Читать онлайн Сахар на асфальте бесплатно

Глава 1

Московская область, 2021 год

Где-то припрятан домашний самогон, но к столу решено подать красное вино – как-никак присутствуют дамы.

Ирина Владимировна была полна энергии и внутренней дисциплины, которая обеспечивала ее внешности лестную для пятидесяти пяти лет физическую форму, обожала гостей и слыла знатной хозяйкой.

Маринованные лисички с репчатым луком и нерафинированным маслом в фарфоровой менажнице, холодец, традиционно украшенный веточкой укропа и розочкой из хрена, дымящаяся молодая картошечка в мундире с маслом, еще тающим на горячей кожуре, манили гостей от самого КПП.

После того как в СНТ «Кушадасы» поселилась семейная пара с ребенком, Ирина Владимировна поспешила разузнать всё о новеньких. На нее чета Саратовых произвела впечатление приятное, общение обещало быть комфортным. Это впечатление усилилось, когда соседи позвонили в дверь ровно в указанное время.

На пороге стояла красивая пара – оба высокие, хорошо сложенные. Мужчина обращал на себя больше внимания: уверенная поза, римский профиль, открытая улыбка, он весь будто был наполнен энергией действия, и эта энергия пробивалась через радужку больших голубых глаз, подчеркнутых густыми длинными ресницами. Подмышкой гость зажимал бутылку. Не с пустыми же руками идти знакомиться!

Девушка как будто пряталась в тени супруга – Солнца. Белокожая, с соболиными бровями и тяжелыми темными кудрями, большими кольцами, ниспадающими по спине и широковатым для женщины плечам, она смотрела мягко и тепло, чуть отстраненно. Ирина не сразу заметила, что в руках у девушки была автолюлька со спящим ребенком. На вид малышу было месяцев пять-шесть.

Хозяйке дома показалось, что к ним приплыло облако гармонии, спокойная и расслабленная атмосфера начала распространяться по комнате.

Сорокапятилетний Дмитрий и тридцатипятилетняя Полина перебрались в «Кушадасы» из Москвы вскоре после рождения ребенка. И, похоже, все в их жизни ладилось и шло по плану. Понравились они и супругу Ирины: общительные, но без лишней экспрессии, состоявшиеся, но без снобизма.

Застолье удалось. За дополнительной порцией грибочков на кухню бегали дважды, от холодца не осталось и следа! Дмитрий легко нашел общий язык с супругом Ирины, Ирина же вцепилась в Полину со святым намерением научить, исправить, направить и просветить.

– Послушай меня, за этими нужно обязательно проверять, если дать им один раз плохо убраться, то они все будут делать спустя рукава. Это такой менталитет, понимаешь, они уважают власть. Проявишь строгость, тыкнешь пальцем в пятно – и все, будут вежливые, шелковые, старательные, – распалялась Ирина Владимировна. – для них, – указывая на мужчин, продолжила Ирина, – не имеет значения, как убрано. Они целый день в своих офисах, а нам, здесь, не все равно. Это наша жизнь!

Полина кивнула, очаровательно улыбнувшись, а про себя подумала: «Это не моя жизнь. Надо выбираться». Ей было абсолютно все равно, чем уборщица Мухабат отличается от Гульнасары, насколько наемные домработницы хитры и как следует их воспитывать. Волновало ее количество пустых бутылок под столом, а также сообщение в телефоне от безымянного абонента.

В плане уборки вместе с ключами от дома ей была передана и Гуля. Более 10 лет женщина без возраста и без каких-либо выдающихся черт обслуживала дом и досталась новым хозяевам бонусом при продаже. Она знала каждый уголок, сама раскладывала все по местам, находила пропавшее, чинила сломавшееся, сортировала и отдавала вещи в химчистку, перебирала гардероб, заказывала бытовую химию и вызывала электрика. В общем, была скорее домоправительницей, нежели работницей.

Полина была рада такой осведомленности их новой помощницы и скоро перестала удивляться, то обнаруживая на вешалках какие-то вещи, то надолго теряя их из виду. Она знала: все под контролем! И вообще, считала, что тема уборки – не повод для разговора вовсе. В ее системе ценности чистота в доме стояла месте на 25-м.

Телефон в кармане снова волнующе завибрировал, ребенок тянул руки к мопсу. Мопс выпучивал глаза и прятался под стулом. Полине хотелось в театр, а соседки предлагали вместе съездить в «Ленту». Досидев до девяти вечера и получив идеальный предлог – необходимость уложить спать маленького сына, Полина засобиралась домой.

Муж протестовал. Нечасто за последние месяцы ему удавалось поговорить с кем-либо на действительно важные темы: Лига чемпионов, творчество Beatles, гениальность Леонардо. В лице мужа Ирины Владимировны он нашел идеального слушателя. Рослый, хладнокровный, знавший людей в прямом смысле слова (по профессии хирург) Игорь мог выдержать какую угодно беседу. И, как истинный медик, какое угодно количество спиртного.

Через час намеков Полина сдалась и ушла домой одна. Вернее, вдвоем с ребенком. Но это не имеет значения, когда идущих ног только две. Ребенок висел на матери сутками: спал, ел, играл, орал – все в нежных, иногда весьма нервных объятиях. Полина не сопротивлялась, но все чаще думала, что ненавидит эту свою новую жизнь. Жизнь, о которой она мечтала, к которой стремилась, которой добилась. Загаданная сказка оказалась мышкой-полевкой, уже мчавшейся по столу, чтобы смахнуть золотое яичко.

А еще недавно Полина жила в центре города, любила вечеринки, легко знакомилась и легко расставалась. Не брала на себя серьезных обязательств и с азартом прыгала в омут, зачастую выплывая из него раненой птицей. Быстро приходила в себя, и внезапный порыв страсти со вкусом шампанского давал новый виток.

Однажды в мае она решила, что хочет большего. Чего именно, не понимала, но иного, незнакомого, качественно нового. И появился Дмитрий, харизматичный, неспешный, любящий детали. Со стильной проседью в густых волосах, он был неотразим, когда носил костюмы-тройки. Низкий, размеренный, поставленный голос подчеркивал его основательность и серьезность. Он ничего не требовал и не спешил, не пытался дотронуться до Полины, относился к их общению бережно, демонстративно старомодно. Они гуляли по набережным, иногда обедали вместе, много смеялись.

Полина была удивлена и тронута. Привыкшая к своему образу сексапильной веселушки, она никогда не задумывалась, что на самом деле человеку нужен обычный человек. К 32 годам она была уже глубоко разочарована и в себе, и в людях, отпустила поводья судьбы и жила по принципу «будь что будет». Дмитрий, имевший длительный опыт семейной жизни, решил и вовсе больше в это дело не ввязываться.

Но прочувствовав, что каждый из них таит внутри, немолодые молодые вцепились друг в друга мертвой хваткой. Они были Парой. с большой буквы. И как-то незаметно, непонятно каким образом стали частью серой массы – обычные, стандартные, ничем не выделяющиеся, но очень милые: каждую субботу они ужинают с ее мамой, каждое воскресенье – звонят его. Два раза в неделю закупаются продуктами в ближайшем гипермаркете и планируют съездить в Европу на время летнего отпуска. А еще они теперь родители. Это целый новый мир.

Дома, переодев, накормив и уложив малыша, Полина застыла перед сумкой, взвешивая все за и против. Затем медленно достала свой телефон и открыла сообщения. Незаписанный номер, непонятная аватарка. Перечитала сообщение дважды, обернулась на дверь, прислушалась. Усмехнулась и быстро напечатала «да».

Заскрипела лестница, и раздались шаги. Лицо Полины изменилось. Чем ближе был звук, тем недовольнее становилось выражение. Распахнулась дверь – и во весь свой рост дверной проем заполнила собой фигура Дмитрия. Донельзя пьяная и счастливая.

Полина посмотрела на явившегося тем взглядом, которым одаривают сильно любящие, но жутко уставшие, изрядно обозленные и не готовые к диалогу люди. Приоткрыв рот и слегка выдвинув нижнюю челюсть вперед, она медлила. Стоит ли говорить что-либо?..

Дмитрий, гордо вскинув голову, попросил ни о чем не спрашивать, пересек комнату по диагонали, на ходу снимая брюки, рубашку, носки, упал на кровать и захрапел. Полина повторила его путь, подбирая одежду и складывая вещи на стул.

Полина взяла подушку и наклонилась к Дмитрию.

Два главных мужчины ее жизни сейчас сопели в унисон на расстоянии метра друг от друга. Для обоих и она была самой главной женщиной на всем белом свете. На всю ли жизнь или на ближайшие 20-15-10 лет, а может, день?..

Полина внимательно разглядывала лицо мужа, сжимая и разжимая подушку в своих руках. Храп усилился. Не отрывая глаз, Полина подняла подушку на уровень своей груди, к храпу добавилось невнятное бормотание.

Полина с детства не любила находиться рядом с выпившими. Ее отец был алкоголиком, и лимит возможного терпения, понимания и сочувствия исчерпался еще до совершеннолетия. Ее просто трясло и выворачивало наизнанку, омерзение и брезгливость поднимались из самых потаенных уголков ее души, когда рядом был пьяный мужчина. Даже если с утра это был лучший муж и отец. Дмитрий знал это, но почему-то верил, что сумеет доказать супруге безобидность редких пьянок, раскладывая свое поведение на факты и логические выводы о присутствующем самоконтроле и отсутствии вреда для окружающих.

Полина зарычала в ответ на бормотание мужа и отложила подушку. Ушла в ванную комнату и вернулась со стаканом воды, поставила его на прикроватную тумбочку. Потом направилась к детской кроватке. Она взяла младенца, закинула себе на плечо одеяло и ушла в гардеробную, где стоял декоративный обитый бархатом диванчик. Полосатый и пузатый, он был вне моды и времени. Чего было не занимать у Полины, так это энтузиазма. Немного подушек, вдвое сложенное одеяло, окно над головой – и вот уже не место побега, а целое королевское ложе. Не учла она только несовпадение своего роста, победные метр семьдесят пять, и длины дивана. Проворочавшись под раскатистые фанфары храпа на импровизированной тахте Клеопатры до четырех утра, царица сдалась.

Ворча, что сегодня же разведется, а сейчас ей надо поспать хотя бы пару часов, Полина закутала спящего сына в одеяло и вышла из комнаты. Лестница вела вниз, на первый этаж, где размещалась гостиная и кухня. Злоба клокотала в груди, а по стопам пробежали мурашки – под пяткой явно была лужа, и это мокрое пятно уже обволакивало один за одним голые пальчики Полины.

