороны. Затем треугольник с разрезом наложила на пришитый к поясу и скрепила внешние стороны треугольников. У меня получился кулек, одной стороной закрепленный на ремне. Надевать это надо было так: середину пояса с кульком приладить к боку. Длинные полоски перехлестнуть на талии и тонким шнурком завязать сбоку, где болтался как сумка, треугольный капюшон – карман.

Закончила я портняжные дела, когда солнце начало клониться к горизонту.

В результате у меня получились штаны на лямках, рубашка-халат ханьфу, подпоясанная кушаком с треугольным карманом. На теле я так и таскала накрученный отрез, так как никакой нательной рубашки не было. На ногах портянки, две портянки в запасе, в которые сейчас были завернуты две порции еды. Запас пополнился остатками кусочков ткани от рубашки, одной брючиной, нетронутой вышитой женской рубашкой, сильно похудевшим мотком шерсти, и потертым кожаным плащем. В плаще кстати не было рукавов, просто прорези для рук.

Я осмотрела свою одежду, подумав решила завтрашним днем сшить из отреза брючины и обрезков ткани нательную короткую рубашку. Еще хотелось перешить чуни, сделать трусы или шорты, нашить несколько караманов, переделать вещмешок, обзавестись другой обувью, огнивом или чем то подобным для розжига огня, котелком, ножом, а еще попутчиками. Хотелось найти компанию, где меня не будут пытать о моем прошлом и дадут мне знания об этом мире.

Этим вечером я снова не взяла весь свой скарб, оставив в гнезде горшок, монисто, украденный плащ, женскую рубашку, чуни и завернутые в портянки лепешки. А вот свой крючок захватила вниз. Решила пойти к кузнецу, посмотреть, что он умеет делать и может быть выторговать себе изготовление инструмента.

Волосы заплела в косу на затылке и две косички на висках, как пейсы у раввинов, и завязала прическу как банданой обрезком ткани. Большинство мальчишек имели длинные волосы, или перевязанные в хвост, или заплетенные в косы, или прижатые кожаным ремешком. Длинной волос гордились. Я уже вчера поняла, что длинные волосы это визитная карточка свободного человека. У некоторых мужчин были выбриты виски и затылки, но с макушки свисали длинные космы. Как правило такие мужчины походили на воинов. Да и правда, в бою космы должны мешать, ведь за них и схватить можно противника. Может потому и гордились, что длина отражала истинное боевое величие воина. Волосы на голове есть – в битвах не проигрывал.

За день людской лагерь прирос новыми путешественникам. Обозы, ожидающие переправы, уже располагались за выделенными для скота загонами. Так что я не боялась привлечь внимание, как новый человечек, в странной одежде. В общем моя одежда была удобной, аккуратной и в местном стиле. Волосы длинные. Лицо умытое, выражение я надела уверенного в себе мальчишки, который путешествует не в первый раз и не один.

Торговля уже сворачивалась, над стоянками тянулись дымки и запахи, намекающие, что всех путешественников скоро ждет ужин. Но я успела пройтись вдоль импровизированных прилавков, рассмотреть чем народ торгует, и увидеть несколько местных монет. Монеты были разные – квадратные, круглые и овальные, увидела вместо денег несколько кабошонов, один раз в руке хорошо одетого воина увидела желтенькую монетку, почти как мое монисто. Но так как торговля подходила к концу, я не успела понять, как определяется ценность монет.

Успела я заглянуть в кузню. Она стояла возле самого частокола. Обычный уличный навес, сложенный кирпичный горн, куча угля, рядом с кузней стоял небольшой рубленый дом, куда сейчас двое парнишек перетаскивали инструменты, рядом стоял еще один навес, загон для скота, стойло в котором топталась лохматая лошадь. Все хозяйство кузнеца было огорожено изгородью из жердей. А рядом с загоном лежала огромная лохматая серая псина, с отрезанными ушами. Я повисла на заборе из жердей, присоединившись к пятерке мальчишек, которые жадно следили за тем, как большой подкачанный парень бьет по раскаленному куску железа огромным молотом, а не менее здоровый седой мужик постукивает маленьким молоточком. Несколько раз заготовку снимали с наковальни и совали в большую глиняную емкость с жидкостью. Потом снова грели до красна в горне и снова стучали. Смотреть за этой работой можно было вечно, но солнце село, и кузнецы, в последний раз постучав заготовку, ушли в дом, на их место пришел коротко стриженный раб, и погнал нас с забора, закрывая ворота двора кузни. Я, как и мальчишки, отбежала от забора, но не ушла. Раб приташил две корзины с углем, и уселся на чурбан. Видимо горн надо топить всю ночь, чтобы он не остывал. Из дома ему и псине вынес миску подросток. Больше смотреть тут было нечего и я снова пошла бродить между стоянками, рассматривать людей, прислушиваться к говору и приглядывать, где можно поживиться едой и полезными мелочами.

Речь была разной, какие то звуки мне были знакомы, где то я уже улавливала знакомые слова: айнур, байбап, батор, сяй. Постояла у импровизированной сцены, где сначала на струнных инструментах играли двое мужчин, и тянули какую то нудную мелодию, но что интересно публика периодически смеялась над словами. Видимо это был аналог каких то местных частушек или баллад. Я прошла от самой крепости почти до конца лагеря, в том числе туда, где только только остановились новые обозы. Никто на меня внимания не обращал. Где то почти в самом конце этого людского скопища, я вдруг уловила знакомые слова, при чем поняла их не так, как байбап, а как совершенно понятную речь. Да-да, в голове все слова, что говорили люди понимались по русски, снаружи звучало это как помесь славянского наречия с окающими гласными и в то же время мягкими “хе”, но в целом было понятно, о чем говорят. Говорили на этом языке две женщины и мужчина. Я прислушалась, и тут поняла, что это никакой не русский. В моем мозгу слова складывались в образы, а уже я их переводила на русский. Такс, я прямо уникальное ходячее пособие по изучению человека. Вот прямо надо все исследовать и записывать! Жаль, что пока ни с кем из ученых умов открытиями не поделиться.

Женщина сказала:

– Тхеиа орукхеме хета – а я поняла это как – бабушка, похлебку налить?

Так вот кто был родней или сородичем моего нынешнего тела. Ну что ж, я могу хотя бы начать говорить. Осталось только потренироваться. И я, присев за колесом из возка, стала прислушиваться к говору и пытаться шептать сказанные слова. Работа внутри головы была странная, тройное сочетание: "входящий звук, образ, мысленное обозначение на русском". Сложно, все равно, что оказаться на уроке иностранного языка в школе, только самоучитель внутри головы. Вот так то товарищи писатели о попаданцах. Ответьте ка мне на вопрос, внутри черепушки в нейронных сетях образы и звуки состыковываются на уровне тела, а я тогда где и главное чем думаю? Прямо впору ударится в религию. Выходит что я, это вообще где, где эти все знания находятся? И как тогда я и то тело взаимодействуем? От этой онлайн работы переводчиком внутри своей головы, она разболелась. И захотелось есть. И я не нашла ничего лучше, чем выползти из под телеги и подойти к костру соплеменников моего нынешнего тела, и сказать на их языке:

– Вкусной еды, богатого урожая. – всплыло местное пожелание доброго вечера.

Мне неожиданно радостно ответили, пригласили присесть к огню, налили в мою чашку узвара типа компота, выдали пару пресных лепешек. А потом перемежая свой рассказ о себе вопросами ко мне, начали расспрашивать.

Эти люди ехали из государства Тонарин на свою родину, в провинцию Кхелау. Услышав это знакомое название как раз из игры Междумирья, я прямо вздрогнула. Ну вот, Бетти накаркала, это точно девятый мир. Народность там живет соткхелы, если перекладывать на мой прошлый мир, это такие местные сербы. Южные так сказать славяне. Хотя тут славян нет, тут есть бактхелы. Многоликие белые люди, живущие от севера до юга, кормящиеся в основном с земледелия и ремесел, основывающиеся что то вроде городов государств, с наследными кнёцхами. В общем я перевела это на русский так, этой части мира, где я сейчас находилась титульная нация местные ткхелы, пока свободные земледельцы и ремесленники, которые управляются наследной управленческой элитой. Кнецх – и титул, и должность, и территориально образование. Из наших реалий ближе всего сочетание князь или герцог, губернатор, и область которой он управляет. Кроме этих представителей административно управленческого персонала есть еще силовики военные, этих зовут по местному дагр, руководит воинами главный, агадарг, а наччальника конного отряда называют дагртаг. Сломаешь язык с их кнецхами, ткхецами. По звучанию язык походил на немецкой, для переводчика было непривычно, но мой язык справлялся, а я в своей голове обозвала первых князьями, а военачальников пехотой и драгунами. Кстати лошадей называли фар, и фану и всякие фанни, фарнига. Это значит конь, лошадь, жеребенок или бешенный страшный косячный жеребец.

Я со своей стороны рассказала, что путешествую с мастером, не уточняя каким именно, а то еще попаду впросак, к которому меня определил отец, чтобы я значит познал искусство мастера и ума набрался. Мастер мой не из ктхелов, а иной народности, и едим мы значит пока по пути в Кхелау, но потом дальше на юг, познавать тонкости ремесла. Такой рассказ как ни странно у моих новых знакомых не вызвал удивления. Впрочем, отрабатывая девятый мир я проходила как то такой вариант, и легенду знала, с поправкой на язык конечно, географию. Женщина помоложе, была женой мужчины, а бабушка, ее свекровью. Молодуху звали Гайнара, в переводе опять на русский, Искорка, причем слово гай, обозначало еще искру магического дара у человека. Имя, которое дали Гайнаре родители, конечно не дало женщине магический дар, но считалось приносящим удачу. Искорка рассмотрев мою одежду спросила:

– твой мастер не из айнур родом? Одежда их племени.

Я разочаровывать женщину не стала, кивнув, мол айнур – мастер. Ну и та вздохнув, продолжила:

– Байбап едите сплошной, да?

Сказала она так печально, что прямо в моих глаза статус шариков байбап упал на уровень лапши из бичпакетов. И, еще раз вздохнув, женщина поднялась в кибитку и чем то там зашуршала. Затем вышла и протянула мне несколько узелков. Я так поняла, это мне к байбапу довесок, чтоб значит я не страдала от ужасного общепита айнуров. Наелась я вкусного у их очага, и наслушалась, пополнив свои навыки в разговорной речи и котомку едой. Когда совсем стало неприлично сидеть у костра, и ночь плотно вступила в права, я засобиралась, ссылаясь, что айнур мастер меня потеряет, хотя он сегодня пьян и песни поет. Мои собеседники заулыбались, нудные бряканья струнных и странные куплеты айнуров разносились далеко. Видимо всех окружающих эти песни в печенках достали, а вокальные таланты айнуров были чемто вроде присказки, типа нашего "медведь на ухо наступил", или "скрипит как пила". Но айнуров такое отношение к их вокалу не смущало, и кстати видимо под градус и другие народы с удовольствием тянули местной “ой-ой”. Так что мое нежелание тащиться к моему мастеру неведомых искусств айнуру, непонятно звать его как, мои собеседники поняли правильно. И тут перед самым расставанием меня удивила бабка, она прихватила мою ладонь, и похлопывая по ней сверху, проговорила что то типа:

– ученик мастера гай, то есть будущий маг, не сочти за дерзость, когда будешь идти мимо Кхелау, загляни в дом гончара Таухайдара, мы рады будем твоей искре у нашего очага.

Короче бабка признала во мне будущего мага, у которого есть некая искра дара, и который по статусу намного круче чем ее сын гончар, не какой нибудь ваятель горшков, а тау, то есть старший в гильдии мастеров глины. Я выдала веживое:

– тхеиа, мутхемара гай нур – в переводе вежливое: "бабушка, я радостно освещу ваш дом искрой своего сердца".

И эта замечательная конструкция взялась напрямую из моей памяти тела, без участия моей непонятно где живущей сути. Что-то типа условного рефлекса, когда вам говорят "спасибо", вы не задумываясь говорите – "пожалуйста".

Спала я под знакомым колесом арбы, у все тех же уже знакомых веселых айнуров. В диалог не вступала, но выданный байбап припрятала в мешок вместе с подношениями Гайнары.

Этот день не только закончился победой над одеждой и обретением нового облика, но и экспресс обучением языку, и новым знаниям. Решила утром понаблюдать за торгом и наведаться к кузнецу. Надо было обзавестись самым необходимым инструментом.

И я снова была счастлива, так как благодарное за еду, безопасность и тепло тело, подбросило эндорфинов в кровь.

Глава 3

В свое тайное убежище под елью утром я все таки навестила. Проснувшись с первыми лучами солнца убежала в лес, в основном по нужде. Знаете чем большое скопление людей всегда пахнет? Нет, не дымом костров, а туалетом. У переправы были оборудовано несколько отхожих мест. Люди ими пользовались, убирали и приводили в порядок территорию рабы. Но кроме туалетов люди бегали по кустам, оставляли свои метки прямо у палаток, и у телег так, что к вечеру второго дня наткнутся на неожиданный “подарок” и запачкать обувь можно было не только лошадиным навозом или коровьими лепешками. Это несмотря на то, что скотину надо было ставить в отведенных местах, а ранним утром по лагерю ходили рабы и собирали отходы в мешки. Местный вариант ватерклозета меня не обрадовал, опять брезгливость и знание, что микромир существует. Я решила добавить к своей экипировке еще и мешочек с белым мхом и найти листьями вместо туалетной бумаги и приобрести небольшую лопатку, если повезет. Эх, не встретилось мне на базарных развалах вчера ни одной универсальной саперной лопатки, а она бы мне пригодилась.

