Читать онлайн В эту ночь заглянула Муза бесплатно

Дизайнер обложки Маргарита Сазанович

ISBN 978-5-0060-8960-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Притча о писателях

По мотивам рассказа
Карла Эвальда «О сочинителях»

Однажды бог людей создал.
А чтоб жилось без лени,
Работу каждому раздал
Великим повеленьем:
Ему копать, а ей варить
Борщи на званный ужин,
Ему войска в поход водить,
Для стройки этот нужен.
Один ворует, лжёт иной
На депутатских преньях.
А третий – вождь – он стал главой
Лихого поколенья.
Все заняты, и мир, порой,
Сменяется войною,
Любовь тоскою, боль слезой,
А занятость покоем.

Доволен стал отец идей,
Что с выси небосвода
Он одарил весь мир людей
Практической работой.

Но как-то раз бог пролетал
Над лесом. И под пихтой
Он вдруг случайно увидал
Бездельников каких-то.

К чему, не ведали они,
Даны им были руки.
Сидели тихо, там, в тени
И маялись от скуки.
Порой, глядели на других,
Надменно задирая
Носы, – и дел у них иных
Господь не узревает.

И бог с небес спустился к ним
Узнать работу, должность.
В ответ промолвили они,
Что не имеют склонность
Ни к танцам, де́ньгам, топору,
Ни к ловле, ни к охоте —
Им предначертано в миру
Не ведать страсть к работе.

Господь задумался, ведь он
Все должности, занятья
Другим раздал. А этим что?
Лишь ленью упиваться?
Три дня отец наш размышлял,
Чем их бы наградить бы,
Три дня он думал, да решал,
Что бездарям вручить бы.

И на четвёртый порешил:
«Раз стали вы такими,
Во взор я ваш вживляю пыл —
Следите за другими!
Велю я вам о них слагать
Легенды на бумагах.
Даю вам дар – пером писать
О подвигах и драках.
Из фраз романы ты твори,
А ты – стихами вирши»…

Вот так и создал для Земли
Писателей Всевышний.

Стихи о любви

На пустом берегу у изломанных скал,
Где свирепствует гневное море,
Он стихи о любви глубоко закопал,
Под бушующий грохот прибоя.

Он когда-то для всех был обычным пажом,
Недостойным у трона быть первым.
Но однажды, простым и безоблачным днём,
Полюбил красоту королевы.

Он мечтал рассказать ей об этом скорей,
Он хотел королеве раскрыться.
Но при встречах желанных алел перед ней,
Опуская смущённо ресницы.

И тогда о любви он стихи написал
Беззаветной любви к королеве.
Со стихами ей сердце и душу отдал.
А она лишь воскликнула в гневе:

«Ты ни герцог, ни граф, ни морской адмирал
И ни принц из державы соседней.
Как посмел ты вручить мне такое, нахал!
Уходи! И из замка исчезни!»

И теперь он стоял у задумчивых скал,
Забывалась тяжёлая рана.
Он стихи о любви глубоко закопал,
Закопал у ворот океана.

Ровно в полночь над ним воссияла звезда,
Разожжённая огненной силой.
«Поднимайся, родной мой, скорее сюда!
Будем вместе!» – звезда говорила.

Без раздумий шагнул он в смятение волн,
Оставляя земные печали…
И, быть может, и ныне восторженно он
Со звездой над планетой сияет…

В череде этикетных томительных дней
Королева пажа вспоминала.
И она поняла, что светлее речей
О себе никогда не слыхала.

Вновь стихи о любви лицезреть госпожа
Захотела и верным вассалам:
«Разыскать и доставить мне в замок пажа,
Со стихами любви!» – приказала.

Доскакали они до прибрежной черты,
Взяв собачью для поисков свору.
Средь песков отыскали собаки следы,
Уходившие в бурное море.

Королева, узнав, что случилось с пажом,
Что шагнул он в кипящие волны,
Отреклась на дворцовом совете большом
От короны, владений и трона.

А потом удалилась к седым берегам,
Поселилась в лачуге унылой.
Через год, или два, по засохшим следам
На прибрежную вышла могилу.

Осознав, что могила скрывает слова
О любви на песчаных глубинах,
На ногах госпожа удержалась едва
И расплакалась, всхлипнув бессильно.

В тех местах пробегает сегодня ручей —
Он рождён королевской слезою.
Он сверкает огнём королевских очей
И уносится в грохот прибоя…

Это было давно. У изломанных скал.
У волны, переполненной гнева.
Там стихи о любви паж в песках укрывал,
Там жила для него королева.

Дракон

Суставы разнылись и зубы не те.
И крылья обузой являются лишней.
Последнее лето живу на земле
Из долгой своей многове́ковой жизни.

Оставьте меня, скоро сам я помру.
А дальше творите со мной что угодно…
Так нет же, по-прежнему олухи прут,
Желая прославиться в битве с драконом.

Я старый уже. Словно зайцев удав
Давно поглощать не могу никого я…
Вот, герцог лежит, вот, по-моему, граф,
А вот и барон ткнулся в холм головою.

Я старый… Но лучше меня ты не тронь,
Всë также, как в ранние годы от рода,
Пылает во мне первозданный огонь —
Восходоподобный огонь, с позолотой.

Не лезьте ко мне вы, себе на беду.
Зачем? Я уже никому не мешаю —
Деревни не жгу и невест не краду,
А скромным отшельником дни доживаю.

Забудем о прошлом. Что было – ушло.
Не надо движений без смысла и толка.
Позвольте дочувствовать кожей тепло
Последнего лета… Оно ведь недолго…

А осень придёт, с нею я по утру
Устало прилягу на древние камни.
Закрою глаза и спокойно умру,
В груди остужая огонь первозданный…

Милашка кикимора

На ведьмином поле, в заброшенной келье,
Глубокою ночью, под полной Луной,
Кикимора выпила чёртово зелье
И губы обмыла водой неживой.

