Читать онлайн Постановка «Жизнь» бесплатно

Нарине Авагян – член Интернационального Союза писателей, Союза писателей Армении, Союза армянских писателей Америки, Союза культурных деятелей Армении, интернационального литературного клуба «Творчество и потенциал», литературно-культурного клуба «Тир», почётный член СПР Московской области.

Имеет множество творческих наград, среди которых:

• медаль Пушкина (к 200-летию поэта);

• медаль «Творчество и потенциал» им. К.И. Чуковского (Санкт Петербург, 2022);

• медаль «350 лет со дня рождения Петра Первого» (РТСРК, Москва, 2023);

• медаль «За заслуги в культуре и искусстве» (СПР Московской области, 2023);

• золотая медаль «Месроп Маштоц» (Всемирная ассоциация исполнительских искусств, Армения, Ереван, 2023);

• золотая медаль «Амо Сагян» (Армения, Ереван, 2023).

Перевод Ара Геворкяна

* * *

* * *

* * *

Будь победителем, я – вечно побеждённой…

* * *

* * *

Созидание

Судьба

Замо́к

Ирина Бабич – разносторонняя творческая личность, автор нескольких сборников стихотворений: «Сердечные чётки», «Калейдоскоп», «Поэзия живописи», «Разносолы». Поэт смело экспериментирует с формами, в его арсенале – сонеты и моноримы, абцедарии и верлибры, белые и фигурные стихи.

Лауреат I степени Межрегионального литературного фестиваля-конкурса «Отечество моё, горжусь тобой!», лауреат II степени IX Всероссийских Васильевских чтений «Молодость – богатство старости», лауреат XII Открытого литературно-музыкального фестиваля «Ялос», лауреат II степени VII Всероссийского конкурса поэзии «Поэзия Красного города», лауреат III Международного фестиваля сказок «Расскажи мне сказку».

Чехарда

Зрителю

Наталия Белостоцкая – инженер-авиастроитель, поэт, философ. Родилась на Севере – в Мурманске, на берегах студёного Баренцева моря, где с отличием окончила школу. Затем была учёба в Ленинградском институте авиационного приборостроения (ЛИАП), защита на отлично. Получив специальность авиационного инженера-механика, трудится на Ленинградском авиационном заводе. Писать стихи начала с 1999 года и за это время сумела подняться от уровня обычного бытового стиха до создания произведений философского содержания. Значительное место в творчестве занимают мифы, легенды, притчи, сказки, басни. Является победителем многочисленных поэтических конкурсов. Более подробно с творчеством автора можно познакомиться в интернете: https://stihi. ru/avtor/belost

Снегурочка

(по мотивам старинной русской народной сказки «Снегурочка»)

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Глава 10

Часть 11

Часть 12

Артём Бернгардт родился в 1984 году в Алтайском крае, в Барнауле. В 2010 году переехал в Санкт-Петербург.

Автор выпустил пять сборников стихотворений:

• «Море моих стихий»;

• «Номер тридцать шесть»;

• «Одиночество и cмерть»;

• «Книга № 37»;

• «Скольжение».

* * *

Печаль

Ладожский лёд

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Игорь Вайсман родился в 1954 году. В 1977 году окончил Башкирский государственный университет. Проживает в Уфе.

Член Союза российских писателей. Пишет прозу, сатиру и публицистику. Публиковался в литературном журнале «Бельские просторы»; еженедельнике «Истоки»; сатирическом журнале «Вилы»; Общественной электронной газете Республики Башкортостан; газете «Экономика и мы» и других изданиях. Рассказы печатались в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе и других городах РФ.

Автор публицистических книг: «Может ли Россия стать флагманом всего человечества?», «Трактат об обязанностях», а также книг художественной прозы: «Животные приближают нас к богу» и др.

Свидание

Светлой памяти Ирины Добринской, с которой я имел счастье жить в одном городе.

Вечером в новостях сообщили, что в ближайшие дни в Уфе начнутся затяжные дожди. А затем ожидается резкое похолодание. Не исключено выпадение снега.

«Всё, дождался! – с досадой подумал Николай. – О чём, спрашивается, думал целое лето?! Откладывал, откладывал… В следующее воскресенье съезжу, нет, в следующее… Дотянул до белых мух!»

Он тяжело вздохнул и посмотрел на женский портрет в рамочке, стоявший на журнальном столике.

«Вот что, парень, – скомандовал он самому себе. – Завтра еду к Ирине. И ничто, никакие отговорки не принимаются. Пусть хоть термоядерная война разразится».

Проснувшись воскресным утром, Николай первым делом вышел на балкон. Было прохладно. Небо, словно тщательно загрунтованный холст художника, было равномерно окрашено в серый цвет. Казалось, ему не знакомы ни солнце, ни луна, ни облака, и оно всегда было вот таким.

Автоматически, по укоренившейся годами привычке, Николай включил репродуктор. Передавали новости. Занятый своими мыслями, он слушал, как говорится, вполуха. Но одно сообщение заставило прислушаться: «Две четырнадцатилетние девочки совершили самоубийство, бросившись с моста в реку».

Настроения новость, естественно, не добавила. Но надо было собираться. Наскоро позавтракав, Николай достал из шифоньера костюм-тройку, который надевал только по особым случаям, отчего тот прекрасно сохранился, несмотря на то что был приобретён четверть века назад. Даже стрелки на брюках выглядели, словно только что отутюженные.

Вдруг раздался телефонный звонок.

– Здорово, Николай! Как жизнь молодая? – и не дождавшись ответа, продолжил: – Слушай, мне сегодня мебельную стенку привезут. Не поможешь установить?

– Извини, Володя, но сегодня не смогу.

– Ну вот, а я, брат, очень на тебя рассчитывал. Может, всё же выберешь часика три? Я не обижу!

– Не в этом дело, Володя.

– Постой, ты же бываешь свободен по выходным! Я даже запасной вариант не предусмотрел.

– Долго объяснять. В общем, сегодня еду к Ирине.

– А-а, свидание сегодня! Вот уж не ожидал. Расстроил ты меня, брат.

Николай достал из того же шифоньера ботинки, аккуратно помещённые в коробку, как только что купленные. Хотя лет им, как и костюму, было не меньше. И, несмотря на их превосходный вид, тщательно начистил.

Телефон вновь зазвонил. Николай посмотрел на часы и с большой неохотой взял трубку.

– Привет, Коля! Ты знаешь о том, что сегодня – внеочередное заседание нашего клуба?

– Нет.

– Что, рассылку не получил, что ли?