Утром, сбегав к себе под елку, снова перебрав добытую еду, я отправилась на рынок. Мне нужна была обувь по ноге, какой то нож посерьезней, бутылка или фляга под воду, котелок, огниво, соль, какая то крупа и снасти. А еще нужны были наконечники для стрел, крючки для ловли рыбы, спицы, чтоб и прическу заколоть, и как инструмент использовать, и вот крючок для вязания. На обмен у меня были две монисты.

Сначала я отправилась в кузню, там уже шла работа, привели подковывать двух лошадей. Одна пока стояла привязанная к ограде, а второй занимался раб. Кузнец же сидел рядом с навесом и пока потягивал из пиалы сяй. Его помощники таскали под навес инструмент, расставляли на большом столе-прилавке кузнечные изделия. Молотобоец доводил вчерашний клинок до ума. Один из пареньков крутил барабан с точильным камнем, а мощный помощник кузнеца прижимал к местной шлифовальной машинке лезвие клинка.

Я с важным видом прошла к прилавку и стала рассматривать, что предлагал к продаже мастер. Наконечники для стрел, самые разные ножи, какие то приспособы из трех колец, цепь, гвозди, кольца видимо для сбруи и упряжи, лемех для плуга, тяпки, косы, серпы и лопаты. Отдельно в коробке лежали иглы для шитья, расчистка для копыт, шило с проушиной, видимо для ремонта кожи, а еще настоящие рыболовные крючья. Самый мелкий из них был сантиметра два. Заинтересовали меня иглы, шило, ножи, рыболовные крючки, небольшая лопатка и самые настоящие ножницы.

Хозяин, видя мой интерес к его продукции, усмехался. Я делала скучающий вид, мол и не очень то твои штуковины хороши, много лучше видали. Наверное со стороны задранный нос мелкого пацаненка, которым я выглядела, смешил мужика с большим жизненным опытом. Но он включился в игру, а я не знала как начать торг, наконец спросила по ткхецки:

– Бхеатха гайнур истакха хой, ирме? – по русски это звучало примерно так – уважаемый мастер, светит ли искра дара в твоих творениях до сих пор (сейчас)? Девчонка, занимавшая это тело видимо знала как надо начинать торг.

Кузнец ответил ритуальную фразу:

– Ирме гайнур, маткхемара хой. – то есть До сих пор моя искра радостно светит для знатоков. Это он меня значит выделил из покупателей и повысил до знатока. А дальше мы начали торговаться.

Я показала ему одну монисту и стала объяснять, что мне конечно нравятся его крючки, ножи, лопаты, но надо мне, кроме шила, игл и ножа, еще сделать для моей тхеиа инструмент, который я по недосмотру потерял. Я показала ему сделанный мной из монисты и палки крючок. Он усмехаясь повертев его в руках, начал объяснять как долго ему придется работать, чтобы создать такой вот наконечник для крючка, и что это сложней, чем выковать меч или подковать лошадь. Я же выпячивала губу, и трындела ему, что я так уважаю свою тхеиа, что прямо пожертвовала монеткой, чтобы сделать ей любимый крючок. Итак мы гоняли по кругу раза три, договорившись о следующем: он делает мне к обеду два наконечника для крючков, две стальные спицы, в моей версии они стали шпильками для волос сестры, на концах шпилек должны быть шарики или овалы, а острые концы трехгранны и заточены. Не метательные ножи конечно, но сойдут, если что за оружие убийства. Еще я возьму в подарок любимой бабушке две иголки и шило, а для себя пару ножей, два крючка и пять наконечников для стрел. А так же он мне сделает небольшой нож вот с таким лезвием. Я чертила это лезвие на специально рассеянном песке тонкой заостренной палочкой, и добавила к заказу кривую иглу. На моем рисунке был скальпель обыкновенный и игла для шитья кожи. Не нержавейка конечно, но все, что нужно для хирурга. Мужик явно наслаждался торгом со мной, сошлись мы на двух монисто и на покореженной мной половинки с крючка. Кузнец был доволен, видимо в чем то я все таки проторговалась. Но мы хлопнули по рукам, и я оставила ему в задаток свой крючок и одну монисту.

Отправилась дальше искать что-то полезное на рынке. Гуляла и присматривалась, как люди торгуются, по чем что идет, сколько стоит мешочек соли, сколько стоит мука и крупа. В одном месте увидела фляжки, обшитые кожей, просил за нее мужик три квадратных монеты. Сколько в моей монисте таких монет я не знала, а спросить, так чтобы не надули было не укого. Но я запомнила торговца. Нашла я обувшика, верней скорняка. У него лежали ремни, упряжь, седла и пара ботинок, для привлечения внимания. Меня они привлекли. Правда ботинки были не на меня, на мужчину с крупной ногой, но так уж мне хотелось удобную обувь, что я снова вступила в торг:

– Ирме гайнур, маткхемара хой.

Я хотела прямо вот такие ботинки как у него, но на свою ногу, и чтоб подошва из двойной кожи. Мужик снова тарахтел, что такой товар будет делать несколько недель, закатывал глаза и просил две монеты. Тут меня прямо жаба начала есть, монет с монисто было всего двенадцать, три я уже потратила, этот просил еще две. Мое состояние прямо таяло на глазах. Но упрямец-скорняк никак не сбавлял цену, и я согласилась. Ну где еще я найду нормальную обувь по своей ноге? Мы снова стукнули по рукам, и я оставила в задаток монисту.

Ботинки как оказалось он мне сошьет завтра к вечеру. И кожа у него нашлась и заголовки для подошвы, и лекало стервец откуда то вытащил. И улыбался этот прохиндей шорник-скорняк очень довольно. И я снова осознала, что проторговалась.

Побродив еще по рынку, я поняла, что в моей желтой монисте, было десять тхе. Квадратных зелено черных монет. Нашла я котелок и огниво, и на эту утварь, вместе с флягой-бутылкой надо было потратить семь тхе. Еще на развалах я нашла мотки ниток, примерно такие же, как утащила у купца, только цвет другой, коричневый. Стоил один моток две тхе.

Определившись, что мне нужно и сколько на это нужно монет, я вернулась к елке, отрезала еще три монисты. Пообедала байбап и лепешками. И решила подумать как усовершенствовать свой рюкзак, нашить потайных карманов для всяких мелочей.

Решила к мешку пришить еще одно отделение, благо, что имея иглу, этот процесс будет намного проще, чем вязание крючком. К штанам на лямках пришить внутренний карман на груди. К ханьфу пришить еще один карман изнутри, в районе подмышки. Это были только размышления и мечты. И я банально убивала время рассматривая людской лагерь внизу, и попутно размышляя к кому бы мне прибиться, и куда держать путь. Мало кто захочет брать в обоз мальчика, путешествующего в одиночку. Пусть даже в нормальной одежде и экипированного для походной жизни. Где же мне такого попутчика найти? И кого? И куда? Решила, что вечером буду активно ходить между палатками и слушать куда люди идут. Поглядела на реку, уровень воды так и держался, но вчера мои соплеменники ктхелы рассуждали, что к вечеру следующего дня река начнет спадать. Утром скорей всего переправа начнет пропускать караваны. Не всех и не сразу, но через семь дней движение придет в норму. Поэтому, время у меня найти попутку всего восемь дней, включая сегодняшний.

Тут в лагере наметилось какое то движение. Конный отряд, чуть больше десятка всадников, довольно быстро скакал через лагерь к крепости. Крики с требованиями дать дорогу меня и привлекли. Это были воины, то есть драгфарги, лошади все рослые одной масти, одежда тоже одинаковая. Сразу видно – военные. В середине отряда в окружении рослых угрюмых мужиков ехало два пацана. А потом за ними к крепости подъехал шарабан в окружении еще шести всадников. Начальство приехало, вот и постой дали в крепости. Все такие важные, и народ шугается от них. Я это событие отметила вскользь, и благополучно забыла, перебирая свои собственные проблемы в голове.

Когда приблизилось время принимать заказ у кузнеца, я отправилась вниз, прихватив три монисто. Решив, что одну разменяю, и куплю вожделенную флягу, соль, огниво и котелок.

Кузнец меня ждал, мы снова начали рассыпаться кружевом слов, я расхваливая работу, примеряя ножи, и щедро желая, чтобы искра его дара не угасала. Получила все из заказанного, и сверху еще один вязальный крючок-наконечник для моей любимой тхиеа, которая вырастила такого порядочного внука. К одному ножу в подарок кузнец подарил деревянные обвязанные кожаным шнуром ножны, и я заткнула нож за кушак, сложив остальное в свой заплечный мешок, тщательно обернув мелочевку куском ткани. И вот пока я раскладывала новое добро в мешке, к витрине кузнеца подлетел мальчишка. Он рассматривал поделки мастра, небрежно швыряя их, не произнес никаких ритуальных фраз, взял какой то ножик, и стал пристраивать его себе за пояс. Кузнец как-то весь позеленел, но ничего ему не сказал, а мальчишка, повернувшись к мастеру спиной прошел мимо меня и толкнул плечом. Мои скромные побрякушки зазвенели внутри мешка.

– Эй, засранец, ты чего это толкаешься – сорвалось у меня с языка по кхлетски, правда слово засранец прозвучало по-русски, видимо предыдущая хозяйка таких слов не знала.

Этот мелкий выморош, обернулся, надменно вздернул белобрысую бровь. Мол ты еще кто такой, чтобы разговаривать со мной? И просто треснул меня в плечо кулаком. Я прямо взбесилась, верней Светлана, тетка из другого мира, воспитанная, но все таки в возрасте, нашла бы какие то правильные слова, и может даже прижала этого мелкого зазнайку словом или взглядом, но мое тело действовало на рефлексах, подкинуло в кровь гормонов и я вдарила белобрысому прямо в лицо. Из носа пошла кровь, а пацан разозлился еще больше. Через несколько секунд мы возились по земле мутузя друг друга, а я поражалась. Ничего себе девочка подросток, где платишки, чувство прекрасного? Да она, то есть я, работала кулаками нисколько не хуже пацана. В конце-концов, я была чуть крупней белобрысого, и бой завершился тем, что я уселась на него верхом, придавив к земле. Все работники кузни, почему-то жались по углам, и никто к нам с пацаном не приближался.

– аргетхе, кунай, гайтаракс? – гневно прошипел пацан. Я перевела так: ты песий сын, искру решил потушить?

Ну и ответила ему:

– сам, ты песий сын – вывалила я на него по русски и перевела на кхелтском – иртри аргетхе кунай!

Пацан неожиданно для меня рассмеялся, сказал:

– Глен кнецх Турайгата.

Я подумала и представилась, придумывая себе имя прямо на ходу:

– А я Лан.. – уже хотела сказать Лана, но вовремя себя одернула – Ланс, и добавила тихо, добавляя себе значимости – гай

– ну и слезай с меня Гай Ланс. Чего расселся?

Я встала протягивая мальчишке руку, чтобы он поднялся. И тот, подхватив мою ладонь дернул меня вниз, и уже я валялась под ним, а он хохотал. Вывернувшись из под него я встала и ткнула его в плечо:

– засранец ты Глен, тфу ты кнецх Глен, все равно хоть ты и кнецх, но засранец конченный.

Половину слов произнесла по русски, и белобрысый Глен не понял, какой титут я присовокупила к его кнецху. Все это время кузнец и его помощники наблюдали за нами молча, видимо мутузить кнецха по земле это было страшным преступлением, а уж трогать и защищать мальчишку, или дать ему подзатыльник за воровство вообще святотатством. Но я, в силу своего незнания местных реалий, кнецху дала по морде и заслужила этим поступком странное одобрение с его стороны. Подняв свой рюкзак, я отряхнула одежду и засобиралась к себе в лес. Время еще было светлое, так что можно было его потратить на доработки гардероба. Но тут неожиданно в меня вцепился клещом Глен.

– Ты куда собрался? – спросил он

– По делам. – ответила я.

– Эт какие у тебя дела – недовольно спросил белобрысый

– Да уж не твоего ума дело – язвительно ответила я

– Нет, ты пойдешь со мной, будешь теперь в моей свите

– Хрен тебе – ответила я употребив слово хрен по-русски, просто аналога в голове не нашлось.

– А я сейчас стражу позову – нахмурился Глен, и я тут же его поддела:

– А без своей стражи ты ничего не стоишь, да?Только угрожать и можешь.

Глен еще больше набычился:

– Вот вдарят тебе плетей, и поймешь, как с кнецхом разговаривать.

– Так если мне вдарят я вообще тебя пошлю – аргументировала я, и заметила, что к нам от ворот идут те самые обещанные Гленом стражи. Видимо упрямый пацан сбежал от них в лагерь, искать приключений.

– Вон смотри, твои няньки уже бегут. – Снова поддела его я, и развернулась убежать в толпу.

Глен же, вцепился в меня, прошипел:

– А я с тобой пойду.

Понимая, что пацан не отцепится от меня просто так, я прошипела:

– Слушай Глен, у меня действительно есть дела. Давай вечером встретимся, вон у той большой поляны, где айнуры будут петь, но только без твоих стражников.

