Читать онлайн Дневник неизвестного С. бесплатно
© Дон Боррзини, 2023
ISBN 978-5-0060-7233-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
Это трудился я, было, на сносе домов – покопаться в завалах работа не пыльная, если кто в курсе – и из какого-то тайника выудил тетрадь вроде школьной, только потолще, на девяносто шесть листов. Показалось мне вначале, что это бабский дневник, вот и притаил из интереса. Принес домой, сел читать – оказалось, мужик или парень пишет. Ну, думаю, нахрен такое, неинтересно ничуть. Хотел выкинуть. Но хорошо, что не выкинул. Потом как-то опять заглянул и, честно говоря, охренел. Согласитесь, что самое главное – раскрыть книгу (тетрадь в данном случае) на нужном месте. В общем, к делу.
Вначале он писал с указанием дат, это выглядело казенно, старомодно. Слог и стиль мне не нравились, события и без того всем известная белибердень – лихие девяностые, что о них писать? И всё рассуждал-рассусоливал, переливая из пустого в порожнее, добрую половину тетради. О том, что всякие гандоны штопанные вдруг изо всех помоек вылезли, в люди выбились, и, мол, надо брать быка за рога, пока еще не поздно. Но как же брать рогатого, да и вообще-то где его взять, начальный капитал заветный, если по Марксу? Но ситуация давит, спасательных шлюпок мало, а пассажиров более чем до… Ругается через слово, ну, вы поняли… В общем, вопрос его мучает существенный: тварь я ползучая или право имею преступить? Все же договорился сам с собою, что убивать никого не станет. Всего-то надобно аккуратно взбуть кого-нибудь, а потом уже, с капиталом, можно и в космос стартануть. Квартирная кража, с его точки зрения, – самое то, если для начала. Но чистая-пречистая, без никаких следов и мокрухи. Воображения – ноль, как видите. Шура Балаганов в разрезе.
Стал присматривать кандидатов на разбувание. То да сё: даты, события, наблюдения, анализ. Остановился на живописном клиенте.
Парень попался случайно. Новомодный богатый магазин, и тот там покупает – что бы вы думали? – икру! Парень очень симпатичный, но жутко странный. Купит икорки, и, ни на кого не глядя – домой. Да… На людей не глядит, тем более на женщин, взгляд устремлен на носки ботинок. Наверное, сынок богатых родителей? (Нувориши тогда вдруг повылупливались, словно из ниоткуда. Или, может, инопланетяне посодействовали в виде социального эксперимента?) А что, если это пидарасик, – задается автор вопросом. А мне пофиг, – сам себе отвечает, – лишь бы чешуя торчала, да погуще. Обчистить квартиру в одиночку, без опыта? Ну, согласитесь, что придурок, хотя бы даже поэтому. Но и таких было предостаточно. Людей предприимчивых, отчаянных, но без связей и протекции. Однако – изобретательный. У него готов рюкзак, а на случай большого улова – машина соседа для вывоза краденого.
<Одна страница вырвана. А дальше автор дневника рассуждает как человек, у которого ключ от квартиры уже в кармане. Каким образом он его получил – неясно.>
В один прекрасный вечер, продежурив до того пару вечеров подряд и убедившись, что в квартире никто не ночует… Да, перед тем заезжал туда на иномарке (!) какой-то друг, и «клиент» спустился с чемоданом, после чего они куда-то умчались. Поэтому автор дневника решил, что «пидарасик» куда-то слинял. Лето. Приличные люди на курорты едут. Это был еще один довод в пользу того, что «кандидат» достоин внимания, и ключ, наконец, стоит пустить в дело. Как аргумент в пользу дальнейшего роста благосостояния отдельных граждан.
Пожалуй, перейду к оригиналу. Немного подправил слог и стиль, но в целом держите теперь. Что есть, то и есть.
***
Открыл дверь и очень осторожно зашел. Тихо-тихо. Вокруг темень беспробудная. Самое страшное, думаю, – наступить на кота, если таковой имеется. Говорю себе: «Не волнуйся. Наступил на кота – и – ничего страшного. Мало ли ночью наступают на котов?»