Была она старой, была она тощей,
И страшной ужасно, и жутко кривой.
Но вдруг округлились кикиморы мощи
И лик задышал молодой красотой.

Милашка! Богиня! Прелестница! Сказка! —
Теперь ей дарились такие слова —
А ножки какие! А талия! Глазки! —
Галдела о ней повсеместно молва.

Кикиморы стройной телесные сласти
И томного взгляда прельщающий зной,
Так явно манили, что скоро от страсти
Совсем потерялся рассудок мужской.

Но только себя она лишь обожала.
А толпы мужчин… А на них наплевать.
И всё же из них иногда выбирала
Кого-нибудь на ночь игрушкой в кровать.

За ласки кикиморы вспыхнули войны,
Ведь каждый хотел быть одним для неё.
И гибли мужчины. Но сердце довольно
От этого только стучало её.

Летели года. И старухой засохшей
Себя в зеркалах она встретила вновь.
Не слышит речей она сладостных больше,
И стала не к ней льнуть мужская любовь.

И что же ей делать? Нет выхода боле?
Найдется! Чтоб снова ей быть молодой,
Достаточно выйти на ведьмино поле
И чёртова зелья хлебнуть под Луной.

Смычок и скрипка

В пляске со звуком прозрачным и зыбким
Свечкой в тени рисовался узор,
Тонкий смычок с лакированной скрипкой
Страстный вели меж собой разговор.

Музыка струн проникала в сознанье
Тихим приливом, солёной волной,
Воздух взлетал над свечным колебаньем,
Ночь забывала про лунный покой.

Скрипка смычку о надеждах твердила,
Он, соглашаясь, её целовал.
Им было сладко, и им было мило,
Каждый из них от восторга дрожал.

Старый скрипач скоро звуки упрячет
В мрачный футляр и исчезнет в ночи,
А на столе, от тоски – не иначе,
Сгорбится в чаше огарок свечи.

Луна

Ты читаешь, наверное, книжку
За столом у большого окна.
Ночь пришла совершенно неслышно
И безветрием тихим скромна.

Дом соседский уснул в треуголке,
Уперевшись в поленницу дров.
Липа, рядом с сопящею ёлкой,
Видит множество липовых снов.

Кто-то ярких горошин пригоршни
Вклеил прочно в небесную ткань
И измятой лесною гармошкой
Очертил горизонтную грань.

Ты, наверное, книжку читаешь,
Выливается свет из окна…
Ты читаешь, сидишь и не знаешь,
Что зажглась в твоём доме луна.

И безумие лунного света
Я желаю изведать до дна —
Ты моё лучезарное лето,
Моя лучшая в мире мечта!

Я хочу, чтобы свет из окошка
Для меня запылал маяком,
Освещая при этом дорожку
Ту, что в твой пробирается дом.

Верю я, ночью точно такою,
Что вновь будет тиха и скромна,
Я ворвусь в этот дом и с тобою
Насовсем обнимусь у окна.

Чародейка

Так случилось, что я тайну разгадал,
Раскусил секрет ресничных опахал,
В их бездонной, опьяняющей тени
Прячешь звёзды ты в обыденные дни.

Ну, а вечером свершаешь колдовство,
Только солнце спать уляжется, и вот
Ты улыбкой, из сверкающих очей,
Выпускаешь в ночь созвездия огней.

Жар плечей твоих они в себе хранят,
О любви к тебе безумной говорят,
И горят они, горят, горят, горят…
Боже, как же чародействует твой взгляд!

Утро вспыхнет, и созвездья снова вниз
Устремятся в опахания ресниц.
Вместе с ними я хочу в глаза упасть,
Утопиться, раствориться и пропасть.

«Просыпалась соль из небесного ситца…»

Просыпалась соль из небесного ситца…
Ах, что-то должно очень скоро случиться!

И пух серебриться на свечках берёз,
И мир веселится под рокот колёс.

Бежит за окном деревень вереница,
Вагоны качают лучистые лица.

Скорей на вокзал, а потом сквозь мороз
Добраться до дома из сказочных грёз!

И скрипнет под шагом твоим половица…
Ах, что-то должно очень скоро случиться!

Если сердце ликует и плачет

Если сердце ликует и плачет,
Это что-то, конечно, значит.
Это важно, – и важно очень —
Если мысли и чувства в клочья!

Ну, а что может быть важнее,
Тех мгновений, когда я вижу,
Ощущаю тебя и слышу,
Поцелуем скользя по телу?

Бьётся море волной об скалы,
Брызги в грохот удара втиснув —
В этой жизни так счастья мало!
Да и мало самой-то жизни.

И поэтому сердце плачет,
И поэтому мысли в клочья —
Это важно, конечно, значит,
Это нужно – и нужно очень!

Отражение

Ты улыбаешься – я улыбаюсь,
Ты веселишься – и мне хорошо.
Если работой опять изнуряешься,
Значит, и я буду биться ещё.

Ты заболеешь – и я заболею,
Ты ляжешь спать – и я тоже усну.
В прорубь зимой если прыгнуть посмеешь,
В след за тобой без раздумий нырну.

Каждое в жизни твоей изменение,
С нотками холода или огня,
Может увидеть своё отражение
В зеркале сердца в груди у меня.

Если с зарницею раннею встанешь,
Значит, и я буду бодрым к утру.
Буду беспомощным, если устанешь.
Если умрёшь – то я тоже умру.

Гвозди в сердце

Равномерно забивая
Гвозди в сердце молоточком
Время тихо исчезало,
По секундам, по кусочкам.