Глен почему то согласился, отцепился от моего ханьфу, и сказал:

– если не придешь, мои люди тебя найдут ГайЛанс

Вернувшись на пост наверху останца, я первым делом сделала ревизию еды. Не хотелось испортить с таким трудом собранные запасы. У меня было целых одиннадцать лепешек. Я решила впрок насушить сухарей. Пожертвовал ради этого кусок шнура из ткани, насадив лепешки на бечевку, и развесив их под пологом ели. Конечно могут пристроится какие нибудь птицы, но я решила, что пока сижу здесь, пусть лепешки сохнут. Минут пять выбирала, чем заняться – начать раскраивать нательную рубашку, или занятся мешком? Мешок был важней, а вдруг прямо завтра откроют переправу и я найду попутчиков? Надо тогда будет упаковать все свои пожитки. И так, чтобы они были расположены компактно, и чтобы удобно было носить. Для своего инструмента решила сделать нательный пояс. Даже сумке самое ценно доверить не могу. Ближе к телу надо пристроить огниво, нож, иглы, крючки. Мешок надо было превратить в рюкзак-ранец. И такой, чтобы и за плечами таскать, и если что вперед можно было перевесить, как кенгурушку. Конструкции таких рюкзаков и системы ремней мы на курсах выживальщиков проходили. Я разложила на земле имеющиеся куски ткани, кусочки ткани, плащ, и пояс под ножны. Пояс я не использовала, он был приметным, с клепками, петлями, карманом. И был новым, днем прямо сверкал намека, что этот пояс для мальчишки в скромном наряде не по карману. Я подумала, и решила этот пояс завтра поменять у шорника на что-то другое.

Плащ для меня был длинный и широкий. Это была по сути накидка, типа плащ-палатки с капюшоном. Я решила, что длина плаща должна быть мне где то по-щиколотку. Если я его накинув поверх рюкзака плащ поднимется выше, или если я подпояшу его ремнем. Померив себя, я отметила, что надо от плаща отрезать. Низ плаща был обтрепан, но мне хватило отрезанной полосы, шириной почти полметра для того, чтобы и потрепанные края подравнять и выкроить основные детали сумки. В общем-то крой очень простой. Просто прямоугольный кусок ткани. Я вырезала две боковины, закруглина у заготовок один край. Так проще обрабатывать нижние углы. Шить я буду в ручную. Приготовила кусок ткани, который надо будет пришить к верхней части рюкзака, для того чтобы стягивать верх тесемкой. Крышка рюкзака должна была быть из кожи. Ремней надо было сделать аж четыре: две на лямки на плечи, один ремень, чтобы опоясывать талию, один, чтобы опоясывать подмышками. Эти два ремня могли использоваться универсально. Можно было распределить вес с плеч на весь позвоночник, а можно было сложить под рюкзак к спине плащ, или одеяло, аккуратно разложив по спинке рюкзака притязать поклажу этими ремнями. В боковины я тоже решила вставить несколько ремешков. В моем мире такими ремнями пристегивали полторашки с водой. Лишним такое посадочное место не будет.

Я нарезала заготовки, и начала сшивать рюкзак, понимая, что до сумерек конечно не успею. И моя затея с нательным бельем, с крепежом, карманами и нычками для инструментов тоже сегодня не исполнится. Кожа плаща была изношенной, довольно мягкой. С одной стороны шить легко, с другой, а не порвется ли мое творение от нагрузки? Последнего боялась. Столько работы , которая может пойти в никуда. Поэтому подумала и решила укрепить конструкцию тканью. Работы стало больше. Кусков ткани, из которых можно было выкроить такие же детали, как и кожи у меня не было. Пришлось сшивать детали из небольших обрезков. Конечно, имея самую настоящую иглу, пусть и большую, дело спорилось. Правда нитки были толстые, а ткань все та же, от тех же добытых в первых день портков, то есть не приспособленная сковей крепостью для сумок. Я рассчитывала, что нагрузка на материал будет распределена, и значит мой ранец послужит какое то время.

За оставшееся до вечера время мне удалось, сшить их кусков внутреннюю ткань для рюкзака, пришить к боковинами ремешки для крепления снаружи условных бутылок. И скрепить перед рюкзака с боковиной. А потом пришлось все мое творчество складывать в свое гнездо, упаковывать подвяленные лепешки, и собираться снова в лагерь.

В этот раз я уже оделась с большим шиком. За кушаком у меня в ножнах был нож. Из прически я выпустила две косы на висках, а ту, что плела из остальных волос, начала плести от макушки. Закрепив основание косы тряпочкой, затем обвила косу вокруг основания, выпустив длинный конеч наружу, шишку пришпилила двуми спиками шпильками, которые квыковал кузнец. Женственной такая прическа не выглядела, я подсмотрела что-то подобное как раз у воинов, которые приехали с Гленом, разве что шпилек они не использовали. Но мои шпильки не украшение – оружие.

В общем у меня был за поясом статусный для мальчишки нож, довольно неплохая и удобная одежда в едином стиле, и статусная прическа. Немного выбивался из вида мешок, но в ближайшие два дня у меня будет неплохой рюкзак. Весь мой вид говорил, что я не брошенный сирота, а мальчик, о котором кто-то заботится и может заступиться.

Теперь моя задача была не только наестся и натаскать в запас еды, но и познакомится с теми, кого можно выбрать в попутчики. Тут ведь понять, кто эти люди, куда они едут, и надо ли мне туда? А еще можно ли им доверить свою свободу. Ведь неприкаянного мальчишку, за которым никто не стоит, запросто можно продать в рабство.

Поставив перед собой эти цели, я вернулась на стоянку. Бродила, прислушиваясь к говору людей и пытаясь понять о чем они говорят. У знакомой арбы, где которатала две ночи. Улыбчивая женщина поманила меня рукой, выдав мне байбап, налив взвара в подставленную пиалу. Я вежливо поблагодарила ее. Надо же! Узнают уже и даже за своего приняли, надо будет что-то подарить тетке, заслужила.

На площадке снова тянули какую-то песню айнуры, я даже выудила из завываний пару знакомых слов. Тут на мня налетел Глен, о котором я попросту забыла, а мальчишка про меня – нет. Он громко выдохнул:

– фууу, а я думал ты меня не дождался.

Я не стала разочаровывать его тем, что вообще о нем забыла, а он между тем вкрадчиво прошептал:

– Еле смог удрать от охраны.

Глядя поверх его светловолосой головы, я метрах в пяти разглядела фигуру охранника, который делал вид, что он тут вообще не причем и за пацаном совсем не следит. Видимо Глен наивный юноша, мало приспособленный к жизни среди простых людей. Кнецх, как ни как.

– Куда пойдем? – спросил меня Глен.

– ты не знаю куда, а я пойду по лагерю с людьми болтать да у костров сидеть, пить и есть.

– И я с тобой, – категорично сказал Глен, и спросил: – а ты что голодный?

– Это тебя кормят за просто так, а меня только за вежливость. И лепешек много не бывает.

– А ты что один? Разве тебя не кормят?

– А вот это, Глен не твое дело! – сказала я

– Мое! – заявил пацан, – я же кнецх.

– Иди ка ты кнецх подальше от меня, а то от тебя все разбегутся и я останусь головным.

Глен насупился, свел свои белобрысые брови. А я размякла: вот первый, так сказать, контактирующий со мной сверстник, еще и кнецх, и в общем-то ведет себя, как нормальный мальчишка. И мне надо связями обрастать, желательно с сильными мира сего.

– ладно, протянула я, возьму тебя с собой. Только ты вот это сними и няньке своей отдай, нечего такими бирюльками людей пугать.

Я показала на мужика охранника, который топтался метров за пять от нас. Глен обернулся, брови снова насупились. Мальчишка разочарованно вздохнул, удрать от охраны ему не удалось. Он снял с себя пару дорогих ножен с кинжалами и пояс. Я продолжила:

– сними куртку, выверни наизнанку и надень, а то она у тебя больно дорого выглядит. И вот эту красную фигню на голове, или сними или обмотай. На вот, – я выудила кусок потрепанной ткани из своего мешка.

– Зачем – попытался воспротивится Глен, а я строго сказала:

– Кнецха никто к костру просто так не примет, все молчать будут, тебя боятся. Зачем это мне? Я с людьми знакомиться иду, поболтать, разведать, что к чему.

– Ааа, – протянул Глен, видимо слово разведка ему что то пояснило – а ты как шпион, да?

Я закатила глаза:

– Это я себе попутчиков ищу. И мне их секреты знать не надо, только что за люди, куда идут, есть ли место в арбе.

– А ты что один путешествуешь? – изумился Глен

– Я же сказал, не твое дело. – этот мой категоричный ответ, видимо только нагнал вокруг меня таинственности, и возбудил любопытство Глена.

– Еще надо твоего няньку от нас как то отвадить, а то он нас выдаст, – проговорила я, – но если ты удерешь, он реально весь отряд на ноги поднимет и панику тут наведет. Есть мысли как его уговорить не отсвечивать?

Парнишка поразмыслил немного и пошел к своей охране. О чем они там договаривались я так и не узнала, главное, что мужик отстал от нас на большее расстояние, и накинув на себя какую-то хламиду, перестал выделяться из скопища людей. А там совсем стемнеет и вообще признать в нем дагра кнецха никто не сумеет. И мы пошли по стоянкам.

Я, освоив немного язык, перебрасывались вежливыми словами с хозяевами стоянок, Глен помалкивал. Иногда нас приглашали к костру. Это было с одной стороны занятно, с другой стороны меня, женщину из эмансипированного мира, коробило отношение к двум сопливым пацанам, которыми мы с Гленом являлись. Нам выказывали больше уважения, чем женщинами, тихо обслуживающим подвыпивших мужиков. Эти простые правила местного этикета подчеркивали бесправное положения женщин. Со мной охотно говорили на разные темы, обсуждали какую-то местную политику, особенности товаров, рассуждали о пошлинах, городах, и возможных опасностях пути. Я активно поддерживала свою наскоро придуманную легенду, о том, что меня отец отдал в ученики мастеру невиданных искусств, что сам этот мастер, поняв, что несколько дней вместо изнурительной дороги можно отдохнуть, гоняет меня с поручениями, и вот послал разведать, кто куда следует. Я уже немного познакомилась с особенностями местной транспортной сети, и уверенно называла, что у такой-то развилки мастер желал бы поменять маршрут, и поэтому радуется возможности найти попутчиков сейчас.

Люди охотно делились со мной этой информацией, а поражалась, как легко они велись на эту легенду, с моей точки зрения не стоившую выеденного яйца. Любой человек с нехорошими планами легко вызнает в этом скопище доверчивых путников все, что ему надо, и найдет, где устроить засаду и поживится. Отойдя от очередного костра, я выссказала свои сомнений вслух, и Глен тут же пояснил, с чего люди так откровенно разговаривают со мной.

– Ха! – сказал он, – ты же гай, владеющий искрой, и хотя только ученик мастера, но это же большая удача, когда в пути попадется в попутчики или в дом зайдет любой гай. Конечно люди охотно с тобой советуются и приглашают в попутчики.

Тут я задумалась. Гайнара, давшая мне такую приставку к имени, прямо оказала мне услугу, но вот, а что, если кто-то попросит явить миру свои таланты? А я ни бум-бум в какой магии. Все мои таланты кроются в голове, и все относятся к знаниям чужого мира. А тут может быть какое-то табу на тот или иной вид деятельности? Меня подмывало расспросить об этом Глена. Но видя, как он сам верит в мою легенду и сколько уважения мне оказывает, хотя сам кнецх, пусть и недоделанный, рисковать не стала.

Мы посетили с Гленом стоянку, где меня подкармливали байбапом. Женщина меня узнав, улыбнулась, махнув рукой. Я на ее приглашение вежливо сказала:

– Айна махте арнур тай, гайнур, маткхемара ир. – В переводе звучало так: женщина высокородного айнура, пусть искра светит в твоих детях.

Женщина разулыбалась, протянула мне и Глену байбап, обернутый каким то листом. В этот раз обычно пресная каша, была пропитана кисло сладким соусом, а лист, в который колобок был завернут, по вкусу напоминал щавель. Кнецх, хотел было отказаться, но получил от меня в бок локтем, угощение принял. А затем проворчал под нос:

– Ты, гайЛанс, зачем так благословением раскидываешься? Да еще айне айнур? -и было столько неподдельного возмущения моим поступком словно я нарушаю все табу, и уселся в канаву с алкашами пить непонятную брагу.

И это меня сново возмутило:

– вот ты Глен кнецхов засранец. Я потому женщину благодарю, что она приветила меня три дня назад, не зная, кто я, протянула первая мне голодному голодранцу лепешек и байбап, хотя у нее своих ртов у костра много. Я, знаешь ли, добро помню, Глен. И тебе стоит запомнить, что благодарить людей лучше, чем с ними ссориться или презирать. В моем краю так говорят: Ласковый теленок двух маток сосет.

На Глена какого-то впечатления моя тирада не произвела. Зачем кнецху учится благодарности? Он выдал:

– пасхов надо держать в страхе и в строгости.

Пасхи это те, кто к драгам и кнецхам, и гаям не относился. В общем большинство народонаселения этого мирка. Что то типа нашего плебса и электората.

А я поучала Глена:

– Глен, ты дурак? – спросила я, и кнецх насупился и свел брови. – ну раз ты умный, вот смотри. Мы с тобой идем по лагерю, и люди нам все откровенно рассказывают сами кормят и даже в попутчики берут. А если ты сюда своим кнецховым отрядом придешь и вот так как на меня зыркнешь, станут ли тебе помогать? Побоятся, это да. А помогать не станут. И если ты пацан мелкий, будешь без своей охраны или одежды, кто в тебе кнецха признает и кто руку помощи протянет?

– Я им татуировку покажу, – глубокомысленно сказал Глен, сделав для меня еще одно открытие.

Значит некий социальный рейтинг фиксируется, знаки наносят на тело, так сказать паспорт и удостоверение носят с собой.

– как знаешь. Но разведчиком тебе не стать Глен.

