Читать онлайн Охота на Джейн бесплатно
Глава 1
На юго-западе Англии в графстве Глостершир затерялся среди лесов небольшой городок Солтсберри. На его окраине, на землях старинного монастыря расположился одноименный колледж.
В первый день осени, когда солнце уже не согревало землю и начинается моя история. История знакомства с необычным парнем, которая перевернула мою жизнь.
Для меня новый учебный год в колледже не предвещал ничего романтичного. Так я считала поначалу.
Все лето я провела в колледже. Я сирота. У меня нет даже бабушек и дедушек, у которых я могла бы погастить на каникулах. Британский фонд искусств выделил мне стипендию, благодаря которой я и обучаюсь в колледже «Солтсберри-хай». В будущем хочу стать искусствоведом. Специализация – живопись. Ни смотря на это, летом мне пришлось помогать миссис Маргарет Ларквист с обустройством классов: повесить шторы, перебрать книги в библиотеке и много прочих поручений не имеющих ничего общего с живописью. Я помогала и в школьном саду. Хотя садовник при колледже есть. Старый мистер Мендес. Молчаливый неприветливый дед. Он еще и уборщиком числится. Не знаю, чем он был занят все лето, только в саду я его ни разу не видела и в классах тоже.
Зато теперь я на хорошем счету у миссис Маргарет Ларквист. Она преподает философию и право, ведет семинары по истории искусств. И, значит, с этими предметами у меня сложностей не предвидится. А на сердце все равно грустно. Лето закончилось.
Первого сентября я совсем не разделяла шумные радостные возгласы и обнимания моих однокурсников. Встреча со школьными друзьями после каникул – радостное событие. Но не для меня. По-настоящему за прошлый год я не с кем не сблизилась. Только с Луной Рене и то потому, что она моя соседка по комнате в общежитии. Луна сегодня запаздывала.
Я ожидала Луну возле входа в колледж на лужайке. Большинство студентов приехали на двух автобусах, специально нанятых сегодня директрисой миссис Коллинз. Остальных студентов привезли родители на машинах.
Аж в глазах защипало, слушая чмоканья прощальных материнских поцелуев. Обидно, что у меня нет мамы и папы. Ведь специально отвернулась, чтобы не видеть эту сцену с объятиями, но звук никуда не делся.
Обуреваемая завистью и сожалением, я укрылась в общежитии. Решила, что раз Луна запаздывает, то сама виновата, что я ее не встречу.
Прежнего покоя в каменных стенах я не нашла. Гомон вернувшихся девчонок начинал меня уже раздражать. Все так изголодались по сплетням, что их крики достали меня даже в спальне. Еще вчера я была единовластной хозяйкой школы, а сегодня очутилась в эпицентре хаоса, будто на матче нашей команды по футболу.
Мне хотелось тишины, и я ускользнула во внутренний двор. У самого крыльца общежития растет огромный старый дуб. Я взобралась на каменные перила крыльца, шагнула на толстый сук дерева и спряталась в листве.
Сидя в лиственном шалаше, я болтала ногами и перелистывала книгу "Голодные игры". Я рассматривала картинки, захваченная мыслями о том, что теперь не скоро смогу перечитать любимый роман. Новый поток школьных лекций и заданий лишает меня свободы на целый год. Дожить хотя бы до рождественских выходных!
В один момент я случайно ковырнула носком туфли ветку. Туфля слетела и упала на ступеньки крыльца. Белобрысый парень появился на крыльце и запрокинул голову. Лучше бы он прошел мимо. Я, пытаясь ухватить ускользающую туфлю, выронила драгоценную книгу. Она ударила парню по лицу. Он осел на ступеньки и вытаращил на меня непонимающие глаза.
– Прости. – коротко выпалила я и спрыгнула на перила.
– Ты… Ты что там делала?
Парень зачесывал свою золотистую челку на правый бок. Тут я его узнала. Филипп Берг. Он в конце прошлого года перевелся в наш колледж. За лето он возмужал, даже волосы стали пышнее.
– Ничего не делала. Извини, случайно уронила.
– Ты читала?
Он сощурился, пытаясь разобрать название на обложке. Я, подхватив книгу, попрыгала на одной ножке за туфлей.
– На дереве?
Филипп тер ушибленный лоб.
– Ты читала на дереве?
Будто и так не ясно?!
– Очень больно? – Я повернулась к Филиппу и заметила у него на лбу покраснение. – Еще раз прости.
– Не больно. Неожиданно. Никогда бы не подумал, что "Голодные игры" такие опасные!
Раздосадованная его словами, я поспешила уйти.
Он не знал, видите ли, что "Голодные игры" опасны? Из двадцати четырех подростков только двое вернулись домой! Тебе, Филипп, повезло, что я трилогию на дуб не захватила!
Ноги сами понесли меня в узкую аллею между учебным корпусом и опушкой леса. Романский стиль здания в сгущающихся сумерках выглядел величественно. Я полюбовалась немым торжеством архитектуры, пока не продрогла. Пришлось вернуться в комнаты и перед ужином забежать в туалет почистить школьную юбку и жакет от сока листьев – испачкалась на дереве. На коленке у меня горел порез. Не помню, когда успела пораниться. Ну и ладно. Мелкая ранка. Сама заживет.
Я хотела стереть кровь, но она засохла, образовав бардовый штрих на коже. Мне припомнился Филипп, и какой у него казался глуповатый вид. При этом его глаза светились таинственной магией мужественности. Хм… И сегодня он пользовался парфюмом. Сразу я проигнорировала этот факт. Но собравшись с мыслями, вспомнила ненавязчивый и легкий запах одеколона, солоноватый привкус которого витал вокруг Филиппа.
Тут я спохватилась, что расковыряла корочку царапины и из нее выступила кровь. А я уже успела облизать палец. Я вытерла палец о жакет. Пластыря в тумбе Луны не нашла и оставила порез заживать так.
Глава 2
Перед тем как заснуть мне вспомнился том "Голодных игр". А потом ошарашенное выражение лица Филиппа, когда этот том упал ему на голову. Мне тут же стало легко, как будто камень упал с груди. В ночном стрекоте сверчков, доносившимся через приоткрытое окно, мне вдруг померещился знакомый парфюм. Может Филипп бродит в сумерках под окном? Мои губы тронула улыбка, и я заснула.
Луна объявилась поздно ночью. Сквозь сон я слышала, как она тихонько разбирала вещи, стараясь шуметь. Наутро я быстренько выскочила из спальни, игнорируя ее. Был четверг. Первый учебный день. Всех позвали на торжественную линейку во дворе перед самым старым корпусом. Луна поднялась с кровати позже меня и едва не опоздала на всеобщий сбор. Она зевала, но светилась от счастья. Я избегала встречаться с ней взглядом. Пусть почувствует, какого пришлось мне вчера. Прозябала в одиночестве весь день и весь вечер, ожидая возвращение Луны. А она и не спешила.
Миссис Коллинз – директриса – читала пышную речь о важности знаний и роли искусства для всего человечества. Ее слова прерывал неприятный визг газонокосилки. Худощавый сгорбленный мистер Мендес прохаживался с газонокосилкой и бросал на всех недобрые взгляды. Почему нельзя было подстричь газон вчера, а еще лучше позавчера?
Миссис Коллинз несколько раз повышала голос, многозначительно поворачивалась к раздражающему источнику звука. Упирала руки в бока, но это не возымело никакого результата. К всеобщей радости линейка закончилась очень скоро. И все поспешили на завтрак.
Вся моя обида испарилась, когда окрыленная Луна после торжественной речи миссис Коллинз и газонокосилки бросилась ко мне и загрузила кучей новостей о своем новом кузене. Луна не унималась и за завтраком. Оказывается, летом она влюбилась в своего дальнего родственника по линии тетушки. Высокий, красивый, галантный и превосходный танцор! Я слушала, открыв рот. Как тут не удивиться?!
