Читать онлайн Две сказочные истории для детей бесплатно
© Венгерова Э., Крюкова Г., перевод, 2023
Прилепа в птичьем гнезде
Глава первая. Происшествие на конечной остановке
На конечной остановке трамвая вышло всего несколько пассажиров. Симпатичный молодой человек с русыми волосами, серьёзным выражением лица и портфелем под мышкой уверенно зашагал дальше по улице. По другой стороне улицы навстречу ему откуда-то издалека двигалась большая толпа людей, состоявшая из мужчин, женщин и детей. Даже несколько автомобилей на черепашьей скорости продвигались вдоль тротуара. Это было настоящее столпотворение.
Причиной переполоха был пожилой господин, медленно шествовавший впереди толпы с таким видом, словно всё это его не касалось. Дело было в том, что вряд ли можно встретить пожилых людей, одетых столь неподобающим образом. Голое тело прикрывала только длинная, по щиколотку, тёмно-серая хламида с глубоким вырезом на шее и лямками на плечах. В сущности, следует признать: он шёл в одной длинной рубахе.
Эту рубаху он подобрал на животе таким образом, что получился карман. В кармане он нёс овощи-фрукты, на спине – холщовый мешок, а за поясом – садовый нож.
Кроме того, его отличали умное лицо и живые глаза. Волосы и борода были коротко подстрижены. Под мочкой его правого уха приютился серый птенец с усиками по имени Мухолов.
Молодой человек с портфелем помахал господину в рубахе в знак приветствия, но тот, кажется, его не заметил. Тогда молодой человек, перебежав дорогу, зашагал рядом.
– Вы уходите? – озабоченно спросил он.
– Пожалуйста, не заговаривайте со мной, – попросил сквозь зубы господин в рубахе. – Я уезжаю тайком и вовсе не хочу привлекать внимание. Пусть лучше вообще никто не узнает о моём отъезде.
– Отстань, нахал! – поддержал хозяина Мухолов.
– Заткни клюв, трещотка, – возразил молодой человек, не отставая ни на шаг.
Толпа преследователей поднажала и почти уже нагнала их.
Господин в рубахе выудил из своего бездонного кармана парочку капустных кочанов и красных роз и швырнул их за спину, в толпу. Люди бросились подбирать даровое угощение, женщины хватали капусту, а мужчины – розы. После чего мужчины раздарили розы женщинам, так что женщинам досталось всё.
– Ловко вы от них отделались, – заметил молодой человек.
– От них, но не от вас, – сказал Мухолов.
– Я должен его охранять, – заявил молодой человек.
– Я и сам не дам себя в обиду, – сказал пожилой господин. – Но как же избежать внимания общественности, если вы всё время торчите поблизости.
Тем временем общественность, подобрав свои цветы и овощи, снова стала напирать.
– Как же вы защититесь на этот раз? – спросил молодой человек.
– А вот так, – заявил человек в рубахе.
Он вынул из холщового мешка горсть зёрен и рассыпал их по тротуару и мостовой. В тот же миг сквозь дорожное покрытие пробились тонкие зелёные ростки. Они тянулись вверх и наполнялись соками, и через несколько минут поперёк улицы протянулась цветочная клумба. На ней росли фуксии и анютины глазки.
Людям пришлось остановиться. Они не знали, как перебраться через клумбу. А водители автомобилей думали, что здесь дорога обрывается, и начинали искать объезд.
– И надолго этого хватит? – спросил молодой человек.
– Я успею, – ответил пожилой господин.
С поразительной быстротой он выбежал на мостовую и вскочил в трамвай, который как раз в ту минуту, громко звеня, поворачивал в обратную сторону, к городу.
«Как странно он себя ведёт, – задумчиво проговорил его отставший собеседник. – Никогда бы не подумал, что он способен на ходу прыгать в трамваи».
Он повернул назад, ловко перемахнул через анютины глазки и фуксии и продолжил свой путь.
Сквозь распахнутые ворота резной ограды он вошёл в какой-то сад, в глубину которого вела мощёная дорожка. Сквозь камни дорожки пробивался мох, особенно в местах, затенённых кустами.
На дорожке лежал толстый чёрный шнауцер и крепко спал. Когда молодой человек проходил мимо, обрубок собачьего хвоста приветственно вильнул туда-сюда.
– Ты рад. Очень мило с твоей стороны, – сказал молодой человек.
– Чему мне радоваться? – сказал пёс.
– Тому, что я пришёл домой, – сказал молодой человек.
– Разве вы не видите, что я сплю? – сказал пёс.
– Я видел, ты вильнул хвостом, – сказал молодой человек.
– Может быть, – сказал пёс. – Может быть. Хвост имеет привычку вилять. С этим не поспоришь. Что отсюда следует? Что хвост рад. Я же, как весь пёс целиком, сплю, мне сон очень даже необходим. По правде говоря, мне сейчас совсем не до радостей. Кстати, вы принесли мне кость?
– Имей терпение, – сказал молодой человек.
– Интересно, – сказал пёс, – когда вы, наконец, дозреете до понимания жизненно важных вещей?
В этот момент с боковой тропинки выбежала прелестная босоногая девушка в развевающемся платье. В руках она держала корзинку цветов.
У неё были длинные светлые локоны, длинные ноги, стройная фигура, но, пожалуй, немного толстоватая попка. Привстав на цыпочки, она обвила руками шею молодого человека и осыпала его лицо множеством поцелуев. Через некоторое время к нему вернулся дар речи, и он спросил:
Кто-нибудь заказывал Овцу? Давно пора общипать газон.
– Вроде бы кто-то заказал.
– Кто? – спросил он.
– Французская белка, насколько мне известно, – неуверенно произнесла девушка. – Что у нас сегодня вечером? Ты, наверное, страшно устал. Думаешь, настолько, что даже не в силах меня поцеловать? Будь добр, подержи мою корзину.
Девушка снова бросилась ему на шею и принялась целовать. Между делом она умудрилась произнести не менее сотни распространённых и назывных предложений, смысл которых сводился к тому, что в них не было никакого смысла.
Предмет её посягательств стоял неподвижно, опустив руки.
– Это нечестно, – жаловался он. – Как же я могу защищаться, если у меня в одной руке корзина, а в другой портфель?
– И не вздумай, – сказала девушка. – Кто от тебя требует, чтобы ты защищался?
Не отрываясь от его губ, она немного отодвинулась в сторону, и они, слившись в бесконечном поцелуе, удалились в глубину благоухающего сада.
Пёс неодобрительно поглядел им вслед.
– Чмок, чмок, – передразнил он. – До чего противное занятие.
Глава вторая. Лягушка в птичьем пруду
Молодого человека звали Миловзор, а девушку Прилепа. Пёс, когда хотел, откликался на кличку Каспар. Они жили втроём в Большом саду. Миловзор обитал в опрокинутом вверх дном Цветочном горшке. Черепок, отколотый от края, был снова приставлен на место, образуя вход в жилище.
Прилепа устроилась неподалёку в Птичьем гнезде.
