Читать онлайн Его маленькое (не) счастье бесплатно

Его маленькое (не) счастье

Глава 1

Платон

– Потому что я люблю тебя! – заявляет Алиса.

Ей всего восемнадцать…

Девочка еще.

По крайней мере, до этого дня я воспринимал ее ребенком…

Забавная, непосредственная, хитрая, шкодная, с характером. Она для меня как младшая сестрёнка или подруга. Просто милый ребенок, который нуждался в заботе старшего мужчины.

Все.

Никаких других мыслей и быть не могло. Я старше ее на восемнадцать лет, она сестрёнка жены моего брата и просто милая девочка.

Была просто милой девочкой…

Еще три года назад, до того, как уехала учиться заграницу. А вернулась взрослой, привлекательной девушкой. Во мне будто что-то щёлкнуло. Словно эта девочка меня приворожила. Пытаюсь бороться с собой, гнать крамольные мысли, выдохнуть, но внутри все переворачивается только от ее горящего взгляда, от длинных волос цвета молочного шоколада, от фигуры, он звонкого голоса, от запаха…

Сжимаю переносицу, дышу. Нет, глотаю холодный осенний воздух и не могу надышаться.

Я рехнулся.

Откуда эта тяга к девочке?

А она смотрит на меня огромными карими глазами и не моргает. Такая решительная, смелая и даже дерзкая.

– Я никогда не воспринимала тебя как друга! – заявляет Алиса и делает шаг ко мне. И хочется схватить ее, встряхнуть, чтобы пришла в себя. – Я полюбила тебя с первого взгляда.

– Что ты несешь? – горько усмехаюсь. – Когда мы познакомились, тебе было всего семь лет.

Черт.

Тру лицо руками, пытаясь прийти в себя. Хочется удариться головой о стену, потому что внутри есть отзыв на ее слова о симпатии. По телу льется волна тепла из легкой дрожи.

А так не должно быть.

Это неправильно.

Это выходит за рамки. Это… Черт…

Девочка, что ты творишь?

– И что? Сейчас мне восемнадцать! – так гордо заявляет она, вздергивая подбородок, словно готовила эту фразу.

– Ты всегда будешь для меня ребенком.

– Нет, я сделаю так, что ты посмотришь на меня, как на женщину.

Хочется рассмеяться, но не над Алисой, а над собой, я противоречу ей, а сам смотрю на девочку, как на женщину. На очень привлекательную женщину, которую хочу…

Хватаю Алису за подбородок, немного сжимаю, чтобы пришла в себя и меня отрезвила.

– Там, в доме, – указываю глазами на особняк брата, где мы собрались по поводу дня рожденья Алисы, – моя жена и дочь. Ничего не смущает?

– Ты не любишь свою жену, а с Лерой я дружу.

– Откуда такие выводы, крошка? – усмехаюсь ее наивности и простоте. Такая отчаянная девочка на мою голову.

– Я знаю, я чувствую, – кусает губы, смотря на меня во все свои красивые глаза. Действительно, отчаянная. Вздыхаю, глотая воздух.

– Алиска, дурочка ты маленькая, – усмехаюсь и целую ее в нос. Отпускаю ее подбородок, беру за руку, сжимая ладонь. А она дрожит и далеко не от холода.

От нашей близости.

Ведь правда любит.

Но что она может знать о любви в этом возрасте? Ей сейчас каждая привязанность кажется чем-то очень глубоким. Максималистка. Она, скорее, защиту ищет, пытаясь восполнить отсутствие нормального отца или брата. И мою заботу восприняла неправильно.

– Нет, я не маленькая, – голос начинает дрожать, вся ее решительность куда-то пропадает, сжимает мои ладони в ответ. – Ты ведь не по любви женился на этой… – сглатывает.

Отпускаю девочку. Меня трясет вместе с ней, только я не волнуюсь, это нечто другое… горячее, пошлое и неправильное в нашей ситуации.

– «Эта» – моя жена. Найди себе хорошего парня, Алиса. Ты нафантазировала то, что между нами нет и не будет.

На самом деле эта еще неопытная девочка чертовски права. Я никогда не любил Марьяну. Был момент, когда пытался себя обмануть и придумывал чувства, но с возрастом и опытом понял, что испытываю к жене все что угодно, только не любовь…

Ответственность за дочь, сексуальное влечение, привязанность – много чего, только не любовь. Нет в нашей семейной жизни чего-то глубокого и настоящего, отчего больно сжимает в груди, и дух захватывает. Не прониклись мы друг другом, как, например, Арон с Сашей или Мирон с Миланой. Между ними искрит, а между нами – просто брак. Какое подходящее слово «брак», трепета не вызывает. Но мне комфортно, и ничего менять я не собираюсь, уж тем более пользоваться детской влюбленностью маленькой дурочки.

– Платон! – отчаянно выкрикивает она и зло топает ножкой, вызывая мою усмешку. – Не нужен мне никто! Понимаешь? – решительно подходит очень близко, впритык, заглядывает в мои глаза и опускает холодные руки на мою грудь. От нее пахнет чем-то очень тонким и нежным, какими-то дурманящими цветами, свежестью, молодостью, невинностью – голову кружит. На мгновение теряю разум и представляю, как беру ее холодные ладошки, растираю, согревая малышку.

Ааа!

Надо это все заканчивать.

– Платон?! – позади нас раздается голос Марьяны. – Что здесь происходит? – немного язвительно спрашивает жена. А маленькая дурочка все равно смотрит мне в глаза, будто ждет чуда. Стук каблуков Марьяны режет уши, она встает позади меня. Закрываю глаза и отрицательно качаю головой. Обхватываю запястья Алисы и отрываю от себя, отступая. – Объяснения будут? Или мне додумать самой? – спрашивает Марьяна и прожигает взглядом Алиску.

Разворачиваюсь.

– Нечего додумывать, мы просто разговаривали, – отрезаю я.

– Нет, не просто! – высовывается Алиска. Ох, хочется отшлёпать эту девочку. Несчастье мое! Что ты исполняешь?

– Ммм, как интересно, – усмехается Марьяна и берет меня под руку, словно метит территорию.

Вот только этого мне не хватало.

– Алиса, иди в дом! – рявкаю я.

Нервы сдают.

– Ну зачем ты ее гонишь, пусть выскажется, – Марьяна небрежно взмахивает рукой в сторону Алисы, – если ума хватит, – пренебрежительно фыркает и смахивает с моего пиджака невидимые пылинки. Нашла кого цеплять. Глупую девочку. Алиса хоть и смелая, но все же маленькая, уязвимая девочка.

– Кто бы говорил… – злится Алиса, сверкая глазами. И вот если Марьяна намеренно цыплят девочку, то Алиса искренняя. Чистые эмоции, никакой фальши. Надрыв.

– Ах ты, малолетняя дрянь!

– Хватит! – одёргиваю Марьяну, прерывая. – Обе замолчали! – Ты, – указываю на Алису, – идешь в дом. А ты, – обращаюсь к жене, – собираешь Леру, и мы едем домой.

– А что… – пытается возразить жена.

– Иди за Лерой, я сказал! – подталкиваю ее. – А ты – домой! – таким же тоном указываю растерянной Алисе.

Марьяна разворачивается и уходит, громко стуча каблуками. Алиса глубоко дышит, сглатывает и, поджимая губы, убегает в сторону дома.

Выдыхаю, тру лицо.

И что мне с этим делать?

Зная Алису, понимаю, что она не успокоится. А я так устал…

Нет, не физически – морально истощён. Кажется, что всю свою жизнь я упускаю что-то главное, значимое. Оно проходит мимо меня, а я не успеваю уловить вкус.

Сажусь в машину, выезжаю со двора и жду.

Лерка бежит впереди с криками: «Я сяду вперед!» Марьяна одергивает ее, запрещая.

– Пусть сядет ко мне, – улыбаюсь дочери и с недовольством смотрю на Марьяну.

– Ты всегда ей потакаешь, – фыркает жена, садясь на заднее сиденье. Лерка устраивается удобнее, пристёгиваясь, а Марьяна продолжает выражать свое недовольство: – Она уже ни во что меня не ставит. Слушает только тебя! – нервно дергает ремень безопасности. – Я – запрещаю, ты – разрешаешь.

– Ты слишком много запрещаешь, – подмигиваю дочери, на что та улыбается мне.

Это же девочка.

Моя маленькая девочка, я не могу ей ни в чем отказать. Порой мне кажется, что за все мои годы по-настоящему и искренне я люблю только дочь.

– Платон! – злится, сжимая губы. Кидаю на нее взгляд в зеркало заднего вида, смотрит на меня с недовольством. Да по-другому и быть не может, последние несколько лет в наших отношениях сплошные претензии друг к другу.

– Мы выясним все дома, сейчас просто помолчи, – отвожу взгляд на дорогу, но через минуту торможу.

Пробка.

И никак не объехать. Я в самом эпицентре. Впереди – авария. Позади – поток машин в три ряда.

Замечательно.

Бью по рулю, откидываясь на сиденье.

– Я хочу писать, – пищит Лерка.

– Сильно? Потереть можешь?

– Немножечко, – сжимает ножки.

– Потерпи, зайка, – достаю из бардачка ее планшет. – Поиграй пока, отвлекись. До дома недалеко.

– Я запретила ей планшет. Она наказана за плохое поведение, и ты это знаешь, но все равно суешь ей этот планшет, – фыркает Марьяна.

– И что ты предлагаешь ей делать в этой пробке?! – резко разворачиваюсь.

Мое терпение небезгранично, а Марьяна словно специально доводит меня. Но не находя ответа, утыкается в свой телефон. Вот эту игрушку она любит больше всего. Живет там, на своей гламурной странице, в своем блоге, в выдуманном идеальном мире. Где у нее идеальный небедный муж, умница-дочь, а она супержена. «Яжемать».

Перевожу взгляд на Лерку – играет в головоломки, резво водя пальчиками по экрану. Морщится, когда я поправляю ей челку, лезущую в глаза. Вот просил же Марьяну подстричь ей челку. Но нет, это портит ее образ, а то, что это портит дочери зрение, жену не волнует.

Открываю окно: шумно, машины гудят. Закрываю: душно. Кондер не включить – Лерку продует.

После разговора с Алисой внутри как-то не по себе. И вроде не воспринимаю ее признания всерьез. Девчонка, что с нее взять. А с другой стороны… что-то гложет. Глаза ее карие, искренние, невинные, с надеждой, а я топлю ее, как котенка. В нашем случае, конечно, лучше сразу отрезать, но как-то жестоко для детской психики.

– Алиса завтра идет в аквапарк. Можно мне с ней? – спрашивает дочь.

– Можно, – киваю.