– Старая карга! – прошипела Полина, но продолжила свой путь вниз, теперь прихрамывая и с особой осторожностью разглядывая ступени. Внизу на диване мирно спало нечто. Нечто еще пару лет назад было персидской кошкой, весьма разборчивой как в еде, так и в общении. Но на днях дама должна была разменять второй десяток лет, и за последний год не только облезла, став напоминать своим видом общипанную курицу черепахового окраса, но и страдала недержанием. Вернее, страдали от ее недержания люди, а нечто (Etwas по паспорту) чувствовала себя прекрасно и планировала еще долго радовать жильцов дома.

Эта кошка была тем немногим, что Полина взяла с собой в новую, т.е. семейную жизнь. Она была олицетворением ее прошлого, которому пора бы было уже и сдохнуть, но хватка воспоминаний, подпитываемых то внезапным сообщением, то новостью от общих знакомых, была как когти орла, впившиеся в сочившуюся кровью жертву.

Теперь же, оказавшись фактически запертой в четырех стенах, вернее будет сказать, поселковых заборах, вдали от подруг, города со всем его арсеналом срочных дел, оставшись без работы и без когорты словесных поклонников (тех, чей максимум флирта – это короткое письмо в рабочую почту с выражением восхищения), Полина была отдана на растерзание фантомам прошлого. И каждое утро она надеялась обнаружить Нечто сдохшей. Но нет, старушка была крепка и мстила хозяйке регулярными лужами.

Счастливые воспоминания томят. Хочется снова пережить те сладостные, радостные или полные удивления моменты. И мозг усиленно ищет дверцу, через которую можно было бы прошмыгнуть, как опоздавший зритель на лучший фильм года, в тот чудесный миг, и сидеть, пусть на самом последнем ряду, но наслаждаться и наслаждаться повторами… Нам, людям, этого не дано.

К 6 утра, мучимый жаждой и не удовлетворившийся оставленным подношением, Дмитрий выбрался на кухню. Кран, вода, стакан, холодильник, спазмалгон, глоток. Выдох… Нет, его утро сейчас не начнется, он будет спать, по возможности, до обеда, мог бы, если бы не сын. Что в субботу, что в понедельник у малого один план на утро – проснуться пораньше и заголосить! Кстати, где он и где жена???

Голова еще гудела, и не хотелось думать ни о чем сложном. Дмитрий оглянулся, прислушался и направился в гостевую комнату. На лоскутном покрывале в позе, делающей их похожими на персонажей картины Климта, лежали мать и ребенок. Малыш прижимался к груди женщины, расслабленный и безмятежный, он был обожаем родителями, и, казалось, даже его запах источает очарование. Отец улыбнулся и сел на кровать.

– Прости меня, я тебя очень люблю, – одним из неоспоримых достоинств Дмитрия, приобретенном в предыдущем браке, было умение извиняться до выдвижения женщиной обвинения.

Полина открыла глаза и первым, что увидела, был всклокоченный чуб на голове супруга. Будто фанат Элвиса Пресли уснул перед зеркалом, пытаясь повторить знаменитую прическу. Невозможно было не улыбнуться. И не умела она долго злиться.

– Не надо так больше. Хорошо?

– Ничего же не случилось, я просто перебрал, – как бы не понимая контекста, ответил Дмитрий.

Полина поморщилась. Каким милым и трогательным может быть мужчина после попойки, какая во взгляде готовность понести заслуженное наказание и надежда, что ему просто разрешат тихонечко лежать весь день в каком-нибудь самом неприметном уголке дома. Нет, с таким чудом разводиться нельзя! Это любовь! Встала Полина, твердо решив, что счастлива замужем и довольна своим новым статусом. Долго рылась в кладовке, пока не нашла не раскрытую еще коробку с летними вещами. Там должна была лежать белая мужская футболка с эмблемой хоккейной команды. ЕГО любимой команды.

Мучимая сомнениями, Полина перебрала содержимое коробки еще раз. Прошло более полугода или около того, как вещи были перевезены сюда, вполне возможно, что футболка где-то в другом месте. Но нет, она точно помнит, что убирала ее. Ладно, в другой раз…

Наступало время завтрака, любимого времени дня обоих, когда Полина и Дмитрий неспешно пили чай, обсуждали новости и планы на день, шутили и обменивались комплиментами, ведь завтрак супружеской пары – это своего рода прощание двух влюбленных перед долгим-долгим рабочим днем. Кроме того, сегодня должна была прийти Гуля, хотелось насладиться друг другом до ее появления.

Обычно диалоги двух женщин были короткие и о быте, немного о ребенке, вопросы о самочувствии и родственниках – для проформы. Эмоционально Полина, привыкшая с детства к чужим людям в доме, не вкладывалась в общение. Но если и есть человек, который знает, где та самая майка, то это Гуля. Поэтому Полина ждала ее с нетерпением и натренированной улыбкой.

Увидев домработницу, она обомлела: на мощной груди женщины был слегка растянут выцветший и местами в кракелюрах красно-синий герб хоккейной команды. Застиранная белая маечка плотно облегала фигуру… «Господи, да ОН же меня в этой самой маечке…», – только и смогла подумать Полина.

В жизни каждой женщины есть мужчина-заноза. И не понятно, что в нем было такого особенного, вроде и не скандалили, и любви до гроба не планировали, ни слез, ни ожиданий. Но отношения кончаются, а он остается. В виде безобидного скелетика в шкафу, даже не скелетика, а так, какой-нибудь ничего не значащей мелочи.

В голове Полины замелькали образы: московский ливень, случайное знакомство, запотевшие окна, белое вино, ее смех, касание руки, еще раз. Он молод, но нахален, не красавчик, но так самоуверен. Это просто веселье. Не просто: встречи урывками, звонки посреди ночи, столица, Питер, Хайфа, горестное осознание греховности происходящего. Разрыв. СМС, встреча, взгляд и все по новой… Ему 23, ей 27, и он начинающий перспективный менеджер, она упивается молодостью и свободой; ему 25, и он в Москве на пару дней, ей 29, и работы столько, что не до отношений. Ей 31, ему 28. Отпуск, он встретил ее в аэропорту. Взгляд, объятия, поцелуй в макушку. Отель. Ночь. Он помолвлен. Нет, он не может приехать снова. Она выкинула его зубную щетку и бьет себя по рукам каждый раз, когда хотелось написать «Привет», ходит на свидания не с ним, спит с «так себе любовниками». Жизнь продолжается. Оставалась только его застиранная майка с эмблемой любимой хоккейной команды. В нее Полина куталась в особо холодные ночи. Она пахла им, его сигаретами, голосом, теплотой его рук, нежностью. Каждый раз, смотря на все, что осталось от мужчины, страсть к которому была всепоглощающей, всеобъемлющей и вытесняющей любые рациональные доводы «против», она думала: «Этой майке место на швабре!» Но выкинуть – дрожала рука. «Верну ему, если еще свидимся», – решила Полина и запрятала вещицу. Вещдоков больше не было. Порой в утиль стоит сдавать не только майки, но и свои воспоминания. Похоже, Вселенная решила показать это наглядно. Майка лучшего любовника стала спецодеждой для генеральных уборок захламленных пространств.

Глава 2

Москва, 2020

Лето выдалось жарким, душным и пыльным. Оттого улочки в районе Тишинки с кирпичными дышащими стенами домов казались более привлекательными, чем были на самом деле. Они манили обманчивой тишиной, влажными тротуарами, еще не высохшими после рейда поливальных машин, и тайными маленькими двориками с кустами сирени.

Был седьмой час вечера, но разобрать, спешат ли люди по домам после рабочего дня, ищут ли здесь уединения или находятся еще в рутинной погоне за выполнением плана, было невозможно. В Пресненском районе всегда оживленно. Проходя мимо, мужчины бросали на нее одобрительные взгляды. Некоторые останавливались, чтобы прикурить, и тогда бегло исследовали тело по этажам: щиколотки, колени, бедра, с линии таза сразу прыжок на грудь, шея, лицо, возвращение к ногам… Полина знала, что красива. Знала, какое впечатление она производит, и не стеснялась одаривать окружающих видом спортивного, гибкого тела. Но сейчас она выглядела растерянной. С утра все валилось из рук, смятение и страх волнами наступали и селили сомнения в ее рациональный, довольно расчетливый ум. Она ушла с головой в работу, но ровно в 18:00 начальник выставил ее из кабинета со словами, что завтра очень важный день и лучше ей как следует подготовиться. Вконец разнервничавшись, Полина начала обзванивать друзей, чтобы встретиться и поболтать часов до девяти, пока Дмитрий не освободится. Но Москва не тот город, где люди легко меняют свои планы. Ее не должно быть здесь. Но ноги сами шли на Малую Грузинскую. Последние два года Полина отчаянно старалась взять судьбу за узду и сменить маршрут. И у нее получалось. С боем, воем и откатами, скрипя зубами (воительница она была знатная). Имея не только греческое имя, но и корни, Полина жила с установкой: либо со щитом, либо на щите. Теперь же время понеслось с такой скоростью, что не оставалось возможности что-либо перепроверить и обдумать. Все чаще она чувствовала себя безоружной, а то и вовсе пораженной. Сегодня. Сейчас. Она здесь и войдет в арку дома, далее он ее встретит. Волнительно. Можно убежать, как в младших классах с уроков (она иногда так поступала, разворачиваясь на 180 градусов у входной двери школы). Но все уроки должны быть все равно пройдены… Пошатываясь на черных шпильках, Полина обошла лужу на асфальте и через кирпичный свод направилась в маленький, заставленный машинами жилой двор. Ноги ее подводили, она шаркнула лакированным носком о каменный бордюр.

– Да твою ж… – выругалась Полина. – Дивизию? – подхватил знакомый низкий теплый голос.

Высокий юноша в белой футболке и джинсах стоял посреди двора и тянулся к урне, чтобы затушить сигарету. Взгляд с Полины он не сводил. Массивный подбородок, пухлые и чувственные губы, немного сросшиеся на переносице брови. Моментами нескладный, но живой и движущийся каждой косточкой своего скелета. Есть люди, которые входят в атмосферу, а есть, которые неведомым образом заставляют атмосферу образовываться вокруг себя. Таким был Лева Бикман. Его атмосфера состояла из удовольствия. Удовольствие было ключевым для него словом. И Лева по-настоящему умел жить, получая радость от каждой данной ему минуты: работа, друзья, трасса Питер – Москва или рейс Москва – Киев, игра в шахматы с отцом или разговор по душам со старым другом, неурядицы в офисе и женщины, красивые женщины – все в его мире было ярко, подвижно, маняще и вкусно!