Луна ездила с родителями в гости и там познакомилась с «ним». Вечерние прогулки, посиделки на берегу реки в созерцании заката, просмотр телевизионных шоу всей семьей и, конечно же, танцы.
Имя обворожительного кузена Антуан. Сначала мне подумалось, что Луна все придумала и заливает мне очередную свою сказку, коих рождалось порой в ее голове целый блокбастер. Но глаза Луны так блестели, щеки розовели, а дыхание прерывалось при упоминании Антуана и очередного романтического эпизода, что сомнения пришлось отбросить. Такое не сымитируешь. Да и актрисы из добродушной и мечтательной Луны не получится никогда.
К концу трапезы Луна меня утомила. Разочарования от моего летнего отдыха стали мучить меня еще сильнее. У Луны было "лето любви", а у меня страданий и пустая трата жизни. Влюбленную Луну прервал только звонок на урок литературы.
Сидя, как оглушенная после романтической исповеди Луны, я приглядывалась к нашим парням, прикидывая каждого на роль возлюбленного. За таким занятием я и просидела весь урок под бормотание миссис Тренч. Эх, парни хоть и выглядели привлекательными в новой школьной форме, на перемене дурачились как и в прошлом году. Ни галантностью, ни тем более танцами никакими не пахли. Куда им соревноваться с Антуаном, самим мужским идеалом!
Тем временем миссис Тренч, наша литераторша с модными узкими очками на переносице невидящим туманным взглядом начитывала что-то из книги. Похоже, никому не интересно, о чем повествует книга устами самой миссис Тренч. Джероми Гиллис откровенно зевал и даже тетради не открыл. На первой парте Моника Моррисон всеми силами изображала понимание, сопереживание и кивала головой. От меня не ускользнуло, что она прикрывает рот рукой, пряча зевоту, и подпирает подбородок руками. Метит в отличницы. Что ж, пускай помучается. Не переношу Моррисон. Она всегда сплетничает в мою сторону. Такая вот «дочь аристократов», как она себя называет.
Наконец миссис Тренч откложила книгу. Урок окончен. Студенты, потягиваясь, поднимались со своих мест, с шумом закидывали книги в сумки. «Наконец-то», – зеваю и я. В коридоре воздух свежее. Я жду Луну. Хочу расспросить ее про Антуана.
Глава 3
– Джейн. – окрикивает меня мягкий мужской голос. Я оборачиваюсь и вижу перед собой Филиппа Берга.
– Что? – вырвался у меня возглас удивления. – Филипп?
Никак не ожидала, что он вообще ко мне подойдет после того как получил книгой по голове.
– Фил. Для друзей я просто Фил.
Кончик губы приподнимается, придавая лицу Филиппа озорной оскал. Правый глаз почти полностью закрытый челкой волос, и Филипп его щурит. Но взгляд приветливый. Обиды за удар книгой в нем нет.
– Привет, Фил. – соглашаюсь я и невольно улыбаюсь в ответ. Все мое нутро загорается безумством. Будто тонкая грань удерживает мое озорство, растущее внутри, пульсирующее и обжигающее чувство подурачиться. Я словно попала под чары Филиппа, невидимую ауру. Нечто как гипноз. Как еще объяснить то, что сейчас я ощущаю? Мысли несутся бурей в моей голове. Мне хочется что-то выкинуть озорное, неприличное, пробежаться по школе или выпрыгнуть в окно.
– Значит, теперь мы друзья, Фил?
– Пойдешь со мной «выпить кофе» в город? – не колеблясь, спрашивает он.
– Выпить кофе? – тон моего голоса не может скрыть искреннего удивления.
– Кофе. Пирожных поедим. Я угощаю. Если боишься набрать лишних калорий, выберем из диетического меню.
– Я не боюсь.
– Отлично. Тогда как на счет субботы утром? Ты свободна?
Я кивнула, прикидывая, чем вообще я собиралась заняться. Мысли мои, словно, заволокло туманом. Я боялась громко дышать перед Филиппом. Щеки мои пылали. Нужно было сказать что-то еще. Ничего подходящего на ум не шло.
– В субботу… я ничем не занята. Диетическое меню? Где это подают такое меню? – нашлась, что спросить я и тут де пожалела об этом. Прозвучал мой голос невесело, почти с вызовом. Само подозрение казалось невежливым.
– Увидишь. – таинственно прищурился Филипп.– Ладно, мне пора.
Его поджидали друзья Джером Гиллис и Дорн Лесинг. Они ушли, оставив меня в растерянности. Я не могла поверить, что Филипп Берг позвал «выпить кофе» меня.
– Ух-ты, Джейн! – задыхаясь от восторга, шептала появившиеся из ниоткуда Луна. – Вот это да! Филипп пригласил тебя на свидание! Ущипни меня. Я, наверное, сплю.
Я и сама приятно удивилась. И свершившемуся чуду и тому, как Луна нагло подслушала мой с Филиппом разговор, должно быть, прячась за дверью.
– Давай я тебя ущипну.
– Ой, Луна! – подпрыгнула я.
– Значит, ты не спишь. – залилась смехом Луна и пустилась бежать по коридору. Я – за ней, намереваясь ущипнуть проказницу в ответ.
Когда мы вбежали в класс, Джон Лерред учитель физики неодобрительно смерил нас взглядом и сделал замечание:
– Бегать по школе не позволительно. Садитесь на свои места, пока я Вас не наказал!
Начался урок. Пока учитель рассказывал о «динамике», я и Луна то и дело переглядывались и многозначительно поднимали брови.
Интересно, теперь можно сказать, что я и Фил встречаемся? Я – его девушка, он – мой парень или пока это только дружба?
И на следующем уроке я тоже все прослушала. Сосредоточится на новой теме «Отражение философских идей в живописи» у миссис Ларквист не получалось. Перед взором все еще стояла лукавая полуулыбка Филиппа, когда он говорил со мной на перемене. Он и теперь посматривал на меня через весь класс.
Мне припомнилось, что шея у Филиппа порозовела, и голос звучал громче обычного, когда он говорил со мной. Может, голос звучал громче чтобы скрыть дрожь? Точно, он волновался, приглашая меня «на кофе». Я ему нравлюсь. И какая же я дура, что сразу этого не поняла?! Ой!
Миссис Ларквист, ведущая урок, не сводила с меня требовательного взгляда. Другие ребята тоже обернулись ко мне. Она задала мне вопрос, а я его и не слышала. Вставая из-за парты, я почувствовала, что щеки мои запылали.
Судорожно я искала помощи. Посмотрела на Луну. Та растерянно уставилась в книгу перед собой. На помощь подруги рассчитывать не приходилось. На экране проектора была выведена картина. Конечно, миссис Ларквист что-то спросила о ней. Репродукция была мне знакома, я точно видела ее прежде, но кто художник и как называется полотно, я не помнила.
– Миссис Вольфстрем, – прозвучал строгий голос учительницы, – Вы меня слушаете? Тогда повторите то, что я сказала. Хм, может, тогда назовете черты письма? Это Вы сможете видеть?
– А, простите, миссис…
– Особенности художественного письма этого шедевра.
– Да, конечно. Здесь яркие отблески света в небе и на воде. Мягкие тона.
– Парящие изгибы? – подсказала миссис Ларквист.
– Парящие изгибы. – и тут меня осенило. Это особенности, характерны для итальянской живописи эпохи ренессанса. – Это картина кисти Леонардо Да Винчи.
Весь класс захохотал. Громогласнее всех «гыкала» Моника Моррисон. Она извернулась со всей парты в первом ряду, чтобы насладиться моей ошибкой. Миссис Ларквист постучала указкой по столу. В классе воцарилась тишина. Учительница строго взглянула на меня. Разочарованно покачала головой и сказала тихо:
– Мисс Вольфстрем, к следующему уроку подготовьте доклад по венецианской живописи.
Я потупила взгляд в парту, не в силах выдержать насмешливые взгляды однокурсников.
Вот и отблагодарила меня миссис Ларквист за то, что я пахала на нее летом. Могла бы и простить.