– А у меня вы не забыли спросить? У тебя завтра музыка, никакого аквапарка, тем более с этой малолетней хабалкой, я ей не доверяю.

– Музыка, – морщится дочь.

Я, конечно, придерживаюсь мнения, что детей нужно направлять и иногда навязывать то, что они не хотят ради их же воспитания и блага, но когда ребенок страдает от занятий и воспринимает их как каторгу – тоже не дело. Мы, скорее, воспитываем в ней ненависть к фортепьяно и музыке в целом.

– Мы обсудим это дома, – сквозь зубы уже почти рычу я. Держусь из последних сил, чтобы не начать скандал при дочери, хотя мы и так уже ругаемся. Марьяна подрывает мой авторитет перед дочерью, я, соответственно, ее…

Дождь начинается…

– И если ты не осадишь Алису за навязчивость, это сделаю я, – ревностно выдает жена. – Ты же не думаешь, что я такая дура и не понимаю, что она влюблена в тебя и бегает преданной собачкой?

Пробка начинает двигаться, и я плыву по потоку, крепко сжимая руль. Никогда не бил женщин, а сейчас хочется дать Марьяне отрезвляющую пощечину.

– Алиса тебя любит? – Лерка смотрит на меня, удивлённо хлопая глазами.

– Мама пошутила, – с нажимом говорю, посматривая на Марьяну в зеркало. – Следи за языком! – обращаюсь к жене.

Поток машин начинает рассеиваться на повороте, движение почти приходит в норму.

Дождь усиливается, дорога мокрая.

– А что это ты мне рот закрываешь? Защищаешь ее? Может, тоже неравнодушен? Что это вы сегодня делали в беседке? – из Марьяны льется желчь. Лерка прекращает играть, внимательно слушая и иногда жмурясь, когда ее мать начинает визжать. Дышу ровно, меня держит только присутствие дочери. Хочется высадить Марьяну из машины, чтобы проветрилась и пришла в себя, слишком много шампанского она в себя влила.

– Пап, я очень хочу писать, – ноет Лерка.

– Потерпи еще немного, вон уже видно наш дом.

Прибавляю скорость.

Дождь затрудняет видимость.

Душно.

Нерасторопный водитель спереди перестраивается на другую полосу, дочь хнычет, голова раскалывается. Мысли скачут.

– Или, может, ты уже с ней спишь?! – вдруг выдает Марьяна, подаваясь ко мне.

Не выдерживаю, резко оборачиваюсь к жене, всего на секунду.

– Закрой. Свой. Грязный. Рот, – яростно рычу.

Оборачиваюсь и понимаю, что поток машин снова встал, а я лечу на скорости и не успеваю затормозить.

Выворачиваю руль и понимаю, что сбоку еще машина и удар придётся на сторону дочери. Машину заносит на мокрой дороге, Марьяна что-то орет мне под ухо, Лерка притихла, но я успеваю вывернуть так, что удар приходится на меня…

Толчок.

Хлопок подушек безопасности… Ноги пронизывает адская боль, в глазах темно. А потом все немеет.

Последнее, что я успеваю сделать, это посмотреть в испуганные глаза Леры и убедиться, что с ней все в порядке.

Гул в голове, темнота.

Меня выключает.

Глава 2

Алиса

Просыпаюсь по будильнику. Точнее, сквозь сон слышу мелодию и долго нащупываю телефон под подушкой. Выключаю будильник, закрываю глаза, устраиваясь удобнее. Еще пять минуточек или десять… И я встану… Дремлю…

Открываю глаза, щурюсь от солнца. Нащупываю телефон, фокусируя взгляд. Полдесятого! Первая пара уже подходит к концу, и ко второй я тоже не успею.

– Да блин! – хлопаю ладонью по подушке. Милка меня убьет! Резко сажусь на кровати, оглядываюсь. Соображаю. Тишина. Так, а что это сестра меня не разбудила? Не поверю, что тоже проспала. Она у нас ранняя пташка, а я вечно сонная сова.

Странно.

Встаю с кровати и бреду в душ. А вчера хотела подняться пораньше, накраситься, выпрямить непослушные волосы и такая красивая, бодрая поскакать в университет.

Хотела…

Быстро справляюсь с волосами феном. Собираю их в пучок. Надуваю губы, скептически осматривая себя в зеркало. И так тоже сойдет. Художественный беспорядок – тоже причёска. На косметику нет времени. И мое новенькое синее платье теперь тоже не в тему. Вздыхаю, надеваю джинсы и розовую толстовку с капюшоном. Беру рюкзак и выбегаю из комнаты.

– Да блин.

Возвращаюсь за телефоном, хватаю его и вновь убегаю.

Спускаюсь вниз. Яшка сидит на ковре и играет в приставку.

Очень странно.

– А что ты не в школе? Заболел? – забираю у него яблоко, откусываю. Вкусно.

– Нет, – ведет плечом, не отвлекаясь от игры. Чтобы Милана разрешила ему не ходить в школу и играть с утра в приставку…

Не верю.

– Яша?! – привлекаю к себе внимание.

– Отстань!

Ладно, выхожу в холл и встречаясь с домработницей.

– А где Мила?

– Ой, – машет на меня рукой и качает головой. Лица на ней нет.

– Да что случилось?

– Все в больнице, – поясняет она. – Платон Яковлевич с семьей в аварию попал, – почти плача сообщает мне она и прикрывает рот рукой. Внутри все холодеет. Открываю рот как рыба, глотая воздух, и ничего не могу сказать.

– Хорошо хоть, Лерочка не пострадала.

– А с Платоном что? – наконец обретаю голос.

– Не знаю я, мне никто не сообщает, – с досадой произносит она.

– А в какой больнице? – спрашиваю и несусь к двери.

– Тоже не знаю, не до меня им было. Некогда было разговаривать… – женщина еще что-то говорит, но я уже не слышу, скрываясь за дверью. Вылетаю во двор, бегу к машине. Сажусь на заднее сиденье, водитель уже на месте.

– В университет? – спрашивает и заводит двигатель.

– Нет, в больницу, – сердце колотится, как сумасшедшее, заходясь аритмией.

– В какую? – буднично спрашивает он и зевает.

– В которой Платон! Вы же знаете? – нервно выдаю я. Хочется стукнуть его по голове.

– Знаю, – кивает.

– Так поехали и быстрее!

Водитель наконец-то соображает и двигается с места. Пытаюсь выдохнуть, откидываюсь на сиденье, дышу, закрываю глаза. Глубокий вдох, медленный выдох. Не помогает. Зажмуриваюсь, в голове несется самое страшное. Но ведь если он в больнице, это необязательно все плохо?!

– Господи… Господи… Господи… Пожалуйста… Пожалуйста… Пожалуйста… – повторяю, кажется, про себя.

– Что вы сказали? – спрашивает водитель и тормозит на светофоре.

– Ничего! Можно быстрее?!

– Светофор, – взмахивает рукой. Снова закрываю глаза, дышу…

Наконец мы приезжаем. Вылетаю из машины. Несусь, не понимая куда. Больница большая. Входов много, почти все закрыты. Хватаю телефон, набираю сестру.

– Да, – тихо отзывается она.

– Мил, где ты? Я здесь, в больнице, куда заходить?!

– Алиса, – выдыхает. Молчит.

– Милана, куда заходить?! – кричу на нее.

– Сейчас я выйду, – сбрасывает звонок.

Жду, постоянно оглядываясь на двери.

Милана появляется через несколько минут и идет ко мне, указывая на лавочку. Стою, не могу я сидеть, когда Платон где-то там… Милана присаживается. Бледная.

– Ну не молчи ты, – все-таки присаживаюсь к ней. – Что с ним?

– Они попали в аварию. С Лерочкой все хорошо. Марьяна плохо себя чувствует, но не критично, она дома. А вот Платон…

Так, наверное, очень плохо думать. Я ужасный человек, но первое, что мелькает в моей голове, что лучше бы было наоборот: Марьяна – в больнице, а Платон – дома.

– Все в норме. Но его ноги зажало в искорёженной машине… Слава богу, не задет позвоночник… – обрывисто говорит она. – Но с ногами плохо…

– А что с ногами?

– Да не знаю я. Мирон и Арон сейчас разговаривают с врачом.

– Ну, ноги – это же не страшно? Правда? Заживут? – с надеждой спрашиваю сестру.

– Да, конечно, будем надеяться… – как-то не очень уверенно отвечает Милана.

– Мил? – Молчит. – Милана! – встряхиваю ее.

– Ну что ты от меня хочешь? Главное все живы, а остальное переживем.

Соскакиваю с лавочки.

– К нему пускают?

– Да, но он сейчас спит под обезболивающими.

– А можно мне к нему?

– Он спит, – повторяет она, прищуривая глаза.

– Да поняла я, что он спит. Я просто тихо посижу.

– Алиса. У него жена и дочь. Успокойся.

– Да при чем здесь это?

– При том, – встает с лавочки и хватает меня за предплечье. – Ты слишком открытая, все эмоции на лице. И я хорошо тебя знаю. Когда ты была маленькая, это выглядело забавно. А сейчас… нехорошо все это. Он взрослый мужчина, а ты маленькая девочка.

– Да что вы все заладили! – нервно выдаю я. – Маленькая, маленькая! Мне восемнадцать. Ты сама-то вышла замуж в девятнадцать за мужчину намного старше. Ничего?! В чем отличие?! – злюсь на Милану, потому что всегда понимающая сестра сейчас не на моей стороне.

– Отличие в том, что Платон давно и глубоко женат! Ты слышишь меня? – сестра тоже повышает голос.

– Я тебя умоляю, – закатываю глаза.

– Так! Я сказала, ехать на учёбу. Вечером мы все вместе навестим Платона. А у его кровати должна сидеть Марьяна.

– Сомневаюсь, что она будет это делать, – кидаю ей и ухожу прочь. Оглядываюсь. Мила следит за мной.

Сажусь в машину.

– Куда? – спрашивает водитель.

– Тут недалеко. Поехали.

Когда мы выезжаем на центральную дорогу, прошу остановиться у ближайшего кафетерия. Выхожу, прохожу внутрь, сажусь за столик возле окна, заказываю моккачино. Жду. Ни на какую учебу я не собираюсь. Я не могу ни о чем думать, кроме как о Платоне.

Беру телефон и листаю инсту, чтобы отвлечься. Почти ничего не вижу, все расплывается. Просто двигаю пальцами, думая о своём. Платону плохо, и я хочу быть рядом. Разве я многого хочу? Просто быть рядом.

