Читать онлайн Сага о Карлике Диме и людях с Медвежьего Двора бесплатно
Глава 1
Карлик Дима жил свой обычной и ничем не примечательной жизнью.
Ростом едва по пояс взрослому мужчине, с несуразно большой головой, короткими ручками и ножками, и высоким слабым голоском Дима выглядел как ребенок, хотя дата рождения в паспорте говорила о возрасте в тридцать с небольшим лет.
Было обычное субботнее утро, Дима по привычке, слегка переваливаясь с боку на бок, и опираясь на любимую клюку, выструганную им из орешника, направлялся в ближайшую пивную.
Продавцы были давно знакомы со своим постоянным покупателем, Дима всегда был вежлив с ними, непременно рассказывая забавные случаи из своей жизни, пока выбирал товар и расплачивался за пиво и сухарики на кассе.
Дима ни в коем случае не был алкоголиком, но, чего уж говорить, выпить был не дурак. Впрочем, по понятным причинам, скрасить дни человека с инвалидностью могли две вещи: выпивка и свободные уши, способные уловить всю палитру и гамму переживаний маленького масштаба тела, но большого кругозора ума, и широты души Дмитрия.
Карлик вдоволь наболтался с продавцами, попытался шлепнуть по увесистому заду свою подружку-кладовщицу, но, поскольку, длины рук для сего действия неизменно не хватало, попытка выглядела нелепо и обреченной на провал, что вызывало гомерический хохот у окружающих, особенно у кладовщицы, которой любое мужское внимание было ценно как само Золото Маккенны.
– Ух, бл* хороша!
Тонкий и высокий голосок особенно смешно выдавал матюги, которыми Дима сопровождал и комментировал добрую половину своих выходок. Но, на карлика никто не обижался. Можно сказать, что его любили, и, возможно, немножко жалели.
И вот, набрав любимого пенного напитка, Дима, позвякивая бутылками в пакете, медленно, но уверенно двинулся домой, предвкушая интереснейший вечер.
Карлик хоть и карлик, а все же не чужд мечтаний и идей. Дмитрий увлекался историей. Особенно ему нравились рассказы о викингах, о морских походах сражениях, поединках, и, конечно, похищении прекрасных женщин.
Кстати, о женщинах.
Наш герой, хоть и мал ростом, да не чужд и плотских утех. Внимания женской половины общества Дима искал страстно и был готов приобщиться этого внимания любым доступным для него способом.
Для достижения своих плотских целей, Дима зависал в соцсетях под вымышленным именем и, разумеется, не своим фото в профиле. Псевдоним был избран максимально пафосный «Чезарре Борджиа». Дима уже не помнил, откуда взялась идея такого вымышленного имени, но догадывался, что в пьяном угаре его посетила очередная гениальная мысль, которая, впрочем, редко давала результаты лучше, чем черный список, либо банальное игнорирование его, как казалось Диме, изысканных комплиментов.
– Ну ниче, м*нда ты сахарная, я тебе еще устрою звездный кунистрайк! – пробормотал он, заканчивая очередную неудавшуюся переписку.
Дима любил думать о том, что он хорош в постели, хотя никогда не был с женщиной в интимной близости. Но, чего у карлика не отнять, так это силы духа и изощренно развитой фантазии! Поскольку Дима жил один, то некому было рассказать ему о том, что его подкаты, мягко говоря, не впечатляют, а чего уж там скрывать, откровенно, мерзкие.
Мерзкий карлик….Такого эпитета по отношению к себе Дима ни за что бы не принял. Он считал себя красавцем. Да, с небольшими особенностями, ну и что? У кого еще такие, хоть и короткие, но сильные руки? Темные и блестящие волосы? – (не от того, что он их редко моет, нет, что вы!). Такие ясные, чистые глаза, один – карий, другой – голубой? Прекрасный, вздернутый нос, и элегантно и тонко зашитая заячья губа? Вот! То-то же!
– Все бабы мои, бл*! – маленький кулачок опустился с пристуком на стол, а кружка с пивом слегка наклонилась от неловкого движения.
Дима успел поймать свое сокровище, бережно, двумя руками поднес кружку к губам, и в два глотка осушил остатки содержимого сего сосуда.
Набравшись смелости, но, еще не упившись до беспамятства, как обычно, Дима решил сходить к соседке – сорокалетней даме, уважаемой во всем доме.
Наш добрый друг полагал, что наконец-то настало время проявить решимость, и ворваться в жизнь этой одинокой женщины, словно давно ожидаемый ей любимый актер, готовый признаться ей в любви и всем таком прочем.
Дима решил никак к этой встрече не готовиться, посчитав, что будет импровизировать. Добравшись на нужный этаж, он уверенно постучал в дверь нужной квартиры. Через некоторое время послышалось шарканье и приглушенная ругань вожделенной карликом соседки.
– Кого там, бл*ть принесло, е*ись оно в три прогиба! – послышался знакомый и приятный Диминому уху голос, слегка прокуренный и явно нетрезвый.
– Это я, Дмитрий, любовь всей твоей жизни, бл*! – с трудом подбирая слова, заикаясь и растягивая каждый слог, могучий половой гигант карлик Дима, донес свою глубокую мысль до многоуважаемой и вожделенной соседки.
Дверь в квартиру отворилась, карлика обдал поток будоражащих нос и все нутро запахов табака, перегара, одеколона и сгоревшей на газовой плите рыбы.
– О, кого нелегкая принесла, Дима *птыть, как жизнь, м*дила! – уважаемая соседка была удивлена появлению такого джентльмена на своем крыльце, но при этом ни сколь не обескуражена.
Соседка шастала по своей обители в коротком шелковом голубом халате, на голове у нее волосы, рыжие без единого намека на седину, были собраны в пучок, скрестив руки на пышной и пока еще не сильно опавшей груди, мадам курила сигарету, элегантно выдыхая дым в подъезд, поверх гордо поднятой Дмитрия головы.
Раскрыв рот и сдерживая подступающую отрыжку, Дима, в свою очередь, пусть и не был удивлен виду соседки – (они часто общались), но был обескуражен столь необычным приветствием.
– Э-т самое, ну, х*ль, как его – забормотал было наш ловелас, но мадам его мягко, но властно, остановила, приложил прокуренную ладонь к его затекшему от пьянки лицу.
– Мой юный друг, – продолжила разговор соседка, не стой, заходи! Ты станешь жемчужиной нашей прекрасной компании на сегодня!
Карлик ничего не успел предпринять, как сильная рука соседки схватила его за шиворот и завела в квартиру.
Не снимая обуви, его затолкали в комнату, где на разложенном, прожжённом сигаретными окурками диване, прикрытый простыней лежал молодой и красивый парень, лет восемнадцати.
Дима еще привыкал к обстановке, пытаясь собраться с мыслями, даже не успел поздороваться, как молодой человек вскочил с дивана, абсолютно голый, подошел к карлику и стал его пристально разглядывать.
– Ох *бать то, что надо, п*здец, а*уеть! – восклицал юноша. Дима начинал постепенно трезветь, от столь бурного приветствия, но он шока стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться. Юноша был среднего роста, его длинные светлые волосы были собраны в косу, а яркие голубые глаза слегка отдавали безумием. Дима уже и думать забыл о вожделенной рыжей соседке, испугавшись, и не понимая, что ему делать и как реагировать.
Пока Дмитрий соображал, уже было поздно. Юноша, так и не одевшись, метнулся быстро на кухню, соседка в это время с интересом наблюдала за происходящим, продолжая покуривать свою сигарету, и томно поглядывая на юношу.
Молодой человек, подобно снежному барсу, метнулся на кухню, схватил кухонный молоточек для отбивания мяса, приговаривая – Да, с*ка, Он будет доволен! Мигом вернулся в комнату и ударил карлика по голове. Дима не успел защититься и потерял сознание. Последнее, что он видел – это голый смеющийся в экстазе юноша, и рыжая соседка, смеющаяся каркающим, прокуренным смехом, прижимающая молодого человека к своей груди.
Глава 2
Дима ощутил себя необыкновенно легко, сознание его было совершенно ясным. Открыв глаза, он обнаружил себя в неизвестном ему ранее месте. Вокруг был лес, поросший деревьями странной, искаженной формы. Они походили на извивающихся змей, и переплетающиеся человеческие тела, то ли сражающихся, то ли совокупляющихся между собой. Вместо травы, кругом рос папоротник, столь высокий, что Диме из-за него почти ничего не было видно.
Страх, поначалу зародившийся у Димы где-то внизу живота, постепенно ушел, уступив место любопытству. Слегка приоткрыв рот, карлик начал исследовать окружающую него обстановку.
Короткие ноги не позволяли ему идти быстро, и Дима иногда оскальзывался и спотыкался, пару раз, чуть не угодив лицом в торчащие тут и там из земли корневища. В свою очередь, короткие руки не позволяли уверенно и удобно отодвигать в сторону высоченный по меркам карлика папоротник, листья часто били его по лицу, и Дима едва успевал прикрывать глаза, отплевываясь и тихо матерясь.
– Тьфу-ты, бл*ть, *бена мать! Палку про*бал!
Дима не думал о том, где он оказался, и куда ему идти. Сменившее страх любопытство постепенно начало превращаться в уверенность. Он знал, куда идти. Нечто звало его вперед.
Не обращая внимания на время, карлик медленно, но верно шел к своей цели. Воздух как будто не двигался, не было ни малейшего намека на ветер, не было никаких звуков птиц и зверей. Запахов он тоже не чувствовал, все вокруг будто застыло, ожидая неминуемой смерти, либо уже встретив её. Впрочем, всю жизнь проживший в городе, Дима не придавал этим особенностям значения, он полагал, что так и должно быть.
Кроны деревьев были столь густы, что солнце едва просвечивало сквозь них. Казалось, что вокруг вечные сумерки, и определить какой час возможности не было. Впрочем, Диме было все равно. Ведомый чем-то неизвестным он шел, не останавливаясь по-прежнему, не закрывая рта. Он чувствовал зов, будто нечто указывает ему путь, но не осознавая этого влияния, двигался дальше. Это Нечто понуждало его делать все новый и новый шаг, падать, вставать, получать по лицу листьями папоротника, терпеть боль в уставших маленьких мышцах, но идти дальше и дальше.
После очередного хлесткого шлепка папоротником, Дима слегка разозлился, он попытался зарычать от злобы, но из тощей груди удалось выдавить лишь детское хныканье. Выставив вперед свои короткие и толстые ручонки, наклонив голову вперед, он, уже почти плача, из последних сил сделал рывок и пробежал несколько шагов в неизвестность.
Препятствия на пути не оказалось, и карлик шлепнулся лицом в траву, которая смягчила падение, обдав его опьяняющим ароматом полевого разнотравья. Перевернувшись на спину, Дима открыл глаза и увидел ясное голубое небо без единого облака, солнце светило ярко, но не слепило его и не обжигало. Слегка полежав, Дима попытался осмыслить столь резкое изменение вокруг него, но решил не напрягаться. Думать он не умел и не любил. В этот момент, настал покой, ничем не объяснимое чувство безмятежности, которого карлик не испытывал с раннего детства, когда были живы родители, которых он совершенно не помнил. Дима, было, улыбнулся, почувствовав дуновение ветерка, но вместе с этим, услышал странный, непонятный ему шум.
Перевернувшись на живот, упираясь руками в траву, Дима начал вставать, проклиная свои короткие конечности, и непомерно тяжелую голову. С трудом поймав равновесие, он увидел странную, но очень заинтересовавшую его картину. На лугу, на котором оказался карлик, стоял могучий дуб, огромного невообразимого для Димы обхвата, с широкой кроной и большими ветвями. Подле этого дуба он увидел нескольких мужчин, вооруженных мечами, топорами и копьями, на них были шлема и кольчуги, в руках круглые щиты, расписанные в желтый и красный цвета.
Карлик догадался, что видит перед собой настоящих викингов! Прямо как в книжках, которые он любил читать! Не в силах пошевелиться, раскрыв от совершенно детского восторга рот, Дима стал завороженно наблюдать, позабыв напрочь обо всем на свете.
Мужчины, тем временем, потрясая оружием и щитами, обмениваясь непонятными карлику фразами, начали сходиться. Внезапно, без какой-либо команды они стали биться между собой, без всякой разведки и подготовки, нанося удары в полную силу, раскалывая щиты, пробивая кольчуги, сокрушая шлемы.
Стали раздаваться крики, боль в них смешивалась с яростью, воины демонстрировали удаль и силу, не страшась ударов, и не боясь ран. В воздухе запахло кровью, а звон стали стал отдаваться в ушах карлика, напоминая ему какую-то необычную мелодию.
Воины под сенью могучего дуба продолжали обмениваться ударами, щиты были давно расколоты, кольчуги иссечены, шлема измяты, кровь лилась из ран, но никто не падал и не сдавался. Они рычали друг на друга, подражая диким зверям, кричали и смеялись, отчаянно и лихо, дерзко и вызывающе, грозно и кровожадно. Одному из них удар меча рассек лицо, отчего стали видны зубы и язык, другому удар большого топора пришелся в шлем и снес его, открыв широкую рану на лбу, из которой была видна кость, третьего копье пробило насквозь, но он лишь громче других рассмеялся, обломил древко и кинулся на противника с еще большей яростью. Остальные били и калечили друг друга самыми ужасными из возможных способов, со стороны казалось, будто воины не преследуют никакой цели, вся эта битва казалась бессмысленной в своей бесчеловечной кровавости и абсолютной беспощадности.
Внезапно, бой остановился. Не сговариваясь, воины отошли друг от друга на некоторое расстояние. Казалось, на них не осталось живого места, трава вокруг пропиталась кровью. Тяжело и шумно дыша, не обращая внимания на истекающие кровью раны, изодранную одежку и изломанные доспехи, они опирались на свое оружие и молча ждали чего-то. Один из воинов, израненный больше других, уже не мог стоять на ногах, но опираясь на меч, подошел к дубу, опустил руку в развороченный ударом копья живот, и, измазанной кровью и содержимым внутренностей ладонью, приложился к нему.
Несколько мгновений ничего не происходило, но постепенно карлик вновь ощутил животный страх, с которым невозможно было бороться. Пересилив себя, Дима остался смотреть. Смотреть во все глаза, чтоб не забыть ни единого мгновения, ведь увиденное, хотя и пугало его, казалось ему бесконечно прекрасным. Крона дуба начала разрастаться, закрывая собой луг, вокруг снова стало темно, как в вечных сумерках леса и папоротника. Воины остались неподвижны и совершенно невозмутимы, словно деревянные истуканы, тот, что со вспоротым животом встал с ними в круг, отбросив в сторону меч.
Неожиданно, они все, как один завыли, но в этот раз голоса их звучали совершенно безумно, звериный рык был полон не просто боли, но отчаяния и ужаса. Воины стали срывать с себя изорванные кольчуги и одежды, их лица исказились, превращаясь в звериные морды, пальцы на руках стали удлиняться, на них выросли когти, ноги изогнулись под неестественным углом, в мгновение на их телах выросла густая шерсть. Ужасающий вой не прекращался, последние отзвуки человечности в их голосах уступили клокочущим звериным рыкам. Существа, которых карлик не знал, как описать, набросились друг на друга в новой свирепой схватке, по накалу жестокости еще более превосходившую битву людей. Звери рвали плоть друг друга и тут же пожирали оторванные куски, вой и визг смешался со звуками разрываемых сухожилий, лопающихся шкур, запах крови стал невыносим, но звери продолжали исступлённо рвать друг друга на части.