Миссис Ларквист продолжала лекцию:
– Тициан Вечеллио. К своим тридцати годам стал лучшим живописцем Венеции. Стиль Тициана похож на стиль Джорджоне. Посмотрите. Отметьте тонкий колорит в этих работах. – Миссис Ларквист переключала слайды в проекторе. – Поэтичность в полотнах, лирическая созерцательность.
На слайде «Любовь земная и небесная» учительница сделала остановку, словно, залюбовавшись. На фоне закатного пейзажа сидели венецианская девушка в роскошном платье с мандолиной и обнаженная Венера. Венера держала чашу с огнем. Девушка сосуд с водой. Крылатый Амур игрался ручонками в колодце.
– Картина олицетворяет всепобеждающую любовь. – заключает миссис Ларквист и переключает слайд.
Причем тут любовь? Разве что Амур и Венера должны намекать на это?
– А вот шедевр Тициана. «Се человек» 1543 год. Он написан на евангельский сюжет. На ступенях лестницы стоит Пилат и со словами «Се человек» предает Христа на растерзание толпе. Ко вторнику жду от вас эссе на тему: «Что я вижу в шедевре «Се человек»».
Возгласы досады заставили учительницу повысить голос:
– Минимальный объем четыре страницы. И чтобы не списывали друг у друга. Я проверю. А от мисс Вольфстрем я жду еще работу и по «Венецианскому стилю». На этом урок окончен. Мой вам совет: не откладывайте на потом и сегодня же отправляйтесь в библиотеку. Список литературы на доске.
«Ее совет!» Миссис Ларквист бросила на меня такой осуждающий взгляд, как будто я когда-то ей доклад задолжала. Не справедливо.
Мои мысли возвращаются к Филиппу. И я нахожу в них удовольствие. Как он пригласил меня, что говорил, какой у него был взгляд, голос.
Мне и до этого нравился Филипп. Изгиб скул придает его лицу мужественный и в тоже время изящный вид. Светло-золотые волосы легонько ниспадают на уши, а спереди зачесанная на правую сторону челка прикрывает бровь и глаз. Прическа выглядит модной, завитки волос лежат послушно и ни один волосок не выбивается. Неужели Филипп пользуется лаком для волос?
Походка у него неторопливая. Голос приятный. Ощущается в нем некая притягательность, которую я никак не могу разгадать. Будто аура, как легкий ветерок, наполняют класс, когда он входит.
Девчонки так и испепеляют его жадными взглядами. А если он вдруг смотрит в их сторону, громко смеются как ненормальные или дурачатся.
Он мог позвать любую из них в кафе – ни одна не отказалась бы. Все девчонки, ну почти все, только и мечтают об этом – сама слышала. И год назад и вчера.
Филипп первым подошел ко мне и… "пригласил".
Да-а, врагов среди особей слабого пола у меня только прибавилось. Взять хотя бы Ребекку Ланс и Монику Моррисон. Они всегда меня недолюбливали за мою «безродную» фамилию. Сами-то они из «аристократического круга Лондона». Точнее, их родители. Обычно Ребекка и Моника терлись вокруг Филиппа, развлекали разговорами, кокетничали. Теперь я стану их врагом номер один. Они не простят мне того, что я их обскакала.
Засыпая, я все думала: почему Филипп выбрал меня?
Может быть, и я обладаю некой привлекательностью, о какой не ведаю сама?
Как то Луна отметила, что у меня пышные волосы, одно загляденье и цвет натуральный. Неужели, она не замечает, что волосы у меня крашенные?
На мою оценку – я серая мышь и вовсе не красавица. Некоторые учителя из моей старой школы хвалили меня за ум и сообразительность. Но баллы по предметам ставили мне средние.
А какой я вижу себя?
Прямые каштановые волосы ниспадают на плечи. Мой натуральный цвет волос серый. Я регулярно их крашу, чтобы не выделятся. Да и насмешки в старой школе по этому поводу меня достали. Не хочу, чтобы еще и в колледже ко мне привязалось прозвище "серая мышь".
Глаза у меня голубовато-золотые. Вечером в полумраке умывальной комнаты, когда я смотрюсь в зеркало, в зрачках, будто, сверкают золотистые блески. Я часто сама любуюсь неуловимым переливом моих зрачков. Должно быть, так свет отражается.
Чертами лица я не выделяюсь от других девчонок колледжа. Я самая обычная.
Хм, есть еще кое-что: не раз я замечала, что у меня отменный слух. Я могу разобрать, о чем перешептываются мои сокурсники на уроках или что шипит Моррисон мне в спину. Впрочем, последнее под вопросом. Моррисон может нарочно шепчет оскорбления так, что бы я их точно услышала.
Что думают обо мне парни? Не знаю. Эх, чего скрывать, не обхаживали меня своим обществом. Но, если подумать, я точно не такая как все, не Моррисон, что бюст выпячивает вперед, не Ланс, что волосы свои наглаживает, демонстрируя, какие они длинные и пышные. Рядом с этими акулами я скромница. Тут сомневаться не приходиться.
И все-таки я лучше всех моих одноклассниц, ведь Филипп Берг пригласил меня (назовем это на зависть Монике Моррисон) на свидание.
Глава 4
Сны бывают разными. Детскими и милыми, в которых я счастлива и все вокруг прелестно. В таких появляются улыбки мамы и бабушки, блеск слезинок счастья строгих папиных глаз. Все счастливы и я счастливее всех.
А бывают хмурые сны. В них темно и неуютно. Идет дождь и я одинока. Я опаздываю на урок и не подготовилась к экзамену. Мучаюсь в таком сне. Но это еще кошмар. Самое ужасное в кошмаре то, что я уверена, что все взаправду. Поэтому страха не оберешься до утра. Даже если закричишь ночью и проснешься, кошмар останется рядом. Только лучик солнца убьет его, загонит в темный угол комнаты.
Редкие мои ночные гости это интересные сны, таинственные, полные волшебства и приключений. Вот таким снам я рада и жду с распростертыми объятиями. В их компании можно и припоздниться и опоздать на завтрак.
Жаль никогда не знаю заранее, какой сон придет.
Бывают сны о влюбленности. В них обязательно приходит красивый парень. Кажется, вот он – твоя судьба. За ним на край света пойду и жизнь проживу в счастье. А по факту, лишь до зари. Пуф! И нет моего принца. Ах, очень жаль. Так хотелось потанцевать с ним еще пару танцев. Интересно, ему тоже грустно, когда он проснулся?
Ведь я знаю принца из сна. Филипп Берг. Неожиданно мне приснился он, парень, которому на голову я уронила книгу.
Какие только сны ни бывают. Вот и моя подруга Луна подтверждает эту мысль, рассказывая о своих романтических, а порой и страшных дебрях сновидений.
Среди бесконечного переплетения снов у них есть общая черта. Утром они таят. Каким бы ярким ни было событие во сне, оно меркнет при пробуждении, испаряется, и о нем забываешь. Даже если и не желаешь. Вот такие они, сны. Легкомыслие у них на уме и никаких манер. Уходят по-английски.
С некоторого времени меня стали посещать другие сны. Другие – мягко и вежливо названые. Жуткие и чужие – ближе к истине. Будто я – это и не я, а какой-то дедушка. И мысли у меня старческие. Даже управлять ими я не способна. Мысли сами появляются и назойливо вертятся. То собрание важное, то кого-то убили, а порой, я хочу некого человека отыскать, выследить и… Казнить, кажется… Вот жуть!
Я бы сочла такое обычным кошмаром, плохим сном. Но вот после пробуждения я все помню. День, неделя прошли, а я помню самый первый такой сон. И второй тоже.
Тогда я списывала появление таких плохих снов на чтение. Сейчас уже не знаю, что и думать. Летом я подолгу засиживалась в библиотеке. А чем еще можно занять себя после обеда и пустом колледже? Задремать за книгой.
