Читать онлайн Экзопланета Гигулатикус бесплатно

ГЛАВА I. ДОРОГА

В пути года, как вёрсты,

стали:

По ним, как некий пилигрим,

Бреду перед собой самим…

А. Белый

Порой это был равномерный убаюкивающий звук. Но чаще скачкообразный, плюхающий, клокочущий грязевой жижей луж. Звук.

Путь представлял собой сменяющие друг друга участки бездорожья полного и бездорожья умеренного, эдакого степного. И от того дорога шуршала, ухала, говорила, мямлила.

Ф-атом, транспортное средство для оперативного решения всевозможных научно-исследовательских задач, детище "Кинитируса", неуверенно ехал по земле на своих парковочных колёсах, никак не желая преодолевать гравитацию настолько, чтобы парить.

"Как на Луне, на тамошнем музейном луноходе", – думал про себя Джей, то и дело останавливаясь и оценивая состояние своего любимого арахноволоконного "друга", вынужденного теперь влачиться по кочкам, ухабам, ямам.

Мысль заявить о поломке Джей отгонял. Изображать ступор и непонимание или что-то выдумывать о неисправности Ф-атома ему не хотелось. Честно объясняться по поводу своего технического эксперимента озадачивало: на днях он умудрился переиначить свою посудину, и она вместо заданных производителем двух метров стала подниматься в воздух на целых двадцать, что придало ей ряд удобств в здешней лесостепной среде.

Была и другая причина, по которой Джей готов был медленно ползти сейчас. Это – местность. Она напоминала ему ту, далекую, из прошлого, где он, в детстве, бежал с мальчишками на обрывы нырять и купаться. И какие-то ивы, и овражки, и поворот речки, и близость леса. И всё такое похожее: приречные мрежи, сосны, пни, бьющие из-под земли ключики, образующие тут и там небольшие ямки, наполненные водой.

Ему даже подумалось, что если пройтись взглядом по песчанику вниз, в сторону речки, а затем немного вправо, то обязательно увидишь среди детворы коротко стриженную озорную Лиду с обветренными губками, и она непременно улыбнётся, поймав робкий неуверенный, но заинтересованный его мальчишеский взгляд. Лучезарная Лида. Ему с приятным холодом сожмет грудь, и он улыбнется Лиде в ответ. А потом её окликнут, и она побежит с девчонками в воду.

Воспоминания, тёплые, детские, ещё совсем-совсем чистые, стали почему-то оживать внутри Джея с такой силой, что он опять остановил свой Ф-атом, но, на сей раз, прежде чем осмотреть его, стал вытягивать голову, несколько наклоняясь с опорой на правую ногу в сторону оврага и глядя на берег.

К его удивлению и берег был точь-в-точь такой же, как в детстве: и по своей протяжённости от обрыва до реки, и даже как будто по такому же количеству собравшихся у воды ив, по соснам, видневшимся вдали. Но только Лиды на берегу не было. Да и вообще, – ничего не указывало на какое-либо и когда-либо присутствие людей в этой местности.

Постояв некоторое время так, он стал ощущать какой-то непонятный набор сконцентрированных чувств, где уже было не только что-то от детства, но и шлейф от свежести ушедшей юности, и что-то от мчащейся розовым конём молодости и от туманности представляемого будущего.

Неожиданно самопроизвольно взметнувшийся на метр-полтора вверх и снова опустившийся на землю Ф-атом – осадил Джея. Бросившаяся на корпусе фары декоративно выведенная им надпись "J11" как бы заявила: "Доношу до твоего сведения, что пора бы уже окончательно решить: влачиться так или все же сообщить о неисправности". Сильным нажатием большого пальца он не спеша протёр свою пометку. Незамысловатая и тут же заблестевшая "J11" – была как будто свежей, хотя Джей выгравировал её несколько лет назад.

