Читать онлайн Враг моего отца хочет меня бесплатно

Пролог

Предупреждение: «Враг моего отца хочет меня» вторая книга цикла «Грехопадение». Книги взаимосвязаны. Поэтому рекомендую начинать с романа: «Отец подруги купил меня».

С любовью, Мэри Ройс.

Просыпаюсь посреди ночи, ведомая ощущениями внутреннего страха и тревоги. И они настолько сильные, что рваные короткие вдохи еще с минуту не позволяют мне прийти в себя.

Снова снился кошмар, но сегодня он был реальнее, чем когда-либо. Проклятье. Провожу влажными от холодного пота ладонями по лицу, радуясь тому, что смогла вырваться из сна раньше, чем крик ужаса покинул мое горло.

Нет, это невозможно терпеть. Эти сны мучают меня уже целый месяц, и началось все после того, как однажды ночью мне показалось, будто я увидела в своей комнате мужчину.

Но стоит мне повернуть голову, как громкое аханье нарушает тишину, прежде чем я успеваю подорваться на кровати и попятиться назад.

Нет, нет, нет… этого… Этого не может быть.

Дрожа, натягиваю одеяло на быстро вздымающуюся грудь, будто оно способно защитить меня от незваного гостя, мрачной тенью стоящего у окна.

Зажмуриваюсь и трясу головой. Нет. Это все не по-настоящему. Всего лишь дурной сон, просто я еще не проснулась.

Мне ведь все это снится, верно?

Сейчас я открою глаза, и он исчезнет. Тяжело дыша, закрываю и снова открываю глаза, вот только проклятая тень не исчезла, наоборот, стала еще ближе. Господи…

Кажется, паника лишь усиливается и буквально застревает в моем горле непроходимым комом, пока мой растерянный взгляд бегло изучает того, кто вызывает во мне дикий страх.

Что, черт возьми, происходит?

Пытаюсь выдавить из себя хоть слово, но лишь беспомощно шевелю пересохшими губами под прицелом стоящего напротив и пугающего своим видом незнакомца. Я просто ошеломлена. Даже от одного взгляда чувствую, как колючие мурашки перебирают каждый сантиметр моей кожи. Пробираются сквозь нее прямо до костей, кусая их до раздирающего жжения.

И ничего приятного в этом нет.

Мне даже больно смотреть на него, смотреть и гадать, кто он и зачем явился ко мне? Почему так странно ведет себя? Молчит, уничтожая мои нервные клетки губительной тишиной, в которой слышно лишь мое рваное дыхание. И я не теряю зрительную связь с этим мужчиной лишь благодаря свету фонаря, долетающему в комнату с улицы.

С трудом, но я все-таки разглядываю его суровое лицо в обрамление короткой бороды, скользя беглым взглядом по небрежным прядям волос, ниспадающим ему на лоб, что лишь придают ему хищной энергетики. А мне дарят новую порцию страха.

И будь обстоятельства другими, я могла бы сказать, что он красив, но сейчас его очертания смазываются в одно пятно, ведь мои глаза застилают слезы. А потом мне и вовсе становится дурно, когда до просыпающегося мозга наконец доходит, что мужская тень выглядит ужасающе пугающей и действительно источает феромоны опасности.

От него исходит откровенная угроза для жизни.

Высокий, широкоплечий, тихий, руки убраны в карманы, и мне неизвестно, есть ли у него оружие, хотя уверена, он справится и без него.

Долбанное бездействие незнакомца вызывает в моей крови убойную дозу адреналина, порождая желание бежать без оглядки, вот только что-то мне подсказывает, что последний вариант ему не понравится.

Проклятье… мое сердце еще хлеще пускается вскачь и в полнейшем отчаянии бьется под ребрами, разбиваясь грохочущей пульсацией в ушах.

– Что вам нужно? – мой вопрос выходит более резким, чем я планировала, но лишь вызывает у незнакомца тихую усмешку.

Тихую и зловещую, от которой по спине пробегает холодок.

Несколько раз моргаю, только устрашающий мужчина, оказавшийся в моей комнате посреди ночи, не исчезает.

И уверена, что не хочу знать ответ на главный, звенящий паникой в голове, вопрос. Ничего хорошего ждать не стоит. Особенно когда я замечаю, как его царапающий взгляд скользит по моему телу, и проклятая простынь не спасает меня от него.

Аккуратно и, надеюсь, незаметно, я просовываю руку под подушку.

– Уходите или я поз… – замолкаю, когда осознаю, что моего телефона нет на месте. Что за…

– Ты не это ищешь? – холодно произносит мужчина, а потом я замечаю в его руках мой телефон, который он безразлично бросает на пол и одним движением ноги превращает в мусор.

Крик застревает в горле, не успевая вырваться наружу, но каким-то чудом я сохраняю самообладание и вскакиваю с кровати, начиная пятиться назад.

Секунда, и я бросаюсь в сторону двери, только оказываюсь лишь впечатанной в нее сильным мужским телом.

Задерживаю вдох, зажмуриваясь до искр в глазах, и кажется, сейчас умру, но потом оживаю новым криком, когда незнакомец наматывает мои волосы на кулак и, судя по приглушенному звуку, глубоко вдыхает мой запах, а после дергает так, что моя голова оказывается запрокинутой.

Теперь я вижу его ледяные глаза. И в них нет ни капли человечности. От этого осознания у меня перехватывает и без того поломанное дыхание. А слабость, которую я испытываю, находясь в руках этого грубого мужчины, не позволяет мне оказать и толики сопротивления.

Я могла бы попытаться, ударить, закричать, но боюсь, это будет последнее, что я успею сделать перед тем, как он свернет мне шею, которую прямо сейчас накрывает его шероховатая ладонь.

– Пожалуйста-а, не на-ад-д-о, – протягиваю с мольбой в голосе, но он глушит ее, когда смыкает пальцы вокруг моего горла.

– На твоем месте я бы не делал ничего, что мне не понравится, – рычит он мне в губы, а я лишь прикрываю глаза, мечтая, чтобы все поскорей закончилось. – Прямо сейчас ты упакуешь свою маленькую задницу и спокойно пойдешь со мной. Без истерик и не привлекая внимания. Если ослушаешься, пострадают близкие тебе люди.

– Я не… я не пойду с вами… Я буду кричать, – рвано и бессвязно срывается с приоткрытых губ.

Одним быстрым движением мужчина разворачивает меня и заключает в плен мощных рук, вжимая спиной в дверь, а я только сейчас осознаю, насколько он высокий и… взрослый.

– Обязательно будешь, – угрожающе уверяет он, пригвождая льдом в безжалостных глазах, а я практически задыхаюсь, словно выброшенная из воды рыба.

Отчаяние достигает своего предела, и крупные капли соленой горечи покидаю мои глаза, выжигая след на щеках.

След боли и беспомощности.

– Вы не имеете никакого права…

– Кто меня остановит? – с насмешкой в глазах спрашивает мужчина, забирая от меня последние клочки надежды на спасение.

Что он собирается сделать? Причинить мне боль? Убить?

Господи… а что, если нет!

Я не должна об этом думать. Но я не могу…

Меня пугают собственные мысли, они подобно зверям набрасываются на меня, раздирают на части, мучают и делают глупой. Черт… облизываю губы и пытаюсь сделать успокаивающий вздох. Однако эмоции настолько острые и совсем не поддаются контролю, что я не сдерживаюсь и использую свой единственный козырь на возможное спасение.

– Если мой отец узнает…

– О, твой отец обязательно узнает, милая, – зловеще усмехается мужчина, прежде чем обхватывает пальцами за подбородок и нарочно причиняет мне боль. А моя идея с угрозой оборачивается полным провалом. Хуже. Именно после нее глаза мужчины вспыхивают чем-то темным, незнакомым и опасным. – Или ты выполняешь мой приказ, или сталкиваешься с последствиями. Выбор за тобой. Сейчас я отпущу тебя, и, если не будешь делать глупости, я не причиню тебе боль. Пока нет, – добавляет он с каким-то азартом в жестком голосе. – И еще одно, – замолкает и проводит большим пальцем по моей нижней губе, вырывая резкий выдох, после чего я замечаю, как его челюсти сжимаются, прежде чем он отстраняется и бросает с каким-то раздражением: – Никогда не воспринимай мои слова как просьбу. Я говорю, ты делаешь.

– Что вы собираетесь со мной сделать? – осмеливаюсь задать пугающий меня вопрос и сильнее вжимаюсь в дверь, чтобы незаметно приблизиться к ручке.

– Многое, но вряд ли в этом списке есть то, что понравится тебе. Или твоему папочке.

А потом его взгляд падает за мою спину и мужчина с досадой во взгляде качает головой.

– Я ведь предупреждал, без глупостей, – устало выдыхает он и делает ловкое движения рукой.

А в следующее мгновение в мою шею ударяет разряд тока, вынуждая тело обмякнуть, и меня поглощает беспросветная темнота…

1

Собственный стон вынуждает мои слипшиеся веки затрепетать, однако мне требуется время, чтобы сфокусироваться… Вот только на чем фокусироваться, когда вокруг сплошная темнота. И сколько бы я не моргала, она не рассеивается.

Несколько кадров из прошлой ночи внезапно вспыхивают перед моими глазами ослепляющими залпами. Они прошибают меня острым разрядом холодного страха, попадая прямо в вены, по которым иглой устремляются в мозг.

– Боже мой, – невольно вырывается из ходящей ходуном грудью, но я отчаянно не желаю и думать о том, что ночной кошмар оказался явью.

Паника снова крадет мое дыхание, а спутанный рассудок окончательно понимает, что это не сон.

Принимаю попытку поднять тяжелую голову, как вдруг слышу зловещий звук… цепей.

Какого?..

Замираю, только лишь сердце клокочет под ребрами, и стараюсь проглотить разрастающийся в горле комок напряжения, но он становится лишь больше.

Делаю глубокий вздох и умоляю себя успокоиться, я просто обязана успокоиться. Страх делает меня слабой, мне нужно перестать думать о нем. Я ведь жива, верно? Хотели бы меня убить, убили бы, и сейчас я бы не пыталась освободить скованные наручниками руки. Вот только эти рассуждения ни черта не успокаивают!

– О господи… – срывается с пересохших губ, и я в панике начинаю дергать руками, будто не верю, что они прикованы к чему-то. – Нет, нет, нет…

Дергаю еще. Снова и снова причиняя себе жгучую, пронизывающую до костей боль, но просто не могу остановиться.

Лязг цепей беспрерывно бьет по ушам, подобно безжалостным плетям, и, не выдержав, я все же прекращаю вырываться, обречено утыкаясь лбом во что-то мягкое. Легкие работают в режиме гипервентиляции, забирая у меня последние остатки сил… Даже разрыдаться не получается, будто слез нет, лишь только их предвестники, застрявшие жжением в носу и горле. Я на грани. Меня похитили. И я совершенно дезориентирована, потому что в помещении отсутствует какой-либо свет. Даже окон нет.

Постепенно до меня доходит, что я лежу на кровати, прикованная к металлическому изголовью, но цепь длинная, наверное, я даже смогу спуститься на пол… Почему-то от подобного в груди распускается луч надежды. Ведь я могла бы валяться на холодном полу, полностью обездвиженная, или, того хуже, покалеченная… Разве не так делают похитители? А может, это просто какой-то розыгрыш? Пранк?

– Успокоилась? – вдруг раздается из темноты низкий, грохочущий голос, отчего в груди все сжимается, и я перестаю дышать, но мужчина продолжает: – Чувство беспомощности пугает, не так ли? – сквозь громкую пульсацию в ушах до меня постепенно доносится шуршание одежды, которое сменяется треском кремния. Такой звук обычно издает зажигалка, и я невольно встаю на колени, ища источник звука. Снова раздается щелчок, а потом в темноте вспыхивает мрачное лицо мужчины. И я узнаю его, и от этого узнавания волосы на затылке становятся дыбом, но вскоре черты незнакомца исчезают вместе с огнем. Жаль, что мое чувство страха нельзя погасить с такой же легкостью, как зажигалку, по простому щелчку пальцев. Опять темно. Только теперь я знаю, что больше не одна во мраке пугающей комнаты. И это осознание ни капли не успокаивает меня! От этого мне становится еще дурнее и я вновь предпринимаю очередную попытку освободить руки, однако добиваюсь лишь болезненного шипения. – Прекрати пытаться избавиться от наручников, – хладнокровно произносит он. – Это бесполезно, максимум чего добьешься, гематом и ссадин. Последнее в твоем положении станет проблемой. Раны начнут гноиться, а я не знаю, сколько времени придется держать тебя здесь.

Сердито прищуриваюсь. От его нравоучений с налетом притворной заботы к горлу подкатывает комок желчи. Вдобавок я снова ни черта не вижу, но чувствую наблюдающего за мной монстра. И это начинает раздражать и пугать одновременно.

– Что вам от меня нужно?! – едва не рычу я в темноту, радуясь тому, что отчаянная злость все-таки затуманивает страх.

– Скоро узнаешь, – слышу скрип стула по полу, а следом тяжелые шаги, отчего в моих жилах стынет кровь.

– Не приближайтесь… – я тут же пытаюсь отползти, но путаюсь в цепи и лишь беспорядочно дергаюсь на месте, пока мои волосы не попадают в жесткую хватку, а после меня резко поднимают вверх.

– Ты, девочка Ася, не в том положении, чтобы раздавать указания, – хрипит незнакомец мне в губы, и я чувствую его мятное дыхание. Оно обжигает опасной близостью, пока я пытаюсь представить, как в данный момент выглядит его лицо. Потому что мужской голос не выдает ни единой эмоции. Будь он проклят!

– У вас будут проблемы, ясно?! – выплевываю я, часто дыша, но для пущей убедительности добавляю: – Мой отец придет за мной, и вы пожалеете!

Вот только в ответ я снова слышу тихий и угрожающий смех, после чего опять пытаюсь пошевелиться, но не получается, чужие пальцы еще грубее тянут за волосы, а широченная ладонь уже сжимает горло. Я не могу ни дышать, ни двигаться…

– Малышка, твой отец натворил много плохого, а ты, – мужчина медленно растягивает слова, будто дразнит меня, перед тем как убрать от моего горла руку. Правда и я, не теряя времени, жадно втягиваю носом воздух, пока спустя секунду меня не ослепляет внезапный луч света, – станешь расплатой за его грехи.

Что он несет?

Жмурюсь, пытаясь привыкнуть к свету, который сейчас совершенно точно работает против меня. И мне приходится моргать до тех пор, пока черты мужского лица не становятся отчетливыми, а вся моя храбрость, каким-то чудом вспыхнувшая в крови, гаснет.

Потому что надо мной возвышается мужчина, чертовски злой мужчина, его холодные ярко-синие глаза горят черной ненавистью. Гневом и отвращением. И у меня совершенно нет желания признаваться себе в его красоте, вот только где-то глубоко в душе я делаю именно это…

– Вы… – первая нарушаю тяжелую паузу. – Вы, должно быть, шутите? Это же бред! Я не отец и не собираюсь отвечать за него!

Мой словесный поток заканчивается глухим аханьем, когда мужские пальцы грубо впиваются в мои щеки.

– Сейчас ты закроешь рот и разденешься.

Кажется, мои глаза выпадают из орбит, и я, снова забывая об опасности, отрицательно качаю головой. Надеюсь, в моем возрасте не случаются сердечные приступы, потому что мне кажется, я уже на пути к нему.

Незнакомец раздраженно цокает и толкает меня, а я приземляюсь на спину. Быстро моргая, пытаюсь отползти подальше, вот только мужчина не позволяет мне, быстро дергая меня за щиколотку. Я пытаюсь собраться с силами, готовлюсь сопротивляться, однако скрип двери останавливает моего мучителя, и мы одновременно поворачиваем голову в сторону звука. В комнату заходят несколько мужчин, а я не сразу понимаю, что у одного из них в руках камера.

Кто эти люди? Сумасшествие какое-то… Нет, я не хочу верить во все происходящее… Хочу домой… В кроватку…

Беспрерывный поток мыслей бьется в моей голове подобно аритмии, патологии с больным эхом. В то время как я с ужасом изучаю двух вошедших мужчин, моим вниманием все-таки завладевает тот, что держит в руках камеру. И я не хочу знать, какого черта она ему понадобилась! От любой догадки мне становится тошно так же, как и от одного его вида. Слишком худой, метра два ростом с рыжей копной засаленных волос, а заношенные джинсы и кожанка дополняют образ, делая его похожим на бандита из сериалов, которые беспрестанно крутят по "НТВ".

– Мы не помешали? – произносит он мерзким голосом, соответствующим его внешности. Вот только резкая боль на щиколотке вынуждает меня пискнуть и перевести осуждающий взгляд на своего похитителя. Он делает мне больно, однако даже не смотрит на меня, а в следующую секунду и вовсе отпускает, оставляя ворох мурашек после своего грубого прикосновения.