Художники, скульпторы, романисты и историки, первооткрыватели и ученые – все добивались успеха и признания в довольно почтенном возрасте. Неудивительно, что мне старики снятся. Но почему я одна из них? Не хочу быть старой, вдобавок еще и мужчиной.
Но хотя бы Кембридж посмотрела. Эх, мечта, а не колледж!
Глава 5
Сегодня ночью мне приснился сон, который переплюнул все кошмары, когда-либо снившиеся мне. Необычайно натуралистичный и страшный сон. И мыслила я своеобразно: твердо и уверенно в порыве достичь своей цели – найти и убить.
Я вскакиваю. Вокруг – тьма и прохлада ночи. Мое дыхание резкое и хриплое. Я приподнимаюсь на жестком лежбище. Спина и шея болят от деревянной скамьи. Под потолком в маленькое решетчатое окошко проникает желтые отблески одинокого уличного фонаря. Меня пугает место, в котором я проснулась. Но задуматься о том, как я здесь оказалась некогда. Я облокачиваюсь о пол, протискиваюсь вперед. Тяжелая дверь открывается. За ней длинный каменный туннель. Кривой грязный пыльный. Где-то в его конце теплится огонек света. В кромешной тьме и каменном холоде он как луч надежды манит к себе. Я торопливо иду к нему.
"Солт… Солт…" – бормочет некто под самым ухом.
Луч распускается в щар света от медного старого светильника под потолком. Магия очарования спадает. Теперь я вижу только грязный облезлый светильник. К тому же тусклый. За поворотом решетчатая дверь и лестница наверх. Я поднимаюсь наверх из затхлого подземелья. Хочу вздохнуть свежего воздуха, вырваться на волю.
"Солт… Тьфу…" – тот же голос. Разраженный и запыхавшийся.
Передомной возникает квадратная деревянная дверь. За ней освещенный пятачок комнаты круглой башни. Я выскакиваю из-под винтовой лестницы и устремляюсь в арочный свод.
Широкий проход с полуколоннами напоминает церковь. В нем светло как днем. Я чую ночную сырость и терпкий аромат яблонь и земли.
Я задерживаюсь перед дверью. На табличке надпись. Взгляд скользит по ней мельком и я не успеваю прочитать что на ней написано. Кажется, там есть слово профессор.
Мои пальцы роются в кармане. Я смотрю на свои брюки и черные туфли. Морщинистые пальцы сжимают ключ. Мои пальцы! Я отпираю дверь и сажусь за стол в темном кабинете.
Что я тут делаю?
Вечная минута ожидания пока загрузится компьютер, и кабинет расцветает зелеными красками от монитора. Силуэт бардового шкафа выступает к столу. Позолоченные буквы на корешках книг наводят на мысль о многотомном собрании сочинений, которое подарили на юбилей.
Белая пустая строка с мигающим курсором. Я нажимаю на клавиши клавиатуры. Bletsoe Castle.
Опять голос. Теперь он шепчет то, что возникает на экране.
Страничка поиска в интернете обновляется цветными фотографиями.
"Солт…"
Я искренне удивляюсь тому, что вижу. Это же мой колледж на фотографиях. Вот парадный вход, неопрятно постриженная мистером Мендесом лужайка.
"Да-а" – довольно хрипит голос. Я пугаюсь его и оборачиваюсь. Но в кабинете никого нет. Дверь все еще приоткрыта.
Я встаю из-за стола и за пару шагов оказываюсь у темной стены. Рука надавливает на сокрытую панель. Выдвигается небольшой потайной ящик. Я опускаю руку. Тяжелая книга в гладкой на ощупь обложке появляется на свет. Тут я ощущаю рядом движение. Кто-то подкрался ко мной. Книга выскальзывает из пальцев. Я оборачиваюсь.
В серебряной глади зеркала притаилась в напряженной позе фигура. Она застыла. Но врага выдают глаза. Суровые блестящие глаза взирают на меня. Бледная морщинистая кожа. Это же я, но я превратилась в старика.
– Кто ты? – спрашивает голос требовательно. Шевелятся старческие губы в зеркпле. Меня охватывает скользкий холод и пробирает до пят. Я знаю, морщинистый старик видит меня. От его взгляда никуда не спрятаться.
– Кто ты такая?
Я хочу завопить во все горло. Хочу разбить зеркало и улететь из этого места. Но на все что я способна – это споткнуться и упасть на ковер.
– Ты чего? Эй, Джейн?
Голос вялый и родной. Я поднимаюсь на локтях и раздираю глаза.
– Спать не даешь. – обиженно бормочет заспанное лицо Луны Рене и исчезает под одеялом.
Я заползаю в свою кровать, радуясь, что я в спальне женского общежития, что рядом подруга. Я всего-то свалилась с кровати. И угораздило же меня! Должно быть, я запуталась в одеяле.
Глава 6
Профессор Чайлд Хадлс стоял возле окна в своем кабинете в кембриджском университете Сент-Джонс и мрачно смотрел на простирающуюся за окном лужайку. Наступил вечер, и при свете настольной лампы в стекле он видел отражение желтого лица. Неживые глаза на мертвой маске. Старый портрет работы художника Джосефа Райта в пышной позолоченной раме порой пугал посетителей. А профессор настолько привык к нему, что находил в созерцании портрета успокоение после напряженного трудового дня.
Звякнул сигнал телефона. Профессор запустил приложение, использовавшее сквозное шифрование, исключающее доступ к переписке третьих лиц, и открыл сообщение. На экране высветилась фотография: молодой парень и девушка стоят на каменной лестнице. Тень дерева скрывает их лица. Под фотографией есть пояснения: это он.
Профессор облегченно выдохнул и издал довольный смешок. Он поспешно написал ответ: «Немедленно убирайся оттуда. Недопустимо, что он тебя заметил». Потом стер. Профессор вспомнил, что мистер Брайан Грейзер являлся профессионалом в своем деле. Не стоило его поучать. Вместо этого профессор написал: «Отлично. Я соберу остальных.»
Глава 7
Ночные кошмары не дали мне выспаться. И это в пятницу. В день перед выходными. Почему кошмары не посетили меня в субботу, когда можно будет провалятся в постели до обеда?
Разбитая и сонная я уселась за парту в классе мистера Халлоуэлла и клевала носом, боролась с одолевающей сонливостью.
– Джейн, не возражаешь, если я сяду с тобой? – Филипп подошел и бросил сумку на мою парту. – Хочу сидеть подальше от доски.
Я встрепенулась, не сразу поняла, почему прозвучало мое имя. Затем удивленно захлопала ресницами, оглядывая Филиппа. С зевом посмотрела на его место – парта в первом ряду у окна рядом с Моникой Моррисон. Моника выглядела расстроенной. Она исподлобья сверлила меня недовольными черными глазками. Ее красные наманикюренные ногти впились в ремешок наручных часов.
Недобрый знак. Она прямо задыхалась от злости.
Филипп присел на стул рядом со мной.
– Кажется, твои друзья не разделяют твоего решения сесть со мной. – заметила я.
– Серьезно? – Фил нашел глазами Дорна и Джероми. Те подмигивают ему. Улыбаются во весь рот.
– Почему ты так решила?
– Я про Моррисон. – понизив голос, ответила я. Филипп задумался, потом нашел и ее. Моника отвернулась. Поэтому испепеляющего взгляда, адресованного мне, Филипп не увидел.
В классе появился мистер Халлоуэлл. Сутулый дедушка в очках. Добрый и безобидный. Он попросил ребят задернуть шторы. Хороший знак. Будем смотреть слайды. Конспектировать не надо. Отлично, что в полумраке класса никто не заметит, как я дремлю.
Вспыхивает яркий свет на доске. Учитель настраивает проектор. И вот появляется первый слайд: серебряная фигурка милого тигренка.
– Искусство античности. – объявляет мистер Халлоуэлл тему занятия. – Кто скажет, что это?
«Серебряный кувшин VIII-VI век до нашей эры…» Я вглядываюсь в подпись на картинке: «Элемент зооморфного сосуда. Музей Михо.»
Я еще раз зеваю.
