Читать онлайн Поминая былое бесплатно
Спящая красавица
– Сударь, назовите причину, по которой вы соизволили перейти на сторону тьмы? – Профессор Арсений Германович Пестов постукивал карандашом по столу, строго глядя поверх панцирных очков.
Жёлтый кенарь, запертый в подозрительно отливающую золотом клетку, на каждый стук карандаша отзывался коротким чириканьем. И это чириканье совершенно странным образом и у меня отзывалось внутри… А возможно, подобно глупому кенарю я так реагировал на строгий стук по начальственному столу.
– Почему на тёмную? – Даже слегка растерялся таким неожиданным поворотом собеседования. Какая к чёрту тьма? О чём это он?
– Ну, как же. Вы шли в медицинский институт, собираясь нести добро людям – бороться со страшными болезнями, порою даже, я так подозреваю, рисуя в светлых мечтах картины ужасных эпидемий, где вы, облачённый в защитный костюм, мужественно шныряете среди стонущих в исподнем людей… Разве нет?
Я покраснел – вот же проныра, не зря среди студентов его втихаря называли Люциусом, с толстым намёком на известный мифологический персонаж. В нашем Меде Пестов преподавал для нескольких потоков анатомию, и приверженность изначальному дуализму не признавала иных оценок в зачётке, кроме как неуд и удовлетворительно. Порою, отчитывая очередного студента, неспособного отличить os scaphoideum от os lunatum, профессор иронично заявлял:
– Какие проблемы выучить анатомию? Всего-то надо запомнить: у обычного человека две руки, две ноги и голова… Ну, и ещё в придачу пара сотен косточек в кистях…
Понятно, что неуды студенты хватали не за неумение досчитать до двух, а за нечёткие познания в массе латинских наименований человеческого костяка и прочей требухе.
Оттирая нежданно выступивший на лбу пот, я промямлил в ответ:
– Некоторым образом…
– Вот и объясните, почему вы решили боле не утруждать себя выбором из всего многообразия способов излечения человеческого стада, а ограничиться личным общением со Смертью? Так сказать, Tête-à-tête.
И действительно, почему? Не скажешь же, что позвал институтский кореш, пообещав высокую зарплату и бесплатное молоко. Слишком кощунственно это прозвучало бы в этом освящённом храме Танатоса. Впоследствии, правда, ни молока, ни высоких зарплат так и не довелось лицезреть, но это уже совсем иная история…
– Кхм, в детстве зачитывался романами о Шерлоке Холмсе, Арчи Гудвине…
– Да-а-а? – Удивление в голосе собеседника меня насторожило. Неужели слегка прокололся с именами героев из недавних видеофильмов?
– Опять же… Зарплата… Молоко… К-коровье… – слегка заикаясь, я понемногу выдавал тайные помыслы, которые, судя по всему, и так не являлись великой загадкой для слишком проницательного профессора. Проклятые панцирные очки! Усиленный толстыми линзами взгляд буквально прожигал со всеми моими тайнами насквозь.
– Ясно. Как с анатомией?
– Прекрасно…
– Я не про вашу. – Собеседник с усмешкой окинул взором с мускулистых ног атлета до светлой головы мыслителя. – А про оценку в дипломе.
– Удовлетворительно. – Чёртов собеседник умело вгонял в краску смущения.
– На чём «плавали»?
– Ходил. На подводной лодке…
– Ха-ха! Так, служивый, морячок?
– Да. После второго курса был коварно ввергнут во временной провал, установленный Постановлением Совета Министров СССР о призыве студентов ВУЗов в СА. Три года коту под хвост…
Профессор ещё раз прожёг оценивающим взглядом, словно пытаясь узреть все мои пока ещё непроявленные совершенства, и кивнул на дверь:
– Ну, чтобы так больше не думал, иди, сдавай свою макулатуру в кадры.
Ура! Не попрощавшись, вскочил и кинулся на первый этаж, покуда опомнившийся Люциус не включил заднюю…
Я сидел перед стойкой и быстро заполнял анкету. Изучавшая документы пожилая кадровичка костлявостью и страшной бледностью невольно наводила на крамольные мысли, что кадровая работа в бюро судебно-медицинской экспертизы не более чем некий душевный факультатив, а основной финансовый доход она получает, своим видом рекламируя гробы находящегося неподалеку похоронного бюро "Нимфа". Этакий product placement.
