Читать онлайн Игры фортуны, или Медвежий угол бесплатно

Глава 1 «Купец»

XVIII век, Сентябрь 1777 года

Хмурым осенним днем по раскисшей от дождей дороге, тащилась, запряженная тройкой лошадей, почтовая кибитка. Заунывный звон колокольчика, едва успев возникнуть, почти сразу же терялся в обступавшей дорогу сплошной стене деревьев. Протяжную песнь немолодого ямщика то и дело прерывал щелчок хлыста, которым тот понукал неторопливых лошадок. Потрепанную кибитку иногда встряхивало на ухабах.

Толокнов Артемий Петрович открыл глаза и недовольно поморщился:– Вот ведь черт, хотя бы дорогу выбирал!

Артемий Петрович снова закрыл глаза и вернулся к своим мыслям. Двадцать девять лет назад он родился в купеческой семье. Его матушка умерла при родах. Отец, Петр Львович, был когда-то состоятельным человеком, разбогатевшим на оптовой хлебной торговле. Толокновы скупали в Среднем Поволжье зерно и муку, а затем переправляли хлебные караваны в Северную столицу. Уже с юных лет Артемий Петрович помогал отцу в его предприятиях и прекрасно разбирался в ценах и различиях всех пяти сортов пшеничной муки. Состояние Толокновых неумолимо увеличивалось с каждым отправленным караваном. Однако тщеславие, тягота к роскоши и к великосветскому образу жизни, сыграли с Петром Львовичем злую шутку. Чтобы вырваться «наверх», в высший свет, из окружения «безродного купечества», Толокнов старший купил дома в Москве и Петербурге и, обставив их с соответствующей роскошью, завел знакомства среди привилегированных и главное «нужных» господ, подражая именитым меценатам, тратил большие суммы на развлечения, благотворительность и предметы роскоши. Кажется, все шло прекрасно. Но неожиданно в самый неподходящий момент капризная Фортуна отвернулась от преуспевающего купца, стоявшего уже одной ногой на пути к своей мечте. Прибыль от торговых операций перестала покрывать растущие расходы, а последовавшая череда неурожаев поставила Петра Львовича на грань разорения. Наконец, полученная лихорадка добила купца, поставив жирную точку в его карьере. Петр Львович, так и не достигнув своей цели, умер в возрасте пятидесяти восьми лет. Во истину пути господни неисповедимы!

В наследство Толокнову Артемию Петровичу судьба – злодейка оставила расстроенное предприятие и кучу долгов. Артемий Петрович тяжело вздохнул. Он устал. Последние полтора месяца дались ему нелегко. Единственным светлым пятном во всей этой истории была, оставленная в наследство покойной матушкой, деревенька, куда он и направлял свои стопы, дабы на месте решить, что с ней делать: продать, а деньги пустить на покрытие долгов или оставить за собой в виде последнего прибежища. Хотя до деревни путь был неблизкий, ему уже наскучило трястись по унылой разбитой дороге. Толокнов решил развеяться от грустных мыслей.

– Эй! Послушай, любезный!

– Крикнул он, обращаясь к ямщику,

– Далеко еще?

Тот перестал петь и вполоборота развернулся к своему пассажиру:

– До ближайшей почтовой станции, барин, еще верст с десяток будет. К вечеру доберемся.

Молодого человека потянуло на разговор.

– А скажи-ка любезный, давно ты здесь людей возишь?

Ямщик на минуту задумался, что-то бормоча себе под нос:

– Да почитай барин уж годков двенадцать.

Он лихо взмахнул хлыстом.

– И места здешние хорошо знаешь?

– Да уж неплохо, наколесил я тут, слава господу, предостаточно.

– И что же здесь за места такие? – решил разговорить ямщика Толокнов.

– Так барин, места как места – обыкновенные, глухие. Ухо здесь держать надо востро.

– Это почему? Что здесь такого страшного? Лес, как лес. Зверье, наверное, всякое имеется? Так у меня и пистолеты есть, – бодро возразил молодой человек.

– Зверье оно конечно, барин, не каждое к человеку и выйти отважится, не то, чтобы напасть. Да только здесь и медведи, и волки, и рыси встречаются. Случаев всяких много бывало… и со зверями тоже, – осторожно заявил ямщик.

– Людишки что ли разбойные пошаливают? Ты говори до конца, не утаивай. Мне же надо знать, чего опасаться.

– А где же они теперь не шалят, людишки-то? Почитай по всей Рассеи, до сих пор не успокоятся.

Ямщик явно старался избегать скользкой темы. Дорога пошла под горку, лошадки побежали веселее, иногда их приходилось сдерживать.

– А вы, барин, вижу впервой в краях наших?

– Первый раз, – сухо откликнулся Артемий Петрович.

– Извиняюсь, нужда заставила или так, путешествуете? – не заметив перемены в своем пассажире, с простотой, свойственной сельским жителям, продолжал расспрашивать ямщик.

– Нужда, братец, нужда, – помрачнев, кратко ответил молодой человек.

Ямщик видимо сообразил, что спросил что-то не то и замолчал. Толокнов тоже не пытался продолжить разговор. Воспоминания о прошлой богатой жизни вдруг снова охватили его. Все было так прекрасно и вдруг в один миг все рухнуло: и нажитое благополучие, и великие прожекты, к которым так стремился отец, и которых достичь, ему было не суждено. Что это – перст божий, наказывающий гордыню и тщеславие и напоминающий, что все в этом бренном мире просто суета? Или это может быть просто жизненное стечение обстоятельств? Артемий Петрович понимал, что находится на грани нищеты. Продажа деревни вряд ли сможет окупить долги отца и тогда придется лишиться того малого, что еще осталось. Толокнов тяжело вздохнул:

– Суета сует – все суета! – и тут же подумал: «Однако прежде чем эта фраза пришла Екклесиасту в голову, он сумел добиться и богатства и славы. Что мешает мне пойти по стопам проповедника?»

Размышления Артемия Петровича прервало неожиданное событие. Какой-то человек вдруг выскочил из-за росшей у дороги бузины и ринулся навстречу бежавшей тройке. Ямщик вовремя среагировал и стал осаживать лошадей, однако расстояние между ними и приближавшимся человеком быстро сокращалось. Казалось, еще мгновенье и животные сомнут безумца, но тот буквально повис на упряжи и лошади, немного протащив его, встали как вкопанные. Из-за лошадиной морды вынырнул детина огромного роста. Его всклокоченные рыжие волосы были испачканы в грязи, в усах и бороде застряли листья, иголки и еще какой-то лесной мусор. Бегающий взгляд незнакомца и обреченное выражение лица выдавали в нем загнанного зверя, по следам которого неотступно идут охотники.

– Ты что же ирод удумал?! – словно выйдя из ступора, неожиданно заголосил ямщик, – самому жить надоело, так и нас чуть не сгубил!

Ямщик уже занес руку, чтобы хлыстом ожечь по плечам нежданного гостя, но тот, несмотря на свои огромные размеры, оказался проворнее. С невероятной легкостью, подскочив к ямщику, он левой рукой на излете перехватил хлыст, затем правой ухватил того за камзол и, как пушинку, оторвав от сиденья, швырнул бедного возницу в дорожную грязь. Оскалив крепкие зубы, этот Голиаф повернулся к Толокнову, медленно вынул из-за пояса огромного размера тесак и, поигрывая им, пророкотал густым басом:

– Освобождай барин телегу, да ступай по добру куда хочешь.

Оцепеневший Толокнов сидел неподвижно, загипнотизировано следя за блеском широкого лезвия, словно кролик, наблюдающий за смертельным танцем удава.

– Сам выйдешь или помочь? – нетерпеливо поинтересовался детина, недобро ухмыльнувшись.

Непонятно, какие инстинкты сработали внутри Артемия Петровича. Особой храбростью он никогда не отличался, однако что-то подсказывало ему, что грабитель одной «телегой» не удовлетворится. В общем, молодой человек не помнит, как в руке его оказался припрятанный на всякий случай небольших размеров дорожный пистолет, когда-то подаренный ему отцом.

– Послушайте! – воскликнул он срывающимся фальцетом, взводя курок и наводя пистолет на детину, – или вы нам даете уехать, или я стреляю!

– И впрямь щегол стрелять собрался? В живого человека-то? – пробасил рыжий разбойник, – а ведь и стрельнешь с перепугу, – пробормотал он себе под нос, – смотри, как рученьки то трясутся.

Неожиданно выражение его лица изменилось, словно он принял какое-то решение: глаза превратились в узкие ледяные щели, тело сжалось в пружину, словно у крадущейся рыси. Рука с ножом стала опускаться, чтобы в конце своего движения, взорвавшись резким коротким броском, отправить в смертельный полет изголодавшуюся по крови сталь. Вдруг со стороны леса, с той самой, откуда появился незваный гость, совсем рядом раздался треск веток, затем собачий лай и голоса перекликающихся людей.

