Читать онлайн Забери мою душу бесплатно

Глава 1

Захар

– То есть вы предлагаете стать мне нянькой? – выгибаю брови, отпивая немного коньяка, наблюдая, как старик Милохин проходится по своему кабинету, скрипя старым паркетом. Его предложение забавное, но я не воспринимаю его всерьез. Старик что-то перепутал, либо уже впадает в маразм.

– Ну зачем же сразу нянькой, Доронин? Просто присмотришь за девочкой, чтобы не натворила глупостей, пока я лечусь в Израиле.

– Федор Сергеевич, девочке двадцать три года, – ухмыляюсь я, отпивая немного коньяка, играя благородным напитком в бокале. – Сама справится, вроде большая уже. Наймите охрану, если переживаете.

– Охрану – само собой, Захар, но этого мало. Охрану она обхитрит или поувольняет к чертовой матери. Нет, мне нужен такой человек, который будет ее контролировать и управлять в этом доме, пока меня нет.

– Хм, – выгибаю брови, потому что никак не могу уловить суть.

– Не просто же так, Доронин. Ты же знаешь, я умею быть благодарен. Знаю, что метишь в правительство, ты очень амбициозен. Я уже стар, уступлю тебе свое место. А там через несколько лет и до полпреда недалеко. У тебя получится. С твоей-то выдержкой и напором. Не надоело ещё уголовников-то прикрывать, чужие жопы спасать? Нужно выходить на другой уровень, – выдыхает старик, посматривая в окно на моросящий падающий дождь. Милохин слишком хорошо меня знает.

– Федор Сергеевич, я никак не пойму. Если вы так переживаете, почему бы тогда вашей любимой внучке не поехать с вами? Вам там не помешает забота близкого человека, – перевожу взгляд на свои туфли и замечаю маленькую каплю грязи. Слишком мелкая, чтобы ее заметил старик и слишком большая для того, чтобы действовать на нервы. Хочется немедленно ее стереть, до зуда в пальцах. Делаю глоток коньяка, пытаясь подавить маниакальный перфекционизм, как сказал бы мой психолог, Александра.

– Не поедет она… – хрипло выдыхает старик и вновь садится за своей дубовый стол, принимая от полноватой домработницы чай, пахнущий травами.

– Мне казалось, внучка должна… – все ещё пытаюсь съехать с этой темы. В правительство я и так сяду, но старик может, конечно, все ускорить или помешать.

– Ничего она мне не должна! Это я ей много чего задолжал. Хочу успеть хоть немного отдать! – нервно прерывает он меня и с грохотом ставит чашку на блюдце, создавая звон, режущий уши.

Замолкаю, допивая коньяк, позволяя старику отдышаться. Я знаю его с детства, мой отец дружил с Милохиным и очень его уважал. И только поэтому я выслушиваю весь бред, который он сейчас несёт.

– Элечка глубоко внутри очень ранимая девочка. Нелегко ей пришлось, несмотря на молодые годы. А снаружи сущий дьявол. Но я ее не виню. Сначала мой сын сдох от передоза, – с ненавистью выплёвывает он. Да, сына-наркомана Милохин проклял. – Потом мать убили. А год назад она потеряла жениха – нелепейшая смерть. Сама чуть не умерла – клиническая смерть. И я, старый идиот, только недавно осознал, что кроме нее у меня никого нет. Вот пытаюсь искупить, а она танцует на моих костях. Отрывается по полной, как сейчас говорит молодёжь, – цокает старик и громко прихлёбывает чай, заставляя меня морщиться.

– И что вы мне предлагаете? Ходить за ней по пятам?

– Зачем? Поселишься в моем доме, возьмёшь управление домом и финансами в свои руки. Насколько мне известно, ты развелся и состоишь в довольно специфичном клубе в качестве мастера.

– Не понимаю, о чем вы, – всматриваюсь старику в глаза. Все-то он знает. Только в наш век такая информация уже никого не скомпрометирует, а наоборот – привлечет больше внимания. Мы живём во времена, где правят разврат и перенасыщенность. Понятия ценностей изменились.

– Все ты понимаешь, – хрипло усмехается старик. – Я же не осуждаю. У каждого свои темные стороны. Но такие, как ты, могут воспитать женщину и удержать ее на коротком поводке. – Усмехаюсь, склоняя голову набок, разминая шею. Меня начинает утомлять эта беседа.

– Вы плохо осведомлены, основная догма темы – добровольность. Да и у меня есть, кого держать на поводке. И не думаю, что вам понравятся мои практики, примененные на вашей внучке.

– А меня уже ничем не напугаешь, Доронин. Все это лучше того саморазрушения, которому себя подвергает Элечка.

– Наркотики?

– Надеюсь, нет, но не уверен…

Милохин вынимает из стола фото и протягивает его мне. Блондинка, волосы длинные, немного небрежные, но это часть стиля плохой девочки; губы бордовые, дерзкие, замерли в агрессивной улыбке. Фото – по пояс, похоже на селфи, грудь обтянута черным топом. Красивая, эстетичная. Неплохие формы. И глаза выразительные, васильковые, цепляющие, немного завораживают. Сразу видно, что за ширмой «я стерва» скрывается что-то глубокое. Можно вытащить все из нее, заставить морально обнажиться. Но… не хочу. Незачем… неинтересно. Я надеваю поводок только на тех, кто понимает правила игры.

– Привлекательная девушка, – отдаю фото старику.

– Я бы дал тебе время подумать, да нет его у меня. Я, может, из Израиля и не вернусь. Там бог ближе, заберёт меня.

– Ну не преувеличивайте.

– Лечение экспериментальное. Я знаю о рисках.

– Все будет хорошо.

– На жалость не беру. Прошу по-человечески. Но в долгу не останусь. Даже если отдам богу душу раньше времени, то ты все равно сядешь на мое место.

Выдыхаю, перевожу взгляд на окно. Думаю. Я не люблю быть кому-то обязанным, но старика Милохина жалко. Накуролесил он с семьёй в молодости, теперь хочет откупиться через внучку. Только здоровья не хватает. Не думал мужик в свое время о старости и «стакане воды». Состояние заработал, власть получил, а оказалось, за деньги самое ценное не купишь.

– Доронин, ну страшно мне, что она скатится по наклонной, как ее папаша. Не могу я просто телохранителя ей нанять. Здесь твердый человек нужен, но чтобы женскую психологию понимал.

– Вы осознаёте, что хотите отдать внучку в руки тематика, практикующего «садо»? – ну раз уж он вытащил всех моих скелетов, пусть хавает.

– А вот выпороть Элю не помешает. Да так, чтобы долго помнила. У меня, к сожалению, рука не поднимается. Жесток я только с подчинёнными. А своих воспитать не могу.

– И когда вы улетаете? – поднимаюсь с места, стряхивая с пиджака воображаемые пылинки.

– Завтра вечером.

– То есть были настолько уверены, что я соглашусь? А если бы я отказался?

– А этого мы уже не узнаем, – щурится старик и спешит меня проводить, открывая дверь кабинета. – Ты такой же амбициозный, как я. Поэтому… – разводит руками. Только что-то амбиции Милохина не принесли ему счастья. Состояние сколотил, а по итогу оставить его некому. Вот и я уверенно поднимаюсь по этой «лестнице», а наследника нет и не будет.

– Познакомьтесь, Лида, это Захар Робертович, он тут похозяйничает в мое отсутствие, – женщина кивает, подавая мне пальто. – Приглашаю завтра на обед, представлю тебя Эле, детали обсудим.

Прощаюсь со стариком иду к машине, глубоко выдыхая, холодный воздух. Щелкаю сигнализацией, открываю машину, достаю из бардачка губку для обуви и счищаю грязную каплю, выдыхаю, чувствуя себя легче. Это, определенно, ненормально, но так комфортнее жить.

Завожу двигатель и еду к Александре. У меня назначена встреча с психологом в шесть, опаздываю, но Александра дождется меня.

Глава 2

Захар

Мой психолог принимает в одном из бизнес-центров. Хорошее место для психоанализа. В эпицентре муравейника, где люди в погоне за карьерой выматывают себя, и в какой-то степени каждый из них сходит с ума.

Паркую машину в подземном гараже и поднимаюсь в лифте на двадцать пятый этаж. Закрываю глаза, облокачиваясь на стенку лифта. Дышу. Не приходилось быть нянькой. Приемная дочь – не в счёт. Но Милохин даёт карт-бланш по воспитанию молодой оторвы, и это, определенно, забавно. Хотя мои интересы можно назвать меркантильными. Я не сентиментален. Жалость чувствую, но по отношению к себе призираю. Цель – подняться на несколько ступеней выше. И средства пока оправдывают себя.

Выхожу из лифта, проходя в приемную, киваю девушке на ресепшене. Девушка с улыбкой взмахивает рукой, приглашая меня в кабинет Александры. Не успеваю открыть двери, как звонит мой телефон.

– Да, – отвечаю, вхожу.

– Захар Робертович, там Ерохин требует адвоката.

– У него есть такое право, – выдыхаю я и киваю Александре, сидящей в кресле с высокой спинкой. Ее кабинет в белых и бежевых тонах, почти стерилен. Мне нравится чистота, она меня успокаивает. – Он может требовать. У нас назначена встреча на завтра, – отрезаю я. Александра рассматривает меня более внимательно, профессионально, пытаясь уловить мое настроение.

– Он что-то там кричит про права и какие-то новые детали, – усмехается следак.

– Так выбей с него эти детали. Я здесь при чем? И права можешь ему зачитать.

Ерохин – мой обязательный бесплатный клиент. Некая повинность для практики. Да, я циничен и меркантилен. Но есть определенная градация. Только тех реально защищаю до последнего, являясь бесплатным адвокатом, положенным по закону, кто действительно невиновен. Все остальные получают по заслугам в пределах моих полномочий. Ерохин по белой горячке тупо убил собутыльника. Закономерный конец. Но у него трясутся поджилки, и он почти ссытся от перспективы попасть на зону, поэтому идет в отказную.

Неинтересно.

Его судьба решена, алкоголь не является смягчающим обстоятельством. Мне плевать. Для меня это рутинная работа, которая не имеет никакой ценности.

Неблагородно?

Пусть так, в моей параллели свои ценности, и они сильно отличаются от общепринятых.

Скидываю звонок, снимаю пальто и вешаю его в специальный шкаф рядом с верхней одеждой Александры. Сажусь в кресло напротив, наблюдая за женщиной.

– Чай, кофе? – тихо предлагает она деловым тоном. Пока деловым, мы разделяем личное и профессиональное.

– Чай, зеленый.

Александра встает с кресла, подходит к своему столу, и начинается – нажимает на кнопку селектора, демонстрируя ложбинку между грудей. Красиво.

– Вика, принеси нам зеленый чай, тот, который я привезла из Японии.

Александре тридцать пять лет. Выглядит хорошо. Высокая, немного худощавая, но ей идет, некая аристократическая острота в чертах лица. Волосы стянуты в тугой хвост. Белый строгий приталенный брючный костюм, под пиджаком которого черное кружевное боди. Немного скрытой эротичности, в строгой упаковке. Ее серые глаза всегда холодные, в них есть глубина, но она не обжигает, а наоборот – замораживает до костей. Я люблю замерзать в этих глазах. И сейчас мне не нравится, что на ней очки, которые не дают мне замерзнуть окончательно.

В кабинет входит Вика и ставит на столик между креслами поднос с фарфоровым чайником и чашками.

– Вика, ты свободна. Хорошего вечера, – прощается с ней Александра, а я отворачиваюсь к окну, глядя на сумеречный город.

Небо слишком тяжелое и мрачное, вот-вот польет дождь. Александра запирает дверь кабинета, гасит верхний свет, оставляя только напольный светильник возле кресел, и садится рядом со мной, а меня окутывает запах ее духов – тоже холодных, и я глубоко вдыхаю.

Мне нравится, что у этой женщины есть чувство стиля и не только в одежде, все в ней гармонирует под стать характеру. Женщина берет записную книжку в кожаной обложке, садится напротив и молчит. Это тоже определенный ритуал, настройка на одну волну. Мы какое-то время пытаемся почувствовать друг друга. Александра наблюдает, я просто думаю, чем могу сегодня с ней поделиться. Наливаю в чашку чай и вновь выливаю его в чайник, позволяя чаю настояться. Повторяю действо еще пару раз и разливаю нам чай.

– Спасибо, – кивает Александра, ловя мой взгляд. Отворачиваюсь к окну. А вот вскрывать меня не нужно, так глубоко ковыряться я не позволял. – Как прошел твой день?

– Как всегда, хотя… нет… но это не имеет значения, – я не спешу делиться своими планами. Женщина кивает и начинает что-то записывать в книжке. Мне никогда не было интересно, что там и какие выводы она делает.

