Читать онлайн Новогоднее кафе бесплатно

Посвящается всем заблудшим душам

Глава 1

Москва. Пятнадцатое ноября. Наступила ранняя зима. Морозное утро и яркое солнце придавали особый шарм этому дню. Весь город, каждая улица, всякий дворик были покрыты искрящимся снегом, переливающимся на солнце как маленькие жемчужные бусинки. Больших сугробов, правда, не было пока. Да и откуда им взяться? Накануне происходили постоянные перепады температуры. Погоду ломало и крутило – от дождя и оттепели до сегодняшних неожиданных заморозков. Все это способствовало тому, что сугробы во всех окрестностях неизбежно превратились в лужу, а та, в свою очередь, в сильную гололедицу. Машины заносило, люди катились по привычным тропам, вынужденно выделывая разные па из фигурного катания. Ноябрь –полузимник, кажется, так в народе называют этот месяц. Видимо, не зря. Некоторые, балансируя и скользя по дороге с легкостью падающей снежинки, даже шутили со своими приятелями, мол, так быстрее и дешевле, чем на общественном транспорте, не говоря уже о такси. Да, сурово. Да, с некоторыми последствиями для здоровья. Но все же, но все же. Другим же было не до шуток – они осознавали всю опасность этого природного явления, которое было чревато не только падениями, но и травмами. В этих двух лагерях людей было примерно поровну. Плюс и минус. Черное и белое. Эдакая природная коллизия в лучших ее проявлениях.

Конечно, были и исключения из правил – люди, которые не замечали ничего вокруг – привычно бежали куда-то по своим делам, не оглядываясь по сторонам и не смотря под ноги. Вера была именно из этой категории людей. Работа– дом– работа. Суета. Что в жизни, что в голове. Вот и сегодня она мчалась куда-то по делам. Надо было решить срочную проблему. На остановке собралось приличное количество народу, а автобуса все не было и не было. «Только бы не опоздать», – мысленно талдычила Вера про себя. В этом районе она оказалась в первый раз – по работе. Долгое ожидание лишало ее душевного равновесия. Не то чтобы она вышла слишком поздно или опоздает на ту самую встречу, прибудь автобус через час. Она вышла слишком заранее – подводить людей было не в ее характере. Но сам факт ожидания и неопределенности выбивал из колеи. Окружающие переминались с ноги на ногу, совсем окоченев от холода. По ощущениям было минус пятнадцать, хотя, по прогнозам, обещали всего-навсего минус пять. Вере же все было нипочем, так как на ней был предусмотрительно надет мятный короткий пуховик с регулировкой температуры – привет, будущее, ты уже настало, а вязаные шапка и шарф цвета шампань с мелкими редкими блестками компенсировали отсутствие капюшона. Светло-синие потертые джинсы были достаточно плотные, чтобы не озябнуть в такую погоду, а на ногах угги в тон шапке и шарфу. Подошва у них была поистине скользкая, но Вера безумно их ценила за удобство. Естественно, недостатки уходили на второй план.

Время тянулось совсем медленно, и Вера начала все чаще и чаще тяжело вздыхать, будто это могло помочь ускорить процесс простаивания без дела. Она оглянулась по сторонам и поняла, что в автобус может и не попасть. Хоть она и пришла одной из первых, ее не замедлили отодвинуть во второй ряд более ушлые люди. Итак, среди безликой массы затерялась еще более безликая Вера. Вот такие дела творятся в этом бездушном мире. Не уследила, не поборолась за себя. Впрочем, все как обычно. Просто махнула рукой и недоборолась.

– Недо… – укоризненно процедила Вера.

Вся издерганная, она обернулась и запрокинула голову, заслоняя рукой лицо от солнца, которое, по идее, должно было согревать, но толку от него тогда было мало. От него веяло холодом. Чтобы хоть как-то успокоиться, она решила обследовать глазами окружающий мир, который всегда был ее вдохновением для работы – любая черточка, освещение, поворот головы, непринужденная поза рядом стоящего человека. В общем, перспектива жизни, как сама Вера обозначила в самом начале своей карьеры. Прямо за остановкой был серый сталинский дом, и Вера заострила свое внимание на нем. Всматриваясь в окна, она думала о том, насколько одинаковы условия для жителей, но как разительно они отличаются вкусом и подходом в плане интерьера и декорирования своего дома: в одной квартире на втором этаже не было занавесок, а на подоконнике стояла плетеная красная корзинка с пасхальными яйцами; чуть выше в квартире левее шторы присутствовали – тяжелые и темные с цветочным вставками, но не задернуты, поэтому легко можно было рассмотреть стоящий возле окна шкаф со всеми книгами и безделушками. Окно там было украшено несколькими бумажными снежинками. В следующей квартире форточка была приоткрыта и там виднелся колыхавшийся от ветра тюль – легкий, воздушный, ажурный. Но больше всего ее заинтересовали потолки – один навесной с оригинальным освещением, второй простой белый, другой обшарпанный и неухоженный, но какая там была люстра! Шедевр своей эпохи.

Хоть будучи и замкнутым ребенком, Вера обладала харизмой и индивидуальностью, привлекавшей внимание многих, кто когда-либо сталкивался с ней. Она была парадоксальна, сложна. Каждая клеточка ее была пропитана манящим очарованием. Она могла завоевать сердце толпы своей пытливостью ума и стремлением выразить себя через свою творческую призму, основательно изучая все детали и преобразовывая их в художественное творение. Что нельзя сказать про ее способность влюбить в себя отдельных людей. По одиночке на нее смотрели как на отшельника, не умеющего адаптироваться под их видение мира. Да, по современным понятиям ее можно было считать немного чудаковатой – Вера была большим любителем восторгаться красотой того, что большинство даже не замечало. Особенно небом. Наверное, это единственное, что хоть как-то ее трогало до сих пор. Оно всегда казалось таким близким, манящим. Постоянно притягивало и дразнилось. Единственный способ дотянуться до него, в понимании Веры, – отрастить крылья. Для нее это сделать было легко с помощью своего творческого ума. Однако в какой-то момент эти крылья стали слишком тяжелой ношей. Сомнения насчет целесообразности выбора в карьера обуревали глухой тоской. Ее творческие порывы перестали приносить удовольствие. Ничего не радовало. Кроме неба. Оно всегда было прекрасно в любых своих ипостасях. Потолок чем-то схож с небом, только он искусственно создан под прихоти живущего под ним. Люди создают свое небо таким, каким хотят видеть над своей головой – гладким, пасмурным, тяжелым, мрачным, загадочным, бесконечным. Это их выбор. Настоящему же небу диктовать свои условия не получится. Здесь надо адаптироваться.

Последовал тяжелой вздох, и Вера продолжила размышлять. Много ли еще есть параллелей – почему бы и не сравнить, раз заняться больше нечем? Точно – многогранность. Над ее головой простирались черные тучи. Они перекликались с кучевыми, подсвеченными ярким солнцем. Все это создавало иллюзию горящих с дымкой облаков. Сбоку от них, хоть и в меньшинстве, был небольшой участок неба, ничем не обремененный – такой голубой, невинный, простой, ни с кем не желавший конфликтовать. Потолки у людей своим разнообразием напоминали ту же картину, но не было в этом того же ощущения величественности. У природы была возможность перекроить все за минуты, а то и секунды, просто потому что. Человеку же зачастую не приходило в голову менять все с такой же стремительной скоростью. Стабильность. Предсказуемость. Плохо это или хорошо? Для каждого свой ответ.

– И что мне эти потолки сдались? Тьфу на них. – Какая-то женщина толкнула ее, чтобы пройти. – Эй! – крикнула Вера вдогонку этой нахалке и, насупившись, добавила: – Хмырь болотная. – Расстроилась ли Вера? Не особо.

Автобус и не думал появляться, и Верин прищуренный взгляд ненароком застыл на одном из окон все того же самого дома. Чуть дальше на самом верхнем этаже Вера углядела маленькую елку, наряженную мишурой. А включенные гирлянды в виде звездочек подсвечивали надпись на окне: «Улыбайся, новый год будет лучше, чем ты думаешь». «Вот те раз! – Подумала Вера. – На фига ставить елку на подоконник? Не рано ли? Ноябрь же только. Вот будет декабрь, и там… Последует январь… Ненавижу январь. Вся эта новогодняя мишура не к месту в ноябре». Сама же не отводила взгляда ни от елки, ни от надписи, вместе с тем отказываясь признаваться самой себе в том, что они мало-мальски, но успокоили ее, даже приподняли настроение. Ненадолго. Пожилой мужчина властно отодвинул ее дальше от себя, чтобы пробраться ближе к первому ряду. Та только и посмотрела на него презрительным взглядом, ничего не сказав. «Бог с тобой. Вдруг не успеешь на свиданку, – подумала Вера. – А я дура! Точно дура». Ее мысли резко переметнулись на другое. «Вот зачем мне надо было поднимать эту тему с ним? Злой еще такой. Уволит. Как пить дать – уволит! Ну ничего. Я там проработала много лет. Ценный сотрудник…Ой ли? Твою ж… Звали ведь на собеседования разные… На черта они мне сдались? Есть работа, вот и не рыпайся».

Внутренний диалог был изнуряюще бесконечным. Сколько бы раз Вера ни одергивала себя и ни пыталась абстрагироваться, ничего из этого путного просто не выходило. Она взмолилась, чтобы автобус приехал наконец-то. Не думать. Не накручивать себя. Не чувствовать. Чревато. В метре от остановки примостились несколько серых голубей в поисках еды. Поодаль была еще одна голубка. Она отличалась от остальных – белоснежная, с небольшим бирюзовым пятнышком в области сердца. Голубка держалась подальше от всех остальных. Сама за себя. Народ зашевелился и спугнул всех голубей, кроме белоснежки. Она все не взлетала. Вера было забеспокоилась, засокрушалась насчет участи птицы, но эмоции эти были только иллюзорными. Внутри все пусто.

Вдали показался силуэт, которого так ждали пару десятков человек, а следом еще один. Вере удалось забраться только во второй автобус, и то с боем. Сев в него, она все поглядывала на свои наручные часы, такие модные и навороченные. Такие, которые показывают не только время, но и сколько калорий ты тратишь, сколько времени ты без движения. Такие, которые вибрируют, если засидишься на одном месте. Стоит отметить, что у Веры еще не было ни разу с момента покупки так, чтобы эти часы сказали ей – пора, вставай, иди. Вся ее жизнь – динамика. Бежать куда-то с вихрем мыслей о житейских и рабочих проблемах было ее обыденным состоянием. Глубинного избегать, поверхностное решать – вот нынешний незыблемый девиз для нее. Даже в автобусе или метро ей не приходило в голову присесть и перевести дух, расслабиться. Всегда стоя, всегда решая проблемы. Ни секунды отдыха. «Главное, не опоздать!» – пластинка, заевшая на одной и той же дорожке, стала неизменным лейтмотивом последних пары-тройки лет у Веры. Она продолжала поглядывать на часы, затем на водителя и все встречные светофоры, явно мысленно пытаясь их подгонять. Ее взгляд остановился на надписи над дверью «Счастье внутри тебя – не бойся заглянуть себе в душу». «Как трогательно…» – иронично заметила Вера про себя и, бросив взгляд назад через плечо, увидела девушку, улыбающуюся умилительным постам в своем телефоне. Один из них гласил – «это могли быть мы с тобой». «Но не стали…» – беззвучно зашевелила губами Вера, а девушка прокрутила ленту вниз и остановилась на картинках со знаменитой актрисой. Вера задумалась: «Каково быть этой знаменитостью? Счастлива ли она? Будь я ей, ощущала бы то же самое, что и сейчас? Была бы внутри меня зияющая пустота, поглощающая меня с потрохами? Работала бы столько же или небо коптила бы?» Затем повторила свою мантру – «Не думать». Не накручивать себя. Не чувствовать. Чревато.

– Почему так долго? Можно было бы этот светофор явно проскочить. Зачем здесь столько остановок, можно было бы и сократить. Для чего кланяться каждому столбу? – еле слышно забормотала себе под нос Вера. Наконец показалась ее остановка. Автобус неспешно заехал на разметку. Остановился. Послышался звук пшиканья, будто автобус устал и изнеможденно вздохнул от долгой и напряженной работы. Двери начали открываться медленно и со скрипом.

– Ну давай же, давай, – все нервничала Вера, стоя первой возле выхода и беспокойно стуча указательным пальцем левой руки по двери. Наконец она почувствовала дуновение освежающего морозного воздуха на лице и выскочила по направлению к переходу на другую сторону улицы. Гололед был страшным. Дворников элементарно не хватало. Ветер был пронизывающим и дул ей в спину. Мир и Вера поменялись на этот раз местами – теперь он настойчиво подгонял и направлял ее. На дорогах машины, невзирая на погодные условия, особо не снижали скорость, бибикали и гудели друг другу, соревнуясь в плохом воспитании и степени бравады. Вера их не осуждала – опаздывали, наверное. Раз так, то нужно мчаться на всех парах. Вперед и только вперед. Без остановок. Без передышки. Без зазрения совести.

Впереди Веры шла мама с ребенком лет четырех, которая объясняла ему, насколько важно идти аккуратно. Правильно, конечно… «А вот у меня нет на это времени», – пронеслось у Веры в голове. Она начала их обгонять и поскользнулась. Однако удержалась на ногах. Ускорить после этого шаг еще больше было ее единственной мыслью в ту секунду. Быстро дойдя до лестницы, спускающейся к переходу, она мельком услышала еще несколько слов напутствия той молодой мамы своему ребенку:

– Сейчас будем спускаться, держись за поручни и иди вниз бочком, не спеша. Но если что – я рядом. Упасть не дам.

«Интересно, а если я буду падать – меня кто поддержит?» – с горечью подумала Вера, но вмиг отмела все мысли и с набегом решила взять новое препятствие. Пройдя несколько ступенек вниз, она внезапно почувствовала, как теряет контроль над балансом, и поняла, что все – сейчас она кубарем полетит вниз и сломает себе что-нибудь – в лучшем случае руку, в худшем – шею. Главное, чтобы ребенок этого не увидел. А еще она тогда точно опоздает, куда так стремилась попасть. Стоит ли это все таких жертв? Да нет, конечно. Но все же, но все же…

Невесть каким чудом ей все-таки удалось удержаться и благополучно спуститься, вернее, скатиться одним резким движением вниз. Сердце бешено колотилось, кончики пальцев пульсировали, дыхание сперло. Она вытаращила глаза, посмотрела на маму с ребенком, улыбнулась и почему-то извиняющимся тоном произнесла:

– Это было близко. – В глазах молодой женщины, однако, не было ни малейшего намека на осуждение, скорее беспокойство за Веру. Та немного опешила от того, что незнакомый человек мог волноваться за нее, за такую шебутную и бестолковую. В ту секунду именно так она себя и охарактеризовала.

– Что это я? Какую психологическую травму могла ребенку нанести. Глупое создание. Дура-баба, – по привычке корила себя Вера. Затем, отбросив все предрассудки, продолжила свой путь в том же темпе. Она бежала и бежала. От себя. От своих мыслей.

