Читать онлайн Птичьи разговоры бесплатно
От автора
Однажды знакомая сорока на хвосте мне письмо принесла. От свояченицы своей, вороны.
И вот что ворона мне написала. Лапой, разумеется, но довольно разборчиво…
«Вороне где-то Бог послал…»
Обо мне, вороне, вернее, вороне серой, издавна среди людей ошибочное представление имеется. Даже два.
Во-первых, до сих пор встречаются люди, которые и не сомневаются даже, что ворон и ворона – один и тот же вид птиц. Так вот, имейте в виду: ворон – не муж вороны, а ворона, соответственно – не жена ворона! Ворон и ворона – два совершенно разных, хоть и близкородственных вида семейства врановых.
Это, во-первых, а во-вторых, меня, ворону серую, большинство людей почему-то считает птицей, ежели и не совсем глупой, то в чём-то простоватой. Дедушка Крылов на эту тему даже всем известную басню сочинил. А человека-простофилю до сих пор пренебрежительно «вороной» величают, ибо он обязательно хоть что-нибудь да «проворонит»…
Мне, вороне серой, обидно такое слышать, ибо я совсем даже не простоватая! Мы, врановые, вообще, одними из самых умных птиц считаемся!
Тем более, я, ворона серая! Я не просто умная, но и хитроумная! Не верите?
Тогда послушайте, как мы, вороны, глупых уток одурачиваем.
Для начала спешу сообщить, что я – птица всеядная. Это значит, могу употреблять как растительную, так и животную пищу. Даже хищничаю помаленьку: цыплёнка могу со двора утащить или зайчонка новорождённого. А ещё очень люблю гнёзда птичьи разорять, ибо птичьи яйца для меня, можно сказать, деликатес!
И вот представьте, что сидит эта глупая утка на гнезде в своих камышах, а мы, вороны, её там обнаружили. И начинается целое представление!
Тут мы обычно в паре работаем. Одна ворона в засаде сидит, позади утиного гнезда, а вторая нахально начинает эту утку задирать, вид делает, что хочет, мол, у неё яйцо своровать.
Утка с вороной приблизительно в одной весовой категории, и потому не особенно её опасается. Перья растопырит, шипит, пытается ворону от гнезда своего отпугнуть. А ворона ей в этом подыгрывает, вид делает, что очень боится она утки этой разгневанной. Но от гнезда не уходит, продолжает утку, как говорится, до белого каления доводить.
Наконец, не выдерживает разгневанная утка, срывается с гнезда, на ворону бросается. А та, как бы в испуге, от неё убегать начинает…
А пока они так в догонялки играют, вторая из ворон одно яйцо аккуратно из гнезда изымает. Скушает его в стороне, а потом вороны «ролями меняются». И так до тех пор, пока в утином гнезде ни одного яйца не останется…
– Ох, и вредная же ты, ворона! – наверняка воскликнешь ты, прочитав такое.
Да, вредная кое в чём… сразу признаюсь! Но, как исконный вид вашей фауны, тоже имею права на жительство! Такое же, как и вы, люди!
А чем ссориться, лучше я вам о себе расскажу более подробно.
Я – птица довольно крупная, массой приблизительно с полкило буду. В общем, мельче ворона и чуть крупнее грача, ещё одного своего ближайшего «родственника». Голова, крылья и хвост у меня чёрные, а вот туловище – серое (оттого и название).
Пусть это смешно звучит, но мы, вороны, – птицы певчие, хоть и не всем наше пение-карканье по вкусу придётся. Но неприятности мы на ваши головы не «накаркиваем», это вы сами придумали!
А теперь немного о нашей семейной жизни.
Зимой мы, вороны, ведём коллективный образ жизни, это значит, собираемся в стаи. Причём, в этих стаях и галки присутствуют, и даже грачи (ежели зима не слишком холодная). А вот к весне разбиваемся на пары и приступаем к гнездованию.
Гнёзда наши не особо изящные, но жить можно. Тем более, что мы их строим недалеко друг от друга (часто рядом с гнёздами грачей), так что получается что-то вроде «общежития». Зачем, спросите вы?
А для защиты своих воронят от врагов многочисленных! Мы с врагами не церемонимся: всем скопом на них нападаем! А клювы у нас острые… тут уж не только ястреб, но и собака бродячая прочь мчит без оглядки. Каюсь, на людей тоже иногда бросаемся, защищая своё пернатое потомство.
