Читать онлайн Золото червонных полей бесплатно

Глава 1

– О, привет, Григорич! Ты как раз вовремя, – сказал участковый и указал на балкон одиннадцатого этажа элитной многоэтажки, из окна которого торчали голые ноги. – Вон он, наш пациент.

– Ну, судя по небритым ногам, я догадался, что не пациентка. Давно он там зависает?

– Прохожие говорят, около получаса где-то. Требует, чтобы за ним прекратили слежку и отключили все камеры с прослушкой в его квартире. В противном случае угрожает превратиться в фарш.

– А зачем вы за ним следите? – с сарказмом поинтересовался Григорич и засмеялся.

– Хорошая шутка! Парнишку нехило так накрыло. Ох уж эта соль, будь она проклята! Вот раньше были наркоманы так наркоманы! Аккуратно, без шума и привлечения внимания, тихонько вмазался герычем в подъезде или за гаражами и крякнул. Приехали, оформили, вызвали труповозочку, и всё – а тут теперь полрайона на ушах стоит из-за одного торчка. Кстати, зовут его Антоха – сын главы муниципалитета, на секундочку. Так что давай, включай все свои терапевтические суперспособности и спасай мажорика, а не то его папка включит свои – и будем мы с тобой на паперти стоять со штампом о профнепригодности.

– Ладно, попробуем что-нибудь придумать. Вы пока зачистите всё от местных зевак, чтобы было как можно меньше внешних раздражителей, которые могут спровоцировать Антоху на суицид. Если у него действительно острый параноидальный психоз на фоне употребления, то это может занять достаточно продолжительное время, пока его не начнёт отпускать. Ну, или в противном случае он сиганёт. А где его родители?

– Вроде бы отдыхают где-то в отпуске. Но их уже оповестили.

– Антон, привет! Я здесь, Антон! Как у тебя дела? – поинтересовался Григорич, подойдя под самый балкон и закурив сигарету, – Что тебя беспокоит?

– Скажите этим мудакам, чтобы отошли от моей двери! У меня ничего нет! Я ничего плохого не сделал! Хватит меня преследовать со своими собаками!

– Хорошо. Я понял тебя. Сейчас скажу, чтобы все разошлись и больше никогда не приближались к твоей двери. Ты можешь пока что залезть обратно в квартиру и проверить, всё ли они сделали так, как тебе нужно?

– Нет! Пусть ещё отключат свои жучки! Пока этого не произойдёт, я буду находиться здесь! – крикнул Антон и тоже закурил по примеру Григорича.

«Чёрт, ещё и дождь, по ходу, начинается. Как назло прямо!» – подумал Григорич, глядя вверх, и после этого раздражённо швырнул окурок в стену дома.

– Антон! Смотри, я звоню им и говорю всё, что ты сейчас потребовал! Алло, слушайте меня внимательно! Немедленно уведите своих людей и отключите жучки! Это приказ сверху! – грозно прокричал он в трубку выключенного телефона, едва скрывая насмешку, и глянул наверх, чтобы убедиться, что Антон всё это слышит.

– И собак! Собак пусть заберут своих! И камеры отключат!

– Да, и собак своих заберите, и камеры отключите! Выполняйте!

Всё это время несколько прохожих, которых старательно отгонял наряд ментов, наблюдали за этой сценой и недоумевали. Вначале они были убеждены, что из окна торчит обычный поехавший наркоман, но когда услышали, как с ним общается Григорич, то стали задавать вопросы сотрудникам полиции, интересуясь, почему это за этим парнем ведётся слежка. Несмотря на начавшийся дождь, зеваки ждали кульминации этой поистине будоражащей истории. Менты же в свою очередь решили использовать слова специалиста в своих интересах. В надежде, что сторонние наблюдатели испугаются и разойдутся, они начали пугать их тем, что сейчас приедут сотрудники спецслужб и заберут всех свидетелей для проведения беседы.

– Антоха! Всё сделано, как ты и просил! Слышишь меня? – выдержав небольшую паузу, крикнул Григорич, после того как сделал вид, что ему кто-то позвонил. – Можешь сам проверить.

– Ну хорошо! Только не вздумайте ничего выдумывать, или пожалеете, что сделали это!

После этого Антон вернулся в квартиру и оттуда послышались какие-то крики. Потом парень снова выбежал на балкон и выбросил мобильный телефон, который упал на патрульную машину. Впоследствии выяснилось, что пацану звонили родители и спровоцировали у него очередной приступ паранойи. Затем он по пояс вылез из окна, нашёл взглядом Григорича и крикнул:

– Бл#дь! Я же сказал отключить эту ёб#ную прослушку! Суки, как вы меня достали все!

Потом он резко перемахнул через балкон и, словно тряпичная кукла, полетел вниз, грохнувшись аккурат перед ограждением клумбы в неестественном положении.

«Мда уж… никакого изящества. Никакой грации», – подумал Григорич и, подойдя вплотную к трупу, незаметно сделал несколько фото на свой смартфон. Тут же подбежал оцепеневший участковый и начал причитать о своей дальнейшей судьбе, так как не смог спасти юного мажорчика. Выглядело это достаточно жалко, и Григорич, чтобы поскорее избавить себя от этого скулежа, предложил ему найти простыню и накрыть тело, чтобы оно меньше привлекало внимание зевак, которые уже столпились практически вплотную к нему.

Дальше были проделаны стандартные процедуры с заполнением и подписанием всех необходимых документов – актов, протоколов, заключений и т. п. В общем, спустя где-то пару часов это место перестало чем-то отличаться от обычного спального района премиум-класса, расположенного на севере столицы. Все участники данного события разошлись выполнять свои повседневные дела, и вскоре эта ситуация будет растворена в их памяти, всплывая лишь в редкие периоды жизни, чтобы разбавить гнетущую рутину в каком-нибудь разговоре среди друзей, приятелей, знакомых или членов семей за парой бокалов пива или других горячительных напитков.

***

Такая практика взаимодействия сотрудников медицинских служб и правоохранительных органов не нова. Ещё в 90-х годах была разработана совместная инструкция, в соответствии с которой должны были действовать сотрудники этих ведомств. Но теперь в дополнение ко всем случаям была добавлена попытка суицида. Обусловлено это было тем, что в последнее время резко возросло количество подобных случаев. Особенно в крупных городах. И поэтому на уровне министерств было принято решение о привлечении на подобные выезды специалистов районных психоневрологических диспансеров. Но пока что такая деятельность велась исключительно в рамках пилотного проекта для оценки её целесообразности и эффективности, и затрагивала всего лишь несколько городов-миллионников страны, включая, конечно же, Москву.

Сказать честно, такое новшество мало пришлось по духу ментам, так и медикам. Первым – из-за того, что на месте происшествия их полномочия ограничивались и полицейские в какой-то степени переставали быть хозяевами положения, и нередко им приходилось идти навстречу медикам. Вторым же – по причине того, что их выдёргивали из уютных и насиженных кабинетов прямиком на улицы. Хоть за подобные выезды и полагалась определённая материальная надбавка к их зарплате, тем не менее большинство к этой затее относились весьма скептически. К тому же многие считали, что тех денег это не стоит, и поэтому старались максимально избежать такой непритягательной работёнки, учитывая, что ещё приходилось по итогу заполнять целую кучу бумаг.

Одним из таких сотрудников был врач психиатр-нарколог Михаил Григорьевич Рауцер. Или просто Григорич, как его именовали коллеги по работе и немногочисленные друзья. Михаил Григорьевич был достаточно высоким мужчиной сорока трёх лет, худощавого телосложения, с заострёнными чертами лица. У него были прямые чёрные густые волосы, спадающие до плеч, с небольшими седыми прядями. На кончике острого носа Григорич носил очки из тонкой оправы, из-под которых проницательным взглядом смотрели серые глаза. На самом деле он вполне мог бы обходиться и без очков, но они были важным аксессуаром в его образе, который представлял из себя смесь педантичного аристократа, мужественного гусара и уважаемого профессора. Дополнялось это всё тщательно подобранной одеждой и обувью преимущественно тёмных тонов. Чаще всего Григорич носил тёмно-зелёное классическое пальто с широким рукавом, бордовый кашемировый джемпер, тёмные хлопковые брюки и тёмно-коричневые классические туфли на шнурках, вычищенные до блеска. Также важным атрибутом его внешности был тёмно-коричневый кожаный портфель, сочетавшийся с цветом туфель и ремня. При первом впечатлении образ Михаила Григорьевича выдавал в нём весьма аккуратного и щепетильного человека. Но у него также были и кое-какие весьма отталкивающие внешние признаки. Жёлтые зубы и пальцы от постоянного курения сигарет, с которыми практически не расставался, и, как любой курильщик, становился очень нервным, когда они внезапно заканчивались. Также в моменты задумчивости и отрешённости он начинал облизывать губы и щёлкать суставами пальцев.

Характер у Рауцера был весьма своенравный. Хоть на первый взгляд он и казался довольно спокойным и рассудительным человеком, внутренне же больше преобладал пренебрежительно-надменный тон по отношению к большинству человеческих особей, с которыми ему обычно приходилось взаимодействовать. Обладая высокой степенью проницательности и даром убеждения, Григорич редко пускал эти навыки в полезное русло, чтобы принести какую-то пользу обществу. Скорее им чаще двигали интерес и любопытство с профессиональной точки зрения, и максимально эти качества включались тогда, когда его компетентность как специалиста подвергалась сомнению им же самим. Иными словами, в большинстве окружающих людей Михаил Рауцер видел в основном только подопытный материал, нежели живые души со своими радостями, проблемами и переживаниями. Но даже с таким подходом его отношение можно было бы оправдать, если бы Григорич занимался научной деятельностью, но, к сожалению, этого не происходило.

Авторитетов он особо не признавал, и вероятнее всего, это послужило причиной тому, что он не достиг больших успехов на профессиональном поприще, так как частенько бывали случаи разногласия с вышестоящим руководством. О таких говорят «сам себе на уме» и поэтому стараются в основном сторониться.

В браке не состоял. Детей не имел. И этим ещё сильнее отличался от большинства своих коллег, так как было минимум точек соприкосновения с ними. Хотя отношения у него всё же были, если это можно было назвать таковыми. Приблизительно раз или два в неделю он встречался с девушкой Алёной – руководителем отдела продаж агентства недвижимости, – с которой познакомился около двух лет назад, когда обращался к ним в агентство за помощью с целью продажи квартиры, перешедшей по наследству им с сестрой после смерти матери. Такие встречи носили в основном интимный характер и заключались в удовлетворении сексуальных потребностей с обеих сторон. Его совершенно не смущал тот факт, что Алёна была замужем за очень обеспеченным и успешным предпринимателем – владельцем нескольких крупных торговых центров в Москве, а также сети агентств недвижимости, в одном из которых она и работала (естественно, под его покровительством). И даже, наоборот, в какой-то степени эта ситуация тешила его самолюбие.

Сама же Алёна выглядела очень эффектно: высокая стройная шатенка с правильными чертами лица, длинными, ухоженными прямыми волосами; большими голубыми глазами и сочными губами, которые чаще всего покрывала ярко-красная помада. У неё была невероятно нежная загорелая кожа. Тонкая талия и аккуратная грудь, соски которой обычно просвечивались через рабочую шёлковую белую блузку, вызывали восхищение, и от этого ей можно было дать не больше тридцати. Но в действительности Алёна была всего на восемь лет младше Григорича и нисколько не сожалела о своих похождениях втайне от мужа, который, по её убеждению, тоже изменял ей. Но так как у девушки за десять лет брака сформировалась устойчивая финансовая зависимость от него, то разводиться она не собиралась. Ведь даже несмотря на солидную зарплату в агентстве недвижимости, которая, к слову, была выше среднего на рынке, обеспечить на такие деньги тот уровень жизни, к которому она привыкла, было невозможно. Ещё надо отметить тот факт, что Григорич был не единственным её любовником, но он этого, похоже, не знал. А может, ему было просто неинтересно, так как разговор об этом практически никогда не заводился. Также любопытным было то, что он был по сути единственным половым партнёром (после мужа), с которым Алёна так долго поддерживала отношения. Обычно такие взаимоотношения не преодолевали отметку даже в год, а тут уже практически два. Видимо, парадокс заключался в том, что, кроме полового влечения, Григорич к ней ничего не испытывал, а её это вполне устраивало.

Вот и сегодня после рабочего дня у них была назначена встреча в отеле.

– Что, опять сказала мужу, что поедешь смотреть объект по работе? – иронично поинтересовался Григорич, когда Алёна вышла из душа, прикрытая полотенцем.

– Какой ты догадливый у меня! И весьма внушительный объект! – сказала девушка и страстно поцеловала его в губы, предварительно скинув полотенце на пол. – Только мне сегодня надо будет пораньше уехать, а то к нам приедут в гости какие-то его друзья.

– Ну тогда не будем тянуть время и приступим к основному меню.

– Ммм…звучит очень заманчиво! Кстати, на следующей неделе у нас с тобой двухлетняя годовщина. Ты в курсе? – шёпотом произнесла Алёна и прошлась чередой нежных поцелуев по его шее.

– Теперь да. Придётся включить фантазию и сделать следующую встречу особенно приятной и запоминающейся.

