Читать онлайн Грохот ледника бесплатно

Часть 1. ИЛЛЮЗИЯ

Глава 1. Розы для любимой

Поезд из Москвы прибыл на Московский вокзал чётко по расписанию. Даниил Моденов ловко выпрыгнул из вагона на платформу. Четырёхнедельная командировка закончена, и он приехал домой. «Домой, домой» пела его душа, стучало молоточками в голове, пока он быстрым шагом шёл по платформе. Он запретил жене встречать его, и всё же высматривал её… а вдруг? Посмеявшись про себя такому факту, он почти бегом пробирался к выходу. «Не надо встречать меня на вокзале, милая, лучше жди меня дома», сказал он ей. Да, так лучше, встретится дома. Он знал, что она накроет стол, приоденется, и будет встречать его. Такая милая, такая любимая, такая желанная.

Даниил вышел на площадь Восстания и глубоко вздохнул. Вот он, любимый город, в разгар лета. Сейчас был поздний вечер, жара спала и воздух был напоён запахом раскалённого асфальта. Самым лучшим запахом! Запахом его родного города.

Сев в такси рядом с водителем, Даниил, улыбаясь, стал смотреть в окно. Как же он соскучился по своей Диане! Как же они любят друг друга! Как ему повезло в жизни, у него есть всё: обожаемая жена, любящие родители, хорошая работа, а вдруг он сейчас приедет домой, а Диана преподнесёт ему сюрприз, скажет, что беременна. Они так мечтают о ребёнке, если судьба даст ему ещё и это, он будет счастливейшим человеком на земле!

Таксист быстро гнал машину по вечернему городу. Да! Пусть едет быстрей, ведь дома ждёт Диана! Даниил достал телефон и позвонил ей:

– Любимая, я поймал машину и еду к тебе, я так соскучился!

Поговорив с женой, Даниил попросил таксиста остановиться у цветочного магазина.

– Хорошо, уважаемый! – сильно коверкая слова, ответил таксист.

Купив букет бордовых, почти чёрных роз, Даниил сел в машину обратно, пристёгиваться он не стал, мешали цветы. Ну вот, милая Диана опять будет его ругать за расточительство, ведь с деньгами в их доме не очень. Но ничего, ведь как бы она его не ругала за дорогие букеты, он то знает, что она обожает цветы и будет счастлива их получить. Даниил глубоко вдохнул запах роз и закрыл глаза.

Послышался вой скорой помощи. «Ну вот, – подумал Даниил, – кому-то плохо в такой чудесный вечер». Вой сирены всё приближался.

– Вай, вай, вай, – вдруг закричал водитель.

Даниил открыл глаза. Перед ним мелькнул проблесковый маячок, вой сирены стал нестерпимо громким, послышался грохот, и всё померкло….

Поздним летним вечером на перекрёстке огромного города валялись груды искореженного металла, несколько тел, и бордовые, почти чёрные розы, как будто напитавшие свой цвет из лужи крови, в которой они лежали.

Глава 2. Надежда

Диана измученная, бледная сидела в больничном коридоре. Вот уже несколько дней она и родители Даниила почти не покидали больницу. Слава богу, её драгоценный остался жив, но он в коме, в очень и очень тяжёлом состоянии, врачи не обнадёживают их. Но всё же, всё же она надеется и верит, верит, надеется и ждёт. Судьба не может быть так жестока, и отобрать единственного сына своих родителей и её обожаемого мужа.

Марина, мама Даниила, только что вернулась из церкви. Она сняла платок с внезапно поседевших волос и обняла Диану. Диана закрыла лицо руками и заплакала.

– Доктор, можно нам его увидеть хотя бы краешком глаза? – Марина поймала за рукав мимо проходящего врача.

– Я вам сотни раз говорил, что это запрещено, – устало сказал он. – Малейшая инфекция, и летальный исход. Наберетесь терпения, слишком большая кровопотеря. Радуйтесь, что Ваш сын жив, в отличие от молодого человека, которого везли в Скорой помощи. Сегодня его похоронили.

Марина замотала головой. Какое ей дело до другого молодого человека? Да, безусловно, это трагедия, но её она не касается, у неё своё горе. А того молодого человека, наверняка, есть кому оплакивать.

Диана вышла в туалет, чтобы умыться. В туалете у окна стоили две молодые медсестры, курили и разговаривали.

– Жалко, что из-за дежурства мы не попали на похороны к Василию, хороший реаниматолог был.

– Что ж делать, потом съездим на могилу, а после дежурства помянём.

– Ведь вызов был к какому-то самоубийце. Пусть бы себе умирал, раз ему так приспичило, так нет же родственники скорую вызвали.

– Ну что ты, Танечка, это ведь работа наша. Да и клиент был молодой парень. Его сегодня тоже похоронили.

– Добился своего, только с собой ещё несколько жизней взял.

– Во всё виноват «бомбила», Скорую на перекрестке не пропустил. Он тоже погиб, так что и наказывать некого.

– Слушай, мне рассказал Сашка, ну патологоанатом наш, что опознание этого парня таким интересным было. Приехала мамаша его и брат на дорогущей машине, семейка, видно, богатейшая, Сашка сказал, что лицо мамаши ему знакомое, может, звезда какая. Так вот она – дамочка вся такая из себя – больше двадцати пяти лет и не дашь, вся разодетая, вся в бриллиантах, после неё в морге ещё полдня духами пахло… Но на сына погибшего и не взглянула, трупу еще простыню с лица не откинули, а она уже закричала, что это её сын, и убежала за дверь. А братец покойного улыбнулся, представляешь? УЛЫБНУЛСЯ, и сказал, что это, действительно, его брат. Они сразу распорядились, чтобы ничего не гримировали, и тело в закрытый гроб положили, и вещей покойного им тоже не надо. Нет, Наташа, я всё понимаю, всё-таки труп после аварии, понятное дело, что покойный изуродован, но, чтобы вот так…. И от анализов крови они отказались, сказали, что точно это их сын и брат.

– Бывает всякое в жизни, что ж, пошли работать.

Глава 3. Не Он?

Прошло несколько недель томительного ожидания и бесконечных дежурств в больнице. Врачи, на счастье, давали уже более оптимистичные прогнозы.

В один из дней, Диана стояла в коридоре и смотрела на струи дождя, стекавшие по больничному окну.

– Диана! – услышала она.

Она резко развернулась, в дверях стоял врач Даниила.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, ваш муж пришёл в себя.

– О…, – только выдавила Диана, – как? я могу его увидеть?

– Только на несколько минут.

– Хоть на секунду!

– Не утомляйте его расспросами. Дело в том, что ….

– Что? – вскричала Диана и вцепилась в рукав доктора.

– По всей видимости, у него амнезия, то есть потеря памяти, он даже имени своего не вспомнил. Но, может, он вспомнит вас?

– Конечно, вспомнит! Я уверена!

– Ну, хорошо, пойдёмте. Только не волнуйте его!

Диана подошла к кровати и оторопела. На больничной койке лежал человек лишь отдалённо напоминавший ей мужа. Неужели за несколько недель болезни можно так измениться?

– Данечка, – позвала она его.

Но когда на неё внимательно посмотрели светло-серые, почти прозрачные глаза, Диану пробрала дрожь. Это не глаза Даниила. Но всё же она выдавила из себя:

– Ну, как ты?

Даниил внимательно вглядывался в неё, кто эта незнакомая девушка с бледным лицом и дрожащими губами, почему её привели к нему? Даниил отвернулся.

– Данечка, это я – Диана, твоя жена.

– Уходи, – услышала она совершенно незнакомый голос, глубокий, хриплый, – у меня не было жены. И почему меня все зовут Даниилом? Это не моё имя.

А спустя час в ординаторской, лечащий врач Даниила, объяснял Диане и родителям Даниила, что авария была очень серьезной, пациент был долго в коме, на грани жизни и смерти, с огромной кровопотерей. Поменялся цвет радужной оболочки глаз? Явление очень редкое, но вследствие травмы и нарушения гормонального фона это могло случится, так же, как и изменение голоса. А гормональные нарушения могла вызвать анорексия, пациент поступил к ним крайне истощённым, и сильная потеря веса осложняла лечение. Диана и Марина запротестовали, не может такого быть! Да, они не видели его месяц, но были постоянно на связи, Даниил не жаловался ни на что! «А что у него с наркотическими средствами? У него следы уколов на руках». «Вы с ума сошли?», – разом закричали родственники. Всё это крайне озадачило врача. «Давайте-ка сделаем экспертизу, возьмем анализ у отца, и у Даниила и выясним родство». Однако проведенный анализ подтвердил кровное родство отца и сына, и ничего не оставалось делать, как привыкать к новому Даниилу.

А сам Даниил пока находился в глубоко болезненном состоянии, его терзали боли, его ломало, крутило, мучило сознание, что он ничего не помнит, он отрицал всё, что ему говорили, он ощущал себя отдельно от тела, в которое его пытаются насильно впихнуть, поэтому предпочитал проваливаться в сон и ничего вокруг себя не видеть.

Глава 4. Завеса

– Ну вот пора и выписываться, вам придётся привыкать к новому Даниилу, помочь ему вспомнить свою жизнь, авария, несколько месяцев в больнице, реабилитация, это пройдет испытание для любой психики, – сказал врач, – лечение будем продолжать амбулаторно. И, возможно, понадобиться психиатр, преданорексичное состояние, порезы на руках, похожи на самоповреждение.

Врач пристально посмотрел на родственников. Истощение, самоповреждение, следы от уколов на руках, недавние зажившие переломы, наркотические средства в крови, а они утверждают, что до аварии их родственник был в полном порядке. Но если семья предпочитает это скрывать, чего ему лезть? Он своё дело сделал, пациента поставил на ноги.

– Принесите одежду, потому как в том, в чём он был на момент аварии, пришло в негодность. Я могу вам отдать только ремень.

– А обручальное кольцо? – спросила Дана.

– Извините, нам его привезли без кольца. Всё это очень странно, если бы не экспертиза, подтверждающая родство, но не переживайте, повода не верить достоверности экспертизы нету.

– Ума не приложу, – чуть позже Диана сказала Марине, – откуда у него ремень HUGO BOSS? В Москве что ли купил? На какие-деньги? Если верить врачу, ему на еду то денег не хватало.

В машине Даниил молчал. Кто эти люди, рядом с ним? Куда он едет? В больнице всё было привычно и знакомо, а другой жизни он не знает. За эти месяцы он так и не сроднился ни с Дианой, ни с отцом и матерью, чем больше они проявляли к нему сочувствия и внимания, тем больше раздражали его. Успокаивался он только тогда, когда оставался один в палате, пытался найти что-то знакомое в звуках музыки, в строчках книг, иногда что-то мелькало, но ничего конкретного. На сердце холодным кольцом свернулась змея, и словно впрыскивала в него свой яд. Он изо всех сил пытался не нахамить своим родственником, не запустить в стену принесенные ими контейнеры с едой, когда он слышал в коридоре их голоса, ему хотелось заползти под кровать, закрыться в туалете, только бы не ловить их сочувственные взгляды и не отвечать на бесконечные вопросы о его самочувствии. Их поцелуи, поглаживания по рукам вызывали болезненные судороги, слова любви и поддержки калёным железом жгли мозг. После их ухода, он почти ползком шёл в душ, чтобы смыть с себя все эти проявления заботы и любви, и только после обретал хоть какое-то равновесие.

Теперь его выписали из больницы, и это навязчивое внимание будет круглосуточным. И так он – Даниил Моденов, ему 25 лет, журналист, женат, и сейчас едет к себе домой, чтобы жить прежней счастливой жизнью, а на руках у него заживают шрамы самоубийцы… В ушах играла музыка, за окном проплывал унылый серый осенний город, рядом сидела чужая женщина, периодически дотрагивавшаяся до его руки. Открыть бы дверцу автомобиля, и головой об асфальт, лежать бы в грязной луже на дороге, и чтобы сверху еще прошел грузовик, чтобы наверняка…

А у Дианы на глазах наворачивались слёзы. Он совсем чужой, пустой, холодный, со злыми глазами. За всё это время ни одного доброго слова, ни одной ласки, ни одной улыбки, ничего, кроме ледяного взгляда. Стоило до него дотронуться, он ощетинивался, а руки сжимались в кулаки. А ещё он такой бледный с синяками под глазами, и такой страшно худой, просто скелет, обтянутый кожей, из-за страшной худобы он кажется выше, чем был, и лицо совсем другое, появились резкие скулы, заострился нос, отросли волосы и стали как будто темнее и даже стали слегка завиваться. От прежнего Даниила не осталось ничего, абсолютно чужой, незнакомый человек. Но ей надо проявить терпение, как сказал врач, он всё вспомнит, поправится и всё встанет на свои места.

– Ну вот мы и дома, – ласково сказала Диана.

– Это мой дом? Неужели мы здесь жили?

Змея вцепилась в сердце, подступила к горлу, сжала плотным кольцом. Накопленное раздражение начало выплёскиваться. Маленькая однокомнатная квартирка, с низкими потолками, которые с порога стали давить на него.

– Да это не квартира, а клетушка. Как здесь вообще можно жить? Это не мой дом, не мой район. В больнице и то было симпатичнее, чем здесь.