А вот между собой дружно живём, не ссоримся. Так что ваша пословица: «Ворон ворону глаз не выклюет» полностью и к нам, серым воронам, подходит.
Но вернёмся к нашей семейной жизни. Яиц в гнезде чаще всего 4–5, высиживает их только самка. Но и самец в стороне не остаётся: не только гнездо от врагов защищает, но и кормит подругу свою, пока она ответственным делом занимается. А вылупятся воронята – и их заботливо кормит, пока маленькие и беспомощные…
Что бы ещё о себе рассказать такое?
Любим мы, вороны, запасы делать. Причём, не только пищевые. Таскаем в укромные местечки всё яркое и блестящее, которое и на улицах подбираем, и у людей, каюсь, своровать можем. И ничего в этом плохого нету, просто нам, как и вам, людям, свойственна «тяга к прекрасному»?
Мы даже умнее, чем вы люди считаете! То есть, владеем, ежели и не интеллектом, то определёнными его задатками. Про то, как мы уток обдуриваем, я вам уже говорила. Но мы ещё прекрасно различаем, когда человек с ружьём идёт (а значит, опасен), а когда без оного. И считать умеем до трёх (ваши учёные выяснили)… а это, согласитесь, для птицы немало!
Или, к примеру, найдёт ворона сухую хлебную корочку, притом, сухую настолько, что даже вороньим клювом её не раскрошить. Другая птица помучилась бы, помучилась над коркой, да и бросила её, но только не ворона!
А ворона возьмёт этот сухарик в клюв, к лужице поднесёт да и размочит. А уж потом кушает.
Чем не признак интеллекта?
Так что, несмотря на все мои многочисленные недостатки, не надо видеть во мне врага! А то ведь до чего доходило: объявляли меня, ворону, сплошным вредителем, разрешали отстреливать круглый год и даже платили за лапки! Кошмар, да и только!
И хорошо, что в последнее время люди всё чаще задумываться стали над тем, что в природе всё взаимосвязано. А значит и мне, вороне серой, там местечко найдётся.
Вот такое интересное письмо от вороны сорока мне принесла. А пока я его читал, сама почтальонка на веточке неподалёку сидела, на меня одним глазом поглядывала.
– Ну, что? – прострекотала она, – когда я закончил чтение. – Ответ писать будешь?
– Зачем? – не понял я.
– Не знаю! – пожала крыльями сорока. – Просто у людей так принято!
– Это раньше так было принято! – возразил я. – А теперь люди больше через Интернет общаются. Или посредством мобильного телефона…
И тут мне мысль интересная в голову пришла.
– Вот ворона мне о себе всё рассказала, – говорю. – Надобно мне и о тебе побольше узнать!
– Письмо тебе написать, что ли? – не поняла сорока.
– Зачем, – говорю, – письмо, ежели ты сама рядышком со мной находишься? Давай я тебя буду о жизни твоей сорочьей расспрашивать, а ты мне подробно на вопросы мои отвечать!
Сорока согласилась, и начался у нас разговор.
Сорока, но не воровка…
– Итак, уважаемая сорока, – начал я. – Для начала представьтесь будущим моим читателям!
– Спутать меня ни с кем невозможно! – с готовностью затрещала сорока. – Красивое чёрно-белое оперение и длинный хвост делают меня, сороку, крайне неповторимой и потому легко узнаваемой!
– А вот скажите, уважаемая сорока, – перебил её я. – Мелкие птички обычно передвигаются прыжками, более крупные – вышагивают. А ты ведь птица довольно солидных размеров… а прыжками передвигаешься! Как тот же воробей…
– И что?! – обиженно застрекотала сорока. – Могу, кстати, и вышагивать, как те же ворона или грач, но мне прыжками удобнее! А видел бы ты, как ловко я перемещаюсь в кронах древесных! Белка, и та позавидовать может! А какой полёт у меня стремительный!
– Ну, скромности тебе не занимать, – миролюбиво заметил я. – А вот ещё вопрос. Ворона в письме сообщала, что она – птица певчая. А ты себя тоже к певчим птицам причисляешь?