По соседству, за Буковой изгородью, находился ещё один сад, куда никому не хотелось заглянуть. Он был такой запущенный – просто стыд и срам. Его так и называли – нехорошим, хотя в городских документах он числился как Скверный сквер. Его хозяйкой была фея – огромная цикада-медведка по прозвищу Гризла.
Зато садом, где жили Прилепа и Миловзор, управлял мудрый Садовый бог, который в любое время года и в любую погоду непоколебимо стоял на своём цоколе. Вот почему в этом саду всё шло хорошо и разумно.
– Ты только подумай, – сказал Миловзор, снимая куртку и протягивая Каспару кость, – Садовый бог отправился в город.
– Неужто это правда? – удивилась Прилепа. – А что мы будем делать вечером?
– Погуляем в саду, – решил Миловзор.
И так как Прилепа подумала о том же, она тут же согласилась и взяла его под руку. Они покинули маленький двор, замощённый крупным булыжником, и стали прогуливаться по прямым дорожкам маленького Французского сада, окружённого живой изгородью из самшита. В саду под лучами солнца всё дышало покоем и благородством. Дорожки, покрытые красным гравием, вели к мраморному цоколю, на котором всегда стоял Садовый бог.
Но цоколь был пуст.
– В самом деле! – изумилась Прилепа. – Его нет.
Они продолжили прогулку и очутились в Английском саду. Английский сад состоял из одного большого газона, на котором росли купы высоких деревьев и разноцветных кустов.
– Но трава слишком высока, – сказал Миловзор. – Значит, Овца ещё не объявлялась.
«Трава в самый раз, чтобы в ней целоваться», – подумала Прилепа.
Она осторожно приподняла подол своего платья, опустилась в траву и обняла Миловзора.
Они расположились под кустом суданской розы, чьи воронкообразные цветы сияли голубизной, и для начала, как и собирались, обменялись поцелуями. Но вдруг Миловзор спросил:
– Что значит «в самом деле»? Ты что имела в виду?
– В каком смысле? – опешила Прилепа.
– Когда мы проходили мимо цоколя, ты сказала «В самом деле, его нет!» Что ты имела в виду?
– Что его нет, – сказала Прилепа.
– Но я твержу тебе об этом вот уже сколько времени, – удивился Миловзор.
– Что я и увидела своими глазами, – сказала Прилепа.
– А я-то думал, – огорчённо произнёс Миловзор, – что, узнав от меня новость, ты поверишь мне на слово не меньше, чем своим глазам. Не стоило этого говорить.
– Но ведь это правда, – сказала Прилепа.
– Хорошо иметь настоящего друга, – задумчиво сказал Миловзор.
– Тебе не нравится дружить с девушкой? – немного огорчилась Прилепа.
– Дурацкий вопрос! – сказал Миловзор.
– Чем же он дурацкий? – сказала Прилепа.
Внезапно по её щекам потекли крупные слёзы.
– Если девушку любят, то с ней не ссорятся, – всхлипывала она. – В этом нет никакой необходимости. Вполне достаточно её любить.
– Но ты мне дороже всего на свете, – уверял Миловзор.
– Нет, – рыдала Прилепа. – Ты предпочёл бы иметь какого-то там друга, потому что я глупая и верю своим глазам и говорю всё не то, и не нужны мне впредь твои нежности, если ты немедленно, сию же секунду, не пойдёшь со мной купаться.
– Ну, если так, – сказал Миловзор, – пойдём купаться.
И они пошли в огород.
Огород имел форму прямоугольника, на котором прямые и изогнутые грядки образовывали узор, напоминавший доску для игры в «мельницу». На одних грядках росли всевозможные овощи, а на других – цветы. В самом центре огорода была разбита круглая клумба. А в самом центре клумбы стояла бронзовая чаша на бронзовом основании. Эта чаша, украшенная листьями, служила купальней для птиц.
Прилепа ловко вскарабкалась на чашу, приподняла подол юбки, уселась на иссечённый край и стала болтать ногами в тёплой воде.
– Девушки – странные люди, – сказал Миловзор. – Вечно они задирают юбку прежде, чем где-нибудь сесть.
– Они боятся испачкать платье, – сказала Прилепа, – а панталоны можно постирать.
– А если бы мы, мужчины, каждый раз, прежде чем сесть, снимали штаны? – съехидничал Миловзор.
– На твоём месте я так бы и сделала, – сказала Прилепа.
Эта идея Миловзору понравилась. Он разделся, улёгся на металлическое возвышение, мягко выступавшее из воды, и позволил обрызгать себя с ног до головы, которую он положил на колени Прилепе.
Они закрыли глаза, Они ощущали воду, воздух и солнце, им было хорошо. Но тут чей-то хриплый наглый голос произнёс:
– Эй, вы!
Оба открыли глаза. В воде перед ними сидела зелёная Лягушка.
Лягушка проквакала:
– Здесь нельзя купаться.
– Жаль, – сказал Миловзор. – Почему же нельзя?
– Запрещается, – сказала Лягушка.
– Просим прощения, – сказала Прилепа. – Мы не знали, что это запрещено.
Они не знали! – съязвила Лягушка.
Каждому понятно, что это купальня для птиц. Разве вы птицы?
– Не думаю, – сказала Прилепа. – А сами-то вы разве птица?
– Это к делу не относится, – возразила Лягушка. – Сейчас речь идёт о вас.
– Видите ли, – миролюбиво сказала Прилепа. – В конце концов, я тоже сплю в Птичьем гнезде.
– Вот как? – сказал Лягушка. – Вам давно пора быть дома и высиживать ваши яйца.
Услышав такое предложение, Миловзор и Прилепа расхохотались.
– Сегодня вечером мы славно повеселились в саду! – говорили они друг другу. Перед сном Миловзор поцеловал Прилепу и даже не один раз. Потом она побежала к своему Птичьему гнезду, а он вернулся в свой Цветочный горшок. Там он улегся на спину. Но едва он улёгся, как услышал пение Прилепы. Ведь она пела каждый вечер и делала это для него.
Вот слова её песни:
- Вот гнездо, а в нем Прилепа
- Песню вечером поёт.
- В этой песенке поётся,
- Что в гнезде она живёт.
- Для зверушек, для цветов
- У неё мотив готов.
- И всему известно саду,
- Что в гнезде она живёт.
«Сейчас она уснёт», – успокоился Миловзор. Но едва он сомкнул ресницы, в дверь что-то стукнуло. За дверью оказалась Летучая мышь. Нервно трепеща крыльями, она прошептала ему на ухо.
– Как только взойдёт луна, извольте быть у Чайной беседки на экстренном собрании. Явка обязательна.
И она упорхнула. Но вернулась обратно и почти неслышно, как умеют только летучие мыши, шепнула на ухо:
– Совершенно секретно!
И с этими словами она исчезла в темноте, чтобы продолжить своё ночное оповещение.
Глава третья. Собрание у Чайной беседки
В неверном свете восходящей луны Чайная беседка казалась тенью на фоне других теней сада. Она была возведена на восьмиугольном основании и опоясана дощатыми перилами; на восьми высоких подпорках покоилась увенчанная шпилем крыша.