Отпиваю кофе – горячо. В глаза бросается фото Марьяны. Да, я на нее подписана. Нет, мне не нравится следить за этой гламурной телкой, и уж тем более я не читаю ее мотивирующие тупые посты. Просто хочу понять, что он в ней нашел. Она же кукла. Пластиковая кукла. Ничего особенного. Все ненатуральное: губы, нос, ресницы, волосы, грудь, задница – все сделанное. Платону вот это нравится? Таких он любит? Его это заводит?

Открываю пост. Выложен два часа назад. У нее муж в больнице! Самое время выкладывать посты. Идиотка.

Селфи. Марьяна в кровати в шелковой пижаме. Лицо страдальческое, губы надутые. «Мы попали в аварию», смайлики, изображающие ужас. «Слава богу, с моей дочерью все хорошо. Чувствую себя плохо, на грани потери сознания. Но плохо мне от того, что мой муж в больнице. В общем… соблюдайте правила дорожного движения и держите кулачки за моего супруга».

Хочется рассмеяться. Столько фальши я еще не видела. Лицо страдалицы состроила, а накраситься и уложить волосы не забыла. Откидываю телефон на стол. Просто пью кофе и смотрю в окно.

Проходит около часа. Посматриваю на время. Надеюсь, Милана уехала. Выхожу из кафе и вновь еду в больницу. Выдыхаю, когда не нахожу на стоянке больницы машин Мирона и Арона. Уверенно захожу внутрь.

Глава 3

Платон

Просыпаюсь от ноющей боли в ногах. Обезболивающее отпускает. Говорят, боль – это хорошо, это чувствительность. Инвалидом не останусь. Но… хочется ее потерять хотя бы на минуту. Боль не острая, но монотонная, ноющая, выматывающая. Голова еще кружится, все плывет перед глазами. Но все же лучше, чем в гробу.

Грохот.

Что-то падает.

Поворачиваю голову, фокусируя взгляд. Алиса. Быстро поднимает с пола телефон и смотрит на меня не моргая. Похожа на испуганную мышку, которую застали за воровством. Молчит, вжимаясь в кожаное кресло. Розовая толстовка, кроссовки, рюкзак, блестки на телефоне, на ногтях перламутровый лак.

Девчонка совсем.

Маленькая милая зайка.

Сон окончательно отпускает, болевой синдром усиливается. Сжимаю зубы. На правой ноге открытый перелом, связки порваны. На левой раздроблены кости, и гипсом не отделаешься. Нужна операция. Остеосинтез. Нужно вживлять металлические импланты.

Это надолго.

Я выпал из строя даже не на месяц. Минимум на полгода. Удручает. Чувство беспомощности раздражает, а боль усиливает нервозность. А в остальном все в порядке. Мне несказанно повезло – так сказал мой доктор.

Дышу. Хочется пить. Тянусь к бутылке с водой на тумбочке. Алиса соскакивает с места и снова роняет телефон.

– Давай я помогу, – такая решительная.

Но вот в жалости и в сиделках я не нуждаюсь.

– В состоянии сам взять бутылку, – не хочу грубить, но голос срывается. Девочка останавливается, моргает, растерянная. Переводит глаза на мои ненакрытые простыней ноги. Вновь кидается ко мне.

– Давай подушки подниму, чтобы было удобно?

– Не надо! – скидываю руки. Нажимаю на ручку кровати, и она переводит меня полусидячее положение. Беру бутылку, пью. В голове немного проясняется.

– Как ты? – спрашивает девочка. Прикрываю глаза. Боль не усиливается, но не отпускает.

– Что ты здесь делаешь? – игнорирую ее вопрос.

– Стою! – дерзко заявляет она. Уже лучше, чем жалость. Усмехаюсь, пытаясь отвлечься.

– Постояла? Можешь идти домой.

– Нет! – упрямая. Подходит к окну, открывает его. – Там дождь прошел, пахнет свежестью. Чувствуешь? – как ни в чем не бывало говорит она. – Внизу есть хороший кафетерий. Принести тебе чего-нибудь? Тебе же можно? Или, может, в магазин сбегать? Тут рядом.

Начинает суетиться. Поправляет простынь, мои подушки, двигает ближе ко мне телефон, воду. Ну вот как без грубости дать ей понять, что я ни в чем не нуждаюсь. Для этого есть персонал, который получает за это деньги.

– Если ты хочешь мне помочь, то… – прерываюсь, поскольку мой телефон начинает вибрировать. Перевожу взгляд на экран. Марьяна. Видеозвонок. Беру телефон, включаю камеру.

– Привет, – тянет она, рассматривая меня. Марьяна дома, в кровати, но с накрашенными губами. Немного усталая, но в норме. Хорошо. – Ну как ты там?

– Как-то так. Терпимо, – перевожу взгляд на Алису. Девочка цокает, но из палаты не выходит. Садится в кресло и утыкается в свой телефон, находя там дофига интересного. Хотя вся во внимании, слушает нас. Все эмоции на лице.

– Плохо выглядишь, – грустно мне сообщает Марьяна.

– Ну извини. Лера как? Где она?

– Спит. Перенервничала, стресс. Но все хорошо. А у меня раскалывается голова. Прям не могу. Таблетки не помогают, – начинает жаловаться жена. Алиса закатывает глаза и морщится. – Я, наверное, сегодня не приду.

– Не нужно, отдыхай. Пусть Лера наберет меня, когда проснётся.

– Да, хорошо. Что говорят врачи?

– Операция нужна.

– Ой. Ну это же не опасно?

– Нет.

– Ну ладно. Я завтра забегу, если станет лучше.

Меня не обламывает, что её нет рядом. Я справлюсь сам, а самоотверженно сидеть возле моей кровати ни к чему. Опять что-то падает, поднимаю глаза. Из рюкзака Алисы вылетела книга. И что-то мне подсказывает, что она неслучайно оттуда упала. Качаю головой.

– Кто там с тобой? – интересуется жена. Скрывать глупо и бесполезно. Я уже не в том возрасте. Да и незачем.

– Алиса, – спокойно отвечаю я. Теперь глаза закатывает Марьяна.

– Мало того, что авария случилась по ее вине, так она ещё и в больнице тебя донимает, – наигранно громко произносит Марьяна, меняясь в лице. Алиса смотрит на меня во все глаза. Испуганная. В недоумении.

– Авария произошла потому, что ты много выпила и несла чушь, – сквозь зубы проговариваю я. Не хватало мне еще, чтобы девочка себя накрутила.

– То есть я виновата?! – не унимается Марьяна.

– Никто. Не. Виноват! – четко проговариваю я и отключаюсь. Откидываю телефон на тумбу, падаю на подушки.

Тишина.

Алиса молчит и, кажется, даже не дышит.

Ну что ты какая впечатлительная-то?

Знаешь же, что Марьяна намеренно цепляет.

– Я виновата? – наконец оживает она.

– Ну давай еще ты начнешь нести чушь, – цокаю.

Вновь просить обезболивающее не хочу. Привыкну к нему, потом будет трудно слезать. Терплю. Монотонная боль хуже острой. Она изматывает. На минуту ухожу в себя, пытаясь собрать все силы. Сконцентрироваться.

Меня приводит в себя теплое прикосновение к руке. Не открываю глаза. Алиса сжимает мою ладонь, поглаживает. Тепло. Нежная девочка, чувствительная, искренняя. Но не для меня.

– Платон, – тихо зовет меня. – Больно?

Открываю глаза.

– Иди домой, – уже спокойно прошу ее. – Я ценю твою заботу и внимание, но это ни к чему.

– Не гони меня. Давай просто поговорим, или… я тихо посижу. Ну хоть немножко, – как ребенок умоляет она. Наклоняется, опускает голову на мою грудь и прикрывает глаза.

Замираю.

Ну вот что с ней делать?

– Я так испугалась… – признается шепотом. – Никогда ни за кого так не переживала. Но ты сильный, и мы справимся. Правда? – и эта ее вера, и «мы» подкупают. Ревёт душу. Поглаживаю ее волосы, убираю выпавшие пряди за уши. Нежная малышка. Ластится. Боль уходит на второй план. Сглатываю. Самое ужасное, что во мне есть отзыв. Вдыхаю глубже. И вот если от Марьяны пахнет терпким грехом и пороком, то от Алисы – чистотой, невинностью. Ранним летним утром, росой на цветущем поле. Жизнью. Ее тепло успокаивает. Прикрываю глаза, поглаживая девочку по спине. И ее присутствие кажется уже правильным.

Нет! Нет. Нет…

Собираюсь с силами. Отрываю девочку от себя. Держу за плечи на расстоянии, смотря, как карие глаза заволакивает поволокой. Плывет. Никогда не видел столько искренности в женщине. Если только в ее сестре. В Милане. Но там не было любви ко мне. А тут…

– Все в порядке. Переживу. Главное все живы. Спасибо за волнение, участие, но нянчиться со мной не нужно. Поезжай домой, – уже с нажимом произношу и отпускаю девочку.

– Я приеду вечером. Что тебе приготовить?

– Ничего мне не нужно. Твое присутствие меня напрягает. Будь добра…

Это неправда. Но по-другому она не поймет.

Долго смотрит на меня, хлопая длинными ресницами, словно не верит. Потом сжимает губы и отступает. Хватает телефон, рюкзак и идет на выход. Порывистая. В дверях оборачивается и прожигает меня гневным взглядом.

– Когда я слушала твое сердце, оно билось очень быстро. Отзываясь, – зло выпаливает она. – Можешь обманываться дальше.

– Это тахикардия от болевого синдрома.

Лгу, конечно. Но так лучше для всех.

– Я приду вечером, и завтра, и послезавтра, и столько, сколько ты будешь в больнице. Ясно? – боевая.

– Алиса…

– Ой, не нужно мне ничего говорить! – гневно перебивает меня и уходит.

Откидываюсь на подушки.

Алиса!

Упрямая. Всегда такой была. И ведь еще ребенком подкупила меня. Несмотря на то, что ее родители отказались от нее, не унывала. Я как-то проникся ей, но как к сестре. Хотелось защитить, стать стеной и опорой. Перестарался. Девочка оказалась впечатлительная.

Глава 4

Алиса

– Куда торопимся? – на моем пути встаёт Макс. С виду симпатичный парень, высокий, зеленоглазый, спортивный, старше меня на пару курсов. Но пирсинг на брови, татуировки на шее и руках делают его красоту более агрессивной.

Не отвечаю, сворачиваю направо, но он шустрее – перекрывает мне путь.

– Дай пройти, – толкаю его в плечо, но эту стену просто так не сдвинешь.

– Ах, Алиса, уделите мне немного вашего драгоценного времени, – шутит Макс. Усмехаюсь, закатывая глаза. Сажусь на лавочку рядом. – Ну, так куда торопимся?

– В больницу.

– Заболела? – уже серьезно спрашивает он.

– Нет. Один очень хороший человек попал в аварию.

– Жить будет?

– Конечно.