Ф-атом представлял собой шедевр научно-технической и инженерной мысли. Это было невероятно простое в обращении двухместное воздушное судно, способное осуществлять перелёты на громадные расстояния. Экземпляр Джея был преимущественно красного цвета, незначительные его участки имели серые вставки. Техника с подобным балансом красного и серого всегда привлекала внимание Джея, начиная с тех стародавних времён, когда Джей целым потоком рассматривал всевозможные картинки и видеоряды с агрегатами. Тогда фокусировки как таковой у него не наблюдалось, интересовало всё: машины всех назначений и видов. Тогда же, то, что из различной массы агрегатов попадалось ему на всевозможных бумажных носителях, он систематически вырезал, вырезки состыковывал, что-то подрисовывал, а затем делал из некоторых комбинаций причудливые коллажи. Позже ко всему этому подключилось постоянное рисование и моделирование всё той же техники, но только посредством доброго десятка компьютерных программ. И еще более причудливые коллажи и полотна то и дело стали появляться виртуально. Ему в ту пору нередко приходилось слышать то от одного, то от другого нечто вроде: "О! Нет-нет, это технарь!", "Ты подойди с толком, изобретение машин не должно быть просто на картинках у тебя". Но если кому-то дано было бы видеть, что творилось у него внутри со всеми этими картинками в тот или иной период его взросления, то никто никогда не обнаружил бы, что там присутствовал какой-то план, даже и в юношеские годы Джея; но всякий бы обнаружил: стоило Джею что-то прочитать, что-то увидеть про технику, и его ум включался, и завязывалось это бурное творчество. Творчество, в котором всё вращалось вокруг машин, начиная с каких-то мелких вырезанных деталей и заканчивая тщательно прорисованными двигателями, причудливыми радиаторами, корпусами и прочим, и прочим. Каждый такой творческий порыв, без какой бы то ни было цели, без всякого плана, выливался в какое-то многочасовое безудержное уединенное погружение. А потом каждый такой творческий порыв – резко заканчивался, не доведенный до какого-то внятного итога. А далее – навсегда исчезал со своими созданными "декорациям", "игрушками". Исчезал в папках с названием "Потом" или "Идеи" – места, где снова и снова оседали какие-нибудь сумбурные коллажи, погребались 3D-модели агрегатов с непонятным назначением, хоронились незавершенные наброски техногенных комиксов да зарисовки платформер-игр с машинками-героями. Отроческое, подростковое, юношеское творчество ради самого творчества.

Убедившись, что износостойкости парковочных колёс J11 хватит для того, чтобы докатить на них до своих, Джей твёрдо решил возвращаться, не заявляя о поломке. Он опустил защитно-навигационное стекло шлема, перешёл в старый добрый режим глазного управления и указал на "Продолжить", мерный голос произнёс: "Глава 12".

Роман "Над пропастью во ржи", уже давно, глава за главою, набегами, протекал у Джея вскользь, для галочки. Ничего не трогало его в этом произведении Джерома Сэлинджера, но ничто и не отталкивало.

Небесное светило нежно грело спину. Ноздри наполняло ароматом разнотравья, которое на максимальной (парковочной) скорости 20 км/ч делалось каким-то идеально перемешанным и приятно выраженным. Что-то было здесь от Кипрея, но его цветов нигде не было видно. Что-то было от медуницы и мяты, но и их тут не наблюдалось. Всё это скреплялось плакучей прохладцей ив, уже виденных Джеем, а от воды доносился лишь железный запах песка и ни малейшего запаха рыбы.

Передвижение на карликовых парковочных колёсах, предназначенных лишь для того, чтобы транспортировать Ф-атом на короткие расстояния, например, от места посадки до бокса или до ремонтной мастерской и тому подобное, – могло бы породить мысль об амбивалентности сложившейся картины. Так, человек на лоне как будто совсем нетронутой природы медленно тащится на какой-то непонятной конструкции, вместо того, чтобы быть частью этой природы, передвигаться по земле совсем без всяких приспособлений.

Но, сейчас, почему-то, Джей, влачась, чувствовал себя гармоничным звеном этого места. Он, привыкший к полётам и перелетам, теперь соприкасался с землей. Нежно-зеленая трава своей плотной массой приятно гладила его голени. Редкие кустики временами щекотали обнажённую часть ноги на стыке фатомных ботинок и штанов. То и дело выскакивающие из шелестящей растительности потревоженные насекомые, наподобие не то цикад, не то кузнечиков, – ударялись о плечи, отскакивали от лощёной поверхности косухи, расправляя свои крылышки, и невредимые приземлялись вдали.