Когда, казалось, предела этому насилию уже не достичь, Дима, все это время наблюдавший за происходящим, не смея пошевелиться от увиденного ужаса, увидел огромную рогатую тень, выдвигающуюся из-за дуба.
Вначале показалась огромная лапа, на высоте явно большей человеческого роста. Черные блестящие когти оставили глубокие борозды на коре. Следом, Дима увидел, как из-за дуба появилась огромная голова, с оголенным рогатым черепом не то коня, не то оленя, плечи фигуры покрывали шкуры зверей, из локтей торчали перья птиц, одежд существо не носило, и было абсолютно нагим. Не издавая ни звука, существо вошло в круг зверей, сражавшихся между собой. Подняв к кроне дуба свои могучие руки, задрав наверх уродливую голову, существо издало протяжный вой, будто возвещая о чем-то.
Звери тут же прекратили сражение, выпуская друг друга из смертельной хватки пастей, вынимая когти из спин и глоток, выплевывая куски оторванного мяса. Раны на них начали заживать, и звери окружили это нечто, которое будто повелевало ими, рассевшись вокруг своего живого идола.
Дима осознал, что это именно Он звал его, тот самый, что проложил ему дорогу через лес и папоротник, и вывел в это место. Но карлик не понимал, что ему уготовано.
Существо медленно опустило голову, впившись взглядом в Диму. Вместо глаз, на него смотрели две черные дыры, в которых не было ни света, ни жизни.
Как только карлик встретился взглядом с тем, чему невозможно дать имя, звери все как один обернулись к нему. Дима вновь не успел защититься, одна из тварей в несколько прыжков подскочила к нему. Последнее, что успел увидеть карлик – это вонючая, полная острых зубов пасть, смыкающаяся у него на лице.
Глава 3
Дима очнулся от жуткой головной боли, кровь стекала из раны на голове, и спеклась так, что ему пришлось отрывать себя от грязного линолеума на полу. Любимой синей клетчатой рубашки на нем не оказалось, черные спортивные брюки зачем-то были обрезаны неизвестно кем, оголив его кривые голени. Любимого посоха из орешника ему не хватало больше всего, поскольку после затяжных пьянок именно это удобнейшее и универсальное приспособление позволяло ему подняться с пола (или где бы он ни отключился от переизбытка алкоголя).
Чрезвычайно сильно хотелось пить. Ужасное похмелье, в совокупности с ударом по голове сводило Диму с ума, жить ему хотелось все меньше и меньше. Было довольно прохладно, и карлик не мог сориентироваться относительно своего нового места пребывания.
Сон он уже успел забыть, но безумного голого юношу и рыжую уважаемую всем подъездом соседку он помнил, помнил и то, что вечеринка с ними подозрительно быстро закончилась.
– У, бл* опять не дала, с*ка. – Только и выдавил из себя Дима, свернувшись на полу калачиком, пристукнув пухленьким кулачком. Несмотря на свое положение, он ощущал, что наиболее ущемленными оказались его мужское достоинство и гордость профессионального любовника.
Голова у Димы все еще нещадно болела и беспощадно кружилась, не давая сосредоточиться ни на одной толковой мысли. Борясь с тошнотой и силой тяжести – голова, как обычно, сильно перевешивала, карлик наконец-то смог занять сидячее положение. Глаза резал яркий дневной свет, поступающий сквозь большие окна. Дима начал понимать, что сидит в каком-то помещении с высокими потолками, и большими окнами, вокруг мебели не было, но было нечто вроде загона из деревянных досок. В помещении было прохладно, хотя стояло лето, которое в этом году выдалось жарким и удушливым. В такую погоду карлику особенно нравилось попивать любимое пиво и предаваться безделью. Подумав о том, что было бы неплохо опохмелиться, Дима глубоко и мечтательно вздохнул, и прилег обратно на пол.
Пролежав на грязном и дурно пахнущем линолеуме некоторое время, он решил перевернуться с боку на бок, и увидел перед собой довольную, и, улыбающуюся свиную морду. Хавронья сладко посапывала и сыто причмокивала, будто что-то жуя во сне.
– О! Свинья – ох*енная тема! – Пробормотал он цитату из одного известного интернет сообщества, и смачно, с сильного размаху шлепнул свинью по пятаку.
Мирно спящее божье создание, которое жевало Димину рубашку, и именно она обгрызла на нем штаны, не оценила такого специфического проявления к ней любви и интереса. Свинка привыкал к почти нежному и, в какой-то степени, уважительному к ней отношению со стороны окружающих. Ее хорошо и вкусно кормили, гладили, и даже мыли. Люди с оживлением обсуждали что-то, глядя на нее восторженно и с почитанием. Поэтому, в ответ на столь грубое и хулиганское поведение со стороны карлика, который по началу не вызвал у хрюшки никаких опасений, он ей даже почти стал нравится, свинья молниеносно и неотразимо укусила наглеца за его мелкую поганую пухлую ручонку!
Диме никогда в жизни не было так страшно. Свинья невообразимо быстро щелкнула челюстями, карлик истошно заверещал от боли. В следующее мгновение, он наблюдал, как свинья вскочила и отбежала в дальний конец загона, продолжая что-то жевать. Шокированный случившимся, Дима поднес руку к лицу и не досчитался на правой руке двух пальцев – мизинца и безымянного. Кровь толчками выходила из ран, обильно стекая по руке, и густыми каплями, падая на пол. Завопив еще громче, – а свинья, пережевав и проглотив пальцы карлика, завизжав в ответ, Дима побежал вон из загона, пытаясь найти выход. С несвойственной карлику быстротой и ловкостью, он перемахнул деревянный загон, который в высоту был намного выше его роста, и кинулся к ближайшему окну. Кривые и пухлые ноги несли его, как казалось, к спасению, но ручек на окнах не оказалось, и карлик, вскочив на подоконник, принялся стучать окровавленным кулачком по пластиковому стеклопакету, моля о помощи, в надежде, что его услышат. Из окна на улице была видна железнодорожная станция, но мимо проходил лишь товарный поезд. Громкий стук колес, и гудок машиниста глушили любые звуки вокруг, и Дима слышал лишь свои истошные вопли и слабые удары пухлых кулачков.
– Слышь! Сломаешь – чинить заставлю! – Сквозь свои вопли и всхлипывания расслышал Дима. Обернувшись, он увидел высокого стройного седеющего мужчину в спецовке и с перфоратором в руках. Все, что смог выдавить из себя Дима – это очередное – «Помогите!», тихое и писклявое. От пережитого стресса он потерял последние силы и со всего маху рухнул с подоконника лицом вниз на пол.
Воспоминания вспышками проносились в медленно, со скрежетом работающем мозгу карлика. События прошлого вечера, рыжая соседка, голый юноша, любимое пиво, рубашка, почти свежая, стирал месяц назад, странный сон, викинги, звери, Он.
Существо, не то зверь, не то человек, снова пришло к нему. На этот раз, в нем не чувствовалось угрозы, лишь безусловное желание подчиниться его воле. Рогатый череп смотрел на Диму, все так же, не выражая никаких намерений. В какой-то момент, когтистая не то лапа, не то ладонь коснулась лба карлика. В следующее мгновение, Дима проснулся.
Теперь он лежал на деревянной лавке, накрепко перевязанный какими-то ремнями. Голова не просто болела, а готова была расколоться. Карлик уже чувствовал, как на лбу разрастается большая шишка. Гематома жутко неприятно натягивала кожу, отчего создавалось ощущение, что вот-вот она лопнет и из раны потечет кровь. Обрубки пальцев болели, но, было похоже на то, что их ему перевязали. Пока что карлик успокоился.
Перед собой Дима видел только белый потолок и лампы, как будто в офисе – похожие он видел у своего знакомого, который работал риелтором. Хороший парень, и добрый собутыльник. Тоже карлик. Снова захотелось пить, и обязательно пивка. Такого холодненького, слегка кисленького, и чтоб греночкой закусить, да потом еще хлебнуть и еще и еще…
От этих приятных, но бесполезных размышлений, Диму отвлекли новые голоса, которые он слышал где-то позади него. Головой он пошевелить не мог, поскольку ее тоже чем-то зафиксировали на жесткой скамье.
– Ну, ты, конечно, перестарался, как по мне. Нет, молодец, конечно, уважил дедушку, но, блин, э-э-э, реально карлик!? Ты где его взял, как вообще так вышло, что тебе пришла, а-а-а, в голову идея украсть нам в клуб карлика?!
Этот голос, первый, звучал очень по-взрослому, авторитетно, и немножко поучительно. Будто владелец его обладал педагогическим даром, умудряясь испытывать одновременно удивление и негодование, но оставаясь при этом корректным и чутким.
– Да че я, ну я это, короче…даже не знаю – Дима узнал в этом голосе голого юношу из квартиры рыжей, уважаемой всем подъездом соседки. Подумав о ней, карлик немного приободрился, и потянулся было к предмету своей мужской гордости, но его похотливые кривые короткие ручонки были неподвижны. Искренне расстроившись, и недовольно хмыкнув, он продолжил слушать. Тяжело вздыхая, голос молодого человека рассказывал свою версию событий.
– Ну, я короче шел, шел такой, раз, смотрю, на остановке, где я обычно выхожу – он, реально карлик. Прикольный такой, я тут же подумал, ну ты ж хотел в клуб карлика, много шуток было про карликов, что карлики это круто и смешно, и что его можно во врагов бросать и что его можно набухивать и в корзине таскать и много еще чего…
– Ладно, ладно, мы помним – Встрял в разговор третий голос. Ты на*уя человека сп*здил?!
Этот голос уже не казался сдержанным и воспитанным. Его грубый тон не скрывал своего возмущения, походя больше на звериный рык, чем на человеческую речь.
– Да че сразу сп*здил, ниче не сп*здил, я его, это, честно в бою победил, вот!
– Ты что, дрался на улице с карликом?!
– Да, это было ваще эпично, я такой к нему подваливаю, а он такой – На! – мне подсечку, а я такой – На! – на него сверху! И мы чет в партере месимся, он бьет, но слабо, а я тоже слабо бью, ну типа карлик то живой нужен, и здоровый, он же наш будущий воин, все дела. В общем, я его глушанул такой, на, нах, ему! И вот, в рюкзак к себе его запихал, и пешком дошел вот до клуба.
– А чего это от тебя так парфюмом пахнет? – Вмешался четвертый голос, слегка саркастичный, но явно не агрессивный. А может ты просто…с женщиной был, а?!
– Да не, вы че, угораете?! – Возмутился голос молодого человека. Я просто голову помыл блин, делать мне нефиг!?
Мерзкое разноголосое хихиканье разорвало воздух в кабинете. Карлик затылком чувствовал неловкость молодого человека, но пока решил помалкивать.
Тут, над Димой нависла тень, напротив его головы появилось лицо молодой девушки, с черными волосами, бледным лицом, и подведенными черными тенями глазами. Голос ее был приятен, а слова она слегка растягивала, делая частые паузы.
– О, ты проснулся, А ты крепок. – Девушка разглядывала его какое-то время, а Дима, слегка приоткрыв рот, жадно рассматривал ее в ответ. Карлик, поскольку думать не любил и не умел, не мог сформировать у себя внутри то, как описать нахлынувшие на него чувства. Поэтому, он просто рассматривал ее, как нечто невообразимо прекрасное.
Девушка, не обращая внимания на реакцию карлика, внимательно высматривала в нем что-то. Ее зрачки, расширились, зеленые ведьмины глаза как – будто остекленели, но, секунду спустя, вернулись к прежнему виду. Ее голос стал тихим, похожим на шипение и скрежет металла по стеклу.
– А, так ты тоже видишь…Он знает тебя, видит тебя насквозь. Он приходит во снах ко всем, но не всех одаривает своей милостью…берегись, беспалый!
Дима ни слова не понял, а девушка, со зловещей улыбкой на лице, куда-то удалилась.
– Ну что, он готов? – раздался рычащий голос грубого человека.
– Да, ответила девушка-ведьма.
– Хорошо. Эй, пацаны! Развяжите его, принесите обратно в загон, облейте там холодной водой, да смотрите, чтоб не сбежал! Вечер становится по-настоящему веселым!
К карлику подошли двое – молодой человек из квартиры соседки, и второй парень, высокий и широкоплечий с черными короткими волосами. Дима решил не сопротивляться, да ему и не хотелось. Он лежал, будто забывшись, или выпив вкусного свежего пивка, вспоминая ведьмины зеленые глаза, пронзившие его карличью душу насквозь. Они между собой о чем-то переговаривались, но Дима слышал лишь обрывки разговора.
– ..но ты не понимаешь! Мы добудем ему женщину-карлика, начнем их размножать, и проводить селекцию, чтоб их потомство было еще меньше! А потом, потом мы отправим их в космос! Ты только представь – карлики-космонавты! Раз они маленькие, то меньше потребляют пищи и воды, им нужно меньше места в космическом корабле, мы сможем колонизировать галактику!!!! – Широкоплечий юноша с короткими черными волосами восторженно и возбужденно декламировал товарищу свою идею. В нем ощущались задатки будущего великого инженера. Впрочем, некоторые его идеи стоили ему небольших увечий, судя по шрамам на ладонях и пальцах.
– Ты, походу, *бнулся. – Безапелляционно ответили ему. Ей, ты же не будешь брыкаться да, мелкий? – Обратился к Диме молодой человек, который рассказывал об эпичном похищении карлика.
Дима вжался в скамью, и отрицательно помотал головой. Сил что-либо говорить у него совсем не было. Его отвязали от скамьи и понесли, держа на луки обратно в зал с загоном. Пронесли через длинный коридор, мимо мастерских, чего-то, похожего на склад, и еще несколько кабинетов. Карлик узнал помещение, из которого не случился его побег – это походило на столовую, но переоборудованную под некое подобие спортивного зала. В одном из его концов находилась странная конструкция из автомобильных покрышек, чье назначение Диме было неясно, на стене висели чем-то набитые матерчатые мешки, в углах стояли копья, вдоль стен висели щиты. На них он обратил внимание, потому что щиты показались карлику смутно знакомыми. Круглые деревянные щиты, их поле было выкрашено в красный цвет, на одних красовался красного как кровь цвета крест, на других – непонятный карлику символ, похожий на человека, которого разрывают медведи, стоящие по бокам от него.
Напрягая память, Дима пытался вспомнить, где же видел такие изображения, но ничего не выходило. Вокруг загона собралось человек пятнадцать, мужчины и женщины, самых разных возрастов. Уже наступил вечер, за окном было темно, в помещении свет давали потолочные светильники, отбрасывая на стены тени собравшихся людей. У Карлика закружилась голова, когда его внесли в загон и поставили на ноги, но его тут же взбодрили, как инструктировал человек с грубым голосом, окатив холодной водой из большого красного ведра без ручки.
Завопив еще громче, чем от укуса свиньи, карлик вызвал взрыв хохота на весь зал. Люди, пришедшие поглазеть на происходящее, пребывали в прекрасном настроении. Дима, отплевываясь, и тихо похныкивая, протер пухлыми ладошками лицо, и увидел напротив себя свою недавнюю обидчицу. Свинья воинственно вздернула пятачок и недобро поглядывала в сторону карлика своими маленькими злобными глазками. Злобное похрюкивание не сулило карлику ничего хорошего.
