Читать онлайн Не ищи, не возвращайся, не жалей бесплатно

Не ищи, не возвращайся, не жалей

Рис.0 Не ищи, не возвращайся, не жалей

© Федор Кудряшов, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

Валя

Случилось всё так страшно, так внезапно.
Мы прозевали, и пришла беда.
Была ещё вчера, её не будет завтра.
Её не будет больше никогда.

За ней, как за стеною, я не знал печали,
А что не так – то поросло быльём.
Наградой без заслуг была мне Валя,
И вот, наказан – тем, что пережил её.

Я твёрдо знал, что я её не стою.
Доволен был и рад тому, что есть.
И верил – первым Бог меня пристроит,
А там дождусь её, и будет всё, как здесь.

Но, видно, что-то не сложилось где-то,
И действо затянулась – это факт —
Продлив мне роль по линии сюжета
На скучный и ненужный пятый акт.

Какой в нём смысл, когда одни руины
Вокруг меня, куда ни повернись?
Ещё и жизнь грозит мне сроком длинным.
На что мне без неё такая жизнь?

Соломинка надежды и тростинка,
Что позволяет кое-как дышать.
Спасительная вера, паутинка,
Которой полетит моя душа.

Да, я прибуду к станции конечной —
Пусть ни к чему оно, и всё противно – пусть.
Имея шанс на встречу в жизни вечной,
Реально потерять его боюсь.

Убога правда умных атеистов,
И с ней не объяснить и не понять:
Коль вечной жизни нет, то в этой мало смысла,
По крайней мере, для меня.

Пути-дороги

Непрост России путь,
Тернистый и увальный.
И вымощен отнюдь
Не вербой и не пальмой.

Устроена она
Так замыслом всевышним.
И за войной война,
И нету передышки.

И поперёк река,
И ни моста, ни брода.
Высо́ты – у врага,
А мы их – из болота.

И только «на уру»
И поминая черта,
Оставив на юру
Побитыми без счёта.

Который миллион
Потрачено народа.
С полка лёг батальон,
А с батальона – рота.

И так вот испокон —
Всегда ложимся костью.
Клевретам – эшелон,
А для своих – авоська.

Валяем дурака
С приоритетом главным,
И бьёмся в кровь века
За «братьев» православных.

А им мы по кую,
И им не по понятьям,
На нас они плюют,
В Европе им приятней.

И каждая – как плядь
С подмостков Голливуда —
Стремится прорыдать,
Какие мы паскуды.

Как словно вороньё
Кружили, домогаясь.
Над целкою её
Жестоко надругались.

И вот – опять беда,
И мы опять у края.
Но всё-таки страда
На этот раз иная.

Мы за себя теперь,
Не за чужих радеем.
И как отцы, поверь,
Вновь повторить сумеем.

Нам это придаёт
И веру, и надежду,
Что будет наперёд
Уже не так, как прежде.

Что враг получит в рог
Сполна, а не отчасти.
Воскреснет русский Бог,
Врази же расточатся.

Зима тревоги нашей

Я помню, что-то в Киеве пылало.
Но нынче, обращая память вспять,
Тогда я не тревожился нимало.
«Хохлы, – тогда я думал, – что с них взять?
Совсем не то, что наши, брат, бульба́ сы.
Не тот менталитет у нас и чин».
Но боже, как тогда я ошибался!
Какой урок я нынче получил…

Теперь у нас игра по тем же нотам,
И дирижёры те же тут как тут.
И к «светлой цели» толпы идиотов,
Как скот на бойню, как у них, ведут.
Не лезь в толпу, тебе туда не надо.
Ты в ней себя теряешь без следа.
Бредёт по городу стотысячное стадо,
Не ведая, зачем, не думая, куда.

Их символы – «Пагоня» на беконе,
Их лидер – курица, занявшая насест.
Их Минск теперь сплошной Скотопригоньевск,
Теперь они зовут его Мянеск.
Век прожили, не ведая печали.
И вот из всех углов, куда ни погляди,
Торчит беда, какой не ждал, не чаял.
Зима тревоги нашей впереди.