– Разумеется! – важно ответствовала сорока. – Моё стрекотание очень мелодичное и для уха приятное! А ещё оно очень разным бывает: одно дело, ежели мы между собой по-дружески переговариваемся, и совершенно другое, когда опасность неподалёку замечаем. В первом случае сорока медленно стрекочет, во втором – быстро и отрывисто. И не только сороки, все животные в окрестности этот сигнал опасности распознают и…
– И охотников с носом оставляют! – закончил я за сороку. – А теперь немножечко о своём образе жизни. Где живёшь, чем питаешься…
– Я – птица оседлая! – гордо сообщила сорока. – Густого леса избегаю, обитаю в небольших лесах и перелесках, в рощах, парках, садах, нередко возле человеческого жилья. А знаешь почему?
– Из-за питания? – догадался я.
– Именно! Я – птица всеядная, питаюсь, как животными, так и растительными кормами. Каюсь, что могу разорять гнёзда мелких пичужек, зёрна и семена на полях склёвывать, но чаще насекомых ловлю, особенно, когда птенчиков имею…
– Вот и давай о размножении твоём более подробно, – попросил я.
– Мы, сороки, птицы парные, – пояснила сорока. – И гнездо строим вместе, и птенчиков выкармливаем. И защищаем их, в случае необходимости!
– Гнёзда грачей часто видеть приходилось, – признался я. – А вот ваших сорочьих гнёзд что-то не замечал.
– Потому как спрятаны они среди густой листвы, – сообщила сорока. – А гнездо наше не такое примитивное, как у грачей. Оно шарообразной формы, а строим мы его из сухих веточек и прутиков с боковым входом. Вообще-то, строим мы аж несколько гнёзд, но занимает лишь одно из них…
– А зачем же тогда остальные строить? – даже удивился я. – Для маскировки?
– А это наш сорочий секрет! – насмешливо прострекотала сорока. – Скажу только, что эти пустые гнёзда никто посторонний занять не смеет, ибо мы свою территорию строго охраняем!
– А скажи, только без обид, ладно? За что тебя, всё-таки, сорокой-воровкой называют? – задал я следующий вопрос.
– Это что же я такого у тебя своровала, чтобы так меня оскорблять?! – всё же обиделась сорока и даже улететь собиралась, но я тут же извинился, и собеседница моя вновь соизволила сменить гнев на милость.
– Просто я слышал, что вы, сороки, всё блестящее к себе в гнёздо утаскиваете, – пояснил я. – И даже золотую цепочку или серьгу можете таким образом своровать. Любите, так сказать, красоту. Вот и ворона об этом же в письме своём упоминала…
– Тоже мне, нашёл красоту! – презрительно застрекотала сорока. – Единственное, что мы у людей таскаем, так это пищевые отходы. Но ведь вы их выбрасываете, так что никакое это не воровство! А насчёт блестящих предметов… да что я, клептоманка какая!
– Значит, это неправда? – даже растерялся я. – А столько художественных произведений об этом написано, сколько сказок… опер даже…
– Неужели? – заинтересовалась моя собеседница. – Назови хоть одну!
– Ну, к примеру… – я задумался. – В опере Россини, которая так и называется, «Сорока-воровка», девочку-служанку обвинили в краже хозяйского серебра, а потом выяснилось, что стащила его сорока…
– Ужас какой! – застрекотала моя гостья. – Бедная сорока!
– А девочка? – напомнил я. – Её ведь тоже несправедливо обвинили!
– Ну, не знаю, не знаю! – сорока развела крыльями. – Ежели сорока их не брала, то, может, девочка эта специально на сороку вину свою свалить пожелала?
– Да не, девочка хорошая! – возразил я.
– И сорока тоже хорошая! – стояла на своём сорока. – И знаешь, недавно нас полностью реабилитировали!
– Кто? – даже удивился я. – Писатели?
– Как же, дождёшься от вас! – фыркнула сорока. – Реабилитировали нас специалисты по поведению животных Университета Эксетера, что в Великобритании находится. Они проделали множество опытов, предлагая сорокам разные мелкие блестящие предметы и кусочки фольги. И выяснили, что сорок, не только не привлекает всё блестящее, а. наоборот, отпугивает! Потому что мы очень интеллектуально развитые птицы, и потому ко всему непонятному, а тем более, блестящему, с разумной осторожностью относимся. Как и вороны, кстати!
– Но ведь ворона мне в письме писала… – заикнулся, было, я, но сорока меня тотчас же перебила.
– Да соврала она тебе, сестрица моя двоюродная! Просто покрасоваться хотела!
– Понятно! – вздохнул я. – А я, было, поверил!
