Читать онлайн Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ бесплатно

ISBN 978-5-4490-7392-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КОНИ РЫЖИЕ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

Рис.0 Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ

«Летний отдых обдумав взвешено…»

Летний отдых обдумав взвешено,
Я в деревню поехала, в Мешено,
Где моя проживала бабушка.
Я любила ее оладушки,
Пирожки с лучком и картошкою,
Я спала на печи вместе с кошкою
И совсем не скучала по городу,
С коромыслом ходила по воду,
Хоть к тому не была привычною.
Я кормила цыплят пшеничкою
И остывшею пшенной кашею,
Я скоблила ножом пол некрашеный
В пятистенке сухом и бревенчатом,
Самовар раздувала вечером
Сапогом с голенищем хромовым,
Пол в хлеву устилала соломою.
Я одежду забросила модную,
Не могла надышаться свободою.
Я пила молоко топленое.
Я любила стоять пред иконами
Почерневшими, очень старыми.
Мне казались Святые усталыми,
Богоматерь с младенцем горестной.
Ей и кланялась бабушка поясно
И шептала молитву долгую.
Ну, а я была комсомолкою,
Жизнь иными мерками мерила.
Я вышучивала суеверия,
Предрассудки и страхи дремучие,
Мы с ней спорили в редких случаях
Между делом, легко, с прибаутками,
Оставаясь друг к другу чуткими.
В этом споре и не было правого.
Меня местные звали: – Павою, —
Или просто: – Эй, ты приезжая!
Я серьезной была и сдержанной.
Меня видели часто с книжками.
Я еще не дружила с мальчишками.
Все они мне казались глупыми,
неотесанными и грубыми.
С них и спрашивать было нечего.

Но вот как-то однажды вечером
У реки, там, где ивы купаются,
Ты окликнул меня:
– Красавица!
Не скучаешь одна на лавочке?
Торопились на танцы парочки,
Где-то пела гармонь далекая
И в груди моей что-то екнуло.
Мне и вправду было невесело,
Только гордость вдруг перевесила
И ответила я раскованно:
– Как-нибудь обойдусь без клоуна.
Ты смолчал, лишь уздечка звякнула.
И зачем только я это ляпнула.
Конь заржал и зацокал копытами…
И осталась я позабытою,
Молчаливой, во всем неправою
На скамье под луной лукавою,
Обвиняя себя бесстыжую,
Что теперь тебя не увижу я.
Вспоминала глаза и волосы,
И каким говорил ты голосом,
Руки жилистые и ловкие,
Как вскочил на коня со сноровкой ты,
Как с обидой своею справился.
Ты тогда уже мне понравился.

***
Я боролась всю ночь с бессонницей,
Я хотела с тобой познакомиться,
Целый день притворялась беспечною
И едва дотянула до вечера.
Я была из десятка неробкого…
Ты коней вел все той же тропкою,
Но меня ни о чем не спрашивал.
– Эй, чем кони твои накрашены? —
Начала я сама. Чуть выждала
И добавила:
– Слишком уж рыжие.
Но ты руки развел:
– Так случается.
Если хочешь, давай покатаемся.
И слова твои были вежливы,
Ио глаза озорны, насмешливы.
В небе ярко сияло полмесяца.
Я плохою была наездницей,
Но ответила:
– Что ж попробуем!
И ресницы твои чуть дрогнули,
Ты смотрел на меня растерянно.
Я сама была не уверенна,
Что смогу, что я это сделаю,
Но тебе уступать не хотела я.
И твой конь подо мною взлаивал,
Не скакал, а едва вышагивал,
Темным глазом косил испуганно
На меня – «что ты делаешь, пугало?».
Я в бока его била пятками,
За тобою следила украдкой,
Как ты водишь коня поводьями,
А потом получилось, вроде бы.