Мужчина грозно выпрямляется, прежде чем сделать шаг в сторону новых гостей.

– Я неясно выразился? – гремит мой похититель угрожающим басом, но внешне остается спокойным. Абсолютно спокойным.

Вот только видимо этих ублюдков совершенно не останавливает стоящий перед ними пугающий мужчина.

– Извини, планы изменились. Босс дал нам новое указание, – возражает лысый бугай, делая шаг в мою сторону, и я невольно поджимаю колени к груди, ведомая новой угрозой. – Или ты хочешь оспорить его приказ? Забыл, кому обязан своей свободой?

Повисает короткая пауза, после которой раздается надменное фырканье.

– Я ничего не забываю, – холодно произносит мужчина, в руках которого еще мгновение назад была моя жизнь. – Кабаев получил свою долю, девчонка моя. Таков был уговор. Я имею на нее все права, это моя добыча. Уяснили? Поэтому повторяю последний раз, – он делает еще один шаг, чинно убирая руки в карманы черного пальто, – пошли на хер отсюда.

– Уговор изменился, – не отступает лысый и подходит ближе к моему похитителю. Лоб в лоб. – Ягумнов передал Кабаеву привет в весьма грубой форме, теперь наша очередь. Но ты, Бес, можешь порезвиться с нами, девчонка бойкая, на всех хватит, – с мерзким смешком подстегивает головорез, а потом поворачивается ко мне и просовывает язык между двух жирных пальцев, имитируя…

Внезапно мое отвращение глушит звук громкого хлопка, и я закрываю ладонями лицо, прежде чем мужской вопль яростным эхом разлетается по всему помещению.

Часто хватая ртом воздух, я уже слабо понимаю, где грань реальности, та тонкая нить, связывающая меня с настоящим. Слишком много всего происходит, и мне хочется исчезнуть в непроглядную тьму спокойствия уже неважно, каким путем. Пускай даже эти ублюдки вырубят меня, ударив по голове.

Не знаю, зачем, но я выглядываю из-за ладоней и тут же встречаюсь с ледяными глазами похитителя. Секунда, две, три… хватаюсь за края матраса, тяжело проталкивая в пустые легкие воздух. Меня безумного пугает то, что я вижу в них, и я делаю резких вдох, ощущая, как неприятное онемение охватывает мои конечности.

– Бес, блядь, какого хера ты творишь? – вопит худой мужик, быстро вынимая из кармана мобильник, но похититель оказывается быстрее и уже через секунду мощной пятерней хватает того за горло.

Бес? Даже от его прозвища веет угрозой и проблемами.

– Убирайтесь, – рычит он, – и передайте Кабаеву, что я ни его щенок и уже сполна заплатил за свою свободу.

С этими словами похититель, небрежно толкает чувака с камерой и тот, опешив от такого отпора, пятится назад, растирая покрасневшее горло. А от меня не ускользает то, как этот Бес смотрит на свою жертву, словно на жалкого жука, которого он с легкостью раздавит ботинком.

– Ты… – беспокойно сглатывает худой, но быстро добавляет: – Ты совсем ебанулся. Из-за мелкой сучки на своих лезешь… Ты пожалеешь!

– Эта мелкая сучка подо мной, – будто уточняет для особо одаренных. И я в числе тех одаренных, потому что мне требуется пояснение фразы «подо мной». Я совсем не хочу оказаться под ним… – Еще раз увижу вас рядом с ней, эта учесть, – кивает он и пинает носком ботинка лежащего и стонущего амбала, – постигнет ваши головы.

Наступает затишье, прерываемое лишь скулежом подстреленного, а я все это время пытаюсь унять поднимающиеся вьюгой противоречия. Но мне не стоит прислушиваться ни к одному из них. Похититель не может быть моим защитником, потому что в первую очередь мне требуется защита от него самого!

Внезапно Бес наклоняется и, схватив лысого за шкирку, поднимает и толкает его в сторону худого. Новый стон боли глушит все вокруг перед тем, как эти двое едва ли не валятся на пол. Мне сложно разглядеть следующую картину, потому что мой похититель практически закрывает спиной обзор, но зато я прекрасно слышу кряхтения и наполненное мукой шипение. Проклятое любопытство побуждает меня приподняться и выглянуть из-за плеча Беса, а потом я замечаю, как те ублюдки расстреливают своего противника злобными и многообещающими взглядами. После этого дверь открывается и вскоре захлопывается, отрезая меня от доносящегося ворчания ушедших.

И тут меня озаряет новый тревожный вопрос: где я?

Бегло осмотревшись вокруг, я понимаю, что нахожусь в подвальном помещении, в углу стоит стул, а посередине кровать. Все, больше ничего нет…

Воздух сгущается холодом, когда до меня доходит, что мои онемевшие конечности свидетельствуют о том, что я замерзла.

Опускаю голову и качаю ей, заставляя себя выдохнуть напряжение. Ублюдки ушли, и наверное мне стоит этому порадоваться. Вот только не могу, ведь теперь я снова наедине с этим странным мужчиной.

Сидя на пятках, я еще некоторое время борюсь за спокойное дыхание, но, не получив желанного, обреченно поднимаю голову, заранее зная, что все это время из-за его пристального внимания мое тело охватывали колючие мурашки. Я чувствовала это, даже не глядя на Беса. Такие ощущения ни с чем не спутаешь.

Можно даже подумать, что он гребаный пришелец, обладающий способностью касаться меня на расстоянии и без рук забираться под кожу, но мои мысли рассыпаются пеплом, когда я вижу ухмылку похитителя. Такую, что от нее внутри все переворачивается. Давление подскакивает настолько резко, что я немного теряюсь от охвативших меня эмоций. Мне кажется, он действительно видит меня насквозь, как рентгеновский луч, а еще без труда читает мои мысли, которые, видимо, забавляют его, правда мужское лицо остается суровым. От этого осознания живот напрягается, и я начинаю ерзать на месте, ощущая себя ничтожной и слабой под его лапающим взглядом. А еще горящей каким-то странным чувством, потому что наличие на мне пижамы не мешает ему раздевать меня. Да, именно так, я чувствую себя голой.

– Хватит хлопать глазищами, Стрекоза, раздевайся и не испытывай мое терпение, – с каким-то раздражением бросает он. – У меня сегодня дерьмовый день.

Стрекоза? Эм-м… Я даже не знаю, что меня больше шокирует: прозвище или осознание того, что он собирается продолжить задуманное.

Мое бездействие слишком быстро приводит мужчину в бешенство, после чего с его губ срывается ругательство, и за два больших шага он снова оказывается рядом, ловким движением переворачивая меня на живот. С такой легкостью, будто я поломанная кукла, механизм которой находится на спине.

– Пора бы понять, я не люблю повторять, – слышу рычащее предупреждение, прежде чем понимаю, что на этом он не остановится…

Снова начинаю бороться, ерзая и крича «нет, нет, нет», пока моей кожи не касается холодное лезвие металла…

– Не смей… – мой крик срывается на шипение, но это лишь приводит похитителя в ярость, и за пару ловких движений и хруста ткани, он срывает с меня одежду. Гребаный абориген!

Внезапный порыв гнева смывает пронизывающей волной страха, и я замираю, дрожа под ним, потому что прямо сейчас Бес седлает мои ноги, ловко обездвиживая паникующее тело. Единственное, что теперь защищает меня от него, это маленькие трусики…

Мужчина будто нарочно провоцирует испытать меня дичайший ужас, проводя тупой стороной ножа по моим позвонкам. Пыхтя и жуя собственные губы, я утыкаясь лбом в матрас, обещая себе: я вытерплю, смогу вытерпеть!

Вот только последняя унция самообладание ускользает из меня с громким аханьем…

Длинные шероховатые пальцы настолько бережно касаются моей спины , что мне хочется развернуться и плюнуть в его красивое надменное лицо. Однако моя смелость не возрастает ни на сантиметр, а напротив, испаряется, стоит ему начать внимательно и сосредоточенно водить ладонями, пересчитывая каждую косточку и не пропуская ни одного миллиметра моей чувствительной кожи. Все это приводит в замешательство, я не понимаю, что он делает, но мне достаточно того, как звенит мое тело, особенно когда мужчина сильнее нажимает на определенную точку, будто ища что-то под моей кожей. Что, черт возьми?

– Ты меня изнасилуешь? – срывается с моих искусанных губ, прежде чем я понимаю всю тупость прозвучавшего вопроса.

Мужчина молча слезает с моих ног, продолжая вести ладонями вниз и вынуждая меня вздрагивать вместе с тем, как ритм его касаний становится все интенсивней.

– Вряд ли, – с трудом доносится до желейного мозга. – Малолетки меня не привлекают.

– Я не малолетка! – выпаливаю необдуманно.

Почему-то от его слов меня обжигает глупая обида. Дура, радуйся, а не ищи в себе комплексы. Судя по всему, умелые ладони окончательно лишают меня разума.

Внезапно они исчезают, оставляя после себя лишь колючие волны бегающих мурашек, которые кусают и бьют меня в слабые точки, будто заставляя тело просить новых прикосновений этих сильных ладоней.

– На спину, – прилетает мне в затылок, и я уже готова исполнить приказ, как вдруг понимаю, если перевернусь, моя голая грудь окажется у него на виду. Проклятье…

– Ты оглохла? – резко вылетает новый вопрос, давая понять, что терпение похитителя на грани.

– Нет… Я… Я должна накинуть что-нибудь…

– Блядь, – грубым рывком мужчина добивается своего, и единственное, что я успеваю, это скрестить на груди руки. Однако он с силой отрывает их и под мое аханье прижимает над головой, а потом, как бы я не противилась, нарочно задерживает сосредоточенный взгляд на моих сосках, которые от мужского внимания становятся болезненно твердыми. Господи… дай мне сил! – Не дергайся, Стрекоза, уяснила? – теперь его голос звучит на октаву ниже, по-прежнему наполненный режущим безразличием.

Моя грудь тяжелеет, поднимаясь и опускаясь с каждым тревожным вздохом.

Сглатываю, чтобы смочить пересохшее горло, и неуверенно киваю ему, замечая, как что-то темное вспыхивает в глубине его глаз. Божечки…

– Что в-вы делаете? – судорожно шепчу я, с ужасом следя за его руками, которые обхватывают мою шею, но совсем не злобно, просто прощупывая миллиметр за миллиметром, забираясь даже за уши. Не думала, что эти руки способны на что-то, кроме как убивать и причинять боль. Но видимо я ошибалась… Боже, кажется, я схожу с ума. Выносить близость его искрящихся снежной бурей глаз для меня сродни пытке, они убивают меня своей красотой. Вот только миг мимолетного спокойствия улетучивается, когда горячие руки начинают приближаться к моей груди, на что я зажмуриваюсь и резко выдыхаю, мне кажется, еще немного, и я впаду в кому…

– Дыши, – командует похититель, ловко проскальзывая мимо вздымающихся полушарий и требовательно проводя пальцами под ними, но у меня не выходит. Все это слишком… – Блядь, где этот гребаный чип, – бормочет себе под нос, теряя самообладание. – Эти сукины дети не могли так облажаться. – Его пальцы болезненно сцепляются на талии, и я роняю громкий вздох, снова и снова часто хлопая глазами.

Чип? О чем он говорит?

– Мне больно, – шиплю я сквозь крепко сжатые зубы, будто ругая собственное тело за то, что совершенно не согласно со мной.

– Тебе больно? – явно издеваясь, насмехается он, однако продолжает лапать меня. Сволочь! – Стоило позволить моим приятелям показать тебе, чего заслуживает избалованная принцесса Ягумнова, – будто пощечиной прилетает мне. – Они бы не стали с тобой церемониться, отымели бы в каждую щель.

Резкое и грубое высказывание обжигает обидой, но, разумеется, ответить ему не хватает сил, потому что он двигается к моим бедрам, близко к тому месту, где совершенно точно не должны оказаться его грязные руки.

Отказываясь воспринимать происходящее, я уже нахожусь за туманом, ведущим к обмороку, как вдруг понимаю, что мое тело свободно.

Рядом с моей головой приземляется что-то тяжелое, однако не успеваю я сфокусироваться на вещи, как надо мной снова возвышается мужчина и, схватив меня за руки, отстегивает наручники. Тихий, приятный щелчок так сладко звучит свободой.

– Надень это, если не хочешь ловить на себе похотливые взгляды. У меня нет ни желания, ни возможности круглосуточно караулить ублюдков, желающих заполучить твою задницу.

2

Последующие несколько дней были сущим адом принятия неизбежного. И в какой-то момент мне уже казалось, что прошло гораздо дольше, чем два, а то и три дня. Целая вечность в одиночестве, моих криках и слезах отчаяния.

Я слишком быстро сходила с ума, позволяла страху подавлять любую возможность выстоять в глухом одиночестве и боли, что постепенно завладевала каждой клеточкой моего тела.

Все чувства обострились, количество неприятных ощущений зашкаливало. Матрас, что в первый день показался мне мягким и комфортным, теперь напоминал трескающийся гравий. Из-за ограниченности движений и колючего, огромного свитера тело буквально задыхалось, скованные руки ломило от железных браслетов, горло горело от засухи, а желудок сворачивало от раздирающего голода.

Сегодня я начала жалеть, что, благодаря гордости и дурному характеру, отказывалась от еды и питья. Мои вспыльчивые поступки обернулись против меня, и я абсолютно ничего не добилась.

С того момента, как я переоделась и снова оказалась закованной в цепи, похитителя я больше не видела. Не скажу, что меня это расстраивало, но бесило жутко. Неизвестность и ожидание били подобно страшному триггеру, а раздражающие язык вопросы доставались пустым стенам.

Ведь за все это время в помещении практически никто не появлялся, разве что один парень, который совершенно не разговаривал со мной. Приносил мне все необходимое для справления нужды, а еще еду, после чего уходил.

И если от последнего я могла отказаться, то полный мочевой пузырь не давал мне возможности махнуть рукой на естественные потребности, вынуждая меня унижаться. Ходить под себя у меня не было ни малейшего желания, я и так задыхалась затхлым запахом, наполнявшим темницу. Правда я была благодарна и тому, что в такие моменты парень выходил за дверь. А еще он не казался мне плохим и я не могла понять, почему он здесь, среди вонючих ублюдков, для которых человеческая жизнь ничего не стоит.

Возможно, в нем я видела того, кто способен мне помочь или хотя бы ответить на мои вопросы.

Вот только сегодня его нет слишком долго, потому что привычного запаха еды, появляющегося вместе с ним, давно не чувствовала.

Внезапно в темноте раздается щелчок, и сердцебиение уже по привычке начинает зашкаливать, сбивая все биоритмы в организме. Я каждый раз думаю, что к этому можно привыкнуть, но ошибаюсь. Не выходит. И вот я снова теряюсь в эмоциях, затапливаемых меня до самого горла. Но сегодня все ощущения будто острее, на самом пике, сильнее и невыносимее.

Приподнимаюсь на кровати под звон цепей и только сейчас понимаю, насколько слабая, руки кажутся грузными и неподъемными. Тяжелые шаги разбиваются во мраке гулким эхом, и я делаю несколько рваных вдохов, позволяя мятному шлейфу проникнуть в самые недра легких. Это он…

Щелчок, и свет заполняет меня тяжелым чувством, но в следующее мгновение глаза ослепляет вспышка, и мне приходится зажмуриться от боли в глазах, будто у меня последняя степень светобоязни. А потом до меня доходит, что, скорее всего, это был фотоаппарат или телефон…Неважно, важно то, что меня сфотографировали в таком ужасном состоянии.

Я с трудом подавляю желание расплакаться, слезы не избавят меня от мучений, они сделают только хуже. К тому же, во мне, наверное, и жидкости то нет, а слезы уподобились бы крупицам песка из самой жаркой пустыни Сахара.

– Твой папочка хочет убедиться, что его дочурка жива. – Вздрагиваю от прикосновения горячих пальцев, а потом мою голову резко задирают вверх.

Не успеваю я сосредоточить взгляд, как на подбородок болезненно надавливают, и в рот попадает холодная жидкость, вынуждая меня закашляться. Однако сдвинуться с места мне не позволяет та же рука, что намертво вцепилась в мое лицо.

– Не думай, что я позволю тебе сдохнуть, – раздается грубый голос у самых губ, и кажется, я перестаю дышать. – Ты будешь жить, Стрекоза, и если потребуется, есть и пить из моих рук. До последнего вздоха своего папаши, пока я не заставлю сдохнуть его в муках агонии. Так как он этого заслуживает.

Мужская грубость и запах мяты не оставляют место догадкам. Это он. Сомнений больше нет. Мой похититель снова здесь, и что-то мне подсказывает, что узнавать его ближе будет мучительно больно.

