Читать онлайн Зло под солнцем / Evil Under the Sun бесплатно

Agatha Christie

EVIL UNDER THE SUN

AGATHA CHRISTIE and POIROT are registered trademarks of Agatha Christie Limited in the UK and elsewhere.

Chapter 1

When Captain Roger Angmering built himself a house in the year 1782 on the island off Leathercombe Bay, it was thought the height of eccentricity on his part. A man of good family such as he was should have had a decorous mansion set in wide meadows with, perhaps, a running stream and good pasture.

But Captain Roger Angmering had only one great love, the sea. So he built his house a sturdy house too, as it needed to be, on the little windswept gull-haunted promontory cut off from land at each high tide.

He did not marry, the sea was his first and last spouse, and at his death the house and island went to a distant cousin. That cousin and his descendants thought little of the bequest. Their own acres dwindled, and their heirs grew steadily poorer.

In 1922 when the great cult of the Seaside for Holidays was finally established and the coast of Devon and Cornwall was no longer thought too hot in the summer, Arthur Angmering found his vast inconvenient late Georgian house unsaleable, but he got a good price for the odd bit of property acquired by the seafaring Captain Roger.

The sturdy house was added to and embellished. A concrete causeway was laid down from the mainland to the island. “Walks” and “Nooks” were cut and devised all round the island. There were two tennis courts, sunterraces leading down to a little bay embellished with rafts and divingboards. The Jolly Roger Hotel, Smugglers’ Island, Leathercombe Bay came triumphantly into being. And from June till September (with a short season at Easter) the Jolly Roger Hotel was usually packed to the attics. It was enlarged and improved in 1934 by the addition of a cocktail bar, a bigger dining-room and some extra bathrooms. The prices went up.

People said:

“Ever been to Leathercombe Bay? Awfully jolly hotel there, on a sort of island. Very comfortable and no trippers or charabancs. Good cooking and all that. You ought to go.”

And people did go.

There was one very important person (in his own estimation at least) staying at the Jolly Roger. Hercule Poirot, resplendent in a white duck suit, with a Panama hat tilted over his eyes, his moustaches magnificently befurled, lay back in an improved type of deck-chair and surveyed the bathing beach. A series of terraces led down to it from the hotel. On the beach itself were floats, lilos, rubber and canvas boats, balls and rubber toys. There were a long springboard and three rafts at varying distances from the shore.

Of the bathers, some were in the sea, some were lying stretched out in the sun, and some were anointing themselves carefully with oil.

On the terrace immediately above, the non-bathers sat and commented on the weather, the scene in front of them, the news in the morning papers and any other subject that appealed to them.

On Poirot’s left a ceaseless flow of conversation poured in gentle monotone from the lips of Mrs Gardener while at the same time her needles clacked as she knitted vigorously. Beyond her, her husband, Odell C. Gardener, lay in a hammock chair, his hat tilted forward over his nose, and occasionally uttered a brief statement when called upon to do so.

On Poirot’s right, Miss Brewster, a tough athletic woman with grizzled hair and a pleasant weatherbeaten face, made gruff comments. The result sounded rather like a sheepdog whose short stentorian barks interrupted the ceaseless yapping of a Pomeranian.

Mrs Gardener was saying: “And so I said to Mr Gardener, why, I said, sightseeing is all very well, and I do like to do a place thoroughly. But, after all, I said, we’ve done England pretty well and all I want now is to get some quiet spot by the seaside and just relax. That’s what I said, wasn’t it, Odell? Just relax. I feel I must relax, I said. That’s so, isn’t it, Odell?”

Mr Gardener, from behind his hat, murmured: “Yes, darling.”

Mrs Gardener pursued the theme. “And so, when I mentioned it to Mr Kelso, at Cook’s (He’s arranged all our itinerary for us and been most helpful in every way. I don’t really know what we’d have done without him!) Well, as I say, when I mentioned it to him, Mr Kelso said that we couldn’t do better than come here. A most picturesque spot, he said, quite out of the world, and at the same time very comfortable and most exclusive in every way. And of course Mr Gardener, he chipped in there and said what about the sanitary arrangements? Because, if you’ll believe me, Mr Poirot, a sister of Mr Gardener’s went to stay at a guesthouse once, very exclusive they said it was, and in the heart of the moors, but would you believe me, nothing but an earth closet! So naturally that made Mr Gardener suspicious of those out-of-the-world places, didn’t it, Odell?”

“Why, yes, darling,” said Mr Gardener.

“But Mr Kelso reassured us at once. The sanitation, he said, was absolutely the latest word, and the cooking was excellent. And I’m sure that’s so. And what I like about it is, it’s intime if you know what I mean. Being a small place we all talk to each other and everybody knows everybody. If there is a fault about the British it is that they’re inclined to be a bit stand-offish until they’ve known you a couple of years. After that nobody could be nicer. Mr Kelso said that interesting people came here and I see he was right. There’s you, Mr Poirot and Miss Darnley. Oh! I was just tickled to death when I found out who you were, wasn’t I, Odell?”

“You were, darling.”

“Ha!” said Miss Brewster, breaking in explosively. “What a thrill, eh, M. Poirot?”

Hercule Poirot raised his hands in deprecation. But it was no more than a polite gesture. Mrs Gardener flowed smoothly on.

“You see, M. Poirot, I’d heard a lot about you from Cornelia Robson. Mr Gardener and I were at Badenhof in May. And of course Cornelia told us all about that business in Egypt when Linnet Ridgeway was killed. She said you were wonderful and I’ve always been simply crazy to meet you, haven’t I, Odell?”

“Yes, darling.”

“And then Miss Darnley, too. I get a lot of my things at Rose Mond’s and of course she is Rose Mond, isn’t she? I think her clothes are ever so clever. Such a marvellous line. That dress I had on last night was one of hers. She’s just a lovely woman in every way, I think.”

From beyond Miss Brewster, Major Barry who had been sitting with protuberant eyes glued to the bathers granted out:

“Distinguished-lookin’ gal!”

Mrs Gardener clacked her needles.

“I’ve just got to confess one thing, M. Poirot. It gave me a kind of a turn meeting you here – not that I wasn’t just thrilled to meet you, because I was. Mr Gardener knows that. But it just came to me that you might be here well, professionally. You know what I mean? Well, I’m just terribly sensitive, as Mr Gardener will tell you, and I just couldn’t bear it if I was to be mixed up in crime of any kind. You see – ”

Mr Gardener cleared his throat. He said: “You see, M. Poirot, Mrs Gardener is very sensitive.”

The hands of Hercule Poirot shot into the air.

“But let me assure you, Madame, that I am here simply in the same way that you are here yourselves – to enjoy myself – to spend the holiday. I do not think of crime even.”

Miss Brewster said again giving her short gruff bark: “No bodies on Smugglers’ Island.”

Hercule Poirot said: “Ah! but that, it is not strictly true.” He pointed downward. “Regard them there, lying out in rows. What are they? They are not men and women. There is nothing personal about them. They are just – bodies!”

Major Barry said appreciatively: “Good-looking fillies, some of ‘em. Bit on the thin side, perhaps.”

Poirot cried: “Yes, but what appeal is there? What mystery? I, I am old, of the old school. When I was young, one saw barely the ankle. The glimpse of a foamy petticoat, how alluring! The gentle swelling of the calf – a knee – a beribboned garter – ”

“Naughty, naughty!” said Major Barry hoarsely.

“Much more sensible – the things we wear nowadays,” said Miss Brewster.

“Why, yes, M. Poirot,” said Mrs Gardener. “I do think, you know, that our girls and boys nowadays lead a much more natural healthy life. They just romp about together and they – well, they – ” Mrs Gardener blushed slightly for she had a nice mind – “they think nothing of it, if you know what I mean?”

“I do know,” said Hercule Poirot. “It is deplorable!”

“Deplorable?” squeaked Mrs Gardener.

“To remove all the romance all the mystery! Today everything is standardized!” He waved a hand towards the recumbent figures. “That reminds me very much of the Morgue in Paris.”

“M. Poirot!” Mrs Gardener was scandalized.

“Bodies arranged on slabs like butcher’s meat!”

“But M. Poirot, isn’t that too far-fetched for words?”

Hercule Poirot admitted: “It may be, yes.”

“All the same,” Mrs Gardener knitted with energy, “I’m inclined to agree with you on one point. These girls that lie out like that in the sun will grow hair on their legs and arms. I’ve said so to Irene – that’s my daughter, M. Poirot. Irene, I said to her, if you lie out like that in the sun, you’ll have hair all over you, hair on your arms and hair on your legs and hair on your bosom, and what will you look like then? I said to her. Didn’t I, Odell?”

“Yes, darling,” said Mr Gardener.

Everyone was silent, perhaps making a mental picture of Irene when the worst had happened.

Mrs Gardener rolled up her knitting and said:

“I wonder now – ”

Mr Gardener said: “Yes, darling?” He struggled out of the hammock chair and took Mrs Gardener’s knitting and her book. He asked: “What about joining us for a drink, Miss Brewster?”

“Not just now, thanks.”

The Gardeners went up to the hotel. Miss Brewster said:

“American husbands are wonderful!”

Mrs Gardener’s place was taken by the Reverend Stephen Lane. Mr Lane was a tall vigorous clergyman of fifty odd. His face was tanned and his dark grey flannel trousers were holidayfied and disreputable. He said with enthusiasm:

“Marvellous country! I’ve been from Leathercombe Bay to Harford and back over the cliffs.”

“Warm work walking today,” said Major Barry who never walked.

“Good exercise,” said Miss Brewster. “I haven’t been for my row yet. Nothing like rowing for your stomach muscles.”

The eyes of Hercule Poirot dropped somewhat ruefully to a certain protuberance in his middle. Miss Brewster, noting the glance, said kindly:

“You’d soon get that off, M. Poirot, if you took a rowing-boat out every day.”

“Merci, Mademoiselle. I detest boats!”

“You mean small boats?”

“Boats of all sizes!” He closed his eyes and shuddered. “The movement of the sea, it is not pleasant.”

“Bless the man, the sea is as calm as a mill pond today.”

Poirot replied with conviction: “There is no such thing as a really calm sea. Always, always, there is motion.”

“If you ask me,” said Major Barry, “seasickness is nine-tenths nerves.”

“There,” said the clergyman, smiling a little, “speaks the good sailor – eh, Major?”

“Only been ill once – and that was crossing the channel! Don’t think about it, that’s my motto.”

“Seasickness is really a very odd thing,” mused Miss Brewster. “Why should some people be subject to it and not others? It seems so unfair. And nothing to do with one’s ordinary health. Quite sickly people are good sailors. Someone told me once it was something to do with one’s spine. Then there’s the way some people can’t stand heights. I’m not very good myself, but Mrs Redfern is far worse. The other day, on the cliff path to Harford, she turned quite giddy and simply clung to me. She told me she once got stuck halfway down that outside staircase on Milan Cathedral. She’d gone up without thinking but coming down did for her.”

“She’d better not go down the ladder to Pixy Cove, then,” observed Lane.

Miss Brewster made a face.

“I funk that myself. It’s all right for the young. The Cowan boys and the young Mastermans, they run up and down it and enjoy it.”

Lane said: “Here comes Mrs Redfern now coming up from her bathe.”

Miss Brewster remarked: “M. Poirot ought to approve of her. She’s no sun bather.”

Young Mrs Redfern had taken off her rubber cap and was shaking out her hair. She was an ash blonde and her skin was of that dead fairness that goes with that colouring. Her legs and arms were very white. With a hoarse chuckle, Major Barry said:

“Looks a bit uncooked among the others, doesn’t she?”

Wrapping herself in a long bathrobe Christine Redfern came up the beach and mounted the steps towards them. She had a fair serious face, pretty in a negative way, and small dainty hands and feet. She smiled at them and dropped down beside them, tucking her bath-wrap round her.

Miss Brewster said: “You have earned M. Poirot’s good opinion. He doesn’t like the sun-tanning crowd. Says they’re like joints of butcher’s meat or words to that effect.”

Christine Redfern smiled ruefully.

She said: “I wish I could sunbathe! But I don’t brown. I only blister and get the most frightful freckles all over my arms.”

“Better than getting hair all over them like Mrs Gardener’s Irene,” said Miss Brewster. In answer to Christine’s inquiring glance she went on: “Mrs Gardener’s been in grand form this morning. Absolutely non stop. ‘Isn’t that so, Odell?’ ‘Yes, darling.’” She paused and then said: “I wish, though, M. Poirot, that you’d played up to her a bit. Why didn’t you tell her that you were down here investigating a particularly gruesome murder, and that the murderer, an homicidal maniac, was certainly to be found among the guests of the hotel?”

Hercule Poirot sighed. He said: “I very much fear she would have believed me.”

Major Barry gave a wheezy chuckle.

He said: “She certainly would.”

Emily Brewster said: “No, I don’t believe even Mrs Gardener would have believed in a crime staged here. This isn’t the sort of place you’d get a body!”

Hercule Poirot stirred a little in his chair.

He protested. He said: “But why not, Mademoiselle? Why should there not be what you call a ‘body’ here on Smugglers’ Island?”

Emily Brewster said: “I don’t know. I suppose some places are more unlikely than others. This isn’t the kind of spot – ”

She broke off, finding it difficult to explain her meaning.

“It is romantic, yes,” agreed Hercule Poirot. “It is peaceful. The sun shines. The sea is blue. But you forget, Miss Brewster, there is evil everywhere under the sun.”

The clergyman stirred in his chair. He leaned forward. His intensely blue eyes lighted up.

Miss Brewster shrugged her shoulders.

“Oh! of course I realize that, but all the same – ”

“But all the same this still seems to you an unlikely setting for crime? You forget one thing, Mademoiselle.”

“Human nature, I suppose?”

“That, yes. That, always. But that was not what I was going to say. I was going to point out to you that here every one is on holiday.”

Emily Brewster turned a puzzled face to him. “I don’t understand.”

Hercule Poirot beamed kindly at her. He made dabs in the air with an emphatic forefinger.

“Let us say, you have an enemy. If you seek him out in his flat, in his office, in the street – eh bien, you must have a reason – you must account for yourself. But here at the seaside it is necessary for no one to account for himself. You are at Leathercombe Bay, why? Parbleu! it is August – one goes to the seaside in August – one is on one’s holiday. It is quite natural, you see, for you to be here and for Mr Lane to be here and for Major Barry to be here and for Mrs Redfern and her husband to be here. Because it is the custom in England to go to the seaside in August.”

“Well,” admitted Miss Brewster, “that’s certainly a very ingenious idea. But what about the Gardeners? They’re American.”

Poirot smiled. “Even Mrs Gardener, as she told us, feels the need to relax. Also, since she is ‘doing’ England, she must certainly spend a fortnight at the seaside – as a good tourist, if nothing else. She enjoys watching people.”

Mrs Redfern murmured: “You like watching the people too, I think?”

“Madame, I will confess it. I do.”

She said thoughtfully: “You see – a good deal.”

There was a pause. Stephen Lane cleared his throat and said with a trace of self-consciousness:

“I was interested, M. Poirot, in something you said just now. You said that there was evil done everywhere under the sun. It was almost a quotation from Ecclesiastes.” He paused and then quoted himself. “Yea, also the heart of the sons of men is full of evil, and madness is in their heart while they live.” His face lit up with an almost fanatical light. “I was glad to hear you say that. Nowadays, no one believes in evil. It is considered, at most, a mere negation of good. Evil, people say, is done by those who know no better – who are undeveloped – who are to be pitied rather than blamed. But, M. Poirot, evil is real! It is a fact! I believe in Evil as I believe in Good. It exists! It is powerful! It walks the earth!”

He stopped. His breath was coming fast. He wiped his forehead with a handkerchief and looked suddenly apologetic.

“I’m sorry. I got carried away.”

Poirot said calmly: “I understand your meaning. Up to a point I agree with you. Evil does walk the earth and can be recognized as such.”

Major Barry cleared his throat. “Talking of that sort of thing, some of these fakir fellers in India – ”

Major Barry had been long enough at the Jolly Roger for everyone to be on their guard against his fatal tendency to embark on long India stories. Both Miss Brewster and Mrs Redfern burst into speech.

“That’s your husband swimming in now, isn’t it, Mrs Redfern? How magnificent his crawl stroke is. He’s an awfully good swimmer.”

At the same moment Mrs Redfern said:

“Oh, look! What a lovely little boat that is out there with the red sails. It’s Mr Blatt’s, isn’t it?”

The sailing boat with the red sails was just crossing the end of the bay.

Major Barry grunted: “Fanciful idea, red sails,” but the menace of the story about the fakir was avoided.

Hercule Poirot looked with appreciation at the young man who had just swum to shore. Patrick Redfern was a good specimen of humanity. Lean, bronzed, with broad shoulders and narrow thighs, there was about him a kind of infectious enjoyment and gaiety – a native simplicity that endeared him to all women and most men. He stood there shaking the water from him and raising a hand in gay salutation to his wife. She waved back, calling out:

“Come up here, Pat.”

“I’m coming.”

He went a little way along the beach to retrieve the towel he had left there. It was then that a woman came down past them from the hotel to the beach. Her arrival had all the importance of a stage entrance. Moreover, she walked as though she knew it. There was no self-consciousness apparent. It would seem that she was too used to the invariable effect her presence produced. She was tall and slender. She wore a simple backless white bathing dress and every inch of her exposed body was tanned a beautiful even shade of bronze. She was as perfect as a statue. Her hair was a rich flaming auburn curling richly and intimately into her neck. Her face had that slight hardness which is seen when thirty years have come and gone, but the whole effect of her was one of youth – of superb and triumphant vitality. There was a Chinese immobility about her face, and an upward slant of the dark blue eyes. On her head she wore a fantastic Chinese hat of jade-green cardboard.

There was that about her which made very other woman on the beach seem faded and insignificant. And with equal inevitability, the eye of every male present was drawn and rivetted on her.

The eyes of Hercule Poirot opened, his moustache quivered appreciatively. Major Barry sat up and his protuberant eyes bulged even further with excitement; on Poirot’s left the Reverend Stephen Lane drew in his breath with a little hiss and his figure stiffened. Major Barry said in a hoarse whisper:

“Arlena Stuart (that’s who she was before she married Marshall) – I saw her in Come and Go before she left the stage. Something worth looking at, eh?”

Christine Redfern said slowly and her voice was cold: “She’s handsome – yes. I think – she looks rather a beast!”

Emily Brewster said abruptly: “You talked about evil just now, M. Poirot. Now to my mind that woman’s a personification of evil! She’s a bad lot through and through. I happen to know a good deal about her.”

Major Barry said reminiscently: “I remember a gal out in Simla. She had red hair too. Wife of a subaltern. Did she set the place by the ears? I’ll say she did! Men went mad about her! All the women, of course, would have liked to gouge her eyes out! She upset the apple cart in more homes than one.” He chuckled reminiscently. “Husband was a nice quiet fellow. Worshipped the ground she walked on. Never saw a thing – or made out he didn’t.”

Stephen Lane said in a low voice full of intense feeling: “Such women are a menace – a menace to – ” He stopped.

Arlena Stuart had come to the water’s edge. Two young men, little more than boys, had sprung up and come eagerly toward her. She stood smiling at them. Her eyes slid past them to where Patrick Redfern was coming along the beach. It was, Hercule Poirot thought, like watching the needle of a compass. Patrick Redfern was deflected, his feet changed their direction. The needle, do what it will, must obey the law of magnetism and turn to the North. Patrick Redfern’s feet brought him to Arlena Stuart.

She stood smiling at him. Then she moved slowly along the beach by the side of the waves. Patrick Redfern went with her. She stretched herself out by a rock. Redfern dropped to the shingle beside her. Abruptly, Christine Redfern got up and went into the hotel.

There was an uncomfortable little silence after she had left.

Then Emily Brewster said: “It’s rather too bad. She’s a nice little thing. They’ve only been married a year or two.”

“Gal I was speaking of,” said Major Barry, “the one in Simla. She upset a couple of really happy marriages. Seemed a pity, what?”

“There’s a type of woman,” said Miss Brewster, “who likes smashing up homes.” She added after a minute or two, “Patrick Redfern’s a fool!”

Hercule Poirot said nothing. He was gazing down the beach, but he was not looking at Patrick Redfern and Arlena Stuart. Miss Brewster said:

“Well, I’d better go and get hold of my boat.” She left them.

Major Barry turned his boiled gooseberry eyes with mild curiosity on Poirot.

“Well, Poirot,” he said. “What are you thinking about? You’ve not opened your mouth. What do you think of the siren? Pretty hot?”

Poirot said: “C’est possible.”

“Now then, you old dog. I know you Frenchmen!”

Poirot said coldly: “I am not a Frenchman!”

“Well, don’t tell me you haven’t got an eye for a pretty girl! What do you think of her, eh?”

Hercule Poirot said: “She is not young.”

“What does that matter? A woman’s as old as she looks! Her looks are all right.”

Hercule Poirot nodded.

He said: “Yes, she is beautiful. But it is not beauty that counts in the end. It is not beauty that makes every head (except one) turn on the beach to look at her.”

“It’s it, my boy,” said the Major. “That’s what it is – it.” Then he said with sudden curiosity: “What are you looking at so steadily?”

Hercule Poirot replied: “I’m looking at the exception. At the one man who did not look up when she passed.”

Major Barry followed his gaze to where it rested on a man of about forty, fair-haired and sun-tanned.

He had a quiet, pleasant face and was sitting on the beach smoking a pipe and reading the Times.

“Oh, that!” said Major Barry. “That’s the husband, my boy. That’s Marshall.”

Hercule Poirot said: “Yes, I know.”

Major Barry chuckled. He himself was a bachelor. He was accustomed to think of The Husband in three lights only – as “the Obstacle,” “the Inconvenience” or “the Safeguard.”

He said: “Seems a nice fellow. Quiet. Wonder if my Times has come?” He got up and went up towards the hotel.

Poirot’s glance shifted slowly to the face of Stephen Lane. Stephen Lane was watching Arlena Marshall and Patrick Redfern. He turned suddenly to Poirot. There was a stern fanatical light in his eyes.

He said: “That woman is evil through and through. Do you doubt it?”

Poirot said slowly: “It is difficult to be sure.”

Stephen Lane said: “But, man alive, don’t you feel it in the air? All round you? The presence of Evil.”

Slowly, Hercule Poirot nodded his head.

Глава 1

Когда в 1782 году капитан Роджер Энгмеринг построил себе дом на островке в Лезеркомбском заливе, его решение явилось верхом эксцентричности. Человеку из добропорядочного семейства полагалось иметь красивый особняк, окруженный просторной лужайкой, возможно, недалеко от живописного ручья и пастбища.

Однако у капитана Роджера Энгмеринга была в жизни только одна любовь: море. Поэтому он построил свой дом – прочный, добротный, как и подобало, – на крохотной, продуваемой всеми ветрами косе, населенной одними чайками, во время прилива превращавшейся в островок.

Старый морской волк так и не женился – море осталось его первой и последней избранницей, – и после его смерти дом и островок отошли к какому-то дальнему родственнику. Этому родственнику и его потомкам до нежданного наследства не было никакого дела. Их собственные владения непрерывно сокращались, и они с каждым поколением становились все беднее.

Но вот в 1922 году наконец появилась мода на отдых на взморье, и климат побережья Девона и Корнуолла перестал считаться слишком жарким. Артур Энгмеринг обнаружил, что его огромный неудобный особняк георгианской эпохи никому не нужен, зато совершенно неожиданно он смог получить кругленькую сумму за недвижимость, давным-давно приобретенную его далеким предком капитаном Роджером.

Добротный дом был заново отделан, к нему добавились пристройки. От большой земли к острову протянулась бетонная дамба. По всему острову были проложены «дорожки» и устроены «живописные уголки». Появились два теннисных корта, солярии, спускающиеся террасами к маленькой бухте, облагороженной мостками для купания. В результате возник прекрасный пансионат «Веселый Роджер», расположенный на острове Контрабандистов в Лезеркомбском заливе. С июня по сентябрь (плюс короткий промежуток времени на Пасху) «Веселый Роджер» был, как правило, заполнен отдыхающими до самого чердака. В 1934 году пансионат был расширен и переделан, появились коктейль-бар, более просторный обеденный зал и дополнительные номера. Цены взлетели.

Люди говорили:

– Вам доводилось бывать в Лезеркомбском заливе? Там просто чудный пансионат на острове. Очень уютно, и никаких туристов, автобусных экскурсий… Отличные кухня и обслуживание. Вам непременно нужно побывать там.

И люди отправлялись в «Веселый Роджер».

В пансионате отдыхал один очень важный – по крайней мере в своих собственных глазах – гость: Эркюль Пуаро. В элегантном парусиновом костюме и соломенной шляпе, надвинутой на глаза, с безукоризненно ухоженными усиками, он полулежал в удобном шезлонге и обозревал пляж. К морю от пансионата спускался террасами солярий. Берег был усеян надувными матрасами, кругами, лодками, байдарками, мячами и резиновыми игрушками. От плавательных мостиков в воду отходил длинный трамплин. В заливе покачивались три плота.

Одни отдыхающие плескались в море, другие жарились на солнце, третьи старательно натирались маслом для загара.

На самой верхней террасе солярия находились те, кто не купался. Они обсуждали погоду, открывающееся перед ними зрелище, новости из утренних газет и прочие темы, вызывающие у них интерес.

Слева от Пуаро журчал нескончаемый поток слов, изливающийся из уст миссис Гарднер под аккомпанемент постукивания спиц для вязания. У нее за спиной лежал в шезлонге ее муж Оделл К. Гарднер с надвинутой на нос шляпой, время от времени изрекающий краткое замечание, но только когда к нему обращались.

Сидящая справа от Пуаро мисс Брюстер, крепкая женщина атлетического телосложения с седеющими волосами и приятным загорелым лицом, временами недовольно ворчала. В результате создавалось впечатление, будто здоровенная овчарка своим отрывистым зычным лаем прерывала бесконечное тявканье шпица.

– Вот я и сказала мистеру Гарднеру, – говорила миссис Гарднер, – ну да, сказала я ему, осматривать достопримечательности, конечно, здорово. Но, в конце концов, сказала я, Англию мы изъездили вдоль и поперек, и теперь я хочу отправиться в какое-нибудь тихое местечко у моря и просто отдохнуть. Вот что я ему сказала, ведь так, Оделл? Просто отдохнуть. Я чувствую, мне нужно отдохнуть, сказала я. Правда, Оделл?

– Да, дорогая, – пробормотал из-под шляпы мистер Гарднер.

– И вот, – продолжала развивать свою тему миссис Гарднер, – когда я сказала об этом мистеру Келсоу из агентства путешествий Кука – это он для нас все устроил; он был ну очень любезен, я даже не знаю, что бы мы делали без него! – так вот, когда я сказала об этом мистеру Келсоу, он ответил, что лучше места, чем здесь, мы нигде не найдем. Очень живописное место, сказал он, отрезанное от всего мира, и в то же время комфорт на высшем уровне. И тут, разумеется, мистер Гарднер, – он вмешался и спросил: а как обстоит дело с санитарными условиями? Видите ли, месье Пуаро, вы не поверите, но сестра мистера Гарднера однажды остановилась в одной небольшой гостинице, ее также рекомендовали как уединенную, посреди болот, но можете ли вы поверить, туалет там был на улице! Поэтому, естественно, мистер Гарднер подозрительно относится ко всем подобным «уединенным» местам, ведь так, Оделл?

– Ну да, конечно, дорогая, – подтвердил мистер Гарднер.

– Но мистер Келсоу сразу же нас успокоил. Вся сантехника, сказал он, по самому последнему слову, и кухня восхитительная. И я полностью с ним согласна. И что мне еще нравится, так это интимность, если вы понимаете, что я имею в виду. Место очень маленькое, мы общаемся только друг с другом, и все знают всех. Если в англичанах и есть недостаток, так это то, что они склонны вести себя чересчур чопорно с теми, с кем не знакомы по крайней мере пару лет. Потом-то милее людей не найдешь! Мистер Келсоу сказал, что сюда приезжают интересные люди, и я вижу, что он прав. Взять, к примеру, вас, месье Пуаро, или мисс Дарнли. О! Я просто безумно обрадовалась, когда узнала, кто вы такой, правда, Оделл?

– Именно так, дорогая.

– Ха! – резко вмешалась мисс Брюстер. – Как это замечательно, вы не находите, месье Пуаро?

Тот протестующе вскинул руки, но это был не более чем вежливый жест. Миссис Гарднер продолжала как ни в чем не бывало:

– Видите ли, месье Пуаро, я много слышала о вас от Корнелии Робсон, отдыхавшей в Баденхофе. Мы с мистером Гарднером были в Баденхофе в мае. И, разумеется, Корнелия подробно рассказала нам о тех событиях в Египте, когда была убита Линнет Риджуэй. По ее мнению, вы были просто великолепны, и я прямо-таки смерть как хотела с вами познакомиться, не так ли, Оделл?

– Да, дорогая.

– А тут еще и мисс Дарнли… У меня много вещей от «Роз монд», а она, оказывается, и есть «Роз монд», ведь так? По-моему, вся ее одежда так продумана. Такая чудесная линия! То платье, которое было на мне вчера вечером, – это ее работа. По-моему, она просто очаровательная женщина во всех отношениях.

Позади мисс Брюстер послышалось ворчание майора Барри, не отрывавшего своих выпученных глаз от купающихся.

– Весьма впечатляющая девочка!

Миссис Гарднер застучала спицами.

– Месье Пуаро, я должна кое в чем вам сознаться. Встретив вас здесь, я испытала самый настоящий шок – только не подумайте, будто я не была в восторге от знакомства с вами, потому что я на седьмом небе от счастья. Мистер Гарднер это подтвердит. Но просто я подумала, что вас сюда привел… ну, профессиональный интерес. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать? На самом деле я ужасно впечатлительная, как вам подтвердит мистер Гарднер, и просто не пережила бы, если б оказалась причастна к какому-либо преступлению. Видите ли…

– Видите ли, месье Пуаро, – кашлянув, сказал мистер Гарднер, – миссис Гарднер очень впечатлительная.

Руки Эркюля Пуаро взметнулись в воздух.

– Но позвольте заверить вас в том, мадам, что я здесь с той же целью, что и вы, – я провожу отпуск, наслаждаюсь жизнью. Я даже не думаю о преступлениях!

– Никаких тел на острове Контрабандистов! – снова отрывисто пролаяла мисс Брюстер.

– О, но это не совсем так, – возразил Пуаро, указывая вниз. – Взгляните вон туда, на ряды загорающих. Что они собой представляют? Это не мужчины и женщины. Это просто тела.

– Среди них есть весьма привлекательные лапочки, – тоном знатока произнес майор Барри. – Вот только, пожалуй, чересчур худые.

– Да, но какое в них притяжение? – воскликнул Пуаро. – Какая тайна? Я человек пожилой, старой закалки. Когда я был молодым, можно было с трудом увидеть щиколотку. Мельком взглянуть на кружевную нижнюю юбку – какой соблазн! Плавный изгиб икры… колено… подвязки с лентами…

– Распущенность! – довольно резко промолвил майор Барри. – Распущенность!

– Гораздо практичнее то, что мы носим сейчас, – заметила мисс Брюстер.

– Ну да, месье Пуаро, – сказала миссис Гарднер. – Знаете, я действительно считаю, что в настоящее время наши девушки и юноши ведут более естественный, здоровый образ жизни. Они просто веселятся вместе и… ну, они… – Она слегка покраснела, поскольку у нее была чистая душа. – Они совсем не думают об этом, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Я вас понимаю, – сказал Эркюль Пуаро. – Это прискорбно!

– Прискорбно? – пискнула миссис Гарднер.

– Исключить всю романтику – всю тайну! Сегодня все стандартизовано! – Маленький бельгиец указал на распростертые ниже фигуры. – Это очень напоминает мне парижский морг.

– Месье Пуаро! – негодующе воскликнула миссис Гарднер.

– Тела – разложенные на досках – совсем как туши в мясной лавке!

– Месье Пуаро, вам это сравнение не кажется слишком натянутым?

– Да, возможно, – согласился тот.

