Читать онлайн Притяжение бесплатно

Притяжение

Глава 1

– Как вы можете?! В грязной обуви – в стерильную палату… Вы хотите убить собственного ребенка?!

Амир опустил уставший потухший взгляд на свои начищенные до зеркального блеска ботинки. Он силился понять, что ему пытается объяснить эта во всю глотку орущая докторица, и не мог. Просто пятился под ее напором и все сильнее злился.

– Амир Шамильевич… – на плечо изнеможённого до отупения мужчины легла жесткая ладонь начальника его же службы безопасности. – Сюда нельзя было. Так… – бесстрастный взгляд Глеба скользнул сверху вниз и вернулся обратно. Ничего не выражая.

Амир моргнул. С силой растер ладонями лицо, сомкнул пальцы в замок на шее и чуть тряхнул головой. Как нельзя? Кому нельзя? Ему, что ли?

– Как себя чувствует моя дочь? – устало спросил он, усилием воли заставляя себя сосредоточиться на главном.

– Все шло хорошо! А теперь я даже не знаю… Додуматься же… в стерильную палату… Да у нее ведь иммунитет убит подчистую! О чем вы только думали?

Хороший вопрос! Превозмогая нечеловеческую усталость, почти не в силах контролировать закипающую внутри злость, Амир крутанулся на пятках и размашистыми шагами двинулся прочь по коридору. Огни гирлянд, украшающих стены и окна больницы в преддверие праздников, больно били по не знающим отдыха воспаленным глазам. Амир зажмурился, надавил двумя пальцами на переносицу, зацепил рукой тележку с каким-то барахлом, не извинившись, пронесся по холлу, мимо нарядной регистратуры, распахнул дверь и с жадностью вдохнул морозный декабрьский воздух.

– Тебе бы отдохнуть… – заметил Глеб, выходя следом. Игнорируя слова друга, Амир протянул руку:

– Дай ключи.

– Не дури, Амир Шамильевич. Ты сколько не спал?

– Столько же, сколько и ты! – Амир резко обернулся, полоснув жестким взглядом телохранителя.

– Именно поэтому я и не рвусь за руль, – бесстрастно парировал тот.

Глеб был прав. Вести машину в таком состоянии – самоубийство. И как бы ему ни хотелось сейчас сбросить напряжение, утопив педаль газа в пол, эта идея была далеко не самой удачной. Амир грязно выругался, но уступил.

Потом… Все потом… Когда-нибудь.

Скользнув в теплый салон автомобиля, возникшего перед ним как по команде, Амир откинул голову на подголовник и, насколько это было возможно, вытянул длинные ноги. Рядом уселся Глеб. Никому в этом мире Амир не доверял так, как этому большому во всех смыслах мужчине. Они повстречались давно. На войне, которая никому не была нужна, и о которой Глеб Громов знал, пожалуй, побольше многих. Он возглавлял какой-то засекреченный до скончания дней отряд специального назначения, щедро брошенный правительством на спасение попавшего в засаду по дурости командования батальона Амира. В той мясорубке мало кто выжил. Ущелье простреливалось со всех сторон, и если бы не Глеб и его люди, они бы все там полегли.

– Домой… – Глеб отдал короткий приказ в невидимое глазу переговорное устройство, и их кортеж тут же тронулся с места.

Домой… – повторил про себя Амир. Домой… А там что? Выспаться. Отдохнуть. И ни о чем не думать. Отключиться часов на двенадцать. А с утра навестить дочку… Он так к ней спешил сегодня, так рвался, что напрочь забыл обо всем. И о проклятой стерильности тоже! По позвоночнику прошел холодок. Его беспечность могла стоить Карине жизни.

– Меня с порога развернули. Думаешь, успел нанести бацилл?

– Вряд ли. Там же стерилизаторы повсюду.

– Хоть бы ты меня надоумил…

– Да уж…

Дальше ехали молча. Амир бездумно смотрел в окно и вспоминал… То, что давно не позволял себе вспомнить. В стремительно убегающей жизни, в делах и заботах, в бизнесе и парламентских сессиях, в бесконечных разъездах… То, что научился мастерски выбрасывать из головы, освобождая сознание для продуктивной работы по преумножению собственного капитала. Соня…

Что за черт? Почему сейчас? Может, повлияла последняя сделка, над которой он и его команда в авральном режиме и на пределе сил трудилась последних несколько месяцев? А может, двенадцать часов, проведенные в аэропорту Нью-Йорка в ожидании вылета? Все одно к одному.

Устал… Как же нечеловечески он устал…

Нарушая уютную тишину, установившуюся в салоне, дробно тренькнул телефон. Альбина. Вот же, черт. Только этой ему не хватало.

– Да! – буркнул в трубку, не то, чтобы приветливо.

– Амир! Ну, наконец-то я до тебя дозвонилась! Нельзя же пропадать так надолго! – защебетала его любовница.

– Я занят. Ты что-то хотела?

На том конце провода на секунду случилась заминка – девица судорожно соображала, как правильно себя повести. Не обидеться ли на его грубость? Амир мог поклясться, что слышал, как кипел ее мозг, просчитывая возможные для себя выгоды и не менее вероятные потери от наглядной демонстрации собственного характера. Здравомыслие возобладало.

– Да нет, конечно! Я просто скучаю… Ты же знаешь.

Он знал. Как знал и то, чего на самом деле стоили ее слова. На его памяти такие девочки всегда имели цену. Как правило, не слишком высокую. За колечко с хорошим камнем они обычно прощали все, что угодно. Не то, чтобы он собирался ей что-то дарить. Отнюдь.

– Перезвоню, как справлюсь с делами, – отрезал Амир и отключился, тут же забыв о девке. Хорошо, если вспомнит позже. А нет – значит, нет. Женщины в его жизни менялись с завидной скоростью. Кто его знает, почему? Да просто не цепляли, не трогали ничего в душе. Были неинтересны. Он даже имен их не помнил. «Лена, Катя, Вика… Ве-ро-ни-ка… Чика-чика-чика…» – вспомнил идиотскую песню, недавно услышанную по радио. Хмыкнул. Поймал напряженный взгляд Глеба и тут же весь подобрался:

– Что? – спросил, осторожно осматриваясь по сторонам.

Глеб покачал головой.

– Что там? – спросил в гарнитуру, видимо, у ехавших впереди ребят. Внимательно выслушал, покачал головой. – Ладно. Продолжаем движение.

Амир чуть расслабился, полностью полагаясь на интуицию Глеба, которому за прошедшие годы привык безоговорочно доверять. Скосил взгляд и снова ощутимо напрягся:

– Что-то не так? – уточнил для пущей надежности.

– Да хрен его знает. Что-то мне неспокойно, – пробормотал Глеб, хмуря широкие брови.

– Ну, и что в связи с этим предпримем?

– А бес его знает. Не пойму… Все просчитал, просмотрел… Маршрут отработал…

– Несчастный случай? – и себе нахмурился Амир. И только он это произнес, как впереди показалась фура.

– Игорь, сворачивай, на хрен, – резко скомандовал Глеб. Впрочем, вымуштрованный водитель и сам понял, что надо делать. Какие-то секунды, и грузовик на полной скорости пронесся мимо их кортежа, выехал на встречку, смял движущийся по ней микроавтобус, развернулся от удара и, зацепив еще несколько не успевших затормозить машин, остановился, юзом прокатился по обледеневшей дороге и встал.

– Твою мать, – пробормотал Амир, выскакивая из машины одновременно с водителем и охраной.

– Вернись в салон! – скомандовал Глеб.

– Там помощь нужна.

– Без тебя разберемся, – стоял на своем Глеб, тыча крупными пальцами в экран телефона. – Игорь Дмитрич… Глеб Громов. У нас тут ЧП… Спасателей бы…

Глеб на бегу отчитался о случившемся МЧСникам и первым подскочил к протараненному автобусу. Амир сунулся следом.

– Вернись в машину! Здесь в любой момент может рвануть… – зарычал Громов, стягивая с себя куртку.

– Я помогу, – стоял на своем Амир.

– Прочь! От машины, – раздельно, по слогам, как для умственно отсталого, повторил Глеб, с трудом открывая заклинившую дверь превратившегося в консервную банку форда.

– Юр, притащите ломик и гляньтепострадавших в легковушках. Кто-нибудь, проверьте водилу фуры! Паша, Михалыч… ваша помощь мне нужна здесь, – орал Глеб, перекрикивая человеческий стон, вой сигнализаций и скрежет металла. – Черт, тут паленой проводкой воняет… – прорычал, отшвырнул телефон куда-то в сторону, пробрался внутрь. Амир последовал за другом, сбивая локтем остатки оконного стекла. Что-то страшное с ним происходило. Грудь сдавил непонятный, ни на чем не основанный страх. Амир осмотрелся. От удара несколько кресел просто вырвало, и теперь они валялись на проходе, перекрывая путь.

– Под креслами в проходе люди! – проорал он и, что есть силы, потянул сидение на себя.

– Пострадавших доставайте осторожно! Старайтесь зафиксировать головы! Они должны оставаться максимально неподвижными! – крикнул в ответ Глеб.

– Так точно! Юр, помоги…

Осторожно, вдвоем с охранником, они вытащили из автобуса первого пострадавшего. Передали на руки двум другим мужикам и, не отдышавшись даже, вернулись за следующим.

– Да что б его, – выругался Юрка, не сумев нащупать у бедолаги пульс.

– Юра, здесь еще четверо! И ребенок! – прокричал Глеб, пробравшись-таки в начало салона. – Давай через лобовое! Будет быстрей! Черт, здесь все искрит… Рядовой Каримов, если ты сейчас же не уберешь отсюда свою депутатскую задницу, я тебе шею сверну! – пообещал Глеб начальнику, ни на секунду не отвлекаясь от дела. Впрочем, в данной конкретной чрезвычайной ситуации главным, бесспорно, был он сам. С этим даже никто и не спорил.

– Да уберу, уберу… Сейчас, только помогу немного…

Откуда брались силы действовать и спорить, Амир не знал. Он лишь в который раз убедился, что в критической ситуации его организм начинал работать на пределе своих возможностей. До приезда спасателей они умудрились вынести из автобуса всех живых.