К событиям в Белоруссии

Две зассыхи перманентно
Лезут в кресло президента.
Две ростыки, две разини,
Что-то там вообразили.

И, решив: «А что, как если…»,
С великаном в бой полезли.
Почему же невозможно
С помощью ясновельможных?

Да и жмудь клешнёй в копыто
За мечтою посполитой.
Полетели, воспарили,
Сзади крылья прикрепили,
Ножки сунув в стремена,
Как в былые времена.

Чтобы хлопов развести,
Раздербанить, разнести
Вместе с местными панами
Все, что выстрадано нами.
Марны ваши ожиданья.
Что сказать вам в назиданье?

Не ищите, девки, лиха,
А сидите-ка вы тихо.
Вам не светит ничего,
Нарвались не на того.
Он народ свой не предаст,
Власть зассыхам не отдаст.

Воспоминание о первой любви

Когда-то, на заре времён,
Я страстно был в неё влюблён.
Но в годы золотые эти
Я не был у неё в предмете.

И вот традиционный вечер
И наша трепетная встреча.
Мечтал обнять её хотя бы,
Но вижу формы снежной бабы.

Нет, баба более стройна,
Из трех деталей сложена.
А эта баба индивид,
Сплошной округлый монолит.

И голосок пронзает ухо.
Она – природная хохлуха,
Хохлы же, что бывает часто,
Настырны и весьма горласты.

К природным дарованьям плюс
Она добавила педвуз.
Точней, дошкольный факультет.
И более, чем тридцать лет

В саду детишек обучала
И голос так свой раскричала,
Развила соразмерно пузу.
Куда какому-то Карузу?

За обертоном обертон —
Как будто дрелью сквозь бетон.
Я видел формы, слышал голос,
Под шапкой шевелился волос.

Я брёл, не ведая куда,
И вспоминал тот день, когда
Я не нашёл её участья
И был отвергнут и несчастен.

А что, когда б в тот день благой
Я получил ответ другой?
И счастлив был напропалую
И прожил жизнь совсем другую?

Ой, нет!
Имея опыт прошлых лет,
Теперь настроен я иначе.
На свете счастья-таки нет,
Но, к счастью, есть-таки удача.

Не жалей

Ну и дела! Сплошная хлябь,
Дожди и ветры. Как обидно…
Пять месяцев стоит ноябрь,
И всё конца ему не видно.

А помню, в детстве – снег и льды,
Сугробы у домов под крыши.
А мы копали в них ходы —
И плохиши, и кибальчи́ ши.

Погоде нынешней под стать —
Я в состоянии застоя.
Пришла пора переливать
Пустопорожнее в пустое.

А раньше вольный был казак.
Как певчий дрозд, не знал заботы.
Всю жизнь провёл, смешно сказать,
В полях, лесах и на болотах.

Когда Ярила выжигал
Из пор остаточную влагу,
Я просто брал и выжимал
Пук сфагнума себе во флягу.

Или в июле, как медведь,
Приятный ощущая холод,
Брёл по ручью, сгибая ветвь,
Малиной утоляя голод.

Я делал то, что знал и мог,
К чему влекло, к чему лежало.
Не пуст, не полон кошелёк,
Но мне хватает и хватало.

Зато сединки нет в душе,
Всю жизнь себе хозяин-барин.
Давно за семьдесят уже,
А улыбаюсь, как Гагарин.

За всё я благодарен всем:
Кого любил, тем, кто любили,
Кто безразличен был совсем,
Кто вспоминает, кто забыл, и
Ещё – за благосклонность муз,
За крепость дружественных уз,

За тёмные аллеи.
Хоть сполыхала зорька, ведь,
Коль есть, что вспомнить, – что жалеть?
Я не жалею.

О дружбе и любви

В те годы полон был бокал,
В груди звенели струны,
И непрерывно член стоял,
И чувства были юны.

В стране подтаяло чуть-чуть,
И каждый в тот период
Хотел по-новому взглянуть
И важный сделать вывод.

Злой тирании сбросил гнёт,
И приобщён был вскоре
По воле партии народ
К дискуссиям и спорам.