– Компьютер сломался. Мастер придёт только завтра.

– Ясно. Так сегодня в четыре часа.

– Слава, – вздохнул Николай, – к сожалению, у меня не получится.

– Как не получится?! Вот так активист, едрён корень! Давай не валяй дурака!

– Дело неотложное. Давно собирался, да всё откладывал. Но сегодня твёрдо решил, иначе долго придётся ждать.

– Да что случилось-то? – не унимался коллега.

– Еду к Ирине.

– Вот те на! Подругу, что ли, завёл? Вот так скромняга, едрён корень!

Николай принял душ, тщательно побрился, надушился… И опять телефон взялся испытывать его терпение.

«Да что они сегодня, с ума посходили, что ли? – не на шутку возмутился он. – То по нескольку дней никто не звонит, а тут сразу все обо мне вспомнили!»

– Слушаю, – недовольно буркнул Николай, как бы давая понять звонившему, что не намерен с ним общаться.

Однако в трубке послышался бодрый, весёлый голос:

– Колян, это Костя с Серёгой. Твои кореша по «технарю». Как твоё «ничего»?

Разговаривать в резких тонах с приятелями, с которыми не виделся лет десять, Николай посчитал неудобным.

– Нормально.

– А мы вот бегаем, справки на пенсию собираем. Ты тоже, поди?

– Собрал уже.

– Молодец! Ты ведь у нас январский?

– Да. Три месяца осталось.

– А Жорке сегодня шесть рублей стукнуло. И по этому поводу… Догадываешься что?

– Догадываюсь. К себе зовёт?

– Если бы! Банкет в кабаке заказал. Сегодня в пять часов.

– Мужики, вы меня извините, но сегодня я не смогу.

– Что значит «не смогу»? Давай не обижай юбиляра!

У самого юбилей впереди. Короче, откладывай все свои дела. Встречаемся в половине пятого на Гостинке.

– Нет, ребята, отложить не получится.

– Ты давай, объясни, что к чему, а я тебе растолкую, что получится и что нет.

– К Ирине я сегодня еду. Ты не знаешь…

– Оба-на! Ну, ты даёшь, старый хрен! О душе пора задуматься, а он всё по бабам.

– Ты меня не так понял.

– Да что тут понимать-то! И неужели нельзя перенести свидание? Первая любовь, что ли, юношеская? Дрожь в коленках, стихи по ночам?

– Не то ты говоришь. Я слово себе дал сегодня поехать.

– Ну, сам смотри. А Жорка обидится.

Закончив разговор, Николай отключил мобильник, подивившись собственной недогадливости.

На лестничной площадке соседка, одинокая старушка, попросила отремонтировать кран. К счастью, она оказалась более понятливой и согласилась подождать. Лишь бросила напоследок:

– А вырядился-то! У тебя что сегодня, свидание, что ли?

«Не забыть ещё купить цветы», – подумал Николай, выходя из дома. Путь из Инорса[1]предстоял не близкий, с пересадкой на Галле. Всю дорогу он думал только об Ирине. Память щедро оживляла картины их знакомства, совместную работу в одной компании, корпоративы и ссору по его глупости. Сцены были столь ярки, будто случились только вчера.

«Как я мог такое сморозить? – мучился он. – И почему сразу не извинился? Ну что, что мешало? Надеялся на её отходчивость. Забудет, мол. Хорош, джентльмен! Каким же я выглядел в её глазах? Этого теперь никогда не узнаешь».

Вот, наконец, и Южное кладбище. Её могила, как он выяснил, – в самом конце. Николай с волнением, доходящим до дрожи, шёл по дороге, шурша опавшими листьями. Привычная городская суета разом исчезла. И он ощутил вечный покой, возможно, подобный тому, что когда-то испытал Исаак Левитан. Лишь крики птиц да шум ветра в оголившихся кронах деревьев нарушали тишину.

«Ну, кажется, дошёл. Вот её сектор». Николай почувствовал, как учащённо забилось сердце. Могила Ирины вся была заставлена венками из искусственных цветов. Безвременно ушедшая смотрела на него с портрета спокойным, умиротворённым взглядом Мадонны с картин художников эпохи Возрождения.

«Так вот где ты теперь обитаешь, Ирина! А я всегда был уверен, что ты меня переживёшь. Ведь ты источала здоровье и энергию, танцевала, посещала тренажёрный зал, была душой всего коллектива. Как же такое могло случиться?!»

«Синдром внезапной смерти, – вспомнил он заключение врача. – Случай – один на миллион».

«Сколько цветов на могиле! Ты и вправду очень любила цветы. Живые уже пожухли. А венки немного выгорели. Похоже, тебя навещали всё лето. Только я пришёл в последнюю очередь. Я оказался самым трусливым из всех, кто тебя знал.

Да, я боялся увидеть тебя в таком месте. Оно совсем не вяжется с тобой, самой живой, самой женственной, самой… Это даже представить было невозможно, что я буду посещать твою могилу…

…Знаешь, меня всегда пугала мысль, что однажды ты уедешь далеко-далеко, а я так и не узнаю, куда и с кем. И вот ты уехала. Одна. И так далеко, что до Марса ближе…

…Как же так, Ирина, я мыслил тебя на вершине земной жизни, в лучах любви и обожания, а ты лежишь в сырой земле…»

Николай так потом и не вспомнил, сколько простоял возле могилы. Стало вечереть, и он заковылял обратно. Переживания, воспоминания и мысли продолжали тесниться в его голове.

«Вот говорят: всё, что с нами происходит, имеет смысл. Оно нас чему-то учит, чем-то обогащает. Только чем может обогатить смерть самых дорогих и самых достойных людей? И как теперь жить с таким смыслом?

Надо жить, надо жить – это такая обязательная установка каждому. Добровольный отказ от жизни – наитягчайший грех, учат святые отцы. А вот ради чего надо жить, они не объясняют. Такова воля Божья, говорят. Ума много не надо, чтобы так ответить. А вывод получается такой: жить порой приходится вопреки душевному состоянию, несовместимому с жизнью. Назло надменному соседу.

А ещё говорят, что прошлым жить нельзя. Я всегда прислушивался к этому совету. Только теперь прошлым стала Ирина. Что же получается? О ней стоит забыть и жить другими? Может, ещё и втрескаться в какую-нибудь?!

Что-то не додумали великие мудрецы».