Мы прошли через весь лагерь, снова задержавшись у костра ктхелов, где черноволосая Гайрана напоила нас сладким компотом. А я, чувствуя расположение к этим путешественниками и уважение к мужчине, который так отличительно привечал свою мать и жену, задержалась чуть дольше, раз откровенничавшись о своих делах. Нет, легенду не ломала, а просто рассказала чем закончился торг с кузнецом и шорником, и пожаловалась, мол мастер переложил на меня такую ответственность, а меня похоже надули. Таухайдар, дал мне несколько полезных советов, в том числе куда нам с мастером отправится и к какому каравану пристать. Я показала ему спицы – шпильки, которые выковал кузнец для моей прически.

Беседовали мы с ним долго, попивали компот. Когда я засобиралась на боковую, и выпроводить Глена до крепости, спать Гайрана, смущаясь , попросила меня осмотреть лодыжку свекрови, окончательно определив меня в магика жизни. Это где-то рядом было с моими знаниями, все таки я хирург травматолог и это почти мой профиль. Что ж не посмотреть пожилую женщину? Но было уже темно и хотелось спать, я предложила:

– Гайрнара, ихтеа сможет дождаться утра?

Вся эта троица так разволновалась и обрадовалась, что мы уходя получили кучу благодарностей и поклоно. Даже как то неудобно стало.

– Все Глен, – сказала я, когда мы вернулись к середине лагеря, где стояла моя арба-спальня. – давай топай к себе в крепость, а я спать.

– А ты ты где спать будешь? – спросил Глен, глядя как я подбираю раскиданную солому.

– Да тут и буду. – ответила я.

– А как же твой мастер? – начал задавать провокационные вопросы Глен.

– А вот это не твое дело – буркнула я,– давай топай к своим нянкам, не мешай мне отдыхать.

Парень засопел, и сказал:

– я утром приду.

– Божечки-ножечки, – проворчала по русски я – зачем? Дел что ли своих кнецких нет?

Но Глен выпятил губу, вздернул нос и сказал:

– А мне понравилось с тобой ходить. Я тебя принял в свою свиту, будешь меня сопровождать. – и он демонстративно заложив руки пошел к своему охраннику.

А я так и стояла с отвисшей челюстью. Это значит не я его тут прицепом таскала, а он милостиво дозволил мне его тощую кнецхову задницу сопровождать.

Сегодня у меня не было плаща, но ночь была теплой, и я зарывшись в солому, подводила итог этого дня. Я расширила свой словарный запас, обогатилась имуществом, немного больше узнала о мире, наметила несколько обозов, куда могла бы присоединиться, вот только не нашла взрослого, который бы изображал моего наставника. А еще завела связи в верхах, с кнецхенышем познакомилась. Это так сказать из материальных результатов. Из нематериального, но очень важного, следующее: хоть я и имею опыт и навыки прошлой жизни, но это тело может навязывать свои собственные реакции. А значит надо вживаться в образ, узнавать все, что могу о себе прошлой и настоящей и усиливать контроль. Духовно-физические упражнения мне в помощь. Кстати об упражнениях, вот я освоила вязание крючком, шитье иглой, а надо восстанавливать навыки владения луком, ножом, и ездой, прости господи, на лошади. Неплохо восстановить умение владеть руками, чтобы раны шить, гнойники удалять, раз уж я гай жизни. Еще неплохо было бы узнать, нет ли на мне каких-то татуировок, чтобы социальный статус определить.

Уснула спокойным счастливым сном, и проснулась ни свет ни заря, рано утром. День обещал быть насыщенным. Надо было довести свою экипировку до ума. И я вернулась в свое гнездо под елью.

Глава 4

Перебрав свои сокровища и добавив к сохнущим лепешкам новую партию, я все утро занималась шитьем рюкзака, поглядывая на просыпающиеся внизу людское сборище. Река все еще стояла высоко, и переправа не работала. Словно кто то наверху, давал мне время решить мои вопросы: поиск попутчиков. Я все размышляла и размышляла, как мне решить вопрос с попутчиками. Мне бы семейную пару с одной телегой, и я бы договорилась с ними на что? Что я могу предложить, попутчикам, да так, чтобы они приняли меня как ученика мастера и тайну мою хранили? Да, задачка.

Пока думала, руки дело делали. К середине утра рюкзак был почти полностью готов, оставалось только пришить к рему верхний клапан. Помня об обещании посетить стоянку Гайнары утром, я отрезав от монисто очередную монетку, сложив все обратно в гнездо, пошла вниз.

Они меня ждали, причем прежде чем осмотреть пациента, накормили меня кашей с сухофруктами и напоили местным компотом. А потом я залезла вместе с женщинами в палатку на телеге. В передвижном доме был полный порядок и чистота.Большая телега, заставленная наполовину скарбом, скрепленным ремнями, вторая половина была оборудована спальными местами и импровизированным походным столом.

– ихтеаи, давайте ложитесь и показывайте где у вас болит.

Пожилая женщина легла на соломенный топчан, а Гайнара аккуратно завернула штанину свекрови, оголив всю голень. Три больших мокрых экземы – поставила я диагноз, надавила несколько раз по периметру, попросила показать язык и оттянуть нижнее веко. Слава богу подозрения на диабет не оправдались, скорей всего просто иммунодефицит, и зараза обыкновенная занесенная под кожу, путем расчесывания.

Я стала расспрашивать пациентку: не замерзла ли она, не болела ли недавно и прочее и прочее. Попросила показать носки и чуни, которые женщина одевала на ночь.

Подумала, что я могу в такой ситуации сделать? Резать, слава богу, ничего не надо, а вот лечебную мазь с антибиотиком неплохо бы и комплекс витаминов. Перебирала знания в своей голове, решила наконец:

– Гайнара, надо будет мягкую ткань достать. Я приоткрыла свой ханьфу, чем смутила женщину, и показала ей на марлевку, выглядывающую в боковом разрезе моих штанов на лямках. Вот такую. Еще мне понадобится масло растительное, воск. Остальное я принесу к вечеру.

И убедившись что меня поняли, пошла на выход. Надо было собрать кору ивы, которую надо было где-то еще найти. Хвою, живицу.

На улице меня ждал сюрприз. Глен, в полном облачении кнецха вместе с двумя охранниками за спиной и полная тишина вокруг. Все попрятались. Брови сведены, взгляд злой и обиженный. Вместо должного почтения, я проронила:

– Глен, засранец, ты не мог сюда весь свой отряд притащить, чтоб значит все поняли кто тут самый главный?

– Я тебя ждал, гай Ланс – гордо ответил мальчишка, а я картинно хлопнула себя по лбу:

– Точно, ты ждал, а я знаешь своими делами занимаюсь, вот людей лечу как и положено гаю.

– Ты пойдешь со мной! – выдал гаденыш, а я, зацепив его за рукав, отводя в сторону от помертвевшего Таухайдара, тихо процедила:

– Никуда я с тобой не пойду, у меня свои дела, и я не твой вассал или кто там еще, я вообще к твоей стране не принадлежу, а ты, кнецх, не имеешь права мне указывать. Если хочешь дружить, так стань нормальным человеком. Зачем ты вырядился опять, зачем громил с собой притащил? Чтоб люди шарахались от тебя? Или тебе весело?

Глен неожиданно смутился, видимо что то из моей речи было правдой. Его плечи опустились. А мне почемуто захотелось, чтобы мальчишка действительно со мной подружился. Выгоды от такой дружбы могло быть много. Хотя на самом деле мне просто понравился его упертый характер, а что он кнецховым воспитанием испорчен, это дело поправимо.

– Ладно – примирительно протянула я, – давай так: ты переодеваешься во что то попроще, и прячешь вот все это и так, чтобы теперь твою белобрысую морду было нельзя узнать. Хотя если ты найдешь какое-нибудь тряпье и уберешь с глаз этих своих громил, возможно люди к тебе снова потянутся. Сделаешь – возьму с собой. Мне в лес надо.

Пацан заметно повеселел, кивнул головой.

– Давай так, ты иди переодевайся, а потом видишь вон тот шатер – я указала на шатер купца, в котором прибарахлилась, – подходи к нему, и пойдем добывать нужное лекарство.

Мальчишка развернулся, и почти бегом бросился выполнять мои поручения. Я тоже оглянулась, желая понять сколько людей стали свидетелями нашего общения. А ну как страх перед кнецхем перекинется на меня? Хорошо, что стоянка Гайнары была крайней, отгорожена повозками от большей части народа, даи сам народ был занят делами, и не обращал внимария, что творится по сторонам.

Я вернулась к Таухайдару, тот был напуган и твердил:

– Простите гай Ланс, я не знал, что вы гай кнецха.

Я перебила мужчину:

– Никакой я не гай кнецха. Мы просто с Гленом подрались, и теперь он пытается со мной дружить. Он в общето неплохой парнишка, даром что кнецх, и ничего вам не сделает. Я к вечеру приду, приготовлю для ихтеа лекарства. Вы не переживайте. И потом, скоро переправу откроют, и кнецх по своим делам уедет и вы. Делить то нечего.

По мере моих увещеваний брови у мужчины ползи вверх, начиная с того момента, что мы с Гленом подрались. Затем я рассказала, как мы таскались с ним ночью по всему людскому лагерь, ели байбап и даже песни айнуров тянули. Не знаю, насколько я сумела расслабить мужика рассказом, но попросила в конце, не особо распространятся по соседям, что гай Ланс и кнецх Глен ходят парой.

– Поймите, почтенный Таухайдар, наши пути с кнецхом разойдутся, а люди от меня, а затем от моего мастера наставника шарахаться начнут.

Я сокрушенно качала головой:

– Мой мастер и так меня по головке не погладил за мою торговлю с кузнецом да шорником, а тут если узнает, что с кнецхом связался, вообще ругать будет, и как бы не прогнал прочь. Он же у чить меня взял, а за жизнь отвественности не несет.

Заговорив так зубы мастеру глины, я пошла в лес. Надо было озаботиться емкостями для сбора ингредиентов. Пусть живицы, белого мха и коры ивы надо было не много, однако портить липкой живицей свою сумку не хотелось. И я решила сбегать под елку, чтобы взять несколько кусочков ткани. А еще надо было заранее сходить в туалет. С шастающим рядом Гленом справить нужду, не выдав свой пол, было невозможно.

Глен меня уже ждал. Как умудрился мальчишка уговорить свою охрану и найти те обноски, в которых сейчас красовался кнецх, я не знаю. Но меня его внешний вид устраивал, теперь он не выделялся из толпы, не пугал людей, а был просто вертким пацаненком.

– Куда пойдем? – спросил меня Глен, и я перечислила, что надо добыть:

– Соберем с елок живицу и мох, а потом пойдем искать иву.

Глен ничего в моем деле врачевателя не понимал, но шел за мной хвостом, и наблюдал как я отковыриваю кусочки застывшей живицы со стволов елок. Поврежденных, плачущих деревьев было не много. Здесь никто не увлекался сбором живицы, да и на самом деле лучше всего для сбора подходила не ель, а сосна, но сосен здесь не было. Так что небольшой, с пол моего кулака комочек смолы, собирала почти час. С белым мхом было попроще, он рос практически на всех старых деревьях.

Все это время я спрашивала Глена о том, что мне было интересно. Развести мальчишку на откровенный разговор было проще простого, мне даже стало стыдно, за то, что я так нагло манипулирую пацаном. Достаточно было его поддеть, и гордыня доделывала все за меня. Глен, доказывая свою значимость и значимость своей родни рассказывал так подробно, что некоторые мелочи проливали свет на порядки, заведенные в этом мире. Сам Глен был третьим сыном кнецха, который владел, то есть правил территорией радиусом примерно в сто пятьдесят километров. Это я так прикинула из замечаний Глена, что от города до границы кнецха три конных перехода без обоза. Эта переправа, тоже принадлежала землям отца Глена. Граница проходила на вершине перевала, километров в пяти от переправы.

Сам Глен вместе с отрядом едет к другому правителю, чьи земли расположены за два кнецха от отцовских. Он едет в составе делегации, будет там жить некоторое время, пока местные дипломаты не договорятся о свадьбе Глена с дочерью этого самого кнецха. На этом моменте Глен кривился, и говорил, что ему придется ждать, пока его невеста, которой сейчас было восемь лет, не достигнет одиннадцати лет, когда можно будет провести обряд. То есть торчать Глену при чужом доме целых три года. Но он не просто так едет, у того кнецха очень хорошие мастера меча. Вот Глен и бует пока в учениках ходить.

А потом отец обещал Глену выделить надел вместе с небольшим городком, недалеко от этой переправы. Это чтобы Глен там растил своих детей. Но сам Глен конечно будет начальником конного отряда, присягнет своему старшему брату, и будет защищать в дальнейшем западные границы родного края.

Я задавала наводящие вопросы, и поняла следующее. Глен третий сын от четвертой жены. Мать он свою покинул в шесть лет, и она живет среди других жен отдельном доме. И Глен не очень стремится ее видеть. Женщины нужны только для рождения сыновей. У него есть сестры, но если жена один раз родила дочь, то кнецх больше с ней не ложится. Таких выселяют из основного замка в отдельный дом, а девочки нужны для того, чтобы их удачно выдать замуж. Желательно за сильного владетеля или его старшего сына.

Отец его очень крутой местный управленец и очень продуманный. Их кнецх один из самых больших, поэтому надо много воинов, чтобы его защищать. У кнецха, где растет его невеста всего один сын, совсем маленький, и от пяти жен рождаются только дочери. Два удела, через которые он будет добираться до своего будущего тестя, крохотные по сравнению с владениями отца. Всего два или три конных перехода. Я спросила об отряде, который его сопровождал. С ним ехало двадцать воинов, и это было много, но это был отряд, собранный его двоюродным братом, своих воинов отец не дал. На этом моменте Глен смутился, а я задумалась. Двоюродный брат, это был второй мальчик в отряде, едет учится в школу меча. Жена у него уже есть, ведь ему уже тринадцать лет. Сними едут еще два дипломата, ну я их так назвала. Один из них гай, то есть маг который владеет огнем.