Он сжал, было кулаки, и готов был кинуться на свинью первым, но все не решался сделать и шага в ее сторону. Слегка опешив, карлик огляделся вокруг, не найдя ничего, что могло бы помочь ему в грядущей битве.
– Бери топор, и сражайся за свою жизнь, п*зюк, не то я сам тебя зах*ярю! – Послышался знакомый рычащий голос, и в сторону Димы полетел какой-то предмет. Тот упал под ноги карлику, и он подобрал свое оружие. Древко топорика оказалось почти такой же длины, что и рост самого Димы, а его небольшое компактное лезвие оказалось совершенно тупым! Потрогав его пальцем, карлик возмущенно вскрикнул:
– Да вы че, ох*ели?!
– С лезвием любой дурак сможет, а ты попробуй без! – Ответил ему седеющий высокий мужчина.
Зрителям, в свою очередь, шутка пришлась по вкусу, и те стали подбадривать карлика, то раззадоривая его, то грозясь придумать ему еще какое-нибудь совершенно неадекватное обстановке испытание.
Не теряя ни секунды, Дима, совсем отчаявшись, с диким карличьим воплем ринулся на свинью и сходу начал колошматить ее по башке. Свинья не ожидала от карлика такой прыти, ее передние ноги подкосились от первого же пропущенного удара. Сквозь крики зрителей слышались глухие звуки ударов тупого топорика о свиной череп. Свинья отчаянно визжала, время от времени, своим визгом перекрывая вопли карлика, который бил и бил по свиной черепушке с остервенелой яростью.
– На, сука, получи! Падла! Бл*! – Дима был знаток утонченных ругательств, но животная ярость и чувство мести совершенно затмили ему разум, и отключили всю его бурную матерщиную фантазию.
Удары сыпались и сыпались на череп свиньи, она уже не визжала и не пыталась сопротивляться. Кровь, ошметки шкуры, костей и мозга разлетались в стороны, отскакивая от бортов загона. Карлик был с ног до головы в свиной крови, его руки дрожали от невозможного усилия, а ноги подкашивались. Зрители ревели и восхваляли его, насмешки и издевки сменились боевыми кличами, и хвалебными возгласами.
Оружие застряло где-то в мозгах свиньи, сил у Димы не осталось, и он держался за рукоять, чтобы не упасть окончательно. Залитые свиной кровью глаза ничего толком не видели. Отпустив одну руку, он утер лицо, увидел устроенное им месиво. Как ни странно, карлик выдержал это зрелище и его не вырвало. Тяжело дыша и с трудом выпрямившись, Дима поднял голову. Перед собой, за загоном, он увидел зеленоглазую ведьму. Она не сводила с него взгляда, лицо же ее не выражало никаких эмоций. Мгновение, и ее взор снова прояснился, она радовалась подвигу карлика, и звонко смелась.
Но Дима все же успел заметить то, что не каждому дано было увидеть. Огромная рогатая тень, с перьями, торчащими из локтей, нависая над зеленоглазой ведьмой, повернулась в сторону карлика. Тот не успел испугаться, потолочные светильники засбоили, и тень неведомого существа исчезла, уступив место обычной тени девушки.
Дима начал вспоминать свой сон, и от этого ему снова стало страшно. Вспышка ярости отобрала у карлика все силы, и он медленно осел на пол. Его тут же подхватили сильные руки, и понесли куда-то.
– Ну все, карлик, красавчик! Пошли с нами на афтапати! По пиву! – Это был обладатель взрослого голоса учителя.
Дима был счастлив. Пива он хотел сейчас больше всего на свете!
Глава 4
От усталости Дима отключился. Снов ему не снилось, он абсолютно ничего не чувствовал и никак не воспринимал реальность, воспоминания короткими и яркими вспышками проносились в карличьем мозгу.
Образы встреченных людей…похмелье…сражение со свиньей…боль на месте обрубков откушенных пальцев… яркий свет… холодная вода…
Все это напоминало приступ белой горячки, а Дима, порой, допивался и до такого состояния. Где-то на задворках своего затуманенного алкоголем сознания карлик думал, что, быть может, все это ему причудилось, привиделось…Да, возможно так и есть, и он просто пьяный споткнулся дома, упал, рассек себе голову, ушиб лоб, где-то потерял два пальца…мало ли, может рыжая, уважаемая всем подъездом соседка постаралась, правда, Дима еще не придумал, как…Но, к сожалению, реальность постепенно вступала в свои права и беспощадно врывалась в карличью жизнь, принося ему новые страдания и головную боль.
Он очухался уже в каком-то заведении, его разбудила тихая, ненавязчивая музыка, но что конкретно Дима пока расслышать не мог, да и не хотел. Удивительно, но на себе он обнаружил большую серую футболку – явно не по размеру, карлик в ней чувствовал себя, словно поп в рясе, рукава футболки доходили ему до кончиков пальцев, а подол волочился бы по полу. Остальная его одежда осталась неизменной – обгрызенные покойной свиньей черные спортивные брюки и зеленые тапочки-сланцы, в которых он вышел из своей квартиры на встречу этому пугающе бесконечному, но безумно увлекательному приключению.
Напротив него, словно по волшебству, возник слегка запотевший высокий пивной бокал. Светлого цвета напиток благородно переливался в полумраке освещения заведения, а аппетитная пенная шапка своим ярким белым цветом навевала карлику приятные мысли и успокаивающе покачивалась.
Искренне обрадовавшись, и жадно облизнув губы, Дима от восторга хлопнул в ладоши, оглядевшись вокруг, за столом напротив себя видел улыбающегося мужчину с голосом учителя.
– Спасибо, уважаемый! – Пропищал Дима, и не дождавшись ответа, засучив рукава своей не карличьей футболки бережно, но цепко взялся за бокал и с нескрываемым наслаждением осушил его примерно на половину.
Сидящий напротив мужчина одобрительно хмыкнул и тоже приложился к своему бокалу. В нем было нечто не похожее на пиво, а скорее на какой-то томатный суп, что очень заинтересовало карлика. Тот любил эксперименты в части алкогольных возлияний, и иногда мог себе позволить что-нибудь эдакое. Отпив своего пива, и отставив бокал в сторону, Дима довольно утерся рукавом футболки, и сытно рыгнул. Сидящий напротив него мужчина еще раз хмыкнул и приложился к своему бокалу. К столу стали подтягиваться остальные участники посиделки, и располагаться кто где. Дима сидел на блинной скамье, и по бокам от него расселись двое молодых парней, что несли его на битву со свиньей, все остальные расселись полукругом, так, чтоб было видно импровизированную танцевальную площадку бара, которая располагалась буквально в паре метров от стола.
Пока что, никто не танцевал.
Дима обратил внимание, что никто не обращается друг к другу по имени, но со стороны казалось, будто все участники встречи понимают друг друга как-бы без слов. В обычных разговорах о работе, развлечениях, обсуждении сегодняшнего дня и эпичного противостояния Димы со свиньей, не прозвучало не то что имен, но даже прозвищ. Мужчины и женщины носили одинаковые черного цвета футболки с тем же символом, который Дима видел в спортивном зале – человек и два медведя, только аппликация на ткани была белого цвета. Была еще надпись на русском и неизвестном карлику языке, но Дима плохо видел и еще хуже читал.
Впервые за долгое время, слегка задумавшись, и отхлебнув еще пивка, Дима, хоть и не любил этого, но все же решил подумать. А мысль была одна – как же ему заговорить хоть с кем-то из них? В его мозгу произошел сложнейший нейронный обмен, электрический импульс отразился от черепной коробки прямо в мозг, и карлик понял. Он сам даст всем имена!
Мужчину с голосом учителя карлик решил звать Дедушкой. Ну, или Дедом. Он слышал, как тот отзывался сам о себе в таком ключе, так что, вроде должен понять, что Дима обращается к нему. Дед был широкоплеч и могуч, его толстые предплечья, казалось, невозможно было бы обхватить, тяжелая ладонь, покоящаяся на столе, казалось неподъемной, широкое и круглое лицо обрамляла короткая бородка, а волосы на голове были русые и коротко стриженые. В левом ухе была серьга необычной формы, а руки покрывали татуировки с символикой футбольных болельщиков. Кажется, Дима разглядел большую красную букву «Л», и какой-то непонятный ему символ, похожий на солнце. Дед казался карлику самым добрым из всех, на него карлик смотрел с нескрываемым восхищением и чувствовал исходящее от него тепло и добродушие.
Рядом с Дедом сидела худая спортивного вида девушка, с темно-русыми волосами, зачесанными назад и собранными в длинную, до поясницы косу. Взгляд ее был острым и очень внимательным, она что-то тихо говорила Деду, одной рукой так же удерживая в руке бокал с пивом, свободной же, слегка жестикулировала, сложив пальцы так, будто удерживала в них что-то острое и тонкое. Ее изящные, но крепкие руки выдавали одновременно плавные, но четкие движения, ногти были короткими, но ухоженными. Неясно почему, но Дима разглядел эту деталь. Вид у нее был довольно строгий, и властный, возникало невольное желание обращаться к ней максимально уважительно и по имени-отчеству. Думая об этом, Диме показалось, что там могла бы выглядеть его мама. По рассказам соседей, он знал, что та была учительницей, и тоже была строга и довольно сурова. Импульс в мозгу дал новый сигнал, и карлик дал ей имя – Мать.
Вообще, хоть Дима и полагал иначе, но с фантазией у него было не очень. Да и новые светлые мысли в его сознании что-то никак не рождались, очередной импульс около черепной коробки запаздывал. Допив свое пиво, и сунув вздернутый нос в пустой бокал, вдохнув напоследок блаженный запах, хмеля и солода, он глубоко и печально вздохнул. Дед, обратив на это внимание, бросил короткий взгляд на молодого красивого парня, который похитил карлика из квартиры рыжей соседки. Тот, сделав максимально серьезный вид, кивнул, встал и направился к барной стойке. Дима проводил его взглядом, и заметил, что молодой парень был не просто красив, но и довольно стильно, по меркам карлика, одет. Черная кожаная куртка отлично сидела по фигуре парня, выделяя его широкие плечи, а брюки, как в фильме про Чапаева кажется, они назывались, «Галифе», придавали ему вид кадрового военного из старых фильмов про революцию. Дима, хоть и не был гением, но глупым себя не считал, а увлечение историей все же давало ему неожиданно широкий кругозор. Тут, очередной импульс снова дошел до мозга карлика, и его сознание выдало ассоциацию: куртка, галифе, стиль…Гуччи!
Дима хмыкнул, будучи очень довольным собой, что смог построить столь сложную логическую цепь. А может, это он начал пьянеть от любимого пенного. Гуччи вернулся со свежим бокалом, неся его бережно, придерживая донышко свободной рукой. Серьезное выражение его лица не желало уступать иным эмоциям, а пронзительные ясные голубые глаза прорезали пространство и время своей сосредоточенностью.
– Спасибо, Гуччи! – Чуть более уверенно пропищал карлик, и сразу приложился к пиву, все так же цепко, но осторожно удерживая бокал двумя руками. Пить пиво для него – это целый ритуал! Проявить неуважение к любимому напитку было никак нельзя!
– Че, как ты меня назвал?! – Набычился на Диму Гуччи, и сжал кулаки. Сидящие за столом прекратили переговариваться, и стали с интересом наблюдать за происходящим. Дима, в свою очередь, видимо, осмелев от второго пива, а может просто чувствуя, что обстановка гораздо более дружелюбна, чем несколько часов назад, ответил:
– Гуччи! Просто, я ж не знаю, как тебя звать, да ваще тут никого не знаю! Вот и думаю, а че, сам всем имена придумаю, Дима снова рыгнул и продолжил. – Вот ты, вот, карлик указал перебинтованной рукой на Гуччи, – парень красава и стиляга! Был бы я девка, я б тебе дал, *пта!
На несколько мгновений повисла неловкая пауза. Дима уже было задумался срочно допить свое пиво, уже без соблюдения ритуала уважения, ибо было не до того сейчас, да как дать деру, пока цел. Но… Взрыв хохота заставил Гуччи дернуться, пелена ярости спала с его глаз, и он тоже засмеялся вместе со всеми, разжав кулаки и уперев руки в бока. Карлик обратил внимание, что Гуччи не пил вовсе, и был совершенно ясно и убийственно трезв.
– А что, звучит недурно, недурно. Мы такое одобряем! – Протянул дед, отхлебывая томатного цвета жидкость из своего бокала. – Здесь, как ты уже понял, мы не называем имен, так что, твоя идея нам нравится. Потом расскажешь, как назовешь остальных, идет?
– Идет, Дед! – Ответил карлик. Осушил свое второе пиво, и уже не столько осмелев, сколько обнаглев заорал на весь зал:
– Наливай, бл*!
Одобрительное ворчание, пронесшееся над столом, сигнализировало карлику, что он пока в безопасности и в целом, напряжения в воздухе между ним и членами компании не ощущалось.
Мать, отставив в сторону свой бокал, сложив руки на груди, стала с интересом наблюдать за карликом, со следами ехидной улыбки на губах. А Дед, в свою очередь, в очередной раз одобрительно хмыкнув, отпил своего томатного пойла. Гуччи же, не изменившись в лице, сел на свое место, положив ладони себе на колени.
На этот раз, за пивом пошел второй молодой человек, высокий, крупный, с черными короткими волосами. Дима, пока ждал свое третье пиво, краем уха уловил какую-то историю, связанную с каким-то полевым лагерем, каким-то фестивалем, палатками, кострами, топорами прочим всем в таком духе. Уловив нить повествования, Дима услышал что-то про то, как пошедший за пивом парень чуть не отсек себе палец топором. Было много крови, всем было страшно, но весело. Палец парню спасли и с тех пор, у того остался шикарный и брутальный шрам.
– Топорист, – подумал карлик. Принял бокал, кивнув парню в знак благодарности и тут же отпил, жадно продолжая всасывать в себя живительное пивко. Топорист в ответ, чокнулся с Димой бокалами, после чего спросил:
– Тебя самого-то как звать?
– Дима, – ответил он.
Топорист поднял свой бокал высоко над головой и громко и четко произнес:
– За Карлика Диму и наш будущий карликятник!
Все одобрительно загудели и согласились, что это был достойный тост. Послышался звон бокалов, одобрительные хмыканья и смешки. Обстановка все более и более навевала настроение кутежа.
– Карликятник…смешно, *пта, – подумал Дима, хоть и не понял, что Топорист имел ввиду.
Примерно с середины третьего бокала, Диме стало совсем хорошо, тот расслабился, и начал внимательнее рассматривать окружающих и вслушиваться в их разговоры. Карлик вглядывался в лица собеседников маслянистыми разноцветными глазками, тяжело дыша и слегка шлепая губами – алкоголь начинал давать о себе знать, и сохранять концентрацию становилось все труднее.
Музыка стала чуть громче, люди с соседних столиков начали подходить к танцевальной площадке, и потихоньку разгонять тоску танцами и песнями.
Из присутствующих за столом с Димой, танцевать пока никто не шел.