У окна поникший фикус
Задремал под вой метели.
Ты уйдёшь, оставив привкус
Кожи сладкой на постели.

Под метельные стенанья
Ты уйдёшь и у дорожки,
Может, встанешь, на прощанье
Заглянуть в моё окошко.

Неизбежно скоро будет,
Что часы, скрипя усами,
В боль разлуки прочно вкрутят
Расстоянье между нами…

Ну а нынче гвозди в сердце
Молоток пускай вбивает —
Предлагаю дальше делать,
Всё, о чем с тобой мечтали!

Диалог

– Здравствуй!
– Здравствуй, друг мой мил,
Как ты жил, не вспоминая
Обо мне?
– К тебе спешил
Дни и ночи, дорогая!
– Средь путей, среди дорог
Ты забыл меня… наверно?
– Что ты! Что ты! Как я мог!
Изгони из сердца скверну!
– Почему же ни письма
И ни строчки от…
– Родная!
Без тебя мне жизнь – тюрьма,
Без тебя во тьме я таю!
Сквозь туман, палящий зной,
Сквозь простор, укрытый мглою,
Я спешил к тебе одной,
Чтобы быть с одной тобою.
– Нет! Не трогай! Отойди!..
Нет!.. Постой… не уходи же!..
Прикоснись к моей груди,
Опускайся ниже, ниже…
Ляг со мной и обними,
Обними покрепче, ну же!
Друг, мой милый, ты пойми,
Что и мне ты очень нужен…

Дрожь позёмкою прошла.
Тополей пронзая косы,
Над землёй метель несла
Долгожданные морозы…

Случай на охоте

Я взлечу! Ты лишь только мне путь укажи
И крылом с высоты помаши, помаши.

Мне нисколько не больно, родной мой, поверь!
Лучше в небо держи приоткрытою дверь.

Этот выстрел меня лишь немного задел,
Он с тобой разлучить навсегда не посмел…

А на перья, любимый, мои не смотри,
Не беда, что они измарались в крови.

Видишь, я шевелюсь, видишь, грудью дышу,
Значит всё хорошо, и к тебе я спешу!

С громким лаем собак смерть несётся ко мне?
Ты не верь, мой любимый, земной кутерьме.

Я взлечу! Милый мой, не сходи ты с ума
И крылом с высоты помаши мне, пома…

Что стоишь, качаясь…

Подражание

Средь осени, в долине, с прохладою речною
Украсилась рябина сафьяновой листвою.

Зачем же ты, рябина, так ласково зарделась?
Зачем в цветное платье взяла и приоделась?

Промолвила красотка: «Смотри, какой высокий,
Извилистый и строгий дуб замер у дороги.

Поверь мне, здесь, у речки, у речки неглубокой
Стучит моё сердечко без дуба одиноко.

Ах, как же мне мечталось смущённо с ним о встречах!
Но робость разметалась событием под вечер.

Вчера ходили люди. И громко стали спорить,
О том, что здесь пустынно и дом пора построить.

И через год, со света, исчезну я… Жестоко
Любви земной не сведав погибнуть одинокой.

Вот и пылаю красно я дубу на закланье.
Ты знаешь, как прекрасно поджечь его желанье!

Я с ним договорилась! Сегодня! Этой ночью!
Придёт ко мне и лаской, и страстью опорочит!

Ах, как хочу отдаться ему упругим телом!
Ах, как хочу взорваться в его объятьях смелых!»…

…Прошли года. И с места, где виделась рябина,
Такой же одинокий дом покорил долину.

Ну а в округе дома, из ямок и на кочках,
Торчат гурьбой веселой рябиновые дочки.

С удобствами на улице, вне дома

Уеду от сомнений ежедневных,
От грохота и лязга городского
В спокойность покосившейся деревни,
С удобствами на улице, вне дома.

Пускай, там нет ни байта интернета,
Дорога не знакома с фонарями,
Но воздух там чистейший на планете,
С прозрачною росою под ногами.

Там ночь всегда приходит с тишиною,
Без Часа Пик асфальтной мелодрамы.
И дружит ночь с глухою темнотою,
А не с огнями уличной рекламы.

Там, за окном, рождаются туманы
В любых рассветах – утренних и поздних.
И не галдят с экранов шарлатаны
О санкциях и бедах всевозможных…

Уеду я, без всяческих сомнений,
В далекий край от грохота людского
И буду жить в прекраснейшей деревне,
С удобствами на улице, вне дома.

Полуночная роса

Зазвенела комарами
Полуночная роса,
Месяц острыми рогами
Протыкает небеса.

Мотылёк крылом качает
Бесконечный Млечный Путь,
Ель туманы собирает,
Чтобы тихо в них уснуть.

Звёзды дружно окунулись
В камышом заросший пруд.
Оглянулись, улыбнулись,
И пожить решили тут.

Лягушонок распевает
Незатейливый мотив,
А сверчок ему внимает,
Скрипкой эхо подхватив.

Ночь прекрасна, ночь дурманит,
Ночь легка и хороша,
И на сердце след оставит
Бесшуршаньем камыша.

Беседка

Я в открытой сижу беседке.
Льётся дождь и прохладно чуть.
Лист зелёный дрожит на ветке —
Ходуном его ходит грудь.

А к столбам надо мною тонким
Зонт беседки прилип шатром.
Распыляясь, стучатся звонко
Капли в зонт дождевым хлыстом.

Дом застыл деревенский рядом.
Чередою двойных окóн
Опьянëнным от влаги взглядом
На забор загляделся он.

У забора вполне степенно,
Как не каждый и пить бы смог,
Пьёт небесную воду сена
Небольшой, но щекастый стог.

Ну, а лист всё дрожит на ветке,
Ходуном также ходит грудь.
Льëтся дождь. Я сижу в беседке.
И не холодно мне ничуть!

