Читать онлайн Соблазн Черного бесплатно
Пролог
– Вкусная… – Гарик не выдержал и смачно лизнул шею напряженной девчонки, чмокнул губами, зажмурился от удовольствия…
Ммм… Кайф…
Никогда такой не было у него. За все двадцать пять лет гребанной жизни. Сладкая, цветами пахнет, нежно так, тонко. И еще каким-то фруктом. Которого он, Гарик, тоже никогда отродясь не жрал.
Он не удержался, дернул девушку на себя, ножки стула противно скребанули по бетону, шумно вдохнул запах волос:
– Сладко пахнешь, сучка, – прошептал он, с удовольствием лапая несопротивляющуюся жертву. Оно и понятно, как ей сопротивляться, если связана?
Жаль, что рот свободен.
– А ты воняешь! – голос девчонки звучал уверенно и насмешливо. Словное она тут не пленница, а хозяйка положения, – ты мылся когда в последний раз? Псиной несет невозможно, глаза слезятся!
Гарик разозлился.
Сучка, надо же, а?
Запах его не нравится!
А если так?
Он развернул разговорчивую дрянь к себе за подбородок и жадно поцеловал. Ровно на одну секунду Гарику удалось словить нереальный кайф от вкуса ее губ, мягкого и будоражащего, а потом пришлось с воплем отскакивать в сторону.
И еще минут пять, жутко ругаясь, унимать кровь из прокушенной и чуть ли не вырванной острыми зубами губы.
Девчонка, сначала презрительно сплюнув его кровь на бетонный пол, за этими прыжками бестолковыми наблюдала с отчётливым удовольствием, усмехаясь, и кровавый оскал ее полных губ, измазанных красным, напрягал и заводил.
Гарик, умывшись и подуспокоившись, с чувством съездил дряни по щеке, но не сильно, чтоб сознание не теряла. Ну и чтоб следов не оставалось.
Ему за это не платили.
Впрочем, за приставания к пленнице Гарику тоже не платили.
Это так, его инициатива уже.
Гарик заходил из угла в угол, злобно косясь на не отрывающую от него наглых острых глаз девчонку и прикидывая, как дальше поступать.
Бить нельзя, ее еще на камеру записывать, отправлять родственникам, вид должен быть товарный, чтоб заплатили.
Сильно трогать тоже нельзя.
В прошлый раз Гарик перестарался, и потом напарник здорово вломил за самоуправство. И процент полагающийся не выплатил. Сучара.
Но…
Девка была настолько соблазнительная, невозможно удержаться же!
Волосы короткие, белые-белые, с отливом синим, он такого и не видел никогда. Губы пухлые, сочные. На них помада была темная, когда прихватили. Сейчас кровь. Возбуждает.
Татухи прикольные. И кольцо в носу.
Это кольцо непонятным образом тоже заводило настолько, что Гарику приходилось постоянно поправлять член в штанах. И силой прекращать фантазировать на тему, что можно сделать с беспомощной связанной девкой. Очень много же можно! Просто очень! Даже развязывать не надо! И он бы реально попробовал. Вот только… Зубы у нее слишком острые. И взгляд дикий до дрожи.
Вот как пришла в себя полчаса назад, после похищения, так и смотрит на него. Злобно и насмешливо.
Надменно так.
Словно она – принцесса, а он, Гарик – грязь под ногтями. А он – не грязь! Не грязь!
В конце концов, можно и не касаться девки…
Или касаться там, где она не достанет… Вон, как славно получилось шейку лизнуть… А если прикусить? А? Без следов? Чтоб этот утырок, его напарник, не заметил ничего?
Гарик улыбнулся, радостно оскалив неполный ряд желтых зубов.
Время еще есть… Пока что.
Двинулся к девчонке, на ходу расстегивая штаны, и…
И буквально через секунду, оглушенный и придавленный отлетевшей в сторону железной дверью, Гарик с трудом осознал, что нет. Нет времени у него.
Ни на что больше.
Голова гудела, рука остро дергалась болью, похоже, что сломана!
Но сознание не потерялось. И зря. Лучше бы в бессознанку уйти. Тогда не увидел бы самого страшного. Того, от чего потом, в тюряге, будет с криком просыпаться на мокрой шконке.
Жуткого взгляда седого невысокого мужика, рассматривающего его, валяющегося на полу и воющего от боли. Взгляд этот казался знакомым и кого-то ему напоминал… Насмешливый и по-хозяйски властный. Как… Как у девки пойманной… Родственник, что ли? Нихера себе, у нее родственники…
– Поднимите его, – голос очень подходил к пугающему взгляду.
Гарика вытащили из-под двери два страшных худощавых мужика, с откровенно уголовными рожами, и поставили на ноги. При этом прихватили за руку, и он, коротко взвыв, попытался упасть в обморок. Но не пустили.
Оказывается, оплеуха вполне может заменять нашатырь!
– Где второй?
Гарик, с трудом отведя взгляд от жуткого мужика, посмотрел в сторону пленницы.
Она по-прежнему сидела на стуле, но теперь уже не связанная.
Рядом с ней на коленях стоял здоровенный парень, даже со спины показавшийся знакомым. Широкие плечи, руки, забитые татухами… Стриженный бычий затылок.
Где-то он его видел…
Парень аккуратно и нежно гладил девчонку по щеке, что-то шептал на грани слышимости. Не видя и не замечая никого вокруг. Она тоже смотрела на него. И настолько интимной, настолько личной была эта сцена, что тянуло одновременно отвернуться и, наоборот, смотреть и смотреть. Как супер-крутое порно.
Вот парень большим пальцем провел по нижней губе, очень по-хозяйски и в то же время запредельно нежно. Посмотрел на кровавый отпечаток. Резко развернулся к Гарику.
И у того замерло все внутри, еще хлеще, чем под взглядом страшного мужика.
Потому что он узнал парня.
– Черный… Черный, я… – Гарик внезапно обрел голос, но не связность речи. А потому смог выдавить только это.
Парню было плевать на глупый лепет. Он всем телом, по-звериному плавно, подался к Гарику, и тот попытался зажмуриться. Потому что знал, помнил это движение. На ринге. И парня помнил.
Такого забудешь, пожалуй… Один раз стоит увидеть, как он вколачивает противников в татами, и на всю жизнь запомнишь. И потом с пути будешь уходить как можно быстрее. Не глядя в лицо.
Чтоб не провоцировать.
Сука, напарник!
Так подставил!
Да если б Гарик знал, что у девки такие корешки! Что у нее Черный в… В парнях? В мужьях? Сууука!!!! Это же надо так влететь!
Глаза закрыть не удалось, и он, словно загипнотизированный смотрел в пустые, мертвые глаза самого опасного человека, которого он вообще когда-либо встречал в своей жизни.
И надо же умудриться перейти дорогу именно ему!
– Шкет, спокойней, – каркнул мужик, но Черный на него даже не глянул. Сжал губы, лицо превратилось в маску каменную, повернулся к девчонке:
– Он трогал тебя, да?
И чего это Гарик так пугался голоса жуткого пожилого мужика? По сравнению с тоном Черного, у того прямо воркование!
Тут реально, как бы не обоссаться.
Хотя…
Девка не ответила ничего, только усмехнулась опять. Коротко глянула на пожилого мужика.
Спокойным и одновременно напряженным взглядом.
– Шкет, он должен успеть все рассказать, – снова равнодушно и даже лениво предупредил мужик.
Черный кивнул, шагнул от девчонки, выпрямляясь и все равно немного пригибаясь, потолки в подвале были всего около двух метров, низковаты. Для него.
Подошел к Гарику.
Тот опять попытался оправдаться… Хотя, уже осознал давно, что бессмысленно. Его сейчас просто в пыль разотрут.
– Черный… Я же не…
Гарик не заметил замаха. Просто в глазах потемнело, дышать стало нечем. Болью и ужасом накрыло такими, каких вообще никогда не испытывал.
– Трогал ее, да?
Последнее, что запомнил Гарик, перед тем, как утонуть в болевой яме, были жуткие глаза Черного. С совершенно нечеловеческим выражением.
Он испытал дикое сожаление, что вообще согласился на это дело. Но ведь он не знал! Не знал!!!
Не зна…
Глава 1
Ну привет, родная земля…
– Эээ… Лена?
– А ты кто? Хотя… – тут я смерила спрашивающего взглядом и вздохнула, – можешь не говорить.
– Витя послал встретить…
– Да, я поняла.
Мужик заткнулся с видимым облегчением. Да уж, разговоры – точно не его. Я еще раз посмотрела на небритую, явно уголовную морду, потом перевела взгляд на напряженных сотрудников аэропорта, профессионально сканирующих его на предмет всяких веселых находок, и мотнула головой в сторону выхода.
– Идем?
Он подхватил сумку и двинулся первым, прокладывая мне путь. Хотя, особо для этого ему напрягаться не приходилось. Оно и понятно, двухметровая татуированная лысая образина в спортивном абибасе, с характерными манерами уголовника. Настолько характерными, что сразу становилось очевидно, что татухи его – это никакие не татухи, а партаки зоновские. Естественно, никто на пути не становился.
За ним меня и не заметно было. Хотя обычно я очень заметная. Это у нас в Мюнхене на меня и не смотрели, а здесь, на Родине… Почему-то многих мои белые с синим отливом волосы напрягали и заставляли внимательнее всматриваться. И находить все новые и новые причины для более тщательного осмотра.
Я шла следом за татуированным мужиком, ловила на себе осторожные взгляды окружающих и вздыхала про себя.
Потом осматривала черный гелик – привет из девяностых, куда сопровождающий уже загрузил чемодан и теперь садился за руль, даже и не подумав открыть мне дверь, и опять вздыхала. Уже не про себя.
Ну привет, родная земля…
– Тебя как зовут? – водитель рулил осторожно, но машины, естественно, перед ним тоже разъезжались. Может, по номерам узнавали и сваливали от греха?
– Толик.
– Толик, а почему Витя не встретил?
Папой я Витю, даже когда мы один на один оставались, не звала. Так и не привыкла за столько лет.
– Да Вася в больницу как раз попал…
– Что-то серьезное?
Витиного бессменного водителя Васю я знала столько же, сколько и собственно самого Витю, и, надо сказать, эмоций испытывала к нему не меньше. А, возможно, что и побольше. Как-то он попроще. Поприятней. Особенно, если не думать про его прошлое. И про прошлое Вити… И вообще… Куда смотрела моя мать, интересно, когда заводила отношения с таким опасным мужиком?
Я ее никогда не спрашивала. Нет, один раз спросила. Огребла оплеуху и все. Как отрезало.