Миловзор понял, что приглашён в узкий круг избранных. Здесь были только солидные особы, а не какие-то там кузнечики и прочая садовая мелочь.
Наконец, из тёмной массы выдвинулся некий зверь и занял позицию перед деревянной лестницей. У зверя был один острый клык, рыжая шерсть и пушистый хвост. Это был Ласка.
– Как самый крупный из всех садовых хищников, – заговорил он, поднимая когтистую лапу, – я принимаю на себя руководство этим собранием. Положение серьёзное и достойное сожаления. Мы столкнулись с двумя проблемами, из коих одну ещё труднее решить, чем другую.
Начало не предвещало ничего хорошего, и всем стало не по себе. Ласка снова поднял лапу и заявил без обиняков:
– Садовый бог покинул наш сад. Он никогда больше к нам не вернётся, если мы, дамы и господа звери, не додумаемся до того решения, которое я имею честь вам сейчас предложить.
– Это верно, – сказал Миловзор. – Садовый бог удалился. Я сам видел, как он вскочил на ходу в подошедший трамвай. Но, может быть, он просто решил осмотреть новые зелёные насаждения перед ратушей?
– Это вопрос? – сварливо сказал Ласка. – Что ж, давайте разберёмся.
Собрание навострило уши.
– Нам сообщили, – объявил Ласка, – что Садовый бог отправился вовсе не к ратуше, а прямиком на главный вокзал.
– Как это верно! – воскликнуло собрание.
– Это так же верно, – подсказал Ласка, – как то, что сегодня в помещении вокзала прорастёт капустная грядка.
Собрание ответило глубоким вздохом.
– Садовый бог, – продолжил Ласка свои разоблачения, – подошёл к кассе дальнего следования и потребовал билет. На вопрос кассира: «Вам куда?» Садовый бог ответил: «Как можно дальше». На вопрос кассира: «Туда и обратно?» он, как нам стало известно из достоверных источников, дал нижеследующий ответ: «Ни слова о возвращении! Французская белка опять забыла заказать Овцу».
Всем присутствующим важным садовым особам было ясно, что это значит.
Дело в том, что по соседству жила Овца, которая являлась еженедельно, чтобы подстричь Английский газон. Но со временем память у Овцы ослабела, и она не помнила, когда кончается неделя и начинается новая. Приходилось каждый раз напоминать ей об этом. А это, в свою очередь, было обязанностью Французской белки, обитавшей во Французском саду, а также Английской белки, обитавшей в Английском саду, и Огородной белки, обитавшей в огороде. Все знали, что Французская белка пренебрегала своими обязанностями, и посмотрели на неё с укором.
– А! – воскликнула она. – Я есть tres maladif, нездоровый. Ты понимать? Boucoup de depit, les passereaux… Много воробей. Ты понимать?
– О белке поговорим потом, – вмешался в спор Миловзор. – Пусть лучше господин председатель сообщит нам, кто сообщил ему об ужасном заявлении Садового бога.
– Один свидетель, – сказал Ласка.
Кто именно? – потребовал ответа Миловзор.
– Причём здесь имя? – огрызнулся Ласка. – Один мой родственник.
– Какой родственник? – настаивал на своём Миловзор.
Ласка ужасно смутился. Некоторое время он извивался всем телом, прежде чем выдавил из себя:
– Вокзальная крыса. Она случайно оказалась под окошком билетной кассы. Между прочим, не я один, но и многие другие весьма значительные особы имеют недостойных родственников. Не пора ли нам вернуться к повестке дня?
– С удовольствием, – сказал Миловзор.
Отступив назад, Ласка поднялся на первую ступень лестницы.
– Осторожно, – буркнул Крот, хорошо знавший все ходы-выходы под землёй. – Там внизу довольно много муравьёв.
Но Крот был простым землекопом и не пользовался особым уважением. Удивительно, что его вообще допустили на это собрание. Ласка не обратил на него никакого внимания.
– Для всех очевидно, – сказал он, – что саду необходим новый начальник. И точно так же очевидно, что им буду я.
Он попятился еще на одну ступень вверх. Крот снова столь же безрезультатно буркнул: «Осторожно!» А Ласка продолжал распаляться:
Я призываю всех присутствующих единодушно провозгласить: «Да здравствует король Горностай!»
– Почему Горностай? – спросил Миловзор. – Ведь ваше имя Ласка?
– Меня зовут Ласка, – возразил Ласка, – но ты называй меня Горностаем!
– Как это? – осведомился Миловзор.
– Лаской, – пояснил Ласка, – я бываю только летом. Но как только похолодает, я заблистаю белоснежной шкурой, а чёрный кончик хвоста не в счёт, это украшение. Плохие времена – для меня самые лучшие. Зимой вы сами в этом убедитесь.
– А почему король? – не унимался Миловзор.
– Горностаи носят королевские мантии! – воскликнул Ласка.
– Иначе говоря, короли носят мантии из горностая, – заметил Миловзор. – Звучит похоже, но смысл другой.
Но так как он был, в сущности, равнодушен к государственным делам, он ограничился этим остроумным ответом.
Другие звери посчитали, что собрание и без того слишком затянулось. Они крикнули: «Да здравствует король Горностай!» и начали расходиться по домам.
Но новый король поднял лапу в третий раз.
– Этот вопрос решился легко, – заявил он. – Настоящие трудности впереди.
И он приказал Летучей мыши:
– Доставить к моему королевскому двору посла феи Гризлы!
Глава четвёртая. Клещ, дипломат
Посол был похож на прозрачный шар светло-розового цвета. Он не отвесил поклона, так как представлял владелицу Скверного сквера, а она никому не кланяется.
Но он одарил присутствующих вежливой улыбкой и представился сладким голосом:
– Клещ, дипломат.
– Я здешний король, – сказал Ласка. – Чего хочет моя кума – фея Гризла?
– Мне не подобает ставить под вопрос ваш королевский сан, – дипломатично заметил Клещ. – И моё скромное мнение роли не играет. Я должен всего лишь зачитать здесь некий документ. Надеюсь, вы не откусите мне голову, как это делают кое-где при дворах, но удостоите меня ответом и отпустите с миром. И на этом миссия моей ничтожной особы будет закончена.
– Говорите, – сказал Ласка.
– Но я буду говорить не от своего имени, – подчеркнул дипломат.
– Мы слушаем, – сказал Ласка.
– Я передам слова феи Гризлы, – сказал дипломат.
– Выкладывай, – сказал Ласка и топнул ногой.
Дипломат раскрыл свой дипломат. Он вынул из него документ, аккуратно его развернул и медовым голосом начал доклад:
– Как Нам стало известно, – читал Клещ (от имени феи), – ваш патрон, Садовый бог, исчез в неизвестном направлении. Это известие внушает Нам тревогу и беспокойство. Мы рассматриваем ваш сад как некую область, имеющую к Нам прямое касательство, а потому Мы должны держать её под неусыпным наблюдением. Мы предлагаем вам Наши рекомендации, защиту и помощь; у вас был строгий отец, а теперь у вас есть добрая мать. – Дано в мушином месяце августе. Гризла, фея Насекомого королевства, великая княгиня Таракании и Комаристана, графиня Гусеницкая, Мокрицкая и Паутинская, баронесса фон Мусорофф.