– А ты умеешь заинтриговать! – Её сладкие поцелуи стали покрывать его грудь и медленно опускаться к животу. – И что же такого незабываемого ты мне собрался приготовить?

– Пока ещё не придумал, – глубоко вздохнув, шепнул он, при этом закатив от возбуждения глаза в преддверии волны наслаждения. – На неделе заеду в секс-шоп…

– Ммм…обожаю тебя! – возбуждающе произнесла Алёна, глядя ему в глаза, и её губы опустились ещё ниже.

***

– Санёк, ну как там твоя мадам? Уже успел вкусить все прелести её положения? – с усмешкой поинтересовался Игорь и немного откатился на рабочем стуле от монитора компьютера.

– Судя по всему, всё только начинается. Вчера, например, она ужинала запечёнными ролами с сыром и запивала это всё шоколадным коктейлем. А потом мы смотрели фильм, над которым она бо́льшую часть времени проплакала, – озабоченно ответил Санёк, не отрывая взгляда от экрана.

– На каком она уже сроке у тебя?

– Семнадцать или восемнадцать недель вроде бы. Я уже со счёта сбился. Поскорее бы уже всё это закончилось, – ответил Саня.

– Ах-ха! Наивный какой! Вот когда родит, всё только начнётся. Поверь моему опыту.

– Ну спасибо! Успокоил в очередной раз, братан! Вам лишь бы поглумиться всем.

– Да ну, брось! Всё будет хорошо, дружище! Все мы через это проходили, и над всеми стебались. Просто пришла твоя очередь, – поддержал его Ден, который сидел в дальнем углу помещения и так же, как Игорёк, являлся коллегой Александра.

– Я, конечно, понимаю: гормоны там, и всё такое, но слишком сильно это на мне отражается. Иногда даже домой возвращаться не хочется. В последнее время живу как на пороховой бочке с постоянным ожиданием очередного эмоционального цунами. Капризы, недовольства, обвинения, провокации просто изматывают. Это похоже на хронический и прогрессирующий ПМС.

– Да-да! Точно! Мне вон моя говорит: мол, давай ещё одного спиногрыза заведём, а я как вспомню – так бросает в дрожь. Поэтому максимально быстро стараюсь съехать с этой темы, – рассмеялся Игорёк и откинулся на спинку стула.

– Ладно, парни. Раз такая пьянка, предлагаю сегодня после работы пропустить по пивку, чтобы немного Санька́ привести в чувства, – предложил Денис.

– Не, ребятки, я, пожалуй, воздержусь. А то мне потом это до конца беременности припоминать будут.

– Да расслабься! Скажи, что на работе пришлось немного задержаться. Мы же буквально на часик-полтора. Самих жёны с детьми ждут.

– Ну, я подумаю пока ещё.

– Опять воздух сотрясаете, бездельники? – насмешливо спросил внезапно вошедший человек преклонных лет.

– Да вот, пытаемся Санька́ сегодня вытянуть на бутылочку пивка после работы, – ответил Игорь. – А то совсем зачахнет парень.

– Не зачахнет. В общем, Сань, тут такое дело. Я, конечно, понимаю: жена там, и так далее. Но у нас тут пожар. Сроки горят, а Головин заболел. Нужно срочно доделать его монтажные схемы и отправить их на согласование. Поэтому придётся тебе на выходных заняться этим вопросом. Извини. До этого я уже привлекал других ребят. Теперь твоя очередь.

– Константин Михайлович, но я же на этой неделе оставался уже два раза после работы! Тем более мы с женой договорились пойти на выставку, и уже билеты купили. Что мне теперь сказать ей?

– Понимаю всё, Иванов. Но у меня есть задача от заместителя генерального директора. Я сам планирую выходить на выходных. А у меня тоже семья – дети и внуки. По поводу выставки – я компенсирую тебе цену за билеты при расчёте зарплаты. А за выходные потом возьмёшь отгулы. Ну как всегда, сам знаешь. Парни, если всё сделаем в срок, то получим премию в конце квартала. Мною уже поднимался этот вопрос перед руководством, и был получен утвердительный ответ. На этом у меня всё.

Константин Михайлович покинул кабинет, а Игорёк вновь откинулся на стул и сказал:

– Вот старый говноед! Сколько раз говорили ему, чтобы нанимал ещё людей! А он всё трясётся перед начальством, как пёс забитый. Ни одна контора не выполнит такой объём работы в сжатые сроки с таким скудным составом! И ведь знает же, что будут терпеть и никто не будет рыпаться в такое время! Кризис ведь, мать его! Парни, а может, ну его на хер! Может, напишем коллективное заявление и будь что будет? Ну сколько можно терпеть такое отношение скотское?!

– Да ладно, братец. Не заводись. Ты же сам знаешь, как тут. То густо, то пусто. Сейчас сдадим, доделаем документацию и опять будем в носу ковырять, – попытался успокоить его Ден.

– Вот именно. Да и тебе хорошо говорить. У тебя дети хотя бы уже более-менее взрослые. И супруга работает. А мне сейчас куда с беременной женой? Тут и так особо не развернёшься по финансам, так как зарабатываю в основном теперь только я. Вот и приходится как-то вертеться, – вмешался Санёк.

– Ну и что ты предлагаешь дальше делать? Продолжать терпеть такое отношение?

– Да. Продолжать терпеть.

***

– Почему ты не смог отстоять свои права? Сказать, что у тебя беременная жена, в конце концов? Что ей нужно внимание и уход! Саш, неужели тебе всё равно на меня? Ах, ну да! Тебе же вернут деньги за билеты! Какое благородство с их стороны! Почему ты позволяешь им так с тобой обращаться?!

– Юль, прошу тебя, успокойся! Понимаю твоё разочарование, но давай не будем скандалить в очередной раз. Я и сам расстроен. Но у меня действительно не было выбора, так как из всего коллектива остался только я, кто ещё не выходил на выходных в этом месяце.

– Но и не у всех в коллективе есть беременная супруга, я полагаю. Что это за конченая работа такая?! Как можно не войти в положение в такой ситуации, не понимаю! – сказала Сашина жена и заплакала, закрыв лицо ладонями.

– Ну Юлечка! Любимая моя! Ну потерпи, пожалуйста! Осталось чуть-чуть совсем. Доделаем проект, и появится наконец-то время. Как раз ближе к родам я буду максимально разгружен по работе и смогу уделить тебе максимум внимания, – попытался успокоить её Саня, обняв за плечи и нежно прикоснувшись щекой к волосам.

– Я устала, Саш. Я постоянно одна. Мне даже поговорить толком не с кем. У всех свои заботы и хлопоты. Подруги либо на работе, либо с детьми. Раньше у меня было много разных предположений по поводу беременности. Я читала различные статьи, форумы, интервью разных специалистов и думала, что подошла к этому процессу во всеоружии и готова ко всему. Но мне и в голову не могло прийти, что самое страшное в беременности – это одиночество. Тотальное, гнетущее одиночество, Саш!

– Я понимаю…

– Нет…не понимаешь, – перебила она его, – ты хотя бы на работе общаешься с коллегами. Обсуждаете футбол, тачки, фильмы, музыку, мудака-начальника, тупых заказчиков… тёлок с соседних отделов или кабинетов, в конце концов. А мне что? Приготовила, убралась, постирала вещи – и всё наедине с собой. Послушала музыку, посмотрела сериал, почитала книгу – и опять наедине с собой. Даже поделиться не с кем.

– Ну давай подумаем, как можно исправить эту ситуацию? Что можно сделать на данном этапе? Ты же должна понимать, что я не могу сейчас уволиться, так как это лишит нас источника дохода. А с учётом настоящего времени найти более-менее достойную работу будет весьма непросто. Ну, может, походить на какие-то тренинги для беременных? Курсы иностранного языка? Вышивание, в конце концов? Там с кем-нибудь и познакомишься, – предложил он.

– Всё это стоит денег, и причём немаленьких. К тому же ты сам говоришь, что сейчас не самое простое время. Поэтому лучше воздержаться от лишних трат как минимум до рождения ребёнка. Ещё неизвестно, насколько этот грёбаный кризис затянется.

– Ну хорошо. Тогда нужно подумать, как можно решить эту проблему без лишних трат. Кстати, а помнишь, ты как-то говорила, что тебя одна приятельница несколько раз приглашала на какой-то там благотворительный концерт?

– Ты про Ленку? Шутишь, что ли? Это какие-то там благотворительные концерты, которые вроде как в конце каждого месяца устраивает местная протестантская церковь. Или даже каждые выходные. Я уже не помню. Там ещё её брат играет на гитаре, по-моему. А теперь подумай: где церковь и где я? – засмеялась Юля.

– Ну вот и отлично! Заодно, может, и бесов всех твоих распугают, – пошутил Саня и легонько пощекотал жену. – Так что решено: узнаешь у своей Ленки про концерт и в следующий раз идёшь вместе с ней. Кстати, уже как раз конец месяца.

– Какая-то сомнительная затея.

– По крайней мере там ты будешь в безопасности, и я буду спокоен.

***

– Здравствуйте, доктор. Можно?

– Подождите пару минут за дверью. Я вас приглашу, – ответил Григорич и закурил сигарету прямо в кабинете, предварительно приоткрыв старую деревянную фрамугу с налипшими на ней фрагментами ваты и бумажного скотча для предотвращения сквозняков в зимний период.

В кабинет ворвался свежий весенний воздух, зашуршав бумажками, которые небрежно валялись на столе врача. Словно дотошный хозяин, своими цепкими пальчиками сквозняк перебирал на массивном советском столе календарь, пока Григорич не закрыл окно и не вернул страницы на правильную дату – 28 марта 2012 года. Потушив сигарету в пепельнице, стоявшей на подоконнике, и немного разогнав руками табачный дым, он пригласил на приём очередного пациента.

– О, Игнатов! Максим Алексеевич! – радушно улыбаясь, поприветствовал доктор, переводя взгляд с медкарты больного на него самого. – Сколько лет? Сколько зим?

– Игнатьев. Максим Александрович, – немного смутившись, поправил тот. – Вот, прибыл на плановую консультацию после приёма лекарств, которые вы мне и прописали.

– Насколько я помню, вы у нас находитесь под диспансерным наблюдением. Так, сейчас поглядим…

Он взял медкарту Игнатьева и внимательно изучил её содержимое. В кабинете повисла тишина.

– Ну, рассказывайте, как ваше самочувствие, Максим Александрович. Как проходит лечение?

– Самочувствие стало гораздо лучше. Наладился сон. Появился аппетит. Голоса практически исчезли. Меньше стал тревожиться и волноваться. Появилось больше сил и энергии. Сейчас вот хочу устроиться на работу дворником. Мама обещала помочь.

– Приятно слышать, Максим Александрович! Кстати, судя по дате рождения в карте, у вас недавно был день рождения, не так ли? Да ещё и круглая дата! Вот неожиданность! Как отпраздновали? Много кого пригласили?

– Ммм… – вновь на мгновение смутился Игнатьев. – Да. Было очень здорово. Мне всё очень понравилось.

– Ладно, не буду вас смущать. А то, что вы собрались трудоустроиться, – очень хорошая новость. Как я понимаю, вы собираетесь работать по своему адресу – на Юбилейной?

– Ммм… да… да, именно там и хочу работать. Скажите, а мне долго ещё надо будет пить лекарства?

– А что, есть какие-то жалобы после их приёма?

– Ну, от них бывает тошнота, головокружение, сонливость. Сложно будет выполнять работу.

– Придётся потерпеть, дорогой мой друг. Придётся потерпеть, – задумчиво произнёс Григорич и стал заполнять рецепт. – Сейчас я выпишу вам ещё другое средство. Оно должно сгладить побочные действия предыдущего. Там написано, когда и как принимать. А ещё кое-какие анализы надо будет сдать. Вот, держите. Медсестра на посту вам всё объяснит. Придёте ко мне через месяц, и посмотрим дальше, как будем действовать.

– Михаил Григорьевич, а вы верите в Бога? – неожиданно поинтересовался Игнатьев.

– Я агностик. К тому же предпочитаю не затрагивать такие темы, особенно в рабочее время и на голодный желудок, – ответил врач и демонстративно кинул взгляд на наручные часы, недвусмысленно дав понять, что пора прерваться на обед. Но пациент этого намёка не понял и продолжил диалог:

– Я начал читать Писание, и кажется, что мне начало легчать периодами.

– Я не возражаю, Максим Александрович. Если вам действительно это помогает, то читайте на здоровье. Только не забывайте про лекарства. А теперь позвольте мне немного перекусить, а то сегодня ещё много работы.

– Да, конечно. Простите за беспокойство. До свидания.

Как только закрылась дверь за Игнатьевым, Григорич придвинул к себе клавиатуру и стал быстро набирать текст в его истории болезни. Не утруждая себя долгим описанием состояния больного, он скопировал бо́льшую часть данных из последней записи, добавив лишь в конце:

«Динамики улучшения не наблюдается. Произведена корректировка схемы лечения».

– Ох уж эти юбиляры с Юбилейных улиц! Ну хоть на этот раз не забыл, как зовут кретина! – вслух насмешливо произнёс Рауцер и положил на край стола медкарту, на которой жирным шрифтом было написано:

Игнатьев Максим Александрович/ 11.09.1975/ Шизоаффективное расстройство.

После этого он достал телефон и несколько секунд задумчиво всматривался в фотографии трупа Антохи, которые он сделал накануне.