Безмолвные тайны

Забыв о рабочем дресс-коде,
О жизни по планам квартала,
Люблю я на даче в субботу
Под вечер присесть у мангала.

Легко прижимаются к телу
Измятые джинсы с рубашкой.
Под вечер любому там делу
Открыта душа на распашку.

Китайский приёмник негромко
Мотивом российским бормочет.
Шашлык ароматнейшим соком
Над углями нежно квакочет.

С листвы там ручьи кислорода
Стекают в воздушные массы.
И может безмолвно природа
О многом рассказывать сразу.

Расскажет она о заборе
Под мхом отсыревшем и склизком.
Соседском мурлычущем воре,
Укравшим из миски сосиску.

Расскажет она о туманах,
Искусственном дыме немножко,
И как в землянистых карманах
Неспешно толстеет картошка.

Расскажет ещё и про тягу,
Для жара так нужную печке,
Про сонную, тёмную влагу,
Живущую в жилистой речке…

Люблю я на даче в субботу
Под вечер присесть у мангала —
Ведь тайны безмолвно природа
Не все ещё мне рассказала.

Старенький дом

В дебрях лесных, перевитых плющом,
Словно в огромном надёжном футляре,
Возле ручья беззаботливо дом
Спал – покосившийся, маленький, старый.

Кем он построен – забыто совсем.
Домику в дебрях так дремлется сладко!
Воздух вдыхая межрёбием стен,
Пыль он засасывал слоем осадков.

Слоем осадков воздушная пыль
В дом серебром невесомым влетала,
И, как проверенный жизнью костыль,
Дальше держаться ему помогала.

Стёкла исчезли из óкон и дверь
Тоже ушла из входного проёма.
Что ж горевать о потерях теперь,
Главное стены есть с крышей у дома.

Крона лесная небесный зенит
В листьях упрятала весь, без остатка.
Дом под листвою так сладостно спит!..
Словно младенец под пледом в кроватке.

Стол

Стол стоит у окна. Над столом тишина
С обезлюстренной тьмою повисла.
Повидать, разглядеть неподвижно сполна
Смог за годы он собственной жизни.

Видел он под собой детвору и котов,
И осколки от рюмочек хрупких,
Видел брюки сидящих друзей и врагов,
Босоножки, колготки и юбки.

Ощущал на себе тяжесть громких тостов,
Пироги, самовары, газеты.
Видел ненависть он, видел боль и любовь —
Ну, а как без любви в жизни этой?

Стал свидетелем тайн многочисленных стол,
Не любую доверишь бумаге.
Сколько фраз и речей понаслышался он,
Грязных, чистых – и прочих, и всяких…

Ножки в мраке блестят, упираются в пол,
На столешнице скатерти сетка.
Стол стоит у окна, вроде старенький стол,
Но как в юности – верный и крепкий.

Иду случайным визитёром

Я в этом городе чужой.
Взяв одиночество в партнёры,
По неизвестной мостовой
Иду случайным визитёром.

Берёзы чувствую я взгляд,
Смущённо скрытый под косицей.
И обо мне в листве галдят
Заинтригованные птицы.

Чуть впереди кирпичный дом
Скамью воткнул перед подъездом.
Но даже он своим окном
Следит за мною с интересом.

Дорога скоро в бок вильнёт,
Лоснясь под солнцем иллюзорно.
И мне вильнуть с ней в поворот
Совместно будет не зазорно.

Что поджидает по пути?
Места и таинства какие?
Кого смогу ещё найти,
Бродя по городу впервые?

Гулять осталось ровно час,
Потом уеду я отсюда.
Но, всё же, чувствую сейчас,
Что здесь чужим уже не буду.

И если я сюда судьбой
Ещё раз выброшусь спонтанно,
То вновь увижусь с мостовой
Я словно с другом долгожданным.

Слов не подобрать!

Вздрогнуло полено в щупальцах огня,
Печка согревает бережно меня,
И мурлычет словно переевший кот
За стеклом оконным ветер-обормот.

Лавка, рукомойник да в углу дрова,
Как же мне спокойно – верится едва.
Вместе с интернетом умер телефон,
Но сияет в люстре маленький плафон.

Передать подробно, трудно, не могу,
Как с часов с кукушкой слышится «ку-ку»,
Как скрипит чуть слышно, видно налегке,
Домовой шагами, там, на чердаке.

Стены плинтусами привинтились в пол,
Кружки разложились брюшками на стол,
И прельщает лаской мягкая кровать —
Как же мне прекрасно! Слов не подобрать!

На свете где-то есть земля

На свете где-то есть земля,
Где ясный день и солнце вечно,
Где изумрудные поля
Даль превращают в бесконечность.

Где тихо плещется краса
Извилистой и теплой речки,
Где лес пронзает небеса,
Где всё легко и всё беспечно.

Судьба

Судьба – проказница, судьба – затейница,
То жутко дразнится, то бьёт метелицей,
То счастьем светится, то горем дуется,
Рычит медведицей, кудахчет курицей.

То безобразная, совсем бездумная,
То распрекрасная и слишком умная.
Судьба фривольная, судьба изменчива…
Ей всё дозволено, она ведь – Женщина!

Август

Сквозь облачный, рассеянный покров
Разорванного в клочья одеяла,
Из золотом расшитых рукавов
Тепло на землю солнце проливало.

И тут же, у дорожной полосы,
Деревья чуть светлее задышали,
И воздух избавлялся от росы,
И лужи, согреваясь, испарялись.

В речной воде сверкали жемчуга
Бледнее, чем в исчезнувшем июле.
В полях из сена выросли стога
И бочками пузатыми уснули.

Ещё нет ни намёка на мороз,
И воздух не слезится листопадом,
Но с первым шагом август произнёс
О том, что лето клонится к закату.