Это было угрожающее послание. В нём говорилось (если перевести с дипломатического языка на обычный садовый), что Гризла хочет превратить Большой сад в запущенный Скверный сквер.
Все со страхом смотрели в рот королю, ожидая его ответа.
– Нет! – сказал Ласка.
– Переговоры носили искренний и деловой характер, – сказал Клещ.
Он ещё раз любезно улыбнулся и собрался уходить.
– Передайте, что наш сад не нуждается ни в каком покровительстве! – приказал Ласка, расхаживая туда-сюда по своей ступеньке. – Пожалуй, можно предложить кое-какие концессии моей куме фее и предоставить некоторые права её подданным. Переговоры всегда полезны. Пока идут переговоры, не нужно управлять. Но…
Не успев договорить, он прыгнул на самую высокую ступень лестницы и живописно облокотился на одну из подпорок.
– … но этот сад вовсе не бесхозный. Им управляют как нельзя лучше. То есть я управляю им как нельзя лучше.
Тут подпорка треснула, а так как она была трухлявая, то превратилась в кучку древесной пыли.
– Ага! – прошептал Крот. – Муравьи!
Но Ласка твёрдыми шагами вошёл в Чайную беседку и, встав посередине, заявил: «Я, король Горностай, ни разу в жизни, ни на минуту не усомнился в своей непреклонности!» Тут он провалился сквозь пол и исчез под землёй.
Три белки мгновенно прыгнули ему на помощь и успели вытащить его из ямы.
И что же было дальше?
– Mon dieu! – уныло сказала Французская белка.
– Heavens! – сказала Английская белка.
– Как глупо! – сказала Огородная белка.
Ведь то, что они вытащили, был всего лишь дочиста обглоданный скелет – ослепительно белый череп с острыми зубами и болтающимися под ним бледными костями.
– Сколько раз можно повторять, – удовлетворённо сказал Крот, – что всё государство насквозь трухлявое.
Глава пятая. Спаситель отечества
Воцарилось молчание. Наконец первым взял слово Клещ, дипломат.
– Что же я должен передать моей государыне? – запричитал он. – У меня, правда, уже есть один ответ, но, похоже, у него нет отправителя.
И он обратился к собравшимся:
– Или, может быть, вы одобрите послание покойного короля?
– Да, да! – воскликнуло большинство зверей.
Да будет вам известно, что звери – народ работящий, смелый, патриотичный и вообще всегда исполненный благих намерений. Беда в том, что они не могут этого запомнить. Они постоянно забывают обо всех своих добродетелях. Вот почему они и закричали: «Да, да!»
– Разве вы не понимаете, что так дело не пойдёт, – сказал Миловзор. – Если мы хотя бы один-единственный раз уступим этой фее, через пару недель о нас пойдёт дурная слава, и мы будем ничуть не лучше, чем Скверный сквер.
– Мы этого не хотим, – сказали звери.
– Зачем же вы тогда проголосовали? – упрекнул их Миловзор.
– Мы забыли, что мы этого не хотим, – сказали звери. И в один голос воскликнули. – Да здравствует король Миловзор!
– Какая глупость, – сказал Миловзор. – Никакой я не король. У меня нет горностаевой мантии и ни малейшего желания на всех орать и всех погонять. Если вы настаиваете, я попытаюсь, насколько могу, уладить это дело для всех нас.
Звери закричали:
– Да здравствует спаситель отечества!
– Ладно, – сказал Миловзор. – Так тому и быть.
Взяв Клеща-дипломата за шиворот, он объявил:
– Мы никому не мешаем и ненавидим склоки. Но если эта особа, ваша хозяйка, появится здесь, мы обломаем ей рога. Так ей и передайте.
И он зашвырнул посланника куда подальше, так что тот оказался у себя дома быстрее, чем дошёл бы пешком.
– Это был довольно резкий ответ, – заметила Летучая мышь. – Боюсь, он означает войну.
– Разве вы не понимаете, – в отчаянии сказал Миловзор, – что мы уже давно находимся в состоянии войны.
Но этого крика души почти никто не услышал. Звери считали, что вопрос решён, и радовались, что им больше не надо ломать над ним голову. И они разошлись по домам.
Миловзор, полный мрачных мыслей, вернулся в свой Цветочный горшок. У входа спал пёс Каспар.
– Проснись, Каспар, – сказал Миловзор.
– Теперь вы будите меня даже посреди ночи, – сказал Каспар. – Вы хоть представляете себе, который час?
– А если бы я сказал тебе, Каспар, – ответил Миловзор, – что мы расстаёмся, не спрашивай, почему, беги, куда пожелаешь, что бы ты на это ответил?
– Ничего, – сказал Каспар. – Очень спать хочется.
– Я серьёзно, – донимал его Миловзор. – Представь, что я выгоняю тебя за дверь и приказываю: «Убирайся вон и не возвращайся!»
– А я вас не послушаюсь! – сказал Каспар.
– А если я запущу в тебя палкой?
– Я принесу её обратно.
– А если я попаду тебе по носу?
– Я взвою.
– И убежишь?
– И останусь.
– И как же от тебя отделаться?
– Никак. – Каспару надоел этот разговор.
– И ты туда же! – простонал Миловзор.
– Успокойтесь, – сказал Каспар. – Вы мой хозяин, я принадлежу вам. От наших разговоров, между прочим, у меня разыгрался аппетит. Нет ли у вас случайно в запасе ещё одной косточки?
Некоторое время он с надеждой взирал на то место, где был закопан ящик с кормом, а потом снова погрузился в дремоту.
Миловзор вошёл в свой Цветочный горшок и сел на землю. В крышке горшка была круглая дыра. Сквозь дыру глядела луна, отбрасывая на пол световой круг. Миловзор, не отрываясь, смотрел на это световое пятно и чувствовал, что в нём, где-то глубоко внутри, созревает страшное и чудовищное решение, принимающее всё более отчётливую форму.
Луна переместила свой свет с востока на запад. Пятно переместилось в противоположном направлении. И когда пятно остановилось на востоке, ночь кончилась, и решение Миловзора окончательно созрело.
Его лицо было бледным и строгим.
«Даже пёс не хочет, чтобы его гнали вон, – подумал Миловзор. – Мне придётся нелегко».
Глава шестая. У постели феи Гризлы
Дворец феи Гризлы, с его залами и переходами, располагался под корнем древнего Болотного дуба.
В спальном покое дворца в ожидании утреннего пробуждения феи маялись важные господа. Прошло уже несколько часов, но их повелительница всё ещё не соизволила проснуться.
Среди них находились представители разных союзов, которые объединяют подданных феи – насекомых. Ведь не все насекомые имеют одинаковый образ жизни. Одни питаются растениями, другие плотоядны. Есть даже такие насекомые, которые едят насекомых. Сообразно привычкам питания они образуют так называемые сословия, и предводители сословий имеют свой веский голос в государстве. Но в данный момент они, разумеется, молчали. Среди них особое место занимала Тля; ей не уступал по важности жук Дитискус или Окаймленный плавунец, выражавший интересы великого множества водных насекомых. Хотя в данный момент он тоже молчал.