– Да так… Сердце чего-то… Ему ж уже за шестьдесят….
– Витя с ним в больнице?
– Да. А меня вот отправил срочняком.
– Давай тогда в больницу.
– Но Витя велел…
– Толик, – я посмотрела на него, добавила жести в голос, – в больницу.
Он глянул в зеркало заднего вида на меня. И кивнул.
Я откинулась на спинку сиденья, лениво рассматривая пейзажи и прикидывая по срокам, сколько я здесь не была.
По всему выходило, что около трех лет.
В прошлый раз на пару дней всего приезжала.
Только с Витей увиделась, да с Колей, моим дядькой, единственным и любимым.
Я у него жила недолго, после отъезда матери в Мюнхен к своему нынешнему мужу.
Она круто тогда брата перед фактом поставила, что теперь у него в доме будет жить тринадцатилетняя девчонка.
Коля, на тот момент свободный, активный мужик, такой подставе, конечно, сильно обрадовался.
Все же неженатые мужчины мечтают о взрослых детях переходного периода? Да?
Ему некуда было деваться тогда, семь лет назад.
Не в детдом же меня.
Никто ведь не виноват, что мама увлеклась своими поисками женского счастья.
Правда, я в то время по-другому считала. И активно маме мстила. Правда, в итоге выходило, что получал мой ни в чем не виноватый дядька. И один раз чуть было под пулю не влетел из-за меня, дурехи.
Думаю, что он явно выдохнул с облегчением, когда мать через пару месяцев меня к себе перевезла.
Тем более, что у него там активная личная жизнь наконец-то в стабильное русло вошла, женщина появилась, готовая его характер и профессию хреновую терпеть. А это очень важно. По нынешним временам, женщина, которая хочет иметь серьезные отношения с капитаном убойного отдела МВД, это просто находка. Сокровище. Надо вцепляться и держать, ногами отпихивая конкурентов.
Дядя Коля примерно так и поступил. Вцепился с такой силой, что бедной Вере ничего не оставалось, как выйти за него замуж.
А я, поплакав немного, потому что ну очень уж не хотела уезжать из родного города, где у меня все было, и даже первая любовь болючая оставалась, все же начала привыкать жить в новой среде.
Мюнхен – красивый город. И свободный. Мне в итоге понравилось.
Матери до меня дела не было в любом случае. Без разницы, рядом я или далеко, а потому у свободолюбивой Лены появилось больше возможностей и меньше контроля.
Хорошее времечко.
А, учитывая, что деньги мне присылались из России регулярные и серьезные, то еще и безбедное.
Я посмотрела на себя в отражении стекла, поправила бело-серебристые волосы, улыбнулась. Колечко в носу задорно блеснуло. Красотка.
Витя заценит. И татуху мою новую тоже. И тоннели в ушах. Поржу над выражением его физиономии.
Уезжала девочка-конфетка с длинными русыми локонами и невинным взглядом. А вернулась оторва с короткими белыми волосами, татухами, пирсингом и агрессивным мейкапом. Красота. Отдохновение души, да.
Больница встретила тишиной и давно забытым запахом медикаментов. Странно, в Германии такого запаха нет. Или я не замечала? Хотя, не то, чтоб я часто там посещала больницу. У нас имелся семейный доктор, который на дом приходил.
Толик топал впереди, показывая дорогу.
В палате было чисто, стоял большой телек, передвижной столик, полный еды. И висел густющий табачный смог.
– Ленок! – Вася, расслабленно валяющийся на больничной койке с сигаретой в татуированных пальцах, подпрыгнул и сел, – нихера себе! Витя, гля, какая!
Я улыбнулась ему, от сердца прям отлегло. Потому что не может быть все плохо у человека, так шустро прыгающего и так смачно курящего.
И перевела взгляд на второго мужчину.
Невысокого, жилистого, седого. С острым пронзительным взглядом и резкими морщинами у губ.
На нем была наглухо застегнутая рубашка, но я знала, что под ней, в районе плеч, симметрично наколоты две звезды. И еще одна на спине. За это, собственно, он и получил свое прозвище.
Витя «Три звезды», законник, когда-то гремевший на весь союз как крутой медвежатник, ломщик сейфов, потом, в девяностые, на всю Россию… А сейчас тихий и спокойный пенсионер, неудачно притворяющийся, что все уже давно в прошлом.
Мой отец.
– Ленкин! А чего сюда? Я же сказал… – тут он глянул на Толика, тот заметно спал с лица, а я торопливо встала на его защиту:
– Это я попросила. Узнала, что Вася заболел.
– Да какой там заболел, – с досадой махнул рукой Вася, – так, кольнуло один раз, и то, наверно, просто геморрой, а этот сразу сюда…
– Да пошел ты, дурака кусок, геморрой… В грудине. Трещишь как дышишь!
– Да молчи уж, старый… Ленок, иди поцелую! Красивая стала, ух!
Я подошла к Васе, обнялась с ним с огромным удовольствием, потом развернулась к Вите.
Он смотрел на то, как я здороваюсь с Васей и не успел скрыть странное болючее выражение в глазах. Заметил, что я наблюдаю и ощерился. Приветливо, типа.
– Ну, как долетела? Надолго?
Движения ко мне не сделал. Ждал.
И я подошла сама. Обняла сдержанно. Почувствовала, как вздохнул взволнованно, как дрогнули руки на спине, прежде чем прижать к себе крепче.
– И я рада тебя видеть, Витя.
Пальцы сжались сильнее, а потом расслабились. Витя не говорил никогда, что хочет, чтоб я его отцом называла, не те у нас отношения. Но, наверно, ждал. Я думаю, что ждал. Иначе, для чего это все?
Витя «Три звезды», всегда свято чтящий закон, запрещавший ворам в законе иметь семью и детей, жениться и вообще обзаводиться какими-либо ценными вещами и привязанностями, соблюдавший его даже тогда, когда весь остальной блатной мир признал прежние представления архаичными и не требующими беспрекословного соблюдения, прокололся феерически.
Выйдя в очередной раз из тюрьмы, он неожиданно для самого себя закрутил роман с молодой женщиной, продавщицей в магазине бытовой химии. Маме моей на тот момент было тридцать, веселая разведенка, она гуляла напропалую, и брутальный, сорящий деньгами кавалер привлек внимание.
Потом у них, правда, не срослось, потому что Витя не сдержал своего слова и сел в тюрьму, а моя мама, успевшая до этого сообщить ему о своей беременности, на злобе позвонила в тюрьму и сообщила, что сделала аборт.
Так что до моих тринадцати Витя был уверен, что честный вор и соблюдает закон.
А потом я по глупому подставила своего дядю Колю под пули, чуть было не погибла сама, а Витя с Васей случайно мимо проезжали. И выручили.
И, пока болтали, да любезностями обменивались, Витя заметил, что я ему кого-то напоминаю. Так, слово за слово – все и выяснилось.
Санта Барбара, короче говоря.
Мама моя вообще на эту тему не разговаривала. И по физиономии мне съездила, когда я, уже в Германии, попыталась предъявить. Типа, не твое дело, сопля. Иди уроки учи. Естественно, я прямо сразу и пошла. Уроки учить, ага.
А Витя…
Ну, он пытался, пока я была в России, наладить отношения, но тут проблем сразу несколько возникало.
Во-первых, мой дядя Коля уже тогда работал опером убойного отдела. И ему такое замечательное родство вообще ни в одно место не упало. Потому он был очень против.
Во-вторых, мать по телефону сильно истерила и не хотела, чтоб я общалась с Витей. И в итоге забрала меня к себе жить раньше запланированного срока.
Ну и в-третьих, я сама как раз находилась в диком подростковом раздрае, да еще и в первой несчастной, естественно, любви. Так что Витины инициативы не нашли поддержки у электората.
Уже потом, в Мюнхене, начав получать на карточку деньги из России, я сначала пыталась их отсылать, но Витя упорно отправлял обратно. А затем позвонил и пригрозил, что, если не буду принимать в электронном виде, будет присылать наличными. С доверенными людьми. Каждый месяц.
Я сдалась.
Мать тоже. И честно не отбирала у меня эти деньги, позволила копить, а потом оплатить обучение в художественном колледже.
Ну и, опять же, когда мне восемнадцать исполнилось, я завела отдельную карту, куда Витя напрямую перекидывал деньги. Много денег. Жила я безбедно.
Общались мы все это время регулярно, по виберу. И я даже привыкла к нему. И болтала иногда прям в удовольствие.
Так что не скажу, что я его как отца воспринимала, но как близкого человека – точно.
– Не знаю пока, хочу отдохнуть от Германии.
– К березкам потянуло родным? – заржал Вася.
Я улыбнулась.
При первом взгляде он производил впечатление мебели. Молчит, дышит, иногда шевелится. Нехотя.
Но, стоило познакомиться поближе, сразу открывался другой Вася – балагур и весельчак. Не для всех. Для меня – точно.
Я поймала взгляд Вити, мрачный. Он завидовал нашему с Васей легкому общению. Потому что сам так не мог. Но, судя по всему, очень хотел.
– Можно сказать и так.
– Где жить будешь? У мента?
– Не знаю. Не хочу стеснять…
– И правильно, – вступил Витя, – у него там двое же мелких, да? Нечего. Еще нянчить припрягут. У меня живи.
Я посмотрела на Витю внимательно. Бровь выгнула.
Обалдел, что ли? Махры своей перекурил?
Вася, глядя на меня, опять заржал:
– Слышь, Три звезды, а прям сейчас сразу видно, чья дочка. Взгляд – пиздец тяжелый! Тяжелей твоего! Эй, коза, у тебя парень-то хоть есть? Или всех распугиваешь?
– Какой еще, нахер, парень? – недовольно и настороженно пробурчал Витя, одновременно с моим:
– Есть конечно.
Мужчины замолчали и удивленно уставились на меня.
Чееерт… Ну вот что за подстава?
Я для того уезжала из Германии, чтоб меня здесь пропасали?
Он реально думает, что я буду у него жить?
Глава 2
Отцы и дети
– Давай не здесь разговаривать, – я посмотрела сначала на Витю, выразительно транслируя свое мнение о его «какой, нахер, парень», потом на Васю, тут же прикинувшегося предметом мебели с глазами.
– Ладно. Вася, на связи. И только попробуй от медсестер бегать, – проворчал Витя, кивая мне на выход.
Я опять обнялась с Васей, получила от него дружеское напутствие «не ссать» и вышла первая. Тем более, как раз телефон активизировался.
Дядя Коля меня потерял.
– Привет, дядь!