«В колючки трав швыряет листопад…»

В колючки трав швыряет листопад
Блистающие золотом пластинки.
Они под шагом весело звенят
И, трескаясь, разносятся в пылинки.

Редеет парк, худеют деревца́,
Дождливую испробовав диету.
И солнце с постаревшего лица
Роняет свет, прохладнее, чем летом.

Клубок из птиц магнитит и зовёт
На юг стрела небесного компа́са.
И, расплескавшись, по́ полю́ плывёт
Густой туман сентябрьского газа.

И, словно одинокая гроза
Недавно отгремевшая прощально,
Крылами бьёт об воздух стрекоза
И исчезает с песней поминальной.

Облепиха. Крылечко. Тихо

Я сижу на крылечке. Тихо.
Даже птицы ещё молчат.
И от огненной облепихи
Золотится рассветный сад.

Кофе рядом и сигареты,
И не чувствую вовсе я,
Что прохладнее стало лето
В ожидании сентября.

За спиною изба с кроватью.
Я сегодня так рано встал,
Потому что недавно спать я
Окончательно разжелал.

Потому что совсем недавно
Солнцу влезть удалось в окно,
И лучами глаза так славно
Пробудило мои оно.

Кофе действует словно печка.
Мне приятно. Гляжу в зарю.
И тихонечко на крылечке,
Согреваясь, сижу, курю.

Клумба с гвоздикой

Не то, чтобы очень-то старая,
Но всё ж таки не молодая,
Скамейка стояла усталая,
Дощечки к земле пригибая.

Не то, чтобы очень домашняя,
Но, так же, не будучи дикой,
Ворона глазастая, каркая,
Ходила по клумбе с гвоздикой.

Просыпались градом пригоршнями —
Но, как-то совсем и не кучно —
Колючие с неба горошины
Из тела замученной тучи.

И было не очень-то холодно,
Пускай и не очень-то жарко.
Блистали расплавленным оловом
Дорожки, ползущие в парке.

И мне, на скамейке потресканной,
Под градом, с ожившей гвоздикой,
Сиделось не то, чтобы весело,
Но, всё же, уже не тоскливо.

Я сам не знаю

Зашёл я в парк и онемел
От сотен ёлочных улыбок,
И от того, что ниц присел
Фонарь под блеском тонких липок.

Под каждый шаг скрипит слегка
Тропы отзывчивая флейта,
И тянет ивы мне рука
Листками вытканную ленту.

Ручей волнуется, звенит,
Блестит улыбкой белозубой,
А над ручьём мосток висит,
Двух берегов сближая губы.

Клубясь комками, невпопад,
Туман неспешно нарастает,
И он мне тоже очень рад,
А почему – я сам не знаю.

Девушка-Осень

С рыжим оттенком, кирпичными каплями,
Дождик сквозь ветки бежал не спеша.
Мимо берёз, с разноцветными шапками,
Девушка-Осень уверенно шла.

Осень шагала, и листьями ломкими
Бронзовый воздух от шага звенел,
Пятна от луж, словно пёстрые родинки,
Кто-то пред нею просыпать посмел.

Тучи, не серые, а серебристые,
Травы, умятые свежей росой —
Девушка-Осень, походкою чистою,
Весело шла по простору босой.

Люди скрывались под мрачными куртками,
Осень в купальнике ярком была.
Встретила липу и пальцами чуткими
Липу раздела она догола.

Осень шагает, и ждёт, не печалится,
В воздухе поступь сестрицы своей.
Скоро Зима, тоже дева-красавица,
К ней прилетит на крылах снегирей.

«Рубежей нет! Повсюду воля!..»

Рубежей нет! Повсюду воля!
Здесь, вблизи, стог растет из сена.
А вдали, там, за кромкой поля
Возвышается лес степенно.

В небесах синеву ест пена
Облаков совершенно чистых,
А внизу, в лужах по колено,
Золотистые дремлют листья.

Ни домов нет вокруг, ни строек.
В незамаранной здесь природе
Я стою, и – да что ж такое! —
Веселюсь беспричинно вроде.

«Э-ге-ге!!!», – закричать охота,
В горизонт отсылая эхо —
Здесь повсюду одна свобода,
С рыжей лентой лесного меха!

Иероглиф слова «Счастье»

Вращаясь в воздухе пружинкой
В изящной шубке меховой,
Сегодня первая снежинка
Замельтешила над землёй.

Она так весело порхала!
При этом, словно бы шутя,
Непревзойдённо облетала
Иголки мелкого дождя.

Она свернула от ненастья,
Ушла в виток очередной.
И иероглиф слова «Счастье»
Вписался в воздух сам собой.

Потом она в порыве смелом
Сложив два призрачных крыла,
На землю радостно присела…
И незаметно умерла.

В ночь, вразвалку иду…

Осень, грузно дыша, завершила свой бег.
Ветер бросил скулить, словно раненый пёс.
Над вечерней землёй новорожденный снег
Закружил не спеша под некрепкий мороз.

Прежде слякотных луж блещет хрупко стекло,
Отражая огни столбовых фонарей.
И глазам, и душе стало очень светло —
Отвыкают они от дождливых теней.

Укрывает себя свежим пухом земля,
Вяжут шапки гурьбой вдоль дороги дома.
В ночь, вразвалку иду, жизни радуясь я,
И тому, что пришла, наконец-то, зима…

Морозная бессонница

Тяжела́ сегодня на подъём луна.
В синеве морозной, грузная она
Выползла на крышу, придавив чуток
Животом огромным шифера кусок.

Холодает так, что воздух загустел,
Убелив берёзкам ветки между дел.
Ночь ползёт, и стынет молча тишина.
Вверх ушла сквозь иней с шифера луна.