Николай не стал дожидаться автобуса и пошёл пешком. Вечный кладбищенский покой вновь сменился грохотом машин на автостраде. Но от этого характер его переживаний не изменился. Проходя по Затонской улице, он то и дело замечал, как веселы и беспечны прохожие. Они громко разговаривали по сотовым телефонам, перебрасывались плоскими шуточками, выясняли какие-то мелкие дрязги и бросали вокруг окурки и обёртки от угощений.

«Вот ещё, – вспомнил он разговор со святым отцом, состоявшийся этим летом. – Священнослужители учат, что мёртвые (на том свете) должны жить ради живых. Стало быть, Ирина (идеал женщины, кем восхищались все знавшие её, независимо от пола и возраста) должна жить ради вот этих убожеств, которым даже к урне трудно подойти?! Помогать им побольше жрать и успешнее освобождать кишечник?»

Николай вдруг почувствовал, что этот привычный мир с его бесконечными мелкими хлопотами, с заземлёнными стремлениями, пошлой бытовухой, напрочь забивающей все мысли, стал ему чужд. И по большому счёту его ничего уже здесь не удерживает.

«Что я тут вообще делаю?» – спросил он у самого себя.

Так в раздумьях Николай дошёл до моста через реку. И когда достиг его середины, вдруг остановился, подошёл к ограде и посмотрел вниз. Река, словно в насмешку названная Белой, медленно несла свои мутные безжизненные воды, больше похожие на навозную жижу. Мрачные строения на правом берегу и упокоившийся навсегда речной порт только усилили депрессию.

«А не очень-то красивый мир мы создали, чтобы цепляться за него что есть сил», – подумал Николай.

«Если броситься вниз, шансов – никаких», – решил он, осознав, что мысль о самоубийстве никогда прежде не приходила ему в голову.

Тут что-то заставило его повернуться. В нескольких метрах от себя Николай увидел девчонку-подростка, которая вдруг перемахнула через ограду моста и замерла, закрыв глаза.

«Сейчас свершится непоправимое», – пронзила мысль. Мгновение – и он оказался за спиной девочки, крепко схватив её за плечи.

– Что Вы делаете? – закричала она. – Отпустите меня!

– А что ты задумала? Ну-ка перелезай обратно!

– Не перелезу! – срывающимся голосом взвизгнула девочка.

– Но я тебя всё равно не отпущу. Давай, не дури!

– А кто Вы такой? Какое Вы имеете право мной командовать?

– Я тот, кто оказался поблизости, – отчеканил Николай. – Потому и имею право. Ну, как долго тебя ещё уговаривать?

– Сейчас же отпустите! – истерично закричала девочка и попыталась вырваться. – Я не хочу жить! Не хочу!

– Будешь жить!!! – в самое ухо гаркнул ей Николай.

– Зачем?!

– Так надо!

Девчонка попыталась укусить своего спасителя за руку, но не дотянулась.

Решив, что от препирательств толку не будет, Николай подхватил её под руки, напрягся и с большим трудом перетащил вырывающуюся, рыдающую истеричку через ограду.

– Отстаньте от меня! – Она стала колотить своего спасителя руками. Но он крепко удерживал её.

– Пойдём! – резко скомандовал Николай и повёл девочку в город.

– Кто Вы такой? Я Вас не знаю! Откуда Вы взялись на мою голову? – кричала девчонка. – Вы чужой мне, и я Вам чужая! Зачем суётесь не в своё дело?

– Заруби себе на носу! – крикнул Николай и сам себе удивился: – Не бывает чужих ни девочек, ни мальчиков, ни зверей, ни птиц, ни деревьев.

– Что?.. – округлила глаза девочка и удивлённо посмотрела в глаза мужчине. – Мне никто такого не говорил.

– Так я сказал.

– А кто Вы?..

– Твой спаситель. Если хочешь, меня к тебе сама судьба послала. Она не согласна с твоим решением.

Николай опять удивился собственным словам: «Откуда они исходят, ведь подобные мысли никогда не приходили мне в голову».

Как бы то ни было, но на девочку они произвели впечатление, она успокоилась и больше не пыталась вырваться.

– Что с тобой такое случилось, что с моста решила прыгнуть? – спросил Николай.

– Меня парень бросил.

– И всего-то! Запомни мои слова: через несколько лет ты назовёшь себя дурой за сегодняшний поступок. А парень у тебя ещё будет. Лучше этого.

– Откуда Вы знаете? Вы что, ясновидящий?

– Да! – отрезал Николай таким убеждённым тоном, что чуть сам в это не поверил.

Девочка опять удивлённо-внимательно посмотрела ему в глаза. Её отчаяние сменилось любопытством. Тем временем они дошли до автовокзала.

– Ну что, пойдёшь домой? – спросил Николай.

– Да, – тихо ответила присмиревшая девочка.

– Ты где живёшь-то?

– На Шафиева. Угол с Зорге.

– Давай я тебя провожу.

Прощаясь, он дал девчонке номер своего телефона и взял с неё обещание звонить, если возникнет тяжёлая ситуация. Потом посмотрел на часы: «Половина восьмого. Успею ещё отремонтировать кран соседке…»

Галина Врублевская выросла и училась в городе на Неве. В советское время успела поработать инженером-исследователем. В 90-е годы получила дополнительное психологическое образование, сотрудничала с газетами, писала просветительские статьи и книги по психологии.

В 2002 году дебютировала как романист с книгой «Половина любви». За два десятилетия написаны и изданы 12 романов, несколько сборников рассказов, очерков, эссе. Автор популярного пособия «Как писать прозу» и автобиографической книги «Половинка чемодана, или Писателями не рождаются». Лауреат и дипломант ряда литературных конкурсов. Член Гильдии психотерапии и тренинга, член Союза писателей Санкт-Петербурга.

Кардиостимулятор

«О, закрой свои бледные ноги».

Валерий Брюсов

Ирина Васильевна проснулась в больничной палате. Совсем недавно ей казалось, что её возможности безграничны, хотя годы уже перекинулись за шестьдесят. Она вела активную жизнь в Союзе художников, писала картины и даже выставлялась. Но всё изменилось почти в одночасье… Опираясь на локти, больная медленно поднялась с постели и подошла к окну. Ночная рубаха казалась слегка жёванной и слишком просторной на её покатых плечах. Вчерашняя операция не только разом отняла килограмм-другой, но и превратила деятельную женщину в немощную пенсионерку.