Я отошла в сторону, к окошку, смотрела на русскую слякотную зиму, серое небо, грязных голубей на проводах и почему-то непроизвольно улыбалась. Черт… Я скучала по этому всему, что ли?
– Привет, коза, какого хера не позвонила? Ты приехала? Тебя Витя забрал?
Голос дядьки, спокойный и немного раздолбайский, радовал. Похоже, настроение хорошее.
– Да, все нормально.
– Домой когда?
– К вам, что ли? Как только устроюсь…
– Не понял… Где это ты устраиваться собралась? У Три звезды?
Голос дядьки потерял раздолбайские ноты и приобрел скрежет. Нехило так. Представляю, как он своих подчинённых распекает…
Дядя Коля, когда я уезжала семь лет назад в Мюнхен к маме, был простым опером убойного отдела.
Три года назад, когда я на пару дней приехала сюда, он был уже старшим опером.
А год назад стал начальником отдела. Подполковником. И мне не верилось, что мой веселый и немного сумасшедший дядька, постоянно влипающий во всякие передряги, теперь целый подполковник.
До этого момента не верилось.
А вот сейчас прям да… Прям ощутила.
– А ты что-то против имеешь?
– Имею! – рявкнул он, и я машинально придержала звякнувшее в окне стекло. Ух, какие эмоции! – К нам приезжай. Нехер тебе у него делать!
Я только вздохнула.
Понятное дело, что начальник убойного отдела не мог резко возлюбить бывшего «медвежатника». И даже неожиданно обнаружившиеся родственные связи погоды не делали. Тем более, что Витя не особо распространялся про то, что дочь обрел. Все, кому нужно, знали. А прочим и не требовалось.
Дядя Коля, по понятным причинам, тоже не делился радостью от появления в своей жизни новой родни. А то запросто могли и не дать подпола. А уж про работу в полиции можно было забыть.
Так что, насколько я в курсе, Витя и дядя Коля не общались, друг друга не любили и терпели только потому, что имелось нерушимое связующее звено. Я.
Хотя, мнение этого звена особо не учитывалось.
Сейчас дядя Коля разозлится, решив, что я буду жить у Вити. Витя разозлится, что я поеду к дяде Коле.
А я?
А я их обоих в таком случае пошлю нахер. По одному пути. Может, подружатся по дороге.
– Я буду в хостеле жить, уже забронировала, успокойся.
– Какой, нахер, хостел? Ты с ума сошла?
– Какой, нахер, хостел? – раздалось из-за спины напряженно.
Да блииин…
– Все, как устроюсь, приеду в гости. Вере и мальчишкам привет.
Я, не слушая возражающего рева из трубки, выключила связь и развернулась к Вите.
– Значит так, Витя. Я забронировала хостел, примерно на неделю. Потом буду снимать квартиру. Ни у тебя, ни у Коли я останавливаться не собираюсь. Мне двадцать лет уже, не хватало еще с родственниками жить.
– Да нахера снимать-то? – разозлился Витя, машинально доставая сигарету и прикуривая. Выразительные взгляды медсестер он привычно игнорировал, – я тебе куплю хату. Или одну из своих отдам. Делай с ней, чего хочешь.
– Нет, – твердо сказала я. – Не беспокойся. Неизвестно, надолго ли я. Может, заскучаю и уеду.
– В любом случае, нехер во всяких гостишках жить…
– Вить, это не гостишка, это – вполне современный хостел…
– Хостел-мостел… Херня это все…
Так, переругиваясь, мы двинулись к выходу, загрузились в черный гелик и поехали.
Витя не успокаивался, настаивая, чтоб я переехала к нему, я отказывалась.
В итоге сошлись на том, что я неделю живу в хостеле, а потом решаю. Если остаюсь, то переезжаю в его квартиру.
– Ладно, я пока там ремонт замучу, – довольно улыбнулся Витя, высаживая меня у хостела. А я даже возражать не стала, удовлетворившись тем, что за всеми спорами он благополучно забыл про моего парня. И не стал выяснять полноту картины.
В номере, который, пожалуй, реально не был хостельным, а полноценным отельным, я устало уселась на кровать. И выдохнула.
Ну что, Лена, приехала?
Закрыла глаза и повалилась на спину, пытаясь расслабиться и отключиться.
Приехала.
Словно мышка в родную норку забилась…
И что теперь делать тут будешь?
Неважно.
Выдыхать.
Буду выдыхать.
Надо было пойти умыться с дороги, переодеться. Может, поесть, хотя и нечего… Заказать…
Но шевелиться не хотелось.
Вообще, было ощущение, что я словно из морока какого-то вырвалась, и теперь в безопасной зоне. Странное ощущение. Дурацкое какое-то. Меня никто никогда не пугал, не загонял в угол. Никто, кроме матери, естественно, не унижал и не бил. Да и она…
Ну лупила по щекам. Было за что, наверно.
Ну говорила всякие стремные вещи, типа, я неправильно себя веду, не там учусь. Не то говорю, не так поступаю… Пожалуй, из всего, что я делала, она только отношения с Рупом одобряла.
И теперь, учитывая, какой номер ее дочурка сейчас исполнила… Ну, в очередной раз разочаровала мать, Лена. Не привыкать тебе. Угомонись и выдохни.
Телефон завибрировал.
Вайбер. Руп, значит.
Не хочу.
Потом поговорю, когда настрой будет.
Да, Лена, заставляешь такого парня волноваться…
Мама бы не одобрила.
Я улыбнулась и незаметно провалилась в сон. С осознанием, что я все правильно делаю.
Наконец-то правильно.
Глава 3
Старые связи
– Ленка? Это правда ты? Митрошкина?
Голос я не узнала. И, пока не назвали фамилию, поворачиваться не планировала. Стояла себе, изучала меню в Маке. Зачем-то. Хотя хотела только кофе.
И вот на тебе. Прогулялась…Купила…
Могла бы и не ходить, но… Черт, не за тем я приехала, чтоб просто отсиживаться в закрытом помещении.
Тем более, что я уже насиделась.
Прилетела-то еще до обеда, потом в больнице полчасика, потом до хостела пятнадцать минут…
Я и забыла, насколько здесь всё близко!
Прикорнула на нервах, отключилась.
А проснулась от звонка в дверь. Длительного. И одновременно от гудения смартфона. Тоже длительного.
Пока разлепила глаза, пока села, в дверь начали уже стучать, судя по дикому звуку, ногами… Да что за бред?
На экране высветился номер Вити.
Ответила, игнорируя стук.
– Ты где? Что с тобой?
Я немного офигела, потому что голос у Вити был такой… Напряженный.
– В номере…
– Какого хера не открываешь? Там Толик уже пятнадцать минут ломится.
Так это Тооолик…
– Спала я! – рявкнула на нервах, придерживая телефон и топая открывать дверь.
Распахнула на очередном диком стуке.
И в самом деле, Толик. С бешеными глазами и двумя здоровенными пакетами у ног.
– Это что? – разглядывая картину маслом, раздраженно спросила у Вити, все еще сопящего мне в ухо.
– Это Толик.
– Я поняла, что это Толик. Я спрашиваю, что он здесь забыл? И какого хрена ломится?
Толик опустил занесенную для стука руку и поднял пакеты, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Он жратвы привез.
Я окинула взглядом пакеты. Потом самого Толика, с готовностью закивавшего головой.
– И зачем?
Толик, уже занесший было ногу, чтоб переступить через порог номера, опустил ее на пол. И замер, чутко вслушиваясь, как суррикат в степи.
– Лена! Не надо мне мозг ебать! – раздраженно, но с облегчением ответил Витя, – потому что у тебя там наверняка нихера нет, надо, значит, купить. Я Толика отправил, а он стучит-стучит – никто не отвечает. Спросил у администратора, говорят, не выходила. Он опять стучит, никого. Он мне набрал. Я велел ему дверь ломать, если через пять минут не отзовешься.
Я слушала, свирепея и заводясь, Толик, тоже прекрасно разбирающий каждое слово Вити, сначала кивал с удовлетворением, потом опять занес ногу, чтоб проникнуть на мою территорию. Но я не посторонилась.
И он так и замер. Не решаясь двинуться дальше. Наверно, все же взгляд у меня говорящий.
– Витя! Я просила оставить меня в покое. Хоть ненадолго. Я думала, мы договорились, Витя.
На том конце наступило молчание. Судя по всему, Витя подавился моей дерзостью.
И Толик тоже, если я правильно поняла выражение его вытянувшегося лица.
– Лена… – наконец в трубке раздался протяжный вздох, видно, Витя решил не накалять. И это правильно. Я ведь и трубки могу не брать. Были уже прецеденты… – Ну тебе же надо что-то жрать? Пусти Толика, потом поговорим.
– Обязательно поговорим, – недобро пообещала я, сбросила вызов и ушла, наконец, в сторону, запуская долговязого урку в свой номер.
Он шустро поставил пакеты и слинял, даже не глядя на меня.
Ух, какие они тут пугливые!
Или просто так сильно Витю боятся? Что мой с ним вольный разговор воспринимают, как посягательство на святое?
Да плевать.
Еще я в мотивах поведения местных уркаганов не разбиралась…
Однако, поведение Вити уже начинало подбешивать. Одно дело, когда он за тысячи километров от меня, в другой стране, и особо контролировать не может. Хотя, не скрою, пытался.
Неудачно.
Я всегда умела отстаивать личные границы. Даже с матерью. Не зря же она вечно мне пеняла, что я, как папаша, где сядешь, там и слезешь…
Так что никакого контроля, кроме денежного. А в деньгах Витя, судя по всему, предпочитал широкие берега. Потому что карта моя пополнялась так часто, что я реально тратить не успевала.
Но это было там, в Мюнхене.
А вот здесь, в России…
Если он будет вот так меня блюсти, диктуя, что мне есть, куда ходить и с кем разговаривать… Надолго я не задержусь тут.
Надо до него эту информацию донести.
И чем раньше, тем лучше.
А то он, со свойственной ему маньячностью, еще и замуж меня тут выдаст.
За тщательно отобранного мужика, проверенного вдоль и поперек. Не удивлюсь, если он к этому вопросу еще и дядю Колю привлечет… Выступят единым фронтом… Вон как про Рупа заинтересовался…
Нет, я к такому точно не готова.
А потому – разговор по душам. Первым делом. Чтоб сразу расставить пограничные столбы.
Я пошарила по пакетам, хмыкнула. Еды оказалось много, качественной. И такой, долгоиграющей. Чтоб не хранить.
На самом верху лежало несколько салатиков, словно намек, что это следует есть в первую очередь.
Я так и сделала.
Сидела, лопала оливье, наслаждаясь давно забытым вкусом, смотрела телевизор, переписывалась с подружками в мессенджере.