И её далёкий неспешащий ком
Смотрит сквозь окошко на меня блином.
Ну, и как смогу я под её теплом
Позабыться долгим безмятежным сном?

Однажды, в морозной тайге

Словно баронессы, в мантиях белёсых,
Выпрямили спины стройные берёзы.
Сединой дышали хвойные бояре,
Княжеские ивы жемчуг примеряли.
Землю принакрыла шуба из зефира,
Ласково сверкая солнечным эфиром.

Всюду серебрились пышные наряды.
Лишь надели реки ледяные латы,
Да ушли из сердца лишние тревоги
Под простую песню искренней сороки.
На душе же стало тихо что-то таять,
Хворь уничтожая, очищая память.

Алый след от губной помады

Зимний день стал у нас коротким,
Три часа, а уже темнеет.
Ветер снег выбивает плёткой
Из замёрзших седых растений.

Запыхтел во дворе прохладном
Жигулёнок с наклейкой «Лада».
В глубине полосы заката
След алеет губной помады.

Ну, а где-то, на дальнем юге,
Несомненно, и день длиннее.
И без воя настырной вьюги
Там, на юге, сейчас теплее.

Ходят люди вдоль кромки моря,
Ходят в сланцах, а не в ботинках.
К ним с тяжёлой волны прибоя
Водяные летят пылинки.

Там жара, а у нас морозы.
Там муссоны, у нас метели.
Там грохочут под молнии грозы,
А у нас спят под снегом ели.

Юг и север – погода контрастна.
Но и общее видится всё же —
Тут и там, если день прекрасный,
Будет вечер прекрасным тоже.

И на юге далеком скоро
Тоже будет черта заката
Опьянять, улыбаясь, взоры
Алым следом губной помады.

Белый день

В длинной шубе, цвета снега,
Позабыв ночную лень,
Заявился к Человеку
Спозаранку Белый День.

День по-зимнему нарядный,
Шапка, валенки на нём.
С Человеком до заката
Доберется он вдвоём.

День сегодня шаловливый —
То щипнёт морозом нос,
То дыханием игриво
Задымит, как паровоз.

Белый День сегодня самый,
Самый краткий день за год.
Но несётся он упрямо,
Как и прочие – вперёд!..

К человеку, в дом из но́чи,
Шапка косо – набекрень,
Заглянул недолгий очень,
Но прекрасный Белый День.

Крайний день

Крайний день декабря скоро-скоро уйдёт,
И на смену ему с полуно́чным кокетством
В фейерверках огней расцветёт Новый год!
И припомнится всё, что хотелось нам с детства:

Мама с папой, чтоб рядышком были всегда,
Были б новые платья, большие машинки,
Чтоб на верхних бы полках лежать в поездах,
Потому что с них вид в окна очень обширный.

Чтоб известным бы стать, чтоб работать бы тем,
Кем надумал ты сам, а ни кем жизнь заставит,
Чтоб друзей не терять, чтобы кипы проблем
Без труда побеждать, изгоняя в подвалы…

Крайний день не пришёл ещё к нам декабря,
За окном раззевалось лишь крайнее утро.
Наши детки в кроватках счастливые спят,
Ожидая, как мы, новогоднее чудо.

Пожелать им хочу – пусть добьются они
Наперёд всех поставленных жизненных целей,
Пусть свершатся у них их надежды, мечты!..
И чуть-чуть из того, что самим нам хотелось.

Что год грядущий принесёт?

Уходит прочь текущий год.
Он был не очень неудачен.
Что год грядущий принесёт?
Какие выдвинет задачи?

Болезни новые, война? —
Без них ведь людям не живётся.
Что в экономике страна
Вновь переделать соберётся?

Сбываться будут ли мечты?
Что станет с нашей индустрией?
И уничтожаться ль следы
От надоевшей пандемии?

В образовании что ждёт?
В футбол вернутся ли победы?
На это даст грядущий год
Необходимые ответы.

Январь заменит год на год
Под бой курантов громогласный.
Что нам грядущий принесёт?
Ещё чуть-чуть и станет ясно.

Новогодняя

Ветер свищет, кони мчатся
По ночному снегу поля!
Стали гости собираться
К новогоднему застолью.

На салфетках разгорятся
Строчки лучших из желаний!
Свищет ветер, кони мчатся
С Дед Морозом едут сани!

Бой курантов ход отмерит,
Распахнутся ветром двери,
Дед Мороз ворвётся в сени
И устроит всем веселье!

Седины расправив прядки,
Он воскликнет гласом твёрдым:
«Эй, девчонки! Эй, ребятки!
Поздравляю! С Новым Годом!»

Двенадцать

Раз! —
Скромно замедлился времени ход.
Два! —
Встал, поднимая бокалы народ.
Три! —
Громкий хлопок и потоки игристого
Четыре! —
Свет разукрасили в краски искристые.
Пять! —
Надо быстрее припомнить желанья:
Шесть! —
Бедным – богатства, незнающим – знанья,
Семь! —
Маме, родным, да и верным друзьям
Восемь! —
Напрочь забыть о дорогах к врачам!
Девять! —
Что бы ещё пожелать мне для счастья?
Десять! —
Чтоб над землёй приутихли ненастья,
Одиннадцать! —
Чтобы страну обходили невзгоды.
Двенадцать! —
Полночь нагрянула!
ВСЕХ С НОВЫМ ГОДОМ!!!

«Вы прислушайтесь, как сластно…»

Вы прислушайтесь, как сластно
Разгалделись в небе птицы!
И вглядитесь, как прекрасно
Снег в сугробах серебрится!

А рябина вся сегодня
Стала чуточку алее!
И в огнях предновогодних
Засверкали лапки елей!

А ещё сегодня ловко
Пудрит лица людям стильной
Цвета чищенной морковки
Ветер кистью морозильной!