– И все же, – снова заговорила миссис Гарднер, усиленно работая спицами, – я склонна согласиться с вами в одном. У этих девушек, лежащих вот так на солнце, вырастут волосы на ногах и руках. Я так и сказала Ирен – это моя дочь, месье Пуаро. «Ирен, – сказала я ей, – если ты будешь вот так лежать на солнце, у тебя повсюду вырастут волосы – волосы на руках, волосы на ногах, волосы на животе, и как ты тогда будешь выглядеть?» Я так ей и сказала, правда, Оделл?

– Да, дорогая, – подтвердил мистер Гарднер.

Все молчали, вероятно, мысленно представляя себе бедную Ирен, с которой может случиться такое несчастье.

Миссис Гарднер свернула свое вязание.

– Как насчет того…

– Да, дорогая? – сказал мистер Гарднер и, с трудом поднявшись с шезлонга, забрал у миссис Гарднер вязание и книгу. – Мисс Брюстер, не желаете что-нибудь выпить вместе с нами?

– Нет, не сейчас, благодарю вас.

Чета Гарднер направилась в пансионат.

– Американские мужья просто восхитительны! – сказала мисс Брюстер.

Место миссис Гарднер занял преподобный Стивен Лейн. Высокому энергичному священнику было лет пятьдесят с небольшим. Его загорелое лицо и темно-серые свободные фланелевые брюки нисколько не соответствовали его сану.

– Замечательное место! – воодушевленно произнес он. – Я сходил из Лезеркомб-Бэй в Харфорд и обратно по скалам.

– Сегодня для пеших прогулок чересчур жарко, – заметил майор Барри, никогда не ходивший гулять.

– Отличное упражнение, – сказала мисс Брюстер. – Я сегодня еще не занималась греблей. Ничто не сравнится с греблей для мышц живота.

Эркюль Пуаро печально посмотрел на заметную выпуклость у себя на талии. Перехватив его взгляд, мисс Брюстер благожелательно сказала:

– Вы быстро от этого избавитесь, месье Пуаро, если начнете каждый день грести веслами.

– Merci, Mademoiselle. Я ненавижу лодки!

– Вы имеете в виду маленькие лодки?

– Лодки, суда, корабли всех размеров! – Закрыв глаза, Пуаро поежился. – Движение моря, оно неприятное.

– Помилуй бог, сегодня море спокойное, словно заводь.

– Такой вещи, как абсолютно спокойное море, не бывает, – убежденно заявил маленький бельгиец. – Всегда, всегда есть какое-то движение!

– Если хотите знать мое мнение, – вмешался майор Барри, – морская болезнь – это на девять десятых нервы.

– Вот слова настоящего моряка, – усмехнулся священник. – Да, майор?

– Морская болезнь мучила меня всего один раз – и это было во время переправы через Ла-Манш. Не надо об этом думать – вот мой девиз.

– На самом деле морская болезнь – это очень странная штука, – задумчиво промолвила мисс Брюстер. – Почему одни люди ей подвержены, а другие – нет? По-моему, это так несправедливо… Причем морская болезнь никак не связана с состоянием здоровья. Весьма болезненные люди хорошо переносят качку. Кто-то мне говорил, что это как-то связано со спиной. Опять же, некоторые боятся высоты. Я сама не могу этим похвастаться, но у миссис Редферн дело обстоит гораздо хуже. На днях на тропе, ведущей по скалам в Харфорд, у нее вдруг закружилась голова, и она прямо-таки вцепилась в меня. Она рассказала мне, что однажды застряла на полдороге, спускаясь по наружной лестнице с миланского кафедрального собора. Наверх она поднялась, ни о чем не думая, а вот спуск ее доконал.

– В таком случае ей лучше не спускаться по ступеням в бухту Эльфов, – заметил Лейн.

Мисс Брюстер скорчила гримасу.

– Мне самой там жутко страшно. А вот молодежи хоть бы хны. Мальчишки Коуэны и молодые Мастерманы, так те с восторгом носятся сломя голову вверх и вниз.

– Сюда идет миссис Редферн, – сказал Лейн. – Возвращается после купания.

– Месье Пуаро, вам следует ею восхищаться, – заметила мисс Брюстер. – Она не любит загорать.

Сняв резиновую шапочку, молодая миссис Редферн тряхнула волосами. Пепельная блондинка, она обладала удивительно белой кожей.

– На фоне остальных она выглядит какой-то недожаренной, вы не находите? – усмехнулся майор Барри.

Закутавшись в длинный халат, Кристина Редферн поднялась по ступеням вверх. У нее было открытое серьезное лицо, по-своему привлекательное, и маленькие изящные руки и ноги. Улыбнувшись, она подсела к отдыхающим, кутаясь в халат.

– Вы заслужили одобрение месье Пуаро, – сказала мисс Брюстер. – Он не любит тех, кто жарится на солнце. Говорит, что они похожи на мясные туши – или что-то в таком духе.

Кристина Редферн печально улыбнулась.

– Мне очень хотелось бы загорать! – сказала она. – Но моя кожа не темнеет. Она только начинает шелушиться, а руки покрываются ужасными веснушками.

– Уж лучше так, чем если б они покрылись волосами, как у Ирен, дочери миссис Гарднер, – заметила мисс Брюстер. Отвечая на вопросительный взгляд Кристины, она продолжала: – Сегодня утром миссис Гарднер была в великолепной форме. Не умолкала ни на минуту. «Не так ли, Оделл?» «Да, дорогая»… – Помолчав, она сказала: – И все же я жалею, месье Пуаро, что вы ее не разыграли. А надо было бы. Ну почему вы не сказали ей, что ведете здесь расследование одного страшного убийства и убийца, кровожадный маньяк, находится среди отдыхающих?

– Я очень боюсь, что она поверила бы мне, – вздохнул детектив.

Майор Барри хрипло усмехнулся.

– Непременно поверила бы.

– Нет, не думаю, что даже миссис Гарднер поверила бы в то, что здесь готовится преступление, – сказала мисс Брюстер. – Это не то место, где может произойти убийство!

Пуаро заерзал в кресле.

– Но почему же, мадемуазель? – возразил он. – Почему здесь, на острове Контрабандистов, не может произойти убийство?

– Не знаю, – ответила Эмили Брюстер. – Наверное, одни места подходят для этого меньше других. Здесь не та обстановка…

Она умолкла, не в силах подобрать подходящие слова.

– Да, здесь романтично, – согласился Пуаро. – Полная умиротворенность. Светит солнце. Море голубое. Но вы забываете, мисс Брюстер, что повсюду под солнцем обитает зло.

Встрепенувшись, священник подался вперед. Его ярко-голубые глаза вспыхнули.

Мисс Брюстер пожала плечами:

– О, разумеется, я это понимаю, но все же…

– Но все же это место по-прежнему кажется вам не подходящим для преступления? Вы забываете одну вещь, мадемуазель.

– Я так понимаю, человеческую природу?

– И это тоже. Она присутствует всегда. Но я хотел сказать другое. Я собирался напомнить вам, что здесь все на отдыхе.

– Не понимаю, – недоуменно посмотрела на него Эмили Брюстер.

Вежливо улыбнувшись, Пуаро выразительно поднял указательный палец.

– Предположим, у вас есть враг. Если вы станете искать его у него в квартире, у него на работе, на улице – eh bien, вам будет нужна причина, вы должны будете объяснить свое присутствие. Но здесь, на взморье, никому не нужно объяснять свое присутствие. Зачем вы приехали в Лезеркомбский залив? Parbleu! На дворе август – а в августе все отправляются на море, все отдыхают. Понимаете, для вас, и для мистера Лейна, и для майора Барри, и для миссис Редферн и ее супруга совершенно естественно находиться здесь. Потому что в Англии в августе принято отправляться на море.

– Ну хорошо, – согласилась мисс Брюстер, – определенно, это очень оригинальная мысль. Но что насчет Гарднеров? Они ведь американцы.

– Даже миссис Гарднер, как она сама нам сказала, чувствует потребность отдохнуть, – улыбнулся Пуаро. – К тому же, поскольку она сейчас «обрабатывает» Англию, ей ну просто необходимо провести пару недель на взморье – по крайней мере в качестве туриста. Она любит наблюдать за людьми.

– Думаю, и вам тоже нравится наблюдать за людьми, да? – пробормотала миссис Редферн.

– Мадам, признаюсь, нравится.

– Вы замечаете все – абсолютно все, – задумчиво произнесла она.

Какое-то время все молчали. Наконец Стивен Лейн откашлялся и смущенно произнес:

– Месье Пуаро, меня заинтересовала одна ваша фраза. Вы сказали, что повсюду под солнцем обитает зло. Это почти дословная цитата из Екклесиаста. – Помолчав, он процитировал Священное Писание: «И сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их». – Его лицо озарилось фанатичным светом. – Я рад, что вы это сказали. В наши дни никто не верит в зло. В крайнем случае оно считается лишь противоположностью добра. Зло, говорят люди, творится теми, кто не знает ничего другого, – недоразвитыми, и их нужно не винить, а жалеть. Однако на самом деле, месье Пуаро, зло существует в действительности! Оно реальное! Я верю в Зло так же, как верю в Бога. Оно существует! Оно ходит по земле!

Священник остановился, учащенно дыша. Отерев лоб платком, он виновато огляделся вокруг.

– Извините, я несколько увлекся.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, – спокойно промолвил Пуаро. – В какой-то степени я с вами согласен. Зло действительно ходит по земле, и это следует признать.

– Раз уж об этом зашла речь, – откашлявшись, начал майор Барри. – В Индии эти мошенники факиры…

Майор Барри пробыл в «Веселом Роджере» достаточно долго, и всем уже была известна его убийственная склонность пускаться в пространные воспоминания об Индии. Мисс Брюстер и миссис Редферн быстро заговорили разом.

– Миссис Редферн, это ведь ваш муж плывет вон там, не так ли? Как мастерски он владеет кролем! Он великолепный пловец.

В то же самое время миссис Редферн сказала:

– О, посмотрите! Какая вон там очаровательная яхта под красными парусами! Она ведь принадлежит мистеру Блатту, не правда ли?

Яхта под красными парусами как раз пересекала вход в бухту.

– Странная это причуда – красные паруса, – проворчал майор Барри. Однако угроза рассказа о факирах была устранена.

Эркюль Пуаро одобрительно наблюдал за молодым мужчиной, который только что подплыл к берегу. Патрик Редферн был всеобщим любимцем. Стройный, бронзовый от загара, с широкими плечами и узкими бедрами, он обладал заразительным весельем, а природная простота вызывала любовь всех без исключения женщин и большинства мужчин. Выйдя на берег, Патрик Редферн стряхнул с себя воду и весело помахал рукой жене. Та помахала ему в ответ.

– Пэт, поднимайся к нам!

– Уже иду!

И он направился за своим полотенцем. В этот момент мимо прошла женщина, спускающаяся от пансионата к пляжу. Ее появление было сравнимо с выходом на сцену ведущей актрисы. Больше того, женщина держалась так, будто сознавала это. В ее поведении не было ни капли застенчивости. Казалось, она уже давно привыкла к тому, какой эффект неизменно производило ее присутствие. Высокая и стройная, она была в простом белом платье для купания с открытой спиной, и каждый квадратный дюйм ее тела был покрыт ровным бронзовым загаром. Она была совершенна, как статуя. Ее пышные золотисто-каштановые волосы ниспадали роскошными волнами на плечи. Лицо обладало некоторой излишней очерченностью, которая появляется после тридцати лет, однако в целом она производила впечатление молодости – бесконечного торжества жизненных сил. В ее лице была какая-то восточная неподвижность, свойственная китайцам; уголки темно-голубых глаз слегка задирались вверх. Голову венчала причудливая китайская шляпа из нефритово-зеленого картона.

Было в ней нечто такое, отчего все остальные женщины на пляже словно потускнели и поблекли. И также неизбежно взгляды всех присутствующих мужчин обратились на нее.

Глаза Эркюля Пуаро широко раскрылись, усики одобрительно изогнулись. Майор Барри выпрямился в шезлонге, и его глаза от возбуждения выпучились еще больше. Сидящий слева от Пуаро преподобный Стивен Лейн напрягся, со свистом втянув воздух.

– Арлена Стюарт… вот как ее звали до того, как она вышла замуж за Маршалла, – хрипло прошептал майор Барри. – Я видел ее в «Прийти и уйти» до того, как она ушла со сцены. Есть на что посмотреть, а?

– Она привлекательна – это у нее не отнять, – медленно произнесла холодным тоном Кристина Редферн. – Я считаю, что она похожа… на хищного зверя!

– Месье Пуаро, вы только что говорили про зло, – быстро сказала Эмили Брюстер. – Так вот, на мой взгляд, эта женщина является олицетворением зла! Она насквозь порочна. Так получилось, что мне многое о ней известно.

– Помню, в Симле была одна девчонка, – мечтательно произнес майор Барри. – У нее тоже были рыжие волосы. Жена младшего офицера. Можно ли сказать, что она перессорила всех и вся? А то как же! Мужчины сходили по ней с ума! А все женщины, естественно, жаждали выцарапать ей глаза! Много семей она разбила… – Он усмехнулся. – Ее муж был такой приятный, спокойный тип. Боготворил землю, по которой она ступала. Никогда ничего не замечал – или делал вид, что не замечал.

– Такие женщины представляют угрозу… представляют угрозу… – тихим голосом, проникнутым глубоким чувством, начал Стивен Лейн и умолк.

Арлена Стюарт подошла к кромке воды. Двое молодых парней, еще совсем мальчишек, вскочили и поспешили к ней. Она остановилась, улыбаясь. Ее взгляд скользнул мимо парней к идущему вдоль берега Патрику Редферну. Пуаро мысленно отметил, что это было все равно что наблюдать за стрелкой компаса. Патрик Редферн отклонился от курса, ноги сами собой повели его в другую сторону. Стрелка, невзирая ни на что, должна подчиняться законам магнетизма и всегда указывать на север. Ноги привели Патрика Редферна к Арлене Стюарт.

Та стояла на месте, с улыбкой поджидая его. Затем она медленно двинулась по берегу вдоль самой кромки воды. Патрик Редферн последовал за ней. Арлена Стюарт вытянулась на камне. Патрик Редферн сел рядом с нею на гальке. Кристина Редферн гневно вскочила с места и направилась в пансионат.

После ее ухода наступило неловкое молчание.

– Плохо все это, – наконец сказала Эмили Брюстер. – Она просто прелесть. Они женаты всего год или два.

– Та девчонка, о которой я рассказывал, – заметил майор Барри, – из Симлы… Она разбила пару счастливых семей. Больно было на это смотреть.

– Есть такой тип женщин, – сказала мисс Брюстер, – которым нравится разрушать семьи. – Помолчав минуту-другую, она добавила: – Патрик Редферн дурак!

Эркюль Пуаро ничего не сказал. Его взор был устремлен на пляж, но он смотрел не на Патрика Редферна и Арлену Стюарт.

– Пожалуй, я пойду за своей лодкой, – сказала мисс Брюстер. С этими словами она ушла.

Майор Барри с мягким любопытством обратил на детектива свои глаза, похожие на вареные ягоды крыжовника.

– Ну, Пуаро, – сказал он, – о чем вы думаете? Вы рта не открыли. Что вы думаете об этой сирене? Горячая штучка!

– C’est possible, – согласился Пуаро.

– Ну же, старина! Знаю я вас, французов!

– Я не француз, – холодно возразил Пуаро.

– Все равно, не говорите мне, будто вам не нравятся хорошенькие девочки! Ну, что вы о ней думаете?

– Она не так уж и молода, – подумав, сказал детектив.

– Ну и что? Женщине столько лет, на сколько она выглядит. А она выглядит как надо.

Эркюль Пуаро кивнул.

– Да, она действительно красивая, – сказал он. – Но в конечном счете главное – не красота. Не красота заставляет головы всех мужчин – за исключением одного – поворачиваться вслед Арлене Стюарт.

– Это ТО САМОЕ, старина! – воскликнул майор. – Вот что это – ТО САМОЕ! – Помолчав, он вдруг спросил с любопытством: – А вы куда так пристально смотрите?

– Я смотрю на исключение, – ответил Пуаро. – На того единственного мужчину, который не поднял взгляд на проходившую мимо Арлену Стюарт.

Проследив за его взглядом, майор Барри увидел мужчину лет сорока, светловолосого и загорелого.

У него было спокойное приятное лицо. Он сидел, попыхивая трубкой, и читал «Таймс».

– А, этот! – воскликнул майор Барри. – Так это ж ее муж, старина! Это же Маршалл!

– Да, знаю, – спокойно произнес Пуаро.

Майор Барри хмыкнул. Сам он был холостяком и привык разделять мужей на три вида: «Препятствие», «Неудобство» и «Ширма».

– По-моему, отличный парень, – сказал он. – Спокойный. Интересно, а мне уже принесли «Таймс»? – И, встав, майор направился в пансионат.

Пуаро медленно перевел взгляд на Стивена Лейна. Священник пристально смотрел на Арлену Маршалл и Патрика Редферна. Внезапно он повернулся к Пуаро. Его глаза вспыхнули суровым фанатичным огнем.

– Эта женщина – воплощенное Зло, – сказал он. – Вы в этом сомневаетесь?

– Трудно сказать, – медленно произнес детектив.

– Но, боже мой, разве вы не чувствуете это в воздухе? Повсюду? Присутствие Зла.

Пуаро медленно кивнул.

Chapter 2

When Rosamund Darnley came and sat down by him, Hercule Poirot made no attempt to disguise his pleasure. As he has since admitted, he admired Rosamund Darnley as much as any woman he had ever met. He liked her distinction, the graceful lines of her figure, the alert proud carriage of her head. He liked the neat sleek waves of her dark hair and the ironic quality of her smile. She was wearing a dress of some navy blue material with touches of white. It looked very simple owing to the expensive severity of its line. Rosamund Darnley as Rose Mond Ltd was one of London’s best-known dressmakers. She said:

“I don’t think I like this place. I’m wondering why I came here!”

“You’ve been here before, have you not?”

“Yes, two years ago, at Easter. There weren’t so many people then.”

Hercule Poirot looked at her. He said gently:

“Something has occurred to worry you. That is right, is it not?”

She nodded. Her foot swung to and fro. She stared down at it. She said:

“I’ve met a ghost. That’s what it is.”

“A ghost, Mademoiselle?”

“Yes.”

“The ghost of what? Or of whom?”

“Oh, the ghost of myself.”

Poirot asked gently: “Was it a painful ghost?”

“Unexpectedly painful. It took me back, you know.” She paused, musing. Then she said: “Imagine my childhood – No, you can’t. You’re not English!”

Poirot asked: “Was it a very English childhood?”

“Oh, incredibly so! The country – a big shabby house – horses, dogs – walks in the rain – wood fires – apples in the orchard – lack of money – old tweeds – evening dresses that went on from year to year – a neglected garden – with Michaelmas daisies coming out like great banners in the Autumn…”

Poirot asked gently: “And you want to go back?”

Rosamund Darnley shook her head.

She said: “One can’t go back, can one? That – never. But I’d like to have gone on – a different way.”

Poirot said: “I wonder.”

Rosamund Darnley laughed. “So do I really!”

Poirot said: “When I was young (and that, Mademoiselle, is indeed a long time ago) there was a game enh2d ‘if not yourself, who would you be?’ One wrote the answer in young ladies’ albums. They had gold edges and were bound in blue leather. The answer, Mademoiselle, is not really very easy to find.”

Rosamund said: “No – I suppose not. It would be a big risk. One wouldn’t like to take on being Mussolini or Princess Elizabeth. As for one’s friends, one knows too much about them. I remember once meeting a charming husband and wife. They were so courteous and delightful to one another and seemed on such good terms after years of marriage that I envied the woman. I’d have changed places with her willingly. Somebody told me afterwards that in private they’d never spoken to each other for eleven years!” She laughed. “That shows, doesn’t it, that you never know?”

After a moment or two Poirot said:

“Many people. Mademoiselle, must envy you.”

Rosamund Darnley said coolly: “Oh – yes. Naturally.”

She thought about it, her lips curved upward in their ironic smile.

“Yes, I’m really the perfect type of the successful woman! I enjoy the artistic satisfaction of the successful creative artist (I really do like designing clothes) and the financial satisfaction of the successful business woman. I’m very well off, I’ve a good figure, a passable face, and a not too malicious tongue.” She paused. Her smile widened. “Of course – I haven’t got a husband! I’ve failed there, haven’t I, M. Poirot?”

Poirot said gallantly: “Mademoiselle, if you are not married, it is because none of my sex have been sufficiently eloquent. It is from choice, not necessity, that you remain single.”

Rosamund Darnley said: “And yet, like all men, I’m sure you believe in your heart that no woman is content unless she is married and has children.”

Poirot shrugged his shoulders.

“To marry and have children that is the common lot of women. Only one woman in a hundred – more, in a thousand – can make for herself a name and a position as you have done.”

Rosamund grinned at him. “And yet, all the same, I’m nothing but a wretched old maid! That’s what I feel today, at any rate. I’d be happier with a twopence a year and a big silent brute of a husband and a brood of brats running after me. That’s true, isn’t it?”

Poirot shrugged his shoulders. “Since you say so, then, yes, Mademoiselle.”

Rosamund laughed, her equilibrium suddenly restored. She took out a cigarette and lit it. She said:

“You certainly know how to deal with women, M. Poirot. I now feel like taking the opposite point of view and arguing with you in favour of careers for women. Of course I’m damned well off as I am – and I know it!”

“Then everything in the garden – or shall we say at the seaside? – is lovely, Mademoiselle.”

“Quite right.”

Poirot, in his turn, extracted his cigarette case and lit one of those tiny cigarettes which it was his affectation to smoke. Regarding the ascending haze with a quizzical eye, he murmured:

“So Mr – no, Captain – Marshall is an old friend of yours, Mademoiselle?”

Rosamund sat up. She said:

“Now how do you know that? Oh, I suppose Ken told you.”

Poirot shook his head. “Nobody has told me anything. After all, Mademoiselle, I am a detective. It was the obvious conclusion to draw.”

Rosamund Darnley said: “I don’t see it.”

“But consider!” The little man’s hands were eloquent. “You have been here a week. You are lively, gay, without a care. Today, suddenly, you speak of ghosts, of old times. What has happened? For several days there have been no new arrivals until last night when Captain Marshall and his wife and daughter arrive. Today the change! It is obvious!”

Rosamund Darnley said: “Well, it’s true enough. Kenneth Marshall and I were more or less children together. The Marshalls lived next door to us. Ken was always nice to me – although condescending, of course, since he was four years older. I’ve not seen anything of him for a long time. It must be – fifteen years at least.”

Poirot said thoughtfully: “A long time.”

Rosamund nodded.

There was a pause and then Hercule Poirot said:

“He is sympathetic, yes?”

Rosamund said warmly: “Ken’s a dear. One of the best. Frightfully quiet and reserved. I’d say his only fault is a penchant for making unfortunate marriages.”

Poirot said in a tone of great understanding: “Ah…”

Rosamund Darnley went on. “Kenneth’s a fool – an utter fool where women are concerned! Do you remember the Martingdale case?”

Poirot frowned. “Martingdale? Martingdale? Arsenic, was it not?”

“Yes. Seventeen or eighteen years ago. The woman was tried for the murder of her husband.”

“And he was proved to have been an arsenic eater and she was acquitted?”

“That’s right. Well, after her acquittal, Ken married her. That’s the sort of damn silly thing he does.”

Hercule Poirot murmured: “But if she was innocent?”

Rosamund Darnley said impatiently: “Oh, I daresay she was innocent. Nobody really knows! But there are plenty of women to marry in the world without going out of your way to marry one who’s stood trial for murder.”

Poirot said nothing. Perhaps he knew that if he kept silence Rosamund Darnley would go on. She did so.

“He was very young, of course, only just twenty-one. He was crazy about her. She died when Linda was born – a year after their marriage. I believe Ken was terribly cut up by her death. Afterwards he racketed around a lot – trying to forget, I suppose.” She paused. “And then came this business of Arlena Stuart. She was in Revue at the time. There was the Codrington divorce case. Lady Codrington divorced Codrington citing Arlena Stuart. They say Lord Codrington was absolutely infatuated with her. It was understood they were to be married as soon as the decree was made absolute. Actually, when it came to it, he didn’t marry her. Turned her down flat. I believe she actually sued him for breach of promise. Anyway, the thing made a big stir at the time. The next thing that happens is that Ken goes and marries her. The fool – the complete fool!”

Hercule Poirot murmured: “A man might be excused such a folly – she is beautiful, Mademoiselle.”

“Yes, there’s no doubt of that. There was another scandal about three years ago. Old Sir Roger Erskine left her every penny of his money. I should have thought that would have opened Ken’s eyes if anything would.”

“And did it not?”

Rosamund Darnley shrugged her shoulders.

“I tell you I’ve seen nothing of him for years. People say, though, that he took it with absolute equanimity. Why I should like to know? Has he got an absolutely blind belief in her?’”

“There might be other reasons.”

“Yes. Pride! Keeping a stiff upper lip! I don’t know what he really feels about her. Nobody does.”

“And she? What does she feel about him?”

Rosamund stared at him.

She said: “She? She’s the world’s first gold-digger. And a man eater as well! If anything personable in trousers comes within a hundred yards of her, it’s fresh sport for Arlena! She’s that kind.”

Poirot nodded his head slowly in complete agreement.

“Yes,” he said. “That is true what you say… Her eyes look for one thing only – men.”

Rosamund said: “She’s got her eye on Patrick Redfern now. He’s a good-looking man – and rather the simple kind – you know, fond of his wife, and not a philanderer. That’s the kind that’s meat and drink to Arlena. I like little Mrs Redfern – she’s nice-looking in her fair washed-out way – but I don’t think she’ll stand a dog’s chance against the man-eating tiger, Arlena.”

Poirot said: “No, it is as you say.”

He looked distressed.

Rosamund said: “Christine Redfern was a school teacher, I believe. She’s the kind that thinks that mind has a pull over matter. She’s got a rude shock coming to her.”

Poirot shook his head vexedly.

Rosamund got up.

She said: “It’s a shame, you know.” She added vaguely: “Somebody ought to do something about it.”

Linda Marshall was examining her face dispassionately in her bedroom mirror. She disliked her face very much. At this minute it seemed to her to be mostly bones and freckles. She noted with distaste her heavy bush of red-brown hair (mouse, she called it in her own mind), her greenish-grey eyes, her high cheekbones and the long aggressive line of the chin. Her mouth and teeth weren’t perhaps quite so bad – but what were teeth after all? And was that a spot coming on the side of her nose? She decided with relief that it wasn’t a spot. She thought to herself:

“It’s awful to be sixteen – simply awful.”

One didn’t, somehow, know where one was. Linda was as awkward as a young colt and as prickly as a hedgehog. She was conscious the whole time of her ungainliness and of the fact that she was neither one thing nor the other. It hadn’t been so bad at school. But now she had left school. Nobody seemed to know quite what she was going to do next. Her father talked vaguely of sending her to Paris next winter. Linda didn’t want to go to Paris – but then she didn’t want to be at home either. She’d never realized properly, somehow, until now, how very much she disliked Arlena.

Linda’s young face grew tense, her green eyes hardened. Arlena… She thought to herself:

“She’s a beast – a beast…”

Stepmothers! It was rotten to have a stepmother, everybody said so. And it was true! Not that Arlena was unkind to her. Most of the time she hardly noticed the girl. But when she did, there was a contemptuous amusement in her glance, in her words. The finished grace and poise of Arlena’s movements emphasized Linda’s own adolescent clumsiness. With Arlena about, one felt, shamingly, just how immature and crude one was. But it wasn’t that only. No, it wasn’t only that. Linda groped haltingly in the recesses of her mind. She wasn’t very good at sorting out her emotions and labelling them. It was something that Arlena did to people – to the house —

“She’s bad,” thought Linda with decision. “She’s quite, quite bad.”

But you couldn’t even leave it at that. You couldn’t just elevate your nose with a sniff of moral superiority and dismiss her from your mind. It was something she did to people. Father, now. Father was quite different… She puzzled over it. Father coming down to take her out from school. Father taking her once for a cruise. And Father at home – with Arlena there. All – all sort of bottled up and not – and not there. Linda thought:

“And it’ll go on like this. Day after day – month after month. I can’t bear it.”

Life stretched before her – endless – in a series of days darkened and poisoned by Arlena’s presence. She was childish enough still to have little sense of proportion. A year, to Linda, seemed like an eternity. A big dark burning wave of hatred against Arlena surged up in her mind. She thought:

“I’d like to kill her. Oh! I wish she’d die…”

She looked out above the mirror onto the sea below. This place was really rather fun. Or it could be fun. All those beaches and coves and queer little paths. Lots to explore. And places where one could go off by oneself and muck about. There were caves, too, so the Cowan boys had told her.

Linda thought: “If only Arlena would go away, I could enjoy myself.”

Her mind went back to the evening of their arrival. It had been exciting coming coming from the mainland. The tide had been up over the causeway. They had come in a boat. The hotel had looked exciting, unusual. And then on the terrace a tall dark woman had jumped up and said:

“Why, Kenneth!”

And her father, looking frightfully surprised, had exclaimed:

“Rosamund!”

Linda considered Rosamund Darnley severely and critically in the manner of youth. She decided that she approved of Rosamund. Rosamund, she thought, was sensible. And her hair grew nicely – as though it fitted her – most people’s hair didn’t fit them. And her clothes were nice. And she had a kind of funny amused face – as though it were amused at herself not at you. Rosamund had been nice to her, Linda. She hadn’t been gushing or said things. (Under the term of “saying things” Linda grouped a mass of miscellaneous dislikes.) And Rosamund hadn’t looked as though she thought Linda a fool. In fact she’d treated Linda as though she were a real human being. Linda so seldom felt like a real human being that she was deeply grateful when any one appeared to consider her one.

Father, too, had seemed pleased to see Miss Darnley. Funny – he’d looked quite different, all of a sudden. He’d looked – he’d looked – Linda puzzled it out – why, young, that was it! He’d laughed – a queer boyish laugh. Now Linda came to think of it, she’d very seldom heard him laugh. She felt puzzled. It was as though she’d got a glimpse of quite a different person.

She thought: “I wonder what Father was like when he was my age…”

But that was too difficult. She gave it up.

An idea flashed across her mind. What fun it would have been if they’d come here and found Miss Darnley here – just she and Father. A vista opened out just for a minute. Father, boyish and laughing. Miss Darnley, herself – and all the fun one could have on the island – bathing – caves – The blackness shut down again.

Arlena. One couldn’t enjoy oneself with Arlena about. Why not? Well, she, Linda, couldn’t, anyway. You couldn’t be happy when there was a person there you – hated. Yes, hated. She hated Arlena.

Very slowly that black burning wave of hatred rose up again. Linda’s face went very white. Her lips parted a little. The pupils of her eyes contracted. And her fingers stiffened and clenched themselves…

Kenneth Marshall tapped on his wife’s door. When her voice answered, he opened the door and went in. Arlena was just putting the finishing touches on her toilet. She was dressed in glittering green and looked a little like a mermaid. She was standing in front of the glass applying mascara to her eyelashes.

She said: “Oh, it’s you. Ken.”

“Yes. I wondered if you were ready.”

“Just a minute.”

Kenneth Marshall strolled to the window. He looked out on the sea. His face, as usual, displayed no emotion of any kind. It was pleasant and ordinary.

Turning around, he said: “Arlena?”

“Yes?”

“You’ve met Redfern before, I gather?”

Arlena said easily: “Oh, yes, darling. At a cocktail party somewhere. I thought he was rather a pet.”

“So I gather. Did you know that he and his wife were coming down here?”

Arlena opened her eyes very wide. “Oh, no, darling. It was the greatest surprise!”

Kenneth Marshall said quietly: “I thought, perhaps, that that was what put the idea of this place into your head. You were very keen we should come here.”

Arlena put down the mascara. She turned towards him. She smiled – a soft seductive smile.

She said: “Somebody told me about this place. I think it was the Rylands. They said it was simply too marvellous so unspoilt! Don’t you like it?”

Kenneth Marshall said: “I’m not sure.”

“Oh, darling, but you adore bathing and lazing about. I’m sure you’ll simply adore it here.”

“I can see that you mean to enjoy yourself.”

Her eyes widened a little. She looked at him uncertainly.

Kenneth Marshall said: “I suppose the truth of it is that you told young Redfern that you were coming here?”