Потом собралась и сгоняла к дяде Коле.
И черт…
Как тут всё близко, а?
Дядя Коля и его нереально милая жена Вера Валентиновна, моя бывшая класснуха, встретили… теми же салатиками! Только домашнего производства!
И да, я опять поела! И с удовольствием!
А еще поиграла с … Как это называется? Братьями? Племянниками? Двоюродными?
Кирюшкой и Максимкой.
Кирюшка, прикольный шестилетка, грузанул своей коллекцией машинок Хот Виллс, Максимка, трехлетний толстячок, просто лез на колени и обнимался. Трогал мои уши с тоннелями, мое кольцо в носу, изучал татуху на руке.
– Ты совсем взрослая стала, малявка, – грустно как-то отметил дядя Коля, – смотрю на тебя и прям возраст ощущаю…
Я скептически повернулась к нему, смерила медленно взглядом ширину плеч, мускулы, которые еще рельефнее стали, видно, что дядька мой не пренебрегает спортзалом, физиономию котяры, знающего себе цену… Вздохнула.
Глянула на Веру:
– Давно перестала от него баб отгонять?
– Да она и не начинала, – заржал дядя Коля, – первая женщина в моей жизни, которая меня вообще не держит.
– А зачем мне его держать? – удивилась искренне Вера.
– Вот-вот! Он сам держится, – расхохоталась я, – наверняка, еще и тебя ревнует!
– Ой, не смеши! – махнула она рукой, – ревнует он! К кому? Или, вернее, к чему? Он же меня из декретов не выпускает! Не успела от одного отойти, думаю, ну вот, Кирюшку в сад, а сама на работу, соскучилась страшно, а тут раз – и опять беременна! И все по-новой… Ну, ничего, вот Максюшку в сад начну плотно водить, и сразу…
Тут она заметила внимательный взгляд мужа на себе, замолчала. Гневно сдвинула брови:
– Не начинай! Знаю я это выражение! Нет! Я хочу от памперсов и грудного вскармливания хоть немного отойти!
– Да конечно! – Коля повернулся ко мне, – она тут вышла на пару месяцев работать, и знаешь что? Тут же какой-то удод прицепился! А ведь в курсе был, что она – замужем!
– Ты своей ревностью меня добьешь когда-нибудь, – вздохнула Вера, – представляешь, Лен, он не смог забрать меня с работы, и мне наш учитель физкультуры помог донести сумки, так такой скандал был! И в глаза прямо стыдно людям смотреть! Поработала! А через две недели после скандала – на тебе. Две полоски опять…
– А потому что нехер всяким придуркам позволять себя провожать, при живом МНЕ! – рявкнул Коля.
Я улыбнулась, переключаясь на Максюшку, уже запихавшему мне в тоннель карандаш. Коля и Вера продолжали препираться, но видно было, что это не серьезно. А так, на лайте.
Давно не виделись, вот, общаемся. Тепло, по-родственному. И мне у них тепло. Может, зря не согласилась пожить? Но куда у них? Четырехкомнатная квартира, которую Коля купил, продав свою двушку и однушку Веры, была, конечно, просторной, и в новом доме, но все равно… Стеснять людей… У них свой уклад, у них малявки…
Нет уж.
И мне неловко, и им.
Я с восемнадцати одна живу, привыкла только на себя полагаться и ни перед кем не отчитываться. А, зная Колю, запросто можно предположить, что он бы заставил. Отчитываться.
Просто удивительно даже, что такой бабник, оказался настолько ревнивым собственником. А ведь наверняка, бабы вешаются. Мужик в самом соку. Чуть за сорок, при должности, выглядит – зашибись просто…
Мои подружки в Мюнхене, когда фотки наши случайно увидели совместные, прямо слюни пускали. И все не верили, что он – мой дядя родной. Думали, я любовница русского мафиозо. Там вообще тема русской мафии развита сильно.
А, учитывая, что в деньгах у меня ограничения не было, то… Хоть я и не шиковала, все равно видно же.
И на фотке сидящий на байке позади меня, семнадцатилетней, дядя Коля, обнимающий меня своими ручищами и лихо лыбящийся в камеру выглядел кем угодно, но не моим дядей и не сотрудником полиции. А вот на мафиозо тянул.
Сейчас, три года спустя, он еще поднабрал веса и брутальности.
И удивительно просто, что настолько верный оказался. Судя по его взглядами и словам… Это он все усилия прикладывал, чтоб Вера на сторону не смотрела.
Создавал для этого условия, ага.
Стало смешно, я улыбнулась, и Максюшка дернул за кольцо в носу.
– Он меня даже на вечер встреч выпускников не пускает, представляешь? – пожаловалась Вера, – говорит, нечего тебе там делать…
– Так реально нечего. Ты уже семь лет не работаешь в школе, на кой тебя все еще приглашают? – тут же включил опять ревнивую подозрительность дядя Коля.
– А что? Вечер встреч?
– Да, завтра. Сходи, ребята про тебя спрашивали…
Кольнуло немного, очень хотелось спросить, кто именно спрашивал…
Но не стала. Три года назад я тоже не спрашивала ничего. Не хотела знать. Ворошить все.
А теперь-то – тем более.
– Ну, мне там тоже там делать нечего. Меня уже и не помнит никто.
Вера открыла рот, хотела что-то сказать, но перехватила предупреждающий взгляд Коли и не стала.
Я эту переглядку заметила, нахмурилась.
Ну уж нет.
Не хочу.
И выяснять ничего не хочу.
Настроение слегка подпортилось, и я засобиралась домой.
Пошла пешком, потому что… Да. Все близко, черт!
Захотелось кофе, зашла в Мак.
И вот кто мог представить, что именно тут встречу кого-то знакомого!
Маленький все же город. Всё рядом.
Все рядом.
Глава 4
Старые знакомые
– Лена??? Митрошкина???
На фамилии я повернулась. Ко мне, значит… И офигела. Конечно, люди после школы сильно меняются. И, бывает, даже в течение года меняются… Но, сука, чтоб так???
Это что нужно делать? И что нужно жрать??? Хотя, учитывая, где мы встретились…
Короче говоря, за спиной стояла моя бывшая одноклассница, Марина. Фамилии я ее категорически не помнила, да и саму Марину никогда в жизни не узнала бы, если б она сама не побеспокоилась обратиться.
И теперь разглядывала, с трудом скрывая удивление. А потом уже и не скрывая.
В тринадцать лет она была оторвой.
Знаете, как бывает, когда в конце года уходит на каникулы милая девочка, а уже осенью возвращается другой человек.
И вот и гадаешь, что с ней случилось? Кто ее покусал за лето? Майли Сайрус? Призрак Бритни Спирс образца двухтысячного?
Потому что это было нечто.
Белые пережженные волосы, дикий мейк, вызывающая одежда. Учителя попадали в обморок, мальчишки были в восторге. А, учитывая, что все остальные прелести, вроде курения, вызывающего поведения и прочего, тоже присутствовали…
Понятно, кто был главной звездой восьмого класса?
Марине завидовали всякие тихони, вроде меня, конечно же. Хотя… Не особо я и завидовала. Других проблем хватало.
А вот она меня цепляла.
И сильно.
Чем-то я ей не по душе была, даже странно. Я всегда тихая-тихая была. Незаметная. Старалась учиться хорошо, чтоб от матери не огребать.
Все хотела, чтоб она меня хвалила. И замечала. Дура малолетняя.
А Марина даже травила меня одно время. Вместе с подружками. Всякие школьные приколы вроде воровства сменки, смешков за спиной, приклеивания всякой пакости на спину и косы.
Хотя, это быстро прекратилось. Я так и не поняла, почему. Да и не до того потом стало.
Мама уехала… И понеслось.
Все это я вспоминала, пока медленно оглядывала Марину.
Пухлую, в неопрятной одежде, с небрежной гулькой из волос странного цвета… Да… Изменения, конечно, кардинальные…
И как она меня узнала, интересно?
Я-то тоже не выгляжу одуванчиком теперь…
– Привет, Марин!
– Ой, а я думаю, ты – не ты… Волосы отрезала. А потом смотрю – нос длинный! Ну точно, Митрошкина! – жизнерадостно опускать типа между делом Марина еще тогда в совершенстве умела, в восьмом.
– Да ты тоже, я смотрю, поменялась… Живот такой… Беременная?
С некоторых пор я не торможу со словами. Смысла нет.
Марина немного поникла, натянула пониже футболку:
– Неее, это я так… После фитнеса…
– Ну да… Сразу в Мак. Понимаю, калории надо пополнять, – серьезно кивнула я.
– Ага… Ну ладно! Ты где сейчас? У нас говорили, уехала в другой город? За границу?
– Типа того…
Я не рассказывала никому про изменения в личной жизни матери, но слухами земля полнилась. В классе не знали про то, кто у меня дядя, кто отец – тем более. Но что-то где-то, может, преподаватели говорили… Администрация школы была в курсе, куда я уехала в восьмом классе.
Город маленький…
– И давно ты в городе? Надолго?
– Не знаю…
– А то давай, приходи на вечер встреч! У нас три года с выпуска. Многие тебя помнят.
– Да ладно… Кому я нужна…
А сердце-то чего застучало?
Лена, хватит.
– Нуууу… Павлова помнишь? Ну, у него еще отец сеть магазинов одежды открыл как раз тогда…
Павлов… Не помню. Да и слышать про него не хочу. Про другое хочу. Но спрашивать не буду.
– Он придет, прикинь? И еще Леванова, и еще Сомов, и, наверно, Тонков… Приходи!
– Не знаю…
– Конечно, жаль, что после восьмого многие поуходили… Самсонов…. Помнишь его? Да конечно помнишь! У вас же любовь была, да? Он же тебя там спас от бандитов каких-то…
И вот тут мне захотелось резко развернуться и уйти. Просто чтоб не слышать его имя. И не знать, куда он делся или не делся после восьмого.
Но Марина не замечала моего состояния, трещала и трещала:
– Он же в колонию загремел… Да, не доучился…
– Кто?
Я понадеялась, что вопрос прозвучал нормально. Спокойно. Потому что никакого спокойствия и в помине не было. Сердце рухнуло куда-то к пяткам. И заледенело там.
Веник? Веник в колонию??? Мой Веник???
– Ну Самсонов, Веня. Ой, он же в том году вообще с катушек слетел, связался с компанией какой-то… Ну и попал за вооруженный грабеж… Жаль, конечно… Он в городе, говорят, видели его. Но на вечер встречи явно не придет… Да ему и не рад никто будет…
Тут у меня зазвонил телефон, я, в полной оторопи, глянула номер. Витя.