– Как давно ты виделся с бывшей женой?

На улице поднимается ветер, почти ураган, гнущий деревья, неся за собой капли дождя. Тяжёлые тучи плывут слишком быстро, словно волны в великом океане. Захватывает наблюдать за непогодой с высоты двадцать пятого этажа.

– В выходные, когда забирал дочь.

– Что ты чувствуешь сейчас по этому поводу?

– Отношение к ситуации поменялось.

– Интересно, поделишься?

Дождь усиливается, ветер неумолим, с крыльца бутика брендовой одежды срывает навес, унося его на дорогу.

– Я понял, что такой конец был закономерен. Татьяна слишком чувствительна. Она пряталась со мной от эмоций, ища во мне защиту от того, что ей приносило боль. Но даже если бы не объявился ее бывший муж, она все равно бы долго не выдержала. Поэтому сейчас я отношусь к развалу моих замков просто. Фундамента не было. Мы разные.

– Что ты сейчас чувствуешь к Насте?

– Что-то должно было поменяется? – поворачиваю голову, выгибая бровь.

– Не охладел с уходом Тани и появлением в жизни ребенка другого отца?

– Нет. Я очень к ней привязан.

– Ты же отрицаешь понятие любви?

– Неправильная формулировка. В моей параллели ее не существует, а так она имеет место быть, если люди предпочитают за ней что-то маскировать.

– Но дочь ты любишь.

– Я отрицаю любовь к женщине, но не отрицаю любовь к ребенку.

– Несмотря на то, что она не твоя? Или ты считаешь, что отец тот, кто воспитал?

– Дело не в этом. Ее биологический отец любит ее не меньше меня. Дело в моей привязанности к ребенку на ментальном уровне. Ничто человеческое мне не чуждо, – усмехаюсь я. Александра сдержанно улыбается, что-то записывая в своем блокноте.

– Но ты по-прежнему считаешь, что твоя привязанность к ребенку связана с тем, что своих детей у тебя не будет?

– Да, – киваю я. – Разве это непонятно тебе как психологу, или объяснить природу мой любви к ребенку?

– Нет, не нужно, но я не разделяю твоего мнения. Да и тебя это гнетет.

– Мне кажется, уже нет. Если тебя долго преследует одна и та же мысль, со временем ты принимаешь ее, нравится она тебе или нет.

– Ты ошибаешься. Ты ставишь себе слишком много блоков, не нужно смешивать свои параллельные понятия с реальностью.

– Я подумаю.

– У тебя складка на рубашке, – Александра кивает в сторону моей груди. Провоцируя.

– Меня по-прежнему это раздражает. Да, я испытываю желание немедленно сменить рубашку, но есть прогресс, я научился отвлекаться от раздражающих факторов, если не в силах ничего поменять.

– Хорошо, – кивает она, продолжая что-то записывать.

Допиваю чай, отставляю чашку на столе и вновь перевожу взгляд на окно. Ветер утихомирился, но дождь усилился, залил панорамное окно, размывая город, делая картинку мутной.

– На сегодня у меня все.

– Выводы?

– Пока воздержусь, – Александра захлопывает записную книжку.

– Правильно, сегодня я не хочу слышать твоих заключений.

– Я так и поняла, – улыбается одними губами, снимая очки, откладывая их вместе с записной книжкой на стол.

– А теперь вниз, Александра. Твоя сессия закончена.

Молча кивает, отводя от меня взгляд. Не спешу, продолжая смотреть на дождь. Мы можем просидеть так час, и Александра будет терпеливо ждать. Нет, она не моя нижняя. Александре, как и любой сильной женщине, нужна вот такая эмоциональная выгрузка, когда она ничего не решает, ей руководят и пользуются. Она кайфует, а я… просто снимаю напряжение. За окном стемнело, свет фонарей размыт из-за дождя, стекающего по стеклу. Красивая иллюзия природы.

– Раздевайся, боди и туфли оставь, – распоряжаюсь, продолжая смотреть на дождь. Слышу стук каблуков и шуршание одежды.

– Захар, я сегодня… – Шумно вдыхаю, не позволяя ей продолжать. Ненавижу, когда нарушают правила.

– Я разрешал тебе разговаривать? – перевожу на нее взгляд. Голос спокоен, но Александра понимает, что значит мой тон. Она закрывает рот, опуская глаза, продолжая раздеваться. Так-то лучше. Хочу тишины. Полной.

Встаю с кресла, снимаю пиджак и стягиваю душащий галстук.

Осматриваю Александру. Подрагивает. Дыхание сбитое, неровное. Ее удовольствие построено на страхе. В такие моменты она всегда меня боится, не зная, чего ожидать. Вот такой вот ее фетиш.

– Дыши глубже, Александра, – усмехаюсь я, оттого как она вздрагивает от моего голоса. Подхожу к ней ближе, рассматривая длинные ноги в чулках, талию, грудь под кружевным боди, шею на которой так нервно бьется жилка. Обхожу ее, снимаю с документов зажимы для бумаг. Проверяю, зажимая свой мизинец. Хорошие, новые, крепкие.

– Где у тебя антисептик?

– В столе, – тихо отвечает она. Открываю первый ящик, достаю маленький флакончик, кручу его в руках, но кидаю назад и беру ее флакон Шанель. Обрабатываю зажимы духами, вдыхаю. Вкусно и очень холодно. Пробирает. Возбуждает, заводит. Я тоже своего рода фетишист, как бы смешно это ни звучало с моими нетрадиционными практиками. Я кайфую от запахов. Но не каждый мне по вкусу. Мое обоняние избирательно.

– Ноги раздвинь! – подхожу к ней сзади, смотря, как выполняет мой приказ. Вижу, как по ее коже бегут мурашки, как она то задерживает дыхание, то глубоко дышит, глотая кислород. Запускаю руку между ее ног и отстегиваю петельки. Обхожу женщину, хватаю края боди и задираю их вверх, вплоть до ключиц, оголяя грудь. Рассматриваю. Красиво. Грудь у нее тяжёлая, каплеобразная. Провожу кончиками пальцев по соскам, ощущая, как они напрягаются, твердея. Сжимаю, совсем немного, перекатывая, оттягивая, беру со стола зажимы и пристегиваю к ее темным большим соскам.

– Ау! – закусывает губы, начиная дышать чаще. Это больно. Да. Сам вдыхаю, осматривая, как подрагивает ее губа.

– Встань лицом к окну, – распоряжаюсь я. Закатываю рукава рубашки, глядя, как Александра подходит к окну. – Выключи светильник со своей стороны. – Она щелкает кнопкой, напрягаясь. Постанывая от боли в сосках, одновременно возбуждаясь все больше и больше. – Ближе к окну, прижмись к нему грудью, от холода утихнет боль.

– Желтый, – нервно выдает она.

– Почему? – подхожу к ней, останавливаясь за спиной.

– Я не хочу, чтобы меня увидели в окно.

Выдыхаю ей в ухо.

– Это не «жёлтый». Темно, свет горит с другой стороны, разводы дождя и высота оставляют только лишь силуэт. Невозможно ничего разглядеть, даже если всматриваться, – наматываю ее хвост на кулак, дёргая и заставляя красиво прогнуться. – А теперь закрой рот.

Глава 3

Элина

Звук будильника раздражает, вызывая приступ режущей головной боли. Нащупываю на тумбе телефон, отключая его. Переворачиваюсь на живот и со стоном утыкаюсь лицом в подушки. Кажется, я никогда не высплюсь. Ощущение тумана в голове не покидает. Переворачиваюсь, перевожу взгляд на тумбу, всматриваясь в зелёные глаза Димки на фото.

– Доброе утро. Не подскажешь, каким сегодня будет мой день? Тебе же там видней.

Молчит с застывшей полуулыбкой. Да, он умел так улыбаться, что мурашки пробирали. Встаю с кровати и обнаженная иду в душ. У меня бзик. Не могу спать в одежде, мне все мешает и раздражает. Любая одежда в постели вызывает дискомфорт. Уснуть невозможно. Мое тело и кожа должны отдыхать.

Принимаю душ, прокручивая в голове планы на сегодняшний день. Практика, нужно немного поработать над дипломной, а вечером помочь Ярику в клубе. Он очень просил, как всегда, не могла отказать моему влюблённому ангелу-хранителю.

Наношу на кожу молочко, пахнущее кокосом, рассматривая своё тело в большое зеркало ванной. Вдеваю в пупок новую золотую сережку с рубином. Красиво. Хочу ещё тату на ключицу. Стихи Димы. Точнее, строчки из его текстов для меня.

– Я не отпущу тебя. Никогда. Чтобы ты по этому поводу ни думал, – говорю его фотографии, смотрящей на меня с тумбы, и прохожу в комнату к шкафу. – Достала я тебя? Терпи, нужно было меня с собой забирать.

Со стороны мой диалог может показаться сумасшествием. Хотя почему «может показаться»? Так и есть, я в какой-то степени невменяема и не пытаюсь скрыть это от общества. Живите с этим, господа! А я, побывавшая одной ногой в могиле, могу позволить себе жить, как хочу, а не по придуманным кем-то стереотипам.

– Это или это? – показываю Димке два комплекта белья, кружевное и простое. Ему, как ни странно, всегда нравилось простое, однотонное. Надеваю простое чёрное. – Извини, сегодня я опять в черном. Траур продолжается, – надеваю черные кожаные обтягивающие брюки, черную полупрозрачную блузку с высоким воротником и ботильоны на высоком каблуке. Собираю волосы вверх в небрежный пучок, крашу ресницы и губы матово-бордовым. – Не нравится? – оглядываясь на Димку. – Ты всегда любил милых девочек. Терпи. Сам виноват.

Подмигиваю себе в зеркало и наношу несколько капель духов на шею.

– Не скучай, – кидаю Димке и переворачиваю его фотографию. Подхватываю сумку и спускаюсь вниз.

Дед, как всегда, уже завтракает в столовой, читая новости на планшете. Рядом с ними накрыто ещё одно место для меня. Всегда накрыто. Но я почти никогда не составляю ему компанию.

– Доброе утро, – здоровается, сегодня он выглядит не очень. Болезнь его съедает, но деньги помогают продлить жизнь, и он цепляется за каждую возможность. Как же ему хочется жить.

– Доброе, – киваю, хватаю со стола пару кусочков сыра, грушу и бегу в холл.

– Стой! Удели мне несколько минут, поешь нормально.

– Извини, некогда, – кидаю ему я, продолжая свой путь, стуча каблуками по паркету.

– Элина! – рявкает, хрипя. – Я сегодня улетаю на лечение и, возможно, не вернусь!

Ненавижу, когда он давит на жалость. Внутри всегда что-то сжимается. Больно. Горло дерет, и дышать трудно. Разворачиваюсь, возвращаюсь к столу, сажусь, кидая сумку на соседний стул.

– Приятного полёта. Надеюсь, медицина в Израиле такая же волшебная, как о ней рассказывают, и ты протянешь ещё несколько лет.

Он сжимает губы, отставляя от себя свою диетическую кашу на воде.

За что я так с больным стариком?

Есть за что.

Он вспомнил о моем существовании, только когда понял, что жизнь не вечна. А умирать в одиночестве среди роскоши и денег, в особняке со своим куском леса и озером ему не хочется. Только поздно уже. Где он находился, когда был мне нужен? Его не интересовало, как живёт его внучка с отцом-наркоманом. Его не интересовало, что я кушаю и в чем нуждаюсь. Он вычеркнул из жизни сына, считая меня нагулянным ребенком от шлюхи. А теперь пытается замазать грехи. Окей, я принимаю его деньги, он очень много задолжал. А любви ему никто не обещал. За деньги этого не купишь.

Но жалость…

Я не могу это контролировать. После смерти Димки моя сердечная мышца не выдерживает и даёт сбой в виде вспышек сентиментальности. Но и смерти я деду не желаю, и огромного наследства – тоже, только возможность на обучение и перспективу. А то, что он мне отписал, я уже мысленно пожертвовала больным детям.

– Спасибо, – сдержанно произносит дед. Ко мне подходит Лида и, поглаживая по спине, наливает кофе со сливками и ванилью, как я люблю.

– Не холодно в такой тоненькой кофточке?

– У меня пальто теплое.

– Ой, застудишься, – возмущается она, качая головой. – Запеканку попробуй, – указывает на стол.

– Нет, спасибо, я только кофе.

– Я хочу, чтобы ты присутствовала сегодня на обеде. Надо тебя кое с кем познакомить перед отъездом.

– Это обязательно? Мне нужно работать над дипломной.

– Обязательно. Сделай мне одолжение. Я много не прошу. Потом улечу и избавлю тебя от своего общества.