В тот день Вера не опоздала ни на одну встречу. Она никогда никуда не опаздывала. Время – величайший дар, которым хотелось управлять в полную силу. Вере казалось, что она вполне способна на такое, но это было одним из ее самых больших заблуждений. На повестке дня осталось только пересечься с одной из коллег, которую она на дух не переваривала, но которой обещала помочь передать нужные ей документы. Вера была из того редкого разряда людей, которые, раз дав слово, в доску расшибутся, но сдержат его. Обязательность – это проклятье. Когда она пришла на место встречи, там, однако, никого не было, прошло минут 10, а потом еще 5 и еще 5.

– А вот и ты. – С натянутой улыбкой к Вере подошла тучная женщина лет 45, шатенка, среднего роста, с тонкими ярко-красными губами и бегающими глазками, с куцым хвостом, высоко забранным на макушке. Одета она была в шубу цвета «темный шоколад» и сапоги на высокой платформе. На каждой руке по золотому браслету, а в ушах серьги в форме змеи. Выглядела она нарочито представительно, создавая всем своим видом ореол благополучия и важности собственной персоны. Вера понадеялась на то, что коллега хотя бы извинится за опоздание, но той явно не было дела до этого.

– Ну что, пойдем присядем куда-нибудь. Так хочется чего-нибудь горяченького.

– Я знаю за углом небольшое кафе, мы… – пространно произнесла Вера.

– Ах нет. – Ее коллега поморщила нос, словно от скверного запаха. – Идем вон туда, там сидят по виду люди не последнего сорта.

– А кто для тебя люди последнего сорта? – слегка огрызнулась Вера, но сразу же одернула себя – ей не особо хотелось конфликтовать с коллегой. Та не виновата, что у Веры настроение было не таким радужным, как хотелось бы.

– Ты знаешь, о чем я, – ничуть не смутилась ее коллега. – Никто там не хуже меня… Просто я лучше по многим параметрам. И вообще, не надо мыслить одной категорией. Я всего-навсего хочу пойти туда, где не буду бояться, что сопрут мою шубу.

«Ан нет. Все-таки не нравится она мне – напыщенная, холеная и сама себе на уме. Бизнес-леди из себя строит. Отсюда и весь пафос», – Вера уже давно поняла, что этот человек был просто невыносим в общении. Перебивать, не дослушав мысль до конца, постоянно причитать и придираться ко всяким мелочам, раздраженно обращаться к персоналу, задавая вопросы вне их компетенции и заводясь с полуоборота, не получив нужный для себя ответ, было ее визитной карточкой. Бестолковая болтовня была ее духовной пищей. Развязная и тщедушная. Вот такая была ее коллега. Вера все сидела и пыталась понять, общалась бы она с ней, если бы не работа. Что ее останавливало, чтобы встать и уйти? Она выполнила свое обещание – документы в руках коллеги. Возможно, боязнь показаться грубой и спровоцировать конфликт, как ей казалось, на ровном месте удерживала ее от того, чтобы плюнуть на все и не тратить свое время на пустое разглагольствование, не приносящее ей самой никакого удовольствия. Были потрачены как минимум 30 минут ее жизни. Вот если бы она была такой же нахальной, как коллега, была бы ее жизнь проще?

Время утекало сквозь пальцы, а у Веры не было ни малейшей идеи, как разорвать этот круг нескончаемого потока чепухи, которую несла эта тучная женщина. Лезть на рожон тоже не было смысла. Еще и музыка раздражала. Вот бы подобрать ее по настроению, по погоде, ну или на крайний случай по времени. Музыка же была никакая, безвкусная – два притопа, два прихлопа. Про текст песен вообще не стоит упоминать. Как, ну как такое можно проигрывать в общественном месте? Вера не прекращала попыток вызвать в себе хотя бы намек на раздражительность, хоть бы какую эмоцию прочувствовать в нужной степени, пусть и негативную. Но нет. Весь мир ее был обтекаем – от расплывчатых чувств до смутного представления, как реагировать на вызовы судьбы. Страшно осознавать, что внутри тебя должна быть злость, а ты только притворяешься, что испытываешь ее. Эмоции возникали машинально, не вызывая более глубоких чувств. Ты поранил палец и знаешь, что тебе должно быть больно. Но ни страха, ни сочувствия нет. Ничего нет.

С легким прищуром Вера взяла салфетку и простой карандаш, предназначенный для детей, и начала рисовать загогулинки, трансформировавшиеся то в каракули в виде замысловатых фигур, то в маленькие решетки, соединяющиеся с собой тонкими линиями, испещренными шипами посередине. Отвращение не к рисунку, а к самой себе из-за того, что она не знала, как закончить его или превратить во что-то более или менее завершенное логически, заставило ее разорвать салфетку на мелкие кусочки и взять новую. Но и тут неудача. Не успев начать творить, Вера с такой силой надавила на карандаш, что тот треснул пополам. Однако грифель на кончике устоял. Таким рисовать вряд ли получится – того и гляди лохматость в рисунке образуется и жирные линии подпортят все остальное. И так все сначала – новая салфетка. Рисовать было нечем, правда. Крутя ее в руках туда-сюда, Вера подавляла в себе импульс сделать с ней что-нибудь креативное, боясь напортачить. Лучшее, что Вера сумела придумать, – это скомкать салфетку, а затем так же порвать ее на кусочки, как и предыдущую. Официант неодобрительно взглянул на это безобразие на столе и, ничего не сказав, быстро сгарнул мусор себе в руки. Уходя, он покачал головой.

– Все работой едина?

– Да нет. – С легким прищуром глядела Вера на салфетницу.

– Мне тут птичка напела, что ты просила о повышении.

– Было дело.

– Так вот, местечко-то уже занято.

– Кем? – Вера даже не удивилась.

– Кем-кем. Каким-то дружком нашего босса. Полнейший дилетант в нашем деле. По логике нужно было назначить тебя, конечно… Не потому даже, что ты уже здесь вечность, а… Кстати, сколько ты уже работаешь у нас?

– Лет пять.

– Ну да… Больше меня. И результаты показываешь вроде приличные… Все обращаются к тебе за советом и помощью. Вон телефон твой даже сейчас разрывается от сообщений и звонков. Я бы свихнулась. Между прочим, один из наших заказчиков охарактеризовал тебя так – бесценный идеальный бриллиант в неправильной оправе. Завернул, конечно. Да и что он имел в виду, хрен поймешь. Запал на тебя? Признайся – шашни с ним крутила, небось, да?

– Нет.

– Ну поройся в загашнике своего разума. Забыла просто небось…

В ответ стеклянный взгляд.

– Ну и ладно…В общем, тю-тю твоему повышению.

– Чему быть, того не миновать, – равнодушно высказалась Вера.

– Правильно. Хочешь мое личное мнение на этот счет? – Вера не хотела, поэтому промолчала. – Я бы тоже тебя не назначила на эту должность.

Вера задумчиво поджала губы и нахмурила брови, но никак не прокомментировала.

– Ты даже не хочешь услышать почему? Ладно. Без обид. Я все равно поясню.

– Естественно, – иронично заметила Вера.

– Ты – кукла. Пустые глаза. Плывешь по течению. Где эмоции, где задор? Вся такая эмоционально истощенная.

– Что ж теперь, куклу выбросить за ненадобностью, раз не соответствует стандартам больше? – Вера натянуто улыбнулась.

– А кому легко? Мир жесток. Что поделаешь? Признаюсь. У меня о тебе другое представление было в начале моего пути в компании. Слушок был, что тебе не было цены, ты творила, вела за собой, уверенная. Кто-то явно к тебе неровно дышит, раз такое распространяет.

– Слухи, они такие.

– Все равно. Ты не потянула бы на себя взять больше ответственности. Соглашусь, что начальничек наш перегнул палку, когда наорал и нагрубил. Ну а что ты хочешь? Что ему теперь, себе зарплату урезать, чтобы твои карьерные хотелки удовлетворить? Да, вроде бы ты выполняешь работу за двоих, а то и за троих. Успешно. Вовремя. Но не до конца. Последний штрих за тебя доделывают. И в этом твоя беда.

– Нда, тяжелая работенка у некоторых. – Вера источала холод.

– По честноку… Я бы вообще скинула на всех все и со стороны наслаждалась бы тем, что за меня все делают. Рай. Лафа. Экстаз, а не работа.

– Ты вроде так и делаешь…

– Ум и хитрость помогают не сойти с рельсов нашей жестокой жизни. Все в мире зиждется на равновесии благодаря таким, как я.

– Значит, тебе надо было предложить эту должность…

– Мужика бы тебе, и было бы намного меньше сарказма в голосе, – покачала головой коллега Веры.

– Какого это?

– Ты механизм сложный. Тебе сильного мужика надо, который не побоится заморочиться!

– У-у-у. Я обречена.

– Или психолога…– взмахнула руками та.

– Я сама себе психолог. Второй-то мне зачем? – откровенно потешалась Вера.

– Ты, кстати, ответила на приглашение нашего бухгалтера на ее новоселье? Предполагаю, что не стоит там тебе появляться. Не обессудь – это мое сугубо личное мнение. Там многие придут с семьями, а ты, бедняжка, одна, да, одна. На горизонте никого нет? Причупыриться бы тебе. Вот как я. Ох… Как можно выжить в полном одиночестве? Несчастная ты. Одна, и некому согреть. Нет, я понимаю, что в современном мире это не воспрещается и даже мейнстримово. Ведь так говорят? Уединение так уныло.

– Так уединение или одиночество, определись с понятиями…

– Разве это не одно и то же? – опешила коллега Веры от такого открытия.

– Уединение – добровольно и осознанно, а одиночество – нет, оно вынужденное.

– Без разницы… – махнула та рукой на такое незначительное для нее расхождение.

– Уж нет. Одиночество– не уединение. Это другая вселенная, со своими законами. Холодная, как зима в Антарктике. – Натянуто улыбнулась Вера.

– Я далека от этого. Это ты набила в этом руку, – без задней мысли вырвалось у нее. Вере же захотелось постоять за себя, оскалиться, но она только смотрела куда-то в пустоту и с горькой насмешкой ухмыльнулась своему бездействию. Давно было пора задать себе трепку по первое число за тупую отрешенность, но нет, в ее сердце поселилась суровая сибирская зима. Вот бы она штурмовала, сердилась, бушевала. Зима, однако, как однажды бесцеремонно вторглась и укутала всю ее душу, так и осталась там жить и хозяйствовать, не проявляя больше никаких действий.

– С другой стороны, тебе повезло, – эти слова прозвучали невероятным откровением даже для самой Веры. – Именно так. Я со своими детьми не справляюсь – переходный период или как его там? Грубияны несчастные, но они же дети. Муж мой без меня и дня прожить не может. Принеси-подай. «Спасибо» не дождешься. И куда он без меня? Родственники названивают каждый божий день. Ни дня покоя… Хоть на край света уезжай и прячься там. Тебе же одной легко – приходи, когда захочешь, не спрашивай ни у кого разрешения, готовить никому не надо, дома ничего не держит, гуляй хоть до утра. Ты одна, понимаешь всю прелесть своего положения? Не спорю, порой хочется близости, ну ты понимаешь, о чем я, да и на праздники грустно. А ты… Одна…

– Да-да. Я не глухая. Одна. Я помню, – саркастически прищурившись, попыталась взбелениться Вера, но ей по-прежнему было все равно. – Я еще ей не ответила, подумаю и решу позже. Сама.

– Ты про что?

– Ты спросила про новоселье.

– Точно! С другой стороны, вдруг встретишь кого. Ты как относишься к новым знакомствам. Ты наверняка отчаялась, но не переживай…– она опять начала нести несусветную чушь, а Вера тем временем ушла в себя. Знакомства – это хорошо, но энергозатратно, подумала она, раньше часто встречалась с разными парнями, мужчинами, ничего не ища, но плывя по течению, надеясь на авось. Легко с ними расставалась, не подпуская слишком близко к своему сердцу и душе. Но однажды ей не повезло. Появился он. После него блок на все отношения. В этих раздумьях Вера не заметила, как ее лицо застыло, и она машинально стиснула губы так сильно, что они аж побелели. Звучит дико, но даже тогда она не чувствовала ничего, будто ее огонь потушили ледяной водой и только несколько чудом тлеющих огоньков изредка подавали слабые признаки жизни. Это ее тело на автопилоте откликнулось на давно забытый импульс. Впрочем, не более того.

– Ты сегодня не в духе, но ничего. – Этими словами ее коллега вывела Веру из коматозного состояния. – Я знаю средство отменное. Мне нужно меню, – получив его, она побагровела от негодования. – Пардоньте, молодой человек. У вас в меню отсутствует мой любимый десерт, а он есть во всех уважающих себя премиальных ресторанах. Вы что, не премиальны?

– Боюсь, я ничем не могу помочь – я не отвечаю за меню, – извиняющимся тоном пролепетал официант.

– То есть нам довольствоваться тем, что здесь?

– Позвольте, я уточню у менеджера.

Официант потерялся среди других сотрудников в поисках менеджера, а коллега Веры бросила ему вслед еле слышно: «Сказочный идиот», ища в лице Веры поддержки, но та смотрела в окно в прострации. Минут через пять он вынырнул из-за угла и, судя по его выражению лица, с опаской приблизился обратно к двум женщинам.

– Боюсь, ничего нельзя поделать. Мы можем вам предложить только то, что в меню. Вы вольны обратиться с пожеланиями или жалобами к нашему менеджеру, который готов подойти по первому вашему требованию.

– Я – человек не конфликтный. Верочка, подтверди, пожалуйста. Ладно, вы свободны. – Наигранно мило похлопала своими накладными ресницами та, ерзая непрестанно в кресле. – Нет, ну а почему здесь такие сиденья неудобные? Перебор. Чаевые вы точно не получите сегодня.

– А плевок в еду получим мы, – угрюмо констатировала Вера после ухода огорченного официанта. Раньше данная ситуация расстроила бы ее, а сейчас она вызвала только небольшое сожаление, которое перекрывало ненавистное ей равнодушие, прилипшее к ней как жвачка к волосам – избавиться от нее есть возможность, но с последствиями – придется вырвать целый клок, после чего придется менять всю прическу.

– Угораешь? Не посмеют. Тут везде камеры должны быть. Оставь салфетку в покое. На что она тебе сдалась? Ищешь идеи для нового проекта. Вы, творческие люди, чокнутые. Нам, кстати, поступила заявка на вывеску от какого-то кафе. Название неоднозначное… Да положи ты эту салфетку. Разбросала всю эту гадость по столу…Ох, мне это напомнило о том, что учудила моя дочь на днях. Готова? – Вера только пожала безразлично плечами, а ее коллега восприняла сей жест как стремление узнать все детали истории. – Пришли мы в ресторан, сделали заказ, нам принесли хлеб, пока мы ждали. Она разламывает ломтик, и крошки падают на стол.

– И? – Вера притворно округлила глаза.

– И дочурка моя берет салфетку и начинает убирать эти крошки. Безобразие. Логично, что я ее одернула, это не ее работа. Официанты получают за это деньги, пусть и убирают. Это то же самое, если бы мне забыли принести вилку чистую и я бы встала сама и взяла ее с другого стола. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Вот и работники пока не услышат жалобу в свой адрес – не почешутся.