Осторожно сбросил на входе рюкзак, в уголок втулил. Тихо продвигаюсь вперед по территории вражеского коридора. Иду в сторону, наверное, спальни. Или гостиной. Там шторы задернуты и тоже ничего не видать. Кажется, две кровати или тахты? По разные стороны. Дыхание затаил, стою ангелом, осматриваюсь, фонарик свой нащупываю.
И вдруг – как бы за стенкой – стон приглушенный. Понятно, что меня тряхнуло. Только жертв нам не хватало. Мягко упал на пол, размышляя, что делать. Перекатился под одну из кроватей, благо место нашлось. Открывается, как я понял, дверь из ванной и кто-то нетвердо топчется, стоит в проёме. И свет он включил тогда в ванной. «Пипец, приплыли, – думаю. – Жертвы и разрушения – будут».
Но тут «клиент» ринулся, как я сообразил, опять к унитазу, и дверь захлопнул. Начал блевать бравурно. И что мне оставалось, скажите?
В общем, к следующему выходу этого корейки на авансцену я уже был готов. Тэтэшка* в правой руке, фонарик, довольно тяжелый – в левой, а сам прислонился к стене возле выключателя. И почти смирился с несуразной неизвестностью.
Опять распахнулась дверь, и «подопечный» наступает нетвердым маршем в сторону кровати. Бух! – упал и замер, желая неземного покоя, видимо. Но не тут-то было! Включаю свет и швыряю в него – для пущего эффекта – фонариком. Зловещим голосом говорю: «Товарищи, прошу соблюдать тишину и спокойствие. Это обычная проверка документов». Оглядываю краем глаза помещение для выявления нетрудовых доходов в качестве аппаратуры, залежей золота/серебра, мехов и прочих излишеств, но там – практически голяк! Две упомянутые кровати, в углу – какой-то жалкий пледик с мелкими предметами россыпью. Но, по большому счету – голяк! Да и сам хозяин квартиры – синие штаны-треники, белая майка-безрукавка на полтора бугая – одет совсем обветшало.
Вскочил, выкатил на меня шары, и ни звука. Только губёшки трясутся: млям-млям. Как у горбатого перед просветлениями. Словно вот-вот соберется с мЫшлением, и скажет что-нить умное, доселе неслыханное. И тут – какой-то тонкий визг из-под кровати! То ли женщины, то ли девочки – орут тонкими голосами!
Ну, у меня тогда крышу рвануло. Не то чтобы я так уж ежечасно за рабочий народ в виде баб переживаю, но здесь налицо ситуация экстремальная. Криминальная, можно сказать. Что он там с прекрасным полом сотворил? И они визжат-заливаются, добавляя к моему негодованию…
«Так, показывай, что у тебя под кроватью», – говорю. А он ручонками беспорядочно перед собой сучит, как щенок бессмысленный в пруду, му-му полное. «Стрелять буду, – докладываю без разговоров. – Мне тебя, изверга, ни капли не жалко, вражина». Сам думаю, – а вдруг там какие-нибудь головы профессора Доуэля с трубочками подачи крови? Представил, как перекатываются красные цилиндрики крови или еще какой питательной жидкости. И женские личности с выпученными глазами, торчащими волосами, а то и совсем лысые. И чуть не стошнило меня, аж зашатался, пистолет в руке балероном пляшет.
Он встрепенулся, крикнул:
– Не стреляйте! Это совсем не то, что вы думаете! Но, всё равно – лучше Вам этого не видеть и не знать!
– Я сам разберусь, что мне надо знать, а что не надо. У нас гласность теперь и правовое государство почти. А если что, органы сообразят, как правильно твои деяния расценить и распутать.
– Нет! Не надо органов! Возьмите всё! Последние деньги отдам – честно!
– Мне твоих денег не нужно, – говорю резонно. Ибо какие там деньги при такой убогости. – Я тебе не бандит, мне нужна правда о твоих преступлениях. Поднимай кровать, считаю до трех! – и взвожу курок.