– Да ты не переживай! – махнула крылом сорока. – Кстати, знаешь, что ещё исследования показали? Что мы, сороки, не просто птицы очень умные! Мы ещё и единственные среди птиц, которые могут распознать себя в зеркале. Не просто отражение в нём увидеть, а именно себя распознавать! Вот попугай, тоже птица, вроде, неглупая, но воспринимает своё отражение, как совершенно постороннего попугая! А мы же…
И, довольно застрекотав, сорока улетела, так и закончив фразы. А ей на смену, на забор галка уселась. И тоже одним глазом хитро на меня посмотрела.
А возле забора, прямо на землю, грач опустился.
И начался у нас с ними задушевный разговор.
Грач и галка – известные представители семейства врановых
– Представьтесь, пожалуйста! – попросил я новых своих гостей. – Я то вас знаю, но для моих будущих читателей…
– Я – грач! – чуть наклонил в приветственном поклоне голову грач. – Меня иногда с вороной путают, потому как мы с ней в одной весовой категории находимся. Но я – полностью чёрный, да и клюв у меня покрупнее вороньего будет…
– А мы, галки, – перебила грача галка, – хоть и одни из самых мелких представителей нашего славного семейства врановых, но зато какие! Оперение чёрное с тёмно-серым, крылья и хвост блестящие, клюв не такой огромный, как у тебя или даже вороны. Красавица, одним словом!
Заметив, что грачу не очень понравилось хвастливое заявление галки, я решил вмешаться и сменить тему.
– Расскажите лучше мне о вашем образе жизни, – попросил я. – Где живёте, чем питаетесь…
– Мы, грачи, в этом отношении весьма консервативны! – первым сообщил грач. Гнездимся в тех же местах, где и родители наши гнездились, пары образуем прочные, на всю жизнь! Гнёзда строим на деревьях из веток, а внутри выстилаем его клочками шерсти, тряпочками, травой. Причём, селимся не по одиночку, а большими поселениями-колониями. Нам так удобнее. И жить, и от врагов своих защищаться.
– Зато людям не всегда эти ваши поселения удобны, – резонно заметил я. – Особенно, ежели вы в городских парках их устраиваете. Шум, гам и всякие прочие неудобства…
– А вот от нас людям таких неудобств нет! – вступила в разговор галка. – Хоть мы тоже селимся группами, но не галдим! И пары у нас, кстати, тоже на всю жизнь образуются. А гнёзда устраиваем не в парках, а во всевозможных нишах домов, в вентиляционных отверстиях, в печных трубах…
– Ага! – насмешливо заметил грач. – И так иногда забиваете эти трубы да отверстия гнёздами своими! А ещё говоришь, что людям от вас никаких неудобств нет!
– А чем вы питаетесь? – вновь сменил я тему, дабы предотвратить назревающий конфликт.
– Всеядные! – хором ответили оба моих собеседника.
– Уничтожаю множество вредных насекомых! – похвасталась галка. – Даже иногда мышевидных грызунов.
– Гнёзда мелких птиц разоряете? – напрямую спросил я.
– Бывает, но редко… – несколько смущённо призналась галка.
– А вот я этим не занимаюсь! – заверил меня грач. – И вредных насекомых в превеликом множестве уничтожаю! Весной, когда пашут, очень любим мы, грачи, прямо за плугом следовать. Склёвываем, так сказать, личинок майских жуков, проволочников, медведок и прочих вредителей.
– Ага! – ехидно поддакнула галка. – А больше всего: полезных дождевых червей! И ещё посеянные семена активно склёвываете…
– Да ты и сама этим занимаешься! – возмутился грач. – И не меньше моего! А может и больше!
Разговор вновь грозил перерасти в ссору и я (в который раз уже) вынужден был вмешаться.
– Вот вы говорите, что пары на всю жизнь организуете, – начал я издалека. – А как же тогда огромные стаи, которые я повсеместно наблюдаю? Там и грачи, и галки вперемешку… и даже вороны встречаются…
– А одно другому не мешает! – сказал грач, и галка кивнула, соглашаясь, – Семейная жизнь сама по себе, а так мы – птицы компанейские! Любим вместе летать, устраивать общие собрания, игры…
– Игры? – удивился я. – Какие игры?
– Самые настоящие! В догонялки, к примеру. Один грач ухватит что-либо в клюв, а остальные тут же начинают за ним гоняться. А когда кто-либо ухитриться отобрать это «что-либо», тут уже за ним погоня начинается. Чем хуже за ваш футбол?