Коллега все вещала и вещала, и не было видно этому ни конца ни края. Вера, глядя в окно на молочные облака, укутавшие все небо, и с трудом пробивающиеся лучи солнца, неторопливо уступавшего место ночному светилу, думала о том, что раньше она при виде чего угодно творила, а сейчас только и думает, насколько ее жизнь серая. Между тем без больших потрясений – тут же поспорила сама с собой Вера. Все окружающее вторило ее настроению, которое было стабильно неизменным – сама Вера характеризовала его как ровное.

Спустя некоторое время перенасыщение неумолкавшей коллегой дало о себе знать. Наступил конец даже Вериному терпению. Она предприняла попытку нажать на триггерную точку своей коллеги, чтобы та сама захотела сбежать под любым предлогом.

– Слушай, у меня возник вопрос. Не хочу докучать, но я знаю, что ты сведуща в нем и точно знаешь, как подсобить.

– Верочка, я всегда в твоем распоряжении. – Нервно поправила воротник на своей шелковой блузке коллега.

– Хоть ты и не графический дизайнер и в моей работе ничего не смыслишь, – на последней фразе Вера натянула фальшиво милую улыбку на лицо, – но наверняка сумеешь помочь с одним проектиком. Дело преимущественно касается бюрократии, поэтому смею заметить, что занять это может несколько дней, а то и недели…

– Не переживай за это! Ой, смотри на время – мне пора. Я же думаю, это не срочно. Но я обязательно помогу. Напиши на почту. – Она резко встала и, ничего более не сказав, оделась и ушла.

– Миленько. – Левой рукой Вера нервно мяла клочок последней салфетки на столе, но лицо не выражало никаких эмоций. – Что дальше?

Сзади послышались шаги. Вера обернулась – группа из четырех человек к тому моменту выходила из дверей ресторана, и Вера не сумела разглядеть их лица. Замыкающие эту группу двое мужчин вели оживленный диалог. Вера услышала небольшой обрывок.

– У меня идей навалом.

– Валяй, – подбодрил высокий мужчина другого, который был ниже ростом и явно моложе.

– Делай то, что приблизит тебя к счастью.

– Неплохо. Надо запомнить, – похлопал высокий мужчина того, кто пониже, по спине.

За ними захлопнулась дверь.

– Было бы все так легко, мир не был бы так жесток, – произнесла Вера в задумчивости и принялась неспешно одеваться. Домой ей не хотелось. «А какие у меня занавески? Нравятся ли они прохожим? – Вдруг подумалось ей. – А потолок… Нравится ли он мне?» Надевая на руки свои потертые перчатки с дырочкой на левой ладони возле мизинца, она все отгоняла от себя мысли о том, что день закончился, а новый не начался. Между ними длинная ночь. Уныние от осознания того, что надо вернуться туда, где никто не ждет. Заснуть сразу вряд ли получится. Хотя если, как обычно, включить фоном любой фильм, то… В общем, к черту эти занавески и потолок. Кому какое дело!

Выйдя вслед за своей коллегой, Вера вспомнила, что забыла что-то важное в своем офисе. Со счастливым придыханием развернулась и двинулась на остановку, села в битком набитый автобус, на сей раз моля, чтобы он замедлился, добралась до нужной улицы, по привычке вбежала в небольшое здание, в котором работала, забрала макеты, выключила свет и…села на свое кресло. Вставать так не хотелось. Работа давно поглотила ее с головой, и она была не против такой участи.

Спустя минут двадцать пришлось ретироваться из здания, так как оно закрывалось и внутри никому не полагалось быть, кроме ворчливой и неприветливой охраны, не шедшей ни одному сотруднику на уступки – не положено, значит, не положено, чего непонятно-то?

Вера вышла на улицу и остановилась. К этому времени опустились синие сумерки. Ночь явно обещала быть ледяной и бесконечной. Снег хрустел под ногами. Мороз пощипывал щеки. Сильный ветер то поднимался, то стихал. Вера принялась выпускать пар изо рта, наблюдая за тем, как он рождался белым и невинным, расцветал и расширялся по форме, обволакивая ее подбородок приятной теплотой, а затем, на секунду застыв, тускнея, вяло растворялся в воздухе в небытии. Забавлялась этим она сравнительно недолго. Пора было возвращаться домой, или, как она называла это место, «захолустье». Телефон жужжал в кармане, и Вера взяла его в руки, чтобы наговорить что-то своему коллеге, из-за сообщений которого этот самый телефон и разрывало уже с полчаса. Он умолял доделать эскиз до ночи, иначе ему достанется от босса. Он отвечал за этот проект, а скидывал всю ответственность на Веру. Она и не сопротивлялась. Сразу кивнула сама себе, а коллеге написала, что посодействует. В глубине души таилась благодарность за то, что дали шанс поработать дома. Появился стимул идти в свое «захолустье». Она ускорила шаг. Тусклый свет, который кое-как освещал фасады домов в той округе, давил на нее, что заставило ее идти шустрее. Движение – это жизнь, разве не так говорят? Вдобавок мороз усиливался, и перспектива замерзнуть на улице вовсе не устраивала, отчего Вера перешла чуть ли не на бег. Все происходило по инерции. На автопилоте. Она – Карлсон с моторчиком.

Лежавший повсюду снег манил своей невинностью. Небо разразилось мелкой холодной моросью, бьющей беспощадно по лицу. Вера все шла быстрым шагом, не оглядываясь, будто боясь увидеть что-то, что могло ее ранить, обидеть, испортить настроение, которое было… никаким. «Так нелепо это все, – подумала она, – у меня нет ни озлобления, ни ярости против превратностей судьбы. Есть лишь усталость. Так много усталости…»

Встряхнув головой, как бы избавляясь от ненужных, но таких навязчивых мыслей, Вера продолжила свой путь по практически безлюдной блеклой улице. Глаза слезились от прищура, который будто острым ножом вырезал черточки в уголках ее глаз и превращал их в морщинки. Пришлось потереть глаза, чтобы избавиться от мутной пелены. Не сработало. На руке и одновременно в кармане пуховика почувствовалась вибрация – пришло очередное сообщение от коллеги. Того самого, кому она буквально недавно писала. Почему-то в голове возникла картинка той самой елочки в окне. Когда в последний раз она наряжала елку? Давно не покупала. А что бы она сделала, будь елка у нее, – украсила бы сейчас или перед Новым годом? Сообщение продолжало настойчиво вибрировать в кармане. Что-то ей подсказывало взять и проигнорировать – на сегодня хватит. Не отвечать – грубо. Вдруг что-то важное. Вдруг что-то срочное… Вдруг…

Вдруг небо оказалось прямо перед ее широко распахнутыми глазами. Все произошло настолько неожиданно и молниеносно, что она пролежала на земле еще с минуту, пытаясь сообразить, что же только что случилось. Уличные фонари подсвечивали темное небо. Виднелось даже несколько тусклых звезд на большом расстоянии друг от друга. Или это пролетали самолеты. Упала. И даже не поняла с чего бы это. Гололед? Невнимательность? Скользкие ботинки? Провидение? Все сразу? Да нет. Просто ее дурость. Вот так – идешь, и за секунду твой мир переворачивается с ног на голову, в прямом и переносном смысле, без предупреждений, думала Вера, лежа на полумокром, полузамерзшем асфальте. Теперь-то что? Лежать и ждать помощи? Глупо это все. Аккуратненько привстать и оглянуться? Да, пожалуй, так она и сделает. Немного очухавшись, она облокотилась на руки и посмотрела сначала направо, потом налево: на противоположной стороне редкие прохожие шли себе и шли, а спереди и сзади нее люди были далеко, да и вряд ли бы кто помог, даже если бы и были близко.

– Что ж. Бывает. Сама, все сама, – с горькой улыбкой попыталась подбодрить себя Вера. Насилу встав, она почувствовала резкую боль – ее стопа начала опухать, и перед ее глазами пронесся мини-фильм о том, как она падала – спиной назад, одна нога прямой поднялась в воздух наверх, а другая согнулась в колене, и носок этой стопы в ее любимых угги подогнулся и уехал в таком положении назад. Вспомнив все это, Вера передернула плечами и закатила глаза, стыдливо сморщив лоб и прикрыв лицо ладонью: «Могу поспорить, что смотрелось это со стороны красиво и эффектно. Балерина мелкого пошива. Ох. Стоило мне только на секунду притормозить. Посмотреть под ноги. Не отвлекаться. Изменило бы это ситуацию? Нет, конечно, все равно, дура, упала бы где-нибудь еще. Ладно хоть грациозно выглядело. Не зря сходила в свое время целый один раз на танцы… Дура. Грация и я не могут быть в одном предложении». Однако в мгновенье ока ее чувство юмора сменилось досадой – наступить на травмированную ногу стало проблематично, боль в области плюснефаланговых суставов только нарастала. Вера осознала всю серьезность своей травмы.

«Что ж, вселенная меня весь день предупреждала, а потом устала и плюнула на меня». – Вера поковыляла вперед, все еще надеясь, что боль пройдет сама собой. Сделав несколько шагов, она расплакалась, но не от боли, а от обиды. На саму себя. Утешить ее было некому, и она посмотрела в небо, молясь о том, чтобы Бог ей дал силы и мудрости со всем справиться, раз дает такие испытания.

Глава 2

Два дня понадобилось, чтобы очухаться от произошедшего. Давно не было в ее жизни такого, чтобы она безвылазно сидела дома. А тут целых ДВА дня. Мир, конечно, не рухнул и не превратился в труху, но рисовался более пасмурным и туманным. В прямом и переносном смысле. С утра миллиарды мельчайших частиц воды кристаллизовались и нависли над городом. Это несметное количество прозрачных ледяных крупинок сотворило белую густую пелену – зимнюю дымку, превращающую окрестности в своеобразную цитадель, где можно скрыться, спрятаться и навсегда затеряться. Днем воздух опять прогрелся до ноля градусов. Природу колбасило не по-детски. Непостоянство начало надоедать до чертиков. Темно-серые облака захватили все небо, щедро одаривая все вокруг мокрыми снежинками. Приближаясь к земле, они быстро таяли, в результате чего людям приходилось обходить месиво, когда-то бывшее полноценным сугробом, через тропинки, проложенные такими же, как они, бедолагами, спасающимися от ненастья. Дорожки эти никак не облегчали их путь – там была смесь небольших ям, наполненных водой, и проталина, наступая на которую, понимаешь, что в действительности это та же самая грязюка, замаскированная под траву, покрытую зернистой изморозью. И те, кто опрометчиво надел кроссовки, и те, кто в сапогах и ботинках, чертыхались и матерились от бессилия и злобы. Народ хлюпал по грязной жиже, утопая в рыхлой почве. Ветер сбивал всех с ног. Понемногу он ослабил свою хватку к середине дня. Падающий снег хлопьями казался вечным. От всего стало тошно и душно. Выходить на улицу не хотелось совсем. Оставаться дома Вера тоже не горела желанием. Ей было там все чуждо. Все предметы такие неприветливые, и даже телевизор не спасал от панической дрожи от мысли о том, что вот так ей придется просидеть в замкнутом пространстве минимум месяц. Она то лежала на кровати с травмированной ногой, аккуратно размещенной на двух подушках, то перескакивала на здоровой до кресла и ставила перед собой пуфик с валиком и размещала ногу на нем. Тем же способом добиралась она и до кухни, чтобы достать мазь для стопы. И так по кругу. Попытки отвлечь свой разум не увенчались успехом. Телефон вероломно молчал так громко, что аж резало слух. На ее сообщения никто с работы не отвечал. Мгновенье, и ее будто стерли со всех радаров. Проект, с которым она обещала помочь, так и не вырисовывался – наверное, обиделись на нее, что не справилась. Ощущение пустоты в груди и в пространстве съедало заживо. Наблюдая за тем, как прохожие перелезают через болото грязи, Вера почувствовала, как сама начала в нем тонуть. Только в отличие от них – полностью, с головой. С каждой проходящей минутой она всеми фибрами души понимала, что сходит с ума от тяжести четырех стен. Творить не было желания. Руки отказывались ей подчиняться. Мозг протестовал из-за затянувшегося бездействия. Время безжалостно растягивалось с каждым выдохом, а на вдохе ребра сжимались, мешая дышать. Хотелось глотнуть свежего воздуха, естественно, насколько это было возможно в таком крупном мегаполисе. Шаг за шагом Вера скатывалась в депрессивное состояние. Наконец она поняла, что бесполезно врубать фильмы на полную громкость, просматривать старые сообщения и проверять телефон на пропущенные звонки. Все разом позабыли о ней, да и пусть – не привыкать. Заставлять себя усидеть на одном месте было психологической пыткой, поэтому пришлось принять, по ее мнению, единственно правильное решение – перебинтовать опухшую стопу, натянуть хоть какие-нибудь ботинки – угги нашли свое пристанище в дальнем углу в шкафу в прихожей – как месть за содеянное.

Сейчас вызвать бы жажду к жизни, пробудить чувство самосохранения. Вера же падала в бездну презрения к себе, как уже когда-то было в самое трудное время для нее. Во благо собственного душевного спокойствия надо было срочно вырваться из вынужденного затворничества, спасти себя из лап приближающегося сумасшествия – здесь, сейчас. Найти выход. Открыть дверь. Вздохнуть полной грудью. Дышать, дышать, дышать.

Как ни странно, но серость угнетала Веру с меньшей силой снаружи, чем внутри здания. По-видимому, свою роль сыграл тот факт, что осень отступила и температура опять опустилась достаточно низко, давая зиме выиграть очередную битву за право главенствовать. Угрюмость смягчилась, и новые, более жизнерадостные краски ворвались в полотно городской жизни. Природа активизировала свою деятельность. Под свист метели деревья дрожали и пытались скинуть с себя белые шапки, похожие на маленьких барашков. Лужи исчезли так же быстро, как и появились. Выросли новые сугробы, а снег припорошил образовавшийся лед. С полным погружением в себя Вера медленно двинулась по привычной ей дороге. Осторожно. Неторопливо. Забытая всеми. Забытая Богом. Чем она прогневила судьбу?

Навстречу ей шли парочки с маленькими ребятишками – когда-то она умилялась детям; вот ссорится один прохожий с другим, махая кулаками перед его лицом – негодование из-за несправедливости и желание разнять конфликт не родились в ее душе, хоть по характеру она и склонна была быть медиатором; мимо проехал автомобиль, и Вера успела заметить сидевшую на заднем сиденье девушку, которая плакала. У Веры возник импульс посочувствовать, но ничего из себя выжать она так и не смогла. А ведь когда-то могла проронить слезу, завидев плачущего. Теперь в ее взгляде сталь, в голосе беспощадное равнодушие, а в сердце – зима. В свое время ее эмоциональное состояние полностью выгорело. Усталость от жизни навалилась тяжким грузом. Она, как ваза, распалась на части из-за неправильных манипуляций и неподходящего ухода за собой. Чуть почувствовав малейшую эмоцию, она инстинктивно убегала. Эти мысли, которые она отгоняла несколько лет подряд, стали атаковать сильнее. Ее понурый подбородок опускался все ниже и ниже. Глубоко в душе надежда боролась за свое существование и взывала о помощи. Не думать уже не получалось. Процесс пошел, и его не остановить. Она это прекрасно понимала. Нужно спасаться. Но как?