Радость. Большой рот расплылся в широчайшей улыбке. Верхние зубы обнажились полностью, щечки стали в складочку и подпрыгнули вверх, заставляя глаза зажмуриться. Вся она стала напоминать разомлевшую на солнце кошку. Полина запустила руку в иссиня-черную гриву и перекинула волосы на левое плечо, подставляя свету линию скулы, шеи и ключицы. Дыхание перехватывало, и все, что нашлось сказать – это «Привет».

Лева шагнул навстречу и крепко обнял Полину. Уткнулся носом в ее волосы, сделал глубокий вдох, замер на мгновение, выдыхая, разомкнул объятия, отступил на полшага, посмотрел ей в глаза: «Потрясающе выглядишь». Кажется, они не виделись два года. Лев Бикман открыл дверь подъезда и размашистым, панибратским жестом пригласил зайти.

Столько лет знакомы, а она впервые у него дома. Как это интересно бывает – люди годами видятся, общаются, но за всю историю могут так и не узнать, какого цвета тарелки человек предпочитает или о какой машине мечтал в детстве, любит ли классическую музыку или рок, когда начал самостоятельную жизнь и легко ли встает по утрам. Полина смотрела Леве в спину и чувствовала, что заходит на ту часть территории его жизни, где ей никогда не было места. То, что Лева назвал своей «холостяцкой квартирой», было обставлено явно с участием женщины. Шпильки Полины издали характерный цокот: под ногами лежала симпатичная плитка с незатейливым узором из молочно-белых и антрацитово-серых ромбов. В прихожей стояла консоль с вазой под обои, а рядом висел на проводах домофон, стену подпирала неприкрученная дверца гардероба.

– Мы только закончили, нужно еще мелочи подправить, – пояснил Лев. – Я быстро в душ, а ты проходи, располагайся, вон в том углу стоят книги…

Полина огляделась. Глянцево-белый стол на массивной ножке-колонне уравновешивали модные (хоть в прошлом сезоне, но все же) пластиковые стулья Kartell, делил пространство большой, цвета сухой ржавчины кожаный диван, в тон ему – паркетная доска добавляла тепла всему дому. Черные светильники разной формы, но единой фактуры были размещены на стенах, над картинами, над обеденным столом и над телевизором. Место для готовки было компактным и простым. Полина открыла холодильник – стало понятно, что жены в городе нет.

Как дома Полина себя не чувствовала, но ей было очень уютно в этой квартире. Такое место вполне подходило в ее голове под категорию «жилище». Пропустив зону с диваном и барным столиком, Полина направилась в угол комнаты, где висела репродукция знаменитой картины с рыжеволосой женщиной, а рядом на полу была выстроена римская колонна из твердопереплетных книг. Она смотрела на полотно и не повернулась, услышав шаги.

– Удивлена встретить здесь Шиле,– сказала она.

– Да, я очень люблю искусство начала XX века. Я стараюсь отовсюду привозить или картины, или книги с репродукциями. Вот эта стопка – все мое, – и Лева с гордостью указал на книжную башенку. Сверху лежал формата А3 каталог работ Кандинского. Полина поменялась в лице: «Как живопись коррелирует с финансовыми стратегиями и всем твоим образом жизни?!» Эта сторона Льва была для нее явно неожиданной. И как-то даже ранило, что они оба последние семь лет увлекались одним и тем же, но ни разу не подумали поговорить об этом. Лева по-подростковому пожал плечами:

– Меня это отвлекает, расслабляет. И я люблю все красивое. Это красиво. …И ты красива, – Лев провел рукой по волосам Полины и обнял. Деликатность в обращении – тот ключик, который зачастую открывает многие двери, те, что невозможно взять ни приступом, ни боем, ни измором. Лева предоставлял женщине право решать и говорить, как первое, так и последнее слово. И, что работало безотказно, никогда не скрывал своего восхищения прекрасным полом. Понятное дело, он пользовался немалым успехом!

Мурашки пробежали по спине, волоски на руках вздыбились и потянулись навстречу теплым ладоням. На мгновение Полина разрешила себе отозваться на ласку, опьяненная нежностью и чувством, будто рядом некто до невозможности близкий и знакомый. Они дышали в одном ритме, жили похожими страстями, оба были падки на удовольствия и жили по принципу «лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть всю жизнь».

Но если бы жизнь управляла транспортным средством в зависимости от человеческих желаний, то мы бы все никуда не уехали. Шофер то и дело перепрыгивал бы с «Порше» на «Мерседес», с «Феррари» на БМВ, а то и с батута на «Теслу». Поэтому всех нас равняют машиной-катком. Борзые, дерзкие, непокорные – после 30 все немного уменьшают громкость своих высказываний, добавляют в общение вежливости и фразы типа «я возьму пару дней на подумать и отвечу позже», «давайте все взвесим», «ваша точка зрения мне не близка, но мнение интересно».

Жизнь нас перемалывает и учит. Не обязательно ломать, но приструнить – это она делает с каждым. От бесконечных падений с розовых облаков у Полины были разбиты все колени. А заприметив в зеркале первые признаки старения, она вдруг заволновалась насчет отпущенного ей времени, и не утечет ли все стоящее сквозь пальцы, пока она сломя голову кидается в авантюры и сомнительные знакомства. Год за годом она слышала комплименты по поводу своей улыбки, сексуальности, красоты и доброты, доброты красоты, сексуальности. Платья с голой спиной и смех, смех и платья… Действительно, с Полиной было весело. Всем. Кладезь как слухов и скабрезных историй, так и весьма серьезных знаний о мироустройстве, она была из тех женщин, что видели мир большой картинкой, объемно, едино, со всеми сложными сплетениями и переливами. И оттого она быстро разгадывала скрытые желания и выдавала в эфир именно то, чего жаждали сердца публики. Ее заводил хаос, она танцевала с ним пляску не то жизни, не то смерти, пока надвигающийся каток не начал сигналить все громче и громче.

Время, время, дорогая.

Мы с тобою не играем,

Посмотри на нас скорее,

Как поймешь, так повзрослеешь.

Тики-тики – тики-так,

Мы отсчитываем такт,

Ты теряешь нас, подруга,

В цирке бегая по кругу.

Лева был не единственным, но самым любимым. Он не врал, обещал всегда искренне (что нисколько не мешало ему не исполнять данных обещаний) и обожал Полину с ног до головы. Когда она стояла перед ним обнаженной, Лева видел первозданную, животную красоту – самку, пышущую жаждой продолжения рода. И он падал в бездну каждый раз, сближаясь с этой женщиной. Возможно, случись все в другом городе или в другое время, будь они еще совсем юными или, наоборот, уже скучающими от своей опытности, они составили бы сносный союз. Но не в этой жизни, не в этой истории. Их линии шли параллельно, пересекаясь не по воле, но вопреки. Лева женился на своей старой подруге, которая была рядом последние 10 лет и не задавала лишних вопросов. Им было удобно вместе, а с Полиной было бы так, как бывает удобно спать влюбленным на одноместной койке – сначала радостно и страстно, потом жарко, душно, тесно; нужна вторая подушка и одеяло; кто-то сдастся первым и придвинет вторую кровать…

Мягко выскользнув из объятий, Полина спросила: «Что ты помнишь о наших отношениях?»

– Я все помню, особенно вот эти плечи, эту впадинку у шеи…

– Стоп, стоп, стоп. У нас нет ни времени, ни права на это, – разрумянившаяся Полина начала заливаться смехом женщины, которая играет смущение, но намеренно играет плохо.

– Мне дОроги наши встречи, но и они закончатся. Что останется в памяти?

– Я не думаю, что мы прекратим общаться. Как у Маркеса, лет до 70 будем время от времени сбегать от бренности бытия.

Оба представили секс с тонометром и валидолом вместо игрушек и решили, что вина на старость нужно запасти побольше. Они смеялись и возвращались в разговоре к событиям 2-5-7-летней давности.

– Я помню твою чудесную квартирку в центре. И матрас на антресоли, и ввинченные в потолок дверные ручки.

– Видел бы ты лицо моего начальника, когда он понял, для чего они! – Полина перехватила сигарету у бывшего любовника, с удовольствием затянулась. – Он потом еще месяц спрашивал, достаточно ли надежно они закреплены.

– Ты спала с начальником?! Я ревную…

– Не богохульствуй! Начальник – это святое. Он гений и профессионал, и образцовый семьянин! Ни-ни.

Сигарета потухла от грубого столкновения с перилами балкона. Полина заходила в комнату: «А что мне оставалось делать? Ты в Израиле, я одинокая женщина, практически сирота. Я купила дрель, но то место, где я училась ею пользоваться, теперь завешено фоторамкой. Навечно. Я сказала, что у меня больная спина. И настоящий джентльмен не бросил в беде. Зато теперь знаю – чтобы сверлить потолок, нужен шуруповерт и дупеля!» – Полина гордо вскинула указательный палец вверх.

Лева замахал руками: «Не-не-не, я не за такими делами. Я работник умственного труда. Мне нравилось, как ты встречала меня, когда я приезжал из Питера. Всегда красивая, и так смотрела, будто я единственный мужчина в мире. В темноте, и пахло апельсинами…».

– Я так и чувствовала. Было здорово. Но время идет, и пришла пора стать взрослыми.

– Что-то ты больно серьезна.

– Лев Борисович, я выхожу замуж.

Лева посмотрел с недоверием:

– Зачем это нужно? Разве брак улучшает отношения, делает их крепче? Нет, он делает их сложнее! У тебя все хорошо: ты красива, востребована, тебя хотят! Ты достаточно умна, чтобы ни от кого не зависеть. От тебя прет такой энергией, что глупо все это облачать в монашеские одеяния и отправлять служить на кухню.

– Я хочу бОльшего. Здесь в своей роли, я все знаю. А там я не была. Меня заводит эта неизвестность. В конце концов, все ж ради любви… Когда встречаешь своего человека, надо за него хвататься! Бог или кто там сверху дает нам не так уж много попыток пройти этот уровень. Избегать сложностей можно, но зачем? От скольких перспектив я откажусь, если отвергать все, что пророчит изменения? А именно этого я и хочу – узнать другую сторону себя, ту, которую увидел он. Я еще не понимала ничего, а он уже сказал: «Ты будешь моей женой». Может быть, я тогда впервые по-настоящему почувствовала, что я не одна. Теперь не одна. И он хочет быть рядом и заботиться обо мне во все дни недели, а не по будням после шести. Счастье – это не когда все стабильно и не когда постоянно весело или одинаково сыто, а когда хочется продолжать. Проснулась и понимаешь: уснуть хочешь тоже с ним, и завтра чтобы открыла глаза, и его затылок, и краешек уха, и сопит смешно, а может, даже и похрапывает, а тебе хорошо от этого! И думаешь, как здорово вы на днях в парке погуляли, а куда бы еще сходить в похожее место – вот это вот счастье!