– Не преувеличивай. Я не желаю тебе ничего плохого, – отпиваю кофе.

– Тогда сделай одолжение, выдели для меня это время.

– Хорошо? Это все просьбы? – делаю ещё несколько глотков кофе.

– Да, – улыбается он.

Иногда, особенно вот в такие моменты, меня начинает грызть совесть за свое поведение с дедом. Но быстро отпускает, когда я понимаю, что ему с моего рождения было на меня плевать. Мало того, он и рождения моего не хотел. Настаивал на аборте, даже угрожал матери, апеллирую тем, что в его семье не нужны уроды. Так чего же он хочет от дочери наркомана и шлюхи?!

– Тогда я пошла, – подхватываю сумку и покидаю этот огромный холодный особняк.

Мании величества моему деду не занимать. Огромный особняк, вычурная мебель ручной работы, гектар земли, конюшня, озеро, крепостных не хватает. Хотя обслуга, охрана и его подчинённые пресмыкаются перед ним со страхом в глазах. Милохин в свое время заработал репутацию страшного человека, который сколотил себе состояние на костях и крови. А сейчас – с виду импозантный дедушка с ярко-седой шевелюрой и стильной бородой.

Быстро добегаю до машины, погода мерзкая, осень выдалась холодной, ветреной и дождливой. Всю ночь лило как из ведра, огромные лужи почти затопили город. Ураган повалил деревья, создавая небольшой Армагеддон.

Заочно в этом году я заканчиваю менеджмент. А очно прохожу курсы кондитера-пекаря. Моя детская мечта – открыть небольшую кофейню и создавать выпечку и сладости своими руками трансформировалась в цель, которую я поставила, и я к ней иду.

У меня началась практика в пекарни, и я кайфую от процесса. Здесь пахнет свежей сдобой, корицей и ванилью, и я дышу этими ароматами, вдохновляясь на создание моих шедевров. Сейчас это, наверное, единственное место, где я чувствую себя свободно, отстраняясь от всего внутри меня.

– Элия, доброе утро, – наш кондитер-француз неправильно произносит мое имя, но мне нравится.

– Доброе утро Эдуардо, – целую его в щеку, вдыхая запах. Это единственный мужчина, от которого пахнет карамелью. Эдуардо смущается, всегда приходя в лёгкий ступор от моих вольностей, иногда даже краснеет, а мне нравится его немножечко дразнить и тискать. Он такой милашка. И руки у него золотые, я в экстазе от его шедевров.

– Что у нас сегодня? – надевая фартук и перчатки, спрашиваю я, рассматривая стол и миски с продуктами.

– Сroquembouche, – взмахивает руками Эдуардо.

– Ммм, говори ещё по-французски, ты же знаешь, я кончаю от твоего голоса и произношения.

– Элия! – пытается быть строгим. У него не выходит, он все равно милый, но я замолкаю из уважения. – Внимание! – А ещё меня всегда заводит его акцент, и я кусаю губы, сдерживая улыбку. – Сroquembouche – это… – начинает рассказывать рецепт, и я впитываю его слова, оставляя кокетство и шутки.

Эдуардо гениальный кондитер, и я спешу вникнуть во все, что он может дать. Наверное, только в этой кондитерской я настоящая. А там, за ее стенами, не могу подобрать для себя определения. Я никто. Девушка без души и лица, такая, каких тысячи, и одновременно никто. Я зависла там, в моменте клинической смерти. Вся моя жизнь – сплошной коматоз и рефлексия.

В обед выхожу из пекарни, сажусь в машину, но домой не спешу. Открываю бардачок, достаю блистер с таблетками и кручу их в руках. После аварии мои вечные спутники – боль в шее и головная боль. Таблетки уже мало помогают, если только в тройных дозах. Но алкоголь пока справляется.

Закидывают в рот четыре таблетки, разжевываю, морщась от противного вкуса, откидываюсь на сиденье и жду, когда боль притупится, чтобы я могла функционировать дальше.

Перевожу взгляд на боковое окно, рассматривая витрину детского магазина: яркие игрушки пестрят красками. Маленький мальчик останавливается возле витрины и складывает губки буквой «О», рассматривая игрушки. Забавный такой, года два, в клетчатой курточке и шапке с бубоном. Моему ребенку могло быть столько же. Нет официального подтверждения, кто это был, но я уверена, что это мальчик. Он мне иногда снится: его зелёные глазки, курносый носик и улыбка.

Закрываю глаза, на затылок давит, голова тяжёлая.

Дышу.

Ещё этот обед. Ладно, нужно удовлетворить потребность деда на прощание. Завожу двигатель, еду домой.

На самом деле мне очень страшно за рулём на оживленных трассах. Я еще не преодолела этот психологический барьер. Но каждая поездка – выброс адреналина, и я ловлю от этого ненормальный кайф, забывая о головной боли.

Паркую машину под навесом возле гаражей, рядом с чужим внедорожником. Агрессивный тёмно-синий мерин. На улице слякоть и грязь, а машина чистая, как будто только помыли. Кто у нас такая чистюля? Медленно иду к дому по мозаичной дорожке. Не очень хочется знакомиться с дедовыми людьми. Но я уже пообещала.

Останавливаюсь, ищу в сумке звонящий телефон, переворачивая содержимое. Это Ярослав. Мой Пьеро. Не могу ему не ответить. Его любовь настолько болезненна, что задевает и резонирует со мной. Нет, он ничего не требует, он сам себя ненавидит за свою слабость, но все равно страдает.

– Добрый день, мой друг, – улыбаюсь в трубку. Искренне я дарю улыбки только ему.

– Эля, – вдыхает.

– Ммм? – вопросительно тяну я и останавливаюсь на открытой веранде, не заходя в дом.

– Как ты?

– Терпимо… Все хорошо.

– Ты выручишь меня сегодня?

– Да, я же обещала.

– Тогда я жду к семи?

– Конечно, жди, погоняю твой персонал, попрактикуюсь в управлении, – усмехаюсь я.

– И ни в чем себе не отказывай.

– Какой щедрый. До вечера, – сбрасываю звонок и прохожу в дом.

Снимаю в прихожей пальто, бросаю сумку на тумбу и заглядываю в зеркало. Помада размазалась. Подкрашиваю губы, всматриваюсь себе в глаза – немного мутные от таблеток, словно я пьяная.

– Эля! Федор Сергеевич просит тебя в гостиную, – сообщает мне Лида и убегает на кухню. Вдыхаю и направляюсь в заданном направлении.

В гостиной на креслах через журнальный столик сидят дед и мужчина лет сорока. Мужчина рассматривает какие-то бумаги, что-то тихо обсуждая. Иду к бару, вожу пальцами по бутылкам и наливаю себе бокал вина.

– Элечка, – дед замечает меня, приходя в себя от звона бокалов. Киваю, проводя пальцем по длинной ножке бокала. – Познакомься, это Захар Доронин, очень успешный адвокат. Я бы сказал, знаменитость, – подчеркивает дед.

– Ну тебе-то, конечно, нужны такие одаренности, – язвлю я, а сама рассматриваю адвоката.

Мужчина сидит в кресле с высокой спинкой, поза уверенная, открытая, ноги расставлены. На нем идеальный костюм, ни одной складки. Не классика, что-то стильное, подобранное со вкусом, и белоснежная рубашка – аж глаза слепит. А в туфлях, кажется, вообще можно увидеть отражение. Ммм, и кто у нас такой педант? И зачем нам знакомиться? Что ты задумал, дед? Адвокат. Так я вроде не нуждаюсь пока.

– Добрый день, Элина, рад познакомиться, – кивает мне мужчина. Холодный. Голос низкий, спокойный, уверенный. Взгляд тяжёлый, давящий, властный, пронзительный. Хочется отвести свой взгляд и не поддаваться на провокации. Но мне интересен этот вызов, и я не подчинюсь, смотря в его серые глаза. Черты лица четкие, немного грубые, волевые. Давит взглядом, в уголках глаз появляются мимические морщинки, иронично ухмыляется. Но холодно, словно скрывается под маской. Глубокий. Ценю такие качества. Не зря дед им восхищается, тут сложный, многоуровневый характер и толстая броня, которую не пробить. Ммм, как интересно. Даже боль и напряжение в шее отпускают.

Глава 4

Элина

Бокал вина, выпитый на голодный желудок, расслабляет, голова почти не болит, напряжение снимает, и я расслабленно наблюдаю за происходящим за столом. Лида прямо расстаралась. Фирменная утка в апельсиновом соусе, теплый салат с грибами и кедровыми орехами и даже домашний хрустящий хлеб. Такая милая, бегает вокруг адвоката, улыбается, услужливая. Прищуриваю глаза, наблюдая за происходящим. Дед ведет беседы на отстраненные темы. Внешняя политика, падения на биржах, поправки в законе, улыбается и даже выпивает немного вина, хотя ему нельзя.

Нанизываю на вилку кусочек утки, макаю в соус и медленно съедаю, облизывая губы, ловя на себя взгляд Доронина. Но там нет похоти, желания и даже интереса, там… Там маска безразличия и немножечко скрытой иронии. Мне дико интересно, как долго будет продолжать этот спектакль под названием «светская беседа на досуге», и когда дед раскроет карты.

Делаю еще глоток вина, играя рубиновым напитком в бокале. Больше мне нельзя. Я обещала Ярику быть в клубе к семи.

– Ну, что-то мы заговорились, Эле с нами скучно, – улыбается дед, обращая на меня внимание. Развожу руками, продолжая играть вином в бокале. – Как твоя дипломная, помощь нужна?

– Все хорошо, в соавторах не нуждаюсь, – усмехаюсь я.

Ставлю бокал, макаю палец в вино и вожу им по кромке бокала, создавая характерный звон. Чувствую на себе тяжесть, словно на меня давят. Поднимаю глаза и вижу, как за действием следит Доронин, раздражительно морщась. Посылаю ему обворожительную улыбку, вновь обмакиваю палец в напиток, продолжая создавать «музыку».

– Элина у нас заканчивает институт по специализации «Управление» и хочет открыть свою кофейню, – с гордостью сообщает дед, словно имеет к этому какое-то отношение. – Я бы помог. Хотел сеть ресторанов открыть. Так гордая, сама хочет всего добиться, – продолжает распинаться дед. Мне осталось только встать на стул и поклониться.

Все интереснее и интереснее. Теперь меня расхваливают словно на выданье. Не жениха ли ты мне, дед, нашел? Прыскаю со смеху от собственных мыслей. Вновь ловлю на себе тяжелый взгляд и облизываю палец после вина.

Радует только одно. Доронин ко всему равнодушен, он словно скучает и, кажется, даже немного раздражен происходящим. Особенно мной.

Какой чувствительный дяденька.

Но мне нравятся его глаза, такие глубокие, и я точно знаю, за ними много чего скрывается, там, на дне, что-то очень таинственное и темное. Хочется всмотреться в них подольше, нырнуть поглубже в его бездну. Но почему-то думается, что он не позволит.

– А вы, стало быть, адвокат? – произношу я. Нужно же хоть как-то поддерживать этот фарс. Кивает, отпивая немного вина, и поправляет солонку с перечницей, ставя их параллельно друг другу, будто по линейке. – А расскажите что-нибудь из практики. Жуть как интересно, – нанизываю на вилку последний кусочек утки и съедаю, смотря, как Доронин отодвигает от себя тарелку, складывая на нее вилку и нож по этикету. Аристократ.

– Ну, вы тут побеседуйте немного, а я должен позвонить и распоряжусь насчет кофе и десерта, – говорит дед и покидает столовую. Перевожу на Доронина вопросительный взгляд. Ну, давай, развлекай девушку. Раз уж нас оставили наедине.

– Так что, были забавные случаи? – спрашиваю и все-таки допиваю вино. Не пьянит, наоборот рассеивается вечный туман, и возникает чувство напряжения.

– Как-то я защищал сына одного влиятельного человека. Его девушку нашли задушенной в его собственной кровати, в пентхаусе на двадцать третьем этаже. Проснулся, значит, парнишка, наутро после бурной ночи, а девушка мертва, – спокойно рассказывает Доронин. – Парень в истерике, его любовь мертва, его обвиняют в убийстве. На шее девушки явные признаки удушья лентой, которую нашли у них под кроватью. В квартиру никто не заходил, а у девушки под ногтями остатки его кожи. Парень клянётся, что просто трахал ее, и она поцарапала ему спину, но он никак не мог задушить свою невесту.

– Ммм, как интересно, и что же? Он действительно был невиновен? – немного подаюсь вперед, обращая внимание на его руки. Такие сильные, с вздутыми венами, мужественные, но ухоженные. Ногти идеально ровные и чистые. Он поглаживает ножку бокала так медленно, словно ласкает.