Погруженная в свои раздумья, Вера через ноющую боль в стопе и тяжесть в груди пошла слоняться по московским улицам, пристально наблюдая за прохожими – их выражением лица, манерой речи, тем, как они реагируют на внешние раздражители. Мимо нее промчалась миловидная девушка, вся в делах, погруженная в щебетание с кем-то по сотовому. Вера представила себя на ее месте. Вот бы такую фигуру иметь. Рост адекватный. Одета со вкусом. Вера мысленно превратилась в прохожую. Это было уж точно проще, чем представлять себя менее опустошенной.

В десятке метров от себя Вера заприметила работников, устанавливающих городскую новогоднюю иллюминацию окоченевшими руками от мороза. Вера задержалась на небольшой промежуток времени напротив них. «Зачем это все?» и «Слава богу!» вступили в жестокий бой в ее душе. Стремление вырваться из бездушного мира и попасть в новогоднюю сказку победило. Хотелось праздника как никогда. Больше фонарей и света. Ярче цвета. Громче смех и веселую музыку. И даже этого недостаточно – давайте, ребята, разукрасьте все улицы. Но когда рабочие закончили свою кропотливую работу, стало ясно – украшений хватит только на несколько фонарей. Вера представила, как роскошно все это выглядело бы, добавь немного украшений тут и там, здесь убрать, а здесь поменять местами. Благодаря своей творческой натуре и многолетнему опыту работы графическим дизайнером ей не составило труда визуализировать финальную картину. Наверное, профдеформация, ухмыльнулась она.

Минутой позже поверхностные вопросы плавно и незаметно перетекли в вопросы более глубокие – кто она и чего достойна в этой жизни. Бывает такое – начинаешь думать, не забыл ли ты ключи от квартиры на работе, и мгновенье спустя – что мне теперь делать со своей жизнью. Чтобы ответить на них, пришлось бы ворошить прошлое. Погружать себя в то состояние, от которого она бежала то с попутным ветром, то плыла прочь с помощью отбойного течения. Лучший выход из ситуации для Веры – всего-то-навсего дисциплинировать себя, не отклоняться от курса, идти проторенной дорожкой, чтобы все было знакомо, без сюрпризов и случайностей. Черное или белое? Авантюра или рутина? Что из них какого цвета? Обычно Вера отдавала предпочтение золотой середине. Не прогадаешь. Отсюда если и выпадал редкий случай выйти прогуляться, то она всегда бродила по одним и тем же улочкам, вдоль одной и той же дороги, так как именно этот путь вел ее к работе. Избитый и понятный, не вызывающий болезненных воспоминаний. Ко всему прочему Веру обуревал страх сделать что-то новое, рискнуть. Хотя надо отдать ей должное – пробовала неоднократно, но не до конца, ведь результат ее всегда пугал больше, чем процесс. Но на этот раз Вера поймала себя на мысли, что ей было все равно, куда идти, опаздывает ли она, холодно ли ей. Хватит бояться. Пусть летит все в бездну. В голове что-то щелкнуло. Впервые у нее возникла непреодолимая потребность сделать что-то неизведанное ей доселе. Что-то эдакое. Раз природа изменяла свои собственные правила и сменяла осень на зиму, а затем наоборот, тогда, когда ей заблагорассудится, то почему бы и Вере не сделать что-то внезапное, что-то, о чем она думала много раз, но никак не находила для этого либо смелости, либо желания, либо времени. Начать с малого. Не переусердствовав.

Сделав глубокий, полный напряжения вздох, Вера, дойдя до знакомого перекрестка, вместо всегдашнего права свернула в противоположную сторону, затем прошла небольшой уютный дворик. Оказывается, там тоже есть жизнь, люди, дома, даже скверики, в которых детишки веселятся, играя в снежки, катаясь на санках и окуная друг друга в образовавшиеся пушистые сугробы. Ей всегда казалось, что там тупик, ввиду того, что она там ни разу не была. Всегда сложно представить, что за мостом, который ты ни разу не пересекал. Некоторое время Вера наблюдала за жизнерадостными ребятишками, пытаясь впитать в себя энергию, исходившую от них. Пробудить хоть какие-то эмоции. Но все безуспешно. Может быть, она не старалась в достаточной степени, но думать об этом совершенно не хотелось. Нужно было идти дальше.

Вера неспешно ковыляла по узкому заснеженному тротуару, с опаской поглядывая вниз. Она всячески избегала любого обледенения. Обходила встречающиеся препятствия аккуратнее, чем сапер, – береженого Бог бережет. Вдалеке Вера увидела старинный двухэтажный дом из красного кирпича. Его явно отреставрировали на днях. Он отдавал свечением, которое расширялось во все стороны, как мягкое сияние от свечи по всему его периметру. Откуда оно исходило, было непонятно. Выглядело это, однако, эффектно. Вера двинулась на него как мотылек. Без оглядки. На углу показалось кафе. Вывески не было. Может, открылись совсем недавно. В огромных окнах были видны люди, сидящие за столиками и весело проводящие время за напитками и едой. Полное отсутствие машин поразило Веру. Недалеко от центра Москвы. Где это видано? Не спальный район, в конце концов. По периметру здания была пешеходная зона. Поперек дома расположился широкий бульвар, вдоль которого была полоса замерзших цветочных клумб. Их, в свою очередь, окружили и порой даже закрывали и прятали за собой хаотично выросшие, ничем не примечательные деревья. Пройдя по аллее, Вера на секунду остановилась и ахнула – в самом конце замаячили две одинокие рябины по бокам тротуара – они согнулись под тяжестью снежного покрова, что придало им иллюзию тянущихся друг к другу существ. Им не хватало буквально нескольких сантиметров, чтобы воссоединиться. Ветки с багряными листьями были украшены тяжелыми гроздьями алых, оранжевых и желтых ягод. В сочетании с белым цветом смотрелось все необычайно волшебно. Подсветка была бы шикарным дополнением. Особенно ночью, подумала Вера.

– Офигенно. Чем не начало многообещающей сказки? – ее тело сладостно вздрогнуло от первой положительной мысли за весь день. Недолго думая, Вера побрела в сторону кафе. Дойдя до входной двери, она еще терялась в сомнениях, стоит заходить или нет. И эти дурацкие ступеньки. Вроде всего четыре, но с ее ногой было ощущение, что лесенка бесконечная. Внезапно на ее голову с козырька крыши упала горсть снега. От греха подальше Вера рванула вперевалку по ступенькам, потянула дверь на себя и спряталась в здании. Внутри так вкусно пахло и было так тепло, уютно. Неопределенность в правильности своего решения угасла так же быстро, как и появилась.

Трое работников устанавливали разлапистую ель с метра полтора в самом центре помещения. Лесную красавицу опоясывали четыре мягких диванчика цвета небесной бирюзы, расстановленные на небольшом удалении друг от друга спинками к дереву. Напротив них стояли небольшие белые овальные столики с гнутыми ножками, украшенными цветочным орнаментом в тон столешницы. Кафе выглядело необычно и одновременно по-домашнему уютно благодаря внутреннему интерьеру – три стороны с панорамными окнами, выходившими на оживленную улицу, четвертая – стена, освещенная теплыми белыми огоньками гирлянды и выкрашенная в более темный кирпичный оттенок. Именно на этой стороне и располагался настоящий камин. Сказать, что это поразило Веру, – ничего не сказать. Она никогда не видела вживую искусственных каминов, не говоря уже о тех, которые с дровами и с дымоотводом. Огня в нем не было. Только тлеющие поленья.

– Его, наверное, уже потушили до моего прихода. Интересно, это вообще безопасно? Ну, по крайней мере, вон висит огнетушитель, – про себя проанализировала ситуацию Вера и продолжила, стоя в дверях, оценивать обстановку. К ней никто не подходил, ее не трогал, не мешал и не доставал с дурацкими вопросами – просто идеально.

Справа от камина была небольшая барная стойка, за которой виднелась подсобка с дубовой дверью. Надпись на ней гласила: «Вход разрешается только тому, кто готов». Слева же от камина располагались маятниковые двери с двумя небольшими круглыми окошками. Они были установлены между кухней и буферной зоной, поэтому полностью рассмотреть все убранство в самом важном помещении любого заведения общественного питания Вера не сумела.

Взгляд переметнулся на зал. Посетители возле стены утопали в молочно-белых креслах с высокими спинками с каретной стяжкой и подлокотниками в виде скрученных свитков, которые повторяли линии верхней части спинки. Эти кресла чем-то напоминали величественные мягкие троны. Те, кто сидел у окна, располагались на велюровых креслах мятного цвета со средней спинкой. По убранству эти кресла не уступали своим собратьям. Элегантные контуры и пуговички на тон светлее самой обивки на внутренней стороне спинки прекрасно дополняли образ стильности и непринужденности. Стоит упомянуть и столики, за которыми коротали свой досуг гости кафе – с виду дорогущие, из массива дуба, прямоугольные, но с закругленными углами и изогнутыми резными ножками. Они были достаточно широкие для того, чтобы на них уместилось все, что посетитель мог заказать, но при этом параметры столов были высчитаны идеально, что позволяло не загромождать все пространство в зале. Эргономичность здесь была явно в почете. Всю мебель объединяла одна особенность – она была воплощением редкой роскоши, не чрезмерной или показной, а той, которая радует глаз своей гармоничностью и окутывает душу теплым облачком особого уюта, не совсем домашнего, но близкого и даже, можно сказать, родного по духу, такого, какой не захочется выпускать из своего сердца и воображения еще очень долго. Эта мебель смотрелась бы и врозь, но не так органично. Объединив весь набор элементов, она становилась эдаким эталоном совершенства, глотком свежего воздуха.

Вера судорожно пыталась понять, есть ли здесь хостесы, ну или, на худой конец, официанты, которые предоставили бы меню, направили к свободному столику или резюмировали бы, что мест нет и придется ждать. Этого Вера точно не стала бы делать, а развернулась бы и ушла. Финита ля комедия. Все вернулось бы на круги своя. Мириад причин уйти, вернуться домой. Кроме всего прочего, пульсирующая боль в ноге умоляла все забыть и дать ей немного покоя. В пределах видимости и столиков-то свободных не было. Решено. Развернуться и как ни в чем не бывало ретироваться.

Не тут-то было. Как по мановению волшебной палочки Вера случайно заметила силуэт мужчины, высокого, статного. В нем были знакомые черты. Нет, они точно никогда не пересекались. Мужчина с однодневной щетиной пробирался сквозь посетителей в сторону бара, вертя головой в поисках кого-то. Неожиданно их взгляды встретились, и он улыбнулся ей поверх плеча, а потом быстро затерялся в толпе. Эффект, который он произвел своим появлением, был сродни нежданной оттепели посреди зимы. Что это было? Ответы ускользали. По воле неведомых сил в ее животе запорхали бабочки – их крылышки так приятно шелестели, заставляя потоки воздуха скользить по каждой клеточке тела и разливаться теплом по венам. Казалось, такой пустяк – переглянулись с незнакомцем. Что с того? Но в жизни ведь так бывает – мелочь способна круто изменить вектор движения. Вере ли этого не знать, но она продолжала бороться с собой, убеждая, нет, требуя от себя заглушить волнение, задавить бабочек. Мужчина как мужчина…И на что он ей сдался? Вселенная давно научила с недоверием относиться ко всему, что не вписывалось в рамки здравого смысла и привычного течения реки ее жизни. Не успеешь встать в боевую стойку, расслабишься раньше времени – получишь под дых, часто повторяла себе Вера.

«Поумерь пыл, иначе… Не вздумай чувствовать! Подумаешь, столкнулись глазами. Спорим, он уже женат или фрик. Или еще хуже – классный мужик, который никогда не заинтересуется мной. Ты раньше наступала на эти грабли, не надо больше. Это не сулит ничего хорошего». Вера принялась сопротивляться импульсу с большим рвением, но сноровка, приобретенная годами, дала сбой. Ей нужно было время, чтобы осмыслить произошедшее. Придумать, как с этим поступить. Все это вызвало стремление заглянуть за грань собственного страха перемен, и Вера осталась. Не решаясь продвинуться дальше входной двери, она машинально глазами искала свободный столик, заодно предпринимая попытку понять, как в кафе все устроено, чтобы не попасть впросак, когда ей все-таки выпадет шанс примоститься где-нибудь.

Здесь царило в основном самообслуживание, что-то вроде шведского стола с кассами-автоматами – пришел, взял то, что тебе нужно, оплатил и сел за столик. Разнообразие блюд изобиловало и поражало. Такого Вера не наблюдала даже в меню самых премиальных ресторанов, которые она посещала частенько по работе во время деловых встреч с заказчиками. А главное, все на столе было свежее, ни одного мало-мальски залежалого продукта. Посетители разбирали еду как горячие пирожки, и на месте старых блюд появлялись новые – чистая магия, с какой скоростью это все происходило. А какой там витал аромат – нотки пьянящего запаха корицы, имбирных пряностей и веточек ели, только что доставленной из морозного леса. Не хватало только мандаринов. Неудивительно, что данное место притягивало самый что ни на есть разнообразный контингент людей от мала до велика, бизнесменов, тинейджеров, социофобов, забивавшихся в углы, и шумные компании, предпочитающие быть в центре как зала, так и внимания.

«Но где же все официанты?» – Тут до Веры дошло – кафе ограничивалось только теми работниками, которые крутились возле ели. «Это что ж получается – на такое громадное кафе пара-тройка сотрудников? Нереально…И они справляются? Ну конечно, иначе не было бы здесь такого ажиотажа, верно? – Вера вела вслух сама с собой диалог, все равно на нее никто не обращал внимания. – И кто в роли кого здесь?»

Наконец работники кафе закончили свои манипуляции с установкой елки и стали возвращаться к своим прямым обязанностям, что помогло Вере пристальнее рассмотреть их.

Итак, дежурный официант – молодой улыбчивый паренек лет двадцати, с огромными блестящими глазами, наполненными неисправимой любознательностью. Хотя внешность его была довольно заурядной, и в толпе на такого не обратишь внимание. Он источал очарование юности. И как обычно в этом возрасте бывает – максимализм в своих действиях. Его готовность помочь, подсказать, но не лезть, когда не просят, помогала ему выполнять свою работу на твердую пятерку. Он прятался за барной стойкой, периодически выныривая из-за нее, чтобы понять, нуждается ли кто в его помощи. Молодого официанта частенько окликал пожилой коренастый повар с седыми усами и длинной, не менее седой бородой. Они шептались о чем-то, после чего повар уходил в свою обитель, а официант обратно за стойку. Двери в кухню расшагакивались с периодичность в несколько минут – молодой парень выносил новые шедевры и относил грязную посуду обратно. Сам повар лишь изредка выходил в зал. Необходимо было удостовериться, все ли довольны его кулинарным искусством и что не пользовалось особым спросом. Если ему казалось, что такие блюда и были, то его лицо мрачнело. По-детски насупив брови, повар принимался бормотать себе под нос; досада и обида его, правда, не длились вечно – через пару минут он возвращался на кухню и старался приготовить вкуснее, аппетитнее, с еще более умопомрачительным запахом, после чего посетители тут же все растаскивали по своим столикам и лопали за милую душу. Только тогда на лице повара расплывалась улыбка как у Чеширского Кота. Он, довольный собой, кивал головой, как бы говоря таким образом: «Кто молодец? Я молодец».