Надо было ответить, Марина замолчала, разглядывая меня с любопытством, а я смотрела и смотрела на экран… И не могла сообразить, что делать.
– Ну ладно, если надумаешь, приходи завтра, в наш класс. Ой, все так удивятся…
Я кивнула на этом моменте, развернулась и вышла из Мака, поднося трубку к уху.
– Ты чего не берешь трубку? – привычно заворчал Витя, – доехала уже до гостишки?
– Нет, я прогулялась от Коли.
– Долго гуляешь…
– Стоп… – я попыталась собраться с мыслями, хотя все еще была оглушена новостью про Веника, – а ты откуда знаешь, сколько я иду…
И тут меня осенило!
Вот значит как?
Дядя и Витя, хоть и не любят друг друга, но в благом желании большего контроля спелись и теперь единым фронтом выступили!
– Тебе Коля сказал, когда я от них вышла?
– Нет, сам допер! Конечно, Коля! Ты где? Я сейчас машину пришлю. Нехрен лазить по ночам одной. У нас не Европа!
Вся моя оторопь вылилась в такую воронку гнева, что даже удивительно, как я матом не начала на Витю орать.
Закрыла глаза, вдохнула. Выдохнула.
Спокойно, Лена. Это не поможет. Проходили уже.
– Значит так. Передай Коле, что я на него злюсь. Это первое. Второе. Ты меня достал. Здесь не Европа, но и мне не тринадцать. И если я захочу пойти погулять ночью, я это сделаю.
– Не сделаешь. Сначала мне отзвонишься, – спокойно ответил Витя, похоже, вообще не напуганный моими словами и тоном.
– Попробуешь еще меня контролировать, я уеду в тот же день, Витя. Ты понял?
– Иди в номер. Толик по пути подхватит.
И отключился.
Я постояла, сжимая трубку в кулаке.
Подхватит, значит. То есть, скорее всего, дядя Коля опять применил свои штучки ментовские. И мои контролеры в курсе, где я и что делаю…
Да что за блядство-то такое???
Ну ладно.
Ладно!
Я вернулась обратно в Мак и подошла к активно жующей бургер Марине:
– Во сколько, говоришь, вечер встречи?
Глава 5
Вечер встречи
Вот вроде рано мне испытывать какое-либо чувство ностальгии, этакой тоскливой слезы по русским березкам…
Да и не делала так никогда, наоборот, всегда мне нравилось в Германии. И Мюнхен… Это вообще город-праздник для меня! Море впечатлений, веселая тусовка таких же, как я, вольных художников.
После окончания школы я училась в колледже искусств по направлению живописи, где и познакомилась со своими друзьями. Ох, как было весело!
Мы развлекались, лазили по городу в поисках подходящих площадок, даже команду райтеров сколотили.
Правда, особого места в тусовке не заимели, но все впереди!
Может, я буду вторым Бэнкси, кто знает?
Короче говоря, некогда мне, на самом деле, было тосковать по родине. И это хорошо. Очень хорошо. Тоска – разрушает. Нехер.
И потому мое состояние, когда я подошла к школе, в которой с первого по восьмой класс проучилась, было для меня странноватым. Мягко говоря.
Нервным каким-то.
Пока шла, примечала старые места, до боли знакомые. Каменную теплицу, где мы в начальных классах на уроках труда перебирали семена цветов для того, чтоб их к высадке на школьном участке подготовить.
Березу, возле которой постоянно фотографировались на общую фотку класса.
Лестницу, наружную, железную, ведущую на второй этаж к всегда закрытой двери. Что там, за той дверью, мы не знали, но догадки строили разные: от тайного кабинета директора до склада.
Мы на этой лестнице тоже играли, воображая что во дворце, и каждые десять ступенек – новая комната.
А вот в том углу, под спортивной лазилкой…
Я торопливо отвернулась, прикусив губу.
И тут же наругав себя за потерю контроля.
Во-первых, губы у меня сиреневой помадой были накрашены. И, вполне возможно, что и зубы теперь тоже. Хотя помада стойкая, но… Мало ли…
Во-вторых, нечего… Неважно это уже все.
К крыльцу подходили люди.
Много взрослых, кое-кто на солидных машинах. Они оставляли своих коней за пределами школьного двора, на парковке, и шли пешком.
И выражения лиц у них были… Ну, на мое похожие. Тоже с ностальгией и прикушенными губами.
Какие мы все-таки одинаковые!
Я улыбнулась и толкнула тяжелую дверь с отполированной тысячами детских ладоней и многими годами ручкой.
И уже в вестибюле, вдохнув полной грудью неповторимый школьный воздух, сейчас разбавленный всеми возможными запахами, от парфюма до перегара, остановилась в растерянности.
Народу было полно.
Они толпились, собирались в кучки, болтали, смеялись, разглядывали друг друга.
Прямо в середине вестибюля стоял столик с десятиклассником, записывающим всех подошедших, год окончания школы, литеру класса, а потом распределяющим по кабинетам.
Я подошла, дисциплинированно записалась.
Получила удивленное разглядывание, улыбнулась.
Хотя уже не особо ловко себя чувствовала.
На меня пялились. Причем, не сказать, что дружелюбно.
И в это мгновение маленькая девочка Леночка, застенчивая тихоня, очень сильно хотела спрятаться, а, возможно, и убежать.
Но независимый райтер, без пяти минут студент Берлинского художественного университета, Элен – только выпрямилась и небрежно повела плечами, стягивая пальто.
Пусть пялятся. Мне стыдиться нечего.
Я сегодня была во всем черном, что очень неплохо контрастировало со светлыми волосами.
Пирсинг в носу тоже сменила на черное кольцо, добавила черные здоровенные серьги в уши. Узкие, рваные на коленях джинсы, грубые ботинки, тонкий трикотаж футболки с вырезом. Яркий мейк в легком намеке на гранж. Ничего особенного.
Но в глаза бросалась.
Ну так того и хотела!
После вчерашнего демарша моих родных, решивших, что Лена – все та же наивная дурочка, ребенок, я, конечно, повела себя по-детски. Полностью подтвердив их выводы по мне.
Но определенным уровнем взросления всегда считалось умение прислушиваться к себе и своему мнению, а не идти на поводу у окружающих.
А потому я сделала так, как захотела сама.
То есть, отрубила телефон вчера вечером и ушла спать.
А утром первым делом купила себе новый.
С новой симкой. Правда, Витя все равно был в курсе моих перемещений, скотина Толик даже не скрываясь, ходил за мной хвостом.
Но мой сегодняшний вечерний выход проморгал.
Потому что я – не только дочь криминального авторитета, но и племянница опера. Умею незаметно рубить хвосты.
По крайней мере, я на это очень надеялась…
– Лена? Это ты что ли?
Мужской голос, довольно приятный, прозвучал практически над ухом.
Я развернулась, разглядывая … Ну да, Павлов. Не изменился. Вернее, конечно изменился. Заматерел. Стал такой… Кобелистый. Он и в восьмом от девчонок отбивался, а сейчас… Да, наверно, не отбивается уже. Просто трахает и выбрасывает. По крайней мере, взгляд у него был очень даже недвусмысленный. Говорящий взгляд. Не двадцатилетнего пацана. А вполне уже сложившегося молодого мужчины.
– Привет, Вова.
Вообще, Павлова звали Виктор, но почему-то все звали Вовой, с первого класса.
– Привет! Тебя не узнать! Очень хорошо выглядишь!
И взгляд, медленный, нахальный, по моей груди… Ну да.
Все тот же Павлов.
Правда, он ко мне не подходил в восьмом, но, говорят…
Ладно.
– Ты в городе давно?
– Нет, только приехала…
Мы пошли к классу, болтая так, словно в школе прям дружили, общались. Мне было странновато, но прикольно.
Павлов производил впечатление слегка пресыщенного мажора. Не любила таких никогда, но, сейчас он, наверно, единственный, кто на меня не пялился, как на диковинку, разинув рот.
Ну, еще Марина так не смотрела.
Но просто потому, что видела меня до этого, первый шок прошел.
А вот остальные бывшие одноклассники…
Я старалась не замечать, улыбалась, отвечала на какие-то вопросы про Мюнхен, про то, где училась и чем занималась. Не вышла ли замуж, не родила ли…
Вроде вопросы нейтральные, а с подколкой… Вроде взгляды дружелюбные, а с завистью.
Слишком я отличалась от моих одноклассников и одноклассниц.
Выделялась.
Половина девчонок уже успели выти замуж, парочка – развестись, еще двое пришли с огромными животами, выставляя их перед собой, как самое главное достижение в своей жизни. Именно они участливо интересовались у меня, не вышла ли я замуж? А чего так? Не берут?
А мне, отвечающей вежливо и кратко, все время хотелось сорваться и заорать: «Да вы чего, вашу мать??? Двадцать лет! Двадцать, сука, лет!!! Какое замуж? Какое дети?».
Нет, я никогда ничего не имела против молодых мамочек, ранних браков. Да о чем говорить, если моя подружка в Мюнхене, очень крутой, кстати, райтер, Лиз, была мамой клевой двухлетней девчонки Моны?
Каждый выбирает для себя.
Просто я как-то отвыкла в Европе от этого стереотипа, которого даже в столице моей родины теперь нет. То, что женщина может быть реализована только в муже и детях.
Мне казалось, это осталось в далеком прошлом. В представлениях моей мамы, например. Ну и бабок на лавочках.
А нет.
Вот оно. Во всей красе.
Неприятно и глупо. Приперлась, Лена. Словила кайф…
Парни, бывшие одноклассники, вдоволь пооблизывав меня говорящими взглядами, вскоре угомонились. Болтали друг с другом, меряясь… Да хрен его знает, чем. Они, кстати, остались большими детьми, чем рано обабившиеся одноклассницы. Обсуждали учебу, игры какие-то компьютерные. Вообще, у меня создалось впечатление, что они все регулярно общаются, знают все друг о друге.
И только я для них – неожиданная черная лошадка.
Да еще Павлов, пожалуй.
Он, кстати, все это время не избегал компании, хотя ощущалось, что Вова немного другого уровня.
Был дорого одет, показательно вертел на пальце ключи от мерса, щедро оплатил стол с выпивкой и закуской, накрытый прямо в классе.
Меня от этого немного передернуло, все же это школа. Было странно, почему нельзя пойти в кафе? Пригласить учителей? И пойти. Там же удобнее, чем в классе стоя жрать бутеры со шпротами?
Но вопросов я задавать не стала и предложений никаких не внесла.
Ну его нафиг. И так уже смотрят странно. Порасспрашивали сначала, накинулись, а теперь начали сторониться.