***

Стоял свежий воскресный мартовский вечер. Юля встретилась со старой приятельницей Леной. С ней они были знакомы ещё по прошлой работе и до беременности периодически встречались на выходных попить кофе, а то и чего покрепче.

Так как Юля никогда не была на подобных религиозных мероприятиях, то оделась она довольно скромно, но со вкусом. Бежевое пальто с бордовым платком на шее подчёркивало всё ещё довольно-таки привлекательную фигуру, несмотря на беременность. Под ним были лёгкая сиреневая кофточка с незамысловатым узором и светлые джинсы с бордовыми замшевыми сапожками на ногах, подчёркивавшие её стройные ноги. На милое лицо был нанесён аккуратный макияж так, чтобы оно не выглядело вульгарным, но элегантно подчёркивались невероятно голубые глаза и обаятельная улыбка. Несмотря на то что девушка уже давно не выходила на какие-либо мероприятия, было видно, что она уделяет немало времени уходу за собой. Особенно это было заметно по длинным, чёрным, блестящим и приятно пахнувшим волосам. С такой внешностью Юля легко могла обратить на себя внимание со стороны мужского пола. Ну и как вишенка на торте её образ подчёркивал потрясающий свежий аромат парфюма, который ей подарил супруг на пятилетие их совместной жизни. Оставляя за собой тонкий, пьянящий шлейф из невероятного сочетания нот цветов, ягод и цитрусовых, этот аромат не мог оставить равнодушным.

Надо отметить, что Лена тоже была привлекательной девушкой. Сперва могло показаться, что она несколько уступает по внешности Юле, но это легко компенсировалось невероятным обаянием и какой-то непосредственностью. К тому же её подруга обладала очень мягким и притягательным голосом, а её манеры были плавными и утончёнными. Лена была немного ниже Юли и одета была попроще: в лёгкую куртку, джинсы и кроссовки. Её тёмные волосы были собраны в хвостик. Отсюда можно было сделать вывод, что она шла в компанию хорошо известных ей людей. Единственным, что бросалось в глаза, были накрашенные ярко-красной помадой губы. Но это было объяснимо, так как алые губы были по сути её фетишем и все, кто мало-мальски знал Елену, особо этому не удивлялись, даже когда та просто выходила в магазин.

Они встретились у метро, и им предстояло пройти около двух километров до места проведения концерта. Это было небольшой районный ДК на севере Москвы вместимостью не более трёхсот человек. Сейчас в нём располагался местный ТЮЗ, где проходили репетиции и выступления юных театралов и КВНщиков, а также с недавних пор здесь находилась протестантская церковь «Христово Царство», которая насчитывала около двухсот прихожан. Само здание представляло из себя двухэтажную постройку 50-х годов прошлого века с четырьмя круглыми колоннами, перед которыми было невысокое крыльцо с клумбами по бокам. За белыми колоннами посередине располагался вход с пластиковыми витражными окнами, которые охватывали оба этажа здания. По наличию этих окон можно было судить о том, что здание уже подвергалось реконструкции и капитальному ремонту в новом веке. Но качество выполняемых работ и материалов оставляло желать лучшего, так как местами на колоннах уже образовались трещины, а кое-где и вовсе отлетела штукатурка. Такое явление было очень частым по всей стране, ибо главным стимулом таких работ было заключить договор на их выполнение, чтобы получить деньги. Качество же было характеристикой весьма формальной в таких делах.

Вообще, глядя на это строение, вряд ли могло прийти в голову, что здесь проходят религиозные собрания. Особенно если обратить внимание на восточную стену, где чёрным цветом на жёлтом фоне отчётливо красовалась сделанная баллончиком надпись: «Х#Й». На неё-то и обратила внимание Юля, подумав про себя:

«Мда уж… Какой дом, такая и культура», – и потом, уже усмехнувшись, спросила: – А здесь точно проходят христианские концерты?

– Ай, да не обращай внимания! Просто администрация здания не приветствует, когда вмешиваются в хозяйственную деятельность.

– Что-то я волнуюсь как-то, Лен. Я ведь никогда не была на подобных мероприятиях.

– Дорогая, прошу тебя, расслабься! Поверь на слово: туда приходят хорошие и порядочные люди. Я больше чем уверена, что тебе очень понравится и ты придёшь сюда ещё не один раз. Где-где, а здесь ты точно в полной безопасности!

– Ну хорошо. Только прошу: не покидай меня, пожалуйста!

– Можешь не сомневаться. Я всегда буду рядом.

Девушки поднялись по мраморным ступеням и зашли в холл Дома культуры. Перед входом сидел пожилой охранник и читал какую-то старую большую книгу, похожу на советскую энциклопедию. Вошедшие гости едва ли вызвали у него интерес, и, окинув их беглым взглядом, он продолжил заниматься чтением.

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич. Мы на концерт, – улыбаясь, поздоровалась Лена.

– Шабаши это, а не концерты! – прокуренным голосом проворчал охранник, не отрываясь от книги.

– Это Михаил Сергеевич – местный охранник. Вечно всем недовольный и постоянно ворчит. Есть ещё другой, хороший. Всегда приветливый и добрый. Несколько раз даже бывал у нас на концертах, когда не выпадала его смена. А вообще, Юлька, нас здесь любят. Мы много помогаем по хозяйству – когда просят, конечно. Выходим на субботники, проводим генеральные уборки, ремонтируем сломанные вещи по возможности. У нас очень дружный и сплочённый коллектив.

– Да-да, я уже поняла это, – попыталась остановить её подруга.

Справа по стене, у которой сидел охранник, находился гардероб. Но сейчас там никого не было, и девушки прошли мимо него в сторону витой лестницы, которая вела на второй этаж к актовому залу. Напротив гардероба располагался вход в буфет, но он был уже давно закрыт и сейчас служил складом для реквизита, старой поломанной мебели в виде столов и стульев, рояля, уборочного инвентаря, лестницы и стройматериалов для ремонта. В общем, если взглянуть на картину целиком – изнутри и снаружи, – то станет понятно, что данное строение переживает свои не самые лучшие годы. А выполненный кое-как ремонт нагонял ещё больше тоски, так как однозначно давал понять, что лучшие его годы уж точно остались позади и никто не заинтересован в том, чтобы оно снова функционировало на полную мощность и послужило подмостками для будущих выдающихся артистов.

Наконец девушки поднялись на второй этаж и попали непосредственно в зал, где уже сидело несколько десятков человек, преимущественно в передних рядах. Эти люди размещались в красных мягких креслах, и в ожидании начала каждый занимался своим делом. Кто-то копался в телефоне, кто-то общался, а кто-то наблюдал за сценой, на которой проводились необходимые приготовления: подключалось оборудование, настраивались звук и свет. Вдруг на сцене появился невысокий мужчина крепкого телосложения и начал проверять микрофон, параллельно общаясь со звуковиком. Оказалось, что это был пастор церкви «Христово Царство» по имени Дмитрий.

***

– Здравствуйте, Дмитрий Олегович, – поприветствовала его Ленка и поспешила к сцене, потянув Юлю за собой.

– Добрый вечер, Леночка. А вы, насколько я понимаю, Юлия?

Девушка кивнула, и тот продолжил:

– Елена предупреждала, что придёт с вами. И для меня это большая честь – приветствовать вас на нашем скромном мероприятии, – мягко произнёс он и нежно пожал тёплой рукой руку девушки.

– Спасибо, Дмитрий Олегович. Никогда не подумала бы, что моя скромная персона может представлять такую ценность для вашего концерта, – скромно сказала Юля и улыбнулась. В этот момент пастор буквально на мгновение смутился и посмотрел на Лену, но потом улыбнулся и произнёс:

– О, вы даже не представляете насколько! Ваша ценность безгранична перед Господом, который любит всех нас настолько безусловно, что даже волосы на голове сочтены, как сказано в Писании! Я хотел бы поинтересоваться у вас, Юлия: не будете ли вы возражать, если где-то в середине нашего мероприятия я приглашу вас и ещё пару новеньких человек для нашего традиционного приветствия?

– Ммм… ну я даже не знаю, – протянула Юля и переглянулась с Ленкой. – Просто я сейчас нахожусь в положении и могу невольно замешкаться, пока буду пробираться к сцене.

– Да всё хорошо, дорогая. Никто не будет тебя торопить. Вот увидишь, – подбодрила её Ленка. – Можешь доверять нам. Мы очень тепло и с пониманием относимся к таким вещам.

– Ну хорошо. Я попробую.

Дмитрий Олегович был человеком очень проницательным, как, пожалуй, большинство религиозных служителей. Возрастом тридцати восьми лет, он внешне ничем не выделялся, но чувствовалась какая-то притягательность в общении с этим человеком. Возможно, это было связано с его очень мягким и низким голосом, который мгновенно вызывал доверие. Рядом с ним создавалось ощущение безопасности и комфорта, что и почувствовала Юля, когда попала под его обаяние. Одет пастор был абсолютно по-мирски, и при взгляде на него вряд ли могло прийти на ум, что это церковный служитель. Тёмно-синяя водолазка, джинсы и классические замшевые кроссовки. Одежда смотрелась на нём скромно, но со вкусом и хорошо подчёркивала его крепкое и подтянутое тело. Аккуратно и коротко подстриженные волосы на голове были немного зачёсаны набок – видимо, для того, чтобы прикрыть залысину на макушке, из-за которой, надо признаться, он немного комплексовал. Зато гладко выбритое лицо и белоснежные зубы были, наоборот, преимуществом, особенно когда тот улыбался. Единственное, что немного смущало, – это непропорционально увеличенные кисти рук с неестественным розовым оттенком.

Пастором Церкви Дмитрий был уже около пяти лет, и с его приходом она действительно увеличилась как минимум в два раза. Приехал он из Нижнего Новгорода, где проходил библейскую школу, после которой его сразу распределили в Москву. Человек он был свято верующий в Христа и считавший своим долгом донести идеи спасения через Него максимальному количеству «заблудших душ». Как и все протестантские пасторы, Дмитрий был весьма искусным и опытным оратором. Он легко мог привести своих прихожан в неописуемый восторг в процессе проповеди. Именно это он и продемонстрировал в очередной раз, когда началось мероприятие. Погас общий свет, в зале стих гул зрителей и на сцену вышел Дмитрий Олегович в свете софитов. Послышались аплодисменты, и… началась проповедь.

– Рад приветствовать вас, друзья! Как всегда, это большая честь – стоять перед вами на этой сцене и нести Слово Божие! Прежде всего я хотел бы поблагодарить Господа за эту возможность и ту ответственность, что он возложил на меня. – Вновь послышались бурные аплодисменты.

Тут Юля смутилась и, развернувшись к подруге, тихо спросила:

– Я что-то не пойму. Ты же говорила, что будет концерт. А это какая-то проповедь получается.

– Не переживай, дорогая. Это скоро пройдёт, и начнется концерт.

Тем временем пастор продолжал:

– На днях, в очередной раз читая Писание, я вдруг на мгновение озадачился и взглянул на экран телефона. На нём высветилось сообщение о рекламной рассылке. Я ощутил сначала некое смятение и разочарование, так как подумал, что мне написал человек. А потом я задумался… – Он выдержал паузу, чтобы зрители задумались тоже. – Знаете о чём? Об… одиночестве (пауза). Казалось бы, в век современных технологий это ощущение должно кануть в небытие, не так ли? Ведь с уровнем развития коммуникаций сегодня достаточно нажать кнопку на телефоне – и можно связаться с человеком практически в любой точке планеты. Видеть его и слышать, писать сообщения, слать фотографии, музыку, видео. Улыбаться ему и делиться о наболевшем. Если невозможно связаться с одним, то можно набрать другого, третьего и т. д. Можно познакомиться, в конце концов, с новыми, и причём на разных ресурсах. Сейчас даже не надо тратить время на поиск друзей по совместным интересам (пауза) – достаточно зарегистрироваться на тематическом форуме. Но тем не менее практика показывает, что с одиночеством сталкивается всё больше и больше людей. А ведь это одно из самых разрушительных состояний, на фоне которого развиваются очень серьёзные внутренние проблемы – депрессии, тревожности, паранойи и другие расстройства. Всё это можно описать одним духовным процессом – страдания! – повысив голос, коротко заключил он. – Так же, как и боль на уровне тела, страдания – это сигнал для разума, но на уровне духа. Только это сигнал, который подаёт измученная, страждущая душа. Но так же, как с болью физической, наш разум начинает искать решение на уровне тела. Обращаясь к наработанному опыту, он пытается найти мгновенное обезболивающее и применить его, чтобы облегчить душевную боль. Начиная от вполне себе безобидных вещей – вкусная еда, киносериалы, спорт, компьютерные игры, музыка, романтические отношения, танцы и так далее, – начал быстро и эмоционально перечислять проповедник, – и (пауза) заканчивая пагубными привычками: курение, алкоголь, беспорядочные половые связи, наркотики, – трагично завершил он и продолжил: – Всё это способы спастись и уйти от одиночества. И надо признаться, какое-то время они работают, не так ли? Поднимите руки, кто прибегал к этим методам? Что ж греха таить! Я и сам регулярно прибегаю к некоторым из них! Нет, я про те, которые в первой части списка, – иронизируя, усмехнулся он и подмигнул кому-то на первом ряду. – Могу дыхнуть, если не верите. – И тут зал тоже усмехнулся и зааплодировал. – Но! – резко оборвал он и, подняв указательный палец, начал отчётливо, но уже тише произносить каждое своё слово. – Рано или поздно! Каждый из этих способов! Повторяю: КА-Ж-ДЫЙ перерастает в О-ДЕР-ЖИ-МОСТЬ! Неконтролируемое потребление пищи, просмотры залпом телесериалов, погружение в компьютерные игры, невероятные физические нагрузки, приводящие к травмам, любовная одержимость, алкоголизм, наркомания и… (пауза) суицид как крайняя мера избавления от страданий. Снова и снова обращаясь к старому опыту, разум пытается найти выход через тело, но толерантность развилась настолько сильно, что оно перестаёт вырабатывать обезболивающее, а душа так и остаётся пребывать в капкане одиночества! Безнадёжность, беспомощность, апатия, отчаяние и обречённость становятся её спутниками. Они, как кандалы, сковывают её и лишают надежды на то, что это может когда-нибудь закончится. Что же остаётся делать в такой ситуации? Можно ждать очередной рекламной рассылки в надежде на то, что в ней будет спасение, и таким образом начать перебирать одержимости, словно колоду карт, и отсрочивать свой конец в мимолётных, спазматических мгновениях удовольствий либо познать другую реальность! Реальность Истины!