– Хм, – усмехается Захар. – На девушке нашли синяки и красные полосы от ремня. Но парень объяснял все нетрадиционными играми в постели и клялся, что происходящее между ними было сугубо добровольно, и его невесту это заводило.

– БДСМ?

– Нет, они просто играли в игры, правил которых не знали. И доигрались… В квартире были установлены камеры. Но парень утверждал, что они давно вышли из строя. Мне удалось восстановить запись. Все банально. Дилетанты, баловались скарфингом. Он был пьян, она тоже. Потеря контроля и… закономерный конец. Эротическое путешествие, из которого девушка так и не вернулась, – довольно цинично рассказывает он.

– Смерть по неосторожности? Сколько дали парню? – спрашиваю я. А Доронин ухмыляется, но только губами, глаза будто неживые.

– Нисколько, парень оправдан.

– Оу! – возмущенно произношу я. – И кого же вы обвинили в ее смерти?

– Никого. Я доказал, что девушка задушилась сама, будучи в нетрезвом состоянии.

– И как вам спится после этого, господин адвокат?

– Прекрасно. Это всего лишь работа, которую я выполняю. В рамках закона.

– Ммм, за деньги продали душу дьяволу? Тщеславны?

– Тщеславное желание показать, что тебе доверили тайну, обычно становится главной причиной ее разглашения. А я не разглашаю чужие тайны, мне за это очень хорошо платят.

– Вы только что рассказывали мне детали дела, – усмехаюсь я.

– Я рассказал только то, что известно следствию, суду и общественности.

– И что же вы скрыли? – выгибаю бровь и ловлю себя на том, что мне нравится беседовать с этим мужчиной, несмотря на весь цинизм. Захар молча допивает вино и качает головой.

– Я смотрю, вы нашли общий язык? – произносит дед, проходя в гостиную, следом за ним заходит Лида со своей помощницей, начиная убирать пустые тарелки.

– Скорее, наоборот, – отвечаю я. – Если обед закончен, позвольте откланяться, – поднимаюсь со стула, но дед берет меня за руку, останавливая.

– Задержись еще на десять минут, выпей с нами кофе, – просит меня он.

– Хорошо, – вдыхаю я. – Только ближе к делу, – сажусь назад, постукивая ногтями по столу.

– Я улетаю через три часа. В мое отсутствие Захар поживет в нашем доме и займется моими делами, – сообщает мне дед и смотрит на меня так, словно ждет моей реакции, и по его прищуру я понимаю, что есть подвох.

– У господина адвоката нет собственного жилья?

– Так нужно, Эля, так будет лучше для нас. Не вникай. Просто веди себя хорошо, будь благоразумной. Я тебя очень прошу, – почти умоляет он.

– Окей, ты хозяин, тебе решать. И выбирать цербера тоже. Только я не подаюсь дрессировке! – холодно отвечаю я, кидаю на стол салфетку и быстро покидаю гостиную.

Хватаю в прихожей сумку, быстро надеваю пальто и буквально выбегаю из дома.

Няньку он мне нанял!

Видимо, очень квалифицированную, премиум-класса.

На выходе курит охранник. Прошу у него сигарету, прикуриваю и глубоко затягиваюсь. Мой доктор запретил – сосуды сужаются, и это пагубно влияет. Но сейчас просто необходимо чем-то себя отравить, чтобы не чувствовать, как на меня пытаются надеть поводок, да и еще в этот раз с шипами вовнутрь. Но господин адвокат плохо меня знает, я устрою ему такую жизнь, что он сам открестится от меня.

Глава 5

Элина

Клуб Ярославу достался от Димки. Мы вместе планировали его открыть, собирали документы, искали помещение, разрабатывали концепцию. Хотелось чего-то необычного и только нашего. Ярик с Димкой вкладывались деньгами, я – креативными идеями. Но… Авария перевернула наши планы и прервала жизнь Димы. Да и наши тоже… Ярослав дал слово на могиле брата осуществить его мечту и продолжить дело, во что бы ему это ни стало. Я отказалась, мне слишком больно… не могу. А Ярослав молодец, не все, конечно, гладко, но он бьётся, и клуб работает. Я просто помогаю, не могу ему отказать.

Ярик старше Димки всего на два года, они похожи, но у Яра черты лица грубее, и глаза карие – папины. Характер другой. Мой всегда грустный Пьеро.

Яр сидит за баром и записывает то, что диктует бармен. Спина широкая, под серой спортивной рубашкой бугрятся мышцы. Напряжен, как всегда. Зажимы у него. Нужны массажи, расслабиться и, в общем, психологически разгрузиться. Но Яр не хочет. Это форма мазохизма. Он завис в одной фазе и никак не может из нее выйти. Ему бы девочку хорошую, чтобы переключиться. Но, к сожалению, Яр на это не настроен. И если копнуть глубже, он не любит меня, как ему кажется. Он просто Пьеро. Получает своего рода кайф от такой формы боли. И я не вправе отбирать ее у него. Он должен сам захотеть избавиться от этого груза.

В клубе непривычно тихо. Открытие через час. Помещение небольшое. Но здесь атмосферно. Клуб «Рояль» в стиле казино. Бар обит зелёным сукном. Крутящиеся столики в виде рулеток. Огромные бордовые кубики свисают с высокого потолка и светят неоном. Танцпол похож на полотно для игры в покер. Наверху – ВИП-зоны, по кругу – ниши с балконами и видом на клуб, там кожаные диваны и более внимательное обслуживание.

– Привет, – привлекаю к себе внимание Ярослава. Замирает. Он всегда так делает, когда слышит мой голос. Целую парня в щеку, он приобнимает меня за талию, на секунду прижимает к своему большому напряженному телу, но быстро отпускает.

– Ты рано, – выдыхает Яр и улыбается мне. Его улыбка всегда грустная. Такой драматический персонаж. Я даже знакомила моего Пьеро с однокурсницей. Милой девочкой Катюшей. Она маленькая, шустрая и улыбчивая. В ней столько энергии и одновременно невинного кокетства. Красивая. Они могли стать хорошей парой. Но мой Пьеро не оценил. Он смотрел на девочку, но не видел ее. Ярослав закрыт и слеп. Жаль.

– Так вышло, хотела выпить с тобой кофе, – пожимаю плечами и киваю Лилии, девочке-бармену. Красивая, высокая, необычная, кореянка, азиаточка. У нее глаза горят на Яра. Но он ее тоже не видит. Хотя они трахаются. Но это физика, и никакой химии с его стороны. А Ли… с ее стороны это тоже форма мазохизма.

– Мы любим тех, кто нас не любит. Мы губим тех, кто в нас влюблен… – произношу я, закрывая глаза. Все понимают, о чем я, но предпочитают делать вид, что ничего не происходит.

– Ли, сделай мне свой фирменный латте с карамелью и шоколадной крошкой. Двойной.

– Оу, не много ли углеводов! За попу не боишься?

– Не слипнется, – усмехаюсь я.

– А мне с коньяком, – просит ее Яр. – И скажешь официантам, чтобы подали в випку, – указывает наверх, забирает со стойки свой ежедневник и идёт к лестнице. Ли смотри ему вслед и вздыхает.

– Как у вас? – сочувствующе спрашиваю я.

– Все по-прежнему. Качественный трах в его кабинете, випке или даже на этой стойке, но ничего более.

– На стойке? – провожу по сукну рукой. Ли усмехается.

– Это неудобно, – отмахивается она.

– Ладно, не грусти, может, что-то изменится.

– Начинаю сомневаться.

Понимаю ее. Каждой девушке или женщине, в конце концов, нужна определенность. Роль проститутки никого не устраивает. Либо ты впускаешь в свой секс чувства и переходишь на новый уровень, либо отношения заканчиваются.

Соскакиваю со стула и иду наверх вслед за Яром. Мне бы отрезать это все. Вырвать с мясом одним рывком. Но, боюсь, мой Пьеро впадет в кому.

Прохожу в випку на двоих. Здесь своего рода приват-зона. Интимная обстановка, полумрак, свет идёт только с балкона основного зала, ниша скрыта от посторонних. Мы садимся на противоположные большие кресла и утопаем в запахе натуральной кожи. Официант подаёт нам кофе и пепельницу для Яра.

Диджей начинает прогонять музыку, и тишину разбавляют миксовые треки. Что-то глубокое, режущее по нервам. Я отпиваю сладкий карамельный латте, наслаждаясь вкусом, а Яр прикуривает сигарету, запивая горький дым кофе с коньяком, и откидывает голову на спинку кресла. Скоро его скованность и зажимы дадут о себе знать, и психология перерастет в реальные физические заболевания. Ярослава нужно реанимировать, но я сама на краю бездны, держусь на ветру, качаясь в разные стороны, из крайности в крайность, периодически срываясь во что-то дикое и неразумное. Я такая же слабая. Мы чем-то похожи. Нас обоих устраивает наш коматоз и рефлексия.

– Почитай мне что-нибудь, – тихо просит Яр. Я знала, что он попросит. Ему сейчас так надо.

Молчу, перебирая в голове строки, ища подходящее. Не надо ему сейчас что-то болючее. Я вижу, его сегодня особенно ломает.

– «Зыбко и хрупко…

Всё зыбко и хрупко,

пусть даже правила связи легки:

не говори в телефонную трубку,

если гудки…»

Яр закрывает глаза и глубоко затягивается.

– «Позже под грудою слов похороним

важное что-нибудь, нам по плечу.

Хочешь, я стану тебе посторонним?

Я – не хочу….»

Вдыхаю и сама закрываю глаза.

– «Воспоминания много не стоят,

пища бумаге и карандашу.

Память, оставь золотым золотое,

очень прошу.

Шарик воздушный,

Кораблик бумажный,

Храм,

Фотография,

Рюмка с вином…

Мы ещё сбудемся – где-то, однажды,

в жанре ином.

В новом, ещё не освоенном стиле

нам нашаманит добряк-режиссёр,

что по сюжету друг друга простили

Все и за всё.

Мы ещё сбудемся – где-то, когда-то,

не вопреки и не благодаря,

но в свой черёд, как сбывается дата

календаря…»

Сама откидываю голову на спинку кресла и дышу. Музыка замолкает, внизу суета и голоса персонала. Одна из официанток визжит и тут же хохочет, голоса парней. Ли что-то строго говорит… Все они есть. Живые, чем-то наполненные…

А мы пустые…

– Спасибо, – произносит Ярослав через какое-то время. Хрипло задыхаясь. Дыши, мой Пьеро. Дыши…

– Не за что.

Открываю глаза, сажусь ровно, расправляя плечи, и отпиваю свой кофе, смотря, как Яр собирается, берет себя в руки и тушит давно истлевшую сигарету. Пахнет сгоревшим фильтром…

– Я часиков до двенадцати. Справишься? – Киваю. – Если что – звони. – Вновь киваю, а он допивает кофе, берет телефон, сигареты и удаляется. Вот так смерть одного человека разрушает сразу нескольких…

Вечер шумный. Народу много, в основном студенты. Пара випок занято золотой молодежью. Ли зашивается в баре, встаю к ней в помощницы, разливая пиво.

За стойкой сидит уже изрядно пьяный мужчина лет тридцати пяти. Пьет водку, не закусывая, рюмку за рюмкой, и вяло наблюдает за мной, но, кажется, думает о своем.

– Повтори, – толкает ко мне пустую рюмку.

– Может, достаточно?

– Позволь мне решать, – вынимает из портмоне мятые купюры и небрежно кидает их на стойку. Усмехаюсь, наливаю ещё ледяной водки.

– Замужем?

– Нет, – качаю головой и разливаю официантам пиво, пока Ли мешает коктейли.

– Парень есть? Мужик, любовник? – с интересом спрашивает он, слегка заплетающимся языком.

– Нет, – усмехаюсь, улавливаю его недоумение.

– Лесби?

– А что, если да? – приподнимаю бровь, смотря, как он залпом выпивает водку.

– Врешь, – в глазах появляется азарт. Всех привлекает что-то нетрадиционное, и чем больше ты извращен, тем больше интереса. Ли рядом посмеивается, подмигиваю ей, отдавая очередную порцию пива официантам.

– Твоя? – спрашивает мужик, кивая на Лилию.

– Моя, – вхожу в азарт, шлепая Ли по заднице. Девушка взвизгивает и усмехается, мешая очередной коктейль. Мужик рассматривает нас с интересом, даже подается вперёд. Толкает мне пустую рюмку. Наполняю, но не до краев, уменьшая ему дозу.

– Поцелуй ее! – выдает он.

– Ммм, мы просто так шоу на публику не показываем.