Все так знакомо, Лена.
На кой черт ты приперлась сюда?
Зазвонил телефон.
Руп.
С утра скинула ему свой новый номер. Зачем-то.
Я обрадовалась возможности выйти в рекреацию, приняла вызов, подошла к окну, задумчиво разглядывая знакомый пейзаж. Сколько раз я вот так вот стояла тут? Смотрела на голые черные ветки тополей? На снег грязный, уже мартовский.
Я увлекалась, смотрела, а потом подходил Веник и…
– Эй, Эль? Ты слышишь меня?
Голос Рупа прорвался через мои воспоминания, возвращая обратно.
Эль Роуз меня звали друзья. На английский манер. И он. Руп.
– Да, конечно…
– Как ты? Совсем ты меня забросила. Не пишешь, лайки не ставишь в инсте… А мне все так сочувствуют… Девушка в дикую Россию поехала… Ее там съедят медведи!
– Ага, и заиграют балалайки, – по-русски добавила я, поморщившись. Все же Руп был таким стереотипщиком, что иногда не по себе становилось.
Мне с ним все чаще становилось не по себе. Это, кстати, тоже было одной из причин, почему я рванула сюда после досрочного завершения учебы в колледже.
Руп что-то говорил, как всегда, про себя, про свои эмоции и чувства, на заднем плане у него звучали музыкальные биты и смеялись люди. Тусовка.
Высший свет богатых мальчиков и девочек. Они не связывали Эль Роуз с теми троу-апами, что часто можно увидеть на стенах бедных кварталов Мюнхена. Да они, собственно, там и не ходили.
Я слушала Рупа, ловя себя на диком ощущении чужеродности. Не только там, с ним. Но и здесь. Как же так, Лена? Здесь же твоя, типа, родина? Почему ты не ощущаешь себя родной? Почему? Может, потому, что подспудно очень хотела… Ожидала…
Дура ты, Лена.
Неоправданные ожидания. В которых только твоя вина.
Надо перестать буянить и плыть против течения.
Иди домой, Лена.
Подключи старый номер.
Ответь Вите, пока он не поднял всех блатных города на твои поиски. Интересно, Толик-то там как? Живой еще?
Но этот вариант развития событий мне тоже не показался интересным. Вызвал отторжение.
Сама мысль, что сейчас приду, разденусь, приму душ, поговорю с Витей, получу от него очередной втык… Лягу спать…
Даже затошнило, блин!
Я, за размышлениями, не заметила как отключила Рупа, а, может, он сам отключился?
Смотрела в окно. На пейзаж, уже не видный в темном вечере хмурой наступающей весны.
На свое отражение.
Лена, что ты тут забыла? В России? Кого забыла?
Когда рядом с моим отражением нарисовался Павлов, я даже не удивилась. Ждала чего-то такого весь вечер. Шкурой ощущала.
Мы все же совершенно чужие тут. Неминуемо притянулись бы.
– Скучно, Лен? – Улыбнулся он.
Кивнула. Сам видел, что скучно.
– Поехали, я тебе одно место покажу? Там весело.
Я с полминуты пристально смотрела на его лицо в отражении.
Что я теряю? Ничего.
Усмехнулась. И кивнула опять.
Поехали, Павлов.
Глава 6
Веснушка. Это для тебя
– Черный, ну ты помнишь, да?
Кирик топал рядом, слоняра мразотный, но близко не подлезал. Это лишний раз напомнило о том, что уроки он все же усваивал. Не все время дурак дураком.
Черный, не обращая внимания на мечущегося рядом придурка, аккуратно разминал плечи. Готовился.
Сегодня – не к тому, к чему привык.
Вообще не к тому.
– Черный???
Кирик, видно не поняв, слышат его или нет, шагнул ближе.
Черный поднял взгляд, и Кирик тут же отпрянул, тряся жирными щеками.
– Ну… Я просто лишний раз хотел…
– Завали.
Черный встал, помахал вперед-назад руками, подошел к зеркалу, уперся кулаками с двух сторон в стену.
Рассматривал себя пристально, внимательно. Словно искал что-то.
Что, Черный? М?
Смешно…
Так прилипло имя дурацкое, которым он назывался, когда страницу в соцсети заводил. В тринадцать лет. Черный Зверь.
Ага.
Зверь ушло, Черный осталось.
Странно. Должно быть наоборот…
Вот он тогда был дурак малолетний. Столько всякого дерьма успел натворить… Может, если б не Веснушка, то и жизнь по-другому сложилась бы…
Но чего теперь? Веснушка далеко и не помнит про него. А жизнь… Вот она. Такая, какая есть.
И все же…
– Черный, ты чего?
Не вовремя урод! Не вовремя!
Черный поймал трусливый взгляд Кирика в зеркале, оскалился. Саданул обеими руками по стене. Не сильно. Открытыми ладонями, не костяшками. Только дурак перед боем будет кулаки травмировать.
А Черный уже не дурак. Вроде. Вон, как сегодня умно поступил. Поступит. Да. Поступит.
– Съебался.
– Через полчаса…
– Съебался нахуй.
Кирик умотал. И, кажется, воздух перед этим испортил, гнида.
Со второго раза послушал… Теряешь форму, Черный… Да оно и так заметно. Не зря же уже списали со счетов. Сам себя списал.
Но, в принципе, слава чемпиона ему никогда не грела ни одно место. Похрен было. Просто надо куда-то злость выпускать, ярость, бешенство. Три основных состояния его многие годы. С тринадцати сраных лет.
И до недавнего времени.
Как только начало подотпускать, так его со счетов и скинули.
Оно и правильно. Нахера боец, который не на полную выкладывается?
Здесь не сборная, мать ее. Здесь бои. И не до первой крови.
А ведь были все шансы… Были.
Олимпийский вид спорта. Дзюдо. Школа олимпийского резерва в перспективе. Отец гордился. Радовался так.
Хоть в чем-то сын лучший. И Черный радовался. И старался.
Отец начал в секцию с пяти лет водить. Все силы, все деньги вкладывал. Мать хотела, чтоб Веня ходил на шахматы. И он даже ходил. Но недолго. Отца уволили с работы, остался только один способ заработка – такси. И вопрос о том, где будет заниматься ребенок… Ну, его не стояло.
Потом соревнования. Первые победы. Первые пояса. Еще детские.
Родители выкладывались по-полной. А ты их отблагодарил, да, Веня?
Только мама тебя так называла.
И еще… Веснушка.
Черный, устав пялиться на свою напряженную рожу, прикрыл глаза.
И – бац! Как всегда! Как всегда, сука! Все эти семь гребанных лет!
Перед глазами она. Веснушка. Его девочка. Тонкая, с огромными глазами, светленькая, косичка такая пушистая…
Ничего не изменилось.
Долбанный ты психопат, Черный!
Девчонка и помнить о тебе уже не помнит!
Уехала, вычеркнула из жизни.
А ты еще и сам напоследок постарался, хорошего такого пинка дал для разгона.
Чтоб летела и не оборачивалась.
А сам все эти годы…
И вообще, кто помнит о своей первой влюбленности?
Только маньяки всякие, зацикленные…
Ну че, Веник, ты – зацикленный маньяк.
Который за все эти годы в каких только кроватях не повалялся.
А все равно она. Веснушка. Одна и осталась в голове.
Она, наверно, красивая стала.
Иногда, после очередного боя, Черный допускал слабость. Перед сном представлял, какая она сейчас.
Какого цвета у нее волосы… Наверняка, русые. Длинные…
Какой формы стали губы… Они и тогда пухлые были, а теперь?
Он рос, и в его мыслях она тоже росла.
И сейчас он видел ее своей ровесницей, двадцатилетней красоткой, наверняка нежной и романтичной. Такая… Девушка-мечта. К которой так же страшно прикоснуться, как тогда было страшно тринадцатилетнему пацану за руку подержать.
Веник сразу подумал, что она невозможно другая.
Прям, вот как в первый раз увидел, так и подумал.
Он перевелся в восьмой из другого района. Пришел первого сентября на линейку.
Готовый ко всему. Готовый дать отпор.
Она стояла, немного в стороне от других девчонок класса, держала в руках скромный букет. Задумчиво смотрела на первоклашек.
А потом, словно почувствовав, что ее рассматривают, резко подняла взгляд. На него.
И Веник будто солнечный удар словил, или, что гораздо, гораздо хуже, пропустил боковой от Васьки Сомина, своего вечного партнера по спаррингам.
В глазах темно стало, в голове – звон.
Потом прошло, конечно, но вот это первое свое ощущение, когда Веснушка посмотрела на него своими чистыми карими глазами… Оно навсегда осталось. Навсегда.
Оно потом помогало, в колонии.
Как расстались – не помнилось. Зато как встретились…
Веника девчонки особо не интересовали никогда. Спорт отнимал силы, заменял все.
И потому этот первый солнечный удар был абсолютно неожиданным. И смертельным. Как хроническая болезнь на всю жизнь. Которая убьет в итоге.
После этого все остальное, не связанное с Веснушкой, помнилось урывками. И воспринималось чем-то далеким. И глупым.
Школа, новые учителя, одноклассники… Все меркло, стоило ей появиться.
Веснушка скромно улыбалась, когда ловила его взгляд. Ее тонкие пальчики, сжимавшие ручку… Задумчивые глаза… Волосы пушистые… Худенькие плечи…
С ума сойти. Мозг просто отключался.
Кто-то пытался его проверять, парни из класса. Но мало, очень мало.
Прошла информация, что он – чемпион. Начали уважительно смотреть, приглашать на какие-то послешкольные тусовки.
Сходил один раз, надеясь, что там будет она. Ее не было. Больше не ходил.
Спорт, школа, Веснушка.
Вернее, не так.
Веснушка, спорт, школа.
Да.
Жадное сканирование пространства вокруг девчонки. Вдруг кто-то еще на нее смотрит? Вдруг?
Но нет. Все, кто настраивался даже просто подразнить тихую отличницу, как-то очень быстро поняли, что не. Не стоит. Даже разбираться не пришлось. Взгляда оказалось достаточно.
Как они с Веснушкой подружились, как начали сначала разговаривать, сидеть за одной партой, потом переписываться в соцсетях… Веник и не помнил. Это было настолько естественным, настолько правильным продолжением происходящего, что сам момент и не ощутился.
Кажется, она подошла первая. Улыбнулась.
Наверняка она. Потому что сам Веник точно помер бы от ужаса и неуверенности в себе, если б решился. А вдруг, откажет? А вдруг посмотрит холодно? Как на… Чужого?
Но Веснушка не смотрела холодно.