На счет «три» он сдался, сучонок профессорский. Заявил только: «Вы сами этого добивались, господин товарищ. Я все объясню, как сумею, что уж там».
***
Поднял он кровать, как крышку комода, и к стене приставил. А под кроватью – три трехлитровых стеклянных банки, в каждой – по маленькой голой женщине. Я офонарел, разумеется. У меня и рука с пистолетом опустилась. Не то, чтобы захотелось матерого преступника отпустить, а чисто рефлекторно. Потому как зрелище – пока не типичное для нашего продвинутого куда надо общества, согласитесь.
В ближайшей из банок, оживляя её зеленоватую стеклянную сущность, маршировала на голубом куске ткани маленькая кудрявая брюнетка. Совершенно голая. Одной рукой она радушно мне махала, а другой наподдавала в такт своему разнузданному шагу. В двух других – брюнетка и блондинка, но те прислонились мордашками к стеклу и внимательно меня, как диво какое-то, рассматривали, изучали обстановку.
– Это что вообще за хер… сон, – пробормотал я, в охренении.
– А, это Злата Бейбулатовна, – указывая на кудрявую, раздраженно выдавил он, вместе с тем увиливая и перенося проблему с глобального на частное. – Лю… Любит, когда её, как девочку, Златкой зовут. Самая старшая и самая развратная.
Злата Бейбулатовна, услышав, судя по всему, такую свою характеристику, внезапно остановилась, засмущалась. В ужаснейшем смятении одной ручкою заслонила лицо и частично сиськи, другой – выбритую промежность. И вся сжалась, съежилась от взгляда незнакомого мужчины, которому так нехорошо её отрекомендовал хозяин. Но потом расхохоталась, и, подпрыгнув, развернулась задом, прогнулась. Положив ручонки на бедра, стала водить жопой из стороны в сторону, поглядывая назад, на нас то есть. А потом и вовсе уперлась передними конечностями в дно и стала вызывающе совершать тазом недвусмысленные колебательные движения.
– Тьфу, ну и развратница! – согласился я.
Две другие голые куклы оживленно переглядывались друг с другом, жестикулировали и указывали на Злату. Потом блондинка замаршировала, а за ней и третья, которая вторая брюнетка.
<Треть страницы чем-то залита, текст неразборчив. Кажется, он дал «подозреваемому» привести себя в порядок. Наверное, тот сходил умыться. И немного протрезвел.>
– Что у тебя за голое войско, ничего не понимаю, – говорю. – Ты их в пробирке, экспериментатор этакий, нахреначил? Биолог, что ли? И что за разврат, почему женщины обнаженные?
– Я же не портной, тем более не модельер какой, – оправдывается, – чтобы еще и шить на них.
– Нет, ты не увиливай. Скажи, как там тебя зовут, кстати, как ты таких вырастил?
– Дима! Да не я их вырастил. Семья, школа, общество. Не выращивал я их в пробирке, они, наоборот – приуменьшились в результате некоего не совсем мне понятного феномена. Вы же сами видите – они взрослые девушки. Женщины, вернее. Злате вообще за сорок, просто она хорошо в сексуальном смысле держится. Вот как я мог их, по-Вашему, вырастить?
– Так-так, – тоном бывалого следователя процедил я, – ты, Дима, лучше бы выложил всё начистоту. Душу, наконец, очистил.
– А я, раз Вы всё и так видели, ничего не скрываю. Пройдемте на кухню, за стол хоть сядем, что Вы возле стены маетесь? Пистолет можете в кобуру подмышкой вернуть, я сопротивления властям не оказываю.
– Это, по правилам, я должен сказать тебе «пройдемте».
– Хорошо, говорите. Ну так присядем или нет? – И, чувствуя готовность к деэскалации, хитро добавил. – Златку для наглядности показаний прихватим, она любит мужское внимание, шлюшка беспардонная.
– Нет, возьмем блондинку – она в единственном качестве и количестве. Да, и как её зовут?