– Эту квартиру нам подарили твои родители, и мы здесь были очень счастливы!

– И что это за одежда? Она не моего размера, и как будто с китайского рынка.

У Дианы покатились слёзы,

– Ты сейчас сильно похудел. Мы купим тебе другую одежду, – тихо произнесла она и ушла на кухню.

– Лучше было бы мне сдохнуть, чем жить в этом аду.

Диана услышала, как хлопнула входная дверь.

– Куда ты? – выскочила она на лестницу.

Но услышала лишь звуки шагов внизу, чтобы не терять время, он даже не стал ждать лифт. Куда он? На улице дождь, он болен, ничего не помнит, заблудиться. Диана быстро надела плащ, захлопнула дверь и побежала на улицу.

Дэн, задыхаясь, стоял под холодным дождём, быстрый спуск по лестнице, нервный всплеск дались тяжело, сердце бешено колотилось, не хватало воздуха, болели сломанные рёбра. Что ему делать? Куда идти? Денег нет, документов тоже, в новом телефоне только номер Дианы и отца с матерью, а он не хочет их ни слышать, ни тем более видеть. Дождь ледяными иглами сёк лицо, серый двор с одинаковыми панельными домами, деревья, роняющие последние листья, припаркованные грязные машины всё начало кружится в странном танце, он проваливается в этот водоворот, в эту серость, в эту грязь… Вдруг кто-то его выдернул из этой пропасти, прижал к себе, и ему стало уже не так страшно, и не так холодно, он вдыхал запах волос, женского тела, сердцебиение понемногу приходило в норму, в глазах светлело.

– Пойдем домой, – услышал он шёпот Дианы, и ему впервые не захотелось отстраниться от неё.

В квартире он сел на краешек дивана, обнял себя руками, чтобы унять дрожь, значит это и есть его жизнь? Среди одинаковых домов, среди серых лиц, в чистой, но очень скромной однокомнатной квартире. Что делать? Как жить дальше? Диана будет его содержать или родители? Какой из него журналист? Двадцать пять лет, двадцать пять… и надо начинать всё сначала и никакой определенности.

Диана принесла полотенце, но не предложила ему помочь вытереть волосы и лицо, молча подала и ушла варить кофе. Что ж, он выпьет кофе, и постарается взять себя в руки, жаль, что к кофе нет сигареты. Стоп, почему сигарета? Даниил не курил никогда. Во рту появился привкус никотина, кажется, душу бы сейчас продал за одну затяжку.

– Фу, чего такой сладкий? – поморщился Дэн, отхлебнув из чашки.

– Как всегда, три ложки, – ответила Диана.

– Три? С ума сойти. С этого момента я кофе сам буду себе варить, ладно? Слушай, а сигареты у тебя нет?

– Откуда? Мы некурящие.

А через пару часов, не выдержав никотиновой ломки, Дэн спустился в магазин, пока Диана была в ванной.

– Ты что? – воскликнула она, увидев, что он закуривает на кухне.

– Мне кажется, что я очень даже курил. Во всяком случае, мимо табачной лавки я пройти не смог.

Сигареты и кофе, такое знакомое удовольствие…

Когда они впервые после больницы собрались ехать к врачу, Диана хотела сесть за руль, но Даниил почти силой отпихнул её от водительского сидения и сел сам. Конечно, он водил машину и раньше, но сейчас он нервный, агрессивный, город не помнит, и скорее всего правила дорожного движения тоже. Но Дэн, сунув в рот сигарету, включил навигатор и небрежно сказал:

– Нормально доедем, детка.

Детка? В его жаргоне никогда не было этого словечка. Что это за обращение? Как будто не к супруге, а…. Он резко дёрнул с места, подрезав кого-то, и понёсся вперёд.

– Дэн, ты так не ездил!

– А что? – удивился Дэн, и, увидев свободный ряд, резко вильнул влево.

– Аккуратнее, так и врезаться можно.

– Ладно тебе, не переживай, я в своей стихии. Машинка правда слабовата.

Диане пришлось привыкать к запаху сигарет, к резким словам и замечаниям, к отсутствию физической близости, Дэн не давал до себя даже дотронуться, спали они тоже порознь. В одну из первых ночей после больницы, Диана попыталась лечь с ним рядом, чтобы может хоть лаской напомнить о себе, Дэн уже спал, и она прислонилась к его острому плечу,

– Элла? – пробормотал он.

Какая Элла, что он бредит?

– Данечка, это я.

Дэн мигом проснулся, отпихнул Диану и вскочил с кровати.

– Никогда меня не трогай, – жёстко и холодно сказал он и ушёл на кухню. Диана уткнулась в подушку и расплакалась.

А через пару недель, почувствовав, что она больше не нужна ему, и даже мешает, Диана уехала к своим родителям, потому что жить рядом с новым Даниилом она не смогла. Слишком резкие и явные изменения в нём произошли Он изменился во всём: в мыслях, чувствах, вкусах, привычках, увлечениях. Он наотрез отказался от покупки ему обручального кольца, он сократил её имя с «Дианы» на «Дану», не стал возобновлять общение с прежними друзьями, попросил её больше не сопровождать его к врачам, и со всеми домашними делами прекрасно справлялся и без её помощи. И вообще вёл себя так, как будто всю жизнь жил один и не привык с кем-то считаться. Когда она объявила ему, что уезжает, он на прощанье лишь посмотрел на неё пустыми глазами и кивнул. Змея сжимала сердце холодными кольцами всё сильнее, и всё тяжелее было сдерживаться, какое счастье, что Диана уходит.

Рассказав об этом своей сестре, она услышала то, в чём боялась себе признаться:

– Ты что слепая? Это же не Дэн, – ответила Юлька, затягиваясь крепкой сигаретой.

– Не придумывай! И кто же это? И экспертиза подтвердила.

– А я почём знаю? – Юля равнодушно пожала плечами. – Экспертизе я не верю, а верю своим глазам. И этими глазами, я вижу, что это не Дэн. Что я Дэна не знала?

Глава 5. Потрясение

Даниил был рад, что наконец остался один без докучливого внимания и заботы. Он был полностью поглощён собой и своими ощущениями. Всё время думал, анализировал, и пытался разобраться в себе.

В этом доме всё ему было чужим. С фотографий на него смотрел чужой человек. Родители, жена, друзья ему тоже были чужими, он не понимал, что его могло с ними связывать. Ему рассказывали про его жизнь, про его характер, но ничего родного в этом не было. В зеркале отражался худой, страшный, бледный до синевы, незнакомый человек, и такой странный… брови, волосы, ресницы чёрные, а глаза совсем светлые, как будто выцветшие…

Можно было бы абсолютно всё списать на потерю памяти, но ведь тогда почему город ему чужим не казался? Всё свободное время, а его было предостаточно, Дэн катался по городу что-то искал, но что искал, он и сам не мог сказать. Он мог на машине без карты доехать до любой точки, на достопримечательности он не смотрел как на что-то новое, узнавал какие-то места. Особенно часто он ездил по Петроградскому району, он был до боли родным. Всё было знакомо и привычно: город, транспорт, магазины, а окружающие его люди, и он сам себе нет. Так что же случилось? ЧТО?

Диана уехала, и лишь иногда звонила, спросить, как он, но родители, конечно, в покое его не оставляли. Марина пришла в ужас от того, что Диана покинула его в такой трудный момент. Она умоляла его переехать к ним, но он ни в какую не соглашался. Марина уверяла, что он никогда не жил один. Странно, ему казалось, наоборот, что никогда ни с кем не жил. Тогда она каждый день стала приезжать к нему, и пришлось ему реже появляться дома, чтобы не сталкиваться с ней. Приехав вечером, он неизменно находил чисто убранную квартиру и приготовленную еду. Еда в основном шла в мусорное ведро, есть не хотелось, да и почему-то домашняя еда была совсем непривычна. Врачи твердили про усиленное питание, ему было недалеко до анорексии, но от одного вида продуктов тошнило и крутило. Марина часто плакала, звонила, приезжала, но всё было бесполезно, сын полностью закрылся от неё. Для неё было счастьем дозвониться до него хотя бы раз в два-три дня, чтобы услышать его незнакомый голос с неизменным «у меня всё прекрасно».

Звонки и чрезмерная забота родственников страшно раздражали Дэна, змея душила его, он еле сдерживался, чтобы не наорать на них, попросить не трогать его, оставить в покое. Нервный, дёрганый, он и сам не понимал, что именно его раздражало, приближалась зима, город одевался в праздничное убранство, но это ещё больше бесило его. Ему хотелось, чтобы кругом всё было серо, как у него на душе. Что его мучало, что терзало? Ведь говорят, что до аварии он был счастливым, позитивным человеком. И вот очередная бессонная ночь, когда Дэн пытается раздавить ком в горле сигаретным дымом, ветер воет, бросая в окно хлопья мокрого снега, тоска сжимает сердце, и вдруг прострел в голову: надо возрождаться, надо заняться каким-то делом, надо прекратить эти страдания неизвестной природы. Дэн включает свет и встаёт у зеркала. Проваливавшиеся щёки, заострённый нос, длинные волосы, острый кадык – это всё не он, а какой он тощий, это же уму не постижимо, как он ещё может ходить и не падать при таком весе. Кости, рёбра – выпирают, руки тонкие, видно, что когда-то были мышцы, но сейчас их нет, живот почти прилип к спине, отвратительное зрелище. Просто мальчик из немецкого концлагеря, хочется накормить и пожалеть. Дэн застёгивает толстовку и решительно открывает холодильник, мать постаралась насчёт еды. Он берёт контейнер, садится на стол, и не накладывая в тарелку, начинает есть. Поначалу еда плохо усваивается, но Дэн не сдаётся, понемногу увеличивая порции. И к его удивлению, он стал чувствовать себя лучше, меньше раздражаться, меньше кружится голова, обозначились ямочки не щеках, ожили глаза, ушла бледность, он уже не такой тощий, худой, конечно, но не болезненный. Дэн покупает гантели, прикручивает дома турник и начинает, по мере сил, физические упражнения. И поскольку он уже ощущает себя вполне здоровым, он не может себе больше позволить материально зависеть от родителей. С работы, на которой он работал до аварии, как закончился больничный, пришлось уволиться. Он не смог там работать, он ничего не понимал в журналистике и в написании статей. Кроме того, ему было неуютно в одежде прежнего Дэна, она была ему велика, а рубашки, пиджаки, джинсы, брюки ещё и коротки, как будто он был раньше полнее и ниже. Полнее, ладно, согласен, но почему ниже? Даниилу не позволяла гордость просить денег у родителей на смену гардероба, но надевая прежнее пальто или пуховик, он чувствовал, что как будто эта вещь с чужого плеча, не его. Внутри у него всё протестовало против этой одежды, не очень хорошего качества, да и стиль Дэна бы ему глубоко чуждым, поэтому эти месяцы он довольствовался очень малым, а хотелось одеваться хорошо. Он не понимал, откуда у него такие замашки, ведь они раньше с Дианой жили более чем скромно. Нет, надо начать зарабатывать самому, и ни от кого не зависеть. Вскоре выход нашёлся сам собой, Марина как-то упомянула, что он неплохо знает английский язык. Заглянув в книгу на английском языке, Дэн, действительно, убедился, что понимает всё, что там написано. И, несмотря на протесты родителей, он занялся переводами.

А начав зарабатывать, он вообще посчитал нужным полностью оградиться от семьи. Новый год предпочёл отпраздновать один, матери стал звонить раз в неделю тогда, когда сам считал нужным. Наконец то купил вещи по своему вкусу и размеру, состриг длинные волосы и сделал причёску, которая чрезвычайно ему шла (и это была не та прическа, что на фотографии прежнего Дэна, гладкие, зачёсанные назад волосы), когда, по его просьбе, ему сделали чёлку на глаза, он увидел в зеркале привычное отражение. В эти пару месяцев Дэн жил тихой, спокойной жизнью, родители, наконец, поняли, что не имеет смысла ему докучать, он был одинок, но ему было хорошо в своём одиночестве, да, память не спешила возвращаться, но когда-нибудь всё встанет на свои места.

Но однажды комфортное существование было нарушено. Дэн приехал в офис сдавать переводы. Он оформлял документы, когда услышал чей-то голос.

– Глеб!

Дэна как будто током прошибло.

– Да, – неожиданно отозвался он.

– В чём дело? – спросила его одна из сотрудниц, – звали не вас, ведь ваше имя Даниил?

– Извините, мне надо выйти, – ответил он и вышел из офиса.

В коридоре он прислонился спиной к стене и сполз на пол. Что в этом имени такого? Дэн сжал виски ладонями. Что за странная реакция?

– Что с вами? Вам плохо? – спросил, проходящая мимо женщина

– Да, но не беспокойтесь, сейчас пройдёт, – глухим голосом отозвался Дэн.

Он сидел, скорчившись на полу, не в силах подняться, Его трясло, тело покрылось испариной, а мысли в голове носились с бешеной скоростью.

– Даниил, Вам плохо? – спросила, вышедшая из офиса сотрудница. – Вызвать врача?

– Пожалуй, да….

– У вас не было никогда расстройства психики? – первым делом спросил врач. – Это не приступ шизофрении или эпилепсии, это последствия сильного нервного расстройства.