И счастье накрыло такое, что даже спортивные достижения, а он тогда взял Россию по своей возрастной, казались чем-то тупым и мелким.
И Веник думал, что бесконечным все будет.
Но бесконечным не получилось.
Все получилось, как обычно в его жизни. Резко и тупо.
Сначала ее мамаша.
Тварь, выгонявшая ее из дома, когда трахаться приспичивало. Мать нашла себе новую любовь. Заграничную. И про дочь вообще забыла нафиг.
Веснушка никому не рассказывала, стеснялась идти даже к своему дядьке-менту, хотя любила его, уважала. Только с Веником делилась. И он, слушая, кулаки сжимал бессильно. Потому что тут ничего не мог сделать. Ничего.
Потом Веснушка потеряла телефон. Испугалась, что мать будет ругать, плакала у него на плече. А он, обнимая дрожащими руками, кайфуя от этого и стыдясь, обещал, что все решит. Потому что хотя бы тут может помочь.
Ну и решил. Идиот.
Не нашел ничего умнее, чем спереть для нее новый. Попался. Напряг родителей, класснуху, тренера.
Веснушка таки получила пиздюлей от матери за потерянный телефон, а Веник чуть не заимел почетное место – учетную запись в отделе по делам несовершеннолетних. Тогда на его спортивной карьере смело можно было ставить крест.
А карьера-то перла.
Тренер нашел спонсоров, готовых вкладываться в него, все шло хорошо. Родители, естественно, напряглись по поводу неслучившейся кражи, тем более, что Веник никому не рассказал о причинах. Даже Веснушке. Отец вбивал мозги через жопу.
Но все было бессмысленно.
У Веснушки свалила на пмж в Германию мать, даже толком не поговорив с дочерью. Просто тупо спихнув ее своему брату. Тот, наверно, знатно ошалел. Как и сама Веснушка.
И ее боль, ее обиду Веник переживал так, как не переживал свои поражения в боях. Обнимал ее, сидя в подъезде, возле своей квартиры, утешал. И исходил лютой злобой.
Ему дико хотелось добраться до мамаши и объяснить ей, что так нельзя поступать с такой светлой нежностью, как Веснушка. Со своей дочерью. Нельзя, мать твою, просто тупо забивать на живого человека, который тебя любит, и сваливать прочь!
Нельзя!
Но тут опять была ситуация, когда он ничего не мог сделать. Только поддержать. Только предложить остаться у него. Переночевать. Родители должны были уйти на работу, отец в такси на ночь, мать в ночную смену на завод.
Место было.
И ему бы… Очень хотелось. Просто, чтоб рядом была, просто знать, что она не плачет, не переживает. Отвлекать, развлекать ее.
Но Веник ничего не смог. Опять. Опять!
Принесло ее серьезного до охерения дядю с нереальных размеров битой. И Веник, которого мать тупо загнала домой ремнем, после серьезного разговора с дядей Веснушки, почувствовал себя ничтожным, мелким и глупым. Неспособным защитить девчонку. Которую он уже несколько месяцев мысленно называл и считал своей.
Какая она твоя, тупой ты Веник? Ты – маленький говнюк, с тобой никто даже не считается! Она – тоже бесправная. Захотят – в детдом отправят! Захотят – к матери отвезут! И никто ничего не сделает!
Веник осатанел и начал искать способы решения вопроса.
И нашел.
Конечно, нашел!
Они с Веснушкой просто сбегут.
Вот и все.
Страна большая. Затеряются, и никто, ни одна собака их не найдет!
Шикарный план.
Осталось только реализовать.
Найти бабки на первое время.
Ну и Веснушку уговорить.
Надо ли говорить, что нихера не вышло? Первая же попытка Веника заработать бабки вылилась в дикий треш. И чуть было не убила его самого, и, самое главное, его Веснушку.
И вот тут не понять: это он такой тупой и невезучий? Или просто случайность?
Хотя, неважно.
Важен результат.
Сам Веник загремел с сотрясом в больницу, пропустив очередные важные соревнования. Из-за них его не взяли в школу олимпийского резерва.
А Веснушку…
Веснушку все же отправили в Германию. К матери.
И это был полный, окончательный пиздец.
Потому что Веник сорвался. От своей беспомощности, от того, что нихера, вот вообще нихера не решает!!!
Он начал уговаривать Веснушку свалить прямо сейчас. Вот сразу. Бабки? Да найдутся бабки! У родителей возьмет! Еще возьмет!
Не важно!
Главное, что они будут вместе! Вдвоем!
Как он уговаривал! Как просил! Какие приводил доводы! Ему казалось, что он прав. Что он логичен. Что она согласится. Надо только надавить чуть-чуть.
Ну, чуть-чуть…
И он надавил.
Но Веснушка удивила.
Ударила несколько раз по лицу, заехала острым локотком в живот.
– Дурак!
Пронеслась вихрем к двери, вылетела в подъезд.
– Сама такая!
Веник со всей дури засандалил по деревянному полотну ногой, полюбовался на дыру… А потом рванул следом.
Злой, возмущенный, что его не слушают, не хотят понять.
Что его (ЕГО!) девчонка просто променяла его (ЕГО!) на эту тварь, без зазрения совести бросившую ее одну!
Почему Веснушка против? Почему? Он сможет защитить! Он уже сильнее стал! Умнее! Он уже все риски просчитал! Почему она отказывается???
Веник догнал ее на улице, развернул к себе.
– Слушай… Лен… Ну чего ты? Ну это же лучше… Пойми, так ведь лучше будет!!!
Веник, кажется, даже плакал в тот момент.
И Веснушка плакала.
Но упрямо качала головой.
И тогда он ее оттолкнул.
Не сильно, но окончательно. Посмотрел в глаза, полные слез, скривился.
– Пошла нахер, дура. Видеть тебя не хочу, овца.
Веснушка только рот раскрыла. А потом уткнулась лицом в ладошки и зарыдала.
Веник развернулся и пошел. Медленно. И, пока шел, все ждал, что одумается. Что догонит, обнимет. Скажет, что согласна. С ним.
Но рыдания прекратились, и, когда Веник, не выдержав, обернулся все же сам, Веснушки во дворе не было.
Он поднялся на свой этаж, зашел в комнату… И свалился с температурой. На неделю.
Родители вызывали скорую, потому что там шкалило сорок.
Когда через неделю Веник пришел в себя…
Веснушка уже уехала.
Улетела.
К матери, в Германию.
И все.
Это было все.
Это словно… Ну вот было в твоей жизни солнце. Было что-то настолько яркое, настолько чистое, чего не случается больше. Никогда.
Эта чистота и тебя делала чище. Эта яркость и тебя освещала так, что никакого другого света не требовалось.
А потом это пропало. Забрали. Увезли.
И все стало темно. Все стало обычно. И вроде хорошо все. А никак. Ну вот просто никак.
Веник сначала, пока приходил в себя, ощущал внутри пустоту. Словно не человек, а глиняный кувшин.
Даже думать толком не мог. Учиться не мог. Заниматься спортом не мог.
Родители волновались, родители предпринимали все меры, какие могли. Но…
Все всегда случается одновременно.
Сначала отец подал на развод. Неожиданно. Встретил, оказывается, пока таксистом работал, бабу… Обычная история.
Мать этого не вынесла. Заболела сильно. Веник положил большой болт на учебу, на спорт. Ему было чем заняться.
Мать выкарабкалась, а Веник попал в колонию.
Ввязался по глупости туда, куда не стоило, попал под раздачу. И никто его не спас. Никто не помог.
Классная руководительница, Вера Валентиновна, которая вступалась за него все время, бегала с характеристиками, ушла в декрет. Он ей просто даже и не сообщал о том, что происходит в жизни. Зачем человека беспокоить?
Его тренер, после того, как Веник отказался выступать, ехать на соревнования, потому что надо было за матерью ухаживать, она как раз после операции не вставала, тоже вычеркнул его из списков потенциальных чемпионов.
У отца была уже другая семья, и там планировалось прибавление.
И все.
Как оказалось, больше никому до Веника дела не было.
Никому.
За вооруженный грабеж, а именно так классифицировали полуприколисткий подкат с ножиком к пьяному мужику компанией подростков на улице, Веник получил три года колонии.
И вот там навыки, приобретенные в спорте, очень даже пригодились.
Именно там он перестал быть Веником. И стал Черным.
Там же познакомился с Кириком, толстым тупым увальнем, прилипшим к жесткому, нервному и молча бьющему сразу по роже парню намертво.
Именно там Веник сделал себе первую татуху, на плече: море, дельфинов и восходящее солнце. Они с Веснушкой хотели к морю уехать…
Именно там Черного и приметил Ворон. Редкий говнюк, конечно, но сумевший разглядеть в диком, огрызающемся волчонке будущего чемпиона боев без правил.
Короче говоря, когда Черный вышел из колонии, не досрочно, потому что постоянно влетал на карцер, и хорошим поведением нихера не пахло… Ему было чем заняться.
Мать, вышедшая на пенсию по инвалидности, требовала ухода, квартира требовала ремонта. Да и сам он, молодой парень, тоже хотел взять от этой гребанной, так обманувшей его жизни, все. До самого донышка.
Он не стал чемпионом России, не поехал на мир, на Олимпиаду.
Но бабки зашибал приличные, постоянно тренировался, совершенствуя свои умения. Хотя бы эти, раз других не было.
И отрывался. Брал от жизни все.
И нет. По ночам ему Веснушка не снилась. Совсем. Вообще.
Сегодня у него был бой. Первый договорной. До этого Черный на такое не соглашался, посылая Ворона нахер.
Но сегодня…
Бабки были слишком хорошие. А под Молота не грех и лечь. Мужик старше его на пять лет и опытней на целую жизнь. Все, собственно, могло и без договора случиться. Просто потому, что Черный бы не выстоял против него.
Но Ворон, зная способность Черного звереть и забывать про боль, лишний раз перестраховался. И придурка Кирика, видно, настропалил.
Ну, с этим толстым дегенератом Черный потом планировал поговорить, плотно.
А пока…
Потер плечо, щелкнул дельфина по носу на удачу.
Все будет хорошо. Да?
Пробегав первый раунд, Черный понял, что, в принципе, можно было и не договариваться в самом деле. Молот вел бой грамотно, не в полную силу, это чувствовалось. У них тут шоу, надо, чтоб зрители завелись.
Черный тоже не особо выкладывался, планировал в третьем раунде начать.
Сел, отдуваясь, позволил Кирику обтереть себе лицо.
– Черный, ты не борщи, загонял его уже, у него дыхалка ни к черту, – бормотал Кирик, – ты же помнишь, Черный? Помнишь?
– Нахуй пошел.
Черный поморщился, глянул на задницу ринг-герлз, припоминая, трахал он ее, или нет… Потом поверх резинок, по лицам зрителей.
Уцепился взглядом за хорошенькую блондинку. Она сидела в третьем ряду. И смотрела на него. Не отрываясь.
Узнавание ударило под дых с такой силой, куда там Молоту!
Веснушка! Она!
Или…
Черный, у тебя наконец-то поехала крыша? Да?
Похоже на то…
Черный смотрел, не отрываясь, в темные глаза, с ринга кажущиеся огромными, черными… Бледная кожа.
Где твои веснушки, Веснушка?
Это ты? Да? Ты меня узнала?
Короткие светлые волосы… Где твои косы?
Веснушка?
Она смотрела, смотрела, смотрела…
Он не мог понять отсюда выражения ее глаз.
И оторваться не мог. Физически.
Гонга не слышал. Что ему орал в ухо Кирик – не слышал.
Когда подлетевший Ворон силой развернул его за подбородок к себе, Черный чуть было не въебал ему. Еле затормозил, непонимающе и яростно упираясь в него бешеными глазами.
А потом… Вернулся взглядом обратно.
Это была она. Веснушка. Его Веснушка.
Здесь.
Черный усмехнулся, встал, развернулся к зрителям. К ней.
По-прежнему не слыша, что орут ему Ворон и Кирик, что скандируют трибуны. Только она. Бледное пятно лица в третьем ряду.
Веснушка. Ты пришла на меня посмотреть?
Он повернулся к двигающемуся на него Молоту, повел плечами.
Смотри, Веснушка.
Это для тебя.
Глава 7
Мятущаяся русская душа
– Смотри, только никому про это место.
Павлов усмехнулся, подмигнул. Типа, шутка. Или не шутка. Сама решай, Элен. Это он меня так стал называть. Еще в школе, когда узнал, откуда приехала. Правда, я так и не поняла, почему на французский манер, но не стала исправлять. Путь зовет. Элен, так Элен.
Я сидела на пассажирском в его новом мерсе, последней модели. Наверно. Честно говоря, настолько далека от этого всего, что без разницы – первая модель, последняя…
У Вити вон, все семь лет, что мы знакомы, один и тот же трактор, и ничего. Не думаю, что кто-то, посмотрев на его тачку, сделает неправильные выводы.
Ну, а если сделает… Флаг ему. На могилу.
Так что и тут я бы не особо обратила внимания, но Вова очень уж гордился.
Он вообще обставил наш уход с вечера встреч пафосно. Со всеми солидно попрощался, с парнями поручкался, девчонкам покивал, побалагурил, щедро предложил еще покупать, чего они захотят, а потом скинуть ему сумму по смс, он оплатит.
Я стояла молча.
И ловила на себе неприязненные взгляды.
Судя по всему, на Вову тут были виды. Причем, как у девчонок, так и у парней. И то, что он куда-то сваливал со мной под мышкой… Раздражало. Бесило.
А потому я улыбнулась.
Не особо люблю бесить, обычно ничего из этого хорошего не выходит… Но тут так хотелось выставить перед собой средний палец со словами: «Отсосите, сучки!».
Конечно, не стала. Поймала себя на этом глупом мелочном желании, закусила губу.
Лена, ты чего-то деградируешь, да?
Вроде как не водилось за тобой такого провинциального желания взять реванш. Показать тем, кто тебя когда-то обижал, смотрел с завистью и злостью, ждал, пока споткнешься, чтоб пнуть в спину побольнее… Показать им всем, кто ты теперь. И кто они. Никогда не хотелось. Не мечталось в глупых подростковых бреднях…
Нет, там у меня было другое…
Там я приезжала в родной город и встречала…
Черт, все.
Тупая сентиментальность, никому не нужная.
И прежде всего, тебе, Лена.
Ты сейчас встряхнешься и поедешь развлекаться! Поняла?
С самым крутым парнем из своих бывших одноклассников.
«Не самым крутым, Лена, – тут же предательски скребнуло что-то внутри, – не самым… Самый крутой был твой…»
Голос я заткнула, перестала улыбаться и вышла в школьный коридор.
Первая.
До машины мы шли с Павловым в молчании. Нет, он пытался что-то сказать, повспоминать, удариться в ностальгию.
Но я не поддержала.
Почему-то развлекаться мне резко расхотелось, настроение испортилось окончательно. И я уже подумывала отказаться и свалить в номер, посмотреть на останки Толика.
Но Павлов, словно ощутив мой настрой, резко заткнулся, галантно усадил в машину и тронулся в путь.
Я смотрела на ночной город, уже не казавшийся мне родным.
Темный, мрачный, яркая иллюминация выглядела жалко даже в центре. Не сравнить с Европой, конечно…
Что ты тут хочешь найти, Лена?
Именно в это мгновение, пока смотрела на темные дома хрущевок, я осознала свою ошибку.
Не надо было приезжать. Глупость это все.
Конечно, там, в Мюнхене, мне сейчас тоже будет несладко. Потому что решение-то я, несмотря на желание вернуться, приняла. И менять его не буду.
Мать насядет.
И Руп… Он ни в чем не виноват.
Он – нормальный.
Это у меня, выращенной на Достоевском и Толстом, мятущаяся русская душа. Это, если что, не мои слова. Я бы такую тупость не придумала даже.
Это все Руп.
Во время одной из наших ссор.
Я тогда заткнулась, смотрела на него с полминуты удивленно, а потом еще минут пять ржала.
А Руп, в кои-то веки подготовившийся качественно к словесной перепалке со мной и выкативший такой шикарный заученный аргумент, глупо и обиженно хлопал белесыми ресницами и дул губы.
Большое немецкое дитя…
Но ведь прав был.
Попал нечаянно пальцем в самое больное.
Потому что с тех пор я сама свое глупое состояние по-другому никак не называла.
Мятущаяся русская душа.
И вот меня… Метает… Мечет? Метет?
Господи… Мятущийся русский язык…
– И вот, понимаешь, после мерса любая другая модель… Ну говно какое-то… Элен?
– А?
Я развернулась, непонимающе уставилась на Вову.
Черт… Он, похоже, со мной говорил все это время…
Молодец, Лена. Мо-ло-дец…
– Вов, ты знаешь, я…
– Подъезжаем, – оборвал он меня, тормозя у какого-то темного ангара в промзоне.
Заглушил мотор, повернулся ко мне, улыбнулся заговорщицки:
– Смотри, никому про это место…
– Вова, ты же меня не в подпольное казино привез? – подозрительно уточнила я, не спеша трогаться за ручку двери, – ты же в курсе, что это нихрена не интересно?
– Элееен… – Протянул он манерно, – обижаааешь…
Вышел из машины, легко скользнул по капоту, останавливаясь с моей стороны, открыл дверь, подал руку.
Прямо крутой чувак, куда деваться…
Я вышагнула на снег, поежилась под мартовским ветром.
Черт… Отвыкла я все же от нашей зимы. В пальто прохладно. И голые коленки в прорезях джинсов покрылись мурашками.
– Пошли скорее!
Павлов настойчиво потянул меня к ангару.
В лицо мне летел липкий снег, превращая красивый смоки-айз в маску клоуна, нихрена не было видно.
Все злило до невозможности.
Поэтому, когда мы зашли в большое помещение, я какое-то время стояла, словно слепая, и пыталась привести в порядок залепленную снегом физиономию.
– Давай, пойдем уже! Можешь не раздеваться, тут не жарко, а ты тем более в пиджак вырядилась.
Павлов потянул меня опять за руку, но я вырвала с досадой.
Огляделась.
Большой вестибюль, полно народа. Реально как-то ангар напоминает. Несколько дверей, наверняка за одной из них туалет. Туда мне и надо. Срочно. Пока не стала пандой.
– Мне надо в туалет.
– Ладно. Давай туда, – Павлов указал мне дверь неподалеку. – Я буду там, сразу иди, поняла?
Он кивнул в глубь вестибюля, где были еще двери. Большие. Каждый раз, когда они открывались, оттуда слышался гул голосов и музыкальные биты.
Черт, он меня в клуб какой-то подпольный привез, что ли?
И что здесь необычного?
Нет, для него, русского провинциального мальчика, может и необычно.
Но для меня… Вот нисколько.
Я кивнула злобно и пошла в туалет.
Там оценила уровень треша, потому что как-то отвыкла я от такой грязищи, кое-как убрала влажными салфетками трындец на лице, с остервенением пригладила волосы.
И твердо решила сваливать отсюда. Пусть этот придурок сам под свою тупую музыку трясется. Тоже мне, кавалер-удивитель. Удивил.
Но, когда я вышла из туалета, обнаружились сразу две проблемы.
Первая. Тут не ловила сеть. Или ее глушили. Невозможно было вызвать такси, геолокация не срабатывала.
И вторая.
Сама отсюда я могла уехать только с одним из многозначительно пялящихся на меня уродов, которыми, как оказалось, был переполнен вестибюль грязного ангара.
Я уже давно научилась не нарываться, хватило прямо первого раза, когда дядьку родного под пули подставила, а потому ситуацию оценивала трезво.
Неизвестно, где я.
На улице – жопа из снега, дождя и ветра.
Здесь – тоже жопа. Но из каких-то криминальных утырков.
Выход?
Звонить Коле. Это значит расписываться сходу в том, что я – неадекватная дура, и, не успев приехать, тут же умудрилась макнуться в дерьмо по самую макушку. Слова дядьки, глаза дядьки я представляла себе прямо в красках. Нет уж.
Звонить Вите. И быть готовой к тому, что здесь всех нагнут раком просто за то, что пялились слишком откровенно, а меня радостно запрут в его загородном доме – гробине, и будут выпускать в город только в сопровождении трех похожих на зеков охранников. Хотя, почему похожих??? Тоже нет.
Идти к Вове. Решать с ним вопрос отправки меня домой. Наверняка он может сюда вызвать такси. Или отвезти. Для этого надо перетерпеть, пересечь вестибюль и, вполне возможно, еще и немного поуговаривать придурка. Ну что ж. Третий вариант – самый реальный.
А уговаривать и прогибаться… Лена, это тебе будет наказание такое. За глупость.
Я независимо задрала подбородок и быстро пошла к дверям в другое помещение. Липкие взгляды хотелось с себя смыть дегтярным мылом. Как блох.
И вот четно говоря, ко всему была готова, когда дверь открывала. И к толпе, прыгающей под кислотную или тяжелую музыку, и к разнузданному стрип-бару, и к подпольному все же казино…