На утреннем приёме обязаны были присутствовать и послы тех иностранных держав, которые, не будучи насекомыми, преследовали близкие цели. Вонючка была послом полевых мышей. Слизень был послом улиток. Повернувшись грудью друг к другу, они незаметно для прочих хвастались своими орденами.
Фея Гризла возлежала на своём роскошном ложе. Оно было выстелено белоснежной плесенью и украшено балдахином из тончайших волокон дубового корня, свисавших с потолка спального покоя. На страже у постели стоял Колорадский жук в полосатом сюртуке.
Он служил при дворе церемониймейстером и охранял сон государыни.
Наконец, Гризла шевельнулась, повернулась и потянулась. Потом зевнула, широко раскрыв пасть с острыми, как пила, зубами, сбросила гнилой лист, служивший ей одеялом, и протёрла левой задней ногой слипшиеся уголки выпученных глаз.
После чего она с неописуемой тупой гримасой уставилась в пустоту.
Её шестиногое величество изволило проснуться! – объявил Колорадский жук ликующим голосом.
Все сословия и державы поклонились.
Гризла мгновенно уселась на кровати и принялась завтракать. Она просто пожирала свой балдахин. Завтрак сам попадал к ней в рот, так ловко всё было устроено.
Затем она весьма непринуждённо на глазах у всех совершила свой утренний туалет.
Зелёная гусеница, исполнявшая обязанности камеристки, отшлифовала клешни на передних и наточила шипы на задних лапах. Она надраила панцирь, который Гризла носила на груди, и отскребла длинные жирные телеса, затянутые в тесные лайковые брюки цвета ржавчины.
Все эти действия совершались с необычайной быстротой. Ведь у гусеницы сотни рук, и во время работы она так извивалась, что обрабатывала одновременно все части тела.
– Нельзя ли побыстрее? – спросила фея.
Гусеница свернулась нулём.
– Продолжай, – сказала фея. – Уж больно ты обидчивая.
Гусеница немедленно развернулась во всю длину, встала во весь рост, и, пустив в ход множество своих рук, принялась плиссировать нежный прозрачный надкрылок, который Гризла носила на своей огромной попе. А фея между тем обратилась к приглашённым на аудиенцию.
– Вернулся ли Клещ? – сказала она.
Колорадский жук сделал знак Клещу. Клещ выступил вперёд, но весьма неохотно.
– Ты огласил им моё послание? – сказала фея.
– Как было приказано, – сказал Клещ.
– Когда они желают моего вторжения? – сказала фея.
– Они его вовсе не желают, – сказал Клещ.
– Кто это «они»? – сказала фея. – Садовый бог исчез, а больше там никого нет.
– У них там теперь есть один человек, – доложил Клещ.
– Человек? – не поверила фея.
– К сожалению, это так, – сказал Клещ. – И он говорит…
Что говорит этот человек? – потребовала ответа фея.
– Вы можете обезглавить меня одним движением, – заявил Клещ, проявляя твёрдость характера, – но он говорит, что если вы туда сунетесь, то получите по рогам.
Правой клешнёй фея взяла Клеща за горло.
– Ты забыл, что я могу обезглавить тебя одним движением.
– Я же сам это сказал, – возразил дипломат.
– На этот раз ты не ошибся, – сказала фея и откусила ему голову.
После этого эпизода её настроение заметно улучшилось.
– Я издаю закон об уничтожении Большого сада, – с важным видом провозгласила она. – Готовьтесь, господа. Через пять минут мы их атакуем.
Её приказ прозвучал совершенно неожиданно даже для представителей сословий и послов дружественных государств. Как все застигнутые врасплох политики, они начали говорить глупости.
Они заохали, что территория Большого сада непригодна для военных действий, что там слишком сухо для ползающих насекомых и слишком ветрено для летающих, что там слишком много птиц, и почти негде укрыться. Они дали понять, что большинство солдат пока что не рвутся в бой. Слизень заявил, что улитки боятся дроздов, владеющих зловредным искусством разбивать о камни раковины улиток. И что улитки передвигаются медленно, если вообще передвигаются, да и то только во время дождя. Слизень оказался способен лишь на жалобы и возражения, от которых не было никакого проку. А главная Тля напомнила, что тля бывает чёрная, красноватая и зелёная, и что чёрная тля, разумеется, готова воевать, но зелёную и красноватую придётся уговаривать.
Каждый хотел бы в один миг стать императором, но эти сословия и союзники – с ними просто беда!
Фея Гризла хладнокровно выслушала их трусливый ропот. Потом открыла свою челюсть и произнесла:
– Я прислушалась к вашим советам. Вы проявили любовь к моей особе и моему делу. Нужно повергнуть враждебный сад в такое состояние, которое лишило бы мужества его обитателей и вдохновило на подвиги наши войска.
– Какая возвышенная мудрость! – с облечением воскликнули собравшиеся.
– Итак, давайте вернём саду некоторую первобытность и первозданность, продолжила фея Гризла. – Подходящим местом я считаю Английский газон.
Во-первых, потому, что он граничит с нашей территорией, а во-вторых, потому, что, насколько мне известно, Овца так и не появилась.
Всех присутствующих охватило безудержное ликование. «Ура!» – вскричали эти господа. – Да здравствуете наша шестиногая императрица!»
– Мы начнём войну, как приказано, точно по графику, – заявила эта великая повелительница. – Но для начала мы её спрячем.
Дело в том, что войну можно спрятать так же, как шапку или носовой платок.
Глава седьмая. Изгнание Прилепы
В то же утро Прилепа постучалась в черепок Цветочного горшка, служившего дверью, и радостно крикнула:
– Можно войти?
– Не можно, а должно, – ответил изнутри Миловзор.
– Почему должно? – спросила, входя, Прилепа. – Ты мог бы выйти с таким же успехом.
– Нам с тобой нужно поговорить, – сказал Миловзор, всё ещё сидевший на земле. – Сегодня ночью я принял одно решение. И незачем подбирать подол и рассиживаться. Потому что решение принято и особому обсуждению не подлежит.
В таком мрачном тоне Миловзор ещё никогда с Прилепой не говорил. Она послушно остановилась и настроилась на короткий разговор, хотя предпочитала обстоятельные беседы.
– Прилепа, – сказал Миловзор. – Мы должны расстаться. Навсегда.
– Ты больше меня не любишь? – испугалась Прилепа.
– Глупости, – сказал Миловзор.
– Что в этом глупого? – сказала Прилепа.
– Если приходиться расстаться, да ещё навсегда, то больше не имеет значения, любишь или не любишь, – пустился в философию Миловзор. – Ведь тогда всё пройдёт, как будто ничего и не было.
– Ты меня прогоняешь? – сказал Прилепа.
– О боже, – заорал Миловзор. – Сколько раз повторять тебе одно и то же?
Прилепа расплакалась.