А с ледовых прочных замков
Горки вниз лучами мчатся —
Так и тянет с них на санках
Разогнавшись покататься!

День сегодня очень ясный.
И от солнца снег повсюду
Серебрится так прекрасно!
Приглядитесь! Это ж чудо!

А было время золотое…

Стоит преградой в переходе
В грядущее стальная дверь.
Я в исчезающей породе
Давно уже последний зверь.

Последний я, последний самый.
Никто не вздумает скорбеть,
Когда прилягу я усталый
На землю, чтобы умереть.

Не заскулит никто молебно,
Не ткнëтся лапой тихо в бок.
Я из породы зверь последний,
Лишь доживающий свой срок.

Исчезнуть в день желаю ясный,
Своей судьбы наевшись впрок.
И от себя я в «Книге Красной»
Смогу очистить пару строк.

Со всей породой я в былое
Уйду, однажды, из сейчас…
А было, было золотое
Когда-то время и у нас.

В постпотопной эре новой…

Обесценятся напитки
Утоляющие жажду —
Тают льды, воды с избытком
На планете станет нашей.

Станет скоро – несомненно!
И, распухнув, океаны
Смоют с ликов континентов
Многочисленные страны.

Только прежних гор великих
Над бескрайними морями
Подниматься будут пики
Небольшими островами.

Быть потопу в этом веке
На земном уставшем шаре!..
Стоит строить ли ковчеги
Для попарно разных тварей?

Абсолютно фауна, флора
Здесь ни в чём не виноваты.
Строить им суда, бесспорно,
Для спасения бы надо.

Ну, а люди? Что? Достойны
За измены, взгляды с фальшью,
За коварство, ложь и войны
Шанс иметь плодиться дальше?

Человек к земному раю
Путь активно разрушая,
Льды призвал повсюду таять,
Сам того не понимая…

В постпотопной эре новой
Из попарно взятых тварей
Кто на землю ступит снова?
Кто не ступит? Мы не знаем…

Точка

Гвоздик со шляпкой, удар молоточка,
Так появляется жирная точка.
Жирные точки лежат в окончанье
Скромной идеи, большого деянья.
Кляксами чёрными злости и гнева
Ставят их часто направо и лево,
Чертят в любви, закругляют на счастье,
Лепят в конце огнедышащей страсти,
Даже на судьбах рисуются точки,
Жизни земной обрывая цепочки.

В лабиринте тягучих снов

Увяз до дрожи сегодня ночью
Я в лабиринте тягучих снов.
В них на луну выл я пастью волчьей
И зайцем бегал от хищных сов.

Я задыхался от едких специй,
С разгону грудью пробил шлагбаум,
В подвалы падал с подъездных лестниц
И поднимался вверх по столбам.

Я плыл по морю в свинцовой бочке,
В прямоугольный залазил круг,
Искал правдивость в газетных строчках,
И прятал скалы в карманах брюк.

Как мухи липли к ладоням стены,
И брёл меж ними, почти без сил,
Я, проклиная свои измены…
Пока будильник не зазвонил.

«Сгорбились фонарные столбы…»

Сгорбились фонарные столбы,
В землю уперев стальные ноги.
Им, по воле матушки-судьбы,
Замереть приказ был у дороги.

И они с безмолвием стоят,
Взглядами машины провожая.
Лишь глаза задумчиво блестят,
Тени над асфальтом разгоняя.

Осознать мечтают с высока,
Почему, в клубах дорожной пыли,
Чья-то суетливая рука
Гонит вдаль поток автомобилей.

Но попытки тщетны. Так стряслось,
Что и человек не разберётся
В поисках ответа на вопрос —
Почему спокойно не живётся?

А вы ходили с копьями на мамонтов?

А вы ходили с копьями на мамонтов?
А против тигра с палками в руках?
Не за хвалу, с коммерческими грантами,
Не за рекламу в теленовостях.

Геройства не было в годах давно запы́ленных,
А было право смерть притормозить.
Ну, а потом, вполне себе обыденно,
Стараться дальше жить себе и жить.

Ну, а сейчас, в эпоху техногенную,
Куда ни плюнь, везде сидит герой.
Вещает с кресла что-то там нетленное,
Пленяя свет словесной шелухой.

Хочу героям шибко умно грамотным
Задать вопрос, короткий и простой:
«В подъёме вверх, до кресел кожно-мраморных,
А вы ходили с копьями на мамонтов?»

Мосты

В эпоху возведения мостов,
К примеру, как до солнечного Крыма,
Хочу спросить, строитель, ты готов
В мосты ещё вложить немного силы?

Чтоб ими опоясать широко
Пространство вплоть до родины пингвинов,
Чтоб можно было просто и легко
Кататься над землёй в автомобилях.

Чтоб можно было, скажем, в январе,
Поймав таксиста шумной автотрассы,
Сказать ему: «Подбрось меня скорей
Согреться… ну, хотя б до Гондураса!»

«Рулеткой крутятся, рулеткой вертятся…»

Рулеткой крутятся, рулеткой вертятся
Четыре лопасти трухлявой мельницы.

С дороги путникам усталым кажется,
Что эта мельница вот-вот развалится;
Что эта мельница вот-вот рассыплется,
Усталым путникам с дороги видится.

Но мукомольница не унимается,
Ни на мгновение не замедляется —
Четыре лопасти кряхтят, но вертятся,
Скрипят, но крутятся у старой мельницы.

И у людей – когда душа вращается,
Безостановочно жизнь продолжается.

Творцы

Живут великие творенья
В руках создателей миров:
Печаль, ранимость, вдохновенье
Надежда, вера и любовь.

Чисты́, прекрасны чувства эти…
Но почему внедряют в жизнь
Творцы на созданных планетах
Совместно с ними боль, корысть.