Вкладыш в дипломе неожиданно вызвал острую аллергическую реакцию – ходячая реклама несколько раз презрительно чихнула, словно обиженный кот перед миской с недоваренной РБУ. Наверное, тоже обратила внимание на анатомию… Или гистологию… Или органическую химию… Или на какой-то ещё из остальных двадцати четырёх предметов, кроме, конечно, физкультуры и научного атеизма с историей КПСС, где имел твёрдые познания на отлично. В бюро меня брали явно не из-за оценок. В который уже раз с удовлетворением отметил своё неотразимое природное обоняние…
…
Как выяснилось позднее, приняли меня с испытательным сроком, длительность которого никто толком не пояснял. А только начинал заводить свою унылую шарманку по этому поводу, все странно замолкали и старались по-быстрее покинуть общество нудной личинки на должность судебно-медицинского эксперта. Словно прокажённого фарисея. Оставалось только ждать второе пришествие, которое научный атеизм, помнится, настойчиво отрицал…
В первый трудовой день я получил место в кабинете за старым письменным столом, познавшим лучшие времена в самом начале правления героя анекдотов Леонида; косоногий стул, судя по печальному звучанию, изготовленный той же фабрикой музыкальных инструментов что и стол; и одно из первых персональных детищ большого синего гиганта со стёртой клавиатурой и недоразвитым монитором.
Учиться уму-разуму отдали в твёрдые руки неординарной личности, живой легенде судебной экспертизы – Самаэль Самаэльевичу Тиксову. По слухам, он начинал путь эксперта ещё при легендарных сталинских порядках, когда небрежность в экспертизе вполне могла привести на нары или прямиком на стол родного бюро с аккуратным огнестрельным ранением в os occipitale. Те жестокие времена выработали в Самаэль Самаэльевиче скрупулезное знание дела и патологическую требовательность к другим. К сожалению, в настоящее время этих других единственным числом представлял я. А так как отныне кабинет мы делили на пару, приходилось раз за разом переписывать протоколы вскрытий из-за банальных грамматических и синтаксических ошибок. Словно какой-то заштатный корректор в типографии, а не работник судебно-медицинский экспертизы.
– Самаэль Самаэльевич, а кто меня проведёт по бюро? – Быстро освоившись в кабинете, я решил прошвырнуться и по самому зданию.
Сказалась флотская привычка, когда каждого новобранца в обязательном порядке прогоняли по плавсредству, особо акцентируя внимание на местах, куда в силу ограниченности ума или недостатка сообразительности вход в одиночку с этого момента запрещался.
Сосед по кабинету на миг отвлёкся от монитора и недовольно буркнул:
– Мне больше делать нечего, как проводить бесплатные экскурсии по памятным местам? Ноги в руки и шагай сам, осваивайся.
Получив добро на самостоятельный анабасис, я зашёл к своему старому товарищу по первым двум курсам мединститута Терёхе. Пути наши разошлись в военкомате, когда меня отправили в плавсостав, а он поразил военную комиссию идеальной параллельностью стоп с холодным кафельным полом на осмотре у хирурга. И вот судьба опять свела вместе. Терёха и позвал в судмедэксперты, красочно расписывая плюсы в виде заоблачных зарплат и дармового молока…
– Ну что, веди меня Вергилий по местным адовым кругам, – очень поэтично обратился я к корешу.
Довольная физиономия Терёхи, получившего возможность увильнуть от работы на святых основаниях – провести новичка по этажам бюро – никак не соответствовала этой довольно таки мрачной цитате из самого Данте.