Окна палаты выходили на задворки больницы. С третьего этажа за травянистым газоном и серой лентой асфальта хорошо просматривался морг – приземистое здание из бурого кирпича. Вчера утром, когда Ирину Васильевну увозили на операцию, под окнами людей не было, а сегодня у дверей морга на каталке лежал труп: простыня, накинутая на тело, была коротковата, и босые землистого цвета ступни торчали из-под неё. Мёртвое тело на пустующей площадке перед моргом нарушало гармонию этого мира, этого тихого летнего утра, тревожило душу как что-то неправильное. И будто отстраняя от себя действительность профессиональным взглядом, художница очертила раму над увиденным, превращая печальные реалии просто в картину.

Оставалось понять, кто же там на каталке должен лежать: мужчина или женщина? Очертание худощавого тела под простынёй не давало ответа: то был вытянутый белый холмик без особых отличительных признаков. Посмотрев ещё раз на торчащие из-под простыни ступни, пришла к выводу, что определённо мужчина. Не могла женщина так бесстыдно лежать босиком! Как-то некстати вспомнилось, что символизм босых женских ног в картинах художников отсылал к любовным утехам, а не к смерти. Но есть ли разница: либидо или мортидо[2]?!

Больная прикрыла глаза, а когда вновь посмотрела во двор, трупа под окном уже не было. Она даже подумала, что тело просто померещилось. Или санитары протолкнули каталку внутрь помещения? Теперь у приземистого здания толпились живые люди – мужчины и женщины в тёмных одеждах. Многие держали в руках букеты ярких июльских цветов. Люди, пришедшие проводить своих близких в последний путь, робко топтались у дверей морга – боялись встречи с чужой вечностью.

Ирина Васильевна повернулась к окну спиной, оставляя позади границу жизни и смерти, и, шаркая тапками, побрела к раковине в углу палаты. Включила кран, и струя прохладной воды шумно заплескалась над белым фаянсом. За эти дни без еды, бессонные ночи, за сутки, проведённые в чистилище приёмного покоя и в реанимации, часы на операционном столе, пальцы больной тоже утончились. Превозмогая слабость, женщина стала намыливать руки. Смыть и стереть все страдания! Забыть, как страшный сон!

Пока вытирала полотенцем лицо и руки, последние силы покинули больную: она рухнула в постель, прямо на одеяло. Одновременно её пронзила мысль, что труп за окном – плохой знак, и ей уже не выкарабкаться!

* * *

Лёжа в постели и глядя в потолок, Ирина Васильевна пыталась восстановить события последних дней. Может, в них уже значилось предупреждение? Когда три дня назад начался приступ сердечной аритмии, когда сердце трепетало так, будто хотело взлететь, пренебрегая земными законами, казалось, вот-вот она постигнет небесную тайну. Но трепетание замирало, высшее знание отдалялось, застывали мысли, и давящая темнота сжимала голову и мозг. Непроизвольно она дергала себя за волосы, пытаясь вытянуть мозг из бездны, и тогда вновь среди тьмы выступала белизна подушки.

Рядом с подушкой, на краю постели, лежал телефон – её спасительный круг! Но Ирина Васильевна даже не пыталась вызвать скорую помощь: всё равно встать и открыть дверь бригаде она не смогла бы. Даже не было сил произносить слова. Последняя попытка – потыкать остывающими пальцами в гладкий экран смартфона. Получилось! Набрала по буковкам: «Дочка, приезжай. Мне оч плохо!» Коснулась стрелочки «Отправить сообщение». Забросила под язык таблетки, лежащие в прикроватной тумбочке и снова в бессилье прикрыла глаза.

Время застыло, хотя стрелки часов миновали полдень. Взрослая дочь Ирины Васильевны уже мчалась с работы к умирающей матери! Наконец вбежала в комнату, застыла у её постели, с непослушными, как когда-то у мамы, кудряшками и расширенными от испуга глазами, дрожащими пальцами набрала цифры вызова скорой.

Ирина Васильевна, будто на неведомых качелях, то погружалась в темноту, то невероятным усилием воли выныривала к свету. Её каштановые с лёгкой проседью волнистые волосы тонкими прядями разметались по наволочке: они внезапно обрывались на разной длине, будто незавершённые дела в её жизни. Больная очнулась снова, когда в комнате уже стояли суровая фельдшерица с поджатыми губами и молоденькая сестричка. Фельдшерица ругалась, что поздно обратились в скорую, а девушка неумело тыкала шприцем, пытаясь попасть в вену больной, наконец проникла иглой в синеватый ручеёк и ввела лекарство. Спустя минуту-другую больная начала приходить в себя.

Ни носилки, ни санитары в этой бригаде не были предусмотрены. Ирина Васильевна, преодолевая слабость и головокружение, поддерживаемая с двух сторон женщинами, выбралась на лестницу. Её спустили на лифте и вывели на улицу.

У подъезда их ожидала старенькая машина скорой помощи с красным крестом на кузове. Больную уложили на жёсткий топчан, захлопнув заднюю дверь. Дочь сидела рядом и поглаживала мать за руку. Медики будто потеряли интерес к больной.

Машина тронулась с места и резво поехала по двору, разбрызгивая лужи от прошедшего недавно летнего дождя, вырулила на городскую магистраль. Ирина Васильевна лежала на спине, вздрагивая при каждом толчке, когда сердце вырывалось из груди.

Скорая остановилась у входа в цокольный этаж, у приёмного покоя дежурной больницы. Над машиной теперь нависал полукруглый пандус для больных, заходящих своими ногами в вестибюль. Но Ирина Васильевна идти уже не могла: давление её совсем упало. Больничный санитар пересадил больную на каталку и повёз нескончаемыми коридорами.

Приёмный покой походил на крытый перрон вокзала: с одной стороны – стена с непрерывным остеклением у потолка, с другой – ряды больных на каталках, поставленных изголовьем к стене. У некоторых каталок оставались сопровождающие, у других суетились медики. Вместо киношных белых халатов на всех теперь были надеты разного цвета медицинские костюмы-пижамы, потому создавалось впечатление суеты и скученности. К Ирине Васильевне изредка подходили практиканты группами по 3–5 человек: то брали из вены кровь на исследование, то, напротив, вводили шприцем какие-то препараты. Дежурный медбрат подкатил к изголовью больной видеомонитор, и на его экране беспристрастно отражались неровные всплески кардиограммы и угрожающе низкие цифры давления.

Ирина Васильевна безучастно воспринимала и цифры на мониторе, мелькающие над её головой, и новые синяки на венах от неумелых проколов иглой, только стискивала сильнее зубы и слегка морщила нос. Беспокоило лишь, почему рядом нет дочки. Её куда-то сразу отослали, едва их обеих высадили из кареты скорой. Медсёстры и медбрат ничего вразумительного сказать не могли.