– И что это за «хороший человек»?

– Ты его не знаешь, – отмахиваюсь я. – Брат мужа моей сестры.

Макс зависает, переваривая и пытаясь понять, кто, кому и кем приходится. Смеется.

– А, родственник.

Не родственник он мне. Но я молча киваю.

– У меня тут совершенно случайно, освободился день. Может, навестим твоего родственника вместе, а потом погуляем? – двигается ко мне ближе, подхватывает прядь волос, накручивает ее на пальцы. – Ну там кафе, кино, набережная, – заглядывает мне в глаза.

– Это свидание? – прищуриваюсь.

– Да ну какое свидание… – смеётся. – Ну, да, – кивает. – Это свидание. Слишком банально?

– Нет. Неуместно, – встаю с лавочки и иду в сторону стоянки.

– Я узнавал, у тебя нет парня, – догоняет меня Макс. – В чем проблема? Не нравлюсь?

– Да, парня у меня нет. Есть мужчина.

– Почему мне не верится? – хватает меня за руку, разворачивая к себе.

– Доказывать ничего не собираюсь, – одергиваю руку. – Мне пора. – Открываю дверь машины и сажусь на заднее сиденье.

– Алиса… – Макс хочет что-то еще сказать, но я закрываю дверцу перед его носом, а она не захлопывается до конца.

– А-а-а-а-а! – слышу крик парня.

Пальцы.

Пальцы!

Он подставил руку.

Вылетаю из машины. Макс тяжело дышит и, морщась, зажимает ладонь.

– О боже! Прости, прости, прости. Дай посмотрю.

Разжимает ладонь, несколько пальцев красные – нет, багровые!

– Пошли в медпункт, – хватаю его за руку и несусь назад в университет. Я сломала человеку пальцы. Вбегаем с ним в здание, и вместо того, чтобы подняться на второй этаж, парень втягивает меня под лестницу и резко прижимает к стене.

– Попалась, – усмехается, ставя руки на стену, преграждая дорогу.

– Ты специально это сделал?! – толкаю его в грудь.

– Не-е-ет, но я пользуюсь случаем. Хотя жуть как больно. Мне отрежут эти пальцы нах… – сглатывает ругательства. – Понимаешь, на какие жертвы я иду ради тебя?

– Ты дурак. Пальцы действительно отрежут! – отталкиваю его. – Пошли в медпункт.

С пальцами не все так страшно. Переломов нет. Они распухли, медсестра сказала, что могут слезть ногти, а в остальном нормально.

– Ну все, после того, что ты сделала, ты просто обязана сходить со мной на свидание.

– Макс, – вздыхаю. – Я правда несвободна.

– Тогда обед.

– Что?

– Простой обед в кафетерии. Ничего криминального. Переживёт это твой мужчина? – скептически спрашивает он.

– Хорошо, но только из чувства вины.

– Для начала неплохо, – ухмыляется Макс, внаглую берет меня за руку и тянет через дорогу к кафетерию.

Мы действительно просто обедаем. Я ем пасту с курицей, а он – лазанью. На самом деле, несмотря на неформальность, Максим довольно приятный, веселый парень. Хороший друг. Только вот он рассматривает меня не как друга.

– Ну так и кто он, твой мужчина? – спрашивает, взмахивая вилкой и призывая меня говорить.

– Он намного меня старше… но мы давно знакомы. Он замечательный. Добрый, справедливый… – задумываюсь. Нет, я могла бы и не делиться этим с Максимом, но нужно немного охладить его пыл.

– Да понял я, что он замечательный, – усмехается, но не верит мне. – Я спрашиваю, кто он?

– Что ты хочешь услышать? Имя, фамилию, род деятельности?

– Да, – кивает.

– Нет. Этого я не скажу.

– Вот, – довольно улыбается. – Никого у тебя нет. Свидание? – не унимается и накрывает мою руку.

– Нет, – выдергиваю ладонь. – Можешь не верить. Мне в принципе все равно, – вынимаю деньги за свою еду и кладу на стол.

– Вот только не нужно меня обижать, – берет мои деньги и запихивает их в мой карман.

– Тогда спасибо за обед, но мне пора.

Он еще что-то говорит, но я не слушаю, пользуюсь моментом и сбегаю, пока Макс просит счет.

***

Я не умею готовить. То есть могу, конечно, что-то простое, а вот пироги – это уже не мое. Сколько наблюдала за сестрой, повторить не получалось. А Платон любит пирог с курицей и грибами. Хочется его порадовать. Со дня операции прошла неделя. Он уже гораздо проще относится к моему присутствию. Нет, злится, конечно, но больше на то, что я постоянно кидаюсь ему помогать. Это не жалость. А простое человеческое участие. Все лучше, когда за тобой ухаживают близкие, чем бездушный персонал.

Забираю в пекарне заказанный мной свежий и горячий пирог, покупаю в магазине его любимый чай с бергамотом и мчусь в больницу. Мне не обидно, что Платон иногда резок и отталкивает меня. Отступать не собираюсь. Пусть привыкает. Я должна дать ему понять, насколько он мне дорог. Дорог как мужчина. Может, я и дура, но вижу, как иногда он на меня смотрит. Явно не как на ребёнка. Я не последняя тварь. Если бы он любил Марьяну, то, наверное, я отступила бы. Но он ее не любит. А я это чувствую. Знаю.

Забегаю в больницу, здороваюсь с санитаркой и медсестрой на посту. Я уже со всеми познакомилась. Запах от пирога изумительный, желудок сводит.

Прохожу в палату и нахожу Платона, работающего за ноутбуком. В очках. Он надевает их только за работой. А зря, они ему очень идут, придавая солидности и серьезности. Он в инвалидном кресле за столом. Платон будет ходить. Но не так скоро. А в остальном выглядит хорошо. Собранный, чисто выбритый, широкие плечи подчеркивает белая футболка. Не видит меня, увлечённо что-то печатая. Или делает вид, что не видит.

Прохожу, ставлю пирог на стол рядом с ним. Демонстративно включаю чайник на подоконнике, подхожу к Платону сзади и целую в щеку.

– Привет. Я пирог принесла. Твой любимый. Еще горячий.

Замирает. Закрывает глаза, пока я висну на его шее. Так приятно, чувствовать его близость. От Платона уже не пахнет больницей, а чем-то свежим, холодным и мятным.

– Привет, – выдыхает, снимая очки. – Ты неугомонная. Почему не на учебе? – как строгий папочка спрашивает он.

– Я только из универа.

– Рано, – посматривает на часы.

– Выучил мое расписание? – смеюсь. Качает головой.

– Выпьем чаю с пирогом, и я уйду. Поберегу твою психику.

Смеется.

– Милана пекла? – спрашивает, закрывая ноутбук и освобождая стол. Сдался.

– Нет.

– А кто?

– А допустить мысль, что я сама? – открываю упаковку чая, опуская пакетики в кружки.

– Тогда я воздержусь, – ухмыляется гад. Он в курсе моих «выдающихся» кулинарных способностей.

– Да купила я его, – наигранно обиженно выдаю я и завариваю чай.

– Папа! – в палату вбегает Лерка и кидается к Платону, обнимая. – Алиса, – замечает меня и идет обниматься ко мне. Мы дружим, но видимся редко. Марьяна против нашего общения.

– Ну конечно, где ей ещё быть, – фыркает Марьяна, проходя в палату и стреляя в меня злыми глазами.

Я понимаю, что женщина всегда должна выглядеть хорошо, но вот приходить в больницу на шпильках и в кожаных штанах, обтягивающих зад, – как-то слишком. Игнорирую ее, поправляя Лере ободок.

– Привет, дорогой, – Марьяна оставляет сумку на кровати, подходит к Платону и целует его в щеку, а он приобнимает ее за талию. – Ну как ты? – так участливо спрашивает она, что меня начинает тошнить.

Марьяна вдруг резко выпрямляется, переводит на меня убийственный взгляд, всматривается, а потом нервно вынимает из сумки влажную салфетку и кидает ее Платону.

– Блеск сотри! – указывает на щеку, в то место, куда я его поцеловала. – А ты выйди из палаты, – тычет в меня своим острым маникюром. – Мне нужно поговорить с мужем, – приказывает мне, как собачке. Перевожу вопросительный взгляд на Платона. Надо было ей явиться и испортить нам обед.

– Алиса, возьми Леру и погуляйте в сквере при больнице, – спокойно просит меня Платон.

– Не отпущу я с ней свою дочь! – возмущается Марьяна.

– Идите, – с нажимом говорит мне Платон.

Я с язвительной улыбочкой беру за руку Леру и вывожу ее из палаты.

Глава 5

Платон

Я дома. В пентхаусе на десятом этаже. Нет смысла лежать в больнице. Хотя можно было переехать на восстановление и реабилитацию в санаторий. Там полный уход за пациентами, что меня в принципе удручает. Чувство беспомощности выводит из равновесия. Мирон звал к себе в особняк, там куча сочувствующих и жалостливых, что меня тоже не устраивает.

Инвалидное кресло – теперь мой постоянный аксессуар до полного заживления.

Отворачиваюсь от окна, смотря, как Марьяна спускает с лестницы сумку.

– Вызови водителя, у меня чемодан тяжёлый, – недовольно фыркает она, кидая сумку на пол. Рассматриваю ее. Беру телефон, вызываю водителя Костю, пусть поможет. Молчу, наблюдая, как жена суетится в поисках вещей. – Ну, Платон, – подходит ко мне, обнимает сзади за шею. – Ты же понимаешь, что в моем возрасте больше не будет такого шанса?

– Да, но… А тебе вообще нужен этот шанс? – снимаю с себя ее руки, отъезжая подальше. Неприятно. Может, конечно, дело в моей посттравматической депрессии, но внутри что-то кардинально поменялось.

– Конечно да, за три месяца контракта платят очень хорошие деньги.

– Тебе не хватает денег? – выгибаю брови.

– Хватает, но дело же не в них. Это я так, к слову сказала.

Входит Костя, откашливается, привлекая наше внимание.

– Там, наверху, мой чемодан. Отнеси его в машину, – распоряжается Марьяна. Парень быстро ретируется.

– А в чем дело? Хочется не упустить шанс посверкать задницей в европейском журнале? Да ты и так местная «звезда», – цокаю я.

– Зачем ты так говоришь? – обиженно надувает губы.

А, в общем-то, зачем я это все…

Черт его знает…

Ее присутствие мне не нужно. Тем более, когда я не в самой лучшей форме. Меньше раздражителей вокруг.

– Я уже не девочка, меня в кои-то веки оценили, пригласили в рекламную компанию, потому что я подхожу им по возрасту и типажу, – иронично усмехается. – Не все малолеткам светиться. Ну… еще знакомый помог… То есть порекомендовал меня. Я не могу отказаться и подвести его.

