Читать онлайн Alta Vista бесплатно

«FINIS VITAE SED NON AMORIS»

Я буду для тебя всегда

Грудная клетка взорвалась, я брала комьями жидкий кислород из стеклянного шара и глотала – из горла вырывался хрип. Я хваталась руками за полы твоего халата, пачкая кровью, падая на колени. Внезапно, протянув руку, ты погладил меня по голове. Я отпустила руки – ты остался стоять надо мной, скорчившейся в позе эмбриона на клетчатом бело-красном мраморном полу. Вокруг цвели азалии – вдруг хор соловьёв взорвал воздух хлопками крыльев. Я кусала пальцы и не могла поднять на тебя глаза. Вдруг ты просто видение в стеклянном шаре? Я не вставала и ещё плотнее прижала колени к груди – а ты лёг рядом. Ты просто лёг рядом и стал счищать со щеки застывшую кровь.

ДВОР С КАШТАНОМ

Finis vitae sed non amoris

Она поднялась с асфальта, посмотрела вверх, на телеантенны девятиэтажки, отряхнула подол платья. Ну, и как? Ничего особенного: селезёнка не порвана, печень немного потрепало и болело горло от скорости воздушного потока на противоходе. Если бы кто-нибудь сейчас заглянул в этот пустынный во всякое время суток дворик, со всех сторон окруженный каштановыми деревьями, которые могли бы много чего рассказать любопытному, то он увидел бы странное зрелище. Растрёпанная девушка в платье с разорванным в нескольких местах подолом стояла на четвереньках и деловито шарила рукой в траве. Что она там искала, спросит меня мой читатель? По закону жанра я могла бы со слезой на кончике пера подвыть о ее разбитом сердце, которое лежало где-то в этой самой траве, истекая кровью и мыльной пеной. Нет, все просто, мой читатель: она искала балетку, которая слетела с ее ноги в тот момент, когда она шагнула с крыши, надеясь на жизнь вечную и справедливость, которая должна быть всё-таки на этом свете. "Ненавижу этот подлый мир!" И шагнула. Ах… Нет, все оказалось довольно банально и скучно – она шмякнулась об асфальт в новом платье и одной балетке. Жизнь, скажу я вам, до отвращения несправедлива и омерзительно навязчива. Именно это и думала наша героиня, но в более непристойной форме, каковая подходила по такому случаю. Знаю, что ты, мой читатель, уже нетерпеливо мчишь по строкам в поисках душещипательного ответа на вполне логичный и гуманный вопрос: "Зачем? Зачем же она это сделала с собой?" Неприличный вопрос это, господа, неприлично глупый… Ну-с, милостивые судари, отчего пытаются покончить с собой около тридцати процентов красивых и, что еще парадоксальнее, умных, добрых, обаятельных, приятных во всех отношениях девушек с высшим образованием и, возможно, со степенью кандидата филологических наук, например? Ах, ну, конечно, из-за несчастной любви или нелепого одиночества. К сожалению, жизнь несправедлива, вы помните, не так ли?.. Чертовщина какая-то. Они не могут умереть, понимаете, они просто не умирают – Булгаков ли в том повинен или кто другой, то уже другой вопрос – они не умирают, и это знание умножает печаль.

Тем временем наша героиня уже подпрыгивала на одной ноге, поддев на носок второй туфлю и теперь ожесточённо вытряхивала мелкий камушек, который в ней обнаружился. Пожалев об отсутствии обруча, она попыталась рукой пригладить непослушные пряди, которые упрямо снова и снова завивались по бокам. Бросив, в конце концов, это бесполезное занятие, девушка огляделась по сторонам. В глубине двора рос молодой каштан. Был апрель, и, судя по всему, даже каштан был рад зеленеть и радоваться жизни: первая робкая, но сочная зелень подрагивала на тёплом ветру, скрывая завязь новых плодов. Девушка медленно двинулась в сторону дерева, удостоверившись в том, что по счастливой случайности, двор был совершенно безлюдным, как пустыня. Солнце стояло высоко. Левая сторона кроны была, будто насквозь пронзённой солнечным светом, стало больно смотреть на эту наивную зелень листвы, которая подставляла ребристые тонкие срезы свои жару светила. Она подошла и стала вглядываться в этот зелёный покров, в один момент она зажмурилась, как от боли, закрыла рукой глаза и локтем оперлась о каштан. Зашумела листва; солнце, казалось, засияло ещё ярче и яростнее; девушка прижалась всем телом к дереву – она чувствовала его, – и вдруг грянул откуда-то птичий хор; дунул ветер и смял траву, будто её и не было; девушка стояла у каштана.

Полминуты. Вторые полминуты.

Она отняла руку от лица и выпрямилась. Вокруг – мёртвая тишина – ни души. Только всё шумел каштан. Она провела рукой на прощанье и с тихой нежностью поглядела на завязь новых плодов. Окинув взглядом двор, в котором, казалось, ничего не изменилось, она пошла к полуоткрытым кованым воротам, безотчётно считая шаги. Их было сорок восемь. Ни много и немало. Ровным счётом на полминуты.

Она ушла.