Больные, лежащие рядом с Ириной Васильевной, тоже были беспомощными: никаких слов, разговоров, только стоны и едва слышимые просьбы к нянечкам, но никто не отзывался на обращения. У художницы мелькнула мысль, что так могло бы выглядеть чистилище, куда, если верить Священному Писанию, попадают умершие. Обстановка походила на картины эпохи Возрождения, несмотря на современный антураж.

Время тянулось медленно, прошёл час, другой. Но вот к Ирине Васильевне приблизилась молодая женщина-врач, а за её спиной показалась и дочь. Доктор положила пальцы на шею больной, прослушала пульс и сообщила ей:

– У Вас сложное течение аритмии, Вам будет оказана специализированная медпомощь. Сейчас Вас переведут в реанимацию.

Выяснять, почему вопрос с реанимацией решался несколько часов, сил у Ирины Васильевны не было. Когда врач отошла к другому больному, к изголовью матери приблизилась дочка и прошептала:

– Эта врач час по телефону в разные инстанции дозванивались, добивалась для тебя срочной квоты на установку кардиостимулятора!

– Ты ей заплатила? – умудрённая опытом, спросила Ирина Васильевна.

– Ну, что ты, мама! Я бы не посмела. Тебя оформили по экстренным показаниям! Она просто следовала своему врачебному долгу. Она – чудо!

«Ангел, – подумала мать о молоденькой докторице и даже впала в лёгкую эйфорию. – Кажется, меня выдернули из чистилища! Или… или испытания ещё предстоят?»

* * *

Дальнейшее движение было стремительным! Больную на каталке толкали два санитара: дочь – прочь; чистилище приёмного покоя – позади; каталку – к лифту! Над головой Ирины Васильевны лишь мелькал больничный потолок. Последний длинный коридор и – палата реанимации. Больную переместили на свободную койку у стены, сняли всю одежду, накрыли простынёй и тут же поставили капельницу. Сколько часов потеряли! Теперь над головой женщины с высокой стойки нависали несколько прозрачных пакетов с раствором, а едва заметные капли струились по тонкой трубочке капельницы в вену её руки.

Сестра предупредила, что процедура долгая, лежать неподвижно на спине придётся несколько часов.

Чуть шевельнув лопатками, Ирина Васильевна повернула голову, осмотрела палату. Рядом постанывал мужчина, накрытый простынёй с ног до пояса, у окна ворочалась женщина, скрипя матрацем. Принесли ужин. Накормили мужчину и женщину у окна, однако новенькой ужина не полагалось.

– Вам будут делать завтра операцию, – пояснила санитарка. – Но, если хотите, попейте воды.

Ирина Васильевна и не чувствовала голода. Приподняв голову, она сделала несколько глотков воды из кружки, поднесённой к её губам.

Наступила ночь, хотя в эту летнюю северную ночь в палате было достаточно светло. Даже тусклая дежурная лампа под потолком казалась лишней. Опустел только один пакетик на капельнице, прозрачный раствор едва заметными каплями втекал в руку больной, откинутую в сторону.

Утро заявило о себе как-то сразу. В палату заглянул солнечный луч. Сменились сёстры на посту, по трубочке капельницы спускались в вену последние капли раствора. Наконец игла шприца выдернута из руки! Испытывая счастливое освобождение, больная повернулась на бок, затем на другой! Подходила дежурная врач реанимации, щупала пульс на запястье больной. Соседей по палате вновь покормили, Ирине Васильевне только давали воду. К обеду её готовились перевести в отделение. Напомнили, что сегодня ей будут ставить кардиостимулятор.

* * *

Очередное перемещение случилось только днём. С кровати на каталку, прикрыли простынёй, коридор, лифт, ещё коридор и наконец – общая палата в отделении хирургии. Её обитатели дремали после обеда. В палате было душновато. Окно, как водится, на запоре, и даже ручки из рам выдернуты. Выручала только открытая в коридор дверь.

Ирина Васильевна, закутав голые плечи и грудь в простыню, спустила ноги к полу, присела на своей новой койке у окна, огляделась по сторонам: всего четверо в палате. Рядом постанывала какая-то старуха. На другой стороне лежали две женщины: одна повернулась к стенке, но другая, по виду пенсионерка, чуть привстала, готовая к общению, оперлась на руку. Познакомились, назвав только имена, как принято в больницах.

Но едва завязался разговор, как сразу и был прерван. Из коридора в открытую дверь палаты влетел врач – средних лет худощавый мужчина в больших квадратных очках. Он приблизился к постели новенькой и с ходу бросил:

– Сегодня не ужинайте. Завтра с утра я буду делать Вам операцию.

– Как завтра? Мне в реанимации сказали, что сегодня будут делать…

– Кто Вам сказал, тот пусть и делает! – пресёк разговор хирург и устремился к выходу.

– Доктор, – вдогонку окликнула Ирина Васильевна, – а одежду мне когда принесут?

– Это не ко мне, врач не занимается бытовыми вопросами!

«Доктор Хаус!» – нарекла про себя врача Ирина Васильевна, вспомнив бездушного героя телесериала. Что ж, завтра так завтра. И хотя она не ела второй день, есть ей совсем не хотелось: видимо, её поддерживал целебный раствор капельниц. Но требовалось встать, дойти босиком до туалета: в общей палате в отличие от реанимации санитарки больных не обслуживали. А как встать, когда, кроме простыни, прикрыться нечем?

Ирина Васильевна протяжно выдохнула: вчера ей приёмный покой казался чистилищем, но похоже, что и отделение не райское место. Надо побыстрее связаться с дочерью, уточнить, кому она передала сумку с вещами. Ведь и телефон в реанимации не оставили! Кто даст позвонить?

У новой знакомой по палате оказался простой кнопочный телефон, настроенный только на звонки её родственникам. Завернувшись в простыню и ступая босыми ногами по нагретому солнечным днем линолеуму, Ирина Васильевна вышла в коридор и направилась к сестринскому посту. Здесь линолеум уже холодил ступни. У барьера весело болтали студенты-практиканты, которые разрешили ей воспользоваться их телефоном.

– Мама, ты где сейчас? – голос дочки в трубке был тревожен. – Звонила в справочную, сказали, что из реанимации тебя перевели в отделение. Дали другой телефон, но там никто не берёт трубку.

– У меня всё нормально, доченька. Только одежду долго не приносят! Ты кому сумку передала?

– У меня не приняли твои вещи! Велели с собой забирать.