– Съезжаешь? – ухмыляется мужик. Вынимает несколько крупных купюр, кидает на стол. – Плачу за шоу, – с вызовом произносит он.

– Окей, – киваю ему я. Забираю купюры, хватаю Ли за блузку притягиваю к себе и запихиваю ей деньги в вырез между грудей. Мне ни к чему, а ей прибавка к зарплате не помешает. Ли смеется, понимая, что меня не остановить. Это не самая сумасшедшая вещь, которую я творила. Ли не против, ей тоже азартно и в кайф. Тянусь к ней, прикасаюсь к губам, чувствуя всеобщее внимание. Ли закрывает глаза, приоткрывает рот и проводит кончиком языка по моим губам. У нее малиновая помада. Вкусная. И я слизываю ее, слышу, как нам начинают свистеть, прикусываю ее губу, оттягиваю, а потом всасываю. Нет, я не лесби, и Ли тоже. Это всего лишь игра, азарт, шоу и граница, за которую я люблю заходить. Если уж лететь вниз на полной скорости, так с удовольствием. Сплетаем языки, углубляясь, дразним друг друга, собирая аплодисменты. Смеемся друг другу в губы, отстраняемся, стираем размазанную помаду и возвращаемся к работе. Вкусная девочка, горячая. Чего Яру не хватает?

– Браво! – продолжает хлопать мне мужик. – Но это все, оттого что ты не пробовала настоящего мужика.

– А ты, стало быть, настоящий?

– Да. Попробуешь? – подмигивает мне. – Обещаю, не пожалеешь, – самоуверенно заявляет он. И я начинаю терять интерес к этой беседе. Все так банально и пошло, что тошно.

– Настоящие мужики жёнам не изменяют, – киваю на его кольцо на безымянном пальце, забираю у Ли деньги и возвращаю ему. – Купи лучше жене цветов.

Выхожу из бара и сталкиваюсь с Ярославом. От неожиданности пошатываюсь, но он ловит меня за талию.

– О, Боже! – чувствую, как сердце грохочет. – Напугал, – выдыхаю. – Давно ты вернулся?

– Успел посмотреть ваше шоу, – с нотками злости заявляет он.

– Не бойся, Ли у тебя не уведу, – слегка отталкиваю его и поднимаюсь наверх.

– На хрен ты это вытворяешь?! – психует и идёт за мной.

– Яр, расслабься. Мы просто поиграли. Если тебе неприятно, я ее больше не трону.

– Да при чем здесь на хрен Ли?! – заходим в его кабинет, на часах почти час ночи, и меня немного клонит в сон.

– Дурак ты, Ярослав. Такую девушку упустишь.

– Ладно, проехали, – отмахивается он. – Тебя отвезти домой? – остывает.

– Нет. Не хочется. Можно, я у тебя посплю? – киваю на диван.

– Может, ко мне поехать? – вынимает ключи от квартиры.

– Нет, – качаю головой. На его территорию я не зайду. Нам не нужно это саморазрушение. – Я здесь, – открываю шкаф и достаю плед. Ярик часто здесь ночует. Точнее, отсыпается после ночных смен. Распускаю волосы, скидываю туфли, забираюсь на диван, устраиваясь поудобнее, укутываюсь в плед и закрываю глаза. – Разбудишь в шесть. Я домой съезжу переодеться.

Дома у меня новый цербер. Дед не справился и нанял мне цепного пса. И с виду интересный и глубокий мужчина сразу стал для меня безликим.

– Хорошо, – чувствую, что он какое-то время смотрит на меня, а потом покидает кабинет.

Глава 6

Эльвира

Утро для меня всегда недоброе. Утром я ненавижу весь мир, иногда и себя. Особенно, если спала недолго и в неудобном положении. Очень хочется свежего кофе, но все кофейни по дороге в полседьмого утра еще закрыты.

Паркую машину под навесом, кидаю ключи одному их охранников, прося проверить масло. Нет, он не обязан этого делать, но я пользуюсь обаятельной улыбкой, строя из себя истинную «блондинку». Всегда работает. Мужчины тешат свое эго, помогая милой «дурочке».

Мне срочно нужен душ, кофе и, наконец, заняться дипломной.

Тишина. Дед улетел, и я даже мило пожелала ему счастливого пути сообщением. В коридоре пахнет холодным парфюмом, что-то ментоловое с нотками бергамота. Что-то новое, явно не дедовское. Ах, да, у нас же поселился цербер. Устроила бы ему «доброе утро», но Доронину повезло, я с утра без настроения.

Принимаю контрастный душ, чтобы прийти в себя. Сушу волосы, собирая их в высокий хвост, надеваю белую маечку на тонких бретелях и короткие шорты. Немного прохладно после душа, и я накидываю легкий серый асимметричный кардиган. Спускаюсь вниз, прохожу на кухню, включаю кофемашину, подставляю большую кружку и жду. Упираюсь бедрами в тумбу, складываю руки на груди и смотрю в окно.

Светает, ветер гоняет пожухлые листья. Всегда любила осень. Есть в ней что-то лиричное и философское. Голова тяжелеет, на затылок давит. Глубоко вдыхаю, задерживаю дыхание и выдыхаю. Дышу так несколько раз, иногда помогает, и головная боль проходит. Но не в этот раз.

– Доброе утро, – голос низкий, спокойный, уверенный. Поворачиваюсь и вижу, как на кухню проходит Доронин. Рано. Он уже полностью собран: в стильном пиджаке и идеально выглаженной рубашке. Осматриваю мужчину с ног до головы и изъянов не нахожу. Он гладко выбрит, одежда сидит идеально, туфли блестят, руки ухоженные, часы переливаются, и запах под стать хозяину. Ну так же не бывает. Идеальных людей не существует. Должны быть изъяны, не снаружи так внутри. Киваю ему, усмехаясь, но реакции не получаю. Серьезен, собран.

Забираю свой кофе и ставлю его на кухонную стойку из белого мрамора. Открываю холодильник, краем глаза замечаю, как Доронин берет чашку и настраивает кофемашину, делая себе кофе. Достаю творожный сыр, нарезку из красной рыбы, выкладывая все на столешницу. Поднимаю глаза и замечаю, как Доронин стирает бумажной салфеткой капли кофе, расплескавшиеся из моей кружки, и ставит ее на специальную поставку. Замираю, выгибая брови, но никак не комментирую. Хотя хочется съязвить что-то про «идеальную няньку».

– Будешь? – киваю на рыбу и сыр.

– Нет, – спокойно отвечает мужчина, даже не взглянув на продукты, садится за стойку на высокий стул и что-то листает в телефоне.

– А что так? Я готовлю, конечно, не айс, но давно никого не травила? – Нет, я не хочу подружиться с господином адвокатом, мне просто хочется его достать любыми способами. Доронин отрывается от телефона, переводит взгляд на сыр и рыбу, потом на меня, секунду задерживается на моих глазах и все же кивает.

– Ладно, давай. И кофе подай, – кивает на свою чашку, на что я выгибаю брови. Это даже не просьба. Звучит, как распоряжение или даже приказ. Разворачиваюсь, смотрю на американо, беру чашку, медленно иду. Подаю Доронину чашку, и за секунду до того, как он пытается ее взять, отпускаю. Чашка со звоном падает на стол, горячий напиток разбрызгивается в разные стороны, включая его идеальную рубашку, костюм и брюки. А я успеваю отскочить назад.

– Ой, прости, я не хотела, – говорю, язвительно улыбаясь. Тишина. Доронин осматривает себя, закрывает глаза, глубоко вдыхает, а когда открывает, посылает мне такой взгляд, что в кровь выбрасывается адреналин. Я словно прыгнула с тарзанки и лечу, лечу, лечу. Страшно, но азартно. В его серых глазах плещется штормовое море цвета благородного серебра. Агрессия, ярость, будто потревожили самого опасного хищника. Но это все в глазах, а на лице – маска непроницаемости, даже не дрогнул.

– Ты нормальная? – холодно спрашивает он.

– Нет, – отвечаю я, посылая ему улыбку, беру свой кофе и отпиваю.

Доронин разворачивается и покидает кухню.

Какая выдержка.

Даже интересно.

Похоже, будет весело.

Беру тряпку и убираю безобразие, которое натворила. Делаю себе бутерброд, сажусь за стойку и спокойно завтракаю. Ничто так не бодрит по утрам, как испорченный костюм и настроение Доронина.

Жарко. Снимаю кардиган, беру ноутбук и устраиваюсь на любимом огромном кресле, складывая ноги на пуфик. Открываю работу и вкладки с нужным мне материалом. Пытаюсь сосредоточиться, но меня отвлекает голос Доронина, спускающегося по лестнице.

– Да, Константин Сергеевич. Ничего не подписывайте, пока я не подъеду. Да, я понимаю. И этого тоже делать не нужно, – спокойно, с расстановкой поясняет он. Поднимаю глаза и вижу на нем свежую черную рубашку и серый костюм, очень подходящий к глазам. Если расценивать этого мужчину объективно, без личной неприязни, то он довольно привлекателен. Взрослый, статный, я бы даже сказала, породистый, холодный хищник. Определенно, харизматичен и сексуален. Провожаю его взглядом.

– Хорошего дня, господин Доронин, – кричу ему вслед и разочарованно вздыхаю, когда он даже не оборачивается. Хоть бы огрызнулся.

Несколько часов работаю над дипломной, пока голова окончательно не перестает соображать. Возвращаются головная боль и напряжение в шее, поворачиваю голову, чтобы размять шею, простреливает болью, словно зажало нерв. Убираю ноутбук. Встаю с места, прохожусь по дому, накидываю куртку и выхожу во двор. На воздух. Холодно сегодня, ветрено. Накидываю капюшон, обнимаю себя руками и обхожу дом, направляясь к конюшне. Там моя Элегия, моя единственная подруга, которая знает все, что творится в моей голове.

Моя девочка чувствует меня издалека, фыркает и переступает с ноги на ногу, когда я захожу в конюшню. Моя красавица. Белая кобыла. Кремовая.

– Привет, моя хорошая, – глажу Элегию, прислонюсь щекой к ее морде и закрываю глаза. Она такая мягкая, теплая. Отрываюсь от лошади, улыбаюсь, понимая, что она тоже рада меня видеть. А глаза у Элегии зелёные-зеленые, как весенняя листва. Беру специальную щётку, начиная расчёсывать мою девочку.

– Знаешь, он приставил ко мне няньку. Такого лощеного адвоката, – усмехаюсь. – Нет, я оценила размах и щедрость деда. Не тупой амбал, а довольно умный и привлекательный мужчина. Породистый, можно сказать. Только вот, знаешь, мне цепные псы не нужны, какие бы благородные они ни были, – беру из специального контейнера морковь, яблоки и скармливаю Элегии. – В общем, он здесь ненадолго, – смеюсь я, когда лошадь щекочет мою ладонь, требуя ещё. – Пошли погуляем? – Кивает. Она всегда меня понимает. Верхом мне нельзя. Поэтому мы всегда просто гуляем.

Сделав несколько кругов вдоль озера и наговорившись с Элегией, возвращаю ее в стойло. Туман в голове рассеивается, а вот боль в шее и затылке наоборот усиливается. Захожу домой, скидываю куртку и иду к бару. Наливаю себе вина, долго смотрю на дно бокала, играя с напитком, не решаясь сделать глоток. Так и спиться недолго. А от таблеток меня мутит. Ставлю бокал на край барной стойки, забираюсь на высокий стул и пытаюсь размять шею. Морщусь от боли и вновь беру бокал.

– Алкоголь не поможет.

Вздрагиваю от неожиданного голоса Захара, поворачиваюсь и вижу его в дверном проёме. Стоит такой весь идеальный и наблюдает за мной. Мне теперь просто принципиально важно найти в нем хоть один недостаток. Что вы скрываете за внешним лоском, господин адвокат?

– Для человека здорового и больного вино и мед являются наилучшими средствами, если они натуральны и если принимаются правильно, – произношу я и делаю глоток.

– Гиппократ? – приподнимает брови, словно не ожидал, что в моей блондинистой голове что-то есть. – Согласен с высказыванием, но есть другой, более эффективный способ.

– Таблетки пить не буду, – отмахиваюсь я и делаю ещё глоток.

– А я и не о них, – он отталкивается от дверного косяка и идёт ко мне, одновременно снимая пиджак. Вешает его аккуратно на барный стул рядом со мной и закатывает рукава рубашки. Наблюдаю за ним с интересом и попиваю вино. Почему-то хочется извиниться за утренний кофе, но я держусь. – Поставь бокал и сядь ровно, – опять эти приказные нотки. Кажется, он не способен на просьбы. Но мне дико интересно, и я повинуюсь, смотря, как Захар растирает ладони. – Расслабься.