Arlena said: “Kenneth darling, you’re not going to be horrid, are you?”

Kenneth Marshall said: “Look here, Arlena. I know what you’re like. That’s rather a nice young couple. That boy’s fond of his wife really. Must you upset the whole blinking show?”

Arlena said: “It’s so unfair blaming me. I haven’t done anything anything at all. I can’t help it if – ”

He prompted her. “If what?”

Her eyelids fluttered.

“Well, of course, I know people do go crazy about me. But it’s not my doing. They just get like that.”

“So you do admit that young Redfern is crazy about you?”

Arlena murmured: “It’s really rather stupid of him.” She moved a step towards her husband. “But you know, don’t you, Ken, that I don’t really care for anyone but you?”

She looked up at him through her darkened lashes. It was a marvellous look – a look that few men could have resisted.

Kenneth Marshall looked down at her gravely. His face was composed. His voice quiet. He said:

“I think I know you pretty well, Arlena…”

When you came out of the hotel on the south side the terraces and the bathing beach were immediately below you. There was also a path that led off round the cliff on the southwest side of the island. A little way along it, a few steps led down to a series of recesses cut into the cliff and labelled on the hotel map of the island as Sunny Ledge. Here cut out of the cliff were niches with seats in them.

To one of these, immediately after dinner, came Patrick Redfern and his wife. It was a lovely clear night with a bright moon. The Redferns sat down. For a while they were silent.

At last Patrick Redfern said: “It’s a glorious evening, isn’t it, Christine?”

“Yes.”

Something in her voice may have made him uneasy. He sat without looking at her. Christine Redfern asked in her quiet voice:

“Did you know that woman was going to be here?”

He turned sharply. He said:

“I don’t know what you mean.”

“I think you do.”

“Look here, Christine. I don’t know what has come over you – ”

She interrupted. Her voice held feeling now. It trembled.

“Over me? It’s what has come over you!”

“Nothing’s come over me.”

“Oh! Patrick! It has! You insisted on coming here. You were quite vehement. I wanted to go to Tintagel again where where we had our honeymoon. You were bent on coming here.”

“Well, why not? It’s a fascinating spot.”

“Perhaps. But you wanted to come here because she was going to be here.”

“She? Who is she?”

“Mrs Marshall. You – you’re infatuated with her.”

“For God’s sake, Christine, don’t make a fool of yourself. It’s not like you to be jealous.”

His bluster was a little uncertain. He exaggerated it.

She said: “We’ve been happy!”

“Happy? Of course we’ve been happy! We are happy. But we shan’t go on being happy if I can’t even speak to another woman without you kicking up a row.”

“It’s not like that.”

“Yes, it is. In marriage one has got to have – well – friendships with other people. This suspicious attitude is all wrong. I – I can’t speak to a pretty woman without your jumping to the conclusion that I’m in love with her – ” He stopped. He shrugged his shoulders.

Christine Redfern said: “You are in love with her…”

“Oh, don’t be a fool, Christine! I’ve – I’ve barely spoken to her.”

“That’s not true.”

“Don’t for goodness’ sake get into the habit of being jealous of every pretty woman we come across.”

Christine Redfern said: “She’s not just any pretty woman! She’s – she’s different! She’s a bad lot! Yes, she is. She’ll do you harm. Patrick, please, give it up. Let’s go away from here.”

Patrick Redfern stuck out his chin mutinously. He looked somehow very young as he said defiantly:

“Don’t be ridiculous, Christine. And and don’t let’s quarrel about it.”

“I don’t want to quarrel.”

“Then behave like a reasonable human being. Come on, let’s go back to the hotel.”

He got up. There was a pause, then Christine Redfern got up too.

She said: “Very well…”

In the recess adjoining, on the seat there, Hercule Poirot sat and shook his head sorrowfully. Some people might have scrupulously removed themselves from earshot of a private conversation. But not Hercule Poirot. He had no scruples of that kind.

“Besides,” as he explained to his friend Hastings at a later date, “it was a question of murder.”

Hastings said, staring: “But the murder hadn’t happened, then.”

Hercule Poirot sighed. He said:

“But already, mon cher, it was very clearly indicated.”

“Then why didn’t you stop it?”

And Hercule Poirot, with a sigh, said, as he had said once before in Egypt, that if a person is determined to commit murder it is not easy to prevent them. He does not blame himself for what happened. It was, according to him, inevitable.

Глава 2

Когда Розамунд Дарнли подсела к Эркюлю Пуаро, тот даже не попытался скрыть свою радость. Как он уже признался, он восхищался Розамунд, как никакой другой женщиной на свете. Ему нравились изящные линии ее фигуры, гордо вскинутая головка, манера держаться. Нравились аккуратные гладкие волны ее темных волос и ироничная улыбка. На Розамунд Дарнли было платье из темно-синей ткани с белой отделкой. Оно выглядело очень просто, но за этой простотой стояли большие деньги. Мисс Дарнли, владелица «Роз монд», являлась одним из самых известных лондонских модельеров.

– Мне здесь не нравится, – сказала она. – Я недоумеваю, зачем сюда приехала!

– Но вы ведь уже бывали здесь, разве не так?

– Да, два года назад, на Пасху. Но тогда здесь было гораздо меньше народу.

Пуаро внимательно посмотрел на нее.

– Что-то стряслось, и вас это беспокоит, – мягко сказал он. – Правда?

Розамунд кивнула, покачала ногой и опустила глаза.

– Я встретила призрака, – сказала она. – Вот в чем дело.

– Призрака, мадемуазель?

– Да.

– Призрака чего? Или кого?

– О, призрака себя самой.

– И этот призрак причинил вам боль? – мягко спросил Пуаро.

– Причем совершенно неожиданно. Понимаете, он увел меня в прошлое… – Умолкнув, она задумалась. – Представьте себе мое детство… Нет, у вас не получится! Вы не англичанин.

– У вас было настоящее английское детство? – спросил Пуаро.

– О, до невозможности английское! Сельская местность… большой запущенный дом… лошади, собаки… прогулки под дождем… костры в лесу… яблоки в саду… вечная нехватка денег… старые твидовые костюмы… одни и те же платья… заброшенный сад, с огромными астрами, распускающимися осенью подобно знаменам…

– И вы хотите вернуться туда? – мягко спросил Пуаро.

Мисс Дарнли покачала головой.

– Возвратиться в прошлое нельзя, ведь так? – сказала она. – Нет, этого я не хочу. Но мне хотелось бы идти дальше… другим путем.

– Даже не знаю… – пробормотал Пуаро.

– На самом деле и я не знаю! – рассмеялась Розамунд.

– Когда я был молодым – а с тех пор, мадемуазель, на самом деле минуло много времени, – все увлекались одной игрой под названием «Если б ты не стал самим собой, то кем бы ты стал?». Ответы записывали в альбомы молодым девушкам. Ответ, мадемуазель, на самом деле найти очень непросто.

– Да, пожалуй. Это был бы большой риск. Мало кому захочется быть Муссолини или принцессой Елизаветой. Что касается друзей, то мы о них почти ничего не знаем. Помню, я как-то познакомилась с очаровательной супружеской парой. После многих лет брака они были так любезны и предупредительны по отношению друг к другу, что я позавидовала этой женщине. Я готова была с радостью поменяться с нею местами. А потом кто-то поведал мне с глазу на глаз, что на самом деле они вот уже одиннадцать лет не разговаривают друг с другом! – Она рассмеялась. – Это показывает, что на самом деле ни в чем нельзя быть уверенным, так?

Помолчав, Пуаро сказал:

– Наверное, многие вам завидуют, мадемуазель.

– О да, – спокойно подтвердила Розамунд Дарнли. – Естественно.

Она задумалась, и уголки ее губ изогнулись вверх в ироничной усмешке.

– Да, я действительно представляю собой образец женщины, добившейся успеха в жизни. Я получаю наслаждение от своего творчества – мне действительно нравится создавать одежду, – и при этом я успешная деловая женщина. Я не стеснена в средствах, у меня хорошая фигура, я не уродлива и знаю, что сказать. – Мисс Дарнли помолчала, ее улыбка стала еще шире. – Ну конечно – у меня нет мужа! Тут у меня провал, не так ли, месье Пуаро?

– Мадемуазель, – галантно произнес детектив, – если вы не замужем, это лишь потому, что среди представителей моего пола не нашлось никого, владеющего в достаточной степени даром красноречия. Вы остаетесь одна по своей воле, а не в силу обстоятельств.

– И тем не менее, – сказала мисс Дарнли, – я не сомневаюсь в том, что вы, подобно всем мужчинам, в глубине души уверены в том, что ни одна женщина не может быть довольна жизнью, если она не замужем и у нее нет детей.

Пуаро пожал плечами.

– Выйти замуж и завести детей – общий удел всех женщин. И только одной женщине из ста – нет, из тысячи! – удается сделать себе имя и добиться положения в обществе, как это сделали вы.

– И тем не менее я всего-навсего несчастная старая дева, – усмехнулась Розамунд. – По крайней мере, вот кем я чувствую себя сегодня. Я была бы гораздо счастливее, если б зарабатывала гроши, имела бы здоровенного неразговорчивого грубияна-мужа и целый выводок надоедливых детей. Как вы считаете?

– Раз вы так говорите, мадемуазель, – пожал плечами Пуаро, – значит, так оно и есть.

Розамунд рассмеялась. К ней тотчас же вернулось хорошее настроение. Она закурила сигарету.

– Определенно, месье Пуаро, вы умеете разговаривать с женщинами. Теперь мне уже хочется принять противоположную точку зрения и отстаивать необходимость карьеры для женщин. Конечно, у меня все прекрасно – и я это знаю!

– В таком случае, в саду – или лучше сказать на взморье? – все отлично, мадемуазель.

– Совершенно верно.

Пуаро также достал портсигар и закурил свою любимую тонкую сигаретку. Провожая взглядом поднимающееся облачко дыма, он пробормотал:

– Значит, мистер… нет, капитан Маршалл – ваш старый друг, мадемуазель?

Розамунд выпрямилась в кресле.

– Откуда вы это узнали?.. А, должно быть, вам сказал Кен.

– Никто мне ничего не говорил, – покачал головой Пуаро. – Как-никак я детектив, мадемуазель. Это заключение было очевидным.

– Не понимаю, – сказала мисс Дарнли.

– Но подумайте сами! – Маленький бельгиец возбужденно всплеснул руками. – Вы здесь уже неделю. Вы были жизнерадостной, веселой, беззаботной. Но сегодня неожиданно заговорили о призраках, о былых временах… Что произошло? Вот уже несколько дней новые гости сюда не приезжали, и только вчера вечером приехал капитан Маршалл с женой и дочерью. А сегодня – такая перемена! Это же очевидно.

– Что ж, вы правы, – согласилась Розамунд Дарнли. – Мы с Кеннетом Маршаллом выросли вместе. Маршаллы жили по соседству с нами. Кен всегда относился ко мне хорошо – но с некоторой снисходительностью, разумеется, поскольку был на четыре года старше. Я его очень долго не видела – пожалуй, лет пятнадцать, не меньше.

– Очень долго, – задумчиво произнес Пуаро.

Розамунд кивнула.

Какое-то время они молчали, затем детектив спросил:

– Он приятный человек, да?

– Кен просто прелесть! – с теплотой в голосе сказала Розамунд. – Один из лучших! Ужасно спокойный и сдержанный. Я бы сказала, единственный его недостаток – это склонность к неудачным бракам.

– А… – тоном полного понимания протянул Пуаро.

– Кеннет глупец – полный глупец во всем, что связано с женщинами! – продолжала Розамунд Дарнли. – Вы помните дело Мартингдейлов?

– Дело Мартингдейлов? – наморщил лоб Пуаро. – Дело Мартингдейлов… Мышьяк, кажется?

– Да. Семнадцать или восемнадцать лет назад. Жену судили за убийство своего мужа.

– Но выяснилось, что он сам принял мышьяк, и ее оправдали, так?

– Совершенно верно. Так вот, после того как эту женщину оправдали, Кен на ней женился. Вот какие глупости он совершает.

– Но что, если она была невиновна? – пробормотал Пуаро.

– О, думаю, она действительно была невиновна, – нетерпеливо сказала мисс Дарнли. – На самом деле никто ничего не знает! Но в мире полно женщин, и вовсе не обязательно брать в жены ту, которую судили по обвинению в убийстве.

Пуаро ничего не сказал. Возможно, он понимал, что, если будет молчать, Розамунд Дарнли станет говорить дальше. Так она и поступила.

– Конечно, Кен тогда был очень молод, всего двадцать один год. Он был без ума от этой женщины. Она умерла при родах Линды – через год после свадьбы. Я так понимаю, Кен был буквально разбит ее смертью. Потом он надолго пустился во все тяжкие – полагаю, чтобы забыть. – Розамунд помолчала. – А затем случилась эта история с Арленой Стюарт. Та тогда выступала в варьете. И как раз в это время был шумный развод Кодрингтонов. Леди Кодрингтон развелась с мужем, обвинив его в связи с Арленой Стюарт. Говорят, Лорд Кодрингтон был просто без ума от нее. Считалось, что они поженятся, как только решение о разводе вступит в силу. Однако в действительности, когда до этого дошло, он на ней не женился. Оставил ее с носом. Кажется, она даже подала на него в суд, обвинив в том, что он нарушил свое обещание. Так или иначе, это дело наделало много шума. И тут появляется Кен и женится на Арлене… Дурак, полный дурак!

– Мужчине простительно подобное безумство, – пробормотал Пуаро. – Она прекрасна, мадемуазель.

– Да, в этом нет никаких сомнений… А года три тому назад разразился еще один скандал. Старый сэр Роджер Эрскин оставил Арлене все свои деньги до последнего пенни. Можно было бы предположить, что уж это-то должно было наконец открыть Кену глаза.

– Но не открыло?

Мисс Дарнли пожала плечами.

– Я же сказала вам, что много лет не виделась с ним. Однако говорят, что он отнесся ко всему с полным безразличием. Почему, хотелось бы знать? Неужели в нем живет абсолютно слепая вера в свою жену?

– Могут быть и другие причины.

– Да. Гордость с презрительно вздернутой верхней губой!.. Не знаю, какие чувства Кен в действительности к ней испытывает. Этого никто не знает.

– Ну, а она? Какие у нее к нему чувства?

Розамунд смерила Пуаро взглядом.

– У нее? Она первая во всем мире охотница за сокровищами. Да к тому же еще и людоедка! Как только в радиусе ста ярдов от Арлены появляется хоть что-нибудь стоящее, одетое в брюки, для нее это новая добыча! Вот она какая.

Пуаро медленно кивнул, выражая свое полное согласие.

– Да, – сказал он. – Все, что вы говорите, правда… Ее глаза видят только одно – мужчин.

– И вот теперь Арлена положила глаз на Патрика Редферна, – сказала Розамунд. – Он весьма привлекательный мужчина – и весьма простой, понимаете, не ловелас, любит свою жену… Именно такие для Арлены самый лакомый кусочек. Мне нравится малышка миссис Редферн – она весьма недурна в этом своем утомленном образе, – но, по-моему, у нее нет никаких шансов против этой тигрицы-людоедки, Арлены.

– Да, все обстоит именно так, как вы говорите, – согласился Пуаро.

Вид у него был удрученный.

– Насколько мне известно, Кристина Редферн работала в школе учительницей, – продолжала мисс Дарнли. – Она из тех, кто верит в то, что разум имеет силу над материей. Ее ждет горькое разочарование.

Пуаро печально покачал головой.

Розамунд поднялась.

– А жаль. – Помолчав, она туманно намекнула: – Кто-то должен что-либо предпринять.

Линда Маршалл стояла в ванной комнате и изучала свое лицо в зеркале. Она ненавидела его. В настоящий момент ей казалось, что оно состоит в основном из костей и веснушек. Линда с отвращением смотрела на густую копну своих темно-русых волос (сама она мысленно называла их «мышиными»), на широкие скулы и агрессивно выступающий подбородок. Зубы и рот, пожалуй, были не так уж и плохи, – но, в конце концов, что такое зубы? И что это за пятно появилось у нее сбоку на носу? Линда с облегчением увидела, что это не прыщ.

«Шестнадцать лет – это ужасно, – подумала она. – Просто ужасно!»

В этом возрасте человек не знает, кто он такой. Линда была нескладной, словно новорожденный жеребец, и колючей, словно еж. Она постоянно со всей остротой чувствовала свою неуклюжесть, а также то, что она представляла собой ни то ни се. Пока Линда училась в школе, было еще не так плохо. Но вот школа осталась позади. И теперь, похоже, никто не знал, что ей делать дальше. Отец туманно намекнул, что собирается осенью отправить ее в Париж. Линда не хотела уезжать в Париж – но, с другой стороны, она не хотела оставаться дома. Почему-то только сейчас она в полной мере осознала, как же сильно не любит Арлену.

Юное лицо Линды напряглось, зеленые глаза стали твердыми. Арлена…

«Она зверь! – подумала девушка. – Самый настоящий зверь!»

Мачехи! Все говорят, что жить с мачехой просто отвратительно. И это правда! И не то чтобы Арлена была злой по отношению к падчерице. По большей части она вообще не обращала на нее внимания. А когда все-таки общалась с девушкой, в ее взгляде, в ее словах сквозила презрительная насмешливость. Отточенное изящество и грация движений Арлены подчеркивали подростковую неловкость Линды. В обществе мачехи девушка острее сознавала свою незрелость. Но дело было не только в этом. Нет, не только в этом. Линда лихорадочно порылась в задворках памяти. Она плохо разбиралась в своих чувствах и не умела давать им определение. Все было в том, как Арлена поступала с людьми…

«Она плохая, – решительно подумала Линда. – Она очень-очень плохая!»

С этим надо что-то делать. Нельзя просто презрительно задрать нос с чувством морального превосходства и выбросить Арлену из головы. Все дело в том, как она поступает с людьми. Отец – теперь и отец стал совсем другим… Линда задумалась, вспоминая. Вот отец, приехавший, чтобы забрать ее из школы. Вот отец, как-то взявший ее с собой на морскую экскурсию. И вот он дома – вместе с Арленой. Весь какой-то закупоренный и… и отсутствующий, как будто его здесь нет.

«И все будет продолжаться так и дальше, – подумала Линда. – День за днем, месяц за месяцем… Я этого не вынесу!»

Впереди простиралась жизнь – бесконечная череда дней, омраченных и отравленных присутствием Арлены. Линда еще не вышла из детства и плохо представляла себе пропорции времени. Для нее год казался вечностью. В груди у девушки поднялась волна черной, жгучей ненависти к Арлене.

«Я готова ее убить! – подумала она. – О, как мне хочется ее смерти…»

Оторвавшись от зеркала, Линда посмотрела на раскинувшееся внизу море. Здесь действительно было чудесно. Точнее, могло бы быть чудесно. Столько всего интересного – пляж, бухты, петляющие тропинки… Есть где побыть в одиночестве, подурачиться. И потом еще эти пещеры, о которых рассказывали мальчишки Коуэны…

«Как было бы здесь здорово без Арлены!» – подумала Линда.

Она вернулась в мыслях к тому вечеру, когда они приехали сюда. Переправа с большой земли получилась такой захватывающей! Высокий прилив затопил дамбу, и пришлось плыть в лодке. Пансионат выглядел необычным, волнующим. И тут сидевшая на террасе высокая темноволосая женщина вскочила и воскликнула:

– О, Кеннет!

А отец Линды, страшно удивившись, сказал:

– Розамунд!

Как это свойственно юности, Линда строго и критически оценила Розамунд Дарнли. И заключила, что та пришлась ей по душе. Розамунд показалась Линде рассудительной. И прическа у нее была хорошая – она ей шла, а большинству людей их прически не идут. И одета она была замечательно. И у нее было озорное веселое лицо – словно она смеялась над собой, а не над окружающими. К тому же с Линдой Розамунд говорила не как с маленькой. Она не говорила всякое там. (Под выражением «говорить всякое там» Линда объединяла множество самых различных неприятных тем.) И, судя по всему, не считала ее, Линду, несмышленышем. Напротив, она обращалась с ней как с настоящим человеческим существом. Девушка так редко чувствовала себя настоящим человеческим существом, что испытывала глубокую признательность к тому, кто так считал.

И отец, похоже, был рад встрече с мисс Дарнли. Забавно – совершенно внезапно он стал каким-то совершенно другим. Он стал… он стал… Линда задумалась, стараясь подобрать подходящее слово – ну конечно же, молодым! Он рассмеялся – непривычным мальчишеским смехом. Линда вдруг поймала себя на том, что в последнее время крайне редко слышала отцовский смех. Девушка пребывала в недоумении. Казалось, она мельком взглянула на совершенно другого человека.

«Интересно, каким был папа в моем возрасте?» – подумала она.

Но все это было слишком сложно. Линда сдалась.

У нее мелькнула новая мысль. Как было бы здорово, если бы они приехали сюда и встретили здесь мисс Дарнли – только они с отцом… На какое-то мгновение перед ней открылась чарующая перспектива. Отец, заливающийся мальчишеским смехом, мисс Дарнли, она сама – все прелести, которые можно найти на острове, купание, пещеры… И тотчас же снова сомкнулся мрак.

Арлена. Нельзя быть счастливым, если рядом Арлена. Но почему?.. Ну, по крайней мере, у нее, Линды, это не получается. Нельзя быть счастливым, если рядом человек, которого ты… ненавидишь. Да, ненавидишь. Она ненавидела Арлену.

Очень медленно у нее в груди снова поднялась черная, обжигающая волна ненависти. Лицо Линды стало мертвенно-бледным. Рот приоткрылся. Зрачки сузились. Пальцы напряглись, сплетаясь…

Кеннет Маршалл осторожно постучал в дверь комнаты своей жены. Услышав ее голос, он открыл дверь и вошел. Арлена только что закончила последние штрихи к своему туалету. Одетая в блестящее зеленое платье, она немного напоминала русалку. Стоя перед зеркалом, женщина накладывала тушь на ресницы.

– А, это ты, Кен…

– Да. Я хотел узнать, ты уже готова?

– Еще минуточку…

Маршалл подошел к окну и посмотрел на море. Его лицо, как обычно, не показывало никаких чувств, оставаясь спокойным и приятным.

– Арлена… – обернувшись, начал он.

– Да?

– Насколько я понимаю, ты уже давно знакома с Редферном?

– Ну да, дорогой, – небрежно произнесла Арлена. – Мы познакомились на какой-то коктейль-вечеринке. Он показался мне совсем лапочкой.

– Я так и понял. Ты знала, что они с женой будут здесь?

– Нет, дорогой! – широко раскрыла глаза Арлена. – Это явилось таким сюрпризом!

– А мне показалось, – тихо произнес Кеннет, – что именно их присутствие тут навело тебя на мысль приехать сюда. Ты была очень настойчива.

Положив коробочку с тушью и обернувшись, Арлена улыбнулась – легкой соблазнительной улыбкой.

– Мне кто-то рассказал об этом месте… Кажется, супруги Райланды. Они сказали, что здесь все просто бесподобно – чистое и нетронутое! А разве тебе здесь не нравится?

– Не знаю, – пробормотал Маршалл.

– О, дорогой, но ведь ты обожаешь купаться и бродить по окрестностям. Не сомневаюсь, здесь ты будешь просто без ума от счастья.

– Вижу, ты настроена развлечься.

Широко раскрыв глаза, Арлена неуверенно посмотрела на мужа.

– Полагаю, – продолжал Кеннет, – на самом деле ты предупредила молодого Редферна о том, что приедешь сюда, ведь так?

– Дорогой, не становись таким ужасным! – возмутилась женщина.

– Послушай, Арлена, – сказал Маршалл. – Я знаю, что ты собой представляешь. – Редферны – приятная молодая пара. На самом деле этот мальчишка любит свою жену. Неужели нужно все испортить, черт возьми?

– Ты несправедлив, обвиняя меня, – возразила Арлена. – Я ничего не сделала – абсолютно ничего. Я ничего не могу поделать, если…

– Если что? – подтолкнул ее муж.

У нее задрожали ресницы.

– Ну конечно! Я знаю, что многие сходят по мне с ума. Но я тут ни при чем. Просто люди так устроены.

– То есть ты признаёшь, что молодой Редферн без ума от тебя?

– На самом деле с его стороны это большая глупость, – пробормотала Арлена и шагнула к мужу. – Но ты ведь знаешь, правда, Кен, что, кроме тебя, мне больше никто не нужен?

Она посмотрела на него сквозь опущенные ресницы. Это был великолепный взгляд – перед ним могли устоять лишь считаные мужчины.

Маршалл мрачно смотрел на жену. Его лицо оставалось сосредоточенным. Голос его прозвучал негромко:

– Думаю, Арлена, я достаточно хорошо тебя знаю…

Если выйти из пансионата на южную сторону, террасы и пляж окажутся прямо внизу. Также здесь начинается тропинка, ведущая вокруг скалы на юго-западный берег острова. Чуть дальше от нее отходят ступени, спускающиеся к площадке, высеченной в скале, которая на плане пансионата обозначена как «Солнечная терраса». Здесь, в скале, вырезаны ниши со скамьями.

В одну из таких ниш сразу же после ужина пришли Патрик Редферн и его жена. Ночь была чудесная, ярко светила луна. Редферны сели. Какое-то время они молчали.

– Восхитительный вечер, – наконец сказал Патрик. – Ты не находишь, Кристина?

– Да.

Что-то в голосе жены вызвало его беспокойство. Он сидел, не глядя в ее сторону.

– Ты знал, что эта женщина будет здесь? – тихо спросила миссис Редферн.

Патрик резко повернулся к ней:

– Не понимаю, о чем ты!

– А я думаю, ты меня прекрасно понимаешь.

– Послушай, Кристина, не знаю, что на тебя нашло…

Она не дала ему договорить. Ее голос дрогнул:

– На меня? Что на тебя нашло?!

– Ничто на меня не нашло.

– О, Патрик, нашло! Ты так настаивал на том, чтобы приехать сюда! Ты был просто непреклонен. Я хотела снова отправиться в Тинтаджел, где… где мы провели медовый месяц. Но ты был решительно настроен ехать только сюда.

– И что тут такого? Здесь очаровательное место.

– Возможно. Но ты хотел приехать именно сюда, потому что здесь должна была быть она.

– Она? Кто?

– Миссис Маршалл. Ты… ты потерял голову из-за нее.

– Ради бога, Кристина, будь разумной! Не в твоей натуре ревновать.

Однако его гнев получился неискренним. Патрик явно был смущен.

– Мы были так счастливы, – пробормотала миссис Редферн.

– Счастливы? Разумеется, мы были счастливы. Мы и сейчас счастливы. Но долго так не продлится, если ты станешь устраивать сцену всякий раз, когда я заговорю с какой-нибудь женщиной!

– Дело не в этом.

– Нет, в этом! В браке у человека должны быть… ну… друзья. Твоя подозрительность не имеет под собой никаких оснований. Я… я не могу поговорить с симпатичной женщиной без того, чтобы ты не возомнила, будто я в нее влюбился… – Умолкнув, Патрик пожал плечами.

– Ты действительно в нее влюбился… – печально произнесла миссис Редферн.

– О, Кристина, не говори глупостей! Я… да я с ней только парой слов обменялся!

– Неправда.

– Ради всего святого, не бери в привычку ревновать меня к каждой привлекательной женщине, которая нам встретилась!

– Миссис Маршалл не просто какая-то привлекательная женщина, – с жаром возразила Кристина. – Она… она другая! Она порочная. Да, порочная! Она сделает тебе больно. Патрик, пожалуйста, остановись! Давай уедем отсюда.

Редферн упрямо вскинул голову. Вид у него сразу же стал какой-то мальчишеский.

– Кристина, не говори вздор! – с вызовом произнес он. – И… и давай не будем из-за этого ссориться.

– У меня нет желания ссориться.

– В таком случае веди себя, как подобает рассудительному человеку. Возвращаемся обратно в пансионат.

Он встал. Кристина посидела немного, затем тоже встала.

– Ну хорошо… – сказала она.

Сидящий в соседней нише Эркюль Пуаро печально покачал головой. Некоторые люди, случайно став свидетелями разговора, не предназначенного для чужих ушей, тактично удаляются. Но только не Пуаро. У него не было никаких угрызений совести на этот счет.

– К тому же, – как он объяснил впоследствии своему другу Гастингсу, – речь шла об убийстве.

– Но ведь к тому моменту убийство еще не произошло, – удивленно посмотрел на него тот.

Эркюль Пуаро вздохнул:

– Однако, mon cher, все уже говорило о том, что оно произойдет.

– В таком случае почему вы его не предотвратили?

И Эркюль Пуаро со вздохом повторил то же самое, что уже однажды говорил в Египте: если какой-то человек решительно настроен совершить убийство, помешать ему нелегко. Он не винил себя в том, что произошло. По его мнению, это было неизбежно.

Chapter 3

Rosamund Darnley and Kenneth Marshall sat on the short springy tuff of the cliff overlooking Gull Cove. This was on the east side of the island. People came here in the morning sometimes to bathe when they wanted to be peaceful.

Rosamund said: “It’s nice to get away from people.”

Marshall murmured inaudibly: “Mm, yes.”

He rolled over sniffing at the short tuff.

“Smells good. Remember the downs at Shipley?”

“Rather.”

“Pretty good, those days.”

“Yes.”

“You’re not changed much, Rosamund.”

“Yes, I have. I’ve changed enormously.”

“You’ve been very successful and you’re rich and all that, but you’re the same old Rosamund.”

Rosamund murmured: “I wish I were.”

“What’s that?”

“Nothing. It’s a pity, isn’t it, Kenneth, that we can’t keep the nice natures and high ideals that we had when we were young?”

“I don’t know that your nature was ever particularly nice, my child. You used to get into the most frightful rages. You half choked me once when you flew at me in a temper.”

Rosamund laughed.

She said: “Do you remember the day that we took Toby down to get water rats?”

They spent some minutes in recalling old adventures. Then there came a pause. Rosamund’s fingers played with the clasp of her bag.

She said at last: “Kenneth?”

“Um.” His reply was indistinct. He was still lying on his face on the tuff.

“If I say something to you that is probably outrageously impertinent, will you never speak to me again?”

He rolled over and sat up.

“I don’t think,” he said seriously, “that I would ever regard anything you said as impertinent. You see, you belong.”

She nodded in acceptance of all that last phrase meant. She concealed only the pleasure it gave her.

“Kenneth, why don’t you get a divorce from your wife?”

His face altered. It hardened – the happy expression died out of it. He took a pipe from his pocket and began filling it. Rosamund said:

“I’m sorry if I’ve offended you.”

He said quietly: “You haven’t offended me.”

“Well, then, why don’t you?”

“You don’t understand, my dear girl.”

“Are you so frightfully fond of her?”

“It’s not just a question of that. You see, I married her.”

“I know. But she’s pretty notorious.”

He considered that for a moment, ramming in the tobacco carefully.

“Is she? I suppose she is.”

“You could divorce her, Ken.”

“My dear girl, you’ve got no business to say a thing like that. Just because men lose their heads about her a bit isn’t to say that she loses hers.”

Rosamund bit off a rejoinder.

Then she said: “You could fix it so that she divorced you – if you prefer it that way.”

“I daresay I could.”

“You ought to, Ken. Really, I mean it. There’s the child.”

“Linda?”

“Yes, Linda.”

“What’s Linda got to do with it?”

“Arlena’s not good for Linda. She isn’t really. Linda, I think, feels things a good deal.”

Kenneth Marshall applied a match to his pipe.

Between puffs he said: “Yes – there’s something in that. I suppose Arlena and Linda aren’t very good for each other. Not the right thing for a girl perhaps. It’s a bit worrying.”

Rosamund said: “I like Linda – very much. There’s something – fine about her.”

Kenneth said: “She’s like her mother. She takes things hard like Ruth did.”

Rosamund said: “Then don’t you think – really – that you ought to get rid of Arlena?”

“Fix up a divorce?”

“Yes. People are doing that all the time.”

Kenneth Marshall said with sudden vehemence: “Yes, and that’s just what I hate.”

“Hate?” She was startled.

“Yes. Sort of attitude to life there is nowadays. If you take on a thing and don’t like it, then you get yourself out of it as quick as possible! Dash it all, there’s got to be such a thing as good faith. If you marry a woman and engage yourself to look after her, well, it’s up to you to do it. It’s your show. You’ve taken it on. I’m sick of quick marriage and easy divorce. Arlena’s my wife, that’s all there is to it.”