– Знакомый… – тоже ухмыляюсь.

– Ревнуешь? – сверкает на меня глазами и посматривает на часы.

А я ревную?

Может быть, но это не та причина, по которой я против ее отъезда.

– Разве это важно?

– Что?

– Все вот это важно для тебя? Ты правильно заметила. Ты не девочка уже, а взрослая женщина. Мать. И вот ты готова укатить в Европу за сомнительной карьерой, чтобы что?

– Чтобы… – задумывается.

– Чтобы потешить свое самолюбие, – заканчиваю я. Выходит нервно. Даже зло.

– А при чем здесь материнство? За Лерой присмотрит няня, она же отвечает за уборку и готовку. Ты в моей помощи не нуждаешься. Это всего на несколько месяцев. В чем проблема? Что ты от меня хочешь? Почему нет? – уже тоже нервно выдает Марьяна, запихивая в свою сумочку какую-то косметику с комода.

Чего я хочу?

Да, пожалуй, того, что она действительно не может мне дать. Семьи. Тепла. Уюта. Заботы. И той самой глубины, которой у нас никогда не было.

Мы как-то изначально были на разных полюсах. Сходились только в плане секса, и…

И что?

В тысячный раз задаю себе этот вопрос и никак ничего не могу найти.

Поначалу я заглушал Марьяной душевную боль, точнее, заменял настоящие разрывающие чувства плотскими утехами, куражом, алкоголем. Потом… потом – наверное, на зло Мирону. Я был не в том возрасте, чтобы рассуждать здраво. Мной руководили гормоны и эмоции. А потом случилась Лера. Марьяна – в слезах, я – в шоке. И ведь не косячил никогда в каком бы состоянии ни был – всегда предохранялись. Но вышло так, как вышло. Сокрушаться и выяснять, кто виноват, было бы неуместно. Ребенок уже есть. И я, как истинный «рыцарь», женился. Во мне всегда было повышенное чувство ответственности. Хорошее качество, говорил отец. Только иногда оно мешает жить.

А потом… А потом я втянулся. Дочь, жена-красавица, которая не напрягает, качественный интим… Почему нет?

Любовь?

Я вас умоляю.

Кому она нужна?

Прошли годы, я стал серьезнее, умнее, опытнее и понял, что меня все устраивает.

Устраивало до аварии, пока не сел в инвалидное кресло и не начал переосмысливать ценности. Времени теперь у меня предостаточно. Хотя это, скорее всего, депрессия. Встану на ноги – все пройдет.

– Мне порой кажется, что я уже ничего от тебя не хочу. Поезжай, если это для тебя так важно, – спокойно проговариваю я. Злости нет. Есть недопонимание, но мы всегда общались на разных языках. Хотя нет, последнее время мы его нашли во взаимных претензиях.

Тишина. Марьяна разворачивается, делает несколько шагов в сторону выхода, но останавливается.

– Нет, я могу остаться. Тебе нужна моя помощь? – вдруг спрашивает она, но смотрит на меня глазами жертвы. Немного раздражена, оттого что я рушу ее планы.

– Нет, мне не нужна помощь, – отрицательно качаю головой.

– Платон, – выдыхает, берет себя в руки и с натянутой улыбкой идет ко мне. Присаживается рядом со мной на кресло, перегибается через подлокотник и тянется к моим губам. Отстраняюсь, не позволяя себя поцеловать. Ее рука ложится мне на колено, поднимается выше к паху. – Если я на тебя сяду, я ничего тебе не поврежу? – вдруг спрашивает она. А мне становится жутко смешно, до истерики. – Или я могу… – встает с кресла и начинает опускаться предо мной на колени. Хотя Марьяна здесь ни при чем, мы всегда решали конфликты сексом.

– Не поможет… – отрицательно качаю головой. – Не в этот раз.

Ловлю ее за подбородок, сжимаю, всматриваюсь в глаза, пытаясь понять, чего я вообще от нее хочу. И вдруг понимаю, что ничего. Совершенно ничего. И ее отсутствие наоборот меня успокоит.

– Поезжай, если это тебе нужно, – отпускаю ее. Отъезжаю назад. – В жизни следует делать то, что действительно важно, иначе накроет ощущением несостоятельности, – произношу я, смотря, как Марьяна поднимается с колен.

– Спасибо, что понимаешь меня, – отвечает она. Поправляет юбку, подхватывает сумку и спешит на выход. А я не понимаю… Ничего не понимаю, но Марьяна мне не поможет.

Убегает, быстро стуча каблуками. Дверь захлопывается, воцаряется тишина. Накрывает дикой тоской. Кажется, будто я действительно упустил в своей жизни что-то важное и не состоялся. С яростью сметаю со стола забытый флакон духов жены, он разбивается и наполняет комнату приторным запахом орхидеи.

***

– Нет, я не хочу! Не хочу! – даже сквозь стены кабинета слышу, как недовольно, почти плача кричит моя дочь. Она с няней. С новой няней, которую наняла перед отъездом Марьяна. Предыдущая не выдержала характера моей жены. Марьяна слишком требовательна к персоналу. Я был против чужих людей в нашей квартире. Нет, я не тиран и не считаю, что все должна делать женщина. Уборки несколько раз в неделю достаточно. А вот ребёнка должны воспитывать родители. Но уступил, когда понял, что няня справлялась с нашей дочерью лучше, чем Марьяна. – Нет! Не буду! – уже плачет Лера. Быстро выезжаю из кабинета.

– Черт! – ругаюсь сквозь зубы, кода врезаюсь в косяк. Никак не могу привыкнуть к этой чёртовой коляске. Выезжаю в гостиную и понимаю, что дочь плачет где-то наверху. А я не могу туда подняться! – Лера! Лера! – зову дочь, врезаясь кулаком в перила. Дочь бежит ко мне, спотыкаясь на лестнице.

– Папа! – кидается мне на колени. Слишком резко. Задевает ногу. Больно. Но я сжимаю зубы и усаживаю ее удобнее.

– Что случилось? – боковым зрением вижу, как няня спускается.

– Я не хочу пить лекарство. Оно невкусное.

– Какое лекарство? – не понимаю, Лера была абсолютно здорова.

– Чтобы спать, – поясняет она.

Что? Поднимаю глаза на Свету. Женщине сорок два года, и Марьяна утверждала, что у нее большой опыт и медицинское образование. Строгая.

– Марьяна Евгеньевна просила давать ей на ночь успокоительное.

– В смысле? Зачем? – ничего не соображаю.

– Она сказала, девочка плохо спит, – разговаривает со мной так, словно я тоже ребенок и ничего не понимаю.

– Ты плохо спишь?

Вчера Лерка спала со мной, и все было хорошо.

– Хорошо. Ну… – вдруг начинаем мяться дочь, обнимая меня за шею. – Один разик… когда ты был в больнице… – замолкает.

– Что было, когда я был в больнице?

– Мне снился кошмар… – шепчет она мне на ухо.

– И что там было?

– Ты умер… Я плакала… А мамы не было.

Сглатываю.

– Я здесь. Я не умер, все хорошо, – глажу ее по волосам, вдыхая самый любимый клубничный запах. – Стой… А где была мама?

Марьяна оставила дочь одну? Ночью?!

– Я не знаю. Я выбежала из комнаты, никого не было. Потом включила мультики и смотрела, пока не уснула на диване. Утром мама сказала, что выходила в магазин.

Ночью… В магазин… Интересно в какой? Ладно, с этим я разберусь позже.

– Не нужны ей никакие успокоительные! – обращаюсь уже к няне.

– Но Марьяна Евгеньевна сказала…

– Я отменяю все, что сказала Марьяна Евгеньевна! – рычу так, что дочь вздрагивает. – Тихо, зайка. Иди неси свою любимую подушку ко мне в комнату. Будешь спать со мной, кровать большая.

– Но девочка не должна спать с отцом! – возмущенным тоном говорит Света.

– Здесь я решаю, что и кто должен. Вы на сегодня свободны!

Хочется освободить ее от нас навсегда. Но…

Глава 6

Платон

Дочь делает уроки. Хмурая. Не в настроении. Света готовит на кухне. Пахнет рыбой. Лерка не любит рыбу ни в каком виде.

– Помочь? – спрашиваю, въезжая в кабинет. Да, я распорядился закрыть второй этаж. Моя дочь должна быть у меня на глазах. Поэтому спит она со мной, а уроки делает в кабинете.

– Нет, – продолжает делать вид, что читает.

– Лера, ну что произошло? – отнимаю у нее книжку.

– Света… – подпирает подбородок, надувная губы.

– Что Света?

– Она мне не нравится.

– Слишком строгая?

Дочь молчит, вздыхая.

– Лера, рассказывай.

Я с трудом терплю постороннего человека в доме. Но один не справлюсь на этой чертовой коляске. И мне нужен весомый повод, чтобы освободить Свету от ее обязанностей.

– «Лера, девочки так не сидят, не едят, не говорят, не бегают, не кричат, не пьют». Девочкам вообще ничего нельзя? – кривит лицом.

Смеюсь.

– Можно. Я поговорю с ней.

– Она готовит рыбу, – фыркает дочь.

– Рыба очень полезна.

– А я не хочу ее есть! Я хочу пасту или курицу, только не рыбу. Беее.

– Ладно. Будет тебе паста, – беру телефон, заказываю еду из ресторана внизу. Там хорошо готовят.

– Спасибо, – довольная Лерка хватает телефон.

– Нет, уроки никто не отменял, – отбираю телефон и вручаю ей книжку.

Выезжаю из кабинета и направляюсь на кухню.

Света довольно профессиональная. Готовит в перчатках, кухня в чистоте, ну и запах весьма аппетитный. Лосось под сливочным соусом.

– Светлана… забыл, как вас по отчеству? – привлекаю к себе внимание.

– Я еще не такая старая, чтобы мужчины обращались ко мне по отчеству. Просто Света, – отзывается женщина.

– Хорошо, Света. Вы не могли бы немного мягче воспитывать Леру?

– Я скажу вам так, – Света разворачивается ко мне. – Валерия уже немного упущена. Но девочка не виновата. Виноваты родители, в особенности вы.

– И в чем же моя вина? – выходит раздражительно. Меня начинает утомлять эта женщина.

– Вы слишком много ей позволяете. Упустите дочь сейчас – в подростковом возрасте она станет неуправляема. Мой вам совет…

– Давайте без советов, – обрываю ее я. Все нормально с моей дочерью. – Не воспитывайте ее больше. Просто занимайтесь хозяйством.

Света кивает, сжимает губы и отворачивается к плите. Как-то сразу пропадает аппетит. Не хочется есть еду, приготовленную ее руками. Отравит еще. Разворачиваюсь, чтобы покинуть кухню, но останавливаюсь.