Но, чтоб не колебать основ,
Нам предлагали темы:
К примеру «дружба и любовь»,
Как важные проблемы.

И, защищая рубежи
Передовой морали
От вредных веяний чужих,
Мы монотонно врали.

Любовь, как ни крутите – секс
И половые акты,
И это было ясным всем,
И непреложным фактом.

А дружба? Допустимы ль в ней
Сношенья в отношеньях?
Всех нас – девчонок и парней
Тревожили сомненья.

Тогда ответа не нашлось:
Соврать не получалось.
Зато сейчас на тот вопрос
Я просто отвечаю:

Хоть это чувство с головой
В ладах и осторожно,
Но в дружбе междуполовой
Без секса невозможно.

Вот, например, такой сюжет:
Мы ходим с ней на службу.
Любви, пока что, вроде, нет,
Но возникает дружба.

Работаем мы с огоньком:
Отлично, безотказно,
И выделяет нам местком
Путёвки на турбазу.

Мы вместе с ней идём на круг,
И там, на туре вальса,
Я ей взглянул в глаза, и вдруг —
Он у меня поднялся.

Я попросил её мне дать —
Не в службу, а по дружбе.
Она же стала заливать
Чего-то там о муже.

О долге, чести всякий бред
Я слушал машинально.
И нашей дружбе в тот момент
Кирдык пришёл реальный.

Мы возвратимся с ней домой,
И станет все на место,
Я там, на вахте трудовой
Забуду ту поездку.

И буду вкалывать, как зверь,
До трудовой победы,
Но на турбазу с ней теперь
Я в жизни не поеду,

Раз ей такую ерунду
Для друга сделать сложно.
А на турбазе я найду,
Уж будь благонадёжна.

Друзьям-товарищам

Проходит всё, пройдёт и это.
Когда-нибудь пройду и я.
Но здесь о тех, кто, канув в Лету,
При жизни были мне друзья.

Мои соратники, коллеги
И собутыльники – не без —
Теперь покой нашли навеки
В пространствах ада иль небес.

Быть может, где-то в круге первом,
Где асфодель и полумрак,
Мы скоро встретимся, наверно,
Поговорим: «Что дальше? Как?».

А может, это всё пустое,
И нет бессмертия души?
И без того я удостоен.
И сколько б я ни ворошил

Воспоминаний рой гудящий,
Но мне по жизни много раз
Везло в друзьях намного чаще,
Чем я заслуживал подчас.

Не потому, что я везучий,
Сам факт нетрудно объясним:
Я был не хуже и не лучше,
Такой же точно, как они.

И я не хвастаюсь, понеже
Всегда, в любые времена —
Как в нынешние, так и прежде —
Не видел, не искал, не знал,
Ни в молодых летах, ни после
Неподходящих мне людей.

Их избегал вдали и возле,
В их направленьи не глядел.
Всех тех, кто был по мне не очень-то,
Я обходил всегда обочиной.

Надежда

Он говорил, ученики
Ему внимали осторожно,
Что человеку за грехи
Спастись нельзя, но Богу всё возможно.

Ну как так можно в точку мысль свести
И, всё вторичное отринув,
В единой фразе донести
Всю христианскую доктрину?

Бог сделал нас из мяса и кости́,
И нас по жизни мнози борют страсти.
Над нами, как ты ни пости,
У чёрта много власти.

Но коль родился, так живи.
Греши, но верь. И Богу
Молись, а чёрта не гневи:
Не заступай дорогу.

Я греховодил много лет
Любил и верил ложно,
Теперь другой мне веры нет,
Как вера в милость Божью.

Подходит моё времечко,
Как пред лицом Всевышнего
Мне избежать конфуз.
Дано мне Веры с семечку,
Дано Любви мне с вишенку,
Надежды же – с арбуз.

Мы

Наверно, мы не лучше всех других,
Возможно, что кого-то и похуже.
Сведём проблему на свои круги
И глянем на неё конкретнее и уже.