Далее по списку была неопределенного возраста уборщица – не старая, но и не молодая – малость тучная, круглолицая, носила очки с безободковой оправой прямоугольной формы и бежевыми заушниками. Своей неприметностью очкам удавалось придавать женщине солидность, не акцентируя внимания на ее близорукости. Уборщица не притягивала, однако и не вызывала отторжение – в общем, нейтральна по всем параметрам. Незыблемым правилом для нее, очевидно, было следить за посетителями и тотчас избавляться от любой грязи, которая могла воспрепятствовать царившему чувству чистоты вокруг. Она нарадоваться не могла, когда нет-нет да ненароком услышит комплимент в адрес свежести и белизны в кафе. Эта зацикленность на порядке была доведена до предела, в точности как у повара насчет его блюд. Невзирая на свою комплекцию, уборщица все делала настолько незаметно, насколько призраки витают вокруг нас средь бела дня.

«Незримо, как ниндзя, крадучись, выполнять свои обязанности – отличительная черта почти всех работников в этом заведении. Удивительно», – отметила Вера про себя.

«Почти» было ключевым словом. Охранник, вернувшийся на свой пост, выделялся среди своих коллег. По идее, он должен быть невидимкой – ничего лишнего и показного. Но здесь ему роль была отведена другая. То ли благодаря его харизме, то ли залипательной внешности: мужчина среднего возраста, метр семьдесят или восемьдесят, худой, нос греческий, лоб весь в морщинах. На внешней стороне ладоней было несколько старых шрамов. Охранник имел странную привычку – держать свои жилистые руки в замке перед собой. Это придавало ему важности. Брови густые. Взгляд оценивающий. Его уши по отношению к телу смотрелись непропорционально – маленькие и аккуратные. Он был гладко выбрит и коротко подстрижен. Одет был в старый костюм, который, впрочем, смотрелся как новый. Так обычно бывает, когда человек следит за своими вещами и бережно к ним относится. Впечатление охранник производил неоднозначное. Он явно был звездой-улыбашкой, которому нравилось приветствовать новых посетителей. Приятный. Но в то же время всегда держал ухо востро. Он умело выполнял свои функции – охранять и мониторить безопасность самого кафе, вместе с тем не пугая никого ненужным напускным суровым видом, так свойственным людям в его профессии. Своей аурой у него получалось заполнить все пространство вокруг своего рабочего места. Вот так охарактеризовала его Вера, стоя в стороне. Как только охранник ее заметил, то, ничего не сказав, занервничал. Он взял зачем-то карандаш в руки, выронил его, развернулся на 180 градусов и вернулся к елке, спрятавшись за ней.

– Что это сейчас было? – недоуменно вытаращила глаза Вера.

– Простите, можно пройти? – к ней обратился пожилой мужчина.

– Да, конечно. Не хотела мешать, – учтиво отодвинулась в сторону Вера.

– Кто сказал, что вы мешаете? Ни в коем случае. Что ж вы забились в уголок? Шумновато здесь немного, но местечко хорошее. Я сюда с женушкой пришел. Нравится нам здесь. Растормошила меня старого. Пойдем да пойдем. Отказать ей – себе дороже. На что вы смотрите так пристально?

– На камин, – выдавила из себя Вера первое, что пришло в голову. – Диву даюсь, настоящий, а не горит. Вон поленья тлеют… вроде… – Что она городит, Вера сама не понимала. По работе поддержать разговор – запросто. Поболтать ни о чем с незнакомым человеком – катастрофа.

– Тлеющие поленья имеют толк, когда печь будет прогрета. Если слишком сильно увлечься этим способом согреваться, то не стоит забывать о том, что сажа осядет на стенках дымохода и очень быстро забьет его, а сколько усилий надо будет приложить, чтобы очистить его. Использовать дрова нужно правильно. Загрузил мозг, небось? Вы поймете, о чем я. Попозже. Это несложно. – Вера скромно кивнула ему в ответ. – Ну, заходите-заходите. Не стесняйтесь. Смелее. Дерзче. Что ж все так галдят? Толпа шумная подобралась. Пойду-ка – покурить охота. – Галантно поклонившись, старик скрипучим движением руки нахлобучил зимнюю кепку с козырьком и в одном однотонном свитере из мохера вышел наружу.

В недрах кафе и правда было много народу. Стоял невообразимый гам, все задорно проводили время, громко обсуждали каждый свое. Оживленность завораживала. Вера явно изголодалась по звучанию живой человеческой речи. Ритмичность и оттенки не могли сравниться ни с одним фильмом или передачей по телевизору. Это было другое. Необходимое. Родное.

Вера прошла вперед. Все места были заняты, даже возле барной стойки. Никем не замеченная новая посетительница зашла чуть дальше вглубь кафе и оглянулась вокруг. Возникло такое неистовое желание побыть среди этих людей, что она глазами начала молить, чтобы хоть один столик освободился, и – о чудо! – прямо возле окна в самом углу напротив кухни парочка засобиралась на выход. Пока они надевали свои зимние куртки и шапки, мило беседуя, Вера поковыляла в их сторону. Однако неказистый и напыщенный паренек, который зашел после Веры, и видя, что она прихрамывает, решил ее обогнать , чтобы первым занять место. «Смелее», «Дерзче» – вспомнилось ей. Вера на адреналине оценила обстановку и прошмыгнула на одной здоровой ноге, попутно цепляясь руками за стены и столы, с другой стороны, где было больше народу, но где была небольшая лазейка, которую только она могла увидеть с того места, где находилась. Вдобавок именно в тот момент ему перекрыла путь уборщица, которой приспичило вытереть пол там, где наглецу надо было пройти. Вера сманеврировала и успела занять тот самый столик. Радость ее переполняла – не стушевалась, взяла себя в руки, не испугалась. Впрочем, и удача была не лишней в этом деле. Оглянувшись и попытавшись найти парня глазами, Вера поняла, что он затерялся где-то в толпе, а возможно, и вовсе ушел, потерпев крах. Задела ли она его эго? Все равно. Он был не прав – она пришла первая, и он это знал.

Вера забилась в дальнем уголочке, затаясь. Она боялась, что кто-нибудь ненароком захочет завести с ней разговор. Понаблюдать бы, а не участвовать. Для начала, по крайней мере. Напряжение, однако, быстро спало – для всех Вера была невидимкой. Раствориться в этом шумном месте было так же легко, как заварить чай у себя на кухне. Каждый посетитель был погружен в свой маленький мирок со всеми нужными для него атрибутами – у кого-то друзья, семья, а у других – компьютеры, телефоны, книги. При этом все выглядели самодостаточными кусочками пазла, составляющего одну большую вселенную. Вера хотела максимально отстраниться от своего привычного ада, куда ее без устали тянуло обратно. Там все знакомо и предсказуемо. Наркотик. Отравляющий, токсичный. Но, может, хватит. Вот она среди людей. В необычном месте, где витал дух животворящей энергетики, освежающей новизны в ее будничности. Ей хотелось временно стать частью мира этой публики.

Только сейчас Вера осознала все отчаяние, копившееся внутри годами. Мысли снова начали ее одолевать. Еще накануне она по привычке бежала на работу, думая только о предстоящих планах, со всеми вытекающими последствиями. Вся в себе. Среди как и десятки таких же, как она. Безликих. Вера неслась вперед, будто если шаг замедлится, то и жизнь остановиться. Суета. Суета. Суета. Ни секунды покоя. Найти время для себя? На себя? Зачем? Лишняя трата энергии, которую логичнее всего употребить в работе. Отчего же у Веры не получается добиться продвижения по карьерной лестнице, невзирая на усердие, талант. Ей понукают. Она позволяет. Когда успела превратиться в тряпку? Когда ее сломали?

Весь этот привычный ад ей в кои-то веки осточертел. Возникла жгучая потребность поменять скорость, вектор, ритм своего бега. Кто ж мог подумать, что это произойдет именно так? Вселенная издевается. Точно. Глумится над ней. Почему бы не помочь ей безболезненно, легко? Зачем полоскать ее во всех этих баталиях? О чем это она? Она больше не сражается – сдалась. Давно. Вот и заслужила. Воспоминание о падении увлекло ее в пучину анализа своей судьбы, своих решений. Вот она ждет в травмпункте среди таких же бедолаг. Единственное различие между ними и ей было то, что у нее не было сопровождающего. Того, кто будет держать за руку, поддержит, рассмешит, лишь бы не было так больно. Никого. Дождавшись своей очереди, Вера, опираясь на стеночку, тихо вошла в кабинет и села на кушетку. Ей сообщили о том, что боль в стопе – всего лишь из-за растяжения. Наверное. Слово «наверное» было произнесено с такой сухостью, что ее аж передернуло. Главное, что нет перелома, а там само заживет. Ведь так было сказано. Ноге нужен покой. «Покой» – такое страшное слово. Суматоха, постоянное движение – вот что долгое время двигало Верой. Она и не помнила другой жизни. Может, просто не хотела. А тут – покой. Домой она поехала на метро. Такси взять не смогла. По какой причине, она не могла вспомнить, да это и неважно. Зато она помнила, как с трудом сдержала слезы – о боже! Как давно она не плакала! – из-за пустяка. Увидев, что она хромает, сразу двое пассажиров уступили ей место. Казалось, что тут такого. А ее этот поступок тронул до глубины души.

Одиночество долгое время пожирало Веру изнутри, при всем том с годами она научилась бороться с ним как раз благодаря непрерывной беготне. Вера делала все, чтобы в ее жизни не осталось ни секунды на раздумья и чувства, эмоции. Они только хуже делали. А тут… Долго сидеть дома было мучительно. Это давило на голову и грудную клетку до тошноты. Что это – апатия, опостылившее однообразие жизни или все намного прозаичнее – усталость после долгого рабочего дня?

Вопреки советам врача, спустя всего лишь два дня Вера вышла на улицу, преодолевая свой новоявленный страх упасть. Потихоньку прогуливаться по заснеженным улочкам, дышать полной грудью. Отстраниться – единственный выход, который она познала на отлично. Чувство незащищенности наполнило ее душу чудовищной тяжестью. Но так ли она беспомощна на самом деле?

На работе пришлось взять больничный до окончания всех праздников и прохлаждаться дома для того, чтобы нога восстановилась. Разговор с начальником был для нее холодным душем. Он долго сопротивлялся и не хотел выдавать официальное разрешение. Вера его припугнула разбирательствами в суде. Значит, она не была тряпкой. Она просто устала бороться и взяла тайм-аут. Бог с ней, с этой чертовой бездной внутри. Отстранялась она как раз слишком долго, и к чему это привело. Топчется на месте. Какая разница, как судьба распорядилась посодействовать в смене направления. В конечном итоге Вера все же сделала шаг в сторону. В прямом и переносном смысле. И вот она уже в неизвестном месте на неизвестной улице, окруженная неизвестными людьми. Не так уж и страшно. Ей даже нравилось. Новые вещи, оказывается, могут всколыхнуть тишину и слегка встряхнуть землю обетованную под ее ногами. Кафе изобиловало людьми и их магнетическими флюидами, словно бесконечным потоком мыслей в чьей-то голове. Гвалт голосов был своего рода усладой для ее ушей. Кто они? Там были как парочки, ворковавшие друг с другом, так и одиночки, как она, с изнеможденным видом и поникшим взглядом.

За окном снег валил непрестанно, будто зима уже была в самом разгаре. Как же хотелось услышать хоть один разговор, небольшой отрывок, понять, чем живут эти люди, какие насущные проблемы их беспокоят. Какофония голосов вкупе с музыкой мешала это сделать. Миссия невыполнима. Тогда Вера принялась представлять жизнь и истории всех посетителей в поле ее зрения. По мимике. По языку тела. Одни посетители сменяли других. Веру удивляло, насколько популярно это кафе, и при этом она о нем никогда не слышала. С другой стороны, о существовании жизни после поворота влево на знакомом ей перекрестке она также не догадывалась. Вера запрокинула голову с закрытыми глазами, сделала глубокий вдох и уже было собиралась открыть глаза и вперить свой взор в потолок. Ее отвлек охранник своим громким возгласом: «Сударь, проходите!» Данное обращение к незнакомцу чрезмерно конфликтовало с внешностью охранника. Откуда такие манеры, да и зачем они в современном-то мире.

К концу дня в кафе народу стало меньше. Яркое освещение сменилось на мягкий убаюкивающий свет, а сменившая веселые новогодние мелодии – негромкая музыка с бубенчиками в виде фона. Это добавляло успокаивающий эффект к общей атмосфере. Допив свой капучино, Вера встала и направилась к двери, мимоходом всматриваясь в лица персонала и посетителей кафе. На улице было комфортно, снег все падал, а прохладный ветерок обдувал ее лицо, чтобы взбодрить, пробудить ото сна. Но ей было слишком хорошо. Ладно. Домой так домой. Возможно, там тоже неплохо.

Зайдя в квартиру, Вера тут же захотела вернуться обратно в кафе. Впрочем, оно, возможно, к этому времени уже закрылось. Вера разделась, включила телевизор, пощелкала каналы и оставила на первой попавшейся передаче. Смотреть что-то сознательно не хотелось, так как ничего не соответствовало ее душевному состоянию. Какое оно было, она и сама не знала. Да и без разницы. Побыстрее задремать, чтобы этот день закончился, а завтра с новыми силами занять себя чем-то полезным. Потихоньку отходя ко сну, она думала, что первый раз за бог знает сколько времени ей не надо заводить будильник, мчаться сломя голову по работе и выполнять чьи-либо поручения. Теперь это время принадлежит полностью ей. Вот только что с ним делать? Эта мысль напугала до чертиков, и сон как рукой сняло. Очевидно, что-то надо будет предпринять, но что? Опять дела? Нет уж, увольте. Хм. Вот и вопрос любопытный подоспел – почему она до сих пор не уволилась? Страх остаться без работы? Привычка? В этой шарашкиной конторе она прозябает. Роста никакого. Отношение свинское. Коллеги – потребители. Им только дай, а взамен ничего никогда не получишь. Сама приучила, сама получает по шапке в итоге.

Неосознанно, лежа на спине в кровати и пялясь в потолок, Вера нервно затрясла левой ногой. Внутри возникло чувство тревоги.

– А ведь и правда – что мне делать с этим временем? За что браться? Я в тюрьме. Даже на потолке обои приклеены с решетчатым узором. Вот чья это была дебильная идея? Моя… Я тогда думала, что нет смысла делать полноценный ремонт. Тяп-ляп, и готово. Даже до конца его не доделала. Вон лампочки Ильича до сих пор висят вместо люстр. Это и есть мое небо? – Этот вопрос пронзил как рапира все ее нутро.