– Тогда привези их поскорей! Я почти голая, как статуя, простыней обмотана, стою босиком в коридоре.

Заканчивалось время, отведённое на посещение родственников, когда в палате появилась её замотанная больничными перипетиями дочь. Она держала в руке дорожную сумку с вещами. Ирина Васильевна самостоятельно облачилась в ночную рубашку и даже накинула халат; блаженно натянула белые носки и всунула ноги в родные тапочки! И снова почувствовала себя человеком, а не беспомощным телом на каталке или статуей в коридоре.

Доктор Хаус перед уходом домой забежал ещё раз в палату, напомнил больной, что завтра операция обязательно состоится, и чтобы утром она не ела!

Потянулась вторая больничная ночь. Тревожные звуки по соседству не давали заснуть: резкие охи, стоны, храп, скрип кроватей. Но под утро Ирина Васильевна всё же забылась. Когда к ней подошла сестра, легко прикоснувшись к её плечу, больной показалось, что она вовсе не спала. В проходе палаты опять стояла каталка и толпились студенты-санитары. Среди них и тот мальчик, что вчера разрешил завёрнутой в простыню женщине позвонить по своему телефону. Сейчас он поторапливал больную: пора ехать в операционную.

* * *

Ирина Васильевна опять разделась донага, как велели, и самостоятельно забралась на каталку, её прикрыли простыней. И снова над её головой понеслись перевёрнутые дороги: потолок в палате, выкрашенный белой краской и с лёгкими трещинами; квадраты навесного потолка в коридоре, местами с выпавшими плитками и оголёнными проводами; потолок с тусклыми пятнами на лестничной площадке и наконец коричневый прямоугольник, нависший над ней в лифте.

Хотя простыня, накинутая на тело, не слишком защищала от коридорных сквозняков, в этот раз больной не было зябко, потому что санитары разрешили ей оставить носки. В операционной на носки натянули ещё и бахилы, и это было прекрасно: не только теплее, но, казалось, и приличнее. В голове Ирины Васильевны мелькнула неуместная мысль о босоногих грешницах на картинах великих, но она не такая! В белых носочках было пристойно явиться даже в рай!

Больную переместили на операционный стол, оставив лежать на спине. Накинули на голову салфетку, над левой ключицей отделили операционное поле, хотя одним глазом женщина могла рассматривать окружающую её обстановку. А Доктор Хаус ровным голосом объяснял картину студентам, толпящимся позади него. Сказал, что сейчас над ключицей сделают разрез и установят под кожу кардиостимулятор. На втором этапе провода-электроды, отходящие от прибора, необходимо замкнуть на ткани сердца. Вторичная процедура будет проводиться уже без скальпеля, под рентгеном. И добавил, что несмотря на местное обезболивание, чувствительность тканей у больной сохранится – реакция организма необходима для успеха операции.

Ирина Васильевна отыскала взглядом где-то на потолке едва заметную ямку-трещину и постаралась представить, что хирург совершает свои манипуляции в этой ямке, а не в её теле. Так она всегда гипнотизировала себя, находясь в кресле стоматолога. Поэтому и сейчас было терпимо, пока хирург разрезал кожу. Но по мере того, как его инструмент углублялся в операционное поле, становилось всё больнее. Женщина с большим усилием удерживала взгляд на потолочной трещинке. Стиснув зубы, она пыталась обмануть себя: ковыряются в потолке, а не у неё под ключицей. Когда хирург начал вталкивать под кожу плоский, как наручные часы, кардиостимулятор, она, сжимая зубы, застонала.

Доктор Хаус обратил внимание ассистентов и студентов на экран монитора, установленного с другой стороны операционного стола. Тогда только Ирина Васильевна отвела взгляд от трещины на потолке, слегка повернула голову вправо и тоже посмотрела на экран. Она увидела то же чёрно-белое рентгеновское изображение, что видели все присутствующие: тускло-серую дугу своего позвоночника и светлые кости рёбер поверх тёмных силуэтов лёгких и сердца. И очень заметно под ключицей белел похожий на брелок кардиостимулятор. От брелока извивались в свободных движениях два белёсых провода с утолщениями на конце: изгибы выглядели, как сперматозоиды, как их обычно рисуют на картинках.

– Наша задача, – объяснял доктор, – направить эти электроды к сердечной мышце, в область…, – он произнёс какие-то латинские названия и вдруг запел приятным, лиричным баритоном! Под своды операционной уносились слова о море, кораблях, одиноком парусе! Мелодичная песня наполнила пространство, как свежий ветерок! Одновременно хирург сосредоточенно управлял дистанционным манипулятором, подталкивая гибкий электрод в намеченное место.

Вдруг врач прекратил пение и снова призвал студентов к вниманию:

– Электроды необходимо направлять в точку тканей, где электрический сигнал от кардиостимулятора будет эффективнее всего возбуждать биение сердца, – и доктор продолжил пение, одновременно манипулируя электродами.

Под звуки льющейся мелодии извивался и провод, направляемый уверенной рукой доктора. И вдруг электрод, этот безжалостный сперматозоид, с силой ужалил живую ткань сердца, ужалил так, словно атаковал яйцеклетку! Ирина Васильевна охнула, сердце её подпрыгнуло и бешено заколотилось. Но уже в следующий миг электрод вырвался из ужаленной точки и вновь заколыхался белым червяком на экране. Сердце сбилось с ритма и затрепетало! Попытка не удалась, электрод не закрепился в нужном месте.

Мелодия прервалась.

– Попытаемся прикрепить электрод ещё раз! – сказал Доктор Хаус студентам, и вновь зазвучала песня о морских приключениях.

Пение было очень приятным и даже убаюкивало больную, а слова песни уводили Ирину Васильевну с операционного стола в студенческую юность. Когда-то они с однокурсниками на каникулах ходили в лодочный поход по реке, и он был овеян для неё романтикой моря: пусть на вёслах, не под парусом, но тоже водная стихия. Вдруг вспомнились чьи-то заверения, что перед смертью душа облетает прошлые счастливые места. И уже казалось, что под операционной лампой, как под сводами храма, доктор совершает не хирургическую операцию, а церковное богослужение.