– И да, моя дочь не любит рыбу. Будьте добры это запомнить.

– Хорошо, – не очень довольно отзывается она. Теперь эта женщина не нравится и мне.

***

Оставшийся день проходит без эксцессов. Лерка смотрит телевизор, Света на кухне, а я в кабинете который час просматриваю резюме нянь. И это, оказывается, очень сложно, когда дело касается собственного ребенка. Выбор большой, а выбирать некого. Одна – слишком молодая, вторая – слишком старая, третья не внушает доверия с первого взгляда. А те, кто внушают, уже не ищут работу. Захлопываю ноутбук, нахожу номер старой няни, которую уволила Марьяна. Милейшая была женщина, и Лерке нравилась, девочка воспринимала ее как бабушку.

– Елена Владимировна. Возвращайтесь, Лерочка по вам скучает.

– Я не могу, Платон Яковлевич, у меня внук родился, я дочери помогаю.

– Удвою зарплату.

– Ну что вы. Не обижайтесь. Внук – он дороже.

– Я понимаю. Извините за беспокойство, – скидываю вызов, откидываю телефон на стол. Тру лицо, хочется напиться. Но лечение и ответственность за дочь не позволяют.

– Папа! Папа! – опять кричит Лера. Дежавю какое-то. Казалось, Светлана меня поняла.

Выезжаю в гостиную и наблюдаю картину того, как Светлана крепко держит мою дочь за запястья, а та пытается вырваться. Внутри меня поднимается волна ярости.

– Опустите ее немедленно! – сквозь зубы проговариваю я. Женщина отступает, Лера садится на диван, утирая слезы. Такая обиженная зайка, сердце сжимается.

– Платон, она… – пытается оправдаться Светлана.

– Замочи! – уже не церемонюсь. – Лера, что произошло?

– Может, я скажу? – недовольно фыркает няня.

– Нет, сначала я послушаю дочь! Лера?! – выходит нервно даже в сторону ребёнка.

– Я просто хотела досмотреть сказку. Тут немножко осталось, – указывает на телевизор.

– И?

– Она не дала, выключила. Сказала, что нужно спать. Но завтра же выходной! – обиженно всхлипывает дочь.

– И все?! Почему она тебя держала?!

– Потому что я не хотела идти спать.

Разворачиваюсь няне.

– Ваша версия, – взмахиваю рукой, призывая ее говорить.

– Во-первых, меня оскорбляет ваше отношение ко мне! Во-вторых, неважно какой день, у ребенка должен быть строгий режим. В-третьих, ваша дочь очень агрессивна ко мне, она меня толкнула.

– Я не толкала! – всхлипывает Лерка, продолжая размазывать слезы, вскидывает руки к лицу, и я вижу красные пятна на ее запястьях.

– Толкала! Вот что я вам говорила об упущенном воспитании. Она не уважает старших! – настаивает няня.

– Хватит! Вы уволены! Немедленно покиньте нашу квартиру! – срываюсь я. До появления этой женщины с моей дочерью было все в порядке. С ней и сейчас все хорошо, но меня почему-то хотят убедить в обратном.

– Меня нанимала Марьяна Евгеньевна.

– Так поезжайте и нянчите Марьяну Евгеньевну. Деньги плачу вам я.

– Хорошо! – зло кидает мне женщина и нервно убегает наверх за вещами. Подъезжаю к дочери, отрываю ее руки от лица, поглаживаю большими пальцами красные пятна.

– Ну все, зайка. Мы справимся сами. Ее ты больше не увидишь, – обнимаю дочь, прижимая к себе. – Какую сказку ты смотрела?

– Золушку, – шмыгает носом Лерка. – Новую.

– Давай иди умойся и досмотри. Можешь взять пончик из холодильника. А я пока провожу Светлану.

Алиса

– Саш, а можно спросить?

Я у Арона и его жены. Они купили соседний дом, снесли забор, и теперь мы живём в одном огромном дворе, но в разных домах. Нет, у Миланы и Мирона большой дом, но каждая семья хочет жить отдельно. Сашка классная. Мы дружим. Даже больше, чем с сестрой. Милана слишком впечатлительная. И я иногда сбегаю к Сашке, когда нет Арона.

– Ну попробуй, – хитро на меня посматривает, заправляя кофе в машину.

– Плохо, когда девушка навязывается?

– Не очень хорошо. Мужчины – охотники. Им азартно брать самим, без разрешения.

Наблюдаю, как она берет чашки и подставляет их под аппарат, делая нам капучино.

– Ну девушка же должна как-то показать свою симпатию. Как ты дала понять Арону, что он тебе нравится?

Сашка смеется, садясь за стойку напротив меня.

– Ничего я ему не показывала, – хитро шепчет мне. – Он просто взял все, что ему нужно. Не спрашивая, похитив меня, – подмигивает мне, спрыгивает с высокого стула и ставит перед нами чашки с кофе.

– Он тебя похитил?

– Да-а-а-а и не раз. Он просто приходил и забирал меня каждый раз, когда мы были не вместе. Пока не присвоил окончательно.

Вздыхаю, отпивая капучино. Становится грустно. Я действительно навязываюсь. Мужчина моей мечты явно не придет за мной и не присвоит. Это даже не грустно. Это горько до привкуса полыни во рту.

– Но ситуации, темпераменты и люди разные, Алиса. Платон – он другой.

– А при чем здесь Платон? – делаю вид, что не понимаю. Я привыкла скрывать этот факт от близких. Милана меня не поддерживает. Точнее, она настолько правильная, что такого расклада не принимает. «Он женат, и ты не должна его любить». Но сердцу все равно.

– Алиса, я заметила твою привязанность к Платону, еще когда ты была ребенком. Ты же вся в нем. И это неплохо. Просто Платон – он гиперответственный, слишком правильный, я бы сказала. Либо слишком холодный и расчётливый, чтобы впустить в свою жизнь чувства и поддаться им. Но навязываться не нужно. Нужно играть. Заинтересовать собой, но близко не подпускать, даже когда ему этого захочется, нельзя сдаваться сразу, пусть прочувствует все на себе.

– Я так не умею… – вздыхаю. Он только посмотрит на меня – и я уже таю. А от его близости, запаха вообще ноги подкашиваются…

– Чувствуй. Ты можешь все это показывать ему, но чувствами и ощущениями, реакцией. В любом случае не сдавайся.

– Сейчас она насоветует. Не слушай ее.

Оборачиваемся, в дверях стоит Арон. Ухмыляется.

– Нейтрализуй Марьяну, хватай Лерку, Платона и вези их подальше. Покажи этому идиоту, что такое настоящие чувства. Иначе до него не дойдет. Помочь?

Смеёмся.

Арон идёт к нам. Подходит к Саше, отпивает из ее кружки кофе, хватает ее за кофту, немного грубо дергает на себя и целует, не стесняясь меня. Долго, откровенно, так, что даже у меня мурашки идут по коже.

– В смысле «нейтрализовать Марьяну»? Не убивать же мне ее, – отвлекаю их.

– Компромат, – ведёт бровями Арон. – Тоже могу помочь.

– Я вам помогу, – игриво толкает его в плечо Саша. – Чему ты учишь ребенка?

– Я не ребенок, – закатываю глаза. Мой телефон звонит. Вынимаю его из кармана. Платон! Он никогда мне не звонил сам. Пока Арон с Сашей разговаривают о своем, сбегаю во двор и с колотящимся сердцем отвечаю. – Платон!

У меня никогда не получится играть с ним, как советовала Саша. Ведь я могла ответить «да» скучающим тоном или просто холодное «алло». Дышу, пытаясь успокоиться.

– Привет, Алиса, – голос у него спокойный и немного хриплый. Мои мурашки живут собственной жизнью, прокатываясь по телу.

«Спокойно, Алиса. Прохладный тон. Дыши!» – приказываю себе.

– Привет…

– Ты не могла бы к нам приехать?

И вот уже мурашки всколыхнули рой бабочек в животе.

– Да, конечно. Скоро буду, – не подумав, выпаливаю я. Дура ты, Алиса, вот поэтому он тебя и не воспринимает серьезно.

– Ждем, – отзывается Платон и скидывает звонок.

Глава 7

Платон

Я пригласил ее потому, что так захотела Лера.

Хотя я опять себе лгу, прикрываясь желаниями дочери. У меня не возникло ни одного сомнения после предложения Леры позвать Алису. Она не чужая, Лерка ее любит, и меня не напрягает посторонний человек в доме.

И вот она здесь. Пьет со мной чай, хрустит орешками в шоколаде и загадочно молчит, хотя по натуре болтушка. Забавная. Сегодня с двумя косичками и в джинсовом комбинезоне. Совсем девчонка. Хочется поцеловать в нос и купить мороженое.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, стараясь на меня не смотреть. И это тоже на нее не похоже. Даже интересно, что творится в ее голове.

– Ты уже спрашивала, – усмехаюсь. И ведь эта девочка поднимает мне настроение, что бы она ни задумала.

– А, да… – улыбается, опуская глаза. Прямо кокетка, что тоже на нее не похоже. Алиса очень открытая и прямая.

– Как твои дела?

– Все хорошо, тебе привет от Саши. Арон зайдет завтра.

Киваю.

– К сожалению, вышло так, что мы остались без няни и помощницы. Надо признать, сам я не справляюсь. Особенно, если Лера вне дома, – перехожу к главному. – У меня к тебе предложение… даже просьба. – Алиса, наконец, переводит на меня взгляд и смотрит внимательно. Глаза у нее все же красивые. Никогда не видел такого насыщенного оттенка. – Поживёшь у нас, присмотришь за Лерой?

Молчит, закусывая губы.

– Я заплачу, – предлагаю без задней мысли. Молодая девушка не обязана просто так терять свое время с нами. Но, похоже, Алиса оскорбляется. Распахивает свои карие глаза и смотрит на меня с возмущением.

– Я помогу. Деньги мне не нужны! – фыркает она.

– Я не хотел обидеть. Это просто благодарность за участие.

– В благодарность достаточно «спасибо» и договориться с Миланой, – смеётся.

– Договорились, – улыбаюсь ей в ответ. Девочка встает, начиная убирать со стола. Наблюдаю за ней, одновременно набирая номер ее сестры. Гудки, гудки, гудки, не берет. Скидываю, пишу сообщение, чтобы перезвонила, когда освободится.

Звон посуды, и в мгновение мой телефон, футболку и ноги заливает чай.