Бесплатная экскурсия начиналась с отдела освидетельствования живых лиц. Как его назвал мой циничный спутник – отдел экспертизы недобитых и недотраханных. Но стоило только перешагнуть порог заботливо раскрытой товарищем двери, невольная дрожь пробежала по чреслам: узкий коридор был буквально забит невыразительными, скрюченными фигурами, которые совершенно синхронно повернулись к нам… Проклятье! В тусклом свете одинокой лампочки их лица казались неестественно блеклыми на фоне серых стен и взгромождённых на опухшие носы чёрных очков. Столь неподходящий для полутёмного помещения аксессуар делал присутствующих похожими на огромных стрекоз. На целый рой этих самых чёртовых стрекоз. Я, честно говоря, опешил. Бр-р-р… Жуть-то какая… Большинство ожидающих, по странной прихоти нелёгкой судьбы, составляли женщины. Более опытный спутник, схватив за охолодевшую руку, потащил за собой, и мы быстро прошагали сквозь молчаливый строй, съедаемые внимательной чернотой многочисленных парных стекол, и скрылись в кабинете экспертов по ещё живым.
– А чего они все… – я покрутил указательным пальцем вокруг своих напуганных глаз, – такие… Кхм-м… Модные?
– Ха-а! – Терёха не терял присутствия природного оптимизма и в более неприятных ситуациях. – Кто прячет синяки после встречи с кулаками муженьков, кто глаза, пытаясь остаться неопознанным. Зависит от конкретной истории. Тут все-таки не ЗАГСа, куда приходят за штемпелем в паспорт.
Странная аналогия товарища неожиданно позволила прочувствовать трагизм ситуации, куда, кто вольно, кто невольно, вляпались ожидающие в коридоре жертвы домашнего и уличного насилия.
– Арист Платонович, знакомьтесь, наш новый кандидат в эксперты по трупам.
Эксперт по живым, Арист Платонович Стагиров, сидевший за столом, оказался мощным мужиком с квадратным точёным лицом, почти полностью сокрытым густой кудрявой бородой. А белый халат смотрелся этакой классической греческой тогой. Холодные блеклые глаза под выпуклым лбом на кажущемся мраморным лице осмотрели меня с ног до головы, не скрывая профессионального интереса.
– Славься, Люциус, идущие на работу приветствуют тебя… – криво усмехнулся специалист по побоям и изнасилованиям, – Будем знакомы. У нас тут царит вечная суета с живыми объектами. Проводим освидетельствования после побоев, фиксирование несогласованного coitus, ну и ещё всякого помаленьку. Ты сам-то, заходи, если что… В жизни всякое случается, обслужим вне очереди.
Я поперхнулся. Какое ещё – если что? Чур-чур меня…
– Теперь забежим в отдел запретной любви. – Терёха бодро шагал по петляющим коридорам, свободно ориентируясь в довольно замороченной архитектуре сталинской постройки.
Геномное отделение занималось определением родственных связей, взимая при этом наличную плату и далеко не в виде одного затёртого обола. Завсегдатаями здесь оказывались, носящиеся подобно маленьким ураганам и не ведающие покуда забот, дети и задумчивые, молчаливые мужчины, терзаемые сакральным вопросом: А папа ли я?
Заведующего этим слабым отблеском безумных страстей либо отрыжкой разгульных новогодних корпоративов официально величали Павлом Малотестовым, но за глаза называли просто – доктор Франкенштейн. Церемониально раскланявшись с местным властелином непростых человеческих судеб, двинулись дальше.
Следующим кабинетом, куда мы сунули любопытные носы, оказалась спектральная лаборатория. За огромным столом, заставленным непонятными приборами, сидела женщина неопределенного возраста. Из проёма входной двери была видна только полная, не измождённая фитнесом фигура да шевелюра редких рыжих волос. Фигура в обтягивающем белом халате неподвижно склонилась над бинокулярным микроскопом.
– Что здесь происходит? – почему-то шёпотом спросил я кореша. Наверное, побоялся неосторожно громкой речью отвлечь человека от важного исследования.
– Да почти ничего, – также тихо отвечал Терёха, – Отправляем сюда фрагменты повреждённых тканей, в них шмаляют из лазера и в конечном итоге устанавливают наличие следов материла травмирующего орудия. Впрочем, происходит это не часто. А сей момент лицезреем картину, когда эта достойная женщина почивает на рабочем месте, для чего, собственно, и необходим этот микроскоп – в качестве надёжного упора для головы. А очки, чтобы не было отпечатков вокруг глаз от жёстких окуляров…
Теперь боясь неосторожным движением разбудить, мы тихонечко выскользнули в коридор.