Так и не сумев уснуть, Вера пошла на кухню, выпила теплое молоко, походила взад-вперед, всячески блокируя бешеный водоворот беспрерывных мыслей, затем вернулась в постель и предприняла попытку номер два забыться сном. Вопреки ожиданиям, и та закончилась полным фиаско. Вера решила попытаться перевести свои беспокойные мысли в другое русло – кафе, как же ей там было уютно. Отчего? Кафе как кафе. Однако воспоминания о манящей атмосфере доброжелательности, уединения и улыбка того незнакомца одновременно заполонили сознание и сумели сделать, казалось, невозможное – убаюкали ее и погрузили в волшебный мир снов на фоне ревущей метели за окном.

Глава 3

Наутро снег прекратился. Температура начала возвращаться в норму для ноября месяца. Из заснеженного царства город превратился в пасмурное прибежище депрессивных деревьев с голыми ветвями; грязных улиц, заставленных машинами, и угрюмых чертыхающихся людей, окруженных слякотью и лужами. Накрапывал мелкий дождь. Атмосфера была идеальной для мрачных дум, засасывающих своих жертв в круговорот неизбежной апатии. Наблюдая за всем этим из своего окна, Вера поняла, что если ничего не предпримет, то присоединится к этому полчищу недовольных жизнью и сама превратится в жертву обстоятельств. Жизнь и так не была для нее раем. Взять хотя бы тот факт, что ее постоянно пытались подсидеть на работе, сплетни от людей, которых она встречала лишь однажды в своей жизни где-нибудь на корпоративе или в лифте. Чтобы заслужить столько внимания, как максимум нужно быть выдающейся личностью, как минимум – легкой мишенью. Вера полагала, что была из второй категории. Размышляя над всеми терниями, через которые она пробиралась каждый день, Вера научилась выживать и не чувствовать ничего. До чего же страшное слово – это самое «ничего», сморщилась при этой мысли Вера. С детства у нее была дурная привычка сводить брови на переносице при любом удобном случае, поэтому вскоре маленькие морщинки на лбу стали проступать таким образом, что всем было очевидно, что хмурилась она уж больно часто. Вера уставилась на себя в зеркало в ванной. Картину ужасов дополнял бледный цвет лица и его каменное выражение. А микроскопические морщинки казались глубже самого океана.

Окинув взглядом свою квартиру, Вера не могла выбрать – остаться или пойти прогуляться. Выйти на улицу, где можно было снова поскользнуться, рухнуть навзничь и, возможно, не встать самостоятельно, наводило на нее жуткий страх. Хотя на контрасте с приступами меланхолии, которые все больше и больше предательски накатывали, это была не такая уж и плохая идея.

– Доконало все! – ее губы вмиг скривились от омерзения к собственной инертности.

Она, злясь, скомкала в кулаке кусок пледа и заставила себя встать с кресла, расположенного возле окна. Кое-как доковыляла до шкафа, взяла первый попавшийся свитер и джинсы, забинтовала травмированную ногу и втиснула ее в обувь. Опухлость все никак не спадала, но вперевалочку идти вполне себе можно было. Вопрос «куда?» не стоял – конечно же, в кафе. А вдруг на сей раз там будет не так радостно. Что, если она родилась, чтобы быть грустной. Нет, все негативное и ненужное прочь из головы. Затеряться среди людей. Спрятаться среди толпы постояльцев кафе. Вот что нужно было сделать. Она, интроверт, ищет спасения среди людей, где это видано? Ну и хорошо. Пусть будет так. Вперед и только вперед.

Боль заставляла избегать лишних телодвижений. Соответственно, Вера, имея примерное представление о том, как добраться до пункта назначения, решила сократить путь. Можно было пройти по старой дороге и повернуть за угол чуть раньше, а там через небольшой проулочек по диагонали. Единственное, чего она боялась с каждым сделанным шагом, – оказаться поверженной на спине с новой болью. Лужи поблизости были настолько же мутными, как и ее общее эмоциональное внутреннее состояние. Каждая из них представлялась неким барьером, своеобразным капканом, который было страшно, но так необходимо обойти, не наступив на такой же рядом. Грабли только в жидком виде – усмехнулась Вера. Через минут двадцать на ее лице промелькнула тень сомнения в правильности выбранной дороги. Это чувство вскоре трансформировалось в растерянность, когда она наткнулась на небольшой закрытый дворик, перекрывавший дальнейший путь вперед. Совершенно незнакомая обстановка выбила ее из колеи. Куда дальше? Возвращаться назад? Бесспорно, ногу добивать не хотелось. Тогда что? Надеяться, пока кто-нибудь откроет калитку и пропустит? Неизвестно еще, сколько займет это по времени, пропустит ли и стоит ли это того ждать?

Опустился небольшой туман, и дождь превратился в мокрый снег, который превратил лужи в хлюпающее месиво под ногами. Трудно было разобрать, что делается вокруг. Пальцы начали мерзнуть, ведь перчатки были опрометчиво оставлены на небольшом комоде возле входной двери. «И зачем я туда прусь? Приключений на пятую точку захотелось. Более того, меня там никто не ждет…» – тихо запротестовала Вера, приподняв брови и зажав верхнюю губу нижней. Она медленно потерла лоб кончиками пальцев, помогая мыслительному процессу ускориться и придумать что-то стоящее. Затем решительно подбодрила себя:

– Ладно, не брюзжи, брюзга. Раз уже здесь, значит, надо искать выход из ситуации. Главная задача – не навернуться, а остальное… Прорвемся.

Прикинув все за и против, Вера прошла несколько метров вдоль забора. Стало чуть светлее. Количество осадков к этому времени значительно уменьшилось. Сквозь дымку сбоку от дворика удалось разглядеть небольшую площадку для дрессировки собак со сквозным проходом. Там никого не было. Калитки с обеих сторон были распахнуты настежь. Недолго думая, Вера направилась в ту сторону. Внутри площадки было несколько скамеек, и периферическим зрением она заметила движение где-то слева от себя. Подсознательно ей начал поступать сигнал тревоги – маньяк, серийный убийца, пьяный, монстр или?.. Если что, убежать-то не получится. Вера сжала руки в кулаки, напряглась и медленно сделала один шаг вперед, потом другой, а там и третий был на подходе. Ей оставалось всего несколько метров до выхода. Внезапно что-то мохнатое и большое шевельнулось прямо возле близстоящей скамейки. От испуга резко отпрянув от калитки, Вера взвизгнула от боли, так как наступила на больную стопу. Вовремя она отошла. Иначе ее сбила бы бездомная собака, которая вылетела с площадки, держа во рту кость. «Со всем с ума сошла, что ли?» – От негодования Вера помахала псу кулаком. Страх внезапности пронзил ее разум, но все-таки здравый смысл быстро вернулся, и, успокоившись, Вера побрела дальше искать кафе. «Ничего себе камуфляж, любой хамелеон позавидует. Вот чудо-юдо», – Вера неосознанно прокручивала у себя в голове эту несуразную встречу. Несмотря на молниеносность произошедшего, собаку она запомнила на удивление досконально – грязное лохматое чудо в длинных колтунах, в которых стопроцентно застряла не первой свежести трава, веточки и всякий мусор. «Фу, мерзость». Однако вскоре Веру заела совесть. Каково самой собаке с такой шубкой-то? Да и вообще зря она накричала, возможно, животному было еще страшнее. Могла и что-нибудь поесть дать бедняжке. А чего? Откуда она могла знать, что встретит на своем пути бездомное животное. Но совесть – цепкая штука, не отпускала ее долгое время.

Так Вера проходила почти час. Заблудилась. Она знала, что где-то там в том районе находится кафе. Спрашивать у прохожих было бессмысленно – название-то она не знала, адрес не запомнила.

– Молодец! Ты же даже не посмотрела тогда на вывеску. Вот Марфуша. Она там вообще была? Им надо предложить свои услуги, раз она не так приметна. Ладно, завтра попытаю счастье. На этот раз узнаю точный адрес и название. А сейчас ну все на фиг, домой. Домой… – неожиданно Вера поймала себе на мысли, что ей хотелось домой. – Пешком или на такси? – В этот момент нога запротестовала, заныла и начала пульсировать пуще прежнего. «Значит, на такси», – тоскливо констатировала Вера.

Заходя в квартиру с морозной улицы, Вера почувствовала приятную волну тепла, хлынувшую в лицо. Она зажмурила глаза и улыбнулась – квартира показалась ей более приветливой, чем раньше, более родной. Пока Вера меланхолично, копотливо снимала с себя верхнюю одежду, ее конечности успели отогреться. Жутко захотелось есть. Однако холодильник был девственно чист. Вера напрочь забыла купить даже хлеб. От этой мысли ее глаза наполнились слезами, ей стало трудно дышать, и она разрыдалась. Внезапная вспышка эмоций так же быстро схлынула, как и возникла.

– Что это было? – В полном удивлении от произошедшего только что Вера прижала руку к груди, затем пальцы собрала в кулак, стискивая ткань своего свитера. – Это что, из-за хлеба? С ума сошла? – в голосе прозвучало потрясение и… тихая радость.

Вера собрала себя в руки. Решение проблемы пустого холодильника не заставило себя ждать. Вынужденные походы в магазины канули в лету. И слава богу. Один звонок, и нужные продукты были на столе. Живя в Москве, не всегда ценишь те преимущества, которых нет порой в других городах, а то и странах. Снег всегда кажется белее где-то там. Но Вера любила Москву и всегда стремилась возвращаться в нее после всех командировок. Естественно, она замечала и все недостатки. Они ее не трогали. А где их нет, всегда думала она.

Вера заварила себе цветочный чай, затем направилась к серванту, достала на самой верхней полке упаковку, смахнула с нее пыль, заодно прочитав название: «Морозное настроение».

– Как символично, – заметила она вслух. После чего распаковала и вытащила изящное костяное фарфоровое блюдо. Неглубокое, идеально белое. Сочетание утонченных соцветий белоснежных подснежников в центре и бирюзовой каемки по краям придавало особенный шарм посуде.

– Ух, как долго ты томилось на полке, я про тебя забыла напрочь. Ну вот и на твоей улице теперь праздник, – улыбнулась Вера с легким оттенком меланхоличности в голосе. – Что ж. Не помню, когда я тебя купила, но сегодня ты весьма кстати попалось мне на глаза.

Положив туда несколько мягких, отдававших морозной свежестью ярко-оранжевых мандаринов, она поставила всю эту красоту на подоконник. Затем уселась в кресло возле окна, перед собой поставила бархатную банкетку, положила на нее подушку, а сверху свою опухшую стопу. Укрывшись французским однотонным пледом из серого хлопка с переливающейся при правильном освещении серебристой ниточкой, Вера откинула голову на спинку кресла и затерялась среди своих мыслей и желаний. Потолок все никак не давал ей покоя.

– Тебя надо поменять. Эти обои давят. Но какой ты, мой потолок?

Не найдя ответ на свой вопрос, Вера слегка заерзала на сидушке. Немного погодя, устроившись максимально удобно, она впилась пальцами в кожуру первого попавшегося мандарина. Послышался легкий пшик, затем небольшое шуршание при очищении фрукта от всего ненужного. Разложив его гармошкой, Вера положила рядом кожуру, вдыхая аромат, полный новогоднего настроения. Она взяла одну дольку, полную сладкой и сочной мякоти, и положила в рот. Жизнь уже не казалась такой монотонной. Ощущался уют домашнего очага. Дом. Милый дом. Сегодня был сделан второй маленький шажочек. Вселенная все-таки не бросила, не забыла. Чувство надежды начало проклевываться, как герань сквозь сорняки, а Вера просыпаться после долгой спячки, как голодный медведь.

Глава 4

Природа не переставала чудить. На следующее утро погода опять резко сменилась, застав многих врасплох – на дороге был сплошной лед, из-за чего покрытие больше стало походить на отполированное зеркало. В МЧС рекомендовали по мере возможностей оставаться дома. Вера перечить не собиралась. Загвоздка заключалась в том, что она понятия не имела, что делать со своим свободным временем, как им распорядиться. Пинать балду? Пуститься во все тяжкие? Почитать! Вера вопросительно окинула взглядом свой небольшой шкаф с книгами. Поначалу выбранная книга ее захватила, унесла в свой неизведанный мир, однако вскоре глаза начали слипаться. Спустя минут десять Вера закимарила, а когда очнулась, то поняла, что это деятельность не совсем то… или книга не та… или она не в том состоянии… или… Было столько «или», что быстро нашлось решение – заняться чем-то другим. Она доковыляла до своего письменного стола, выдвинула ящик и отыскала инструменты для создания эскиза своего внезапного душевного порыва. Сначала Вера вытащила краски. Затем оттуда была выцеплена неоднократно использованная кисточка. А там и холст не заставил себя долго ждать. «Почему бы не порисовать…как в старые добрые времена?» – эта мысль придала ей творческой энергии, которой так не хватало. Рука крепко сжимала кисть. Лоб покрылся испариной. Сердцебиение ускорилось. Последовал резкий выдох. Она открыла самую ближнюю баночку с гуашью. Обмакнула волосяной пучок в краске и прикоснулась им к полотну. Снова утопила в гуаши кончик кисточки, закрыла баночку, вымыла кисточку и оставила ее сушиться на столе. Вот и ладненько. Хорошего понемногу. После чего вынула из сумки планшет, открыла программу и принялась за создание логотипа для одной из компаний. Получилось все довольно быстро, ярко, запоминающимся. Вере на ум приходила лишь одна характеристика своего творения – сносно, но без души. Пришлось отложить планшет в сторону. Встав из-за стола, она было направилась на кухню, но, развернувшись, пощупала кисточку – нет, еще не высохла, открыла пузырек с краской другого цвета, чтобы опять закрыть и убрать в ящик подальше. Она и сама не понимала, зачем это все проделала.

– Та-а-ак… Чем еще бы заняться? На подоконнике пыль. Точно. Протереть ее.

В ее доме в принципе никогда не было бардака, но и генеральная уборка не производилась давно. Вера любила порядок, но хаотичный. Чтобы не на раз, два, три. Не шеренгой, а извилисто. Главное, чтобы в конечном итоге это создавало полноценную логичную картину мира. Художник с рациональным мышлением во плоти. Бывает ли такое? Раз она такая, значит, бывает. Недаром она выбрала свою профессию.

Оглядев все пространство вокруг, Вера поняла, что каждый предмет и угол кричали: «Одиночество». Так пронзительно и так истошно, что Вера зажмурила глаза и закрыла ладонями лицо. Неужели она достигла эмоционального дна? Да нет. Невозможно. У бездны дна нет, значит, боль бесконечна рассуждала Вера с оттенком гнева и обиды. Вытащить себя надо, как Мюнхгаузен за волосы. Подтолкнуть себя вперед еще чуть-чуть. Точно. Почему все говорят про первый шаг? Второй шаг не проще первого. Бремя прошлого вырывалось изнутри и начинало раздирать на мелкие части, как когда-то. В голову пришла гениальная идея – нужно было выгрести все барахло, как физическое, так и душевное. Все прочь. Вон из дома. Вон из души.