Юля смотрела на всё это сначала с каким-то недоумением, но постепенно эмоциональная речь проповедника начала вызывать в ней очень странные ощущения. Какое-то нарастающее возбуждение, накатывающее тёплыми волнами. Несмотря на то что пастор говорил в основном общими фразами, девушке почему-то казалось, что всё это обращено именно к ней. Будто бы её душу обнажили и наступило какое-то облегчение от осознания того, что она такая не одна. Так же казалось и всем присутствующим в зале, и это создавало какую-то неповторимую атмосферу радушия и единства.

– Мир Духа! – продолжал проповедник. – Мир Блаженства! Мир, в основании которого была заложена абсолютная Любовь! Где нет места одиночеству и вытекающим из него одержимостям! Только полная свобода! Только покой! Радость и счастье! Вы слышите меня? – обратился он к залу. – Покой! Радость и счастье! Вот награда для тех, кто уверует в Господа нашего Иисуса Христа и последует за Ним! – с нарастающей громкостью в голосе продолжал свою проповедь пастор. – Сотворите же достойный плод покаяния и познайте Его! Познайте блаженство духовной нищеты – и унаследуете Царство Небесное, как заповедовал Господь. Познайте блаженства плача, кротости и жажды правды! Блаженства милости, сердечной чистоты и примирения! И не бойтесь быть изгнанными за правду! Не бойтесь поношений и злословий, ибо и это блаженства! Это путь к Небесному Царству! Путь, который проложил Господь наш Иисус Христос! Аллилуйя, друзья! Аллилуйя! Аллилуйя!

– Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! – подхватила бо́льшая часть зала.

По телу Юлии пробежали мурашки от увиденного и услышанного. Не покидало ощущение возбуждения и экстаза вперемешку с волнением. Оно возникало по той причине, что девушка никогда не испытывала ничего подобного в жизни. Её мозг не знал, как реагировать на всё это, и только лишь ощущение лёгкости и эйфории подсказывало, что бояться этого не стоит.

***

На этом проповедь закончилась и началась так называемая «концертная» часть, а по сути это было продолжением богослужения под названием «прославление». На сцене разные исполнители пели христианские песни, в которых непременно славили Иисуса Христа. Всё это мероприятие походило, конечно же, на самодеятельность, но как раз именно такое представление создавало атмосферу теплоты и уюта. Прихожане часто хлопали в такт музыке, подпевали и раскачивались на своих креслах, словно в трансе. И вновь Юля изначально почувствовала себя белой вороной среди этой публики, так как не знала, как себя вести, но подруга интуитивно ощутила её неловкость и подтолкнула локтем, призывая повторять за ней и хлопать в такт песне.

Эта ситуация напомнила ей посещение футбольного матча с мужем в начале их отношений. Сначала её испугала огромная толпа болельщиков, внутри которой им пришлось оказаться. Но постепенно втянулась и начала кричать во весь голос вместе с остальными, поддерживая команду, за которую болели в этом секторе. В конце концов сорвала тогда на стадионе голос – состояние сейчас было весьма похожим на то. Единственное – в этот раз немного помягче.

По прошествии где-то сорока минут после начала концерта на сцену вновь вышел пастор Дмитрий и попросил выйти на сцену новичков с целью поприветствовать их. После этого Юля занервничала, но Ленка вновь поддержала её, взяв за руку и проводив к сцене.

– Дорогие друзья! – громко произнёс церковнослужитель двум девушкам и двум парням, робко переминавшимся на сцене. – Я рад приветствовать вас сегодня на нашем мероприятии и, пользуясь случаем, хочу кое-что предложить вам. Я хочу предложить вам альтернативу! Альтернативу одиночеству, отчаянию, безнадёжности, боли и страданиям. Разве не это в конце концов ищут все люди? Спасение! И в этот замечательный воскресный весенний вечер у вас наконец-то появилась возможность обрести его! Ощутить этот свет! Это тепло! Я предлагаю познать Творца и почувствовать на себе, что есть Его любовь! Любовь, которая лежит в основе всего сущего! Я предлагаю узнать, что́ есть истинная вера в Господа нашего Иисуса Христа, и впустить Его в свои души! Ощутить Его присутствие в своей жизни и сравнить с той, что была до. Испить из этого неиссякаемого Источника благодати и пополнить это войско добра! Помните: я ни к чему не обязываю вас, друзья! Каждый из вас может сейчас же спуститься с этой сцены и занять своё место в зале.

Все четверо переглянулись между собой и остались стоять на месте. Даже если бы сильно хотела, Юля вряд ли смогла покинуть сцену, так как под взглядом сотни глаз страх полностью парализовал её тело. Судя по всему, с остальными происходило то же самое. Страх быть подверженным осуждению не давал просто уйти со сцены и играл решающую роль в том, чтобы принять посвящение в Церковь.

– Итак…

– Я готов! – вдруг перебил проповедника один из присутствующих.

– Прекрасно! Как звать тебя, брат?

– Максим!

– Отлично! А вы, друзья? Готовы последовать примеру Максима?

– Да! – тихо ответили остальные.

На фоне играла тихая, приятная музыка, отчего мягкая речь пастора была ещё убедительнее и вызывала доверие.

– Я попрошу сейчас всех присутствующих поддержать наших гостей и поаплодировать им. – А вас я попрошу сейчас постараться максимально абстрагироваться от этого места и перестать обращать внимание на людей, сидящих в зале. Я призываю вас поверить, что здесь сейчас незримо находится Господь наш Иисус Христос, который сначала умер, а потом воскрес ради нашего оправдания перед Отцом! Для того, чтобы мы жили во имя Его и несли эту частичку остальному миру. Чтобы преображать этот мир и созидать его по дарованным Им заповедям. Я прошу вас, друзья, буквально на мгновение преклонить ваши колени перед Богом, который есть Дух, и Он сейчас находится здесь, – произнёс он, и все одновременно встали на колени. – Я хочу, чтобы вы сейчас заглянули вглубь себя – вглубь своего сердца – и спросили: может ли любовь Христова наполнить его? Может ли она изменить его? И если ответ утвердительный, то прошу вас повторять за мной: Дорогой наш Отец Небесный! Я прихожу к Тебе и прошу простить меня! Прошу простить все мои грехи! Все мои беззакония, совершённые во все дни жизни! Я верю в то, что Иисус Христос умер за меня на кресте, а потом воскрес для моего оправдания. И я прошу Тебя, Иисус, войди в моё сердце и очисти его. Прошу быть моим Господом и руководить моей жизнью. Я признаю своё бессилие пред Тобой и прошу дать мне сил для существования. Прошу, возьми меня за руку и поведи по Своему пути. Пути добра и света. Пути Истины. Я прошу научить меня любить Тебя всем сердцем, душою и разумом. Любить ближних своих так же, как и Ты любишь их. Я благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты принял меня и позволил впустить меня в семью Твоих детей. Я благодарю Тебя за спасение, которое Ты даровал мне сегодня. За Благую Весть, которая коснулась сегодня моего сердца. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. – Дмитрий Олегович мягко коснулся ладонью головы каждого новичка, и в этот момент Юля испытала невероятное облегчение. Напряжение спало, и она почувствовала себя гораздо спокойнее, особенно от той мысли, что вот-вот покинет сцену. Но её радость была недолгой, так как пастор вновь обратился ко всему залу:

– А теперь я хочу попросить всех собравшихся сегодня в этом зале помолиться о наших новых братьях и сёстрах. О Максиме, Юлии, Светлане и Сергее. Чтобы тот Путь, на который они сегодня решились, привёл их к абсолютной свободе и радости. Чтобы несмотря на все трудности, они оставались верны ему. Чтобы их сердца несмотря ни на что горели любовью и дарили её всем, кто им отныне повстречается. И пусть присутствие Иисуса Христа не покидает больше никогда. Пусть мир, покой и любовь станут их перманентным состоянием. Дорогой Отец! Мы обращаемся сейчас к Тебе и просим за Твоих детей Максима, Светлану, Юлию, Сергея! Молим Тебя во имя Иисуса Христа: прикоснись к ним Духом Твоим Святым и просвети их горящие сердца! Во имя Иисуса Христа наполни их, услышав эти покаянные слова, звучащие сегодня на этой сцене. Господи, молим Тебя, благослови их на этот путь и веди их до конца по нему так же, как ведёшь каждого из нас. Во имя Иисуса Христа преобрази их жизни! Господи, помоги им безоговорочно смириться пред Тобой! Возьми этих детей под Твою защиту и покровительство! Храни и оберегай их во все дни жизни. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.

Зал в очередной раз зааплодировал, и Дмитрий поздравил новичков с принятием и показал рукой, что они могут возвращаться на свои места. Максимально стараясь сохранять самообладание, Юля спокойным шагом проследовала к подруге, хотя на самом деле ей хотелось просто бежать.

– Ну как? Как впечатление? Рассказывай, – тихо спросила Ленка.

Но вместо каких-либо слов Юля просто расплакалась у неё на плече от перевозбуждения.

– Ну ничего-ничего, дорогая. Всё хорошо. Так бывает, когда Господь касается души. Я тоже неоднократно плачу в такие моменты. Это благодать снисходит и очищает тебя.

***

– Одиноко, видите ли, ей! – вслух произнёс Саня, сидя в прокуренном кабинете в этот же воскресный вечер.

После обеда в здании НИИ уже практически никого не было, за исключением наряда охраны, и поэтому он окончательно расслабился. Оправдывая себя тем, что не попал с супругой на выставку в этот замечательный, ясный воскресный день, молодой человек позволил себе употребить алкоголь. После обеда сбегав в магазин и купив там бутылку водки с упаковкой апельсинового сока по акции, он вернулся на рабочее место, чтобы, не вызывая подозрений, потягивать коктейль. И вот спустя пару часов наш герой, изрядно захмелев, стал, как это часто бывает, когда выпиваешь в одиночестве, предаваться саможалости и рассуждать о несправедливости этого мира.

– Можно подумать, я тут в блэк-джек со шлюхами играю, – продолжал причитать Санёк, пялясь в померкший экран монитора. – Со шлю-ха-ми? Хм… а что? А ведь не такая уж и плохая идея ведь! Ну-ка посмотрим, что у нас тут.

Парень зашёл в браузер и перешёл по первому же запросу «Проститутки Москвы» в поисковике. Пролистав несколько страниц с анкетами путан, он сделал неутешительный вывод:

– М-да уж! С моей-то зарплатой особо не разгуляешься.

Переходя по ссылкам различных сомнительных сайтов, молодой человек всматривался в фотографии индивидуалок и эскортниц в надежде увидеть там знакомые лица. Его посетила навязчивая идея о том, что кто-то из одноклассниц, однокурсниц, бывших или просто знакомых должна была обязательно оказаться шлюхой и работать в сфере интим-услуг. То ли он вспомнил какую-то старую байку, то ли анекдот, когда некий мужик решил расслабиться и вызвать проститутку, а приехала его бывшая. Конечно же, Санька не собирался никого вызывать, а лишь хотел убедиться, что такая ситуация вполне возможна. Да и всё это происходило на пьяную голову, поэтому не стоило воспринимать всю эту затею всерьёз. Рассматривая откровенные фото молодых и привлекательных девушек, в какой-то момент он невероятно возбудился и решил помастурбировать прямо за рабочим местом. Внезапно его перебросило на какой-то сайт интим-знакомств и всплыло окно с предложением зарегистрироваться на нём. Как и в случае с остальными сайтами, он уже хотел закрыть вкладку, но его внимание привлекла иконка с фотографией очень симпатичной девушки. Сидя с расстёгнутыми джинсами, парень зашёл на её профиль и пересмотрел все фотографии. Их было всего пять штук. Одна портретная, с эффектным макияжем, две с какого-то мероприятия с алкоголем в руках, а третья – в жёлтом купальнике, который подчёркивал её потрясающую фигуру.