– Ой! – вскрикивает Алиска и кидается ко мне. Слава богу, мы долго сидели, чай уже не особо горячий, и эта девочка не лишила меня достоинства. Хватаю со стола салфетки, начиная протирать телефон. Черт с ним, с аппаратом, мне важно содержимое. – Прости, прости, – бегает вокруг меня девочка. Хватает полотенце, начиная промакивать мою футболку и штаны. В какой-то момент переусердствует и сильнее вжимает руку в мой пах.

– Оу! – сокращаюсь, отрываю ее руку от себя. Она растерянно моргает, не понимая, что происходит. А когда до нее доходит, краснеет.

– Прости, – как заведенная, повторяет она. – Тебе нужно переодеться.

Отъезжаю от стола и направляюсь в сторону комнаты. Алиса бежит за мной, перевожу на нее вопросительный взгляд.

– Я помогу…

– Я справлюсь сам, – с нажимом проговариваю. – Положи мой телефон в рис, может, спасем его, – уже усмехаюсь. Заезжаю в спальню, закрываю дверь. Да, скучно не будет. Смеюсь и тру лицо руками.

***

Я договорился с Миланой. Хотя она была крайне недовольна. Но Мила довольно тактичная и добрая девочка, поэтому не отказала. Алиска привезла к нам целый чемодан вещей, поселившись на втором этаже вместе с Леркой. Дочь довольна, Алиска тоже светится, а мне просто спокойно от того, что рядом с нами родной человек. Пусть она не умеет готовить и заливает мой телефон чаем, это намного лучше посторонних неуравновешенных дам.

Девочки на кухне. Пытаются готовить, не мешаю. Хотя очень хочется. На кухне то шумный смех, то грохот посуды, то шепот. Я пытаюсь работать дома. Профессия позволяет. Пишу проекты, бизнес-планы, составляю договора дня компании Вертинских. Я и раньше мог работать удалённо, но предпочитал делать это в компании, в собственном кабинете, где ничего не отвлекало.

Разговариваю по телефону с Мироном, обсуждая детали проекта. Чувствую запах гари, который усиливается с каждой секундой, и тишина, девочек не слышно. Похоже, они подожгли квартиру.

– Я перезвоню, – сбрасываю звонок, выезжаю из кабинета. Психую, потому что на коляске быстро не получается. В гостиной пахнет гарью, из кухни идёт легкий дымок.

– Лера! Алиса! – зову девочек и выезжаю на кухню. Дым валит из духовки, моих поварих нет. Выключаю плиту, еду к окнам. Быстро открывать створку не получается – ручка высоко. Слава богу, основной дым уходит в вытяжку.

В кухню вбегают девочки.

– Пирог! – вскрикивает Алиса и кидается к духовке.

– Не открывай! – не успеваю. Она уже распахнула духовку, из которой валит дым, а с ним усиливается запах гари.

– Ой, кажется, мы забыли про пирог, – пищит Лера, сжимая в руках расческу и резинки. На ее голове какая-то замысловатая и еще не доделанная причёска.

Алиса начинает кашлять от запаха дыма, не зная, что ей делать с пирогом.

– Так, – беру себя в руки. – Лера, иди наверх! Алиса, вынеси пирог вместе с листом на лоджию и открой окна в гостиной. Слушаются. Лерка быстро убегает, потому что мой тон далеко не мягкий. Алиска с виноватыми глазами хватает лист без полотенца или прихваток. Естественно, обжигается.

– Ай! – выкрикивает и трясёт рукой. Сжимает ладонь, чем делает еще хуже, морщится. Дергаю коляску в ее сторону с такой силой, что почти с нее слетаю.

– Под холодную воду! – командую, подъезжая к раковине, открываю воду и даю ей немного стечь. – Дай сюда руку! – выходит нервно. Алиса нерешительно тянет ладонь, дергаю быстрее под воду, и девочка облегчённо выдыхает. Застываем. Дышим.

– Больно, – пищит Алиса.

– Не помогает?

– Помогает, – хнычет, как ребенок, опуская уголки губ. – Ты руку больно сжимаешь.

Опускаю глаза на ее запястье и медленно разжимаю пальцы. Я и правда не рассчитал силу от волнения за малышку.

– Значит, это был пирог? – нервно усмехаюсь.

– Был… – всхлипывает Алиса. – Мы хотели тебя порадовать. У нас все получилось…

– Я вижу, – оглядываюсь на противень. Дыма уже почти нет. Только запах гари.

– Мы заболтались и забыли про время, – оправдываться девочка. Качаю головой.

«Хотели меня порадовать», – отзывается во мне.

Давно никто не хотел меня порадовать едой. Злость проходит. Тепло становится, несмотря на то, что мой пирог сгорел.

– Что с рукой? – в кухню заглядывает Лерка.

– Неси аптечку, – командую дочери. Убегает.

Беру бумажные полотенца, протягиваю Алисе.

– Вытирай насухо. И в гостиную. В аптечке есть специальный спрей, он обезболивает.

***

В квартире холодно. Осень. Мы долго проветривали, чтобы вывести запах гари. Девочки сидят на диване под пледом, у Алисы перебинтована рука. Уже не болит. Да и ожог не сильный. Обе смотрят на меня виноватыми глазами. Лерка жмётся к Алисе. Зайки. Я хотел помощницу, в итоге у меня в доме два ребёнка. Смешно.

– В общем так, не готовить без меня. Даже кофе не варить. Ясно?!

Кивают.

– Ужина, как я понимаю, у нас нет?

– Нет, – вздыхает Лерка. – А кушать хочется.

– Я в магазин сбегаю, – подрывается Алиса.

– Сядь, – вынимаю из кармана телефон. Нам всё-таки удалось его спасти. Звоню в ресторан внизу, заказываю доставку. Лерка тут же диктует все, что она хочет.

– Алиса? – интересуюсь ее пожеланиями. Отрицательно качает головой. Она голодная, с обеда ничего не ела. – Алиса, – прикрываю телефон ладонью. – Не зли меня. Что ты будешь? Или закажу на свое усмотрение.

– То же, что и ты, – выпаливает она.

Заказываю две порции утки под азиатским соусом. Это остро. Пусть разделит со мной мои вкусы, раз нет своих желаний.

Глава 8

Платон

Шесть утра, девочки спят. Тишина. Мне не спится – ноги ноют, впрочем, как всегда, под утро. Можно наглотаться обезболивающего и спать спокойно, но нужно слезать с этих «волшебных» пилюль. Терплю. Пью кофе на кухне возле раскрытого окна, дыша холодным осенним воздухом. Открываю инсту Марьяны. Куча новых фото: в самолете, кофе в аэропорту Берлина, новый маникюр, новая квартира, пробные съемки и прочее, прочее, прочее… И вот среди этого хлама мне бросается в глаза фото, где ее откровенно обнимает какой-то хрен. Парень лет на пять моложе ее. Худощавый, но весь на пафосе и стиле, лощеный. Я бы даже подумал, что он гей, если бы его рука не лежала на заднице моей жены.

«У меня самый внимательный и терпеливый фотограф».

Я вижу, какой он внимательный.

Набираю номер Марьяны. И мне плевать, который сейчас час. Долго не берет, но я настойчиво снова и снова набираю ее номер. Стараюсь глубже дышать в раскрытое окно.

– Да, – наконец-то сонно отвечает Марьяна.

– Доброе утро, жена, – не очень доброжелательно произношу я. Пауза.

– Платон, ты в своем уме? Какое утро? Я сплю, – уже возмущённо выдает она.

– Ну что ты, милая, – последнее слово цежу сквозь зубы, – так не рада мне?

– Что происходит? – не понимает она, и меня срывает.

– Слушай, милая, ты вообще охренела?! Что за падаль там тебя лапает?!

Опять пауза, долгая.

– Что, милая, так сразу ничего сочинить не получается? – из меня льется яд. Стараюсь говорить тише, чтобы не разбудить девочек, поэтому больше рычу сквозь зубы.

– Ты о чем? – включает голос невинной овцы.

– Думаешь, если я за тысячу километров, в инвалидном кресле, то до меня ничего не дойдет?! – блефую, делая вид, что знаю больше, чем есть. – Можно наращивать мне рога и хвастаться этим публично?!

Тишина. Марьяна переваривает. Долго.

– Слишком долгая пауза, жена!

– Платон, ты не в себе. Я не знаю, что ты там нарыл, но это все неправда! – срывается на истерические ноты.

– Как же некрасиво ты палишься, Марьяна, – иронично усмехаюсь. Я ведь не знаю ничего, это всего лишь мои догадки, а Марьяна уже в истерике опровергает то, чего я не знаю. Ревную ли я? Как ни странно, нет. Нет яростной ревности. Есть чувство гадливости и брезгливости к этой женщине. Не было раньше такого. Нет, я не девочкой брал ее в жены, но как-то было все равно, у всех есть прошлое. Да и непринципиально было. Хотя мне, дураку, Арон вдалбливал, что Марьяна по натуре распутная. Но нет, меня все устраивало. Устраивало… Если нет любви, непринципиально, что у женщины было до тебя. А сейчас… Люди не меняются, и Марьяна мне только что это доказала. Раньше она была осторожнее, а сейчас расслабилась. Думает, вросла в семью Вертинских.

– Платон, давай я приеду, и мы поговорим. Все не так, как может показаться.

– Какая же ты изворотливая тварь, приедешь – шею сверну! – на эмоциях кидаю я и сбрасываю звонок.

С грохотом ставлю чашку на подоконник. Дышу. Адвокату, что ли, позвонить, пусть готовится к разводу. Пока моя благоверная не начала готовить плацдарм для отступления.

Слышу позади себя шорох, разворачиваюсь. Алиса. Стоит на пороге кухни, мнется. Растерянная. Сонная, волосы разметались по плечам, босая, в пижаме, состоящей из шортиков и маечки на тонких лямочках. Быстро моргает, не зная, куда деть руки, словно ее подловили за подслушиванием. И ведь по глазам вижу, что слышала все. Половину моего разговора так точно.

– Почему не спишь? – меня ещё не отпустило, выходит громко и несдержанно.

– Я за водой пришла. Прости, не знала, что ты здесь… – оправдывается, быстро разворачивается в попытке убежать.

– Стой! – Послушная, замирает. – Ты хотела пить? Пей!

Кивает, идет к раковине, наливает стакан воды.

– Что-то случилось? – спрашивает девочка, с ее плеча медленно сползает лямка, и я зависаю. Поправляет.

– Прости, что?

– Что-то случилось?

– Ничего. Все закономерно, – ухожу от ответа.

– Ты злишься? – идет ко мне, садится рядом на стул, заглядывает в глаза.

– Уже нет, – пытаюсь улыбнуться. Она такая мягкая и нежная с утра, хочется любоваться. И я не отказываю себе, рассматриваю. Наверное, впервые смотрю на Алису настолько откровенно, не как на ребенка.