Леве не особо было интересно слушать такое.

– Проще надо быть, Полин. Сегодня, здесь и сейчас – тебе хорошо и мне хорошо, а что там завтра, никто не знает! Помнишь, когда мы познакомились, разве у нас было время взвешивать и рассуждать? У нас была одна ночь и все, мы сделали шаг – и вот, который год.

Полина погрустнела. Два года назад, как и пять, и семь лет назад, она бы побежала, полетела, поехала бы за Левой куда угодно. Если бы он позвал. Но он не звал, как не звал и двухметровый майор, и известный режиссер-сценарист Иткин, и менеджер по банковским вип-клиентам Сашенька, и давний дружочек Тимур. Всех все устраивало: красивая жизнь, красивая женщина, яркие эмоции, огни Москвы.

Образ любовницы предстает идеальным. Женщина собирает сливки, не пачкаясь бытом, финансовым бременем и, не дай бог, вопросами здоровья мужчины. Но и здесь все по Маслоу: если удовлетворены базовые потребности, начинаются более сложные желания – созидательные. Хочется творить, наполнять смыслами пространство. Хочется партнера, с которым можно изобрести, развить, расширить. И красивая картинка начинает тереться лбами с ежедневной жизнью с ее весьма занудными уточнениями, и вот Вашей ненаглядной женщине-кошке в леопардовой комбинации уже не хочется клубники, а хочется найти здание в аренду повыгоднее и собрать волосы в пучок, а в голове некая бизнес-чудо-концепция. А однажды она скажет, что ей не хочется веселиться, а на самом деле грустно, и начнется разговор про душу, страхи и мысли о будущем. И Вы впервые услышите про ее комплексы и увидите толстые щиколотки. И состояние будет, как после праздника, который закончился раньше, чем Вы напились.

– Но ты не женишься на мне,– Полина протянула бокал под вино и посмотрела на Леву умоляюще-безнадежно.

– Поль, ну ты же знаешь, какой я муж, какой у меня образ жизни, – Лева сделал паузу, откупоривая бутылку белого. – Давай смотреть на вещи трезво, брак – это условность. Нам надо пару лет, чтобы наиграться в традиции, родить детей, пережить первый сложный год, а затем все встанет на свои места. Ты и я. Мы просто отдаем дань обществу, согласись.

Полина слушала и не соглашалась.

– Я ему не изменяю. Люблю его. Мне бы очень пошла твоя фамилия, но лучший вариант – это то, как есть, верно?

Лева улыбнулся: «Когда свадьба-то?»

– Завтра.

Полина закинула голову назад, давая холодному вину освежающей волной пройтись по горлу. И обняла Леву так крепко, как только могла. Она хотела обжечься, напитаться, сохранить энергетику этого человека на себе. Хотела превратиться в ткань на его теле. Чтобы осталось хоть что-то в ее новой, традиционной, статусной жизни. Больше они не увидятся.

Глава 3

Москва, 2021 год

Долгий экскурс в никуда

К обеду раскачавшись и имея изумительную причину, а именно необходимость встретить горячо любимую маму, Дмитрий уехал в Москву. Так он избежал невыносимых укоризненных взглядов супруги.

По субботам дорога в город почти пустая, и это настоящее удовольствие – мчать на хорошей скорости под любимую музыку. Пара часов без семейных обязательств. Побыть со своими мыслями, образами, пораскладывать все по местам да полочкам, залезть в «удаленное» и порыться в прошлом. Дима думал о людях, которых знал когда-то, потом потерял из виду, а затем они повылезали ото всюду, таща с собой все прошлое и ни капли будущего. Хотя в целом Дмитрий считал, что люди не меняются, некоторые персонажи его все-таки сильно удивили.

Например, лет 25 назад была в классе у них Оленька Корзунова, красивая, веселая, девчонка с огоньком. Недавно Дмитрий узнал ее среди посетителей одного ресторана. Оля выглядела шикарно: твидовый костюм точно по фигуре, крупные украшения из белого золота, отшлифованное до блеска современной косметологией лицо, виниры. Оля рассуждала о важности энергетики в человеке и вреде красного мяса, ведь доказано: животный белок гниет в наших желудках и приносит болезни! «Интересно, – думал Дмитрий, – а я помню, как мы в Тропарево в подъезде пиво водкой запивали, а на закуску был лаваш с майонезом. А Олька была такая дерзкая, в джинсовой юбочке и сандаликах на платформе, и волосы всегда у нее пахли сигаретами и лаком, много-много лака на волосах, вроде как мода такая у девчонок была. Нам, пацанам, дотрагиваться страшно было, но разве это имело значение, когда Олька начинала хохотать в голос над каждой нашей тупой шуткой… Говорят, теперь жена уважаемого человека из нефтянки, мать семейства… Как умеют женщины меняться…»

Вспомнилась и Саша Нуждина. И стало стыдно, нехорошо от себя в детстве. В деревне, где он школьником бывал летом, жила семья с больной младшей девочкой. Толком никто не знал ее диагноза, что-то связанное с задержкой развития и нарушением опорно-двигательного аппарата. К пяти годам Саша выглядела на три и еле-еле могла ходить, почти не говорила, и только смеялась и прижимала к себе свои погремушки, если ее звали по имени. Говорили, ей должна помочь операция, но никто не верил, что она однажды случится. Отец Саши пил, а мать работала на свинарнике охранницей. День Саши начинался с подзатыльников от старшей сестры, на которую были переложены все обязанности по уходу. Саша постоянно падала, пачкала одежду, роняла еду, разбивала посуду, за что вновь и вновь получала шлепки и подзатыльники. Она не плакала, иногда пыталась убежать. Но что она могла на своих непослушных колченогих конечностях по сравнению с девочкой-подростком, которой хотелось тоже счастливого детства, но обстоятельства сложились не в пользу сестер. Старшей приходилось везде таскать младшую с собой, соседи подарили старую холщевую коляску, на ней Сашу и катали. Ровесники сестры смеялись над ней, обучали мату, а потом дружно хохотали, когда малышка, не понимая значения, выкрикивала ругательства и, видя улыбки на лицах, старалась сделать это еще и еще раз.

Никто не говорил, что у Саши есть будущее, общество его даже не предполагало для маленькой больной девочки из неблагополучной семьи. Ко времени, когда Саша должна бы была пойти в школу, семья уехала из деревни. Их быстро забыли, и вопрос, как там Саша, не рождался ни у кого в голове.

Такой и запрос, и ответ создали соцсети. Саша попалась Дмитрию среди «рекомендованных друзей». Неизвестно, что случилось – время ли или волшебные руки какого-то врача, но Саша смогла не только вырасти и получить образование, но и создать собственную семью. И та вечно голодная, чумазая и растрепанная, выживающая среди довольно жестоких деревенских ребят девочка-инвалид смотрела с фотографий красивой молодой женщиной: огромные глаза, красивый прямой нос, открытая и очень нежная улыбка, волосы мягкими локонами россыпью по плечам. Ни коляски, ни инвалидного кресла, ни даже палочки, только на некоторых фото казалось, что Саша прикрывает одну ногу или старается опереться на что-то. Судя по анкете, у Саши была и работа, то есть человек жил полноценной жизнью, в то время как мир заранее поставил на этой судьбе крест.

Иногда заранее приписываешь ребенку или подростку некую судьбу и уверен, что это единственно возможный путь, как ни крути, пойдет только этой дорожкой, а все не так складывается, и удивительно это, и радостно. Значит, у всех есть шанс, у всех…

А бывает наоборот, и так случилось с половиной бывших сокурсников Дмитрия. Легендарный поток, каждый второй – сын кого-нибудь, медалисты и победители олимпиад. Лекторы наблюдали за ними, как за участниками реалити-шоу и думали: «Вот шиловый заводик растет, вот огня сколько, а наглости, а прыти! Земля дрожит под ногами!» И предсказывали генеральские звезды и мировую славу. Через 20 лет эти надежды поколения в основном проживали весьма обычные жизни обычных менеджеров, иногда топовых, но преимущественно старших. И острые языки пообтесались, и вера в очередную мировую революцию поубавилась. Жизнь выхолащивает людей.

Дмитрий же, познав и пионерию, и путч, и студенческий брак с подработкой на рынке в «Лужниках», пережив (порой чудом) кризисы 1998, 2008, 2014, 2018 годов, построил неплохую карьеру бизнес-консультанта. Нажил боль в спине и седину в волосах, смертельно устал, но, продолжая мечтать, заплыл-таки в свою тихую гавань. Теперь он бережно охранял свое счастье. Никаких лишних людей, гостей, друзей без приглашений. Его все устраивало.

Иногда он замечал, что со дня свадьбы его жена посерела, часто утыкалась в телефон, ведя с кем-то переписку, реже смеялась. Но, учитывая рождение сына и их общую неопытность в теме родительства, происходящее становилось вполне логичным. Мало сна, много нервов. Из девушки Полина превращалась в женщину. Иногда он ловил ее пристальный взгляд, будто она искала в его лице ответ на некий сакральный вопрос вселенской важности, но стоило ему спросить, в чем дело, Полина жмурилась и отвечала: «Просто люблю».

Ей хотелось веселья, он понимал это. Но впустить в их райский уголок с пухлощеким амурчиком кого-либо малознакомого Дмитрию не позволял рационализм и уверенность, что все необходимое для счастья есть внутри дома.

Интуиция подсказывала, что, кроме охраны и регулярной доставки еды, в окошко башни следует подкидывать что-нибудь и метафизическое, ну или хотя бы эстетическое, дабы принцесса не превратилась в зеленого орка.

С такими мыслями и воспоминаниями чуть более чем за час Дмитрий доехал до центра города. Повернув с Новинского бульвара на Поварскую улицу, он неспешно отслеживал лежачих полицейских. Вдруг в глаза бросилась витрина художественного салона. Тут же вспомнилось, что дом нуждался в картине. Полина довольно долго объясняла что-то про абстракцию, употребляя совсем не близкие Дмитрию выражения «только не марс коричневый, кость жженая будет смотреться отлично или неаполитанская желтая, в идеале охра золотистая и рядом приглушенный церулиум». Для Дмитрия это звучало как некое заклинание на латыни. Спорить он не собирался. Нужно было присмотреть объект и скормить изображение изголодавшейся по творчеству и светской жизни жене.