Двое мужчин сидели напротив Деда и Матери и о чем-то оживленно беседовали. Первый, в котором карлик узнал седого мужчину, расспрашивал второго – который бросил Диме тупой топор для битвы со свиньей. Приглядевшись к седому мужчине, тот понял, что он вовсе не старше всех остальных, как Диме казалось ранее, черты лица его были мужественны и очень красивы, при этом, строгая внешность соседствовала с искренней и теплой улыбкой. Мозолистые ладони держали бокал с чем-то явно безалкогольным, и, как понял из разговоров, карлик, этот мужчина много лет вел трезвый образ жизни, что не мешало ему поддерживать общее веселье и остроумно подкалывать своих товарищей. Бороду он не носил, был высок и строен.
Дима вспомнил, что это именно он пообещал заставить карлика чинить решетку, если тот сломает ее. Проиграв в голове снова этот голос и озвученную им фразу, в карличьем, уже довольно пьяном мозгу, заискрил новый импульс!
– Дядька, подумал карлик. Не особо оригинально, но ничего умнее он не придумал пока что. Эта ассоциация возникла из хаотичного набора мыслей, который сформировался в фигуру в строительной каске, с чертежами и линейкой в руках. Как дядька-строитель, с которым однажды Дима пьянствовал на лавочке у себя во дворе и наслушался от него много интересных историй про стройку, вахту на севере и толстых поварих. Хлопнув себя по коленке, мысленно похвалив за логичность и последовательность, карлик допил свое третье пиво.
Не успев поставить опустошенный бокал, карлик его тут же лишился. Дима начал было беззвучно возмущаться, но увидел, что бокал забрал собеседник Дядьки – светловолосый мужчина с длинной бородой и стоящими торчком усами. Волосы он тоже носил короткие, примерно как у Топориста, ростом был с Деда, и почти такой же широкий в плечах. Руки его покрывали черные татуировки с изображением невиданных зверей и письменами на непонятном языке. Строго взглянув на карлика, мужчина развернулся и пошел к барной стойке. Пил он явно больше всех, громко и весело разговаривал, шутя похабные шутки, которые Диме очень нравились. Но, когда дело дошло до очередного пива для карлика, мужчина сразу стал серьезным и собранным, и казался при этом немного раздраженным. При этом, он один из всех за столом носил полосатую майку, напоминающей тельняшку. Цвет полосок Дима не разобрал в полумраке бара, но искра фантазии наконец-то пробудилась в нем.
– Бонифаций! – Вспомнил карлик один из его любимых мультфильмов. Еще, из статьи в википедии, Дима помнил, что это имя святого апостола, который крестил давным-давно немцев. Или кого-то типа того. Дима уже запутался в своих гениальных идеях, и он начал уставать.
– На, бл*, держи свой пивандрий, п*здюк! – Бонифаций подал Диме четвертый бокал светлого, голос его на этот раз был не такой злой, и, кажется, отдавал нотками уважения к карлику.
Кивнув в ответ, карлик влил в себя содержимое четвертого бокала залпом. Бонифаций наблюдал за Димой молча, накручивая ус, и, когда карлик расправился с вожделенной порцией оживляющей влаги, обратился к нему:
– Неплохо ты справился, с тупым топориком-то! Это, кстати, был мой. Теперь – это твое оружие, мелкий ты говнюк! – Сказал ему Бонифаций.
– Спасибо, Бонифаций! – Медленно, с трудом слагая буквы в слова, пролепетала уже изрядно окосевший Дима. – Ты был очень добр! Карлик грохнул пустым четвертым бокалом об стол и протянул перебинтованную руку с обрубками пальцев для рукопожатия.
– Господи, как это мило, – пробормотал Бонифаций, и осторожно пожал искалеченную куру карлика.
Дима был горд собой, его распирало чувство единения с этими прекрасными и очень интересными людьми.
Обратив внимание на танцплощадку, карлик увидел, как несколько взрослых дам пританцовывают под музыку, кажется, это были песни Валерия Меладзе. Диме он очень нравился, и, набираясь смелости, карлик собрался было присоединиться к танцу, продемонстрировав дамам все свои навыки самца и ловеласа! Кстати, еще о женщинах…
Последними, на кого он обратил внимание – были две девушки. Первую он уже знал и видел – та самая зеленоглазая ведьма, которая говорила с Димой о каких-то непонятных штуках. На руках у нее тоже были татуировки, с изображавшие фигуры с черепами и крыльями. Она сидела неподвижно, со строгой осанкой, изредка отвлекаясь на свой бокал с чем-то фруктовым, судя по запаху.
– Ну, тут все просто, х*ли, Ведьма, она и есть Ведьма – пробормотал Дима, еле справляясь с опьянением. Встретив ее взгляд, он невольно смутился, и начал теребить повязку на руке под столом, опустив голову и что-то бубня себе под нос. Но, услышал новый, не знакомый ранее голос, карлик поднял голову и продолжил всматриваться дальше.
Сидящая рядом с Ведьмой девушка была чем-то на нее похожа, тоже черные длинные волосы, бледная кожа, но было в ней что-то еще, что-то неуловимое и заметное только карлику. Взгляд ее был каким-то пронзающим, будто видящий душу насквозь. На окружающих она смотрела так же внимательно, как Мать, но это был не строгий и испытывающий взгляд, а скорее изучающий, подмечающий детали и суть человека. Фигура ее тоже была стройной и спортивной, но на фоне других девушек она выделялась, и казалось несколько более мощной, чем остальные. В ее движениях прослеживалось что-то хищное, и стремительное. Черные тонкие брови и зеленые с янтарным глаза усиливали этот эффект в ее облике. Лицо слегка вытянутое, изящные скулы, аккуратный подбородок, нос с легкой горбинкой, и пухлые чувственные губы, маленькие, но крепкие ладони – все это Дима разглядывал внимательно и с некой нервозностью, потому что его не отпускало чувство тревоги, глядя на эту красивую, но, как ему казалось, опасную особу.
На улице стало совсем темно, и полумрак в помещении усилился, потолочные лампы слегка заискрили, буквально на мгновение, но этого времени Диме хватило, чтоб увидеть очередное нечто.
В полумраке взгляд девушки остановился на мгновение, ее глаза блеснули, как у дикой кошки, или волчицы, отразив в зрачках свет от ламп. Девушка громко и с удовольствием рассмеялась очередной шуточке Бонифация, запрокинув голову назад, и проведя рукой по своей шее. Дима увидел клыки, каких явно не бывает у человека, а в смехе девушки послышалось нечто, похожее на рычание хищника, готового наброситься на жертву.
Подумав было, что он совсем допился, Дима прикрыл глаза. Ему показалось, что он ненадолго уснул. У него из головы не выходил образ хищной девушки, а имя для нее все никак не шло в голову. Тут Диме стало плохо, он почувствовал страшное давление на себе, будто невидимая рука вдавила его череп в стол, и хочет расплющить одним мощным движением. Давление не ослабевало, карлик не мог сопротивляться, ему чудилось тяжелое холодное дыхание и шелест перьев, ему казалось, будто острые ледяные когти царапают ему голову и лицо. Нечто желало сделать так, что Дима услышал Его. Карлику стало страшно, безумие охватило его, он пытался проснуться, вскочить и убежать, что было сил, но карличье тело его не слушалось, лишь осознание беспомощности внушало ему животный страх и ужас, вперемешку с отчаянием.
Безлунница… чужеродный голос, похожий на стрекот ястреба, гул деревьев и громовые раскаты одновременно, донесся до сознания карлика, поразив все его нутро. Он будто оставил клеймо в мозгу, заставляя запомнить это имя навсегда, это не была просто информация, это было требование, на которое нельзя ответить отказом. Дима понятия не имел, что это значило, но теперь, Ее – Безлунницу он будет бояться больше всех на свете.
Давление резко ослабло, Дима оторвал голову от стола, будто выброшенную пружиной. На глаза карлика навернулись слезы, шея его жутко болела, а на голове будто чувствовались следы когтей и остались мелкие едва заметные царапины. Тяжело и часто дыша, карлик поднял свой взгляд.
Безлунница изучающе рассматривала Диму, после чего многозначительно обменялась взглядами с Ведьмой, которая так же не сводила все это время глаз с карлика. Они обе молча встали из-за стола и присоединились к танцующим взрослым дамам и молодым людям, тоже завсегдатаям бара. Музыка звучала громче, бармен ставил песни все веселее и горластее. Бонифаций, орал что-то невпопад тексту, Топорист уснул, Гуччи уходил из бара в обнимку с какой-то взрослой женщиной, воровато оглядываясь по сторонам. Дед и Мать сидели в обнимку и продолжали что-то живо обсуждать. Дядька снимал Бонифация на телефон и потешался над его выходками.
Далее события развивались стремительно. Один из завсегдатаев бара начал распускать руки, и, очевидно без разрешения последней, пытаться обниматься с Ведьмой. Безлунница же, в свою очередь, своим танцем явно привлекала к себе все больше внимания со стороны разгоряченных выпивкой и музыкой парней. Ведьма дала понять, что ей не нравится такое внимание, но завсегдатай был настойчив и не проявлял должного чувства такта и вежливости.
Увидев это, карлик воспылал к нему ненавистью. Ему казалось, что от злобы его просто разорвет, и он просто не может вот так сидеть, сложа руки! Решение пришло в одну секунду. Мощнейший электрический импульс последний раз за этот вечер пронзил карличий мозг. Он вскочил вначале на скамью, затем, короткие ноги к сланцах забросили его прямо стол, схватив пивной бокал, он побежал по столу, в сторону танцплощадки с воплем: – Убью, с*ка! – и бросился на обидчика Ведьмы, держа пивной бокал обеими карличьими ручонками, в богатырском замахе над головой!
– С*ка, *бать я мужик! – Подумал карлик, пока летел с бокалом в руках.
(С) Иван Бурёхин
Уфа-2023
Глава 5
Звезды зажигались и гасли, мир переживал бесконечные циклы рождений и смертей. Люди говорят, что у всего живого есть душа…возможно. У всего живого есть начало и есть конец. Но как понять, жив ты или нет, если момент твоего начала тебе неизвестен? Что делать, если сама идея начала и конца, течения времени, скоротечности жизни человека или любого другого существа тебе попросту недоступна?
Люди давали ему разные имена. Возможно, где-то, в бесконечном пространстве космоса, чувства и мысли человечества стали чет-то материальным, чем-то, что имело для них значение, и стало частью их жизни. По началу, он был бесконечно одинок. Внезапно он просто осознал себя.
Вот он я, я есть…
Люди давали имена всему, что видели. Он не понимал как, но чувствовал все, что его окружало. Человеческие существа наделяли смыслом любые, даже самые незначительные вещи, ему же, все это было чуждо, ведь к чему все эти имена, слова, названия, и прочие безделицы? Мир дышал, давал ему все что нужно, одного малейшего желания, легкого волевого усилия хватало для того, чтобы постигать суть вещей. Он быстро усвоил все нужные уроки.
Мир подарил ему себя, а он подарил себя миру. Леса и горы, моря и океаны, пустыни и джунгли, снега и вулканы – все теперь было им, а он – всем. И не осталось животного или птицы, чью суть не познал бы он.
А люди, тем временем, все чаще обращались к нему. Изначально, его поразила эта способность людей – они называли это речью. Способность пользоваться речью люди называют – говорить. Он честно пытался, но ничего не выходило. Пытаясь быть понятым и принятым, он обращал себя в форму, доступную его понимаю, но встреченные либо бежали в ужасе, либо умирали. Постепенно, он начал учиться еще больше, и стал понимать большее. Когда он впервые столкнулся с чудом рождения новой жизни, в нем что-то пробудилось. Люди зовут это – радостью. Когда он впервые узрел таинство смерти – в нем оборвалось нечто ранее незримое. Люди называют это – горем. Впрочем, новые знания не помогали лучше понимать их. Ведь самая простая истина была ему ясна с самого начала – жизнь и смерть это рутина, то, что было всегда, и будет впредь.
И все же, в нем пробудилось нечто новое. Люди зовут это любопытством. Когда стало ясно, что восприятие человека не в силах пережить встречу лично, он стал искать тех, кто может видеть его облик во снах. И быстро нашел, ибо мир хоть и велик, но не бесконечен. Он являлся к таким ясновидцам в разных образах, но все чаще люди видели в нем высокую мускулистую фигуру, похожую на человеческую, неизменно вместо головы, они видели черепа животных, из рук торчали перья, а ладони походили больше на лапы хищных зверей или птиц.
Со временем, люди стали обращаться к нему с просьбами. Они зовут это – молитвой. Поклонение Ему стало широким явлением, люди постепенно напитывали его сущность своими эмоциями, желаниями, и мечтами. Впитывая все, что люди сообщали, он становился могущественнее. Их просьбы были просты для него, и ничего не стоили. Кто-то просил силы для битвы с врагом, кто-то желал, чтобы было много дичи в лесах и рыбы в реках, кто-то желал власти над сородичами, а кому-то не доставало силы дать новую жизнь.
Люди любили его, но страшились не меньше, ведь, познавая чувства людей, он познал все аспекты их бытия. Люди научили его страху, подчинению, власти, жертвам. И он стал требовать взамен. Тот, кто просил силы для битвы с врагом или зверем – сам мог стать тем, с кем боролся, и либо погибал, либо сходил с ума. Кто просил много добычи – жил в праздности и становился беспомощен перед трудностями. Кто возжелал власти – был предан и свергнут. Кто желал новой жизни – познавал смерть своего дитя. За все берется плата, ибо ничто не берется из ничего. Он хотел донести до людей свой урок, но он не был услышан, ибо век людей короток и память их скудна.
Шло время, циклы сменяли друг друга в бесконечной череде повторов. Мир менялся, под воздействием людских стремлений. Постепенно, люди все меньше стали нуждаться в нем, а он в людях. Все меньше было тех, кто способен видеть и разговаривать с ним. Тоска и скука овладевали всем его существом, и он был не в силах что-либо с этим сделать. Мир изменился неузнаваемо, сами звезды на ночном небе изменили свое положение, все вокруг состарилось и обновилось множество раз.
И вот, когда, как казалось, ничто уже не подарит ему новых сил, появились новые люди. Они вели себя необычно, не так как все их сородичи. Души их пылали жаждой знания, а руки были натружены, и жизнь их была наполнена новыми смыслами.
Когда они обратились к нему, то он вновь стал одаривать своей милостью, но не всех. В этой группе тоже были те, кто видит и может говорить. Но эти люди не испытывали к нему страха. Их служение было искренним, и наполненным не слепого почитания, но чего-то, чего он ранее не осознавал. Эти люди зовут это – уважением. Ему так этого не хватало.
Его дары были иными, и пока, до поры до времени, он не назначил за них цену. Но больше всего, его порадовал один маленький человек. Он был забавным, несуразный, нескладный, с дурными привычками, и совершенно бесполезен. Но наблюдая за ним, Он испытывал одно из лучших явлений, которое удалось познать от своих последователей. Люди называют это – смех.
***
Пока Дима представлял свой эпичный полет с бокалом наперевес, он не учел две вещи. Первая – гравитация, вторая – его патологическое невезение.
Будоражащая мозг искра электрического импульса разыграла в Диме невероятные способности к полетам со столов в барах, но, увы, в эту историю вмешалась случайность.
