Читать онлайн Разбойничьи сказки бесплатно

Первая разбойничья сказка

О толстом прадедушке и Разбойниках

Мой покойный прадедушка был лесорубом да ещё приторговывал то тут, то там лошадьми и семенами клевера. В свои девяносто восемь он, слава богу, был ещё весёлый, бодрый малый, кругленький и румяный, как наливное яблочко, и такой необычайно толстый, что летом прабабушка спускала его в погреб – иначе он просто растёкся бы от жары на улице. Там, внизу, в погребе, он и посиживал, попивая пиво с сахаром и дожидаясь прохладцы.

Когда знойное лето заканчивалось, прадедушка кое-как выбирался из погреба и принимался хозяйничать: управлял и домовничал, покупал, продавал и добывал, прибивал, колотил и строгал, потел и хлопотал, топал в домашних туфлях и шлёпал в тапках, от души ел и пил – словом, трудился для своего почтенного возраста и солидной комплекции так усердно, что все вокруг нарадоваться не могли. Живот у него был ого-го какой – самый здоровущий во всём приходе. Да-да, весь наш церковный приход гордился прадедушкой. Другого такого было не сыскать: такого толстого, румяного и плечистого, с такими морщинками вокруг глаз, носом-картошечкой и двойным подбородком, и чтоб ходил вот так вперевалочку. Да, это точно, ни в одном другом приходе не было такого прадедушки. Когда он приезжал на рынок в Градец-Кралове, все на него оглядывались: и студент, и епископ, и господин генерал. Ну, с голодным-то студентом или с генералом, сухим и хмурым, как селёдка, всё ясно! Но сам господин епископ – даже тот и близко не был таким толстым и румяным, таким коренастым и приземистым, как мой покойный прадедушка.

Лицо у него было выбрито до лоска; нос, щёки и уши были красные, точно свёкла; на шею он повязывал пёстрый платок; вздымающийся живот обтягивал необъятный жилет с двумя рядами металлических пуговиц, а в жилете хранилась большущая табакерка, в которую помещался целый фунт нюхательного табака. Прадедушка стоял среди возчиков и крестьян, среди мельников и лесорубов и говорил, и рассказывал. А иной раз, когда у него болели ноги, сидел в трактире и там, в честной компании, говорил, и рассказывал, и балагурил. Эх, в наше время таких почтенных людей уж не сыскать! Да и таких невероятных событий, что произошли с моим прадедушкой, нынче уже не случается.

Как-то раз прадедушка продал лошадей и возвращался домой вместе со своей собакой Барбосом и сотней-другой в кармане, и тут в горах их застала врасплох страшная буря. Пиво прадедушка любил куда больше, чем воду, а потому решил поскорее отыскать какой-нибудь трактир, где можно в тепле и уюте переждать ливень с грозой. Но куда бы он ни кинул взгляд, нигде не было никакого прибежища, кроме одинокого захудалого трактиришки. Сам вид его намекал, что слава у трактира недобрая. Но укрыться от непогоды было больше негде, и прадедушке ничего другого не оставалось. Так он нехотя и поступил. Проклиная бурю, пока ливень старался промочить его одежду до последней нитки, а Барбоса – до костей, он потрусил из последних сил к трактиру, во всех окнах которого горел свет.

Но славному прадедушке с Барбосом и во сне бы не могло присниться, что они попадут прямо на разбойничий бал. Да-да, это был жуткий разбойничий бал-маскарад, и разбойники все как один нацепили на себя самые разные маски. Был здесь предводитель разбойников, знаменитый Лотрандо, во фраке, в белом галстуке и перчатках, словно важный господин; его подружка, хитрая Цыпочка, напудрилась и нарядилась в костюм балерины; отъявленный убийца Головорез разоделся в бледно-голубой и розовый атлас, будто паж. Были здесь и Большой Плут, и Кровавый Йира, и Хапуга с Грызуном, и злодей Тесак с международным вором Динамитом, и Проныра – словом, всякий сброд, обрядившийся в маски турок и китайцев, медведей и барабанщиков, шарманщиков, рыцарей и жонглёров, как это водится на балах-маскарадах. И все они кружились, пировали и веселились, как вполне себе приличные и честные люди, но в их ехидных глазах не светилось ни одной доброй искорки. Под париками у них были взъерошенные лохмы, на лицах – шрамы. У Кровавого Йиры на левой руке недоставало двух пальцев, но уж зато все оставшиеся были увешаны кольцами; корявые воровские руки у разбойников явно не знали, что такое тяжёлый труд, под ногтями была грязь; а у некоторых ко всему прочему были грязные уши, потому что бандиты только и думали, что о надувательствах, и забывали как следует умываться тёплой водой с мылом. Кое-как пройдутся мокрой тряпкой по лицу – и всё готово, так сойдёт. Но вы-то, ребята, помните об этом и умывайтесь хорошенько, как велит поутру ваша мама.

Прадедушка был сильно удивлён, когда увидел, что попал прямиком на бал. Он немного смутился, но даже и не подумал, что перед ним не кто иной, как разбойники. Барбос фыркал, отряхивался и, похоже, вообще ни о чём не думал. Прадедушка поклонился со словами «Доброго вечера всей честной компании!», присел в сторонке и заказал себе пива с сыром. Тогда один из разбойников, который лакомился отбивной, закусывая поочередно огурцами, мороженым и трубочками с кремом, ему и говорит:

– Приятного аппетита!

А прадедушка ему отвечает со всей учтивостью:

– Взаимно, и вам того же в том же духе.

Ну, ясное дело, когда разбойники поняли, какая наивная овечка попалась им в руки, они тотчас задумали недоброе и решили бессовестно посмеяться над гостем.

И принялись за дело.