– Домой приедем – нажрусь, – пообещал Глеб, падая на задницу прямо в сугроб, когда те все же явились. Амир приземлился рядом. Набрал в ладонь пригоршню снега и растер по лицу. То ли смывая, то ли еще больше размазывая по нему копоть. Несмотря на то, что они сделали все, что могли, его не покидала гадкая противная дрожь. Как будто он в случившейся суматохе упустил что-то важное. За грудиной пекло, и тревога не отпускала.

– Ну, ребятки! Ну, молодцы! Герои! – хвалил их прибывший на место происшествия МЧСник. – Амир Шамильевич, разрешите пожать вашу руку…

Амир поморщился, но руку все же подал.

– Мы, пожалуй, поедем…

– Не смеем задерживать! Еще раз огромное вам человеческое спасибо!

Амир сухо кивнул и, едва шевеля ногами, двинулся прочь.

– Проследи, чтобы наши геройства не стали достоянием общественности, а то расстарается сейчас, – бросил на ходу следующему за ним Глебу. Тот кивнул, как никто другой понимая, что есть вещи, о которых не стоит говорить вслух. На которых нельзя делать рейтинги и спекулировать. – Найди список пострадавших и узнай, куда их отвезут… Надо бы помочь, – продолжал инструктаж, а потом оборвался на полуслове. Замер.

– Соня… – просипел он и медленно обернулся. Застыл, до рези в глазах вглядываясь в сгущающиеся плотные сумерки. Скорее почувствовав ее нутром, чем увидев, наконец понимая, чем была вызвана тревога в душе. Шагнул навстречу к неясной тени, привалившейся к размытому контуру дерева чуть в стороне. И… замер. Сжал кулаки, стиснул зубы. До хруста, до боли в челюсти. Запрещая… просто запрещая себе двигаться дальше.

Какого черта? Какого черта его так подорвало?! Они расстались… сколько? Десять лет назад? Так с чего вдруг? Его… жесткого, непростого, битого, давным-давно разуверившегося в женщинах и всякой сентиментальной чуши мужика в один момент проняло! До трясучки! Шандарахнуло со всей силы воспоминаниями из далекого, давно забытого прошлого, в котором была она… И была радость… Снесло все блоки, которые он по кирпичику выстраивал.

– Девушка… Вы можете встать?

– Не думаю… Похоже, у меня сломана нога. И рука… – донесся до него чуть хриплый, звенящий от боли и слез, знакомый до дрожи, голос.

– Не переживайте, все уже позади. Михалыч, сюда тоже носилки! – крикнул куда-то в сторону подоспевший мужичок и снова вернулся к осмотру Сони, – Это ничего! Это заживет… Ну же… Красавица, давай, осторожненько!

Амир моргнул, стряхивая с себя наваждение. Медленно обернулся к Глебу:

– Пойдем, – приказал сипло, не оставляя себе возможности передумать, и первый побрел к брошенному на обочине кортежу.

Глава 2

В тот день, день, когда все перевернулось, Соня впервые за много лет выспалась. Она и представить не могла, какое это счастье – проснуться просто так, по желанию, а не потому, что срочно нужно куда-то бежать и что-то делать. Перевернулась на бок, потянулась, как кошка, и снова откинулась на подушку, даже как-то не веря, что ей некуда, в общем, спешить. Повалялась, сибаритствуя еще с полчаса, и неторопливо встала, накинув теплый плюшевый халат, сунула ноги в тапки со смешными заячьими мордочками на носах – подарок студентов на прошлый Новой год – и зажмурившись от яркого-яркого солнца, выглянула в окошко. Ну, надо же! Белый день! Сколько уже? Десять? Одиннадцать?!

Полдевятого! Соне даже как-то обидно стало, что она так рано вскочила. Обещала себе, что проспит целый день, когда все закончится. А на деле ее хватило лишь на восемнадцать часов! Ничего… до отъезда еще есть время. Целых две недели безделья! Да она столько за всю жизнь не отдыхала! Вот и отоспится… Зевая на ходу, Соня достала турку, всыпала отличный колумбийский кофе, купленный в одной из недавних поездок, и сунула нос в холодильник. Пожалуй, она голодна! И это тоже что-то новое. Обычно Софья Юрьевна была так занята, что о необходимости питаться попросту забывала. А тут совсем неожиданно вот прямо-таки зверский голод!

Ассортимент холодильника совсем не радовал. Жаль, что в данном случае не работал закон спроса и предложения. Спрос-то был о-го-го какой… А из предложения – засохший кусочек сыра и… все!

– Хорошо живешь, Ковалевская! – весело хмыкнула Соня. А потом, будто опомнившись, подскочила на месте и щелкнула пальцами: – Можно ведь заказать доставку!

Так и сделала! Позвонила в первый найденный всезнающим Гуглом ресторан и заказала всего, на что лег её глаз. Почему бы и нет?! Имеет право! Отметить, так сказать, новую жизнь! Соня огляделась, прошлась по своей квартирке, в которой ей было так хорошо! Тихо, уютно, спокойно… Она любила свой дом и с радостью в него возвращалась. Здесь рождались идеи ее исследований, здесь она работала, порою сутками. Здесь она написала докторскую! Вот прямо за этим столом, который беззаветно любила. Ониксово-черный, с множеством всяческих ящиков и отделений. Оставшийся еще от деда. Редким гостям казалось, что на ее столе творится жуткий бардак, а на самом деле в этом хаосе Соня всегда знала, где что лежит, и могла запросто отыскать любую бумажку. А лампа? Это же какое-то чудо! Кованое основание, расшитый вручную абажур… Как жаль, что она не сможет забрать с собой полюбившиеся вещи! Или… все-таки сможет? Интересно, сколько будет стоить их пересылка в США? Вдруг, не слишком дорого? Надо узнать!

С тех пор, как ее пригласили на работу в Массачусетс, жизнь Сони перевернулась. Нет, ее и до этого приглашали с лекциями в университеты Сиднея и Токио, Лондона и Берлина, она и раньше трудилась в числе ученых, входящих в состав Международного научного сообщества LIGO… Но никогда до, Соне не предлагали таких условий! А вот теперь она получила приглашение возглавить одну из исследовательских групп! Ей даже выделили финансирование и предоставили возможность личновыбирать ученых в свою команду! Разве можно было отказаться от таких перспектив?! Никак нет. Она и согласилась.

Телефон на столе затрещал. Соня дернулась, кофе выплеснулся из чашки на руку. Хорошо, успел остыть! Джек!

– Алло…

– Привет! Ты чего не звонишь? – пропыхтел в трубку её… жених? Со статусом Джека в своей жизни Соня до конца еще не определилась. Не то, чтобы тот не звал ее замуж. Просто, если быть откровенной, Джека она не любила. Решение быть с ним было скорее рассудочным. Хороший, как ей казалось, парень – почему нет? Умный, добрый, улыбчивый. А еще с ним можно было поговорить о работе, что для Сони было необычайно важно.

– А ты чего пыхтишь? – рассмеялась Соня.

– Я на беговой дорожке. Решил позаниматься перед сном.

– Какой ты молодец! – искренне восхитилась Соня.

– Запомни это! – усмехнулся в ответ Джек. – Слушай, может, все же прилетишь на праздники? Поедем к родителям – они давно хотят с тобой познакомиться, погоняем на лыжах в Блю Хиллс!

Соня подошла к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу. Настроение почему-то испортилось. И правда? Что ей мешало уехать на две недели раньше? Что держало здесь и не отпускало?

– Нет, Джек, ты же знаешь! Билетов уже не купить… – лепетала Соня и сама себе не верила. При большом желании билеты, наверное, можно было найти. В тот же бизнес-класс за баснословные деньги, правда, но все же. Другое дело, что она еще не сделал все, что планировала. Не попрощалась… Не нашла в себе силы перевернуть страницу сказки, давно уже не про неё. Фактически, она и вырвала у жизни эти две недели, чтобы расставить точки. Навсегда избавиться от наваждения. Оставить его в этом городе, где все о нем напоминало, и шагнуть в новую жизнь. Без сожалений.

– Я бы что-то придумал…

– Да брось! Всего-то две недели осталось! А у меня здесь конь не валялся…

– Конь, что? – удивились на том конце света.

– Не бери в голову. Это такое выражение… Лучше расскажи, как прошел твой день.

Пока они болтали с Джеком, привезли еду. Соня торопливо попрощалась с женихом, бестолково путаясь в рукавах, нашла-таки кошелек, расплатилась с посыльным, захлопнула за ним дверь и, сунув нос в пакет с одуряюще пахнущей снедью, пошлепала в кухню. Плотно позавтракав и выпив еще одну чашку кофе, Соня неторопливо собралась, заехала в цветочный. Купила четыре бордовые розы на длинных стеблях, такие же безжизненные в отсутствие всякого аромата, как и те, кому они предназначались, и поехала прочь из города. Бросила машину у кладбищенских ворот. С трудом пробралась по не прочищенному проходу между могилок к своим. Два креста, никаких памятников… Мама рано ушла, а еще через три года Соня похоронила тяжело болеющего брата.

Рукой в перчатке стряхнула снег с мемориальной таблички. Положила цветы:

– Ну, что… Теперь, наверное, нескоро свидимся. Вы не в обиде? – спросила, как у живых. – Джек нашел православную церковь неподалеку от моего нового дома… Я о вас там буду молиться, хорошо?

Уж что ей ответили мама с братом – непонятно, но с кладбища Соня уезжала с легким сердцем. Проехав с километр по проселочной дороге, она, наконец, выехала на трассу и покатила вперед. В этом месте была не слишком удобная развязка, и для того, чтобы вернуться в город, ей предстояло проехать около километра в обратном от него направлении. Спешить Соне было некуда, она и не торопилась. Ехала медленно, в свое удовольствие, время от времени бросая взгляды по сторонам. А посмотреть было на что. Зимний заиндевелый на холоде лес, вековые сосны в роскошных белых шапках, редкие озябшие на холоде птицы… Соня вспомнила, что у нее еще со вчера осталась недоеденная булка. Она притормозила на обочине, вышла из машины и, раскрошив хлеб, высыпала тот на снег. Глядишь, спасет какую-нибудь синичку.