– Что я такого сделала? – рыдала она. – Это потому, что я иногда говорю лишнее?
В этот момент Миловзору больше всего на свете захотелось обнять её и погладить по голове. Вместо этого он сказал:
– Ты хочешь, наконец, услышать, почему я так решил?
Прилепа кивнула.
– Всё равно скажи, – сказала Прилепа.
– Что ж, – сдался измученный Миловзор. – Так я и знал.
И он исполнил её желание, поведав обо всём.
– Мне грозит страшная опасность. И если ты останешься со мной, я втяну тебя в это дело, и ты тоже окажешься в опасности. Вот почему ты должна меня покинуть.
– Пусть я не смогу тебе помочь, – захныкала Прилепа. – Но почему ты прогоняешь меня навсегда? Я могла бы вернуться к тебе потом.
– Чёрт возьми, – сказал Миловзор, – Разве непонятно, что ты мне помешаешь?
– Непонятно, – сказала Прилепа.
– Но я не могу думать одновременно о своём опасном деле и о тебе! – вышел из себя Миловзор. – Случись что со мной, ты будешь переживать, а это мне помешает. Поэтому отстань от меня.
– Не буду я переживать, ни чуточки, – сказала Прилепа и вытерла слёзы, капавшие на нос. – Кто будет переживать из-за такого дурака?
– Погоди, – сказал Миловзор. – Ты куда?
– Я ухожу, – сказала Прилепа. – Принятое решение особому обсуждению не подлежит, так ведь?
Она выбежала за дверь, но потом всё-таки вернулась.
– Кстати, какая опасность тебе угрожает?
– Тебя это больше не касается, вот и радуйся, – сказал Миловзор.
– Вот я и радуюсь, что ты меня больше не касаешься, – сказала Прилепа и хлопнула черепком с такой силой, что с краёв Цветочного горшка посыпались глиняные крошки.
– Уфф! – сказал сам себе Миловзор. – Обошлось. Я думал, будет хуже. Конечно, она рассердилась. Но на то она и девчонка, чтобы немного разозлиться.
Прилепа быстро вернулась в своё гнездо и собрала пожитки. У неё было пять пар трусиков, она перевязала их лентой, приколола к ней бант, вылезла из гнезда и зашагала по направлению к выходу из сада.
Солнце светило во-всю. На фоне бледно-голубого неба отлично смотрелись высокие августовские штокрозы, их толстые стебли были усыпаны бесчисленными цветами, похожими на пёстрые уши.
– А, Прилепа! Сегодня есть de bon matin? – окликнула её с ветки Французская белка. – Какой погода! Formidable, admirable, beaucoup de soliel, ты понимать?
– Доброе утро, Французская белка! – крикнула в ответ Прилепа.
На другой ветке сидела ещё одна белка.
– Хэлло, Прилепа, – закричала она. – Isn’t it a beautiful morning?
– Доброе утро, Английская белка! – отозвалась Прилепа.
Конечно, затем она прошла мимо Огородной белки, и та поздоровалась: «Привет!», а Прилепа ответила: «Доброе утро!»
Из какой-то щели посреди садовой дорожки пробился кусочек моха, сам собой отодвинулся в сторону, и наружу фонтаном посыпался песок, и всё сыпался и сыпался, пока не получилась целая куча. Из кучи показался длинный чёрный нос, и, наконец, по пояс высунулся Крот.
– Осторожно! – сказал Крот.
– Что тут копать? – с упрёком сказала Прилепа. – Я чуть было об вас не споткнулась!
– Вот потому я и крикнул: «Осторожно!» – оправдывался Крот. – Окажите любезность сообщить мне, куда я попал?
– Прямо на дорогу! – сказала Прилепа.
– Как раз туда, где мне не следует быть, – огорчился Крот. – Я собирался окопать грядку с редиской, но вы же знаете, как обстоит дело с моими глазами. Я уже почти ничего не вижу. И самое странное в том, что я всегда попадаю в неподходящие места. Похоже, нам предстоит многообещающий день – или я и здесь заблуждаюсь?
– День будет превосходный, наверняка, сказала Прилепа.
– Нет худа без добра, – сказал Крот. – Я не слишком обременю вас просьбой ещё раз наступить на песок?
И он исчез, оставив на земле крошечную дырочку.
Прилепа попыталась затолкать в эту дырку всю кучу песка. Но дырка тут же закрылась. И ей не оставалось ничего иного, как по возможности равномерно разровнять ногой песок на камнях.
Потом она дошла до ворот сада, открыла калитку и закрыла её за собой. «Дурак несчастный, – думала она, выходя на улицу. – Хочет от меня отделаться. – Я ему, видите ли, мешаю. Но я узнаю, какая нам грозит опасность, и разделю её с ним. Ведь я и секунды не проживу без этого несчастного дурака, без моего Миловзора».
Глава восьмая. Помощник садовника по имени Георг
Депутат городского совета Термаль провёл тяжёлый рабочий день. К нему на приём приходило множество людей, и каждый был чем-то недоволен. Одним он помог установить причину недовольства, остальным советовал не раздражаться.
Было очень жарко, даже здесь, в старой кирпичной ратуше. Депутат снял пиджак и расстегнул пуговицы на манжетах рубашки. И всё-таки он обрадовался, когда обнаружил, что в коридоре ожидает всего один посетитель.
– Пожалуйста, заходите, – пригласил он его.
Последним посетителем был очень молодой человек в тяжёлых сапогах, коричневых вельветовых брюках и чёрной суконной жилетке. На его голове красовалась фетровая шляпа с высокой тульей и почти без полей.
Он последовал приглашению, уселся на стул для посетителей и сказал:
– Здравствуй, дядя!
– Погоди, дай подумать, – сказал депутат. – Ты Ансельм, верно?
Очень молодой человек покачал головой и возразил:
– Нет, я не Ансельм.
– Хуго? – гадал депутат. – Эрнст? Нет? Да ведь других племянников у меня нет.
– Я тебе не племянник, дядя, – сказал очень молодой человек.
– Но, если я твой дядя, – логически рассуждал депутат, – то ты приходишься мне, по меньшей мере, племянником.
Я твоя племянница, Прилепа, сказал очень молодой человек.
– Но ты вовсе не похожа на девочку, – удивился дядя.
– Это меня радует, – сказала Прилепа. – От этого зависит мой план. Теперь мне нужна лишь квартира.
– Квартира! – испугался дядя.
Не бойся, – успокоила его Прилепа.
Квартира имеется.
– Давай по порядку, – приказал дядя.
– Я переезжаю, – начала объяснять Прилепа.
– По какой такой причине?
– На этом настаивает мой друг.
– Почему?
– Он не говорит.
– Дрянной мальчишка, – не одобрил дядя.
– Да нет же! – возмутилась Прилепа. – Он самый лучший человек на свете.
Дядя большими пальцами оттянул свои подтяжки и щёлкнул себя ими по животу. Потом задал решающий вопрос:
– Так он тебя любит?
– Может быть, даже слишком, – мрачно сказала Прилепа.