Эта тема про гаев меня интересовала, так как я вроде как причислена к этому племени. Про гаев Глен знал не так уж много. Они вроде как учатся своему ремеслу или у наставников, или при специальных школах. Маги бывают разными. Направлений всего восемь. Стихийники: вода, воздух, огонь, земля, и почему то металл, маги жизни и маги смерти. Эти две ветви имели один дар, только одни специализировались на продлении жизни, а вторые на угасании. И еще были колдуны, или те, кто через грань ходит. Этих меньше всего, и они самые ценные, так как могут водить через грань не только души, но и тела. Что это за грань такая Глен толком не объяснил, а я не спрашивала, боясь выдать себя полным незнанием местных поверий и религий. Грань эта постоянно упоминалась в местных поговорках и пословицах.

То, что я маг жизни Глен сразу понял, так как у меня вся одежда черной и крапчатой ниткой отделала, а то, что ученик, так метки на одежде нет пока никакой. Тут я откровенно выпала в осадок. То есть если бы мне попалась другая какая нить, я бы сама себя определила в маги иной категории. Ну и я спросила:

– Глен, ты умный или как? Любой человек может одежду вышить любым цветом.

Тут Глен задумчиво посмотрел на меня, с выражением "сам дурак":

– Ты что, проверяешь меня? У любого гая татуировка есть на теле, такая, точками. Она конечно мелкая, и не всегда заметная, но какой дурак будет без татуировки за мага себя выдавать? Всегда проверить можно. А после школы или после обучения на руку или плечо мастер нанесет знак школы, как у меня знак кнецха. Разве тебе твой мастер не говорил?

Так, ну с обозначением статуса стало понятно. Значит аусвайс прямо на теле где то рисуют. Хотя местные конечно те еще дурачки, тату можно сделать любую. Но я печально вздохнула, чтобы так сказать, провести в массы свою легенду:

– Мастер… Он меня выгнать грозился, из-за глупости. Мастер жизни не должен путаться в счете. А меня дважды на торжище обсчитали. Во-вторых пока он меня ничему не учит, я только стираю, одежду шью, и даже прокорм сам добываю. А тут еще ты. Если узнает, что с кнецхом дрался и таскаюсь в друзьях, выгонит точно. Дар то у меня слабый, а на школу средств нет. Вот и пойду тогда пешком до дома, а там отец тоже не обрадуется. Это ты кнецх, а я нет.

Рассказала я жалостливую историю Глену, опять не просто так из головы, а по собранной информации в беседах у костров, и из условий девятого мира междумирья. Готовила почву для своего путешествия, чтобы значит прибиться к какому нибудь обозу.

– Мне Глен надо средств скопить на учебу в школе. Так что болтаться просто так с тобой мне некогда. Вот вылечу женщину, глядишь несколько тхе заработаю.

– А давай я тебя с собой возьму? – спросил Глен.

– Нет, ты же знаешь, без обучения магов ловят, и в рабство обращают. Так что учиться мне надо. Есть у твоего будущего тестя школа для магов?

Глен сокрушенно покачал головой.

– Ну вот, так что мне надо заранее знать куда ехать и знать к кому прибиться, если меня не сегодня-завтра мастер выгонит из учеников. – печально вздохнула я.

Закончив собирать мох и живицу, мы отправились на поиски ивы. Мне подошла бы любая ива, если не найду козью. Ива растет везде от полярного круга до тропиков. Раз в этом мире были традиционные елки, то и ива наверняка тоже тут есть. А любит ива овраги и ручьи. Со своего останца я осматривала долину, теперь знала пару таких мест, где ива должна была обнаружится. Так что спустившись вниз, я объяснила Глену, что мне нужно и направилась через лагерь.

Ити нужно было мимо загона с рабами. Тут Глен проявил интерес к тем, кто сидел под навесами, он схватил меня за руку, и потянул:

– Пошли посмотрим. Говорят тут воины кнецха Бортха, может и сам Бортх. Люди отца его выловили.

Смотреть на рабов мне не хотелось. Ну не могу я смотреть на чье то несчастье и как один человек другого в дерьмо втаптывает. Но Глен настаивал и привлекал внимание окружающих.

– Торги будут. Часть тут оставят крепость облуживать, часть продадут.

– Я там и женщин видел.

– Фу, женщины, – махнул Глен, не считая видимо женщин за какой то ценный товар.

Это меня задело. Хотя вся история Глена с его мачехами и матерью, и его невестой меня задевала. Вызывала раздражение и страх, так как пойми Глен, что я девочка, чтобы стало со мной?

И я уперлась, сославшись на то, что рабов можно посмотреть и попозже, а дело, которое я обещала сделать надо закончить сейчас. Глен не унимался:

– Так мы мимо них же пойдем. Заскочим не надолго.

Я бурчала, решив, прежде чем идти за ивовой корой, заглянуть к шорнику-скорняку, и купить, наконец то, что присмотрела до этого. А то станется с Гленом бегать по всяким местам, а нужного так и не куплю.

Скорняк заканчивал с моей обувкой, даже показал и дал мне примерить. Я же вытащила припасенный для него ремень, показала, и спросила почем возьмет, или на что может сменять? И мы снова начали рядится, а Глен топтался рядом и скучал. Не было ему дела до моих бытовых проблем, ему хотелось глянуть на рабов, покрасоваться перед отцовской "гопбригадой", которая притащила в этот лагерь побежденных противников. Сошлись мы с шорником на том, что пояс он возьмет за одину дратхе, то есть такой же кругляш типа монисты, и даст мне еще пять метров тонких кожаных ремней лоскутов. Монета пошла в уплату моей новой обуви, за которой надо было придти к закату. На очереди у меня была покупка огнива, фляги, соли, мотка шерсти.

Я таскалась между продавцами, надеясь, что Глен устанет, как и всякий мужик от шопинга, и пойдет, наконец, заниматься своими делами, но мое упрямство, напоролось на его упорство. Он стойко выдержал все мои торги, не прекращая расписывать как интересно посмотреть на живой двуногий скот. У торговцев я нашла что-то типа маленьких горшочков. Ну как нашла, я во всем богатстве керамики, которую вез очередной обоз, рылась, но не как покупатель настоящий, а как любитель, который занимался на курсах керамики. Горшочки размером чуть больше спичечного коробка особой ценности для продавца не представляли, видимо изваял ученик из остатков материала. А я тут же смекнула, что для приготовленных мазей такие вот горшочки в самый раз. Ну и купила пять штук на две тхе. Разговаривая с гончарами, спросила, не видели ли они кто продаст мне котелок? И они направили меня в сторону, где стоял обоз Гайнары. И я, игнорирую очередной раз сведенные белобрысые брови кнецха, пошла туда, заодно подумав, что часть поклажи оставлю у Гайнары. Не таскать же ее по кустам, еще побью керамику?

Котелки в этом мире изготавливались из медной и латунной жести. Были желты, представляли собой завальцованное ведро, шов которого лудили. Средств у меня хватило на один единственный котелок, небольшой, чуть больше литра. Среди этой металлической посуды было что -то вроде помеси сковороды и котла, похожее на круглый щит, или конусообразный таз. Мне захотелось тоже такой купить, но тут я уже ужаснулась количеству барахла и его весу, который мне придется на себе тащить. Жаба хозяйственности шептала, что возможно я не скоро найду такое удобное место, где прямо с обозов торгуют. Этакий оптовый торговый комплекс. В городах-то все дороже. Еще я смотрела на медный чайник с высоким изогнутым носиком, который нашептывал о перегонном аппарате. Между прочим, крепкий алкоголь, это для медика один из важнейших ингредиентов. Например, при гнойных проникающих ранах. Не говоря уже о дезинфекции инструмента, изготовлении всяких вытяжек из трав, или к примеру созданию спиртовки обыкновенной.

Глен не выдержал:

– Зачем тебе это? Ты же не женщина отвары варить!

Я пожевала губам. Что за привычка? Явно не моя! Ответила мальчишке:

– Я ученик мастера, и хотя он пока меня ничему не научил, но вот мази делать, отвары лечебные я умею, вот только подходящей посуды нет. Да и денег. – И я снова задумчиво уставилась на чайник.

Мелкий кнецх решил меня подкупить:

– Пошли уже на рабов посмотрим, и я подарю тебе любой кувшин, какой выберешь.

И я, поразмыслив и посмотрев еще раз товар, что можно выбрать у жестянщиков, согласилась. Ну а что? Да, неприятно смотреть на людей, лишенных свободы, но я не в своем толерантном мире, тут все иное и надо как то обустраиваться.

Отдав часть купленного добра Гайнаре, проверив, что она уже приобрела для лечения, я попросила ее прокипятить тряпки и просушить, а сама поплелась за Гленом к загонам с рабами.

Зрелище было так себе. Во-первых, рабы сидели все вместе. По местным меркам рабов было много – человек пятьдесят. Часть была уже острижена, часть с длинным волосами. Во-вторых, в этом загоне тоже царило право сильного. Поэтому дети, женщины, подростки и невесть как попавшие в рабство старики, сидели опустив головы и сбившись в толпу. Глен, радостно тыкал в сторону здоровенных мужиков, пока еще с волосами, и гордо рассказывал:

– Это воины кнецха Бортха, а вон тот, со светлыми волосами, его двоюродный брат и советник. Если из никто не выкупит, их на бои отдадут. Вот бы посмотреть, как они драться будут!

– Что за бои? – спросила я.

– Можно получить свободу, если выйти на поединок и победить. Оружия конечно не дадут.

– И много кто уходил свободным с арены? – поинтересовалась я.

Глен пожал плечами:

– Один из двадцати поединков.

– Вот как – хмыкнула я ,– и что, вот прямо все эти люди будут или драться или станут рабами. Кстати, что рабы то вообще делают?

Глен посмотрел на меня как на полную дуру, то есть дурачка-мальчишку, которым я прикидывалась.

– Ну ты даешь гай Ланс – строить крепости, отхожие места чистить, лес валить да мало ли дел в кнецхе? Может кого то ремесленник какой купит, купец или мастер. Купцам в охрану, например, если они конечно клятву дадут магическую.

Меня же больше интересовала судьба женщин, детей и прочих людей, которые все перечисленное делать не смогут:

– А с этими что будут делать? – спросила я, кивнув на сбившуюся в круг толпу детей, женщин и стариков.

– Выставят на торг. Женщин, что помоложе, да покрасивее, раскупят воины или те жу купцы. Дел для женщин тоже всегда хватает.

– А пожилых?

Глен снова равнодушно пожал плечами:

– Если умений никаких нет, просто убьют. Или выгонят, кто их кормить запросто так будет?

– И детей? Тут же дети с матерями есть!

– А что дети? Не сумеют работать, так же или, или.

От его ответов и внешнего вида рабов мне стало дурно, и я заторопила Глена уйти с этого места, и пойти, наконец, искать иву. Тот разочарованно, оторвался от созерцания, поплелся за мной, ворча, что я совсем не интересный парень. На что я ему ответила, что он свободен и может идти куда угодно. Я его не держу. Но через пять минут, Глен перестал ворчать, переключившись на окружающий мир.

Мы дошли до овражков спускающихся к руслу реки, там было чем занятся. Овражки оказались вымоинами, или старицами реки. Когда поднималась вода, при выходе реки в долину, она разливалась по спускающемуся к берегу реки полю. Промоины были не глубокие, изрезанные, и заросшие кустарником, в том числе и ивой. В каждом виде ивовых есть нужные мне вещества, но самая ценными для меня были молодые, прошлогодние побеги козьей ивы, еще не огрубевшие, но и не тонкие. Мне нужна была кора толщиной около двух миллиметров взятая на отрезке от корня до тридцати сантиметров вверх. Ивовые кусты пока не пушились весенними почками. В самые раз такую и на лекарство брать и на прутья для плетения. Я сразу вспомнила свои посещения кружков плетение из лозы. Может свой рюкзак на плетенный короб сменить? Хрупкие горшки в таком коробе не побьются

В оврагах сейчас стояла вода, берега были скользкие, глинистые присыпанные сверху листвой. Найдя нужный кустарник, я озадачилась. Глиняный берег был довольно крутой, можно было свалиться или в воду, или запачкаться. А у меня сменной одежды нет. И я пошла вдоль берегов овражков, пытаясь найти подходящее место для сбора коры. Но то спуск не такой, то кусты или слишком старые, или молодые. Глен шел за мной, размахивая и рассекая воздух сломанным прутом ивы:

– А с такого куста классный лук можно сделать. – рассуждал Глен, придирчиво разглядывая очередной куст.

Я же усмехнулась. Не видел Глен наших луков из углепластика, да блочные луки весом чуть больше полутора килограмм и с вылетом стрелы со скоростью шестьдесят или даже девяносто метров в секунду. Никакой традиционный лук такого усилия не дает, к тому же чтобы слабосильная пятидесятилетняя тетка или бабулька возраста Евы могла его натянуть. Точность высокая из за обвеса всякими штучками, наличия противовесов, упоров для стрельбы. Эх! И мне тут же захотелось обзавестись еще и таким оружием. Понятно, что рефлексы тела девочки надо нарабатывать, но я теорию знаю, как учиться и с стрелять тоже. Ева об этом позаботилась.