Соня уже вернулась в машину, когда мимо пронесся кортеж из четырех машин. Ничего удивительного – в нескольких километрах отсюда раскинулись обширные территории, застроенные дачами местной элиты, фешенебельными коттеджными поселками и резиденциями высших должностных лиц. Может быть, какой-нибудь министр изволил вернуться домой на обед.

В Америке такого точно не увидишь. Что же… и вы, кортежи, тоже прощайте! Улыбнувшись, Соня тронулась с места и неторопливо поехала дальше.

А потом случилось это! Первым делом она с удивлением заметила, что кортеж, движущийся далеко впереди, свернул на обочину, а уже потом она заметила несущийся на всех парах грузовик.

– Ну, и куда он на такой скорости? – сама у себя спросила Соня, снимая ногу с педали газа и, следуя примеру кортежа, прижалась к обочине. Отвлеклась на секунду, а когда снова подняла взгляд, фура уже выехала на встречку.

– Не-е-ет! – прокричала Соня. Скользнула руками по телу, проверяя, не забыла ли пристегнуться. Она уже понимала, что удара не избежать. Движущиеся по крайней правой полосе машины разлетались, как кегли! Основной удар на себя принял микроавтобус. И все эти события раскадровкой замедленной съемки проносились перед её глазами. Удар, скрежет, разворот на полном ходу! И… столкновение. Металл о металл. Боль взорвалась в теле! В руке, в ноге, ударила в грудь… А движение все продолжалось. Со страшным скрежетом и вырывающимися искрами их тащило по обледеневшей дороге. Это длилось какие-то секунды, но для Сони они превратились в вечность. Ее захлестывали ужас и паника! И какая-то черная липкая злость! Вот тебе и новая жизнь! Почему так?! Почему сейчас, господи? А потом боль, которая с каждой секундой только усиливалась, вытеснила все вопросы. Боль была такой сильной, что Соня не могла дышать! Как будто её плитой придавило. Приказав себе успокоиться, она осторожно втянула воздух. Закашлялась. Воздух ворвался в легкие с громким свистом, с каким-то ненормальным шипением… По лицу стекало что-то теплое и густое, находясь в шоке, Соня не сразу поняла, что это кровь.

Дыши! Дыши! – билось в мозгу. – Ты выжила – это главное. Цепляясь за эту мысль, Соня спасалась от черного морока паники, сковавшего ее искореженное тело. Так, что дальше? Попробовать пошевелиться… Соня подняла руку, стряхнув с себя осколки битого стекла. Дальше – хуже! Сцепив зубы, она сдвинула ногу и чуть не разрыдалась. Если правой она еще могла пошевелить, то левую напрочь зажало. Ей нужна была помощь! Всхлипывая, она попыталась открыть дверь. Но ничего! Ровным счетом ничего не получилось! Она оказалась в ловушке! Господи! Ну, почему никто не идет?! Ведь должен кто-то прийти! Спасатели, МЧС, кто угодно… Боль в груди становилась нестерпимой, кровь стала подмерзать на лице, и с каждой секундой Соне становилось все холодней! Наконец, чуть в стороне послышались голоса.

– Сюда! Пожалуйста, помогите! – едва шевеля губами, прохрипела Соня.

– Михалыч, сюда… Здесь девочку зажало…

Дверь со стороны водителя не поддалась. Но ее спасатели быстро сориентировались и пробрались к ней через пассажирскую.

– Тише-тише, девочка, все хорошо… Где болит?

– Везде, – с детской обидой в голосе пожаловалась Соня. – И ногу сжало, не могу выбраться… Ремень тоже заклинило.

– Сейчас мы его срежем… Ну-ка…

Мужчины работали слаженно и быстро.

– Я сейчас кресло отодвину, а ты постарайся ногу вытащить.

– Хорошо! – мужественно кивнула Соня. Но сказать гораздо проще, чем сделать. У нее ни черта не получалась. Нога не слушалась хозяйку. Совсем!

– Не выходит?

– Нет. Стало свободнее… Но мышцы не слушаются. И больно… – всхлипнула Соня.

– Паш, ну-ка, вместе давай!

Каким-то чудом ее все же удалось вытащить из машины. Один из мужчин на руках отнес ее на полянку, туда, где чуть в стороне лежали другие люди. Жуткое зрелище… Соня стиснула зубы. Только истерики ей не хватало!

– Вот тут, под деревцем, посиди.

Мужчина постарше усадил Соню на кусок поролона с торчащими во все стороны пружинами, который, очевидно, совсем недавно был креслом.

– Удобно? Вот и славно! Вот и хорошо. Скорая вот-вот подъедет, – пробормотал он и снова пошел в гущу событий.

Соня не могла сказать, сколько прошло времени до приезда первой бригады медиков. Ей казалось, что целая вечность. Она дико замерзла, несмотря даже на то, что кто-то накрыл ее непонятно откуда взявшимся одеялом, к тому же ей становилось все труднее дышать. От боли почти теряя сознание, Соня как будто со стороны наблюдала за слаженной работой врачей. Машины прибывали одна за другой, в них укладывали тяжелых и увозили. Наконец, очередь дошла и до нее.

– Девушка… Вы можете встать?

– Не думаю… Похоже, у меня сломана нога. И рука… – едва шевеля застывшими на морозе губами, шепнула она.

– Не переживайте, все уже позади. Михалыч, сюда тоже носилки! – крикнул куда-то в сторону обратившийся к ней мужичок и принялся осторожно ее ощупывать. – Это ничего! Это заживет… Ну же… Красавица, давай, осторожненько!

Мужчина протянул руку, Соня ухватилась за нее и, опираясь на здоровую ногу, осторожно встала. Тело жгло огнем, в глазах темнело. Здоровой рукой она растерла лицо и, наконец, разлепила глаза. Почему-то среди множества суетящихся на месте случившегося фигур ее внимание привлекла одна. Удаляющаяся вверх по дороге. Сердце сжалось и мучительно больно ударилось о ребра. Надо же… Чего только не привидится.

Глава 3

Воистину, доброе утро начинается с вечера. А учитывая то, как у Амира закончился день вчерашний – утро добрым не могло быть по определению.

– Готовы списки? – спросил у Глеба, тенью шагающего за его спиной.

– Готовы, – отчего-то тяжело вздохнул тот.

– Дашь, я просмотрю в машине… Елена Васильевна, где мой кофе?

– Так вот же, Амир Шамильевич… Горяченький!

Амир кивнул, забрал из рук перепуганной домработницы свою чашку и на ходу отпил обжигающе-бодрящий напиток.

– Ну, а ты чего брови хмуришь? – спросил, не глядя. Просто интуитивно улавливая недовольство Громова, которое тот ни за что ему в открытую не показал бы. Так уж повелось изначально. Что-что, а субординацию Глеб соблюдал неукоснительно и беспрекословно. Спросят – скажет. Нет – оставит свои мысли при себе.

– Да так. Интересные вырисовываются фигуры в списочке.

Амир стиснул зубы. Качнул головой. Значит, не ошибся. Значит, Соня ему не привиделась… А он ведь почти себя убедил, что показалось. В два глотка допив кофе, Амир передал чашку подоспевшему дворецкому и снова обернулся к Глебу:

– А с водилой что?

– А ничего. Жив-здоров. Чего не скажешь о других. Уснул за рулем. Груз скоропортящийся, на таможне застрял, что-то с документами не так было, вот и пер без остановок, без сна и отдыха.

– Посадят?

– А как же… Причинение смерти по неосторожности двум и более лицам, – отрапортовал Громов, открывая перед начальником дверь подъехавшего прямо к дому авто.

Амир поймал его взгляд, кивнул и плавно скользнул в салон машины. Через несколько секунд Глеб устроился рядом.

– Вот. То, что просил.

Немного помедлив, Амир забрал свернутые в трубочку бумажки из рук охранника, но вместо того, чтобы их просмотреть, отложил в сторону и спросил, не глядя на Глеба:

– Сильно ее приложило?

– Не без этого. Ушиб грудной клетки, сломаны рука и нога. Нога со смещением, но уже все в порядке. Я говорил с врачами.

– Все необходимое…

– … у нее есть.

– Хорошо.

– Еще что-нибудь?

– Нет. Достаточно, – покачал головой Амир, не отрывая взгляда от проносящегося за окном пейзажа.

Нет, он, конечно же, знал, что Глеб может рассказать ему много чего интересного. Работа у него была такая – все знать. Другое дело, что сам Амир вряд ли был готов к этому «знанию». А почему так? С чего? Да ты же трусишь, Каримов, признайся… Амир растерянно провел по волосам, где-то даже злясь на себя… на неё! Очнись, Каримов! Какая Соня?! Чего тебе, тертому калачу, не хватает?! Чувств? Каких чувств, твою мать, приди в себя?! Что за детский лепет, Амирчик?! Ну, ведь не мальчик, поди, и даже не вьюноша! Ты столько всего на своем веку повидал – девок, предательства, грязи! Тебе сейчас зачем это все? Экстрима захотелось? Хочешь вены вспороть, чтобы хоть что-то почувствовать, кроме всеобъемлющего циничного равнодушия? Ничто тебя не трогает… Ничто! Заскучал?!

Нет! Нет, черт возьми! Не в этом дело… Просто никогда в жизни он не чувствовал себя так, как рядом с Соней, никогда не жил больше так. Вкусно, на разрыв, в удовольствие! А после нее… После нее все стало… никак. Пропали интерес и азарт. Он что-то делал, куда-то двигался, рвался, карабкался вверх, покоряя все новые и новые высоты, делал деньги, наращивал могущество и броню на сердце, но никакие победы и никакие деньги не дарили ему того ощущения счастья, что он испытывал рядом с ней.

Понимание этого тоже пришло не сразу. Амиру понадобилось несколько лет, чтобы осознать, что он напрочь утратил вкус жизни, что она стала пресной и совершенно безрадостной. Он тогда притормозил, на бегу остановился, как в бетонную стену врезался. Тряхнул головой, осмотрелся по сторонам, в попытке понять, а какого, собственно, черта?! И не нашел ответа. Тогда он забросил все дела и несколько дней тупо колесил по городу, глубоко погрузившись в себя, отстранившись от всего постороннего и неважного, просеивая сквозь сито памяти события последних лет.