Он встаёт позади и перекидывает мой хвост на плечо. Теплые, сильные руки ложатся на мои плечи, и я замираю, сглатывая. Веду плечами, пытаясь их стряхнуть.

– Я сказал расслабиться! – уже явная команда. Ладно, его взяла. И что там дальше? Доронин начинает разминать мои плечи, как профессиональный массажист, отточенными движениями. Это само самой расслабляет. Закрываю глаза. Умелые пальцы находят некие волшебные точки на моем затылке, и напряжение уходит. В какой-то момент хочется простонать от удовольствия. Волшебные руки. Одновременно сильные, уверенные, но такие умелые, а вкупе с холодным ароматом его парфюма – так это вообще спа-процедура. Не мужчина, а бог.

– Ай! – вскрикиваю я, когда эти умелые руки нажимают на определенную точку между ключицей и шеей, и простреливает болью. Дергаюсь, но он продолжает на нее давить.

– Терпи, так надо. За болью придет нужный эффект.

Ладно, стискиваю зубы, зажмуриваюсь и терплю, чувствуя, как нажим усиливается, и от боли уже немеет рука.

– Ну все, хватит! – сталкиваю его руку, и Захар отпускает. Обходит бар, наливает себе тоника со льдом. Двигаю шеей, и ничего не болит. Напряжение прошло, и голова ясная. Удивленно распахиваю глаза, а он салютует мне бокалом и слегка усмехается только губами. Знает, гад, что бог.

– Боль является инструментом пробуждения сознания, – произносит он, допивает тоник, берет пиджак и поднимается наверх.

Глава 7

Захар

Сегодня ежегодный тематический вечер в честь пятилетия существования клуба. Приглашены только члены клуба. Клуб небольшой. С виду как закрытая усадьба. В основном зале, рядом с небольшой сценой расположены столики с круглыми светильниками, бар и отдельные ВИП-ниши с диванами, обтянутыми черной кожей, и низкими столами, ограждёнными бархатными ширмами. На втором этаже комнаты для сессий на любой вкус.

Я в одной из ниш со своей Нижней. Диана. Хорошая, покорная, преданная, идеальная Нижняя. Отношения у нас только в пределах сессий и только в стенах этого клуба. Как только мы выходим за его стены – мы друг другу никто. Нет, она, конечно, может обратиться ко мне за помощью в любое время. Как профессиональной, так и психологической. Я не откажу. Но таких случаев еще не было. У нас строгая договорённость и четко расписанные правила, который каждый из нас соблюдает. Диана не хочет, чтобы о ее пристрастиях узнали близкие. Хорошая девочка: отличница, медалистка, красный диплом, магистратура. Гордость строгого отца-военного, который спит и видит ее прокурором или судьей и периодически сватает ей «своих» выгодных только ему мужиков. А Диана…

А Диана великолепна в роли Нижней. И если запереть ее в пределы ванильных отношений, этот цветок зачахнет и завянет. Диане нужна боль, она возрождает ее и постоянно держит в тонусе. Если ее отец-генерал узнает о ее принадлежности к теме… мне ее жаль. Так безжалостно обрывать девочке крылья. Путь они не ангельские, черные, но они красивы. И душа у нее красива, пусть и не вписывается в общие нормы морали.

С нами один из основателей клуба, Назар, со своей женой. Да, он женился на Нижней, у них ребенок, и все счастливы. И так тоже может быть. По моему мнению, тематические пары самые крепкие. Но… Но это уже мои загоны.

На сцене под живой аккомпанемент поет джазовая певица. По традиции в этот день нет никаких мастер-классов, показательных сессий и экшнов. Просто вечер. Не совсем обычный, конечно. Кто хочет, поднимается наверх в комнаты. Кто-то демонтируют свои пристрастия на публику. Например, вон той паре нравится публичность, и Нижняя сидит не за столом, а у ног своего Топа. А я… а я просто отдыхаю… С Дианой у нас давно не было сессий, и я чувствую, что ей очень нужно. Слишком напряжена. А моя проблема в том, что мне не хочется. Наш договор подходит к концу, и я не намерен его продлевать. И дело не в девочке. Она умница. Зайка. Такая ручная. Дело во мне. Сам не понимаю, что со мной. А если появились сомнения, и теряешь почву под ногами, то лучше на время выйти из темы. Либо перегнуться и отдать контроль Топу. К этому я не готов.

Тема за нашим столом отстранённая, мы обсуждаем шибари как японское искусство. Немного споря о том, что именно является основными принципами: эстетика или все же вид воздействия на отдаленные точки.

Перевожу взгляд на Диану и вижу, что она не может расслабиться. Заглядывает мне в глаза и тут же отпускает их на свои руки на коленях. Осанка ровная, шея длинная, тонкая, кожа молочная. Очень нежная девочка, любящая боль, воспринимающая ее как освобождение. И это правильно.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо спрашиваю у нее. – Кивает. – Можешь сказать, – принимаю у официанта бокал шампанского и передаю его Диане.

– Спасибо, – берет бокал, отпивает пару глотков, облизывая губы.

– В глаза мне посмотри? – беру ее за подбородок, заглядываю в карие глаза и вижу там усталость. Она морально истощена. Что-то очень гложет ее. Хорошо, проведу сегодня с ней последнюю сессию. Только дня нее, себе не возьму. Это прощальный подарок.

– Я бы хотела поговорить наедине, – робко сообщает она.

– Хорошо, еще полчаса, и поднимемся. Можешь выпить еще бокал шампанского, но не больше! Вслушайся в музыку, попытайся уловить смысл, ритм, слейся с ней, расслабься.

Провожу рукой по ее оголенной спине в вырезе платья, нащупывая пару зажимов.

– К массажисту. Чтобы занималась. На полный курс, – шепчу ей, наклоняясь. Веду ладонью к затылку, цепляю тоненький ошейник в виде змейки и оттягиваю его. – Почему так туго? Он тебя душит! – отстегиваю, расслабляя на одно звено.

– Спасибо, Мастер, так, и правда, легче.

Киваю Диане. Беру со стола бокал с виски. Я почти не пью, так, слегка пригубляю, поддерживая компанию.

Назар поднимается с места, подаёт своей жене руку и покидает нас. Он распорядитель и должен сказать речь. Откидываюсь на спинку, вдыхаю, рассматривая Диану. Ей будет нужен новый Верхний. Очень надёжный, кто-то из тех, для кого тема сродни религии, и тот, кто соблюдает все каноны. Нет, выбор, конечно, за ней. Но я хочу, чтобы у девочки было все хорошо.

Слышу знакомый смех, резко поднимаю глаза, осматриваю зал и натыкаюсь глазами на ту, которой здесь быть не должно априори.

Элина!

На чертовке чёрное платье в пол с широкой юбкой, но с разрезом сбоку, который оголяет стройную ногу почти до бедра, не скрывая резинку чулок. Тонкий материал идеально облегает ее талию и грудь, ложится полоской на одно плечо, а второе оголено. Волосы собраны вверх, открывая шею, на губах бардовая матовая помада, как яркий акцент. Туфли на шпильке, и она очень достойно себя несёт, привлекая внимание. Но главное не это. Меня приводит в ярость то, что на ее шее бархатный ошейник. А я точно знаю, что она не имеет никого отношения к теме.

Дура.

Наблюдаю, не собираясь обозначать свое присутствие. Как она попала сюда? Под чью-то ответственность? Так здесь не цирк, чтобы ходить посмотреть. Пришла в клуб, надела ошейник, заявила о себе – соответствуй.

С ней рядом двое парней. А вот их я знаю. Это гей-пара. И как ты уговорила наших нетрадиционных друзей? Хотя я в тебе не сомневаюсь. Ты «одаренная» девочка. И хитрая. Если что-то захотела… То я сочувствую этим парням. Ну, развлекайся, Элечка. Теперь я понимаю твоего деда. Ты лезешь туда, куда тебе не стоит. Ну, хоть не в притон пришла. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.

Чувствую на себе взгляд Дианы, поворачиваюсь, улыбаюсь ей. Расслабилась немного. Щеки покраснели. Улыбается мне в ответ.

– Ну, говори, мы наедине.

– Мастер хочет со мной расстаться? – проницательная девочка.

– Да, я не буду продлевать договор, – мог бы солгать или уйти от ответа, чтобы не портить вечер. Но я всегда искренен и открыт перед Нижними, я уважаю их так же, как они уважают меня. Заблуждение, что Нижняя – бесправное животное. Да, вы сверху; да, вы управляете; да, ее контроль и воля в ваших руках, но вы не имеете права унижать, если это, конечно, не обговорено в рамках сессии. Хочешь уважения и ее доверия – будь открыт. Тут все очень тонко. Зато честно. Вот, наверное, поэтому я уже несколько лет в теме.

В глазах Дианы сожаление, и она пытается его от меня спрятать. Вдыхаю.

– Говори все, что думаешь.

– Я плохо служила вам? Что-то нарушила? – она такая же открытая и уязвимая сейчас.

– Нет, ты идеальна и совершенна. Дело во мне, что-то внутри меня… – Диана распахивает глаза, улавливая мои слова. – Не могу объяснить… сам хочу понять. А с таким ощущением лучше не брать контроль. Согласна?

– Да, – кивает.

– Спасибо, что понимаешь меня. Боюсь потерять грань, перейти границы и навредить тебе.

– Сегодня сессии не будет? – немного разочаровано.

– Ну почему, я дам тебе все, что ты хочешь. Я чувствую, что тебе нужно. Себе не возьму. Все только для тебя, Диана.

– Спасибо, Мастер.

– Тяжелая неделя? – Кивает.

– Отец хочет выдать меня замуж.

– Очередной претендент? – иронично усмехаюсь.

– На этот раз все серьезнее. Он настаивает… Там сын нужного ему человека.

– Пойми, Диана, ты не товар, он не может выдать тебя замуж против воли.

– Там все сложно. Мы можем встретиться вне стен этого клуба? Я бы хотела кое-что обсудить и попросить помощи. – Всматриваюсь ей в глаза, там отчаянье. Киваю.

– Да, я позвоню завтра.

– Спасибо, Мастер, – берет мою руку. – Можно? – Киваю, и Диана целует мою ладонь.

Поднимаю глаза и вижу, как в этот момент на меня смотрят пронзительные бирюзовые глаза. В них сначала мелькает шок, удивление. Не ожидала. Только я, в отличие от тебя, не играюсь – я так живу.

Эля сглатывает, кажется, не осознавая, что уже несколько секунд не сводит с нас глаз. Усмехаюсь и поглаживаю Диану по лицу. Эля приходит в себя, сначала резко отворачивается, а потом вновь поворачивается. Глаза шкодные, прищуренные, словно разгадала все мои тайны. Только этого мне не хватало! Ты ведь не собираешься ничего выкинуть? И не жалко тебе парней, их же вышвырнут из клуба.

– Диана, иди наверх, в нашу комнату. Готовься. – Кивает, поднимается и уходит. А я встаю и иду в Элине, смотря, как она на секунды теряется. Да, твой дед был прав: выпороть тебя не помешает.

Глава 8

Захар

– Добрый вечер, – подхожу к столику. И первое, что делает Эля, это опускает глаза в пол. Ммм, как интересно. Первая реакция – она самая честная. Девочка не успела закрыться и сымпровизировать. И этим прекрасна в своей покорности.

– Добрый вечер, Захар, – отвечает мне Топ в гей-паре.

– Взял себе ещё одну рабыню?

Да, у них всё жёстко. Герман тащится по унижениям. Знаешь ли ты об этом, Элечка? Конечно, нет, и придешь в ужас от их практик. Даже меня иногда подташнивает, когда я это представляю.

– Нет, это наша гостья под мою ответственность.

– А ошейник для антуража? – спрашиваю я, выразительно осматривая Элину. Видно, что девочке есть что сказать, заметно, что она очень хочет высказаться, но молчит. Умная девочка, понимает, где и с кем находится, и принимает правила поведения. Значит, все же играешь по правилам?

– Ошейник – для безопасности, Захар. Присаживайся с нами, – указывает мне на стул рядом с Элиной.

– Спасибо, но… Можно твою гостью на пару слов?

– Заинтересовался? Но она не в теме и вряд ли когда-либо будет, по крайней мере, в позиции снизу, – усмехается Герман. Это я лучше его знаю.

– Нет, мы знакомы, и я в какой-то мере ее опекун, если можно так сказать.

Элина поднимает на меня яростный взгляд и сверлит глазами. Какая горячая девочка.

– О, это правда, Элина? – удивленно спрашивает он.

– Ты ставишь под сомнения мои слова? – выгибая брови, интересуюсь я, на что тот сразу тушуется. Они недавно в нашем сообществе и не хотят иметь проблем.