В каждом брошенном им слове искрит ярая ненависть, и я лишь пытаюсь понять,почему он все это делает? Чем я заслужила его жестокость? Что такое страшное сделал мой отец, раз за этот поступок заставляют отвечать его ребенка?..

И все-таки во мне еще есть место на обратную ненависть, на это мне хватает сил и если бы могла, плюнула бы похитителю в лицо. Но вода, что секунду назад попала в пересохший рот, впиталась слишком быстро, а я наконец поняла, до какой степени хочу пить, эта жажда сильнее всего на свете, она пересиливает даже собственную гордость… Буквально ломает меня. Потребность жить еще слишком реальная. Проклятье. Моя голодовка оборачивается против меня…

– У меня нет времени на твое воспитание, ясно?! А если оно появится, ты не обрадуешься.

Моргаю. И злюсь, что перед глазами все еще мутная картина, лишь фактурный голос позволяет мне понять настроение своего мучителя.

– А сейчас ты сядешь и поешь, поняла? – его рука перемещается мне на затылок и медленно наматывает мои уже грязные волосы на кулак, прежде чем он снова подносит их к своему красивому и жестокому лицу. Именно в этот момент я понимаю, насколько близко он ко мне, а царапающие льдом глаза исследуют мои губы в опасной близости. И почему-то в таком интимном диапазоне я начинаю чувствовать себя грязной. Ущербной. Ничтожной. От него пахнет дорогим парфюмом, обжигающей мятой и терпким табаком, а от меня? Потом, пылью и слабостью…

На моем фоне он само совершенство, а я лишь грязь под его ботинками. Только вот почему этот мужчина не брезгует трогать подобную грязь…

Однако, несмотря на свое подавленное состояние, внутри все противится. Я не стану его подстилкой и рычагом против собственного отца. Я выживу. Но для этого мне нужно усыпить бдительность ублюдка, державшего меня взаперти. Мне нужно выйти отсюда любыми путями. Даже если придется сломать саму себя.

– Я поем, если вы дадите мне принять душ, – едва шевелю потрескавшимися губами, – и чистую одежду.

Бес испускает раздраженный вздох, а хватка на моих волосах усиливается и причиняет мне боль.

– Послушай меня внимательно, девочка Ася, мои приказы не обсуждаются. Если я сказал есть, ты берешь и делаешь. А будешь рыпаться и выставлять условия, лишишься последнего комфорта под своей задницей.

Я заглядываю в его холодные глаза со всей своей ненавистью, но она разбивается о его презрительное безразличие. Ему наплевать на меня. От его ледяной человечности все внутри покрывается инеем, и страх по новой охватывает каждый клочок моей души…

– Зачем вы это делаете? – выходит из взволнованной груди слишком робко, и я кусаю себя за язык, будто ругая за оплошность.

А потом повисает пауза, после которой Бес бросает на меня предупреждающий взгляд и качает головой:

– Я делаю то, что должен.

Молчу. Выдерживаю его уничтожающую близость и острое жжение на затылке, едва не рассыпаясь по крупицам. Но отводить глаза и прятаться больше не буду. Позволю ему запугать себя, и от меня точно ничего не останется. А главное, это принесет боль моему отцу. Я не должна давать им повод сделать родителя слабым.

– Я перенервничала, извините, могу я поесть? – наконец хриплю я шепотом, позволяя своим большим глазам достучаться до его железной души, но, не увидев и толики трещины милосердия в его льдах, сглатываю деревянным ком засухи.

Мужчина еще несколько секунд пристально наблюдает за мной, будто думает, как ему поступить, однако вскоре отпускает волосы и произносит, все еще нависая мрачной тенью:

– Открой рот.

Я немного ошарашена его командой, поэтому несколько долгих секунд лишь моргаю широко распахнутыми глазами, мечтая, что прямо сейчас потолок рассечет молния и испепелит это бездушное чудовище. Превратит в горстку пепла, которую я оставлю под своей ногой… Но, как бы это ни было печально, скорее всего, эта участь ожидает меня, ведь его взгляд прекрасно имитирует безжалостные молнии, поражающие меня в самую душу. Рот сам по себе раскрывается, пока я, не взирая ни на что, изучаю нависающего надо мной Беса. Наверное, радуюсь тому, что глаза привыкли к свету, и я могу в полной мере использовать их. Глупо испытывать интерес к своему похитителю, но из-за недостатка какого-либо другого общества невольно рассматриваю его.

Мужчина в том же черном длинном пальто, только сегодня оно расстегнуто, а его руки убраны в карманы брюк. Так полы распахнуты еще больше, что позволяет мне свободно скользнуть взглядом по плотно облегающему крепкое мужское тело бадлону в цвет пальто. Ткань доходит до самого горла, заканчиваясь практически у подбородка. Уверена, и душа у него как непроглядная тьма, которой за последние несколько суток стало слишком много в моей жизни. Внезапно я с испугом замечаю, как Бес что-то достает из кармана и пальцами свободной руки подцепляет меня за подбородок.

– Мне повторить? – сверху гремит строгий голос, и я бросаю на него взгляд исподлобья, чтобы придать себе хоть малейшую значимость. Естественно, моя реакция не нравится мужчине, и тогда его пальцы причиняют мне новую порцию боли, после чего я быстро качаю головой и неуверенно открываю рот шире. Бес вынимает шпатель из какой-то колбы и неаккуратно проводит им по внутренним сторонам моих щек, невольно вызывая у меня рвотный рефлекс, вместо которого выходит лишь надрывной кашель. Желудок пуст, а горло переживает времена засухи и кажется, кашель раздирает слизистую до крови.

– Теперь можешь поесть, – равнодушно бросает он и, закрыв колбу, убирает ее обратно в карман пальто.

Пошел ты! Пошел ты! Пошел ты! Хочется заорать ему прямо в лицо, но у меня нет сил ни на крик, ни на возможность приблизиться к его лицу.

Несмотря на колючую злость под кожей и желание рвать и метать за такое отношение к себе, мои дрожащие руки едва помогают удерживать слабое тело в полусидячем положении.

Слабая тряпка.

Хотя, с другой стороны, сейчас эта слабость только мне на пользу. Если бы мой язык работал в привычном режиме, то есть быстрее мозга, наверняка меня бы уже вернули отцу по кусочкам. От подобной мысли внутри все сжимается…

– Это что, соскоб для анализа? – выходит сипло, и мне приходится прочистить горло, что причиняет дискомфорт. – Зачем вы это сделали?

– Не хочу ничего подцепить, когда твой рот будет занят более полезным делом, – мужчина говорит это таким обыденным тоном, что каждая клеточка во мне готова воспротивиться. Ведь я прекрасно понимаю, в какую сторону клонит этот подонок… Но моя беспомощная ярость и мысли улетучиваются, когда на кровати появляется бутылка воды и коробка с китайскими иероглифами, в таких обычно бывает вкусная и ароматная лапша.

И пусть я покажусь уязвимой, но позволяю голодной слюне затопить пустой желудок, когда аромат теплой еды затуманивает мой мозг. Даже мираж члена Беса в моем рту не помогает затмить ярое желание наброситься на жалкую подачку от своего похитителя. Господи, я такая голодная, что в животе все болезненно посасывает и урчит… чувствую себя самым настоящим животным, которому бросили окровавленный кусок мяса, и все инстинкты подавляют любую возможность сопротивляться этому.

Сглотнув вязкую слюну, я принимаю попытку оторвать руки от матраса и приблизиться к еде, но тут же, пошатнувшись, упираюсь ими в кровать.

Зажмуриваюсь до белых мушек перед глазами, чертово головокружение. Чертовы оковы. Чертова жизнь!

Делаю глубокий вдох, как вдруг мрачная тень, стоявшая надо мной, двигается и снова позволяет ощутить сладкую свободу, когда Бес снимает наручники, с бряканьем приземляющиеся рядом.

Не собираясь его благодарить, с трудом усаживаюсь, скрещивая ноги по-турецки, и беру дрожащими пальцами палочки, торчащие из коробки, однако запястья настолько затекли, что кажется, руки совершенно меня не слушаются.

Попытка за попыткой не дают никаких результатов, еда ускользает от меня, как по закону подлости, но вдруг матрас проминается, а палочки исчезают из моих рук, прежде чем я успеваю осознать это.

– Повторюсь еще раз. Ты в моих руках, моя пленница, вещь, моя игрушка. Ты никто, ясно? Поэтому не становись моей обузой. Не вынуждай меня избавляться от тебя раньше времени. Еще раз доведешь себя до такого состояния… – Хватит меня пугать! – резко выпаливаю, до боли сжимая в кулаках покрывало. – Хотел бы убить, убил бы! – огрызаюсь, ведомая жутким раздражением, беспомощностью и голодом. Я готова  наброситься на него, лишь бы он уже заткнулся и просто помог еде попасть в мой рот.

Только вместо этого я получаю надменный смешок и убийственный взгляд из-под густых черных ресниц, который снова показывает мне, какая я жалкая.

Высокомерный ублюдок!

Даже без слов он способен заставить меня почувствовать себя ничтожеством. И мне отчаянно хочется вцепиться ему в глотку, огрызнуться, показать, что я не достойна такого отношения.

Но ведь сейчас сама нарываюсь, а Бес не откажет себе в этом удовольствии. Вижу, что не откажет. В звериных глазах появляется огонь, который с каждой встречей становится жарче. Азартнее. Опаснее.

– Ты думаешь, смерть это самое страшное, что может с тобой случиться? – звучит угрожающе и многообещающе, но даже сейчас его голос не кажется мерзким, какая бы грязь не лилась из его рта, слова выходят до абсурда благородными и… честными. – Ты еще не поняла? Ты в моей власти, Стрекоза. Твои прихоти здесь исполнять никто не будет. А я без каких-либо последствий могу сделать с тобой все что угодно.

– Но почему-то не делаешь? А я знаю, почему, потому что я нужна тебе живой, – выпаливаю слишком резко, черт возьми, я позволила себе завестись… вот только больше не собираюсь заискиваться перед этим козлом, поэтому продолжаю в той же манере, может так мои мучения действительно быстрее закончатся? – И ты не просто так выгнал тех ублюдков! Ты не хочешь, чтобы ко мне прикасался кто-то кроме тебя! Я не дура и вижу, как ты смотришь на меня! Так мужчина смотрит на женщину! – Господи, что я несу? – Женщину, которая сводит его с ума! Ты сам хочешь меня, но делаешь вид, что это не так! Переубеждаешь, боясь того, как я действую на…

– Закрой рот, пока я не вставил в него свой член, – он произносит это так непринужденно, что моя бравада тухнет как фитиль, а дыхание ломается. От услышанного даже желудок превращается в камень. – А теперь займись делом, раз такая говорливая. – Бес протягивает руку и подносит к моим губам еду, у меня же даже не получается сделать вид, что я не хочу есть, потому что настолько нуждаюсь в еде, что слишком быстро заглатываю лапшу с палок, едва не давясь ею.

Слышу тихую усмешку, и почему-то получаю укор униженного смущения. Чувствую себя его собачонкой, которую он кормит ради забавы.

– Но ты права, я не люблю, когда к моим вещам притрагиваются другие.

Вещам? Внутри что-то щелкает и волна злости молниеносно бьет прямо в мозг.

– Я не вещь! – кричу и выбиваю из его рук палки, которые в полной тишине звучно приземляются на бетонный пол вместе с лапшой.

Твою мать…

Так и замираю, с ужасом глядя на застывшего мужчину в два раза больше меня и страшнее, чем кто-либо, кого я видела в живую…

Вот сейчас мне действительно становится страшно. Он даже не смотрит на меня. Я не вижу его колючих и режущих, словно лезвие, холодных глаз, но чувствую это по одной исходящей дикой энергетике, отравляющей последние атомы воздуха.

А потом Бес просто встает и, не обращая на меня никакого внимания, вываливает еду на пол у подножия кровати, бросая сверху лапши и саму коробку.

Уже через мгновение он по новой нависает надо мной, вынуждая сердце разбиться о непроглядную тьму его глаз.

Похититель молча хватает меня за руки, поднимает наручники, но тут же останавливается, сосредоточенно разглядывая гематомы и следы от железных оков вокруг моих запястий, и свежею ранку на косточке.

Смотрит секунду, две, три, кажется, даже слышу, как скрепят его зубы, а дыхание жаром валит из носа, прежде чем он отбрасывает наручники и отпускает меня, оставляя колючие обручи от прикосновений жестоких пальцев.

Слишком поздно я понимаю, что он уйдет, а я опять буду задыхаться в одиночестве, ни на шаг не приблизившись к возможности выйти за пределы темницы. Поэтому даже не понимаю, как подрываюсь с кровати и пускаюсь следом, успев зацепиться за край мужского пальто, но тут же падаю, теряя с губ молящий крик, тонущий в болезненном стоне:

– Пожалуйста, остановись… Можно мне хотя бы помыться?

С минуту спина, напоминающая суровую скалу, стоит неподвижно, а потом двигается с места, унося с собой мятный запах мучителя и крошечную надежду на то, что моя просьба смогла доползти до его сердца.

Оно ведь должно быть у каждого человека, верно?

3

МИША

Вылетаю во двор и резко останавливаюсь, быстрыми движениями прикуривая сигарету. Затем достаю телефон, чтобы отправить сообщение Мирзоеву, парню, которому приказал следить за Стрекозой и кормить ее в мое отсутствие. Пусть отведет девчонку в душ. Никто не посмеет ему помешать, потому что теперь каждый кусок дерьма в штабе знает – она неприкосновенна.

Треклятая девчонка!

Она не заслуживала и крошки хлеба за такую дерзость, хотя я солгу, если не скажу, что вместо палок в ее рту мне виделась более полезная вещь. Чертовка определенно нарывалась на мой член. Уверен, сделай я подобное, Ягумнов сломался бы пополам, выпустив наружу кровавые позвонки.

Вот только какого хера я не выполняю и трети того, что планировал изначально? Почему позволяю дерзить? Кусаться? Почему только за это не свернул малолетке хрупкую шею? Не хочется, сам не знаю, почему, а самое главное, не понимаю, что вообще мне надо от нее. Но точно не лишить жизни. Пока нет.

А ведь я уже должен был сломать девчонку, заставить Ягумнова выть от беспомощности, боли, которую ничем не выдрать из груди. Так же как выл я сам, находясь в клетке, когда узнал о смерти матери и не имел возможности попрощаться с ней, потому что, блядь, погибал в каменных джунглях колонии строго режима. Из-за гребаных братьев.

Раненый волк среди шакалов, дважды находившийся на грани жизни и смерти, волк, ждавший обещанной свободы, в итоге под пылью многолетнего обмана превратившийся в такого же шакала, которые меня окружали.

Выживал, как зверь среди зверья. Дикого. Безумного и безжалостного. Пятнадцать лет гнил в месте, где никому не известно о человечности и доброте. Там эти понятия звучали как пустой звук, раздражая душу каждого обманутого шакала. Месть. Единственное, чем мы кормили своих внутренних демонов.

Месть, единственное, что имело для меня смысл и давало стимул жить.

Так о какой человечности идет речь? И какого черта, пусть даже мысленно, я произношу это слово? Во мне нет места для подобного дерьма.

Тогда, блядь, почему эта избалованная девица до сих пор даже и не подозревает, что я намеревался сделать с ней? Твою мать, каждый раз она останавливает меня, посылая своими глазами разряд молний прямо мне в грудь, маленький громовержец.

Знаю, что пожалею о собственном попустительстве, и, возможно, очень скоро, ведь даже закованной в наручники, грязной, в поношенной одежде, ей удается смотреть на меня с вызовом, словно она гребаная королева.

Скорее всего, она сама не осознавала этого, потому что ее буквально колотило от эмоций. Кажется, вот она, со слезами на глазах трясется в моей руке от страха и непомерного ужаса, но сколько бы я не пытался, просто-напросто не мог получить от этого удовольствие, которого желал и должен был испытывать. Потому что в то же время я видел в этих же глазах мужество и решительность. Ведьма всегда смотрит мне прямо в лицо. Что пытается разглядеть в нем? Или может достучаться до меня? Зря тратит время. Отпускать я ее точно не собираюсь. А наказать всегда успею.

Такими темпами долго ждать не придется, доведет, и заставлю по-плебейски опускать голову вниз, как только учует мой запах. Вот только пока ее поведение абсолютно не соответствует поведению классической жертвы. Пленницы. Запуганной вещи. Неужели мало этой мажорке, привыкшей к тепличным условиям, уже созданных мною жестких мер? А еще эти огромные глазища, их цвет продирал слой за слоем моей мертвой души. И всякий раз, когда я находился близко к девчонке, всегда видел в них малейшие волны ярости и ненависти, отчаяния и боли, безразличия и принятия. И каждая проклятая эмоция обладает своим цветом.