Мерный голос, наполнявший фатомный шлем Джея произнёс:

"Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак".

Джей на секунду зажмурил левый глаз, чтобы остановить запись и подумал: "Какой прекрасный образ. Ловец детей. Ловец человеков!"

Продолжать слушать он не стал и несколько часов ехал лишь под звуки дороги и лёгкой тихой фоновой музыки.

Уже едва грело, когда время приближалось к вечеру. Но воздух плыл, парил, колебался. И поселение "Папирус", как мираж, давно виднелось сквозь это беспламенное марево.

ГЛАВА II. АНДРОИД В МЯСНОЙ ЛАВКЕ

Отношения между роботом и человеком намного ближе, чем они могут быть между двумя роботами.

В. Стокер

Мясная лавка с незамысловатым названием "Мясо" представляла собой небольшое чистое помещение, в котором, судя по всему, был недавно произведен капитальный ремонт. В основном здесь трудились Танечка, тучная женщина в рассвете сил, и её напарница Ленок, которая была несколько моложе и атлетического телосложения. Обе отличались неподдельной приветливостью. Приветливость Танечки была какой-то особенной, душегреющей. Наверное, благодаря её миловидному лицу с розовыми щёчками, украшенными ямочками.

Ежедневно, с 10:00 до 14:00, Танечка обслуживала тех, кто заходил в их магазинчик. Ленок же преимущественно занималась мясом для доставки. Нередко весь их четырехчасовой рабочий день протекал таким образом, что они вместе сортировали, фасовали и упаковывали мясную продукцию только лишь для доставки. Танечку и Ленка подменяли редко. Иногда в рабочей зоне их магазинчика бывал низкорослый коренастый Маруф с широченными руками. Всегда молчаливый и погружённый в себя мужчина не задерживался здесь дольше одного часа. Появившись, он начинал быстро перетаскивать увесистые части туш из своей машины в холодильную камеру лавки. Затем, рядом, что-то сортировал внутри морозильного ларя. Далее, как правило, переходил к колоде, на которой резкими и точными ударами топора рубил большие куски мяса. Нарубленное аккуратно размещал на разделочном столе и мигом исчезал.

Мясо из этой лавочки в прямом и переносном смысле – разлеталось. В смысле прямом – выглядело очень наглядно, когда Танечка и Ленок раскладывали контейнеры со свежиной в ячейки дронов, и заказы отправлялись по разным уголкам Москвы и Подмосковья.

Был ясный солнечный летний день, когда в районе 11:30 в лавку "Мясо" зашел робот Игрек с молодым любопытным шпицем на поводке.

– О! Ну вот кто у нас не ленится собственнолично приходить за покупками! – сказала Ленок.

– Да-да! – ответил робот Игрек и подошел к аккуратной витрине с сочной и парной нарезкой.

– А дружка своего забыл с внешней стороны оставить? – спросила Танечка.

– О, да, – замешкавшись, произнес Игрек.

– Ладно, в следующий раз не забывай. Как твои дела? Как проводишь время?

– Я несколько дней как пенсионер. Теперь я не плачу налоги. Но самое главное, что отныне я могу долго ходить по магазинам и выбирать лучшие продукты, чтобы готовить очень полезную еду для Идит Яковлевны.

– И пёсик везде с тобой, – продолжала Танечка, – небось вот кто точно доволен твоим выходом на пенсию?

– А, да, Октант. Он доволен. Соседка недавно завела его. Но в последнее время я прогуливаюсь с пёсиком вместе.

– Понятно. Чего тебе надо купить на сей раз?

– Минутку, – ответил Игрек и стал внимательно рассматривать витрину с мясом.

Игрек был особенный робот. Далеко не шедевр, но со свободным протоколом. Его хозяйка, многоуважаемая Идит Яковлевна Выготская, математик, доктор физико-математических наук, заслуженный профессор МГУ, похлопотала, чтобы за её андроидом закрепился статус свободного. Именно она столь незатейливо нарекла робота. И если про математическую грань этого имени ей, известному математику, не приходилось особо что-то кому-то объяснять-рассказывать, то про другую грань она при случае выражалась развернуто. Тогда, как правило, интересующиеся именем робота слышали такую речь: "Имя Игрек – это не только очевидная математическая задумка, но и педагогическая. Игра-Игрек! Игр-Игр! Слышите созвучие?! Игра! Да, игра! Игра – это очень важно для развития. И этот андроид любит играть. Открою вам секрет: Игрек вырос на играх, он такой во многом благодаря им".