– Вот это работа! – Завистливый кивок лохматой головы на покинутый кабинет поставил точку на ознакомлении с этой лабораторией.
– Да уж, завидное местечко, – пришлось политкорректно согласиться, дабы не обидеть старого товарища.
Про себя я это заведение прозвал лабораторией имени инженера Гарина.
Этапным рубежом нашего путешествия оказалось судебно-химическое отделение. В силу своих немаленьких размеров оно отхватило практически половину этажа. В кабинетах отделения стояла дорогостоящая аппаратура, огромное количество всевозможных колбочек, пробирок, банок и трубок. Разнообразие размеров и форм завораживало. Впрочем, это также относилось и к многочисленным сотрудницам, которые легко делились на две группы: одну оставляли молчаливые женщины средних лет, вторую подвижные постоянно хихикающие молодые особы. И те, и те впечатляли фактурными фигурами. Серьезные лица принадлежали врачам-экспертам, а сияющие молодостью – лаборанткам.
– Похоже, коллектив тут сугубо женский, – глядя на хорошенькие фигурки в коротеньких халатиках, удовлетворённо поинтересовался у сопровождающего.
– Да-нет, – довольно замысловато начал тот, – Почему? Есть здесь и один мужик – врач. Но его сейчас нет, он так рано на работу не приходит.
– Это, как это?
– А вот так. Появляется обычно к полудню, правда, и с работы уходит часов в десять вечера. Зато всегда есть достойный собутыльник, если заскучаешь на дежурстве. Мировой мужик, а как настойки делает и спирт разводит, просто песня! У него этого добра хоть залейся. В обиходе все его уважительно кличут Менделеевым. Если надо чистый спирт, ну там домой или кому знакомым, смело шагай к нему. Но деньги взаймы даже не проси – точно не даст. Скупердяй на своё личное ещё тот.
– А вот сюда лучше не попадать, – прокомментировал Терёха появившийся на горизонте очередной кабинет, – Отдел комиссионных экспертиз. Здесь проводят экспертизы с привлечением маститых специалистов из различных областей медицины, когда возникают сомнения в правильности ранее проведённого исследования. Чего найдут в твоём заключении не так, одним выговором не отделаешься. Между собой зовём отделом двенадцати разгневанных мужчин. Пошли скорее отсюда, аура здесь нехорошая. Одним словом – болото. Увязнешь коготком, не выкарабкаешься…
Если честно, впервые видел товарища настолько взволнованным. Сам же я ничего такого не чувствовал и не обонял. Пожав плечами, зашагал вслед-вслед за осторожным проводником.
– Вот где исключительно женский коллектив, так это в гистологическом отделе. – Кореш довольно подмигнул. – Сюда мы отправляем образцы тканей, или как я это называю – кусочки мёртвых людей, для микроскопического исследования.
В просторном кабинете сидели девчонки в самом расцвете соков.
– Дамы, позвольте представить вашему прелестному коллективу нового работника нашего отдела. Будет пока в помощниках у самого Самаэль Самаэльевича. Прошу любить и жаловать, а когда будет приносить образцы… – Терёха сделал эффектную театральную паузу, – удовлетворять его должностное любопытство…
Девицы начали хихикать.
– Елена прекрасная, – продолжал работать на немногочисленную публику мой экскурсовод, – Светлана обольстительница.
Я покраснел под внимательными взглядами этих двух прелестных созданий.
– Мальчики, хотите чаю? Мы только что вскипятили чайник, – предложила Светлана, – С конфетками.
– И тортик есть, – добавила Елена.
– Конечно. – Довольно потёр потные ладошки мой общительный товарищ, приостанавливая наше неумолимое движение по отделам и лабораториям бюро.