«Наверняка очередной фейк, – подумал он. – В реале наверняка же по ту сторону монитора сидит какой-нибудь старый, одинокий извращенец или компания прыщавых школьников с целью поглумиться… хотя… почему бы и не поглумиться?»

Он ввёл все анкетные данные:

Имя – Денис

Возраст – 27

Знак зодиака – Овен

Ориентация – гетеро

Телосложение – спортивное

Цвет глаз – голубой

Цвет волос – русый

Рост – 180

Цель знакомства – флирт, интим.

Естественно, имя и возраст не соответствовали действительности, но вот всё остальное вполне подходило под его описание. Фоток на рабочем компьютере у Санька не было, и поэтому аватарка его профиля оставалась пустой.

С твёрдым убеждением, что собеседником точно не будет та особа, которая указана в профиле, он написал в личку «Привет» и свернул окно, чтобы смешать себе ещё водки с соком.

Неожиданно раздался звуковой сигнал, и во вкладке с сайтом знакомств пришло уведомление о сообщении.

«Привет. Я Маргарита. Как дела?»

«Всё хорошо. Я Денис. Приятно познакомиться. Хотя наши имена и так указаны в профилях :))»

«Действительно, выглядит забавно) но надо же с чего-то начинать общение и сглаживать неловкие моменты ;)»

«Согласен. Я вообще случайно сюда попал, и особо нет опыта общения на таких ресурсах :)»

«Всё нормально. Не напрягайся) как же тебя угораздило тут оказаться?))»

«Я сидел на работе с расстёгнутыми штанами, чтобы помастурбировать, и внезапно наткнулся на твою страницу. Вот и завис на ней, так и не совершив задуманное )))»

«Забавно:). Выходит, я неосознанно отвлекла тебя от такого важного занятия на работе?))»

«Выходит, что так».

«Ммм… ну тогда я предлагаю тебе продолжить) позволишь мне загладить свою вину и помочь тебе?;)

«Что ты имеешь в виду?)»

«ВИРТ»

«Но я никогда не занимался ничем подобным»)

«Расслабься. Я помогу тебе. Главное, включай фантазию».

«Ну хорошо. С чего начнём?»

«С локации. Представь нас в люксовом номере элитного отеля, который располагается на последнем этаже небоскрёба. Сквозь панорамные окна перед нами как на ладони лежит ночной мегаполис, над которым нависла огромная луна… (продолжай)»

«Мы с тобой, полуобнажённые, стоим в полумраке под светом этой луны и пьём шампанское на брудершафт…»

«Хмм… неплохо. Сделав последний глоток, мы сливаемся в страстном поцелуе. Твои ловкие руки расстёгивают мой бюстгальтер на спине и, скользя по ней, медленно опускаются к ягодицам, крепко обхватывая их. Затем горячие губы впиваются в шею и, оставляя влажный след, движутся по ключицам к груди…»

«Ммм… я уже чувствую возбуждение. Мои горячие губы касаются груди и начинают покрывать её нежными поцелуями, правой рукой я сжимаю другую грудь. Затем я чувствую, как твой острый сосок набухает у меня во рту. Я медленно начинаю играть с ним языком. Потом плавно перехожу к другой груди, ощущая твоё горячее дыхание. Ты закрываешь глаза и запрокидываешь голову от дальнейшего предвкушения…»

«О, да-а! Ммм… по моему телу пробегают мурашки. Твои нежные пальцы скользят по животу вниз и… плавно, поступательными движениями касаются моих половых губ… Ммм… снова мурашки. Я медленно запускаю руку тебе в штаны, и… мы аккуратно начинаем мастурбировать друг другу…»

«По моему телу тоже пробегают мурашки. После этого я облизываю свои пальцы и проникаю ими в тебя. Ты издаёшь лёгкий стон и продолжаешь сжимать мой член…»

«Это невероятно! Я медленно становлюсь перед тобой на колени, снимаю с тебя нижнее бельё и нежно обволакиваю твой член своими ярко-красными губами. Мой язык жадно скользит по нему. Ты запрокидываешь голову, закатываешь глаза и произносишь крепкое ругательство от перевозбуждения…»

«Б#яя! Да-а-а! Ещё-ё! Потом ты поднимаешься и впиваешься мне в губы… наши языки сплетаются в страстном французском поцелуе, после чего я поворачиваю тебя спиной к себе и, обхватывая одной рукой грудь, вхожу в тебя!»

«Ещё! В порыве страсти я прикусываю губу между громкими стонами. Моя щека плотно прилегает к окну, на котором остаются следы от глубоких частых выдохов…».

«Я делаю несколько шлепков по твоим ягодицам одной рукой, а второй крепко сжимаю шею, наращивая темп! Ты стонешь громче! Просишь не останавливаться!»

«Да-да! Продолжай! Ещё! Прошу тебя! Да!»

«Я хватаю тебя за волосы! На окне остаются отпечатки твоих рук! Внезапно приходит мысль, что за нами могут наблюдать, и от неё возбуждение накатывает ещё больше! Я закрываю глаза, не в силах больше сдерживаться, и… наступает оргазм! Мощный! Словно ядерный взрыв! И нас с тобой сносит этим потоком взаимного наслаждения!»

«Фу-уххх… Это было обалденно!!»

«Согласен!)»

***

– Ну рассказывай. Как прошёл концерт? Что интересного было? – поинтересовался Саня у жены.

– Ну, в общем, ты знаешь… это было какое-то очень странное, но весьма приятное ощущение. Да я и не сказала бы, что это был вполне себе концерт в привычном понимании. Скорее смесь проповеди, молебна и концерта в одном мероприятии. Но не так, как в православных храмах. Всё гораздо проще и понятнее, что ли. Так! А ты что, выпивал, что ли?

– Немного совсем. Пару коктейлей выпил на работе, чтобы окончательно не рехнуться. Так что там было? Типа как в западных фильмах показывают, что ли? Когда пастор во всю глотку орёт со сцены «Аллилуйя!» и людей начинает трясти от перевозбуждения? – усмехнулся муж.

– Нет. Была проповедь сначала, потом пели прославления и после этого всех, кто присутствовал в первый раз, вывели на покаянную молитву.

– И что? Ты покаялась в своих грехах, дщерь моя? – продолжал иронизировать Саня и положил ладонь на голову супруге.

– Не смешно, – одёрнула она голову. – Твой бухой сарказм здесь неуместен. Сначала сам настаивал, чтобы я пошла туда, а теперь стебёшься над этим.

– Ну прости-прости меня, дорогая! Просто мне почему-то казалось, что ты как-то скептически относишься ко всему этому. Но если тебе действительно приносит облегчение, то я поддержу тебя.

– Спасибо. А как твоя работа? Много ещё нужно доделывать, чтобы этот старый хер – твой начальник – перестал оставлять тебя после работы и вызывать по выходным?

– Ну перестань, детка! Не по-христиански это – называть Константина Михайловича старым хером. Он всего лишь душный мудак, – пошутил он и обнял Юлю.

– Как скажешь, дорогой. – И она обняла его в ответ, запустив руки под хлопковую рабочую рубашку. – Какой ты у меня горячий! Так и хочется согрешить сегодня! Давай, снимай эту чёртову рубашку. – Юля начала целовать мужа в шею и расстёгивать пуговицы, но он попытался отстраниться.

– Любимая, давай в другой раз? Прошу тебя. Я реально сегодня вымотался весь. Вообще сил нет.

– Я что, тебя не возбуждаю? Что с тобой случилось, Саш? Я уже не помню, когда у нас было с тобой в последний раз. Зимой? Осенью? Когда?

– Ну не начинай, прошу! Я знаю, что это важно для тебя. Мне нужно немного времени, чтобы всё наладить. Пока что не получается расслабиться и сконцентрироваться на чём-то, кроме твоего положения и работы. Вряд ли в таком состоянии получится доставить тебе удовольствие.

– Хорошо. Придётся по привычке уже самой решать эту проблему.

– Надеюсь, без посторонней помощи?

– Не переживай. Пока ещё без, – язвительно произнесла девушка и вышла из комнаты.

***

После введения новых дополнений в инструкции взаимодействия между ведомствами охраны правопорядка и здравоохранения у их руководителей возникли свои головные боли. У первых – как оценить необходимость присутствия вторых. А именно специалистов ПНД, а не рядовых сотрудников скорой помощи. У вторых же – как преобразовать работу учреждений с учётом возможности привлечения специалистов на выезды. Как это часто бывает, под воздействием внутреннего протеста перед нововведениями в казалось бы уже отлаженную систему взаимодействий, было совершено немало трагических ошибок. Трагических потому, что их цена в ряде случаев была слишком высокой и представляла собой загубленные человеческие жизни. Слишком много времени уходило на то, чтобы организовать мероприятия по обеспечению безопасности потенциальных жертв суицида и других расстройств, представляющих угрозу жизни и здоровью людей. Так, менты поначалу не хотели разбираться в сути происходящего и, когда попадали на подобный вызов, по старинке вызывали скорую помощь. Когда те приезжали, то просто разводили руками, так как были попросту некомпетентны в таких ситуациях. В лучшем случае иногда им удавалось убедить принять необходимые медикаменты для снятия фазы обострения состояния нуждающихся. И то делали это медики весьма неохотно, так как чаще всего в таких случаях прибегали к сильнодействующим подотчётным лекарствам, и каждое их применение необходимо было всегда обосновывать. Руководство диспансеров, напротив, столкнулось с тем, что пришлось выделять кадровый ресурс и назначать дежурных врачей для ситуаций, где тем необходимо было в случае поступления вызова выезжать на место происшествия. Поэтому нагрузить их надо было такой работой, чтобы в случае их отсутствия она продолжалась без каких-то серьёзных перестроений. В итоге на дежурных врачей решено было повесить медосмотры и прочую в большинстве своём формальную ерунду.

Григорич, откинувшись на стуле, сидел в своём прокуренном кабинете и листал справочник по суицидологии. Настенные советские часы показывали половину двенадцатого вечера. На столе стояла чашка с уже давно остывшим крепким чаем, а рядом лежало несколько раскрытых историй болезней пациентов, среди которых также была и Игнатьева. Врача прежде всего интересовала предрасположенность данных больных к суициду, и в данный момент ему хотелось сравнить клиническую картину этих людей с описанием в справочнике. При помощи разноцветных стикеров и карандаша он делал соответствующие пометки в тексте, а также что-то записывал в свой блокнот.

Вдруг раздался стук в дверь, после чего в кабинет заглянул санитар:

– Михаил Григорьевич, там поступил вызов. Машина уже готова и стоит у ворот на выезде.

– Принял. Собираюсь, – коротко ответил он и быстро убрал со стола все бумаги в выдвижной ящик, который предусмотрительно закрыл на ключ. Сделав большой глоток холодной жижи из чашки, он резким движением схватил с вешалки пальто, выключил свет и покинул кабинет, заперев его также на ключ.

«Чёрт возьми! Опять зонт забыл!» – вспомнил он на полпути, идя по коридору, и принял решение вернуться.

– Чего так долго, Григорич? – поинтересовался водитель, когда доктор сел в машину.

– Зонт забыл. Пришлось вернуться.

– Зонт он забыл! Чай, не на бал собираешься. Там же люди погибнуть могут!

– Согласен. Могут. Но перспектива простоять под ледяным дождём, беседуя с потенциальным покойником, не вызывает особого восторга, понимаешь?

– Откуда столько злобы и цинизма? Это же пока что ещё живые люди, попавшие в тяжёлые жизненные ситуации и которые остро нуждаются в помощи. И по воле случая оказать её выпадает только тебе. Но вместо того, чтобы стать тем самым мостиком для них, который отделяет жизнь от смерти, ты уже записываешь их в ряды покойников.

– Ты знаешь, что такое психика, Алексеич? – поинтересовался Рауцер у водителя, закуривая сигарету. – Так вот. Если вкратце, то это настолько сложный и тонкий механизм, что у него даже нет точного определения до сих пор. Но тем не менее она в своём роде совершенна, так как за счёт своей гибкости помогает человеку выжить и адаптироваться порой в невероятных условиях. Именно ей наш род во многом обязан своему существованию. Но иногда случается так, что в психике возникают сбои и отдельные её элементы начинают выполнять разрушительную функцию. По аналогии с физическим телом необходимо провести диагностику и лечение. Но ведь бывает и так, что нет времени и нужно провести срочное хирургическое вмешательство, и одно неправильное движение хирурга скальпелем может стоить человеку жизни или принести непоправимый урон здоровью. Например, приковать его к постели или инвалидному креслу. Смекаешь? Так вот. Считай, что такие вызовы – это срочное хирургическое вмешательство в психику. А я хирург. И одно резкое или неправильно подобранное слово может стоить жизни человеку, который, например, хочет прыгнуть с моста или застрелиться. А теперь представь хирурга, который два часа проводит операцию под ледяным весенним дождём. И представь, что он чувствует и насколько будет сосредоточен! Насколько вообще будет заинтересован в том, чтобы максимально эффективно помочь?

– Я тебя понял. Это типа, если бы я, когда вёл машину, думал о тех людях, которых везу. Об их проблемах, заботах и переживаниях, вместо того чтобы внимательно следить за дорогой и выполнять свои обязанности.

– Именно так. Для тебя они пассажиры, а для меня пациенты. И эмоционально вовлекаться в их жизни – крайне сомнительная затея.