Rosamund leaned forward.

She said in a low voice: “So it’s like that with you? ‘Till death do us part’?”

Kenneth Marshall nodded his head.

He said: “That’s just it.”

Rosamund said: “I see.”

Mr Horace Blatt, returning to Leathercombe Bay down a narrow twisting lane, nearly ran down Mrs Redfern at a corner. As she flattened herself into the hedge, Mr Blatt brought his Sunbeam to a halt by applying the brakes vigorously.

“Hullo-ullo-ullo,” said Mr Blatt cheerfully.

He was a large man with a red face and a fringe of reddish hair round a shining bald spot. It was Mr Blatt’s apparent ambition to be the life and soul of any place he happened to be in. The Jolly Roger Hotel, in his opinion, given somewhat loudly, needed brightening up. He was puzzled at the way people seemed to melt and disappear when he himself arrived on the scene.

“Nearly made you into strawberry jam, didn’t I?” said Mr Blatt gaily.

Christine Redfern said: “Yes, you did.”

“Jump in,” said Mr Blatt.

“Oh, thanks I think I’ll walk.”

“Nonsense,” said Mr Blatt. “What’s a car for?”

Yielding to necessity Christine Redfern got in. Mr Blatt restarted the engine which had stopped owing to the suddenness with which he had previously pulled up. Mr Blatt inquired:

“And what are you doing walking about all alone? That’s all wrong, a nice-looking girl like you.”

Christine said hurriedly: “Oh! I like being alone.”

Mr Blatt gave her a terrific dig with his elbow, nearly sending the car into the hedge at the same time.

“Girls always say that,” he said. “They don’t mean it. You know, that place, the Jolly Roger, wants a bit of livening up. Nothing jolly about it. No life in it. Of course there’s a good amount of duds staying there. A lot of kids, to begin with, and a lot of old fogeys too. There’s that old Anglo-Indian bore and that athletic parson and those yapping Americans and that foreigner with the moustache makes me laugh that moustache of his! I should say he’s a hair-dresser, something of that sort.”

Christine shook her head.

“Oh, no, he’s a detective.”

Mr Blatt nearly let the car go into the hedge again.

“A detective? D’you mean he’s in disguise?”

Christine smiled faintly. She said: “Oh, no, he really is like that. He’s Hercule Poirot. You must have heard of him.”

Mr Blatt said: “Didn’t catch his name properly. Oh, yes, I’ve heard of him. But I thought he was dead… Dash it, he ought to be dead. What’s he after down here?”

“He’s not after anything – he’s just on a holiday.”

“Well, I suppose that might be so.” Mr Blatt seemed doubtful about it. “Looks a bit of a bounder, doesn’t he?”

“Well,” said Christine and hesitated. “Perhaps a little peculiar.”

“What I say is,” said Mr Blatt, “what’s wrong with Scotland Yard? Buy British every time for me.”

He reached the bottom of the hill and with a triumphant fanfare of the horn ran the car into the Jolly Roger’s garage which was situated, for tidal reasons, on the mainland opposite the hotel.

Linda Marshall was in the small shop which catered to the wants of visitors to Leathercombe Bay. One side of it was devoted to shelves on which were books which could be borrowed for the sum of twopence. The newest of them was ten years old, some were twenty years old and others older still.

Linda took first one and then another doubtfully from the shelf and glanced into it. She decided she couldn’t possibly read The Four Feathers or Vice Versa. She took out a small squat volume in brown calf. The time passed… With a start Linda shoved the book back in the shelf as Christine Redfern’s voice said:

“What are you reading, Linda?”

Linda said hurriedly:

“Nothing. I’m looking for a book.”

She pulled out The Marriage of William Ashe at random and advanced to the counter fumbling for twopence.

Christine said: “Mr Blatt just drove me home after nearly running over me first, I really felt I couldn’t walk all across the causeway with him, so I said I had to buy some things.”

Linda said: “He’s awful, isn’t he? Always saying how rich he is and making the most terrible jokes.”

Christine said: “Poor man. One really feels rather sorry for him.”

Linda didn’t agree. She didn’t see anything to be sorry for in Mr Blatt. She was young and ruthless. She walked with Christine Redfern out of the shop and down towards the causeway. She was busy with her own thoughts. She liked Christine Redfern. She and Rosamund Darnley were the only bearable people on the island in Linda’s opinion. Neither of them talked much to her for one thing. Now, as they walked, Christine didn’t say anything. That, Linda thought, was sensible. If you hadn’t anything worth saying why go chattering all the time? She lost herself in her own perplexities.

She said suddenly: “Mrs Redfern, have you ever felt that everything’s so awful – so terrible – that you’ll, oh, burst…”

The words were almost comic, but Linda’s face, drawn and anxious, was not. Christine Redfern, looking at her vaguely, with scarcely comprehending eyes, certainly saw nothing to laugh at… She caught her breath sharply.

She said: “Yes – yes I have felt – just that…”

Mr Blatt said: “So you’re the famous sleuth, eh?”

They were in the cocktail bar, a favorite haunt of Mr Blatt’s.

Hercule Poirot acknowledged the remark with his usual lack of modesty. Mr Blatt went on.

“And what are you doing down here – on a job?”

“No, no. I repose myself. I take the holiday.”

Mr Blatt winked. “You’d say that anyway, wouldn’t you?”

Poirot replied: “Not necessarily.”

Horace Blatt said: “Oh! come now. As a matter of fact you’d be safe enough with me. I don’t repeat all I hear! Learnt to keep my mouth shut years ago. Shouldn’t have got on the way I have if I hadn’t known how to do that. But you know what most people are – yap, yap, yap, about everything they hear! Now you can’t afford that in your trade! That’s why you’ve got to keep it up that you’re here holiday-making and nothing else.”

Poirot asked: “And why should you suppose the contrary?”

Mr Blatt dosed one eye.

He said: “I’m a man of the world. I know the cut of a fellow’s jib. A man like you would be at Deauville or Le Touquet or down at Juan les Pins. That’s your – what’s the phrase? – spiritual home.”

Poirot sighed. He looked out of the window. Rain was falling and mist encircled the island.

He said: “It is possible that you are right! There, at least, in wet weather there are the distractions.”

“Good old Casino!” said Mr Blatt. “You know, I’ve had to work pretty hard most of my life. No time for holidays or kickshaws. I meant to make good and I have made good. Now I can do what I please. My money’s as good as any man’s. I’ve seen a bit of life in the last few years, I can tell you.”

Poirot murmured: “Ah, yes?”

“Don’t know why I came to this place,” Mr Blatt continued.

Poirot observed: “I, too, wondered.”

“Eh, what’s that?”

Poirot waved an eloquent hand. “I, too, am not without observation. I should have expected you most certainly to choose Deauville or Biarritz.”

“Instead of which, we’re both here, eh?” Mr Blatt gave a hoarse chuckle. “Don’t really know why I came here,” he mused. “I think, you know, it sounded romantic. Jolly Roger Hotel, Smugglers’ Island. That kind of address tickles you up, you know. Makes you think of when you were a boy. Pirates, smuggling, all that.” He laughed rather self-consciously. “I used to sail quite a bit as a boy. Not this part of the world. Off the East coast. Funny how a taste for that sort of thing never leaves you. I could have a tiptop yacht if I liked, but somehow I don’t really fancy it. I like mucking about in that little yawl of mine. Redfern’s keen on sailing, too. He’s been out with me once or twice. Can’t get hold of him now – always hanging round that red-haired wife of Marshall’s.”

He paused, then lowering his voice, he went on.

“Mostly a dried-up lot of sticks in this hotel! Mrs Marshall’s about the only lively spot! I should think Marshall’s got his hands full looking after her. All sorts of stories about her in her stage days – and after! Men go crazy after her. You’ll see, there’ll be a spot of trouble one of these days.”

Poirot said: “What kind of trouble?”

Horace Blatt replied: “That depends. I’d say, looking at Marshall, that he’s a man with a funny kind of temper. As a matter of fact, I know he is. Heard something about him. I’ve met that quiet sort. Never know where you are with that kind. Redfern had better look out – ”

He broke off, as the subject of his words came into the bar. He went on speaking loudly and self-consciously.

“And, as I say, sailing round this coast is good fun. Hullo, Redfern, have one with me? What’ll you have? Dry Martini? Right. What about you, Mr Poirot?”

Poirot shook his head.

Patrick Redfern sat down and said:

“Sailing? It’s the best fun in the world. Wish I could do more of it. Used to spend most of my time as a boy in a sailing dinghy round this coast.”

Poirot said: “Then you know this part of the world well?”

“Rather! I knew this place before there was a hotel on it. There were just a few fishermen’s cottages at Leathercombe Bay and a tumbledown old house, all shut up, on the island.”

“There was a house here?”

“Oh, yes, but it hadn’t been lived in for years. Was practically falling down. There used to be all sorts of stories of secret passages from the house to Pixy’s Cave. We were always looking for that secret passage, I remember.”

Horace Blatt spilt his drink. He cursed, mopped himself and asked:

“What is this Pixy’s Cave?”

Patrick said: “Oh, don’t you know it? It’s on Pixy Cove. You can’t find the entrance to it easily. It’s among a lot of piled-up boulders at one end. Just a long thin crack. You can just squeeze through it. Inside it widens out into quite a big cave. You can imagine what fun it was to a boy! An old fisherman showed it to me. Nowadays, even the fishermen don’t know about it. I asked one the other day why the place was called Pixy Cove and he couldn’t tell me.”

Hercule Poirot said: “But I still do not understand. What is this Pixy?”

Patrick Redfern said: “Oh! that’s typically Devonshire. There’s a Pixy’s Cave on Sheepstor on the Moor. You’re supposed to leave a pin, you know, as a present for the Pixy. A Pixy is a kind of moor spirit.”

Hercule Poirot said: “Ah! but it is interesting, that.”

Patrick Redfern went on. “There’s a lot of pixy lore on Dartmoor still. There are Tors that are said to be pixy-ridden, and I expect that farmers coming home after a thick night still complain of being pixy-led.”

Horace Blatt said: “You mean when they’ve had a Couple?”

Patrick Redfern said with a smile: “That’s certainly the commonsense explanation!”

Blatt looked at his watch.

He said: “I’m going in to dinner. On the whole, Redfern, pirates are my favourites, not pixies.”

Patrick Redfern said with a laugh as the other went out: “Faith, I’d like to see the old boy pixy-led himself!”

Poirot observed meditatively: “For a hard-bitten business man, M. Blatt seems to have a very romantic imagination.”

Patrick Redfern said: “That’s because he’s only half educated. Or so my wife says. Look at what he reads! Nothing but thrillers or Wild West stories.”

Poirot said: “You mean that he has still the mentality of a boy?”

“Well, don’t you think so, sir?”

“Me, I have not seen very much of him.”

“I haven’t really, either. I’ve been out sailing with him once or twice, but he doesn’t really like having any one with him. He prefers to be on his own.”

Hercule Poirot said: “That is indeed curious. It is singularly unlike his practice on land.”

Redfern laughed.

He said: “I know. We all have a bit of trouble keeping out of his way. He’d like to turn this place into a cross between Margate and Le Touquet.”

Poirot said nothing for a minute or two. He was studying the laughing face of his companion very attentively. He said suddenly and unexpectedly:

“I think, Mr Redfern, that you enjoy living.”

Patrick stared at him, surprised.

“Indeed I do. Why not?”

“Why not indeed,” agreed Poirot. “I make you my felicitation on the fact.”

Smiling a little Patrick Redfern said: “Thank you, sir.”

“That is why, as an older man, a very much older man, I venture to offer you a piece of advice.”

“Yes, sir?”

“A very wise friend of mine in the Police Force said to me years ago: ‘Hercule, my friend, if you would know tranquillity, avoid women.’”

Patrick Redfern said: “I’m afraid it’s a bit late for that, sir. I’m married, you know.”

“I do know. You wife is a very charming, a very accomplished woman. She is, I think, very fond of you.”

Patrick Redfern said sharply: “I’m very fond of her.”

“Ah,” said Hercule Poirot, “I am delighted to hear it.”

Patrick’s brow was suddenly like thunder.

“Look here, M. Poirot, what are you getting at?”

“Les femmes.” Poirot leaned back and closed his eyes. “I know something of them. They are capable of complicating life unbearably. And the English, they conduct their affairs indescribably. If it was necessary for you to come here, M. Redfern, why, in the name of Heaven, did you bring your wife?”

Patrick Redfern said angrily: “I don’t know what you mean.”

Hercule Poirot said calmly: “You know perfectly. I am not so foolish as to argue with an infatuated man. I utter only the word of caution.”

“You’ve been listening to these damned scandalmongers. Mrs Gardener, the Brewster woman – nothing to do but to clack their tongues all day. Just because a woman’s good-looking they’re down on her like a sack of coals.”

Hercule Poirot got up.

He murmured: “Are you really as young as all that?”

Shaking his head, he left the bar. Patrick Redfern stared angrily after him.

Hercule Poirot paused in the hall on his way from the dining-room. The doors were open a breath of soft night air came in. The rain had stopped and the mist had dispersed. It was a fine night again. Hercule Poirot found Mrs Redfern in her favourite seat on the cliff ledge. He stopped by her and said:

“This seat is damp. You should not sit here. You will catch the chill.”

“No, I shan’t. And what does it matter anyway.”

“Tscha, tscha, you are not a child! You are an educated woman. You must look at things sensibly.”

She said coldly: “I can assure you I never take cold.”

Poirot said: “It has been a wet day. The wind blew, the rain came down, and the mist was everywhere so that one could not see through it. Eh bien, what is it like now? The mists have rolled away, the sky is clear and up above the stars shine. That is like life, Madame.”

Christine said in a low fierce voice: “Do you know what I am most sick of in this place?”

“What, Madame?”

“Pity.”

She brought the word out like a flick of a whip.

She went on: “Do you think I don’t know? That I can’t see? All the time people are saying: ‘Poor Mrs Redfern – that poor little woman.’ And anyway I’m not little, I’m tall. They say little because they are sorry for me. And I can’t bear it!”

Cautiously Hercule Poirot spread his handkerchief on the seat and sat down. He said thoughtfully:

“There is something in that.”

She said: “That woman – ” and stopped.

Poirot said gravely: “Will you allow me to tell you something, Madame? Something that is as true as the stars above us? The Arlena Smarts or Arlena Marshalls of this world – do not count.”

Christine Redfern said: “Nonsense.”

“I assure you, it is true. Their Empire is of the moment and for the moment. To count, really and truly to count a woman must have goodness or brains.”

Christine said scornfully: “Do you think men care for goodness or brains?”

Poirot said gravely: “Fundamentally, yes.”

Christine laughed shortly.

She said: “I don’t agree with you.”

Poirot said: “Your husband loves you, Madame, I know it.”

“You can’t know it.”

“Yes, yes. I know it. I have seen him looking at you.”

Suddenly she broke down. She wept stormily and bitterly against Poirot’s accommodating shoulder.

She said: “I can’t bear it… I can’t bear it…”

Poirot patted her arm. He said soothingly:

“Patience – only patience.”

She sat up and pressed her handkerchief to her eyes.

She said in a stifled voice: “It’s all right. I’m better now. Leave me. I’d – I’d rather be alone.”

He obeyed and left her sitting there while he himself followed the winding path down to the hotel. He was nearly there when he heard the murmur of voices. He turned a little aside from the path. There was a gap in the bushes. He saw Arlena Marshall and Patrick Redfern beside her. He heard the man’s voice, with the throb in it of emotion.

“I’m crazy about you – crazy – you’ve driven me mad… You do care a little – you do care?”

He saw Arlena Marshall’s face – it was, he thought, like a sleek happy cat – it was animal, not human. She said softly:

“Of course, Patrick darling, I adore you. You know that…”

For once Hercule Poirot cut his eavesdropping short. He went back to the path and on down to the hotel.

A figure joined him suddenly. It was Captain Marshall.

Marshall said: “Remarkable night, what? After that foul day.” He looked up at the sky. “Looks as though we should have fine weather tomorrow.”

Глава 3

Розамунд Дарнли и Кеннет Маршалл сидели на траве на вершине скалы, нависающей над бухтой Чаек, расположенной на восточной стороне острова. Отдыхающие иногда приходили сюда утром, чтобы искупнуться в одиночестве.

– Хорошо быть подальше от людей, – произнесла Розамунд.

– Мм… да, – едва слышно пробормотал Маршалл.

Перекатившись на живот, он понюхал траву.

– Пахнет хорошо. Помнишь дюны в Шипли?

– А то как же.

– А хорошее тогда было время.

– Да.

– Ты почти не изменилась, Розамунд.

– Нет, изменилась. Бесконечно изменилась.

– Ты добилась успеха в жизни, ты богата, известна, но ты по-прежнему все та же Розамунд.

– Мне бы очень этого хотелось, – пробормотала мисс Дарнли.

– Что такое?

– Так, ничего… Кеннет, а ты не жалеешь о том, что человек не может сохранить добрый характер и высокие идеалы, которыми обладал в молодости?

– Не могу сказать, что твой характер хоть когда-либо был милым. И тогда у тебя случались просто ужасные вспышки гнева. Однажды ты набросилась на меня и чуть не придушила.

Розамунд рассмеялась.

– Ты помнишь тот день, когда мы взяли Тоби и отправились охотиться на выдр?

Еще несколько минут они вспоминали былые похождения. Затем наступило молчание. Розамунд рассеянно теребила защелку сумочки.

– Кеннет! – наконец сказала она.

– Ммм… – Его ответ прозвучал невнятно. Он по-прежнему лежал, уткнувшись носом в траву.

– Если я скажу что-то такое, что, возможно, покажется тебе оскорбительно наглым, ты перестанешь со мной говорить?

Перевернувшись на спину, Маршалл сел.

– Не думаю, – серьезным тоном произнес он, – что какие-либо твои слова покажутся мне оскорбительными и наглыми. Понимаешь, ты своя.

Розамунд кивнула, услышав последнюю фразу. Она постаралась скрыть, какое ей это доставило удовольствие.

– Кеннет, почему ты не разведешься со своей женой?

Его лицо изменилось. Оно стало жестким – выражение счастья бесследно его покинуло. Достав из кармана трубку, Маршалл начал ее набивать.

– Извини, если я обидела тебя, – сказала Розамунд.

– Ты меня не обидела, – тихо произнес он.

– В таком случае, почему ты с ней не разведешься?

– Ты ничего не понимаешь, дорогая моя девочка.

– Ты… ты так сильно ее любишь?

– Дело не только в этом. Понимаешь, я женился на ней.

– Знаю. Но о ней… о ней ходит дурная слава.

Кеннет задумался, старательно набивая трубку.

– Вот как?.. Пожалуй, ты права.

– Ты мог бы с ней развестись, Кен.

– Дорогая моя девочка, ты не вправе говорить подобные вещи. Только потому, что мужчины теряют из-за Арлены головы, нельзя утверждать, что она сама также потеряла голову.

Розамунд едва сдержала резкий ответ.

– Ты мог бы устроить так, чтобы она развелась с тобой, – помолчав, сказала она. – Если тебе так больше нравится.

– Ну да, смог бы.

– Ты должен с ней развестись, Кен. Честное слово. Нельзя забывать о дочери.

– О Линде?

– Да, о Линде.

– При чем тут Линда?

– От Арлены она не может ждать ничего хорошего. Тут нет никаких сомнений. А Линда, по-моему, очень тонко все чувствует.

Маршалл поднес к трубке спичку.

– Да… в твоих словах кое-что есть, – попыхивая, сказал он. – Пожалуй, Арлена и Линда не ладят между собой. Возможно, для девочки это плохо. Меня это тревожит.

– Мне нравится Линда – очень нравится, – сказала Розамунд. – В ней есть что-то… хорошее.

– Она похожа на свою мать, – сказал Кеннет. – Принимает все близко к сердцу, как и Рут.

– В таком случае тебе не кажется, что ты действительно должен избавиться от Арлены? – спросила Розамунд.

– Договориться о разводе?

– Да. Такое происходит сплошь и рядом.

– Да, и именно это внушает мне отвращение! – с внезапным жаром воскликнул Маршалл.

– Отвращение? – удивилась мисс Дарнли.

– Да. Подобное отношение к жизни теперь стало повсеместным. Если возьмутся за какое-то дело и оно не нравится, то стремятся как можно быстрее бросить им заниматься! Черт возьми, должна же быть такая вещь, как честность. Если ты женился на женщине и взял на себя обязательство заботиться о ней, что ж, ты должен это делать. Это твой крест. Я терпеть не могу скороспелые браки и быстрые разводы. Арлена – моя жена, и этим все сказано.

Розамунд подалась вперед.

– Значит, вот как ты настроен? – тихо произнесла она. – «До тех пор, пока смерть нас не разлучит?»

Кеннет кивнул:

– Совершенно верно.

– Понятно, – протянула она.

Мистер Хорас Блатт, возвращаясь в Лезеркомбский залив по узкой петляющей дороге, на повороте едва не сбил миссис Редферн. Молодая женщина прижалась к живой изгороди, а мистер Блатт резко затормозил, останавливая свой «Санбим».

– При-и-иве-е-ет! – радостно воскликнул он.

Это был крупный мужчина с красным лицом и бахромой рыжеватых волос, окружающих сияющую лысину. Он стремился быть душой и жизнью всего происходящего вокруг. По его мнению, высказанному чересчур громко, «Веселому Роджеру» следовало немного оживиться. Мистер Блатт был озадачен тем, как при его появлении люди словно растворялись и исчезали.

– Чуть было не превратил вас в клубничное повидло, да? – весело сказал мистер Блатт.

– Да, это точно, – подтвердила Кристина.

– Запрыгивайте в машину, – предложил Хорас.

– Нет, благодарю вас, я лучше прогуляюсь пешком.

– Вздор! – не унимался мистер Блатт. – Для чего еще нужна машина?

Уступив его настойчивости, миссис Редферн села в машину. Мистер Блатт завел двигатель, заглохший из-за слишком резкой остановки.

– И что вы здесь делаете, гуляя в полном одиночестве? – поинтересовался он. – Такой красивой девушке это совсем не к лицу.

– О, мне нравится гулять одной! – поспешно заявила Кристина.

Мистер Блатт от души ткнул ее в плечо локтем, при этом едва не врезавшись в живую изгородь.

– Все девушки так говорят, – сказал он. – Знаете, это место, этот «Веселый Роджер», нужно немного встряхнуть. Веселого нет и в помине. Нет жизни. Полно совсем никчемных людей. Куча детей и стариков. Взять хотя бы этого зануду из Британской Индии, этого священника-спортсмена, этих болтающих без умолку американцев и этого усатого иностранца… его усы – один смех! Я так думаю, он парикмахер.

Кристина покачала головой.

– О нет, он детектив.

Мистер Блатт едва снова не направил машину в живую изгородь.

– Детектив? Вы хотите сказать, он здесь инкогнито?

– Нет, нет, – слабо улыбнулась Кристина. – Он всегда так выглядит. Это Эркюль Пуаро. Вы наверняка слышали о нем.

– Я не расслышал его имя, – сказал мистер Блатт. – О да, разумеется, я о нем слышал. Но я полагал, он уже умер. Черт возьми, он должен был давно умереть. И что он здесь вынюхивает?

– Ничего – он просто на отдыхе.

– Ну да, так я и думал, – с сомнением произнес мистер Блатт. – Какой-то он неестественный, вы не находите?

– Ну… – запнулась Кристина. – Возможно, чуточку странноват.

– А я скажу вот что, – решительно заявил мистер Блатт. – Чем вам плох Скотленд-Ярд? По мне, всегда и везде нужно брать только английское.

Спустившись вниз, он под торжественные фанфары клаксона загнал машину в гараж пансионата, который из-за приливов располагался на большой земле.

Линда Маршалл зашла в магазинчик, торговавший всем тем, что могло понадобиться постояльцам пансионата. Вдоль одной из стен тянулись полки, заставленные книгами, которые можно было взять почитать за пару пенсов. Самым новым было лет десять; были и двадцатилетние, и еще более старые.

Линда неуверенно взяла с полки сначала одну книгу, затем другую. Мельком пролистав их, она пришла к выводу, что ни за что на свете не станет читать «Четыре пера» или «Шиворот-навыворот». Затем взяла еще один маленький толстый томик в кожаном переплете. Время шло…

– Линда, что ты читаешь?

Услышав голос Кристины Редферн, Линда вздрогнула и поставила книгу на полку.

– Ничего! – поспешно сказала она. – Я просто выбираю книгу.

Достав наугад книгу, оказавшуюся «Женитьбой Уильяма Эша», девушка направилась к кассе, ища двухпенсовую монетку.

– Мистер Блатт подвез меня до дома – после того как сначала едва не задавил, – сказала Кристина. – Я поняла, что не смогу идти по дамбе вместе с ним, поэтому сослалась на то, что мне нужно кое-что купить.

– Он просто невыносим, правда? – сказала Линда. – Вечно хвалится, какой он богатый, и шутки у него все ужасные.

– Бедняга! – заметила Кристина. – Его можно только пожалеть.

Девушка была с этим категорически не согласна. Молодая и беспощадная, она не видела в мистере Блатте ничего, за что его следовало бы жалеть. Они с Кристиной вышли из магазина и направились по дамбе. Линда была поглощена собственными мыслями. Миссис Редферн ей нравилась. На ее взгляд, из всех, кто находился на острове, сносными были только Кристина и Розамунд Дарнли. Начнем с того, что ни та, ни другая почти не разговаривали с Линдой. Вот и сейчас миссис Редферн шла молча, что, по мнению Линды, было разумно. Если не можешь сказать ничего стоящего, к чему болтать без умолку? Девушка полностью погрузилась в размышления.

– Миссис Редферн! – внезапно сказала она. – У вас когда-нибудь возникало такое ощущение, будто все вокруг так ужасно, так отвратительно, что вы готовы… о… взорваться?..

Эти слова могли показаться комичными, но лицо Линды, осунувшееся и возбужденное, было серьезным. Кристина Редферн взглянула на девушку внимательно и определенно не увидела ничего смешного. У нее перехватило дыхание.

– Да… да, – прошептала она. – У меня возникало… именно такое ощущение…

– Значит, вы знаменитый сыщик? – спросил мистер Блатт.

Они сидели в коктейль-баре, его излюбленном месте.

Эркюль Пуаро подтвердил справедливость этого замечания с присущим отсутствием скромности.

– И чем вы здесь занимаетесь, – продолжал расспрашивать Блатт, – работаете?

– Нет, нет. Я отдыхаю. У меня каникулы.

– Вы ответили бы так в любом случае, не так ли? – подмигнул Хорас.

– Необязательно, – ответил Пуаро.

– А, выкладывайте все начистоту! – сказал Блатт. – Скажу прямо: у меня ваша тайна будет в полной безопасности. Я не растрезвониваю все услышанное! Много лет назад научился держать язык за зубами. Я не добился бы того, чего добился, если б не умел это делать. Но вы ведь знаете, какие бывают люди: тра-та-та, тотчас же выкладывают все, что услышали! А с вашим ремеслом так нельзя… Поэтому вы стоите на своем: вы здесь отдыхаете – и точка.

– А с чего вы предположили, что это не так? – спросил Пуаро.

Мистер Блатт закрыл один глаз.

– Я повидал мир, – сказал он, – и разбираюсь в людях. Такой человек, как вы, должен был бы отправиться в Довиль, Ле-Туке или Жуан-ле-Пэн. Вот где ваш – как это правильно сказать? – духовный дом.

Вздохнув, Пуаро отвернулся к окну. Моросил дождь, остров был окутан туманом.

– Возможно, вы правы! – сказал детектив. – Там, по крайней мере, в плохую погоду можно найти развлечения.

– А, доброе старое казино! – воскликнул мистер Блатт. – Знаете, большую часть жизни мне пришлось вкалывать. Не было времени на отдых и всякие развлечения. Я решил стать успешным, и я им стал. И теперь могу делать все, что пожелаю. Мои деньги ничуть не хуже любых других денег. Смею вас заверить, за последние несколько лет я кое-что повидал.

– Вот как? – пробормотал Пуаро.

– Не знаю, зачем я приехал сюда, – продолжал мистер Блатт.

– И я тоже ломаю голову, – заметил бельгиец.

– Что?

– Я тоже не лишен умения наблюдать, – красноречиво махнул рукой Пуаро. – На мой взгляд, вы должны были бы выбрать Довиль или Биарриц.

– А вместо этого мы с вами торчим здесь, так? – издал резкий смешок мистер Блатт. – Ума не приложу, почему я здесь, – задумчиво произнес он затем. – Понимаете, наверное, все дело в том, что это звучало так романтично! Остров Контрабандистов, пансионат «Веселый Роджер»… Понимаете, такой адрес щекочет нервы. Воскрешает в памяти детство. Пираты, контрабандисты, приключения… – Мистер Блатт смущенно усмехнулся. – Мальчишкой мне довелось немало поплавать. Не в здешних краях. На Востоке. Странно, но тяга к подобным вещам никогда не проходит. Если б я пожелал, у меня была бы самая навороченная яхта, но у меня почему-то не лежит к этому душа. Мне нравится бороздить волны в своем маленьком ялике. Редферн также заядлый яхтсмен, пару раз ходил со мною… Но теперь я его больше не вижу – он постоянно ошивается рядом с этой рыжей женой Маршалла.

Помолчав, он продолжал, понизив голос:

– В этом пансионате по большей части одни высушенные палки! Пожалуй, миссис Маршалл – единственное живое пятно. Можно было ожидать, что ее муженек будет занят только тем, чтобы присматривать за нею. Ходят самые разные слухи о том, какой она была, когда играла на сцене, – и после! Мужчины по ней с ума сходили… Вот увидите, здесь обязательно случится какая-нибудь беда.

– Какая беда? – спросил Пуаро.

– Всякое может быть, – ответил Хорас. – Глядя на Маршалла, я бы сказал, что у него странный темперамент. Вообще-то я слышал кое-что о нем. Мне уже приходилось видеть подобных тихонь. Имея с ними дело, никогда не знаешь, что от них ожидать. Так что Редферну лучше поостеречься…

Он умолк, поскольку в бар вошел предмет его слов. Опомнившись, мистер Блатт заговорил снова, громко, стараясь привлечь внимание:

– И, как я уже говорил, ходить под парусом вдоль этого побережья одно удовольствие… Привет, Редферн, выпьете со мной? Что будете? Сухое мартини? Отлично. Ну, а вы, месье Пуаро?

Детектив молча покачал головой.

Подсев за столик, Патрик Редферн сказал:

– Ходить под парусом? Это самое большое удовольствие в мире. Жаль, что мне редко удается этим заняться. В детстве я постоянно плавал в шлюпке вдоль этого побережья.

– Значит, вам хорошо известны эти края? – сказал Пуаро.

– А то как же! Я знал это место еще до того, как здесь открылся пансионат. Весь поселок Лезеркомб-Бэй состоял лишь из нескольких рыбацких лачуг, а на острове стоял только старый запущенный дом, весь заколоченный.

– Здесь был дом?

– О да, но в нем уже много лет никто не жил. Он буквально разваливался. Ходили легенды о том, что из него в пещеру Эльфов ведет потайной ход. Помню, мы постоянно искали этот потайной ход.

Блатт пролил коктейль. Выругавшись, он промокнул жидкость салфеткой и спросил:

– И что за пещера?

– О, разве вы не знаете? – сказал Патрик. – Она в бухте Эльфов. Вход в нее найти непросто. Он сбоку, за грудой валунов. Лишь длинная узкая расселина. В нее с трудом можно протиснуться. Затем расселина расширяется и становится просторной пещерой. Можете представить себе, с каким удовольствием мы лазили туда в детстве! Пещеру мне показал один старый рыбак. Сейчас даже местные жители о ней не знают. Я тут на днях спросил у одного, почему это место называется пещерой Эльфов, так он не смог мне ответить.

– Но я все равно ничего не понимаю, – сказал Эркюль Пуаро. – Что такое эльф?

– О, это чисто девонширские легенды. В Шипсторе-на-Болоте есть пещера эльфов. Понимаете, нужно оставить там булавку, в качестве подарка для эльфа. Эльф – это такой дух, обитающий на болоте.