Выводы, к которым пришел Амир после своих раздумий, были абсолютно неутешительными. Какими-то дикими даже. Он, хоть тресни, не мог понять, как такое вообще случилось. Как он, матерый волчара, по уши увяз в какой-то девчонке. Увяз так, что их расставание, о котором он и думать себе запретил, даже годы спустя аукалось гулкой звенящей пустотой внутри?! Тупой ноющей болью.

И ведь не вспоминал! Дал установку и не вспоминал! Первые года три-четыре. И не думал даже, что оно внутри есть! А ведь оно было. Сидело в груди кинжалом. И пока тот кинжал не трогали, даже не кровоточило…

– Вы, Амир Шамильевич, обработаться не забудьте, – напомнил Глеб.

Амир встряхнулся, выплыл из водоворота своих нерадостных мыслей. Моргнул. Черт, они и правда приехали, а он и не заметил.

– Не забуду, – кивнул Амир, выходя из машины.

Когда он попал в палату к дочке, та спала, подложив руку под щеку. Её непропорционально большую в сравнении с исхудавшим телом практически лысую голову украшала веселенькая косынка. Амир помедлил, давая себе время отдышаться, затолкать внутрь отчаяние и тихую ярость. Все уже позади. Его малышка поправится. Они справились. Они все преодолели. Худшее в прошлом. Он чувствовал, он знал!

– Папа?

– Привет. Я тут проезжал мимо, думаю, дай-ка, зайду!

– Привет, – улыбнулась девочка. – Я соскучилась…

Амир сглотнул, кивнул головой и подошел чуть ближе. С тех пор, как Карине поставили диагноз, в их жизни, в их отношениях многое изменилось. Как будто его девочка снова вернулась…

– Я тоже, малышка… Я тоже. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Врачи говорят, что я молодец.

– Да, я слышал. Ты и правда молодец, милая.

– Раньше ты так не считал.

Амир поднял глаза. Поймал черный взгляд дочери.

– Сейчас все изменилось. И я надеюсь, что к прошлому возврата не будет.

Карина закусила губу и опустила ресницы, закрываясь, прячась от него:

– Не будет, – тихонько согласилась она.

Кивнув, Амир уселся на рядом стоящий стул. Он смотрел на дочь и вспоминал, какой она была еще совсем недавно. Сейчас Карина мало походила на саму себя образца полугодичной давности. Тогда она выглядела как дешевая пробл*дь. И вела себя соответствующе. Он так и не понял, в какой момент ее упустил. Когда она стала гулять направо и налево, забив на учебу, когда обзавелась такими же друзьями-бездельниками?! В неполные пятнадцать лет его дочь выглядела как прожжённая жизнью баба. Она одевалась, как проститутка, пила и курила, сутками пропадала в каких-то навороченных клубах, из которых они её с завидной регулярностью вытаскивали. Амир злился, орал, стучал руками по столу и оставлял без денег, но в глубине души… знал, что сам виноват. Сам… и никто больше.

– Врачи сказали, что если все так пойдет и дальше, тебя смогут выписать к Новому году.

– Да, я слышала.

– Вот и отлично. Я возьму отпуск, и мы хорошенько повеселимся.

– Серьезно? – недоверчиво протянула девушка.

– Без шуток.

– Ни хрена себе… – ошалело хлопнула глазами Карина.

– Карина… – поморщился Амир.

– То есть… Я хотела сказать – круто! Ага… Круто.

Восторг дочки был понятен Амиру. И это понимание больно кольнуло сердце. Из него не вышло нормального отца. У него вообще ни черта не вышло! А ведь когда-то давно, будучи молодым и глупым, он мечтал о большой и дружной семье! О любимой жен и детях, о проклятой собаке!

Когда все изменилось, в какой момент? Почему он не заметил, что все летит к черту? Почему вовремя не понял, что рядом с ним совершенно чужая женщина? Зачем вообще женился на кукле, у которой за душой ничего не было, зато был влиятельный отец за спиной? Он ведь даже ее не любил!

Ну, вот… Приехали. Опять ты за свое, Каримов? Какая, к черту, любовь? Ты знал, на что шел. Уже тогда ты поступал так, как нужно было для дела. И жену именно для дела нужную подпирал. С папой и соответствующим фасадом. Да, тебя все устраивало! Тешило мужское самолюбие. Красавица из хорошей семьи!

Бл*дь и конченая наркоманка.

Но это выяснилось чуть позже.

Один загул, следом второй… Скандалы. Бесконечная ругань. У него только-только дело в гору поперло, он вкалывал, как раб, сутками из офиса не вылезал. Придет – жена обдолбанная, ни пожрать, ни выспаться, потому что ребенок, с которым не справляются няньки, орет.

– Пап, а мне сегодня Соня снилась… Ты еще помнишь Соню? Нашу соседку, которая…

– Да!

Карина удивленно покосилась на отца. Медленно перевернулась на бок.

– Ну, вот… Она мне и приснилась.

Амир сглотнул. Соня была нянькой Карины два года. А на деле… На деле, кем она только ни была. Его имиджмейкером. Так бы сейчас, наверно, сказали.

Они познакомились случайно. Пожалуй, что ровно двенадцать лет назад. Точная дата не отпечаталась в памяти Каримова, но их встреча с Соней произошла накануне новогодних праздников. Амир возвращался в новую, только что купленную и отремонтированную квартиру, в которую перевез семью совсем недавно. Он устал, как собака, так, что на ногах держался исключительно усилием воли. Прижатый со всех сторон конкурентами, он трепыхался, изворачивался, блефовал, не ел, не спал, вел какие-то бесконечные переговоры и консультации, разыскивая инвесторов под свой новый проект, и пахал… Вкалывал до седьмого пота.

Он еще на лестничной клетке услышал пьяный гогот, доносящийся из их квартиры. Сжал кулаки, сцепил зубы! Как же его это все достало! Дверь оказалась незапертой. Не разуваясь, Амир прошел через коридор, переступая через сидящих прямо на полу утырков. Выдернул шнур от музыкального центра из розетки, и в комнате установилась относительная тишина.

– Все на выход, – прорычал он. – Даю тридцать секунд.

– Эй, братан, какого чер… – манерно протянул какой-то наряженный в перья клоун. Впрочем, договорить он не успел. Амир захлопнул его пасть кулаком. Не сдержался – уж слишком был зол. И, наверное, это поняли даже обдолбанные коксом друзья его жены. По крайней мере, повторять свою просьбу Амиру не потребовалось. Неровным строем те потянулись к выходу.

– Какого хрена ты творишь? – взвилась Имана.

– Заткнись! – рявкнул Амир, отодвинул от себя жену и вышел прочь из комнаты.

– Ты как со мной разговариваешь?! Что себе позволяешь? Я…

– Где Карина?

– Что?

Амир несколько раз жадно вдохнул, чтобы взять под контроль пульсирующую в голове ненависть, и только потом обернулся.

– Где Карина? – тихо повторил он, и было, видимо, в его голосе что-то такое, от чего Имана как будто вмиг протрезвела. Нерешительно толкнула дверь в детскую и судорожно сглотнула.

– Я не знаю! Ольга Павловна уложила ее спать! Клянусь, когда я видела ее в последний раз, она спала…

Ярость взорвалась в голове и прокатилась по венам. Амир почувствовал, что если прямо сейчас он не уйдет – убьет! Убьет эту суку! Выскочил из квартиры, как будто кипятком ошпаренный. С оглушительным грохотом захлопнул за собой дверь и, опустившись на корточки, низко-низко опустил голову.

– Кхм-кхм… – раздалось чуть в стороне.

Амир медленно выпрямился. Она стояла в дверях соседней квартиры и нервными длинными пальцами теребила бахрому на древней старушечьей шали. Высокая – почти с него ростом, худая, как жердь. Совершенно невзрачная.

– Вы что-то хотели? – спросил как-то зло, не в силах отгородиться от этой черной изматывающей тело ярости. Ярости, с которой Амир не мог совладать. Наверное, он напугал ее. Еще бы! Лицо кавказской национальности – акцент у него в ту пору был о-го-го, да и соответствующая внешность в придачу.

– Это как посмотреть… – чуть запнулась девушка. – У меня в квартире спит ваша дочь.

Глава 4

Амиру потребовалось некоторое время на то, чтобы осмыслить слова соседки. Он продолжал сидеть на корточках и пялился на нее, как дурак.

– У меня в квартире ваша дочь, – медленно, едва ли не по слогам, повторила девушка, сопровождая свою речь говорящими жестами. Как если бы сомневалась, что он понимает русский. Почему-то этот факт очень его разозлил. Точнее, он и без того был зол. Её, как ему показалось, пренебрежение просто добавило дров в пылающий костер его ненависти.

Он резко встал, так что девушка отшатнулась.

– И что же она у вас делает? – спросил сипло, со все усиливающимся акцентом.

– Спит… – растерянно повторила соседка. – Да вы проходите, я сейчас все объясню.

Амир и прошел. В нос ударил странный, не совсем приятный аромат. Такой обычно в аптеке бывает. Или в палате с тяжелобольными. Он брезгливо поморщился. Она заметила. На секунду Амиру показалось, что сейчас с ее губ слетит какое-то оправдание. Но ничего подобного не произошло. Девушка лишь плотнее сжала губы. Красивые. Не пухлые, но и не ниточки. Хорошей формы.

– Проходите в кухню… Хотите чая? Или поесть?

О хорошем чае это страшилище вряд ли что могло знать, а вот пирожки, накрытые клетчатой салфеткой, выглядели умопомрачительно. Запах еды заставил наполниться рот слюной. Жрать хотелось до легкой сосущей боли в желудке.

– Нет! – отрезал Амир. – Так как так получилось, что Карина оказалась у вас?

– Я её пригласила. Видите ли… она сидела на лестничной площадке и плакала. Я хотела вернуть её матери, но она была… эээ… как бы это сказать?

– Под кайфом.

Соседка вздрогнула, сильнее сжала разъезжающиеся полы шали и, нерешительно на него посмотрев, кивнула.

– Да, наверное.

Амир окинул девушку еще одним пристальным взглядом. Обругал себя. Назвал идиотом. Чего только взъелся на бедную девку? Ей и так, похоже, не слишком в жизни везет. Осмотрелся по сторонам. Кухня, как кухня. А вот в коридоре какой-то хаос. Нагромождение мебели и каких-то не распакованных коробок. Они что, тоже недавно переехали?