– Давай! Часть хотя бы. Не дрейфь, – стиснув зубы, Вера сделала резкий вдох и выдох и принялась за дело. Начала, естественно, с малого – мытья всей посуды, которая только у нее была. Затем плавно перешла на перестановку мебели на кухне – стол сюда, стулья лучше отставить подальше. На них виднелась пыль. Так оставить все было нельзя. Ой, до конца подоконник не вытерла же – вон пятнышко. Стоя с тряпкой в руке, она остановилась ровно в середине процесса. Может, на этом все. И так сойдет. Опять готова бросить на полпути. Дело застопорилось. Как связать все ее действия в одну смысловую картину? Где взять трамплин? Чего-то недоставало… шума… Но больше никаких глупых передач. От них пухла голова. Музыка – это другое дело. Бетховен. Нет-нет-нет. Ноктюрны Шопена? Ее любимые в свое время. Тоже нет – сейчас такие композиции удручали. Значит, что-то еще. Кантри? Регги? Современные мелодии? Но какие они? Грустные, забавные? Кто нынче в моде?

– Невообразимый выбор. Ну что я за балбеска такая? Даже музыку не в силах подобрать. Пойду-ка я лучше на улицу выйду, – досадливо цокнула Вера. Голос ее отдавался глухим эхом от стен. Она столько лет отказывала себе в удовольствии слушать музыку, и теперешнее непонимание того, чего она хочет, только расстраивало.

Внезапно за окном огромный пласт снега свалился откуда-то сверху и с грохотом ударился об отлив подоконника. Вера со смесью изумления и праздного любопытства, распахнув настежь окно, зачем-то высунула голову на улицу и почувствовала морозный воздух, пронизывающий до печенок. Снаружи играла самая лучшая музыка на свете – природная. От всего происходящего за окном не могла отпугнуть ни стужа, резко проникшая в квартиру, ни риск слечь с температурой. Нельзя было не насладиться той ослепительной красотой, которая предстала взору. Вера скукожилась от холода, стоя возле окна в одном длинном шерстяном свитере на пуговицах на голое тело и в бархатных бежевых тапочках. Ей было все равно. Пусть хоть и заболеет. Но не проморгает ни одну секунду того, что происходило во внешнем мире. Это было бы непростительным упущением.

Причудливая погода с эмоциональным надрывом и одновременно с легкостью писала в реальном времени зимнюю симфонию, играя с визуализацией и звуковым сопровождением. Сверкающий серебристыми огоньками снежный покров толщиной примерно в метр равномерно распределился по всему периметру вокруг близстоящих домов. Столь невероятный и притягательный, он практически полностью сливался с фоном молочных небес, что создавало иллюзию сплошного холста, чуть отличающегося более темным оттенком сверху. На его поверхности возникали белые пушистые крапинки из ниоткуда – такие тихие и такие девственные. Они просто материализовались из чистого воздуха, хаотично кружились, постепенно растворяясь в нижнем пространстве полотна, сотканного из белоснежных нитей. Секунду спустя снежинки заново возрождались, как птица феникс, беспрерывно проходя по своему замкнутом циклу. Этот феномен сопровождался завыванием ветра, который вторил минорной ноте природы и еле слышным скрипом гнул деревья в разные стороны. Ветер, как волк, взывал к луне, еще не успевшей удалиться на покой, когда солнце по праву уже заняло свое место на небесном своде. Звуки плакали, надрывались, умирали, но вместе со снегом, который то усиливался, то сходил на нет, находили в себе силы воскреснуть, чтобы мечтать, жить, парить в невесомости. Они не боялись умереть по тысячному разу. В них не было слышно страха жить, несмотря на то что их счастье было так скоротечно.

Удивительное зрелище. Вере так захотелось стать частью всего этого и вместе с ветром, нет, лучше впереди него бежать, не оглядываясь назад. Мчаться сломя голову, со скоростью света, огибая все препятствия и погружаясь в самые отдаленные уголки мира, недоступные человеку. Жалко, что никому не дана такая роскошь. Вера всего лишь человек, не знавший покоя. Возможно, это единственное, что связывало ее с тем, что творилось за окном. Но там была гармония. А в ней нет. Все эти сущности одного мира слаженно выполняли свои функции, не отставая и максимально дополняя друг друга, чтобы создать произведение искусства, которое, за редким исключением, не было никем оценено в полной мере, если и вовсе не проигнорировано большинством. Порывы ветра периодически смахивали остатки серебряного пуха с покачивающихся веток, освобождая место новому, более совершенному снегу. Вся эта красота хлопьями разлеталась по округе и превращала еще такой накануне тусклый мир в сказку, полную волшебства и надежды на лучшее. Вера неотрывно смотрела вперед. Она случайно мельком взглянула наверх на луну, и ей ТАК захотелось завыть, что аж заложило уши. Голова затуманилась, и Вера полностью ушла в себя. Сколько она так простояла, сложно было сказать. Мысли, которые крутились в голове, вызвали ощущение тяжести внутри. Не так-то это просто – взять все и отпустить. В горле образовался ком. Слезы подступили к ее глазам. Но она сдержалась.

– Озябла. Бр-р-р-р. В такую погоду только дома сидеть. – Съежилась Вера, плечи ее по инерции передернулись. Закрыв окно, Вера, сначала нарочито ссутулившись, стряхнула с себя все ненужное, как тот ветер, а затем выпрямилась и с высоко поднятой головой приняла решение повысить себе настроение. Выбор музыки моментально стал очевидным и непритязательным. Скоро Новый год, Рождество. Все было банально до нельзя – песни просто обязаны быть соответствующими, под стать наступающим праздникам. Только веселые, не медленные, не грустные. Жизнерадостные, вселяющие бодрость и оптимизм. В итоге нужный плейлист появился в ее телефоне за пять минут, были надеты наушники с прекрасным шумоподавлением, после чего музыка была включена на полную громкость. В ней не было страха потревожить соседей или отсутствия нужной громкости в технике. Просто наушники полностью погружали ее в мир прекрасных звуков, где была только она и нужная ей мелодия, со всеми нюансами и переходами.

Уборка продолжилась в других комнатах. Вера плавно перетекала от одного места в другое: каждый уголочек, каждая полочка, под диваном, возле дивана, за диваном – все было вылизано. Музыка же все громыхала в ее ушах, а она все чистила, мыла, оттирала. Все молча, через силу, улыбаясь и говоря, что она счастлива, что она молодец, что со всем справится, одна, ну и пусть. Однажды она поверит в то, что счастлива. Главное, не стоять на месте. Касалось это и уборки. Зал, затем прихожая, а там и ванная комната. Где-то Вера убирала дважды. Маленькие шажочки превратились в гигантский скачок, небольшая уборка трансформировалась в генеральную. Круг замкнулся – Вера вернулась на кухню. И тут до нее дошло – все вымыто до бела. Она доделала уборку до конца! Не бросила на полпути. Она сделала это. Она – молодец. Ей захотелось поощрить себя. Какао с молоком. Открыв холодильник, Вера ахнула – она купила все. Кроме молока.

– Дура, – разрыдалась Вера. Но вмиг взяв себя в руки, она рукавом свитера вытерла слезы и произнесла вслух еще раз: – Дура, что ревешь на ровном месте. И вообще не дура. Молодец. Подумаешь, молоко забыла, – шмыгнув носом, Вера потянулась за своим телефоном и заказала его на дом. Заодно и шампанское. На всякий. Она терпеливо ждала, пока ее заказ везли. Заняло это буквально минут пятнадцать. Поставив бутылку игристого в холодильник и налив себе горячее какао с маленькими зефиринками, Вера выпила его почти залпом. Она никогда не понимала, как можно пить что-либо теплое. Настенные часы сигналили о том, что день незаметно подошел к концу, было уже за полночь. Вера обрадовалась. С чувством выполненного долга, уставшая, но довольная, она угрелась в своей просторной кровати, включила на небольшую громкость первый попавшийся новогодний фильм и легко и быстро задремала, в то время как за окном мерзли редкие прохожие, только возвращающиеся под ночь домой.

На следующее утро опять все подтаяло.

– Зиму лихорадит в этом году. Причем по-страшному. Есть вероятность того, что глобальное потепление… – верещал какой-то эксперт на одном из центральных каналов.

– Надоело. Когда же все это прекратится? Пусть будет мороз. Хоть и лютый, но стабильно лютый. Не могу дома сидеть, – выглянув в окно с мольбой в голосе, прошептала она.

– Есть шанс того, что все сдвинется и мы погрузимся во мглу не до 8 утра, а, например, до 10 или 11. Отсюда у нас возникнет много проблем со здоровьем, как физическим, так и психическим. Во тьме ничего хорошего нет… – Эксперт в телевизоре никак не унимался.

– Почему же… Тьма и свет. Одно не может существовать без другого. Кроме того, спим мы в темноте, а не при свете. Восстанавливаемся. Это плохо, что ли? – парировала Вера.

– …любые природные катаклизмы человечеству придется принимать со смирением…

– После чего он бросил микрофон и ушел в закат. – Вера нажала на пульте кнопку «выключить».

Вера взяла телефон в руки. Он по-прежнему молчал.

– С работы никто не пишет, не звонит, самой, что ли, позвонить и узнать, как дела? А смысл? – со страдальческим видом пробормотала Вера. – Что со мною будет дальше?

На следующее утро погода была такая же мерзопакостная, как и накануне. Вера и в этот раз осталась дома. Так и просидела день, два, а там уже наступил декабрь. Наконец солнышко засияло и озарило мир, так отчаянно нуждавшийся в этом. Вера встала достаточно рано и, увидев первые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь макушки деревьев, не заставляя себя, искренне улыбнулась. Она поймала себя на мысли, что при виде небесного светила снова захотелось жить, творить, радоваться. Погода в это день действительно благоволила. Больше не было мочи сидеть дома. Все, что можно было сделать, было сделано. Останься она хоть на секунду дольше в квартире, то разложит себя и свои проблемы на атомы. Мысли уведут не в ту степь. Они могут обмануть. Ей не хотелось расковыривать рану, ей хотелось вылечить ее. Значит, пора идти. Искать лекарство. В кафе. Оно не давало ей покоя.

Нога, хоть и ныла и покалывала при ходьбе, все же подживала, и стало легче передвигаться. Натянув на себя синий свитер и темные джинсы, накинув сверху зимнее пальто, захватив с собой шапку и, конечно же, на этот раз перчатки, Вера выдвинулась на улицу и затрусила в сторону кафе. Со стороны ее походка выглядела комично. Зато удобно. Вере удалось найти способ ставить травмированную ногу на землю таким образом, чтобы было и не больно, и не опасно.

Дойдя до переулка, Вера посмотрела в сторону знакомой улицы, которая, по идее, могла сократить ее путь на этот раз наверняка. Она знала ее досконально, каждый сантиметр. Но эта улица давно была под запретом для нее. К тому же снова экспериментировать с маршрутом не особо хотелось. Вера сжала кулаки и, не останавливаясь ни на секунду, повторяла как заклинание: «Пусть оно будет открыто в такую рань. Только бы оно было открыто». Она шла в каком-то трансовом состоянии, ноги ее сами вели, а многочисленные следы на выпавшем ночью снегу указывали нужное направление. «Неужели все ринулись в это кафе?» – с удивлением подумала Вера. Не может быть такого. С другой стороны, наверное, это ранние пташки, которые хотят вкусно позавтракать перед трудным и долгим рабочим днем. Кому-кому, а ей-то не знать такой распорядок дня. «Судя по всему, кафе и правда мега популярно. – усмехнулась Вера своему предположению. – Вот приду, а там уже и мест-то не будет, а вдруг тот парень хамоватый передо мной зайдет и последний свободный столик займет, а может, и вовсе кафе будет закрыто и придется возвращаться. Охохох, ты ж пастух своих мыслей, вот и собери этих баранов в кучку. Скачут хаотично, никакой дисциплины, – пожурила себя Вера. – Не накручивай себя. Хорошо. Приду и увижу. Была не была».

В таком темпе Вера добралась до кафе довольно быстро. В нем все так же было много народу, но не как в прошлый раз. Предсказуемо, что места возле окна были заняты. Зато столик возле стены с гирляндами между кухней и камином был вполне себе ничего, туда она и села, ко всему прочему там был лучше обзор. Вера принялась подмечать происходившее вокруг, рассматривать посетителей. От нее не ускользала ни одна мелочь. Первое, что обнаружила Вера, – контингент пришедших. Народ был деловым, занятым. Бизнесмены и бизнесвумен. Фрилансеры и просто изнеможденные и невыспавшиеся работники среднестатистических компаний. А ведь Вера угадала. Ухмыльнувшись своей проницательности, она продолжила созерцать и собирать по мельчайшим деталям пазл, который в итоге трансформировался в пеструю мозаику, хаотично, но так органично распадающуюся на мелкие осколки по всему кафе.

Вот сидела парочка за одним столиком, но по разные стороны баррикад – мужчина и женщина. Они постоянно пикировались, подкалывали друг друга, но никогда не переходили красные линии. Нажимали на газ, не забывая, где тормоз. Мужчина был мягче, женщина поядовитее. Пока они обменивались колкостями, им удалось решить несколько рабочих задач. И довольно продуктивно. «Они созданы друг для друга», – Вера чуть наклонила голову влево. Ее лицо расслабилось, и глаза перестали щуриться. Сеточка морщинок бесследно исчезла с ее прекрасного лица.

Жесты этих двоих, манера речи, взгляды – все говорило о том, что им предстоит долгий путь к осознанию того, что их отношения могут перерасти в нечто большее уже совсем скоро. Но не испугаются ли они, не устроят ли саботаж самим себе, вот тот вопрос, который не давал покоя Вере какое-то время. Затем она переключилась на небольшую компанию справа от нее, сидящую ближе к окну. Они так рьяно продумывали следующий шаг по совершению «сделки века», как они ее назвали, что не всегда замечали, как выдавали все секреты своей фирмы, все ходы и манипуляции, которыми мог бы воспользоваться их конкурент, если бы был где-нибудь поблизости. В эту мозаику добавился негаданный фрагмент – уборщица. Та решила воспользоваться азартом этой компашки и незаметно смыть тряпкой грязь с пола, стекающую с их ботинок. Чистота в помещении – залог успеха. Очевидно, это было ее мотивом, про себя усмехнулась беззлобно Вера. Вот те работенка.

Были и те, кто держался особняком. Одни постоянно кому-то названивали, узнавали последние данные, чтобы впоследствии вбить их в таблицу Excel – надо же, кто-то их до сих пор использует. Другие же молча сидели за своими ноутбуками и занимались насущными делами за чашечкой ароматного кофе, попутно поедая свеженький пряник в форме елочных игрушек. Запах стоял обворожительный – имбирь вперемешку с мускатным орехом и корицей. А вот и еще фрагмент головоломки – повар. Он все выглядывал в зал через окошко, чтобы удостовериться в том, что всем нравились его произведения искусства. «Уж больно сильно он переживал за реакцию, – подметила для себя Вера. – Прям как маленький ребенок, нуждающийся в одобрении родителей… Да я ж такая же».