– Но сегодняшний урок следует начать не с этого. – повышает голос мистер Халлоуэлл и наклоняется к проектору. В полумраке раздаются смешки.
Кто-то из студентов переставил слайды местами. Значит, не просто так Джером с приятелем Дорном крутился возле учительского стола.
– Парфенон! – победоносно восклицает мистер Халлоуэлл. На экране возникает черно-белая фотография полуразрушенного фасада храма. – Символ античности, символизирующий древнегреческую культуру. Восьмой – четвертые века до нашей эры – это эпоха ранней античности. На нее пришелся расцвет греческих полисов, возникновение Римского государства…
Тихий шелест со стороны привлекает мое внимание: это Филипп. Я привыкла, что рядом никого нет, и вздрагиваю.
– Плохо спала? – шепчет он в самое ухо. От него веет легким фруктовым ароматом. Я игнорирую вопрос.
– Я тоже не выспался. – произносит он устало. – будешь?
Легкое прикосновение заставляет меня оторваться от яркого изображения на желтом экране. Филипп тычет в меня леденцом. Я принимаю дар и медленно, стараясь не шуршать оберткой, разворачиваю его.
Я наслаждаюсь сладкой кислинкой во рту. До меня не сразу доходит смысл слов Филиппа. Он не выспался. А ему что помешало? Переживает из-за субботней встречи?
Филипп тяжело вздохнул и поморщился, словно от боли. Он прижал ладонь к груди и склонил голову к столу.
– Эй, ты в порядке? – шепотом спросила я.
– Да. – Филипп поднял на меня глаза. Его щеки побледнели, насколько я смогла различить в полумраке. Золотистая челка волос чуть разлохматились, так что теперь через пряди виднелась бровь со шрамом.
– Филипп, ты выглядишь не очень. Может, сходишь в медпункт?
– Все в порядке. – прервал он, шепча мне в самое ухо. – просто немного в горле запершило.
Слайды меняются один за другим, как обрывки воспоминаний. Голос учителя сиплый и монотонный. Я погружаюсь в теплую дрему.
– После урока не расходимся. Все идите в медпункт. Мистер Мерсер ждет вас! – завершает лекцию объявлением мистер Халлоуэлл.
Раздались недовольные возгласы.
– Прививки от гриппа. Вам всего лишь закапают в нос по паре капель вакцины. – повышает голос учитель, чтобы перекричать гам учеников.
Глава 8
Предстоящий медицинский осмотр вызвал волну недовольства среди ребят. Но уже у кабинета доктора Мерсера кто-то отметил "неплохо, пропустим урок литературы". А ведь верно, обычно осмотр отменяет урок, на который приходиться. Первый же храбрец, что отважился войти в медицинский кабинет Киеран Маккена, не пробыл внутри и двух минут, как вышел и победоносно потряс кулаком.
– Урок отменили! Мистер Мерсер подтвердил.
Довольный Киеран выволок из толпы собравшихся ребят своего приятеля Класа и впихнул за дверь вне очереди.
– Так нечестно. – проскулила Патриция, девушка с выпирающим лбом. Из-за чего она походила больше на мопса, чем на зубрилу.
– Пардон, мадам. – смешно поклонился Киеран, картавя на французский манер, – Се ля ви
(такова жизнь)! Не трать время зря, из него состоит жизнь.
Если бы его слышала учительница французского, влепила бы штрафное задание за такое убогое произношение.
Очередь быстро редела. Скоро перед кабинетом остались я и Филипп. Мне не куда было спешить, и толкотня меня раздражала. Еще я боялась докторов, а доктора Мерсера больше всех. Поэтому и отошла в сторону от суматохи, делая вид, что меня это не касается.
– Ты идешь? – тихо спросила я, желая оттянуть неизбежный момент медицинской проверки.
– Да. – коротко кивнул Филипп и протиснулся в дверь.
Но прежде я успела заметить напряжение на лице Филиппа, плотно сжатые губы, суровый взгляд. По бледной щеке текла капелька пота. Вид точно нездоровый.
В подтверждении моих мыслей, Филипп пропал надолго. Прошло целых пять минут, а он не выходил. Меня начала бить мелкая дрожь как от холода. Я принялась мерить шагами коридор, тянула спину, упираясь о стену руками и, наконец, прислонила ухо к замочной скважине.
Чего с ним там делают так долго?
Бу-ум! Пошатываясь, я поднималась с пола, потирая ухо. Удивленный Филипп замер у двери.
– Джейн!
Он ухватил меня за локоть и помог встать. Я, щуря один глаз, поспешила улыбнуться. Вышло неловко. Я покраснела, а травмированное ухо пылало жаром и, конечно, стало малиновым.
Сгорая от стыда, я предстала перед доктором Мерсером. На столе осталась всего одна медицинская карта – моя. Остальные неровной стопкой расположились на подоконнике.
– Джейн Вольфстрем. – монотонно проговорил доктор, не глядя на меня. – … есть?
– Извините, что Вы сказали?
В ухе еще звенело. Доктор поднял на меня свои проницательные глаза. Он всегда меня пугал. Особенно его такой взгляд – животный, хищнический, суровый.
– Какие-нибудь жалобы есть? – громче повторил он.
– Нет. – замотала я головой.
– Позвольте.
Он пощупал мышцы моих рук, ног. Послушал легкие, прислонив ледяной кругляшек стетоскопа мне под лопатки. Спасибо, что не потребовал оголить грудь. Замерил кровяное давление и пульс.
– Повышенное. – отметил он и поставил отметку в моей карте.
– Позвольте. – помахал тонким шпателем перед моим носом.
Доктор заглядывает мне в горло. Тут я понимаю, что он делает что-то не так. Вертит мое лицо за подбородок.
– Сомкни зубы. – холодный палец доктора приподнимает губу, оголяя верхний ряд зубов.
Я таращусь в каменное лицо доктора, впиваюсь в его серые глаза. Пытаюсь понять, что он делает и зачем. От его взгляда у меня побежали мурашки по спине. В голове звучит вопрос: что происходит? А язык не слушается меня от страха.
Никогда прежде не было такого смотра. В этом году доктор Мерсер дал маху.
– Левую руку, – велит он, – Возьму кровь.
– Зачем? У меня же все хорошо! Обещали же прививку от гриппа закапать! – испуганно залепетала я. Никогда ни у кого здесь не брали кровь и это чертовски больно.
Доктор вернулся от стеклянного шкафчика с металлическими штуками внутри. В пальцах холодно поблескивал острием ланцет.
– Все хорошо. – он крепко схватил мою ладонь. Мой палец пронзает боль. Короткий миг и доктор уносит капли моей крови в пробирке в смежную комнату.
– Все, можешь идти.
Закрывая дверь, я вспоминаю, что вакцину от гриппа мне так и не дали. Я возвращаюсь, заглядываю в кабинет.
Мистер Мерсер держит в руках мою мед карту, затем бросает ее в камин. Пламя неторопливо растекается по плотной бумаге.
Я замираю, не в силах ничего произнести. Когда мистер Мерсер поворачивается от камина, я на цыпочках отхожу прочь от двери и, стараясь не шуметь, бегу прочь.
Я терялась в догадках такого странного поведения нашего доктора – сжечь мою медицинскую карту! Да он точно с ума сошел! Случай шокировал меня до такой степени, что я даже Луне Рене ничего не рассказала и решила пока сохранить все в тайне.
Вечером я опять задержалась в ванной комнате перед зеркалом. Пыталась еще раз оценить себя со стороны, проникнуть в мысли Филиппа и понять: почему он выбрал меня? Сегодня он даже пересел за мою парту.
В отражении на меня смотрят усталые глаза. Продолговатое лицо без косметики, каштановые волосы до плеч. Маленькая родинка у левого глаза. Моя кожа бледна. И вообще я не кажусь себе красивой. С макияжем и налаченной прической я бываю сногсшибательной. Почти сногсшибательной. Но сегодня я обыкновенная. Что привлекло во мне Филиппа – остается загадкой. Меня даже охватил страх, что он поймет или уже понял свою ошибку и откажется идти со мной на «свидание».