– Спасибо, что присмотрели за дочкой, – сказал, вставая. – Я ее заберу.

– Да-да, конечно… Вам сюда. Она спит в моей комнате.

В комнате, которую девушка назвала «своей», царил такой же хаос, как и в прихожей. Она была под завязку заставлена мебелью, так что между кроватью и выстроившимся вдоль стены хламом едва можно было пройти. Чего тут только не было. Какие-то шкафы, буфеты, серванты, столы, башни из взгромождённых друг на друга стульев. Амир отмечал это краем глаза, без всякого интереса. На интерес у него не было сил. Да и вряд ли его вообще что-то могло заинтересовать в этом всем.

Карина спала, сжавшись в комочек и обхватив голову ручками. Как будто закрывалась от какой-то невидимой им беды. Сердце сжалось от приступа острой неконтролируемой нежности. Амир уселся перед дочкой на корточки и осторожно погладил ее по фарфоровой кукольной щечке. И снова его захлестнула ярость. Что бы было, если бы Карину не забрала к себе соседка? Что бы, мать его, было?!

Амир стиснул зубы и осторожно, чтобы не разбудить, взял дочь на руки. Прижал к груди. Повернулся к выходу и наткнулся на пристальный взгляд соседки. Обнаружив, что ее поймали на подглядывании, девушка залилась ярким, видным даже в тусклом свете единственного ночника, румянцем. А он хмыкнул понимающе. Знал, какое производит на баб впечатление. И эта недотрога туда же. Ну-ну.

Девушка посторонилась, пропуская его вперед. Затаилась, как мышка.

– Она без сапожек была… – сказала, когда Амир стал оглядываться в поисках обуви.

Он прикрыл глаза, медленно выдохнул и кивнул. Переступил порог и захлопнул двери.

Иману, уснувшую даже не дождавшись новостей об исчезнувшем ребенке, Амир будить не стал. От греха подальше… Карина так и не проснулась, он положил дочь в кроватку и пристроился рядом, хотя никогда до этого даже в одной комнате с ней не спал. А в тот момент… не мог уйти. Ему нужно было убедиться, что с малышкой ничего не случилось. Подумать только! Без сапог, а на улице зима. Настоящая зима, совсем не такая, как на родине.

Прерывая поток воспоминаний, обрушившихся на Амира так не вовремя, в палату к дочери вошла медсестра.

– Время процедур, – улыбнулась она, устанавливая на тумбочке поднос с какими-то лекарствами и ампулами.

Амир тряхнул головой. Склонился над дочкой, поцеловал, как в детстве, в лоб:

– Я пойду. Не скучай, ладно?

– Не буду! – пообещала Карина. – А ты не забудь о нашем договоре.

– Заметано.

Амир вышел из бокса, прошел по коридору до ординаторской, переговорил с дежурным врачом и на лифте спустился вниз.

– Как поживает наследная принцесса? – поинтересовался Глеб, когда они снова двинулись в путь.

– Ничего. Держится бодро.

Обозначив дальнейшее свое нежелание говорить о чем-либо, Амир включил радио и бесцельно уставился в окно. За время его отсутствия в офисе скопилось множество работы, требующей его незамедлительного внимания, а он никак не мог заставить себя сосредоточиться на рабочих вопросах. Память уносила его куда-то далеко-далеко, и не было от этого никакого спасения!

Второй раз он увидел соседку дня через три. Это был белый день, Амир отсыпался после трехдневной командировки, в которой спать ему вообще не пришлось. Сквозь крепкий, вязкий, как трясина, сон до него донесся какой-то грохот и крик. Он открыл глаза, покосился на часы и выругался, потому что поспать ему удалось лишь пару часов. Потянулся до хруста в костях, вышел из комнаты. Имана сидела на диване в гостиной и болтала с кем-то по телефону. После случившегося с Кариной, утром у них состоялся довольно серьезный разговор. Амир ясно дал понять, что такого больше не потерпит. Он был очень убедительным. Да. Настолько, что, если верить отчету приставленных к жене людей, все три дня, пока он отсутствовал, Имана даже из дома не выходила. Боялась навлечь на себя его гнев.

– Что за шум?

– Соседи буянят! Вот тебе и элитный дом! – фыркнула его женушка и вернулась к прерванной беседе с подругой.

Амир вернулся в спальню, натянул штаны, вызвал Глеба и только потом, недовольно насупив брови, медленно открыл дверь. Картина ему открылась еще та! Его соседку зажали два крепких мужика, а третий, плешивый, далеко не таких угрожающих размеров, размахивал перед ее лицом какими-то бумажками:

– Я вам в который раз повторяю, что ничего не буду подписывать, пока все деньги не лягут на мой счет! – дрожащим надтреснутым голосом пробормотала девушка.

– Ты чего, сучка, не поняла, куда влезла? Тебе хату дали? Дали! Скажи спасибо, что не в леске прикопали… Тебя и твоего недоделанного брата.

– Я сказала, что ничего не подпишу! Чтобы завтра вас в моей квартире не было! Ясно?! Не то я в прокуратуру обращусь! У меня знакомых хватает!

Этого уже братки стерпеть не смогли!

– В прокуратуру она обратится. Ну, вы слышали? – заржал один из них, а потом так же резко оборвал смех и со всей силы впечатал соседку в стену.

– Руки от неё убрал, – вмешался Каримов.

Братки девчонку оставили в покое, а вместо этого обратили пристальное внимание на него. Даже сунулись, было, но спешащий по ступенькам Глеб спугнул. Они отступили. Один из качков оглянулся на загнанную, как животное, соседку, сплюнул на идеально чистый пол:

– Мы тебя предупредили. Заартачишься, твой дебил – не жилец. А тебя по кругу пустим.

То, что братки сыпали угрозами при двух свидетелях, ума им, конечно, не добавляло, однако их наглость говорила о том, что за этими парнями стоит кто-то серьезный. Амир проводил уходящую делегацию взглядом, пожал плечами на вопросительный Глебов взгляд и снова посмотрел на соседку.

– Тебя как зовут? – первым делом спросил он, сообразив, что так и не спросил ее имени раньше.

– Ковалевская… София Юрьевна.

– Вот что, София Юрьевна, пойдем-ка, поговорим.

Амир отодвинул с дороги застывшую, будто деревяшка, девушку и зашел в ее квартиру. Глеб последовал за ним. Последней – Соня. В глубине квартиры послышался какой-то звук. То ли вой, то ли стон. То ли еще что-то… Амир с Глебом переглянулись, а София Юрьевна Ковалевская, кажется, отмерла. Ринулась вперед, ничего перед собой не видя, хлопнула дверью, из-за которой и слышался этот страшный звук.

– Что это? – обернулся Амир.

– Похоже, кто-то стонет…

София долго не возвращалась. Бормотала что-то утешающее, успокаивающее, пока все звуки не стихли. Лишь тогда она вернулась в кухню. Удивленно на них уставилась, как будто не могла вспомнить, кто они и что вообще здесь забыли. Потом как-то устало осела на стул и отвернулась к окну, сгорбив плечи.

– Спасибо вам… извините, не знаю, как по имени-отчеству.

– Каримов Амир Шамильевич. Ну, и что здесь у вас происходит, не расскажете?

Соседка передернула тощими плечиками, заправила за ухо выбившуюся прядь тусклых прямых, как рельса, волос.

– Да что здесь рассказывать? Все банально. Нарвалась я на черных риелторов. Вот… теперь не знаю, что и делать. Может быть, правда, в прокуратуру пойти?

Амир снова переглянулся с Глебом, но для Софии эти гляделки остались, конечно же, незамеченными. Она вообще как будто ничего не замечала. Просто сидела, раскачиваясь на табуретке из стороны в сторону.

– Ты с прокуратурой погоди, – вмешался в разговор насупленный Глеб, – неизвестно, где и какие у них подвязки. Здесь осторожнее надо.

– А что же мне тогда делать? – спросила София, с шумом опуская раскачивающийся на двух ножках стул на пол. Подняла взгляд. Но почему-то она не на Глеба смотрела. А на него, Амира. И он смотрел. Впервые отмечая, что не такая уж она и страшная. Черты лица были мелкими, и оттого она казалась невзрачной. Но если присмотреться – вполне себе ничего. И совсем молоденькая. Лет шестнадцать-семнадцать, не больше.

– Сколько тебе лет? – отмахнувшись от ее вопроса, вдруг спросил Амир.

Глеб поднял бровь.

– Восемнадцать. Девятнадцать скоро, – тяжело вздохнула соседка. – А что? – моргнула она.

– Да так. А там кто?

В один момент София будто подобралась, ощетинилась. Ну, и что ее так взбудоражило? Что заставило волком на него посмотреть?

– Там мой брат. Он болеет.

– А родители ваши где?

– Нет их. Да и какая разница? Господи… что мне делать? – снова спросила соседка и обхватила плечи, будто замерзла. Она всегда мерзла – понял Амир, вспомнив, как София куталась в шаль.

– Ты для начала расскажи, что случилось. А дальше решим.

София уставилась на свои сцепленные в замок руки и начала рассказ. Что ж… что-то такое он и предполагал…

Семья Ковалевских жила здесь вот уже пятьдесят лет. Большую ведомственную квартиру в этом известном на весь Союз доме получил еще Сонин дед. Какой-то видный ученый. Деда с бабкой София не помнила, хотя те ушли в достаточно преклонном возрасте. Но мать была у них поздним ребенком, да и сама она родила Соню, когда ей было уже за сорок. Родила, как тогда говорили, «для себя», личная жизнь у Елизаветы Константиновны, языковеда и полиглота, не складывалась. И все у них было хорошо, но когда маленькой Сонечке исполнилось пять лет, её мать повстречала свою Любовь. Да-да, вот так, с большой буквы! София не помнила того мужчину. Помнила лишь счастливые мамины глаза. Она даже не догадывалась, что это были последние дни, когда она видела их такими. Тот мужчина погиб. И мама Сони будто вместе с ним умерла. А потом выяснилось, что она беременная! Елизавета Константиновна немного воспрянула духом, и маленькая Сонечка подумала, что худшее уже позади. Однако, как оказалось, их беды лишь начинались. Сережа родился больным. У него была тяжелая форма ДЦП, отягощенного существенным нарушением интеллекта. Сереже врачи не давали и года. Он прожил двенадцать. Елизавета Константиновна сделала все, чтобы поднять сына, но чуда не произошло. Хотя, конечно, может быть, чудом было уже то, что он прожил столько лет – как знать? А потом сердце Елизаветы Константиновны просто не выдержало. Она умерла полгода назад, и Соня осталась одна. Ей было восемнадцать. У нее не было средств к существованию, и был тяжело больной младший брат. Тогда-то ей и предложили разменять оставшуюся от матери квартиру.