Ярость пылает злыми зелеными языками, отчаяние – золотым песком боли, а безразличие – зеркалит серым аквамарином.

Блядь, целый калейдоскоп.

Кажется, до встречи с ней мои глаза были блеклыми, зато ее в действительности напоминают редкий дар природы.

Стрекоза.

Первое, что слетело с моего языка при виде них. Сам не знаю, зачем дал ей это прозвище, ни к чему это. Но слишком быстро эта девушка становится моей вредной привычкой. А с такими, как известно, одни проблемы.

Вот и я не смог от нее отмахнуться.

Слишком долго отказывал себе в этом. Слишком долго жрал как падальщик, снующий вокруг мусора. А сейчас в моей пасти самый что ни на есть элитный кусок мяса. А если он еще и с кровью, это будет вдвойне приятней для моего затравленного зверя.

Поэтому, когда Кабаев предложил раздеть девчонку, чтобы повеселиться и снять видео для будущего зрителя, я отказал. Не хотел делиться с кем-то своим лакомым куском. Уже на каком-то инстинктивном уровне я по-своему защищал ее, и пусть меня это чертовски злило, я не мог ничего с этим поделать.

От одной только мысли, что ее тело облизывала бы ни одна пара глаз, меня разрывало от ярости. Лихорадило так, что становилось душно. Тошно от самого себя. Мерзко от желания, которое было совсем неуместным. Однако это ни на унцию не приглушало порыва убить того, кто тронет ее. Своих. Чужих. Любого. Она моя. И только я буду ее палачом. Потом разберусь зачем и куда, главное, дать понять ублюдкам, что это моя работа. Целый месяц я рисковал шкурой и выслеживал ее. Достал то, что не готов делить ни с кем-либо. А Кабаеву и так привалило с того, что я перехватил ни одну поставку оружия Тихого.

Но самое опасное оружие оставил себе. Чертов кретин. Уверен, вскоре я пожалею о своем опрометчивом поступке, но не перестаю убеждать себя в том, что все это и есть месть.

Я заставлю Ягумнова ползти на коленях, стереть их до кровавого мяса, в то время как его мозг будет превращаться в фарш от догадок, что я делаю с его дочерью.

И я сделаю, несмотря ни на что.

Правда сначала поиграю с маленькой стервой, выпью ее, как оживляющий эликсир. Ломать ее будет слишком сладко, особенно когда она снова будет смотреть на меня своим высокомерным взглядом, будто я не достоин и сантиметра ее каблука. Такая же, как и ее папаша. Эта девчонка вообще в курсе, насколько может раздражать и провоцировать одновременно? А ее острый язык… острее ножа, ей-богу.

Делаю еще одну затяжку и выпускаю горький дым вместе с успокаивающим выдохом. Но потом матерюсь, бросая окурок под ботинок, и тут же возвращаюсь обратно. Сам не знаю, зачем. Попытки переубедить себя тщетны. Ноги предательски несут в подвал, только там уже никого нет, отчего гнев проносится горячей волной по венам.

– Твою мать, – рыкнув, громко хлопаю дверью и пускаюсь прямиком к душевым. Лестничный пролет быстро сменяется вторым, третьим, прежде чем я добираюсь до длинного коридора, в конце которого вижу своего человека и теперь стремительно двигаюсь к нему. – Свободен, – бросаю приказ, грубо сжав плечо парня, на что тот лишь испуганно смотрит на меня. – Иди, Вася, на сегодня ты свободен, – повторяю требовательней и, получив от него короткий кивок, захожу в душевые.

Я даже не понимаю, как все вышло из-под контроля, этот рефлекс не поддается даже мне, потому что все, о чем я могу думать, это о том, что Мирзоев мог… Последняя мысль обрывается, и я перестаю дышать…

Черт возьми, я совсем не готов к тому, что вижу.

Делаю глубокий вдох, изо всех сил стараясь не вести себя как одержимый извращенец, вот только глаза упрямо продолжают царапать стройное подтянутое тело, конкретно залипая на слегка округлых, сочных бедрах.

Стискиваю челюсть от неконтролируемой волны больного воображения и встряхиваю головой, пытаясь выбросить мысль о том, с каким шлепком моя ладонь коснется ее задницы. Но тщетно, пульс предательски ускоряется.

– Блядь, – выдавливаю сквозь зубы, прикрывая глаза и делая еще один успокаивающий вздох, который не помогает заглушить жжение в позвоночнике, пробирающееся горячим потоком к члену.

Я же уже видел ее голой, черт возьми, даже трогал, но сейчас это лишь дополнение к тому, что теперь открывается моему взгляду.

Под струями прозрачной воды Стрекоза напоминает мне фарфоровую куклу с гладкой нежной кожей, которую я игнорировал при осмотре чипа, и с волосами цвета молочного шоколада, ниспадающими жидким шелком на выпирающие ключицы.

Однажды забравшись в ее комнату посреди ночи, я не удержался, потрогал лоснящиеся в лунном свете локоны и чуть не сдох от того, какими мягкими они ощущались между моих грубых пальцев. Тогда мне казалось, что ничего нежнее в своей жизни я еще не трогал. А это миловидное лицо безропотной лани, оно лишь гребаная маска обладательницы стойкого и невыносимого характера, который уже дает о себе знать, периодически показываясь из-под налета шока и страха. И я помню эти дрожащие от различных эмоций пухлые губы, не оставшиеся без моего внимания даже сегодня, когда они были потрескавшимися и обезвоженными.

Вот что в ней такого? Почему стою и вылизываю ее глазами как пацан, впервые увидевший голую задницу, однако игнорировать те странные эмоции, что подобно мелким занозам нарывают под кожей, не получается.

Внезапно девчонка оборачивается, и испуганный крик тонет в парах воды. Она застывает с широко распахнутыми глазами, которые слишком явно выдают свою хозяйку, затягиваясь зеленой поволокой.

Злость мгновенно затмевает все остальное, потому что стерва опять смотрит на меня с презрением и вызовом, правда колючая эмоция приглушается приятным удивлением, ведь девчонка не спешит прикрыться, позволяя мне заметить, как вздымается ее идеальная полная грудь с крупными, светло-персиковыми сосками, будто вылепленными из фарфора.

И меня словно застопорило, ведь я совершенно не спешу отвести взгляд, жадно наблюдая, как под моим прицелом ее соски призывно вытягиваются, а сиськи подрагивают от волнительного колебания.

Опускаю взор и отмечаю крепко сжатые кулаки, невольно вызывающие у меня ухмылку, но она исчезает, стоит мне посмотреть еще ниже на полоску темных волос. Твою мать… Рефлекторно сглатываю голодную слюну, после чего сосредотачиваюсь на плоском животе с маленьким пупком.

С минуту я еще с пристрастием изучаю молодое тело, но каким-то образом прихожу в себя и прочищаю пересохшее горло. Кажется от представшей моим глазам картины во рту испарилась последняя капля влаги.

Одно дело, когда девчонка лежала подо мной поленом, но другое, когда она такая, как сейчас – нескованная, живая, наслаждается каждой каплей воды, а теперь отбивается взглядом как дикий зверек.

Провожу обожженным желанием языком по внутренней стороне зубов, которыми мысленно уже вгрызаюсь в молочную плоть, и мне приходится оттянуть штаны в паху, где стало заметно теснее.

– Все рассмотрел? – с вызовом бросает стерва, а потом, выключив воду и не сводя с меня полных ненависти глаз, судорожно нащупывает висящее сбоку на стене полотенце, после торопливо заворачиваясь в него. Правда с таким видом, будто тряпка измазана говном.

Блядь, будь на моем месте один из людей Кабаева, он отодрал бы ее во все дыры, наплевав на все, в том числе и на глупую смелость.

Глупая и характерная. Одно я знаю точно, эта непослушная девка еще покипятит мне мозг.

– Рассмотрел. – Сглатываю. – Он дал тебе чистую одежду?

– Одежду? Разве ты хочешь, чтобы я оделась? – вкрадчиво подначивает меня, будто сама не боится своих слов, но дрянь не намерена затыкаться. – Я думала, что ты предпочтешь облапать меня, как и в тот раз. Или… нет? Я ошиблась?

Вздернув подбородок, девчонка резко улыбается с предательским блеском в глазах. Вот только ее напускная броня слишком быстро разбивается дрожью, что не ускользает от моего внимания. Боится ведь, но так и просит приструнить, отлупить по сочной заднице.

– Подойди, – сухо вырывается из напряженного горла, когда я складываю на груди руки и подзываю пальцем: – Ну-ка, Стрекоза, притащила сюда свою задницу. – Добавляю нетерпеливо: – Быстрее.

Девчонка хмурится, сжимая пухлые губы в плотную линию, прежде чем неуверенно качает головой, отказывая мне.

– Не заставляй меня применять силу.

Она судорожно сглатывает и еще сильнее сминает в кулаках края полотенца.

– Не буду облегчать тебе жизнь.

Снова дерзит.

Стерва.

В два шага преодолеваю расстояние и хватаю за волосы до того, как она пытается проскользнуть мимо меня. Вот что за дура.

– Значит, не боишься? – рычу ей на ухо, перемещаю руку на горло и буквально вдавливаю спиной в свою грудь, что оказывается равносильно раскаленному тавро.

– Боюсь, – тяжело дыша, цедит она и дергается, наивно полагая, что получится вырваться. – Ты видел свои глаза? – начинает тараторить и брыкаться. – Конечно, я тебя боюсь, ты же больной… Псих… Только ты тоже боишься… Боишься моего папу, поэтому и не трогаешь ме…

Взвизгивает, когда я отвешиваю шлепок по ее промежности, такой мощный, что пальцы охватывает жаром. Зато стерва замолкает, срываясь на рваные вздохи. Второй пятерней грубее сдавливаю хрупкое горло и ловлю от этого кайф, понимая одно: уйти уже точно не получится.

– Первое, что ты должна запомнить, – шиплю с каким-то азартом в голосе, от которого кровь воспламеняется в венах, – держи свой рот на замке. Кроме глупого дерьма из него ничего не выходит. Я ведь могу и продемонстрировать, как сильно боюсь твоего папочку. Только тебе не понравится. Никому не понравится. Поэтому не провоцируй меня, Стрекоза. – Запрокидываю ее голову и, оскалившись, приближаюсь к пухлым губам. – Ни словом, ни взглядом. Иначе заставлю тебя бояться даже моих шагов. – Молчит. Трясется с закрытыми глаза, а губы все так же упрямо сжаты. – Ты поняла? – рычу ей в щеку, злясь на себя и теряя контроль.

– Зачем ты вернулся? – наконец раздается тихий шепот. – Не доверяешь даже своему человеку? Думаешь, он бы составил мне компанию?

Я и сам не знаю, зачем…

Со стоном отталкиваю от себя треклятую ведьму, и та с трудом удерживает вертикальное положение, начиная пятиться назад.

– Я больше никому не доверяю, – слова вылетают из распирающей груди резкими пулями, когда делаю шаг к ней навстречу. Меня не покидает навязчивая идея свернуть эту тонкую шейку.

– Может, ты и в туалет со мной ходить будешь?

Неугомонная маленькая сука.

– Это мне решать. Ходить тебе в туалет или под себя, жрать с моих рук или с пола, пить или подыхать на привязи. Это понятно? Учись покорности, иначе придется научить тебя своими методами. Ты моя собственность. И дальнейшая твоя жизнь зависит от меня. Усекла?! – рявкаю, настигнув ее испуганное лицо и толкнув лоб своим. – Я решаю, – делаю глубокий вдох, – жить тебе или сдохнуть!

– Лучше сдохнуть, – шелестит дрожащим голосом, срывая меня с тормозов.

Хватаю девчонку за предплечье и волоку прочь из душевой. Надо закрыть ее к чертовой матери в подвале и не приходить в ближайшие дни. Ей полезно побыть в одиночестве, может тогда она поймет, что такое благодарность.

Веду стерву с лестницы под болезненный стон, насрать, что она босиком, сука должна знать свое место. Я и так слишком многое спускал ей с рук. Отворяю дверь в темницу и буквально заталкиваю ее туда, тут же закрывая, словно прячу самое настоящее проклятье в ящик Пандоры.

Резкими шагами пересекаю пустой коридор и, достав телефон, набираю Мирзоева. Пульс на пределе, внутри все коротит как в поломанном электрощитке. Блядство. Мне просто нужно потрахаться, наконец-то расслабиться, ведь я слишком долго лишал себя этой возможности. Делаю размеренный вдох и через пару гудков слышу голос Василия на другом конце трубки.

– Принеси девчонке чистую одежду, – требую, сжимая гаджет до скрипа в руке. – И мазь, – матерюсь под нос, – мазь для ран… руки это… самое… ей обработай. И не вздумай разговаривать с ней!

4

Бес настолько быстро избавился от моего общества и запер в гребаном подвале, будто не мог больше ни секунды находиться рядом со мной. И нет, мне не показалось. Я не слепая. Я видела, как его буквально трясло, это ощущалось в каждом слове, жесте и тоне, которым он разговаривал со мной. Я прямо-таки раздражала его, и похититель не смог скрыть этот факт, как бы ни старался.

Лихорадочно расхаживая босиком по холодному помещению, с трудом сдерживаюсь от того, чтобы не начать материться во все горло, это все равно не избавит меня от раздражающего жжения на руке, возникшего из-за мужской хватки.

Но я отчаянно пытаюсь заглушить дискомфорт, растирая кожу. Наверное, только поэтому я еще не покрылась инеем, ведь боль, причиненная грубостью похитителя, горячими волнами невидимых вибраций расходится по всему телу.

Проклятье, мне потребовалась вся моя смелость, чтобы провернуть эту глупую провокацию и понять, как далеко я могу зайти на новой территории, не сдохнув при этом. И, к моему сожалению или счастью, кажется, я еще не нашла стоп-кран.

Скорее всего, это принятие желаемого за действительное, но все же кое-что я успела понять точно. У этого мужчины определенно есть сердце, ведь Бес не оставил без внимания ссадины на моих запястьях, даже простая просьба о душе оказалась услышанной.

Вот только я никак не была готова увидеть его там… в обшарпанной душевой… Я до сих пор не понимаю, как смогла позволить ему снова облапать себя, правда на этот раз без рук, одним лишь взглядом.

С другой стороны, стоит признаться самой себе, у меня не было уверенности в правильности моих поступков, да и присутствие Беса не вызвало того отвращения, которого я ожидала. Напротив, мне отчаянно захотелось показать ему, что меня не смутила его наглость, и я еще способна побороться за себя. Он зверь. А любого зверя можно приручить, главное понять, как. И кажется, мне удалось увидеть его слабое место, – сверлящие холодом глаза, взгляд которых обжег каждую черту на моей коже и явно дал понять, что я могу использовать свое тело как стрелу.

Хотя сверлит это слабо сказано, порой его взгляд настолько красноречив, что я ощущаю себя куском мяса.

Возможно, когда я выберусь из проклятой темницы, мне удастся как-то воспользоваться этим преимуществом. Пока же мне ничего неизвестно о моем местоположение и опрометчивые поступки могут обернуться против меня самой. К тому же этот мужчина слабо и по-своему, но все-таки проявил сострадание к моему, если можно так сказать, благополучию. Может быть, он же и станет моим освобождением?

Безусловно, его ярость пугает меня, но в то же время мне не дает покоя осознание того, что эта ярость пустая, будто от какой-то безысходности. Ведь уверена, хотел придушить, но не сделал ничего, что угрожало бы моей жизни, разве что этот шлепок…

Почему-то от подобного воспоминания мне хочется поежиться, к тому же между ног все еще неприятно пульсирует от удара, а все потому, что его ладонь коснулась самого сокровенного места, и не самым приятным способом…

В конечном счете онемевшие от ледяного пола ступни вынуждают меня забраться на кровать и укрыться одеялом, а буквально через пару минут холод все-таки добирается до пылающего разума, напоминая о том, что ко всему прочему мои волосы тоже мокрые. Вот уж точно дерьмо. Для полного счастья не хватает только заболеть.

В первые дни из-за шока у меня просто-напросто не было времени переживать о здоровье, однако сейчас, когда внутри вспыхивает новый огонек надежды на спасение, я начинаю опасаться.

Я и так ослабла из-за долбаной голодовки. Правда складывается впечатление, что вода и жалкая грамулька пищи, попавшая в мой желудок, открыли второе дыхание.

А может, я уже брежу.

От мыслей о еде живот скручивает, и я невольно приподнимаюсь и кошусь на вываленную на пол лапшу.

Идиот!

Думает, я буду бросаться к его ногам за подачкой, как какая-то собака? Сжимаю кулаки и резко выдыхаю сквозь клацающие зубы. Может быть, и буду, но точно не сейчас.