– Я не знаю, я ничего не знаю, возможно, – еле выдавил Дэн.

– Ну хорошо, хорошо, отдыхайте.

Врач сделал Дэну укол, и Дэн заснул, и во сне ему виделись образы каких-то людей, кто-то тянул к нему руки и звал «Глеб, Глеб». Мелькнули чьи-то волосы, кто-то прятался от него, кто-то, кого он не мог никак найти «Элла!», воскликнул он и проснулся, почти что подскочив на медицинской кушетке. Когда Марина вбежала в палату, увидела, что он сидит на кровати, привалившись к стенке, бледный с трясущимися руками.

– Кто такие Глеб и Элла? – спросил он сразу, даже не взглянув на мать.

Марина отрицательно покачала головой.

– Чёрт…. Забери меня отсюда, я хочу домой.

– Хорошо, если ты съездишь к своему врачу.

– Да, мне надо кое-что у него спросить.

– Даниил, проходи, – пригласил Дэна врач, – я очень обрадовался, когда ты вчера позвонил, мы давно с тобой не виделись.

– Я тоже хотел с вами повидаться, – ответил Дэн, садясь напротив врача.

– Ну, рассказывай, как ты себя чувствуешь, как твоя память? Что-нибудь вспомнил?

– Чувствую я себя вполне нормально. А с памятью до сих пор плохо. Но со мной творится что-то странное.

– Успокойся и расскажи мне всё по порядку, я смогу тебе помочь.

– У меня какое-то наваждение, мне кажется, что я не Даниил Моденов, это не моё имя. И вообще сейчас мне кажется в моей жизни всё чужим. Мне рассказывают, каким я был раньше, а мне кажется, что это был не я.

– Амнезия – странная болезнь. Тебе двадцать пять лет, ты не помнишь, как ты жил все эти годы. Это тяжело. Почти все пациенты, страдающие этой болезнью, говорят мне тоже самое, что и ты. Твоя память отключилась, и поэтому тебе кажется, что всё, что тебе говорят – неправда. Потому что ты сам не можешь этого подтвердить, и не можешь вспомнить эти факты.

– Мне все твердят, что я изменился. Я делаю всё не так, как раньше. До всего этого я был слишком положительный, идеальный даже, сейчас наоборот.

– Даниил, сейчас ты живёшь так, как тебе говорит подсознание и сердце. До этого ты жил разумом, ты в чём-то сдерживал себя, может быть, ты вёл себя не так, как тебе хотелось. Каждый человек ставит себе какие-то рамки и придерживается их. А ты все рамки, которые себе поставил, забыл, и все заученные манеры тоже. Ты ведёшь сейчас себя так, как тебе хочется, не сдерживаясь. Может, до аварии ты мечтал, подсознательно, конечно, быть таким Даниилом, какой ты сейчас. А тобой в данное время руководит подсознание.

– Был случай, когда я отозвался на другое имя. У меня в голове шумит, когда я его слышу. Мне кажется, что я не Даниил, мне кажется, что моё имя Глеб.

Врач с грохотом встал и заходил по кабинету.

– Вот что, Даниил, – сказал он, сделав ударение на имени, – тебя все признали: мать, отец, жена, друзья. Или ты думаешь, мать не узнает своего сына? Ты посмотри, как ты похож на своего отца! Если вас поставить рядом, никто не скажет, что вы чужие люди. Да и в экспертизе сомневаться не приходится. Даниил, или ты выбрасываешь весь свой бред из головы, или я начинаю тебе курс лечения. Лечение будет применяться к тебе, как к человеку с расстроенной психикой и раздвоением личности.

– Это у психиатра что ли? – спросил Дэн.

– Да. Ещё не хватало, сегодня ты скажешь, что ты Глеб, потом Борис, так и до Наполеона может дойти. Понимаешь, к чему я клоню?

– Понимаю, – сухо ответил Дэн.

– Я тебе пишу рецепт. Лекарство должно помочь тебе, – смягчился врач, – а если не поможет, то будем принимать более суровые меры. Через неделю придёшь ко мне. И Даниил, мой тебе совет. Ты сейчас, может быть, действительно не такой, как был раньше. Но на досуге подумай, если ты не Моденов Даниил, то кто, как ты мог оказать на его месте, и почему ты похож на отца, и где же настоящий Даниил. Всё, иди, буду ждать тебя.

Даниил вышел из больницы и сел в машину. Его колотило от злости, никто его не слышит. Он закурил и решительно поехал в сторону пригорода. Надо выместить свою злость бешеной ездой.

Серые, прозрачные глаза отражали дождь, бивший в лобовое стекло автомобиля. Как странно, как глупо и странно! Он пытается убежать от жизни, которую не знает, от прошлого, которое не помнит. Фильтр забытой сигареты обжог пальцы. Дэн вздрогнул и открыл окно. Дождь, обрадовавшись новому пространству, ринулся в салон автомобиля. Но Дэн, выкинув окурок, поднял стекло, преградив путь холодным струям. Да, так будет лучше. Лучше убежать от всех и попробовать начать всё с нуля. Хотя, наверное, в двадцать пять лет поздно переписывать всё заново. Но позади Дэна не было прошлого, а настоящее не слишком все проясняло. А будущее? А в будущем всё туманно. А пока есть трасса, дождь и сигареты. Вот и всё настоящее.

На обратном пути Дэн заехал в магазин. Ему столько раз внушали, что он не потреблял алкоголь, что он уверовал в это. Но теперь он стоял перед стойкой с коньяком и через секунду решительно положил бутылку в корзину. К чёрту сегодня все лекарства, сегодня он напьётся.

Попивая коньяк, Дэн щёлкал пультом от телевизора, пока на музыкальном канале его внимание не привлекла какая-то попсовая певичка. Она довольно эмоционально пела какую-то дрянь и танцевала в такт. «Яна», – пришло вдруг в голову Дэну, – «это Яна». Но какая Яна? Почему Яна? Вероятно, в прошлой жизни он знал творчество этой певицы, а может, даже слушал её песни. «Нет, слушать я это не мог. Может, Диана слушала?». В конце песни вылезла строка с именем певицы. «СТЕША» – прочитал он. Почему тогда Яна, если она СТЕША? Просто напомнила кого-то? Но клип закончился, начался другой, и Дэн выкинул это из головы, мало ли чего не привидится расстроенному мозгу.

С этих дней и началось опять метание, он снова почувствовал, что живёт под чужим именем и чужой жизнью, и эта тайна прижимала его к земле и не давала дышать спокойно. Снова всё свободное время было потрачено на поиски утраченного прошлого. Его периодически трясло как в лихорадке, он так напрягал свою память, что казалось, лопнет мозг. А ещё надо было быть внешне спокойным перед коллегами, чтобы они ничего не заподозрили, и перед родителями, чтобы они не волновались и лишний раз не приезжали, и чего доброго не стали уговаривать его лечь в больницу. Он хотел справится со всем сам, в одиночку. Так он и жил эти недели, внешне спокойный, холодный человек, а в душе страдания раненого тигра.

Глава 6. Шум в голове

– Я рада, что ты дома, и разрешил мне заехать, нам надо поговорить, – сказала Диана, заходя в дверь, – после твоей болезни, мы не виделись и почти не разговаривали. Марина говорила, что у тебя был приступ? Я волновалась.

Диана говорила быстро, не глядя на него, снимала сапоги, вешала пальто, было видно, что она нервничает

– Всё в порядке. Кофе будешь? – только спросил Дэн.

– Надеюсь, я не помешала? – спросила Диана, наконец пройдя на кухню и увидев на столе открытый ноутбук и кучу бумаг.

– Я работаю.

Наконец Диана заставила себя взглянуть на него, и поразилась внезапной перемене. Она зажмурилась, не узнав супруга, вновь открыла глаза, но ничего не изменилось. Дэн необычайно похорошел. Болезненная худоба прошла, конечно, вес ещё не мешало бы добрать, но он уже не выглядел измождённым скелетом, и цвет лица стал более здоровым. У неё перехватило дыхание, что послужило таким глобальным изменениям? Почему он стал другим? Цвет глаз ли изменил лицо почти до неузнаваемости, или новая причёска? Он стал таким привлекательным, совсем не похожим на прежнего Дэна, и гораздо красивее. И странно, худоба прошла, а ощущение, что он стал выше ростом осталось. Что-то здесь не так.

– Смотрю, что ты изменил причёску и стиль одежды. Меняешься на глазах, – выдавила она из себя, всё ещё сражённая произошедшими переменами.

– Мне так привычней.

Улыбка тоже была совсем другой. И на щеках как будто обозначились ямочки, бред какой-то. Откуда?

– Мне нравился твой прежний стиль.

– Знаешь, меня это волнует меньше всего, – усмехнулся Дэн и затянулся сигаретой.

– Коньяк? Ты что пил коньяк??? – вскрикнула Диана, увидев початую бутылку. – Но ты ведь никогда не пил! Да и нельзя тебе!!!

– А теперь пью и мне очень нравится.

– Что с тобой происходит? Нельзя так измениться из-за одного несчастного случая. Всё перевернулось с ног на голову. Смотрю на эту квартиру, и к горлу комок подкатывает. До катастрофы мы были с тобой счастливы. Все нам завидовали, ставили в пример, я была уверена, что моя половинка. Нам было так хорошо, мы хотели завести ребёнка. Всё было безоблачно, а теперь? Что с нами теперь?

– Нас больше нет, а возможно и не было. Очень хотелось бы доказательств, что произошла какая-то ошибка, но у меня их нет. Но я работаю над этим.

– Ведь раньше ты меня любил больше жизни.

– Детка, не вымаливай у меня любви или воспоминаний о ней, их нет.

У Дианы на глазах выступили слёзы, одним махом он перечеркнул всё счастливое прошлое.

– Так о чём ты хотела поговорить? – поднял бровь Дэн.

Откуда взялась эта ядовитая ухмылка? И поднятая бровь? Раньше он так не умел. Диана посмотрела в его ледяные, ничего не выражающие глаза, и почувствовала, как в её душе зарождается ненависть, Её захлестнули воспоминания о том, каким был её муж раньше. Вспоминалась его добрая улыбка, карие бархатные глаза, его губы, руки, взгляды, слова… а это человек, стоящий рядом с ней словно насмешка над всеми светлыми чувствами, какие у них были. Да, бесспорно внешность изменилась в лучшую сторону, а остальное… Она до дрожи возненавидела нового Дэна.

– Поговорить о разводе.

– Слава богу, я думал, что не дождусь. Я подпишу всё что нужно, давай быстрее решим этот вопрос, хоть сию минуту.

Диана закрыла лицо руками. Какое дело этому чужому человеку до её слёз, горестей, воспоминаний? Сколько бессонный дней и ночей она пережила, пока он был в коме, ночевала у дверей реанимационного отделения, и всё надеялась и ждала, что он поправится, пусть даже будет не совсем здоров, но будет с ней, она будет ухаживать за ним по гроб жизни, если будет нужно. А он выздоровел, смотрит на неё с презрением, дышит ненавистью, и только и жаждет с ней расстаться.

– Дана, слушай, мне надоели все эти пустые разговоры, каким я был и каким стал. Оставь меня в покое, ладно? Хочешь развода? Пожалуйста! Не хочешь меня больше видеть? Да ради бога! Я бы вас всех с удовольствием тоже больше не видел.

Диана вскочила, опрокинув стул, выбежала в прихожую, натянула сапоги, схватила пальто и выскочила за дверь, Дэн из кухни так и не вышел.

Развод был оформлен, слёзы и страдания матери и бывшей жены абсолютно не трогали Дэна. Он погрузился с головой в работу для того, чтобы осуществить все свои материальные потребности. Конечно, новую квартиру на переводах не заработаешь, но с другой стороны, здесь тесно, но одному вполне жить можно, возвращения сюда Дианы он не допустит. Марка автомобиля тоже не устраивала, но со временем он её поменяет. Он стал понемногу приводить своё тело спортом в норму, хорошо и к лицу одеваться… и ловить на себе восхищенные взгляды противоположного пола. Невольно стали проявляться улыбки, замашки, манеры красавчика-ловеласа, наглость, напор. Откуда? Дэн же был примерным мужем, чуть ли не со школьной скамьи был влюблен в Диану и никого вокруг не замечал. Но нового Дэна в выходные дни ноги несли в ночные клубы, там, в привычной для себя обстановке, он находил себе пару для совместного сопровождения. Первая девушка, с которой он провел ночь, напомнила ему давно забытое удовольствие «как будто снова девственность потерял», сказал он ей на утро, затем и это вошло в привычку. Дэн интуитивно чувствовал, что находится в своей стихии, и сейчас живёт, как подсказывает сердце (или подсознание, как сказал врач).

Глава 7. Свет в конце тоннеля

– Знаешь, Дэн, почему я спала с тобой? – спросила как-то одна девушка, с которой он провёл ночь.

– Не знаю, но, во всяком случае, надеюсь, что из-за симпатии ко мне.

– Да, конечно, но ты мне напомнил одного человека, ты похож на него, если мне не изменяет память, во всяком случае, глаза у него были абсолютно такие же, как и у тебя. Я когда-то с ним провела пару ночей. Да, тогда он мне глубоко запал в душу, хотя я не знала кто он, вообще ничего о нём не знала, кроме того, что он наркоман.