В витрине мелькнуло будто бы знакомое лицо. Дмитрий припарковался у галереи и зашел. Светлый зал с высокими потолками встретил его довольно прохладно и безлюдно. Зато сразу на глаза попалась картина, которая, похоже, подходила под выданное описание. Дмитрий приблизил лицо к полотну, отдалился, взглянул еще раз, наклонив голову, достал телефон и задумался: сфотографировать и отослать жене или сначала спросить цену?

Раздались шаги, по черной винтовой лестнице спускалась женщина. Среднего роста, довольно плотного телосложения, но с мягкой походкой и плавными движениями, поступь была практически неслышна. Брюки-кюлоты и свитер крупной вязки с высоким горлом выдавали человека творческого, но уже заземленного, интересующегося вполне материальными вопросами бытия. На переносице были едва заметные веснушки, спокойный взгляд светлых глаз обретал строгость благодаря ровным дугам темно-русых бровей. Это была та самая девушка, которая через стекло показалась Дмитрию знакомой. Он копался в памяти, стараясь вспомнить имя: «Екатерина, верно? Кажется, мы знакомы, здравствуй. Вернее, здравствуйте, добрый день!» – как можно дружелюбнее произнес Дмитрий.

Девушка сделала шаг назад и заметно растерялась. Приоткрыв рот и издавая протяжное «ааааамммм», она пробежалась по посетителю оценивающим взглядом снизу вверх, вскинула брови, прищурилась, ахнула и прикрыла ладонями лицо. Вырвался полуистерический смешок.

– Простите… – выдавила девушка и повернулась к Дмитрию спиной. Кажется, далее была игра жестов и самонашептывания. Выдохнула, повернулась и со слегка натянутой улыбкой продолжила:

– На самом деле я Дина. Имя Катя я использовала в студенческие годы, когда не планировала заводить длительных знакомств. Прости, то есть, простите, Дмитрий. Ведь Дмитрий же?

– Ух ты! Ну будем знакомы еще раз! – Дмитрий уверенно сделал шаг навстречу и протянул Дине руку.

– Да, неловко вышло… Надеюсь, вы не тратили все эти годы на поиски той студентки Кати?

– Нет, но я рад вас встретить вновь, и, надеюсь, вы, теперь как художница, – Дмитрий уже прочитал «Дина Снегирева» рядом с заинтересовавшей его картиной, – поможете мне.

– Разумеется, – щеки Дины пылали. Эта работа называется «На пороге вечности», холст, масло. Написано в июне 2021 года.

– Я думаю, нам нужно нечто в таком духе, но, наверное, более светлое или беспечное. Вот, рядом мне нравится…

– «Нежность весны», да, ею многие интересуются, но она уже продана в частную коллекцию в загородный дом.

– Мне тоже для дома. Насколько я знаю свою жену, ваше творчество ей бы пришлось по душе.

– Слава богу, ты женат и, надеюсь, счастлив, – положа руку на грудь, выдохнула Дина. – Еще раз прости, но теперь все мы взрослые люди, и сюрпризы из прошлого скорее пугают.

– Да-да, сам удивлен и тоже не любитель ворошить былое. Надеюсь, и я все-таки оказался не худшим на твоем пути.

– Все отлично. Я планировала пообедать, если есть время, можем вместе выпить кофе тут рядом. Я расскажу про картины, подберу, что лучше будет по интерьеру, ну и так, остальное тоже…

Дмитрий посмотрел на часы. У него было еще около получаса свободного времени. Пара зашла в кафе и окунулась в ностальгию по нулевым. Казалось, тогда жизнь только начиналась, не только для них, но и для всей страны. Нулевые пахли свободой, отсутствием цензуры и черной икрой.

Диалог был стандартен: сколько лет, сколько зим, где обосновались, как пережили, чем души успокоились. Посмеявшись над случившимся конфузом и расслабившись, Дина отвернулась в сторону и, будто бы вглядываясь в те самые сытые и так много обещающие годы, произнесла: «Знаешь, я очень хорошо помню свой первый завтрак для мужчины. Я его ненавидела (завтрак, не мужчину, хотя в то утро и мужчину тоже)! Утро, кухня, холодный пол, плеск воды в ванной… И я, сонная, замученная и тщетно пытающаяся нарезать белых хлеб ровными кусочками… Никакой романтики, радости или чувства восхищенной любви. Меня раздражала сама мысль о том, что на моей территории теперь разгуливает нечто большое, волосатое и голодное. Оно сейчас моется, а я должна, именно должна готовить ему завтрак вместо того, чтобы сладко спать на своем очаровательном оранжевом диване. Я очень старалась быть хорошей и делать все идеально, поэтому вкладывала необдуманно много сил во все мелочи, касающиеся куриного топтания вокруг мужчины: все должно было быть красиво, украшено зеленью и правильно сервировано. Я создавала о себе представление как о лучезарной принцессе, в общем-то не особо думая, а кем является он? Тем более в моей голове не возникало мысли, а что ему нужно?.. Годам к 25 мое неприятие чужаков на личном пространстве и раздражение, испытываемое от гендерных обязательств, достигло апогея.

И именно тогда мне встретился ты. Честно, прости, не знаю, как сейчас, но в те времена ты был действительно стоящим парнем, помню, как, не отрывая лица от подушки, но указывая рукой в сторону холодильника, я пробормотала: «Кухня там…», после чего сползла с кровати, собралась и ушла на работу. Тогда мне это казалось верхом независимости и эмансипации.

А теперь…. Сегодня я встала в 5:30 утра, потому что у кого-то «такой график» и «так надо». Практически с закрытыми глазами я стояла у плиты и варила кофе, потом делала бутерброды и накрывала на стол. И салфетка под тарелкой оказалась мятая, нож и вилка лежали не строго параллельно друг другу, кофейная турка по цвету не подходит у меня к тарелке – все так не идеально и не лучезарно теперь в моей жизни. Но, несмотря на адское желание спать, внутри растекалось очень теплое и простое чувство. Я слышала, как он стучит бритвой о край раковины в ванной комнате, и это вызывало у меня улыбку. Носки, лежащие на полу, начали казаться мне очень даже милыми и приобрели некий сакральный смысл – может быть, мужчины в ночи танцуют вокруг них ритуальные танцы и приносят жертву богу потенции? Поэтому, наверное, носки должны лежать именно на полу, а еще лучше на полу у ботинок (и не дай бог попробовать их убрать куда-нибудь!). С годами я испытала самое настоящее удовольствие от быта и всех этих мелочей, которые так бесят молодых, образованных и самостоятельных девочек.

К 40 годам так наедаешься этой самостоятельностью и независимостью, что с радостью начинаешь кормить кого-то, кто устал после работы, кого лучше не трогать, пока не поест, кого-то, кто в принципе бывает только в трех состояниях: «хочу еды», «хочу секса» и «устал после работы». Перестаешь раздражаться и считать, что он что-то должен, тем более уходит на второй план ревность и желание общаться каждый день. Приходит желание и удовольствие давать мужчине то, что ему нужно – тепло, уют, заботу и смех.

… Я прислушивалась ко всем этим шарканьям и шорохам присутствия мужчины в моей жизни сегодня утром и была счастлива. Когда перестаешь быть обязанной и считать себя должной что-то делать, потому что ты женщина, начинаешь делать это из-за любви и желания дать другому то, что ему нужно. Не создать о себе представление, как о чем-то прекрасном, а просто сделать чье-то утро добрым…».

– Значит, любовь? – тихо и мягко, будто читая сказку, произнес Дмитрий.

– Значит, семья. Муж, двое детей… Я дам тебе визитку, тут есть сайт, где выложены мои работы, посмотрите с женой. Я в галерее не каждый день, позвоните мне, если что-то выберете.

Дмитрий взял визитку, засунул во внутренний карман пальто и позвал официанта.

Следующим пунктом этого женского субботника была встреча и транспортировка в загородный дом заслуженного учителя РСФР, награжденного медалью К. Д. Ушинского, обладательницы Почетной грамоты Министерства образования и науки Российской Федерации Ольги Сергеевны Войцеховской, мамы Полины.

Это была высокая, сухая женщина с идеальной осанкой. Более 40 лет своей жизни она посвятила преподаванию точных наук, и ни одно обстоятельство не заставило ее согнуть спину. Внешне она скорее походила на смотрительницу Зимнего дворца, чем на коренную (почти) москвичку. В ее жизни не было мелочей: точность, пунктуальность, сдержанность. До недавнего времени Ольга Сергеевна не думала оставлять профессию, но появление внука открыло в ее голове новые горизонты педагогических возможностей.

Потоптавшись у подъезда 4 минуты (чтобы не прийти раньше назначенного времени), Дмитрий вбежал на второй этаж старого дома. Поправил волосы, одернул пальто, порепетировал улыбку и позвонил в дверь. Дмитрий иногда казался старомодным, но в бизнес-среде это придавало статусности, а в глазах женщин-очарования.

Ольга Сергеевна гордилась своими детьми, но молча. Она хотела помогать, но просьб о помощи не поступало, что заставило её серьезно волноваться. Непременно в семье Саратовых таился какой-то подвох. Дмитрий вызывал у Ольги Сергеевны чувства неоднозначные, с одной стороны – успешен, целеустремлен, с цепким взглядом и твердой рукой, аккуратен и пунктуален, с другой стороны – какой-то Саратов… Очевидно, мир бизнеса (честнее будет сказать, возможности зарабатывать) манил его несколько больше библиотек. Да и женат он был уже второй раз! Все, что смогла выведать Ольга Сергеевна, так это то, что 25 лет назад первой женой стала некая Леночка, сокурсница по экономическому факультету. Закончилась учеба, закончился и брак.

Местами Дмитрий влиял на Полину плохо. Родная дочь перестала краситься и стала пить чай большими глотками из вёдер. Так Ольга Сергеевна называла популярные кружки на 400 мл. Её сей факт коробил и печалил. Невольно вспоминалась присказка про девушку и деревню. А ввиду переезда молодой семьи за город, получалось, что в деревню заселяли уже и её внука.

Ольга Сергеевна собрала два чемодана личных вещей и отправилась на инспекцию в СНТ «Кушадасы».

Глава 4

Московская область, 2021 год

Добрались до Кушадас быстро. Дома, на первом этаже, как только они зашли, Дмитрий и Ольга Сергеевна встретили Полину, вернее, ее поясницу, ягодицы и пятки, торчавшие из-под лестницы.

Муж решил, что Полина неудачно прячется от матери. Мать – что на нее стараются произвести впечатление тщательной уборкой. На самом же деле Полина оттирала пятую за день лужу от кошки. Кошка спала на стуле, зная, что ее не тронут.