– Амир… Мы приехали.

Амир моргнул, оглянулся по сторонам. Черт… Зачем он это все вспомнил?!

Глава 5

Ой, не надо было! Не надо было вспоминать! Ведь не затолкать теперь назад эти воспоминания, не запереть в самых дальних тайниках памяти, там, где им было самое место. Амир метался по кабинету, проклиная весь мир! Страшно злясь на себя, на Соню, на жизнь, которая их развела, а теперь для чего-то снова столкнула лбами! Переживая снова и снова казалось бы давно забытые ощущенья и не утратившие своей остроты чувства.

И впервые за много лет он действительно чувствовал! Чувствовал так, что во рту горчило от того пряного коктейля страстей, что он с какого-то дуру принял. А потом пьяный, какой-то совершенно невменяемый распахнул дверь, отгораживающую его от мира эмоций и, ничего не соображая, ринулся в него с головой.

– Амир Шамильевич, – заглянула в дверь его секретарь, пожалуй, единственный человек во всем офисе, который не боялся его потревожить в таком состоянии, – девятый час, я пойду.

– Да, конечно, Маргарита Львовна. Хорошего вечера, – сухо кивнул Каримов, скользнув взглядом по циферблату часов.

– Вы бы тоже домой ехали, – мягко заметила женщина, перед тем как захлопнуть дверь. – Утро вечера мудренее.

Амир еще раз едва уловимо качнул головой и несколько растерянно сунул руки в карманы. Вообще-то Маргарита Львовна нечасто себе позволяла давать советы начальству. Таких случаев было… да на пальцах одной руки их можно было пересчитать! Работая вместе с ним уже более пятнадцати лет, видя Амира в самых дерьмовых, самых безвыходных ситуациях, она, тем не менее, неукоснительно соблюдала субординацию. И лишь иногда, когда он как мальчишка срывался (бывало в его жизни и такое, редко, но все же бывало), Маргарита Львовна могла выйти за рамки установившихся между ними отношений, чтобы что-то ему посоветовать или же просто ободрить.

Видимо, сейчас был как раз такой случай. Амир невесело хмыкнул.

Он мог отгораживаться от Сони сколько угодно! Но даже его железная воля, как оказалось, имела предел! Ничего не работало! Ни-че-го! Ни злые приказы себе самому остановиться и прекратить безобразие, ни попытки заглушить воспоминания и чувства изматывающей рутинной работой. И что прикажете делать?

Поддаться. Извлечь из себя, осмыслить… раз и навсегда все для себя решить.

Амир захлопнул крышку ноутбука, подхватил портфель и пошел прочь из офиса. Тенью за спину скользнула охрана. Откуда ни возьмись, материализовался Глеб.

– Какие планы?

– Домой.

– И правильно. И хорошо… – одобрил идею начальника Громов. – Может быть, тебе Альбинку пригнать?

– Кого?

– Ну… Ту, помнишь, – Глеб рассек ладонями воздух, рисуя в пространстве огромную грудь и бедра.

– Нет. Не хочу… Устал, как собака. Домой… А там лучше железо потягаем.

– Хорошее же у вас средство борьбы с усталостью – железо тягать, – ухмыльнулся Глеб.

– Хорошее. Отлично прочищает голову.

По приезду домой Амир и правда спустился в спортзал. Размялся немного, разогревая мышцы, и взялся за штангу. Глеб встал перед шефом – страхуя. Работали молча. Вдох ртом, когда штанга поднимается, шумный выдох носом, когда возвращается на место. Звенящая пустота в голове… Лишь легкое поскрипывание кожи, обтягивающей снаряд, звук дыхания, звон металла о металл и тихая музыка включенного фоном радио.

– С вами Юлия Белова и последние новости!

Амир поморщился, звякнул штангой, возвращая ее на крепления, и потянулся за пультом, чтобы переключить радиостанцию, да так и застыл, напряженно вслушиваясь в слова ведущей:

– … большинство пострадавших направлено в первую окружную больницу. Двое до сих пор находятся в тяжелом состоянии. Напомним, что жертвами катастрофы, произошедшей на юго-востоке столицы, стали пять человек… пострадавшими признаны семнадцать, среди них – двое детей в возрасте семи и двенадцати лет. И, как нам стало известно прямо в эту минуту, в аварии пострадала также София Ковалевская, всемирно известный ученый-физик, самый молодой в стране доктор физико-математических наук, лауреат престижнейших премий в области физики, в минувшем году удостоенная Звезды героя страны за весомый вклад…

Амир дослушал выпуск до конца и медленно-медленно вытер с лица пот заранее приготовленным полотенцем. Встал со скамьи. Ноги почему-то не слушались.

– Ты знал? – тихо спросил у Глеба, не поворачиваясь к нему лицом.

– Это моя работа.

– Почему мне не сказал?

– Потому что ты не спросил.

Что ж. Глеб прав. Нечем крыть. И злиться не на кого. Разве что на самого себя.

Нет… Ну, какова! Всемирно известный ученый-физик… Это ж сколько нужно было впахивать? На износ, себя не жалея… Девочка-девочка. Сколько в тебе всего? Как так получилось, что он ее отпустил?

Амир отбросил полотенце и пошел прочь из зала. Натруженные мышцы мелко-мелко подрагивали. А может, эта дрожь шла изнутри? Амир принял контрастный душ, натянул домашние штаны и, в чем был, вышел из комнаты. Он сам не знал, куда идет. Еще пару часов назад единственным, о чем мечтал Амир, был крепкий здоровый сон. А теперь сна ни в одном глазу не было. Он вышел на большую крытую террасу, уселся в плетеное ротанговое кресло и слепо уставился вдаль.

Хотелось курить… Хотя он не курил.

– Пусть кто-нибудь за сигаретами сгоняет, – скомандовал в темноту, зная, что Глеб где-то рядом. Не смог бы он бросить хозяина в таком состоянии. Сто процентов, не смог бы. А потому тенью бродил за ним следом.

Через некоторое время на стол перед Амиром легли запечатанная пачка Кента, простая пластмассовая зажигалка и хрустальная пепельница. Он быстро открыл пачку, вытянул сигарету зубами и подкурил. Чуть не задохнулся первой затяжкой. Выдохнул носом дым и повторил.

Он так жадно курил лишь пару раз в своей жизни. Впервые, когда майор Громов вывел его из ущелья, и они лежали в траве под высоким ночным небом, любуясь бриллиантовой россыпью звезд и потягивая одну на двоих сигарету. Второй раз Амир закурил, когда заключил свой первый большой контракт. И… когда отпускал Соню, он курил тоже. В тот день Амир вернулся домой и за закрытой дверью кухни в полном одиночестве единственный раз в жизни напился. И чем больше он пил, тем больше злился, все сильнее себя накручивая. Эта совершенно идиотская пьяная бравада – «Кто я, а кто она! прибежит, приползет, пожалеет!» – сыграет с ним злую шутку. Но поймет он это лишь годы спустя.

Не прибежала, не приползла, не пожалела!

Выстояла, выдюжила, справилась! Еще как справилась, Амирчик… Всем бы так. Амир резким движением вдавил окурок в пепельницу и, вскочив на ноги, снова подкурил. От стены до стены. Восемнадцать шагов… Пять глотков кислорода. Чувствуя злость, которая с новой силой вскипела!

И глупо ведь… Глупо! Злиться на то, что она без него не сломалась. А ведь ты посмотри, как выходит! Рвет душу подленькая мыслишка! Как она могла?! Как посмела?! Где-то там, вдали от него… Собраться с силами, сцепить зубы и ринуться в жизнь… Яркую, красочную, наполненную событиями, признанием и победами! В то время как он… прозябал, не жил толком без неё!

Так тебе и надо, козел, – мелькнуло в мозгу. – Так тебе и надо! Наваждение какое-то – она перед глазами. Амир опустил отяжелевшие веки, без сил опустился в кресло, убеждая себя, что пройдет! Пройдет время, и сотрется из памяти это странное сумасшествие! Все станет как прежде, он привыкнет, воспоминания померкнут, как это обычно бывает и ее образ сотрется… А если нет – он его сам сотрет! Нанесёт поверх десятки… нет! Сотни новых! И все забудется…

– Позвони Альбине. Или как там ее?! – обратился к темноте.

– Оно тебе надо, Амир Шамильевич? – вздохнул Глеб.

– Делай, что говорю.

Глеб тихонько хмыкнул и вышел из комнаты. Он двигался бесшумно, поэтому Амир не мог знать об этом наверняка. Просто чувствовал, что в кои веки остался один.

Забыть. Вычеркнуть из памяти. Как можно скорее, и попробовать жить дальше! Все ведь в прошлом. Давным-давно! Сейчас не на что и надеяться. О чем он думает вообще? Они теперь совершенно другие! У них никак не связанная устоявшаяся жизнь, ломать и перекраивать которую нет никакого смысла! Да и ради чего? Ради этого морока?! Глупости какие! Ерунда! Не случилось ничего. Так, привиделось. Придумал же такое – жизнь ушла! Да вы десять лет не виделись! От той девчонки и следа не осталось… Дурак!

– Амирчик! Как же я соскучилась, милый! Ты почему не сказал, что вернулся? Я бы пораньше к моему зайке приехала! – запричитала Альбина, стремительно врываясь в его уединение. Прижалась жарким ртом, тяжелой грудью, рассмеялась тихонько, почувствовав его возбуждения. – Кто тут у нас такой голодный? Иди же сюда… – мурлыкнула, сбрасывая шубу прямо на пол.

Вот, так-то лучше! Это по-нашему. Физика, и никакого душевного стриптиза. У него своя жизнь, у неё – своя. Никаких обязательств, никакого риска для внутреннего равновесия. Никаких чувств. Оргазм, и тот какой-то размытый. Нет в нем пронизывающей душу остроты, и удовольствия нет. Зря он ее позвал… Зря.