Короткие карличьи ножки, шлепая по столу сланцами, банально запутались в не по размеру огромной серой футболке. Димин грозный рык сорвался в булькающее неразборчивое ругательство, и тот, оступившись на самом краю стола, рухнул вниз, в очередной раз расшибив себе голову. Зеленые сланцы слетели с босых ступней карлика, один из них, описав красивую дугу, шлепнулся прямо в бокал с томатной жижей Деда, второй звонко влетел в зад одной из танцующих взрослых дам. Пустой пивной бокал, который карлик так и не отпустил, раскололся и разрезал Диме ладони. Карлик не завопил от боли только от того, что был чрезвычайно сильно пьян. Пытаясь выпутаться из непомерно огромной футболки, размазывая по ней кровь, и пачкая штаны Бонифацию и Дядьке, он продолжал бормотать воинственные ругательства, угрожая самыми ужасными карами обидчику Ведьмы.
– У-у-у, я тебя…п*дарас! – это было самое разборчивое, из того, что можно было бы расслышать в карличьих угрозах.
Впрочем, дальнейшие события развивались без его участия. Дед, ругнувшись, отставил свою томатную жижу в сторонку, и, видя состояние карлика, подхватил того на руки и понес к выходу, Бонифаций, Дядька и Мать последовали за ним. Тетка, которой по заднице шлепнул сланец Димы, решила, что ее шлепнул по заду тот самый парень, который приставал к Ведьме, и отвесила хулигану мощную бабскую пощечину, от которой пьяный хам упал в нокаут. Весь бар одобрительно загудел, Ведьма сделала вид, что ничего не случилось, а Безлунница хищно улыбнулась и, взяв подругу за руку, тоже повела ее на выход из бара, маня за собой парочку чуть более воспитанных завсегдатаев.
Диму занесли в большой синий автомобиль – в марках машин карлик не разбирался, да ему и не до того было. Из рассеченного лба кровь заливала лицо, разрезанные ладони начинали нещадно болеть, слегка заглушая боль на месте обрубков откушенных пальцев. Карлик стонал и хныкал, жалуясь на судьбу и тотальное невезение в романтических отношениях с женщинами.
– Гони, гони, гони! Карлик ранен! – Дед явно был раздосадован потерей своей томатной жижи, но за карлика он переживал явно сильнее, подгоняя водителя и активно жестикулируя.
Бонифаций, мгновенно протрезвев, сел за руль, Дядька рядом, Мать и Дед на заднее сиденье. Дед держал карлика на руках, пытаясь его успокоить, а Мать кому-то звонила, и рассказывала, что Дима порезался, нужна срочная помощь. Автомобиль рванул с места по ночным улицам города. Фонари проносились в окне, подобные огненным всполохам. Бонифаций гнал так быстро, как только мог, проезжая на красный свет, и круто заходя в повороты, подпрыгивая на кочках, и лихо объезжая особо заметные ямы на дороге. Карлику становилось все хуже, в машине его укачало, и начало тошнить. Дед вовремя заметил это, и кивнул Матери, та, не отнимая уха от телефона, опустила окно, и Дед высунул карлика наружу как раз вовремя. Карлик эпично блевал прямо на ходу, исторгая из себя с такой любовью и уважением употребленный хмельной напиток и остатки вчерашней недожаренной вареной колбасы. Кажется, что-то из содержимого богатого внутреннего мира карлика попало какому-то прохожему на ботинки, но Дима не успел перед ним извиниться. Дед, тихо ругаясь, поддерживал его под мышки, периодически подтягивая спадающие с карлика штаны. Еще более серьезного конфуза, казалось, было не избежать, но, очистившись от содержимого своего карличьего желудка, Дима отрубился, повиснув головой наружу из окна движущегося на максимально возможной скорости автомобиля.
– Проснется, заставлю штаны отстирывать – пробурчал Дядька, когда машина подъехала к месту назначения.
Это снова был клуб. Карлика, так и не пришедшего в сознание, Дед, бережно и осторожно нес на руках, карличьи окровавленные ладони перепачкали клубный символ на его футболке. Белый сменился красным.
Глава 6
Дима редко допивался до такого, чтоб ничего не помнить. Впрочем, прошедший интригующий день и переставший быть томным в одно мгновение вечер, наш карлик ни за что бы не забыл, несмотря на его скудный ум и короткую память.
Он приходил в себя, мучаясь от боли в порезанных стеклом ладонях и рассеченном от падения лбу, вольготно расположившись на деревянной лавке в одном из помещений клуба. Где-то на задворках трезвеющего сознания слышались взволнованные голоса, полные заботы, и участия.
Карлику наспех наложили повязки на руки, смочив марлю водкой – Дима сам так иногда делал, когда получал после очередного падения в пьяном угаре царапины и ссадины. Собственно, водку Дима то и не пил, но использовал исключительно как антисептическое средство – верный совет от соседа-строителя, любителя похабных анекдотов и не менее похабных женщин.
Аналогичный компресс наложили ему и на лоб. Повязка была наложена наспех и небрежно, хоть и старательно. Кажется, Диму спасал таким вот образом Дед, и карлик ничего толком не видел из-за нее, а водочные пары, испаряясь, вызывали неприятную резь в глазах, но наше герой терпел, ибо он знал – мужики не плачут! Так сосед – строитель всегда говорил!
Впрочем, через пару минут такой вот пытки, Дима не выдержал и начал тихо поскуливать, как раненный пес. Как впоследствии выяснилось, карлик скулил и ныл и ранее, почти весь остаток ночи, пока дожидались нормального врача в этой богадельне, поэтому, на него перестал обращать внимание даже Дед, который к Диме успел с почти нежной отцовской любовью привязаться.
– Да заткните его уже кто-нибудь, проворчал Дядька. Дед, услышав дельное предложение, и довольно крякнув, метнул в сторону карлика тапок и тот метко попал ему по заднице, как раз в тот момент, когда Дима перевернулся на скамье со спину на бок. Раздался звонкий шлепок, и карлик и впрямь на мгновение затих, но лишь для того, чтобы спустя секундное замешательство буркнуть себе под нос: – Ай, бл*ть….
Высокий писклявый голосок прозвучал так жалобно, и одновременно возмущенно, что всеобщее умиление махом распространилось по комнате, увешанной фотопортретами участников клуба, и обставленной простой, но добротной мебелью, а так же шкафами с книгами, учебниками, и научными каталогами.
За карлика, неожиданно для всех, заступилась Мать. – Так! Слушаем меня все внимательно! – Вещала она уверенным, поставленным преподавательским голосом. – У нас тут пострадавший, ему нужно оказать помощь! Ему больно и плохо, это ясно!?
В целом, всем собравшимся это было очевидно, посему, спорить с Матерью никто не стал.
– Так вот. – Мать встала, подбоченилась и стала расхаживать по комнате. – Дед сейчас позвонит одному челику, тот приедете и все, что нужно сделает, а вы – Мать грозно обвела всех взглядом, выставив указательный палец в сжатом крепком кулачке, – заткнетесь и перестанете мучить Диму, да Дед?!
Дед сделал вид, что это не он швырнул тапок в карлика, но согласно закивал головой в такт покачивающемуся кулачку Матери. Та, убедившись, что ее четко и однозначно поняли, и не собираются с ней припираться, достала телефон и передала Деду. Тот, нехотя, взял гаджет, позвонил кому-то, и после короткой беседы, примерно через час, в помещение клуба кто-то вошел.
Дима по-прежнему ничего не видел, повязку-то с его посеченной головы так и не сняли. Ну, хотя бы водка выпарилась, и резь в глазах прошла. Впрочем, от долгого возлежания на деревянной плоской поверхности, у него заныли все мышцы в его карличьем тельце, что породило очередной повод для нытья и хныканья. Да…сосед-строитель был бы разочарован в своем самом выносливом собутыльнике.
Видеть не видел, зато со слухом все было в порядке. Послышался, цокот маленьких лапок какого-то существа, которое быстро-быстро перебирало лапками. Потом Дима почувствовал, как к его лицу придался влажный и холодный, похоже, собачий нос, который возбужденно и шумно стал карлика обнюхивать. Нос уткнулся карлику в щеку, в покалеченную руку, для порядка и полноты сбора информации, хвостатый друг лизнул пальцы, обмотанные марлей, и снова уткнувшись в щеку, лизнул карлику нос. После чего, удовлетворительно тявкнул, как бы сообщая хозяину, что мол, все в порядке, безопасно!
– Кельвин, Кельвин! Иди ко мне, мой хороший! Все, проверил, познакомился? Молодец, мой славный! – Приятный и ласковый женский голос наполнил сознание карлика, отчего наступило моментальное спокойствие и умиротворение. Общее состояние благолепия, смешанное с болью в порезах и нытьем мышц от долгого лежания в неудобном положении на жесткой скамье сделали Диму необычайно красноречивым. Ну, по его, карличьим меркам.
– Мадам, вы прекрасны! – выдавил из себя он, одновременно выдыхая жуткий перегар и пуская громогласные ветры, под одобрительное и мерзкое хихиканье Деда, Матери, Бонифация и Дядьки.
– Оу, воу, палехчи, кавбой! – нарочито игриво ответил приятный и мягкий женский голос, ничуть не смутившись очередной пьяной карличьей выходке. – Вы же, мой дорогой читатель, поняли, что Дима решил так искрометно пошутить?
От такого воздействия карличий мозг окончательно расслабился, и Дима наконец отключился. Где-то на задворках сознания, тот самый женский голос доносился до него, тихо, но вкрадчиво:
– Отдохни, наш обещанный Принц. Отец Охоты всегда защитит своих детей, и ты – один из его любимчиков!
Кельвин одобрительно тявкнул, и осторожные и нежные пальцы начали снимать с головы Димы неумелую, высохшую от водочного компресса повязку. Карлик, впрочем, уже уснул, во сне мямля что-то и издавая чмокающие и шамкающие звуки.
Проснулся карлик уже днем. Солнце светило ярко, теплый майский день обещал быть погожим и благостным. Дима был заботливо укутан в чей-то шерстяной плащ, серый, и тонкий, но довольно теплый. Настолько, что карлику даже стало жарко, и он стал ворочаться, пытаясь выпутаться из свертка, в который его закатали.
– О, пришел в себя, родной! А я уж думал, ты так и будешь в отрубе до завтра, минимум! – Пророкотал Дед, который держал карлика на руках, словно дитя малое, покачивая того в свертке из шерстяного плаща на своих могучих руках. Он прогуливался с карликом на улице на территории закрытого учреждения, в котором клубу предоставили все необходимые условия для его существования. Метрах в пятидесяти была железная дорога, привозившая на электричках заводчан, а непосредственно на территории была спортивная площадка, усеянная турниками и брусьями, которые почти не пустовали.
– Здорова, Дед – пробормотал Дима. Ему было слегка неловко, но он бывал и в более нелепых ситуациях, потому посчитал, что ничего необычного не происходит. Дед, тем временем, заботливо и участливо вглядывался в лицо карлику.
– Как самочувствие? Нормально все?
– Да, Дед, все в порядке! На карлике все заживало как на собаке, ну или тролле из сказок, тут кому что нравится. Повязки уже сняли, о былых травмах говорили только слегка покрасневшие шрамы на ладонях и лбу. Повязка на пальцах, укоротившихся после того, ккак их откусила свинья, впрочем, была свежая, пропитанная зеленкой и туго затянутая узлом на запястье – верный признак, что повязку наложил человек с прямыми руками, видимо, та женщина с мягким голосом, хозяйка пса, по имени Кельвин.
Дед, немного помедлив, будто обдумывая что-то, снял с карлика плащ, поставил его на асфальт.
– Дима, есть разговор к тебе. Готов? – Карлик слегка смутился серьезности Деда, однако, поправив заляпанную кровью безразмерную футболку и почесывая босой пяткой себе ногу уверенно и утвердительно ответствовал:
– Ясен х*й!
Дед довольно ухмыльнулся, приобнял карлика рукой за плечи и повел его обратно в здание клуба.
– Ну, родной, пора тебя ввести в курс дела. Сейчас я тебе все расскажу. А ты слушай, вникай, и прими решение – надо ли тебе оставаться среди нас, или нет.
И Дед повел Диму по коридорам и кабинетам. Рассказ был долгий и подробный. Деятельность клуба была связана с исторической реконструкцией – тем самым, что так радовало и интересовало карлика. Походы викингов, крещение Руси, скандинавские саги, оружие и быть древних народов, и многое другое, что так очаровывало нашего героя с самого детства. Подход в клубе был максимально серьезен. Люди здесь были разные и разных профессий. Непосредственно к истории и преподаванию отношение имели только Дед и Мать, остальных – по воле случая или велению сердца в клуб привел случай или некий зов.
Вопросы культуры и быта были строго научными, никаких допущений и отклонений от исторических источников, что требовало от каждого члена клуба определенных познаний и желания изучать и познавать новое, в том числе, и работать на благо организации – руками ли или умом.
Поведал Дед и о боевой подготовке, показал тренировочный зал, оружие и щиты, спортивные снаряды, лавки и столы, устланные шкурами и заставленные шлемами, щитами, мечами, топорами и копьями.
На фото в комнате, где валялся ранее Дима, были запечатлены лучшие реконструкторы клуба, со своими комплектами одежды и вооружения. Дед перечислял их имена и достижения, и сердце карлика наполняло трепет и благоговение перед этими людьми, тем более, что всех из позирующих на фото он узнал, и радостно подтверждал свои догадки Деду.
– Да, все верно, это они, – ухмыляясь в лопатообразную бороду, молвил Дед. – Дима, я должен все же у тебя спросить. Ты точно хочешь быть с нами? Мы знаем о твоих снах, о твоем даре…
– Ты о той страшной штуке с черепом и перьями? – промямлил карлик.
– Да, я о нем, о нашем Покровителе…об Отце Охоты – ответил Дед. Голос его, при упоминании этого имени сделался тише, а взгляд внимательнее и сверлил карлика в самую суть его тщедушного существа. Но Дима выдержал этот взгляд и ничуть не смутился.
– Ну да, я понял о ком ты…а он вроде славный тип, этот Отец, да? – Карлик шмыгнул носом и утерся окровавленным рукавом безразмерной футболки. Его честный, лишенный хитрости и интеллекта взгляд окончательно растопил сердце Деда, и тот лишь одобрительно похлопал карлика по плечу, продолжая ухмыляться в бороду, а озорные огни в его взгляде предвещали великую потеху.
Пока шла экскурсия и этот вкрадчивый разговор между ними, прошло прилично времени, и солнце шло в закатную сторону, круговерть жизни и мира возжелала завершить очередной цикл
Тут в помещение ввалились несколько человек. Это был Топорист и ним еще трое незнакомых карлику молодых людей. Вид у него был подваленный, но, впрочем, не было похоже на то, что он отчаялся. Топорист, в целом, всегда казался Диме чрезвычайно позитивным парнем.
– П*здец! Только и выдавил из себя Топорист. Меня уволили нах*й!
– Че ты натворил то такого? – Спросил его Дед, не отпуская крепко сжатое своей рукой плечо Димы.
Собеседник Деда обернулся на своих спутников, будто обдумывая, что делать дальше махнул им рукой, те дружно и дисциплинированно вышли из кабинета.
– Да че было, че было, – начал Топорист. – Проснулся я, значит вчера вечером в баре, один, вы все ушли, а рядом со мной мои студенты, пьют, с*ки сами, а мне не наливают!!!
Глава 7
Азарт, искра, буря, безумие и какая-то иррациональная радость сквозили в голосе Топориста, когда тот начинал свой рассказ о прошедшей ночи и дне, полностью погрузившись в события, предшествовавшие его появлению в клубе сегодня.