Детина вздрогнул и обернулся в сторону шума. Толокнов сидел, ни жив, ни мертв, сжимая пистолет в мелко трясущейся вытянутой руке. От напряжения он вспотел, лоб его покрылся мелкими бисеринками пота. Заслышав спасительные звуки, он хотел закричать, но так и не смог извлечь ни слова.

Детина сунул тесак за пояс: – Повезло тебе сосунок. Пока повезло. Еще свидимся, я тебе обещаю.

С этими словами он исчез в чаще, на противоположной стороне дороги. Толокнов облегченно выдохнул и опустил руку, державшую пистолет. Хотя сначала нападения прошло несколько минут, ему показалось, что пролетела целая вечность. Ямщик между тем стал приходить в себя. При падении он ударился головой и на некоторое время потерял сознание. Во всяком случае, так подумал Толокнов, наблюдая, как несчастный, сидя в дорожной грязи, стонет, ухватившись руками за окровавленный лоб. На самом деле ямщик действительно поранился, но сознание ни на миг не терял. Будучи человеком опытным, побывавшим во множестве передряг, он разумно решил, что полезнее для здоровья будет, притворившись коровьей лепешкой, неподвижно застыть на земле в ожидании неминуемой развязки. Счастливый случай оказался на стороне Толокнова и ямщик по своей природной простоте решил изобразить из себя этакого героя, который пострадал в неравной схватке, защищая своего пассажира. Скосив глаза в сторону молодого человека и заметив, что тот никак не реагирует на издаваемые им звуки, ямщик застонал еще громче.

– Вот злыдень проклятый, что наделал, – запричитал он обиженным голосом,

– Дьявол рыжий, образина деревенская, варнак смердящий! Чтоб тебе!

Далее ямщик, не стыдясь в выражениях, стал обрисовывать ближайшее будущее рыжего разбойника в весьма черных тонах. Пожелания его удивляли Толокнова своей затейливостью и разнообразием, представившими во всей своей красе народный фольклор ямской братии. Между тем, шум, раздававшийся из леса, смолк, собачий лай прекратился. Видимо преследователи, заслышав голос ямщика, остановились и решили, что предпринимать дальше. Толокнова вдруг осенило, он понял, что необходимо срочно действовать. Соскочив с повозки, он помог ямщику подняться.

– Голубчик, быстрее, что же ты сидишь? Нам надо срочно уезжать отсюда!

– Куда уезжать? – изумился ямщик, – вон помощь идет, хоть укажем, куда душегуб скрылся.

– Ты уверен, что это помощь? А ежели это дружки его разбойники, с которыми он чего-то не поделил?

Стараясь не сорваться на крик, Толокнов перешел на громкий шепот. Когда до ямщика дошел смысл сказанного, он, словно внезапно протрезвев после долгой попойки, забыв о своих ранах и претензиях, со словами: « Ах ты, господи! Вот страсти то, какие!», резво бросился к кибитке. Толокнов с не меньшей резвостью постарался занять свое место и через пару мгновений экипаж во всю прыть начал набирать скорость. Толокнов все время поглядывал назад, опасаясь, что выбежавшие на дорогу люди их заметят и, решив, что беглец уехал с ними, бросятся в погоню. Но, слава богу, дорога сделала поворот, и место происшествия скрылось за кустами и стволами деревьев. С перепугу долго скакали, пока Толокнов не попросил остановиться. Сразу-же занялись раной возницы. Ее обработали водкой, и Артемий Петрович обвязал голову ямщика извлеченной из саквояжа чистой узкой тряпицей.

– Барин, а вы взаправду смогли-бы в него выстрелить? – с наивным выражением лица поинтересовался ямщик.

– Не смог-бы, даже если очень захотел.

– Это почему же, так? – усаживаясь на козлы, не отставал любопытный возница.

– Потому что пистолет не был заряжен, – последовал ответ Толокнова.

Он до сих пор помнил, как предательски дрожали его руки и долго после произошедшего тряслись колени. «С кем не бывает», успокаивал себя Артемий Петрович, все-таки он нашел в себе силы побороть страх и придумать, как сдержать нападавшего рискованной, но удачной хитростью.

Неожиданно ямщик залился громким смехом.

– Ну, барин! Ну, шустер! – сквозь слезы простонал он, – на пушку зверюгу взял, на испуг!

Кудахтанье ямщика было настолько заразительным, что Толокнов не сдержался и присоединился к нему. Смеялись долго, пока хватило сил. Успокоившись, Артемий Петрович почувствовал существенное душевное облегчение. «Будто камень с души свалился», кстати, вспомнил он народную поговорку, которая так точно характеризовала его теперешнее состояние. Продолжая всхлипывать от смеха, и изредка восклицая: «Ну, барин! Ну, хитер! Такого матерого…, на испуг!», ямщик медленно тронул кибитку в путь.

– Честно говоря, барин, лежа в грязи, я уже думал, что конец нам пришел, пора заупокойную заказывать, ан нет, пронесло.

– Я тоже так подумал, – подхватил Толокнов, еще находившийся в радужном состоянии.

– Ничего барин. Слава господу живы – здоровы, да и вспомнить что будет. Вы не беспокойтесь, поймают эту рыжую образину. Если уже с собаками обложили, то он долго не продержится.

«Быстрее бы миновать эти разбойные места», в свою очередь подумал Толокнов.

Странное дело, на разных людей подобные опасные происшествия действуют по- разному: одни впадают в ступор, другие наоборот чувствуют преумножение своих сил и начинают действовать. На пережившего неприятный полет с козлов на землю, возничего, короткая рукопашная повлияла своеобразно. Ранее не особенно словоохотливый, он теперь болтал без умолку. Толокнов слушал, улыбаясь, иногда кивая головой в знак согласия. Постепенно разглагольствования ямщика стали терять для него смысл, Артемий Петрович ушел в себя, сосредоточившись на своих мыслях, связанных с происшедшим. Он вспоминал детали и оценивал свои действия как-бы со стороны. Воспитанный в мягкой и уютной домашней атмосфере, не познавший лишений и серьезных жизненных испытаний, он все время находился под крепким крылом отца. В такой ситуации, связанной с настоящей опасностью для жизни, он оказался впервые и это обстоятельство он естественно ставил себе в оправдание внезапно охватившего его страха, этих дрожащих рук и ног. Оценивая все плюсы и минусы своего поведения, молодой человек пришел к выводу, что вел он себя достойно, да и, в конце концов: главное – это результат. А в результате: все живы, здоровы и даже не ранены. Лоб ямщика не в счет – так, царапина. Он гнал от себя мысль о том, чтобы произошло дальше, если-бы беглеца не вспугнула погоня. Победителей не судят! А себя он считал победителем. Толокнов вдруг вспомнил о пистолете, достал его и стал заряжать. Затем он зарядил второй пистолет, который у него лежал тут же, в саквояже. Мало ли еще, какие сюрпризы могла преподнести дорога. Как говорится: за одного битого двух небитых дают. Между тем, кибитка катила вниз с очередного холма по, петлявшей среди кустов и деревьев, лесной дороге.

– Смотри барин, вот незадача, – ворвался в размышления Толокнова недовольный голос ямщика, – у меня всегда так, уж если везет, то везет всю дорогу, а как раз незадастся – то удачи не жди.

Артемий Петрович поглядел вперед, куда хлыстом указывал ямщик. Дорога шла под горку. В самой низине ее перекрывала плотная пелена тумана. Ямщик остановил лошадей:

– Переждать бы, – неуверенно произнес он, – больно густой, опасно ехать. Или столкнемся с кем, или с пути собьемся.

– А если в объезд?

– До почтовой станции здесь одна дорога.

О том чтобы развернуться, и ехать назад речи не было.

– Переждать бы, барин, – снова затянул волынку возница.

– А если туман три дня продержится? Три дня ждать будем? – резонно поинтересовался Толокнов.

– Ладно, барин, – смирился ямщик, слезая с козлов на дорогу,

– Дай я только поберегусь.

Толокнов не понял слова «поберегусь» и вопросительно посмотрел на ямщика. Тот в свою очередь достал топор и направился в ближайшую лесную чащу. Через некоторое время он вернулся, волоча за собой длинный шест, срубленный из молодой березки. Затем ямщик достал фонарь, привязал его к верхушке шеста, а сам шест прикрепил к козлам. После этих манипуляций он спрятал топор и, достав какую то коробку, извлек из нее пару колокольчиков.