Амир поднялся с пола, забрал сигареты:

– Ну, ты и зверь, Каримов! – восхитилась Альбина, не уловив его настроения.

Амир снова подкурил, мазнул по ней краешком глаза.

– Спасибо. Переночуешь здесь, или попросить тебя отвезти?

Девка моргнула, заподозрив неладное. Села на полу, натягивая на плечи платье, которое он не озаботился даже снять.

– Мой тигр не хочет продолжить? – игриво протянула она, плохо скрывая неуверенность и, наверное, страх. Страх потерять. Не его… Отнюдь. Положение, которое ей давал статус его любовницы.

Смерив уже бывшую пассию усталым циничным взглядом, Амир покачал головой:

– Не сегодня, – и просто вышел за дверь.

На душе было мерзко. Да и тело не удалось обмануть. Все не то… Все не так… Суррогат – он и есть суррогат. А настоящее… в далеком-далеком прошлом.

Стоп! От пришедшей в голову мысли Амир резко остановился. Стремительно развернулся, меняя направление, и, преодолев ступеньки, спустился к себе в кабинет. Он вел себя совершенно по-идиотски. Ну, ведь мог дернуть Глеба и уже через пять минут узнать о ней все подчистую! В том числе и о её мужиках… Но что-то его останавливало. Он даже Глебу не мог показать, как его сейчас подрывало!

Включил компьютер, ввел в поисковике «София Ковалевская» и как последний идиот принялся просматривать все высыпавшиеся ссылки. В большинстве своем речь, конечно, шла о её научной деятельности. Попадались и редкие фотографии, которые он долго разглядывал, злясь на себя, закрывал окошко, но снова к ним возвращался. И так час за часом, пока не наткнулся на личную страничку Сони в Фейсбуке…

Помолвлена с Джеком Ирвином. Вот так вот. А ты как думал, Амирчик? Амир стиснул зубы и листнул вниз. Соня оказалась активным пользователем соцсети. Здесь было множество ссылок на научные статьи, ее личных ироничных наблюдений, читая которые, он невольно улыбался, и фотографий. Лондон, Осака, Сидней… Она объездила весь мир. Все такая же тощая. Хотя… нет, кое-где округлилась. То застегнутая на все пуговицы, прическа – волосок к волоску, то растрепанная и улыбающаяся. Он взгляда не мог отвести!

Один из постов был посвящен Дню влюбленных, который она отмечала в прошлом году с тем самым Джеком. Счастливая, смеющаяся, молодая! Ей сколько? Тридцать? Тридцать один? А выглядит, как пятнадцатилетка. И целует… этого. Как его?

Резким движением Амир опустил крышку ноутбука и встал из-за стола. Подошел к бару, плеснул себе выпить. У него внутри клокотало, кипело черной жижей беспочвенной злости. Как она могла? Как она могла жить, дышать, влюбляться… Куда делись ее «я не могу без тебя… не могу…», куда её «люблю» делись?! Амир вроде бы и понимал, насколько абсурдными кажутся его претензии спустя десять лет, и не пони-мал! Он мог смириться со всем, чем угодно! С ее успешностью, которая наверняка превосходила его! В каком-то глобальном смысле – так точно превосходила. Он не мог простить Соне лишь то, что она без него была счастлива!

Глава 6

Он проснулся позже обычно с гудящей, тяжелой после сна головой. Во рту горчил мерзкий вкус сигарет. Волосы, которые давно следовало подстричь, пропахли дымом. Амир поморщился. Поднялся с кровати, сделал несколько упражнений, чтобы взбодриться, и пошел в душ. Он лег поздно. Уже в пятом часу. И, конечно, его всенощное бдение не прошло даром. Он чувствовал себя ни на что не годным стариком.

Чуть встряхнувшись при помощи контрастного душа, Амир обмотал бедра полотенцем и поплелся в гардеробную. Ряды костюмов и идеально выглаженных рубашек могли составить достойную конкуренцию любому даже самому элитному бутику. Когда-то давно, наверное, еще в прошлой жизни, в которой он имел весьма смутное представление о слове «стиль», одежду ему помогала выбирать Соня. Она обладала безупречным изысканным вкусом. Влёгкую сочетала костюмы и рубашки, подбирала к ним галстуки, аксессуары и обувь. Амир не мог понять, откуда в ней это все… Наверное, впитала с молоком матери. В таких девочках, по-настоящему элитных девочках из хороших семей, тех семей, что не из грязи в князи выбились, а чьи предки князьями и были, присутствовал тот самый пресловутый класс, который никуда не девался, в каких бы трудных жизненных ситуациях те девочки не оказались. Даже самые простые и дешевые тряпки на них смотрелись дизайнерскими вещами, а уж эта царственная осанка, грациозные жесты и плавная речь… Они околдовывали и пробуждали непреодолимое желание соответствовать.

Ну, и какого дьявола он это вспомнил?! Наваждение какое-то, ей богу! Амир схватил вешалку с первым попавшимся костюмом и принялся одеваться. Сунул ноги в узкие, но удобные, сшитые по индивидуальному лекалу туфли. Свои вкусы относительно обуви Амиру тоже пришлось пересмотреть. Соня говорила, что бизнесмену его уровня не следует носить красные мокасины. Соня была права. В то время он не мог себе позволить не обращать внимания на такие детали. Теперь все изменилось. Да только как-то отвык он от красных мокасин. Костюмы от Бриони и ботинки ручной работы стоимостью в несколько тысяч долларов стали такой же его неотъемлемой частью, как когда-то кожаный пиджак и обувь кошмарных расцветок. А тогда необходимость отказаться от своих привычных нарядов и Сонины ненавязчивые лекции на тему «как должен выглядеть бизнесмен» не вызывали в нем ничего, кроме ни на чем не основанной злости. И несмотря на то, что Соня всегда была очень тактичной, с ней он, как никогда, чувствовал свою ущербность. Дровишек в огонь подбрасывали и многие деловые партнеры, которых ему приходилось терпеть. Эти господа могли брать его деньги под свои проекты, могли вкладываться в его, но в свой элитный круг Амира они принимать не спешили. Для них он был просто хачом, с которым они почему-то были вынуждены считаться.

– Кофе, – буркнул мужчина домработнице, спустившись в столовую.

Нет, с этим нужно что-то делать. Не к добру эти мысли. Сейчас столько работы! Предвыборная кампания на носу, а он думает непонятно о чем.

На стол перед ним опустилось блюдце с маленькой чашечкой кофе. Рядом – корзинка с выпечкой, стакан сока, мед и тарелка с сыром. Двустворчатые двери распахнулись, в столовую зашел Глеб. Амир взмахом руки пригласил друга за стол. И практически в то же мгновение перед ним выросла чашка. Совсем не такая, как перед хозяином. Огромная, пол-литра, с чаем, как он любил. Все в доме знали о привычках Громова.

Ничуть не церемонясь, Глеб протянул лапищу, взял с тарелки парующий хачапури и с удовольствием откусил.

– Сразу едем в больницу или в офис?

– В офис. Карина меня раньше вечера не ждет.

– Встреча с Игнатовым у тебя назначена на двенадцать? Не переносили?

– Нет. А что? Что-то не так?

– Да нет. Просто ты знаешь мое к нему отношение.

Амир кивнул. Ему самому не нравился этот тип, которого активно продвигали соратники по их политическому союзу. Интересно, что ему было нужно? Наверняка денег… Что ж тут гадать.

Громов откусил очередную порцию вкусности, запил чаем и будто бы между делом спросил:

– К Софии точно не станешь ехать?

Амир вскинул взгляд:

– С чего вдруг? Разве похоже, что я горю желанием с ней увидеться? – почему-то разозлился Амир. И на кого он разозлился – непонятно. То ли на Глеба, который задал глупый вопрос. То ли на себя – потому что вопрос был совсем не глупый, а где-то даже закономерный и правильный, исходя из его ненормального поведения. Дурак… Устроил представление! Как томная барышня, ночей не спит, шлюх не тр*хает… Точнее, тр*хает, только толку от тех шлюх, если Соня все равно перед глазами стоит.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Громов. Вот и что бы это значило? Амир вскинул бровь, но Глеб, сделав вид, что не распознал его интереса, снова взялся за приборы. Каримов отпил свой кофе. Постучал пальцами по столу, выдавая свою нервозность, но, тут же опомнившись, сжал руку-предательницу в кулак.

– Что хорошего? – не выдержал все же.

– Что не хочешь. Пускай себе с богом летит.

– Куда летит? – сощурился Амир, откидываясь на спинку стула. Скорее даже кресла, удобного и роскошного, как и его одиннадцать братьев-близнецов, расставленных вокруг стола.

– Так в Америку.

– В таком состоянии? Она совсем сумасшедшая? Не может отменить свои проклятые лекции?!

– Какие лекции? – удивился Громов.

– Это я у тебя должен спросить!

– Да нет… Ты не понял. Она не на время туда. Навсегда. Её пригласили возглавить группу ученых при Массачусетском технологическом университете. К тому же она выходит замуж за местного парня.

Джека Ирвина. Того самого, фото с которым он видел. Светловолосый голубоглазый зубоскал. Полная противоположность ему, Амиру Каримову. Наверняка хороший мальчик из хорошей семьи. Возможно даже аристократической. Впрочем, откуда в Америке взяться аристократам?

Амир опрокинул в себя остатки кофе и резко встал. Черт с ней. Пусть летит! В Америку, Гондурас, да хоть на Марс в составе научно-исследовательской экспедиции. Ему-то какое дело? Никакого… Зачем вообще Глеб начал этот разговор?! Он бы и знать не знал, что она куда-то намылилась. А теперь думай…

Стоп! О чем думать, Амир? Ты сбрендил? Все было давным-давно решено! Она сама так захотела! Это было ее желание. А что если именно поэтому он и не мог успокоиться?! Ну, точно! Так и есть! Просто Соня была единственной бросившей его бабой. Вот и запомнилась. Что и говорить, Амир не привык к такому. Он этих баб пачками оприходовал. Даже тех чистюль, которые в обществе воротили нос от черного, в спальне он только так обрабатывал. Вытр*хивал из них спесь затяжным сексуальным марафоном. Заставлял скулить от желания. И таким образом мстил.