Вернемся же, мой дорогой читатель, в бар, где мы оставили Топориста, мирно посапывавшего в неестественной позе на диванчике, за столом, заставленном пустыми бокалами и недоеденными снеками. Потерянный тапочек Димы одиноко торчал из бокала Деда с адской томатной перченой жижей.
Вы не подумайте, что Топорист какой-то слабак, отнюдь! Он отличается богатырским здоровьем, что, вне всякого сомнения, дар Отца Охоты. Ибо резистентность к алкоголю или иным отравляющим тело и разум веществам у нашего сегодняшнего героя просто феноменальная. Но, как это обычно бывает, есть один нюанс – Топористу порой, нужно ненадолго прикорнуть, после чего, он становился снова свеж и бодр и вновь был готов поглощать спиртное и съестное в промышленных масштабах.
Очнувшись, он не обнаружил своих товарищей, зато узрел иные знакомые лица.
– Ба! Здорова, студентики! – Пробасил Топорист. Он всегда так разговаривал со своими учениками, ибо он был не так-то прост. Несмотря на молодой возраст, Топрист был кандидатом математических наук и являлся преподавателем в престижном колледже города. Ну, во всяком случае, так именовали шарагу, которая не иначе как по недомыслию самой Вселенной, именовалась учебным заведением. Собственно, ввиду сложившихся обстоятельств, общение между ним и студентами посредством общих алкогольных возлияний было давно налажено.
– Здравствуйте, уважаемы! – Невпопад, но дружно промямлили трое молодых людей. Один – высокий, русоволосый, голубоглазый и светлолицый, взгляд его был полон живого юношеского огня, а руки, сжимавшие по кружке с пивом каждая, выдавали упорного труженика.
Топорист обвел троицу строгим, но не злобливым взглядом, и скосил глаз на одну из кружек. Молодей человек, словно прочитав мысли учителя, твердым и уверенным движением вручил тому славный солодовый сок. Топорист, поблагодарив, принял напиток, слегка помедлив, вдохнул пьянящий аромат свежесваренного, и буквально в три мгновения осушил содержимое граненого пивного сосуда.
Студенты смотрели на него, не отрывая глаз, жадно впитывая каждый момент сего великолепия, ибо учиться этому мастерству им предстояло еще долго, а их учитель не всегда был в должной кондиции.
– Мы здесь останемся, или дальше пойдем? – Спросил второй молодой человек. Тот был ростом пониже первого, загорелый, черные волосы и темные глаза были подобны самой ночи, а движения его выдавали в нем сильного и подвижного бойца. – А то мы тут минут тридцать уже сидим, смотрим на вас, скучаем!
Топорист, прищурив хитрый глаз, будто на секунду о чем-то задумался, и тут же, приняв одному себе известное решение сам себе кивнул. Затем, присмотрелся ко второму, оглядел всю троицу, и самодовольно хмыкнув, заявил.
– Вы*битсые вы, засранцы! А пошли в шарагу! Тут пройти не далеко же! У меня там, в кабинете такая медовуха есть! С прошлого года стоит! Слабо прямо там набухаться со мной?!
Вся троица переглянулась, в некой неуверенности, пауза, было, затянулась, но положение спас третий молодой человек – небольшого роста, тоже черноволосый и темноглазый. Говорил он размеренно, как будто делая паузы между словами, и совершенно без интонации, что несколько пугало людей, кто недостаточно хорошо его знал.
– А чего бы и нет? Пошли, тем более, я ключи от проходной украл. – Лицо его при этом не выражало никаких эмоций, а слегка натянутая улыбка добавляла его образу больше сумасшествия, нежели загадочности, на которую тот, видимо, рассчитывал.
Сделанное заявление сразу оживило компанию, первый от радости влил в себя остатки пива из своей кружки, тостуя за общий гениальный план, второй скромно улыбнулся, пряча руки, со сбитыми кулаками боксера под столом, а Топорист слегка прихрюкнул, предвкушая великую потеху.
О, мои п*здюки! Такого вы еще не видели, такое вы, обм*дки мои, надолго запомните! – Думал про себя преподаватель математики, пока вся компания двигалась в сторону шараги.
Проникнуть на территорию учебного заведения оказалось не сложно. Ее никто толком не охранял. Нет, что вы, что вы! Охранник, безусловно был! Но, вероятно, не в тот конкретный момент времени. Изрядно подвыпившая компания, состоящая из преподавателя математики и троих его студентов, зачем-то вначале перелезала через забор, при наличии открытых ворот, затем, полагая себя совершенно незаметными ниндзя (как минимум шиноби из клана Кога), прокралась к запасному выходу, от двери которой, соответственно, третий студент и упер ключ.
Пока шли, Топорист наставлял молодежь, поучая как жить надо и как не надо.
– Вот, смотрите, товарищи студенты, по-вашему, что лучше, вы*бать или быть вы*банным?! Молчите! А я вам вот что скажу. – Топорист остановился и, сделав многозначительную паузу, подняв палец вверх изрек: – по ситуации!
Вся троица восторженно и дружно закивала, полагая, что поток мудрости еще долго не иссякнет, и на завтра полученный опыт общения разлетится на интернет-мемы моментально.
– А имеет значение, кто тебя еб*т и кого ты еб*шь? – задал свой чрезвычайно уместный вопрос первый студент.
– Естественно! – с восторгом ученого-естествоиспытателя (не иначе как, в значении «уестествления») ответил Топорист. – Ибо порой, ежели человек достаточно увожаем, то и не зазорно, коли он тебя отымеет! А если недостаточно увожаем тот, кого ты имеешь – то это позор, зашквар и повод сделать сэпуку, даже если ты проститутка, перед тобой может открыться путь!
Топориста иногда заносило на почве внезапных цитат из малоизвестных музыкантов и иже с ними, но, что поделать. Темна душа интеллигенции! Студенты, впрочем, цитатку узнали, дружно и мерзко при этом захихикав.
В коридорах шараги было темно и сыро, десятилетия напрашивавшийся ремонт давно был послан нах*й (прости, дорогой читатель, но здесь иных выражений не подобрать!) местным минобром, администрацией, спонсорами, и еще не бог весть кем.
Шлепая и щаркая по бетонным полам со старой советской мозаикой, синий квартет добрался-таки до кабинета математики.
Открыв кабинет, вся компания почувствовала некое облегчение. Обстановка кабинета, постепенно заливаемого холодным светом потолочных офисных ламп, несмотря на строгий и официозный вид, все же казалась уютной и теплой, не иначе как благодаря преподавательскому дару Топориста и его навыку хозяйственника.
– Щас, щас, товарищи студенты! Вы опробуете не просто напиток, а чистый нектар, божественную амброзию, *пта!
Здесь, дорогой читатель, я должен отметить одну важную вещь. При нарушении технологии приготовления слабоалкогольных напитков, основной способ приготовления которых – это брожение, в напиток могут попасть бактерии из внешней среды, которые в свою очередь приводят, как говорят, пивовары, либо медовары к так называемому, «заражению» напитка. По итогу, попадание чуждых бактерий приводит к тому, что при открытии тары с казалось бы, готовым напитком, произойдет чрезмерное вспенивание пива или медовухи, что, соответственно, связано с жуткими неудобствами. А так же, имеет место мощнейшее и обильное выделение газов, что и вовсе может являть собой не иллюзорную опасность для незадачливого пивовара.
Собственно, как вы уже догадались, продукт у Топориста вышел именно такого качества. Открыв один ящиков под столом, он с гордостью достал внушительного размера баллон, с жидкостью золотистого цвета. При этом, никого не смутило состояние самого баллона – который был угрожающе упруг и раздут, но, увы, как только преподаватель математики схватился за крышку, а студенты благоговейно приблизились к столу, все они были обречены.
Мощный взрыв буквально отбросил синюю четверку на метр от эпицентра, окатив их густой и кисло-сладкой пеной, а резкий спиртовой запах резал глаз так, что все присутствующие долго не могли протереть глаза от нахлынувших слез. Гулкое эхо от взрыва растеклось по тихим коридорам шараги, словно предвещая беду всякому, кто находится в этих стенах.
Топорист, как старый и опытный алкоголик (кстати, это во вторую очередь, ибо в первую – реконструктор!), пришел в себя первым. Весь залитый пахучей и липкой пеной, растолкав и приободрив студентов, он заверил их, что сей экспромт был им заранее спланирован, и что следующая партия будет явно в их пользу.
Троица студентов, все еще куда как более пьяная, чем их ментор была рада любому развитию событий, ибо студент, как самое беззаботное существо на свете, счастлив именно в такие моменты – полные кайфа, угара, и молодецкой пьяной удали!
– Товарищи студенты! Поскольку среди нас дам не имеется, а мы находимся в обители знаний в неподобающем виде, предлагаю верхнюю одежду снять! – После чего стащил с себя мокрые футболку с курткой. Остальные последовали его примеру, не задавая ни вопросов, ни высказывая предложений. Лишь третий студент загадочно улыбнулся своей натянутой улыбкой сумасшедшего и тихонько промурлыкал: – Бренди Лав…она должна быть здесь…
Остальная компания, не придав большого значения, но оценив вкусы третьего студента, решила не терять время и вскрыть второй баллон с медовухой, который, на счастье нашего квартета, не взорвался, а итоговый продукт оказался на диво хорош, чем Топорист в последующем очень гордился.
Попойка развивалась быстро. Студенческие байки и побасенки о пьяных драках с гопниками и футбольными фанатами сменялись бахвальством об амурных приключениях с живыми словесными описаниями достоинств объектов любовных подвигов, а так же довольно точных и эмоциональных пантомим, описывающих округлости, либо плоскости своих трофеев.
В момент наивысшего накала страстей, Топорист, словно дьявол искуситель, достал откуда-то из-под полы игральные кости и кружку. Глаза студентиков буквально остекленели, зрачки расширились, словно у котят, увидевших новую игрушку, после чего, вечер, как говорят, перестал быть томным!
Но, увы, рано или поздно, лютое пойло сносит даже самых могучих богатырей. А на утро, жизнь вносит свои коррективы.
Перепившуюся компанию, доблестные участники которой валялись по всему кабинету, посреди перевернутой мебели и луж мочи, на утро нашла охрана, вспомнившая, наконец, о своих обязанностях. Та, просматривая видеозаписи с камер наблюдения. были в сильнейшем замешательстве, ибо никогда не видели ничего подобного, но все же составили подробнейший рапорт дирекции шараги, ой, простите, колледжа!
Голова у Топориста раскалывалась, мокрая липкая футболка противно холодила тело, еще и этот мерзкий голос отзывался в черепной коробке страшным гулом.
– Нет, вы посмотрите на него, ну ладно студенты – балбесы! Их судьба решена! Отчислить немедленно! Но вы-то вы! Светило науки, один из самых молодых кандидатов наук! Какой вы пример подаете молодежи!? Как вы потом будете в глаза смотреть им?!
– Как, как….шкура ты, крыса мореная, асимптота еб*учая – думал, но не рискнул произнести вслух Топорист. Заместитель директора колледжа (или все же шараги?) по учебно-воспитательной работе была хорошей женщиной, но, с некой придурью. Как и все старые девы (а это был именно тот случай, и даже Топористу этого не исправить) она не видела своей жизни вне преподавательской деятельности. И, несмотря на откровенно неприятный повод для собрания, тем не менее, в качестве хоть какого-то разнообразия событий в её жизни, данное происшествие ее несколько возбуждало. Топористу она нравилась, но любые его знаки внимания воспринимались чрезвычайно агрессивно с её стороны, и наш гордый, но не сломленный ученый решил для себя, что его честь не должна быть опорочена какой-то там недотрогой.
Вообще, в голове его давно зрела идея уволиться из этой богадельни, ибо перспектив он здесь не видел никаких. Тем более, что в его жизни была реконструкция, его клуб, верные товарищи и откровение, дарованное Отцом Охоты. Вообще, после познания истины и даров, Топорист довольно наплевательски стал относиться к своей обычной работе, в отличие от того же Бонифация, или Дядьки, поэтому, делать, что должно и будь что будет – это было его жизненное кредо. Просто понимание слова «долг» у Топориста было специфическое, и обычно связанное с тем, чтоб натворить нечто непотребное.
– А как нам теперь объясняться перед минобром? А прокуратура? Жильцы соседних домов полицию вызывали! – Вопила заместитель директора по научно-методической работе.
– Старая страшная жаба, тебя бы в ведро да на костер, – мечтал про себя Топорист, искренне ненавидящий эту женщину, в противовес старой деве, параллельно пытаясь вспомнить прошедшие события. В голову не приходило ровной никаких идей. В черепной коробке сидела макака, играющая на цимбалах с максимально дебильным выражением морды.
– Нет, вы посмотрите, он еще и дуется! – Хотя он вовсе и не дулся, просто доблестному борцу с вредной водой было дурно с перепоя.
– Да, да, совсем страх потеряли вы! Не желаете ознакомиться с вашими художествами?! Это ваше изобретение? Хотя нет, это же для вас поощрение, а не стыд! Мы вам зачитаем рапорт охраны! И то не весь, а самое сочное, самые достойные нашего внимания выдержки! – Топорист в целом был не против развлечься хотя бы и таким способом, но, оглядываясь по сторонам – а находились они по-прежнему в его кабинете, не мог понять, где же его студенты?
– Вот, полюбуйтесь! 02:21 – в кабинете взрывается нечто, людей отбрасывает в стороны, все заливает пена и жидкость. 02:23, субъекты разделись по пояс, и продолжают употребление, предположительно, алкогольных напитков. 02.35, субъекты обнимаются голыми, растирают друг по другу жидкость из баллона. 02:42, субъекты выбрасывают игральные кости на доске.
02.43, субъект П, раздевается до гола и бежит по коридорам учреждения. Субъекты 1, 2, 3, так же голые гонят субъекта П, бросаются в него обувью, пытаются схватить, после чего борются между собой, вследствие чего, производят разрушения обстановки в кабинете математики. В это время субъект П встает на карачки и издает звуки, напоминающие кабаний рев, после чего открывает окно и выпрыгивает в него, выкрикивая: я – Макс Пейн!
– Них*ра себе – подумал Топорист, второй этаж так-то, то-то у меня ноги и ребра болят, видать неудачно приземлился.
02:47, субъект номер 3 внезапно хватается за живот и начинает кататься по полу. В это время, субъекты 1 и 2 выпрыгивают в окно вслед за субъектом П.
– Чего вы ухмыляетесь?! Ой, ой, а еще преподаватель! – Топорист, впрочем, уже особо не слушал. Где-то на задворках сознания он понимал, что все происходящее не имеет никакого смысла, и самое правильное, что он может сделать – это уйти с достоинством.
Он продолжал размышлять о своих перспективах и об упущенных возможностях, думал о так и не начатом романе со старой девой, об успехах в научной деятельности, и размеренной жизни колледжа. Все это его совершенно не радовало. Нюхнув дурно пахнущую футболку, и обтерев руки о штаны, Торорист резко встал, выпрямился и высказал все, что думает об обеих заместителях директора, в том числе, и свои планы на старую деву.
Не дождавшись ответа, он махнул все необходимые подписи на заранее подготовленных бумагах на увольнение (весь этот разбор полетов – цирк да и только, со времен школы Топорист ненавидел такие судилища, когда все решено заранее, но человека все равно хотят унизить), и гордой и уверенной походкой покинул поганую шарагу, топившую все его мечты и стремления.