– У меня большой профессиональный опыт, – сказал депутат Термаль, – но такое встречается крайне редко. – А как он к тебе относится?
– Однажды, – начала рассказывать Прилепа, – я пощекотала его за ухом травинкой. А он сказал: «Не надо, мой ангел». А я опять его пощекотала. А он сказал: «Перестань, малыш». А когда я пощекотала его в третий раз, он сказал: «Теперь я действительно на тебя сержусь».
– Довольно трудно, – сказал дядя, – сделать из этого правильный вывод.
– Вопрос вовсе не в том, любит ли он меня, – решительно заявила Прилепа. – Я его люблю и никогда не перестану любить, и это единственное, что имеет значение.
После таких слов депутат сдался.
– Раз такое дело, – сказал он, – чем я могу тебе помочь?
Нет ничего удивительного, что спустя некоторое время после этой сцены в ратуше, с трамвая на конечной остановке сошёл вспотевший толстяк, ведя за руку очень молодого человека. Так они дошли по дороге до самых ворот Большого сада.
У ворот на своём посту спал Каспар. Когда чужаки остановились перед воротами, пёс почему-то завилял хвостом. Мало того, он прервал свой отдых и отправился в сад, чтобы доложить о гостях Миловзору.
Пришёл Миловзор.
– Вы из этого сада? – спросил толстяк, утирая со лба пот.
– Да, – сказал Миловзор, перегнувшись через решётку.
– Вы хозяин сада? – спросил толстяк.
– Я присматриваю за порядком, – ответил Миловзор.
– Понятно, – сказал толстяк. – Я из городской управы.
– Вы там хозяин? – спросил Миловзор.
– Я присматриваю за порядком, – ответил толстяк.
– Понятно, – сказал Миловзор.
– По нашим сведениям, из этого сада выбыла некая гражданка по имени… – Толстяк полистал свою записную книжку. – Некая гражданка по имени Прилепа. Это верно?
– Слава богу, – подтвердил Миловзор. – Так оно и есть.
– Я привёл вам нового жильца, – сказал толстяк. – Я депутат горсовета Термаль, а вот ордер на вселение.
Миловзор взглянул на нового жильца, и тот ему понравился.
– Потолкуем, – сказал он депутату. А у Прилепы поинтересовался:
– Ты чем занимаешься?
– Я помощник садовника, – сказала Прилепа.
– Подходяще! – сказал Миловзор. – А как тебя зовут?
– Георг, – сказала Прилепа.
– Георг, – спросил Миловзор, – а у тебя есть подруга?
– Нет, – сказала Прилепа. – На что она мне?
– Разумный ответ, – похвалил Миловзор. – В общем-то подругу иметь не обязательно. Ведь все они всего лишь девчонки, верно? Мужчине нужен друг. У меня, например, никогда не было настоящего друга. Кроме Каспара, разумеется. Но это совсем не то, что я имею в виду. Может быть, в один прекрасный день ты станешь мне другом, Георг.
– Может быть, – сказала Прилепа.
– Значит, договорились, – сказал Миловзор, пожимая руку господину Термалю. – Пусть Георг живёт здесь. Он мне нравится. Хороший парень и не болтлив.
И он гостеприимно распахнул ворота, и Прилепа поселилась в Большом саду.
Глава девятая. Друг Миловзора
Миловзор и его гость сидели на земле, привалившись к внешней стене Цветочного горшка и вытянув ноги.
– Положение такое… – начал Миловзор. – Бог нашего сада уехал, и не куда-нибудь, а на край света. Оттуда мало кто возвращается, да и то не скоро. И как-то так получилось, что все дела свалились на меня. И у меня от них сплошные неприятности и головная боль. Потому что по соседству, в Скверном сквере, распоряжается одна фея по имени Гризла, отвратительная особа, от неё один вред. И теперь она объявила войну всем, кто живёт в нашем саду, и угрожает всех нас уничтожить.
– Почему вы доверяете мне свои секреты? – спросила Прилепа. – Мы с вами знакомы всего полчаса.
– Вряд ли это секрет, – сказал Миловзор. – И ты, дорогой Георг, должен знать об этой угрозе во всех подробностях.
– Ясно, – сказала Прилепа.
– Ты ещё можешь переехать, – сказал Миловзор.
– Я – помощник садовника, – сказала Прилепа. – Я остаюсь.
Миловзор хлопнул Прилепу по плечу.
Прилепа хлопнула по плечу Миловзора. Она очень хотела, чтобы ему стало больно. Но даже если ей это и удалось, он, во всяком случае, не подал виду.
– Пришлось принять срочные меры, – продолжал свои откровения Миловзор. – И действовать по порядку. Для начала пришлось удалить мою возлюбленную. Её зовут Прилепа.
– Почему её пришлось удалить? – спросила Прилепа.
– Тот, кто идёт в бой, расстаётся с женой и детьми, – сказал Миловзор. – так положено.
– Господи, – сказала Прилепа. – У неё и ребёнок был?
– Нет, а что? – смутился Миловзор. – Прилепа, да ещё и ребёнок? Это, в самом деле, было бы слишком. Что касается детства и ребячества, то с меня хватит и одной Прилепы.
– А какая вторая мера? – спросила Прилепа.
– Вторая мера, – пояснил Миловзор, – намечена на завтра. Необходимо укрепить сад. Нам необходим рост и цветение во всех областях. Придётся поработать, ведь кое-где дела идут не лучшим образом, и хуже всего в районе Английского газона.
В густой кроне зелёной липы появилась Французская белка и с любопытством уставилась на помощника садовника.
– Это мой друг Георг, – представил собеседника Миловзор.
– Ah! Bel ami! – пискнула белка.
– Надеюсь, Овца на месте, – строго произнёс Миловзор.
Oui, oui, subito, dawai, dawai! – заверила его белка на своём чистейшем французском языке, махнула пушистым хвостом и исчезла.
– И какая же третья мера? – осведомилась Прилепа.
Сражение, небрежно бросил Миловзор. – Сражение не на жизнь, а на смерть. Правда, эта последняя мера требует минимальных усилий. А теперь подыщи себе жильё, дорогой Георг, чтобы ты до завтра успел отдохнуть.
– Жильё? – удивлённо сказала Прилепа. – Но у меня есть жильё.
– Отлично, – сказал Миловзор. – Где же?
– Ну, там, где освободилась квартира, – сказала Прилепа. – В Птичьем гнезде.
– Ещё чего! – зарычал Миловзор.
– Ничего, – сказала Прилепа. – Буду жить в старом гнезде. У меня ордер.
– Пусть это гнездо и старое, – мрачно возразил Миловзор, – но оно мне дорого и свято, и раз уж оно пустует, пусть пустует. И тебе, бездельнику, не место в гнезде Прилепы!
Это было грубо. Но ничто на свете не смогло бы осчастливить Прилепу, чем эта грубость. «Он же любит меня!» – подумала она. У неё под левой грудью запрыгало от счастья сердце, и ей чуть не стало дурно.
Миловзор заметил её бледность. Он извинился:
– Я не хотел тебя обидеть. И чтобы ты не сомневался в моей дружбе, я возьму тебя к себе. Можешь поселиться в моём Цветочном горшке.