О влиянии тех или иных игр на свободный протокол ходили споры. Но, по мнению ряда учёных, вхожих в семью Выготских, именно разработанные Выготскими игры – внесли неоспоримый вклад в формирование свободного протокола андроида Игрека. Конечно, это не привело к заводскому производству андроидов со свободным протоколом. И расположенные к робототехнике люди по-прежнему мирились с тем, что с выпуском модели рождается лишь запротоколированный робот. Многие не понимали, почему свободного андроида можно только взрастить при определенном многолетнем взаимодействии человека с роботом. Единицы, пытавшиеся нащупать, что это должно быть за взаимодействие, на чём оно должно основываться, как выстраиваться – двигались методом проб и ошибок. А в случае каких-то индивидуальных, скорее случайных, прорывов в этой области – годами проходили различные инстанции и тестировали, тестировали своего робота для закрепления за ним статуса андроида со свободным протоколом. И если такой статус был подтвержден – ни один из экспериментаторов не восклицал "Эврика!", а скромно почёсывал в затылке и думал про себя: "Как же так это всё-таки как-то получилось?"

В пору трудовой активности Идит Яковлевны Игрек постоянно ходил в безупречном костюме-тройке, с галстуком. Но сейчас Идит Яковлевна была уже как почти полвека вдовой на пенсии, вдовой без детей, без внуков. Она давно сменила строгую деловую одежду, которую в своё время так любила, на лёгкую, непринужденную, молодёжную. Вот и Игрек стоял в мясной лавке в потёртых чёрных шортах, местами покрытых белой собачьей шерстью, да в худи фиолетового цвета с тусклой серой инкрустацией. Инкрустация эта представляла собой декорированные фрагменты сибирских наскальных рисунков.

Тонкие металлические ноги Игрека, наподобие протезов в красных кроссовках, как китайские палочки из упаковки, выходили из шорт. Твёрдопластиковая, частично покрытая серо-розовыми силиконистыми фибрами голова с ограниченным набором мимических кодов, – придавала Игреку некую кукловидность, что не лишало его какого-то шарма, но шарма всё ж таки какого-то живого. В целом же, сейчас, андроид выглядел, словно безобидный старичок-терминатор в молодежной одежде. Это, бесспорно, располагало к нему. Но у такой "старости" была причина, которая коренилась в несколько криво сформировавшихся механизмах подражания Игрека. Так, робот основательно копировал не только стилистику в одеянии, но и биомеханику движения и ходьбы своей хозяйки. И если в пору зрелости Идит Яковлевны Игрек оперативно выполнял всевозможные задачи, то теперь он, естественно, двигался, по-старчески. И хотя, в отличие от слёгшей хозяйки, он не был прикован к постели, – временами казалось, что и он вот-вот сляжет.

Покупка в мясной лавочке затягивалось. Шпиц Октант уже намотал несколько витков поводка вкруг ног робота, а андроид всё никак не озвучивал, что ему требуется приобрести. Конечно, своей операционной системой он уже давно произвел всё нужное: оценил, что имеется в наличии, подготовил речь для заказа, но молчал. Его правая рука, неуверенно и медленно, погружалась то в один, то в другой карман его одежды в поисках чего-то. Он, как это было с ним с давних пор, и к чему Танечка и Ленок привыкли, искал бумажку со списком хозяйки. Дело в том, что Идит Яковлевна, постарев, стала подзабывать о невероятных возможностях памяти Игрека, и приноровила его к, безусловно, ненужным спискам продуктов, которые она каждый раз составляла заранее и клала на небольшую полочку с иконками, на краешек края. Перед каждым походом за покупками Игрек осторожно дотрагивался до этого краешка, и список, с которыми он вынужден был послушно сверяться, оказывался в его подвижных пальцах.