– Света.
– Вот Свету и возьмем.
––
* – Пистолет ТТ.
2
Она вся извозюкана красками,
Красколасками лакокрасными.
Стояла, стояла пристойно, поджидая поезда стойло. Нно! – и вот – поехали… Извозиться в пыли ореховой.
А ночью, когда звезды собираются в мерцающие фиолетовые стаи, когда стучат колеса и скрипят напряжно позвонки состава, уютно позвякивают на ухабах ложки в стаканах, как же хорошо тогда мечтать о далёком-далёком, прекрасном далёком, (далёком, но прекрасном), пока еще маленьком и далёком, но всё разрастающемся навстречу, раскрывающемуся дивными красками цветку твоей мечты.
…Когда её нашли в шахте лифта в чужом городе, чужой человек в форме, увидев кусок мяса, сказал: «Этого мне не хватало». И это правда, ему не нужно было еще одного нераскрытого, мать его. И он ушел есть чебуреки.
***
– А Света нас не будет слышать? – спросил я его предварительно. Почему-то не хотелось, чтобы она вникала в мужской разговор.
(Куклёшка и впрямь проявляла серьезную озабоченность. Поначалу она, как Злата, кривлялась, изображая жгучий и пошлый стриптиз. Дмитрий погрозил ей шутя пальцем и тогда она стала имитировать чинную обнаженную секретаршу, что присутствует на переговорах серьезных боссов. Которые, по обычаю тех лет, чего-то там упустили в договоре о поставках. Поэтому, преподнеся нам невидимые чашечки кофе, якобы «побежала» к аппарату, чтобы срочно «отксерить» какие-то изменения или дополнения, безбожно при этом наклоняясь, да так, что её маленькая вагина раскрывалась во всей красе. А потом просто застыла в своей банке, изображая повышенную готовность услужить. Правда, она периодически «отпрашивалась» в «туалет», где стремительно себя ласкала, и опять возвращалась в «комнату переговоров»).
Дима пояснил, что они слышат всё, но не вполне разборчиво, – мы для них разговариваем слишком громко. И что-то они расслышат и поймут, а что-то нет. К тому же и мозги у них, соответственно, уменьшились, наверное. В общем, трудно точно сказать, насколько их мышление соответствует нормальному человеческому.
– А вдруг у них дети? – забеспокоился я.
– Говорят, что, как сейчас положено, бездетные, – отчитался хозяин.
– Но не будем отвлекаться, – сказал я, покосившись на Светку. – Давай, рассказывай, какой же это «феномен» превратил взрослых женщин в мелких шлюшек. Которых ты прилично одеть не в состоянии. Хотя бы мини-юбки им пошил, что ли.
– Да пробовал! Вышло вкривь и вкось. Они отвергли мои поделки. И кукольные одёжки предлагал – меня засмеяли. Наливаю чайку? – спросил он, поднимаясь. – Чайник закипел.
– Наливай. И давай, наконец, про «феномен».
***
– Все началось после отъезда Тани.
– Подруги?
– Вы удивительно догадливы, гражданин следователь.
– Нечего тут язвить, студент, – почему-то совсем мягко парировал я. – Может, нам удастся как-то развернуть ситуацию. Или хотя бы извлечь пользу из таковой. Так что давай, валяй. Вторая кровать танина?
– Да. Она сначала у соседей жила, еле концы с концами сводила. Я как-то предложил переехать ко мне, чтобы на жилье не тратилась.
– И в результате хозяин квартиры абсолютно случайно трахнул наивную квартирантку.
– Так получилось. Но у нас был не совсем механический секс да меркантильный расчет. А было много общего духовного. Но почему-то её тянуло уехать. Далеко-далеко. И как она там? Ничего не понимаю. Обещала по приезду написать, и вот… Черт, и как так можно… размышляю, любила ли? – красивый рот его искривился страданием.
– Как владельца квартиры? Как мужчину? Как человека, Дим?
Он посмотрел на меня с ненавистью, и я решил не давить на мозоль.