– Вот как? – насторожился Дэн.

– Мы с ним познакомились в клубе, нюхнули кокаин и поехал в отель. А потом он исчез, но у меня остался номер его сотового. Как-то потом я позвонила ему, а мне ответили, что Глеб умер. Наверное, от наркотиков.

– Глеб…, – прохрипел Дэн, – он умер… Расскажи мне всё, что ты знаешь.

– Что с тобой, Дэн? У тебя какой-то нездоровый интерес.

– Пожалуйста, детка, мне это очень нужно.

– Детка… он меня тоже называл деткой. В чём дело, Дэн? Я не понимаю твоего допроса. Зачем поднимать мёртвых из могилы?

Девушка начала одеваться.

– У тебя остался номер его телефона? Когда это было?

– Телефон я стёрла, он же умер. Дэн, обратись к врачу. По-моему, у тебя шизофрения.

С этими словами, девушка шумно удалилась.

«Неужели это был я?» – пульсировало в голове у Дэна. «Это был я», – но холодная волна разума тут же окатила его. Стоило ли верить словам этой шлюхи? Нет, не стоило. Хотя…это имя Глеб… А может? А вдруг? Нет, просто какой-то наркоман с серыми глазами похож на него. Но наркомана звали Глеб, наркомана, который умер. УМЕР. И настоящий Даниил Моденов тоже УМЕР, а перед этим попал в реанимацию, а может, тот сероглазый наркоман тоже перед смертью был в реанимации. Даже если … то что? Что из этого следует? Почему Даниил и тот Глеб похожи настолько, что их могли перепутать? Ерунда, такого не бывает. Фантастика. Ведь экспертиза чётко указала, что он – сын своего отца – Андрея, а у Андрея был всего один сын – Даниил. Или же ошибка молодости? Вдруг у него был ребенок, о котором он не знал? Даже если и так, то что из этого следует? Даниил после автокатастрофы был с соответствующими ранами, а наркоман, скорее всего, умер от передозировки. Тогда как же их можно было перепутать? Дэн, успокойся и не фантазируй. Но…, ведь до этого Дэн был кареглазый, а наркоман сероглазый. Да как же? О боже, нет, нет, всё ерунда. А вдруг наркоман умер не от передозировки? Вдруг он был в этой же аварии? Ведь… да! Точно! Ему говорили, что в таксиста въехала Скорая помощь, и там кто-то погиб. Предположим, везли в больницу этого наркомана после передозировки…и.... тогда…. Тогда…, а что тогда? Разве можно перепутать двух разных людей, ведь того парня, наверняка, опознали и тоже сделали всякие экспертизы? Не глупи, Дэн, НЕ ГЛУПИ. Ну подумай, Дэн, зачем же испытывать такие душевные муки из-за слов шлюхи из клуба. Может, она просто прихвастнула для красного словца, чтобы похвастаться своими подвигами. А ты, разумный человек, поверил и теперь мучаешься. Не бери в голову. Но это имя Глеб…, ведь она чётко назвала это имя… Водитель, который вёз Даниила с вокзала тоже умер, дело закрыто. Но надо будет всеми правдами и неправдами выведать, кто вторая жертва той аварии.

Дэн всё уговаривал себя и уговаривал, а из головы не выходил наркоман с серыми глазами и до странности родным именем Глеб. И тут вдруг его взгляд упал на запястья рук, он как будто увидел их впервые. На них белели шрамы, это были шрамы самоубийцы.

А через несколько дней Дэну еще раз пришлось убедиться, что он вовсе не тот, за кого его все принимают. Как-то с очередной своей подругой, Дэн поехал к ней на майские праздники на дачу. Днём они развлекались в постели, а вечером она потащила его к своим друзьям на шашлыки. Они пили водку, закусывая мясом, пока кто-то из компании не обратил внимания на лежащую гитару.

– Сейчас вы услышите, как играет будущий рок-музыкант!

И молодой человек весьма тривиально на трёх аккордах затренькал какую-то гитарную песню. Непопадание в ноты, фальшивое пение Дэну сильно резали слух, но других, видимо, это устраивало, так как все активно подпевали.

– Чего не поешь? – спросила его подруга.

– Песен не знаю, – ответил Дэн и опрокинул в себя рюмку.

Еще немного и он разобьет гитару об голову горе-музыканта, если тот не заткнётся. Наконец певец выдохся, Дэн вздохнул с облегчением, но тут гитару перехватил другой парень и запел ещё хуже.

– Может пойдем? – спросил он у своей подруги.

– Мясо еще не всё готово, давай посидим, так душевно поют.

– Ну да, – пробурчал Дэн

И вдруг очередной гитарист обратился к нему:

– Дэн, ты играешь? Твоя очередь! Мы хотим тебя послушать, а то ты всё молчишь. Или не в голосе?

– Я не играю. Да и не в голосе.

– Давай, мы тебя научим?

– Думаю, что три аккорда я возьму и без уроков.

– Тогда вперёд! Или слабо?

Дэну сунули в руки гитару. Какой-то внутренний инстинкт подсказал ему, как правильно взять гитару и зажать пальцы, ладно, чтоб от него отстали, он попробует сыграть на слух. Но как только Дэн извлёк из гитары первую ноту, как пальцы его побежали по струнам, и полилась музыка. Дэн, едва соображая, что он делает, запел. Сначала голос был тихим, как будто удивлённым, с трудом, вспоминающим давно забытую песню, но постепенно голос креп, наращивая темп, обретая силу и уверенность, слова сплетались в строки, слагались в стихи, чётко попадая в ноты. Дэн на эти минуты слился с гитарой, растворился с музыкой, пропал для всех, пальцы уверенно перебирали струны, голос сильный, с хрипотцой, озвучивал строки, всплывающие в памяти. Но вот песня закончилась, отыграв последний аккорд, он отложил гитару, вмиг протрезвев и тяжело дыша. Вокруг стояла звенящая тишина, только костёр весело потрескивал, не ведая, что творится в душе у Дэна

– Потрясающе, – наконец сказал кто-то, – какой голос!

– Ты что профессиональный музыкант? Чего тогда скромничал?

– Извините меня, – сказал Дэн, поднялся со скамьи

– Ты куда? – схватила его за руку девушка.

– Мне надо выйти, – высвобождая руку, ответил он.

Дэн вышел за ворота участка. Его опять трясло. Что же это такое? Как это может быть? Несмотря на поздний час, он набрал телефон матери.

– Да, сынок, – услышал он, – что-то случилось? Так поздно? Ты здоров?

– Привет, да, слушай…

Марина поникла, ни разу после болезни, он не назвал её «мамой», вечно обращение в никуда.

– Я когда-нибудь играл на гитаре или на каких-нибудь других инструментах?

– Нет, никогда, тебя не увлекала музыка, а что случилось?

– А петь? Умел я петь?

– Нет, у тебя не было ни голоса, ни слуха. Даниил. Что случилось?

– Всё понятно, – сказал Дэн и дал отбой.

Значит, он не Моденов Даниил. А кто? КТО? КТО? Почему его все признали, как Даниила? Что произошло? Как он оказался на его месте? Почему? Вопросы с навязчивой настойчивостью сверлили ему мозг. И не было ни одной ниточки, за которую можно было бы дёрнуть, чтобы начать распутывать этот сложный клубок. Так больше продолжаться не может. Дэн быстрым шагом пошёл за своей машиной, он возвращается в город.

Последующие дни Дэн всеми правдами и неправдами пытался выяснить имена всех участников той аварии. Дело оказалось достаточно сложным. В ГИБДД ничего не сказали, они знали только имена водителей, да и дело возбуждать не пришлось за смертью подозреваемого. В больнице тоже ничего не знали, ведь тот парень к ним не поступал, он погиб на месте, ну а в морге не стали поднимать бумаги, потому как Моденов Даниил не был родственником погибшего, и доверенностей при нём не было. Мать с отцом тоже не выясняли фамилии пострадавших. Мать смогла только сказать, что молодой парень, действительно был, и погиб на месте, и ещё передала разговор медсестёр, который услышала Диана в туалете, об опознании молодого человека.

Надежда оставалась только на патологоанатома, который производил опознание. Раз случай был неординарный, то, может, он что-то вспомнит? Через несколько дней хождений и осаждений морга, патологоанатома найти удалось. Сунув ему деньги, Дэн жадно стал выспрашивать:

– Ну не знаю. Я не помню уже, почти год прошёл. Да, парень был молодой, но мне больше его мамаша приглянулась, шикааарная блондинка, такая красавица, глаз не отвести! Да, и братец был, но мне он не запомнился, обычный. А мамаша…. Молодой человек, я же Вам сказал, не помню я как труп звали. Фамилии точно не помню, а имя, помню, что нетривиальное какое-то, как из кино: Глеб что ли какой-то, а может, и нет.

Дэн ничего не ответил, развернулся и ушёл. Глеб… всё-таки Глеб. Патологоанатом ухмыльнулся и пожал плечами «Странный какой-то, кого только тут не шляется», пробормотал он, убираю купюру во внутренний карман.

Глава 8. Возврат

Но память никак не возвращалась, а в душе была борьба между разумом и сердцем. За что он так страшно наказан? Почему врач у его родителей интересовался, не было ли у него амнезии раньше? «Не было», – ответили врачу. А если была? Может, тот наркоман тоже этим страдал и поэтому принимал наркотики и, может быть, покончил с собой. Дэн, ты опять за своё. Тебя же не тянет на наркотики. И где их взять, и где достать деньги, даже если бы тебя потянуло? Ведь не было же ломки. Но он же не знает, какова эта ломка. Может, она и была вначале, а он не знал, что это она. Ему же поначалу в больнице было очень плохо… Ещё бы ему в больнице было хорошо после автокатастрофы! Как же это узнать? Дэн подскочил на диване. Узнать, конечно! Врач… врач возьмёт у него кровь, и скажет, принимал ли он когда-нибудь наркотики. Он выберет хорошую клинику, и пусть его обследуют. Плевать, что это дорого. Он выкрутиться.

– Вам нужно пройти очень большой курс обследования, затем мы вам выдадим заключение. Это, естественно, всё анонимно. Если понадобиться, мы сможем провести курс лечения, – сказала Дэну кокетливая медсестричка в частной клинике.

– Я согласен, – ответил Дэн.

…Через пару недель ему в руки дали медицинское заключение. Но почему же он боится его раскрыть? Он так хотел этого, так ждал. Дэн, так и не раскрыв его, сел за руль, а отчёт бросил рядом.

Приехав домой, он не торопясь сварил себе кофе, затем забрался в кресло, закурил сигарету и открыл заключение. Его глаза забегали по строчкам…

… В недалёком прошлом сильнейший нервный срыв, затем потеря памяти вследствие мощного удара, отсюда вытекают обмороки и возможности в дальнейшем терять память…

Дэн закрыл глаз не в силах смотреть дальше. Значит, все его подозрения верны. Он взял себя в руки и продолжил чтение.

Ага, вот и наркотики, как внутривенно, так и через дыхательные пути, наркотическая зависимость. Расстройство психики, мощный удар, потеря памяти.

Перед Дэном на бумаге была вся его прошлая жизнь. Наркоман и псих. А ещё ему примерно двадцать два- двадцать три года, а не почти двадцать шесть. И цвет радужной оболочки его глаз никогда не менялся.

Дэн сжал голову руками, не в силах дальше читать. Какого чёрта, как они могли их перепутать? Он и выше Даниила, и младше по возрасту, овал лица, цвет глаз, форма губ, голос, фигура, всё другое. Ладно родственники, приняли желаемое за действительное, но врачи? Неужели и раньше анализы крови не показывали наличие наркотиков, а шрамы на запястьях ни о чём им не сказали? Да, лёгкая внешняя схожесть, одна группа крови, один отец на двоих, но неужели ничто не смутило?

Значит настоящий Даниил погиб в аварии, а он выживший чудом Глеб, наркоман и самоубийца с расстройством психики. Во всяком случае, спасибо той шлюхе из клуба (чёрт, как же её имя?), что она ему помогла. Что же делать? Куда бежать с этой информацией? Марине и Диане пока рано говорить, они вбили себе в голову, что он больной с навязчивыми мыслями, и ни за что не поверят выписке из частной клиники. Ладно, бог с ними, пусть пока живут иллюзиями. Но где-то в этом городе есть и настоящие родственники, как их найти? Патологоанатом сказал есть мать и брат, судя по всему люди богатые, вот откуда у него эта тяга к роскоши, а он то удивлялся…

Чёрт, кем же он всё-таки был в той жизни? Баловался наркотой от безделья в двадцать один год? А матери и брату видимо было всё равно, раз они не проводили экспертиз, впихнули в гроб и до свидания. Хотя понять их можно, кому нужен родственник – психованный наркоман, похоронили и забыли. Нет, чтобы не случилось в той жизни, чтобы он не узнал, он никогда не вернётся к наркотикам. Не даром ему какие-то сверхъестественные силы сохранили жизнь и таким чудодейственным способом избавили от наркотической зависимости. И надо будет набить татуировку, раз у него есть проблемы с памятью, мало ли что ещё случиться в этой жизни, хоть по татуировке опознают.