– Звонят, аж за версту слыхать, – похвалился ямщик, – Валдайской работы.

Колокольчики тут-же были закреплены рядом со своими собратьями. Затем ямщик, заняв свое место, трижды перекрестился, пробормотав себе под нос: «Никола угодник спаси и сохрани» и тронул лошадок в путь.

Плотная пелена тумана окутала экипаж со всех сторон. Туман был настолько густой, что дорога еле просматривалась, а стоявшие по бокам ее деревья, представлялись расплывчатой серой массой. Иногда лес совсем пропадал из виду. Ехали медленно, внимательно следя за дорогой. Иногда останавливались, чутко прислушиваясь, не едет ли кто навстречу. Дорога петляла. Пару раз, недосмотрев, съехали на обочину, но затем благополучно вернулись и продолжили путь. Проехав достаточно долго, ямщик заметил, что туман начал редеть. Он обрадовался и даже поехал быстрее. Однако, новая волна тумана накрыла их с головой.

– Ну, барин, ежели удачно выберемся, Николе угоднику свечку не поленюсь поставить, – не поворачиваясь, произнес ямщик.

– Неужели так плохо? Что-то мне братец не верится. В разных передрягах, наверное, бывал, за двенадцать-то лет?

– Бывать-то бывал, да только один бог ведает, выберешься из очередной или нет. Ямщик снова замолчал, стараясь больше внимания уделять дороге.

Мысли Артемия Петровича незаметно вернулись к напавшему на них рыжему детине. «Каков баскак!» – подумал он, мотнув головой, – « Откуда такой взялся? Беглый каторжный? Нет, не похож. Вид у него не тот».

Толокнов как-то раз, когда сопровождал с отцом очередной караван с зерном, видел баржу, набитую каторжанами. Их потухшие глаза и изнеможенные серые лица он запомнил на всю жизнь. Толокнов вспомнил, что нападавший одет был в простую крестьянскую одежду. «Наверняка крепостной, от своего барина в бега подался» – продолжал гадать молодой человек, – « Ну не разбойник же? Хотя почему и нет? Вон их сейчас, сколько по лесам шатается. Надо быть осторожным». У Толокнова засосало под ложечкой.

– Барин, а пистолет-то свой зарядил? – словно услышав мысли пассажира с беспокойными нотками в голосе, поинтересовался ямщик.

– Зарядил, братец, зарядил. Ты лучше повнимательней за дорогой следи, а я по сторонам поглядывать буду.

– Да что же барин в таком молоке по сторонам то увидишь?

– Туман самое хорошее место для засады. Мало-ли, какая шайка здесь притаилась? – с апломбом знатока произнес Толокнов, – хотя, действительно, ни черта не видно.

Случайный успех в стычке окрылил Артемия Петровича. Ему хотелось выглядеть в глазах этого пожилого возничего искушенным в жизни человеком, которому не страшны любые превратности судьбы.

– Я начеку, у меня здесь два заряженных пистолета, и если что, стрелять уж буду без предупреждения, – прошептал он себе под нос.

Толокнов взял в каждую руку по пистолету и, положив их на колени, стал с решительным видом посматривать по сторонам. Ямщик повернулся и, посмотрев на своего пассажира, покачал головой: – Господь с тобой барин. Откуда здесь шайки? Я тут не первый год езжу, и ничего такого не случалось. Народ здесь простой, богобоязненный. А то, что этот рыжий нам попался, так то случайность. Мало ли сейчас беглых.

– Что-то я тебя братец не пойму. Ты же сам сказывал, что людишки здесь разбойные пошаливают. Признайся, говорил?

– Ну, вроде говорил. Да и говорил я что, что везде шалят, а не только здесь.

– Тогда как понимать твои последние слова, что в здешних местах тишь да гладь да божья благодать, а рыжий разбойник лишь случайное недоразумение?

– Так я барин хотел сказать, что, сколько здесь езжу, ни разу никаких разбойных шаек не встречал.

– Значит, ты мне солгал?

– Упаси бог, барин. Я хотел сказать, что сам то их, слава богу, не встречал, а вот другие рассказывали и не только про разбойных людишек, а еще почище.

– Вот так у нас всегда, – разочарованно протянул Толокнов, – нагородят огород до небес, а потом выясняется, что это бабские россказни.

– Не знаю, господин хороший, как насчет бабских там всяких сплетен, да россказней, только я так думаю, что дыма без огня не бывает, – с явной обидой ответил ямщик и, насупившись, замолчал.

– Далеко нам еще ехать? – решил разрядить обстановку Толокнов.

– Трудно сказать, думаю верст шесть, семь осталось.

– Так далеко? Чертов туман! – в сердцах воскликнул молодой человек.

– Вы бы барин зря нечистую силу не призывали, – крестясь, заметил возничий, – народ здесь суеверный, ежели, что не так, и бока намять могут.

– Народ наш всегда был суеверным, – зевая, отозвался Толокнов, – сказки любит сочинять. В наш просвещенный век любое явление можно объяснить с помощью науки.

– Не знаю барин, как у вас там, в столицах, может вам там все и понятно. Да только ежели отъехать чуть в сторону, в глубинку, такие истории здесь случаются, не приведи господь.

– Что ты там бормочешь? Какие истории? – нехотя отозвался Толокнов, решив послушать ради скуки очередную дорожную байку.

Ведь всем известно, что всевозможные истории, басни и небылицы отвлекают внимание от дальней дороги, благодаря чему время летит незаметно.

– Позапрошлым летом с одним ямщиком случай приключился, – без предисловий начал свой рассказ возница, – молодой он был, ну где-то, как вы, а может и того моложе. Вез как-то он одного купца. Да и не купец тот был, пожалуй, а так себе, скупщик из крестьян. Но гонору у того было на всю купеческую братию, – гладкая речь ямщика навела молодого человека на мысль, что сказку свою тот рассказывает далеко не в первый раз.

«Пусть себе болтает» – подумал Толокнов, – «хоть какое-то разнообразие».

– Ехали, значит, они в село, – продолжал ямщик, – откуда этот скупщик родом был. А был тот уже изрядно навеселе. В трактире перед тем основательно посидел. И вот он начал заливать нашему ямщику, какой он богатый, да как живет раздольно. Все вроде бы хорошо, все вроде бы как обычно – всяких пассажиров нашему брату возить приходится, да вот незадача, чуть ли не через слово нечистого поминает. Едут значит, так они и вдруг смотрят на дороге одноколка стоит без лошади. Рядом человек, какой то, весь в черное одетый. Остановил он их и просит подвезти до села. Разбойники, говорит, напали, всего помяли, обобрали, да лошадку с собой прихватили. Поглядели они, человек из себя видный, одет в господское, да и манерам обучен. Посадили того в кибитку, да и поехали дальше. Слышит наш ямщик, что пассажир его снова за свое принялся: хвастается да чертыхается. А господин тот слушает, да поддакивает, да хвалит болтуна. Достали бутылочку, потом другую. Скупщик захмелел окончательно, а этому господину хоть бы хны, кажется, и не пил вовсе. Скупщик его уже и другом лучшим и братом называет. Подъезжают к селу. Скупщик и говорит ямщику: «Повози нас с моим лучшим другом по моей родне, хочу домой на тройке заехать, чтобы тем завидно было», и сует нашему ямщику деньги. Тот не будь дурак, деньги взял и повез. Только ямщик то трезвый был, и стал он замечать странное. Начали подъезжать к воротам разных дворов. Ямщик видит, что ворота открыты, господин говорит, что заперты. Скупщик так и не уговорил господина проехать на двор. Поехали к следующему дому. Там ворота на запоре и на них висит замок. Подошел тот господин к воротам и через мгновенье распахнул их. Зашли они со скупщиком в дом и долго не выходят. Ждал наш ямщик, ждал, да и пошел сам в дом. Смотрит на полу лежит скупщик мертвый и белый как мел, словно из него всю кровь выкачали. Все стены в доме в крови измазаны, а господин тот пропал, словно его и не было вовсе. Когда разобрались в чем дело, выяснили – упырем тот попутчик оказался. Вот такая история, – закончил свой рассказ ямщик.

– Что же твой упырь в открытые ворота не пошел, а пошел в закрытые? – усмехнулся Толокнов.

– А то барин, что на открытых воротах крест был, а на закрытых не было, – резонно возразил ямщик.

– А с ямщиком твоим что сталось?

– Взяли его под стражу, так больше никто и не видел. Говорят, в Сибирь на каторгу отправили.

– Это за что же на каторгу?

– Не поверил судья его рассказу. Он же честь по чести поведал, все как было, ничего не утаил. И что скупщик всю дорогу своими богатствами хвалился тоже, не забыл рассказать. Вот тут-то судья и зацепился за его слова, решил, что он ради денег душегубством занялся.