Черт возьми, сегодня действительно холоднее.

Дрожа, я снимаю с себя мокрое полотенце и крепче заворачиваюсь в одеяло, изо всех сил стараясь не думать, когда его стирали последний раз, а потом наклоняюсь и беру с горстки лапши несколько крупных кусков мяса. Конечно, они уже остыли и напоминают куски льда, но это чертовски вкусные куски льда, которые я разжевываю как можно медленнее. Я видела в какой-то передаче, что жевать нужно тридцать секунд, тогда насыщение придет быстрее. Это хорошо, значит, мозг еще работает и не все потеряно, однако, судя по тому, как я вела себя с похитителем, вопрос о наличии мозга еще остается открытым.

В итоге я выбираю из лапши все лакомые кусочки, которые, естественно, не коснулись грязного пола. А когда наедаюсь, удовлетворенно откидываясь на спину.

Правда мое умиротворение длится недолго, и в следующее мгновение я слышу щелчок открываемой двери. Страх тут же охватывает меня, отчего сердце предательски сжимается в мельчайшую крупицу.

Я каждый раз боюсь, что сюда могут снова явиться те головорезы, но когда в помещении появляется парень, который приходил ко мне раньше, непроизвольно выдыхаю громче положенного.

В моем положении вообще законно испытывать облегчение в компании незнакомого человека? Да, он не причинил мне боль, но что мешает ему сделать это сейчас?

На постель прилетает стопка одежды, а потом и сам парень присаживается на край кровати, прежде чем я успеваю прижаться спиной к изголовью. Замечаю в его руках какую-то мазь, но стоит ему протянуть руку, как я отшатываюсь в сторону, сильнее натягивая на грудь покрывало.

Незнакомец матерится себе под нос и снова протягивает в мою сторону раскрытую ладонь.

– Я не сделаю тебе больно, – произносит он с осторожностью, не отводя от меня внимательного взгляда. – Не усложняй мне работу.

Не усложнять? А может они не будут усложнять мне жизнь и просто отпустят меня?

С минуту я еще не решаюсь довериться ему, вот только понимание, что если я не выполню то, о чем меня просят, этого все равно добьются силой, вынуждает меня протянуть ему руку.

Без лишних разговоров он аккуратно тянет ее ближе и начинает обрабатывать ссадины на запястье, что невольно приводит меня в своего рода ступор. И я нахожусь в нем, пока не замечаю, что дверь в темницу открыта.

В то же мгновение в моей голове что-то щелкает, и внутри вновь зарождается это саднящее желание попасть на свободу. Вернуться домой.

Сколько я вообще здесь нахожусь? Меня хоть кто-нибудь ищет? Или папочка не смог вытащить свою голову из вагины новоиспеченной женушки? А что, если он просто-напросто не знает, что меня похитили? Но ведь Бес фотографировал меня не для своего портфолио жертв… Понимая, что начинаю злиться от подобных мыслей и терять настрой, я останавливаюсь.

– Как тебя зовут? – наконец осмеливаюсь заговорить с парнем, но он продолжает молчать в привычной ему манере. Козел. – Мой отец знает, что вы прячете меня здесь? – вместо желаемого ответа, парень принимается молча обрабатывать вторую руку. И вот как мне использовать такую прекрасную возможность для побега, если он игнорирует любое мое слово? Я могла бы отвлечь его и попытаться быстрее добраться до двери, но боюсь, что это невозможно. – Тебе что сложно ответить? – выпаливаю я, отдергивая руку. Мне кажется, своим поведением я напоминаю сумасшедшую. Делаю вывод по тому, как он смотрит на меня.

– Не положено, – сухо бормочет тот и уже было собирается подняться, как вдруг доносящийся откуда-то сверху грохот и мужские крики отвлекают парня, вынуждая его обернуться в сторону шума и прислушаться.

У меня секунда. Секунда на принятие решения, и я не знаю, насколько оно правильное, но это единственный вариант, который у меня есть.

Что я там говорила про опрометчивые поступки?

Хватаю один из наручников и быстро цепляю его за руку парня до того, как он успевает спохватиться и понять, что произошло. Я так резко отшатываюсь от него, что падаю и разваливаюсь на полу, позволяя одеялу соскользнуть с груди.

– Ты что…

Взгляд парня шокировано замирает, останавливаясь чуть ниже моего лица, но он тут же зажмуривается и отворачивается, пытаясь вытащить свою руку из металлических оков с ярким потоком нецензурной брани.

Ну и отлично, мазь у него есть, побудет в моей шкуре, говорят, это полезно. Судорожно хватаю вещи, на ходу запрыгиваю в штаны, мысленно сожалея о своих фирменных трусиках, оставшихся в душевой, и удивляясь тому, откуда у меня берутся силы.

– Можешь поворачиваться, не знаю, как там тебя зовут, – впопыхах ныряю в свитер, морщась от того, как материал колет кожу.

– Не делай глупостей, – испуганно выдает парень, прежде чем я встречаюсь с его озлобленным и в то же время растерянным лицом. – Не смей выходить отсюда, иначе пожалеешь.

– Пардон, я уже жалею, – вынимаю влажные волосы из-под свитера и одновременно шнурую ботинки на пару размеров больше моего. Главное не думать, от кого мне досталась эта одежда.

Выпрямляюсь и облегченно выдыхаю, ловя своеобразный кайф от зашкаливающего адреналина. А заметив в руках парня телефон, не теряя времени, с грохочущем в груди сердцем выбегаю за дверь.

На мгновение замираю, вплетая дрожащие пальцы в волосы, и бегло рассуждаю о дальнейших действиях. Я слышала мужские крики. Значит, нужно проявлять осторожность. И у меня даже получается, потому что я уже миную второй длинный и темный коридор, замечая металлическую лестницу, ведущую наверх. Правда только я делаю шаг к ней, как тут же ощущаю, что мое сердце с грохотом падает куда-то вниз, потому что из двери рядом выходит мужчина, а уже в следующее мгновение его голова поворачивается в мою сторону. Рыжие волосы и мерзкое лицо. Этого отвратительного придурка я ни с кем не перепутаю…

– Оу, – протягивает он, после чего закрывает дверь и делает шаг в мою сторону. К несчастью, окружающий нас полумрак позволяет мне увидеть похотливый блеск в его глазах. – Прекрасная киска вышла погулять?

От того, каким тоном этот ублюдок произносит «прекрасная киска», мой недавно заполненный желудок сжимает чувство отвращения, и меня чуть ли не выворачивает наизнанку.

Но именно это помогает мне оклематься от ужаса, застывшего льдом в моих венах, и начать действовать. Если он доберется… Нет! Мне явно не стоит дарить ему такую возможность. От одной только мысли, что он сделает со мной, хочется провалиться сквозь землю. Исчезнуть.

С трудом, но все-таки заставляю свои окаменевшие ноги сдвинуться с места и попятиться назад.

– Не вздумай бежать, сучка, – следует угрожающее предупреждение, и тут мое дыхание учащается, вот только я задыхаюсь в жалких попытках наполнить пустые легкие. Кажется, что из помещения выкачали весь воздух, в котором я так отчаянно сейчас нуждаюсь.

Бежать? Не успею… да и не знаю куда.

– Я принадлежу, Бесу, – вырывается из ходящей ходуном груди единственное, что может спасти меня в этой ситуации. И мне непременно хочется почистить язык от того, что я самовольно говорю это, но все-таки жить хочется больше. – Ему не понравится то, как ты на меня смотришь. Или хочешь его разозлить?

Мужик тут же заходится раскатистым смехом. Черт возьми, видимо этого ублюдка лишь распаляет все то, что я пытаюсь использовать в качестве щита. И в доказательство моих опасений он так резко срывается с места, что я все же пускаюсь в бегство, гребаный инстинкт, с которым я не могу ничего поделать.

Вот уж не думала, что буду так неистово спешить вернуться обратно в свою темницу. Но меня останавливает острое жжение на затылке, за которым следует грубый рывок, и мои лопатки болезненно сталкиваются с полом.

Из груди вырывается мучительный стон, и все тело охватывает тупой болью.

Внезапно моя голова оказывается вздернутой кверху, после чего я ощущаю влажные губы у самого уха.

– Конечно ему не понравится, принцесска, – мерзко шепчет он, – но мы ведь об этом никому не расскажем ?

Я даже не успеваю ответить, как мудак хватает меня за шкирку и подтягивает к себе, пока я отчаянно сопротивляюсь этому. Каждый мой крик утопает в стоне боли, особенно когда он наматывает все еще влажные волосы на кулак и начинает волочить по полу в неизвестном направление.

Боль настолько сильная, что терпеть становится просто невыносимо, кажется, еще немного, и он сдерет с меня скальпель вместе с волосами.

Из последних сил я хватаюсь за его руку и впиваюсь ногтями в запястья мужчины, истошно царапая их. Вот только получаю еще один рывок и новый залп боли, а после меня зашвыривают в какое-то темное помещение.

Есть лишь пара секунд, чтобы отдышаться от переполняющих меня чувств. Ужасных и невыносимых. Но все тщетно. Мое тело будто охвачено огнем, и пошевелиться никак не получается, малейшее движение блокируется приступами агонии.

– Тупая шлюха, – рявкает рыжий ублюдок и, схватив меня на руки, швыряет на что-то мягкое… твою мать, это кровать. – Еще раз выпустишь свои ноготки, я отгрызу каждый твой розовый пальчик.

– Тебе слишком дорого обойдутся мои пальчики, – цежу я каждое слово, вылетающее из меня с рваными вздохами и, дождавшись, когда этот урод склонится надо мной, задираю ногу в попытке пнуть его и причинить хоть толику мучений. Однако мне не удается застать его врасплох, а вскоре он блокирует и мои вступившие в бой руки, заведя мне их за спину и придавив сверху своим тяжелым телом.

– Ц-ц-ц, – мудак качает головой, нависая надо мной и ласково перебирая пряди моих волос, но я резко отворачиваюсь, чтобы сдержать позыв рвоты от вони из его смердящего рта. – Такая прелестная и кусачая киска. Вся в папочку.

Все это настолько мерзко, что я закусываю губы и зажмуриваюсь, лишь бы не разреветься от охвативших меня эмоций. Но ощутив, как его рука пробирается между наших тел вниз и оттягивает резинку штанов, я будто лопаюсь и позволяю горячим слезам вырваться наружу. А вместе с тем и крику, который тут же тонет в его грязной ладони.

– Ш-ш-ш, не шуми, принцесска. Мы будем вести себя тихо, как мышки, или тебе мало меня? Хочешь, чтобы к нам присоединились другие зрите… – кусаю его за ладонь, – А-а-а, сука! – выплевывает он мне в лицо, куда тут же прилетает хлесткая пощечина, а потом все погружается в полнейший хаос. Не обращая внимания на мои брыкания и вопли он с такой злостью срывает с меня штаны, что вместе с ними с меня слетают и ботинки. Сквозь рычания ублюдка я слышу звук расстегиваемой пряжки ремня и шуршание одежды, но пошевелиться толком не могу. Одной рукой мужчина держит меня за шею, практически душит, впившись пальцами под челюсти до острой рези, отчего из глаз градом сыплются слезы. – Что ж, – выдыхает он со смешком, после чего силой вклинивается коленом между моих ног. – Думаю, мой босс будет очень доволен, если я передам Ягумнову привет, накачав его дочурку…

Это последнее, что я слышу из гнилого рта, потом резко следует оглушающий грохот, и внезапно мой мучитель замирает, а в следующую секунду его буквально сдирают меня.

– П-погоди, с-стой. М-миш… она с-сама… – как через слой ваты, до меня доносится мольба рыжего урода, а затем кашель прекращает раздирать мое горло, и у меня получается приподняться. Вот только увидев очертания чего-то, похожего на черное пальто и склонившуюся мужскую голову, я едва не падаю в обморок… Потому что он делает шаг и резким движением облаченной в черную кожаную перчатку руки (по-крайней мере мне так показалось), хватает вопящего головореза за рыжие пакли и начинает безжалостно впечатывать его в пол. Вскоре сквозь хруст и крики боли я с ужасом разбираю слова, которые останавливают моего спасителя: – К-клянусь… она сама пришла ко мне… – всхлип. – Просила помочь сбежать…

Вот же чертов ублюдок! Трус!

Моргаю так часто, чтобы затуманивающие взор слезы наконец прекратили течь и вернули мне полноценную возможности видеть, но уже спустя мгновение жалею об этом.

Мужчина в черном пальто резко поворачивает голову в мою сторону и замирает на мне парализующим опасной темнотой взглядом. Бес…

5

Миша. У этого жестоко мужчины все-таки есть нормальное человеческое имя. Миша. Наверное, мне сильно досталось от рыжего мудака, раз в такой момент я рассуждаю о подобной херне. К тому же без трусов. Нет. Бес все же подходит ему больше. Я делаю такой вывод, когда замечаю его руку, с которой по кожаной перчатке стекают редкие капли крови. Твою мать. Ну какой Миша! Бес! Убийца! Псих!

– Это правда? – зловеще гремит его голос в образовавшейся вокруг нас тишине, и кажется, в этот момент я заикаюсь, так и не вымолвив ни слова. – Ты просила его о помощи?

Из груди вырывается рваный вздох. Он что, мать вашу, серьезно? Меня все еще трясет от случившегося. Но вспышка гнева это именно то, что мне сейчас нужно. Определенно да.

– Ага! И трахнуть заодно, – огрызаться явно не очень умно, но эта реакция следствие шока, что отключил в моем теле любую здравую функцию. Не обращая внимания на собственный идиотизм, я добавляю: – Он сказал, что у меня потрясная киска.

Ну или что-то вроде этого. По хер! Моя задача стравить их и, как только это случится, без оглядки унести свою задницу подальше отсюда. И молиться, чтобы я нашла выход быстрее, чем за мной пустится погоня. Возможно, далеко не лучшая идея, но хуже все равно некуда. Терять мне нечего.

Правда, в первую очередь я хочу увидеть, как он продолжит уничтожать животное, едва ли не коснувшееся меня своим грязным отростком. Вот только вместо этого Бес окончательно теряет интерес к моему мучителю и, вытерев руки об его кофту, начинает приближаться ко мне. Какого черта? Почему все опять оборачивается против меня? Заметив его изучающий взгляд далеко не на уровне моего лица, я тут же оттягиваю свитер, пряча от него то, что вызывает интерес у каждого хрена с членом. А затем отползаю дальше, насколько мне позволяет проклятая кровать.

Кажется сердце замедляет свой ход, а удары о ребра ощущаются наоборот сильнее. Черт… Сглатываю и быстро облизываю пересохшие от разрывающих меня эмоций губы. Рядом с ним всегда так. Не знаю, с чего я вдруг решила, что с этим мужчиной я в безопасности? Тупица какая-то, ей-богу! Безусловно, я не отрицаю, он спас меня, и уже не впервые, однако это не отменяет того факта, что Бес чертовски опасен. И мне не стоит забывать об этом. Но слишком поздно… я уже облажалась.

– Ты стала говорливее, Стрекоза, – ловким движением руки он хватает меня за лодыжку и дергает вниз, вырывая из моего горла писк, когда моя промежность оказывается у него на виду. Не дожидаясь последствий, я инстинктивно реагирую и пинаю его, что есть мочи, попадая пяткой прямо в крепкую мужскую грудь. Твою мать, зажмуриваюсь, едва не воя от охватившей ступню боли. Проще было попытаться сдвинуть с места скалу, потому что вместо ожидаемого результата я получаю обратный эффект, и его хватка на моей лодыжке усиливается. А из-за перчаток она кажется до ужаса холодной. И пугающей. – Это была плохая идея, девочка Ася, – предупреждает, буравя меня мрачным взглядом темно-синих глаз. Сейчас они напоминают ночное небо в грозовую бурю.

Но боль и приближающийся провал раздражают меня, подобно нервной пульсации, толкая на край отчаяния, и я делаю еще один пинок свободной ногой, целясь Бесу в бедро. Еще и еще, пока не вырываю из его груди гортанное рычание, а после даже не успеваю понять, как одним резким и грубым движением мое тело переворачивают на живот.

Взбесившийся пульс слишком быстро нейтрализует все мои жизненно важные функции, вынуждая давление подняться до критических пределов. Атрофировать меня и вывести из строя.

Запаниковав, я тут же пытаюсь подняться, но получаю жесткий шлепок по голой заднице и с визгом приземляюсь обратно на кровать. А после мои руки попадают в агрессивный плен, оказавшись переплетенными за собственной спиной.

– Остановись! – вылетает из моей распирающей груди жалкий писк. – Прошу, не делай этого…

Но вместо ожидаемых действий, Бес начинает быстро заворачивать меня в одеяло, превращая в беспомощный кокон, и я даже не соображаю, как отреагировать, совершенно не понимая, что он делает. Да и времени на это у меня тоже нет, ведь в следующее мгновение я оказываюсь у него на плече.