Закатив чемоданы, Дмитрий вышел на улицу. Полина, выбравшись из-под лестницы, поспешила в ванную комнату и оттуда к Ольге Сергеевне. Женщины обнялись и поцеловались. Полина помогла гостье раздеться и подставила к ее ногам белые гостиничные тапочки. Ольга Сергеевна деликатно отказалась: «Спасибо, дорогая, но у меня свои, белые мне, пожалуйста, не надо».

Ольга Сергеевна начала оглядываться. Лаконичные формы, обилие света – ей нравилось увиденное, но для себя она сделала бы по-другому. Вежливо и с улыбкой она попросила проводить ее на кухню. Там, поставив на стол дорожный ридикюль цвета переспелой вишни, щелкнула фермуаром.

«Наверно, на ярмарке мастеров купила», – чуть не ляпнула Полина. Ольга Сергеевна достала аккуратно завернутую в газету чайную пару. Фарфоровые чашка и блюдца с позолоченной каемкой. С любовью глядя на керамический антиквариат, она уточнила, куда можно было бы их убрать так, чтобы пользоваться при каждом чаепитии, и перешла к волнующей ее теме: «А где Ленечка? Спит?» – поинтересовалась Ольга Сергеевна, убирая в шкаф (к сожалению, не сервант) чайную пару.

– Да, Алеша спит наверху. Он скоро… – начала отвечать Полина.

– Гуляли сегодня? Нужно гулять не менее двух раз в день, это формирует иммунитет, – перебила опытная женщина.

– Я не успеваю, да и за городом вроде везде свежий воздух, – залепетала Полина.

Ольга Сергеевна очень медленно подняла веки и ледяными серо-голубыми глазами стрельнула в невестку. Также медленно она вздохнула и выдохнула, достала из кармана жакета портсигар.

– Ваше дело, конечно, но мы гуляли, и подгузников у нас не было, и учились, и работали, и все как-то успевалось, – спокойно проговаривая фразу, педагог направилась к веранде. Полина пробежала вперед и распахнула дверь, стараясь смотреть в пол. Она сглотнула и сжала кулаки. Впервые за долгое время ей захотелось закурить.

Длинные тонкие пальцы Ольги Сергеевны с узловатыми суставами и просвечивающимися венами напоминали палочку Гермионы Грейнджер, а с тонкими дамскими сигаретами творили какие-то чудеса: дым от них всегда исходил клубами и переливами, окутывая Ольгу Сергеевну, будто шалью-оберегом. Каждый раз, когда она затягивалась, Полине казалось, что от нее отрывают кусок души. Она прикрыла глаза и издала легкий стон.

Шла война, которую начали за сотни тысяч лет до них и которая будет длиться до тех пор, пока последняя женщина на земле не родит последнего сына.

Дмитрий вернулся, подхватил большой пухлобокий чемодан из тех, что берут на двухнедельные отпуска на море или чтобы отметить Новый год в Дубае, и потащил наверх. Обе женщины молча проводили его взглядом. Потом синхронно улыбнулись друг другу. «Я приехала помочь» – более мягко сказала Ольга Сергеевна. Настроение Полины устремилось вниз.

Дмитрий поднял чемоданы в небольшую комнату, которая служила кабинетом и библиотекой. Места было немного, и Дмитрий крутился в нерешительности, как и куда лучше поставить большой чемодан, чтобы матери было удобнее разбирать вещи. Спиной он толкнул этажерку, до самого потолка заставленную книгами и архивными коробками. Вниз полетели листы, блокноты, картонные папки. Дмитрий замер, ожидая вопля – или ребенка или жены. Тихо. «Уф, ну не ваза же, а макулатура в топку», – подумалось ему. Живот подсказывал, что пора бы ужинать, и ведомый инстинктом выживания, несмотря на листы, Дмитрий стал быстро их хватать и складывать обратно. Один блокнот был раскрыт и исписан женским почерком, в корешке лежал аптечный рецепт.

Дмитрий задержался взглядом: на медицинском листке с печатью была прописана девичья фамилии Полины. Он взял его и положил в карман. Дмитрий не имел привычки читать записи жены, но текст из синих чернил манил и соблазнял, глаза сами забегали по строкам:

«Одиночество накатывает, как грозовая туча, подминая под себя светлые чувства. Пространство пустеет, стены становятся зыбкими, и смятение ритмично раскручивает свое лассо. Рядом никого нет. Нигде никого нет. Ты одна и знаешь, что это будет длиться долго: сегодня, завтра, послезавтра, всегда. В первые моменты хочется закричать: «Я свободнааааа!!! Я ничего никому не должнааааа!!! Я сама себе хозяйка!» И потом слушать эхо своих слов в поле или, может быть, побежать, широко распахнув руки, навстречу восходящему солнцу. Только нет ни солнца, ни поля, ни ветра, ни грома. Пустота совершенная. Есть пол с крупицами песка, есть углы, в которые можно уткнуться и сползти вниз. Тебя выпихнули из жизни. Ты не нужна. Никому. Ты не нужна ему».

Неприятное чувство начало ворочаться в душе Дмитрия: дата, когда это написано?! Октябрь 2018! Он облегченно выдохнул, дособирал бумаги, сложил в папку, снова задвинул ее на верх и вышел из комнаты.

Отогретая чаем, детским лепетом, учтивостью Дмитрия и любящими глазами дочери, Ольга Сергеевна подобрела. На нее нашло редкое чувство восторга от красоты природы, широты ночного неба и свежести зимнего воздуха. Даже Этвас вызывала в ней умиление и нечто вроде чувства духовной близости.

«Поля, Митенька, у меня есть настроение прогуляться. Давай я возьму Леню и пройдусь с коляской», – расщедрилась Ольга Сергеевна. От того, как теща коверкала его имя, у Дмитрия щетинился загривок, но им делали предложение, за которое молодые родители хватаются бульдожьей хваткой, ребенок был собран за три минуты!

Дмитрий показал Полине картины Дины (разумеется, опустив предысторию их знакомства). Полина восхитилась, как точно он угадал стиль и направление, в котором нужно было полотно. Она листала слайды электронной презентации и улыбалась: «Вот эта нравится, и эта, и эта, а вот – круглая, погляди, мне кажется, идеально», – тараторила Полина. На нее было приятно смотреть в этот момент, расслабленная и воодушевленная, живая и искрящаяся. В такую он когда-то и влюбился.

Дмитрий мял в кармане найденный рецепт и не решался перевести тему. Он предложил Полине завтра позвонить Дине и договориться о встрече. Полина заерзала на диване и захлопала в ладошки, как маленькая девочка: «Ура, ура, ура, меня повезут в город, меня повезут в город!»

– Милая, тут из бумаг выпало, – Дмитрий протянул Полине рецепт. Реакция была мгновенной и очень простой. Полина ответила, что рецепт просрочен и больше не нужен, можно выкинуть.

– Но это рецепт на «Фенибут»! Ты не говорила, что принимала подобные препараты, – Дмитрию хотелось объяснений.

– У меня был сложный период, много всего одновременно. Таблетки помогли. И врач. Любимый, я помню, что ты против наркотиков и психотропных препаратов в доме. Честное слово, я бы с радостью сейчас обдолбалась и снова любовалась бы седлообразным изгибом Вселенной по Хокингу, но я люблю тебя, я люблю нашего сына. Я со всем справилась».

Дни побежали один за другим. Воодушевленная планируемой поездкой в галерею, Полина решила сделать все, что можно и нельзя в городе: врачи, салоны красоты, почта, встречи с подругами, магазины. Составив длинный список дел и мест, куда ей обязательно надо, она пошла к Ольге Сергеевне с предложением провести незабываемый день с внуком, Ольга Сергеевна спокойно и уверенно сказала «нет». Слегка озадаченная, Полина направилась к мужу и разложила перед ним карту своего взятия Москвы, расписав пользу счастливой и удовлетворенной матери для локального сообщества. Патриарх вынес решение, что сможет посидеть с ребенком примерно через две недели в субботу, встреча в галерее переносится на неопределенный срок, а девичник Полине лучше устроить на зимних праздниках и здесь. «Хорошо, на почту я зайду вместе с ребенком в тот день, когда поеду с ним к педиатру, остальное – когда-нибудь потом», – согласилась Полина. Звучало логично, но улыбка с лица Полины исчезла.

Вечером было решено откупорить несколько бутылок вина. На пробу. Чтобы знать, чем вскоре заполнять винный шкаф. К напитку откровений добавили твердый сыр с медом и аромат горящих палений в камине. Во всех проникло блаженство, а в заслуженного педагога еще и правдорубство.

– Тургеневская барышня, – любуясь лицом Полины в мерцающем свете пламени, внезапно сказала Ольга Сергеевна.

– Я?! Нет, что ты, я стою ногами на земле, – удивилась Полина.

– Я тебя умоляю, стоит она… Смотрю я на тебя – и какая-то вся, как кисель! – выдала Ольга Сергеевна. Лицо Полины вытянулось в недоумении.

– Нет, я имею в виду внешне ты нормальная, красивая… Но вся вот… Все у тебя всегда «нормально», что ни спроси – мямлишь, как квашня, – продолжила Ольга Сергеевна.

Ошарашенная такой неприятной, даже агрессивной прямотой, Полина перевела взгляд на мужа. Дмитрий старался подобрать правильный словесный ход, но был нерасторопен.

– Ольга Сергеевна, Ваша дочь красивая женщина, умная и прекрасная хозяйка! С ней очень интересно, поэтому предлагаю выпить за мою восхитительную жену! – наконец вступился Дмитрий.

–Правда, интересно? Я ее вижу постоянно лежащей на диване с ребенком. Мне кажется, она деградирует!

Полина разве что не начала заикаться. Ее как будто не было за столом, ей перемывали кости, нисколько не стесняясь ее же присутствия. Ее и вправду не было между этими двумя беседующими. Она не считалась.

– Алеше всего полгода, разумеется, я провожу с ним все время! – Куда-то в воздух заявила Полина.

Она была глубоко уязвлена. Мать на нее действовала магически, как удав, лишая воли сопротивления и способности парировать. Полина все проглатывала. Вернее, терялась и долго соображала, как правильно ответить. Пока она собиралась с мыслями, ее мнение уже никого не интересовало. Странно пытаться убедить других людей, что твоя жизнь – это твоя жизнь. И даже родственники, и даже близкие, зачастую знакомы шапочно и не знают ничего по-настоящему значимого о том, что наполняет, вдохновляет или оставляет глубокие раны.