Он предложил это из лучших побуждений, но предложение было неприемлемым по ряду причин.
– Большое спасибо, – сказала Прилепа. – Но у меня есть свои привычки, и я предпочитаю отдельную квартиру. Давайте пока подумаем о завтрашних мероприятиях. А потом я присмотрю себе что-нибудь подходящее. В саду много квартир.
– Отлично, – похвалил Миловзор. – О чём же ты думаешь подумать?
– Я думаю о чём-то вроде воззвания, – сказала Прилепа.
– Воззвание никогда не помешает, – согласился Миловзор. – А как мы его озаглавим? «Всеобщая мобилизация жителей сада»? Или, например, «Всеобщая служебная повинность»?
– В этих словах есть что-то устрашающее, – ответила Прилепа. – Особенно, если речь идёт о таких маленьких и пугливых зверьках, как наши жители.
Я предлагаю название «Общая Трудовая Тусовка».
Они взялись за дело и сочинили нижеследующий плакат:
Общая Трудовая Тусовка!
Чистый сад – это здоровый сад. Здоровый сад никому не опасен.
И пусть все оставят нас в покое, в том числе фея Гризла.
Призываю каждого жителя сада принять участие в Общей Трудовой Тусовке. Наша задача – уборка Английского газона.
Приходите все! (Сбор участников – у колодца.)
Миловзор
– Готово, – сказала Прилепа. – А теперь я подыщу себе жильё.
Она бросилась в сад и пробежала мимо Каспара.
Каспар решил проснуться и побежал с ней рядом.
– В чём дело, пёс? – спросила она его. – Собираешься меня укусить?
– Да нет же, – сказал Каспар.
– Хороший пёс, – ласково похвалила его Прилепа. – А зачем ты все время обнюхиваешь мои ноги?
– А зачем вы носите сапоги, Прилепа? – ответил Каспар вопросом на вопрос.
– Как! – воскликнула Прилепа. – Ты меня знаешь?
– Мы давно знакомы, – сказал Каспар. – Разве не так?
– Но я же переодета, – сказала Прилепа.
– Переодета? – удивился Каспар.
– Конечно, – грустно ответила Прилепа. – И никто меня не узнаёт.
– Тут вы ошибаетесь, – сказал Каспар. – Кем же вы нарядились?
– Помощником садовника! – воскликнула Прилепа. – Не понимаю, как ты смог меня узнать?
– Хе-хе, – сказал Каспар. – Неужто вы думаете, что я мог забыть запах того, кто однажды кинул мне кость?
– Каспар, миленький! – взмолилась Прилепа. – Не выдавай меня своему хозяину, пожалуйста!
– Значит, он тебя не узнал? – спросил Каспар.
– Он понятия не имеет, что я это я, – сказала Прилепа.
– Я никогда не считал его особо чувствительным, – сказал Каспар. – Но неужели он ничего не унюхал?
Глава десятая. В поисках жилья
Пёс Каспар потрусил назад и, не долго думая, снова задремал на своём посту. Прилепа беспомощно оглянулась.
– В саду столько обитателей, и все где-нибудь живут, – твердила себе она.
Конечно, так оно и было. И вообще, в любом месте кто-нибудь да живёт. Одна живность обитает под гнилой доской, а другая – в пузырьке пены или на кончике травинки. Но совершенно очевидно, что не всякое жильё годится для девочки, к тому же переодетой мальчиком.
В конце концов, она заметила у стены поленницу дров и сообразила, что здесь должны быть сухие помещения. Прилепа вспомнила, что их занимает одна-единственная обитательница – вдова Ежиха.
Прилепа постучалась. Вдова Ежиха вышла из дома.
– У вас сдаётся комната? Вы разрешите мне её осмотреть? – попросила Прилепа.
– Все, какие хотите, – ответила вдова Ежиха. – Для того я здесь и нахожусь.
Но этот ответ оказался сплошным недоразумением.
Дело в том, что вдова Ежиха посвятила свою жизнь памяти мужа, всемирно известного Ежа, и водила экскурсии по комнатам, в которых проводил свои дни покойный.
– Для начала осмотрим Ореховый погреб, – объявила она. – В этом просторном, как парадный зал, помещении мой супруг обдумывал планы своих великих деяний. Следующее помещение называется Берёзовой комнатой.
– Мне здесь нравится, – сказала Прилепа.
– Да, – согласилась вдова. – Здесь всем нравится.
С этими словами она открыла следующее помещение.
Спугнув какую-то паучиху, которая поспешила убраться от греха подальше, вдова продолжала:
– Буковый покой! Здесь вы можете увидеть иголку, принадлежавшую лично знаменитому Ежу. У меня есть свидетельство её подлинности, подписанное одним профессором.
– И вы живёте в таком огромном доме совсем одна? – спросила Прилепа.
– Совсем одна, – подтвердила вдова.
«Это удобно», – подумала про себя Прилепа.
– Совсем одна, – сказала вдова. – С духом бессмертного гения. Следуйте за мной наверх по Кедровой лестнице на Тополиный чердак, где знаменитый Ёж имел обыкновение сушить яблочные чипсы. Образец чипсов выставлен в витрине, но, разумеется, это не подлинник. Это копия, хотя и очень точная. Примыкающее к чердаку помещение называется Ясеневой спальней. Здесь знаменитый Ёж отдыхал от своих забот. Тапочки из войлока – подлинник.
– Собственно говоря, – сказала Прилепа, – я хотела у вас спросить, нельзя ли на короткое время снять одну из ваших прелестных комнат?
– Снять! – воскликнула вдова. – И думать не смейте! Вы находитесь в мемориальном учреждении!
– А чем так прославился знаменитый Ёж? – поинтересовалась Прилепа.
– Тем, что о нём все говорили, – пояснила вдова. На некоторое время она мечтательно погрузилась в созерцание прошлого, а потом вдруг прибавила. – Он был герой.
Прилепе не оставалось ничего другого, как поблагодарить вдову Ежиху за доставленное удовольствие. И она снова оказалась за дверью, у стены с дровяной поленницей, под открытым небом.
Но тут она заметила какую-то раскалённую от полуденной жары кучу камней, громоздившихся на обочине дороги.
«Зато внутри, наверное, прохладно», – подбодрила она себя.
Она вошла в это жилище сквозь щель между двумя булыжниками. Обогнув несколько углов, она оказалась в роскошной зале, стены которой были отшлифованы до блеска. На полу, выложенным плитами цветной мозаики стояла кадка с пальмой. Над стойкой во всю длину красовалась вывеска с надписью:
«Жабий отель. Администрация».
«Так и быть, – доверчиво подумала Прилепа. – Хоть я и не жаба, но это всё-таки отель».
Она подошла к столу администратора, за которым какая-то Огненная саламандра оживлённо болтала с Жабёнком. Саламандра была одета в сияющую униформу, а Жабёнок щеголял в зелёном фартуке. Судя по тому, что он зажимал под мышкой не меньше пяти чемоданов, он явно работал здесь лакеем.