Дальше Григорич поинтересовался у санитара, которого также отправили на вызов, о его причинах. Вкратце суть состояла в том, что мужчина средних лет, предположительно находясь в состоянии алкогольного опьянения, взял в заложники жену и ребёнка.

После того как врач услышал суть вызова, он испытал необычайное волнение. Ведь по сравнению с предыдущим случаем, в этот раз ему могла угрожать реальная опасность. Вооружённый человек средних лет взял в заложники жену и дочь. Причины были неизвестны. С ним надо было войти в контакт, для того чтобы избежать трагических последствий в его жизни и жизни близких ему людей. Григорич попытался вспомнить нечто подобное в своей практике, но ничего даже близкого так и не пришло на ум. Обычно в таких ситуациях первым делом, конечно, необходимо обеспечить безопасность заложников и попытаться оградить их от насильника. Всю оставшуюся дорогу он выстраивал план поведения и анализировал варианты развития событий.

– Здравствуйте! Лейтенант Петров! Вы специалист, который будет вести переговоры? – представившись, поинтересовался старший наряда ППС.

– Да. Меня зовут Рауцер Михаил Григорьевич. Что тут произошло?

– Смирнов Александр. Тридцать четыре года. Бывший морпех. Предположительно нажрался, достал откуда-то обрез и взял в заложники жену и четырёхлетнюю дочь.

– Кто вас вызвал?

– Соседи услышали сначала их ругань с женой, а потом она стала в буквальном смысле молить о помощи и кричать. Потом к этим мольбам присоединился ещё и плач ребёнка с уговорами, чтобы папочка не ругался. По итогу вызвали наряд. Мы приехали и потребовали впустить нас. На что он сказал, что вооружён обрезом и если мы сейчас же не уберёмся, то пристрелит сначала жену и дочь, а потом себя.

– А чекисты приезжали? Это же захват заложников! По их части должно быть.

– Приезжали. Сказали, бытовуха, и умыли руки прямо перед вашим приездом.

– Понятно. А вы оружие видели? Он точно не блефует?

– Не видели. Дверь же он нам не открыл. Но слышали, как жена кричала и просила вытащить их оттуда. Мол, он сошёл с ума и хочет застрелить их с Полинкой. После этого он наорал на неё и повелел ей заткнуться, и она действительно замолчала, но громко начала рыдать дочка. Видимо, он вырубил супругу или засунул ей в рот кляп. Потом по аналогии замолчала и девчонка, – впопыхах рассказывал лейтенант, пока они подходили к подъезду пятиэтажной хрущёвки.

– Выстрелов слышно не было? – коротко поинтересовался Рауцер.

– Нет.

Возле подъезда стояло ещё несколько сотрудников органов: двое из состава наряда в полной экипировке с оружием и два опера. Один из них общался по телефону.

– Ну что? Вызвал?

– Да. В течение получаса должны подъехать.

– Будем надеяться, что успеют.

– Добрый вечер, коллеги. Рауцер Михаил Григорьевич, врач-психиатр. Какие новости?

– Вызвали спецназ в соответствии с инструкцией.

– Это может спровоцировать нашего бойца. И давайте лучше отойдём к другому подъезду хотя бы? Не будем рисковать заложниками.

– Какой у вас план, доктор?

– Для начала мне нужно определить степень вменяемости нашего клиента и чем вызвано такое поведение. Насколько он пьян, наличие аффекта и готов ли идти на контакт. Заряжено ли оружие и сколько запасов спиртного или наркотиков находится в квартире. Вполне возможно, что ему достаточно будет протрезветь и весь этот спектакль закончится. Тогда для этого нужно просто потянуть время.

– А если этого будет недостаточно? – обеспокоенно поинтересовался Петров.

– Тогда будем обслуживать его, как в лучших борделях Амстердама, чтобы его состояние стабилизировалось и заложникам перестала угрожать опасность.

– Как предлагаете действовать?

– Я пойду на этаж и постараюсь вступить с ним в контакт, а вы постарайтесь рассредоточиться так, чтобы не привлекать к себе внимание. Смирнов должен быть уверен в том, что я общаюсь с ним один на один. Да и мне, честно говоря, хотелось бы ощущать это.

***

Дальше события разворачивались так: было решено разделиться на три группы. В первую и вторую вошли по оперу и сотруднику ППС, которые размещались на этаж выше и ниже соответственно. А в третью – Григорич и Петров, которые располагались на этаже, но так, чтобы офицера было максимально незаметно из дверного глазка. В подъезд решили заходить группами по очереди, приблизительно с трёхминутной разницей между ними.

Это был самый обычный подъезд, которых в нашей стране не счесть. Специфический запах сырости, обшарпанные стены, коряво исписанные молодёжью разной похабщиной, и просиженные ею же деревянные подоконники с облупленной белой краской, а также наглухо заколоченные рамы окон и жёлтый слой табачной смолы, который годами копился на них. Все эти атрибуты создавали свою неповторимую атмосферу отечественных спальных районов, в которых по существу и протекала бо́льшая часть жизни населения нашей необъятной страны. От посёлков, районных и областных центров до мегаполисов. Где разыгрывались комедийные и драматические события. Где буквально соседская стена могла проводить границы между скорбью и любовью, радостью и болью, надеждой и отчаянием. Так было вчера, так есть сегодня и так будет завтра.

Зайдя в подъезд, Григорич, проходя мимо почтовых ящиков, вытащил из одного из них рекламный буклет, взял с подоконника жестяную банку с окурками и, поднявшись на нужный этаж, сделал три отчётливых стука в железную дверь, за которой пехотинец Смирнов держал в заложниках собственных жену и дочку. Затем расстелил буклет на лестнице перед дверью и сел на него, облокотившись спиной на грязную стену, закурив сигарету.

– Кто там? – послышался голос из-за двери.

– Меня зовут Рауцер Михаил Григорьевич. Я врач-психиатр.

– Какой ещё, нах#й, психиатр?! Вы там в своём уме?!

– Обычный психиатр из районного ПНД. Сань, я прошу тебя дать мне пятнадцать минут, чтобы пообщаться с тобой и избежать трагических последствий. Со своей стороны я даю гарантии, что не нанесу тебе вреда.

– Значит, так, Фрауцер или как там тебя? У меня и моей семьи всё хорошо! Я не психбольной, и твоя помощь мне не нужна. Поэтому у тебя есть ровно минута, чтобы съ#баться из подъезда вместе со своими шнырями в погонах и с кокардами, которые, судя по всему, рассредоточились по этажам.

– Ты всё правильно говоришь. И, кстати, заметь: я не утверждаю, что ты психбольной. Разговариваю вроде с тобой как с абсолютно адекватным человеком. Просто на мои сведения, скорее всего, будет опираться отряд спецназа, который впоследствии будет принимать решение о штурме твоей квартиры. Ты же знаешь прекрасно, как всё это происходит. Сам наверняка принимал участие в подобных операциях. Насколько я понимаю, сейчас ты в запасе, не так ли?

– Уволен! – резко выпалил Смирнов с каким-то отчаянием. – Выкинули как побитую шавку из войск, когда поняли, что кампания подходит к концу и контингент нужно сокращать! Так что пусть штурмуют! Коли не жалко крови. Им же трупом больше, трупом меньше. Выслуга ведь идёт. Впрочем, что-то я заболтался с тобой, Михаил Григорьевич. Проваливай, я сказал!

Григорич в суматохе перебирал в голове информацию, которую только что преподнёс ему служака, чтобы зацепиться хоть за что-нибудь и продолжить диалог.

– По инструкции мне необходимо убедить тебя отпустить заложников. Ну или хотя бы озвучить это, чтобы потом меня не обвинили в халатности.

– Это исключено. Ты озвучил. Так что считай, своё дело сделал. Проваливай! Больше повторять не буду!

– А что насчёт мотива? Какие у тебя требования? Что мне передать ментам?

– Их я озвучу позже. Когда сюда стянутся пресса, радио, телевидение и другие СМИ. И обсуждать это я буду точно не с тобой, Фрауцер.

– Рауцер я, Сань. Ра-у-цер, – по слогам протянул врач и, поднявшись со ступеньки, отряхнулся и взял в руку банку с газетой, чтобы удалиться.

– Погоди-ка, док! Я чую, ты там куришь. Угости меня напоследок несколькими сигаретами, а то, как назло, кончились.

– Да без проблем. Только как я тебе их передам?

– Вот так, – сказал бывший вояка и резко приоткрыл дверь, выставив ладонь. – Быстро, клади.

От неожиданности Григорич на автомате вложил пачку сигарет в просунутую ладонь через небольшую щель в двери, краем глаза заметив рукав пиджака с дорогой запонкой. Тут же дверь мгновенно закрылась. Вряд ли такого поворота ожидали присутствующие, поэтому никто толком не среагировал на то, чтобы воспользоваться моментом и ворваться в квартиру. Да и навыки такие были разве что у спецназа, который только ещё ехал. Судя по всему, Смирнов знал об этом и решил воспользоваться удачной ситуацией вкупе с эффектом неожиданности.

– Благодарю, док. Не на#бал меня.

– Я здесь не для этого, Сань. Моя задача – помочь разрешить проблему без лишних жертв.

– Без лишних жертв, говоришь? С каких это пор наши чинуши стали считать эти жертвы? А? Я две военные кампании в Чечне наблюдал, как наша власть решала там проблемы. Так вот, там именно жертвы и решали их. Понимаешь, о чём я говорю, Рауцер?! – взорвался Саня. – Закидать врага пушечным мясом – вот и вся тактика. Больше жертв – меньше проблем. Думаешь, их кто-то там считает?! Каждый только за своё очко трясётся, чтобы сверху не прилетело, и при этом урвать побольше.

– Кому война, а кому мать родна? Ты это имеешь в виду, Сань? – поинтересовался психиатр.

– И это тоже, док. И это тоже…

– Что я ещё могу для тебя сделать? Может, жена с дочкой голодные? Или нуждаются в каких-то лекарствах?

– Думаешь, что я второй раз открою тебе дверь, Григорич? – спросил Смирнов и расхохотался. – Видимо, ты действительно считаешь меня психом. Хотя… пусть будет так. Я не против. Но теперь действительно пришло время прощаться нам.

– Я могу убедиться, что твои жена и дочь в порядке?

– Можешь не сомневаться. Они чувствуют себя не хуже, чем мы с тобой.

– Не могу согласиться с тобой, Александр. Не каждый день попадаешь в такую ситуацию. Вероятнее всего, сейчас они находятся в сильнейшем стрессе и их здоровье находится под угрозой.

– Тебя это не должно касаться. Расход.

Григорич вместе с остальными сотрудниками спустились вниз не солоно хлебавши. На улице с торца дома уже стояли скорая и затонированный автобус с группой спецназа, которая собирала данные для плана штурма квартиры с заложниками. А буквально в нескольких метрах от него расположился микроавтобус федеральной телерадиокомпании, а рядом с ним стояли журналист с микрофоном и оператор с камерой.

– А вот и наши доблестные СМИ, – сказал лейтенант. – Намечается серьёзная заварушка, судя по всему.

Словно учуяв добычу, журналист мигом метнулся к компании людей, двигавшихся со стороны подъезда Смирнова, и начал поочерёдно задавать вопросы, при этом водя микрофоном перед их лицами:

– Какие требования у преступника? Что он хочет показать этим поступком? Почему не идёт на переговоры с органами? Может, он психически нездоров?

Но все эти вопросы были проигнорированы, и журналист вскоре отстал на какое-то время. Опера пошли в сторону автобуса, где стоял офицер – начальник спецназа и общался по рации с одним из подчинённых. Вскоре они зашли в автобус и спустя где-то пять минут позвали туда Григорича.

– Что вы можете сказать о психологическом состоянии заложников и захватчика? – поинтересовался командир, едва доктор зашёл в автобус, где по меньшей мере находилось ещё девять человек. – Насколько серьёзны его намерения и какова, по-вашему, вероятность, что он может устранить себя и других?

– Судя по всему, у гражданина Смирнова посттравматическое расстройство в запущенной форме, обострённое на фоне употребления алкоголя или наркотиков. Состояние крайне нестабильное. Необходима медикаментозная терапия для снятия острого психоза, – сказал доктор. – Вероятность угрозы заложникам крайне высока. К тому же он надел классический костюм. И тут два варианта мотива: либо для общения с прессой, либо для…

– Праздничного застолья, – перебил его опер. – У них с женой сегодня годовщина свадьбы. Десять лет.

– Тогда не исключено, что это имеет для него какой-то символичный смысл и он готовился сделать это именно сегодня. Может быть, случилась какая-то ситуация в отношениях с женой и она стала своего рода триггером, чтобы он взял её с ребёнком в заложники.

– Например? – поинтересовался опер.

– Измена. Желание развестись. Представьте себе, насколько устала эта женщина за десять лет жизни с психически нездоровым человеком!

– Страшно представить даже.

– Он сказал, что будет разговаривать только с журналистами, и судя по всему, у него есть какие-то требования. Но допускать это нежелательно, потому что пресса не знает, как себя вести с такими людьми. Ведь будучи крайне нестабильным, Смирнов поначалу может быть лояльным, а потом резко поменяться.

– И что вы предлагаете?