– О, это крайне любопытно! – сказал Эркюль Пуаро.

– В Дартмуре по-прежнему бытует множество преданий, связанных с эльфами, – продолжал Патрик Редферн. – Здесь много скал, в которых якобы обитают эльфы, и, полагаю, многие фермеры, возвращаясь домой после бурной ночи, до сих пор жалуются на то, что эльфы сбивают их с пути.

– Вы хотите сказать, когда они перебрали? – спросил Хорас Блатт.

– Несомненно, это самое распространенное объяснение, – улыбнулся Патрик Редферн.

Блатт взглянул на часы.

– Я иду ужинать, – сказал он. – А в целом, Редферн, мне больше нравятся пираты, а не эльфы.

– Право, мне бы очень хотелось посмотреть, как эльфы будут сбивать с пути старину Блатта, – со смехом признался Патрик, когда Хорас ушел.

– Для прожженного дельца у мистера Блатта, по-моему, чересчур романтическое воображение, – задумчиво заметил Пуаро.

– Это все следствие недостатка образования, – сказал Редферн. – По крайней мере, так говорит моя жена. Вы только посмотрите, что он читает! Одни детективы и книги про Дикий Запад.

– Вы хотите сказать, что у него по-прежнему образ мышления подростка? – спросил Пуаро.

– Ну, а разве вам так не кажется, сэр?

– Что касается меня, я с ним почти незнаком.

– Да и я тоже мало его знаю. Раза два мы с Блаттом ходили на яхте, однако на самом деле ему не нравится, когда рядом кто-нибудь есть. Он предпочитает выходить в море в одиночестве.

– А вот это действительно странно, – заметил Пуаро. – И кардинально отличается от его поведения на суше.

Редферн рассмеялся.

– Знаю, – сказал он. – Всем нам приходится прилагать изрядные усилия, чтобы держаться от него подальше. Блатт готов превратить это место в нечто среднее между Маргитом и Ле-Туке.

Пуаро задумчиво молчал минуты две, внимательно изучая смеющееся лицо своего собеседника.

– По-моему, месье Редферн, вы получаете огромное наслаждение от жизни, – вдруг совершенно неожиданно сказал он.

Патрик удивленно уставился на него.

– Ну да, получаю. А почему бы и нет?

– Действительно, почему бы и нет? – согласился детектив. – Позвольте поздравить вас с этим.

– Благодарю вас, сэр, – усмехнувшись, сказал Редферн.

– Вот почему как человек, который старше вас, намного старше, я осмелюсь дать вам один совет.

– Да, сэр?

– Один мой очень мудрый друг, работавший в полиции, сказал мне много лет назад: «Эркюль, друг мой, если хотите познать спокойствие, избегайте женщин».

– Боюсь, сэр, этот совет несколько запоздал, – сказал Патрик. – Как вам известно, я уже женат.

– Да, знаю. Ваша жена – очаровательная, культурная женщина. Она вас очень любит.

– И я ее очень люблю, – резко произнес Редферн.

– А, – сказал Пуаро, – я рад это слышать.

Внезапно лицо Патрика затянулось грозовыми тучами.

– Послушайте, месье Пуаро, к чему вы клоните?

– Les femmes. – Откинувшись назад, Пуаро закрыл глаза. – Я кое-что о них знаю. Они способны невыносимо усложнить жизнь. А англичане – они ведут себя как дети… Мистер Редферн, уж если вам обязательно нужно было приехать сюда, зачем, во имя всего святого, вы привезли свою жену?

– Я не понимаю, о чем это вы! – гневно промолвил Патрик.

– Вы меня прекрасно понимаете, – спокойно возразил маленький бельгиец. – Я не настолько глуп, чтобы спорить с человеком, ослепленным любовью. Я лишь предостерегаю вас.

– Вы наслушались этих проклятых сплетниц! Миссис Гарднер, Брюстер – они только и делают, что весь день напролет треплют языками. Только потому, что женщина привлекательна… они готовы обрушиться на нее, подобно мешку с углем!

Эркюль Пуаро встал.

– Не может быть, чтобы вы были настолько неискушенны, – пробормотал он.

Покачав головой, он направился к выходу. Разъяренный Редферн смотрел ему вслед.

По пути из обеденного зала детектив задержался в фойе. Двери были распахнуты – с улицы проникало дыхание теплого вечернего воздуха. Дождь прекратился, туман рассеялся. На чистом небе высыпали звезды. Эркюль Пуаро застал миссис Редферн на ее излюбленном месте на краю скалы. Остановившись рядом с нею, он сказал:

– Скамья мокрая. Напрасно вы здесь сидите. Вы можете простудиться.

– Нет, я не простужусь. К тому же это не имеет значения.

– Та-та-та, вы не ребенок! Вы образованная женщина. Вы должны смотреть на все разумно.

– Уверяю вас, у меня никогда не бывает простуды, – холодно сказала Кристина.

– Весь день сегодня было сыро, – настаивал Пуаро. – Дул ветер, шел дождь. Туман был такой густой, что ничего нельзя было разглядеть. Eh bien, что мы видим сейчас? Туман рассеялся, небо ясное, над головой сияют звезды. Так устроена жизнь, мадам.

– Знаете, от чего меня здесь просто тошнит? – со злостью прошептала Кристина.

– От чего, мадам?

– От жалости!

Это слово прозвучало словно щелчок бича.

– Думаете, я ничего не знаю? – продолжала женщина. – Думаете, я ничего не вижу? Все вокруг говорят: «Бедная миссис Редферн, маленькая бедняжка!» Во всяком случае, я не маленькая – у меня достаточно большой рост. Про меня говорят «маленькая», потому что жалеют. Мне невыносимо это слышать!

Пуаро тщательно расстелил на скамье носовой платок и осторожно сел.

– В этом что-то есть, – задумчиво произнес он.

– Эта женщина… – начала было Кристина и умолкла.

– Вы позволите кое-что вам сказать, мадам? – мрачно произнес детектив. – Это такая же истина, как и звезды над нами. В этом мире арлены стюарт – или арлены маршалл – ничего не стоят.

– Вздор! – пробормотала миссис Редферн.

– Уверяю вас, это правда. Их притязания тщетны. По-настоящему женщина чего-нибудь стоит только тогда, когда она добродетельна или умна.

– Вы полагаете, мужчинам есть какое-либо дело до добродетели или мозгов? – презрительно бросила Кристина.

– В конечном счете да, – серьезно ответил Пуаро.

Она усмехнулась.

– Я с вами не согласна.

– Ваш муж вас любит, мадам, – сказал Пуаро. – Я это знаю.

– Вы не можете это знать.

– Да, да, я это знаю. Я видел, как он на вас смотрит.

Внезапно миссис Редферн не выдержала. Упав Пуаро на плечо, она залилась горькими слезами.

– Я больше не могу… я больше не могу…

Потрепав ее по руке, бельгиец ласково сказал:

– Терпение, только терпение.

Выпрямившись, Кристина прижала к глазам платок.

– Все в порядке, – сдавленно промолвила она. – Мне уже лучше. Я… мне бы хотелось побыть одной.

Послушно встав, Пуаро направился по извилистой тропинке назад в пансионат. Он уже почти вернулся обратно, когда услышал приглушенные голоса. Детектив свернул с тропинки. В кустах был проход. Он увидел Арлену Маршалл, а рядом с нею – Патрика Редферна; услышал его голос, дрожащий от полноты чувств.

– Я от тебя без ума… без ума… ты лишила меня рассудка… Я тебе не безразличен? Ты меня хоть немного любишь?

Пуаро увидел лицо Арлены Маршалл – она показалась ему холеной довольной кошкой, в ней не было ничего человеческого.

– Ну конечно, милый Патрик! – сказала она. – Я тебя обожаю. Ты это знаешь…

В кои-то веки Пуаро не стал подслушивать дальше. Вернувшись на тропинку, он спустился к пансионату.

Ему навстречу шагнула фигура. Это был капитан Маршалл.

– Чудесный вечер, вы не находите? – сказал он. – И это после столь отвратительного дня… – Кеннет посмотрел на небо. – Похоже, завтра нас ждет погожий день.

Chapter 4

The morning of the 25th of August dawned bright and cloudless. It was a morning to tempt even an inveterate sluggard to rise early. Several people rose early that morning at the Jolly Roger.

It was eight o’clock when Linda, sitting at her dressing-table, turned a little thick calf-bound volume face downwards, sprawling it open, and looked at her own face in the mirror. Her lips were set tight together and the pupils of her eyes contracted. She said below her breath:

“I’ll do it…”

She slipped out of her pyjamas and into her bathing dress. Over it she flung on a bath-robe and laced espadrilles on her feet. She went out of her room and along the passage. At the end of it a door on to the balcony led to an outside staircase leading directly down to the rocks below the hotel. There was a small iron ladder clamped onto the rocks leading down into the water which was used by many of the hotel guests for a before breakfast dip as taking up less time than going down to the main bathing beach. As Linda started down from the balcony she met her father coming up. He said:

“You’re up early. Going to have a dip?”

Linda nodded. They passed each other. Instead of going on down the rocks, however, Linda skirted round the hotel to the left until she came to the path down to the causeway connecting the hotel with the mainland. The tide was high and the causeway under water, but the boat that took hotel guests across was tied to a little jetty. The man in charge of it was absent at the moment. Linda got in, untied it and rowed herself across. She tied up the boat on the other side, walked up the slope past the hotel garage and along until she reached the general shop. The woman had just taken down the shutters and was engaged in sweeping the floor. She looked amazed at the sight of Linda.

“Well, Miss, you are up early.”

Linda put her hand in the pocket of her bath-wrap and brought out some money. She proceeded to make her purchases.

Christine Redfern was standing in Linda’s room when the girl returned. “Oh, there you are,” Christine exclaimed.

“I thought you couldn’t be really up yet.”

Linda said: “No, I’ve been bathing.”

Noticing the parcel in her hand, Christine said with surprise:

“The post has come early today.”

Linda flushed. With her habitual nervous clumsiness the parcel slipped from her hand. The flimsy string broke and some of the contents rolled over the floor.

Christine exclaimed: “What have you been buying candles for?”

But to Linda’s relief she did not wait for an answer, but went on, as she helped to pick the things up from the floor:

“I came in to ask whether you would like to come with me to Gull Cove this morning. I want to sketch there.”

Linda accepted with alacrity. In the last few days she had accompanied Christine Redfern more than once on sketching expeditions. Christine was a most indifferent artist but it was possible that she found the excuse of painting a help to her pride since her husband now spent most of his time with Arlena Marshall.

Linda Marshall had been increasingly morose and bad-tempered. She liked being with Christine who, intent on her work, spoke very little. It was, Linda felt, nearly as good as being by oneself, and in a curious way she craved for company of some kind. There was a subtle kind of sympathy between her and the elder woman, probably based on the fact of their mutual dislike of the same person.

Christine said: “I’m playing tennis at twelve, so we’d better start fairly early. Half past ten?”

“Right. I’ll be ready. Meet you in the hall.”

Rosamund Darnley, strolling out of the dining-room after a very late breakfast, was cannoned into by Linda as the latter came tearing down the stairs.

“Oh! Sorry, Miss Darnley.”

Rosamund said: “Lovely morning, isn’t it? One can hardly believe it after yesterday.”

“I know. I’m going with Mrs Redfern to Gull Cove. I said I’d meet her at half past ten. I thought I was late.”

“No, it’s only twenty-five past.”

“Oh! good.”

She was panting a little and Rosamund looked at her curiously.

“You’re not feverish, are you, Linda?”

The girl’s eyes were very bright and she had a vivid patch of colour in each cheek.

“Oh! no. I’m never feverish.”

Rosamund smiled and said: “It’s such a lovely day I got up for breakfast. Usually I have it in bed. But today I came down and faced eggs and bacon like a man.”

“I know – it’s heavenly after yesterday. Gull Cove is nice in the morning. I shall put a lot of oil on and get really brown.”

Rosamund said: “Yes, Gull Cove is nice in the morning. And it’s more peaceful than the beach here.”

Linda said, rather shyly: “Come too.”

Rosamund shook her head.

She said: “Not this morning. I’ve other fish to fry.”

Christine Redfern came down the stairs. She was wearing beach pyjamas of a loose floppy pattern with long sleeves and wide legs. They were made of some green material with a yellow design. Rosamund’s tongue itched to tell her that yellow and green were the most unbecoming colours possible for her fair, slightly anaemic complexion. It always annoyed Rosamund when people had no clothes sense.

She thought: “If I dressed that girl, I’d soon make her husband sit up and take notice. However much of a fool Arlena is, she does know how to dress. This wretched girl looks just like a wilting lettuce.”

Aloud she said: “Have a nice time. I’m going to Sunny Ledge with a book.”

Hercule Poirot breakfasted in his room as usual of coffee and rolls. The beauty of the morning, however, tempted him to leave the hotel earlier than usual. It was ten o’clock, at least half an hour before his usual appearance, when he descended to the bathing beach. The beach itself was empty save for one person.

That person was Arlena Marshall. Clad in her white bathing-dress, the green Chinese hat on her head, she was trying to launch a white wooden float. Poirot came gallantly to the rescue, completely immersing a pair of white suède shoes in doing so. She thanked him with one of those sideways glances of hers. Just as she was pushing off, she called him.

“M. Poirot?”

Poirot leaped to the water’s edge.

“Madame?”

Arlena Marshall said: “Do something for me, will you?”

“Anything.”

She smiled at him.

She murmured: “Don’t tell any one where I am.” She made her glance appealing. “Every one will follow me about so. I just want for once to be alone.”

She paddled off vigorously.

Poirot walked up the beach.

He murmured to himself: “Ah ça, jamais! That, par exemple, I do not believe.”

He doubted if Arlena Smart, to give her stage name, had ever wanted to be alone in her life. Hercule Poirot, that man of the world, knew better. Arlena Marshall was doubtless keeping a rendezvous, and Poirot had a very good idea with whom. Or thought he had, but there he found himself proved wrong. For just as the float rounded the point of the bay and disappeared out of sight Patrick Redfern closely followed by Kenneth Marshall came striding down the beach from the hotel.

Marshall nodded to Poirot. “Morning, Poirot. Seen my wife anywhere about?”

Poirot’s answer was diplomatic. “Has Madame then risen so early?”

Marshall said: “She’s not in her room.” He looked up at the sky. “Lovely day. I shall have a bathe right away. Got a lot of typing to do this morning.”

Patrick Redfern, less openly, was looking up and down the beach. He sat down near Poirot and prepared to wait for the arrival of his lady.

Poirot said: “And Madame Redfern? Has she too risen early?”

Patrick Redfern said: “Christine? Oh, she’s going off sketching. She’s rather keen on art just now.”

He spoke impatiently, his mind clearly elsewhere. As time passed he displayed his impatience for Arlena’s arrival only too crudely. At every footstep he turned an eager head to see who it was coming down from the hotel.

Disappointment followed disappointment. First Mr and Mrs Gardener complete with knitting and book and then Miss Brewster arrived. Mrs Gardener, industrious as ever, settled herself in her chair, and began to knit vigorously and talk at the same time.

“Well, M. Poirot. The beach seems very deserted this morning. Where is everybody?”

Poirot replied that the Mastermans and the Cowans, two families with young people in them, had gone off on an all-day sailing excursion.

“Why, that certainly does make all the difference, not having them around laughing and calling out. And only one person bathing, Captain Marshall.”

Marshall had just finished his swim. He came up the beach swinging his towel.

“Pretty good in the sea this morning,” he said. “Unfortunately I’ve got a lot of work to do. Must go and get on with it.”

“Why, if that isn’t too bad, Captain Marshall. On a beautiful day like this, too. My, wasn’t yesterday too terrible? I said to Mr Gardener that if the weather was going to continue like that, we’d just have to leave. It’s so melancholy, you know, with the mist right up around the island. Gives you a kind of ghostly feeling, but then I’ve always been very susceptible to atmosphere ever since I was a child. Sometimes, you know, I’d feel I just had to scream and scream. And that, of course, was very trying to my parents. But my mother was a lovely woman and she said to my father, ‘Sinclair, if the child feels like that, we must let her do it. Screaming is her way of expressing herself.’ And of course my father agreed. He was devoted to my mother and just did everything she said. They were a perfectly lovely couple, as I’m sure Mr Gardener will agree. They were a very remarkable couple, weren’t they, Odell?”

“Yes, darling,” said Mr Gardener.

“And where’s your girl this morning, Captain Marshall?”

“Linda? I don’t know. I expect she’s mooning round the island somewhere.”

“You know, Captain Marshall, that girl looks kind of peaky to me. She needs feeding up and very, very sympathetic treatment.”

Kenneth Marshall said curtly: “Linda’s all right.”

He went up to the hotel. Patrick Redfern did not go into the water. He sat about, frankly looking up towards the hotel. He was beginning to look a shade sulky. Miss Brewster was brisk and cheerful when she arrived.

The conversation was much as it had been on a previous morning. Gentle yapping from Mrs Gardener and short staccato barks from Miss Brewster.

She remarked at last: “Beach seems a bit empty. Every one off on excursions?”

Mrs Gardener said: “I was saying to Mr Gardener only this morning that we simply must make an excursion to Dartmoor. It’s quite near and the associations are all so romantic. And I’d like to see that convict prison – Princetown, isn’t it? I think we’d better fix up right away and go there tomorrow, Odell.”

Mr Gardener said: “Yes, darling.”

Hercule Poirot said to Miss Brewster: “You are going to bathe, Mademoiselle?”

“Oh, I’ve had my morning dip before breakfast. Somebody nearly brained me with a bottle, too. Chucked it out of one of the hotel windows.”

“Now that’s a very dangerous thing to do,” said Mrs Gardener. “I had a very dear friend who got concussion by a toothpaste tin falling on him in the street – thrown out of a thirty-fifth storey window it was. A most dangerous thing to do. He got very substantial damages.” She began to hunt among her skeins of wool. “Why, Odell, I don’t believe I’ve got that second shade of purple wool. It’s in the second drawer of the bureau in our bedroom or it might be the third.”

“Yes, darling.”

Mr Gardener rose obediently and departed on his search. Mrs Gardener went on:

“Sometimes, you know, I do think that maybe we’re going a little too far nowadays. What with all our great discoveries and all the electrical waves there must be in the atmosphere, I do think it leads to a great deal of mental unrest and I just feel that maybe the time has come for a new message to humanity. I don’t know, M. Poirot, if you’ve ever interested yourself in the prophecies from the Pyramids.”

“I have not,” said Poirot.

“Well, I do assure you that they’re very, very interesting. What with Moscow being exactly a thousand miles due North of – now what was it? – Would it be Nineveh? – but anyway you take a circle and it just shows the most surprising things and one can just see that there must have been special guidance, and that those ancient Egyptians couldn’t have thought of what they did all by themselves. And when you’ve gone into the theory of the numbers and their repetition, why, it’s all just so clear that I can’t see how any one can doubt the truth of it for a moment.”

Mrs Gardener paused triumphantly but neither Poirot nor Miss Emily Brewster felt moved to argue the point.

Poirot studied his white suede shoes ruefully.

Emily Brewster said: “You been paddling with your shoes on, M. Poirot?”

Poirot murmured: “Alas! I was precipitate.”

Emily Brewster lowered her voice. She said: “Where’s our Vamp this morning? She’s late.”

Mrs Gardener, raising her eyes from her knitting to study Patrick Redfern, murmured:

“He looks just like a thundercloud. Oh! Dear, I do feel the whole thing is such a pity. I wonder what Captain Marshall thinks about it all. He’s such a nice quiet man – very British and unassuming. You just never know what he’s thinking about things.”

Patrick Redfern rose and began to pace up and down the beach. Mrs Gardener murmured:

“Just like a tiger.”

Three pairs of eyes watched his pacing. Their scrutiny seemed to make Patrick Redfern uncomfortable. He looked more than sulky now. He looked in a flaming temper. In the stillness a faint chime from the mainland came to their ears. Emily Brewster murmured:

“Wind’s from the East again. That’s a good sign when you can hear the church clock strike.”

Nobody said any more until Mr Gardener returned with a skein of brilliant magenta wool.

“Why, Odell, what a long time you have been!”

“Sorry, darling, but you see it wasn’t in your bureau at all. I found it on your wardrobe shelf.”

“Why, isn’t that too extraordinary? I could have declared I put it in that bureau drawer. I do think it’s fortunate that I’ve never had to give evidence in a court case. I’d just worry myself to death in case I wasn’t remembering a thing just right.”

Mr Gardener said: “Mrs Gardener is very conscientious.”

It was some five minutes later that Patrick Redfern said:

“Going for your row this morning, Miss Brewster? Mind if I come with you?”

Miss Brewster said heartily: “Delighted.”

“Let’s row right round the island,” proposed Redfern.

Miss Brewster consulted her watch.

“Shall we have time? Oh, yes, it’s not half past eleven yet. Come on then, let’s start.”

They went down the beach together. Patrick Redfern took first turn at the oars. He rowed with a powerful stroke. The boat leapt forward. Emily Brewster said approvingly:

“Good. We’ll see if you can keep that up.”

He laughed into her eyes. His spirits had improved.

“I shall probably have a fine crop of blisters by the time we get back.” He threw up his head tossing back his black hair. “God, it’s a marvellous day! If you do get a real summer’s day in England there’s nothing to beat it.”

Emily Brewster said gruffly: “Can’t beat England anyway in my opinion. Only place in the world to live in.”

“I’m with you.”

They rounded the point of the bay to the west and rowed under the cliffs. Patrick Redfern looked up.

“Any one on Sunny Ledge this morning? Yes, there’s a sunshade. Who is it, I wonder?”

Emily Brewster said: “It’s Miss Darnley, I think. She’s got one of those Japanese affairs.”

They rowed up the coast. On their left was the open sea. Emily Brewster said:

“We ought to have gone the other way round. This way we’ve got the current against us.”

“There’s very little current. I’ve swum out here and not noticed it. Anyway we couldn’t go the other way. The causeway wouldn’t be covered.”

“Depends on the tide, of course. But they always say that bathing from Pixy Cove is dangerous if you swim out too far.”

Patrick was rowing vigorously still. At the same time he was scanning the cliffs attentively. Emily Brewster thought suddenly:

“He’s looking for the Marshall woman. That’s why he wanted to come with me. She hadn’t shown up this morning and he’s wondering what she’s up to. Probably she’s done it on purpose. Just a move in the game – to make him keener.”

They rounded the jutting point of rock to the south of the little bay named Pixy’s Cove. It was quite a small cove, with rocks dotted fantastically about the beach. It faced nearly northwest and the cliff overhung it a good deal. It was a favourite place for picnic teas. In the morning, when the sun was off it, it was not popular and there was seldom any one there. On this occasion, however, there was a figure on the beach. Patrick Redfern’s stroke checked and recovered. He said in a would-be casual tone:

“Hullo, who’s that?”

Miss Brewster said drily: “It looks like Mrs Marshall.”

Patrick Redfern said as though struck by the idea: “So it does.”

He altered his course, rowing inshore. Emily Brewster protested. “We don’t want to land here, do we?”

Patrick Redfern said quickly: “Oh, plenty of time.”

His eyes looked into hers – something in them, a naive pleading look rather like that of an importunate dog, silenced Emily Brewster. She thought to herself:

“Poor boy, he’s got it badly. Oh, well, it can’t be helped. He’ll get over it in time.”

The boat was fast approaching the beach. Arlena Marshall was lying face downwards on the shingle her arms outstretched. The white float was drawn up near by. Something was puzzling to Emily Brewster. It was as though she was looking at something she knew quite well but which was in one respect quite wrong. It was a minute or two before it came to her. Arlena Marshall’s attitude was the attitude of a sun-bather. So had she lain many a time on the beach by the hotel, her bronzed body outstretched and the green cardboard hat protecting her head and neck.

But there was no sun on Pixy’s Beach and there would be none for some hours yet. The overhanging cliff protected the beach from the sun in the morning. A vague feeling of apprehension came over Emily Brewster.

The boat grounded on the shingle.

Patrick Redfern called: “Hullo, Arlena.”

And then Emily Brewster’s foreboding took definite shape. For the recumbent figure did not move or answer.

Emily saw Patrick Redfern’s face change. He jumped out of the boat and she followed him. They dragged the boat ashore, then set off up the beach to where that white figure lay so still and unresponsive near the bottom of the cliff. Patrick Redfern got there first but Emily Brewster was close behind him.

She saw, as one sees in a dream, the bronzed limbs, the white backless bathing dress – the red curl of hair escaping under the jade-green hat – saw something else too – the curious unnatural angle of the outspread arms. Felt, in that minute, that this body had not lain down but had been thrown… She heard Patrick’s voice – a mere frightened whisper. He knelt down beside that still form – touched the hand – the arm… He said in a low shuddering whisper:

“My God, she’s dead…”

And then, as he lifted the hat a little, peered at the neck:

“Oh, God, she’s been strangled… murdered.”

It was one of those moments when time stands still. With an odd feeling of unreality Emily Brewster heard herself saying:

“We mustn’t touch anything… Not until the police come.”

Redfern’s answer came mechanically: “No – no – of course not.” And then in a deep agonized whisper: “Who? Who? Who could have done that to Arlena. She can’t have – have been murdered. It can’t be true!”

Emily Brewster shook her head, not knowing quite what to answer.

She heard him draw in his breath – heard the low controlled rage in his voice as he said:

“My God, if I get my hands on the foul fiend who did this.”

Emily Brewster shivered. Her imagination pictured a lurking murderer behind one of the boulders. Then she heard her voice saying:

“Whoever did it wouldn’t be hanging about. We must get the police. Perhaps – ” she hesitated – “one of us ought to stay with – with the body.”

Patrick Redfern said: “I’ll stay.”

Emily Brewster drew a little sigh of relief. She was not the kind of woman who would ever admit to feeling fear, but she was secretly thankful not to have to remain on the beach alone with the faint possibility of a homicidal maniac lingering close at hand. She said:

“Good. I’ll be as quick as I can. I’ll go in the boat. Can’t face that ladder. There’s a constable at Leathercombe Bay.”

Patrick Redfern murmured mechanically: “Yes – yes, whatever you think best.”

As she rowed vigorously away from the shore, Emily Brewster saw Patrick drop down beside the dead woman and bury his head in his hands. There was something so forlorn about his attitude that she felt an unwilling sympathy. He looked like a dog watching by its dead master. Nevertheless her robust common sense was saying to her: “Best thing that could have happened for him and his wife – and for Marshall and the child – but I don’t suppose he can see it that way, poor devil.”

Emily Brewster was a woman who could always rise to an emergency.

Глава 4

Утро 25 августа выдалось ясным и безоблачным. В такой день даже неисправимый лежебока не может долго валяться в постели. В это утро в «Веселом Роджере» несколько человек встали рано.

Было восемь часов, когда Линда, сидевшая за туалетным столиком, перевернула толстый томик кожаным переплетом вверх, провела по нему рукой и посмотрела на свое лицо в зеркале: губы поджаты, зрачки сужены.

– Я сделаю это… – выдохнула она.

Сняв пижаму, Линда переоделась в купальник, поверх него накинула халат, а на ноги надела сандалии. Выйдя из номера, девушка направилась по коридору. В дальнем конце находилась дверь, ведущая на балкон, откуда к скалам внизу спускалась наружная лестница. К скале была прикручена железная лесенка, ведущая к самой воде, которой многие постояльцы пансионата пользовались для того, чтобы быстро окунуться до завтрака, поскольку это отнимало меньше времени, чем спуск к основному пляжу. Спускаясь по лестнице вниз, Линда встретила своего отца, который поднимался навстречу.

– Рановато ты сегодня, – сказал тот. – Хочешь искупаться?

Линда молча кивнула. Они разошлись. Однако вместо того, чтобы спуститься к скалам, девушка повернула налево в обход пансионата. Она вышла на дорожку, которая вела к дамбе, соединяющей остров с большой землей. Был прилив, и дамба скрылась под водой, однако у маленькой пристани качалась лодка, на которой переправлялись постояльцы пансионата. Лодочник куда-то отлучился. Линда спрыгнула в лодку, отвязала ее и взялась за весла. Хозяйка магазина только что сняла ставни и подметала пол. Увидев Линду, она удивилась.

– Вот так дела, мисс, вы сегодня рано!

Сунув руку в карман халата, девушка достала деньги и приступила к покупкам.

Когда Линда вернулась в пансионат, перед дверью ее номера стояла Кристина Редферн.

– А, вот ты где! – воскликнула Кристина. – А я-то думала, что ты еще не вставала!

– Нет, я уже сходила искупалась, – ответила Линда.

Заметив у нее в руках сверток, Кристина удивленно сказала:

– Как рано сегодня доставили почту…

Линда залилась краской и, смутившись, неловко выронила сверток. Тонкая бечевка лопнула, и содержимое раскатилось по полу.

– Зачем ты накупила свечей? – воскликнула Кристина.

Но, к счастью для Линды, она не стала дожидаться ответа, а продолжила, помогая собрать покупки:

– Я пришла, чтобы спросить, не пойдешь ли ты сегодня утром со мной в бухту Чаек. Я хочу сделать там несколько набросков.

Линда с готовностью согласилась. За последние несколько дней она уже не раз сопровождала Кристину. К живописи та была равнодушна, но, возможно, нашла в ней предлог успокоить свое самолюбие, поскольку ее муж теперь уже почти все свое время проводил с Арленой Маршалл.

Сама Линда становилась все более угрюмой и раздражительной. Ей нравилось проводить время вместе с Кристиной, которая, поглощенная работой, почти не говорила. Для девушки это было все равно что находиться в полном одиночестве и в то же время иметь хоть какое-нибудь общество. Между ней и Кристиной установилась симпатия, вероятно, основанная на обоюдной неприязни по отношению к одному и тому же человеку.

– В двенадцать у меня теннис, так что нам лучше выйти пораньше, – сказала Кристина. – Как насчет половины одиннадцатого?

– Хорошо. Буду готова. Встречаемся в фойе.

Сбегая вниз по лестнице, Линда налетела на Розамунд Дарнли, выходящую из обеденного зала после позднего завтрака.

– Ой! Простите, мисс Дарнли!

– Чудесное утро, не правда ли? – приветливо сказала та. – После вчерашнего трудно в это поверить.

– Согласна. Мы с миссис Редферн идем в бухту Чаек. Я обещала встретиться с ней в половине одиннадцатого. Кажется, я опаздываю…

– Нет, еще только двадцать пять минут одиннадцатого.

– О! Отлично!

Девушка запыхалась, и Розамунд с любопытством посмотрела на нее.

– Линда, ты, часом, не заболела?

У той светились глаза, щеки горели румянцем.

– Нет, нет! Всё в порядке!

– Сегодня такой чудесный день, что я решила сходить на завтрак. Обыкновенно я завтракаю в постели. Но сегодня спустилась вниз и встретилась лицом к лицу с яичницей с ветчиной, как поступают лишь настоящие мужчины.

– Да – после того, что было вчера, погода просто райская. По утрам в бухте Чаек очень хорошо. Я намажусь маслом для загара и стану совсем черной.

– Да, по утрам в бухте Чаек восхитительно, – согласилась Розамунд. – И там гораздо спокойнее, чем здесь, на пляже.

– Идемте с нами, – застенчиво предложила Линда.

Мисс Дарнли покачала головой.

– Только не сегодня. У меня есть другие дела.

На лестнице появилась Кристина Редферн. На ней были свободное кимоно с длинными рукавами и широкие брюки из зеленой ткани с желтым рисунком. У Розамунд зачесался язык сказать, что для светлых волос и анемичной белой кожи зеленый с желтым – самые неподходящие цвета. Ее неизменно раздражало, когда люди не чувствовали цвет.

«Если б я одевала эту девочку, ее муж быстренько бы обратил на нее внимание, – подумала она. – Какой бы ни была Арлена, одеваться она определенно умеет. А эта бедная девочка похожа на увядший салат-латук…»

– Желаю вам приятно провести время, – сказала Розамунд вслух. – А я отправляюсь на Солнечную террасу с книгой.

Эркюль Пуаро позавтракал у себя в номере – как обычно, кофе и булочки. Однако красота утра заставила его покинуть пансионат раньше обыкновенного. Было всего десять часов, когда он спускался на пляж, по крайней мере, на полчаса раньше обыкновенного. Да и на самом пляже в это время был всего один человек.