– Ты всегда так рано встаёшь? – её голос становится тише, а дыхание громче. А я бесстыдно блуждаю глазами по ее нежному телу. Шея у нее красивая, плечи, грудь, ножки… Хочется прикоснуться. Заставляю себя поднять глаза, но зависаю на ее губах.

– После аварии – да. Не спится… – упускаю момент с болью. Ей ни к чему это знать. Алиса облизывает губы, а меня кидает в жар от этого жеста. Вдруг до такой степени хочется узнать, каковы ее губы на вкус, что начинает слегка потряхивать. Черт. Закрываю глаза. Отъезжаю от Алисы, подставляю чашку под кофеварку, делая себе кофе. Беру еще одну чашку и делаю капучино Алисе.

Пока кофе наливается, молчим, и мне комфортно в тишине с этой девочкой. От нее даже утром пахнет чем-то очень нежным и цветочным. Девочка встает, собираясь уйти.

– Останься, выпей со мной кофе, – прошу я. Оглядывается на меня, кусает губы, кивает и идет к окну. Облокачивается на подоконник, ложась на него грудью, и смотрит в окно.

Ооо. Ее бедра… Давление подскакивает, и я понимаю, что у меня очень давно не было секса. Плохая была идея. Захлопываю глаза, пытаясь взять себя в руки. Это сложно. Ты что творишь, девочка? Сглатываю. Шумно ставлю ее чашку на стол, привлекая внимание. Садится назад на стул. Она ведь и не понимает еще, что нельзя в таком виде крутить перед взрослым мужчиной попой.

– Спасибо. А давай оладушек напечем. Их можно подавать с бананами и «Нутеллой». Вкусно. Лерке понравится.

– Ты уверена, что все получится? – усмехаюсь.

– Ну, Платон! – бьёт меня по плечу. – Я не совсем бездарность. Вчера так вышло…

Смеемся.

– Пеки свои оладьи, малыш, – последнее слово вырывается само собой, а девочка распахивает глаза и смотрит на меня, словно не верит. Черт. Вышло само собой. – Только переоденься, – добавляю я и выезжаю из кухни.

И ведь у нее получается, пахнет вкусно. Ничего не разбивается и не горит. Алиска стол накрыла. Чай, оладушки, сырная нарезка, в творог орешков добавила и мёдом полила. Салфетки, вилочки – все красиво. Прям настоящая хозяйка. Не было в нашем доме никогда такого. Чтобы так тепло, по-домашнему. Вот ради таких моментов мужики и спешат домой. Я никогда не спешил…

– Вкусно, – жуя, проговаривает Лерка. – Можно еще? – тянет тарелку. Алиса красиво укладывает ей оладушки с кусочками бананов и шоколадной пастой. Дочь довольная, уплетает завтрак, перепачкав рот в шоколаде. Хихикают, шепчутся, посматривая на меня. Забавные.

– Давайте погуляем, – предлагает Алиса. – Тут парк недалеко. Погода сегодня хорошая.

– Давайте, – загорается Лерка. – Там вату сладкую продают.

– Идите, погуляйте, – отпускаю их. Нечего им тут со мной сидеть в выходной.

– А ты? Нет, ты с нами, – заявляет Алиса. Отрицательно качаю головой. – Почему нет? – не понимает она.

– Я пока предпочитаю не выходить из дома, – поясняю. Меня напрягает людская жалость и косые взгляды. Всем не объяснишь, что я не инвалид и это не на всю жизнь. Чувствую себя ущербным. Непривычное ощущение, раздражает.

– Здесь большой лифт, пандусы удобные. Парк недалеко. Почему нет? Когда ты последний раз гулял?

– Да, папа едет с нами! – подключается Лерка.

– Нет, девочки, – отрицательно качаю головой. Алиска вдруг соскакивает с места, обходит меня и повисает у меня шее. Неожиданно.

– Ну пожалуйста, – мурлычет, как кошечка. Вдыхаю ее чистый запах. Пьянит. А близость вызывает далеко не дружеские чувства. Стоит повернуть голову, и можно поцеловать девочку в шею. И эта мысль становится навязчивой. – Ну пожалуйста, Платон, – тянет. Моё имя из ее уст звучит как-то по-особенному.

– Папа, – подключается Лерка и тоже кидается мне на шею. Теперь они с двух сторон мурлычут мне под ухо. Ну вот как им отказать?

– Ладно, хорошо, уговорили, – сдаюсь. – Идите собирайтесь.

– Ура! – Лерка целует меня в щеку и убегает из кухни. И тут в порыве Алиска тоже меня целует. Но не чмокает, как дочь, а прижимается теплыми губами к шее и замирает, словно сама только осознала, что сделала.

Втягиваю воздух, обхватываю ее ладони на моей шее, сжимаю. Мурашки по коже. Давно со мной такого не было, чтобы от невинного поцелуя пробирало.

– Собирайся, Алиса, – выходит немного хрипло. Сглатываю. Девочка приходит в себя, отпускает меня и быстро уходит.

Глава 9

Алиса

Мне так много хочется ему сказать. Еще больше хочется сделать. Прикоснуться, поцеловать, уткнуться в шею и дышать его запахом. Хочется отдать ему себя полностью. Очень много хочется… но… боюсь, что я и так слишком навязчива. То, что я в его доме, рядом – уже очень большой шаг. Напрягает только незримое присутствие Марьяны, ее вещи, запах.

Платон работает в кабинете, мне хочется просто посидеть рядом с ним, тихо-тихо. Понаблюдать за ним. Возможно, почитать в кресле его книги. У него их много. Все что угодно, только бы находиться как можно ближе. Милана говорила, что это детская блажь, это пройдет с возрастом и мне будет смешно. Не прошло… И мне совсем не до смеха. Я чувствую себя неполноценной без него. И ничего не могу с собой поделать.

Раздается звонок на обычный телефон. В век сотовых на этот телефон звонит только охрана жилого комплекса.

– Да, – отвечаю.

– К вам Вертинский с братом, – оповещает меня мужчина. Здесь все строго, просто так никого не впускают. В принципе, как и в нашем доме с личной охраной. Вертинские довольно известные люди.

– Да, конечно, открываю дверь и бегу к Платону. Подхожу к кабинету, но не решаюсь войти, поскольку слышу его разговор по телефону. У меня нет привычки подслушивать, но я в который раз нарываюсь на его разговор с женой. И он не очень добрый.

– Марьяна, я все сказал! Мы будем выяснять отношения только лично, не по телефону! – нервно выдает Платон. А я стою возле кабинета, словно вкопанная, и не могу отойти. Да, мне дико интересно, что между ними происходит. Настолько, что я опускаюсь до подслушивания. – А ты как думала, родная?! – последнее слово проговаривает как ругательство. – Ты будешь гулять, а я должен глотать это дерьмо? – злится, никогда не видела его таким раздражительным. – Все, даже не хочу слышать. Все разговоры состоятся у нас лично!

Тишина, не понимаю, закончил ли он разговор или нет, но слышу голоса Арона и Мирона. Убегаю в гостиную.

– Привет, Лиса, – Арон всегда меня так называет. Мы дружим. Лерка так вообще его обожает, сколько бы ей ни было лет, всегда виснет на нем. – Это вам девочки, – передает ей бумажный пакет.

– Пирожки! Мои любимые, – радуется Лера. – Спасибо.

– А это тебе от Миланы, – Мирон предает мне большой контейнер. Сестра в курсе моих кулинарных «талантов». Там пирожки. Ее фирменные. Очень вкусные. – Она просила тебя зайти завтра.

– Хорошо, – киваю. В детстве я боялась Мирона. Он слишком серьезный и солидный. Есть что-то в нем заставляющее держать себя в тонусе. Но я привыкла. Воспринимаю его как отца. Он сделал для меня гораздо больше, чем родителей. Миланке с ним повезло. Несмотря на всю строгость, он очень ее любит. Я много раз случайно заставала их ласкающимися. Но это Милана, ее все любят.

– У нас семейный совет? – в гостиную выезжает Платон и здоровается с братьями за руки.

– Что-то типа того, – Арон выходит в коридор и приносит оттуда небольшой кейс пива и бутылку коньяка. – Пиво для нас. А наш граф, – указывает на Мирона, располагающегося в кресле, – предпочитает коньячок. Алиска, – протягивает мне небольшой пакет, – нарежь сыр, лимон. – И наверх – есть пирожные, взрослые дяди будут культурно бухать и обсуждать серьёзные дела, – смеётся Арон. Закатываю глаза и ухожу на кухню.

Братья в гостиной о чем-то беседуют. Лерка увлеченно переписывается с одноклассницей, а мне неймется. Выхожу на лестницу, облокачиваюсь на перила. Я плохая девочка. Я подслушиваю.

– Квартиру оставлю ей. Как подарок за дочь. Не буду опускаться до делёжки, – произносит Платон.

– Я очень надеюсь, что в вашем брачном договоре есть пункт, по которому она не имеет права на долю в нашей компании? – холодно спрашивает Мирон. – Иначе не обессудь, я сделаю все, чтобы задавить Марьяну Каретникову.

– Ты за идиота меня приманишь? Она имеет право только на жилье и машины, приобретённые в браке. Пусть забирает, даже связываться не хочу, – на выдохе отвечает Платон. – Я не могу оставить ей дочь и стать воскресным папой. Лера должна быть со мной.

– К сожалению, в нашей стране все преимущества на стороне матери, – констатирует Мирон.

– Я вас умоляю. Если мать окажется недееспособна, не в состоянии обеспечить или доказать ее пристрастие к наркоте… – ухмыляется Арон.

– Ну что ты несешь? Она здорова, наркотиками не балуется ну и при желании ее заработка хватит, чтобы стать «идеальной» матерью, – выдыхает Платон.

– А если договориться мирно, не доводя до суда, и избежать всей этой волокиты? – предлагает Мирон. – Она же любит деньги? Отсыпаем ей щедрых отступных. Надавим. И она все подпишет.

– Чем надавим? За измену не лишают материнства.

– Я нарою тебе столько порочащих ее фактов… – предлагает Арон.

– Не сомневаюсь, – горько усмехается Платон.

Дышу глубоко. Я, конечно, подозревала, что у них что-то происходит, но не думала, что дело дошло до развода. Измена? Ну кто бы сомневался. Марьяна никогда не была похожа на верную жену. Кусаю губы, чтобы прекратить улыбаться.

Они разводятся.

Разводятся!

Арон встает с дивана, направляясь на кухню, и я быстро убегаю в комнату, пока меня не застукали. Сажусь в кресло и закрываю глаза. Он освободится от этой женщины… И у нас все получится. И я здесь ни при чём. Марьяна сама виновата. Как можно изменить Платону? Он же идеальный муж.

Продолжить чтение