Наконец, я нашла хороший спуск и правильные кусты. И мы с Гленом спустились вниз. Он присев на мхом затянутый старый поваленный ствол, что то бубнил, я теребила кору с ивы. Насобирав необходимое, я вдруг услышала мужские голоса. Кто-то шел вдоль оврагов к лагерю. Глен тоже услышал, и даже дернулся вылезти из оврага, но я его притормозила:

– Тише, ты же не знаешь, что там за люди, а мы одни, до лагеря не так уж близко. И охрана твоя не известно где.

Глен проворчал:

– Ты же сам настаивал, чтобы ходить без охраны. А мне боятся нечего, я – кнецх.

– Дурак ты, а не кнецх. Мало ли чьи там люди. А если Бортха? Поймают тебя в кустах, и начнут или менять, или вообще прибьют, отомстят за своих. Или позор или смерть выйдет. Давай присмотримся, и молчи уже!

Мы подползли к краю оврага и стали присматриваться. Действительно к лагерю шли трое воинов. Обычные средневековые мужики, с мечами на поясах, ножами, в обычной неброской одежде. И тут мое тело обдал смертельный страх. Тело узнало этих мужчин, и очень их боялось. “Так, и что это у нас такое? – подумала я, – мужики как мужики, кнецх со мной, но что то не так. Значит раньше это тело с этими конкретными мужиками встречалось, и видимо ничем хорошим это не закончилось. Еще бы узнать что было и что мне от них ждать?” Я внимательно всмотрелась в их ица, чтобы запомнить. Один светловолосый, самый старший из них с косым шрамом на лбу. Второй чуть темней, и похож чем-то на первого, третий отличался кудряшками в шевелюре. Пока мужики просто шли к лагерю, переговариваясь не понятно о чем. Но пару фраз я услышала:

– Ночью пойдем или лучше под утро, – сказал старший, не конкретизируя куда они пойдут.

– Давый придет еще, – сказал кудрявый, – с него кони.

А третий спрошипел сквозь зубы, сплюнув:

– Жаль, что Бортхова кнеза сдохла.

– Расстраиваешься, что дочку кнецха не успел повалять? – рассмеялся кудрявый. А старший поддакнул:

– Да что там валять то? В кнезе одни кости. Почитай всего одиннадцать зим, она ж еще в сок не вошла.

– Так и не войдет уже, тварь! – плюнул снова третий, – ты знал, что она гайя, Раг? Она меня так напоследок приложила, до сих пор яйца зудят.

Его товарищи рассмеялись, и старший, которого звали Раг, сказал:

– А ты, Ивор, все таки зазря кнезку в лес потащил, как бы не нашли ее до того, как мы все дела тут закончим. С Бортхом то славно разобрались, и кнецх Таурайгата верит, что Бортх предал его. Не надо нам это веру рушить, срок то еще не пришел, да и гай Даутор по головке не погладит, как бы голову за твои проделки не снял.

Разговор был занимательный, я удерживая рукой завозившегося Глена, прислушивалась, силясь понять, что за интрижки затеяли эти мужики. Проследить бы за ними, да послушать, это с одной стороны. С другой, нечего им на глаза попадаться, коленки мои и так трясутся, что прямо не унять. Боится мое нынешнее тело этих конкретных самцов. Вот такой условных рефлекс выработала его предыдущая хозяйка. Когда мужчины прошли, Глен перестал вырываться, я повернулась к нему и тихо спросила:

– Ты чего-нибудь понял?

Глен буркнул:

– Понял, что отца моего кто то обманул, и что зря Бортха воевали.

– И как ты отцу весть отправишь? И главное кто-то тебе поверит, а? А еще вопросы, что эти мутят и с твоим отцом, и вообще… Я в ваших кнецховых разборках я не силен. Ты бы Глен поосторожней. Видишь какую-то девчонку уже убили, знаешь кто такая?

– Не… мне девчонки без надобности. А со мной ничего не будет, я же кнецх. Отец за меня знаешь как…

– Дурак ты Глен, отец потом за тебя будет навешивать, но ты то мертв уже будешь, тебе то что с его мести будет? И вообще, странно как то, ты почти на три года хрен знает куда едешь, охрана твоя не чешется, как ты по кустам лазишь, врое как не интересно ей.

– Это не отцовские люди, а сына его брата. Мне отец не выделил людей. Сказал, раз вы с братом вместе едите учится, и он старше тебя, так зачем много народа от дел отрывать и ослаблять наш кнецх..

– Вот, – глубокомысленно протянула я, – едешь ты один и не со своими людьми, клятву они тебе не давали. То есть фактически к неизвестному кнецху едешь один. Я бы решил, что тебя в заложники отдают. Или как гаранта соглашений. Сколько у тебя старших братьев, говоришь? Двое?

– Они не посмеют, – угрюмо сказал мальчишка, – я же им брат.

“Наивный какой”, – подумала я, “ ничто так не портит людей как жилищный вопрос, ну в случае Глена, возможность пристроить зад на место папашки”. И я решила все таки дать совет мальчишке:

– Ну да! Я бы на твоем месте Глен думал именно о том, что ты заложник и уши то не развешивал, и готовил пути побега или спасения.

– Ты странный гай Ланс, и мысли у тебя странные. А давай ты со мной поедешь, и будешь в моей свите. Или давай лучше братом будешь мне, а?

Я закатила глаза:

– Глен, мы обсуждали уже это. Ты в школу мечников едешь и за невестой, а мне надо учиться или у мастера, или в школе для магов. Или же меня быстро к рукам приберут и я стану всю жизнь стриженым ходить. Так ты о своем брате заботишься?

Глен снова насупился, но уже пристыженно.

– Ты вот что мне скажи, я могу купить рабов? -сменила я тему, так ка кмне в голову пришла интересная мысль, как ищбавить себя от проблемы поиска спутников.

– Зачем? – вытаращил глаза Глен. – Что ты с ними будешь делать?

– Да мне много не надо: помощника, белье стирать, кашу варить, вещи носить. И защитника.

– так тут нет мага, чтобы клятву принесли. Хотя торг откроют, как переправа наладится, так и маг с той стороны придет. Да, гай Ланс, ты можешь купить раба.

– Что для этого надо?

– Деньги и твой наставник или старший, что договор от твоего имени заключит. Ты то пока ребенок, чтобы сделки подтверждать.

И снова все упиралось в какого то взрослого, который должен за меня отвечать.

Глава 5

Возвращались в лагерь с большим отставанием от подозрительных мужиков. Я всю дорогу так или иначе подкидывала Глену идеи, которые должны были насторожить мальчишку, сделать его более внимательным. Ну или для того, чтобы он хотя бы подумал, что сказать отцу. Хотя на самом деле, я просто чувствовала: что то не так с этими мужчинами. Это "не так" скоро аукнется и мне, и Глену, и разномастному сборищу у переправы. И как бы не аукнулось много больше. Кнецхич, как и всякий мальчишка его возраста, переключался с мысли на мысль, быстро теряя интерес к теме. Он то размахивал прутом, предлагая полазить по кустам, чтобы выбрать материал для лука, то предлагал пойти посмотреть на лошадей, то снова начинал уговаривать меня поехать с ним. Он просто наслаждался нашими приключениями здесь и сейчас, как нормальный мальчишка его возраста. Вот я, отмахиваясь от его идей, никак не могла выкинуть из головы "теорию заговоров". Мучалалась в сомнениях и металась между необходимостью разобраться в происходящем и обарахлиться. Желание приобрести еще что то из пожитков, тянуло меня к базару. Прямо шопоголик какой то, которым я никогда в прошлой жизни не была. Жаба грызла, и кое что я с Глена вытребовала – медный чайник, который он мне обещал, если я пойду с ним смотреть на рабов.

– Что теперь? – спросил меня Глен, когда мы купили чайник.

– Что-что? Лекарство готовить.! – ответила я, – обещал же.

– А это долго? – спросил кнецх

– Ну… думаю до вечера если управляюсь, будет отлично! – ответила я.

Глен загрустил. Ползание по лесу за ингредиентами ему явно были больше по вкусу, чем торчание у костра, да еще в обществе женщин.

– А давай так, – сказала, – я пойду к Гайнаре, лекарство готовить, а ты Глен в крепость сбегаешь и придумаешь как весточку отцу отправить. Только надо еще за теми тремя проследить. Вот только как их в таком скоплении людей найти?

– Я справлюсь, – деловито сказал Глен, но для меня его насупленный вид был неубедительным. Кнецх из него так и пер, даже сквозь потрепанную одежду.

– Нее… Ты сразу себя выдашь. Надо по другому поступить – сказала я, думая что заодно научу Глена как собирать информацию, чтоб на него никто не подумал. – У тебя мелкие монетки есть?

Кнецх вытащил из за пазухи небольшой кожаный мешочек, порылся в нем:

– Есть несколько тхе. Ну и разменять можно еще дратхе.

– Пошли тогда к кузне, я научу тебя как надо свою банду сколачивать. Вот отец тебе не дал людей, так ты своих сам набирай. Пойдем, – я потащила его к кузне, – только ты это. Отдай кузнецу за ножик, который взял, деньги. Ты же не нищий какой, а кнецх. Только… – я на него внимательно посмотрела, – натяни капюшон чтоли, чтоб тебя не узнали.

Все время, когда Глен всучивал кузнецу монетки, мастер таращился на меня, старательно делая вид, что я значитиз нас двоих старший, и никакого кнецха рядом нет. Ну нет, так нет. Нам для дела так и нужно. Закончив с расчетом за украденный Гленом нож и проведя переговоры с кузнецом, начав как обычно с витиеватого:

– Бхеатха гайнур истакха хой, ирме? – я уговорила кузнеца и его людей не обращать внимание на Глена, который временно повисит с пацанами на заборе. Рассказав, что мы тут в игру играем, а в его кузнеу нас будет что-то вроде штаба.

Кузнец нехотя согласился, чуть повеселел, когда я всучила ему дополнительную тхе. Ненароком вернула вопрос: "знает и кузнец некого Давыйя?" И по промелькнувшему по лицу кузнеца недовольному выражению, поняла, что тот знает эту личность, но говорить со мной не станет. Ладно, не таких кололи, знаем, чем купить. И я начала рассказывать, сколько много секретов знает мой мастер о том, как к примеру сделать приспособление для подъема, скажем наковальни одним человеком. Да, да. Видели мы с мастером как строился город магов. Видя заинтересованность во взгляде кузнеца, который запросто может подловить мальчишку, чтобы тот растрепал такой важный секрет, я снова вернула вопрос про Давыя, и тут же засобиралась уходить, напоследок сказав, что позже у меня будет время показать мастеру один из секретов, вот только мне надо кое что про Давыя узнать, верней про коня. То есть закинула наживку, и убежала, дав кузнецу время созреть.

Ушла я не куда нибудь, а к стайке мальчишек, чье развлечение было висеть на заборе и таращиться на работу молотобойца. Глен уже присоединился к пятерке наблюдателей, старательно поддакивал, когда они обсуждали что сейчас делает молотобоец. Я включилась в разговоры ни о чем, ловя момент, чтобы заинтересовать мальчишек новым интересным делом. Долго ждать не пришлось. Как только один из пацанят протянул: "эх, были бы у меня деньги, я бы ножик купил". Я тут же предложила ему идею как заработать:

– Так и что? Тебе денег надо, да? Так дело есть. Смотри, надо найти и проследить за тремя мужиками. Это вон ему надо. -ткнула я пальцем в Глена. – Эти трое, похожи на тех, что увели с кнецхого косяка две недели назад белую кобылу. У одного шрам такой приметный. Зовут его Раг, второй худой за ним таскается, а третий кудрявый. Есть еще у них подельник, Давый, он непосредственно лошадьми толи торгует, толи гоняет. Так вот, его отец дал Лену поручение, мол если увидишь таких, понаблюдай, разузнай, кнецх то заплатит, наградит, даже монеток отсыпал. А мы этих троих сегодня видели в лесу, но только в толпе их потеряли. Вот сидим, думаем, как искать? Если поможете, Лен вам заплатит. – Я сознательно сократила имя Глена до Лена, хотя он на такое мое явное вранье нахмурился. Не привык кнецх врать.

Мальчики заинтересовались:

– А сколько дашь?

– Если узнаете где они обитают в лагере, дам тхе каждому. Если послушаете, что замышляют, еще по две дам. – Сказал Глен, – ну, а если поможете потом в деле наказания, так и по драхме найдется. Дратхе правда придется у отца просить, но он точно даст.

Молодец! Кнецх понял, как надо стимулировать наемных работников. Ему эти деньги, тфу, а дратхе как раз стоимость простого ножичка в ножнах на развале у кузнеца. Мальчишки рассыпались по лагерю, оставив Глена одинок высиживать насест забора. Я же засобиралась к Гайнаре лекарство готовить. И уже было пошла, как тут меня окликнул созревший купец.

– Эй, малец, – подозвал меня он, – ты вечером приходи, я разузнаю у Давыи и лошадях.

Я улыбнулась, кивнула и побежала к стоянке Гайнары.