– Нет, что ты. Если Эля хочет… – разводит руками.

– Эля хочет, – подаю ей руку, она глубоко вдыхает, но все же вкладывает свою ладонь в мою. Сжимаю сильнее, чем нужно, и тяну ее на себя, помогая подняться. Увожу. Идёт, не сопротивляется. Хотя мне в спину давит очень недобрый взгляд. Но девочке слишком любопытно, и она не может себе отказать в удовольствии узнать все мои тайны.

Вывожу ее из зала, завожу в отдельную комнату на первом этаже. Здесь лайтово. Стены обиты кожей, качели, кушетка, пара кресел и зеркала. Запираю дверь, разворачиваюсь, наблюдая, как она с интересом рассматривает полумрачное помещение.

Не могу не отметить, что девушка статная, умеет себя подать. Эстетично, красиво, со вкусом. И запах. Вдыхаю глубже. Обезоруживающе. Утонченные ненавязчивые аккорды: ирис, жасмин, грейпфрут. Необычное сочетание игривых нот. Вкусно. Ещё глубокий вдох. Заводит.

Открываю глаза, находя Элину в кресле, внимательно меня разглядывающую. Она закинула ногу на ногу, платье скользнуло вниз, обнажая ноги, затянутые в черный капрон. Идеальные ноги, классические лодочки делают их ещё длиннее. Ее руки лежат на подоконнике, грудь размеренно вздымается, в глазах блеск. Спина ровная, идеальная осанка. Хорошая поза, фиксирую ее глазами.

– Я вызываю тебе такси, и ты немедленно едешь домой, – произношу, вынимая из кармана телефон.

– А ты, стало быть, доминант? – ухмыляется она, игнорируя мои слова.

– Девушка, можно мне машину? – называю адрес, и мне сообщают, что нужно ждать около десяти минут. Сбрасываю звонок. Подхожу к тумбе возле двери и облокачиваюсь на нее бедрами, складывая руки на груди.

– Вы, – поправляю ее, понижая тон. Хочется схватить девчонку за этот чертов ошейник, развернуть, вжать лицом в диван, зафиксировать и реально выпороть. Розгой, пожестче!

– Что?

– Если ты пришла сюда, надев ошейник, будь добра, соответствуй. Можно нарваться. Уважай тех, кто сверху.

– А я никому не принадлежу, – цокает она, проходясь язычком по бордовым губам. Смазать бы эту помаду пальцами, одним грубым движением. Новые желания будоражит, и я пытаюсь прочувствовать их глубже.

– Тогда не нужно было надевать атрибут, и все бы поняли, что ты свободна.

– Ну откуда же мне знать, это ты у нас специалист. Ой, – наигранно прикрывает рот рукой. – Простите, Господин! Вы, – язвит.

– Прекрати кривляться и строить из себя дуру. Не разочаровывай меня.

На мой телефон приходит сообщение о прибытии такси.

– Марш домой в кровать. Тебе здесь не место!

– Ммм, Господин, Мастер, Верхний, или как вы предпочитаете? – опять язвит, не принимая меня всерьёз. Усмехается, встаёт с места и демонстративно срывает ошейник. – Я вам не принадлежу. Поэтому делаю всё, что хочу, когда хочу и где хочу! – нагло заявляет девочка и идёт к двери. Непокорная. Но больше играет, специально нарываясь. Какой-то детский протест. Но я в такие игры не играю. Перерезаю путь, не позволяя ей выйти. Понимаю ее деда: такую добром не обуздаешь, здесь не просто ошейник нужен, здесь стальные оковы не помешают.

– Мне абсолютно плевать, чего ты хочешь, а чего нет. Ты едешь домой! – меня начинает утомлять этот спектакль. – Либо по-хорошему, либо по-плохому! – не повышаю голос, но говорю очень убедительно, заглядывая в глаза лазурного цвета. Там много всего намешано. Дерзость, наглость, дурость, но где-то на дне, за слоями масок кроется отчаяние и что-то очень болезненное.

– Немедленно выпусти меня! – требует она, начиная часто дышать. И я понимаю, что, выйдя из этой комнаты, мы устроим «шоу». Домой она явно не поедет. А гоняться за ней по периметру я не намерен. Наверху ждёт Диана, которая очень нуждается во мне.

– Остынь! – хватаю Элю за руку и тяну к креслу.

– Да что ты делаешь?! – возмущается она, но я не обращаю внимания, насильно усаживаю ее и быстро выхожу из комнаты, запирая на ключ. Шумоизоляция здесь превосходная. Она, естественно, что-то кричит, требует и колотит в дверь. Но все это звучит глухо, словно из-под воды.

Глубоко вдыхаю, поправляю пиджак, дёргаю ворот рубашки и прячу ключ в карман. Иду к охране, прошу не отпирать Элину и поднимаюсь наверх. Посидеть в тишине и подумать над своим поведением ей полезно. Напомните мне, зачем я в это ввязался? Хотя просыпается некий азарт заглянуть в душу девочке, выяснить, что она прячет за этой бравадой и детским бунтарством.

Элина

Да как он смеет! Я не его вещь! Он не имеет никакого права. Плевала я на то, кем он себя здесь позиционирует! Колочу кулаками в чёртову дверь, ломаю ноготь, но понимаю, что всё бесполезно. Прохожусь по комнате, пинаю кресло и понимаю, что задыхаюсь от злости.

Осматриваю ещё раз комнату. Ну хоть не красная, и на том спасибо. Сплошная кожа. Кушетка эта пугающая. Боюсь представить, что на ней делают. Пахнет стерильностью. Оглядываюсь и понимаю, что зеркала развешаны так, что можно разглядеть себя со всех сторон, вкупе со специальной подсветкой выглядит пугающе. Комната давит. Хочется немедленно ее покинуть.

Да что же это такое! Это вообще незаконно – удерживать меня!

Ещё раз колочу в двери, но только отбиваю себе руки.

– Сволочь! Гад! Извращенец! – кричу в отчаянье. Падаю без сил в кресло. Хватаю свой клатч, вынимаю телефон. А кому звонить? Что сказать? Меня заперли в тематическом клубе. Я клятвенно пообещала Герману никому не рассказывать об этом месте. Иначе у него будут проблемы. Так пусть он и вытаскивает меня. Набираю его номер. Долго слушаю гудки, откидывая голову на спинку кресла. Но он не отвечает. Вот так просто игнорирует меня. Прекрасно. Развлеклась. Сунула свой нос, куда не следует.

Откидываю телефон на низкий стол рядом с креслом и закрываю глаза. Доронин!

Как я оказалась в этом месте? Все просто. Я ненормальная. И пытаюсь заполнить свою пустоту чем угодно. Герман. Он часто посещает клуб Ярослава. Там мы и познакомились. Я долго наблюдала за его поведением и отношением к своему парню. Сексуальные меньшинства давно меня не удивляют, а вот тема… Нет, в теории я, конечно, много что читала, а вживую побывать в неком сообществе – это что-то сумасшедшее и будоражащее. Как я его уговорила? Все просто. Я не уговаривала. Герман азартен. Это его и погубило. И мой тематический друг банально проиграл мне в бильярд. И вот я здесь в качестве гостьи.

Чего я хотела?

Да в общем-то ничего. Просто посмотреть, пропитаться атмосферой и хотя бы на день избавиться от головной боли. Не спорю, я сама виновата. Но… Я живу, как умею. И никому не позволяю меня судить.

Доронин!

Не ожидала его здесь увидеть. Нет, я понимала, что есть в нём что-то такое темное. Но даже не подозревала, что настолько. Увидела, как эта девушка преданно смотрит ему в глаза и ластится как домашняя кошка, целуя ему руки. Это не шок. Это нечто другое. Страх? Нет, но что-то похожее на экстрим, когда страшно до замирания сердца, тело протестует, просыпается инстинкт самосохранения, но ты всё равно прыгаешь с парашютом и летишь. Адреналин мощным потоком выбрасывается в кровь. И…

Доронин.

Мастер. Кто бы мог подумать. А я гадала, откуда в нем столько самообладания и контроля.

Но все очарование рассеялось, как только этот мужчина попытался мной управлять. У него есть здесь зверушка, вот пусть она ему и служит. А я такого права ему не давала. Может, я не хочу, чтобы меня спасали и направляли. Мне нравится саморазрушение. Я получаю от этого удовольствие. Особый вид мазохизма.

Расслабляюсь и не замечаю, как за мыслями погружаюсь в сон. Сквозь пелену слышу щелчок замка. Открываю глаза и вижу в дверях Доронина. Он снял пиджак и обнажил сильные руки с переплетением вен, закатив рукава рубашки. Глаза усталые. Натрахался со своей зверушкой. Утомился. Захар лениво осматривает меня, задерживает взгляд на моих ногах, но его привлекает, скорее, упаковка. Чулки, туфли. Хренов эстет.

– Поехали домой, – как всегда распоряжается. Но он что-то путает, я не его Нижняя. Встаю с места, хватаю клатч, обхожу мужчину и быстро иду на выход. – Стоять! – опять команда. Нет, это нужно пресекать на корню. Разворачиваюсь, показываю ему средний палец под удивлённый и даже шокированный взгляд девушки на входе. Что, ещё никто так не посылал ваших господ?

Доронин пытается меня схватить за руку, но я уворачиваюсь и выбегаю на улицу, даже не взяв свое пальто. Не знаю, куда бегу. Мне все равно, главное подальше от этого мужчины. И домой я тоже больше не вернусь!

Глава 9

Элина

Бежать не позволяют чёртовы шпильки. Быстро иду, обнимая себя руками. Холодно. Ветер усиливается, пробирая до костей. А платье слишком открытое. Дождь начинается, окропляя меня холодными, практически ледяными каплями. Оглядываюсь, понимая, что за мной никто не бежит. Дура, конечно, могла бы и доехать с Дорониным до дома, а там нормально одеться и свалить от цербера. Но когда мной руководят эмоции, я неадекватная. За поворотом должна быть стоянка такси, и я ускоряю шаг, потому что дождь тоже усиливается. Меня начинает трясти от холода.

Вздыхаю почти с рыданием, когда понимаю, что на стоянке нет ни одной машины. Дождь уже намочил волосы и платье, зубы стучат. Остаётся только поймать попутку. Взмахиваю рукой мимо пролетающим машинам. Бесполезно, никто не останавливается. Идиотка. Вынимаю из сумочки телефон. Но экран сразу же заливает дождь, и сотовый перестает мне подчиняться. Трясет настолько, что пальцы не слушаются.

Нужно возвращаться назад. Забрать пальто и вызвать такси – в моей голове, наконец, появляются здравые мысли. Разворачиваюсь и иду назад, уже не чувствую тела. Мокрая. С меня течет. Даже в туфлях вода.

Отскакиваю на обочину, когда рядом со мной резко тормозит машина. Ну хоть кто-то сжалился – выдыхаю я. Передняя дверь открывается… Доронин.

– Немедленно села в машину! – нет, он не кричит, но тон такой, что, кажется, готов меня придушить. И вот мне бы, дуре, покориться, чтобы не подхватить воспаление лёгких, но я с силой захлопываю дверь машины, снимаю туфли, выкидывая их в кусты, и бегу по направлению к клубу. Моя сумасшедшая и неадекватная девочка внутри кричит, что этот мужик не будет мной управлять. Бунтует и беснуется.

Слышу позади визг тормозов, не оборачиваюсь, дождь уже льёт как из ведра. У меня спирает дыхание от холода и бега. Глотаю воздух, но в рот заливается вода. Ещё немного, я уже вижу огни усадьбы. Сильная рука хватает меня сзади за шкирку, словно нашкодившего котенка, и тащит к машине. И нет бы мне сейчас включить адекватность и все же повиноваться, но моя ебан*тая девочка начинает кричать и колотить Доронина кулаками, требуя, чтобы отпустил. Я знаю, чего она боится. Власти. Чувствуется, что этот мужик может подавить и уничтожить мою девочку.

– Отпусти, я сказала! – хрипло кричу и изо всех сил толкаю Доронина. Он молчит, сам уже весь мокрый. Не реагирует на мои удары, продолжая насильно тащить к машине, растягивая мокрое платье, швы которого больно впиваются в кожу. – Отпусти, я сказала! – ору словно ненормальная, ещё раз толкаю его, поскальзываюсь и понимаю, что лечу назад на бетонный бордюр. Я ещё не упала, но уже понимаю, что падение либо убьет меня, либо покалечит. Но не долетаю до бетонного бордюра. Сильные, я бы сказала, жёсткие руки подхватывают меня за талию и вжимают в твердое тело.