А Сонька… Она была не такая. Она совсем другая была…

С наехавшими на нее ребятами Амир разобрался быстро. Точнее, порешал всё, конечно, Глеб, люди уровня Каримова уже тогда старались держаться в стороне от разборок, все же на дворе были уже не девяностые. Но каждый понимал, кто за Глебом стоит.

За черными риелторами, кстати, тоже стояли. Но люди были не слишком серьезные. С ними довольно быстро удалось договориться.

На тот момент Амир не мог сказать, почему помогает девчонке. Возможно, ему не давало покоя неприятное чувство, как если бы он вдруг остался ей должен. А в должниках Каримов ходить не любил. Любой долг являл собой довольно обширное поле для манипуляций. И хоть София Ковалевская у него ничего не просила, разобравшись с наехавшими на нее бандитами, Амир свой долг перед ней закрыл. Для себя закрыл. Девка-то и не думала ему счет выставлять, и выгод для себя не искала. Может быть, и это сыграло свою роль. В мире, где каждый норовил отломить от него кус пожирнее, соседка не просила вообще ничего.

Закрыв для себя вопрос, Амир и думать о нем забыл. Приехал домой уже ближе к ночи, заглянул к дочке, поцеловал её в фарфоровую щечку и поплелся в кухню. Хотел поесть, а там Имана. Обдолбанная – сразу видно. Глаза горят. Узнает, кто принес наркоту – сживет со свету. И пацаны получат по первое число, что не уследили. Хотя… нычки у нее могли быть и дома.

– При-и-ивет! Что-то ты долго! Я даже успела заскучать…

– Удивительно, что ты вообще обо мне вспомнила.

– Эй… Ну, ты чего такой злой? Злой-злой-злой… – кривлялась жена, дурашливо пощипывая его по щекам. – Ну, хочешь, я тебе подниму настроение? Хочешь, а? – зашептала, прижимаясь к нему жаркими, искусанными губами. Ломало ее, конечно, неслабо.

Амир отстранился. Меньше всего ему сейчас хотелось тр*хаться. Тем более с ней.

– Давно Карина уснула?

– Карина! Карина… Все время Карина! А обо мне ты помнишь? – Имана ткнула пальцем с длинным хищным ногтем в свою полную грудь.

– Поверь, тебя даже при желании сложно забыть. Так что там Карина? Как ее успехи? Что говорит няня?

– Какие успехи могут быть у трехлетнего ребенка? – начала было Имана, но запнулась о его отяжелевший взгляд. – Я не спрашивала! Тебе надо – спросил бы, – уже тише заметила она, открыла форточку и дрожащими руками подкурила сигарету. – Я хотела с тобой поговорить!

– Говори…

– Вот сколько еще я буду сидеть в четырех стенах?! Все уже давно на Мальдивах или, на худой конец, в Куршевеле. Одна я здесь, как идиотка на привязи! Скоро ведь Новый год!

– Вот именно. И ты проведешь его с мужем и дочкой.

– Меня сейчас стошнит радугой!

– Твои проблемы, – философски заметил Амир. – Если тебе что-то не нравится, мы всегда можем развестись.

Он блефовал. Его старики-родители не пережили бы развода сына. Для их народа развод был явлением противоестественным и даже позорным. Да и родня Иманы жила по таким же правилам, несмотря на то, что в столицу её родители переехали задолго до ее рождения. Некоторые вещи оставалась неизменными. Традиции чтились.

Имана в панике распахнула глаза, выбросила сигарету и, подскочив, схватила его за руку:

– Ты не сделаешь этого! Скажи, что не сделаешь!

– Сделаю. Если ты не остановишься.

Он не мог больше находиться с ней рядом – настолько сильно она его раздражала. Брезгливо поморщившись, Амир сбросил ее ладонь и вышел прочь из квартиры, излишне осторожно закрыв за собой дверь. Сложил руки на груди. Ну, и что дальше? От нечего делать он стал перебирать в памяти события минувшего дня. Анализировал свою работу, прикидывал выгоды. А потом вспомнил и о соседке! Решительно преодолел разделяющую их квартиры площадку и нажал на звонок. Щелкнул замок, дверь приоткрылась:

– Добрый вечер.

– Добрый вечер! – пролепетала соседка.

– Нам нужно поговорить. Я могу войти?

София нерешительно замялась, на её лице отобразился настолько говорящий мыслительный процесс, что Амир даже хмыкнул. Она покраснела. Он хмыкнул еще раз.

– Да… Да, конечно, я только… минуточку.

София вернулась спустя несколько секунд, распахнула дверь и пошла вглубь квартиры, завязывая на ходу пояс халата. Только тогда Амир опомнился, что пришел к ней едва ли не ночью, когда она уже, наверное, спала.

– Я вас разбудил?

– Нет-нет! Я… занималась. Да вы присаживайтесь!

Соседка торопливо смела со стола какие-то книги, схемы и графики, освобождая место. В вырезе халата мелькнула совсем небольшая ложбинка между грудей. Неожиданная тяжесть наполнила низ живота Амира. Приехали…

– Чай? У меня только чай… кофе закончился, – растерянно развела руками София.

– Нет. Спасибо. Я пришел сказать, что с вашими покупателями все решилось. Завтра у нотариуса они сделают все как надо.

Если Амир ожидал от нее дикой радости от такой сногсшибательной новости – его ждало горькое разочарование. Впрочем, он и не ждал. А вот хоть какой-то реакции все же хотелось! Может быть у него на так хорошо с русским, как он всегда полагал?

– Вы получите доплату за свою старую квартиру в том объеме, в котором договаривались изначально. – терпеливо пояснил Амир, выговаривая каждое слово и обвел взглядом кухню, – Ну, и эта недвижимость, конечно же, тоже отойдет вам.

Несколько секунд Соня просто недоуменно хлопала ресницами, а потом вскочила, задевая ногой ножку стула, подлетела к нему и, обняв, зашептала:

– Спасибо! Спасибо вам огромное! Вы не представляете, как нам нужны эти деньги! И квартира тоже нужна! Куда же мы без квартиры?! Теперь Сереже сделают операцию, и, может быть, он хоть немного еще поживет! Ну, надо же! А я уж совсем отчаялась! Спасибо… Спасибо вам! – повторяла, как заведенная, и то еще сильнее стискивала его руками, пряча лицо на груди, то отстранялась, чтобы заглянуть в глаза, и тогда ее хаотичная речь обрывалась. В один из таких моментов его желудок громко заурчал. Амир ведь так и не успел поесть! Вот же черт! – Ой! – сказала Соня. Как сова, хлопнула глазами, будто стряхивая наваждение. – Ой! – повторила она. – Вы голодны, Амир Шамильевич?! А я глупостями всякими занимаюсь! Все уши вам прожужжала уже! Ну, что же вы стоите?! Садитесь! Садитесь за стол… Я борщ сварила и пирог яблочный испекла. Ну, не отпускать же мне вас голодного?

И он остался на ужин.

Глава 7

Боль – первое, что Соня почувствовала, придя в себя. С трудом разлепила глаза – невысокий белый потолок, холодные кафельные стены и яркая, совершенно ненормально яркая лампа… Господи, не много ли света? Соня зажмурилась в попытке вспомнить, как она попала в это странное место.

Авария! Она попала в аварию! А теперь, должно быть, находится в больнице! Соню охватила паника. Она дернула руками, ногами, чтобы убедиться… да бог его знает, в чем? В том, что эти самые руки и ноги на месте, и едва не закричала. Стиснула зубы, осторожно приподнялась. Похоже, что ничего критического. Нога на вытяжке, рука в гипсе, и почему-то очень сдавлены ребра. Здоровой рукой Соня провела по телу. Обнаружила тугую повязку. Не потому ли ей так тяжело дышать?

От двери послышался какой-то звук, Соня повернула голову.

– Очнулась! – молоденькая медсестричка едва не подпрыгнула на месте и, высунувшись в приоткрытую дверь, что есть сил, заорала: – Михаил Львович! Ковалевская пришла в себя!

Господи, да что же так громко? Разве можно так орать? Так светить, так…

В палату вошел низкий щуплый мужчина. Ну, может быть, не такой уж и низкий, но точно ниже Сони. На целую голову.

– Добрый вечер, я – ваш лечащий врач. Филатов Михаил Львович.

– Фамилия обнадеживает, – слабо улыбнулась Соня. Доктор юмор оценил!

– Говорящая фамилия, правда? – закивал он головой, улыбаясь, и зачем-то проверил пульс. По старинке. Обхватив широкой ладонью Сонино тоненькое запястье. – И вам это знакомо, наверное, как никому…

Да уж! Вообще-то, когда маленькой Сонечке, тогда еще безымянной новорожденной крохе, выбирали имя, к фамилии его никто не примерял. К чему угодно примеряли – к темным волосикам, серым глазам, но только не к фамилии, что, наверное, было бы как-то логичней. Опомнились, когда дружной толпой пришли регистрировать малютку в органы ЗАГСа. Боже-боже! Что тут началось! В истории, оказывается, уже была одна Софья Ковалевская! Бабушка с дедушкой, строившие относительно новорожденной внучки амбициозные, далеко идущие планы, в один голос запели о том, что негоже это двум Софьям Ковалевским в тесном научном мире быть. Мама пыталась, было, протестовать. Почему это сразу в научном? Вдруг Сонечка захочет быть балериной, ну, или какой-нибудь актрисой, на худой конец. Бабушка с дедушкой переглянулись и, покачав головами, отбросили такую мысль как несостоятельную. Ну, и правда. В династии ученых – балерина. Где вы такое видели?!

Поскольку Сониной маме выбранное имя нравилось очень сильно, отстаивала она его с энтузиазмом! Косясь на неодобрительно поглядывающую на них работницу ЗАГСа, шептала:

– Мам… Пап, ну, кто сказал, что Соня будет непременно математиком, а? Почему не лингвистом, как я?

– Ты еще скажи – философом, как её несостоявшийся папашка!

– Боже упаси! – воскликнула мама. Закусила губу, подумала маленько и вновь оживилась: – Но ведь есть еще физика, химия, биология! Ну?! Они с покойной Софьей Васильевной даже пересекаться не будут! Царствие ей небесное…

Продолжить чтение