– Я предлагаю направить к нему человека, которого он хорошо знает и кому доверяет. Родителей, братьев, сестёр, друзей или…

– Сослуживца, – сказал командир спецназа. – Обычно после прохождения боевых точек самыми близкими, надёжными и верными людьми становятся сослуживцы, с которыми воевал. По себе знаю.

«Или врагами», – подумал Григорич.

***

Спустя четверть часа был разработан план действий. Несмотря на первоначальное решение не привлекать к делу журналистов, коллективным сознанием всё-таки было одобрено использовать их для того, чтобы потянуть время, пока сотрудники будут искать подходящего человека для общения со Смирновым. В конце концов по согласованию с вышестоящим руководством один из них вышел на его сослуживца, некоего Маркова – капитана запаса, с которым тот участвовал во второй Чеченской кампании и был его подчинённым. На Григорича было возложено в это время курировать журналиста по мобильной связи с помощью гарнитуры, чтобы тот не спровоцировал захватчика.

Конечно, план был весьма сомнительный, но к штурму квартиры решено было не прибегать. Ведь никто не хотел брать на себя ответственность за жертв.

Рауцер кратко проинструктировал корреспондента, как себя вести, и тот в сопровождении четверых бойцов спецназа отправился к квартире с заложниками. Росло напряжение. Когда Смирнов наконец-то дождался сотрудника прессы, то долго проверял его различными вопросами, чтобы убедиться в том, что он не ряженый опер. Григорич же настаивал на том, чтобы журналист говорил правду. Даже когда его спросили о месте жительства, количестве детей, их именах и т. д. Но надо отдать должное: держался он вполне себе достойно, несмотря на очевидные провокации. Ведь кому захочется доверять такую информацию психически неуравновешенному человеку? Тем не менее всё это играло на руку освободителям. Наступила глубокая ночь, и после того, как бывший морпех убедился в том, что перед ним настоящий журналист, потребовал организовать прямой эфир с трансляцией по всем федеральным каналам. Подтянулось местное управление правопорядка – префект округа с замом и руководитель местного ОВД. Чекисты тоже проснулись. Естественно, никто в кратчайшие сроки такого требования выполнить не мог и без согласования с федеральными властями. Да и не собирался. «Не такое уж и грандиозное событие», как потом цинично выразился начальник ментов.

Смирнов дал час времени для технической организации трансляции, но журналист сказал, что в такие сроки это сделать невозможно. Тут же Рауцер по телефону предложил этот вопрос отложить до полудня под предлогом того, что ночью эту трансляцию увидит не такое большое количество зрителей, как днём. Захватчик согласился с этим предложением, но крайним сроком назвал девять утра, когда выходит первый выпуск новостей. При этом обусловились созваниваться каждый час по мобильной связи.

Ровно в семь утра в квартиру к Смирнову постучал его бывший сослуживец Марков:

– Саня, братец, привет. Это я, Пашка Марков. Что тут у тебя стряслось? Давай поговорим с тобой, прошу.

– Пашка? – послышалось из-за двери. – Ты зачем нарисовался? Давай, возвращайся домой! Зря они тебя притащили сюда. Это всё равно не сработает. Через два часа я выйду со своего ноутбука на всю страну, и ты меня услышишь, Паш. Все наши пацаны услышат!

– Ты для них стараешься, что ли? Думаешь, они это оценят?

– Я думаю о тех, кто ещё может с этим столкнуться! Я хочу сказать правду молодым пацанам, которых зомбируют этой дешёвой пропагандой о чести, достоинстве, престиже и прочей х#йнёй о службе. И пусть на моём примере они убедятся, что за красивой ширмой скрываются боль, разочарование, ужас и смерть. Что большинство из них никому не будут нужны здесь на гражданке, если у них нет нужных связей. Что после контузии или других повреждений их ждут только холодные электрички и сырые подземные переходы, где они будут петь песни о нелёгкой солдатской судьбе, продолжая романтизировать эту скотскую жизнь! А в перерывах жрать горькую без закуски и лить слёзы над фотографиями с сослуживцами, многие из которых уже гниют в могилах с бесполезными, ржавыми побрякушками на груди или вовсе в братских траншеях числятся без вести пропавшими. Но самое страшное даже не это! Самое страшное – это осознавать, что они гниют там, а ты – здесь, и завидовать им при этом. Завидовать мёртвым, Пашка, понимаешь?! И только недавно я наконец-таки понял суть этой легендарной цитаты: «Те, кто останется в живых, позавидуют мёртвым». Им больше не больно, Пашка… им больше не больно.

– Мне прекрасно известны твои чувства, Сань. Но вспомни, за что ты сражался, в конце концов! За что все мы сражались! Не за погоны, кокарды и лампасы, дружище. Нет! Не за звания, должности и ранги! Не за награды, власть и славу! Мы сражались за жизнь, Сашка! За саму жизнь! Для наших близких, родных, знакомых и друзей. И прошу тебя, не надо её обесценивать. Не надо обесценивать те короткие жизни наших парней, которые отдали их, чтобы только мы остались и насладились этим даром немного подольше, чем они. И тем более не надо её отнимать у них. Да! Я соглашусь, что бывает больно и обидно, грустно и страшно, но мы должны преодолеть это хотя бы из уважения к тем пацанам, о которых ты говоришь. И я не думаю, что они согласились бы с твоим манифестом сейчас. Не для того они погибали, брат, не для того…

– Нет! Это какая-то ошибка! Этого не должно было произойти с нами! Понимаешь? Нас ведь даже никто не спрашивал! Просто поставили перед фактом и послали на забой, словно скот! – причитал со слезами на глазах Смирнов в коридоре под своей дверью.

– Мы готовы к штурму, – сказал командир спецназа Григоричу, который теперь курировал Маркова по телефонной гарнитуре, и тот услышал эти слова.

– Нет! Стойте! – резко выпалил он и тут же осёкся, понимая, что это слышит и его бывший сослуживец за дверью.

– С кем это ты, Паш? Неужели и ты тоже?

– Сань, я тут. Я тебя прошу, Сань, брось ты эту затею, – сказал он и сбросил вызов на телефоне. – Посмотри, на улице весна. Давай как в старые, добрые времена, скоро поедем ко мне на дачу! Банька, шашлычки. Ты своих девчонок возьмёшь, я своих. Вспомни, как раньше было!

В это время Рауцер матерился, сидя в тонированном автобусе спецназа и судорожно набирая номер Маркова, который был уже недоступен, – срочно требовал забрать его оттуда у начальника ОВД.

– Я помню, Паш, помню! Как ты меня прикрывал, когда словил контузию. Как вы с покойным Толяном тащили меня до БМП и как мы делили сухпаёк на двоих, стоя ночью в карауле под чистым звёздным небом. Помню, как чистил мне оружие, так как мои руки были отморожены и я ничего не чувствовал. Ты для меня был как старший брат там. Но сейчас всё слишком далеко зашло. Я сделал свой выбор, Паша, а ты свой. Ты встал на их сторону и предал меня. И ты прекрасно это знаешь! Ты знаешь, что если я открою эту дверь, никаких шашлыков не будет! Никаких дач! В лучшем случае они положат меня прямо тут, а в худшем упрячут в дурку, где какой-нибудь Рауцер будет накачивать меня препаратами с утра до ночи, превращая в овоща.

– Нет, Сань! – не выдержал Марков и, разрыдавшись, стукнул кулаком в дверь. – Я клянусь тебе, что не допущу этого! Если понадобится лечение, то мы определим тебя в самую лучшую частную клинику! Только открой эту чёртову дверь, прошу тебя! Саня! Открой, бл@дь, эту дверь! Они готовы к штурму, слышишь меня?!

– Я слышу… слышу… я слышу, – всё отдалённее слышался голос Смирнова, уходящего вглубь квартиры.

В этот момент по лестнице слышались шаги бойцов и оперов, которые оттолкнули Маркова в сторону и принялись вскрывать дверь болгаркой. В этот же момент в окна квартиры были вброшены гранаты с газом. Посыпались стёкла. Приглашённый сослуживец пытался всеми силами препятствовать штурму и машинально набрал номер Григорича, который тут же взял трубку и пытался разобрать невнятную речь Маркова на фоне работы болгарки. Спустя буквально тридцать секунд он услышал хлопок, и сердце сжалось в ожидании чего-то ужасного. Только спустя время он понял, что ждал ещё выстрелов. Секунда, пять, десять… Мурашки бежали по телу, и он машинально пошёл в сторону подъезда, из которого опера выводили под руки бывшего сослуживца Смирнова. Сам же морпех лежал в коридоре на полу в строгом классическом костюме с простреленной головой, а его мозги забрызгали стены со светлыми обоями и зеркало. Рядом валялся разряженный обрез с гильзой, который ещё дымился, а в комнате на диване и кресле лежали связанные дочка и жена с кляпами во ртах. Глаза их разъедало от газа, и от слёз образовались мокрые пятна на мебели. Звуки, которые они издавали, сложно описать словами. Это было похоже на какую-то смесь рёва, плача и скулежа, рассредоточенных по всему дрожащему телу. Когда их увидели бойцы спецназа, те буквально молили о спасении сквозь забитые кляпом рты. После осмотра помещения был вызван наряд скорой для оказания помощи пострадавшим.

Во всей этой суматохе Григорич сумел-таки протиснуться в квартиру под предлогом оказания психологической помощи пострадавшим с бригадой скорой помощи. Но в действительности его интересовало совсем не это. Он торопился до того момента, как труп бывшего морпеха увезут из квартиры, для того, чтобы сделать несколько фотографий. К его сожалению, тело уже было накрыто простынёй, и ему пришлось дождаться судмедэкспертов для совершения задуманного. И когда те прибыли, ему всё же удалось сделать заветные снимки втайне от всех, пока они копошились вокруг тела.

«Даже общаться с живым было не так страшно, как фоткать его мёртвого», – про себя усмехнулся Рауцер и, не привлекая внимания, ретировался с места происшествия.

Несмотря на то что покойному Смирнову не удалось совершить задуманного и вызвать широкий общественный резонанс своим поступком, внимание обратить кое на что всё-таки получилось. А именно – на проблему социальной адаптации военнослужащих после прохождения боевых действий. Формально такие программы были, но после этого инцидента благодаря журналисту, который после общения со Смирновым был настолько впечатлен, что впоследствии опубликовал цикл статей на эту тему и снял документальный фильм, тем самым подняв проблему на новый уровень. Марков в свою очередь основал фонд поддержки таких людей с организацией групп самопомощи по всей стране, по аналогии с таким же сообществом в Штатах.

***

– Меня пригласили посетить домашнюю группу.

– Что за домашняя группа такая? – поинтересовался Саня у жены.

– Это когда кто-то из служителей церкви приглашает к себе в гости других прихожан и там происходят беседы на разные темы. Кто-то готовит небольшую лекцию или проповедь заранее.

– Я думал, это будет разовая акция с тем концертом. Тем более зная твоё отношение ко всем этим религиозным штукам.

– Я тоже так думала. Но мой муж практически всё время проводит на работе, и мне приходится теперь как-то самой восполнять потребность в банальном человеческом общении. Тем более никакой опасности от этих людей я не ощущаю.

– Ну хорошо. Только не начинай снова. Хотя могла бы и меня пригласить, конечно. Я бы, может, тоже хотел посмотреть на всё это движение изнутри.

– Не вопрос. Я с удовольствием поинтересуюсь об этом у Ленки. Мне бы очень хотелось, чтобы ты пошёл со мной, Саш. А то как-то неуютно, что у кого есть супруги, придут с ними, а я – без.

– Может, тогда на какую-нибудь выставку всё-таки сходим или в театр? К тому же у нас годовщина свадьбы намечается.

– Ну слава Богу! Я думала, ты уже не вспомнишь про это. Но ведь ты же только что сказал, что хочешь посмотреть изнутри. Или это какая-то проверка? – подозрительно спросила Юля.

– Нет. Просто в театр как-то привычнее пойти. Да и не представляю, как мне там себя вести.

– Значит, пойдём туда и туда. Решено.

В пятницу вечером супруги пошли в театр, а вечером в субботу – на домашнюю группу к прихожанам церкви. Но всё это время у Сани из головы не выходила та ситуация на работе с интимной перепиской. Поначалу он думал, что это всего лишь пьяная, недостойная выходка, которая больше никогда не повторится. Но несмотря на алкоголь, этот случай слишком сильно запечатлелся в его сознании. А самое неприятное во всём этом было то, что невероятно хотелось повторить всё снова. Он смаковал каждую деталь и нередко отлетал в своих фантазиях так, что Юле приходилось возвращать его обратно, когда они проводили время вместе в эти выходные.

В субботу после обеда они пошли на так называемую домашнюю группу. В отличие от мужа, Юле было весьма интересно, как выглядит квартира прихожанина протестантской церкви. Если жилище православного можно было себе представить как обставленное иконами, лампадами, молитвословами, пахнущее ладаном, то протестантскую квартиру представить было сложнее, так как у них подобные атрибуты отсутствовали.

Купив вафельный торт к чаю, Юля с Сашей зашли в подъезд панельного дома, расположенного неподалёку от Дома культуры, где проходили богослужения. Как впоследствии выяснилось, там жила двоюродная сестра пастора, которая также была прихожанкой церкви, и во многом благодаря ей удалось договориться о проведении мероприятий с администрацией здания.