Толокнов громко хмыкнул:

– Вот тебе и чертовщина! Бедолагу убил, ограбил, а на нечисть все свалил.

– Э-э, барин, – разочаровано протянул возничий,

– Вижу, вы ничему не верите. Объясните тогда, почему у скупщика не нашли никаких ран, а только следы укусов в разных местах?

– Я могу говорить только о том, что видел собственными глазами, – отрезал Толокнов, – лучше объясни, в чем мораль твоего рассказа?

– Чего? – не понял ямщик.

– Я говорю суть твоего рассказа, в чем заключается?

– А-а, суть. Суть-то в том, что кабы не богохульничал тот скупщик, кабы нечисть не поминал, ничего-бы с ним не случилось.

– Да уж поучительная история, – с иронией заметил молодой человек.

Ямщик был недоволен легкомысленным отношением барина к его рассказу, однако он и не предполагал, что его страшилка да еще поведанная при таких дорожных обстоятельствах все-таки оставила свой след в душе молодого человека. Когда кибитка слишком близко подъезжала к деревьям и какая-нибудь ветка скреблась о ее борт, Толокнов вздрагивал, незаметно осеняя себя крестом. Все-таки он был не из породы храбрецов. Между тем, туман немного рассеялся, а дорога стала просматриваться чуть лучше. Лошади, понукаемые ямщиком, побежали быстрее.

– Может дальше веселей пойдет, – успел с надеждой крикнуть возница. Вдруг кибитку сильно тряхнуло, затем перекосило, да так, что она чуть не перевернулась. Ямщик чудом удержался на своем месте. Левое переднее колесо сорвалось. Лошади протащили перекошенную кибитку немного вперед и, наконец, остановились. Толокнов успел ухватиться за борт кибитки и поэтому не вылетел наружу. Однако он обронил один из дорожных пистолетов, который при ударе выскользнул на дорогу, исчезнув в тумане.

– Живы барин? – ямщик спрыгнул с козлов на землю и стал помогать Толокнову выбраться из кибитки. Тот изливал проклятия на дорогу, на туман, на лошадей, на самого ямщика, в общем, на все, что его окружало.

– Говорил я Вам не поминать нечистого, – прервал ямщик причитания Толокнова, – теперича напасти одно за другим посыпались.

– При чем здесь это? – раздраженно проворчал молодой человек. Ему начинало надоедать дремучее суеверие ямщика, – просто мы в канаву колесом угодили. За дорогой надо было лучше следить!

– В какую еще канаву? – удивился возничий, направляясь к колесу, – я не видел никакой канавы.

Толокнов шел следом, разыскивая по сторонам утерянный пистолет.

Подойдя к торчавшему из земли колесу, возница присел на корточки и, сняв с головы картуз, почесал затылок: – Гляди, барин, канавка-то не простая, с умыслом, сверху прикрыта была. Никак мы в ловушку угодили.

Ямщик выдернул колесо из земли и, прислонив его к ноге, огляделся по сторонам.

– Нашел, слава богу! – раздался из тумана довольный голос Толокнова, а следом показался и он сам с пистолетом в руке, – что ты там про ловушку?

Молодой человек остановился возле канавы, с интересом разглядывая причину их крушения. То, что она была сделана и обустроена человеческими руками не вызывало никаких сомнений. Оба выразительно переглянулись, затем ямщик, ни сказав, ни слова, перекатил колесо к кибитке. Подойдя к ней, он замер, разглядывая переднюю ось.

– Вот, ни приведи господь! – обреченно пробормотал возница.

– Что у тебя там? – с тревогой поинтересовался подошедший Толокнов.

– Дела плохи, – вздохнул ямщик, – нам бы до кузницы добраться. Ладно, попробуем колесо насадить, может потихоньку и дотянем.

С этими словами ямщик положил колесо на землю и, достав топор, направился вперед по дороге.

– Ты куда? – поинтересовался Толокнов.

– Ослопину для рычага подыщу, – последовал ответ из тумана.

Толокнов остался один. Ему было неуютно. Он беспокойно реагировал на каждый шорох или хруст, доносившийся из тумана, с силой сжимая рукояти пистолетов. Какая-то черная птица неожиданно вынырнула из белой пелены и, громко хлопая крыльями, низко пронеслась над головой молодого человека. Еще мгновенье и он бы нажал на спусковой крючок, но вовремя опомнился и, поняв, что ему ничего не угрожает, облегченно вздохнул. Однако через минуту ему снова пришлось напрячься. Впереди на дороге послышались приближающие шаги. Встав за кибитку, Толокнов взял пистолеты на изготовку:

– Кто идет? Подай голос! – крикнул он как можно тверже.

– Я это, барин, – раздался из тумана знакомый голос и через мгновенье показался сам ямщик.

Толокнова удивил вид возницы: он шел с безвольно опущенными руками и совершенно растерянной физиономией. Его, оставшийся без дела, топор был замкнут за пояс. Артемий Петрович понял, что сюрпризы еще не закончились.

– Чего же ты молчишь? Что еще стряслось? – не выдержал Толокнов. Ямщик моргнул пару раз, а затем, пожав плечами, развел руки в стороны:

– Чертовщина какая-то! Я здесь никогда не был.

– Ну, ты братец дае-ешь! – с иронией протянул молодой человек, еще не до конца осознав смысл сказанного, – кое-кто просил не поминать нечистого, не помнишь кто?

– А мне барин не до шуток. Заплутали мы, а где находимся, не знаю.

Ямщик был явно озадачен. До Толокнова вдруг со всей ясностью дошел смысл сказанного. Он с тревогой стал ощущать вползающее в его грудь предательское волнение.

Но расслабляться и паниковать было непростительно глупо. Толокнов постарался взять себя в руки и попытался прояснить ситуацию, чтобы решить, что делать дальше. То состояние, в котором находился ямщик, его явно не устраивало. Да и время работало не на него. Сроки расчета по долгам были определены. Необходимо было срочно собрать требуемую сумму. В противном случае – конфискация оставшегося имущества и, возможно, долговая тюрьма. Этот расклад Артемия Петровича совершенно не прельщал.

– Послушай братец, – как можно спокойнее, обратился он к ямщику, – давай все выясним и решим, что делать дальше.

Ямщик молча кивнул.

– Тогда расскажи, что ты там увидел? Почему решил, что мы заблудились?

Возница прокашлялся:

– Так барин, село там впереди какое-то. Дорога эта через болото к домам идет, – почти шепотом поведал он.

– И что с того?

– Я здесь впервые. Никогда раньше в этих местах не был.

Толокнов задумался.

– Послушай меня спокойно, – после недолгого раздумья обратился он к совершенно растерявшемуся вознице, – был сильный туман, дорога петляла. Скорее всего, ты повернул не туда и съехал с нашей дороги. Надо развернуться и тем же путем вернуться назад. Все понятно?

– Никак не возможно, барин,– отвечал упавшим голосом ямщик.

– Что не возможно?

– Колесо не выдержит, Ехать придется медленно. Как далеко мы в сторону от нашей дороги забрались, неизвестно. Пока назад вернемся, пока до постоялого двора поедем – ночь нас в дороге и накроет.

Мысль о ночлеге в лесу совершенно не прельщала молодого человека.

Наконец он принял решение:

– Остается одно. Сейчас я сам схожу и осмотрюсь. Погляжу, что там тебе привиделось. Если там действительно жилье – заодно приведу людей в помощь. Переночуем под крышей, а утром, пораньше, продолжим свой путь.

Толокнову не хотелось снова оставаться одному возле кибитки.

– Да, кстати, как звать-то тебя?

– Меня-то, – удивленно вскинул брови ямщик.

– Тебя братец, тебя. Что-то мне подсказывает, что нам с тобой еще достаточно долго вместе быть придется.

– Дермидонтом меня зовут барин.

– Да, длинновато будет.

– А меня еще знакомые Ключником кличут.

– Это за что же?

– В молодости у барина нашего работал. Мне и ключи от амбаров доверяли. Вот с того времени и приклеилось Ключник да Ключник. А как мне вольную дали, в извозчики ушел, а прозвище так и осталось.

– А меня Артемием Петровичем звать, но это тоже длинновато будет. Зови, как звал, все короче.

Дермидонт смахнул картуз с головы и поклонился:

– Со знакомством, барин.

– Ладно, Дермидонт, покажи куда идти.

– Вон туда, барин, – ямщик показал рукой направление, – только под ноги смотрите, ям много, да с дороги не сходите.

Толокнов сунул пистолет в руки Дермидонту:

– Пользоваться умеешь?

– Раз приходилось.