– Я уже говорил, что малолетки меня не интересуют. Для таких, как ты, есть другие способы наказания.

И вот это высказывание о других способах наказания оказывается единственным, что улавливает мой парализованный паникой мозг. Но говорить в таком положении не выходит, изо рта вылетают лишь рваные клочки с буквами, потому что желудок каждый раз сталкивается с твердым плечом от порывистых шагов мужчины. Шаг. Второй. Третий. А когда в таком положении мы поднимаемся по лестнице, создается впечатление, будто меня протащили по стиральной доске. Я вообще удивляюсь, как с он может так легко передвигаться с не самым легким грузом на плече. И еще странно, почему остатки пищи не покинули мой желудок.

Скрип двери немного приводит меня в чувство, и спустя секунду в нос попадает морозный воздух. Господи Боже… Не верится… Я на улице, которая, черт подери, так соблазнительно пахнет свободой. Но лишенная возможности почесать даже собственный нос, я лишь хватаю свежий кислород, изо всех сил пытаясь разглядеть, что меня окружает. Однако эту возможность от меня забирают, когда раздается щелчок, а после мое тело рывком укладывают в замкнутое пространство, Правда запах солярки и прочей херни быстро помогает сориентироваться и понять, где я до того, как меня закрывают в затхлом багажнике какого-то драндулета.

Частично лишенная зрения из-за прилипших к лицу волос, я в отчаянии пытаюсь вытащить хотя бы руки, но, не получив результата, прекращаю извиваться как беспомощный червяк. Сил совсем не осталось. Да и в такой темноте возможность видеть ничего бы не исправила.

Порывистый вздох покидает мою грудную клетку, прежде чем я бьюсь затылком о что-то твердое, игнорируя, как стучат зубы, то ли от холода, то ли от обреченности. Но я замираю, когда слышу хлопок двери, кажется, с водительской стороны, за которым следует звук прокручиваемого в зажигании ключа.

Неизвестность снова пугает. Что теперь будет? Куда он собирается меня отвезти? Причинит ли мне боль?

Но я тут же пытаюсь успокоиться. Страх лишь усложнит ситуацию, мне нужно перестать поддаваться ему, и сердитый разум немного помогает в этом. Да и разве может со мной случится что-то похуже?

Так я и резонирую между яростной агонией и беспомощной тоской по свободе всю оставшуюся дорогу, лишь догадываясь о том, что мы едем не по асфальту и явно не в город, а по сплошным ухабам. Благо одеяло смягчает мои удары о металлические выступы. Внезапно машина останавливается. И шальное сердце застревает поперек горла, стоит мне понять, что Бес покидает салон и, хрустя ботинками по снегу, уже приближается к багажнику, а значит, черт возьми, ко мне. А как только открывается багажник, свет от падающего фонаря позволяет мне разглядеть нависшего надо мной мужчину, отчего проклятое чувство беспомощности и бессилия снова оборачивается против меня. Однако вместе с тем проклевывается и желание причинить ему боль, хотя бы только за то, что смотрит на меня так, будто наслаждается моим положением. И меньшее, чтобы я сделала, будь мои руки свободны, расцарапала бы это безэмоциональное лицо. Когда-нибудь у меня обязательно появится возможность отомстить ему за все и я обязательно воспользуюсь ею.

Бес просовывает под меня руки и пытается достать из багажника, но я демонстративно отворачиваюсь от него, избегая какого-либо контакта, лишь оттягивая неизбежное, но этот мужчина явно не намерен церемониться со мной.

С гортанным звуком он все-таки хватает мое завернутое в одеяло тело и бесцеремонно перекидывает его через плечо. Из-за неудобной позы и волос, вновь упавших на глаза, мне ни черта не видно. И единственное, что из меня выходит, это кряхтение от борьбы за то, чтобы узнать, куда меня тащит это животное.

Однако он в очередной раз подкидывает меня на плече и отвешивает шлепок по заднице, снова попадая на то же место.

Ненавижу!

Сжав челюсти,  ощущаю, как пылает моя ягодица и проглатываю стон сожаления о том, что не могу ответить этому козлу тем же. – Куда ты меня тащишь?! – едва не рычу, пусть хотя бы так я покажу ему свое раздражение.

– Туда, где твоя задница не будет причинять мне лишних неудобств.

Проклятье, все-таки все становится хуже, однозначно хуже. А мои влажные волосы кажется уже покрываются инеем, как вдруг до моего лица резко дотрагивается что-то мокрое, и я взвизгиваю, а потом уже до испуганного разума доносится скулеж…. Твою мать! Это что, собака?! И судя по тому, что она с легкостью достала до моей головы, совсем не маленькая. От этого осознания все внутренности буквально сжимаются. Вот какого черта я такая везучая? Я охренеть как боюсь больших псин. И в доказательство тому уже задыхаюсь от ожидания, что он бросит меня на съедение псам.

– Анзор! – звучит строго. – Чак-чак!

Частое дыхание псины стихает вместе с ее скулежом, а я облегченно выдыхаю спертый в груди воздух, прежде чем хруст снега сменяется глухим стуком ботинок по дереву. Мы куда-то поднимаемся…

Кусачий мороз исчезает вместе с хлопком двери, а потом я наконец приземляюсь на что-то мягкое, похоже диван. Но все становится неважным, когда я сталкиваюсь с пригвождающим к месту взглядом синих глаз Беса, от которого по спине пробегает войско колючих мурашек, после взрываясь на затылке и вынуждая волосы встать дыбом. Он явно недоволен. И в следующую секунду я убеждаюсь в этом, когда мужчина с отборным матом переворачивает стоящий передо мной стол. Судорожно осматриваюсь вокруг, пытаясь игнорировать рассерженного мужчину, вот только его внимание быстро возвращается ко мне, и за пару ловких движений он достает меня из одеяла и снова хватает на руки.

– Мне больно! – упираюсь ладонями в широкие плечи, пытаясь достучаться до него, но Бес игнорирует эту попытку, еще грубее сжав меня в руках до скрипа кожаных перчаток. Поэтому я заставляю себя отступить, переключаясь на маленький охотничий домик, в который меня затащил этот мужчина, рассматривая все вокруг до того, как он заходит вместе со мной… в ванную.

Подонок опускает меня на холодный металл, резкими движениями открывая оба крана и пуская к моим ногам горячую воду, по крайней мере заледеневшие ступни так обостряют мои ощущения. От резкой смены температуры я подскакиваю, но оказываюсь силой опущена обратно в ванную.

– Куда ты меня привез?! – шиплю на него, ощущая, как от прилива адреналина ускоряется сердцебиение. – Мой отец знает, что меня похитили?! Сколько вы ещё собираетесь держать меня? – поджимаю колени к груди, чтобы хоть немного согреться и унять дрожь.

Бес слишком долго смотрит на меня, но вместо ответа выпрямляется, достает из кармана пачку сигарет и, вставив фильтр между губ, прикуривает ее. С минуту он будто разрешает себе насладиться этим моментом.И ему хватает одного мгновения, чтобы вернуть себе самоконтроль. А за время короткого наблюдения я даже невольно оцениваю, как эффектно он смотрится в своем черном одеянии гребаного Ван-Хельсинга.

– Ты не в том положении, Стрекоза, чтобы говорить со мной в таком тоне, – вырывается из его груди сдавленный хрип, а потом вместе со струей дыма до меня доносится тот самый мятный шлейф. – Может, мне стоит вернуть тебя обратно?

Сжав челюсти, я смотрю на него исподлобья, пока в моей голове с хаотичной скоростью вращаются винтики. Но конечно ответ очевиден. Обратно я точно не хочу. Он хоть и ублюдок, но по крайней мере, этот ублюдок не вызывает у меня рвотного рефлекса, да и к тому же он не пытался примостить ко мне свой детородный орган. Глаза не в счет, ими он сожрал меня еще в том гребаном душе.

Целую минуту я не произношу ни слова, но в конце концов качаю головой.

– Тогда не заставляй меня пожалеть о своем решении, девочка Ася. – Бес снова сжимает губами фильтр и затягивается так, что раскаленная сигарета начинает трещать. – Отогрей свою задницу, а потом я покажу твое спальное место.

– Куда ты меня привез? – мой голос становится мягче, потому что против моей же воли горячая вода начинает оказывать расслабляющее действие, и я с трудом удерживаюсь от желания откинуться назад и прикрыть глаза. Но растекаться перед ним в благодарности я по-прежнему не собираюсь, напоминая себе, что именно он виновник всех моих бед. Вот только… черт… Сердцебиение постепенно стихает, и я ненавижу себя за то, что начинаю чувствовать рядом с этим мужчиной… спокойствие? Да, наверное так и есть. Ну или что-то определенно схожее с подобным чувством. – Я просто хочу знать, где я. Что это за место?

Бес прищуривается, окидывая меня скептическим взглядом, будто ищет подвох в резкой смене моего настроения. Я и сама хотела бы найти его, но увы…

– Это мой дом.

6

Бес ушел, но еще несколько долгих секунд я сижу неподвижно, прежде чем решаюсь стянуть с себя промокший свитер и с громким шлепком бросить его на пол.

Этот звук под стать ощущению, которое я испытала, надев его на себя, но чистая вода быстро смывает грязное послевкусие с моей кожи.

Жаль, что она не способна смыть неугомонные мысли. Ведь я как глупый птенец, бьюсь головой о скорлупу, упрямо пытаясь понять, что последует дальше.

Он привез меня к себе домой? Это должно что-то значить? Может, папа наконец дал моему похитителю все, что он просил, и меня скоро отпустят? Интересно, чего Бес добивается этим шантажом? Что ему нужно от моего отца? Столько вопросов и ни одного ответа. Или, возможно, это новый уровень отношений похитителя и жертвы? Или как назвать все это дерьмо? У меня нет ни одного логического объяснения его поступку. Ерунда какая-то.

На полувздохе ударяюсь затылком о край ванны и сползаю в воду до самого подбородка. Так и зависаю в собственных противоречиях, забывая о времени настолько, что вода, согревающая каждую клеточку продрогшего тела, начинает остывать. Только почему-то даже это не заставляет меня принять каких-либо действий. Я до абсурда расслаблена и буквально окутана ложным чувством спокойствия. Кажется за последние дни, которые породнились с вечностью, это чувство слишком сладкое, чтобы пожертвовать им… И я думаю так до момента, пока в затуманенный мозг не проникает яростный мужской голос…

– Твою мать! Ты что творишь? – резкое движение вынуждает меня открыть глаза, только понимание того, что в легких не осталось воздуха, доходит до меня слишком медленно. – Блядь… Я не дам тебе сдохнуть… дыши, мать твою! Дыши! – эхом разносится вокруг меня, пока на мою грудь ритмично обрушиваются мощные толчки, сквозь которые я разбираю пыхтения: «Не смей, Ася», а потом мои губы обжигает мужская щетина, и каким-то образом я оказываюсь повернута на бок, содрогаясь в конвульсиях.

Сиплый и рваный вдох окончательно вырывает меня из вязкого тумана параллельной вселенной, и постепенно до отрешенного мозга начинает доходить, что именно сейчас произошло.

Моргаю, часто хватая ртом воздух, но кашель тут же выталкивает его обратно. Так же как и мой мозг отталкивает понимание того, что за сегодня этот мужчина спас меня дважды.

– Если бы ты не играла важную роль в достижении моей цели, я бы уже лично придушил тебя, – откуда-то сверху доносится хриплый голос, за которым следует чирканье зажигалки и тяжелый вздох.

– Надеюсь… – шепчу я, обретая способность говорить, – мой отец никогда не даст тебе добиться этой цели. – С трудом, но я принимаю полусидячее положение, опираясь на руки. Мое изможденное тело больше не способно бороться, но я так думаю ровно до того, как сталкиваюсь со снисходительной ухмылкой Беса.

В то же мгновение внутри что-то щелкает, заполняя каждый уголок колючим раздражением. Мне нравится то, как он действует на меня. Нравится то, как ненависть к нему придает мне сил.

– О, ты определенно расстроишься, узнав, что я получу все, что хочу, – Бес медленно затягивается сигаретой, проглатывая дым вместе с моей злостью, ускользающей от меня из-за его гребаной уверенности. – Даже больше, чем я мог рассчитывать до твоего похищения.

– Ты получишь только пулю от моего отца, если продолжишь удерживать меня, – едва не рычу я и поднимаюсь на подрагивающие ноги, совершенно забывая о том, что я голая.

Вот только вспыхнувшие глаза Беса успевают сообщить мне об этом до того, как он успевает взять эмоции под контроль. Но в связи с тем, что по иронии судьбы этот мужчина, по совместительству мой похититель, видел меня обнаженной больше, чем мой парень, то есть бывший парень… я не считаю нужным стыдится своей наготы. За исключением пары лишних сантиметров на бедрах, в остальном мне есть чем гордиться.

Но я не обижусь, если моя фигура не соответствует его представлениям об идеале, более того, мне бы этого очень хотелось. Потому что в подобных обстоятельствах у меня вряд ли получится отбиться от его наглых лап. Из одного болота в другое, и не факт, что его «благородный» жест не заставит меня пожалеть о последствиях.

А они определенно будут.

Замечаю, как Бес сглатывает, дергая острым кадыком вверх-вниз, а потом докуривает сигарету, тушит ее в воде и уходит, окончательно теряя ко мне интерес.

Странный он какой-то…

«Серьезно, Ася? Ты только что это поняла, тупица?»

Я даже не успеваю подумать о дальнейших действиях, как Бес снова появляется в комнате и протягивает мне стопку вещей, надеюсь чистых, на этот раз сохраняя между нами приличное расстояние.

– Приведи себя в порядок и подготовься ко сну. Завтра у меня сложный день и на сегодня желания обсуждать с тобой что-либо у меня нет.

Козел.

По прежнему стою, не двигаясь, и, судя по его хмурому лицу, тем раздражаю его еще больше.

– Одежда чистая и я предлагаю ее тебе в последний раз. В противном случае твоя голая задница будет спать рядом с моей без какой-либо преграды. – Он пожимает плечами. – Мне лично плевать. Решай.

Ощущаю, как от его угрозы мои глаза невольно расширяются, а коленки охватывает мелкая дрожь.

– Я… я не лягу с тобой в одну кровать, – как-то глухо выходит из моей напряженной груди.

– Я не планировал это, а потом ты попыталась утопиться.

– Я не… – выпаливаю, но запинаюсь. – Я не пыталась утопиться! – Желая как можно скорее натянуть на себя одежду и скрыть от похитителя свою уязвимость, я принимаю его помощь и, больше не раздумывая, забираю вещи.

Сложив руки на груди, мужчина продолжает стоять и пялиться на меня, после чего до меня доходит, что уходить он явно не собирается. Класс. Ну действительно, Ась, ты от кого ждешь джентльменства? Да и мои повадки вряд ли напоминают поведение леди.

Вот только почему-то одеваться под его темным взглядом сродни пытке. И влажная кожа здесь не при чем.

Задыхаясь запоздалым смущением, ошпарившим мои щеки, я натягиваю на себя мужские боксеры и следом футболку, игнорируя наличие полотенца. Для того чтобы вытереться перед Бесом, моей выдержки точно не хватит. Но ему этого и не требуется, утвердительно кивнув, он как бы одобряет мою исполнительность и жестом пропускает вперед.

Только что-то внутри меня противится этому жесту и мысли о совместном сне тоже.

– Я хочу есть, – осмеливаюсь озвучить то, что сделало бы меня счастливей во всей этой ситуации.

Однако его мрачная однобокая ухмылка не предвещает ни черта хорошего.

– Ты знаешь, что делают с собакой, которая отказывается от кормящей руки?

Ч-что? Какого хрена он несет?

– Я не собака, – глядя в глаза, шиплю этому придурку и сжимаю дрожащие пальцы в кулаки.

– Конечно нет, – он поджимает нижнюю губу, качая головой. – Ты избалованная, глупая и лишенная нормального воспитания принцесса, отца которой я скоро убью.

От его слов мое сердце застывает и летит куда-то вниз, превращаясь в горстку льда. Но и это каким-то образом действует во благо моего дерзкому языку. Мне необходимо отрикошетить этому ублюдку подобным же образом.

– Единственное, что у тебя получается, Миша, это пугать меня байками, – в безжалостных глазах что-то меняется, и я кусаю язык, жалея о том, что произнесла его имя.

Поэтому, не дожидаясь от него ответа, решаю как можно скорее избавиться от подавляющей атмосферы.

Облизав губы, вздергиваю подбородок и стремительно выхожу из ванной, всеми силами заставляя себя не трястись перед ним, но затем мою поясницу догоняет крупная ладонь и резко меняет направление, подталкивая меня в небольшой коридор.