А пока он останется здесь, будет продолжать работать, ездить по городу, и возможно, какой-нибудь счастливый случай или встреча подтолкнёт его к раскрытию тайны, он чувствовал, что уже близок к этому.

– Даниил, знаю, что у тебя сейчас мало времени, и тебе вообще не до нас, но у меня очень большая просьба к тебе, – позвонила как-то ему Марина, – у твой бабушки, моей мамы, завтра ровно пять лет со дня смерти. Сам знаешь, отец не любит такие места, отвези меня, пожалуйста. Кладбище загородом, очень тяжело туда без машины добираться.

– Ладно, поехали, я заеду за тобой завтра

Да, конечно, он съездит, потратит свой выходной день, поможет ей, ведь Марина еще не знает, что её единственный сын погиб. Она пока находится в счастливом неведении предстоящего кошмара…

В машине они почти не разговаривали, Дэн сосредоточенно вёл машину, расстроенный потерянным выходным днём, ему пришлось перенести свидание с симпатичной девушкой, а Марина периодически смотрела на жёсткий профиль и не видела в нём ничего родного. Совсем чужой, недобрый, в незнакомой одежде, пахнущий дорогим парфюмом и сигаретами, и с такими холодными глазами.

Как только Дэн вошёл в ворота кладбища, он сразу понял, что в той жизни был здесь. Пока Марина покупала цветы, он прошёл немного вперёд. И вдруг в начале лета, увидел это кладбище зимой… он увидел белый гроб и толпу людей, правда, всё было в тумане. Дэн прислонился к чьему-то памятнику и закрыл глаза. «Бедный парень, как он будет жить?», «Всё видел, но такого…», – послышались ему голоса. Он увидел себя у белого гроба, он согнулся над телом бледной девушки, а потом его уводят, кто-то обнимает, просит держаться. Он пытается кинуться за гробом, но ему мешают, он царапает землю, пытаясь подавить рыдания и крики, а кругом плач, вой ветра, снег залепляет глаза, и над ухом чирикает маленькая птичка… Дэн почувствовал, как у него сжимается сердце, как ему хочется прыгнуть в чёрную яму, чтобы быть с ней. Дэна пошатнуло, и он открыл глаза. Ярко светило солнце, звенели птичьи голоса, пахло свежей зеленью, воздух был напоен запахами цветов и молодой листвы, а он стоял, держась за могильный камень, и видел вокруг себя сугробы и голые деревья. Он утопал в снегу, его пробирал промозглый холод, сырой снег падал на лицо, застилая глаза, а в груди разлилась жуткая боль, горло сдавило, что невозможно было дышать. А вот солнечный день, похоже весна, он сидит здесь за маленьким накрытым столиком, во рту вкус вина и сигарет, глаза жгут слёзы, ему хочется одного, раскопать землю и лечь рядом с ней… Дэн вдруг чувствует прикосновение мягких волос к своему лицу и нежный запах девичьего тела, «Глеб» – зовёт его женский голос. И вдруг его возвращают в реальность.

– Даниил, – затормошила нагнавшая его, Марина, – Что с тобой?

– Оставь меня, иди, я найду тебя, – прошептал он, едва держась на ногах.

– Я не могу тебя оставить, ты такой бледный, сынок.

– Уйди! – закричал он неожиданно.

Марина в ужасе отпрянула. А Дэн медленно, словно во сне, побрёл, туда, куда рвалось всё его существо, махнув рукой, чтоб она за ним не шла. Ноги чётко вели его в нужном направлении, и вот они подвели его к белому мраморному памятнику. Хорошо, что Марина не пошла за ним, иначе он бы сейчас ей всё выплеснул в лицо без всякой цензуры, обвинил бы во всём, наговорил бы ей такого, что ей самой захотелось бы прыгнуть в могилу…

Дэн, как подкошенный, рухнул на колени. Он прижался лбом к холодному камню, в горле застрял ком. Вот здесь и закончилась его жизнь, с этого места началась его медленная смерть, оборвавшаяся 21 июля. Демидова Эллочка… Девочка девятнадцати лет, погибшая от рук насильников и убийц в феврале прошлого года, умершая у него на руках, на руках своего любимого мужчины, не сумевшего её спасти. А год назад памятника ещё не было. Ему не надо было смотреть на фотографию, чтобы вспомнить каждую её чёрточку, увидеть, как наяву, её точёную фигурку, длинные волосы и огромные зелёные глаза, полные любви. Хотелось кричать, выть, плакать, грызть камень, разнести всё вокруг, Дэн сжимал кулаки с такой силой, что хрустели суставы, и он не мог их сразу разжать. «Она скончалась, скончалась, скончалась» – застучали молоточки в голове. Он поднял голову, всматриваясь в фотографию, она такая счастливая на ней, волосы распущены, как он любил, глаза смеются. Малышка моя, как же так? Дэн гладил фотографию, памятник, кто принёс тебе эти ужасные искусственные цветы? Я принесу тебе живые, спи, маленькая, спи….

Дэн сидел на земле, раскачиваясь из стороны в сторону, скрежеща зубами, он не понимал, как жить дальше, зачем жить дальше, ведь её нет и его тоже нет. Он не нужен ни матери, ни брату Вовке, где-то были друзья… но друг женат и кажется счастлив, подруга детства Яна… где она? Мелькнули воспоминания о попсовой певичке, не может быть, чтоб это она. Заброшен университет, потеряна жизнь, всё растворилось в наркотическом забвении. Прошёл год, всеми забыт и похоронен. Нет, он должен жить, должен! В память о ней, всем назло. Поднять голову, расправить плечи, всё вспомнить… а потом попытаться забыть и начать жизнь сначала.

Дэна внезапно осенило, его могила, то есть могила настоящего Даниила под его именем могла быть на этом же кладбище, скорее всего его похоронили недалеко от Эллочки, чтобы быть навечно рядом. Ему надо узнать свою фамилию, в голове что-то крутилось, но вспомнить не удавалось. Надо найти молодого парня с именем Глеб и датой смерти 21 июля. Дэн поднялся, у него затекли ноги, болели от судорожных сжиманий руки, кружилась голова, но он твердо пошёл искать место своего мнимого захоронения. Пару раз он проходил недалеко от Марины, убиравшейся на могиле матери, но на её вопросы, что он ищет, он лишь отмахивался.

Наконец он, как вкопанный остановился… «Волков Глеб Александрович, дата рождения 7 апреля 1986, дата смерти 21 июля 2007». Точно, Волков, друзья называли его Волк или по-английски Wolf. Так, значит он – Александрович? Андрей ничего не знает о сыне? Дэн усмехнулся, подумать только, он стоит на собственной могиле! Не каждому выпадает такой случай. Жаль, что памятник без фотографии, он бы взглянул на себя прежнего. Нет, надо поехать домой и всё обдумать, попытаться вспомнить. А потом пусть медицинская экспертиза докажет, что он и есть Волков Глеб Александрович, а потом суд установит факт нахождения его в живых. А потом пусть эксгумируют тело, лежащее в могиле под его именем и установят, кто здесь захоронен.

– Кто это? – услышал он голос Марины.

Дэн резко повернулся, и она отпрянула, увидев его взгляд, полный боли, сочувствия и скрытого ужаса. Затем, порывшись в кармане, он вытащил портмоне, достал оттуда деньги, и сунув их ей в руку, сказал охрипшим голосом:

– Извини, мне надо срочно уехать, вызови себе такси.

Дэн сжал кулаки, резко развернулся, и пошёл к выходу.

Часть 2. ПОГРУЖЕНИЕ

Глава 9. Прожигатель жизни

С кладбища он вышел другим человеком. Глеб принял решение, у него забурлила кровь, он ожил. Чувствовал он себя так, словно проснулся после долгого кошмарного сна. Его глаза отливали сталью, мускулы напряглись, заходили желваки. Впереди было столько дел! Сев в машину, Глеб надавил педаль газа до конца и помчался на квартиру Дэна.

Глеб на несколько дней заперся в квартире. Он отключил домашний и мобильный телефоны, не открывал дверь. Он начал мозговую атаку на память. И в голове потихоньку начало проясняться. Вспомнил он, конечно, не всё, но основная часть событий была восстановлена. Остались мелкие детали и штрихи, но и эти «дырочки» в памяти, он был уверен, со временем заполняться.

Ему девятнадцать, и такого самовлюбленного молодого подонка, как он, надо было ещё поискать. В глазах прыгают чёртики, на губах усмешка. От выпитого вина и одержанных побед кружится голова. Он улыбнулся, вспомнив восторженные девичьи глаза, смотрящие на него. И если бы не Ирина, его девушка, закатившая скандал, то, возможно, он назначил бы этой милашке свидание. Но Ира, отлучившаяся на пару минут, и затем увидевшая его танцующего с другой, разоралась, и чуть не оттаскала за волосы бедную девушку. Глебу пришлось увести Иру из клуба и довезти до дома. В машине она билась в истерике, а потом не хотела выходить из машины, и рвалась провести эту ночь с ним, но он не собирался оставаться с этой истеричкой, пусть сначала успокоиться. И, честно говоря, он вообще начал уставать от их отношений. Вернее, эта она считала, что у них отношения, а он просто развлекался, презирая все так называемые «отношения». Да и о какой любви и верности могла идти речь, если он так молод и хорош собой, а вокруг так много симпатичных девушек? Но Ира была влюблена, вцепилась в него мёртвой хваткой, не давала дышать, смотреть по сторонам, и в последнее время решила, что он – её собственность, дарила свои фотографии, какие-то дурацкие раздвоенные сердечки, которые он неизменно выбрасывал. А раз дело до этого дошло, то пора расставаться, повстречались и хватит. Тем более она его в последнее время стала очень раздражать, особенно её манера растягивать его имя «Глеееееб» и так противно, блея, тянуть букву «е». На часах только первый час ночи, давно он не приходил домой так рано. Ладно, в конце концов, иногда надо и поспать.

Но спать не хотелось. Он так давно не проводил ночь один, что упускать эту возможность, и убивать время сном было глупо. Войдя в свою комнату, Глеб взял пачку сигарет, и вышел на балкон. Дождь касался ледяными струями его лица, охлаждая радость от своих побед. В темноте замелькал красный огонёк, Глеб выпустил дым, но дождь тут же рассеял его. Он прищурил свои холодные, как лёд, глаза и посмотрел на рябую Луну, которая, светила своим тусклым больным осенним светом, как ни в чём ни бывало, и не обращала ни малейшего внимания на дождь. Но вдруг она исчезла, казалось, она испугалась холодных глаз Глеба. Глеб посмотрел вниз на темный асфальт, текший рекою, и чёрная прядь мокрых, чуть, вьющихся волос упала ему на лицо.

В груди нарастало чувство тоски. Глебу редко приходилось испытывать это чувство. Его всегда можно было заглушить алкоголем, или же рядом было ласковое женское тело, помогающее от всех болезней. Но сейчас он был один, и едкий вкус сигарет не помогал. Что так гложет его? Ведь у него не было никаких проблем: он был красив, богат, самовлюблён, а его природный шарм и обаяние покорял всех от мала до велика.

Глеб встряхнул головой, словно, выбросил все дурные мысли, вернулся в комнату и взял гитару. Вот она, единственная подруга, которая ему никогда не надоедает. И он тихонько запел сильным, чуть хриплым голосом, от которого все сходили с ума.

Володя открыл свои ярко голубые глаза и тут же зажмурился: солнце залило лучами его комнату. Вовка любил утро, а особенно субботнее утро, ведь хотя он и был отличником в своей спецшколе, но учиться не любил. Впереди были выходные, а значит, можно было целый день играть в компьютерные игры. Запев какую-то попсовую песенку, хотя ни слуха, ни голоса у него не наблюдалось, он вскочил с кровати и подбежал к окну. Желтые деревья и асфальт были еще мокрые от вчерашнего дождя, но солнце неумолимо било в тёплые, всегда веселые и добрые глаза Володи. Он улыбнулся солнцу, и на его пухлых щеках заиграли ямочки, которые так нравились людям. Его любили и жалели все: мама, врачи, преподаватели, – все, кроме брата. И Вовка любил всех, любил жизнь и радовался каждой минуте. Он был готов обнять весь мир…

Володя вбежал в столовую и увидел Глеба, который пил кофе и курил. В это радостное утро Володя, забыв обо всём, хотел броситься к брату, и поделиться своим жизнерадостным настроением. Но Глеб как всегда все испортил. Он, презрительно прищурив глаза, посмотрел сквозь сиреневый дым на Вову и сухо произнес:

– Помнишь анекдот про мальчика, который до сих пор ходит и улыбается?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Володя.

– Я говорю о том, что если с твоего лица стереть постоянную улыбку, то может быть оно будет чуть умнее. Как ты думаешь?

Володя захлопал длинными ресницами, и лицо у него стало таким несчастным, что Глеб почувствовал к нему жалость.

– Глеб, зачем же ты так? Что я тебе сделал?

– Вот именно – ничего. Если бы ты хоть что-нибудь сделал, я бы тебя зауважал.