– Ты сам никуда не уходи, стой возле лошадей. Пистолет держи наготове. Идти назад буду, окликни, я отвечу. Ну, я пошел.

– С богом, барин, с богом, – ямщик троекратно перекрестил, тающую в тумане, фигуру Толокнова.

Туман был густым, но чем дальше молодой человек удалялся от места их вынужденной остановки, тем дорога под ногами принимала все более ясные очертания. Проблуждав так какое-то время, он неожиданно вышел из белой пелены, словно вынырнул на воздух из глубокого омута. Перед ним открылось обширное, свободное от тумана пространство. Большую его часть занимали болота, с видневшимися кое-где островками молодых березок. Впереди, где-то на расстоянии версты, по всему горизонту, болота очерчивались темной стеной густого леса. Дорога, на которой стоял Толокнов, извиваясь, вела через болота. На противоположном берегу, Толокнов разглядел какие-то постройки и даже заметил мерцающий огонек. Постояв немного и оглядевшись, он вдруг вспомнил, что в багаже его есть небольшая подзорная труба. Развернувшись, он снова скрылся в густой пелене тумана.

Дермидонт весь измаялся в ожидании. Уж очень долго барин отсутствовал. Также как и его пассажир, храбростью он не отличался.

– «Чего-же он так долго?» – шептал он себе под нос и не находил ответа. Наконец со стороны, куда ушел барин, раздались еле слышные шаги.

– Барин, ты что ли? – закричал ямщик, не раздумывая.

Однако ответа не последовало, а шаги становились все слышнее.

– Окликнись барин, а то выстрелю! – снова заголосил ямщик, направляя в сторону раздававшихся шагов зажатый в трясущихся руках пистолет.

– Очумел ты Дермидонт от страха. Я это, опусти оружие! – донеслось из тумана, и из плотной пелены материализовался Толокнов.

– Что же ты барин пугаешь? Боязно ведь, а вдруг бы выстрелил?

– Вот что Дермидонт, помоги мне кое-что достать из саквояжа, а там поглядим, что делать дальше.

Достав подзорную трубу, они уже вдвоем вернулись к месту наблюдения.

Рассматривая в трубу постройки, Толокнов вслух перечислял все, что мог разглядеть:

– Толи село, толи городишко. Церковь деревянная, кладбище. Где-то с дюжину домов, может чуть больше. Дома в основном деревянные, есть и каменные. Двухэтажный дом с фонарем: или трактир, или постоялый двор. Весело тут у них, – Толокнов опустил трубу. Последняя фраза была им сказана с сарказмом, хотя видневшаяся панорама навевала скорее не веселье, а щемящую тоску и унылую обреченность.

– До деревни с версту будет, может чуть меньше.

– А людей там не видел, барин?

– Людей не видел, но наверняка есть. Фонарь кто-то должен был зажечь.

– Что делать то? – ямщик растерянно смотрел на Толокнова.

– Хороший вопрос, давай подумаем, – Толокнов принял важный вид,

– Есть три предложения. Первое: чиним в этой дыре кибитку и продолжаем путь. Но здесь есть две беды: одна – туман, другая – приближающаяся ночь. Заплутаем еще больше, да и ночлег неизвестно где и с кем по соседству, да еще и в тумане, думаю, настроения не прибавит. К тому же неизвестно, словили того рыжего детину, или он до сих пор со своим ножиком по лесу шастает.

– Послушай барин, а какое второе предложение? – перебил ямщик Толокнова, как только услыхал про беглого мужика.

– Ты нетерпелив Дермидонт. Ну ладно, второе предложение такое: распрягаем лошадей, грузим на них поклажу и ночуем на той стороне болот. Поутру с помощью местного населения ремонтируем кибитку, запрягаем лошадей и едем искать дорогу. Ну, как?

– А кибитку здесь бросить?! Что бы неизвестно кто подобрал? А потом мне на паперть с протянутой рукой? Нет, барин, кибитку я не брошу, даже на одну ночь!

Честно говоря, это предложение даже очень устраивало Толокнова, но ямщик – упрямый черт, был непреклонен. Бросать же его одного, здесь, на ночь как-то было не благородно.

Чуть помолчав, в надежде, что ямщик все-таки передумает и, не дождавшись этого, раздосадованный Артемий Петрович продолжил:

– Хорошо, третье предложение. Я иду в эту деревню, присылаю помощь. Ночуем там вместе с твоей ценностью, утром после починки сразу же отправляемся в путь. Надеюсь, проклятый туман к тому времени развеется. Ну, как, устроит?

– Барин, а еще предложения есть?

Толокнов начал выходить из себя:

– Есть, но они тебе не понравятся.

– Ну, что же, ежели вы не против, то третье предложение самое подходящее.

– Тогда мешкать не будем, а то скоро начнет смеркаться. Ступай к лошадям, да держи пистолет наготове. Я постараюсь быстро обернуться.

Хлопнув ямщика по плечу, Толокнов развернулся и зашагал в сторону видневшихся вдалеке домов, бодро шлепая сапогами по многочисленным лужам и разбрызгивая во все стороны дорожную грязь.

Глава 2 «Разбойник»

Семейство косуль, охраняемых самцом, мирно паслось на небольшой лесной поляне. Несмотря на полдень, в лесу царил полумрак. Закрывшие небо, черные тучи, не давали солнечным лучам не единого шанса. Мокрый лес был наполнен запахами грибов и прелой листвы. Царившее умиротворение лишь иногда нарушалось криком птицы, стуком дятла по стволу дерева или шумом ветра в кронах высоких елей.

Вдруг самец косули насторожился. Какой-то посторонний звук привлек его внимание. Все семейство, перестав жевать траву, подняли головы и замерли, чутко прислушиваясь. Резкий хруст треснувшей ветки стал сигналом, по которому косули, ведомые самцом, мгновенно скрылись в ближайшей лесной чаще.

Через минуту на поляну выбежал человек. Он остановился и затравленно, словно загнанный зверь, стал оглядываться по сторонам. От длительного бега его грудь тяжело вздымалась. Незнакомец обладал колоритной внешностью. Он был огромного роста и имел мощное телосложение. Его вспотевшее лицо и длинные рыжие волосы покрывала грязь, лесной мусор и паутина. Глаза беглеца горели то бешенством, то отчаянием. Отдаленный собачий лай заставил детину вздрогнуть. Он сплюнул и громко выругавшись, бросился бежать дальше. Прошло еще некоторое время, и на поляну выбежал разношерстный отряд, ведомый двумя матерыми лохматыми псами. Возглавлял отряд немолодой солдат в зеленом мундире. Он держал наизготовку ружье с примкнутым штыком, на его боку болталась сабля. Его сопровождение состояло из четверых крепостных мужиков. Один из них еле сдерживал на привязи собак. Вооружение остальных состояло из старого мушкетона и пары охотничьих рогатин. Солдат оглядел свой отряд: все на месте, никто не отстал. Троим из них, было лет под сорок и один совсем еще мальчишка, лет шестнадцати, не более. От быстрого бега все тяжело дышали. Посмотрев на рогатины, солдат выругался:

– Вашу мать, горе вояки, как на медведя снарядились!

Собаки чуяли след и рвались в погоню. Охотничий азарт захватил их полностью, и не важно, что добычей на сей раз, был человек, они находились в своей стихии.

– Ну что косопузые встали? Бегом вперед! – скомандовал солдат, и отряд вновь ринулся в погоню.

Кузнецу Афанасию Быкову по прозвищу «Колун» утром удалось сбежать из-под стражи. На пути беглеца случайно оказался солдат из команды, расквартированной в поместье. «Колун» предложил служивому убраться с дороги. Однако тот был не робкого десятка. Обнажив саблю, он ринулся в атаку. Уклонившись от рубящего удара, кузнец в свою очередь мощно рубанул кулаком по голове нападавшего. Бедняга со всего размаха вмазался лицом в стену, сполз на землю и больше не встал.

Тревогу подняли только через полчаса. Управляющий, делая обход, случайно обнаружил несчастного, лежащим на земле с окровавленным лицом. Солдат был без сознания, его отнесли в дом, послали за лекарем. О случившемся доложили барину и офицеру – старшему команды. Шуму было много. Брызжа слюной, с раскрасневшимся от крика лицом, барин сначала жаждал крови горе охранников, которых нигде не могли найти по той причине, что те где-то прятались от греха подальше. Затем барин переключился на поиски беглеца и хотел возглавить их лично. Насилу домашние его отговорили. Тогда барин стал требовать от офицера, старшего команды, чтобы тот отправил солдат в погоню за негодяем. Однако офицер был непреклонен. Сохраняя хладнокровие, он сообщил, что без команды начальства не может покинуть поместье. Но так как пострадал его подчиненный, готов на свой риск выделить одного из самых опытных солдат, который возглавит команду по поимке сбежавшего. Спорить было бесполезно.