Несмело обернувшись, я сталкиваюсь с хмурой тучей, правда ненадолго, легкий толчок в спину вынуждает засеменить ногами вперед. Может оно и к лучшему. Думаю я ровно до того момента, пока не понимаю, что он ведет меня в комнату, где я застываю как вкопанная. А потом испуганно вздрагиваю от звука захлопнувшейся двери.

– Все еще уверена, что моя кровать не подходит для вашей высокомерной задницы, принцесса? – с насмешкой врезается мне в затылок, после чего Бес обходит меня и на ходу стаскивает с себя бадлон, оставаясь в одной майке, которая открывает мне новый вид на мужское тело.

Зажмуриваясь, мысленно посылаю его к черту.

– Более чем! Я лучше лягу на пол! – выпаливаю на одном дыхании и открываю глаза, чтобы убедиться в силе сказанных мною слов.

И они определенно оказывают действие на Беса, вот только не совсем такое, какое я ожидала.

В то же мгновение на пол рядом с кроватью прилетают покрывало и подушка. Он совсем не джентльмен, и мне стоит помнить об этом, прежде чем я снова решу дать свободу своему дерзкому языку.

7

Он хочет убить моего отца.

Его слова, продолжающие звучать у меня в голове, подобны завывающему ветру. И заглушить их практически невозможно. Наверное странно в моем положении испытывать страх за чужую жизнь, когда моя собственная в руках опасного мужчины. Но я испытываю его и, более того, думаю о том, что если бы могла как-то спасти папу, то обязательно сделала бы это. Как и он точно так же поступил бы ради меня.

Я не верю, что папа не ищет меня. Бездействует, наслаждаясь счастливой семейной жизнью. Подобные мысли отравленными иглами проникают под кожу. И я снова чувствую глупую ревность к ней… к своей подруге. Раньше для меня в его сердце не было конкурентов, вся его любовь принадлежала только мне, пока не появилась Варя…

Сжав челюсти, я заставляю себя подавить в груди это разъедающее чувство. Умоляю свой уставший мозг не поддаваться всяким провокациям моего ущемленного эгоизма, взращенного моими родителями, а точнее вседозволенностью, которую они кормили вечным «Да». А разве может отказать отец дочери, которую от силы видит раз в год? Мой – не мог. А я и не скромничала. Всегда получала то, что хотела.

Вот только сейчас, когда мне эта привилегия недоступна, я испытываю вполне логичное раздражение. Как капризный ребенок, связанный по рукам и ногам, с пониженным инстинктом самосохранения.

И все-таки… я могу ошибаться во многом, но только не в любви отца. Он найдет меня! Обязательно найдет. Мне бы только хоть капельку помочь ему. Дать хоть какой-нибудь знак, что со мной все в порядке.

Но как?

Пресмыкаться перед похитителем и целовать ему руки, чтобы он позволил поговорить мне с родителем? Нет. Не думаю, что мое лебезение поможет достучаться до бездушной плоти. Я прикидываю еще несколько вариантов, упрямо обходя тот, который действительно мог бы сработать.

Интересно, этот мужчина способен испытывать слабость перед женским телом? А я сама… Решусь ли позволить этому случиться? По крайней мере, внешне он не кажется мне отвратительным. Если только… Морщусь! Нет! Никогда! Я очень люблю папу, однако опуститься до грязной подстилки бандита… ни за что. Я найду другой способ проникнуть ему в кровь и добраться до несуществующего сердца. Заставлю отпустить меня, а как только увижу отца, то все расскажу ему. Успею предупредить. Еще бы знать, что рассказывать, ведь сама еще толком ничего не знаю.

Перебирая толстую сигарету между пальцев, я уже около получаса наслаждаюсь исходящим от нее мятным запахом. Будто под кайфом, провожу ей под носом и вдыхаю легкий аромат, прикрывая от удовольствия глаза.

Может быть, я просто схожу с ума, что совершенно неудивительно, но по какой-то необъяснимой причине этот запах успокаивает меня. И мне хочется почувствовать его глубже, в самых недрах легких. Вот только сделай я это, то обеспечу себе очередные неприятности. Ведь прежде чем уйти в душ, Бес строго приказал мне ничего не трогать.

Но что я могу с собой поделать, если мне нравятся неприятности? А им, видимо, нравлюсь я. Да и в конце концов этот мужчина украл мою жизнь, могу я хотя бы так ответить ему? Потрогать без спроса то, что мне не положено. Взять и выкурить гребаную сигарету. Единственное, что у меня пока получается, это выводить этого мужчину из себя. Так почему же мне не воспользоваться этим?

Я так и делаю. Хватаю с тумбочки зажигалку и решительно чиркаю ей, затем делаю затяжку, а в следующее мгновение из горла вырывается кашель. Черт возьми, табак очень крепкий. Я даже прослезилась от той горечи и терпкости, что буквально парализовала мои легкие, вот только мне действительно становится легче.

Кажется от головокружения мое тело охватывает приятной расслабляющей негой. Чего нельзя сказать о моем голодном желудке, который прямо сейчас проклинает меня. Парадокс в действии. Поднося к губам фильтр, на этот раз я затягиваюсь медленно. Смакуя каждую молекулу ядреного дыма. Заставляю себя насладиться отравой и одиночеством. Довольствуюсь тем, что раньше для меня стало бы наказанием.

Но после нескольких дней жизни в темнице, в непригодных для существования условиях, да еще и среди бандитов, без какой-либо надежды на положительный исход, мне кажется, что домой я вернусь совершенно другим человеком. Так почему бы мне не начать знакомиться с новой частью меня, прямо здесь и сейчас? Уверена, сигареты и одиночество станут ее лучшими друзьями.

Именно так я думаю, устраиваясь на широком подоконнике, прежде чем просто начинаю любоваться густым темно-синим небом, невольно проводя параллель с цветом глаз Беса. И ведь действительно, сегодня они у него были точь-в-точь как ночная мгла…

Так! Стоп!

Вовремя отбрасываю эту мысль в сторону и нарочно напоминаю себе, что этот придурок похитил меня и притащил в самое логово отмороженных ублюдков. У него глаза преступника. Не более! И вообще, пошел он в задницу! Чувствуя, что начинаю заводиться, проглатываю новую порцию никотина.

Он не спасал меня. Не защищал. Этот человек априори не способен делать подобные вещи, ему не свойственны хорошие поступки, потому что мерзавец собственными руками превратил мою жизнь в сплошной ад. И даже то, что Бес не позволил рыжему уроду тронуть меня, никак не вяжется с благородством. Скорее всего, дело тут не в моей безопасности. Им движет что-то еще, но понять, что именно, мне не под силу.

Единственное, за что я сказала бы ему «спасибо», так это за то, что он ушел в душ и позволил мне немного прийти в себя. Боюсь, с искрящимися нервами я бы наговорила ему столько дерьма, что утопление в ванной могло бы показаться подарком судьбы.

Интересно, увидь меня мама с сигаретой в руках, как бы она поступила? Наорала бы или попыталась достучаться разговорами? Папа бы точно начал читать нравоучения мудрого старика.

Устало выдыхаю и, поджав колени к груди, обреченно упираюсь в них лбом. В компании щемящей тоски и тлеющей сигареты я начинаю скучать по дому. По папе. И даже по маме, отношения с которой в последние месяцы оставляют желать лучшего.

Но именно в такие критичные моменты можно осознать одну важную вещь. Можно просто взять и не увидеть важного для вас человека. А все, что ему останется из воспоминаний о вас, это обида и злость. И потом будет уже не важно, что послужило тому причиной. Кто виноват, а кто нет.

Да и какой бы скверной женщиной не была моя мама, уверена, сейчас она тоже места себе не находит, именно так было тогда, когда я вовремя не являлась домой, а тут меня нет уже почти неделю. Боже мой, она наверное волосы на себе рвет, и на папе в том числе…

Вдруг в глубине души у меня зарождается маленькая светлая, но глупая надежда на то, что эта ситуация сблизит моих родителей. Не могу удержаться от короткого смешка.

«Ася, как всегда, эгоистичное желание, которое никто никогда не услышит».

Из кокона неприятных переживаний меня вырывает щелчок дверной ручки, а потом я поднимаю голову и замечаю своего похитителя, на тело которого вальяжно накинут белый махровый халат, широким разрезом открывающий вид на верхнюю часть груди. Медленно сглатываю, ощущая странное чувство, нарастающим комом скатывающееся куда-то вниз. Особенно когда мой интерес сосредотачивается чуть левее, где из-под края белой ткани выглядывает часть загадочной татуировки.

Это какой-то рисунок и надпись, но мне не удается нормально разглядеть ее в лунном свете, так же как и не удается переубедить себя, что я должна остановиться, должна прекратить рассматривать этого мужчину. Безрезультатно. Это как остаться наедине в клетке с тигром, – отвести взгляд в сторону равносильно смерти. Я будто лисица, что перебегает дорогу и замирает при виде ослепляющих фар, совершенно не думая о том, что это последние секунды жизни. Происходящее так восхищает и одновременно приводит в ужас, что моя сердцевина болезненно сжимается, принося своего рода удовольствие. Может быть, я так же испорчена как и моя мать?

Но затем я замечаю на жилистой шее большой рубец и тяжело сглатываю. Сколько тайн хранит в себе этот мужчина? Как он получил этот шрам? Нет. Неправильно. Как он выжил после того, как получил этот толстый и уродливый шрам?

Теперь я понимаю, почему он отдает предпочтение джемперам с высоким воротом. Он однозначно плохой парень с темным прошлым. И мне не стоит больше его провоцировать. Не стоит лезть на его территорию. Вот только испытываемый рядом с ним адреналин сродни наркотику и в стрессовой ситуации я всегда пытаюсь заполнить себя им до отказа. Так и сейчас я снова получаю порцию допинга, когда Бес смотрит на сигарету, зажатую между моих пальцев. Будь его воля, он испепелил бы ее одним только взглядом. И меня за компанию. Но вместо этого мой похититель направляется прямиком ко мне, позволяя уловить исходящие от него невидимые волны гнева.

Мое тело тут же принимает оборонительную позицию, предчувствуя неминуемую опасность, и я успеваю свесить ноги, прежде чем Беса останавливают мои колени.

– Твое непослушание скоро отразится на твоей же заднице, – произносит с холодом и расстановкой, но сказанное все же заставляет испытать жар. – Верни сигарету, девочка, и больше не смей трогать мои вещи.

Я заставляю себя не дернуться, прошу тело выдержать ощутимую угрозу в воздухе и не струсить. Мне начинает нравиться этот странный накал от перепалок с ним.

– Тебе не нравятся курящие девушки? Или ты переживаешь за мое здоровье? – пожимаю плечами. – Странно, что тебя это волнует. – Демонстративно подношу сигарету к губам, ликуя от того, с какой легкостью вывожу его из себя. Но моя бравада разбивается, когда Бес шлепает мне по руке и выбивает из нее сигарету. Какого?.. Охваченная множеством чувств, я мечусь глазами по его напряженному лицу, и лишь потом мне удается обрести дар речи: – У тебя проблемы с головой? Это просто сигарета!

– В моей комнате не курят.

– Да что ты?!

Хочу спрыгнуть, но мои бедра резко оказываются разведены, а между ними уже стоит Бес, пригвождая меня раздраженным взглядом. Что он там говорил про малолеток? Для человека, не заинтересованного во мне как в женщине, он находится слишком близко. Слишком везде. Даже в нос против моей воли проникает дикая свежесть мужского геля для душа, зарождая в глубинах сладкий трепет. Нет! Черт возьми, нет! Быстро отворачиваюсь и втягиваю носом воздух. Твою ж…

– Принцесса, ты должна усвоить одну маленькую вещь, – едва не рычит он, – я говорю, ты делаешь. Других вариантов нет! – грудной хриплый голос обжигает мою ушную раковину, и я невольно упираюсь дрожащими ладонями в мужскую грудь. – Не заставляй меня возвращаться к изначальному плану.

Я открываю рот, чтобы выплюнуть очередную глупость, но тут же закрываю его. Он так близко к моей сердцевине, что попытка говорить вызывает затруднения.

– Ложись спать, – его тон падает на октаву ниже, и с этими словами Бес отступает, давая мне возможность оправиться и привести взбесившиеся органы в рабочее состояние. Поэтому я тупо смотрю на полуголого мужчину, тупея еще сильней. Я отказываюсь быть умницей.

– Хватит пялиться, Стрекоза. – Вальяжно развалившись в кресле, он хватает с тумбы ту самую пачку и, выбив из нее сигарету, сует фильтр между губ. – Я же сказал, ложись спать. – Ты что, будешь курить здесь? Бес бросает на меня строгий взгляд и, не удостоив ответом, чиркает перед усталым лицом зажигалкой, а потом наклоняет голову и прикуривает сигарету, позволяя темным, еще влажным прядям небрежно свисать на лоб. А я вдруг внезапно понимаю, что тоже устала и просто не хочу, даже не нахожу в себе сил вести с ним борьбу, в которой я заранее обречена на провал.

Спрыгнув с подоконника, подхожу к брошенному на пол покрывалу и начинаю медленно опускаться на него.

– Почему ты забрал меня? – задаю вопрос, не глядя на него. Зато прекрасно чувствую его острое внимание на своей спине. Но Бес отвечает мне молчанием и выпущенным в воздух клубом дыма. – Чтобы не сделал мой отец, мне жаль… – шепчу я и накрываюсь одеялом, сворачиваясь в позу эмбриона, из-под опущенных ресниц тайком наблюдая за Бесом.

Стараюсь особо не шевелиться, чтобы не пересчитывать костями жесткий деревянный настил. Проклятье, я недооценила все прелести сна на полу. Пожалуй, мне потребуется вся моя гордость, чтобы не передумать.

– Мне не нужна твоя жалость, – вдруг убеждает меня бесстрастным голосом и, затушив сигарету, поднимается с кресла. Одним движением скидывает с себя халат, а потом, оставшись в одних чертовых боксерах, Бес направляется к кровати. А я невольно сжимаюсь от того, как перекатываются крепкие мышцы, обтянутые смуглой кожей. От такого вида мое дыхание перехватывает, и я зажмуриваюсь. И не открываю глаз до тех пор, пока его шаги не стихают, а за моей спиной не раздается скрип кровати. Медленно и тихо выдыхаю, замирая льдинкой, когда в тишине снова раздается его голос: – Не пытайся прикончить меня во сне. Здесь лишь я могу защитить тебя, девочка Ася.

Молчу. Слушаю лишь частые удары собственного сердца и не прекращаю думать о том, что творится в голове похитителя. Но вскоре устаю от ненужных мыслей и теперь просто пытаюсь прислушаться и понять, спит ли он. Не смогу сомкнуть глаза первой.

Однако рисковать я сегодня точно больше не буду. Мне нужно окрепнуть, прежде чем снова попытаться сбежать. Или сделать хоть что-нибудь, что приблизит меня к свободе.

Так проходит наверное час, пока я неподвижно лежу на полу, непроизвольно жуя нижнюю губу. А потом вдруг раздается натужной скрип, свидетельствующий о движении за моей спиной, и все внутри замирает. Прекращает функционировать, превращая меня в безжизненный брикет. Прикрываю глаза и прижимаю ко рту дрожащий кулак, когда ощущаю, как моих волос касаются грубые пальцы. Секунда, и в груди все болезненно переворачивается. Потому что Бес склоняется и втягивает носом воздух… а с ним и аромат моих волос. О, Господи! Я не дышу. Просто-напросто не могу этого сделать. Даже распирающие жжением легкие не заставляют меня втянуть жалкий клочок воздуха. Правда вскоре мужчина возвращается на кровать, позволяя мне захлебнуться облегчением, вот только его пальцы никуда не делись, они по-прежнему продолжают осторожно перебирать мои волосы…

8

Я просыпаюсь от постороннего звука и быстро подрываюсь с места, не сразу понимая, что происходит. Несколько минут у меня уходит на то, чтобы поверить, моей заднице комфортно и мягко. Но…

Твою ж мать.

Вплетаю пальцы в волосы и сглатываю.

Как я оказалась на кровати?

Дыхание учащается от любой догадки, как это произошло. Надеюсь, я не поддалась слабости и не переползала во сне к нему под крылышко.

– Я выполнил все условия! – снова доносится приглушенный мужской рокот, и я незамедлительно следую на него. Правда, ощутив ломоту в теле после вчерашних приключений, жалею о столь опрометчивом поступке, ведь каждое движение отзывается тупой болью, благо нарастающий в крови адреналин заглушает весь дискомфорт. С трудом доковыляв на носочках, останавливаюсь за стеной, которая отделяет меня от говорящего. Закусываю губы, стараясь уловить слова второго собеседника, но слышу лишь как Бес матерится сквозь зубы, а потом следует протяжной вздох. – Хорошо. Сегодня вечером.