Говорят, что на следующий год рядом с каштаном проклюнулся маленький росток, который со временем стал молодым клёном. Это было в апреле. Если ты хочешь, читатель, я могу отвести тебя в этот двор – там всё так же тихо и по сей день: девятиэтажка, молодой клён с каштаном в глубине двора.

21. ТАНЕЦ

танец танец танец танец

у танцовщицы горлом кровь

но публика того не замечает

и представление идет

Все лирические фрагменты сходятся в одной точке, в которой ты в жёлтой майке и кудрями по ветру.

21.

"Если ты захочешь когда-нибудь вернуться, то знай: я буду ждать тебя. Не думай – приходи".

21.

Каждый день – новый камень – день за днем – камень за камнем – слово за словом – монолит за монолитом – я молча отдаю тебе.

21.

Твоя радость – моя радость.

21.

Смотри, это твой персональный Тадж-Махал.

21.

У неё мое имя. Я – твой персональный Тадж-Махал.

21.

Я не жду – я помню. Знаешь, так не больно.

21.

С тобой ничего не случится – я с тобой.

21.

Мне без тебя одиноко. Но я привыкла.

21.

Всё как будто было в прошлой жизни или не совсем со мной.

21.

Верни ту.

21.

Здесь мне не приходится тебя ни с кем делить. Ты безоговорочно мой. И ты никуда не уйдёшь.

АННА И ДЕМОН

И город с голубыми куполами,

С цветущими жасминными садами.

Мы дрались там… Ах, да! я был убит.

Николай Гумилев

От долгого сидения за компьютером в Сети слезились глаза, Анна рывком поднялась из кресла и двумя точными, пружинистыми, удивительно спокойными движениями отсчитала траекторию. Раз – рванула дверцу серванта: со второй снизу стеклянной полки слетела рюмка и ухнула о деревянную столешницу, оглушённая тяжестью кофейно-молочного ликера, который Анна уже ловко вытряхивала из мудреной ирландской бутылки. На экране весело промелькнул Остап Бендер и осклабился, ввинтившись взглядом в клубящуюся бело-чёрную взвесь. Два – не глядя, левой рукой Анна уже вынимала коробочку с остатками чернослива в шоколаде. Без романтических прелюдий и в три приема рюмка была осушена, чернослив надкушен и после предварительного взгляда, запущенного в мармеладную сердцевину, доеден до конца. Ещё? Да, ещё. В этот раз Анна осушила рюмку в два приема. В желудке стало очень тепло, а потом и жарко. Что только не придет в голову молодой одинокой Анне после полуночи. "Моих грехов разбор оставьте до поры – вы оцените красоту игры!" – самоуверенно затянул Остап. Да, как же. Всё так же, без единой мысли (они были все передуманы и перетерты в кокосовую безвкусную стружку), Анна дожевала оставшийся чернослив: "Надо потом вымыть рюмку и выбросить коробку", – внутренне собралась бедная Анна. – "Все-таки нехорошо, если наутро рюмку увидит мама. Да, как-то не хотелось бы. Помою. Потом".

Закутанная во временную спираль девушка застыла на месте, уставившись в настенный ковёр. Зачем она выпила сейчас? Если бы кто-нибудь мог ей это объяснить, было бы очень кстати.

В самом-то деле, зачем? Может быть, хотя бы так она могла сделать хоть что-нибудь по-настоящему значимое, то есть вот взять да и принять. Решение принять. Хотя бы в этом она могла бы почувствовать, что сама себе хозяйка, независимая и взрослая. Конечно, было бы куда приятнее принимать другие взрослые решения: например, какое имя выбрать нам для ребенка, а квартиру нам снимать с балконом или без, а мы в кино идём или в театр. Но, к сожалению и превеликой скорби, никакого "нам" не было, несмотря на то, что каждый первый молодой человек восхищённо пел ей о том, что она такая понимающая, такая даже разъединственно-понимающая в своем роде. Но каждый из них всех норовил съехать на тему своих проблем и глобального несчастья (в виде девушки, женщины, жены), которое отравило душу и съело все желания его на завтрак без соли. Одним словом, всё было пресно и без остроты. Анна решила не влюбляться, то есть не то чтобы не влюбляться, конечно. Просто не заострять на этом своё внимание. И уж тем более, никогда впредь не давать знать о своих чувствах неблагодарному предмету страсти нежной с "мёртвой душой", которую он холит и лелеет, как добросовестный фермер кукурузу. Так подсказывал ей её печальный опыт. "Я буду врать, притворяться, играть. Я буду пафосной, злой, надменной, смешной, истеричной, но я больше никогда не покажу, что мне больно", – сказала себе Анна. Это было в ноябре: тогда она в последний раз крупно обманулась на этот счет. "Повторяй почаще три следующие фразы: Счастья нет. Любовь – сказки. И ничего страшного". – Напечатала она на страничке в Сети, удалила его из виртуальных друзей и всячески вымарала воспоминания о нем в памяти и из памяти, по возможности. Ей было 22 года, и еще в апреле она хотела когда-нибудь выйти за него замуж и родить ребенка, а лучше двух: сначала мальчика Арсения, а потом девочку Дашу. Она очень любила детей. Она хотела иметь детей. Очень. И очень боялась, что у неё никогда их не будет. Время идёт.