***
Как бескрылая птица летела я…
Были мы с конем одно целое
И, обвитая рыжей гривою,
Я себя ощущала счастливою.
Ты меня называл «амазонкою»,
Сумасшедшей и смелой девчонкою.
Я и с Лешим сумела б справиться,
Лишь бы только тебе понравиться!
Я была тобой очарована,
Ты держался со мной раскованно,
Твои мышцы играли силою,
В тебе было что-то красивое,
Что-то дикое, скрытое, тайное…
Наступила минута прощальная,
Я решила:
– Привыкнешь – сблизимся…
И ты вдруг спросил:
– Завтра свидимся?
Сладко пахло малиной и розами,
Над деревней рассвет плыл розовый,
И глаза твои были ясными,
И казались мне кони красными.
Ты смотрел на меня выжидательно
И сказала я:
– Обязательно,
Обязательно завтра встретимся,
На тропинке под ивой развесистой.
В дом вбежала и дверь захлопнула.
Я от радости чуть не лопнула,
Лишь и крикнула:
– До свидания!
Я весь день провела в ожидании
И едва дотянула до вечера.
Я себя вела опрометчиво…

***
Мы встречались с тобой лето целое,
Я была, как негр, загорелая
И совсем раздружилась с книжками.
Я коней объезжала с мальчишками,
Верх брала на любых состязаниях.
Говорил ты мне:
– Ненормальная,
Ты пойми, что везет до случая.
Ты жалел меня, был уступчивым,
Все мои упреждал желания,
Но пришла пора расставания…

***
Ничего еще не было сказано,
Были мы с тобой очень разными
И ты вымолвил еле слышимо:
– Нас роднят только кони рыжие, —
Незнакомым осипшим голосом
Перед самым отходом поезда.
– Ты студентка, – продолжил сухо ты, —
Ты мечтаешь заняться наукою,
Ты умна, у тебя воспитание,
А мой дед был простым крестьянином.
Мой отец пашет землю на тракторе.
Кем я буду? Таким же пахарем.
Я стояла в пролете тамбура,
Ветер стебли гнул топинамбура
И, кусты раздвигая ближние,
Морды вскинули кони рыжие.
Ты смотрел на меня выжидающе,
Монолог твой был отрезвляющим.
Прошептала я:
– Так случается.
Мне пора, поезд мой отправляется.
И добавила очень искренне:
– Я тебя забросаю письмами.
У меня еще будут каникулы.
Но ты вскинул вдруг руки пониклые,
Плечи сжал мне, до губ дотронулся
Лишь губами и поезд мой тронулся.
И я крикнула:
– До свидания!

***
Я с тех пор не люблю расставания,
Объяснения слишком длинные.
Ты ответил: – Прощай любимая!
Я не знаю, о чем я плакала,
Только слезы беззвучно капали,
Степь мелькала вдали за окнами
Перелесками, речками, копнами
И, земли не касаясь выжженной,
Мчались вровень со мной кони рыжие.

ЛИТЕРНЫЙ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

Рис.1 Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ

«Я в вагоне ехала литерном…»

Я в вагоне ехала литерном,
В скором поезде прямо до Питера.
Попрощавшись с родней и подругами,
Я отправилась в центр за науками,
Свои планы лелея наивные.
На мне были трико спортивные
И футболка обыкновенная
С рукавами короткими, белая.
Для поездки излишне маркая.
Я казалась провинциалкою
Всем, кто с полок меня разглядывал.
И я съеживалась под взглядами,
Иногда откровенно бесстыжими.
Мои волосы были рыжими,
А ресницы и брови белесыми.
Я легко распрощалась с косами,
Заменив их на стрижку короткую.
Я имела программу четкую —
Сдать экзамены в политехнический.
Я рассматривала критически
У окошка журнальчик старенький,
Уминая ванильные пряники,
И казалась вполне довольною…