Повесила над костром, большой котелок с небольшим количеством воды, и погрузив в него небольшой котелок с маслом, с добавленной мелко нарубленную кору ивы. Заставила Гайрану следить за котелком, так чтобы масло ни в коем случае не закипало. Обычно масляную вытяжку из трав или вот из коры готовят так: засыпают в емкость траву, утрамбовывают и заливают маслом, так чтобы покрыло траву, убирают на две-три недели в темное теплое место. Но у нас не было двух недель, поэтому можно было ускорить процесс подогревая масло на импровизированной водяной бане. Томить надо было два-три часа. Отвар в обычных условиях готовился двадцать минут на водяной бане, после того как кору или траву залили кипятком. Мне надо было приготовить отвар из хвои с корой ивы. Вот этим я и занялась. Когда мой отвар был готов, я занялась не менее простым в обычных условиях, и довольно сложным в условиях костра делом. Надо было растопить живицу. Но для начала измерить объем каждого ингредиента. В принципе состав мази был простым: две части воска, одна часть живицы, одна часть масляной вытяжки из коры ивы. Весов у меня не было. Пришлось "колхозить". То есть изобретать весы. В общем то несложный инструмент, нужна только перекладина из твердой деревяшки, одинаковые емкости где будет измеряться вещество, и веревочки для подвеса. Только нужны очень легкие чашки, тонкая нитка. Шелковые нитки нашлись у Гайнары, а вот с посудой прямо беда. Перебрав, все, что она могла мне предложить, я потащилась по стоянкам, расспрашивая искомое у путешественников. Идеально мне подошли бы деревянные или берестяные мисочки. Емкости я нашла, права не из дерева, а из кожи, натянутой на тонкое деревянное кольцо. Это были заготовки для украшений или амулетов, но для весов тоже подходили. Приобрела их в качестве бонуса у скорняка, который отдал мне мои ботинки, и так же нарезанные тонкие полоски кожи, о которых я договаривалась утром. На обратном пути встретила одного из мальчищек, рыскающих по лагерю в поисках человека со шрамом. Тот доложил, что теперь и в команде двенадцать пацанов и логово Рага они нашли, следят. Лену докладывают по очереди. Число соратников он показал на пальцах.

На стоянке я занялась изготовление весов. Хоть простой инструмент, но провозилась с ним достаточно, в основном, чтобы найти равновесие. Такие весы не покажут граммы, но позволяют отмерить одинаковое количество вещества. В моем случае мерой выступала одна часть живицы. К ней я отмерила две части воска. Масло пришлось лить прямо на чашку. Но мы справились.

Снова соорудив водяную баню для небольшого горшка, я счанала ссыпала в него сухую живицу, затем, как только она начала плавится, добавила воск. И замешивала эту массу с полчаса. Затем добавила масляную вытяжку ивовой коры. И снова мешала деревянной палочкой. У меня получилось где то около пол литра горячей мази. Я попросила у Гайнары прокипяченные полоски ткани, окуная несколько полосок в горшок и аккуратно их вытаскивая. Делала пропитанную лечебным составом вощину. Затем разлила горячую смесь по двум емкосям. Одну оставила себе в запас, другую приготовила для Гайнары. Тщательно вытерла горшок из под смеси кусочками материи. Не пропадать же добру? Будут лечебные пластыри. Антибактериальные. А что? Для мозолей, например. И пошла учить Гайрану, что делать с больной. Намазала мазь, проложила кусочком вощины. На него приложила мох, и перебинтовала ногу. Мазь к тому моменту была теплой, но мне показалось, что от моих прикосновений с ногой пациентки от ноги шел полупрозрачный белый парок.

– Так, Гайрана, утром дашь ей на голодный желудок вот этот отвар, три глотка. Снимешь повязку, протрешь отваром же больные места, дашь просохнуть на воздухе и снова наложишь мазь, как я показал. Отваром будешь поить десять дней. Как начнут экземы подживать, мазать прекратишь. Мазь держи в прохладе, она от воспаления поможет, или если небольшая рана загноится.

Гайнара кивала, как китайский болванчик, а я, чтобы поддержать свой имидж мага, или как их тут зовут, еще и на горшок с мазью поворчала, прежде чем начать лечить. Взяла его в руки, и по русски глядя внутро сказала:

– ты теперь антибактериальная гомеопатическая мазь. Лечи хорошо.

Хотела еще дунуть-плюнуть, но не стала свои бациллы в горшок добавлять. И так работать будет. Ива природный антибиотик, живица тоже, плюс витамины, ну, а парафины из натурального воска, вообще трудно переоценить. В ответ на мою чудо-церемонию, горшок выпустил парок. Я списала это на разницу температур воздуха и остывающей массы и свое активное дыхание над горшком.

Напоследок, собрав свои новые приобретения, и узелок с едой, сказала:

– Утром проведаю больную, а сейчас устал очень.

Гайнара снова закивала. Так и кивала провожая меня до края своей стоянки.

Дошла, гремя своими вещичками, до кузни. Глен был явно чем-то озадачен. Мальчишки таскали ему информацию, а он видимо непривычный думать, не знал, что с этим делать.

– Глен, я устал. – Сказала я, – мне надо отдохнуть, оно знаешь магичить не просто. Так вот, встретимся вечером у моей арбы, где я обычно сплю. А сейчас я пойду отдыхать.

– А если будет что-то важное? – Спросил Глен, принимая меня за мозг нашей компании, – где я тебя найду?

– Ты же сказал, что меня найти не сложно – поддела его.

Глен только махнул на меня рукой.

– Ладно, – проворчала я, понимая, что во-первых мне пора спускаться вниз с моего насеста-останца, все равно я там не живу, во-вторых, останец, прекрасный наблюдательный пункт. Я показала Глену на высящуюся над лагерем чуть правей скалу, – я там буду. Только если полезешь, делай это вон там, идя по кромкой леса, чтобы внимания не привлекать. – и я указала на лагерь купца.

Но прежде чем отправиться на свой насест, я решила подкинуть кузнецу бонусов. Во-первых, я хотела подзаработать, пока есть на это время, во-вторых, подстегнуть его к добыванию информации о местных интрижках. Не то, чтобы я очень хотела вникать во все это и участвовать, а просто для понимания, что тут происходит. Ведь пока бояре ругаются, у холопов чубы летят.

Проговорив положенные витиеватые приветствия, я начала:

– Скажи мне мастер-металла, если я тебе расскажу два секрета, сколько монет ты мне дашь? Путь у меня не близкий, мой мастер-наставник старый и ворчливый, я у него должен мастерству учиться, а одевать и кормить он меня не будет. Вот я и думаю, как мне заработать монет.

Кузнец благосклонно покивал мне, завис над парящей чашкой сая, и начал юлить:

– За первый секрет, я расскажу тебе секрет Давыя, а второй твой секрет надо оценить, чтобы понять стоит ли он хоть одной тхе.

Я кивнула, это было разумно. Решила что “сдам” ему в работу три “секрета” физики, которые можно, при правильном кумекании применить на практике, и повысить производительность труда. Первый, это конечно изученный мной вдоль и поперек полиспаст, на примере этого механизма, я решила устроить спор с кузнецом, и выиграть не только за сам механизм, но и в споре. И конечно крутая придумка – ферма из прямых отрезков чего угодно. Хоть кран собирай, вместе с полиспастом, хоть мосты строй, хоть огромные по местным меркам дома. Такая идея революцию в отдельно взятом месте не сделает. Тут надо научиться сопромату, да и металлургия должна выйти за рамки ручной кузни. Но, однозначно бонусов мужику принесет. Ну и самое простое – передаточное число ременного привода. Вон у него мальчишка крутит барабан с точильным камнем, а если бы к нему ремень с большим колесом, вертелся бы шлифовальный станок раза в четыре быстрей, только искры летели, и ножи точились до зеркала, и мечи были бы остры. В общем кроме конструкции фермы, все: и полиспаст, и ременная передача из одного курса физики, про шарики и ролики, мать ее. Пристрою, значит знания наших выживальщиков, историков и еще кого-то там, этому конкретному индивиду.

– Мастер, пусть искра твоего дара не угаснет,– начала я свой заход, – а давай я заставлю твой точильный камень крутиться быстро-быстро? Точить инструмент будет намного лучше.

Кузнец пожевал губами, словно пробуя идею на вкус. Я его подзадорила, и сказала:

– Если все собрать правильно, то можно не только быстро крутить шлифовальный камень. А если еще приделать педали…

Мужик заинтересовался:

– что такое педаль?

– Я тебе покажу. Только придется немного потрудиться. Давай завтра с утра. Материала не много понадобиться. Несколько кожаных ремней, колесо от телеги, и немного металлических… хмс… не знаю как назвать, брусков.

Тут кузнец заволновался, нахмурился, одно дело когда все из ничего сделает кто-то другой, а ты посмеиваясь, получаешь ничего не стоящий для тебя результат, другое, когда сам вкладываешься в производство.

– Ха, я значит потрачу, а ничего не выйдет!

– Давай так, если не выйдет я за работу и материал заплачу. Если выйдет, ты мне за работу и идею заплатишь. А выйдет или нет, давай поспорим. Ты вот сколько монет поставишь на то, что у меня ничего не получиться?

Кузнец снова пожевал губами, потом хитро усмехнулся.

– Поставлю один дратхе, что ничего не выйдет.

– Поставлю два дратхе, что все получиться. А если выиграю, с тебя еще одну вещь, которой пока у тебя нет.

Кузнец снова засомневался, опять пожевал губами, видимо подсчеты вел:

– Хорошо, ставлю три дратхе, и одну вещь, не больше меча. Если ты не выиграешь, то оплатишь все материалы и труд.

– Хорошо, только материалы оценивать будем, до того, как они будут использованы.

– Я тебе про Давыя расскажу просто так, вечером,– сказал мастер металла, и блаженно зажмурился. – Смешной ты малец, но я доволен.

Закончив этот разговор, я ушла к себе на останец. Светлого времени оставалось часа три, надо было закончить с рюкзаком и вещами. Первым делом пришила верхний клапан к рюкзаку. Собрала “медицинский чемоданчик”. Ну как собрала? Из куска плаща сделала сумку-скрутку. Разложила “скальпель”, кривую иглу, сделала под них петли, под иглу нашила кусок тряпочки. Сделала еще одну большую петлю, и убрала под нее мох, обернутый в полоски ткани. Типа вата и бинт. Подвернула кожу снизу, чтобы острый конец моего “скальпеля” не торчал и не резал ничего. Свернула сумку скрутку, и завязала шнурком, чтобы не развалилась. Появится еще инструмент, еще нашью петель и тоже уберу в мед.сумку. Эта конструкция по размеру вышла пять сантиметров в диаметре и высотой около пятнадцати. Вполне можно пристегнуть или привязать к телу поясом, или, если придумаю разгрузочный жилет, запихнуть туда. Подумала и сделала вторую сумку-скрутку под огниво, крючок, иглы, и рыболовные крючья. Все важное только на себе носить!

Из одежды по-быстрому мне нужно было соорудить нательную рубашку, панталоны в перспективе, вот теперь жилет-разгрузку, носки. Еще надо мешочки нашить. Те же сухари убрать, соль, ну и мелочи всякие, кору например собрать и в сумке таскать, а еще розжиг: сухие иглы, мох.

Думала, думала, решила. Лучше продать украденную женскую вышиванку, и купить на вырученное готовую одежду. Вот только торговать этим не решилась, завтра попрошу Гайнару устроить мне такой обмен. Нательную рубашку все таки решила быстро сшить. Времени до темноты хватало. Выкройка у меня была "распашонка обыкновенная для младенцев". Обшить только боковинки и пришить шнурок в качестве завязок. И шила я ее так же швами наружу. Никакого сложного кроя: сложенный прямоугольник рукава по длине рук и ширине в сорок сантиметров они же полочка и спинка. Вырезанная уже нормальным ножом горловина и передний разрез, и пришитые спереди и сзади два полотна прямоугольной формы. Три метра, двадцать сантиметров швов. Что с наличием нормальной иглы не стало большой проблемой. Рубашку я сшила за пару часов. И даже успела натянуть, и надеть штаны на лямках, как ко мне прибежал запыхвашийся Глен.

Он согнулся пополам, упершись руками в колени, отдыхая от бега. Раздосадованная, что Глен так быстро появился, а я еще так сказать не умылась, в туалет не сходила, я выставила вперед ладонью, и сказала:

– Нет, нет, нет. Пока я не соберу вещи, и не поем, никаких важный новостей.

Глен запыхтел сильней, но я не обращая на него внимание, начала упаковываться.

Остаток марлевки был уже недостаточно длинный, чтобы обматывать себя вокруг талии, пришлось сложить в рюкзак, проложив тканью горшочек со сладостями, крупу, соль, тщательно обмотаны кусками ткани хрупкие горшочки. В кувшин, щедро подаренный Гленом, я поставила горшочек с остатками мази, которую варила для Гайраны. Мало ли? Готовая противовоспалительная мазь. Кувшин прекрасно влез в котелок, а котелок в половину рюкзака. Свободное место между кувшином и бортами котелка, я заполнила сухими лепешками. Чуни убрала к спине рюкзака. Плащ свернула и сложила скаткой под верхний клапан. В мешок, с которым таскалась все это время, убрала сапожки и женскую рубашку на обмен. Мне бы конечно вторую пару обуви. Ладно, потому решу, или упакую вещички по-другому. Пустую флягу под воду и мешок прицепила на боковые ремни к рюкзаку. Упаковка и перебор барахла неимоверно грели душу, тело снова нагенерило эндорфинов, повысив настроение. Я замурчала под нос песенку мышонка: "какой чудесный день, работать мне не лень, какой чудесный я…". Бормоча с явным местным акцентом песенку на русском языке, начала облачаться.

Глен отдышался, смотрел, как я упаковываюсь, не выдержал, и начал свой рассказ.

– Все разузнали.

– Все это что? Все вообще? – глубокомысленно спросила я не прекращая своих сборов.