Арлена Маршалл. Облаченная в белый купальник, с зеленой китайской шляпой на голове, она пыталась спустить на воду белый деревянный плот. Пуаро галантно поспешил на помощь, при этом промочив насквозь свои белые замшевые штиблеты. Арлена Маршалл поблагодарила его. Она уже была готова отчалить, но затем окликнула маленького бельгийца:

– Месье Пуаро!

Тот поспешил к кромке воды.

– Мадам?

– Сделайте для меня одно одолжение, хорошо? – сказала Арлена Маршалл.

– Все что пожелаете.

Она улыбнулась.

– Никому не говорите, где я. – Ее взгляд наполнился мольбой. – Все непременно последуют за мной. А мне очень хочется побыть одной.

Она налегла на весла.

Пуаро вернулся на пляж.

– Ah, ça, jamais! – пробормотал он. – В это, par exemple, я не верю.

Он сомневался в том, что Арлене Стюарт, если называть ее тем именем, под которым она играла на сцене, когда-либо в жизни хотелось одиночества. У Эркюля Пуаро, повидавшего мир, были другие соображения на этот счет. Вне всякого сомнения, миссис Маршалл условилась о встрече с кем-то, и Пуаро прекрасно знал, с кем именно. Точнее, думал, что знает, но, как выяснилось, он ошибался. Ибо как только плот вышел из бухты и скрылся из виду, из пансионата на пляж спустился Патрик Редферн, за которым следовал Кеннет Маршалл.

– Доброе утро, Пуаро, – кивнул детективу Маршалл. – Нигде не видели мою жену?

– Разве миссис Маршалл уже встала? – дипломатично ответил бельгиец.

– В номере ее нет, – сказал Кеннет и посмотрел на небо. – Чудесная погода. Я искупаюсь прямо сейчас. Сегодня утром мне предстоит много печатать на машинке.

Патрик осмотрел берег не так открыто. Подсев к Пуаро, он приготовился ждать свою даму сердца.

– Ну, а мадам Редферн? – спросил Пуаро. – Она также встала рано?

– Кристина? О, она отправилась делать зарисовки, – сказал Патрик. – В последнее время она очень увлеклась живописью.

В его голосе сквозило нетерпение. Было очевидно, что мыслями он в другом месте. Время шло, и Редферн все более откровенно демонстрировал свое недовольство тем, что Арлена задерживается. Всякий раз, заслышав шаги, он тотчас же оборачивался, чтобы узнать, кто спускается из пансионата.

Одно разочарование следовало за другим. Сначала появились мистер и миссис Гарднер, с непременными вязанием и книгой. Затем на пляж спустилась мисс Брюстер. Миссис Гарднер, как всегда деятельная, уселась и принялась за вязание, одновременно работая языком.

– Ну, месье Пуаро, сегодня утром пляж что-то пустой. Где все?

Пуаро объяснил, что Мастерманы и Коуэны, две семьи с детьми, отправились на весь день на экскурсию на яхте.

– Да, определенно, это сразу чувствуется. Никто не смеется и не кричит. И купается только один человек – капитан Маршалл.

Последний только что вышел на берег. Размахивая полотенцем, он подошел к солярию и сказал:

– Море сегодня просто великолепное. К сожалению, у меня полно работы. Уже должен идти.

– О, как жаль, капитан Маршалл! Работать в такой чудный день… Господи, вчера погода была просто ужасная, правда? Я сказала мистеру Гарднеру, что, если она и дальше будет плохой, нам придется отсюда уехать. Понимаете, когда весь остров окутан туманом, это навевает меланхолию. Возникает какое-то неприятное чувство… впрочем, я с детства очень реагирую на погоду. Понимаете, порой мне ни с того ни с сего просто хочется плакать и кричать. И, разумеется, моим родителям приходилось со мною нелегко. Но моя мать была прекрасная женщина, и она сказала моему отцу: «Синклер, если ребенку это хочется, мы не должны ему мешать. Крик для нее является самовыражением». И, конечно, отец согласился. Он был очень привязан к моей матери и делал все так, как она скажет. Они были замечательной парой, и, уверена, мистер Гарднер это подтвердит. Они ведь были выдающейся парой, не так ли, Оделл?

– Да, дорогая, – сказал мистер Гарднер.

– Капитан Маршалл, а где сегодня ваша девочка?

– Линда? Не знаю. Полагаю, бродит по острову.

– Знаете, капитан Маршалл, девочка кажется мне какой-то осунувшейся. Ей нужно усиленное питание и очень-очень сочувственное обращение.

– С Линдой всё в порядке, – отрезал Кеннет.

Он встал и направился в пансионат. Патрик Редферн не стал заходить в воду. Он сидел на берегу, открыто уставившись на пансионат. Настроение у него постепенно ухудшалось. Появилась мисс Брюстер, веселая и жизнерадостная.

Разговор пошел такой же, как и накануне: мягкое тявканье миссис Гарднер и резкий отрывистый лай мисс Брюстер.

– Пляж какой-то пустой, – наконец отметила последняя. – Где все, на экскурсии?

– Я не далее как сегодня утром говорила мистеру Гарднеру, что мы просто обязательно должны совершить экскурсию в Дартмур, – сказала миссис Гарднер. – Это совсем недалеко, и обстановка такая романтичная… И еще мне хотелось бы посмотреть на тюрьму – Принстаун, не так ли? Оделл, полагаю, нам нужно прямо сейчас обо всем договориться и завтра отправиться туда.

– Да, дорогая, – согласился мистер Гарднер.

– Вы пойдете купаться, мадемуазель? – спросил Пуаро у мисс Брюстер.

– О, я уже окунулась перед завтраком. И кто-то едва не размозжил мне голову бутылкой… Выбросил ее в окно.

– Это же очень опасно! – всполошилась миссис Гарднер. – Один мой очень хороший знакомый получил сотрясение мозга, когда ему на голову упала банка из-под зубного порошка – как оказалось, ее выбросили в окно с тридцать пятого этажа. Это страшно опасно. Он получил серьезную травму. – Она перебрала клубки шерсти. – Ой, Оделл, кажется, у меня нет нужного оттенка бордовой шерсти. Она в комоде у нас в спальне, во втором ящике сверху, а может быть, в третьем.

– Да, дорогая.

Мистер Гарднер послушно встал и отправился на поиски.

– Знаете, иногда мне действительно кажется, что мы зашли слишком далеко, – продолжала миссис Гарднер. – Все эти великие открытия и электрические волны в атмосфере – я думаю, это ведет к умственному расстройству, и я считаю, что, возможно, пришло время для нового обращения к человечеству. Не знаю, месье Пуаро, вы когда-нибудь интересовались пророчествами пирамид?

– Не интересовался, – признался детектив.

– Так вот, уверяю вас, это очень-очень интересно. Возьмем, к примеру, то, что Москва расположена ровно в тысяче миль севернее… так, чего?.. наверное, Ниневии?.. в общем, если провести воображаемую окружность вокруг пирамиды, можно получить самые поразительные вещи… и сразу станет очевидно, что были какие-то особые знания, что древние египтяне не смогли бы сами додуматься до того, что они делали. А если обратиться к теории чисел и их повторов, все будет совсем очевидно, и я просто ума не приложу, как кто-то может в этом сомневаться.

Миссис Гарднер торжествующе остановилась, однако ни у Пуаро, ни у мисс Брюстер не было желания с ней спорить.

Детектив сокрушенно изучал свои белые замшевые штиблеты.

– Месье Пуаро, вы гуляли по воде в обуви? – спросила Эмили Брюстер.

– Увы! – пробормотал Пуаро. – Я был неосмотрителен.

– А где наша вампирша? – понизив голос, спросила Эмили Брюстер. – Что-то она запаздывает.

Оторвавшись от вязания, миссис Гарднер посмотрела на Патрика Редферна.

– Он выглядит совсем как грозовая туча, – пробормотала она. – О боже, все это так грустно! Интересно, а что думает капитан Маршалл? Он такой милый – спокойный и вежливый, истинный англичанин, и притом скромный… Невозможно понять, какие у него в голове мысли.

Встав, Патрик принялся расхаживать по берегу.

– Прямо как тигр в клетке, – пробормотала миссис Гарднер.

Три пары глаз наблюдали за расхаживающим Редферном. От такого пристального внимания тому стало неуютно. Теперь он выглядел уже не просто угрюмым – в нем разгорался гнев. В полной тишине со стороны большой земли донесся слабый звон.

– Ветер опять восточный, – пробормотала Эмили Брюстер. – Это хороший знак, когда слышен звон колоколов церкви.

Никто не сказал больше ни слова до тех пор, пока не вернулся мистер Гарднер с клубком ярко-пурпурной шерсти.

– Оделл, ну почему так долго?

– Извини, дорогая, но, видишь ли, шерсть лежала вовсе не в комоде. Я нашел ее на полке в гардеробе.

– Подумать только! А я готова была поклясться, что убрала ее в ящик комода… Полагаю, просто замечательно, что мне никогда не приходилось давать показания в суде. Я бы волновалась до смерти, гадая, правильно ли все помню.

– Миссис Гарднер очень дотошная, – изрек мистер Гарднер.

Минут через пять Патрик Редферн сказал:

– Мисс Брюстер, вы сегодня собираетесь грести? Ничего не имеете против, если я пойду с вами?

– Я буду только рада, – охотно согласилась та.

– Тогда давайте обойдем на веслах вокруг острова, – предложил Редферн.

Мисс Брюстер взглянула на часы:

– А мы успеем?.. О да, еще нет и половины двенадцатого. В таком случае идем.

Они вместе двинулись вдоль берега. Патрик первый сел за весла. Он греб мощно. Лодка понеслась вперед.

– Отлично! – одобрительно заметила Эмили. – Посмотрим, надолго ли вас хватит.

Редферн рассмеялся. Его настроение заметно улучшилось.

– Пожалуй, когда мы вернемся, у меня все ладони будут в мозолях. – Он тряхнул головой, закидывая назад черные волосы. – Господи, какой же сегодня чудесный день! С погожим летним днем в Англии ничто не сравнится.

– На мой взгляд, с Англией вообще ничто не сравнится, – довольно резко заметила мисс Брюстер. – Это единственное место в мире, где можно жить.

– Тут я полностью с вами согласен.

Выйдя из бухты, они повернули на запад и направились вдоль скал. Патрик поднял взгляд вверх.

– Сегодня на Солнечной террасе кто-нибудь есть?.. Да, я вижу зонтик. Интересно, кто это?

– Полагаю, мисс Дарнли, – сказала Эмили. – Это у нее такие японские зонтики.

Они поплыли вдоль берега. Слева простиралось открытое море.

– Нам нужно было повернуть в другую сторону, – заметила мисс Брюстер. – Так нам придется бороться с течением.

– Течение здесь слабое. Я тут плавал и едва его чувствовал. В любом случае в противоположную сторону плыть нельзя, дамба не закрыта водой.

– Конечно, все зависит от приливов и отливов. Но, говорят, купаться в бухте Эльфов опасно, если заплыть слишком далеко.

Патрик по-прежнему усиленно греб, и в то же время он пристально всматривался в скалы.

«Он ведь ищет эту Маршалл, – вдруг сообразила Эмили. – Вот почему он отправился со мной! Она так и не показалась сегодня, и он гадает, в чем дело. Возможно, она сделала это умышленно. Лишь ход в игре – чтобы раздразнить беднягу Редферна».

Они обогнули выступающий скалистый мыс, обрамляющий с юга маленькую бухточку под названием бухта Эльфов. Здесь вдоль берега были разбросаны живописные камни. Бухта смотрела на северо-запад, и над ней нависала высокая скала. Здесь было излюбленное место для пикников, однако по утрам, когда солнце сюда еще не заглядывало, здесь мало кто появлялся. Однако сейчас на берегу виднелась фигура. Редферн сбился с размеренного ритма, но тотчас же восстановился.

– Ого, а это кто там? – как можно небрежнее сказал он.

– Похоже, это миссис Маршалл, – сухо ответила мисс Брюстер.

– Точно, она самая, – подтвердил Патрик, словно осененный какой-то мыслью, и повернул к берегу.

– Мы же не собираемся высаживаться на берег, ведь так? – запротестовала Эмили.

– О, времени у нас предостаточно, – быстро сказал Редферн.

Он посмотрел мисс Брюстер прямо в глаза, и что-то в его взгляде – скорее наивное умоляющее выражение маленького щенка, а не докучливое упрямство взрослой собаки – заставило ее промолчать.

«Бедный мальчик, его это серьезно задело, – мысленно отметила она. – Ну да ладно, тут ничего не поделаешь. Со временем он сам излечится».

Лодка быстро приближалась к берегу. Арлена Маршалл лежала на гальке ничком, раскинув руки. Рядом покоился вытащенный на берег плот. Эмили Брюстер была чем-то озадачена. Она видела перед собой нечто хорошо знакомое, однако что-то было не так. Ей потребовалась минута-другая, чтобы сообразить, в чем дело. Поза миссис Маршалл говорила о том, что она загорает. Уже много раз Арлена лежала так на пляже перед пансионатом, вытянув бронзовое от загара тело и прикрыв голову и шею зеленой картонной шляпой.

Однако сейчас на берегу бухты Эльфов солнца не было, и оно не появится здесь еще несколько часов. Утром нависающая скала отбрасывает на бухту тень. Эмили почувствовала смутную тревогу.

Лодка проскребла днищем по гальке.

– Привет, Арлена! – окликнул Редферн.

И тут тревога мисс Брюстер приняла четкие очертания. Ибо распростертая фигура не пошевелилась и ничего не ответила.

На глазах у Эмили Патрик переменился в лице. Он выпрыгнул из лодки, женщина последовала за ним. Вытащив лодку на берег, они поспешили к фигуре, лежащей совершенно неподвижно у подножия скалы. Редферн добежал туда первым, но мисс Брюстер не отставала от него.

Словно во сне, она увидела бронзовые от загара конечности, белый купальник с открытой спиной, рыжие локоны, выбившиеся из-под зеленой шляпы. Увидела и кое-что другое – неестественное положение раскинутых рук. И поняла, что эта женщина не улеглась здесь сама – ее сюда бросили… Эмили услышала голос Патрика – едва различимый испуганный шепот. Опустившись на корточки перед неподвижным телом, он прикоснулся к руке Арлены и прошелестел дрогнувшим голосом:

– Господи, она мертва…

А затем, после того как чуть сдвинул шляпу, открывая шею:

– Господи, она убита… задушена!

В такие мгновения время словно замирает на месте. Мисс Брюстер будто со стороны услышала свой голос:

– Нельзя ничего трогать… до прибытия полиции.

– Да, да, конечно, – последовал механический ответ Редферна. И затем проникнутый болью шепот: – Кто? Кто? Кто поступил так с Арленой? Почему ее убили? Этого не может быть!

Эмили покачала головой, не зная, что ответить.

Она услышала, как Патрик Редферн шумно вздохнул, затем его голос наполнился плохо сдерживаемой яростью:

– Господи, если б этот гнусный изверг попался ко мне в руки!..

Мисс Брюстер поежилась. Воображение нарисовало убийцу, притаившегося за скалой. Затем она, опять словно со стороны, услышала собственный голос:

– Тот, кто это сделал, вряд ли стал здесь задерживаться. Мы должны вызвать полицию. Наверное… – она заколебалась, – наверное, одному из нас следует остаться с… с телом.

– Я останусь, – вызвался Патрик.

Эмили облегченно вздохнула. Она была не из тех, кто признается в собственном страхе, и все же втайне порадовалась тому, что ей не придется остаться здесь одной, где поблизости, возможно, разгуливает кровожадный маньяк.

– Хорошо, – сказала она. – Я обернусь как можно быстрее. Возьму лодку, от лестницы у меня голова кружится. В Лезеркомб-Бэй есть констебль.

– Да, да, как вы считаете нужным, – механически пробормотал Редферн.

Усиленно гребя от берега, Эмили увидела, как Патрик упал на колени перед мертвой женщиной и закрыл лицо руками. В его поведении было что-то такое жалкое, что она помимо воли прониклась сочувствием к нему. Он был похож на преданную собаку, стерегущую своего мертвого хозяина. И все же здравый смысл подсказывал ей: «Для него самого и его жены это лучшее, что только могло произойти, – как и для Маршалла и девочки. Но он вряд ли способен увидеть все в таком свете, бедняга!»

Эмили Брюстер была из тех, кто не теряет голову в любой ситуации.

Chapter 5

Inspector Colgate stood back by the cliff waiting for the police surgeon to finish with Arlena’s body. Patrick Redfern and Emily Brewster stood a little to one side.

Dr Neasdon rose from his knees with a quick deft movement. He said:

“Strangled – and by a pretty powerful pair of hands. She doesn’t seem to have put up much of a struggle. Taken by surprise. H’m – well – nasty business.”

Emily Brewster had taken one look and then quickly averted her eyes from the dead woman’s face. That horrible purple convulsed countenance. Inspector Colgate asked:

“What about time of death?”

Neasdon said irritably: “Can’t say definitely without knowing more about her. Lots of factors to take into account. Let’s see, it’s quarter to one now. What time was it when you found her?”

Patrick Redfern, to whom the question was addressed, said vaguely:

“Some time before twelve. I don’t know exactly.”

Emily Brewster said: “It was exactly a quarter to twelve when we found she was dead.”

“Ah, and you came here in the boat. What time was it when you caught sight of her lying here?”

Emily Brewster considered.

“I should say we rounded the point about five or six minutes earlier.” She turned to Redfern. “Do you agree?”

He said vaguely: “Yes – yes – about that, I should think.”

Neasdon asked the Inspector in a low voice: “This the husband? Oh! I see, my mistake. Thought it might be. He seems rather done in over it.” He raised his voice officially. “Let’s put it at twenty minutes to twelve. She cannot have been killed very long before that. Say between then and eleven – quarter to eleven at the earliest outside limit.”

The Inspector shut his notebook with a snap.

“Thanks,” he said. “That ought to help us considerably. Puts it within very narrow limits – less than an hour all told.”

He turned to Miss Brewster.

“Now then, I think it’s all clear so far. You’re Miss Emily Brewster and this is Mr Patrick Redfern, both staying at the Jolly Roger Hotel. You identify this lady as a fellow guest of yours at the hotel – the wife of Captain Marshall?”

Emily Brewster nodded.

“Then, I think,” said Inspector Colgate, “that we’ll adjourn to the hotel.” He beckoned to a constable. “Hawkes, you stay here and don’t allow any one onto this cove. I’ll be sending Phillips along later.”

“Upon my soul!” said Colonel Weston. “This is a surprise finding you here!”

Hercule Poirot replied to the Chief Constable’s greeting in a suitable manner. He murmured:

“Ah, yes, many years have passed since that affair at St Loo.”

“I haven’t forgotten it, though,” said Weston. “Biggest surprise of my life. The thing I’ve never got over, though, is the way you got round me about that funeral business. Absolutely unorthodox, the whole thing. Fantastic!”

“Tout de même, mon Colonel,” said Poirot. “It produced the goods, did it not?”

“Er – well, possibly. I daresay we should have got there by more orthodox methods.”

“It is possible,” agreed Poirot diplomatically.

“And here you are in the thick of another murder,” said the Chief Constable. “Any ideas about this one?”

Poirot said slowly: “Nothing definite – but it is interesting.”

“Going to give us a hand?”

“You would permit it, yes?”

“My dear fellow, delighted to have you. Don’t know enough yet to decide whether it’s a case for Scotland Yard or not. Offhand it looks as though our murderer must be pretty well within a limited radius. On the other hand, all these people are strangers down here. To find out about them and their motives you’ve got to go to London.”

Poirot said: “Yes, that is true.”

“First of all,” said Weston, “we’ve got to find out who last saw the dead woman alive. Chambermaid took her breakfast at nine. Girl in the bureau downstairs saw her pass through the lounge and go out about ten.”

“My friend,” said Poirot, “I suspect that I am the man you want.”

“You saw her this morning? What time?”

“At five minutes past ten. I assisted her to launch her float from the bathing beach.”

“And she went off on it?”

“Yes.”

“Alone?”

“Yes.”

“Did you see which direction she took?”

“She paddled round that point there to the right.”

“In the direction of Pixy’s Cove, that is?”

“Yes.”

“And the time then was – ”

“I should say she actually left the beach at a quarter past ten.”

Weston considered.

“That fits in well enough. How long should you say that it would take her to paddle round to the Cove?”

“Ah, me, I am not an expert. I do not go in boats or expose myself on floats. Perhaps half an hour?”

“That’s about what I think,” said the Colonel. “She wouldn’t be hurrying, I presume. Well, if she arrived there at a quarter to eleven, that fits in well enough.”

“At what time does your doctor suggest she died?”

“Oh, Neasdon doesn’t commit himself. He’s a cautious chap. A quarter to eleven is his earliest outside limit.”

Poirot nodded.

He said: “There is one other point that I must mention. As she left Mrs Marshall asked me not to say I had seen her.”

Weston stared. He said:

“H’m, that’s rather suggestive, isn’t it?”

Poirot murmured: “Yes, I thought so myself.”

Weston tugged at his moustache. He said:

“Look here, Poirot. You’re a man of the world. What sort of a woman was Mrs Marshall?”

A faint smile came to Poirot’s lips.

He asked: “Have you not already heard?”

The Chief Constable said drily:

“I know what the women say of her. They would. How much truth is there in it? Was she having an affair with this fellow Redfern?”

“I should say undoubtedly yes.”

“He followed her down here, eh?”

“There is reason to suppose so.”

“And the husband? Did he know about it? What did he feel?”

Poirot said slowly: “It is not easy to know what Captain Marshall feels or thinks. He is a man who does not display his emotions.”

Weston said sharply: “But he might have ‘em, all the same.”

Poirot nodded. He said:

“Oh, yes, he might have them.”

The Chief Constable was being as tactful as it was in his nature to be with Mrs Castle.

Mrs Castle was the owner and proprietress of the Jolly Roger Hotel. She was a woman of forty odd with a large bust, rather violent henna-red hair, and an almost offensively refined manner of speech. She was saying:

“That such a thing should happen in my Hotel! Ay am sure it has always been the quayettest place imaginable! The people who come here are such nice people. No rowdiness – if you know what Ay mean. Not like the big hotels in St Loo.”

“Quite so, Mrs Castle,” said Colonel Weston. “But accidents happen in the best-regulated – er – households.”

“Ay’m sure Inspector Colgate will bear me out,” said Mrs Castle, sending an appealing glance towards the Inspector who was sitting looking very official. “As to the laycensing laws. Ay am most particular. There has never been any irregularity!”

“Quite, quite,” said Weston. “We’re not blaming you in any way, Mrs Castle.”

“But it does so reflect upon an establishment,” said Mrs Castle, her large bust heaving. “When Ay think of the noisy gaping crowds. Of course no one but hotel guests are allowed upon the island – but all the same they will no doubt come and point from the shore.”

She shuddered.

Inspector Colgate saw his chance to turn the conversation to good account. He said:

“In regard to that point you’ve just raised. Access to the island. How do you keep people off?”

“Ay am most particular about it.”

“Yes, but what measures do you take? What keeps ‘em off? Holiday crowds in summer-time swarm everywhere like flies.”

Mrs Castle shuddered slightly again. She said:

“That is the fault of the charabancs. Ay have seen eighteen at one time parked by the quay at Leathercombe Bay. Eighteen!”

“Just so. How do you stop them coming here?”

“There are notices. And then, of course, at high tide, we are cut off.”

“Yes, but at low tide?”

Mrs Castle explained. At the island end of the causeway there was a gate. This said, “Jolly Roger Hotel. Private. No entry except to Hotel.” The rocks rose sheer out of the sea on either side there and could not be climbed.

“Any one could take a boat, though, I suppose, and row round and land on one of the coves? You couldn’t stop them doing that. There’s a right of access to the foreshore. You can’t stop people being on the between low and high watermark.”

But this, it seemed, very seldom happened. Boats could be obtained at Leathercombe Bay harbour but from there it was a long row to the island and there was also a strong current just outside Leathercombe Bay harbour. There were notices, too, on both Gull Cove and Pixy Cove by the ladder. She added that George or William was always on the lookout at the bathing beach proper which was the nearest to the mainland.

“Who are George and William?”

“George attends to the bathing beach. He sees to the costumes and the floats. William is the gardener. He keeps the paths and marks the tennis courts and all that.”

Colonel Weston said impatiently: “Well, that seems clear enough. That’s not to say that nobody could have come from outside, but anyone who did so took a risk – the risk of being noticed. We’ll have a word with George and William presently.”

Mrs Castle said: “Ay do not care for trippers – a very noisy crowd and they frequently leave orange peel and cigarette boxes on the causeway and down by the rocks, but all the same Ay never thought one of them would turn out to be a murderer. Oh, dear! It really is too terrible for words. A lady like Mrs Marshall murdered and what’s so horrible, actually – er – strangled…”

Mrs Castle could hardly bring herself to say the word. She brought it out with the utmost reluctance.

Inspector Colgate said soothingly: “Yes, it’s a nasty business.”

“And the newspapers. My hotel in the newspapers!”

Colgate said, with a faint grin: “Oh, well, it’s advertisement, in a way.”

Mrs Castle drew herself up. Her bust heaved and whale-bone creaked. She said icily:

“That is not the kind of advertisement Ay care about, Mr Colgate.”

Colonel Weston broke in. He said:

“Now then, Mrs Castle, you’ve got a list of the guests staying here, as I asked you?”

“Yes, sir.”

Colonel Weston pored over the hotel register. He looked over to Poirot who made the forth member of the group assembled in the Manageress’s office.

“This is where you’ll probably be able to help us presently.” He read down the names. “What about servants?”

Mrs Castle produced a second list.

“There are four chambermaids, the head waiter and three under him and Henry in the bar. William does the boots and shoes. Then there’s the cook and two under her.”

“What about the waiters?”

“Well, sir, Albert, the Mater Dotel, came to me from the Vincent at Plymouth. He was there for some years. The three under him have been here for three years – one of them four. They are very nice lads and most respectable. Henry has been here since the hotel opened. He is quite an institution.”

Weston nodded.

He said to Colgate: “Seems all right. You’ll check up on them, of course. Thank you, Mrs Castle.”

“That will be all you require?”

“For the moment, yes.”

Mrs Castle creaked out of the room.

Weston said: “First thing to do is to talk with Captain Marshall.”

Kenneth Marshall sat quietly answering the questions put to him. Apart from a slight hardening of his features he was quite calm. Seen here, with the sunlight falling on him from the window, you realized that he was a handsome man. Those straight features, the steady blue eyes, the firm mouth. His voice was low and pleasant. Colonel Weston was saying:

“I quite understand, Captain Marshall, what a terrible shock this must be to you. But you realize that I am anxious to get the fullest information as soon as possible.”

Marshall nodded.

He said: “I quite understand. Carry on.”

“Mrs Marshall was your second wife?”

“Yes.”

“And you have been married, how long?”

“Just over four years.”

“And her name before she was married?”

“Helen Stuart. Her acting name was Arlena Stuart.”

“She was an actress?”

“She appeared in Revue and musical shows.”

“Did she give up the stage on her marriage?”

“No. She continued to appear. She actually retired only about a year and a half ago.”

“Was there any special reason for her retirement?”

Kenneth Marshall appeared to consider.

“No,” he said. “She simply said that she was tired of it all.”

“It was not – er – in obedience to your special wish?”

Marshall raised his eyebrows.

“Oh, no.”

“You were quite content for her to continue acting after your marriage?”

Marshall smiled very faintly.

“I should have preferred her to give it up – that, yes. But I made no fuss about it.”

“It caused no point of dissension between you?”

“Certainly not. My wife was free to please herself.”

“And – the marriage was a happy one?”

Kenneth Marshall said coldly: “Certainly.”

Colonel Weston paused a minute.

Then he said: “Captain Marshall, have you any idea who could possibly have killed your wife?”

The answer came without the least hesitation.

“None whatsoever.”

“Had she any enemies?”

“Possibly.”

“Ah?”

The other went on quickly. He said: “Don’t misunderstand me, sir. My wife was an actress. She was also a very good-looking woman. In both capacities she aroused a certain amount of envy and jealousy. There were fusses over parts – there was rivalry from other women – there was a good deal, shall we say, of general envy, hatred, malice, and all uncharitableness! But that is not to say that there was any one who was capable of deliberately murdering her.”

Hercule Poirot spoke for the first time. He said:

“What you really mean. Monsieur, is that her enemies were mostly, or entirely, women?”

Kenneth Marshall looked across at him.

“Yes,” he said. “That is so.”

The Chief Constable said: “You know of no man who had a grudge against her?”

“No.”

“Was she previously acquainted with anyone in this hotel?”

“I believe she had met Mr Redfern before – at some cocktail party. Nobody else to my knowledge.”

Weston paused. He seemed to deliberate as to whether to pursue the subject. Then he decided against that course. He said:

“We now come to this morning. When was the last time you saw your wife?”

Marshall paused a minute, then he said:

“I looked in on my way down to breakfast – ”

“Excuse me, you occupied separate rooms?”

“Yes.”

“And what time was that?”

“It must have been about nine o’clock.”

“What was she doing?”

“She was opening her letters.”

“Did she say anything?”

“Nothing of any particular interest. Just good-morning – and that it was a nice day – that sort of thing.”

“What was her manner? Unusual at all?”

“No, perfectly normal.”

“She did not seem excited, or depressed, or upset in any way?”

“I certainly didn’t notice it.”

Hercule Poirot said: “Did she mention at all what were the contents of her letters?”

Again a faint smile appeared on Marshall’s lips. He said:

“As far as I can remember, she said they were all bills.”

“Your wife breakfasted in bed?”

“Yes.”

“Did she always do that?”

“Invariably.”

Hercule Poirot said: “What time did she usually come downstairs?”

“Oh! between ten and eleven – usually nearer eleven.”

Poirot went on: “If she were to descend at ten o’clock exactly, that would be rather surprising?”

“Yes. She wasn’t often down as early as that.”

“But she was this morning. Why do you think that was, Captain Marshall?”

Marshall said unemotionally: “Haven’t the least idea. Might have been the weather – extra fine day and all that.”

“You missed her?”

Kenneth Marshall shifted a little in his chair. He said:

“Looked in on her again after breakfast. Room was empty. I was a bit surprised.”

“And then you came down on the beach and asked me if I had seen her?”

“Er – yes.” He added with a faint em in his voice: “And you said you hadn’t…”

The innocent eyes of Hercule Poirot did not falter. Gently, he caressed his large and flamboyant moustache.

Weston said: “Had you any special reason for wanting to find your wife this morning?”

Marshall shifted his glance amiably to the Chief Constable. He said:

“No, just wondered where she was, that’s all.”

Weston paused. He moved his chair slightly. His voice fell into a different key. He said:

“Just now, Captain Marshall, you mentioned that your wife had a previous acquaintance with Mr Patrick Redfern. How well did your wife know Mr Redfern?”

Kenneth Marshall said:

“Mind if I smoke?” He felt through his pockets. “Dash! I’ve mislaid my pipe somewhere.”

Poirot offered him a cigarette which he accepted. Lighting it, he said:

“You were asking about Redfern. My wife told me she had come across him at some cocktail party or other.”

“He was, then, just a casual acquaintance?”

“I believe so.”

“Since then – ” the Chief Constable paused. “I understand that that acquaintanceship has ripened into something rather closer.”

Marshall said sharply: “You understand that, do you? Who told you so?”

“It is the common gossip of the hotel.”

For a moment Marshall’s eyes went to Hercule Poirot. They dwelt on him with a kind of cold anger.

He said: “Hotel gossip is usually a tissue of lies!”

“Possibly. But I gather that Mr Redfern and your wife gave some grounds for the gossip.”

“What grounds?”

“They were constantly in each other’s company.”

“Is that all?”

“You do not deny that that was so?”

“May have been. I really didn’t notice.”

“You did not – excuse me, Captain Marshall – object to your wife’s friendship with Mr Redfern?”

“I wasn’t in the habit of criticizing my wife’s conduct.”

“You did not protest or object in any way?”

“Certainly not.”

“Not even though it was becoming a subject of scandal and an estrangement was growing up between Mr Redfern and his wife?”

Kenneth Marshall said coldly: “I mind my own business and I expect other people to mind theirs. I don’t listen to gossip and tittle tattle.”