Когда собирали команду, барин снова отличился, согнав чуть ли ни всех крепостных мужского пола попадавшихся ему под руку. Но и здесь офицер резонно заметил, что такую облаву нужно было устраивать сразу же после побега. Теперь же прошло довольно много времени, беглец ушел достаточно далеко. Собранный хозяином поместья сброд совершенно не организован и слишком многочисленен. Эти обстоятельства будут только задерживать погоню, что только сыграет на руку сбежавшему разбойнику. По предложению офицера были набраны три команды, по пять человек в каждой. Для более успешного поиска каждую команду сопровождали собаки. После того, как офицер назначил старших, погоня двинулась в путь. Лесной массив в округе достаточно обширный и густой, поэтому на след беглеца наткнулись только через час с начала поисков. Удалось это сделать отряду, шедшему под предводительством солдата-ветерана. Собаки, обнаружив след сбежавшего кузнеца, хрипя от давивших шею поводков, дружно бросились в погоню. Солдат приказал собак с поводков не спускать, дабы не потерять их в лесу.

– Шевелись, растяпы! – подгонял крестьян бравый вояка,– или хотите до зимы ноги топтать?

Действительно, работа предстояла хлопотная.

А в это время Афанасий Быков отдыхал, сидя на пеньке и был почти уверен, что сумел уйти от возможной погони. Он долго петлял по лесу, пару раз переходил попадавшиеся на пути ручьи, путал следы. Однако внутреннее чутье подсказывало ему, что просто так его не оставят и все неприятности еще впереди.

Все началось пять лет назад. Именно тогда тридцатилетний бобыль, деревенский кузнец Афанасий Быков встретил и по настоящему полюбил крепостную девушку, прислуживавшую в барском доме. Девушка ответила взаимностью. В одну из встреч молодые сговорились пожениться. Афанасий собирался пойти с прошением к барину, но злая судьба распорядилась иначе. На невесту кузнеца стал заглядываться любимый племянник барина. Это была одиозная личность, известная своим распутным образом жизни, пьяными выходками и жестоким обращением с крепостными. Жаловаться было бесполезно, барин предпочитал не обращать внимания на «шалости» единственного сына умершей в прошлом году младшей сестры. Как-то этот негодяй, находясь в приличном подпитии, встретил девушку возле амбара. Схватив ее за руку, несмотря на отчаянное сопротивление своей жертвы, он затащил ее в сарай и попытался изнасиловать. Несчастная стала звать на помощь, однако это не входило в планы насильника. Он зажал ее рот ладонью и, навалившись всем телом, продолжал держать, пока она не перестала сопротивляться. Когда же негодяй убрал руку, то в страхе обнаружил, что девушка уже не дышит. Племянник барина решил скрыть случайное убийство, закопав тело тут же в амбаре, но на его несчастье, все произошедшее видел дворовый мальчишка. В ужасе он выскочил из амбара и, никем не замеченный, бросился бежать, куда глаза глядят. Повернув за угол амбара, он буквально врезался в огромную фигуру Афанасия Быкова. Кузнец приезжал в усадьбу по вызову управляющего и собирался, прежде чем уехать, повидать свою возлюбленную. Однако застать ее живой, ему уже было не суждено.

Сбивчивый рассказ испуганного мальчишки привел его в бешенство. Ворвавшись в амбар, он застал там убийцу, усердно заметавшего следы своего преступления. Поняв, что разоблачен, барский племянник ухватил стоявшие рядом вилы и бросился на кузнеца. Афанасий не ожидал такой прыти, но все же ему удалось в последний момент увернуться.

Однако, зацепившись ногой, он взмахнул руками и упал на спину. Его противник не отказался от своих замыслов и снова ринулся с вилами наперевес. Отбить последовавший выпад Афанасию помог случайно нащупанный им на земле колун для колки дров. Третьего удара насильник нанести не успел. Кузнец его опередил. Перевернувшись на живот, он вскочил на ноги и с разворотом опустил колун на голову негодяя. Кровь вперемешку с мозгами брызнула во все стороны. Афанасий выдернул колун из тела, и оно с глухим стуком рухнуло на землю. Из оцепенения Афанасия вывел пронзительный женский визг. Проходившая мимо дворовая баба из любопытства заглянула на шум в амбар. Увидев обезображенный труп и ужасного кузнеца с окровавленным колуном в руках, она с диким воем, словно пробка из бутылки, вылетела наружу.

До Афанасия, наконец, дошло, что дальнейшее нахождение его на месте убийства грозит ему смертельной опасностью. Барин, не задумываясь, прикажет придать смерти убийцу его любимого племянника. Кузнец подошел к мертвому телу своей возлюбленной и попрощался с ней в последний раз, закрыв ей глаза и сложив на груди руки. Затем, прихватив с собой колун, он выскочил из амбара и бросился в лес, начинавшийся совсем недалеко от хозяйственных построек. Между тем на ноги были подняты все дворовые люди, находившиеся в это время в усадьбе. Барин, вне себя от горя и гнева, приказал пустить по лесам облаву с собаками и притащить на веревке проклятого душегуба живым и невредимым. Его искали несколько суток, но так и не нашли. Афанасий Быков как в воду канул. Стояла вторая половина лета, и найти в лесу пропитание не составляло большого труда. Первые сутки Афанасий совсем не чувствовал голода. Горе от понесенной утраты полностью заполнило все его естество. Отчаяние иногда подкатывало комком к горлу и выливалось приступами бешенства. В эти моменты на пути кузнеца лучше было не попадаться. Сжав в обеих руках колун, он крушил все, что попадалось у него на пути. На вторые сутки чувство голода стало настойчиво напоминать о себе. Подкрепившись кое-как лесными орехами и ягодами, запив свое скромное пропитание из родника, Афанасий Быков понял, что настало время покинуть родные края. Он двинулся в путь, ориентируясь по солнцу и руководствуясь своим внутренним чутьем. В поисках пропитания несколько раз пришлось заглянуть в попадавшиеся на пути деревни. Делал он это рано утром, пока основная часть взрослого населения была на сенокосе. Съестное он менял на мелкие железные поделки, заказанные ему управляющим и случайно оставшиеся в сумке, висевшей у него через плечо. Наконец, проплутав по лесу несколько дней, кузнец вышел к воровской стоянке. Она была расположена в самом сердце густой чащобы, и состояло из трех срубов и дюжины землянок. Разбойное ядро во главе с атаманом селилось в рубленых домах. Это были воры, грабители и убийцы. Пополнялась разбойная ватага и за счет беглых крестьян, дворовых людей, дезертиров и другого люда, не выдержавшего барских «ласк» и восставшего против своих господ.

Очень скоро, благодаря своим физическим данным Афанасий был приближен к разбойной верхушке. Характер кузнеца сильно изменился. Его буйное, беспощадное поведение, проявляемое при нападении на барские усадьбы, граничило с безумием. Казалось, что с того самого момента, когда он увидел бездыханное тело своей возлюбленной, его разум закрыла беспросветная темная мгла. В первой же заварухе, словно пушинкой, орудуя тяжелым колуном, Афанасий продемонстрировал превосходные боевые качества. С этого момента кузнец Афанасий Быков превратился в разбойника и получил характерное прозвище «Колун». В последующие годы, участвуя во всевозможных стычках, грабежах и разбойных нападениях, «Колун» приобрел своеобразную славу в разбойной среде. Его имя знали и страшились по все округе. Он стал правой рукой атамана, оттеснив в сторону недовольных конкурентов. Ему поставили отдельную избу, в подполье которой бережно хранилась награбленная им за последнее время добыча. Однажды четверо недоумков попытались ею поживиться. В открытом поединке «Колун» разобрался со всей четверкой. Двое были убиты, а двое других ранены. Оставшиеся в живых поклялись всеми святыми и своим здоровьем, что впредь они будут обходить злосчастную избу за много саженей – что в последующем выполнялось ими беспрекословно. Произошедшее стало показательным для всей ватаги. Во всяком случае, больше желающих наложить руку на добро бешеного кузнеца не наблюдалось.