– Ничем! – вынужден был согласиться я.
– А ещё мы любим раскачиваться на ветках, передавая при этом друг другу различные предметы. А весной самцы для самок показательные выступления организуют, устраивая в воздухе фигуры высшего пилотажа!
– А ещё вы, грачи, весной самыми первыми прилетаете! – вспомнил я известную картину «Грачи прилетели». – Как говорится, вестник весны!
– А мы, вообще-то, и не отлетаем далеко, – признался грач. – Так, откочёвываем в более южные регионы. А ежели зима тёплой выпадает, то и на зимовку можем остаться. Так что «вестником весны», скорее, жаворонок является. Или скворец…
– Я с ними попозже встречусь, – пообещал я. – Обязательно!
– А вот мы никуда не отлетаем! – с гордостью объявила галка. – Просто поближе к человеку зимой жмёмся. В целях пропитания.
– А враги у вас имеются? – задал я вопрос сразу обоим моим собеседникам.
– Хватает! – хором проговорили мои собеседники.
– Во-первых, это все крылатые хищники, – начал перечислять грач. – Ястребы, соколы, совы…
– Во-вторых, хорьки, куницы, кошки, собаки бродячие… – подхватила галка. – Да разве всех перечислишь!
– Но хоть люди вам не враги? – осторожно поинтересовался я.
Переглянулись галка и грач.
– Специально, люди нас не уничтожают, – заверила меня галка. – Разве что, ежели дымоход забьём или вентиляцию. Тогда наше гнездо люди ликвидируют, часто вместе с птенчиками…
– А вот меня раньше даже кушали! – вдруг проговорил грач. – Не верите?
– Это когда было? – несмешливо отозвалась галка. – В каменном веке?
– Да ещё в XIX веке мясо грачей широко в пищу употреблялось европейскими бедняками! – заверил грач. – Особенно в Германии, там нас даже засаливали в бочках!
Я понял, что нужно вновь менять тему разговора. И срочно.
– А вот и ворона, и сорока уверяли меня, что они самые умные среди птиц, – сказал я. – А у вас как с интеллектом?
– Интеллект высокий у всех птиц семейства врановых! – задиристо отозвалась галка. – И мы с грачом ничуть не глупее ворон и сорок! А может и поумнее их будем!
– Вот проводили учёные с нами такой эксперимент, – поспешно добавил грач. – Ставили кувшин с водой, а в воде пища плавала. Но уровень воды был настолько низким, что грач клювом никак не мог до неё достать. А рядом с кувшином камешки лежали. Ну, и чтобы ты сделал на месте грача?
Вопрос явно застал меня врасплох.
– Ну, я не знаю… – промямлил я, тщетно пытаясь представить себя на месте грача. – Наверное, схватил бы камешек в клюв и попытался разбить им кувшин…
– А я думал, что вы, люди, более сообразительные! – с ехидцей отозвался грач. – Потому как грач просто начал бросать камешки в воду. Клювом, по одному…
– И что? – всё ещё не понял я сути.
– А то, что уровень воды постепенно поднялся, и еда стала доступной! – снисходительно пояснил грач. – Закон Архимеда в действии!
– Вот это да! – искренне восхитился я. – И в самом деле высокий уровень интеллекта!
– Вот именно! – поддакнула галка. – Как говорится, знай наших!
И оба моих собеседника удалились. Вернее, улетели.
Они улетели, а я вот о чём подумал…
Европа бьёт тревогу: там исчезают воробьи. В Великобритании, к примеру, они уже занесены в Красную книгу. А мэрия Лондона, где воробьёв, кстати, почти не осталось, объявила даже специальную премию в размере около 100 тысяч фунтов стерлингов тому, кто сможет, наконец, раскрыть тайну столь стремительного исчезновения этих, в недавнем прошлом, ещё весьма обычных для английской столицы птиц.
У нас воробьёв в Красную книгу пока что заносить не спешат, но это, как говорится, только вопрос времени. Численность воробьиного племени неуклонно уменьшается и в нашем регионе. И если в сельской местности и в небольших городках это ещё не так заметно, то в крупных городах воробьёв стало значительно меньше в последнее время!
Потому-то после отлёта грача и галки решил я с воробьём побеседовать. Пока не слишком поздно. Отыскал его на ближайшей ветке, вежливо поздоровался. Вернее, сказал: «Привет, воробей!»