“You won’t deny that Mr Redfern admired your wife?”

“He probably did. Most men did. She was a very beautiful woman.”

“But you yourself were persuaded that there was nothing serious in the affair?”

“I never thought about it, I tell you.”

“And suppose we have a witness who can testify that they were on terms of the greatest intimacy?”

Again those blue eyes went to Hercule Poirot. Again an expression of dislike showed on that usually impassive face. Marshall said:

“If you want to listen to tales, listen to ‘em. My wife’s dead and can’t defend herself.”

“You mean that you, personally, don’t believe them?”

For the first time a faint dew of sweat was observable on Marshall’s brow. He said:

“I don’t propose to believe anything of the kind.” He went on: “Aren’t you getting a good way from the essentials of this business? What I believe or don’t believe is surely not relevant to the plain fact of murder?”

Hercule Poirot answered before either of the others could speak. He said:

“You do not comprehend, Captain Marshall. There is no such thing as a plain fact of murder. Murder springs, nine times out of ten, out of the character and circumstances of the murdered person. Because the victim was the kind of person he or she was, therefore was he or she murdered! Until we can understand fully and completely exactly what kind of person Arlena Marshall was, we shall not be able to see clearly exactly the kind of person who murdered her. From that springs the necessity of our questions.”

Marshall turned to the Chief Constable. He said:

“That your view, too?”

Weston boggled a little. He said: “Well, up to a point – that is to say – ”

Marshall gave a short laugh. He said:

“Thought you wouldn’t agree. This character stuff is M. Poirot’s specialty, I believe.”

Poirot said, smiling: “You can at least congratulate yourself on having done nothing to assist me!”

“What do you mean?”

“What have you told us about your wife? Exactly nothing at all. You have told us only what everyone could see for themselves. That she was beautiful and admired. Nothing more.”

Kenneth Marshall shrugged his shoulders. He said simply:

“You’re crazy.” He looked towards the Chief Constable and said with em: “Anything else, sir, that you’d like me to tell you?”

“Yes, Captain Marshall, your own movements this morning, please.”

Kenneth Marshall nodded. He had clearly expected this. He said:

“I breakfasted downstairs about nine o’clock as usual and read the paper. As I told you I went up to my wife’s room afterwards and found she had gone out. I came down to the beach, saw M. Poirot and asked if he had seen her. Then I had a quick bathe and went up to the hotel again. It was then, let me see, about twenty to to eleven – yes, just about that. I saw the clock in the lounge. It was just after twenty minutes to. I went up to my room, but the chambermaid hadn’t quite finished it. I asked her to finish as quickly as she could. I had some letters to type which I wanted to get off by the post. I went downstairs again and had a word or two with Henry in the bar. I went up again to my room at ten minutes to eleven. There I typed my letters. I typed until ten minutes to twelve. I then changed into tennis kit as I had a date to play tennis at twelve. We’d booked the court the day before.”

“Who was we?”

“Mrs Redfern, Miss Darnley, Mr Gardener and myself. I came down at twelve o’clock and went up to the court. Miss Darnley was there and Mr Gardener. Mrs Redfern arrived a few minutes later. We played tennis for an hour. Just as we came into the hotel afterwards I – I – got the news.”

“Thank you. Captain Marshall. Just as a matter of form, is there any one who can corroborate the fact that you were typing in your room between – er – ten minutes to eleven and ten minutes to twelve?”

Kenneth Marshall said with a faint smile: “Have you got some idea that I killed my own wife? Let me see now. The chambermaid was about doing the rooms. She must have heard the typewriter going. And then there are the letters themselves. With all this upset I haven’t posted them. I should imagine they are as good evidence as anything.”

He took three letters from his pocket. They were addressed, but not stamped. He said:

“Their contents, by the way, are strictly confidential. But when it’s a case of murder, one is forced to trust in the discretion of the police. They contain lists of figures and various financial statements. I think you will find that if you put one of your men on to type them out, he won’t do it in much under an hour.” He paused. “Satisfied, I hope?”

Weston said smoothly: “It is no question of suspicion. Everyone on the island will be asked to account for his or her movements between a quarter to eleven and twenty minutes to twelve this morning.”

Kenneth Marshall said: “Quite.”

Weston said: “One more thing, Captain Marshall. Do you know anything about the way your wife was likely to have disposed of any property she had?”

“You mean a will? I don’t think she ever made a will.”

“Her solicitors are Barkett, Markett & Applegood, Bedford Square. They saw to all her contracts, etc. But I’m fairly certain she never made a will. She said once that doing a thing like that would give her the shivers.”

“In that case, if she has died intestate, you, as her husband, succeed to her property.”

“Yes, I suppose I do.”

“Had she any near relatives?”

“I don’t think so. If she had, she never mentioned them. I know that her father and mother died when she was a child and she had no brothers or sisters.”

“In any case, I suppose, she had nothing very much to leave?”

Kenneth Marshall said coolly: “On the contrary. Only two years ago, Sir Robert Erskine, who was an old friend of hers, died and left her a good deal of his fortune. It amounted, I think, to about fifty thousand pounds.”

Inspector Colgate looked up. An alertness came into his glance. Up to now he had been silent. Now he asked:

“Then actually. Captain Marshall, your wife was a rich woman?”

Kenneth Marshall shrugged his shoulders. “I suppose she was really.”

“And you still say she did not make a will?”

“You can ask the solicitors. But I’m pretty certain she didn’t. As I tell you, she thought it unlucky.”

There was a pause, then Marshall added:

“Is there anything further?”

Weston shook his head.

“Don’t think so – eh, Colgate? No. Once more, Captain Marshall, let me offer you all my sympathy in your loss.”

Marshall blinked. He said jerkily:

“Oh – thanks.” He went out.

The three men looked at each other. Weston said:

“Cool customer. Not giving anything away, is he? What do you make of him, Colgate?”

The Inspector shook his head.

“It’s difficult to tell. He’s not the kind that shows anything. That sort makes a bad impression in the witness box, and yet it’s a bit unfair on them really. Sometimes they’re as cut up as anything and yet can’t show it. That kind of manner made the jury bring in a verdict of Guilty against Wallace. It wasn’t the evidence. They just couldn’t believe that a man could lose his wife and talk and act so coolly about it.”

Weston turned to Poirot.

“What do you think, Poirot?”

Hercule Poirot raised his hands. He said:

“What can one say? He is the closed box – the fastened oyster. He has chosen his role. He has heard nothing, he has seen nothing, he knows nothing!”

“We’ve got a choice of motives,” said Colgate. “There’s jealousy and there’s the money motive. Of course, in a way, a husband’s the obvious suspect. One naturally thinks of him first. If he knew his missus was carrying on with the other chap – ”

Poirot interrupted. He said:

“I think he knew that.”

“Why do you say so?”

“Listen, my friend. Last night I had been talking with Mrs Redfern on Sunny Ledge. I came down from there to the hotel and on my way I saw those two together – Mrs Marshall and Patrick Redfern. And a moment or two after I met Captain Marshall. His face was very stiff. It says nothing – but nothing at all! It is almost too blank, if you understand me. Oh! He knew all right.”

Colgate grunted doubtfully. He said:

“Oh, well, if you think so – ”

“I am sure of it! But even then, what does that tell us? What did Kenneth Marshall feel about his wife?”

Colonel Weston said: “Takes her death coolly enough.”

Poirot shook his head in a dissatisfied manner. Inspector Colgate said:

“Sometimes these quiet ones are the most violent underneath, so to speak. It’s all bottled up. He may have been madly fond of her – and madly jealous. But he’s not the kind to show it.”

Poirot said slowly: “That is possible – yes. He is a very interesting character, this Captain Marshall. I interest myself in him greatly. And in his alibi.”

“Alibi by typewriter,” said Weston with a short bark of a laugh. “What have you got to say about that, Colgate?”

Inspector Colgate screwed up his eyes. He said:

“Well, you know, sir, I rather fancy that alibi. It’s not too good, if you know what I mean. It’s – well, it’s natural. And if we find the chambermaid was about, and did hear the typewriter going, well then, it seems to me that it’s all right and that we’ll have to look elsewhere.”

“H’m,” said Colonel Weston. “Where are you going to look?”

For a minute or two the three men pondered the question. Inspector Colgate spoke first. He said:

“It boils down to this – was it an outsider, or a guest at the hotel? I’m not eliminating the servants entirely, mind, but I don’t expect for a minute that we’ll find any of them had a hand in it. No, it’s a hotel guest, or it’s someone from right outside. We’ve got to look at it this way. First of all – motive. There’s gain. The only person to gain by her death was the lady’s husband it seems. What other motives are there? First and foremost – jealousy. It seems to me – just looking at it – that if ever you’ve got a crime passionnel (he bowed to Poirot) this is one.”

Poirot murmured as he looked up at the ceiling: “There are so many passions.”

Inspector Colgate went on: “Her husband wouldn’t allow that she had any enemies – real enemies, that is, but I don’t believe for a minute that that’s so! I should say that a lady like her would – well, would make some pretty bad enemies – eh, sir, what do you say?”

Poirot responded. He said: “Mais oui, that is so. Arlena Marshall would make enemies. But in my opinion, the enemy theory is not tenable, for you see. Inspector, Arlena Marshall’s enemies would, I think, as I said just now, always be women.”

Colonel Weston grunted and said: “Something in that. It’s the women who’ve got their knife into her here all right.”

Poirot went on: “It seems to be hardly possible that the crime was committed by a woman. What does the medical evidence say?”

Weston grunted again. He said: “Neasdon’s pretty confident that she was strangled by a man. Big hands – powerful grip. It’s just possible, of course, that an unusually athletic woman might have done it – but it’s damned unlikely.”

Poirot nodded.

“Exactly. Arsenic in a cup of tea – a box of poisoned chocolates – a knife – even a pistol – but strangulation – no! It is a man we have to look for. And immediately,” he went on, “it becomes more difficult. There are two people here in this hotel who have a motive for wishing Arlena Marshall out of the way – but both of them are women.”

Colonel Weston asked: “Redfern’s wife is one of them, I suppose?”

“Yes. Mrs Redfern might have made up her mind to kill Arlena Stuart. She had, let us say, ample cause. I think, too, that it would be possible for Mrs Redfern to commit a murder. But not this kind of murder. For all her unhappiness and jealousy, she is not, I should say, a woman of strong passions. In love, she would be devoted and loyal – not passionate. As I said just now – arsenic in the teacup – possibly – strangulation, no. I am sure, also, that she is physically incapable of committing this crime and her hands and feet are small below the average.”

Weston nodded.

He said: “This isn’t a woman’s crime. No, a man did this.”

Inspector Colgate coughed.

“Let me put forward a solution, sir. Say that prior to meeting this Mr Redfern the lady had had another affair with some one – call him X. She turns down X for Mr Redfern. X is mad with rage and jealousy. He follows her down here, stays somewhere in the neighborhood, comes over to the island and does her in. It’s a possibility!”

Weston said: “It’s possible, all right. And if it’s true, it ought to be easy to prove. Did he come on foot or in a boat? The latter seems more likely. If so, he must have hired a boat somewhere. You’d better make inquiries.” He looked across at Poirot. “What do you think of Colgate’s suggestion?”

Poirot said slowly: “It leaves, somehow, too much to chance. And besides – somewhere the picture is not true. I cannot, you see, imagine this man… the man who is mad with rage and jealousy.”

Colgate said: “People did go potty about her, though, sir. Look at Redfern.”

“Yes, yes… But all the same – ”

Colgate looked at him questioningly. Poirot shook his head.

He said frowning: “Somewhere, there is something we have missed…”

Глава 5

Инспектор Колгейт стоял спиной к скале, дожидаясь, когда полицейский врач закончит осмотр тела Арлены. Патрик Редферн и Эмили Брюстер находились несколько поодаль.

Наконец доктор Нисден одним быстрым движением поднялся на ноги.

– Задушена – и весьма сильными руками, – сказал он. – Похоже, сопротивления она не оказала. Ее застигли врасплох. Гм… да… отвратительная история.

Быстро взглянув на мертвую женщину, Эмили Брюстер тотчас же отвернулась. Жуткое багровое лицо, искаженное гримасой.

– Когда наступила смерть? – спросил инспектор Колгейт.

– Не могу сказать ничего определенного, пока не узнаю больше, – раздраженно ответил Нисден. – Необходимо учитывать множество разных факторов. Так, сейчас без четверти час… Когда вы ее обнаружили?

Редферн, к которому был обращен этот вопрос, ответил неопределенно:

– Где-то около двенадцати. Точно не знаю.

– Было ровно без четверти двенадцать, когда мы установили, что она мертва, – уверенно заявила мисс Брюстер.

– А, и вы приплыли сюда на лодке… Когда вы увидели ее лежащей на берегу?

Эмили задумалась.

– Полагаю, мы обогнули мыс минут за пять или шесть до того. – Она повернулась к Редферну: – Вы согласны?

– Да… да… приблизительно, – неопределенно ответил тот.

– Это муж? – вполголоса спросил у инспектора Нисден. – О, понимаю… Ошибся. Просто я подумал, что это муж. Похоже, случившееся сразило его наповал… – Его голос стал официальным. – То есть это было без двадцати двенадцать. Убийство произошло незадолго до того. А именно между одиннадцатью часами и без двадцати двенадцать. Без четверти одиннадцать – самое раннее.

Инспектор захлопнул блокнот.

– Благодарю, – сказал он. – Это должно нам существенно помочь. Промежуток получается очень небольшой – меньше часа.

Он повернулся к мисс Брюстер:

– Так, кажется, пока все ясно. Вы мисс Эмили Брюстер, а это мистер Патрик Редферн, вы оба остановились в пансионате «Веселый Роджер». Эту женщину вы опознали как еще одну отдыхающую пансионата – жену капитана Маршалла?

Эмили кивнула.

– В таком случае, полагаю, – сказал инспектор Колгейт, – мы можем вернуться в пансионат. – Он подозвал констебля: – Хоукс, вы остаетесь здесь и не пускаете никого в бухту. Я пришлю вам на смену сержанта Филлипса.

– Глазам своим не верю! – воскликнул полковник Уэстон. – Какой сюрприз, и вы здесь!

Эркюль Пуаро ответил на приветствие главного констебля подобающим образом.

– О да, много лет прошло с того памятного происшествия в Сент-Лу.

– Да, я ничего не забыл, – сказал Уэстон. – Это стало для меня величайшей неожиданностью. Вот только я никак не могу смириться с тем, что вы обвели меня вокруг пальца с этими похоронами… Совершенно нетрадиционный подход. Фантастика!

– Tout de même, mon colonel, – сказал Пуаро, – это дало результат, разве не так?

– Э… ну, возможно. Смею заметить, что мы пришли бы к тому же результату более традиционными методами.

– Возможно, – дипломатично согласился детектив.

– И сейчас вы здесь, в самой гуще нового убийства, – сказал главный констебль. – Есть какие-нибудь мысли?

– Ничего определенного, – медленно произнес Пуаро. – Но это весьма интересно.

– Вы нам поможете?

– А вы позволите?

– Дорогой мой друг, я счастлив, что вы с нами. Пока что у меня недостаточно информации, чтобы определить, передавать ли дело в Скотленд-Ярд. На первый взгляд кажется, что наш убийца должен находиться где-то совсем рядом. С другой стороны, все эти люди здесь чужие. Для того чтобы узнать их и разобраться в их мотивах, нужно отправиться в Лондон.

– Да, совершенно верно, – подтвердил Пуаро.

– Первым делом, – продолжал Уэстон, – нам необходимо установить, кто последним видел эту женщину в живых. Горничная принесла ей завтрак в девять часов. Девушка внизу за стойкой видела, как она спустилась в фойе и вышла на улицу около десяти.

– Друг мой, – сказал Пуаро, – подозреваю, я тот, кто вам нужен.

– Вы видели ее сегодня утром? В котором часу?

– В пять минут одиннадцатого. Я помог ей спустить плот с причала.

– И она отплыла на нем?

– Да.

– Одна?

– Да.

– Вы видели, куда она направилась?

– Она погребла к выходу из бухты и дальше направо.

– То есть в сторону бухты Эльфов?

– Да.

– И это было…

– Я бы сказал, что от берега она отошла в четверть одиннадцатого.

Уэстон задумался.

– Все сходится. Как вы думаете, сколько времени ей потребовалось, чтобы доплыть до бухты Эльфов?

– Увольте, я в этом не знаток. Я не сажусь в лодки и не плаваю на плотах. Возможно, полчаса?

– Я и сам так подумал, – согласился полковник. – Смею предположить, миссис Маршалл не очень торопилась. Что ж, если она добралась до бухты Эльфов без четверти одиннадцать, все сходится.

– Когда, по мнению вашего доктора, наступила смерть?

– О, Нисден выразился очень расплывчато. Как всегда, осторожничает. По его предположениям, самое раннее – без четверти одиннадцать.

Пуаро кивнул.

– Есть еще один момент, о котором я должен упомянуть, – сказал он. – Отплывая, миссис Маршалл попросила меня никому не говорить, что я ее видел.

Уэстон удивленно уставился на него.

– Гм, это наводит на мысли, вы не согласны?

– Да, – пробормотал детектив. – Я сам подумал то же самое.

Уэстон подергал себя за кончик уса.

– Послушайте, Пуаро, – сказал он. – Вы человек искушенный. Что за женщина была миссис Маршалл?

Легкая усмешка тронула губы Пуаро.

– А вы еще ничего не слышали? – спросил он.

– Я знаю, что о ней говорят женщины. Тут все понятно. Но сколько в этом правды? У нее действительно был роман с этим Редферном?

– Я без колебаний говорю: был.

– Он приехал сюда ради нее, правильно?

– Есть основания так думать.

– Ну, а муж? Он знал обо всем? Что он чувствовал?

– Весьма непросто понять, что чувствует и думает капитан Маршалл, – медленно произнес Пуаро. – Этот человек не выставляет напоказ свои эмоции.

– И все-таки они у него, наверное, есть, – резко заметил Уэстон.

Пуаро кивнул:

– О да, несомненно, есть.

В разговоре с миссис Касл главный констебль, как всегда, был предельно тактичен.

Миссис Касл являлась владелицей и хозяйкой пансионата «Веселый Роджер». Эта женщина сорока с лишним лет обладала внушительным бюстом, огненно-рыжими волосами, выкрашенными хной, и чуть ли не оскорбительно утонченной манерой речи.

– Подумать только, и такое произошло в моем пансионате! – сказала она. – А ведь это было самое тихое место на свете. Сюда приезжают такие милые люди… Никакой вульгарности – надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Не так, как в больших отелях в Сент-Лу.

– Совершенно верно, миссис Касл, – подтвердил полковник Уэстон. – Но происшествия случаются и в самых порядочных… э… заведениях.

– Не сомневаюсь, инспектор Колгейт меня поддержит, – сказала миссис Касл, бросая умоляющий взгляд на сидящего с официальным видом полицейского. – Что касается лицензий, у меня всё в полном порядке. Ни разу не было никаких нарушений!

– Успокойтесь, успокойтесь, – сказал Уэстон. – Мы вас ни в чем не виним, миссис Касл.

– Но ведь это отразится на заведении, – сказала хозяйка, и ее внушительный бюст заколыхался от волнения. – Как только я представлю себе шумные толпы зевак… Разумеется, на остров имеют право прибывать только постояльцы пансионата, – но ведь они могут стоять на том берегу и показывать пальцем!

Она поежилась.

Инспектор Колгейт не упустил возможности перевести разговор в нужное русло.

– Кстати, вы только что упомянули об одном важном моменте, – сказал он. – Доступ на остров. Каким образом вы не пускаете сюда посторонних?

– В этом отношении у меня очень строгие правила.

– Да, но какие меры вы предпринимаете? Что сдерживает посторонних? Летом туристы роятся повсюду, словно мухи.

Миссис Касл передернуло.

– Это все из-за экскурсионных автобусов, – сказала она. – Однажды я видела их на стоянке у пристани в Лезеркомб-Бэй сразу восемнадцать. Восемнадцать!

– Вы правы. Так как же вы не пускаете сюда посторонних?

– Везде висят таблички с предупреждениями. И потом, разумеется, в прилив мы отрезаны от большой земли.

– Да, но в отлив?

Миссис Касл все подробно объяснила. В конце дамбы у входа на остров есть ворота. На них написано: «Пансионат “Веселый Роджер”. Частная собственность. Проход воспрещен. Только для отдыхающих пансионата». По обеим сторонам от ворот из моря поднимаются отвесные скалы, перелезть через которые нельзя.

– Но ведь любой может взять лодку, обогнуть остров и высадиться в одной из бухт, не так ли? Этому вы не можете помешать. На береговую полосу доступ свободен. Вы не имеете права никому помешать находиться в полосе, затопляемой приливом.

Однако, похоже, подобное случалось крайне редко. Лодку можно взять на пристани в Лезеркомб-Бэй, но оттуда идти на веслах до острова далеко, к тому же у самой пристани сильное течение. Кроме того, предупреждающие таблички есть на лестницах, ведущих наверх от бухты Чаек и бухты Эльфов. Миссис Касл добавила, что Джордж и Уильям постоянно наблюдают за пляжем, расположенным рядом с пансионатом.

– Кто такие Джордж и Уильям?

– Джордж обслуживает пляж. Он следит за раздевалками и плотами. Уильям – садовник; он содержит в порядке дорожки, теннисный корт и тому подобное.

– Ну, по-моему, тут все достаточно ясно, – нетерпеливо сказал полковник Уэстон. – Конечно, нельзя утверждать, что сюда не проник посторонний с большой земли, но этот человек сильно рисковал бы, что его заметят. Как только мы закончим здесь, мы обязательно поговорим с Джорджем и Уильямом.

– Я не переношу туристов, – заявила миссис Касл. – Очень шумные и нередко бросают апельсиновую кожуру и пачки из-под сигарет на дамбе и в скалах… И все же я не думаю, что кто-то из них оказался убийцей. О боже! Это слишком ужасно, я не нахожу слов. Такая дама, как миссис Маршалл, убита, и, что самое страшное… э… задушена…

Миссис Касл с трудом заставила себя произнести это слово. Она выдавила его с огромной неохотой.

– Да, отвратительное дело, – сочувственно произнес инспектор Колгейт.

– И газеты… Ужасно! Мой пансионат в газетах!

– Ну, в определенном смысле это можно считать рекламой, – усмехнулся Колгейт.

Миссис Касл негодующе выпрямилась. Ее бюст взметнулся вверх, корсет заскрипел.

– Это не та реклама, мистер Колгейт, которая мне нужна, – ледяным тоном промолвила она.

Полковник Уэстон поспешил вмешаться:

– Итак, миссис Касл, вы приготовили список гостей, отдыхающих здесь, как я просил?

– Разумеется, сэр.

Пробежав взглядом список, главный констебль взглянул на Пуаро, четвертого человека из тех, кто находился в кабинете управляющей.

– Полагаю, тут вы сможете нам помочь. – Уэстон зачитал вслух фамилии. – А перечень ваших слуг?

Мисс Касл предоставила второй список.

– У нас четыре горничных, метрдотель и три официанта, а также бармен Генри. Уильям чистит обувь. Еще есть кухарка и две ее помощницы.

– Вы их давно знаете?

– Ну, Альберт, метрдотель, работал несколько лет в «Винсенте», в Плимуте. Пришел сюда вместе со мной. Двое его помощников работают здесь уже три года, один – четыре. Очень милые ребята, очень воспитанные. Что касается Генри, то он здесь с открытия пансионата. Уже стал неотъемлемой частью заведения.

Уэстон кивнул.

– Похоже, тут всё в порядке, – обратился он к Колгейту. – Разумеется, мы их проверим. Благодарю вас, миссис Касл.

– Это все, что вам требовалось?

– Пока что все.

Миссис Касл проскрипела из комнаты.

– Первым делом нужно поговорить с капитаном Маршаллом, – сказал Уэстон.

Кеннет Маршалл ровным голосом отвечал на задаваемые ему вопросы. Если не считать слегка осунувшегося лица, он оставался совершенно спокоен. Падающие из окна лучи солнца освещали его лицо, и можно было увидеть, какой же он красивый мужчина: правильные черты лица, внимательные голубые глаза, твердая линия рта, негромкий и приятный голос…

– Я прекрасно понимаю, капитан Маршалл, каким ужасным потрясением это для вас явилось, – говорил полковник Уэстон. – Но, я думаю, вы также понимаете, что мне необходимо как можно быстрее получить самую полную информацию.

Маршалл кивнул:

– Я вас понимаю. Спрашивайте.

– Миссис Маршалл была вашей второй женой?

– Да.

– Как долго вы с нею были женаты?

– Чуть больше четырех лет.

– Какое у нее было имя до брака?

– Хелен Стюарт. А сценическое ее имя было Арлена Стюарт.

– Она была актрисой?

– Она выступала в варьете и музыкальных представлениях.

– После замужества ваша жена оставила сцену?

– Нет. Арлена продолжала время от времени выступать. Окончательно она оставила сцену около полутора лет назад.

– У нее была на то какая-то особенная причина?

Похоже, Кеннет задумался.

– Нет, – наконец сказал он. – Она просто сказала, что устала от всего этого.

– Это не было сделано… э… в соответствии с вашим пожеланием?

Маршалл удивленно поднял брови:

– Нет, что вы!

– Вас нисколько не смущало то, что ваша жена и в замужестве продолжала выходить на сцену?

Кеннет слабо улыбнулся.

– Да, я бы предпочел, чтобы она оставила сцену, – это верно. Но я не настаивал на этом.

– Вы не ссорились по этому поводу?

– Конечно же, нет! Моя жена была вольна поступать так, как пожелает.

– И… и ваш брак был счастливым?

– Разумеется, – холодно подтвердил Кеннет.

Полковник Уэстон помолчал.

– Капитан Маршалл, – сказал он, – у вас есть какие-нибудь мысли на тот счет, кто мог убить вашу жену?

Ответ последовал без каких-либо колебаний:

– Абсолютно никаких.

– У нее были враги?

– Возможно.

– Так…

– Не поймите меня превратно, сэр, – тотчас же развил свою мысль Маршалл. – Моя жена была актрисой. Кроме того, она была очень привлекательной женщиной. Она вызывала определенную долю ревности и зависти. Были столкновения по поводу ролей – было соперничество с другими женщинами – было много, скажем так, общей зависти, ненависти, злобы и жестокости. Однако из этого не следует, что нашелся человек, способный ее убить.

Впервые нарушил молчание Эркюль Пуаро:

– На самом деле вы хотите сказать, месье, что ее врагами были исключительно одни женщины?

Кеннет посмотрел на него.

– Да, – подтвердил он. – Именно так.

– Вы не знаете, чтобы кто-либо из мужчин затаил на нее злобу? – спросил главный констебль.

– Нет.

– Ваша жена встречалась раньше с кем-либо из отдыхающих пансионата?

– Кажется, она уже была знакома с мистером Редферном – они встретились на какой-то коктейль-вечеринке. Насколько мне известно, больше ни с кем.

Уэстон помолчал. Похоже, он задумался над тем, стоит ли развивать эту тему. В конце концов главный констебль решил воздержаться.

– Теперь перейдем к сегодняшнему утру, – сказал он. – Когда вы в последний раз видели свою жену?

Задумавшись на мгновение, Маршалл сказал:

– Я заглянул к ней, когда спускался на завтрак…

– Прошу прощения, вы занимали отдельные комнаты?

– Да.

– И когда это случилось?

– Где-то около девяти.

– Чем она была занята?

– Вскрывала почту.

– Она ничего не сказала?

– Ничего заслуживающего внимания. «Доброе утро… какая сегодня хорошая погода…» – нечто в таком духе.

– Как она себя вела? Вы не заметили ничего необычного?

– Нет, все было совершенно нормально.

– Ваша жена не была возбуждена, встревожена, взволнована?

– Я определенно ничего не заметил.

– Она ничего не сказала про содержание почты? – спросил Пуаро.

И снова губы Маршалла изогнулись в легкой усмешке.

– Насколько я помню, она сказала, что это одни счета.

– Ваша жена позавтракала в постели?

– Да.

– Она всегда так поступала?

– Абсолютно всегда.

– Когда она обыкновенно спускалась вниз? – спросил Эркюль Пуаро.

– О, от десяти до одиннадцати – как правило, ближе к одиннадцати.

– Если б она спустилась ровно в десять, вас бы это удивило? – продолжал Пуаро.

– Конечно. Обыкновенно так рано она не спускалась.

– Однако сегодня утром она сделала именно так. Как вы думаете, капитан Маршалл, почему?

– Не имею ни малейшего понятия, – равнодушно произнес Кеннет. – Возможно, все дело в погоде – был замечательный день.

– Вы ждали, когда она придет?

Маршалл сел поудобнее.

– Я еще раз заглянул к ней после завтрака. В комнате никого не было. Я был несколько удивлен.

– После чего вы спустились на пляж и спросили у меня, не видел ли я ее.

– Э… да. – Помолчав, он с легким укором добавил: – И вы ответили, что не видели…

Невинные глаза Эркюля Пуаро не дрогнули. Он нежно погладил свои пышные усы.

– У вас сегодня утром были какие-либо определенные основания искать свою жену? – спросил Уэстон.

Маршалл вежливо перевел взгляд на главного констебля.

– Нет, – сказал он, – я просто хотел узнать, где она, только и всего.

Уэстон умолк и чуть передвинул свой стул. Когда же он заговорил снова, его голос приобрел новые интонации.

– Только что, капитан Маршалл, – сказал полковник, – вы сказали, что ваша жена уже была знакома с мистером Патриком Редферном. Насколько хорошо они знали друг друга?

Кеннет произнес:

– Не возражаете, если я закурю? – Он похлопал себя по карманам. – Черт! Я где-то оставил свою трубку.

Пуаро предложил ему сигарету. Закурив, Маршалл сказал:

– Вы спрашивали меня насчет Редферна. Жена говорила, что познакомилась с ним на какой-то коктейль-вечеринке.

– Следовательно, это было просто случайное знакомство?

– Я так думаю.

– Но с тех пор… – Главный констебль сделал паузу. – Насколько я понимаю, это знакомство переросло в гораздо более тесные отношения.

– Вы так считаете, да? – резко произнес Маршалл. – Кто вам это сказал?

– В пансионате все говорят об этом.

Маршалл бросил на Пуаро взгляд, полный холодной ярости.

– Курортные пересуды – это, как правило, неприкрытая ложь!

– Возможно. Но, насколько я понимаю, мистер Редферн и ваша жена дали определенные основания для подобных разговоров.

– Какие основания?

– Они постоянно находились вместе.

– И это всё?

– Вы не отрицаете, что дело обстояло именно так?

– Возможно. На самом деле я не обращал на это внимания.

– Вы не… прошу прощения, капитан Маршалл, – вы не возражали против дружбы вашей жены с мистером Редферном?

– Не в моих обычаях обсуждать поведение своей жены.

– Вы не возражали, не возмущались?

– Разумеется, нет.

– Даже несмотря на то, что это стало причиной скандала и растущего напряжения между мистером Редферном и его женой?

– Я не лезу в чужие дела и жду от других, что и они не будут лезть в мои дела, – холодно сказал Кеннет. – Я не слушаю сплетни и досужую болтовню.

– Вы не отрицаете, что мистер Редферн восхищался вашей женой?

– Вероятно, восхищался. Арленой восхищались многие мужчины. Она была очень красивой женщиной.

– Но лично вы были убеждены в том, что между ними нет ничего серьезного?

– Я уже говорил вам, что никогда не задумывался над этим.

– Предположим, что у нас есть свидетель, готовый показать, что отношения вашей жены и мистера Редферна были очень близкими…

И снова взгляд голубых глаз метнулся на Эркюля Пуаро. И снова на обыкновенно бесстрастном лице мелькнуло выражение неприязни.

– Если у вас есть желание слушать эти сказки, слушайте их, – сказал Маршалл. – Моей жены больше нет в живых, и она не сможет себя защитить.

– Вы хотите сказать, что лично вы в это не верите?

Впервые на лбу у Маршалла выступили крошечные бисеринки пота.

– Я не собираюсь верить в подобные измышления. – Помолчав, он продолжал: – Вам не кажется, что вы изрядно отклоняетесь в сторону? Определенно, то, во что я верю и во что не верю, не имеет отношения к чистому факту убийства, разве не так?

Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, ему ответил Пуаро:

– Капитан Маршалл, вы не понимаете: нет такой вещи, как чистый факт убийства. В девяти случаях из десяти убийство порождается характером и образом жизни жертвы. Поскольку убитый был именно таким, каким был, он и был убит! До тех пор пока мы не сможем полностью и досконально понять, каким именно человеком была Арлена Маршалл, мы не сможем определить, какой именно человек ее убил. Из чего вытекает необходимость наших вопросов.

Маршалл повернулся к главному констеблю.

– Такова и ваша точка зрения? – спросил он.

– Ну, в какой-то степени… то есть… – неуверенно произнес Уэстон.

Кеннет издал короткий смешок.

– Так и думал, что вы не согласитесь. Насколько я понимаю, все рассуждения о личностях – это удел месье Пуаро.

– По крайней мере, вы можете поздравить себя с тем, что ничем не помогли мне, – усмехнулся детектив.

– Что вы хотите сказать?

– Что вы нам рассказали о своей жене? Ровным счетом ничего. Вы рассказали нам только то, что все и так сами видели. То, что она была красивая и ею восхищались. И больше ничего.

Маршалл пожал плечами.

– Вы с ума сошли. – Повернувшись к главному констеблю, он подчеркнуто спросил: – Сэр, у вас ко мне больше нет никаких вопросов?

– Есть, капитан Маршалл. Будьте любезны, расскажите о том, что вы делали сегодня утром.

Кеннет кивнул. Очевидно, он ожидал это.

– Я позавтракал внизу около девяти часов, после чего читал газету. Как уже говорилось, затем я поднялся к жене и обнаружил, что она уже ушла. Я спустился на пляж, увидел месье Пуаро и спросил у него, не видел ли он ее. После чего я быстро искупнулся и снова поднялся в пансионат. Это было… дайте-ка сообразить… где-то без двадцати одиннадцать – да, совершенно точно. Я взглянул на часы в фойе. Было ровно без двадцати. Я поднялся к себе в номер, но горничная еще не закончила уборку. Я попросил ее поторопиться – мне нужно было напечатать несколько писем, которые я хотел отправить почтой. Затем снова спустился вниз и обменялся парой слов с Генри, барменом. Без десяти одиннадцать опять поднялся к себе. Там я сел печатать письма и печатал до без десяти двенадцать. После чего переоделся в костюм для тенниса, поскольку в двенадцать я договорился играть в теннис. Мы еще вчера попросили не занимать корт.

– Кого вы имеете в виду?

– Миссис Редферн, мисс Дарнли, мистера Гарднера и себя. Я спустился вниз ровно в двенадцать часов и прошел на корт. Мисс Дарнли и мистер Гарднер уже были там. Миссис Редферн подошла через несколько минут. Мы играли в теннис около часа. Как раз после этого мне… мне… сообщили эту новость.

– Благодарю вас, капитан Маршалл. Чистая формальность: кто-нибудь может подтвердить, что вы находились у себя в номере и печатали письма в промежуток времени… скажем, от без десяти одиннадцать до без десяти двенадцать?

– Неужели вы думаете, что я убил свою жену? – слабо усмехнулся Кеннет Маршалл. – Так, дайте-ка подумать… Горничная убирала в номерах и должна была слышать стук пишущей машинки. И есть еще сами письма – из-за всех этих событий я так и не отправил их. Смею предположить, они станут достаточно весомым доказательством.

Он достал из кармана три письма. Конверты были подписаны, но без марок.

– Кстати, содержимое этих писем является строго конфиденциальным, – продолжал Маршалл. – Однако, когда речь идет об убийстве, приходится полагаться на то, что полиция умеет хранить тайны. В письмах содержатся различные цифры, а также финансовые отчеты. Полагаю, если вы посадите перепечатывать их одного из своих людей, у него уйдет на это никак не меньше часа. – Он помолчал. – Надеюсь, вы удовлетворены?

– Ни о каких подозрениях нет и речи, – спокойно произнес Уэстон. – Всем, кто находился на острове, придется дать отчет о своих действиях сегодня утром в промежуток времени с десяти сорока пяти до одиннадцати сорока.

– Я понимаю, – сказал Кеннет.

– И еще, капитан Маршалл, – продолжал Уэстон. – Вам ничего не известно о том, как ваша жена собиралась распорядиться своим имуществом?

– Вы имеете в виду завещание? Не думаю, что она когда-либо составляла его.

– Ее интересы представляет контора «Баркетт, Маркетт и Эпплгуд», Бедфорд-сквер. Она занималась всеми контрактами Арлены. Но я почти абсолютно уверен, что завещания моя жена не составляла. Как-то раз она сказала, что при мысли о подобном у нее по коже мурашки бегают.

– В таком случае, если она умерла, не выразив свою последнюю волю, все ее имущество переходит к вам как к ее супругу.

– Да, наверное, так.

– У нее были близкие родственники?

– Не думаю. Если и были, она о них никогда не упоминала. Насколько мне известно, родители ее умерли, когда она была еще маленькой, а братьев и сестер у нее не имелось.

– Полагаю, в любом случае завещать ей было особенно нечего.

– Напротив, – холодно возразил Кеннет Маршалл. – Не далее как два года назад сэр Роджер Эрскин, давний друг Арлены, умер и оставил ей почти все свое состояние. Всего, кажется, порядка пятидесяти тысяч фунтов.

Инспектор Колгейт встрепенулся, его взгляд оживился. До сих пор он молчал, теперь же спросил:

– То есть, капитан Маршалл, ваша жена была богатой женщиной?

– Наверное, можно сказать и так, – пожал плечами Кеннет.

– И вы по-прежнему утверждаете, что завещания она не составляла?

– Вы можете спросить у ее поверенных. Но я убежден в том, что не оставляла. Как я уже говорил вам, Арлена считала, что это принесет несчастье.

Последовало молчание, после чего Маршалл добавил:

– Что-нибудь еще?

Уэстон покачал головой:

– Не думаю. Колгейт, у вас есть вопросы? Нет?.. Капитан Маршалл, позвольте еще раз выразить вам соболезнование в связи с постигшей вас утратой.

Кеннет часто заморгал.

– О… спасибо, – дрогнувшим голосом произнес он и вышел.

Трое оставшихся в кабинете переглянулись.

– Непробиваемый человек, – заметил Уэстон. – Ничего нам не сказал. Колгейт, вы что о нем думаете?

Инспектор покачал головой.

– Трудно сказать. Он не из тех, кто раскрывает душу. Люди такого типа производят плохое впечатление, когда дают показания в суде, и все же это несправедливо. Бывает, они сильно переживают случившееся, но только не показывают этого. Именно такое поведение подтолкнуло присяжных в деле Уоллеса вынести вердикт «виновен». Улики тут были ни при чем. Просто присяжные не смогли поверить в то, что человек, потерявший жену, способен так спокойно и невозмутимо говорить об этом.

Уэстон повернулся к маленькому бельгийцу:

– А вы что думаете, Пуаро?

Тот поднял руки вверх.

– Что тут можно сказать? Этот человек – запертый ящик, закрытая устрица. Он выбрал для себя такое поведение: ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знает!

– Мотивы могут быть самые разные, – сказал Колгейт. – Это может быть ревность, это может быть вопрос денег. Разумеется, в определенном смысле очевидным подозреваемым является муж. Естественно, в первую очередь думаешь о нем. Если он знал, что его благоверная гуляет с другим типом…

Пуаро не дал ему закончить свою мысль:

– Полагаю, Маршалл все знал.

– Почему вы так думаете?

– А вот почему. Вчера вечером я беседовал с миссис Редферн на Солнечной террасе. Затем, возвращаясь в пансионат, я по пути увидел этих двоих вместе – миссис Маршалл и Патрика Редферна. После чего я практически сразу же наткнулся на капитана Маршалла. У него было очень натянутое лицо. Оно ничего не выражало – ну абсолютно ничего! Можно сказать, оно было чересчур бесстрастное, если вы меня понимаете. О, Маршалл все знал, это точно!

Колгейт с сомнением проворчал что-то себе под нос.

– Ну хорошо, если вы считаете…

– Я в этом уверен! Но даже если это действительно так, о чем это нам говорит? Какие чувства испытывал капитан Маршалл к своей жене?

– К ее смерти он отнесся весьма прохладно, – заметил полковник Уэстон.

Пуаро расстроенно покачал головой.

– Порой вот такие тихони на поверку и оказываются самыми горячими натурами, – сказал инспектор Колгейт. – Все его чувства наглухо закупорены. Вполне возможно, Маршалл безумно любил свою жену – и безумно ее ревновал. Но он не из тех, кто это показывает.

– Да, вполне возможно, – медленно произнес Пуаро. – Он очень любопытная личность, этот капитан Маршалл. Меня он весьма интересует. Как и его алиби.

– Алиби, подтвержденное пишущей машинкой, – усмехнулся Уэстон. – Что вы можете на это сказать, Колгейт?

Инспектор потер глаза.

– Ну, знаете, сэр, мне это алиби нравится. Оно не слишком уж хорошее, если вы понимаете, что я хочу сказать. Оно… ну, оно естественное. И если выяснится, что горничная находилась поблизости, что она слышала стук машинки, тогда, по-моему, всё в порядке и нужно искать где-нибудь в другом месте.

– Гм, – произнес полковник Уэстон, – и где же вы собираетесь искать?

Минуту-другую собравшиеся в кабинете обдумывали этот вопрос. Первым нарушил молчание инспектор Колгейт:

– Все сводится к следующему: кто это сделал – кто-то посторонний или один из отдыхающих в пансионате? Поймите меня правильно, я не сбрасываю со счетов прислугу и все же не могу поверить в то, что кто-либо из них причастен к убийству. Нет, это дело рук отдыхающих или кого-то совершенно постороннего. Нужно рассматривать все именно в таком ключе. Первый вопрос – мотив. Есть финансовая выгода. Похоже, единственный, кто выигрывает от смерти Арлены Маршалл, это ее супруг. Какие еще есть мотивы? Первый и главный – ревность. Лично мне кажется, что налицо самое что ни на есть типичное crime passionel. – Он поклонился в сторону Пуаро.

– Страсть бывает самой разной, – уставившись в потолок, пробормотал тот.

– Муж категорически заявил, что врагов у нее не было, – продолжал Колгейт. – Имеется в виду, настоящих врагов, но я ни капельки в это не верю! На мой взгляд, у такой женщины непременно должны были быть враги – заклятые враги. Что вы хотите сказать, сэр?

– Mais oui, – вмешался Пуаро. – Арлена Маршалл наверняка нажила себе немало врагов. И все же, на мой взгляд, теория о врагах не выдерживает никакой критики, поскольку, инспектор, на мой взгляд, все враги Арлены Маршалл, как я уже говорил, – женщины.

– В этом что-то есть, – согласился полковник Уэстон. – У здешних женщин имелись причины вонзить в нее нож.

– С другой стороны, – продолжал Пуаро, – едва ли возможно, что преступление осуществила женщина. Что говорит медицинский осмотр?

– Нисден практически стопроцентно убежден в том, что Арлену Маршалл задушил мужчина, – проворчал Уэстон. – Большие руки, мощная хватка. Конечно, не исключено, что это сделала необычайно сильная женщина, но все-таки это крайне маловероятно, черт побери.

Пуаро кивнул.

– Вот именно. Мышьяк в чашке чая, коробка отравленного шоколада, нож, даже пистолет; но задушить – нет! Мы должны искать мужчину. И тут сразу же, – продолжал он, – все становится гораздо сложнее. В этом пансионате у двух людей имелся сильный мотив устранить Арлену Маршалл – но в обоих случаях речь идет о женщинах.

– Насколько я понимаю, одна из них жена Редферна, так? – спросил полковник Уэстон.

– Да. У миссис Редферн могло возникнуть желание убить Арлену Стюарт. Скажем прямо, на то у нее были достаточные основания. И еще я думаю, что миссис Редферн способна совершить убийство. Но не такое убийство. Несмотря на страдания и ревность, она, я бы сказал, не подвержена сильной страсти. В любви она преданная и верная – но не страстная. Как я только что говорил, возможно, подсыпать мышьяк в чай, но только не задушить. К тому же я убежден в том, что миссис Редферн физически не способна совершить это преступление, у нее слишком маленькие и слабые руки и ноги.

Уэстон кивнул.

– Это преступление совершила не женщина, – согласился он. – Нет, это дело рук мужчины.

Инспектор Колгейт кашлянул.

– Позвольте предложить возможное решение, сэр. Скажем, до знакомства с этим мистером Редферном наша дама крутила роман с другим мужчиной – назовем его Икс. Она дает Иксу от ворот поворот ради мистера Редферна. Икс без ума от ревности и ярости. Он следует за ней сюда, держится где-то поблизости, пробирается на остров и расправляется с ней. Такое возможно!

– Да, такое возможно, – сказал Уэстон. – И если все произошло именно так, доказать это будет нетрудно. Этот Икс пришел на остров пешком или приплыл на лодке? По-моему, второе более вероятно. Если так, он должен был где-то достать лодку. Можно навести справки… – Он посмотрел на Пуаро: – А вы что думаете насчет предположения Колгейта?

– Слишком уж много тут зависит от случая, – задумчиво произнес тот. – К тому же что-то в этой картинке не так. Понимаете, я не могу представить себе мужчину… обезумевшего от ярости и ревности.

– Сэр, но ведь мужчины действительно теряли голову из-за этой женщины, – сказал Колгейт. – Взгляните на Редферна.

– Да, да… Но все-таки…

Колгейт вопросительно посмотрел на него. Пуаро покачал головой.

– Есть в этом деле что-то, что мы упускаем… – нахмурившись, произнес он.

Chapter 6

Colonel Weston was poring over the hotel register. He read aloud.

“Major and Mrs Cowan, Miss Pamela Cowan, Master Robert Cowan, Master Evan Cowan. Rydal’s Mount, Leatherhead.

“Mr and Mrs Masterman, Mr Edward Masterman, Miss Jennifer Masterman, Mr Roy Masterman, Master Frederick Masterman. 5 Malborough Avenue, London, N.W.

“Mr and Mrs Gardener. New York.

“Mr and Mrs Redfern. Crossgates, Seldon, Princes Risborough.

“Major Barry. 18 Cardon Street, St James, London, S.W.1.

“Mr Horace Blatt. 5 Pickersgill Street, London, E.C.2.

“Mr Hercule Poirot. Whitehaven Mansions, London, W.1.

“Miss Rosamund Darnley. 8 Cardigan Court, W.1.

“Miss Emily Brewster. Southgates, Sunbury-on-Thames.

“Rev. Stephen Lane. London.

“Captain and Mrs Marshall. 73 Upscott Mansions.

“Miss Linda Marshall. London, S.W.7.”

He stopped. Inspector Colgate said:

“I think, sir, that we can wash out the first two entries. Mrs Castle tells me that the Mastermans and the Cowans come here regularly every summer with their children. This morning they went off on an all-day excursion sailing, taking lunch with them. They left just after nine o’clock. A man called Andrew Baston took them. We can check up for him, but I think we can put them right out of it.”

Weston nodded.

“I agree. Let’s eliminate every one we can. Can you give us a pointer on any of the rest of them, Poirot?”

Poirot said: “Superficially, that is easy. The Gardeners are a middle-aged married couple, pleasant, travelled. All the talking is done by the lady. The husband is acquiescent. He plays tennis and golf and has a form of dry humour that is attractive when one gets him to oneself.”

“Sounds quite O.K.”

“Next – the Redferns. Mr Redfern is young, attractive to women, a magnificent swimmer, a good tennis player and accomplished dancer. His wife I have already spoken of to you. She is quiet, pretty in a washed-out way. She is, I think, devoted to her husband. She has something that Arlena Marshall did not have.”

“What is that?”

“Brains.”

Inspector Colgate sighed.

He said: “Brains don’t count for much when it comes to an infatuation, sir.”

“Perhaps not. And yet I do truly believe that in spite of his infatuation for Mrs Marshall, Patrick Redfern really cares for his wife.”

“That may be, sir. It wouldn’t be the first time that’s happened.”

Poirot murmured: “That is the pity of it! It is always the thing women find it hardest to believe.”

He went on:

“Major Barry, Retired Indian Army. An admirer of women. A teller of long and boring stories.”

Inspector Colgate sighed.

“You needn’t go on. I’ve met a few, sir.”

“Mr Horace Blatt. He is, apparently, a rich man. He talks a good deal – about Mr Blatt. He wants to be everybody’s friend. It is sad. For nobody likes him very much. And there is something else. Mr Blatt last night asked me a good many questions. Mr Blatt was uneasy. Yes, there is something not quite right about Mr Blatt.”

He paused and went on with a change of voice:

“Next comes Miss Rosamund Darnley. Her business name is Rose Mond, Ltd. She is a celebrated dressmaker. What can I say of her? She has brains and charm and chic. She is very pleasing to look at.” He paused and added: “And she is a very old friend of Captain Marshall’s.”

Weston sat up in his chair.

“Oh, she is, is she?”

“Yes. They had not met for some years.”

Weston asked: “Did she know he was going to be down here?”

“She says not.”

Poirot paused and then went on:

“Who comes next? Miss Brewster. I find her just a little alarming.” He shook his head. “She has a voice like a man’s. She is gruff and what you call hearty. She rows boats and has a handicap of four at golf.” He paused. “I think, though, that she has a good heart.”

Weston said: “That leaves only the Reverend Stephen Lane. Who’s the Reverend Stephen Lane?”

“I can only tell you one thing. He is a man who is in a condition of great nervous tension. Also he is, I think, a fanatic.”

Inspector Colgate said: “Oh, that kind of person.”

Weston said: “And that’s the lot!” He looked at Poirot. “You seem very lost in thought, my friend.”

Poirot said: “Yes. Because, you see, when Mrs Marshall went off this morning and asked me not to tell any one I had seen her, I jumped at once in my own mind to a certain conclusion. I thought that her friendship with Patrick Redfern had made trouble between her and her husband. I thought that she was going to meet Patrick Redfern somewhere and that she did not want her husband to know where she was.”

He paused.

“But that, you see, was where I was wrong. Because, although her husband appeared almost immediately on the beach and asked if I had seen her, Patrick Redfern arrived also – and was most patently and obviously looking for her! And therefore, my friends, I am asking myself. Who was it that Arlena Marshall went off to meet?”

Inspector Colgate said: “That fits in with my idea. A man from London or somewhere.”

Hercule Poirot shook his head.

He said: “But, my friend, according to your theory, Arlena Marshall had broken with this mythical man. Why, then, should she take such trouble and pains to meet him?”

Inspector Colgate shook his head.

He said: “Who do you think it was?”

“That is just what I cannot imagine. We have just read through the list of hotel guests. They are all middle-aged – dull. Which of them would Arlena Marshall prefer to Patrick Redfern? No, that is impossible. And yet, all the same, she did go to meet someone – and that someone was not Patrick Redfern.”

Weston murmured: “You don’t think she just went off by herself?”

Poirot shook his head.

“Mon cher,” he said. “It is very evident that you never met the dead woman. Somebody once wrote a learned treatise on the difference that solitary confinement would mean to Beau Brummell or a man like Newton. Arlena Marshall, my dear friend, would practically not exist in solitude. She only lived in the light of a man’s admiration. No, Arlena Marshall went to meet some one this morning. Who was it?”

Colonel Weston sighed, shook his head and said:

“Well, we can go into theories later. Got to get through these interviews now. Got to get it down in black and white where everyone was. I suppose we’d better see the Marshall girl now. She might be able to tell us something useful.”

Linda Marshall came into the room clumsily, knocking against the doorpost. She was breathing quickly and the pupils of her eyes were dilated. She looked like a startled young colt. Colonel Weston felt a kindly impulse towards her.

He thought: “Poor kid – she’s nothing but a kid after all. This must have been a pretty bad shock to her.”

He drew up a chair and said in a reassuring voice:

“Sorry to put you through this. Miss – Linda, isn’t it?”

“Yes, Linda.”

Her voice had that indrawn breathy quality that is often characteristic of schoolgirls, Her hands rested helplessly on the table in front of him – pathetic hands, big and red, with large bones and long wrists.

Weston thought: “A kid oughtn’t to be mixed up in this sort of thing.”

He said reassuringly: “There’s nothing very alarming about all this. We just want you to tell us anything you know that might be useful, that’s all.”

Linda said: “You mean – about Arlena?”

“Yes. Did you see her this morning at all?”

The girl shook her head.

“No. Arlena always gets down rather late. She has breakfast in bed.”

Hercule Poirot said: “And you, Mademoiselle?”

“Oh, I get up. Breakfast in bed’s so stuffy.”

Weston said: “Will you tell us just what you did this morning?”

“Well, I had a bathe first and then breakfast and then I went with Mrs Redfern to Gull Cove.”

Weston said: “What time did you and Mrs Redfern start?”

“She said she’d be waiting for me in the hall at half past ten. I was afraid I was going to be late, but it was all right. We started off at about three minutes to the half hour.”

Poirot said: “And what did you do at Gull Cove?”

“Oh, I oiled myself and sunbathed and Mrs Redfern sketched. Then, later, I went into the sea and Christine went back to the hotel to get changed for tennis.”

Weston said, keeping his voice quite casual: “Do you remember what time that was?”

“When Mrs Redfern went back to the hotel? Quarter to twelve.”

“Sure of that time – quarter to twelve?”

Linda, opening her eyes wide, said:

“Oh, yes. I locked at my watch.”

“The watch you have on now?”

Linda glanced down at her wrist.

“Yes.”

Weston said: “Mind if I see?”

She held out her wrist. He compared the watch with his own and with the hotel clock on the wall. He said, smiling:

“Correct to a second. And after that you had a bathe?”

“Yes.”

“And you got back to the hotel – when?”

“Just about one o’clock. And – and then – I heard – about Arlena…” Her voice changed.

Colonel Weston said: “Did you – er – get on with your stepmother all right?”

She looked at him for a minute without replying. Then she said:

“Oh, yes.”

Poirot asked: “Did you like her, Mademoiselle?”

Linda said again: “Oh, yes.” She added: “Arlena was quite kind to me.”

Weston said with rather uneasy facetiousness: “Not the cruel stepmother, eh?”

Linda shook her head without smiling.

Weston said: “That’s good. That’s good. Sometimes, you know, there’s a bit of difficulty in families – jealousy – all that. Girl and her father great pals and then she resents it a bit when he’s all wrapped up in the new wife. You didn’t feel like that, eh?”

Linda stared at him. She said with obvious sincerity:

“Oh, no.”

Weston said: “I suppose your father was – er – very wrapped up in her?”

Linda said simply: “I don’t know.”

Weston went on: “All sorts of difficulties, as I say, arise in families. Quarrels – rows – that sort of thing. If husband and wife get ratty with each other, that’s a bit awkward for a daughter, too. Anything of that sort?”

Linda said clearly: “Do you mean, did Father and Arlena quarrel?”

“Well – yes.”

Weston thought to himself: “Rotten business – questioning a child about her father. Why is one a policeman? Damn it all, it’s got to be done, though.”

Linda said positively: “Oh, no.” She added: “Father doesn’t quarrel with people. He’s not like that at all.”

Weston said: “Now, Miss Linda, I want you to think very carefully. Have you any idea at all who might have killed your stepmother? Is there anything you’ve ever heard or anything you know that could help us on that point?”

Linda was silent a minute. She seemed to be giving the question a serious unhurried consideration. She said at last:

“No, I don’t know who could have wanted to kill Arlena.” She added: “Except, of course, Mrs Redfern.”

Weston said: “You think Mrs Redfern wanted to kill her? Why?”

Linda said: “Because her husband was in love with Arlena. But I don’t think she would really want to kill her. I mean she’d just feel that she wished she was dead – and that isn’t the same thing at all, is it?”

Poirot said gently: “No, it is not at all the same.”

Linda nodded. A queer sort of spasm passed across her face. She said:

“And anyway, Mrs Redfern could never do a thing like that – kill anybody. She isn’t – she isn’t violent, if you know what I mean.”

Weston and Poirot nodded. The latter said:

“I know exactly what you mean, my child, and I agree with you. Mrs Redfern is not of those who, as your saying goes, ‘sees red.’ She would not be – ” He leaned back half closing his eyes, picking his words with care – “shaken by a storm of feeling – seeing life narrowing in front of her – seeing a hated face – a hated white neck – feeling her hands clench – longing to feel them press into flesh – ”

He stopped.

Linda moved jerkily back from the table.

She said in a trembling voice: “Can I go now? Is that all?”

Colonel Weston said: “Yes, yes, that’s all. Thank you. Miss Linda.”

He got up to open the door for her. Then came back to the table and lit a cigarette.

“Phew,” he said. “Not a nice job, ours. I can tell you I felt a bit of a cad questioning that child about the relations between her father and her stepmother. More or less inviting a daughter to put a rope around her father’s neck. All the same, it had to be done. Murder is murder. And she’s the person most likely to know the truth of things. I’m rather thankful, though, that she’d nothing to tell us in that line.”

Poirot said: “Yes, I thought you were.”

Weston said with an embarrassed cough:

“By the way, Poirot, you went a bit far, I thought, at the end. All that hands-sinking-into-flesh business! Not quite the sort of idea to put into a kid’s head.”

Hercule Poirot looked at him with thoughtful eyes. He said:

“So you thought I put ideas into her head?”

“Well, didn’t you? Come now.”

Poirot shook his head.

Weston sheered away from the point. He said: “On the whole we got very little useful stuff out of her. Except a more or less complete alibi for the Redfern woman. If they were together from half past ten to a quarter to twelve that lets Christine Redfern out of it. Exit the jealous wife suspect.”

Poirot said: “There are better reasons than that for leaving Mrs Redfern out of it. It would, I am convinced, be physically impossible and mentally impossible for her to strangle any one. She is cold rather than warm blooded, capable of deep devotion and unanswering constancy, but not of hot-blooded passion or rage. Moreover, her hands are far too small and delicate.”

Colgate said: “I agree with Mr Poirot. She’s out of it. Dr Neasdon says it was a full-sized pair of hands throttled that dame.”

Weston said: “Well, I suppose we’d better see the Redferns next. I expect he’s recovered a bit from the shock now.”

Patrick Redfern had recovered full composure by now. He looked pale and haggard and suddenly very young, but his manner was quite composed.

“You are Mr Patrick Redfern of Crossgates, Seldon, Princes Risborough?”

“Yes.”

“How long had you known Mrs Marshall?”

Patrick Redfern hesitated, then said:

“Three months.”

Weston went on: “Captain Marshall had told as that you and she met casually at a cocktail party. Is that right?”

“Yes, that’s how it came about.”

Weston said: “Captain Marshall has implied that until you both met down here you did not know each other well. Is that the truth, Mr Redfern?”

Again Patrick Redfern hesitated a minute. Then he said:

“Well – not exactly. As a matter of fact I saw a fair amount of her one way and another.”

“Without Captain Marshall’s knowledge?”

Redfern flushed slightly. He said: “

I don’t know whether he knew about it or not.”

Hercule Poirot spoke. He murmured:

“And was it also without your wife’s knowledge, Mr Redfern?”

“I believe I mentioned to my wife that I had met the famous Arlena Stuart.”

Poirot persisted. “But she did not know how often you were seeing her?”

“Well, perhaps not.”

Weston said: “Did you and Mrs Marshall arrange to meet down here?”

Redfern was silent a minute or two. Then he shrugged his shoulders.

“Oh, well,” he said. “I suppose it’s bound to come out now. It’s no good my fencing with you. I was crazy about the woman – mad – infatuated – anything you like. She wanted me to come down here. I demurred a bit and then I agreed. I – I – well, I would have agreed to do any mortal thing she liked. She had that kind of effect on people.”

Hercule Poirot murmured: “You paint a very clear picture of her. She was the eternal Circe. Just that!”

Patrick Redfern said bitterly: “She turned men into swine all right!” He went on: “I’m being frank with you, gentlemen. I’m not going to hide anything. What’s the use? As I say, I was infatuated with her. Whether she cared for me or not, I don’t know. She pretended to, but I think she was one of those women who lose interest in a man once they’ve got him body and soul. She knew she’d got me all right. This morning, when I found her there on the beach, dead, it was as though – ” he paused – “as though something had hit me straight between the eyes. I was dazed – knocked out!”

Poirot leaned forward. “And now?”

Patrick Redfern met his eyes squarely. He said:

“I’ve told you the truth. What I want to ask is this – how much of it has got to be made public? It’s not as though it could have any bearing on her death. And if it all comes out, it’s going to be pretty rough on my wife. Oh, I know,” he went on quickly. “You think I haven’t thought much about her up to now? Perhaps that’s true. But, though I may sound the worst kind of hypocrite, the real truth is that I care for my wife – I care for her very deeply. The other – ” he twitched his shoulders – “it was a madness – the kind of idiotic fool thing men do – but Christine is different. She’s real. Badly as I’ve treated her, I’ve known all along, deep down, that she was the person who really counted.” He paused – sighed – and said rather pathetically: “I wish I could make you believe that.”

Hercule Poirot leant forward. He said: “But I do believe it. Yes, yes, I do believe it!”

Patrick Redfern looked at him gratefully. He said:

“Thank you.”

Colonel Weston cleared his throat. He said:

“You may take it, Mr Redfern, that we shall not go into irrelevancies. If your infatuation for Mrs Marshall played no part in the murder, then there will be no point in dragging it into the case. But what you don’t seem to realize is that that – er – intimacy – may have a very direct bearing on the murder. It might establish, you understand, a motive for the crime.”

Patrick Redfern said: “Motive?”

Weston said: “Yes, Mr Redfern, motive! Captain Marshall, perhaps, was unaware of the affair. Suppose that he suddenly found out.”

Redfern said: “Oh, God! You mean he got wise and – and killed her?”

The Chief Constable said rather drily: “That solution had not occurred to you?”

Redfern shook his head. He said:

“No – funny. I never thought of it. You see, Marshall’s such a quiet chap. I – oh, it doesn’t seem likely.”

Weston asked: “What was Mrs Marshall’s attitude to her husband in all this? Was she – well, uneasy – in case it should come to his ears? Or was she indifferent?”

Redfern said slowly: “She was – a bit nervous. She didn’t want him to suspect anything.”

“Did she seem afraid of him?”

“Afraid? No, I wouldn’t say that.”

Poirot murmured: “Excuse me, M. Redfern, there was not, at any time, the question of a divorce?”

Patrick Redfern shook his head decisively.

“Oh, no, there was no question of anything like that. There was Christine, you see. And Arlena, I am sure, never thought of such a thing. She was perfectly satisfied married to Marshall. He’s – well, rather a big bug in his way – ” He smiled suddenly. “County – all that sort of thing, and quite well off. She never thought of me as a possible husband. No, I was just one of a succession of poor mutts – just something to pass the time with. I knew that all along, and yet, queerly enough, it didn’t alter my feelings towards her…”

His voice trailed off. He sat there thinking. Weston recalled him to the needs of the moment.

“Now, Mr Redfern, had you any particular appointment with Mrs Marshall this morning?”

Patrick Redfern looked slightly puzzled. He said:

“Not a particular appointment, no. We usually met every morning on the beach. We used to paddle about on floats.”

“Were you surprised not to find Mrs Marshall there this morning?”

“Yes, I was. Very surprised. I couldn’t understand it at all.”

“What did you think?”

“Well, I didn’t know what to think. I mean, all the time I thought she would be coming.”

“If she were keeping an appointment elsewhere you had no idea with whom that appointment might be?”

Patrick Redfern merely stared and shook his head.

“When you had a rendezvous with Mrs Marshall, where did you meet?”

“Well, sometimes I’d meet her in the afternoon down at Gull Cove. You see the sun is off Gull Cove in the afternoon and so there aren’t usually many people there. We met there once or twice.”

“Never on the other cove? Pixy Cove?”

“No. You see Pixy Cove faces west and people go round there in boats or on floats in the afternoon. We never tried to meet in the morning. It would have been too noticeable. In the afternoon people go and have a sleep or mouch around and nobody knows much where anyone else is.”

Weston nodded.

Patrick Redfern went on: “After dinner, of course, on the fine nights, we used to go off for a stroll together to different parts of the island.”

Hercule Poirot murmured: “Ah, yes!” and Patrick Redfern shot him an inquiring glance.

Weston said: “T

Продолжить чтение