Наконец Игрек вынул записку из шорт с множеством карманов, посмотрел на нее и произнес: суповой набор на одну трёхлитровую кастрюлю, говяжью печень и свиной фарш по одному килограмму, два полукилограммовых кормовых шпиц-набора из обрезков.

Собрав заказ Игрека, Танечка и Ленок, простодушно посмеиваясь, размотали поводок шпица с ног андроида, сказали ему что-то напутственное, очень шутливое, и помогли выйти из мясной лавки. Робот отправился домой, сократив поводок Октанта настолько, чтобы тот семенил рядом. По дороге Игрек несколько раз останавливался, осматривался по сторонам, подсчитывал множество пролетающих над головой торговых дронов, делал какие-то одному ему известные выводы. Прежде чем зайти домой, – он вернул соседке шпица, вручил приобретенные для него мясные обрезки и согласовал время следующего выгуливания Октанта.

Переступив порог уже своей квартиры, андроид не спеша переобулся в тапки и, шаркая, направился к холодильнику положить суповой набор и прочее.

Поприветствовав Идит Яковлевну, он заговорил про погоду, затем про шпица, но она ничего не произносила в ответ. Подойдя, он обнаружил её бездыханной.

Позже эксперты определили причину смерти от остановки сердца; кто-то из них очень верно, как показалось Игреку, выразился: "Просто весь её организм отработал своё". Старушка скончалась в возрасте 113 лет.

Завещание Выготской было коротким. Своё тело она завещала земле, рядом с покойным мужем. Робота Игрека и все своё имущество она завещала Миссии №3 "Экзопланета Гигулатикус".

Спустя пару каких-то месяцев, Игрек в последний раз выгуливал шпица, прощался с Танечкой и Ленком, покупая пёсику привычный кормовой набор. Старушка-соседка тепло провожала андроида, переживая, что Октант очень привык к нему, будет тосковать и, возможно, скулить.

Вечером того же дня робот уже был в Южной Сибири. Утром же следующего дня целый экипаж (десять человек и Игрек) отправился на посадку в ракету "ЭЗЛ8-М3" для отбытия на Луну. На этом естественном спутнике Земли экипажу предстояло пробыть несколько недель, дожидаясь прилёта девятой и итоговой "ЭЗЛ9-М3" с идентичным количественным составом: десять человек и один робот. А далее всей собранной на Луне команде, 90 человек и 9 роботов со свободным протоколом, предстояло отправиться на экзопланету Гигулатикус. Космический корабль "Петагма", произведенный на луне, был полностью готов для этого.

Перед посадкой на "ЭЗЛ8-М3", Игрек не переставал считывать всевозможную информацию. Всё ему было интересно. В особенности люди. Он вертел головой, заносил в память все образы, внимая попутно разговорам о перелёте. Его как-то особенно привлекла семья Лазаревых. В первую очередь, Игрек зацепился взглядом за главу семейства, который внешне весь очень походил на покойного профессора Выготского, мужа Идит Яковлевны.

А несколько позже лицо доктора Лазаревой показалось роботу выразительным настолько, что он внимательно рассмотрел все черты своей попутчицы посредством внутренней опции "калька". При фиксации на чьём-либо лице – опция позволяла роботу мгновенно, потоком, визуализировать для себя (в своей голове) множество фотоматериалов с этим лицом, фотографий из различных уголков виртуального пространства. Примечательно, что на этот раз "калька" ошибочно занесла в голову Игрека один живописный портрет. Древний "Портрет молодой женщины, 1915 г." принадлежал кисти З.Е. Серебряковой. Изображенная на нём особа, действительно, так походила на доктора Лазареву.

Сынишка же Лазаревых и вовсе пленил робота. Десятилетний Ванюшка, единственный ребёнок в семье, в своей ультрасовременной одежде и со стрижкой "горшок" выглядел, как какая-то живая ретрофутуристическая картинка. К тому же Ваня не сводил глаз с Игрека, и робот считывал, что мальчонка расположен к нему.

Был полдень, когда в "ЭЗЛ8-М3" зазвучал обратный отсчет. Спустя секунды ракета молниеносно рассекла слои атмосферы и устремилась в открытый космос, на лунную базу "Клумба".