Он был уверен в своем будущем, ибо Отец Охоты всегда защищает своих детей!
Осень вступала в свои права, погода становилась все более и более отвратной, листва на деревьях пестрела привычными цветами умирающей листвы, а солнца в небе не было видно уже несколько недель. Но все это было неважно, ибо в этот момент Топориста грела его мечта, вера, уверенность в себе и своих навыках, и ему не было дела ни до карьеры педагога, ни до старой девы, которая так и не разглядела в нем свой шанс стать счастливой бабой. Пройдя пару метров в сторону остановки, Топорист резко остановился, и увидел до боли в заднице знакомые лица.
Вся троица бывших уже студентов престижного колледжа (нет) стояла чуть поодаль от ворот, которые еще вчера нелепейшим образом обходили через забор. Вид у них был унылый и слегка угнетенный. Первый студент подошел к Топористу и задал вопрос, определивший их судьбу.
– И что нам теперь делать? – Вид у студентов был жалок, впрочем, некая их молодцеватость, и явно не прошедшее опьянение давали понять, что они чего-то да стоят, и жизнь для них не легкая прогулка.
– Идите за мной – ответил Топорист. Я знаю одно место, где таким как вы, будут искренне рады.
09.09.2023 Иван Бурехин (с)
Глава 8
Бонифаций был недоволен. Скепсис, с которым он воспринял распоряжение Деда о включении Димы тренировочный процесс, открыто читался на его угрюмом бородатом лице. Но, ничего с этим поделать было нельзя, ибо все в клубе понимали, что дело не в тренировках по фехтованию самих по себе, а в том, что карлика надо чем-то занять. Тот жил в клубе некоторое время, благо базовые бытовые условия позволяли размещать в отведенном Медвежьему Двору здании несколько десятков человек без какой-либо излишней нагрузки на системы обеспечения. Так что, даже очень прожорливый любитель пива не создавал абсолютно никаких проблем.
И вот, наблюдая за тем, как карлик пытается разучивать перемещения, вместе с молодыми новобранцами, которых недавно привел Топорист, Бонифаций осознавал всю тщетность и бессмысленность попытки вырастить из карлика Димы «Ясень битвы».
Короткие ноги, вместо того, чтобы нести своего хозяина легко, перемещаясь с грацией, плавно и мягко ступая с носка на полную стопу, дабы в нужны момент резким усилием и переноса веса тела на опорную ногу, сократить или разорвать дистанцию, лишь нелепо и звонко шлепали босыми широкими ступнями по обрезиненному полу. При этом, карлика всегда смешно заносило и он, балансируя на месте при помощи своих коротеньких ручек (Бонифаций заметил, что правая была еще и значительно длиннее левой, видимо, из-за неправильно сросшейся после перелома ключицы), с трудом восстанавливал равновесие. Вместо перемещения прямо, получалось этакое переваливание с одного боку на бок. Как вручить такому крушителю щитов, и грозы стаканов оружие – было решительно непонятно.
Подергивая отвисший ус, Бонифаций с прищуром поглядывал на Диму, задумавшись о своем жизненном пути, ведь раньше, он не верил ни в какую мистику или потусторонние силы, жил себе обычной жизнью коммерсанта, жена, дочь с сыном. И все же, что-то заставило его полностью изменить свой привычный уклад. Дары Отца Охоты для всех имеют свою цену, и Бонифаций думал, не слишком ли велика уплата, взятая высшими силами с него?
Прервав его размышления, в зал вошла Безлунница. Короткие светлые джинсовые шорты и черный спортивный топик ладно сидели на ее стройной и не по-женски мускулистой фигуре. Рыжие волосы, собранные в пучок на затылке, казалось, светились огнем в полумраке коридора, а светящиеся глаза придавали ей истинно демонический вид.
– А ей идет этот цвет…и когда только покраситься успела? Ведьма, наверно, сводила куда, или сама же заморочилась, они часто вместе тусуются, – подумал Бонифаций, слегка смутившись тому, что рассуждает о таких мелочах, которые, казалось бы, не должны его заботить вовсе.
Посмотрев на новобранцев и карлика, Безлунница широко и радостно улыбнулась, обнажив свои длинные клыки. После чего, бросив взгляд на Бонифация спросила:
– Тренер! Можно у тебя забрать Диму? Его Мать зовет.
Он прервал свои измышления, и недовольно сдвинул брови, поскольку не любил, когда ученик прерывает занятие. После короткой паузы, будто обдумывая ответ и продолжая накручивать ус, удостоил собеседницу ответом.
– Зачем? – Бонифаций, доложу вам, дорогой читатель, старался не приправлять речь матерщиной во время тренировок, особенно с новобранцами. Впрочем, в данный момент, он сдерживался, дабы не добавить еще чего-нибудь острого в этот диалог, поэтому голос его походил больше не сиплое рычание, чем людскую речь.
– Это важно! Хорош душнить, я же не просто так пришла!
В ее голосе послышались легкие нотки нетерпения, но Бонифаций понимал, что Безлунница не выказывает неуважение. Просто, так уж сложилось их общение. Между ними постоянно чувствовалось легкое напряжение, не переходящее, впрочем, границ дозволенного, ограничиваясь лишь комплиментами и легкими колкостями. Что-то вроде обмена любезностями личностей, между которым имеется взаимная симпатия, но не желающих ничем друг друга связывать. Клуб был для всех большой семьей, и в этой семье не было места слухам и сплетням. Впрочем, те же Дед с Матерью пресекали их на корню, что создавало настолько здоровую атмосферу в коллективе, насколько это было возможно, с учетом всех, скажем, так особенностей его членов. Постояв еще пару мгновений и дернув ус в последний раз, Бонифаций хлопнул в ладоши, что означало конец упражнения, после чего подозвал к себе Диму и отправил его на выход из спортзала.
Карлик, слегка запыхавшийся и с выражением блаженства на необременённом интеллектом лице, зашлепал босыми ногами к выходу. Увидев Безлунницу, карлик замедлился, поскольку опасался ее после событий в баре, и, ища поддержки у Бонифация, обернулся к нему, нервно переминаясь на месте с ноги на ногу, сжимая и разжимая в нерешительности пухлые кулачки.
– Ну как дите малое, – проворчал Бонифаций, после чего одобрительно кивнул карлику и отвернулся от него, обращаясь к новобранцам с новым заданием.
– Не очкуй, малой! – попыталась подбодрить карлика Безлунница. Тот, впрочем, уже успел забыть, что чего-то боялся и с восхищением рассматривал ее мускулистые руки и мышцы пресса, продолжая шлепать босыми ногами в сторону кабинета.
– Х*ра се ты здоровая! Протеины в дёсны втираешь? Уы-хы-хы! – Карлик не изменял своей фамильярности, но к нему все уже привыкли, и грозная Безлунница, лишь довольно ухмыльнувшись, продемонстрировала карлику свои мощные бицепсы.
Бонифация позабавила такая резкая смена настроения у карлика, что взывало у него одобрительную ухмылку. Да, Безлунница хороша, во всех смыслах, но некоторые дорого поплатились, неверно истолковав ее поведение или знаки внимания. Судьба их была незавидной, а тела не были найдены. Пока ученики, по новому заданию, мутузили тяжелыми тренировочными мечами покрышки, Бонифаций снова задумался. Он стал за собой все чаще замечать склонность к воспроизведению в памяти событий из прошлого, либо фантазиям на тему своей идеальной новой жизни. Впрочем, он всегда эти идеи отметал. Разве не был он счастлив в этом прекрасном месте с этими дорогими ему людьми? Ведь он служил великой цели, во имя Отца Охоты, будучи частью того, что не просто заменило семью, но стало лучше нее! Да, безусловно, счастлив. Или было что-то еще?
– Было ли что-то еще, – пробормотав еще что-то несвязное, Бонифаций отпустил свой внутренний тормоз и, что называется, на короткое мгновение, ушел в себя, воспроизводя в памяти события одной ночи, которые привели его к тому, кем он есть сейчас.
Сильно затекли перевязанные за спиной руки. Ноги, от долгого неподвижного сидения и вовсе не ощущались частью тела. Кровь прилила к голове, опущенной вниз, а мешок, чем-то плотно перетянутый на горле не просто не позволял ничего видеть, но и мешал толком дышать. Все тело нещадно болело от побоев, на голове было несколько рассечений, из которых сочилась ранее кровь, но уже запеклась. Череп был готов расколоться на десятки мелких осколков, и не было бы ничего удивительного в том, если бы череп и впрямь был проломлен в паре мест, а душа цеплялась за тело лишь чудом.
В салоне автомобиля воняло табаком и планом. Бонифаций сам привычки к курению не имел, и его мутило от этого еще сильнее.
Да, не стоило вступать в конфликт с теми, кто до сих пор живет по старым понятиям. Таким людям все едино, какой век на дворе и какая власть. Бонифаций не вышел в этой борьбе победителем и теперь, его устранят, как и других неудачливых коммерсантов до него.
– Тоже мне, бизнесмен х*ев, – подумал он про себя, с трудом собирая мысли в кучу. Машина ехала долго, сперва, похоже, по трассе, очевидно, куда-то за город, но потом свернула на гравийку. Так ехали еще неизвестно сколько. Его сопровождающие одно время молчали, но потом все же стали переговариваться о своем.
– …Якорь, ну *птыть, ты че, не знаешь че такое «Эпидемия»?! Эльфийская рукопись?! Да шеф тебя за такое невежество, б*я, обоссыт! – Голос громко и издевательски заржал на этом моменте. Бонифаций несколько удивился таким музыкальным пристрастиям у бандитов. Что у них там обычно? – «Не воровка, не шалава..», или на вроде того?
– Подлый, отъ*бись, ну не слушаю я такую шляпу! Я че виноват, что шеф не шарит за рейв? Вот, лучше это зацени, классика, девяностые, *пта! – После чего водитель, как догадался Бонифаций, включил на магнитоле свой рейв. Непонятная какофония звуков нещадно резала сознание и не давала собраться с мыслями. Нужно было придумать хоть то-то. Бонифаций не сомневался, что его ждет смерть и могила где-то в лесу, но сдаваться все равно не хотел. Ведь изначально, за ним приехали четверо бычар местного авторитета. А сейчас в машине ехало только двое, к несчастью для Бонифация, целые и свежие, совсем не пострадавшие в драке с ним.
– Якорь и Подлый, че за у*банские погоняла, – пробормотал он достаточно громко, чтоб его услышали.
– Ты че, пес, попутал, мало тебя отбуцкали?! – Возмутился тот, что сидел рядом, видимо, Подлый, и ударил Бонифация по почкам. Удар был не очень сильный, но болезненный, и, к счастью, не сломал ребер. Стон, вырвавшийся у Бонифация, смешал в себе какой-то булькающий звук и очередное неразборчивое ругательство, но Подлый уже выплеснул свой гнев на него. После чего, начал мечтательно рассуждать о том, как пройдет вечер дальше.
– Вот и все, карачун тебе настал, д*лбоебина! Щас приедем, лопатку тебе дадим, ямку себе выроешь, мы тебя быстренько хлопнем и по бабам поедем, да, Якорь?! Помнишь ту, рыжую, зреленькую, а? Которая еще курит как паровоз?
– Ты про ту старую б*ядину? Хочешь спидорак от нее подхватить, *блан? Смотри, тут дело такое, на конец намотать не долго. Вокруг нее карлик-алкаш вертится, порежет тебя в падике еще, заточку в х*й воткнет, ему как раз туда тянуться близко!
Подлый и Якорь мерзко засмеялись, видимо, шутка зашла. Впрочем, этого разговора Бонифаций уже не слышал, поскольку на короткое время отключился. Пришел в себя он в момент, когда грубые сильные руки потащили его из машины. Затекшие ноги не слушались, и он не устоял на ногах. Сопроводив свои действия матами и пинками по спине и заднице, бандиты поволокли его по траве куда-то в сторону от автомобиля, протащили метров 50, после чего стащили мешок с головы. Была ночь, вокруг лес и ни души. Светила полная луна и яркие звезды, будто последний предсмертный дар человеку, чья судьба быть зарытым где-то здесь под соснами. В темноте было трудно определить, где он находился, да Бонифаций и не очень-то об этом думал. Сердце его бешено колотилось, а развязанные и отекшие руки совсем не слушались, ноги подкашивались от страха, голова все так же нещадно болела.
– Лови лопату, г*ндон! – Это был один из бандитов, в темноте не разобрать кто конкретно. Руки все так же не слушались, и Бонифаций поймал лопату лицом. Ручка больно ударила его по носу, и инструмент отскочил в сторону.
– Это, слышь, ты повнимательнее с ним, он двоих наших завалил! – Меланхолично заметил один из бандитов.
– Тех двоих мамбетов даже старая бабка-п*здунья ушатала бы! По*уй на них, нам доля больше достанется за работу. – Ответил второй бандит.
– Согласен. – Ответствовал первый.
Бонифаций тем временем, поднял лопату, размял руки, и молча начал копать себе могилу, не обращая внимания на праздную болтовню его палачей. Лопата оказалась хорошей и острой, с длинной ручкой. Бандиты, будучи явно опытными в таких делах, стояли чуть в стороне, один из них навел на Бонифация пистолет.
– Не, ну ты представляешь, как они могли так подло с ним поступить, а? Бл*, короче, я забыл, как звали их басиста в то время, но Металлика уже была популярна, это в девяностые как раз и было. Ну вот, короче, басист у них не с основания группы, был еще их друг, который первый басист, он подох в аварии в Швеции на автобусе перевернулся, в честь него Фэйд ту блэк написана, сечешь?
– Опять ты меня своей х*йней доебываешь, а?! Да я ваще не вдупляю че те надо от меня то а?!
– Послушай про п*здадую музыку, наркоман ты *баный! Просвещение, там, вся мичпоха, поэл?
– Ладно, сделаю вид, что мне интересно.
– Ну слушай дальше, мой друг-травокур необразованный. Короче, как первый басист помер, папаша-Хетфилд деперсняк словил конкретный. Но, жизнь идет дальше, тут туры, концерты, альбомы, все дела. Надо, стал быть, дальше идти. Ну вот, взяли оно нового челика, и Хетфилд его сразу не взлюбил! Кстати, Нафинг элс мэттерс уже при нем записана.
– Угу.
– Ага, ну так че…А. вот! Короче они там потом какой-то новый альбом писали и Хетфилд настолько ненавидел нового басиста, что на записи тупо в минус загнал всю его басовую партию, и его бас почти не слышно, прикинь, как так? Походу, вот почему никто не хочет слушать Металлику!
Возмущение в голосе бандита, кажется, рассказчиком был все же Подлый, было столь искренним, что Бонифаций даже несколько проникся этой историей. Наблюдая за бандитами, он незаметно умудрился приблизиться к ним на пару шагов, делая вид, что усердно рыхлит землю, не упуская при этом из поля зрения Якоря, который держал Бонифация на мушке.