– Раздевайся! – четкий приказ, и он уходит в ванную. Я завожу руки за спину и, не задумываясь зачем, расстегиваю платье, стягивая его с себя, подчиняясь только холодному голосу. Если он так сказал, значит так нужно. А зачем – знает только он. Так и стою посреди полумрачной комнаты, освещенной только фонарем со двора. На мне остаются съехавшие чулки и черные стринги. Как я себя чувствую? Никак. Ни стыда, ни злости – ничего…

Захар возвращается в комнату, берет меня за руку и ведёт в ванную. Там пахнет кокосовой пеной и влажно от пара, исходящего от наполненной горячей ванны.

– Разденься полностью, – голос спокойный, но повелительный, словно это мой внутренний, подсказывающий, что делать. Цепляю резинку трусиков, стягиваю их с бедер, двигаю ногами, и трусики падают с меня на пол, переступаю через белье, наклоняюсь, чтобы стянуть чулок, но меня пошатывает. – Сядь, – Захар указывает на пуфик, и я послушно присаживаюсь. Мужчина подходит ко мне, отпускается вниз, садясь передо мной на корточки, и сам медленно снимает чулки, без какого-либо сексуального подтекста. По крайней мере, я его не чувствую. Ничего не чувствую, только вижу у своих ног очень сильного мужчину, который бережно освобождает меня от грязных чулок.

– В ванну! – опять четкий приказ. Тело повинуется само собой. Мой разум отключен, а телом должен кто-то управлять.

Захар помогает мне подняться на ноги и забраться в ванную. Горячо, мурашки разбегаются по коже. Но хорошо, тело привыкает. Ложусь и со стоном откидываю голову на бортик, закрываю глаза. Наконец тепло, дрожь прекращается, накатывает усталость, и приходит долгожданное расслабление. Слышу, как Захар уходит, и окончательно расслабляюсь, зависая где-то на грани сна, уходя в себя.

Не знаю, сколько проходит времени. Мне хорошо, я плыву, я невесома, я пуста, меня ничто не наполняет, я ни о чем не думаю и ничего не хочу.

В сознание приводит всплеск воды. Открываю глаза и вижу перед собой Доронина. Он проверяет воду и вытирает руки полотенцем. Уже переодетый в серый спортивный костюм с капюшоном, с закатанными рукавами, волосы влажные, как после душа. Такой свежий и собранный. Идеальный в любое время дня и ночи, в любой ситуации. Бог.

– Вода остыла. Выходи, – спокойно говорит он и подаёт мне руку. Поднимаюсь, принимая его помощь. С моего обнаженного тела стекает вода, Доронин медленно проходится по мне взглядом, но это не вызывает никаких чувств. Он взрослый мужчина и видел множество женских тел. Да и я не девственница.

Мужчина снимает с вешалки мой белый пушистый халат и помогает его надеть, сам завязывая пояс. Выходим из ванной. Хочется спать. Моя кровать расправлена. Над ней включен неоновый светильник, а на тумбе стоит большая кружка с чаем.

– Садись, – указывает на кровать. Выполняю, смотря, как он берет кружку и подаёт ее мне. Пахнет мятой и чем-то сладким. – Пей, тут мята и мед, – поясняет он. Отпиваю глоток. Горячо. Чай обжигает губы, но я все равно его пью.

Доронин садится в кресло возле окна и наблюдает. Поза расслабленная, вальяжная, ноги расставлены, руки на подлокотниках.

Молчим.

Чай вкусный. Я только сейчас понимаю, как хочу пить.

– Зачем? – вдруг спрашивает он.

– Что зачем?

– Самопознание через саморазрушение? Или бессмысленное самоуничтожение? – спрашивает он и переводит взгляд на фото Димки на тумбе, словно задаёт этот вопрос ему. Он не ответит… Задумываюсь, продолжая пить чай, а Доронин терпеливо ждёт ответа.

– Саморазрушение – как путь к свободе, – наконец, нахожу нужные слова.

– К свободе от чего?

Молчу, допивая чай, отставляя бокал на тумбе. Ответа ему знать не нужно и заглядывать так глубоко в меня – тоже. Ложусь на кровать, укрываюсь одеялом и закрываю глаза. Через несколько минут слышу, как Захар поднимается с кресла, забирает с тумбы пустой бокал и выключает светильник.

– Свобода – всего лишь красивое слово, означающее, что терять уже нечего, – произносит он перед тем, как покинуть мою комнату.

– Я знаю, – отвечаю уже в пустую темноту и засыпаю.

Глава 10

Захар

Моя проблема в том, что я люблю заглядывать женщинам в души и вытаскивать все, что болит, наружу. Мне важна не только обертка, но и содержание. Хотя было бы гораздо легче найти себе красивую куклу, иметь ее во все дыры и обвешивать цацками, щедро сыпля деньгами. Но меня это не заводит. Меня возбуждает содержание. И чем оно болезненнее, тем больше во мне азарта и интереса. Все мои женщины больны так же, как и я.

Паркую машину возле детской площадки во дворе жилого комплекса. Оглядываюсь. Неплохо: новые высотки, удобная и главное безопасная детская площадка, охрана территории. Аверин старается. Боится потерять девочек. И это, наверное, правильно. Женщина всегда должна быть одной ногой на пороге, чтобы мужчина понимал, что каждую минуту может ее потерять, и дорожил ей.

Набираю номер Татьяны.

– Да, Захар? Ты уже подъехал? – отвечает мне бывшая жена.

Таня. Достойная женщина. Красивая, утонченная, милая, спокойная, теплая, семейная – я могу перечислить еще тысячу эпитетов. Она тоже была больна и разбита. Больна любовью. Неизлечимая болезнь. Можно заглушить ее, найти лекарство, пройти терапию, но в любой момент болезнь способна вернуться. Рецидивы самые страшные. И вот тут стоит выбор: либо ты признаешь болезнь и окунаешься в нее с головой, либо ампутируешь.

Я ее не любил. Но в свое оправдание скажу: я не любил ни одну женщину. Любовь эфемерна. Мимолетна, недолговечна, ее практически нет, это иллюзия. Если хотите, то любовью люди называют химические реакции в нашем организме. Адреналин, дофамин, окситоцин и серотонин. Не более, не обольщайтесь, все научно доказано.

Не нужно кидать в меня камнями и рассказывать, что моя жена ушла от меня, не разделив точку зрения. Она тоже меня не любила. Но поскольку я отрицаю такое понятие, то меня это не напрягало. Партнёрство – гораздо честнее, вернее и надежнее.

Изначально я женился для фасада. Для хорошего такого прочного фасада. Социум любит состоявшихся и красивую картинку. Я амбициозен, и моя карьерная лестница только начинается. Да, я на высшей ступени в своей сфере, но мне этого мало. Аппетиты растут, и мне нужна власть. Алчно? Может быть. Но я так устроен, что мне всегда нужна цель, которую я покорю. Я азартен в этом вопросе. Пределов нет.

Итак, Таня была разбита, беременна и разведена. Ее муж скрылся за горизонтом, а она, растерянная, на четвертом месяце беременности. И тут мне подумалось: чем не судьба, Доронин? Жена, ребенок, дом и собака. То, что надо для отличной репутации и красивого фасада. Я никогда не лгал Татьяне. Мы нуждались друг в друге. Я помогал ей, она – мне. Я вытаскивал ее из депрессии, кроил и сшивал заново, как нужно мне. Все получилось. Семья случилась. И в какой-то момент мы втянулись. Ничто человеческое мне не чуждо. Да, я осознаю, что холоден, бесчувственен и циничен. Но семья, ребенок, тепло, уют, и я решил дать Татьяне долю ванили. То, что ей было нужно. Я учитываю желания женщин.

Ребенок. Я воспитывал дочь Татьяны как собственную. Она родилась, развивалась и росла на моих глазах. Она впитывала мое воспитание. Я давал ей все, что необходимо, и по сей день даю. Я привязался к ребёнку и воспринимаю ее как родную. Анастасия, Нюся, моя девочка – тут я бессилен перед ребенком. Смысл жизни в нашем продолжении, в детях. Пусть она биологически не моя, но… Но бог смилостивился, когда отнял у меня возможность иметь своих детей, наказывая за пороки и отмытие грехов других, которые я, похоже, беру на себя, оправдывая перед законом. Он дал мне Настю.

Но потом появился он. И у Тани случился рецидив. А я не в силах помочь избавиться от болезни тому, кто не желает излечиться. И вот мы в разводе, моя бывшая вновь вышла замуж за первого мужа и совсем недавно родила ему еще одного ребенка. Мальчика. В этом заключается ее счастье и ее утопия. Я не вправе судить и лишать ее иллюзии…

– Да, я на стоянке, пусть Нюся выходит, я встречу ее в холле.

– Захар… – пауза, вздыхает, а я усмехаюсь в трубку. Таня думает, что сделала мне больно своим предательством и уходом. И до сих пор переживает по этому поводу. Святая женщина, даже не подозревает что души у меня нет. Я давно продал ее дьяволу за успех.

– Татьяна… – вторю ей, улыбаясь. Эта женщина вызывает во мне лишь светлые воспоминания. Никакой обиды и боли нет.

– Зайди. Нюся собирается. Чаем тебя напою, я пирог испекла, – тихо произносит она с виной в голосе.

– Ну что ты, Татьяна. Ты не виновна. У меня все замечательно, – отвечаю я. Молчит, готов поспорить, кусает губы. – Я жду Настю, – скидываю звонок, выхожу из машины, поднимаю ворот пальто и иду к подъезду.

Дышу. Холодно. Вчерашний холодный ливень принес заморозки. Надеюсь, эта маленькая дурочка Элина не заболела. Сумасшедшая женщина. И тоже больна. Гораздо хуже, чем Таня. Но если моя бывшая жена в свое время выбрала смирение, то Элина выбрала саморазрушение. Крайняя форма отчаяния. И меня опять цепляет. Я тоже не совсем адекватен. Мне нужны ее внутренности. Мне нужна ее болезнь. Я отрицаю понятие любви, но мне нравится вытаскивать ее из женщин как ненужный элемент.

– Папа! – вылетает из подъезда Нюся, и я ловлю ее налету, поднимая на руки. Да у Насти теперь два папы: биологический и я. Решили, что сейчас это будет правильно. Нет, мы, естественно, откроем ребенку глаза, когда она сможет это осмыслить. А по факту расскажем моей дочери, что я ей никто…

– Привет, Лисица, – заглядываю в хитрые глаза, рассматривает меня, обрисовывая пальчиком мое лицо. Она всегда так делает, когда скучает. Все еще скучает… несмотря на то, что с каждым днем отдаляется от меня. Ее настоящий отец теперь ближе и делает все, чтобы сблизиться еще больше и наверстать те годы, когда он не знал о ее существовании.

– Ну, пошли? Куда сегодня?

– Подожди, там мама, – спрыгивает с моих рук, пачкая мне пальто ботиночками, оставляя грязный след. Вдыхаю. Это ребенок. Терпимо. Почищу в машине. – Ой, плости! – Настя спешит стереть ладошкой пятно. Но я ее останавливаю, ловя руку. Дочь знает о моих маниакальных помешательствах на порядке и чистоте. Но это терпимо, это ребенок, и меня взрывает лишь на секунду.

– Не нужно, размажешь ещё больше, – улыбаюсь ей, чтобы показать, что для меня это некритично.

Подъезд открывается, и я вижу Таню с коляской.

– Подержи дверь, – просит она, пытаясь переехать через порог. Отодвигаю дочь, одной рукой придерживаю дверь, а другой рукой приподнимаю коляску, помогая им выйти. Таня…

– И что за показательное выступление? – выгибаю бровь, посматривая на коляску.

– Что? Мы просто вышли погулять, – хлопая ресницами, отвечает она.

– Не просто. Тань… У меня все отлично.

– Я рада, – протягивает руку и поглаживает меня по плечу.

Не то чтобы мне неприятны маленькие дети. Но я стараюсь не смотреть в коляску. Благо она закрыта. Мне неприятно. И Таня здесь ни при чем. Это мои загоны. Мои комплексы неполноценности, и я пытаюсь с ними бороться. Понимаю, что ситуация обыденная… Но…

Беру дочь за руку, и мы медленно идем по дорожке к моей машине. Пятно на пальто все же раздражает. Но, скорее всего, я переключаюсь на него, чтобы выгнать из головы мысли о неполноценности.

– А как вообще дела? – спрашивает Таня, украдкой посматривая на меня.

– Все как всегда, под контролем, – улыбаюсь ей. – Хотя… Есть одна особа, которая пытается выбить почву под моими ногами, – пытаюсь шутить.

– Ого. Правда? – ее глаза загораются. Ей нужно это знать, чтобы снять комплекс вины. Ввожу ее в заблуждение, пусть успокоится и закроет гештальт.