"Знаешь, Джейн, сегодня не получиться. Уроков много задали."
Этот голос, нарисованный логикой в моей голове, так не похож на Филиппа, что я немного успокоилась.
Я ополоснула лицо горячей водой, чтобы увидеть румянец на щеках. Мое внимание привлекают глаза. В них мелькнул едва уловимый огонек. Я приближаю лицо вплотную к зеркалу. Алый кровавый всполох в зрачках, должно быть, мне померещился.
Глава 9
Утром в субботу я не находила себе места. Мне не терпелось встретиться с Филиппом в холле, откуда мы собирались пойти на «кофе». В то же время меня одолевали и сомнения. Вдруг это такая шутка, розыгрыш? Сегодня суббота. Большинство студентов собираются прогуляться в наш уютный городок Солтберри. В кафе, по магазинам, в кино. У всех разные планы.
Луна поправляет мне прическу, перед тем как я спущусь по лестнице и говорит:
– Все будет хорошо. Ты самая красивая девушка. Помни об этом.
Хотелось пошутить и поблагодарить Луну за поддержку, но мой язык от страха и волнения прилип к гортани. В утренний час в холле всегда полно народу.
Я спускаюсь в шумный холл. Луна осталась позади. Через большие окна на пол льется солнечный свет. Он слепит меня. Я не вижу лиц других студентов. Голова кружится.
– Привет. Идем?
Филипп берет меня за руку. Я хватаюсь за нее, чтобы не упасть на последней ступеньке. Мои коленки дрожат. Мы выходим на зеленую лужайку. Туман страха исчезает под теплым солнцем. Гомон учеников остался позади. Я поднимаю глаза на него. Филипп красив и уверен в себе. Чего про меня не скажешь.
Филипп оказался очень милым. Не таким, как в вечер знакомства с «Голодными играми». Он взял меня под руку. Я тут же покраснела как помидор. Мне мерещились всюду косые взгляды одноклассников, коих оказалось и во дворе ни мало. Мы шли к воротам, а в спину раздавались смешки. Ребята высыпали на улицу и глазели на нас. Человек десять. Не меньше. Кое-кто противно "гыгыкал". А Джером засвистел нам вслед.
Прикосновение ладони Филиппа было аккуратным и осторожным. Наверное, он стеснялся, как я. У него оказалась нежная кожа, немного шершавая на ощупь, но негрубая, а как бархат. От Филиппа сильно пахло духами. Не знаю, какими духами пользуются парни, но аромат завораживал.
Наш колледж расположен на окраине городка Солтберри. Десять минут ходьбы и мы на центральной улице города. Прогуливаясь по дороге к Солтберри, я решила отвлечься от неловкого момента близости с парнем и отогнать смущение, что сковывало меня страхом. Заодно полюбоваться одним из последним запоздалым летним днем.
Через низкий дощатый забор к дороге склонялись раскидистые яблони. Весной они распускались белоснежными цветениями, манившими своим пряным ароматом всех пчел в округе. А осенью, когда перезрелые яблоки падали на землю, привлекали живность по крупнее: диких кабанов и лисиц.
Мне нравился этот старый сад. За забором под куполом веток царит особый неповторимый уют. Иногда, когда мне грустно, я мечтаю в будущем завести яблочный сад или представляю себя пчелой, сидящей под самой верхушкой яблони. Тогда зеленый бархат листьев, словно домик укроет меня от всех невзгод.
От запаха, от волнения мне трудно было поддерживать беседу. По началу мысли мои путались. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Ответила парой обыкновенных затертых фраз об уроках. У Филиппа был приятный голос, а сам Филипп не очень словоохотлив. Потом я осмелела и решила взять инициативу светской беседы на себя.
– Как провел лето?
– Ничего особенного. Ездил к дяде на пару дней. Еще был в Лондоне.
– В Лондоне? – перебила я. – Чем там занимался? У тебя там родные?
– Друзья. – объяснил Филипп и рассказал что Лондон большой, пыльный, шумный. Ни слова о своих приятелях. Голос у Филиппа становится монотонным и вялым. Похоже, столица не оставила у него хорошего впечатления.
– В театре был?
– Нет. По правде говоря, моя поездка больше походила на деловую встречу.
«Какие деловые встречи могут быть у студента?» – подумала я. – «Рисуется передо мной!»
– А Тауэр видел? Букингемский дворец?
– Конечно. – и Филипп воодушевленно рассказывает мне, как ходил на экскурсию. Выдал пару исторических фактов, как по учебнику. Дворец, точно, запал ему в душу. Я мечтаю когда-нибудь там побывать.
За беседой я не заметила, как оказалась за столиком не где-нибудь, а в «Испанской лозе», в дорогом ресторане.
Глава 10
В зале ресторанчика царит таинственная и гнетущая атмосфера: приглушенное освещение розовых светильников, только чтобы осветить столик, легкая спокойная музыка. Из мрака потолка проступают деревянные балки, украшенные виноградными лозами. Кажется, виноград настоящий. В зале только я, Филипп и официант за своей конторкой. Других посетителей, кроме нас, нет. Я ощущаю себя не в своей тарелке. Стараюсь незаметно, бесшумно проследовать за Филиппом до столика и замереть на стуле. Тут Филипп оставляет меня одну. Я провожаю его пытливым взглядом, вдруг он тут-то меня и бросит.
Филипп говорит с официантом и возвращается.
Я уверена, здесь все чертовски дорого. Конечно, частный колледж не для бедных студентов, но ресторан перебор и для таких.
– Слушай, – начинаю я говорить едва слышно, – кажется, подобное место не для нас.
– Ты так думаешь? – он улыбается.
– Не для меня уж точно. – меня раздражает пренебрежительный тон Филиппа. – Ты вроде меня на кофе позвал?! Не сюда. – прошептала я, ошарашенная роскошью зала.
Обычно студенты и учителя захаживают в небольшую, но довольно приличную кофейню в центре города. «Испанская лоза» – дорогое заведение. Никогда и на пушечный выстрел к нему не подходила.
– Я ощущаю здесь себя сидящий как на иголках.
Филипп равнодушно ответил:
– Я подумал, тут поспокойнее, чем в кофейне на площади. Посетителей мало. Да и музыка хорошая. Тебе нравиться?
Верно. Легкие звуки пианино, доносившиеся из невидимого динамика, теперь ласкали слух. Не слышала прежде ничего подобного.
Явился официант. Если бы не поднос в руках, я бы его за графа приняла – белоснежный жилет, рубашка, пышный галстук. Сам прямой как палка и неразговорчивый.
Официант элегантными движениями выгрузил ношу с подноса на столик и исчез, пока я разглядывала то, что он поставил передо мной. Миниатюрная фарфоровая чашка. От нее поднимался горьковатого и терпкого аромата дымок. Пирожное с заварным кремом и «сливочный десерт» на тарелочке.
– Пряный кофе. – объяснил Филипп и пригубил из своей чашечки.
Кофе оказался обжигающе горячим. Поэтому я принялась сперва за пирожное. Десертная ложечка оказалась легкой и теплой, словно ее специально подогрели. Пока я смаковала превосходный сливочный десерт, Филипп держал кончиками пальцев свою чашечку и разглядывал меня.
– Ну, как?
– Очень вкусно. Как, ты говоришь, называется эта вкуснятина?
– "Ванильная Венеция".
– Точно. – кивнула я и добавила, – никогда не была в Венеции. Между прочим, венецианская школа живописи главная живописная школа Италии. Неудивительно, что там изобрели такую вкуснятину. Должно быть, Доменико Каприоло подрабатывал на кухне.
Я хихикнула своей остроумной шутке. За одно не помешает разрядить немного неловкую обстановку.
Филипп едва заметно нахмурился. Его левая бровь дрогнула. От меня не утаилась такая деталь. Значит, Филипп не знает о венецианской живописи. Ладно, ему простительно, ведь перевелся он сюда в том году.