Глеб сделал последнюю затяжку и потушил сигарету. Брат сильно раздражал его, хотя он прекрасно знал, что Вова страдает лёгкой степенью слабоумия, знал, что он от рождения такой жизнерадостный дебил, и уж Володя точно не виноват в своей болезни. Лёгкая форма дебилизма ограничивала ум, не давала развиваться, согласно возраста. И хотя слабоумие было очень мало выраженным, но всё же, это была болезнь, Володя стоял на учёте, имел форму инвалидности и мог учиться только в спецшколе. Глебу приходилось с детства заботиться о больном брате, но он считал, что Володя не настолько болен, чтобы не мог позаботиться о себе сам. Володя привык прятаться за спину Глеба и самостоятельно даже не пробовал решать свои проблемы. Это-то и являлось причиной раздражения, Глеб был готов помогать ему в каких-то сложных вопросах, но Володя вёл себя, как маленький ребёнок. И Глеб не упускал возможности подколоть или поиздеваться над братом, как не упустил бы возможность поиздеваться над любым слабым человеком.

Субботним вечером намечалась встреча с друзьями в баре, обычное сборище молодёжи: выпьют, пообщаются, потом, кто захочет, поедет в ночной клуб. Днём Глеб думал, что не поедет, но узнав, что Иру никто не поставил в курс дела о вечеринке (все ждали, что он и так её возьмёт с собой), он передумал. Но Ирина, чувствуя, что вечер субботы Глеб точно не проведёт дома, звонила и звонила, писала слезливые сообщения, так что, в конце концов, ему пришлось выключить и домашний и мобильный телефоны, и побыстрее уехать из дома, пока не начались звонки в домофон. Захватив по дороге своего лучшего друга Влада и его девушку Аллу, они втроём весело ввалились в бар. Их радостно приветствовали друзья, трясли руки, целовали, как будто они не виделись целую вечность, хотя со многими они встречались буквально накануне.

– Wolf, где же твоя вторая половина? – спросил кто-то.

Но Глеб лишь передёрнул плечами, продолжая приветствия. В субботу всегда собиралась большая компания, многие приводили свои знакомых, никто не был против, чем больше людей, тем интереснее, завязывалась дружба, у кого-то возникали отношения.

– Эллочка, ты знакома с Глебом? – вдруг донеслось до него. – Он – самый красивый парень нашего города!

Глеб обернулся на голос. На него равнодушно, немного прищурив зелёные глаза, смотрела девушка, она отрицательно качнула головой, от чего её тёмно-каштановые длинные волосы чуть встрепенулись и на лицо упала прядь. Она лёгким движением убрала локон и отвернулась к подруге. Глеба это задело, он привык, что на него смотрят с восхищением.

Наконец, перездоровавшись со всеми и заказав напитки, они уселись за стол и веселье продолжилось. Поскольку рядом не было надутого от обиды лица Ирины, Глеб смог себе позволить расслабиться и оказывать внимание девушкам, подливал напитки, иногда приобнимал, что-то шептал, но нет-нет, да поглядывал на Эллу. Элла не отказывалась от алкоголя, делала вид, что пила, а на самом деле просто мочила губы, отчего её бокал оставался почти полным. Но при этом она была весела, её не смущала незнакомая компания. Глебу нравилась её улыбка, сияющие глаза, нравилась фигура, она была в простой водолазке и джинсах, но при этом выглядела гораздо сексуальнее девчонок, которые светили ему в глаза открытыми декольте. Но вот только она не обращала на него никакого внимания, она гораздо охотнее общалась с другими. Такое с Глебом было впервые, ведь все девушки только радовались, когда получали от него хотя бы каплю внимания, и сейчас, видя, что он пришёл один, крутились вокруг него, как мухи возле варенья.

Глеб пил рюмку за рюмкой, не чувствуя опьянения, шутил в своей манере, флиртовал с девушками, но на душе почему-то было скребли кошки, ладно, он надеялся, что Элла составит им компанию в клубе, и тогда-то он и заставит её обратить на себя внимание. Но Глеб остался в проигрыше, такого фиаско ему ещё не приходилось испытывать. В клубе она отказалась с ним танцевать, предпочитая других, коктейль, купленный им для неё, она со смехом отдала одному из парней. А когда он, отчаявшись, попытался невзначай приобнять её, был награждён ледяным шёпотом:

– Убери руки, «самый красивый парень этого города».

После этого, Глеб не на шутку разозлился, он не привык к такому обращению, чуть ли не первый раз в жизни ему дали отпор. Он сам не понимал, почему это так задело его, Элла отказала, другая не откажет и будет висеть на его шее, но почему-то презрительный взгляд тёмно-зелёных глаз глубоко запал ему в душу. Глеб, ни с кем не попрощавшись, ушёл. Сев в машину, он набрал номер телефона Ирины.

– Глеб! – обрадовалась она. – А я тебе звоню, звоню…

– Я сейчас приеду, – оборвал он её.

– Господи, конечно! Я жду тебя, любимый. Родители как раз на даче.

– Ну, привет, – зайдя в квартиру, сказал Глеб.

– Где ты был? – между поцелуями шептала Ира. – Ты пил? С кем?

Глеб заткнул её рот поцелуем, на ходу раздел её и довольно грубо завалил на кровать, а сам не потрудился даже сбросить куртку. О её удовольствии он не заботился, удовлетворив свои потребности, он встал и закурив сигарету, сказав, что уходит. Ира вцепилась ему в руки, пыталась остановить словами и слезами, умоляла остаться на ночь, обещая ему миллион удовольствий, но всё было тщетно. Глеб был зол и хотел выпить, а Ира раздражала его своими мольбами и рыданиями. Пообещав, что скоро они увидятся, возможно, даже завтра, Глеб расцепил её руки. Ира в одном халате, не смотря на холодную осеннюю ночь, плелась за ним, пока он шёл до машины: «Глееееееб». Но Глеб не предложил ей ни куртку, ни тёплое слово, ни своё внимание. У автомобиля Ира вдруг накинулась на него и прижалась, уткнувшись в грудь.

– Не ломай комедию, я позвоню тебе, – ответил он, высвобождаясь.

Глеб небрежно выкинул окурок, сел за руль и уехал. У ближайшего к дому бара он остановился, он не помнил был ли дома алкоголь, а тут он точно напьётся.

Глеб открыл глаза и первое, что он увидел, был безупречный потолок. Он с трудом повернулся на бок, голова трещала. Глеб лежал в одежде на кровати в своей комнате. Он с большим усилием вспомнил, что, уже рано утром, выйдя из бара, бросив машину, он как-то добрёл до дома. Глеб сжал голову руками, но легче не стало. Но, к его счастью, он вскоре вновь впал в забытье.

Очнулся он от того, что кто-то его усиленно тряс, и знакомый голос орал в ухо:

– Рота подъем!

Глеб разлепил глаза и увидел улыбающуюся физиономию своего лучшего друга.

– Вставай! Мы сегодня с тобой в спортзал собирались.

– Может лучше в пивную? – прохрипел Глеб.

– О-о-о, кто-то, по-моему, вчера перебрал, – сказал Влад. – Ладно, я спасу тебя!

Влад скинул с плеча рюкзак и достал две бутылки пива.

– Спасибо тебе, добрый человек. Значит в спортзал ты и не собирался?

– У меня есть всё на всякий случай. И форма для спортзала, и пиво, если вдруг передумаем.

Глеб небрежно сбил крышку бутылки об угол тумбочки.

– Ты куда вчера слинял? К Ирине?

– Сначала к ней, а потом – в загул, – ответил Глеб,

– А- а- а, ну это серьезно, – протянул Влад, – завтра идёшь?

– Куда? – удивился Глеб.

– Доброе утро! Завтра понедельник. В универ, куда же ещё?

Глеб поперхнулся.

– Блин, у меня провалы в памяти. Точно, завтра понедельник, неожиданно.

– Я к тому, что, если идёшь, можешь захватишь своего друга и спасителя по пути? Очень ленно ехать на метро.

Глеб, похлопал себя по карману джинсов и извлек оттуда смятую пачку «Мальборо» и зажигалку. Из пачки выпала одна переломанная сигарета.

– У-у-у, Влад, поделись никотином.

Влад достал пачку дешёвых сигарет.

– Фу, ну ты и дерьмо куришь, – поморщился Глеб.

– Не хочешь – не кури, мне больше достанется, – обиделся Влад.

– Ладно, дай сюда. Заберу, конечно, только машину надо найти, я где-то её вчера бросил.

– Найдём! Не в первый раз.

– Пойду у матери в комнате поищу сигареты, курить это невозможно. А потом кофе, а может ещё пиво.

Они сидели на кухне и пили кофе, когда на кухне неожиданно появился Володя. Это было странно. Глеб давно установил правило, что, если у него кто-то в гостях, чтоб Володя без надобности и без стука не заходил. Но вот брат зашёл и даже без приглашения присел к ним за стол.

– Хай, Вовчик, – поприветствовал его Влад.

Вова хитро посмотрел на Глеба, затем на Влада.

– Ну, что случилось? – спросил Глеб, прекрасно зная этот взгляд.

– Я с девушкой познакомился и сегодня с ней встречаюсь, – выпалил Володя.

Глеб от неожиданности поперхнулся, а Володя гордо продолжал:

– Вчера вечером я пошел в гости к своему приятелю, а у его сестры была Вика, и сегодня мы с ней встречаемся в 7 часов у выхода из метро «Маяковская».

Дальше Володя что-то рассказывал, но Глеб его уже не слушал, так как в его голове созрел чудовищный план. Сейчас они с Владом отыщут автомобиль, а потом Глеб развлечётся, и отомстит всем и Ирке, и Вовке, и Элле.

В седьмом часу вечера, Глеб вышел из дома и сел в свою «Ауди». Его причёска напоминал причёску Володи, глаза закрывали темные очки. По пути он позвонил своей подруге.

– Яночка, привет, – сказал он, – у меня к тебе просьба. Позвони мне домой и скажи Володьке, что ты Вика, и что ваша встреча переносится на восемь вечера.

– Что ты опять задумал, Волк? – удивлённо спросила Яна.

– Не спрашивай меня, выполни просто мою просьбу.

– Ну хорошо. Только потом мне всё расскажешь

Ровно в семь часов Глеб был там, где должен был быть Володя.

– Привет, Володя, – услышал он.

– А, Вика, здравствуй, детка.

Вика заметила, что он был стройнее и выше, чем она его помнила, может дело в одежде? И голос был совсем другой, но она списала это на простуду, так как Глеб заявил ей, что он немного приболел. Но почему тогда у него и волосы немного другие, и форма рта, и челюсть у него была квадратной, а не округлой, даже ямочки на щеках, когда улыбался, были не такими? Наконец, Вика решила, что в прошлый раз недостаточно хорошо его рассмотрела.

Глеб усадил ее в машину.

– Но, Володя, ты ведь говорил, что не водишь автомобиль?!

– Да? Это я скромничал. Ну, поехали что ли куда-нибудь, детка, – предложил Глеб.

Вика прекрасно помнила, что её предупредили, что Володя не совсем нормальный молодой человек. Безобидный, добрый, но строить с ним отношения ей не рекомендовали. Да и встретиться она с ним решила из жалости. Но сейчас рядом с ней сидел абсолютно нормальный юноша. Может, друзья ошиблись на его счёт? Володя был сегодня совсем другим…, и таким он, естественно, нравился ей больше.

– Хорошо, поехали, только аккуратно, – сказала она, решив посмотреть, что будет дальше.

– Почему ты все время в тёмных очках? – спросила Вика.

– Чтобы не пугать тебя своими покрасневшими от болезни глазами.

Про себя же Глеб усмехнулся: если он снимет очки, то сходство с Володей пропадет окончательно.

В клубе, куда Глеб привез Вику, он начал действовать решительно. Пьяный угар и крепкое мартини сделали свое дело: Вика была совсем пьяна. Тогда уже Глеб без опаски снял очки, она уже все равно ничего не соображала. Во время медленного танца, Глеб прижал ее к себе и раздвинул ее губы своими губами. Все шло по плану. – Володя, я люблю тебя, – шептала совершенно пьяная Вика.

– Я тебя тоже, – говорил совершенно трезвый Глеб, хладнокровно целуя её.

Через час Глеб уже выехал из города, вскоре он нашёл небольшую лесную дорожку, и свернул на нее. За густыми елями он остановился.

– Иди сюда, – привлек он к себе едва соображающую девушку.

Прошло где-то около часа. Глеб курил и смотрел сквозь тёмное стекло на чёрный лес. Вика спала рядом, положив голову ему на колени. Все оказалось сложнее: она была девственницей, но с другой стороны, с этим же надо было когда-то расстаться, усмехнулся он и взглянул на часы, было около полуночи. Пора было ехать обратно. Его взгляд равнодушно скользнул по ней. Он откинул Вике сиденье, и переместил ее на него.

Въехав в город, Глеб остановился около обочины дороги.

– Вставай, – сказал он Вике и легонько её толкнул.

– Что случилось? – спросила еще не до конца протрезвевшая Вика.

– Я отвезу тебя домой. Где ты живешь? – сказал Глеб.

Вика назвала адрес, и он дернул с места. А она снова погрузилась в сон.

Глеб мягко остановился около её дома.

– Поднимайся, приехали.

– Что было? – спросила она.

– Распрощалась с невинностью, – хладнокровно произнес Глеб.

– Володя…, – Вика хотела обнять его, но он убрал её руку.

– В чём дело? – спросила она.