Послышался плач Алеши. В душе Полина обрадовалась. Не говоря ни слова и не допив вина, она соскочила со стула и ретировалась с поля боя. Ей сводило челюсть от гнева и, открывая дверь спальни, она чуть не сняла ее с петель. На ходу Полина стянула с себя майку и швырнула в стену, взяла сына и крепко прижала к себе, что-то бубня. Ей снова не хватило смелости сказать матери, что сына зовут Алеша, а не Леня, муж у нее Дмитрий, а не Митя, а сама она хозяйка этого дома, а не ведерко для плевков!

Когда Дмитрий поднялся, в комнате было тихо, ребенок ковырял пальчиком узоры на детском коврике и, увидев отца, заулыбался беззубыми деснами и растопырил в стороны руки и ноги в ожидании, что его сейчас поднимут. Но Дмитрий искал Полину. Она стояла перед зеркалом и водила ладонями по телу. Его жена была абсолютно нага. Мужчина подошел со спины, обнял жену за плечи и прошептал: «Ты самая красивая женщина на свете».

Полина вернулась взглядом к отражению: в целом ничего, но 10 лишних килограммов, сутулость, которой еще год назад не было и съехавшие куда-то вниз ягодицы. Полина прильнула к мужу и промурчала: «Вы с мамой меня недооцениваете. Я еще спляшу на барной стойке».

– Докорми и иди тусить, а пока ты на вахте, – посмеялся Дмитрий.

– Я не о том. Я далеко не бесхребетная, я хороший менеджер и могла бы быть неплохим руководителем.

– Полина, ты – это не про бизнес, ты добрая, слишком добрая.

– Добрая не значит глупая. У меня есть способности и мечты, и я хотела бы их воплотить. Я хочу создать нечто, что принесет пользу!

– Мама права, ты еще и наивная.

– Вы сговорились, что ли?! Ты такой же родитель, как и я, возьми на себя часть ухода за сыном, дай мне шанс! – возмутилась Полина.

– Если бы ты была способна зарабатывать, ну хотя бы столько же, сколько сейчас я, я бы смело ушел в декрет и радовался бы общению с сыном!

– Может быть, я и не сделала головокружительной карьеры, но 10 лет до встречи с тобой я жила одна и обеспечивала себя, и, ты удивишься, у меня это неплохо получалось! – голос Полины стал резче и громче.

– Любимая, твой талант – это создавать атмосферу, уют, дом. Не рвись туда, куда тебе не надо. Успокойся и ложись спать, у меня завтра рабочий день, – с чувством полного превосходства завершил беседу Дмитрий.

Полине захотелось швырнуть в мужа что-нибудь тяжелое. Он не слышал или не хотел слышать ее. Или, может быть, это она не замечала очевидного? Внешний гнев быстро прошел. Но в душе относительно молодая женщина затаила обиду. Она чувствовала себя лавой, которая жаждет вырваться из жерла вулкана, но вместо того, чтобы открыть дорогу, ее загоняли в ледяные тиски.

Полина успокоила себя мыслью, что через пару дней она повезет ребенка к педиатру. Помогать ей никто не будет. Никто из домашних. Но есть же другие люди… Полина взяла телефон, нашла в чатах номер Дарьи Борисовны. Имя звучало намного грознее персоны.

Дарья Борисовна редко отвечала быстро, но Полина всегда знала, где найдет ее наверняка. В Сити – Содоме и Гоморре столицы, куда (язык не поворачивается сказать, что специально, но и нечаянно не может быть) перенесли офисы многих федеральных чиновников.

Дарья была трудоголиком. Невысокая, белокожая и кареглазая, в узкой юбке-карандаше и шпильках, она напоминала стойкого оловянного солдатика среди грузных и неповоротливых коллег с двойными подбородками. Коридоры власти поглотили ее около 15 лет назад, и теперь Дарья не работала на политику, она была политикой: речь, жесты, стиль одежды – все было уже отработано и вмонтировано в личность. Жесткая, прямолинейная, настойчивая, в спорах непримиримая – такой ее знали подчиненные.

Для Полины же она была человеком, который перед тем как начать работать на государство, проколол себе хрящи в ушах и вставил сережки-камушки, чтобы не потерять остатки детскости в бесконечном ношении белых блуз. А в командировках Дарья всегда искала время, чтобы сходить в местный зоопарк и поглядеть на панд, к которым питала особую слабость.

А еще как никто другой Дарья была честна сама с собой, поэтому постоянно разводилась и сходилась со своим мужем. Полина не знала, как так вышло, но в Дарье не было фальши. И сколько бы им лет ни исполнялось, ей всегда хотелось обнимать и прижимать к себе такую непохожую, такую громкую и хрупкую – свою младшую сестру.

Глава 5

Москва 2021

Материнство + 1

Середина ноября выдалась снежной. Правда, по мере приближения к городу пушистые и хрустящие свежестью холмы из русских сказок постепенно сменялись грязевыми болотами бизнес-реалий. Девять утра, машина подъехала к детской городской поликлинике. Черный сапог на массивном каблуке погрузился в месиво, за ним второй. Три шага вдоль заднего крыла до багажника, щелчок, скрип, еле слышный матерный шепот, скрежет. Водитель глубоко вздохнул и вышел, чтобы помочь.

Отстегнуть все ремни, выбраться из машины, открыть багажник, придерживая его одной рукой, достать часть коляски, за ней вторую, быстро перехватить люльку обеими руками и установить на каркас, закрепить, метнуться в салон, вытащить ребенка, на ходу поблагодарить таксиста, упаковать ребенка в коляску. Не забыть поставить пять звездочек в приложении. Забыть. Полина ненавидела этот ритуал, но ежемесячно его выполняла, такова была цена поездки в цивилизацию.

Почему-то ее никто не предупредил, что вся материнская утварь – это, скорее, похоже на амуницию спецназа, а не на атрибуты феи. Подобно многим, до появления ребенка, Полина думала, что коляска – это как большая сумка Birkin: взяла в одну руку и пошла всем показывать, насколько великолепна. Но нет, коляска с младенцем – это как заведенный квадроцикл. Чтобы управиться, надо обеими руками вцепиться со всей рабоче-крестьянской мощью, вспомнить самый агрессивный work out в спортзале и с криком «За демографию!» газовать. Толкать на выдохе и от спины. Когда она впервые катила этот агрегат вверх по лестнице, Алеше было три недели. Молодой матери казалось, что еще чуть-чуть – и швы внутри разойдутся, и, треснув пополам, она выпустит на волю всех демонов, дав начало мировому апокалипсису. С большим непониманием она смотрела на других матерей и постепенно приходила к выводу, что с сумкой Birkin коляски роднит исключительно цена.

В прошлый раз Полина приехала не в тот день, не в грудничковый, и получила выговор. В поликлинике действовал ряд правил, нигде не зафиксированных, но передаваемых из уст в уста. С ребенком до года нужно приходить исключительно по средам и только по утрам.

И вот теперь, пробираясь с люлькой по коридору, Полина волновалась: а точно ли среда? А утро это до 12? Наверно, надо было позвонить и уточнить, но она так не любит эти звонки…

Было многолюдно. Дети ерзали на коленях, матери спали с открытыми глазами, иногда впрыгивая с реальность, чтобы проверить свою очередь или подсказать что-то новенькой, пришедшей на свой (именно свой, а не ребенка) первый осмотр к врачу.

Полина замешкалась в поисках талончика и поставила люльку с ребенком посреди прохода. Тут же началось ворчание. Полина развернулась и задела кого-то рюкзаком. Извинилась, пристроилась на край стула. Алеша захныкал, ворчание усилилось. Полина забыла про талон и начала искать ключи или игрушку, чтобы отвлечь сына. Полине хотелось провалиться сквозь землю!

Та самая женщина, которую Полина случайно пихнула, не выдержала и вызвалась помочь:

– На, погремушку держи в левой руке, телефон в правой, бутылочку с водой зажимай между мизинцем и бедром, анализы, талоны, карту – под мышкой. Обязательно на виду должна быть соска, даже если младенец ее отроду не брал в рот. При врачах говори, что она в активном пользовании, иначе можно попасть в список любительниц альтернативных техник воспитания или, чего хуже, антипрививочниц! Гуляешь дважды в день, зарядки выполняешь трижды, водой поишь, телевизор не включаешь!

– Боже мой, простите меня, пожалуйста, я никак ко всему этому не привыкну, – распиналась Полина.

Женщина тем временем посмотрела на талончик Полины и пихнула ее ближе к кабинету.

– Твоя очередь. Все, что говорит педиатр, важно выслушать, но не исполнять. Восемь из десяти делают одну четвертую из всех предписаний и, о чудо, вырастают нормальные здоровые дети!

Полина все чаще задавала себе вопрос, почему она не пользуется платной страховкой? Из желания поддержать бюджетников? Возможно. Или из необходимости посмотреть на таких же загнанных ланей, которые хотя бы глазами дают понять, что они с ней в одной лодке? Возможно.

Пройдя все предписанное, Полина решила «отдохнуть» в комнате матери и ребенка. Маленький мужчина поел. Маленький мужчина был доволен. Организм работал четко и быстро. Машинально выполняя необходимые манипуляции, Полина мыслями уже была в кабинете сестры. Вдруг зашла пожилая дама в белом халате и спросила, что она делает. Со спокойной душой Полина ответила, что обеспечивает соблюдение санитарных норм, на что получила замечание: здесь этого делать нельзя!

Полина посмотрела на женщину, на пеленальный стол, на упаковку памперсов (казенных для общественного пользования), на мусорку…

– Вот же на мусорном ведре написано «Отходы класса А», в кавычках значится «подгузники».

– Это для других подгузников! Использованные бросать сюда нельзя, они пахнут! – недовольно заявила женщина.

Полина уже представила, как роется в мусорке в поисках выкинутого «не такого подгузника», но надзирательница, фыркнув, покинула камеру штрафников.

Полина еще раз осмотрелась, прочитала все надписи в комнате, убедилась, что на мусорке выведено «подгузники», схватила Алешу и выбежала. Какие бывают другие подгузники, видимо, ей еще предстояло узнать, уйти из городской поликлиники, не получив выговора, – невозможно!

Полина училась относиться к материнству, как к квесту: технически все просто, но подчас невыполнимо. Бытовые неурядицы забавляли, иногда приводили в замешательство, например, в год рождения сына совершенно неожиданно недоступным стало большинство аптек. Смешно и горько, но оказалось, что в Москве, в районах в рамках кольца, к ним не пристраивают пандусы! А те, что есть, как правило, уже ширины коляски. Полина приноровилась выбирать самые маленькие, оставлять коляску у лестницы, опрометью кидаться к кассе, озвучивать список и выбегать на улицу. Убедившись, что сын в порядке, снова бежать к кассе с вытянутой вперед картой, хватать заказ и выпрыгивать на улицу.