Кандидат в Красную книгу
– И тебе привет, человек! – весело чирикнул в ответ воробей.
– Представься, пожалуйста! – попросил я. – Я понимаю, что ты – воробей! Вопрос: какой именно?
– Я – воробей домовой, – пояснил мне воробей. – А называюсь так потому, что привык жить подле человеческого жилья. Но проживает в нашей местности и мой братец двоюродный, воробей полевой, который от человека зависит куда меньше.
– Понятно! – сказал я. – А теперь более подробно о себе расскажи! Ну, и о братце своём, естественно…
– Относимся мы оба к семейству ткачиковых, – начал воробей, – и внешность наша людям хорошо знакома (пока, во всяком случае). А вот отличить нас друг от друга не так и просто, уж очень мы с братцем похожи. Но отличия всё же имеются.
– А отчего у вас такая окраска скромная? – не удержался я от вопроса. – Серенькая, неприметная…
– Окраска у нас обоих скромная, потому как – маскировочная! – с некоторой даже обидой прочирикал мой гость. – На земле или на сухой траве воробья не сразу и рассмотришь… а нам только это и надобно!
– Понятно! – поспешно проговорил я. – А теперь об отличиях между тобой и братцем твоим…
– У воробья полевого на голове коричнево-бурая «шапочка» а на щеках и горлышке – чёрные пятна, – пояснил воробей. – А у меня, воробья домового, «шапочка» серенькая, а на крыльях имеются по светлой поперечной полоске.
– А теперь о том, где же мы гнёзда устраиваем, – даже не дожидаясь вопроса, продолжил мой собеседник. – Мы, домовые воробьи, частенько используем для этой цели человеческие жилища: под шифером, в щелях разных. А полевые воробьи чаще в дуплах или расщелинах деревьев гнездятся, изредка на ветках. Впрочем, мы тоже дупла охотно используем, а осенью ещё и скворечники (когда скворцы на юг улетают). Впрочем, весной скворцы нас живо со своей законной жилплощади изгоняют, потому как крупнее нас значительно и сильнее.
– Кстати, в одном из рассказов для детей Льва Николаевича Толстого описан случай, как воробей занял гнездо ласточек, а они его в отместку в жилище том и замуровали, – вспомнил я. – Печальная история, и даже в чём-то поучительная…
– Поучительная! – согласился со мной воробей. – Вот только вряд ли такое могло произойти на самом деле!
Я спорить не стал, и воробей зачирикал дальше:
– Гнёзда у нас с полевых воробьём похожие (из перьев, пуха, сухой травы и даже тряпочек), в кладке – 5–6 яиц, в году – две (реже три) кладки. Это потому, что мы птицы оседлые, и, в отличие от скворцов или тех же ласточек, можем позволить себе и под осень птенчиков вывести, тем более, что сроки высиживания у воробьёв довольно короткие. Насиживают воробьихи яйца около 10–12 дней, ещё около двух недель птенцы в гнезде находятся, перед тем, как вступить в самостоятельную взрослую жизнь.
– А, кстати, почему вы на зиму в тёплые края не отлетаете? – задал я следующий вопрос. – Там тепло и пищи, наверное, вдоволь…
– Улетают те из птиц, которые преимущественно насекомыми питаются, – пояснил воробей. – Ну а нам, воробьям, оставаться дома на холодный и голодный зимний период помогает наша всеядность. Мы и зёрнышки разные склёвываем, и от насекомым разнообразных никогда не отказываемся. Так вот из-за того, что питаемся мы частично зерном, нас, воробьёв, долгое время считали исключительно вредными птицами, уничтожающими значительную часть урожая зерновых на полях и зернохранилищах. А в Китае, во время, так называемой, «культурной революции», нам, вообще, люди объявили войну. Подсчитали, насколько урожайность риса возрастёт, ежели везде воробьёв уничтожить – и принялись за дело. Представляешь: огромные самосвалы, доверху наполненные мертвыми воробьями!
– Представляю! – сказал я. – По телевизору видел.
– А потом Китай вынужден был завозить воробьёв из-за рубежа, – злорадно чирикнул мой собеседник, – ибо урожаи риса, не только не возросли, а, наоборот, резко упали. Оказалось, что именно воробьи уничтожали огромное количество насекомых-вредителей рисовых полей…