– Мы хорошо расслабились, а теперь до свидания, детка, – ответил Глеб.

– Но я ведь была девочкой?!

– Меня это не интересует, секс был по обоюдному согласию. Ты же совершеннолетняя? И я тебя не насиловал.

– Но ведь…, – Вика захлебнулась в слезах.

А когда она вышла из машины, он просто сказал: «пока» и уехал, а Вика осталась стоять у подъезда.

Уже в лифте, перед зеркалом, Глеб растрепал волосы в привычную причёску, а войдя в квартиру, он услышал рыдания. Володя сидел в гостиной в кресле и плакал.

– Чего рыдаем? – спросил Глеб, хотя ответ был очевиден.

– Она не пришла, – коротко ответил брат.

– Бывает, – закуривая ответил Глеб

– Глеб, а почему у тебя всё получается? У нас так много девушек было в гостях, и все к тебе.

– Просто я наглый и сволочь, – цинично сказал Глеб, – иди ложись, завтра на учёбу.

И Володя покорно поплелся к себе.

Утром, около половины десятого, когда до начала пары осталось две- три минуты, в аудиторию ввалились Глеб и Влад, со всех сторон посыпались приветствия. Здороваясь со всеми, они прошли в самый дальний угол аудитории. Глеб положил рюкзак на стол, а на него – голову.

– Смотрю, устал за выходные, – съехидничал Влад. – Ирина умотала?

– Пошла она к чёрту. Нет, это была не она.

В аудиторию вошла преподавательница.

– Здравствуйте, – сказала она, и сразу обратилась к Глебу, – молодой человек на задней парте, примите вертикальное положение.

Глеб скривился, но послушался. Влад фыркнул.

– Это фигня, – прошептал он, – вот на следующей паре зачёт будет.

– Какой зачёт?

– Мне нравится этот парень!

– А вчера ты напомнить не мог?

По проходу, полусогнувшись к ним приполз их друг Максим.

– Мужики, я к вам. Вы знали, что по международной экономике зачёт?

– Да, Влад всех оповестил, напомнил, предупредил.

– Я чего-то забил, так выходные было жалко тратить.

– Садись ко мне, готовится будем, у нас целый час, – ответил Глеб, доставая книгу.

Когда Глеб, забросив Влада, приехал домой. Вовка давно уже вернулся со своей учёбы.

– У тебя мобильный выключен, а тебе звонила Ира, – заявил он сразу, – она такая хорошая, даже со мной поговорила!

– И что же она тебе сказала? – спросил Глеб.

– Что вы уже давно вместе и очень любите друг друга. Это правда?

Глеб прищурил свои холодные глаза.

– Пусть это будет правдой, если ей так хочется, – равнодушно ответил он.

– Позвони ей, она говорит, что два дня не может до тебя дозвониться, – попросил Володя.

– Пусть ещё попробует. И не вмешивайся.

– Глеб, а познакомь меня с кем-нибудь.

– А больше тебе ничего не надо? Может, мне тебе ещё и бабу под тебя подложить?

Вовка покраснел.

– Давай сам, ладно?

Глеб сделал себе кофе и ушёл к себе, надо было подтянуть учёбу. А через час от курсовой работы его отвлёк телефонный звонок.

– Ну что, Волк, сделал своё чёрное дело? – услышал он голос Яны.

– Ты о чём? – спросил он.

– Ну как, ты меня просишь позвонить Володе, назваться Викой, перенести встречу… Ты обещал мне подробности.

– Ах, ты об этом, спасибо тебе! Всё получилось.

– Всё брату мстишь? Не надоело?

– Не пили меня, подруга.

– Ты знаешь я всегда на твоей стороне, но иногда твои поступки не подаются даже моему разуму. Ты обломал своему брату первое в его жизни свидание, да?

– Потерять девственность ему пока не грозит.

– Я так и поняла. Ладно, хрен с ним. Рассказывай, как у тебя дела?

Глеб улыбнулся. С Яной они дружили со школьной скамьи. Они вместе учились в обычной и музыкальной школах, у них были одни и те же увлечения. Оба властные, сильные, они понимали друг друга с полуслова, между ними не было никаких недомолвок. Какое-то время назад они попытались построить отношения, но поняли, что любовь может разрушить их дружбу навсегда, а без дружеской поддержки друг друга они себя не представляли. Поэтому на любви давно был поставлен крест, и осталась крепкая дружба, какой бы странной эта дружба ни казалась со стороны.

А буквально в следующие выходные Глеб снова увидел Эллу. Шумно праздновали день рождение девушки из их компании, и она пришла на праздник с подругой. А он – с Ирой, она тоже была приглашена, и отвязаться от неё не было никакой возможности. Он еще не сделал окончательный шаг для разрыва с ней, и она радостно висела на нём. Когда он поздравлял именинницу и целомудренно поцеловал ту в щёчку, Ира чуть ли не закатила скандал по этому поводу. Элла стояла неподалёку и всё видела, и Глебу было это неприятно. Он высказал Ире всё, что думает по поводу её навязчивости, сказал грубо, оттолкнув её от себя, и та заплакала. А веселье шло своим чередом, Ира проплакалась и стала снова к нему липнуть, он шутил, пел песни, не обращая внимания, что она постоянно или обнимает его, или сидит возле, как верный страж. Даже если он шёл курить на лестницу, она плелась за ним, хотя сама не курила. А вот Элла курила, изящными тонкими пальцами она держала длинную ментоловую сигарету, и соблазнительно пухлыми губами выдыхала дым. На Глеба – ноль внимания, и даже, когда он пел под гитару и все внимали ему, она не подходила, оставалась в стороне, болтала с кем-то или уходила на кухню, помочь хозяйке. За весь вечер Глеб и Элла не перебросились и парой слов, да и о чём было говорить? Элла презирала его, а при докучливом присутствии Ирины, ему нечего было ей сказать.

Но вот вечер завершается, компания редеет, кто- то побежал в надежде успеть на метро, кто-то пошёл ловить машину.

– Мы же поедем к тебе, да? – прижав Глеба в прихожей к стене, прошептала Ира. – Я родителям сказала, что не приду сегодня ночевать.

Мимо прошли Элла с подругой, направляясь к двери, они тоже собирались уходить. Элла скользнула по ним равнодушным взглядом, а вот её подруга, сказала:

– Пока, сладкая парочка. Не скучной вам ночи.

– Мы постараемся, – ответила Ира, пока девушки одевались.

Глеб грубо отстранил Иру, ей-богу, надоела. Когда за девушками захлопнулась дверь, он сказал:

– Я отвезу тебя домой, или хочешь оставайся здесь.

– Я хочу с тобой, к тебе!!!

– Не сегодня. У меня другие планы.

– Какие планы? Кто она? – завизжала Ира.

На крик выглянули из комнаты оставшиеся гости.

– Извините, – сказал Глеб, – Ирка перепила.

– Глеееееб, ну пожалуйста, – заныла Ира, по лицу текли слёзы, – не отталкивай меня. Я всё для тебя.

– Да не надо мне ничего. Всё, расстаёмся. Надоели твои истерики.

Ира, как подкошенная рухнула на колени, и обняла его ноги.

– Нет, нет!!!

Глеб попытался её поднять, но не вышло. Еще не хватало сцен, в комнате достаточно народу, зачем ему эти разборки? И он с силой вырвался, и, взяв свою куртку, покинул квартиру. Перепрыгивая через ступеньки, он бежал вниз, и только вслед слышал визгливый крик «Глеееееб», а затем хлопанье дверей соседей с угрозами вызвать полицию. Закурив сигарету и нажав на газ, Глеб скорее покинул двор, чтоб она не вздумала бежать за машиной. От ненормальной бабы всего можно было ожидать.

На ближайшей остановке он вдруг увидел одинокую фигурку, кутавшуюся в пальто, ветер трепал длинные волосы. Элла? Одна? Почему она здесь, прячется в уголке остановки автобуса, ведь общественный транспорт уже не ходит? Глеб резко сдал назад и затормозил, Элла испугалась и уже собиралась бежать, как он выскочил из машины.

– Элла! – окликнул он её и подошёл к ней. – Ты почему одна?

Элла облегчённо вздохнула.

– Напугал меня, чёрная машина, так резко затормозила…

Элла достала сигарету, Глеб помог ей прикурить.

– Ты вроде с подружкой уходила. Она дезертировалась?

– Приехал её парень, злой, как чёрт, они поругались, он её затолкал в машину, и они уехали. А я тут стою и не знаю, что делать, автобусы не ходят, машину ловить боюсь, вот, думаю, вернуться обратно, тихо посидеть на кухне до утра. Страшно злюсь на себя, что не уехала раньше на метро, а стала ждать парня своей подруги, он обещал отвезти.

– Моя развозка сгодится?

– Боюсь твоя девушка меня загрызёт, – рассмеялась Элла.

– Он не моя девушка. Повстречались и хватит.

– Она так не думает.

– Значит объясню по-другому. Пойдём, здесь холодно. Да не бойся ты, я не маньяк.

Он усадил Эллу в машину и сел за руль. Элла дула на замёрзшие пальцы, и Глеб прибавил температуру климат контроля.

– Прикольная машина у тебя. У отца взял?

– Нет у меня отца, это моя машина. Куда везти? Адрес давай.

Глеб в упор смотрел на Эллу, подняв бровь, и та слегка растерялась. Действительно, парень красивый, хорошо одет и такой уверенный за рулём дорогого автомобиля. Запинаясь, она назвала улицу, и Глеб погнал по ночному городу. Попросив включить музыку, Элла отвернулась, любуясь на ночную панораму, Глеб поглядывал на неё, на густые волосы, на фигурку в чёрном пальто, на чуть вздымающуюся от дыхания грудь.

– Кофе хочешь? – спросил он.

Она резко повернулась, и непослушная прядь упала ей на глаза.

– Хочешь затащить меня к себе?

– Мы вообще то едем в твою сторону, я живу в другом районе. И сразу предотвращая твои предположения скажу, что к тебе я тоже не напрашиваюсь.

– И не получится. Но в кафе, бар я тоже не пойду.

– Тогда наш выбор МакАвто. Устроит?

– Я же сказала, что не хочу.

– Ты сказала, что не хочешь идти в общественное место, про то, что ты против кофе в моей компании, ни слова не сказала.

Элла рассмеялась.

– Ладно, подловил. Я, действительно, замёрзла, и кофе не помешает.

– Чего ещё взять? – спросил Глеб, пока они стояли в очереди в МакАвто.

– Ночью есть бургеры?

– Можно и картошку тоже. Чем эта еда хуже той, которую сегодня предлагали на дне рождении?

Взяв два больших пакета и стаканы с кофе, Глеб отъехал на парковку.

– Ты умеешь есть БигМак не обляпавшись? – спросил он Эллу, доставая еду из пакетов и раскладывая на передней панели автомобиля.

Элла покачала головой.

– Тогда я спокоен, потому что тоже нет, – протягивая ей коробку с бургером, сказал Глеб. – В бардачке есть салфетки.

Элла открыла бардачок, оттуда выпала упаковка презервативов.

– Салфеток тут немного, в отличие от другого, – сказала она.

– Это стратегический запас.

Они ели бургеры, таскали из одного пакета картошку, пили кофе и смеялись. Потом Глеб довёз её до дома, мягко остановив машину, он спросил:

– Может оставишь свой телефон?

Элла отрицательно покачала головой.

– Ну тогда может я тебе оставлю? Вдруг понадобиться личная развозка или захочется поесть чего-нибудь вредного на ночь?

– Сегодня – это исключение. Я не хочу, чтобы твоя Ира или твоя будущая девушка меня убили. У меня большие планы на жизнь.

Элла улыбнулась и выскользнула из машины.

А Глеб, взяв ещё кофе, долго катался по городу, курил, слушал музыку и думал. Думал о том, что никто ещё ему так не нравился, как она. Её улыбка и глубокие зелёные глаза, её смех и рассыпанные по спине волосы и эта прядка на глазах. Сердце сжималось, лицо горело, да что это с ним? Ему было и плохо и хорошо одновременно, что-то сладко тянуло в груди, в первый раз за всю его жизнь.

На пороге квартиры его встретил испуганный Вовка.

– Глеб, где ты был? Тебя с ночи Ира ждёт, пришла плакала, теперь, наверное, уснула.

– Ты какого хрена её сюда пустил? – Глеб перешёл на злой шёпот, он был готов убить Володю.

– Но она же твоя девушка.

– Ты забыл правило? Никого, кроме Влада, к нам домой не пускать, если меня нет. Это Влад?

– Нет, конечно.

– Тогда почему?

Глеб жёстко стал отчитывать брата, а тот, понурив голову, плакал.

– А теперь я ухожу, она проснётся, скажи, что я уже в универе.

– Я так не могу сказать, – жалобно произнёс Вовка, – сегодня воскресенье.

– Чёрт, – ударил кулаком в стену Глеб.

Дверь приоткрылась, Ира вихрем вылетела из комнаты и бросилась к Глебу.

– Глеееееб! Где ты был всю ночь? Кто она?

– Володя, иди к себе, – приказал Глеб.

А через час Ира в истерике покинула квартиру, а Глеб собрал по дому оставленные ею вещи и с отвращением выкинул.