***
На тебя посмотрела невольно я.
Ты спросил:
– Ну, и что там в журнальчике, —
Протянув мне пломбир в стаканчике.
Я ответило настороженно,
Что девчонок полнит мороженое.
Дно стаканчика было влажное.
– Ну, так что там в журнале важного?
– Ничего!
– Ничего интересного?
– Вот взгляните!
Глаза неизвестного
Были синими, со смешинками.
– А, скажите, журнал с картинками?
Я подумала, что ты чокнутый,
Уже стало смеркаться за окнами,
Но ответила:
– Да, как мне, помнится.
– А не лучше ли нам познакомиться? —
Ты спросил. Я на полке заерзала.
Я лишь внешне казалась взрослою
И мне все это вовсе не нравилось,
Но, подумав, я все же представилась,
Взгляд стыдливо укрыв под ресницами.
Разносился чай проводницами,
Предлагались официантками
Пассажирам кульки с баранками,
Сахар, вафли, печенье сладкое.
Я копейки считала украдкою.
Ты представился просто, без отчества,
И спросил:
– А вам чаю хочется?
Я смолчала.
– Нам два и с сахаром, —
Заказал ты. Я чуть ни плакала.
– И коробку конфет для девочки.
– Нет, не надо! Мне лучше семечки
В упаковке, вон те, лущеные.
Я глаза опустила смущенные,
Прошептав:
– Так мы можем поссориться…
Не извольте впредь беспокоиться.

***
Вдруг в купе нашем вспыхнула лампочка.
Молодая официанточка
Улыбнулась все понимающе
И промолвил ты примиряюще,
Что для ссоры не видишь повода.
Потянуло вечерним холодом
Из окошка чуть приоткрытого.
Я девчонкой была воспитанной.
Меня мама держала в строгости.
Я имела понятье о гордости
И еще о мужском легкомыслии…
Ты из сумки достал провизию,
Разложил предо мной на столике.
Я лежала на полке с томиком,
Уж не помню, какого автора.
Я не ела, наверное, с завтрака,
Я весь день голодала намеренно.
Но ты вдруг предложил неуверенно:
– Разделите со мной одиночество,
Одному есть совсем не хочется.
А потом пояснил с запозданием,
Поведя рукой:
– Это мамины
Разносолы, картошка, булочки.
Я ж с единственной ехала сумочкой,
Разместив в ней все самое важное.
Мне претили баулы багажные,
Рюкзаки, чемоданы с нарядами.
Мы с тобой обменялись взглядами…

***
Я смягчилась:
– Ну, если мамины…
Поезд мчался по расписанию
И отсчитывал стыки литерный.
Ты со мною был обходителен,
И мы даже неплохо поладили.
Проводница включила радио.
Время было совсем неурочное.
Ободзинский пел песню «Восточную»,
С ожиданьем, с надеждой, с досадою…
Ты читал мне стихи Асадова
Беспокойные и мятежные,
А хотелось чего-то нежного,
Чтоб не гибла любовь под пулями,
Чтоб жила, как у Ахмадулиной,
Чтоб была высоко воспетою.
Так и спорили до рассвета мы.
Я читала тебе Есенина,
За окошком мелькали селения,
Переезды, мосты над речками.
Фонари мне казались свечками,
А лесные массивы чащобами…
Лишь под утро уснули оба мы,
а проснулись за час до Питера.

***
Приближался к вокзалу литерный.
Я сменила футболку на блузочку,
Я надела короткую юбочку,
Уложила расческой волосы.
Ты спросил меня сдавленным голосом:
– А какой у вас адрес в Питере?
Я сказала про общежитие
И про то, что хочу стать студенткою.
Я не знала, что делать с коленками,
Что казались мне слишком острыми.
Я хотела накрыть их простынью,
Но подумала, лучше сумочкой…
Я держалась с тобой, как дурочка.
Ты был старше меня, уверенней,
Ты откуда-то ехал с севера,
где бывал по делам издательства.
Ты счастливым назвал обстоятельством
Нашу встречу в вагоне литерном,
А я бредила только Питером,
И следила глазами влюбленными
За мелькающими перронами
За окном, и читала расслабленно
Их названия: Колпино, Саблино…
Ты листы разложил бумажные.
Я подумала, что-то важное…
Каждый полон своими заботами.
Показались пути с переходами,
Поезда, светофоры разные:
То зеленые, а то красные,
Башни новые, старые здания;
Надпись яркая: «Зал ожидания»,
Люди, лица, цветы, движение…
И сказала я с отчуждением:
– До свидания. Спасибо за булочки…
Я держала ремни моей сумочки
В своей правой руке, а в левую
Ты вложил мне бумажку белую,
Произнес:
– Прочитай внимательно!
Я заверила:
– Обязательно!
И минуты были неловкими…