Глен озадаченно смотрел как я разматываю сумку скатку с мед инструментом и вкладываю в нее остатки монисто. Из тонких отрезов кожи, что я выменяла у шорника соорудила конструкцию, типа кобура – разгрузочный жилет. Это тоже из костюма китайского крестьянина. К одному ремню посередине крепится глухой петлей второй ремень, его зовут еще ларксиком, от названия узла. Обычный такой узелок из морского дела и макраме, по английски называется ларкс хеат кнот. Я просунула голову между концами ларксика. Подхватила с боков концы ремня и завязала его чуть ниже груди, а затем завязала ставшие лямками концы ларксика. Получилась у меня такая портупея, или лифчик без чашечек, которому я примотала обычной посылочной обвязкой свои самые ценные сокровища – две сумки скрутки, где лежали теперь самые ценные инструменты. Что такое посылочная обвязка? О, это просто. Это одна поперечная выбленка и один беседочный узел. Выбленка перехватывает предмет по середине, а традиционным беседочным узлом этот предмет привязывают к несущей конструкции. В моем случае к собранной из ремней китайской портупее. В моей памяти эти знания оставили курсы выживальщиков, и конечно провокаторши Ева и Бетти. Вот, довелось наконец, оценить эти бесценные знания.

Поверх своей распашонки с портупеей, я застегнула лямки от штанов, натянула и запахнула ханьфу, повязала сверху свой пояс-бушлат и заткнула за него ножны с ножом. Моя экипировка вызвала у Глена отвисание челюсти, и вопрос:

– Что это ты делаешь? То есть одеваешь?

– Традиционную одежду моего клана, что еще? – горделиво сказала я, отогнула ворот у плеча, приподняла ремень обвязки – это разгрузка или портупея, – приподняла край рубашки из марлевки – распашонка.– Потрогала запашной халат – ханьфу, – пригладила пояс, – балшык, – потрогала штаны, зависла раздумывая, а потом выдала, – карго. Это очень удобная одежда.

– Впервые слышу такие названия.

Я подумала: “конечно впервые, я же по русски назвала”. Вслух сказала другое:

– Давай рассказывай теперь, что там узнал?

Но прежде чем начать свой рассказ, Глен вытащил из за пазухи сверток, в котором оказалась пышная лепешка с завернутым в нее куском мягкого творожного сыра с зеленью, и кусочек вяленого мяса. Растет в моих глазах кнецхич, подумал обо мне, надо же.

– гайнур, маткхемара, – машинально сказала я вместо "спасибо", деловито убирая вяленое мясо в рюкзак. Такое я тут еще не ела, мало ли как организм среагирует. Я его лучше потом сварю, все какая то дезинфекция.

Глен уселся на край останца, уставившись на утопающую в вечернем солнце долину, и начал обстоятельно докладывать. Если опустить все его комментарии о команде добытчиков информации, вкратце выходило следующее. Мужики с час крутились у загона с рабами, переговаривались с охраной. Из ценного спрашивали чьи рабы, будет ли торг и когда. Затем поиграли с охранниками в кости, разбрелись по лагерю. Раг, пошатался между повозками и переговорил с тремя мужчинами, в том числе и с обворованным мной купцом. Кудрявый, прошелся вдоль нижней границы лагеря, и довольно долго торчал у загона с животными, перекидываясь с охраной ничего не значащими фразами, но между прочим вызнал кто тут гонит скот на продажу, а какие кони под седло. Третий прошелся по верхней части лагеря, заглянул в кузню, сунулся в крепость, обошел ее поверху, зачем то полез в лес, недалеко от стоянки купца, и залазил под старую ель. Этот момент сразу навел меня на мысль, что этот противный третий, искал мой труп, ну то есть труп девчонки. “Так,… кнеза говорите? Нет, что то тут не так, уж больно худое тельце, обгрызенные ногти, драчливый характер. Никакую кнезу так воспитывать не будут, хоть тут женщины не котируются, но кнезы они товар штучный, их должны обувать, одевать, всяким покорностям учить. Эхх. Если бы всю себя осмотреть со всех сторон, может тату-ауствайс найдется? Опять же этот противный упоминал в разговоре, что его девчонка магией приложила. И свекровь Гайнары меня магичкой признала”. Занимательная тайна, конечно, но вслух я спросила:

– Скажи мне Глен, а про Давыя вы что-то узнали?

Мальчишка замотал головой. Я же задумалась. Все передвижения троицы больше походили на разведку и сговор с соратниками,… о чем?

– Глен, а дословно можешь сказать о чем Раг сговаривался у разных повозок?

– О том, что надо быть готовым к часу Хо.

Хо, это луна местная, верней вторая луна. У нее естественно свой распорядок появления на небосводе. То, что в этом мире две луны я знала из разговоров, но честно говоря их ни разу пока не видела.

– А когда он настает этот час? – спросила я.

– Десять дней прошло. Хо завтра подниматься будет, ближе к середине ночи.

Я посмотрела на переправу. Вода чуть-чуть спала. Значит возможно завтра к вечеру река еще опустится. Посмотрела на разросшийся лагерь. Теперь стоянки были разбросаны почти на пару километров. Конечно, чем дальше, тем более обособленно стояли шатры и повозки. Но людей очень много. И кстати совсем не факт, что какая-то часть этих стоянок не является организованными ватагами неких не очень хороших людей. О чем можно договариваться на встречу в ночи? Явно не о торговле или чтению стихов под луной. Глен, рассматривающий лагерь и вываливший на меня информацию, чем то заинтересовался.

– Смотри, – сказал он, указывая куда то в ту сторону, где по вечерам тянули свои напевы айнуры. – там снова Раг и его товарищи. Воон, видишь? Из кувшина, что разливают. А вон наши соглядатаи, – гордо сказал Глен – Тиш и Нур. Видишь голова чернявая?

Действительно среди собравшихся зрителей у импровизированной сцены, куда уже тащили барабаны и како-то струнный инструмент айнуры, крутились двое мальчишек.

– Хорошо, если они что то еще полезное услышат. Ты им сколько заплатишь сегодня?

– По паре тхе, – ответил Глен, – знаешь, я понял, если у меня будут такие вассалы, я буду знать и видеть почти все.

– Вассалы… Кнецх ты и есть кнецх! Тебе Глен не вассалы нужны, а верные товарищи и воины. Лучше всего таких воинов рядом держать и расти вместе, а не на отцовских надеятся. И лучше, если они тебе будут чем-то обязаны.

– Гай Ланс, я уже понял, что ты умный. Но верность можно только клятвой обеспечить.

– Верность обеспечивается дружбой и совместными интересами. Вот смотри Глен, я тебе никто, мне ты не кнецх. А мы сейчас вместе, разбираем тут, что за люди мутят против тебя и твоего отца.

Тут Глен нахмурился и сказал:

– А вот, вспомнил, в одном месте третий спрашивал про меня и отряд. Сколько приехало, кто главный и все такое.

– С кем он говорил?

– С местным гарнизонным воякой.

– И ему ответили?

– Представляешь, да. Обычно такое первому встречному не рассказывают.

– И что ты сам об этом думаешь? – спросила я.

– Не знаю, что то непонятное, но я не знаю, что.

– И не догадываешься? Чтобы ты сам делал Глен, если бы так себя вел?

Он снова пожал плечами, и сказал:

– А я так себя никогда не вел, и в походы не ходил.

– Но ты сейчас почему то про поход вспомнил, да? – я вздохнула, – а я считаю Глен, что эти собираются напасть на лагерь, уж с какой целью не знаю, но крутились они вокруг лошадей, рабов и спрашивали о крепости. Вот что то из этих трех целей и будут воевать.

– Нууу, – протянул Глен, – для того, чтобы взять гарнизон надо с полсотни людей. Тут крепость, там наш отряд двадцать человек и крепостной отряд почти сорок. А это знаешь какая сила. Да и защищено все. И лучники есть.

– Сила, если стенка на стенку идти, а если в лагере устроить разбой и панику, да если в крепости свои люди, можно и меньшим числом большой беды наделать.

– И что делать?

– До часа Хо у нас есть время, придумаем. Другое дело, что в крепости неизвестно кому можно доверять. И снова, Глен, ты тут один кнецх, одиннадцати зим, и люди вокруг не твои. Я бы поостерегся, может тебе не стоит в следующую ночь в крепость возвращаться? А мне еще людей жалко, что в лагере, если нападут воины, сколько бед на делают? И мы, дети…

Сама возможность быть героем на этом празднике жизни Глена вдохновила, и то что мы были детьми его нисколько не волновало:

– Так есть Тиш, Нур, Вайдак, еще мальчишки. Можно им поручить весть по-тихому разнести, пусть взрослые приготовятся, добро схоронят, сами схоронятся, женщин уберегут. – сказав про женщин Глен чуть смутился. Ну как же? Бабы они так себе, мусор, что за них переживать?

– Давай сегодня по лагерю побродим. Айнурам, где нас байбап кормили шепнем, и Гайнаре конечно. С кем эти говорили? Не с айнурами?

– Не, – протянул Глен – с восточными, пришлыми, с купцом севера, прямо под нами шатры стоят.

Я снова задумалась: “Итак, я очнулась под елкой, над лагерем этого купца, с кем сегодня общался Раг, судя по всему, там выше лагеря меня и…. – тут я сглотнула – убили. И судя по всему купец то у нас в деле. Эх, надо было его побольше обчистить”. Но мысли свои при себе оставила, решила Глену идею подкинуть, и может быть кого-то спасти. Эхх, женщина-мать так из меня и прет.

– Что Глен, нравиться, когда у тебя есть своя команда, пусть пока и за деньги?

– Навится, – честно признался белобрысый, – я же кнецх, у меня должна быть своя свита.

– У тебя должны быть верные товарищи, Глен. Знаешь, что я тебе предлагаю? А ты выкупи на торге мальчишек из рабов.

– Да зачем мне они? – отшатнулся от меня Глен.

– А затем, что ты им свободу дашь. А за такое верность всю жизнь хранят. Они будут вместе с тобой учиться, помогать тебе, например, разведчиками быть. Это ведь тоже не просто, надо уметь многое: от метания ножей, до умения переодеваться и сливаться с людьми. Верность, ее за деньги не купишь, Глен, верность это штучный товар, его надо растить.

– Ты опять умничаешь, гай Ланс, словно мой наставник.

А я подумала: “ну вот полезла из меня пятидесятилетняя умудренная жизнью тетка, заткнись, Лана.”

Я толкнула Глена в плечо, и сказала:

– Пошли в лагерь, сегодня часа Хо нет, так что весь вечер, и вся ночь наша. – взвалила на себя рюкзак, и пошла спускаться, обходя по большой дуге лагерь купца. Незачем рядом светиться.

Глава 6

Спустившись вниз, я первым делом пристроила свои пожитки к Гайнаре. И убежала с Гленом к кузне. Он – собирать инфу и делать из мальчишек живую почту, которая разнесет весть о предстоящем разбое нужным людям. Я – тоже добывать информацию у кузнеца, он мне обещал, не так ли?

Кузнец сидел за очередной пиалой сая и был хитрый-хитрый. На стене дома за его спиной я обнаружила доску, разрисованную охристым мелом какими то каракулями. То и дело к его помощнику подходили какие то личности, о чём то шептались, передавая монетки, растворялись в сумерках среди людской толпы. С каждым таким посетителем улыбка кузнеца становилась шире. Того и гляди морда не выдержит и треснет. Ладно, хитрые его дела, только его дела, но я подумала: надо подослать мальчишку узнать, что это такое мужик мутит? Чую запах легких денег или неприятностей.

Кузец при виде меня расплылся, похлопал по скамье рядом и приказал подать мне сяй. Вот уж новости, чтобы так мальчишку привечали? Странно. Но мастер металла тут же начал мне про Давыя рассказывать:

– Этот человек чаще всего ходит с караванами и представляется купцом с севера. Торгует разным, и оружием, и одеждой и сладостями, и лошадьми. Ассортимент у него, прямо скажем со всего мира, хотя откуда бы ему взяться на его родном севере? Ну ладно шерсть, она точно с севера, а вот скажем в прошлый раз привез он пайны.

Мой мозг перевел это слово на русский как батарейки. Я удивленно подняла брови, и это носилось к непониманию что такое пайны, и чем они странны в товаре северного купца. Глядя на мое удивленное лицо кузнец хмыкнул, и конкретизировал:

–Правильно удивляешься, малец, одно дело когда за товар пайнами расплачиваются или на деньги пару бусин меняют, другое, когда словно из шахт или монетного дома Ктхелау привезли.

“Ну вот, немного понятней стало, что это за пайны. Бусины-кабошоны значит. Я такое видела при расчете, да и у меня на монисто целых восемь штук было. Только причем тут батарейки?” – размышляла я слушая рассказ кузнеца.

– Так вот, думаю я, и не только я, но и маг нашей крепости, что купец этот, Давый, не купец вовсе, а разбойник, который просто где то грабит подальше от нас иди скупает награбленное, а потом распродает, что награбил.

“Аха, подумала я. А теперь этот Давый-купец решил, значит, лошадьми занятся и чем то еще. Ну, такое скопище людей ему и его шайке конечно интересно, только вот чем? Не думаю, что какая то разбойничья ватага захочет связываться с военной силой кнецха. В конце концов кнецхи эти не просто так сидят и руководят территорией, плодя сыновей и обучая воинов. Наверное кнецху Турайгата не нужны такие быстрые и вострые разбойники на его территории, да еще у такого важного в военном понимании объекта, как переправа. А значит готовится не просто "гопстоп", а что то политическое. И местные штрейхбрехеры в этом принимают активное участие ”. Вслух же я спросила:

– а что Мастер металла, вы сами то не передавали кнецху Турайгата, что через его земли всякие личности ходят?

– Так не моего ума дела. Они тут торгуют, не пакостят пока что, маг крепости в курсе, а там уж пусть драги сами решают.