– Этот Доменико был одним из великих художников венецианской живописи. – пояснила я. – Вообще венецианские живописцы тонко и натуралистично передавали ощущение цвета. Как будто смотришь через влажный воздух. Зная эту особенность, никогда не спутаешь их с флорентийскими художниками. – закончила я свою тираду.
– Ты столько всего знаешь. Почему ты не ответила миссис Ларквист, когда она спросила тебя на уроке?
– Ах, это, – поморщилась я и растерялась, что ответить. Поведать, что на уроке думала о нем? Ни за что. – Просто сглупила. У меня такое бывает. А у тебя, Филипп?
– Прошу, называй меня Фил. И , – он пожимает плечами, – если я говорю глупости, надеюсь, не часто.
– Значит, Фил так Фил. Ответь, ты – сирота, тогда откуда у тебя деньги, что бы пригласить меня в такое место? Ведь у тебя есть деньги? – понижаю я голос до шепота и пытаюсь обратить свой неловкий вопрос в шутку, – или нам придется линять, когда принесут счет? Если что, я очень быстро бегаю. Хочешь посмотреть?
Фил смотрит в свою чашку и не реагирует на шутку.
– Дедушка оставил мне наследство. Но пока я могу пользоваться небольшой частью банковских сбережений. А как только мне исполниться двадцать один год, полноценно вступлю во владение наследством.
Могла бы и сама догадаться. Дедушка Филиппа, то есть Фила, – совладелец нашего колледжа! Все студенты об этом знают.
Что-то Фил не весел, рассказывая о деньгах. Похоже, не такое простое наследство ему досталось. И если он действительно богат, почему живет в общежитии при колледже, а не в доме деда или не арендует комнаты в городе?
– Могу я спросить тебя о… О кое-чем? – тон голоса Фила меня интригует.
"Ты еще спрашивает? Конечно! О чем угодно!" Вслух я только киваю:
– Ага.
– Расскажи о своих родителях. Кто они? – его глаза смотрят на меня серьезно, если не строго. А я отодвигаюсь на стуле с открытым ртом.
"Вот он куда клонит. Хочет узнать, насколько богата моя семья! Так его интересуют только деньги?"
– Джейн? – его голос становится мягче. – Прости, я не хотел тебя огорчить.
Мои пальцы оказываются в его ладони. Не заметила, как он протянул ко мне руку. Его прикосновение ощущается таким теплым. На самом деле это меня бьет дрожь, и липкий холодок проникает в кровь. Я выдергиваю пальцы из его ладони. В ушах пульсирует ответ: "Их убили!" Два слова, которые я никогда не произнесу вслух.
Он замирает. То ли удивлен моей реакцией, то ли, правдой. На миг мне показалось, что он прочитал ответ по моим глазам, услышал мой внутренний голос. Но такого не бывает. Мои губы плотно сжаты. Тут я чувствую, как по щекам бегут слезы.
– Джейн, прости. – вторит смущенно Фил. Тянется в карман школьного жакета. Платка в нем не оказалось.
– Я сегодня порезал палец. Платок отправил в стирку. – виновато говорит он и предлагает мне бумажную салфетку, кладет ее возле моего блюдца.
На его указательном пальце действительно багровеет полоска кожи. Мои мысли переключаются на порез.
– Больно… – шепчут мои губы. Это не вопрос. Я знаю что больно. Фил сгибает палец, пряча порез в кулаке.
– Нет.
По лицу Филиппа проскальзывает напряжение.
– Как ты порезался? – меня очень интересует это рана. Не знаю почему, но мне хочется посмотреть, как из нее снова выступит кровь. Кровь Фила. Моя ладонь ложится на стол, пальцы впиваются в бумажную салфетку и сминают ее.
– Ничего особенного. Случайность.
"Какая такая случайность?"
– У тебя есть нож?
Никогда не интересовалась оружием, даже таким простецким как ножи, но с губ слетает этот дурацкий вопрос прежде, чем я останавливаю себя.
Фил мотает головой. Но его щеки чуть покраснели. Глаза выдают волнение, если не больше. Испуг. Вот что это такое!
Или он мне соврал! А еще напомнил мне о моих родителях. Никому не позволю судачить об этом, как на праздную тему. Я, не говоря больше ни слова, поднимаюсь и ухожу.
На выходе у дверей ненароком цепляю туфлей толстый ковер, едва не падаю, схватившись в последний момент за штору. Опасаясь, что штора упадет, я молнией выскакиваю из ресторана.
На улице натыкаюсь на Джерома и Дорна. Стоят у самых дверей. Увидев меня, они смутились. Дорн кивнул мне, а Джером отвернулся.
Вид у обоих смущенный и обескураженный, как будто я поймала их с поличным за проказой или воровством.
"Они что, следят за нами?" – возмутилась я и поспешила уйти, гордо подняв голову. Проходя мимо, я учуяла едкий табачный дым.
Я дошла до конца улицы, а внутри все еще ощущала неуютное беспокойство. Словно, через кожу в меня проникал липкий холодный взгляд моих одноклассников. Я обернулась. Джером и Дорн топтались на прежнем месте и, конечно же, оба еще таращились на меня. Дорн поспешно спрятал руку за спину. Джером засунул руки в карманы школьного жакета. Но вид у них был скорее комичный, чем высокомерный, как мне представлялось мгновенье назад. Чуть далее у витрины мясной лавки стоял высокий худой мужчина в коричневом плаще. Готова поклясться, он только что смотрел на меня. Вот от этого человека мне стало не по себе. Я ускорила шаг и поспешила вернуться в колледж.
Только оказавшись в своей комнате, я подумала, что день начался из рук вон плохо. Свидание не удалось. Наверное, на таких встречах парни и девушки целуются. У нас даже романтикой не пахло. Мой разговор с Филом сейчас показался одним большим недоразумением. Может, Фил и старался произвести на меня впечатление, выбрав дорогой ресторан, но влюбленности я не увидела.
– Что ему от меня надо? – спросила я себя и тут же едва не подпрыгнула от испуга.
– Ну как все прошло? – ворвалась в комнату Луна. – Филипп похвастался своими деньгами?
Подруга не спрашивала. Она говорила так, словно знала это. У меня зародились подозрения на ее счет: как-то она вовремя появилась с расспросами.
– Честно говоря, не знаю. – отвечала я, стараясь заинтриговать Луну. – Ты за нами подглядывала?
– Конечно. – не смутившись ответила Луна. Она бросила сумку в угол, плюхнулась на кровать напротив и заморгала, приближая свое лицо к моему.
– «Испанская лоза»! – восхищенно развела она руками. – Вот это да. Он тебя поцеловал?
– Что?
– Филипп хорошо целуется?
И не дав мне даже рта открыть, заметила:
– Вы совсем недолго пробыли в «Лозе». Он приставал к тебе?
– Луна! – строго остановила я допрос. – Перестань. И вообще это касается только нас.
– Ну, я никому не скажу.
– Только меня и Филиппа. – я встала, чтобы поскорее уйти, но у двери повернулась к подруге. – И нет. Не приставал.
– Та-ак! – подпрыгнула Луна, – значит, поцелуй был. И как он целуется? По-французски?
Луна выскочила за мной в коридор.
– По-голландски. – парировала я и сама рассмеялась сказанной нелепости.
– Значит, со мной делиться не хочешь. – Хихикала Луна. – Скажи хотя бы, вы продолжите встречаться?
Я не ответила. А Луна, вглядываясь в мое лицо, понимающе кивала.
– Конечно, да. По глазам вижу. Ты так просто от него не отстанешь.
Дальше по коридору располагалась комната Моники. Той самой девчонки, что бегала за Филиппом весь прошлый год. Дверь дрогнула, открывая узкую щель. На миг я увидела опухший заплаканный глаз. Дверь тут же захлопнулась. Луна замолчала. Мы прошли мимо, храня траурное молчание. Я навострила слух, ожидая услышать всхлипывания. Но по ту сторону двери царила мертвая тишина.