– Ты с ними поосторожней, – тут же горячо зашептал мне на ухо, – Ведьмы ещё те…
Мы сидели за столом, чинно попивая чай. Терёха жёг напалмом, я смущённо помалкивал, девчонки хихикали над густо смазанными «салом» шутками. Намёки, полунамёки и откровенные вульгарности так и сыпались из кореша, как из похотливого рога изобилия. Я же только краснел, с трудом проталкивал в желудок огромные куски бисквитного торта и постоянно боялся подавиться. А стоило пересечься с одной из обольстительных подружек взглядами, готов был провалиться в преисподнюю. Которая, судя по ощущениям, находилась где-то неподалёку.
– Заходите запросто, мы будем рады гостям. – Провожали так же радушно, как и встретили.
Тяжко отдуваясь с выпитого чая да съеденных конфет и торта, решили выбрать наилегчайший путь следования и спуститься на этаж вниз, в отдел медико-криминалистических исследований. Пока шлёпали по ступенькам, Терёха рассказывал об обитающих здесь умных дядьках, которые могут по виду нанесённых травм установить механизм образования и чем конкретно орудовал очередной маньяк-убийца – топором или, например, кухонным ножиком; копаясь в костных останках, определить пол, возраст, внешний вид жертвы преступления; также исследуют формы и механизм образования следов крови на предметах и прочая, прочая.
Но стоило только войти в это царство криминалистов, как мы неожиданно оказались за гостеприимным столом, где выпили за день рождения одного из этой весёлой братии экспертов, и чей торт, как оказалось, утром подаренный в гистологию, недавно ели. Да-а-а, как известно, пути Господни неисповедимы…
После настоящего чревоугодия в гистологии и обильных возлияний у криминалистов сил на судебно-биологическое отделение не осталось. Кореш, едва шевеля языком, поведал, что сюда сотрудники танатологического отдела отправляют для исследования биологические среды, в число которых он зачем-то включил и зловонные испражнения, либо запросто заходят, чтобы выпить спиртику в ещё одной весёлой кампании. И если испражнения, как истый медик, я мог спокойно переварить, то едва услышав про спиртик, меня начало так жестоко выворачивать, что пришлось энергично замахать руками – мол, давай быстрее отсюда, пока гостеприимные хозяева опять не усадили за стол.
– Ну, добро пожаловать в родные пенаты – танатологический отдел или в простонародье судебный морг. – Едва справляющийся с прогрессирующим окосением Терёха втолкнул в уже знакомый, не так давно отремонтированный, мрачный коридор.
– Наш холодный Коцит славен всеми своими подразделениями. Например, регистратура. Работают здесь милейшие женщины… Которые, только между нами, настоящие гарпии. И дела им приходиться иметь с весьма специфической аудиторией. Одним словом, адова работёнка.
Дружно помахали руками обильно двоящимся и троящимся "гарпиям" и пошатываясь проследовали далее.
– Ещё у нас есть коллектив лаборантов, санитаров и врачей-экспертов. Сейчас заскочим к санитарам. – С этими словами экскурсовод отворил дверь с пугающей табличкой "МОРГ".
Санитарская каморка, как её пафосно именовали обитатели – Офис, находилась в непосредственной близости от секционных комнат.
Команда профессионалов низкоинтеллектуального труда представала весьма разношёрстной. И пестрота коллектива поражала. В одном из санитаров я с огромным удивлением узнал ассистента институтской кафедры биохимии. Со слов всезнающего Терёхи, тут вольготно обитал и молодой хирург, некогда подававший большие надежды, но запутавшийся в близких отношениях с зелёным змием, и бывший учитель физкультуры, жертва всё того же коварного пресмыкающегося. А на другом социальном полюсе маленького коллектива находился трижды судимый с весьма специфическими внешностью и манерами – гражданин с телом, обильно покрытым множественными татуировками. Ходячая изобразительная галерея носила подчёркнуто религиозно-криминальный характер и была выполнена на самом высоком идейно-художественном уровне. С невнятных слов пьяного провожатого я уяснил, что санитары являли собой небольшой и слаженный орден единомышленников, способный эффективно решать широкий спектр задач, ориентированных сугубо на извлечение денежных знаков как из карманов похоронных барыг, так и скорбящих родственников.