– Папаша Крепыш, – прощебетала Цыпочка прадедушке (Крепыш? Да ведь его-то звали Новотный!) – Папаша, из нас с вами получится отличная пара! А ну давайте спляшем вместе шотландскую кадриль, а ещё лучше – галоп.

Разбойники так и покатились со смеху. Цыпочка была тонюсенькая-претонюсенькая, какой уж там галоп с толстяком прадедушкой! А тому даже обидно стало от этих переглядываний и смеха. Ему вспомнилась прабабушка – а как я сказал, Цыпочка была худая, как щепка. Вот уж чем девушке кичиться не стоило! И тогда прадедушка поднял свой огромный башмак с подковками и гвоздями и говорит:

– Я с собой не взял лакированные туфли для танцев. Не дай бог, милая девушка, наступлю вам на ножку – у вас-то, я гляжу, ножки как веточки, как спички, да что я говорю, как лапки у воробушка.

Цыпочке такой ответ совсем не понравился, она нахмурилась и повернулась к своему Лотрандо, лютому разбойнику. Лотрандо зловеще подёргал себя за тощую бородку:

– Ха, да знаешь ли ты, где оказался, жалкий деревенщина? Ты попал к разбойникам!

Прадедушку аж пот прошиб от страха. Эта встреча явно не предвещала ничего хорошего.

– Я легендарный Лотрандо, – продолжил разбойничий предводитель, – а тот, с лютней, – знаменитый убийца Головорез.

А вот этот турок – нагоняющий ужас Тесак. Китаец – это Кровавый Йира, медведь – Динамит, вон тот барабанщик – Хапуга, шарманщик – это Грызун, жонглёр – Большой Плут, а рыцарь – это Проныра. Все они мои кровавые друзья-подельники! А вот наш разбойничий гимн, – объявил Лотрандо и запел:

Следом за ним запел Большой Плут:

Разбойники пели и стукались наполненными стаканами. Прадедушка весь оцепенел от ужаса: как они только могут петь этакую страшную песню с такими развесёлыми лицами. Что же делать, усиленно думал прадедушка, и тут ему пришло в голову: что, если тоже напустить на них страху? Он вытаращил глаза, наморщил лоб, грозно нахмурил брови и попытался соврать:

– Да как же не знать, – говорит им прадедушка. – Потому-то я к вам и пришёл. Я и сам ряженый. На мне костюм старого толстого лесоруба, но на самом деле я знаменитый вор, грабитель и убийца Страхолюд. Я вот этими самыми руками заколол, зарезал и обрёк на верную смерть шестьдесят мужчин, тридцать женщин и пятнадцать детей; я разграбил все замки, крепости, дома, хижины и лачуги в этих краях и за их пределами! А это мой служебный пёс, свирепый Острозуб, – заявил прадедушка, оглядываясь на Барбоса.

Но разбойничья банда только расхохоталась пуще прежнего. Ещё бы! Барбос, оказывается, в это время смиренно стоял на задних лапах и выпрашивал у пирующих бандитов косточку. А Лотрандо тем временем издевательски показал мешочек с деньгами, табакерку и даже платок – всё это у ничего не подозревающего прадедушки, прямо посреди его хвастливых речей, вытащил из кармана неуловимый воришка Большой Плут.

– Смотрите-ка, – говорит Лотрандо, – не ваши ли это деньги, табакерка и сопливчик? Ловко же Большой Плут их прикарманил. Ну, придётся вам пойти к нам в ученики, раз уж вы хотите и чужое брать, и свое не потерять.

Прадедушка почесал затылок. М-да, из этой передряги, подумал он, так легко не выпутаться. А разбойники расшумелись: «И то верно, пусть идёт к нам в ученики!» Ну, я же вам говорю: сперва они хотели прадедушку дураком выставить и как следует его помучить, а теперь – кто его знает – задумали ещё чего похуже.

Проныра приступил к делу.

– Скажи-ка, ученичок, у кого своё в чужом кармане?

Прадедушка подумал и говорит:

– Это ограбленный человек: то, что ему принадлежало, теперь лежит в кармане вора.

– Ответ неверный, – оскалился Проныра. – Это вор: у вора своя собственная рука – в чужом кармане!

Хорошенькая загадка, нечего сказать: было ясно, что с этими мошенниками каши не сваришь. Если бы прадедушка ответил, что это вор, они бы его всё равно подняли на смех и сказали бы, что это, наоборот, ограбленный. Словом, угадать бы они ему никогда не позволили.

– А теперь, Большой Плут, скажи ему, каким должен быть настоящий вор, – велел Лотрандо.

Большой Плут подбоченился перед прадедушкой и давай вещать:

– Настоящий Вор, Ворюга и Воришка в ночи чёрен, в траве зелен, средь бела дня прозрачен. Он должен быть тонкий, как проволока, и увёртливый, как угорь, чтобы проскользнуть в ручку от кружки, в замочную скважину, в дверную щель и трещинку в стене. Он может спрятаться под листиком – и не вздохнёт, не пикнет. Ему нельзя чихнуть или кашлянуть. Он умеет ползти по стене, как муха, а руки и ноги у него бесшумные, как у кошки: дверь не хлопнет, половица не скрипнет, пёс не залает, хозяин не проснётся. Внутри него фунт костей и полфунта мяса, чтобы он во всё влез, всюду проник, везде спрятался, просочился и прошмыгнул; а если он тяжелее или толще, то его нужно обрубить и обтесать топором, обрезать и обточить ножом, обстрогать и подпилить, ободрать, обскоблить и надраить, отшлифовать и отполировать, растянуть и согнуть, встряхнуть и растормошить, отхлестать плёткой и исколотить дубинкой, простучать молоточком, вымочить, помять и высушить в воде, под землёй, в огне и в воздухе.