Когда мы оказались по лестнице, Луна в полголоса сообщила:
– Мне даже жалко Монику. Получается, ты разбила ей сердце. То есть, сердце разбил Филипп. Но это все равно что ты. Ведь он выбрал тебя.
Перед обедом еще было время, и мы свернули во двор посидеть под старым дубом. Под тем самым, с которого я уронила книгу на Фила.
Мы уселись на траву. За деревьями раздаются веселые возгласы. С нашего места совсем чуть-чуть видно лужайку за корпусом общежития. Мальчишки играют в футбол.
Послышались шаги. Кто-то остановился на ступеньках. Я и Луна чуть в стороне от тропинки, укрытые и стволом дуба, и сами перилами. Поэтому человек на крыльце нас не мог увидеть. Я обернулась, вытянула шею посмотреть, кого там принесло, как в тот же миг рука Луны потащила меня назад в укрытие. Луга едва сдерживается от смеха, закрывая себе рот ладонью. В ее глазах прыгают озорные огоньки.
Над перилами появляется белобрысая шевелюра Фила. Он, задрав голову, ищет что-то в листве дуба. Потом тяжко вздыхает, задерживает взгляд на просвете между деревьями, туда, где играют в мяч, хмурится и, поколебавшись, уходит обратно в дом.
– Ты видела? – улыбается Луна. – он что-то высматривал на дереве.
– Наверное, первого тома "Голодных игр" ему мало.
– Каких игр?
– Это книга, что у меня лежит на тумбочке.
– Первый том? Но она у тебя всего одна.
– Луна, лучше помолчи. Иначе ты меня разочаруешь.
На самой деле я ощущаю себя виноватой. Все потому, что я сбежала от Фила в «Испанской лозе». Хотя он сам виноват. Напомнил мне о трагедии с моими родителями. С другой стороны, он же не хотел меня задеть. Не такой Фил человек. Конечно, я погорячилась и обижаться мне не стоит. И не буду таить: Фил – красавчик и мне очень нравится.
После обеда красавчик спешит ко мне.
– Джейн, подожди. Что делаешь завтра?
– М-м. – пожимаю плечами. – Точно еще не решила. Надо бы эссе написать и штрафную работу – тоже.
– Можно я составлю тебе компанию? Напишем эссе вместе.
– Хорошо. – я улыбаюсь, не в силах сдержать довольную улыбку.
«Завтра меня ждет еще одно свидание! Отлично.» Фил уходит.
Глава 11
На следующее утро после завтрака Фил ждал меня в холле. Я пришла на встречу с Луной. Ей тоже надо готовить задание по «Се человек». Я слышала, что многие ребята еще в субботу написали свои работы. Не хотелось отставать от других.
Втроем мы и отправились в библиотеку. Меня сегодня не тянуло на романтический лад. Во-первых, ночью я извелась, думая о Филе и о себе. Его ухаживания не шли ни в какое сравнение с ухаживаниями Антуана. Во-вторых, уроки нужно сделать. Не хватало еще в список неуспеваемости попасть. Тогда директриса точно спуску не даст. Будет задерживать по вечерам с дополнительными уроками.
Я делаю вид, что Фил меня не интересует.
– Привет. – только это я сказала Филу. Я не смотрю в его сторону. А сама прислушиваюсь к его дыханию и оцениваю реакцию.
Он молчалив. Улыбнулся мне, когда я подошла к нему. Сейчас, несомненно, сверлит меня взглядом пока мы идет в библиотеку. Хотя, что ему еще делать? Не в пол же смотреть.
Библиотека больше похожа на подсобку маленького кинотеатра. Низкий беленый потолок, голые стены и два маленьких оконца. Толку от оконцев никакого, поэтому даже днем в библиотеке включают свет: тускловатые лампы, от которых и глаза испортить можно.
В подсобку кинотеатра я заглянула только один раз и то на секунду, когда ждала Луну. Она там уединилась на поцелуи с местным работником. Милый парень, но Луна его бросила на следующий день.
– Деревенщина. – объяснила мне подруга.
В интернете полно фотографий дорогих библиотек. Со сводами потолков, которым позавидует венецианский собор. С позолоченными книжными стеллажами из дуба. С бриллиантовыми груздями люстр, что могли бы висеть в Букингемском дворце.
Библиотеке нашего колледжа подобные изящества не ведомы.
Но все равно я люблю ее. За тишину, за запах старых книг. За те миры полные изящных шедевров живописи, которые она мне открыла. Даже третью книгу «Голодных игр» я читала здесь, а не в парке. Чтобы лучше погрузиться в атмосферу. А действие на страницах книги разворачивались в подземном бункере.
Наша библиотека я не самое романтическое место, чтобы уединиться влюбленной парочке.
Помня, что большинство ребят уже написали письменные работы по «Се человеку», я задержалась у стойки библиотекаря, чтобы порыться в стопке не разобранных книг. Конечно же, нужная книга лежала сверху.
Я и Луна расположились за столом напротив и принялись описывать репродукцию, черпая эпитеты из книги «Эпохи живописи». Фил скрылся за книжным стеллажом в поисках чего-нибудь по венецианскому стилю. Может он и хотел, чтобы я уединилась с ним за шкафом. Поэтому и объявил свое намерения найти книгу по теме, которую я отлично знала. Но я осталась с Луной. И тут же желание писать эссе улетучилось. Даже стало тоскливо.
Луна испысала целый лист тетради. Я листала альбом с репродукциями в поисках шедевра «Се человек» чтобы хоть как то изобразить деятельность и зевала. Вдруг послышали тихие шаги.
– О, Джейн, привет. – Дорн сделал вид, что только меня заметил. – Как провела лето?
– Привет. – холодно ответила я. Что-то показалось мне в поведении Дорне неестественным. И вообще это он Луну "свихнутой" обзывал. Я вопросительно подняла брови.
– Как хорошо, что я тебя встретил. – бросил Дорн наигранно приветливым тоном. – Слушай, не поможешь мне с "Историей искусств"? Мне попалась тема просто жуть. Не могу разобраться. Я подумал, может у тебя найдется свободный вечер.
Луна бросила свою ручку. Ее лицо краснело от злости при каждом слове Дорна. А тот этого не замечал. Наконец, Луна встала, оттолкнула Дорна в сторону, словно он мешал ей пройти, и потопала прочь.
– Эй! – возмутился Дорн. Но Луна, не обернулась.
Из-за книжного стеллажа появился Фил.
– Дорн, привет. – он вопросительно посмотрел на друга. – готовишь доклад?
– Мне пора. – буркнул хмуро Дорн и отошел.
– Чего это он?
Фил сел рядом со мной и бросил найденную книгу на стол.
– Мне тоже пора. – я схватила тетради.
– Джейн, ты куда?
– За Луной. – ответила я, пряча книгу Луны под свой жакет. Библиотечные книги нельзя забирать с собой. Но ради Луны я нарушила правило.
Собрав вещи, я поспешила за подругой. В дверях я обернулась. Фил растерянно таращился на меня, чеша в затылке.
Глава 12
Луна не переносила Дорна. Я посоветовала ей делать вид, что его вообще не существует. Мы обе дописали письменную работу у себя в комнате. Потом я вернула книгу в библиотеку. Ни Фила, ни Дорна там уже не было.
Перед уроком миссис Коллинз Луна увела меня в сторонку, чтобы обрадовать: Антуан прислал ей на телефон сообщение, что скучает и приглашает на хэллоуинские выходные погостить у него. Вот это да! Луна едва не прыгала от счастья. Наверное, там снова будут танцы и вечерние закаты с поцелуями.
– Джейн, можно с тобой поговорить? – к нам подошел Фил. Луна с озорством подмигнула мне и отошла. Она два раза обернулась, и все-таки исчезла в классе. Следующий урок ведет директриса миссис Коллинз. Нельзя опаздывать. А у Фила, по-моему, сейчас окно. Я с нетерпением жду, что он мне скажет.