***
Я носила туфли с подковками,
С каблуками подъема высокого.
Я шагала и громко цокала,
Багажа не имея лишнего.
Я читала четверостишие —
Твое новое стихотворение.
Я сдержать не могла волнения.
Ты писал о любви и признание
Я читала твое со вниманием.
В нем ты мне с необычным мужеством
Предлагал и любовь, и замужество,
Обещал меня сделать счастливою,
Называл меня самой красивою.
Ты остался в вагоне поезда
Ждать ответа… Мне стало боязно.
Покачнулись земля ли, небо ли?
Но любви в моем сердце не было.
– Я и жизни еще не видела, —
Заключила я как-то обыденно.
Ты вошел в мою жизнь непрошено,
В тебе было много хорошего,
Ты судил обо всем обстоятельно,
Ты бы мог быть моим приятелем,
Я же просто твоей знакомою…
Я в тебя не была влюбленною
и мне нравилось быть свободною…

***
И я вскинула голову гордую
и, уже принимая решение,
лист сложила с твоим сочинением,
в сумку сунула. Так случается,
кто-то сходится, кто-то прощается,
просто встреча несвоевременна.
Я была в этом твердо уверена,
устремляясь навстречу с Питером
мимо окон вагона с литерой.

ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

Рис.2 Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ

«Сколько помню себя, со младости…»

Сколько помню себя, со младости
Я любила восточные сладости.
Расстегнув свой карман с прорехами,
Ты шербет извлекал ореховый,
Для меня припасенный заранее.
Я была полна ликования,
Но, желая казаться сдержанной,
Говорила, «мерси», я вежливо,
Как и должно воспитанной девочке.
Тебя звали все взрослые Севочкой.
Ты владел виртуозно мячиком,
Ты был очень спортивным мальчиком.
В кедах, шортах, футболке старенькой
Ты ко мне относился, как к маленькой.
Называл меня мило: – Любочкой.
Я носила короткие юбочки,
Гольфы белые, полуботики,
И на кнопках пиджак коротенький
Из какой —то ткани вельветовой
В рубчик мелкий и фиолетовый.
Я вплетала в косички бантики,
Собирала конфетные фантики
И имела контральто низкое,
В детском хоре была солисткою,
Вовлеченной во всю самодеятельность.
Я артисткою стать надеялась,
Расширяла программу сольную.
Ты ж мечтал стать звездой футбольною.
Всех дворовых игр был застрельщиком,
ну, а я твоим верным болельщиком.

***
Мы делились друг с другом успехами,
А потом вы с семьей уехали
По военному предписанию
В городок один, без названия.
Ты признался мне как-то вечером,
Что он просто порт засекреченный
На далеком и крайнем севере.
Твой отец капитаном был сейнера.
Нет, наверное, все же крейсера.
Мы прощались с тобой невесело.
Долго, молча сидели на лавочке,
Падал свет от фонарной лампочки
И ты встал предо мной на корточки…
Мама крикнула мне из форточки:
– Люба, хватит уже невеститься.
Ты утешил меня: – Еще встретимся.
И ладони твои были жаркими.

***
Ты писал мне письма с помарками,
Но понятным, разборчивым почерком.
Они были скупыми, как очерки:
Про друзей, про поступки невинные,
Но все больше про матчи спортивные.
Ты описывал пасы доходчиво,
Букву Л (эл) выводил с многоточием
И приписывал:
– Жди! Еще встретимся!
Но шли дни, а за днями месяцы…
Я дружила с другими детками,
Был весь двор наш расчерчен клетками —
Мы играли с подружками в классики.
У меня уже были часики
На простом ремешке, но взрослые.
Я имела сужденья серьезные
И о нас задавалась вопросами.
Я легко распрощалась с косами,
Укрощая вихры заколками,
Мне казались минуты долгими
И никто уж не звал меня – Любочкой.

***
Я носила узкие юбочки,
Блузки ситцевые, отстроченные
По всем швам и колготки непрочные —
На коленках чуть-чуть провислые.
Я сорвала контральто низкое
И читала до помрачения
Все подряд, но всех больше Есенина,
И едва поняла Белинского.
Я любила слушать Вертинского.
И скользила игла раздражающе
По пластинке долгоиграющей,
Основательно мной заигранной
Патефонными старыми иглами.
Мне хотелось хоть в чем-то прославиться,
Но была я совсем не красавицей —
Потому и пошла в отличники.
Я штудировала задачники.
Мне казались грубыми мальчики,
А хотелось чего-то нежного…
Я была ученицей прилежною
И гордилась своими отметками.

***
Твои письма ко мне были редкими,
Текст их был мне известен заранее:
– Здравствуй! Как ты? Я жив! До свидания!
И опять обещание встретиться.
Но шли дни, а за днями месяцы…
Я уже не играла в песочнице,
Я студенткой была заочницей.
И работала днем на фабрике,
Ожидая, что ты на кораблике
Приплывешь ко мне. И мечтала я,
Чтоб был парус из шелка алого.
Мне пора уже было невеститься-
Выходили замуж ровесницы,
Я ж тебе оставалась верною.

***
Называли меня блаженною,
Редко Любой, а чаще Любкою.
Ну, а я была однолюбкою
И тебе, как себе, я верила.
Ты писал, что вернешься с севера
Сразу, только отслужишь в армии,
даже день сообщал заранее.
Ты на судне отца был мичманом.
Ты писал, что там море отличное
И что мне оно тоже понравится,
Что там все не так, что там тянется
День полгода и ночи белые,
Что на флоте ребята смелые
И что мичманы поздно ли, рано ли
Все становятся капитанами.

***
Но вот как-то однажды вечером,
Когда мне было делать нечего,
Я читала томик Ахматовой.
За окном стыл закат агатовый,
Постучался вдруг кто-то в дверь ко мне.
Отворив, я застыла растерянной,
Ты ж и скрыть не пытался радости,
А в руках твоих были сладости-
Мой любимый шербет ореховый.
А потом мы в трамвае ехали,
Будто плыли по морю плавному,
И сияли щиты рекламные
За окном парусиной алою…

***
Все сбылось, как о том и мечтала я.

СКИФЯНКА

ПОЭМА

Рис.3 Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ

***

I

Полнолунье. Июльская ночь.
Звезд холодный свинец серебрится.
Слуги спят. Спит и царская дочь,
Только что-то Атею не спится.
Но не так далеко до утра.
Он поднялся с циновки бесшумно
И, нащупав кафтан, из шатра
Вышел в сумрак, желая подумать.
Пахнет пылью, иссохшей травой,
Где-то птица безумная стонет,
И, заслышав вдали волчий вой,
Захрипели встревожено кони.
Выжег степи полуденный зной,
Пожелтели кустарники даже.
Царь, заслышав шаги за спиной,
Оглянулся на звук – это стража.
Заиграл алой кровью рассвет,
Разгоняя ночную тревогу,
Ждать дождей больше времени нет!
Надо племя готовить в дорогу.
Пастухи, заслоняя обзор,
К водопою погнали скотину,
И протяжно, призывно шоор¹
Огласил гулким воем долину
И ближайшие сопки вокруг.
Стан проснулся, заметно движенье.
– Нужно двигаться дальше, на юг, —
Принял царь, возвращаясь, решенье.

II

– Мне коня, – приказал он слуге,
Что шел рядом, ему не мешая.
И уже в стременах и седле
Пояснил:
– Я к шаману Имаю.
Скит шамана приземист, накрыт
Потемневшей от копоти кожей
И шаман в черных перьях, на вид
На огромного грифа похожий,
Гостя, полог откинув, впустил.
Сам же охрой по пояс раскрашен
Он то что-то в фиале² месил,
То над дымом, идущим из чаши,
Наклонясь, ворошил горсть камней,
Разогретых и темных от сажи.
– Что желаешь, – спросил он, – Атей,
Прикажи. Я исполню сейчас же.
– Мы, – промолвил Атей, – степняки;
Мы – кочевники, мы – скотоводы.
Путь наш – к устью широкой реки,
Где обильны корма, где народы,
Что на этих просторах живут,
Обустраивая их с рожденья,
Нетрусливы и не отдадут
Нам угодий своих без сраженья.
Солнцем выжжена наша земля,
Подступают степные пожары
И рыжеют пучки ковыля,
И пора гнать стада и отары
Ближе к югу. С затменьем луны,
Когда наши одежды и лица
Станут ночью почти не видны,
Нападем на заставы фракийцев.
Их земля – удивительный край,
Буйных трав непрерывно кипенье.
Я желаю у духов, Имай,
На поход испросить одобренья.

III

Царь жесток был как вепрь. Как орлан
Смел и зорок, хитер как лисица.
За дурное предвестье шаман
Мог своей головой поплатиться.
Но он знал, как не прост его гость,
Оценил, что дары его щедры,
И на камни горячие горсть
Бросил высохших прутьев эфедры³.
В гулкий бубен ударил, затряс
Связкой гривн⁴ золотых, выпил сомы⁵
И запел, и пустился вдруг в пляс,
Заметался, как дух невесомый,
Извиваясь, кружась все сильней,
Бил руками, как крыльями птица
И тянулся из чаши, как змей,
Сизый дым, обрамляя ресницы,
Его бороду, пряди волос,
Отравляя душком ядовитым…
И шаман, вдруг упав, произнес:
– Царь, ты будешь в сраженье убитым!
Царь вскочил, обнажил акинак⁶
И за космы безвольное тело
Приподнял.
– Что ты мелешь, дурак!
Получай! Он по горлу умело
Полоснул его, вышел на свет,
С гневом меч вбил в богатые ножны.
– Хорошо, что свидетелей нет
Предсказаньям постыдным и ложным! —
Царь подумал, садясь на коня.
– Ну, а если он прав и последний
Смертный бой ожидает меня,
Нужен внук мне, а царству наследник!

IV

Вот Исилл. Чем царевне ни муж?
Пусть в летах, но он доблестный воин,
Мне покорен и верен, к тому ж
Будет Ольвии парой достойной.
Все при нем – и секира и щит,
Шлем и панцирь сработаны ловко
Мастерами и полон горит⁷
Стрел, и поножи⁸ бронзовой ковки.

V

Вход в шатер. Раб, готовый помочь,
Подскочил, принимая поводья.
– Где же Ольвия? Где моя дочь?
Мы еще не видались сегодня! —
Звал Атей.
– Что случилось, отец? —
Дочь с плеча отвела покрывало,
Золотой поправляя венец, —
– Я на арфе, ты слышал, играла.
Раб Ахилл и толков и умен,
Знает много сказаний, историй
И немало известных имен,
Был вниманьем царей удостоен…
Но Атей дочь свою перебил,
Ничего не желая знать боле.
– Дочь, к тебе я лишь с тем и спешил,
Чтоб сейчас объявить свою волю.
Я об этом подумал не вдруг.
Я слабею. Мне власть не по силам.
Нужен царству наследник, мне – внук,
Тебе – муж и я выбрал Исилла.
– Но, отец, он не люб мне совсем!
Не умен, и не молод, и скушен!
– Я в зятья его выбрал затем
Лишь одним, чтоб он был мне послушен!
Ты мне дочь! Мое слово закон!
Как ты смеешь сейчас мне перечить?!
Знай, твоим соправителем он
Станет, если погибну я в сече!
А любовь – это глупость, зола
От костра, что сгорел и дымится.
До сих пор ты царевной была —
Будешь Скифского царства царицей!
И, уже повернувшись спиной,
Приказал:
– Жди сватов спозаранку.
И ушел.
– Нет! Исиллу женой
Я не буду! Иль я ни скифянка?! —
Закипела вдруг в Ольвии кровь, —
Стар отец, его сердце остыло,
Позабыв, что такое любовь,
Мне ж и дня не прожить без Ахилла.

VI

Раб Ахилл был поэтом, певцом
(его слушал и баловал Дарий)
Но был схвачен в бою, ослеплен,
Чтоб не мог убежать, и подарен
Царской дочери. Вроде шута
Был при ней, чтоб она не скучала
Без подруг, но его доброта
В ней к Ахиллу любовь пробуждала.
Грек и впрямь был силен и красив.
И хоть шут из него не удался,
Он свою госпожу оценив
За сердечность, к ней сам привязался
Всей душой. Оставаясь вдвоем,
Пел ей песни, внимал ее пенью
И со временем верным рабом
Стал ее и покорною тенью.
А когда по весне расцвели
Ноготки, оживляя округу,
Спела арфа двоим о любви
И они потянулись друг к другу.

VII

Вечер близок. В шатре тишина.
Слуги смолкли. Лишь Ольвия
бродит по своей половине, бледна,
От волненья нигде не находит
Ни покоя, ни места себе.
Нет, не может она в самом деле
Покориться так просто судьбе!
И царевна взмолилась Кибеле⁹.
– О, Кибела – богиня зверей,
Я грешна, я люблю иноверца
Власти, золота, жизни сильней.
Когда я бы имела два сердца
И второе б любило его!
Но я вовсе о том не жалею!
Или все иль совсем ничего —
Я иначе любить не умею!
Мой отец во мне видит не дочь,
А лишь средство к намеченной цели.
Ты одна только можешь помочь
Мне, – молилась царевна Кибеле.
Помолилась и будто во сне,
Полагаясь на милость богини,
Приказала слуге:
– В табуне
Отбери двух коней самых сильных!
Тотчас платье сняла, а затем
Украшения с рук золотые.
Две косы уложила под шлем,
Шаровары, рубаху мужские
Натянула, устроилась ждать,
Когда день отрумянится летний….
Все готово к тому, чтоб бежать.
Выбор сделан. Нет времени медлить!
На подставке лежат зеркала,
Золотые подвески, кулоны,
Гребень с фризом¹⁰ (на фризе орла
Раздирают на части грифоны).
Среди них, как ладья на боку,
Позабытая арфа скифянки….
Лишь стемнело, нырнула во мглу,
дочь царя и к Ахиллу в землянку
Прибежала.

VIII

Не тратя минут
Дорогих, все как есть изложила
Без вступления:
– Завтра придут
Меня сватать с утра за Исилла.
Мой Ахилл, я готова бежать.
Нам оседланы лучшие кони,
Мои слуги умеют молчать
И отец нас с тобой не догонит!
Мой, ты знаешь, известен удел —
Быть царицею Скифского царства,
Умножать, как отец мой умел,
И владенья его, и богатства.
Духу скрытых сокровищ служить,
Его злой, разрушительной воле.
А я просто желаю любить
И надеюсь мне боги позволят!
Что ты медлишь? Скорее в седло!
Уже небо засыпали звезды,
Но безглазые веки его
Затопили счастливые слезы.
– Как я долго об этом мечтал! —
Произнес он.
– Как жаждал свободы!
И безумствовал я, и страдал,
И надеялся все эти годы
Еще раз сесть верхом на коня,
Сбросить цепи постылого рабства
И вернуться домой, где меня
Ждут родные, надеясь дождаться.

IX

Царь Атей был побегом взбешен,
Тряс главой, волосами седыми.
И дружинникам был оглашен
Его грозный приказ:
– Взять живыми!
Выбрал самых достойных гонцов,
Разослал во все земли отряды,
А тому, кто вернет беглецов,
Обещал дорогие награды.
Вот и солнце взобралось в зенит,
Зверь дороги и тот сторонится.
И разносится топот копыт
По широкой степи, да клубится
Пыль дорожная, мечется плеть,
Натянулись тугие подпруги,
Но, настигнув, накинули сеть
На влюбленных Атеевы слуги.

X

Суд царя и суров был и скор.
И, хоть случай задел его лично,
Он исполнить велел приговор
По незыблемым скифским обычаям.
Никакой им особой вины,
Кроме грешной любви не вменяя,
Раб пожертвован богу войны
Был, а Ольвия – богу Папая¹¹

Продолжить чтение

Читать онлайн Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ бесплатно

КОНИ РЫЖИЕ МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

«Летний отдых обдумав взвешено…»

ЛИТЕРНЫЙ МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

«Я в вагоне ехала литерном…»

ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

«Сколько помню себя, со младости…»

СКИФЯНКА ПОЭМА

***

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

КОНИ РЫЖИЕ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

ЛИТЕРНЫЙ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

СКИФЯНКА

ПОЭМА