Что сегодня вечером?

Черт! Он положил трубку!

Испугавшись, что меня поймают, я осторожно отступаю назад, намереваясь как можно быстрее и незаметнее вернуться в комнату, только стоит мне развернуться, как из горла вырывается крик, но я тут же закрываю рот ладонью.

Прямо передо мной сидит огромная, нет, гигантская собака черного цвета. Господи, да это же самый настоящий Цербер. Демон. Оборотень. Клянусь, он почти достает мне до подбородка!

Тихо выдыхаю скопившийся в легких воздух и аккуратно выставляю ладони перед собой, будто меня это спасет. Господи, пес так пристально смотрит своими сверкающими глазами, что кажется, вот-вот вцепится мне в глотку.

О нет, от подобной мысли по спине пробегает неприятный озноб.

Плохо соображая, я судорожно сглатываю и делаю шаг назад, еще и еще один, пока моя спина не врезается во что-то твердое, и я с шумным аханьем отскакиваю в сторону. Бес. Боже мой, не хочется признаваться в этом, но я испытываю дикое облегчение от его присутствия в такой пугающей компании. Вот только длится оно недолго, ровно до того, как я замечаю в его взгляде нотки насмешки, и даже, черт возьми, ямочку на щеке.

Серьезно, он улыбается? Это так забавно? Какой же идиот!

От столкнувшегося с испугом раздражения моя грудь вздымается так часто, что мне грозит гипероксия.

Чувствуя себя уязвимой, я вопреки внутреннему страху прочищаю горло и вздергиваю подбородок. Но мое мужество рассыпается за одно мгновение, когда сзади раздается лай собаки и я, не раздумывая, юркаю за своего похитителя.

Нервно сглотнув, сильнее цепляюсь за его кофту и утыкаюсь лбом в крепкую спину, которая внезапно начинает содрогаться от глубоко тихого смеха.

– Что смешного? – резко вырывается из скованного страхом горла, а потом я ударяю его кулаком по плечу и требую все еще дрожащим голосом: – Прекрати! Убери собаку!

– Разве так просят?

Бес делает шаг вперед, намереваясь снова оставить меня наедине с псом, но я, не медля ни секунды, цепляюсь за него еще сильнее. Буквально срастаюсь с его спиной.

– Пожалуйста, не уходи… – Рвано дыша, я сжимаю мужской угольного цвета бадлон. Сильно. До треска ткани в кулаках. Будь он проклят! Уверена, этот засранец нарочно издевается надо мной. Но я ничего не могу с собой поделать. Не могу расслабиться даже на секунду.

– Анзор, чак-чак, – на этот раз его голос звучит строго, без тени иронии, но почему-то мне становится легче. Возможно, причина еще в том, что в то же мгновение большое черное пятно послушно проскальзывает мимо нас, и я прерывисто выдыхаю остатки воздуха.

Ненавижу это раздражающее чувство беспомощности и страха. В такие моменты я сама не своя. Мозг будто отказывается работать в плену эха паники. Именно поэтому я сейчас использовала своего похитителя в качестве щита, как бы парадоксально это не звучало.

Проклятье, мой страх вылез наружу, и я в очередной раз распяла себя перед человеком, который должен был узнать об этом в последнюю очередь. Да и вообще не должен был. Терпеть не могу, когда вот такие вот внештатные ситуации заставляют меня показывать слабость.

Блядь.

Просто отлично, теперь Бес прекрасно осведомлен о моей фобии, а я ничего не могу с собой поделать.

– Может быть, теперь я могу пойти по своим делам? – тишину нарушает саркастичный тон Беса, и я наконец вырываюсь из-под останков паники, возвращаясь к действительности.

Черт… Я по-прежнему сминаю проклятый бадлон дрожащими пальцами.

– Д-да… – резко разжимаю кулаки, – к-конечно, иди, – обретаю дар речи, быстро кивая. – Можешь идти куда хочешь, мне все равно, незачем меня спрашивать. Включить дуру? Ну это я всегда рада. Заправляю растрепанные волосы за уши, нервно облизывая пересохшие губы, но когда Бес оборачивается, и я сталкиваюсь с его суровым выражением лица, отчаянно кусаю нижнюю. Правда, ощутив острую боль от вчерашнего удара рыжего ублюдка, тут же прекращаю это делать, вдобавок понимая, как глупо прозвучали мои слова.

– Как давно ты здесь стоишь? – требует он, вцепившись в меня пристальным взглядом. И я не могу понять, что в нем искрится.

– Я не подслушивала… если ты об этом… Просто шла в туалет.

Бес раздраженно цокает языком и делает шаг ко мне.

– Хорошо, и что же ты услышала, пока шла в туалет.

Он продолжает загонять меня в угол, во всех смыслах этого слова, и я снова начинаю нервничать.

– Ничего! – сжимаю кулаки, выдерживая его тяжелое внимание. – Я ведь сказала, что не подслушивала!

Уперев руки в бока, он останавливается, продолжая упрямо изучать меня.

– Заметь, я ни разу не упоминал о подслушивании. – Однобокая ухмылка на лице похитителя дает мне понять о том, что я сама оступилась. Открываю рот, собираясь выдать оправдание, но Бес принудительно закрывает его мне, с предупреждением качая головой. – Если будешь мне врать, посажу в будку к собаке, – склонив голову, он снова показывает мне свою устрашающую сторону.

Сглатываю.

– Сегодня вечером, – шепотом отвечаю ему, совершенно не сомневаясь в его угрозе. – И про то, что ты выполнил все условия.

– Это все?

– Да! Мне незачем врать!

– Хорошо. – Его напряженная поза становится более непринужденной, и все же этот мужчина продолжает источать опасность при любом моем неверном движении или слове. – Иди в туалет, а потом приготовь себе завтрак. Меня не будет весь день, но знай, собака без привязи и на любой твой опрометчивый поступок поступит так, как полагается сторожевой. Будешь послушной девочкой, не познакомишься с его острыми клыками.

Собака без привязи? Послушной девочкой?

Злость настолько сильно начинает закипать в моих венах, что я не в силах сдержать этот гневный жар, уже поднявшийся к лицу. Черт подери, этот мужчина слишком сильно влияет на меня, но это не отменяет того факта, что какое-то другое странное чувство пылает под моей кожей, нарастая от его присутствия. И я ненавижу себя, когда пытаюсь вспомнить, как выглядели татуировки, которые я вскользь увидела вчера…

– Достаточно просто спасибо, – Бес вновь обескураживает меня обыденным тоном. – Ты не в темнице и твои руки не скованы. Здесь тебе ничего не угрожает.

– Оу! Ты такой заботливый!– вырывается из меня смешок. – Забыл добавить, ничего кроме тебя и гребаной собаки!

Сделав еще один шаг, он цепляет мой подбородок и приподнимает его, нажимая пальцем на уголок губы… вынуждая меня снова вспомнить рыжего ублюдка и будоража прочие неприятные воспоминания.

– Ай! – нарочно дергаюсь, чтобы избежать странной близости, но он не отпускает меня. – Мне больно!

С минуту Бес еще стоит и смотрит на меня сверху вниз, удерживая палец на моей нижней губе, а когда я непроизвольно касаюсь его языком, происходит непоправимое…

Я впервые вижу, как синее пламя похоти превращает холодные ледники в темноту пылающей бездны. Секунда, и мое сердце устремляется куда-то вниз, туда, где начинается что-то такое же непоправимое, как и в глазах моего похитителя.

Пугаясь последствий, я прикрываю веки, но внезапно ощущаю, как он убирает от меня руку.

Что за хрень?

– Не стоит говорить плохо о собаке, – голос Беса звучит хрипло, после чего он тяжело сглатывает и отрывает взгляд от места, которого только что касались его пальцы. – Хорошего дня, Стрекоза. Аптечка в ванной комнате.

Так, стоп! Он не может просто так взять и уйти. Я не останусь одна с псиной!

– Подожди… Эм…

Бес слишком быстро возвращает своему лицу суровую маску, ожидая от меня более внятной речи.

Думай, Ася!

– Как… – качаю головой, пытаясь как можно безобиднее сформировать вопрос. – Как я оказалась на кровати?

Мужчина сжимает челюсти, будто мой вопрос загнал его в ступор, но видимо, так оно и есть. Потому что пауза затягивается, прежде чем я снова слышу холодный мужской голос:

– Еда в холодильнике. Я заеду за тобой вечером.

Это последнее, что он говорит, а потом обходит меня, направляясь на выход, оставляя на расстрел собственным, звучащим в голове вопросам. Но потом винтики начинают вращаться в направлении того самого телефонного разговора. А что, если…

– Зачем? – запоздало пускаюсь следом за ним. – Ты меня куда-то повезешь? К отцу? Это с ним ты говорил по телефону? – нездоровое чувство радости захлестывает меня, превращая в самого настоящего ангела. Я так хочу, чтобы все это поскорее закончилось… – Ответь мне… пожалуйста.

– Я отвезу тебя к человеку, который ответит на все твои вопросы. – Бес накидывает пальто. – В твоих же интересах не сильно расспрашивать его.

Даже не взглянув на меня, он стремительно распахивает дверь, позволяя морозной свежести процарапать на коже рой мурашек, а хлопку двери убить новый росток надежды…

9

Еще с минуту я так и стою, широко раскрыв глаза, будто дверь сейчас откроется и этот мужчина вернется, чтобы объяснить, что, черт возьми, значили его последние слова. Но, естественно, этого не происходит. Было глупо ожидать обратного. И тут меня озаряет понимание. Он не закрыл дверь!

Сказать, что я наивная дура, ничего не сказать.

Однако мой непробиваемый мозг упрямо настаивает на том, чтобы я воспользовалась ситуацией. Вот прямо так: босиком, в мужских трусах и майке. Хотя бы убедилась, что свобода за этой дверью.

Вот только с какой скоростью я подрываюсь и открываю ее, с такой же и закрываю, когда встречаю на пороге караулящего пса.

С сыплющимися изо рта проклятьями, ударяюсь затылком о дверной косяк и устремляю взгляд в потолок. Не знаю, сколько я вот так стою и разглядываю массивные балки, кованую люстру и висячие над моей головой рога, но дыхание по-прежнему напоминает поломанный маятник.

Чертова псина, как я могла так быстро забыть о ней? И вообще, как она оказалась на улице? Хотя, пожалуй, лучше так, чем находиться с ней в одних стенах. Да что там собака… Все происходит настолько сумбурно, что я не замечаю даже собственного недомогания.

А еще вот это его «я отвезу тебя к человеку, который ответит на все твои вопросы», «в твоих же интересах не сильно расспрашивать его» просто уничтожает и одновременно раздражает.

Какого хрена он все это сказал? Он ведь нарочно припугнул меня? Как же я ненавижу все эти секреты и недосказанности! И так понятно, что не к Санта-Клаусу поедем.

Под рой неуемных мыслей я, еле волоча ногами, плетусь на кухню, но сначала все-таки захожу в ванную комнату, чтобы найти спасительное обезболивающее. Закидываю в рот пару таблеток ибупрофена и, открыв кран, набираю пригоршню воды, запивая лекарство. А потом опираюсь на раковину руками и устремляю взгляд в зеркало.

Твою. Мать.

Или, как бы сказал Нагиев, Крейсер мне в бухту.

Вот именно так можно охарактеризовать то, что я вижу. Удивительно, что это я испугалась собаку, а не она меня.

Разбитая и уже отекшая губа, опухшие и красные от слез глаза и волосы… Господи, они ужа… И тут в голове всплывает мутное воспоминание, что Бес трогал их. Вдыхал их запах. Перебирал пальцами…

С трудом сглатываю набежавшую от шальных мыслей слюну, но тут же качаю головой. Нет, бред какой-то. Надеюсь, он не маньяк и следующей ночью не снимет с меня скальп. А может, это все было сном или больной фантазией уставшего разума? Иного объяснения я не нахожу. Если только Бес не больной на голову, раз увидел в этой копне что-то привлекательное.

Небрежно подцепляю пальцами один локон, но за ним тянется целая паутина колтунов. Мда. Боюсь, единственный способ разобраться с этим беспределом, подстричься наголо.

Это вообще нормально, что я вот так спокойно стою и размышляю обо всем этом? Нет… мне определенно понадобится психолог.

Бреду на кухню и первым делом заглядываю в холодильник, надеясь найти то, что мне не придется готовить. Ненавижу это делать. Сколько не пыталась открыть в себе дар богини кулинарии, ни черта подобного, в итоге все заканчивается порезанными пальцами и сожженными сковородками. Тут я безнадежна. Поэтому обычно готовкой занималась мама или Варя, но теперь я сама по себе, и если в ближайшее время меня не заберут отсюда, то я быстрей сдохну от голодовки, чем в плену отморозков.

Правда подобная участь меня минует, когда я нахожу сыр, хлеб и творог. Высокая кухня отдыхает, о да, запах съестного определенно благотворно влияет на мое состояние.

Сделав себе пару бутербродов, я беру ложку, контейнер с творогом и запрыгиваю на столешницу. Первый кусок будто камнем проваливается в пустой желудок, причиняя легкий дискомфорт, о котором я вскоре забываю и утоляю свой голод до отвала.

Удовлетворенно вздохнув, откидываюсь на стену и подтягиваю ноги к груди, замечая посиневшие колени и снова вспоминая, как рыжий урод тащил меня по полу. Уверена, это не единственные синяки, но стоит радоваться тому, что я жива и даже сыта.

Вот только догадки, что будет после этого мнимого затишья, не радуют. Совсем нет. Поэтому я решаю покончить с переживаниями, упав на диван в зале, и тупо заснуть, что у меня получается весьма быстро.

Я не сразу понимаю, что заставляет меня открыть глаза, но, когда делаю это, пульс взлетает до небес. Напротив меня в кресле сидит Бес. Даже не удосужившись снять с себя пальто.

Мрачное и напряженное мужское лицо позволяет проследить на нем острые скулы с играющими желваками, и в этот момент сердце пропускает глухой удар.

Удерживая его суровый взгляд, я медленно присаживаюсь и поправляю волосы. Но внезапно замираю, ощутив, как его злые глаза вгрызаются в область ниже моего лица, однако я отказываюсь думать о том, что причина… Ну твою ж ма-а-ать…

Быстрым движением руки прячу выпавшую из майки грудь, сглатываю и вздергиваю подбородок, готовая встретиться с его темнотой.

– Одевайся, – сухо выдает приказ, кивком указывая на пакет рядом со столом.

Почему-то даже не пытаюсь открыть рот. Челюсть будто окаменела. Как и вены с застывшей в них кровью. Мне не нравится взгляд этого мужчины. Сейчас он пугает меня, но уже иначе.

С опаской поднимаюсь на ноги и беру пакет, на минуту задерживаясь на месте, будто жду, что Бес выдаст новое требование, однако этого не происходит и я очень быстро удаляюсь в ванную комнату.

С тихим хлопком закрываю дверь, несколько мгновений держа ладони на шероховатой поверхности. А потом бросаю отчаянный взгляд на окно под потолком, в котором наверняка застрянет моя задница.

Вбираю в легкие спасительный воздух, еще и еще, но чувствую лишь разрастающееся чувство пустоты. Нервно облизнув губы, нахожу в себе ложную решительность и быстро натягиваю вещи из пакета, на удивления женские и даже подходящие по размеру, почти. Ботинки большеваты, но спасаюсь шнурками, затянув их потуже.

Наспех привожу волосы в порядок и задерживаю взгляд на своем отражении, ужасаясь тому, в кого превращаюсь. Бледная, с синяками, да еще и с мешками под глазами, про волосы молчу, одежда… будто из самих девяностых. Если судить по затхлому запаху, она точно оттуда. Достаю последний предмет одежды – одутловатую черную куртку и прячусь под ней, ощущая себя тростинкой. Моя привычная жизнь в роскоши кажется теперь пыльным воспоминанием…

В итоге из ванной я выхожу с дрожащими коленками и с сотнями вопросов в голове: Что? Куда? Зачем?

В такой же тишине Бес поднимается с дивана и направляется к двери, дожидаясь меня на пороге. Поэтому я семеню следом за ним и выхожу на улицу, мгновенно заполняя легкие морозной свежестью. Но, завидев у крыльца собаку, застываю на месте, пока мужская ладонь не подталкивает меня вперед.

– Иди, он не тронет.

Очень хочется верить. Выпускаю весь скопившийся в груди воздух и быстро проскальзываю мимо пса, не останавливаясь и не оборачиваясь, быстро настигая машину, напоминающую тюнингованный уазик.

Бес садится за руль, открывает мне изнутри дверь, и я самовольно залезаю на пассажирское место, нервно складывая пальцы рук в замок.