Атаман разбойной шайки был умным и очень осторожным человеком. Поговаривали, будто у него за плечами много всякого набралось и если он попадет в руки правосудия, от виселицы ему не миновать, а может быть и того хуже – четвертования, например. Однако, справедливости ради надо отметить, что именно его опыту и скрытности ватага была обязана тем, что в течение всех лет ее существования, удача сопутствовала ей. Добыча увеличивалась от набега к набегу. Но в нашем бренном мире ничто не вечно. Так и здесь, в один прекрасный день капризная фортуна решила отвернуться от вольных бродяг. Однажды к атаману из уезда прибыл соглядатай. Он прискакал на взмыленном коне, торопясь поспеть вовремя. Лазутчик сообщил, что к вечеру по реке, протекавшей недалеко от места стоянки, должен проплыть купеческий караван из трех барок, груженый всяким добром. На сей раз, усыпленный постоянным успехом, атаман изменил своей осмотрительности, купившись на щедрые посулы лазутчика. Когда ватага ринулась с крутого обрыва к стоявшим на мелководье баркам, над их бортами вдруг появились дружные ряды ружей, окутавшиеся почти одновременно белыми облачками. Разбойники, встретив неожиданное сопротивление и попав под шквальный огонь, пришли в замешательство. «Солдаты!» – пронесся над толпой срывающийся крик, и среди лесных бродяг началась паника. Одни, прячась от града пуль, пытались залечь, где только была возможность: за первыми попавшимися камнями, небольшими кочками, телами убитых товарищей. Но пули доставали их и там. Другие, повернув назад, лихорадочно карабкались на вершину обрыва, становясь отличной мишенью для стрелявших. Но были и такие, которые не собирались сдаваться. С бешеной решимостью они бросались на врага, стреляя на ходу и размахивая холодным оружием. Крики раненых и стоны умирающих, заглушаемые очередным залпом, начали раздаваться со всех сторон. Несколько разбойников попыталось прорваться вдоль берега, но и эта попытка закончилась трагически. Атаман был убит пулей в лоб после первого же залпа. Чудом уцелевший раненый «Колун» сумел добраться до тайного лежбища, которое он на всякий случай оборудовал в лесу несколько месяцев назад. Рана оказалась не опасной, а могучий организм кузнеца помог справиться с ней достаточно быстро.

С побоища у реки прошел почти месяц, когда «Колун» наконец решился проведать воровскую стоянку. Он осторожно крался по лесу, стараясь как можно тише ступать по мягкому мху. Достигнув стоянки, «Колун» притаился за кустами и долго рассматривал ее, желая убедиться, что ему ничего не угрожает. Его опасения оказались напрасными. Разбойное становище было полностью разгромлено и сожжено. Куда только не падал взгляд кузнеца, везде царило запустение и лишь обугленные остовы бревенчатых изб напоминали о том, что здесь совсем недавно кипела жизнь. Оставаться на месте бывшей стоянки не было смысла. «Колун» снова был один. К тому же накопленное за несколько лет, награбленное добро, в один миг оказалось для него безвозвратно потерянным. Во истину говорят: « От трудов неправедных не наживешь палат каменных». Он вдруг вспомнил родную деревню, дом, кузню. Тоска тягучей волной разлилась по его жилам, заполнив грудь и заставив заныть могучее сердце. Он уходил от разбойничьей стоянки, чтобы больше никогда сюда не вернуться. В ближайшей деревне он обзавелся конем и, оседлав его, отправился в путь.

Прошло почти трое суток, прежде чем Афонасий Быков добрался до своей деревни. Стоя на горке, на опушке соснового леса, он смотрел вниз, где раскинулась его малая родина: пара дюжин крестьянских изб, небольшая деревенская церквушка и мельница. За церковью виднелись кладбищенские кресты. Там была похоронена вся его родня. Вон и его изба, а рядом кузница. Дом стоял в запустенье: крыша кое-где провалилась, окна и дверь заколочены, небольшой огородец зарос густым бурьяном. Жалость к себе, к своей не сложившейся судьбе, к брошенному хозяйству тут-же переросла в горькую обиду, которая острой косой полоснула по сердцу.

– Будьте вы прокляты! – прохрипел он негромко. Его голос, словно стон раненого зверя, возник и улетел неведомо куда, унесенный ветром. Любимое ремесло, любимая девушка, как давно все это было, кажется в другой жизни.

– А ты возмужал Афоня – раб божий, – внезапно раздался сзади знакомый голос.

«Колун» быстро развернулся. В нескольких шагах от него стоял пожилой священник в черной рясе. Он открыто, без всякого страха смотрел в лицо кузнеца:

– Что-то ты пугливым стал, раньше за тобой такого не водилось. Али не признал меня?

– А-а, это ты отец Серафим? – с явным облегчением протянул «Колун», – и как же я тебя не приметил?

– Господь слух отвел, – последовал скорый ответ.

Несколько мгновений они рассматривали друг друга. Отец Серафим, священник деревенской церкви, роста был чуть выше среднего, худощав. На его осунувшемся загорелом лице выделялись большие, сияющие какой-то внутренней силой, серые глаза. Этой силой была вера. Он неистово верил в Высшую силу, в Бога и старался привить эту веру своей пастве. Афонасий обратил внимание, что за последние годы старик заметно сдал: его лицо избороздили новые морщины, сам он заметно «усох», длинные седые волосы, собранные сзади в пучок, развевались на ветру, словно пакля. Однако дух его не был сломлен. Это то единственное, что старый священник смог не растерять за долгие годы трудного общения с многочисленными людскими душами. Отец Серафим опирался на посох, через плечо его была перекинута котомка. Он стоял на более высоком месте, возвышаясь над кузнецом, и тому вдруг подумалось, что старика направил к нему сам Господь, дабы подвергнуть испытанию его душу.

Афонасий повалился на колени перед священником:

– Благослови святой отец!

– Нету у меня к тебе благословения, – сухо произнес тот.

– А как же Господь, прощающий всех кающихся грешников? Ты же сам проповедовал.

Отец Серафим затряс своим посохом:

– Не поминай имя Господа всуе! Человекоубийство – есть тягчайший грех! Ответствуй, почто сотворил душегубство?! Почто загубил двух созданий божьих?!

Голос священника грозно вопрошал, словно глас Спасителя на Страшном суде.

– Двух?! – вскричал изумленный кузнец, – о чем говоришь ты, монах?!

– Уйми свой норов, Афонасий. Я тебя с рожденья знаю, эти руки тебя в святой купели крестили. Обманывать меня не к чему, одни мы здесь, да еще Господь. Ответствуй по делам своим!

Афонасий только сейчас почувствовал огромную усталость, словно все грехи его разом навалились ему на плечи. Полное безразличие и опустошенность овладели им.

– Зачем объяснять святой отец, все равно никто не поверит?

– Ответствуй, раб божий! – голос священника и его грозный, словно с иконы сошедший лик, подействовали на кузнеца. Осенив себя крестным знамением, он начал свою исповедь. По завершении своего рассказа Афонасий даже почувствовал, что немного полегчало на душе.

Выслушав историю кузнеца, отец Серафим задумался. Афонасий не решился нарушить наступившее тягостное молчание.

– Грехи твои тяжкие и отпустить их теперь я не в силах, – наконец произнес священник, – однако обещаю, буду молить Господа за душу твою грешную, да и тебе надобно в храм идти, о прощении молить всевышнего.

Внезапно невдалеке послышались многочисленные голоса. «Колун» вскочил на ноги:

– Смотри святой отец! Не выдай! – с угрозой в голосе воскликнул он, запрыгивая в седло. – Время настанет, приду грехи замаливать, а пока прощай.

Отец Серафим обратил внимание, как быстро изменился кузнец. Теперь перед священником предстал не кающийся грешник, а опасный, ощетинившийся волк-одиночка.

Пришпорив коня, кузнец скрылся среди деревьев. Отец Серафим еще долго стоял и молча глядел в сторону ускакавшего Афонасия. Исповедь кузнеца заставляла задуматься. Священник тяжело вздохнул, действительно « пути Господни неисповедимы». Ему очень хотелось, чтобы эта их встреча оказалась не последней.