Тот выжидал момента, когда вооруженный бандит расслабится, потеряет бдительность, хоть на миг. Так хотелось жить! Бонифаций боролся со страхом, напрягал мышцы, разогревал их, борясь с сыростью и ознобом. Вслушиваясь в разговор своих палачей, он постепенно набирался решимости. Выбор невелик. Погибнуть, пытаясь спастись или просто погибнуть. Удача улыбнулась ему. Практически, выкрикнув свою последнюю фразу, Подлый в возбуждении взмахнул руками и закрыл собой Якоря и его пистолет. Тот успел окрикнуть Подлого и попытаться отодвинуть в сторону, но было поздно. Бонифаций, изо всех сил и так быстро, как только мог, взмахнул лопатой, и ударил кромкой Подлого прямо по шее! Лопата застряла в бандите, разворотив тому шею от позвоночника до трахеи, из раны обильно брызнула кровь, оросив все вокруг фонтаном из брызг, вылетевшим под большим давлением в виду неостановимого артериального кровотечения. Бандит сразу завалился на бок, поскольку при такой почти мгновенной кровопотере человек теряет сознание очень быстро, и сил даже поднять руку у него уже не было. Отличный удар. Послышались выстрелы, одна из пуль попала в брюхо Подлому, и тот, согнувшись пополам, упал с торчащей из шеи лопатой, продолжая заливать все вокруг кровью. Под напором все пребывающей субстанции, его светлый костюм весь стал черным.
Бонифаций оббегая его, кинулся с приглушенным отчаянным воем на Якоря, голыми руками собираясь задушить того, но было поздно. Отчаянно и визгливо матерясь, Якорь выстрели, пуля так же попала Бонифацию в живот, но тот на адреналине не остановил своего натиска и, врезавшись в бандита, сбил того с ног и сомкнул свои пальцы на его горле. Больше выстрелов не последовало, противник пытался сопротивляться, позабыв от ужаса об оружии, но у него ничего не выходило. Якорь был намного слабее покойничка Подлого и уж тем более своего противника, который, казалось, после избиения сам уже был почти трупом. Бандит пытался бороться с ним, его слабые удары по голове, лицу, рукам Бонифация ни к чему не привели, тот их просто игнорировал. Шок и страх, вызванный удушьем и чрезвычайно болезненным сдавливанием горла, лишили Якоря рассудка и всякой возможности сопротивляться. Его отчаянные попытки не возымели успеха, Бонифаций давил все сильнее, чувствуя, как жизнь постепенно покидает тело его врага. Лицо у Якоря вытянулось, глаза слезились и покраснели, вены на лбу надулись так, будто готовы лопнуть, он раскрыл рот и высунул язык в попытке схватить хоть чуточку воздуха, но уже было понятно, что он задыхается. Враг захрипел, его попытки сражаться за свою никчемную жизнь затихли, испустив последний дух, бандит обделался, от чего к запаху плана, который источал его ублюдский кремового цвета костюм, добавилась вонь его испражнений.
Лес ответил тишиной, ветер качал верхушки сосен, а луна оставалась все такой же полной и яркой. Свет звезд казался необыкновенно прекрасным.
Бонифаций лежал на земле, скрючившись напротив трупа Подлого, который уже испустил дух от кровопотери, и так же ощутимо вонял, как и труп Якоря. Нестерпимая боль в животе давала понять, что пуля попала не просто в полость живота, но явно задела внутренние органы, возможно кишечник. Вокруг пахло настолько отвратительно, что Бонифаций не мог понять точно, это из его раны или нет. Входное отверстие было достаточно широким, и отнять ладони от дырки в животе он не решался. Пытаясь экономит силы, он думал, что сможет как-то добраться до машины, оставленной совсем недалеко от места боя, но он не мог пошевелиться, поскольку любое движение отражалось ужасающей болью, сковывающей все тело. Скрежеща зубами, Бонифаций попытался перевернуться на бок, но и это не вышло, силы покидали его.
– Ну все, п*издец…Какое ох*енное место, чтоб сдохнуть…когда найдут, кабаны как раз мне рожу то с пальцами да обглодают, вот радости то будет…– Непонятно к чему рассуждал Бонифаций. Голова кружилась все сильнее, запахи, звуки, все вокруг начало пропадать, в глазах потемнело, и он куда-то провалился.
Смерть? Нет, похоже, это было еще не все. Открыв глаза, Бонифаций понял, что еще жив. Чувствовал он себя отвратительно, похоже, у него поднялась температура, что означало начавшийся сепсис. Что-ж, этого следовало оживать. Без своевременной помощи, если бы он не умер от кровопотери, то, стало быть, умер бы от заражения крови. Мучительная смерть за пару –тройку суток. Прекрасно. Оптимистично. Все так же, не смея пошевелиться, свернувшись калачиком, он решил все же оглядеться. Подняв взгляд он смог рассмотреть лицо Подлого. Ну, над ним уже поработали насекомые, начав выедать глаза, копошась в носу и приоткрытом окровавленном рту. Что там с обосравшимся Якорем не было видно, он лежал чуть поодаль, но скорее всего, нам ним жучки-паучки так же поработали на славу.
Так он пролежал весь день, то проваливаясь в сон, то вновь приходя в себя. Хотелось жутко пить, жажду утолить было и нечем и нельзя. При полостном ранении такое категорически запрещалось – это он помнил еще с армии, когда проходил подготовку по оказанию первой медицинской помощи. Да, теория теорией, да что толку от нее, когда нет практики. Даже если бы и умел, Бонифаций понимал, что не смог бы себе помочь. Он думал, что вот, уже пора бы и смириться со своей судьбой, но в его планы вмешался кто-то еще.
Наступали сумерки, и в набирающей свою власть темноте к Бонифацию явился ночной гость. Вначале послышался запах. Будто какое-то крупное животное, ну, а погодя, явился и сам его обладатель. Задрав голову, Бонифаций увидел крупного волка. Самец или самка было непонятно, сил о чем-то думать не было вовсе. Зверь явно пришел добить его и сожрать. Или сразу начнет? Он слышал, что волки рвут свою жертву еще живой, не дожидаясь умерщвления добычи. От этих мыслей оптимизма не прибавилось. Бонифаций рассматривал зверюгу, ожидая нападения в любой момент. Хищник был очень крупным, шкура была необычного цвета, в сумерках было плохо видно, а глаза его смотрели на человека очень внимательно, не выражая никаких эмоций. Похоже, зверь не был голоден, но что ему тогда было нужно? Бонифаций не отводил взгляда от того, кто явно пришел его убить, но отчего-то медлит. Через некоторое время, хищнику надоели гляделки, и тот просто развернулся и пошел куда-то в сторону. Потратив последние силы на то, чтоб проводить зверя взглядом, Бонифаций закрыл глаза и отключился.
То ли сон, то ли быль…Он будто плыл по воздуху, невесомый и легкий – в свои 34 года с весом по сотку он не ощущал себя пушинкой, но все же, именно такое чувство его окружало. И еще тепло, что странно. Разве такая смерть? Теплая и легкая? Нет, тут что-то не так. По-прежнему жутко хотелось пить, болело все тело. Режущая боль в животе вернула его в реальность. Он и впрямь плыл, но над ковром лесных трав и папоротников. В небе светила та же полная луна и прекрасные звезды. Его несли. Некто нечеловечески сильный держал Бонифация на руках, словно маленького ребенка, эти сильные и бережные руки держали надежно, передвигался незнакомец при этом легко и быстро, будто Бонифаций стал легким как котенок.
– Я в бреду, это точно галюны или типа того…– материться сил уже не было, говорить вслух тем более, Бонифаций просто лежал не в силах пошевелиться. Все так же пахло зверем, но запах какой-то другой. Не успев вникнуть, он снова отключился.
Очнулся в очередном незнакомом месте, на какой-то поляне, он лежал на траве, и видел перед собой в свете луны со спины мужчину, тот был совершенно раздет, и, похоже, отличался могучим телосложением. Рядом с ним сидел тот же волк, что приходил в сумерках, который, казалось, внимательно что-то слушал. Преодолевая жажду, боль и усталость, Бонифаций заставил себя прислушаться к происходящему. Незнакомец с кем-то говорил.
Повернувшись лицом к лесу, стоя на краю освещенной светом луны поляны, голый незнакомец, задрав вверх голову, общался с кем-то незримым.
– Отец Охоты! Я прошу тебя принять эту душу в нашу стаю! Он храбр и силен! Дух его могуч и не сломлен! Он принесет нам много славы и послужит твоему делу хорошо! Я дам ему своей крови, дабы исцелить его раны, и твой Дар вернет его к новой и славной жизни во имя служения тебе!
Поначалу, все было тихо. Обычные ночные звуки, и шум веток на ветру. Но внезапно, Бонифаций заметил движение в лесу. Огромная фигура, явно выше человеческого роста, будто отсоединилась от общей массы черных в ночи древесных стволов. Бонифаций не мог найти описания этому существу, оно источало силу, власть, уверенность. Он замер от изумления, бояться, сил тоже не было, и просто смотрел на медленно приближающуюся хтоническую фигуру.
Череп с ветвистыми рогами заменял существу голову, а в глазницах горели золотистого цвета огоньки. Существо некоторое время разглядывало Бонифация. Тот выдержал этот потусторонний взгляд, пусть и, не понимая к чему все это представление. Будто по команде, мужчина и волк приблизились к фигуре и встали по бокам от нее. Мужчина снова заговорил.
– Отец, твоя дочь тоже видела, как он сражался! Это она нашла меня и сказала привести его к тебе!
Отец Охоты повернулся в сторону мужчины, поглядел на него, затем обернулся к волку, или, стало быть, как уже догадался Бонифаций, волчице. Будто решив что-то, существо наклонило свою голову и приблизилось к Бонифацию в упор.
Золотистый свет из мертвых глазниц черепа прожигал душу Бонифация насквозь, он почти чувствовал это физически, несмотря на свои мучения. Напоследок он собрался с силами и хрипло выдавил из себя:
– Ну и урод же ты, мать твою…
Волчица зарычала, мужчина сжал кулаки и придвинулся к умирающему человеку, но Отец Охоты всех опередил. Он с неестественной для такой громоздкой фигуры скоростью вонзил когти в живот Бонифация. Тот заорал от боли, несмотря на свое предсмертное состояние, все нутро обдало огнем, будто тысячи кинжалов и ножей режут его и разворачивают кишки. Все продлилось очень быстро, но по ощущениям вечность, существо высвободило из кишок Бонифация свою когтистую лапу, сжимая в когтях пулю.
Каким-то образом, Бонифаций был все еще жив, хотя рана на животе болела еще нестерпимей, и тот начинал тихонько выть от пережитого ужаса, успев пожалеть о своей выходке и не в меру скором на оскорбления языке. Существо, небрежно подбросило пулю и положило ее ему на грудь. Мужчина, не выражая никаких эмоций, поднес запястье к своему рту, обнажив длинные клыки, но отчего-то остановился. Существо, будто о чем-то беседовало с волчицей. Неизвестно, о чем был их незримый диалог, но существо наклонилось к волчище, и, как показалось Бонифацию, как-то ласково и, если это можно так назвать с нежностью, пригладило волчицу своей чудовищной когтистой лапой. В следующее мгновение, волчица вся обмякла, закрыла глаза, и стала оседать на землю, будто мертвая. Отец Охоты придержал ее и осторожно уложил на траву. Далее началось то, чему Бонифаций не смог найти объяснения по сей день. Впрочем, какие тут могут быть объяснения?
Мужчина продолжил стоять поодаль, ничем не проявляя своего участия. Отец Охоты же, явил еще одно свое чудо. Настала неестественная тишина, воздух будто застыл, а вонь из развороченного кишечника перестала существовать. Отец Охоты воздел над телом волчицы свои когтистые лапы, и золотые огоньки в глазницах черепа заплясали быстрее и разгорелись ярче, отчего происходящее было хорошо видно. Бонифаций тогда решил для себя, что такое забыть невозможно, даже при очень большом желании.
Тело волчицы начало гнить и разлагаться на глазах, будто время ускорилось тысячекратно. Вот, опала шерсть, вытекли глаза и язык, засочилась и тут же свернулась и сгнила кровь. Трава вокруг трупа моментально высохла, затем почернела, оголив грунт. Внезапно, из пасти мертвой волчицы показались человеческие ладони, обхватив челюсти изнутри, разрывая их напополам! Далее показалась голова, с длинными волосами, испачканные кровью и внутренностями, затем, разрывая труп волчицы, показалась нагая человеческая фигура. Женщина, красивая и мускулистая. Упругая большая грудь, плоский мускулистый живот, широкие бедра и мощные ягодицы на мгновение отвлекли Бонифация, но в целом, картина была скорее пугающей, хоть и не лишенной некоего величия и таинства.
Когда все успокоилось, в свете луны на месте тела волчицы ничего не осталось, а вымершая трава и почерневшая земля возвратились к своему прежнему состоянию, будто энтропия никак не затронула этот участок. Женщина медленно встала, опираясь на лапы Отца Охоты, тот поддерживал ее нежно и аккуратно, насколько это возможно для такого немыслимого создания. Когда она выпрямилась, стало возможно разглядеть ее лучше. Высокая, с длинными темными волосами. Черные тонкие брови, лицо слегка вытянутое, изящные скулы, аккуратный подбородок, нос с легкой горбинкой, и пухлые чувственные губы, маленькие, но крепкие ладони. Цвета глаз было не разобрать, но они так же светились в темноте, как у мёртвой волчицы прежде. Она была крупной и с не по-женски развитыми мышцами. Она с большим интересом оглядывала поляну и всех присутствующих, будто новорожденный, завороженно вдыхала запахи ночи, взглядом жадно впитывала все окружающее пространство. Тот факт, что тело ее и волосы были измазаны кровью и продуктами разложения нисколько ее не смущал.
Увидев Бонифация, женщина поднесла свое запястье к Отцу Охоты. В этом движении было столько уверенности и доверия, что в других обстоятельствах это могло выглядеть почти трогательно. Одним движением своих огромных когтей, тот нанес женщине порез, после чего она стремительно метнулась к умирающему человеку, и, не тратя ни секунды, приложила кровоточащую рану к его губам.
Слишком слабый, чтобы что-то понимать и сопротивляться, Бонифаций стал пить ее кровь. Длилось это недолго, ибо чудеса в эту ночь и не думали заканчиваться. Рана на запястье женщины быстро затянулась, и поток крови иссяк. Бонифаций закончил поглощать ее, и внезапно, ему стало лучше. В голове все прояснилось, и он осторожно отнял ладони от раны. На ее месте ничего не было, все каким-то непостижимым образом затянулось. Он встал, выпрямился, расправив плечи, и не знал, что делать дальше.
Женщина стояла чуть в стороне, улыбаясь, демонстрируя нечеловечески длинные клыки, мужчина так же улыбался, их глаза светились неестественным огнем. Таинственное существо исчезло. Его будто приглашали, ждали от него чего-то, но Бонифаций пока не понимал происходящего с ним.
В тишине леса, который казалось, был чужд для обычного городского жителя, внезапно, он почувствовал себя как дома. До его слуха донеся шелест травы где-то вдалеке, ноздри уловили запахи, о существовании которых он даже и не подозревал, тело ощущалось как новое, сильное, ловкое, быстрое. Тьма открыла перед ним свои секреты, и он стал видеть обстановку почти так же хорошо, как днем.
Бонифаций, хоть и мало что смог понять из произошедшего, но осознал одно. Он больше не тот человек, кем был прежде, и никогда им не станет. Он сжал кулак, посмотрел на побелевшие костяшки, и грустно усмехнулся.
Продолжение следует…
Уфа-2023 Иван Бурёхин.