Хирург вновь и вновь направлял через кнопки манипулятора яростный сперматозоид к сердцу, но упрямец не желал воссоединяться с предназначенной ему яйцеклеткой! Электрод раз за разом жалил сердце женщины, и теперь в промежутках между его жалящими уколами мысли Ирины Васильевны взлетали к Царству Небесному: «Если я сейчас умираю, то меня определённо провожает ангел-хранитель с его песней». Уже было не страшно и почти не больно, и маячила близкая надежда узнать наконец великую тайну потустороннего мира. На память пришла единственная знакомая ей молитва: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое …»

– Есть! – с победной интонацией воскликнул Доктор Хаус. – Прицепился, гадёныш, как следует! Редкий случай с этой больной: обычно со второго-третьего раза электрод крепится на нужное место, а тут с десяток попыток. Такое сердце неприступное у женщины!

Ирине Васильевне теперь казалось, что в её истерзанном теле только что зародилась новая сущность – слепились в едином порыве электрический сперматозоид и живая клетка её сердца. Это был незримый квант, лазерный светлячок, спущенный ей с небес! А вестником Бога оказался неприветливый хирург – Доктор Хаус в квадратных очках. Только в руках его был не крест, а серебристый скальпель.

Спасённой художнице предстояло принять в себе и полюбить эту квантовую сущность, чтобы нести её свет людям.

Прошли ещё сутки. Женщине снова ставили капельницы, чтобы успокоить растревоженное операцией сердце и вернуть ему нормальный ритм. Это была едва ли ни самая тревожная ночь в её жизни. Снова нависла вероятность перемещения в реанимацию. Сестра и медбрат поочередно измеряли больной давление, наблюдали за капельницей. Только утром Ирина Васильевна осторожно опустила ноги на пол и попыталась встать: колени подогнулись, и она вновь оказалась на койке. Но опять оперлась на локти, привстала и сделала шаг-другой к окну.

* * *

Окна палаты выходили на задворки больницы. С третьего этажа за травянистым газоном и серой лентой асфальта хорошо просматривался морг – приземистое здание из бурого кирпича. Вчера утром, когда Ирину Васильевну увозили на операцию, под окнами людей не было, а сегодня у дверей морга на каталке лежал труп: простыня, накинутая на тело, была коротковата, и босые, землистого цвета, ступни торчали из-под неё.

Превозмогая слабость, женщина стала намыливать руки. Смыть и стереть все страдания! Забыть, как страшный сон! Пока вытирала полотенцем лицо и руки, последние силы покинули больную: она рухнула в постель, прямо на одеяло. Одновременно её пронзила мысль, что труп за окном – плохой знак, и ей уже не выкарабкаться!

Но в следующий миг в мозгу вспыхнул лазерный светлячок и направил её думы в другую сторону! Как здраво я поступила, что упросила санитаров перед операцией оставить на мне носки, а то лежал бы сейчас у дверей морга мой собственный труп, а не этого несчастного. Ирина Васильевна скользнула глазами вдоль тела к ступням: белые носочки и сейчас аккуратно обтягивали её ноги. Модные в годы юности художницы, белые носки снова оказались в тренде как архетип чистоты и гармонии. И сейчас они обещали женщине ещё много счастливых лет!

Лидия Гортинская родилась в 1982 году в Архангельске. Проживает в Санкт-Петербурге. Кандидат физико-математических наук. Увлекается путешествиями и литературой (детективы, фантастика и приключения). Пишет детективные рассказы и фэнтези. Её герои – ведьмы, волшебники, коты, драконы, люди – образуют таинственный мир, полный приключений и магии.

Публиковалась в сборниках: «Вселенная войны (истории, рождённые Филиппом Казой)», «Художественное слово № 29», в литературно-художественном альманахе «Русские сезоны». Издана собственная книга «Кот и Ведьма. Книга первая». Победитель конкурса «Художественное слово», награждена дипломом III степени за участие в конкурсе «Продолжи любимую книгу».

Спектакль

С утра режиссёр Курочкин понял, что премьера спектакля – под угрозой. Последняя репетиция в 10 утра провалилась. Актёры ругались, текст своей роли не помнил никто. После того как на сцену выполз Тотошка, дыша перегаром, режиссёр схватил бутылку с соком и швырнул в сцену. Незакрытая бутылка стеклянной ракетой пошла в сторону скопления актёров, оставляя за собой красивый оранжевый хвост. Оставив пятна на занавесях, бутылка попала ровно в глаз Страшиле.

Режиссёр замычал и схватился за голову.

<…>

Детский театр был полон. Билеты на премьеру «Волшебника Изумрудного города» продали полностью, а в кассу до сих пор ломились люди, желающие получить билеты. Их не смущала надпись: «Билетов нет. Совсем». Стулья стояли даже в проходах, некоторые зрители свисали с перил балкона, рискуя жизнью.

Театралы рассматривали занавеси со странными оранжевыми пятнами. Критики строчили заметки о режиссёрской находке: пятна солнца на ткани свидетельствуют о светлом настроении пьесы. Погас свет, зал замер в предвкушении. Долго стояли темнота и тишина, зрители боялись даже кашлянуть, чтобы не сбить общее настроение перед премьерой.

Наконец занавес открылся, на сцене стояли Элли и Тотошка. Тотошка почему-то опирался на дерево и пил воду из бутылки. Когда он увидел, что спектакль начался, то налил воду в миску, стоявшую под деревом, и начал лакать. Критики снова записали это в режиссёрский замысел: гениальная задумка о том, что собаке не чуждо человеческое.

Далее всё шло по сценарию, кроме того, что Тотошка ходил немного боком. Наконец герои встретились со Страшилой. Тот был с заплывшим глазом и отсвечивал шикарным лиловым синяком. Один из критиков, оценив качество грима, закричал: «Браво!»

Мрачный Страшила присоединился к компании.

При встрече с Железным Дровосеком Элли, она же актриса Розина, поджала губы и отвернулась. Вчера её бросил актёр Железнов, который и играл роль Дровосека. По роли она должна была, воспользовавшись маслёнкой, смазать руки и ноги Дровосека, чтобы он снова задвигался. На премьере она этого делать не собиралась. Встав на краю сцены, она достала смартфон и начала в него смотреть.

– Гениально! – закричали критики и застрочили в блокнотах о том, что в эпоху искусственного интеллекта простая девочка не хочет чинить сломанного робота своими руками, а вызывает службу поддержки!

Страшила понял, что надо вытягивать спектакль. Разборки между актрисой Розиной и актёром Железновым его не касались. Починив Дровосека, он начал играть дальше.

– Пойдём, Элли, с Дровосеком в Изумрудный город, – заявил он.

– Пусть катится к своей ведьме, – зло заявила актриса.

– А ты… ты… – заикаясь, заявил Дровосек, – изменила мне с режиссёром.