Мы, не как боши глубоки мошной,
Не как пиндосы мы непобедимы,
Не как французы широки душой,
Не так улыбчивы, как шведы или финны.

Нам в лица глянешь: вроде белый цвет,
Да только не в ладах мы с белой расой.
Типичных признаков её в нас просто нет,
Мы исторически сложились в расу красных.

Мы в этом мире – как эксперимент.
Господь нам выдал от своей планеты
Под этот опыт континент
И тихо ждёт, чем кончится всё это.

Добру нас учит Запад, да не впрок,
Упёрто подрывая их устои,
Мы с их «добром» знакомы. На порог
Мы их «добро» не пустим: мы – изгои.

Мы не они: мы тип иной и класс,
Иное тело и умосложенье.
Они же строят выводы о нас
По меркам своего воображенья.

А мы – лишь зубчики, шурупчики простой,
Как вечный двигатель, России, мы – запчасти.
Мы – русские! Какой восторг!
Мы – русские! Какое счастье!

Эволюция

Не опровергну я гипотезы железной
(Куда уж мне – такому гному),
С гигантом мысли спорить бесполезно,
Но кое-что я понимаю по-иному.

Antropos связан с обезьяной, без сомненья,
Но я бы сделал уточненье.
Позвольте высказать соображения свои:
Antropos изначально происходит от свиньи.

Роднит нас многое. Давайте по порядку:
И поросячий взгляд, и свинские повадки,
И формула зубов, давление и пульс.
И пусть мне говорят и возражают – пусть.

Возможно, мысль моя не без изъяна,
Но, думаю, от человека происходит обезьяна.
В моём подъезде их произошло уже
По две на каждом этаже.
(Мутации и в наши дни имеют место быть.
За их примерами недалеко ходить).

Затем, уже в сюжете серии второй,
Из этой обезьяны вышел наш герой.
Вот только тот неандерталец был, а он
На свет явился у местечка Кроманьон.

И понеслась: ни дать ни взять —
Селекционная работа, так сказать.
Суть эволюция. Перемешались в ней
Потомки обезьян с потомками свиней.

И получилось то, что есть —
То, что живёт сейчас и здесь.
Вот это водевиль, мон шер, смотри сюда.
А ты мне: «Дарвин».
Дарвин – ерунда.

Преображенское

Промышленные выбросы планету
Когда-то доведут, а с ней и нас.
По жизни не видал такого лета.
И это, видно, не в последний раз.

Ещё недавно летняя погода
Варила, парила, но сроки так малы.
Лимит тепла, отпущенный для года,
Верблюдом протащить через ушко иглы.

Сегодня к нам своею лучшей частью
Природа повернулась, и пора —
Прекрасная, как жизнь, короткая, как счастье, —
Установилась в скверах и дворах.

Фаворским светом дарит это время —
Какая светлая красивая печаль,
Как грёза об утраченном Эдеме —
Не выразить её, не замолчать.

Не наглядеться, не натешить зренье:
Некстати время, как всегда, спешит.
Не удержать прекрасное мгновенье,
Хоть поручись спасением души.

Пора сменяется и дарит нам иное.
Летит планета, не остановим
Отток тепла в её приземном слое,
И все явленья, связанные с ним.

Всё глубже дыры в кронах лип, всё шире щели.
Непоправимее разруха каждый час.
Вот-вот у алтаря Зимы, в её приделе
Отходную споют ветра на шёстый глас.

На день по восемь раз изменится погода,
И первого весеннего тепла
Придётся ждать не меньше чем полгода
Или побольше, чем…
Такие вот дела.

Крысолов

Я крысолов, и статус мой ничтожен.
Душой я подл, и ум мой без затей.
Но и с убожеством моим не всё так просто: всё же
Я дар имею обаять детей.

Вы их оставили за суетой мирскою,
А их умы нечётки и сыры́.
Я прорасту в них лебедою,
Я объясню им правила игры.

Шикльгрубер смог и Бланк, а я чем хуже?
Дерзай, ничтожество, и будешь на коне.
Отсутствие стыда – вот лучшее оружье.
На всё дерзающий дурак – ведь это обо мне.

На всё дерзающих и смелых,
Не знающих ни совести, ни страха, ни «нельзя» —
Я город их заставлю взять, не зная, что с ним делать,
И разгромить в нем всё и вся.

Я дьяволу слуга. Мой господин по новой
Задумал ваших дочек и сынов,
Как в тёмные века, вести в поход крестовый.
Во мне он не ошибся, я готов.

Я им внушу, что на пути их к раю
Моря расступятся, образовав проём.
Я их растлю, я погублю, я доведу до края.
Я отомщу вам за ничтожество моё.

Как это бывает

Поэта жизнь порою незавидна.
Особенно же горько и обидно
И чувствуешь себя недужно,
Когда к тебе Эвтерпа равнодушна.

Как селадон с цветами под часами,
Ты ждёшь её порою месяцами.
Ничто и ничего не предвещает,
И эта безысходность удручает.

Растёт недоумение сродни
«Лама савахфани?»,
Но наступает день, обыденный вполне,
Когда без всякого предупреждения извне
Вдруг весточка её, желанная такая,
Приходит, цикл бесплодный замыкая.

Как будто кто-то там из темноты
Откроет вход в иное измеренье,
И ты вдруг ощущаешь измененье
Привычного объёма пустоты.

Ты понимаешь: вот оно – мгновенье,
Ты чувствуешь: влагаются персты.
Ты нужен вновь, ты призван снова.
О, это найденное слово!

Начало и конец времён.
Вечерний звон и стадион,
Ревущий арию Калафа.
Еффафа!

Суета сует

Однажды муж её с её подругой вместе
Мял травы, обращая их в постель.
Тогда в лугах скрипел и дёргал коростель.
И люди донесли ей эти вести.

А местный дон Гуан, чтоб он так жил,
Позволил ей осуществить возмездье,
В салоне «Мазды» восьмиместной
Два ряда задних кресел разложив.

Что наша жизнь? – Мечта, движение веществ.
О, пузыри Земли, неутомимо
Несущие метан, – мираж богатства. Мнимый
Для неприбли́ женных существ.

Всё в нашем мире несуразно
Всё – суета сует. О, как понятна мне
Тщета всех поисков гармонии вовне
Воды, огня и женского оргазма.

Стихи моей внучки Анечки

Коты, просто коты

Это чудо неземное!
С этим зверем все знакомы.
У него усы – соломы,
Когти – просто ярость!!!
Характер разный:
Проказный,
Отказный и
Тупообразный!
Любит рыбку
И широкую улыбку.

Зелёная песенка

Недалеко от дома
Берёзка над прудом.
Зелёненькая крона
Над беленьким стволом.

Зелёные косички
Ласкает ветерок,
И маленькие птички
По веткам скок-поскок.

Зелёные лягушки
Живут в пруду ещё
И круглыми глазами
Любуются на всё.

Счасце

Мне спадабаецца жиццё з усих бакоу
И мне хацелася спяваць аб гэтым,
Кали лавила з братам шчупакоу
На вадасховишчы Вилейским гэтым летам.

Кали вярталися дадому на абед —
Ад наших рыбак быу абед з дадаткам,
Кали зязюля пасылала нам прывет
З сасновай пушчы па-за нашай хаткай.

Яна адличвала гады яму и мне
На доуги лес наш шчыры и вясёлы,
З бацьками и раднёй на роднай старане.
Жадаю я, каб так было заусёды.

Каты, проста каты

Гэта цуд неверагодны.
Гэты звер усим вядомы:
Вусы у яго – саломы,
Галасок таки лагодны.
А характар супярэчны:
Дружалюбны,
Небяспечны.
Кипци, як з жалеза,
А сама гарэза.

Озеро зелёной лягушки

Я знаю среди леса пруд —
Он небольшой и обойти его не труд:
Всего каких-то сорок соток.
У берега растёт камыш с осокой.

Мы вышли на прибрежную опушку.
Я подошла к воде, дыханье затаила —
Я думала, что там живёт Тортилла,
А там жила зелёная лягушка.

На солнце нежилась она в полдневный час.
Живёт ли там она сейчас?
Мне неизвестно,
Но интересно.
Узнаю это,
Когда опять вернётся лето.

Возера зялёнай жабы

Я ведаю пра сажалку у лесе —
Яна маленькая: на поугектара дзесьце.
И неглыбокая: па пояс у ёй вады.
Рагоз з асокаю тырчаць туды-сюды.

Я праминула росны муражок
И выйшла да вады на беражок.
У цишыни, напружыушися слыхам,
Я престала нават дыхаць.

И тольки сэрца у грудзях малацила:
Я марыла, что убачу там Тарцилу.
Што з ключыкам сядзиць там у вадзе,
А на мяне адтуль зялёны жаб глядзеу.

На цёплым сонейку истота там сядзела
И млела.
А ци жыве яна цяпер у тым стауку?
Пра тое я ня ведаю пакуль.
Пазнаю гэта,
Як тольки вернецца зноу лета.

Мир – это счастье

Весна стучится клювиком в окно,
И долгая зима, что раздражала,
Уже прошла, да ладно: всё равно
Она каникулы большие приближала.

Они с собой надолго принесут
Простые радости беспечной жизни дачной —
Когда грибы и ягоды в лесу
И речка, рыбаку сулящая удачу.

Когда покоя нет от соловьёв,
Что не дают уснуть до ночи поздней,
И мирный купол неба, до краёв
Сверкающий от бриллиантов звёздных.

Какое счастье, если в мире – мир!
Сражаясь за него всегда и неизменно,
Страна моя, любовь мою возьми,
Я отдаю её тебе, и будь благословенна!

Земля моя, родная Беларусь,
Прекрасная от края и до края,
Где я расту, живу и не боюсь.
Любимая моя страна, страна родная!

Советский район

Я видела красоты заграницы
И изучала их со всех сторон.
Там есть чем любоваться и гордиться,
Но мне милей Советский наш район.

Я здесь живу от самого рожденья.
Часть города большого он, и все ж
На «спальников» иных столпотворенье
Район наш совершенно не похож.

Мне нравятся широкие и важные
Дома и улицы, где я сейчас живу.
И тихие люблю, одноэтажные,
И у заборов пыльную траву.

Люблю войти в начале дня рабочего
В свой утренний пустой и тихий класс.
А в выходной мороженым попотчевать
Подругу и себя в свободный час.

Всем жителям Советского прекрасного
Желаю я, и пожелайте мне,
Под мирным куполом родного неба ясного
Жить в нашей процветающей стране.

Якуб Колас

Па роднай мове, што крыничнай
Вадой цячэ у капличны зруб,
Праз мудры позирк ираничны
Я пазнаю цябе, Якуб.

Зямли маей спажыуны Колас,
Спявак ад роднае зямли,
Дзе моцна прагучау твой голас
Над рэчкай, у лесе, на ралли.

Руплива, як араты просты,
Што, як працуе, то пяе,
Ты песни ткау, як ткач на кроснах
Радзимы голас, гук яе.

Гисторыю ствараюць шчыльна
Здзяйсненнем волатавых спрау.
Каб мы жили у сваей айчыне,
И ты нямала паспрыяу.

Якую б меу ты сення долю
И гонар адчувать сябе
У краине незалежнай, вольнай.
Житневым коласом у гярбе.

Лета

Ну вось и лета адышло —
Знясли буслы на крылах.
А што было? То дни лило,
То парыла, варыла.

У трапичнай гэтай цеплыни,
У гульнях на прыродзе
Имкливыя ляцели дни,
Нибы-та у карагодзе.

Пакуты школьныя забыць
Дапамагли нам шпарка
У лесе ягады, грыбы,
А на рацэ рыбалка.

На жаль яно каротки час
У маих краях пануе.
Як тольки адыходзиць Спас,
И восень каляруе.

За ей зима и халады,
И зноу мароз ушпарыць.
Адно ад гэткае бяды,
Як пра былое марыць.

Як были цёплыми ралли
И парны ранни золак,
И купал неба да зямли
У дыяментах зорак.

Советское

От безродных гламурных сорок
Повелось выраженье «совок».
Им они объяснились вполне
В отвращении к «этой» стране.

Понимая под этим клише,
Все, что наше и нам по душе.
То, что нужно забыть нам и стать
Им, чужим и безродным, под стать.

Эта цель поддалась им почти,
Но со мной им её не достичь
Ни за что, никогда и вовек:
Я советской страны человек.

На земле, на морях в небесах,
В партизанских дремучих лесах,
И в труде, и в военном огне
Мои предки присвоили мне

Это званье. Означил мой род
Всех их орденских планок штрих-код.
Символ Славы, завещанный в нём:
Цвета пороха рядом с огнём.

Потому-то даровано мне
В самой лучшей на свете стране
Жить среди самых лучших людей,
Самых светлых и чистых идей.
Не во сне, не в мечтах – наяву
Я в Советском районе живу.

Здесь расту я, здесь в школу хожу.
В заключение вот что скажу:
Знаю, что непременно вернусь
Я в советскую вновь Беларусь.

Дом молодёжи

Образ Дома молодёжи —
Кубоватый и вполне
Незатейливый – он всё же
Стал вполне приятен мне.

Как-то в нём в страну поэтов
Провели раздачу виз.
Я, присутствуя при этом,
Получила первый приз.

Может, это был аванс мой
И намёк на добрый путь:
Стану темой для романса,
Анной Керн кому-нибудь.

Иль когда-нибудь, наверно,
Оправдаю тот аванс
И какому-нибудь Керну
Подарю я свой романс.

Олимпии, Венеры и Данаи

Чтобы вниманья женского добиться
И лёгкой лестью голову вскружить,
Достаточно назвать фемину «львицей»
И к ней эпитет «светской» приложить.

И можно оплошать совсем немножко,
Чтоб полный получить от них афронт:
Возьмите, назовите даму «кошкой»,
И сразу станет всё наоборот.

Но львица – просто жалкая холопка
Жестокого звериного царя.
Раба его несытой жадной глотки.
Бесправно ему служит и зазря.

А кошка независима. Любому
Готова дать отпор в любой момент.
К тому же кошка – украшенье дома,
Изящнее в природе зверя нет.

Веласкес, Караваджо, Боттичелли
Небесной достигали высоты
В изображении своих моделей,
Кошачьи придавая им черты.

Олимпии, Венеры и Данаи
Веками вдохновляют мир мужчин —
Кошачья обаятельность дана им,
И это главная из всех причин.

Невольно сравниваю их. Пленяет
И женщины, и кошки красота.
Но женщинам немного не хватает…
Хвоста!

Кошка

Она была красива, словно кошка:
Изящна, грациозна, а глаза!
Я жутко был в неё влюблён.
Она? Пожалуй, что немножко.

Но все же вышла замуж за…
Но не меня. Поблекли краски мира,
Погасли звёзд далёкие миры,
И я ушёл от дружеского клира.
Презрел их шумные забавы и пиры.

Но не сломал меня порыв любовной бури.
Был бес любви самонадеян. Оттого
Я мощной силой юношеской дури
Рассеял тёмную материю его.

Ах, юность беззаботная, лихая,
Когда я, как суворовский солдат,
Всем прихотям своим беспечно потакая,
Ломил вперёд и не смотрел назад.

Теперь я не смотрю вперёд – там всё предельно ясно,
Вполне понятно, что там впереди.
О, жизнь моя, как ты была прекрасна!
Но сколько же я сам себе вредил!

Сегодня, разбирая, как под лупой,
Что я тогда по жизни вытворял,
На глупость громоздя другую глупость.
Что я тогда обрёл, что потерял?

И лез я не туда, и делал, что не нужно,
Но самому себе назло —
В любви, друзьях, учёбе и по службе —
Мне всё равно везло.

Я думаю, что если б мне случилось
По жизни разыграть другой сюжет,
То из меня бы путное чего-то получилось,
Но только не поэт.

Но почему сейчас, уже у края,
Всех прочих позабыв в упор,
Без грусти, не жалея, не скучая,
Я эту кошку помню до сих пор?

Монолог кошки

Вот человек. Он мнит, что мой хозяин,
А сам страстями мелкими влеком
И вредными привычками терзаем:
Насквозь пропах противным табаком.

Живущий в будке, наш дворовый пёс —
Безмозглое животное, тупое —
Такую ахинею нёс!
Сказал, что наш хозяин бог, и всё такое…

Что с них обоих взять —
Убогих, примитивных?
Они друг другу, так сказать, под стать.
И пахнут одинаково противно.

Он лезет с ласками ко мне, но я не выношу.
Хотя на ласки глупые его и странные капризы
Порою гордо снисхожу
С загадочной улыбкой Монны Лизы.

Он не въезжает, но – я бог его,
Хоть и не к чести мне такая малость.
Вот он сидит, не видит ничего:
Не чувствует,
Что божество его
Проголодалось.

Не возвращайся

Стояли здесь в былые дни
Дома и огороды.
Река их смыла, и они
Ушли под воду.

А те, любившие меня,
Ушли под воды Леты.
Лишь на кладбищенских камнях
Остались их портреты.

Я с ними жил, я вышел весь
Из их корней и семени —
Судьба мне подарила честь
К их прикоснуться времени.

Да, я успел, попал в струю.
Мне повезло сверх меры:
Я рос среди людей в краю
Сердечности и веры.

Стрелою не был я раним
И язвой не потравлен.
И ангел, коим я храним,
Был здесь ко мне приставлен.

Теперь вот мой подходит срок.
Ведёт моя дорога
За Лету: в небо иль в песок,
Которого здесь много.

Песок в глазах, песок в горсти,
Песок в часах струится.
Туда, где счастлив был, прости,
Не возвратиться.

И это все о нём

Я, модно говоря, харизматичен:
Божественно красив, но дьявольски циничен.
И, чтоб вы не подумали иначе,
Вот перечень моих природных качеств:

Я – эгоист, как это ни печально,
Аналога мне нет, но это лишь начало.
Я мастер шантажа, я вымогатель,
Обманщик, уклонист, предатель,

Мошенник и воришка, плут,
Двуличный тип: король и шут.
Коль это всё неровным часом
Свести в критическую массу

И наделить меня притом
Подобным вашему умом,
Какой бы я нанёс ущерб
Планете, людям, и вообще…

Ни до потопа, ни потом
Зловредней не рождалось монстра.
Притом что я являюсь просто
Домашним баловнем – котом.

Истина в вине

Есть ряд вещей приятных, но порочных,
Здоровью неполезных, но
Неистребимых – это точно.
И первое средь них – вино.

Но эта правда для Руси, если хотите:
«Веселие Руси – есть пити».
А есть приоритет ближневосточный,
И там другие нравы утвердились прочно.

Там не приветствуют употребление вина,
Пророк сказал: «Ни от лозы, ни от зерна.
И, если выполнишь ты заповедь мою,
То сорок гурий будут целовать тебя в раю».

Прикинь, едва душа простится с телом,
Как сразу же примчатся сорок целок
И станут рвать её на части —
Во где награда, во где счастье!

Во трезвость до чего доводит:
Какая «белочка» приходит.
И даже если он какой-нибудь Бахрам
И пить не может запретить ему имам,
Туда же лезет, прах его возьми!

Вы можете прочесть у Низами.
Сидит Бахрам. В руке сжимает кружку,
Другой ласкает грудь подружки.
И в чём здесь кайф? Мне непонятно,
И телке той, наверно, неприятно.

А я две кружки в двух руках держу.
К устам то ту, то эту подношу.
В нирване плаваю, сияю, словно страз.
Испытываю подлинный оргазм.
Так объясните мне хотя бы:
На кой мне бабы?

Луна

Вначале это серп, сверкающий, как сабля —
Деталь восточного ансамбля.
Как будто кто —
то открывает люк
Там, в вышине, сдвигая крышку.
Ещё чуток, и – полный круг,

Продолжить чтение