Зачем восторг мешают с гневом,
И в восхищение спешат
Вогнать тоску со злостью-стервой
И в трепет влить тревог ушат.

Миры по умыслу дурному
Так создают… А может быть
Они – всё проще – по-иному
Не в состоянии творить.

И им, по сути всемогущим, —
Мол, что придумал, то создай —
Нет, как и людям, троп ведущих
В мир идеально лучший – рай.

«Одиноко, наверно, в просторном раю…»

Одиноко, наверно, в просторном раю,
Ведь безгрешных людей я почти, что не знаю,
Да и сам иногда я грешил, признаю,
И грешить буду дальше – скажу не скрываясь.

Кто-то где-то соврал, кто-то что-то унёс,
Кто-то чистит в толпе кошельки и карманы,
Кто-то совесть продал, кто-то слухи разнёс,
Кто-то счастье чужое запрятал в чулане.

Есть у многих людей свой греховный набор —
У кого-то мешок, у кого-то составы.
Но любой негодяй, проходимец и вор
Может верно любить, может в чём-то быть правым.

Да, грешу, и с грехами я вынужден жить,
Но, скорей всего, в рай мне закрыта дорога
Не за то, что решаюсь порою грешить,
А за то, что не верю я в Господа Бога.

Рифма – два слова – всего лишь два слова

Рифма рождалась с двойной подоплёкой —
В ней дифирамб совместился с упрёком,
Слышалась грубость и слышалась ласка,
Мрачная быль и прекрасная сказка,
Горечь чесночного с луком салата
В сладкий кусочек влилась шоколада.

В рифме была – необычное дело —
Связь неразлучная чёрного с белым.
Много ещё в ней двояко звучало —
Жажда от влаги, прозрачность металла,
Хмель алкогольный стал милым здоровью,
А неприязнь подружилась с любовью.

Рифма – два слова – всего лишь два слова
Билась, искала для смысла двойного —
Радость с тоскою, удачу с томленьем,
Правду с неправдою, месть со смиреньем,
Громы весны и осеннюю прелость
Очень в едином ей видеть хотелось…

Если муза ушла

Если муза ушла, не спеши горевать,
От задуманных дел не спеши отступать.
Если муза ушла, тихо топнув ногой,
Собирайся ты в путь и забудь про покой.

Музу надо искать – созидать, создавать,
Не вернётся она, если ляжешь ты спать.
Если даже не спишь, но как сонный живёшь,
То её ты себе никогда не вернёшь.

Чтоб её отыскать надо чаще пером
По бумагам скрипеть за рабочим столом.
И не думать о том, что ты чёрную тушь
Выливаешь лишь в грязь да в различную чушь.

Среди тяжести дум, среди сложности строк
Ты, однажды, услышишь её шепоток,
Ты увидишь её и обнимешь скорей,
Как давно дорогой и желанный трофей!

Вновь с тобою она будет преданно жить,
Вновь тебе одному будет верно служить.
Но внезапно она сможет снова сбежать…
Если муза уйдёт, не спеши горевать.

По циклу земному

По циклу земному несутся стихи.
Вчера они были просты и легки,
Сегодня решат шаловливо резвиться,
А завтра устанут и станут томиться.

И сердце у них бьётся, как у людей —
В тоске поспокойней, в любви посильней.
В них есть темперамент, апатия, страсть,
Желание взять ненасытную власть.

Болезни, ожоги, жара и ветра,
Голодные дни, ледяная вода —
Известно им все! Лишь не могут понять
Простой и стандартный глагол – «Умирать».

Однажды, их автора бог призовёт.
Исчезнет поэт, безвозвратно уйдёт.
А могут стихи где-то сгинуть на полках?
Да, могут. Но только совсем ненадолго.

Быть может неделю, быть может столетье
Под пыльной они проваляются сетью.
А дальше их кто-нибудь с полки достанет,
И в строки стихов с любопытством заглянет.

И снова в стихах сердце громко забьётся,
Любовь с огоньком по словам пронесётся.
И снова умчатся по циклу земному
Стихи – и не могут они по-иному!

В эту ночь заглянула Муза

Лик ещё её скрыт вуалью
Из материи светло-русой.
Интересно, ко мне какая
В эту ночь заглянула Муза.

Сколько лет ей? Она юна ли?
Может, сморщенная старушка?
Что ей ближе – тоска с печалью?
Или счастью она подружка?

А глаза? А глаза невинны?
Шляпа взгляд её прикрывает.
Что в них? Голый песок пустыни?
Или солнце огнём играет?

Всё! Довольно! Я сброшу на пол
С Музы всё, что считаю лишним —
Плащ тяжёлый, вуаль и шляпу.
И какая она – увижу.

Ждать чего мне от Музы-дамы
Разберусь я потом дословно —
С трагедийным финалом драму
Или целый роман любовный.

Рифма жизни

Диваны-стаканы, кино-кимоно —
Не счесть на планете рифмованных слов.
Ещё есть примеры: окно-домино,
И плов будет рифмой для слова улов.

Корвет-муравьед, тараканы-тараны —
Как звучно рифмуется слаженный слог! —
Гитары и пары, бараны и раны,
Сверчок, червячок, каблучок и волчок.

Рифмуются клуша, горбуша и лужа,
Рифмуются бой, золотой, молодой.
Рифмуются плюшка, свинюшка и клюшка,
Рифмуются зной, сухостой, перегной.

Но это всё глупость, но это всё пустошь,
Не важно, что груша рифмуется с сушей,
Намного важнее, ценнее и нужно,
Когда вдруг рифмуются разные души.

Когда зарифмуются разные души,
То всё, что не в рифму осталось, то тут же
Рифмуется сразу, рифмуется всласть —

Продолжить чтение