А вечером его снова потащило в ночной клуб. С собой он прихватил Яну, она обожала ночные клубы, и к тому же никогда не выносила ему мозг. В клубе было как всегда шумно, дымно, многолюдно. Музыка билась в стены, пытаясь вырваться наружу. Лазеры жгли глаза, и, казалось, просвечивали людей насквозь. Хорошенькие девушки опять искали приключений, хотя недостатка у них в этом не было. Пиво лилось вперемешку с коктейлями. Кто-то, видимо наивно верящий в свой талант к пению, отчаянно надрывался под караоке. Народ клубился, тусовался по уши в дыму. Людям, ставшим случайными соседями на одну ночь, было весело…

Закинув Яну, и приехав домой, Глеб попытался заснуть, но ничего не получилось, не помогли ни алкоголь, ни танцы, ни вторая бессонная ночь. Было четыре утра, перед глазами стояло лицо Эллы, спать не хотелось, хотелось поговорить.

– Алло, – недовольно прошипел на другом конце провода сонный голос Влада, – Ты когда охренеть то успел? Четыре часа утра.

– Я тебе, между прочим, звоню, не время спрашивать. У меня к тебе вопрос. Вопрос жизни и смерти, – спокойно произнес Глеб.

– В четыре утра? Ты в своём уме?

– Влад, приходи сейчас ко мне.

– Ты точно не в себе. В четыре утра????

– Ты что, служба точного времени: «четыре утра»? Ну и что?

– А учёба завтра? – заботливо спросил Влад.

– Без нас обойдётся.

– А пить будем? Ладно, сейчас приползу.

Влад повесил трубку. Глеб открыл окно, ему в лицо брызнули несколько капель дождя. Но он стоял у окна, как будто не чувствовал ни дождя, ни осеннего промозглого холода. Надо во всём разобраться. Надо понять, что с ним происходит. В квартиру резко позвонили, оборвав мысли Глеба. Глеб открыл дверь, ну, конечно же, там был сонный и, к тому же, мокрый Влад.

– Ты чего, прикинулся пингвином на Северном полюсе? – спросил он, войдя в столовую. – И так холод собачий, а тут окна на распашку. Коньяк доставай, профилактику от простуды будем делать.

Взяв коньяк, лимон и рюмки они перебрались в гостиную, и, не зажигая света, забрались с ногами в кресла, расставив всё на журнальном столике.

– Я с Ирой расстался.

– Не мудрено, ты её не любил. И если ты меня позвал только за тем, чтобы сообщить эту новость, я забираю бутылку с собой в качестве компенсации за прерванный сон, и отбываю.

Глеб медленно затянулся сигаретой, выпустив дым, он смотрел на него, пока тот не рассеялся. Только потом продолжил:

– Влад, как ты думаешь, какие у меня шансы с Эллой?

– Wolf! Зачем тебе Элла то? Дружище, ты меня пугаешь! Ночные разговоры в ночь на понедельник, вопросы про Эллу. В чём дело?

– Нравится она мне.

– Да неужели? – вскрикнул Влад.

Послышался звук открываемой двери, и в гостиную вошел сонный Володя.

– Глеб, ты чего шумишь? Ой, Влад, что ты тут делаешь?

Володя включил свет, и внимательно посмотрев на них, продолжил:

– Вы чего обалдели в понедельник ночью бухать? А? Вам же на учёбу завтра.

– Вов, будь другом, отвали, – сказал Глеб.

Володя обиделся, выключил свет и вышел из гостиной со словами:

– Потише, мне в школу завтра, то есть уже сегодня.

Как только за Володей хлопнула дверь, Влад сказал:

– Видимо, очень нравится, раз вызвал меня сюда под утро. Ну давай, рассказывай…

А потом появилась Маша, откуда, почему, никто не знал. Она просто появилась и всё, как налетевший внезапно вихрь. Как обычно, в субботу, они собирались с друзьями в баре, а Маша проводила вечер одна за стойкой, и увидев молодую компанию, она просто присоединилась к ним. И эта девушка с медными волосами собрала вокруг себя сразу всех парней. В незнакомой компании Маша была на удивление естественной, весёлой, до восхищения непринуждённой. Она себя вела, как чувствовала, как жила, да, она была своей в доску.

Глеб пришёл на встречу в надежде увидеть Эллу, но её сегодня не было, и ему было скучно, он уже думал покинуть компанию, как его заметила Маша. Она подсела к нему, навалившись на его руку очень пышной грудью, её волосы щекотали ему щёку и шею, руку жгло её очень горячее тело, она сексуально тянула коктейль через соломинку, и её пухлые губы блестели, а глаза горели. Смеялась она громко, заразительно, запрокинув голову назад, и при этом её густые волосы темной медью рассыпались по плечам. Девчонки из их компании были недовольны поведением незнакомой девушки, а парни плотоядно смотрели, и Глеб поменял своё решение уехать. После бара, они поехали в клуб, и там уже Маша разошлась вовсю, сексуально изгибаясь она прижималась к Глебу, провоцировала его, и сама потянулась за поцелуем, и Глеб не стал ей в этом отказывать, чёрные и медные волосы переплелись. Маша уже почти завалила его там, при всех. Они знали, что уже сегодня ночью будут вместе.

Вскоре они ускользнули из клуба и оказались у Глеба дома, в его комнате, в его постели… Нет, у Глеба еще никогда не было такой живой девчонки. Маша извивалась под ним, стонала, кусала его тело. Глеб ещё ни с кем не испытывал такого наслаждения. Маша была восхитительна. А за стеной плакал Володя, он всё слышал, и никак не мог уснуть.

Когда Глеб проснулся, в первую секунду подумал, что перепил вчера, так как всё в округе было рыжим. Потом он понял, что это всего лишь Машины волосы, она лежала у него на груди и спала как младенец. Глеб тихонько отодвинул её, положив её огненную голову на подушку, и сел на кровать. Что же Элла? Ведь только недавно он почувствовал что-то новое, ему казалось, что душа впервые вывернулась наизнанку, и вот он снова в постели, и не с той, о которой недавно грезил. Маша открыла свои всегда веселые серые глаза, зевнула и сказала:

– Ты – классный, иди ко мне.

Весь воскресный день Маша не выпускала его из постели, она терзала его так, что у него болели все мышцы, а на шее багровели засосы. Она вытворяла такое, что Глеб был не в силах остановиться. Лишь в понедельник, рано утром, они поднялись с постели – Глебу нужно было на учёбу.

– Кто ты? Откуда? – спросил у Маши Глеб, когда они пили кофе на кухне.

Маша так резко повернулась, что медные волосы взметнулись.

– Послушай, солнышко, я не буду отчитываться перед тобой. Если я провела с тобой время, это ещё ничего не значит.

Боже, сколько раз Глеб сам произносил эти слова, именно с такой интонацией! Как странно было слышать их из девичьих уст. Так или иначе, но Глеб больше не поднимал эту тему.

В течение завтрака Маша трещала без умолку, говорила, смеялась. А Глеб лишь смотрел на экзотичную красавицу, следил за полётом медных волос, пил кофе, курил и молчал.

– Ну ладно, котик, – вставая, сказала Маша, – я пошла, мне пора, как-нибудь увидимся.

– Может мне тебя подвезти на машине? Где ты живёшь?

– Я живу в подвале, и сама доберусь, – улыбнувшись, ответила Маша.

– А телефон в подвале есть?

– А где ты видел в подвале телефоны? Я тебе как-нибудь позвоню. Оставь мне номер своего сотового.

Маша, поцеловав его, исчезла.

– Как Маня? – было первое, что услышал Глеб от Влада, войдя в аудиторию.

– Прекрасно. Здравствуй, Влад.

– Привет. Как она, ну? – Влад ёрзал от нетерпения

Глеб зло посмотрел на него.

– Я же сказал, прекрасно.

– А меня Аллка заревновала, она мне сцену устроила. Хотя, чего ей волноваться? У тебя на шее, кстати, следы боевых ранений.

Глеб приподнял ворот куртки.

– Прекрасная рыжеволосая незнакомка взволновала сердце Wolfa? – обернулся к Глебу Макс.

– У тебя у самого слюнки текли, – ответил Глеб.

– А я и не скрываю – обиделся на грубый тон Глеба Макс.

– Не обижайся, и сядь ровно, я за тобой спрячусь, немного посплю.

Отсидев все пары, вернее почти отлежав, Глеб у своей машины столкнулся с Ирой. Она была нетрезва.

– Что у тебя с Машей? – набросилась она на него.

А ей то кто доложил? Хотя, конечно, свидетелей было много.

– Здравствуй, Ира, не скажу, что рад тебя видеть, – невозмутимо сказал Глеб.

– Глеееееб, я беременна, кроме тебя у меня никого не было.

Наглая ложь.

– Ты по этому поводу уже днём на стакане. Празднуешь?

– Я с горя. Нам надо пожениться меня убьют родители.

– Ну поехали к врачу, посмотрим, что там в тебе, кроме алкоголя.

– Я не поеду сейчас, я не готова.

Глеб хмыкнул, садясь в машину:

– Прощай, детка.

– Давай попробуем еще раз! Я для тебя всё сделаю, – заныла плача Ира, прижавшись к машине.

– Я тебе всё сказал, не хочу повторяться, будь добра, отойди от машины.

– Нам же было хорошо вместе!

– Кому как.

Ира вцепилась в дверцу автомобиля и закричала:

– А с твоей рыжеволосой шлюхой тебе лучше?

– Ты её совсем не знаешь, – спокойно ответил Глеб, закуривая.

– Зато ты её знаешь! Ну и как она в постели? Такая же огненная, как и её волосы? Глеб, ты любишь шлюх, таких, как твоя мамаша. Давай, продолжай! Сегодня одна, завтра другая, ты ведь так живешь, да?! Тебе неважно, что твоя рыжеволосая Машенька может быть валяется с кем-то сейчас в постели, тебе всё равно, ты ведь и её скоро бросишь. Она тебе не нужна, как и все мы. Я ненавижу тебя, Wolf! Ты слишком искусственный, ты как манекен: холодный, бесчувственный и неприступный. Будь ты проклят, Wolf, будь проклят!

– Ты закончила? До свидания, – Глеб захлопнул дверцу, чуть не прищемив ей пальцы.

«Глеееееб»… К машине тут же подскочили Алла и Влад, не успели они как следует усесться, как Глеб дёрнул с места.

– Где вы так долго ходите? – только спросил он.

А Ира осталась стоять один на один со своими слезами.

Глеб зашёл в подъезд своего дома, и услышал, что где-то очень громко играет музыка. А поднимаясь в лифте, он всё больше убеждался, что музыка звучит с его этажа. Двери лифта открылись, и он остолбенел. Его ровесник – Лёха из соседней квартиры – вынес магнитофон, на площадке танцевала Маша с бокалом в руках, а сосед ей прихлопывал и пританцовывал. На полу стояла пустая бутылка вина.

– А, Глебыч, – обрадовался он. – К тебе девушка пришла, а тебя нет, а братец дверь не открывает.

Молодец Вовка, усвоил урок. И Маша – молодец, не растерялась.

– Спасибо, что развлёк мою девушку, – бросил Глеб соседу, открывая дверь.

Лёша с завистью посмотрел на Глеба, он был некрасив и мучительно застенчив и страшно завидовал соседу, его внешности, его успеху у женщин, ведь они вереницами сюда ходят, завидовал и тому, что тот живёт в отдельной квартире, а не в двух комнатах коммуналки. Он с детства пытался подружиться с соседом, но ничего не выходило, Глеб дружить и брать его в свою компанию не желал. Лёха, вздохнув, убрал магнитофон и закрыл дверь.

– Привет, котик, наконец-то ты пришёл, а то твой сосед меня страшно утомил. Проходи, хочешь чего-нибудь выпить?

Глеб слегка удивился, что, во-первых, его приглашают в собственный дом, а, во-вторых, в собственном же доме предлагают «чего-нибудь выпить». Но Глеб решил, что, в принципе, странного ничего нет, если имеешь дело с Машей.

– Глеб! – высунулся из своей комнаты Володя. – Я никого не пускал, без тебя.

– Всё правильно сделал.

– Братику нальём?

– Ему нельзя.

Маша пожала плечами и танцуя пошла к бару.

Утром Глеб приехал на учёбу, хотя лучше бы ему этого не надо было делать. Перед его глазами полыхала серая пелена, а в голове что-то отчаянно стучало при малейшем движении, всё тело ломило, в общем, Глебу было не очень хорошо. Когда же Влад что-то заорал в знак приветствия, Глебу показалось, что на его бедную голову, по меньшей мере, обвалилась скала.

– Что с тобой, мой друг? – издевательски спросил Влад.

– Маша, – ответил Глеб, кладя голову на парту.

Голос преподавателя был почему-то сегодня особенно громким, свет слишком ярким, стул слишком жестким, голова почему-то тянулась к земле. Глеб уже крепко спал, когда кто-то его начал трясти. Он еле поднял голову, и несчастными глазами посмотрел на своего мучителя.

– Вставай, святой мученик. К тебе огненные волосы пришли, – сказал Макс.

– Ага, сколько времени?

– Уже перерыв.

– У меня, такое впечатление, Глебыч, что в институт ты ходишь исключительно для того, чтобы поспать. Дома то некогда. