Ада, или Отрада

Краткое содержание
«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.
Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В нашей библиотеке Вы имеете возможность скачать книгу Ада, или Отрада Владимир Набоков или читать онлайн в формате epub, fb2, pdf, txt, а также можете купить бумажную книгу в интернет магазине партнеров.
Последние отзывы читателей
Честно - сначала я не поняла ничего. Только с пятидесятой страницы до меня начало доходить, что здесь роман замешан с философией и научной фантастикой. Замешан профессионально. За многочисленными словесными каламбурами, анаграммами, метафорами, перефразировками (на английском, французском и русском) скрывается целая другая планета (очень похожая на Землю с точки зрения истории), на которой существует некий профессор (в будущем), который с высоты своего десятого десятка пишет семейную хронику, в которой замешана его философия - представления о времени и пространстве (в которой замешаны представления и самого Набокова - это я уже в комментариях прочитала) и история любви всей его жизни. Профессор как бы опирается на свой опыт, свои воспоминания о прекрасной Аде, рассуждая о времени и памяти.
Отдельное внимание хочется уделить этой самой истории любви - странной, полной радости и разочарований, лжи и раскаяния, горячей и практически безусловной. Как можно так любить? Как можно испытывать такой нежный теплый трепет на протяжении 10,20, 40 лет? Переплетения семейной родословной с одной стороны, для своего времени не удивительны, с другой - далеки от морали и норм общества.
Для меня эта книга - теплый летний сад (лето 1884 - вершина уюта, комфорта и теплоты), хотелось возвращаться к ней снова и снова.
Буду перечитывать еще не раз и не пять раз - больше. Говорят, в следующие разы сюжет меняется - ты читаешь уже не об истории любви длиною в жизнь, а об одной лишь героине, в другой раз - о профессоре и его Текстуре времени, дальше - об историческом отрезке сменяющих друг друга эпох и так до бесконечности.
Да, пробираться сквозь игры языков, комментарии, исторические справки нелегко, но без этого книга становится плоской и неполной. Но в «Набоковском корпусе» есть все для понимания, все, что было под силу понять и найти переводчикам и набоковедам. Несмотря на то, что сам писатель не успел перевести свою работу или тщательно проверить перевод другого, стиль и слог передан невозможно красиво (из интервью Андрея Бабикова, которое я уже успела посмотреть, я поняла, что они старались не просто переводить слово в слово «по Гуглу», а находить замену именно такую, какую предпочел бы Набоков, в его стиле, в его манере игры с языком), таких кинематографичных, действительно красиво описанных сцен я еще не встречала в литературе.
Я специально подождала несколько дней, прежде чем написать отзыв, но мой восторг неизменен!
Потому, остерегшись от эмоциональных излияний в адрес Сирина, без ложной скромности скажу, что предмет знаю отменно. А потому, игровое задание прочесть поздний его роман восприняла, как подарок для себя - еще бы, наслаждаться благоуханной набоковской прозой, до которой в противном случае дошли бы руки или нет, бог весть. Поясню, почему могли не дойти. Роман написан по-английски и авторского перевода, в отличии от "Лолиты", не имеет. А читать Набокова, переведенного на русский кем-то еще - в этом все-таки изрядная доля лотереи. Забегая вперед, переведено удачно, неодобрение набоковедов кажется мне преувеличенным. Итак, что есть "Ада"? Эротическая утопия, воскрешающая "Россию, которую мы потеряли" в декорациях, столь любезных ценителям шедевра "Как упоительны в России вечера", но с действием перенесенным в некую условную Антитерру - параллельный мир, отличный от нашего географически и исторически, с некоторыми несерьезными отклонениями от генеральной линии развития, обусловленными, в первую очередь, географией. Мир геополитически поделен не привычным для нас образом, но с доминирующей в восточном полушарии Британской Империей, а в западном Эстотией - конгломератом России и Североамериканских Штатов. Есть еще Татария и ее союзник Китай, противостоящие английскому миру в перманентной Крымской войне. Название Эстотия отсылает в первую очередь не к Эстонии, но к эстетике, иначе - эстетической составляющей человеческой натуры, отличающей в кьеркегоровом смысле обывателя от человека, преодолевшего первую ступень личностного роста. Эстоты, большей частью, хороши собой, более умны и лучше чувствуют прекрасное, чем... Чем кто? Ну, наверно, чем татары или китайцы. Впрочем, с поправкой на ветер. Не все, а лишь привилегированная часть, благополучие которой зиждется на полукрепостном положении большей части народонаселения. Но есть ли нам дело до плебса? Правильно, нет. В фокусе нашего внимания белая кость, голубая кровь и соль земли эстотской. Образ жизни, забавы, занятия, образовательные цензы которой максимально приближены к представлению о дореволюционной жизни, где "гимназистки румяные от мороза чуть пьяные", "и вальсы Шуберта, и хруст французской булки". Что ты несешь, окстись, это все вульгарнейшая пошлость, а Набоков эталон безупречного вкуса. А я разве спорю? Набоков - это: "Из комнаты в сени свеча переходит и меркнет. Плывет отпечаток в глазах. Пока отражений своих не находит беззвездная ночь в темно-синих ветвях. Пора. Мы уходим. Еще молодые. Со списком еще не приснившихся снов. С последним, чуть зримым мерцаньем России на фосфорных рифмах последних стихов".
Три дюжины слов, а щемяще-нежная потерянная Россия воочию перед тобой, Никто как он не умел этого. Так зачем же теперь лаешь любимого писателя? Затем, что "здесь" любовь, шампанское, закаты, переулки и пресловутый хруст французской булки. Владимир Владимирович, словно бы, задался с этим романом целью наваять шедевр, который переплюнул бы "Лолиту" в рейтинге читательских преференций. Нимфетка? Будьте-пожалте, даже еще и годом моложе. Потерянный рай Гумбертова детства в принадлежащем отцу отеле на французской Ривьере? Тут будет лучше - поместье Ардис: комары, горящий амбар, салфеточная икра, "ах, лето красное, забавы и прогулки". Получите-распишитесь. Запретная страсть? Да сколько угодно во всех мало-мальски пригодных, а то и вовсе непригодных для того местах ("Дорогой, меняя обстановку нашего дома, я хотела бы тебя попросить оставить некоторые вещи в память любовных безумств: кушетку, банкетку, рояль, и... люстру. Ах, Жорж был такой затейник"). Когда вкус отказывает Тельцу, это тотально. Инцест? Его есть у меня, и не какой-нибудь условно-приемлемый: кузен-кузина; нет, уж пусть родные брат и сестричка, а для надежности сунем к ним в койку еще одну нимфетку, растленную сестрой. Поймите, я не обвиняю Набокова в аморальности, он был гений и виртуозный конькобежец с врожденным умением пронестись по ледяной кромке, не сорвавшись в болото китча и порнографии. Только вот, дело в том, что какой бы ни была причина, по которой писатель опускает факел несомого им божественного огня: прикурить или духовку зажечь, результат всегда один - пламя начинает чадить. И можно сколько угодно говорить о постмодерне, пародии на семейную сагу и шедевры мировой литературы; об аллюзиях к к Прусту до Джойсу; можно даже наслаждаться богатством трехъязычных аллитераций. Все это не наполнит пустышку смыслом. И клубничка, собранная с земляничных полян площадью в пол-Европы не перевесит одного белого носочка Лолиты на тех весах, где слышишь: "Ты был взвешен, измерен и признан... ну, ты сам понимаешь"
Соединить несоединимое, сплести чарующее кружево из нитей разных оттенков, непохожих текстур в единое плотно. И получить образец искусства, вглядываясь в глубины которого, захватывает дух.Томно, томно, с лукавой улыбкой Набоков затягивает в свои сети, и вновь не вырваться, и остаться на песчаном дне на все долгие промежутки времени, которыми полна наша жизнь."Ада" вошла в мои мысли еще несколько лет назад, и так осталась в них, постоянно напоминая о себе: "Прочти, прочти..." Так хотелось погрузиться в обволакивающую тяжесть слов.Погрузилась.Выпукло, телесно, нежно, изощренно, запретно пытает читателей этот роман Набокова. Пугает своей бесконечной глубиной, своей невозможной любовью.В "Аде" представлен гуттапречевый образец постмодернизма, который именно в набоковском воплощении может именно так полюбиться.Вместо Земли - Анти-Терра, где торжествует смесь времен: небоскребы Америки, достижения цивилизации двадцатого века и медленно-размеренно текущая жизнь усадьбы из идеального прошлого столь давно несуществующей и никогда вновь не воскреснувшей дореволюционной России. И два героя, их любовь, начавшаяся с Адиных двенадцати лет. Ада Вин и Ван Вин, брат и сестра, и их блуждание сквозь долгие годы к воссоединению. Их отчаянная, горячечная, невероятная, но неоспоримая любовь. Любовь, наполненная в своей сердцевине порывистостью, фатальным эротизмом, страстностью и неизбывной нежностью, что эхом пронесется через их долгие жизни с той детской поры. Ада Вин и Ван Вин. И их вечный миг близости, где всегда будет он, и всегда будет она. Ведь ей, его Аде "при первом же трубном гласе судьбы он сдаст всего себя без остатка".Текст, что выворачивает чувства наизнанку, околдовывает и шокирует неприкрытой обнаженностью тел, слов, но нет и налета пошлости. Игра на грани. И вечные миражи, что тревожат после прочтения. Литературные отсылки, словесные ребусы и ловушки, которые не разгадать до конца.Это сложный, многослойный роман, перегруженный иллюзиями и фантазийностью автора. В этом романе хочется остаться, складывать мозаику из слов, открывая для себя все новые смыслы, окрашивая роман в новые оттенки: золотисто-жженый, лавандовый, алебастровый, медно-рыжеватый, черный, тициановский...Ох, и сколько же еще всего там, в тех страницах позднего Набоковского романа, сколько всего хочется удержать в памяти, запечатлять на чувственном и духовном уровне: образы бабочек, изучаемых Адой; Вана, ходящего на руках в тот памятный июльский день 1884 года; лавандовую рябь моря; долгие жаркие минуты детства и юности в поместье; нескончаемые прикосновения; трепет сердца и тела; необратимость всего случившегося с Адой и Ваном. И погружение с головой в тот медово-волнующий дурман, и пить притягательную горечь из слов. До дна. Без остатка.
– Из чего следует лишь, – сказал Ван, – что положение наше отчаянное.Ну не «все пропало, все пропало», но зрелище удручающее. Помимо прочего, поначалу вызывает отторжение странное претенциозное эстетство, свойственное героям, – порой кажется, это то единственное, во что смогло трансформироваться полученное ими образование. Эрудированность как пассивное потребление чужих идей, поверхностная и жалкая в своей самонадеянности. У Вана она впоследствии переросла-таки в умеренные философствования, а у Ады… ну, как было уже сказано, роман вовсе не о ней. Ведь даже Набоков в своих попытках ломки стереотипов не столь уж радикален. Иначе методу установления женской невинности без телесного обследования мог бы быть противопоставлен столь же деликатный метод установления мужской невинности как адекватный ответ на возможный поворот рыночного спроса и на потребительские ожидания потенциально существующих групп.Кроме того, вопреки высказанным в заключительной части книги опасениям, городок Лолита из штата Техас не был переименован. Что лишний раз доказывает, что в этом инертном мире изменения происходят не так уж часто.
Мерцание медленно падающей и пёстрой листвы, больше похожей на нездешних мотыльков, мимикрирующих под фиговые листочки, порою нежно приникающих к обнажённым телам главных героев, вся радуга любви которых, окрашена в тона и символы цветов и мотыльков ( вид на земную и "грешную" любовь, глазами ангелов) ибо что есть человек, как не куколка ангела?
Роман начинается с геральдического семейного древа, больше похожего на метафизический гибрид древа познания -жизни.
Имя главной героини, почти совпадает с именем " Адам", которого и символизирует главный герой Ван ( эхо прустовского " Свана" , чёрный лебедь а-ля Вронский..)
Имя " Ада" - это второе женское имя после Евы упоминаемое в Библии, и относится оно к " ветви" Каина- земледельца, которого, отчасти и символизирует главный герой; кроме того, " Ада" - имя дочери Байрона ( отсылка к слухам о его порочных связях с сестрой)
Имя " Адам" переводится как " алая земля" , имена матерей главных героев : " Аква" и " Марина".
Этот роман похож на волшебные витражи из снов литературы всех веков, с мотыльковыми бликами " Сна смешного человека" Достоевского и " Улисса", " Офелии" Шекспира, " Алисы в стране чудес" и " Демона" Лермонтова..
Демон Вин ( отец героя) в театре заключает пари с неким князем "N" о том, что соблазнит Марину,- играющей в странной пьесе, объединившей " Онегина" " Золушку" и " Каренину"- т.е. аллюзия на " Фауста", пари Мефистофеля с Богом, где творца в данном случае замещает Nabokov..
Однажды Ада, на полях рукописи данной хроники ( Ада, дочь Марины, до странности напоминает не по годам умную дочку Цветаевой, с похожим именем " Ариадна", также ведущей свой дневник, и также называющую мать " Мариной") в 1965 году - быть может в тот самый год , день и час, когда об Аде и её заметках на полях писал Набоков- обмолвилась о том, что быть может не стоит возвращаться ( намёк на перевоплощение, обыгрываемое в романе в символике бабочек) в этот замаранный мир ( символика сотканности самой ткани романа из образов мировой литературы, теснящих и отражающих друг друга, подобно многим истинам нашего замаранного перевоплощениями и фатальными орбитами вечного возвращения мира) который и существовал то быть может в чьём- то творческом сне..т.е. догадка-прозрение персонажа книги о её творце, а это значит, что отношения брата и сестры ( брата, с инициалами Набокова, брата, отец которого был Демон Вин ( Ворон, Вронский) а с зеркальной цитаты " Карениной" и начинается данный роман, в котором быть может впервые в истории искусства, персонаж служил автору неким " аватаром" , в котором он желал и телесно и духовно слиться и обнять своё творение ( пантеизм искусства !) - т.е. последняя, экзистенциальная ступень творческой саморефлексии..) были воплощением метафизического единства Адама и Евы ( жена и муж - едина плоть)
Но в книге есть ещё и третий, самый мистический и трагический персонаж - Люсетта ( Лилит-Лолита-Золушка т.е. пепел грешной любви, с мерцающим в нём образом Феникса-жар-птицы..
Цветаева ( или Мандельштам ?) однажды высказала мысль, что в идеале, читатель должен стать соавтором стихов поэта, подхватывая почти невесомые образы и заполняя пробелы между ними нечто родственным в душе..
Набокову в высшей степени удалось создать такое произведение искусства, в котором есть прямой диалог между автором и читателем.
Малейшее разветвление романа, каждый его образ, словно соединил в себе Рай и Ад, искусство и жизнь, и лишь от читателя , в руках у которого находится зорная нить Ариадны ( нить чистой красоты) зависит то, куда именно он направит свой путь, и выйдет ли он вообще из этого творческого лабиринта..
.
Другое, что тоже может смутить непривычного читателя, когда ей всего 12, а ему - не намного больше, 14. А если бы им было бы на пару лет больше, как Ромео и Джульетте? Мы бы уже были менее категоричны в формулировках? Не говорили бы, что он ее развращал? Мы так всегда серьезно относимся к историям, безусловно, выдуманным, настолько, что пришлось писателю придумать им несуществующие планеты, лишь бы унести своих героев от карающего меча нашего гнева. А мне нравится именно то, что показывается, с чего же все начинается. Как в чистой, пока еще незамутненной плотскими желаниями душе разгорается пламя. Еще не осознавая ни своих желаний, ни чувств, еще не пытаясь осмыслить их, еще не понимая, насколько ее подталкивают обстоятельства, по крайней мере, к осознанию. Да и он, как и любой в его возрасте, не был настолько уж испорченным, чтоб сознательно "развратить". Все хорошо в свое время. Они же оказались чуть более открыты друг к другу, и к отношениям, о которых так ли уж вправе мы судить?И как мне кажется, Набокову самой судьбой суждено было взять историю, подобную этой, обрисовать всю нежность, томление молодых душ, во многом очень невинных, и вдохнуть в них все сильные эмоции, чувства, переживания, причем, сделав это мастерски. И как при этом совершая головоломные пируэты вниз и тут же возносясь, делая паузу до щемящей нежности и впадая в страстно-гневное, с чувством, болезненно откликающимся где-то глубоко и тут же - вздохом, вырывающимся с непередаваемым облегчением и восторгом. И в этом он весь. Набоков.Может быть, я предпочла бы, чтоб где-то на этом и обрывалась бы книга или, как любит играть в разные игры типа кроссвордов Милорад Павич, нам преподнесли бы некую игровую концепцию ее продолжения и финала - ибо дальше все идет уже по взрослому. Но одно то, как они оказались сцеплены на всю жизнь - одно это заставляет присмотреться и прислушаться к этой истории. Пусть и воспринимается как два различных романа, как и различно наше восприятие поры детства-юности и того времени, когда все это уже позади.PS. А кстати, триязычность изложения Набокова, когда он перескакивает с одного языка на другой, дает случайно неожиданный результат. Как часто нам попадаются книги, где действие происходит в нескольких временным рамках, например, жизни одного из героев. И мы тут же пришляпиваем этому явлению клише - флэшбэки. Но благодаря русскому писателю Набокову, читающему лекции о русской литературе, заметьте, на английском языке, мы узнаем, что можно же сказать "ретроспекции" вместо "флэшбэков", хотя слово тоже мудреное и к чисто русским словам я бы его не отнесла, но я чувствую, что это правильнее, и для меня, кстати, более понятнее, и даже более по-русски.