Сегодня ее ждал новый уровень. Почта. По последнему слову собянинской Москвы здесь пандус был установлен, откидной, автоматизированный, с кнопкой вызова помощников. И все было бы прекрасно, если бы не русская зима. Ровно там, где пандус предполагал со всей свое широтой распахнуться и открыть путь в недра Северо-западного почтового отделения, красовался сугроб. Пирамидообразный, с ледяной корочкой, заботливо собранный коммунальщиками, бело-серо-грязный традиционный столичный сугроб!

Полина примерилась справа, слева, прикинула, сможет ли проломиться сквозь, и признала, что даже с ее достойной спортивной подготовкой она бессильна. Добрые люди проходили мимо и ждали, что их попросят о помощи. Но Полина стеснялась, было неудобно отвлекать, стыдно указывать на несовершенство системы, да и должны ли прохожие вникать в ее проблемы? И вообще, после рождения ребенка ее одолела робость. Привлекать к себе внимание, как раньше, она больше не умела, боялась этого и чувствовала себя лишней гайкой в системе. Поймав вопрошающие взгляды, Полина улыбнулась и показала, что все в порядке, начала месить снег колесами в обратную сторону. Но ей все равно нужно было на почту!

Она вспомнила вчерашнюю переписку, сомневалась, была недовольна, но достала телефон и набрала номер по памяти.

Через полчаса коляску катил высокий статный офицер. Темное приталенное пальто было явно дешевле того, что носил муж Полины, но сидело лучше. Мужчина двигался, будто плыл, рассекая собой атмосферу: вдох – шаг, выдох – шаг, коляска под его руками сминала сугробы, словно ледокол морскую пену. Полина семенила рядом и думала, что он самый красивый в ее коллекции. Мужчина с беззвучной поступью и без запаха. Такой идеальный внешне и почти пустой внутри Сережа.

Несмотря на то что связь с ним оказалась одной из самых долгосрочных до встречи с мужем, Полина не могла вспомнить, чем он пах. Она помнила его кожу – мягкую, гладкую, загорелую, без родимых пятен и родинок; небольшой, очень старый шрам внизу живота; глаза – ледяные, и по цвету, и по наполнению; улыбку – кончиками губ, сдержанно, ехидно, с едва уловимым вызовом. Помнила его привычки, кожаную куртку и чоппер. И как, впервые садясь на мотоцикл, она дрожала от страха. Жутко было так, что она долго не решалась разжать веки и думала: «Мы точно разобьемся! Разобьемся!!! Зато вместе, умрем вместе, и это хорошо». А потом он катал ее по ночной Москве, и сердце замирало от восторга. Город открывался с новой стороны: на Сокольниках воздух был влажный и прохладный, а на Китай-городе сухой и хлещущий по щекам. На Покровке из каждого бара доносилась музыка и звучала не глухо, как бывает, если едешь в машине, а вокруг, окутывая и окуная в себя. Асфальт дрожал и пульсировал в такт реву мотора. Наутро Полина не могла расчесать волосы, они собрались в большую паклю и пахли пылью и гудроном. Она запомнила ту ночь как одну из самых счастливых в своей жизни.

Этот человек принес ей много боли и был невольным свидетелем множества ее творческих порывов, взлетов и падений, переездов и биполярных метаний. Полина сохранила к нему уважение. Она ценила честность. Он же был болезненно честен. Сережа имел наглость оказаться единственным мужчиной, который за 10 лет их знакомства не только ни разу не признался ей в любви, а, напротив, открыто говорил о том, что не любил ее. Никогда, ни один день. Впрочем, любви он не испытывал ни к кому. Разве что к дворовым щенкам.

Двум молодым людям когда-то было удобно и комфортно вместе. При этом заранее было решено, что перспективы весьма смутны, ожидать ничего не стоит. И все было бы отлично, если бы один такой год не сменил второй, третий… Полина влюбилась и начала биться как рыба об лед: домашние ужины, свечи, беседы по душам. И чем холоднее был мужчина, тем больше внимания, страсти и принятия выказывала она. Полина верила: если любить безусловно, то воздастся, не может светлое не озарить тьму.

Москва дрожала в международном экстазе 2018 года, обнявшись, Полина и Сережа бродили по центру, сливаясь с толпой фанатов и туристов, заглядывали в пабы и, будто заправские болельщики, орали «гол!» или «аааааай!», домой возвращались осипшими. Любили напиваться вместе и засыпать под сериалы.

И, когда отношения казались наиболее гармоничными, когда думалось, можно произнести «Ты мой!», Сережа опрокинул ушат холодной воды на голову: во-первых, он ничего не обещал, во-вторых, никогда не говорил, что любил, ну и, в-третьих, есть другая, которая смирно сидит в Воронеже и ждет, когда он, рыцарь на белом коне, приедет. И он поехал. А вербально пошел по классическому сценарию.

Несколько дней Полина выла белугой. Каждое всхлипывание рвало часть души и превращало надежды в пепел, взамен любовному теплу пришел холод и озноб. Ей было бесконечно жаль себя, свою веру, усилия и время. И вопрос, почему же ее, такую хорошую, красивую, умную, заботливую, не полюбили, навсегда так и остался без ответа. Страдала день, страдала два, на третий записалась к психотерапевту и волонтером в командировку в Сибирь. На конференции, посвященной развитию зеленой энергетики в условиях вечной мерзлоты, Полина сидела со слегка онемевшим лицом, но очень приятными ощущениями в голове – производные фенилмасляной кислоты разбегались волнами по телу, по-врачебному жестко ломая сопротивление женской натуры, жаждущей страданий и мучений.

«В конце концов, – думалось Полине, – за время нашего общения что-то около 20 раз я увлекалась другими, два или три раза даже влюблялась, может быть… Мне с ним было очень удобно, как в старом кресле». Пара стихов, пара новых знакомств, упаковка «Фенибута» – и в Москву Полина вернулась опустошенная, невыспавшаяся и трезвая. Жизнь продолжилась, заложив еще один кирпичик большого сомнения о наличии смысла ее открытости и слепой веры в лучшее. Сережа объявился через несколько месяцев. Любовь в Воронеже не сложилась.

Теперь они шли рядом. Не чужие, но не близкие люди. У почты Полина улыбнулась, положила руку на плечо Сережи и сказала: «Ну вот, я быстро. Если проснется, покатай его туда-сюда, должен уснуть», – и упорхнула вверх по лестнице. Сережа не успел ее остановить, с легкой брезгливостью на лице заглянул в коляску. Ребенок спал. Сережа расправил плечи и постарался принять позу, говорящую о его полной осведомленности и профессиональности в области коляскокатания. Женщины поплыли, как байдарки мимо парохода, он и не думал, что созерцание мужчины с младенцем так бередит сердца противоположного пола. Воодушевившись, он даже заулыбался и допустил мысль, что, возможно, когда-нибудь и он…

…В ворохе одеял распахнулись два голубых блюдца и уставились на офицера. Между мужчинами повисла пауза. «Твоему папе все это вряд ли понравится», – произнес старший. Малыш продолжал смотреть не моргая.

– «А ты отлично справляешься! Теперь кофе!» – радостно сказала Полина, выросшая рядом будто из неоткуда.

– А кофе пить тоже с ним? – Сережа занервничал, представляя, как он будет затаскивать грязный детский танк на колесах в хипстерское кафе.

– С ним. С коляской что-нибудь придумаем.

Они зашли в маленькую современную кофейню на несколько столиков с баристой лет 22 или младше. Коляску оставили у входа, решив сыграть в рулетку, – кто утащит, тот и хозяин. Алешу, нового горожанина, усадили в отдельное, самое широкое кресло, всячески подчеркивая, что молодежь теперь здесь он.

Уже помешивая капучино в большой красной чашке, Сережа признался, что несколько недель назад, когда посылал в ночи сообщения, был сильно пьян. Тогда Полина ответила «да», что означало – в ее памяти тоже свежи их легкие и беспечные встречи. В душе поселилась надежда, вернее, желание вернуть маленькую квартиру-студию в центре со спальней на антресоли и стопками книг на полу, шум остывающего после летнего зноя города и ковер-реквизит из какого-то кино, на котором они часто лежали голыми. И Дашу, младшую сестренку Полины, которая забегала позавтракать перед работой, приносила с собой круассаны и кофе. Иногда она оставалась и на ночь.

– Даша мне, кстати, не ответила, – пожаловался Сережа.

– Поверь, у нее и без тебя достаточно разборок. В тот день ты писал, похоже, всем.

– Грешен, всем подряд. Наутро мне было очень плохо!

– Зато ночью хорошо, да? Посмотри вокруг, ничего не вернуть, Сереж, – Полина сочувствующе пожала плечами.

– Я всегда буду для тебя просто Сережей, вот этим просто – С е р е ж а, – будто не слыша ответа, продолжил он. Потом еле заметно улыбнулся, посмотрел на мальчишку, тянущегося к его чашке, на Полину. Полина была не накрашена, с замотанными в палантин волосами, в джинсах и худи. Сережа отметил про себя, что Полина стала непривычно приземлена и практична, даже немного груба по сравнению с той женщиной, к которой он привык. Извиняться за прошлое он не умел.

Полина подумала, что, возможно, при встрече с бывшим стоило бы выглядеть более эстетично. Но сейчас ее жизнь была такова – практичная, без страз-прикрас, интриг и игр. И рядом с этим холодным и однозначным мужчиной она наконец-то расслабилась. Неважно, как это работает, но иногда плохие парни в определенных ситуациях оказываются хорошими.

«Очень похож на вас!», – сделала комплимент Сереже официантка, принеся малышу мягкое печенье. Сережа не успел ответить, как девушка упорхнула. Полина возмутилась: «Боже упаси!»

Сережа посмотрел на нее пристально и недовольно.

– Может быть, настало время быть друзьями? – спросила Полина.

– А ты сможешь?

– Я уже смогла, смотри, – Полина растопырила пальцы, акцентируя внимание на обручальном кольце. – Так что, друзьями будем?

– Да мы уже вроде как… А зачем тебе это, а? Я ж мудак вроде как.

– Мне нравится с тобой общаться, ты ровный, спокойный, не бесишь. Не уверена, что ты поймешь, но есть люди со светом внутри, а есть без. Вернее, какой-то свет есть во всех нас, но некоторые его гасят, а другие светят, как умеют. В тебе я вижу свет. Когда прошла обида, я смогла увидеть непредвзято. Ты достаточно хороший для этой Земли.