К удивлению девушки, они попали в обычную спальную «двушку», где ничто не выдавало принадлежность её хозяев к какому-либо религиозному культу. За исключением, пожалуй, Писания в дорогой кожаной обложке, стоявшего на полке в прихожей, и прочей литературы протестантских пасторов (в основном западных), переведённой на русский язык в 90-е и 2000-е годы на пожертвования прихожан.

– Добрый день. Вы, наверное, Саша и Юля? – любезно поинтересовалась хозяйка. – Меня зовут Ирина. Прошу в гостиную. Вы что предпочитаете: чай или кофе? Хотя вам, наверное, кофе противопоказан в вашем положении.

– Да. Мне, пожалуйста, чай без сахара, а мужу, наверное, кофе. Да? – Юля посмотрела на Сашу, и тот кивнул головой в знак согласия.

Затем они проследовали в гостиную, где уже расположились участники группы в количестве шести человек. Среди них были пастор и Ленка.

– Здравствуй, дорогая, – поприветствовала её Юля. – Добрый день, Дмитрий Олегович. Познакомьтесь, это мой муж Александр.

– Рад знакомству, – поздоровался Саша и протянул руку пастору. – Весьма уютненько у вас тут.

– Спасибо. Это благодаря моей сестре и её супругу. Она любезно согласилась в очередной раз собраться у неё.

В комнате располагались шесть человек, которые разместились вокруг небольшого журнального столика с чаем и сладким. У каждого из присутствующих была с собой Библия в дорогом переплёте и обложке наподобие той, которую супруги увидели в прихожей, сделанных вручную на заказ. Сама же комната была довольно просторной и светлой. Сразу слева от входа, вплотную к стене стоял диван, на котором сидели пастор и его сестра с супругом. Напротив них был расположен гостиный гарнитур цвета молочного дуба с картинами, фотографиями и двумя вазами с искусственными цветами, перед которым на кухонном стуле с Библией на коленях сидела Лена. Одной рукой она прикрывала лицо от солнечного света, падавшего сквозь немного приоткрытое окно. В квартире было достаточно свежо и комфортно, несмотря на восемь человек в одном помещении.

– С вашего позволения, дорогие друзья, я предлагаю начать нашу группу, – сказал муж сестры пастора, предварительно встав с дивана. – Но перед этим я хочу попросить Господа нашего Иисуса Христа о благословении этого скромного мероприятия через нашего уважаемого пастора. Дмитрий Олегович, будьте добры, прочтите, пожалуйста, молитву о благословении.

Пастор встал с дивана и, поблагодарив всех присутствующих за доверие, обратился к Господу, попросив для каждого члена собрания мудрости и восприятия для того, чтобы услышать то, о чём будет идти речь. Длилось это не более десяти минут, и всё это время Саня, закрыв глаза, едва сдерживал смех. Первое время он старался как-то вникнуть в речь пастора и серьёзно в неё вслушивался, но потом его голос начал казаться каким-то невероятно наигранным и претенциозным, отчего стало складываться впечатление, что его просто-напросто разыгрывают. Тем более в последнее время стало модным устраивать подобные перфомансы, и часто в Сети можно было встретить видеонарезки с таких мероприятий. Он вспомнил, как видел ролики, где на дне рождения, например, врывается наряд ОМОНа с операми и проводят обыск, якобы находя наркотики у именинника, или на свадьбу будто бы заявляется любовник или любовница с ребёнком от одного из молодожёнов и устраивает грандиозный скандал.

Или на дороге останавливают гаишники, заламывают в наручники и говорят, что подходит под ориентировку серийного убийцы, и так далее.

Вот и сейчас Александру приходили в голову подобные образы, что где-то в комнате установлена скрытая камера, снимающая крупным планом его недоумевающее от происходящего здесь лицо. А всё это устроила его жена в честь годовщины их свадьбы. Единственное, на что он не мог дать себе ответа, – так это откуда она взяла деньги. Ведь такое поздравление обошлось бы недёшево. Но всё-таки такое предположение всё больше и больше вреза́лось в сознание, ибо объяснить происходящее вокруг было сложно. В какой-то момент парень начал внимательно наблюдать за всеми в ожидании, что кто-то проколется и ненароком выдаст себя. Например, проскользнёт маленькая улыбка или кто-то отведёт от него глаза, чтобы не засмеяться. Но этого не происходило. Все внимательно слушали молитву и прославление из уст Дмитрия Олеговича.

«Вот-вот. Сейчас уже. Как только он закончит нести эту ахинею, то все выйдут из своих образов и всё закончится. Но Ленка? Как хорошо держится! Прямо как актриса. Может, она и помогла Юле замутить всё это? Скоро узнаем».

Саня ждал. Но ничего не происходило. И в конце концов он не выдержал, поднялся со своего места и со слезами на глазах, прикрывая рот ладонью, буквально выбежал из комнаты в ванную.

– Извините, – промычал он.

Включив в ванной воду на полную мощность, он начал истерично ржать от всего увиденного. Все в комнате сидели молча и недоумевали от того, что сейчас произошло. Больше всего в данной ситуации было жалко Юлю, так как она сидела с пунцовым цветом лица, готовая провалиться сквозь землю от стыда за своего мужа.

– Простите, – сказала она и вышла за Сашей, смех которого доносился из ванной.

– У тебя там всё хорошо, дорогой? – постучала она и с нескрываемым презрением поинтересовалась у супруга.

– Да, милая. Сейчас выхожу уже.

Открылась дверь. Вышел Саша с влажным лицом, но, увидев жену, не выдержал и снова расхохотался, скрывшись в ванной. Она от злости врезала кулаком в дверь, а потом вернулась к остальным гостям.

– Прошу прощения, – произнёс Саня, когда вернулся из ванной и занял своё место на стуле.

– Давайте продолжим, – рассеянно произнесла сестра Дмитрия Олеговича. – Насколько я понимаю, наш дорогой брат Максим подготовил небольшой материал по выбранной им теме, не так ли?

– Все верно. С вашего позволения я тоже попрошу благословения у любимого Господа и хочу попросить его вложить в мои уста Его Слово.

– Давайте поддержим Максима. Ведь это его первое выступление, – предложил пастор, и все зааплодировали.

Тут гость встал, взял в руки Писание с вложенными в него тетрадными листами, исписанными мелким почерком, и начал говорить дрожащим от волнения голосом:

– Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну. Эти слова Господь произнёс во время Нагорной проповеди, и они меня очень тронули, когда впервые услышал их. Ибо в буквальном смысле воспринял их как призыв. Закрыв глаза… – И он действительно закрыл глаза и, отложив книгу, уже возбуждённо продолжил: – … я представил себя там, среди тысяч человек, внимательно слушающих речь Христа, сидя в пятом ряду между мытарем и семьёй разорившегося торговца. Вокруг нас бегали голодные дети и выпрашивали еду, чем мешали слушать Сына Человеческого, и я мысленно осуждал их и родителей, которые не следили за ними, так как очень сильно злился из-за того, что отвлекают меня. Но вскоре устыдился своих мыслей и попросил прощения в молитве у Бога за них. И в этот момент Иисус как будто бы посмотрел на меня, и в этом взгляде, чистом и мягком, чувствовалось одобрение. Он как будто бы прочитал мои мысли и сказал: «Ты молодец, брат. Господь слышит тебя и благословляет на Своё Царствие». И это было настолько ясно и чётко понятно, что у меня не возникало никаких сомнений в истинности происходящего. Я возрадовался и улыбнулся, но, открыв глаза, мой взгляд пал на одного из Его учеников, которого звали Иуда Искариот…

В этот момент все гости смотрели с недоумением на выступавшего и не понимали, что вообще происходит. Даже приступ смеха Александра сменился какой-то тревогой, и он машинально начал оглядываться по сторонам в поиске опасных предметов, которые могли нанести вред в случае потери Максимом адекватного восприятия реальности. Он же тем временем становился всё более возбуждённым и как будто всё глубже уходил в свои фантазии, забывая, где сейчас находится и что от него здесь требуется. А требовалось от него одно – подготовить небольшой разбор местописания и потом обсудить его со всеми гостями с возможными примерами из жизни. Но то, что происходило в этот раз, кардинально отличалось от привычного регламента.

– Он сидел рядом с Христом и так же, как остальные, слушал Его, как преданный ученик, – продолжал Максим и посмотрел в этот момент на Сашу. – Ничто не выдавало в нём предателя и отступника. Острые черты загорелого лица, на котором прослеживались морщины, и борода с проседью были характерны для многих присутствующих. Но тем не менее это был он! Иуда! Иуда! – повысил голос он и, выдержав недолгую паузу, продолжил:

– Я пытался докричаться до Него! Учитель! Спаситель! Господи! Не верь ему! Сделай с ним, что говорил нам! Отсеки правую руку от себя и брось её! Умоляю! Прошу Тебя: не оставляй и не обрекай нас! – вопил Максим в истерике со слезами на глазах, а потом упал на пол и стал колотить кулаками по нему.

Все тут же подорвались со своих мест, подняли его на ноги и попытались успокоить, налив стакан воды для него.

– Пей, братец. Пей, – уговаривал его пастор. – Всё хорошо. Ты здесь, с нами, в полной безопасности. Не надо волноваться и беспокоиться. Господь слышит каждого из нас, и да дарует Он тебе покой и умиротворение в эту сложную минуту.

Дмитрий Олегович возложил на него руку, а девушки в этот момент вытирали слёзы с его лица. Лишь только Юля сидела как вкопанная, инстинктивно схватившись за живот, будто бы оберегая плод от потенциальной угрозы.

***

– Я искренне прошу прощения за это недоразумение, – хлопотала хозяйка перед гостями, которые столпились в коридоре, надевая верхнюю одежду и обувь перед уходом. – К сожалению, наш брат неправильно понял смысл нашего собрания.

– Простите меня, пожалуйста, если я кого-то напугал. Я ни в коем случае не хотел этого, – сказал Максим. – Позвольте мне в следующий раз исправиться. Я обещаю, что сделаю всё как надо.

– Думаю, что нам всем лучше отдохнуть сейчас, – предложил пастор, чтобы как-то снять напряжение, которое возникло после слов Максима.

Саша с Юлей молча вышли из подъезда и какое-то время шли погружённые в свои мысли. Только шум города немного отвлекал их от мрачных размышлений. К тому же Юля была ещё обижена на мужа после его приступа, но он, казалось, не чувствовал никакой вины за произошедшее. На самого Саню больше произвело впечатление сказанное выступавшим, чем само его поведение. Его взгляд буквально вызывал оцепенение, когда тот на него смотрел и говорил свою безумную речь. Нельзя сказать, что он был впечатлительным человеком, но вся эта ситуация вызывала, с одной стороны, чувство вины и стыда, а с другой – нарастающую тревогу, учитывая, что могла пострадать и жена.

– Я надеюсь, что больше ты к этим людям не пойдёшь, – внезапно проговорил супруг.

– А к каким мне людям ещё идти, Саш? Конечно, я испугалась не на шутку сегодня, но ничего же страшного не случилось всё-таки.

Тут её муж резко остановился прямо посреди лужи, которую даже не заметил, крепко схватил её за руку и, глядя прямо в глаза, проговорил:

– Пообещай мне, что больше ты никогда не пойдёшь на такие мероприятия!

– Мне больно, Саш! Отпусти, слышишь! Да что с тобой такое происходит?

– Ты не можешь так рисковать, не можешь! Понимаешь?! Это наш общий ребёнок! Нельзя же так рисковать, чёрт побери! Просто безумие какое-то! – буквально начал истерить он.

– Так! Успокойся, пожалуйста! Ты опять решил меня опозорить?! Только теперь на улице? Мало тебе было в квартире?! Что-то незаметно было твоих переживаний там. Ржал как мерин половину собрания, а теперь засуетился вдруг?

– Ну прости, пожалуйста! Даже не знаю, что на меня нашло, правда. Возможно, это какая-то защитная реакция была, или что-то вроде того. Но этот тип – полнейший неадекват! Как он вообще туда попал?

– Не знаю. Я впервые увидела его тогда на концерте, когда вышла на сцену. Ничего подозрительного в его поведении не было. Да и остальные вряд ли знали про то, что с ним может такое случиться. В противном случае вряд ли бы доверили выступать.

– Реально шабаш какой-то.

Чтобы сгладить неприятные ощущения после собрания, супруги зашли в кафе неподалёку от их дома. Саша решил взять себе пару бокалов пива, а Юля ограничилась безалкогольным коктейлем. Немного захмелев, парень решился на откровенный разговор:

– Скажи, Юль. Чем же он тебя так зацепил?

– Ты о чём сейчас? – удивилась жена.

– Ну этот пастор. Как его там? Дмитрий Олегович вроде бы.

– Ты что, ревнуешь, Саш? Господи боже мой! А я и думаю: что же тебя так несёт, когда завожу тему о церкви? А тут, оказывается, всё на поверхности лежит.

– Я видел, как ты на него смотришь. И в твоих глазах читается далеко не дружеская симпатия. Я видел-видел…

– Дорогой, ты пьян! Может, пойдём домой уже? Я сильно устала за сегодня.

– Ну он же тебе нравится? Ну признайся честно! – не унимался тот. – Конечно нравится. Уверенный такой. Харизматичный. Умеет красиво говорить. Не то, что я. Неудачник-инженер, который даже не может высказать своему начальнику, что о нём думает.