Неизвестно, какая судьба ждала Афонасия в дальнейшем, но ближайшее будущее не сулило ему ничего хорошего. Возле деревни его заметили возвращавшиеся с поля крестьяне. Среди них был отец погибшей девушки. Уверенный, как и все в округе, что кузнец убийца его дочери, он загорелся праведным гневом, желая как можно скорее отомстить. Послали за подкреплением в деревню. На помощь прибежали еще несколько крестьян, прихватив с собой рыбацкую сеть. В результате облавы, благодаря внезапному нападению и численному превосходству, «Колун» наконец был схвачен. Опутанный сетью и избитый, окончание дня он встретил в подвале барской усадьбы. Ему очень повезло, что барин находился в отъезде и должен был приехать только на следующий день. Иначе этой ночью ему не дали бы уснуть. Дворовые же особой прыти не проявляли: покойного племянника барина не любил никто, а в смерти девушки от рук кузнеца они сильно сомневались. Наконец освободив кузнеца от сети, его оставили запертым в подвале. Управляющий приказал двум крепостным мужикам охранять дверь. Те же, понадеявшись на крепость запоров, отлучились на сеновал, где их ожидали подружки из числа местных красавиц. Вернувшись под утро на свой пост, горе – охранники в ужасе обнаружили, что дверь выбита, узник исчез, а невдалеке, прислонившись к стене, без сознания лежит солдат из команды, квартировавшей в поместье. Дальнейшее известно. Больше половины дня «Колун» бегал по лесу, путая следы. Когда он был почти уверен, что ушел от погони, приглушенный собачий лай вновь напомнил ему об опасности. Наконец, измотавшись окончательно, мокрый и грязный «Колун» рухнул под высокой елью на сырой мох. Тупое безразличие начало овладевать им. Он никак не мог оторваться от своих преследователей. « Видно загонщики опытные, да собаки натасканные», мелькнуло в голове кузнеца. «Колун» со злостью рубанул кулаком по грязной жиже. Раз такова его судьба, что же, он постарается, как можно дороже продать свою разбойничью шкуру. Вдруг, какой то странный звук привлек его внимание. На лице «Колуна» заиграла улыбка, которая, скорее всего, была похожа на волчий оскал. Он даже зарычал от восторга. Вот он шанс! Звук нарастал, становясь все громче. Кузнец резво вскочил на ноги, словно и не бегал половину дня. Побежав на звук, он увидел просвет среди деревьев. Небольшое усилие и он выбрался, наконец, из леса. Звон бубенцов раздавался рядом. Прямо на него, по лесной дороге летела почтовая тройка. Беглец понял, что капризная фортуна дает ему путь к спасению. «Колун», зарычав во весь голос, ринулся наперерез. Он успел заметить перекошенный рот и в изумлении округлившиеся глаза ямщика, пытавшегося придержать лошадей. Получив несколько ударов, мощное тело кузнеца повисло на конской упряжи. Тут же, не дав никому опомниться, он оказался возле ямщика. Тот что-то орал благим матом и даже замахнулся на кузнеца кнутом. Однако «Колун» не собирался с ним церемониться и через пару секунд бренное тело незадачливого возницы распласталось в дорожной грязи. На некоторое время он стал неопасен. Далее, к сожалению, «Колуна» ждал небольшой сюрприз. Пассажир, какой то молодой франт, воспользовавшись заминкой, выхватил пистолет и направил его прямо в лоб налетчику. Увидев это, кузнец замер на месте, поигрывая здоровенным тесаком, принадлежавшим солдату, вставшему на пути беглеца. Он прикинул расстояние и принял решение метнуть нож. Еще мгновение и острая сталь должна была совершить свой смертельный полет, проткнув тело молодого идиота и пригвоздив его к кибитке.

Близкий собачий лай заставил «Колуна» вздрогнуть. Времени на возню с молокососом уже не было. Пообещав молодому человеку скорую встречу, кузнец, перешагнув через бедного ямщика, скрылся в лесу. Чертыхаясь и отплевываясь, он снова продолжил свой бег, то и дело, уклоняясь от хлеставших по его лицу веток. Иногда он ненадолго останавливался и, сдерживая дыхание, прислушивался, не раздастся ли снова, так ставший ненавистным для него, собачий лай. Неожиданно лес закончился и «Колун» выбежал на открытое пространство, кое-где поросшее небольшими рощицами из молодых березок. Вдалеке, на горизонте темнела полоска леса.

– Чертово болото! – с отчаянием в голосе выдохнул запыхавшийся кузнец.

Поманив пальцем, капризная Фортуна снова повернулась к нему спиной. Тяжело дыша, «Колун» стоял у края болота и решал, как ему поступить: повернуть назад и попробовать с боем прорваться сквозь облаву или рискнуть пройти по болоту к спасительной полоске леса. В первом случае шансов выжить практически не было, во втором – хотя и эфемерная, но надежда все-таки была. К тому же «Колун» надеялся, что облавщики в болото не полезут. Достав тесак, он выбрал березку покрепче и, срубив ее, сделал шест. С большой осторожностью «Колун» ступил на болотный мох. Тот зашипел, словно сжатая мокрая губка, исторгая из себя мутную болотную жижу. Прощупывая дорогу самодельным шестом, он не торопясь, стал продвигаться вглубь болот. Отойдя достаточно далеко, «Колун» услышал сзади собачий лай. Повернувшись, он разглядел только что вышедших из леса двух человек с собакой. Один из них был одет в зеленый солдатский мундир. В руках тот держал ружье, которым целился в беглеца. В следующее мгновение над головой солдата взвился дымок, а затем долетел звук выстрела. Вестник смерти прошуршал возле головы «Колуна» и унесся вперед в поисках жертвы. Не раздумывая, кузнец картинно взмахнул руками и рухнул как подкошенный за ближайшую кочку. Он некоторое время пролежал неподвижно, изображая убитого и прислушиваясь к окружающим звукам. Затем, очень осторожно, «Колун» вытащил из-за пояса тесак и замер в ожидании своих преследователей. Однако все было тихо. Полежав без движения, еще немного времени, он не выдержал и незаметно выглянул из-за кочки. Увиденное озадачило его. Двое преследователей, как ни в чем не бывало, неспеша рубили ветки и укладывали их для костра. Собака спокойно лежала рядом, сложив голову на передние лапы, и изредка принюхивалась. Кузнец вознес молитву Господу, чтобы дувший в его сторону ветер не поменял направление.

– Не поверили! – заскрежетал зубами «Колун», – измором решили взять.

Оставалось, лежа на сыром мху, дожидаться темноты или того момента, когда преследователям надоест торчать возле болота, и они повернут назад. Не собираются же они и в самом деле провести всю ночь в столь мрачном месте?

«Колун» вдруг вспомнил деревенскую старуху Аграфену. Она славилась по всей округе тем, что могла лечить болезни различными травами и кореньями. Поговаривали еще, что она была ведьмой. Однако, если не дай бог припекало, люди тайком прибегали к помощи старухи. Как-то за неделю до гибели невесты Афонасия, Аграфена зашла вдруг в кузню с какой-то просьбой. А когда уходила, попросила: «Дай Афоня на ладонь твою гляну». Вглядевшись в огромную прокопченную пятерню кузнеца, старуха хмыкнула, покачала головой и засеменила к выходу. «Волка ноги кормят», бросила через плечо. А через неделю все и случилось. «Теперь волком по лесу и бегаю», подумал «Колун», вытирая рукавом лицо, «как в воду глядела, старая. Будь ты проклята, ведьма!»

Кузнец не знал, что два года тому назад Аграфена была обвинена в колдовстве и наведении порчи на своих земляков. Среди людей поползли суеверные слухи, которые как снежный ком обрастали ужасными подробностями. Страх и ненависть деревенских против нее росли все сильнее и в один из зимних вечеров выплеснулись наружу. Окружив хибарку несчастной старухи, толпа наглухо заперла дверь и окна и сожгла дом вместе с колдуньей. Огонь уже догорал, а люди все стояли и молча смотрели, как дым от пожарища, улетая к звездному небу, заодно уносил с собой душу несчастной.

Всего этого кузнец не знал. Лежа на сыром мху, он пытался, как можно дольше сохранить тепло, да молил бога, чтобы не пошел дождь. Прошло не менее часа, прежде чем догорел костер и преследователи, наконец, отправились в обратный путь. Однако «Колуна» не так-то просто было обмануть. Кто знает, может эти молодчики, затаившись в лесу с ружьями наперевес, только того и ждут, чтобы он как-то проявил себя. Рисковать не хотелось. О том, чтобы вернуться назад не могло быть и речи. «Колун» решил дождаться сумерек, а затем продолжить путь, пока не стемнеет вовсе. Он понимал, что очень рискует. Прогулка по болоту даже в самое светлое время и то таила немало опасностей, а уж в сумерках, тем более. Но ничего другого ему в голову не приходило. Дождавшись сумерек, он осторожно привстал со своего лежбища, и некоторое время пристально вглядывался в таинственный полумрак леса. Не заметив ничего подозрительного, «Колун» развернулся и продолжил свой путь, стараясь до темноты пройти как можно больше. Полная тьма накрыла его где-то на середине пути. Продолжать идти дальше, было полным безумием. Не выпуская шеста из рук, «Колун» опустился на ближайшую кочку. Теперь ему предстояло просидеть здесь всю ночь, до самого рассвета. Первое время разгоряченное тело кузнеца не чувствовало сырости и холода. Однако осенняя ночь брала свое. Пришлось отогреваться растиранием и активным размахиванием руками. Вдруг легкий ветерок коснулся его лица. Одновременно еле различимый звук донесся до его ушей.