Через четверть часа Вера почувствовала журчание в животе. Вяло облокотившись руками на стол, она приподнялась и направилась за горячим шоколадом и небольшим блюдцем с кислой малиной, которая особенно подчеркивала будоражащий вкус напитка. Вера поймала себя на мысли, что ей уже не было так одиноко. Находившиеся там люди были незнакомцами, но тот кипиш, который они создавали вокруг себя, был таким привычным, что Вера поняла – она жутко соскучилась по работе. Необязательно своей. А именно по той атмосфере суетливости, что помогала забыться и одновременно чувствовать, что делаешь что-то нужное, что-то ценное.

Откуда ни возьмись послышался гул машин, как на эстакаде в час пик. Вот только нигде не было видно проезжавших автомобилей, да, было припарковано несколько недалеко от кафе, но чтобы целый поток… Шум улицы становился все громче, а бибиканье машин все агрессивнее. Скрежет от тормозов нарастал. Визг сирены скорой помощи и вовсе пронесся будто в метре от нее. Это уже было что-то из ряда вон выходящее. Вера нахмурилась. Появилось заметное напряжение во всем теле. Не сходит ли она потихоньку с ума? В эту секунду с грохотом слонопотама вошел охранник с двумя огромными коробками, которые он сбросил с себя как штангист сбрасывает тяжеленный снаряд на пол. Шум исчез.

– Осторожно. Там внутри все хрупкое, – послышалось в том же углу, в котором Вера расположилась, придя в кафе в первый раз. – Вряд ли кто-то захочет иметь дело с чем-то разбитым.

– Или с кем-то, – тихо встряла Вера, надеясь, что на таком расстоянии ее не услышат… и осеклась. Это было сказано неожиданно громче, чем хотелось бы. Мужчина, сидящий в углу, оглянулся. Это был он, тот самый с первого ее посещения. Бабочки в ее животе запорхали с новой силой. Вера тут же перевела взгляд в пол, потирая пальцами рук сжатые губы, и, немного ссутулившись, начала отбивать ритм ногой, чтобы успокоить нервы. Ох уж это смущение. И зачем она только решила прокомментировать. Ладно, ляпнула, и забыли. Однако возникло непреодолимое желание провалиться сквозь землю.

– Поставь коробки по обе стороны елки, так любой желающий сможет поучаствовать в декорировании этого замечательного места. Доброжелательность – наше все.

– А вдруг кто украдет игрушечку или ненароком… – охранник на секунду прервал свою речь, его лицо помрачнело, и он с ужасом произнес: – Или даже и того хуже… специально разобьет?

– Чудной ты. Только что чуть не расхреначил все.

– Ну я ж не специально. Ноша тяжелая, между прочим. Так все-таки – вдруг кто позарится?

– Может, и так. Потенциальные риски потерь даже близко не перекрывают возможности приобретения.

– Завернул, – охранник скривил губы в ухмылке, почесал затылок и все никак не унимался. – Ну ладно – украдут, а вот разобьют вдребезги, намусорят, не уберут за собой, а мы не заметим и поранимся. Больно поранимся. Кому от этого пользы?

– Предположим. Но никто не говорит, что не надо быть осмотрительным. То, что разбилось, можно либо починить, либо заменить на что-то более стоящее, что-то лучшее. Появляется место для чего-то нового. Ненужное всегда можно заменить на нужное. А вот улыбки, счастье, радость от того, что позволяешь кому-то поучаствовать в таком важном жизненном процессе, как декорирование самого сердца нашего кафе, ничем не заменить, а нарядить елку – это ж вообще святое. Все это пробуждает доверие у людей. Им хочется возвращаться к нам. Кажется, ничего особенного – ты всего лишь позволил им стать частью праздника. Но все же… Однако это не означает, что мы теперь не должны радоваться жизни, празднику и тем, кто искренне хочет войти в нашу так называемою обитель. Не так ли? – с лукавой улыбкой обратился он к внимательно слушавшей их Вере, которая правой ладонью подпирала подбородок, а локтем одноименной руки упиралась в стол. Та автоматически направила взгляд на него, затем опустила голову и тут же снова посмотрела на незнакомца, поняв, что обращаются к ней.

– Наверное, – немного замешкавшись, ответила она, пожимая плечами. После чего она притворилась, что занимается чем-то ну очень важным, только бы к ней не обращались опять. Смотря на экран своего телефона и постукивая указательным пальцем по губам, она периодически поднимала брови для создания нужного эффекта. Мужчина не понял или не захотел понять намека и продолжил вовлекать Веру в разговор:

– Как вам наши украшения, игрушки?

– Скромненько, – нехотя заметила Вера, отрываясь от телефона.

– Справедливо. Но мы только начали. Обещаю, что со временем станет лучше. Намного. А вы заметили наш потолок?

– Потолок? – переспросила Вера. – Нет. А надо?

– Без раздумий. Это наша гордость.

Вера задрала голову и ахнула. Потолок был украшен композицией из светящихся звезд и снежинок, свисавших чуть ниже. Креплений не было видно, поэтому создавалась объемная картинка, наполненная воздушностью и сказочностью. Снежинки будто парили в воздухе, а звезды периодически мерцали, как бы подмигивая и приветствуя тех, кто решится посмотреть вверх. Сам потолок был высокий, бездонный, темно-синего цвета, что создавало иллюзию ночного неба.

Это привело Веру в замешательство.

– Фантастика. Как в волшебном мире сказок.

– Красота. Согласен. А как наш камень преткновения? – не унимался он.

– В смысле? – не сразу сообразила Вера.

– Елка. Это краеугольный камень Нового года, но здесь это камень преткновения. Все время спотыкаешься о него. Хочется, чтобы эта красавица была безупречной. Но всегда найдется тот, кому что-то в ней да не понравится. Надо найти правильный стиль.

Вера устало вздохнула.

– Вы действительно хотите знать мое мнение?

– Всенепременно.

Вера оглядела елку и отрапортовала:

– Сама елка прекрасна, добротная, я бы даже сказала: практически идеальная, но чего-то ей все-таки не хватает.

– Я же говорил. Чего же?

Вера впервые пристально взглянула в глаза мужчине и застыла на мгновенье, пытаясь понять, что же он от нее хочет, чего пристал. Может, понравилась, или ему скучно, а может, его задел ее первоначальный комментарий, ведь она влезла туда, куда не просили. Нет. Все не то. Так что же? Ее тянуло к этому незнакомцу. Она продолжила всматриваться в него. Мужчина как мужчина – не красавец и не урод. С неизменной легкой щетиной. Вроде средних лет или чуть старше, сложно сказать при таком освещении. Его глаза блестели от огней гирлянд, и не было возможности понять, какого они цвета, однако с уверенностью можно было сказать, что в них смешались доброта, любопытство, мудрость и щепотка лукавства. При появлении на его лице легкой улыбки возле его глаз материализовались милые гусиные лапки. В нем чувствовался стержень. В нем был провокационный задор. В нем маячили сочувствие и внимательность. Прекрасное сочетание, подумала Вера, не сдержалась и зачем-то улыбнулась ему. Пришлось себя мысленно одернуть: «Дура, не влюбись!» Загадочный, харизматичный, явно не боявшийся проявить инициативу. Он излучал теплоту. Вере было сложно бороться с нарастающим чувством душевной приязни к нему. По ходу, это было обоюдно.

– Так чего же не хватает? – по-прежнему не сводя с нее глаз, с хитрым прищуром переспросил он.

– Даже не знаю. Наверное, внимания к деталям. Игрушки слишком систематично расположены на ветках. Нет чувства уюта. Понимания того, как сделать ее более привлекательной для окружающих.

– Вы можете поучаствовать, – мужчина немного наклонил голову вбок, указывая таким образом в сторону елки. – Исправить можно все.

– Я не знаю как.

– Попробуйте. Рискните. Я вам подскажу, если что. Я рядом. У нас сегодня стартует первая акция.

– До этого разве не было? – брови охранника сделались домиками.

– Та была пробная.

– А-а-а.

– Прошу, – мужчина со щетиной перевел взгляд на новую знакомую и указал на елку.

Вера было приподнялась с кресла, но тут же вернулась на место.

– В другой раз. Тем более вокруг елки уже образовалась группа желающих.

– Значит, в другой раз, – наконец мужчина со щетиной оставил ее в покое на какое-то время и продолжил что-то обсуждать с охранником, стоявшим слева от него. Музыка стала громче. О чем говорили эти двое, было не разобрать. Да и все равно. Вера пожурила себя за чрезмерную открытость. Непонятно, что это за человек. Она опять напридумывает себе небылицы, поверит в мечту. А потом что? Долго и больно будет с ней расставаться. «Рискни, говоришь?..» – затосковала Вера. Ни о каких попытках речи и не шло, ведь там и вправду образовалась небольшая кучка людей, одетых в костюмы и жадно рассматривающих шарики из первой коробки. Охраннику нравились увлеченность и вовлеченность этих людей, но на его лице прослеживались определенные опасения – не уроните, не разбейте.

«Не переживай. Они все выглядят презентабельными, с крепкой хваткой. У меня на работе есть парочка коллег в таких же костюмчиках. Такие же важные. – мысленный кульбит увел ее внутренний диалог в мир воспоминаний о работе. – Люблю ли я свою работу? Да. Своих коллег. Некоторых, наверное… не особо… Но я больше не могу терпеть хамство к себе. Тянуть всех. Так тоже нельзя. Позволила им сесть себе на шею. Может, проглотить и забить? Ну уйду я, найду другое место. А что, если… Да нет. Вдруг не нужна нигде?»

После страдальческого вздоха Вера покачала головой. «Не думать», – опять промелькнуло в ее голове. Просидев неподвижно минут пять, она краем глаза уловила компанию, состоящую из трех очень деловых людей – мужчины и женщины среднего возраста, а также молоденькой девушки – длинноволосой брюнетки лет двадцати. По поведению и манерам было видно, что девушка была не по годам умная, самородок, но жутко неопытная в отстаивании своих интересов. Она явно боялась высказывать свои предположения, но когда все-таки решалась, то сопровождающие ее коллеги снисходительно и умиленно смотрели на нее как на дурочку и предлагали свои варианты решения проблемы, которые были именно тем, о чем говорила девушка, но сформулированы другими словами. Ей явно было обидно, но ничего поделать с собой она не могла – характер еще не выработался. Не было того стержня, который помогает выжить в этом непростом мире.

Вера вперилась взглядом в эту молоденькую брюнетку. Возникло жгучее желание подойти и прижать эту девушку к груди, как маленькую саму себя, поддержать ее словами: «Не переживай. Я тоже когда-то такой была. Умная, но глупенькая. Храбрая, но трусиха. Все будет. Всенепременно. Набьешь шишки и поймешь, осознаешь свою силу. Превратишься в мастера своего дела. Только потерпи». Бесцеремонные коллеги продолжали демонстрировать свое превосходство, упиваясь звуком своего голоса. Девушка тяжело вздохнула. На лице было написано, что она знает, как поступить, как разрешить проблему, как сформулировать задачу. Если бы ее только услышали. Вера пыталась телепатически внушить, что та может все.

– Давай же, – на полкорпуса наклонившись вперед, Вера, сама того не замечая, мысленно посылала брюнетке телепатический приказ действовать, взять себя в руки и показать, чего она стоит. Коллеги девушки повели себя в тот момент до неприличия по-хамски – мало того что они ее перебивали, так и вообще перестали слушать. Ее просто там не было. Пустое место. Глупая девчонка.

И тут Вера вспомнила себя, как ей приходилось отстаивать свои права, свою веру в себя. Она четко помнила момент становления себя как профессионала в своем деле. Ей нужен был волшебный пендель, так необходимый и той девчушке. И Вера его получила. Болезненный опыт тоже опыт. Его нельзя обесценивать. С другой стороны, что ей еще оставалось тогда – либо ты, либо тебя. Слава богу, Верино чувство самосохранение не подвело тогда. Внезапно мужчина за тем столиком потянулся и встал. Он подошел вальяжно к коробке с игрушками, взял шарик, покрутил его в руках, попытался пожонглировать им, но неудачно – тот упал и разбился вдребезги. Мужчина метнулся обратно на свое место. В ту же секунду вернулся из подсобки охранник, увидел осколки и проворчал: «Ну? Что я говорил?» Затем пристально оглядел всех посетителей, которые не обращали ни на что внимания, занимаясь каждый своим делом. Его опытному глазу не составило труда заприметить виновного. Скорее всего, он определил его по тому, что тот немного запыхался и не успел восстановить дыхание после своей небольшой пробежки. Охранник хладнокровно направился к компании.

– Это вы? – сердито начал он свой допрос.

– Понимаете, тут такое дело, – немного подумав, женщина решила прикрыть своего друга и резко повернулась в сторону девушки, указывая на нее пальцем. – Наша коллега решила помочь вам нарядить елку, ну и не рассчитала. Ну вы знаете, мы, женщины, такие прекрасные, но такие порой неуклюжие. Разве можно на нас сердиться? – Она подмигнула молоденькой коллеге, прося поддержать и подтвердить ее слова.

«Ну это уже ни в какие рамки не лезет. Только не мямли. Не давай этому сброду себя обижать», – начала накручивать себя Вера. Пуще прежнего она молила про себя, чтобы девушка проснулась и встала на свою защиту. Как когда-то она.

Глава 5

Воспоминания о том, как и Вере пришлось в мгновенье ока стать сильной, знающей себе цену в профессиональном плане, нахлынули с неимоверной силой, будто это только что произошло. Как короткометражное кино, перед глазами промелькнули отрывки событий того знаменательного дня. Картинка в ее голове была настолько четкой, что ни одна мельчайшая деталь не смогла бы ускользнуть из поля внутреннего зрения – лица, движения рук, слова, ее собственная реакция, эмоции, включая отчаяние от безысходности. Боже, как она нуждалась в добром слове тогда. Вместо этого – сплошное давление. Осуждение. Насмешки. В очередной раз, получив колкий комментарий в свой адрес, Вера встала со стула, развернулась к своим коллегам спиной, приподняла с пола сумку, чтобы в слезах выбежать за дверь. Но какие-то неведомые силы остановили ее. С закрытыми глазами она задержала дыхание на вдохе, досчитала до трех, после чего ее диафрагма вернулась в свое привычное расслабленное состояние, помогая легким избавиться от ненужного напряжения. Вера плавно развернулась к нерадивым коллегам, окинула их оценивающим взглядом и четко, с расстановкой произнесла небольшую, но доходчивую мысль о том, что им придется с ней считаться. Не хотите? Значит, не рассчитывайте на помощь. Конечно, это не привело к абсолютному уважению на рабочем месте, но ее перестали терроризировать и принижать. Да и эксплуатировать-то Веру начали в полной мере всего лишь пару лет назад. Пора было признаться самой себе, что она так захотела сама. Так называемый добровольный шаг, выполнявший функцию ширмы от постылой реальности. В тот период Вера втихомолку умывалась слезами, повергнув себя в пучину безумия от происходящего. Охотно отдав себя на милость коллегам, она временно спаслась. Но это было потом, а тогда она победила, так как поняла, каково это – бороться за себя. Не будь той ситуации, ее бы поглотили на месте, не пережевывая. Какой бы она была сейчас? И была бы она вообще сейчас без своей суматошной работы?