Зал охнул, ведь был обещан детский спектакль, однако на сцене начинали назревать недетские страсти!

– Ах ты, дрянь! – на сцену выскочила раньше на целых десять минут ведьма Бастинда, в миру – жена режиссёра. – А я думаю, почему ты получила эту роль? Муж её мне обещал!

Тотошка, поскуливая, уполз в сторону и лёг под кустом из фанеры.

– Да ты бездарность! – закричала Элли и попыталась вцепиться в волосы Бастинды. У неё это получилось: они устроили драку на сцене.

Железный Дровосек попробовал их разнять, однако, будучи оцарапан взбешёнными женщинами, отступил с поля боя. Бесстрашный Лев ринулся в бой спасать Элли: он давно был влюблён в актрису.

Со Льва содрали шкуру-костюм, ему пришлось срочно ретироваться. Наконец, актрисы устали и сели на сцену отдохнуть.

– Да забирай его! – заявила Бастинда, жена режиссёра. – Меня в театр имени Акимова звали, хорошую роль предлагали. Там режиссёр холостой и молодой. Вот он меня и звал.

Тут на сцену выскочил режиссёр.

– Что вы творите?! Что творите?! Спектакль, премьера, дети! А вы развели тут личную жизнь!

Он сел на сцену и зарыдал.

Зал аплодировал стоя, раздавались крики: «Браво! Какая игра! Какие страсти!» Критики довольно записали, что на фоне личных отношений наблюдалась победа добра над злом. Спектакль был высоко оценён публикой, особенно женщинами, любительницами турецких сериалов.

На следующий спектакль снова не было свободных мест.

* * *

Александр Громогласов родился в 1959 году в городе Сатка Челябинской области. Член Российского союза писателей (РСП). Авторские сборники:

• «Души моей страстной кусочки» (2013);

• «Пишите письма по утрам» (2017);

• «А в душе, как прежде, лето, далеко до декабря» (2019);

• «Мечтать, надеяться, любить» (2022).

Публикации:

• во французско-российском альманахе-аллигате[3]«Жемчужины современной русской словесности»;

• в альманахах и сборниках РСП;

• в сборниках «Самому себе не лгите», «Небывалому быть!», «Рукопись души», «Точка зрения»;

• в альманахе русской литературы «Dovlatoff».

Награждён РСП юбилейными медалями «Сергей Есенин, 125 лет» (2020), «Святая Русь, 2022», «Просветители Кирилл и Мефодий» (2023).

Русская душа

Мне муза юная шептала…

Жизнь у Поэта – как знаменье!

Башмаки

Наталия Гурина родилась в 1974 году в Ростове-на-Дону. По образованию медсестра. Своё творчество начала с рождения четверых дочерей. В настоящее время живёт и работает в Санкт-Петербурге. Всегда была творческим, увлечённым и мечтающим о счастье человеком, верящим в чудеса. Сочинять начала с детства, но с недавних пор решила открыть свою поэзию для широкого круга читателей. Публикуется на портале «Стихи. ру» под псевдонимом Нати Звонкая (https:// stihi.ru/avtor/natatita).

Участник, многократный лауреат и победитель многочисленных литературных конкурсов.

Давай построим вместе дом!

Счастливый Вечер

* * *

Андрей Дмитревский работал редактором (начальником) отдела газеты «Неделя» (издание «Известий»), главным редактором ряда региональных газет Москвы.

Автор книг:

• «Кроме шуток. Мягкий юмор и ядреная сатира»;

• «Мост. Про ополченцев, чекистов и бандеровцев»;

• «СПИД: приговор отменяется» (в соавторстве с врачом И.М. Сазоновой);

• «Книга для друзей» (в соавторстве с журналистом В.А. Карапухиным).

Член Российского союза писателей, Союза журналистов РФ. Лауреат Всероссийского конкурса авторской песни «Гринландия-2020» (песня «Моим друзьям»), конкурса сатирического журнала «Ёрш» (г. Санкт-Петербург) на лучший афоризм («Все прогнозы синоптиков когда-нибудь сбываются»).

Пародии

• «На том и этом свете
• Буду вспоминать я,
• Как упоительны в России вечера».

Виктор Пеленягрэ

Афоризмы

Пиши нон-стоп нон-фикш!

Если делать нечего – не делай ничего.

Сало пошло как по маслу.

Мой дядя – самый честный фраер.

Чтобы иметь левые доходы, изображал борца за правое дело.

Годы берут своё. И чужое.

И где он только ни работал, а толком, в общем-то, нигде.

Он делал всё, чтобы не делать ничего.

Из всех харчей предпочитал харчо.

Чем жизнь трудней, тем веселее шоу.

«В этом что-то есть», – подумал философ, увидев в борще кусок мяса.

Он так упорно следил за своим здоровьем, что оно не выдержало и ушло от слежки.

Век живи – век лечись.

Всё здо́рово, когда здоров.

Здоровье – как деньги: есть – тратим, заканчивается – начинаем беречь.

Действительность не вселяла уверенности в завтрашнем дне – она её выселяла.

Life должна быть в кайф!

Берегите постепенно окружающую нас среду!

Все прогнозы синоптиков когда-нибудь сбываются.

Альберт Кайков родился в 1932 году в городе Аша Челябинской области в семье служащих. Во время войны отец ушёл на фронт, мать с тремя детьми и бабушка оказались на оккупированной территории. В 1951 году во Владивостоке поступил в Высшее военно-морское училище им. С.О. Макарова, затем служил на кораблях Камчатской флотилии. После окончания службы получил второе высшее образование в Новосибирском инженерно-строительном институте.

Литературным творчеством увлёкся на пенсии. Опубликовал 5 сборников стихов и 20 книг прозы: «Потерянное детство», «На заполярной широте», «В Туруханской тайге», «Чёрная пурга» и другие.

Награждён медалями Кирилла и Мефодия, А. С. Пушкина, И. А. Бунина и другими.

Муж с помойки

В санатории «Родник Алтая» я оказался за одним столом с интересной семейной парой пенсионного возраста. Мужчина первым представился, назвав себя Игорем, а спутницу, которая выглядела старше его, Верочкой. Он шутил, ухаживал за ней. Она отвечала ему взаимностью. «Какая дружная интересная пара», – подумалось мне.

Во время встреч за столом он показал себя интересным собеседником. У нас нашлось много общих интересов.

В очереди в процедурный кабинет на массаж я оказался рядом с Верой. Мы разговорились, я рассказал ей о себе. Затем мне захотелось сделать ей приятный комплимент: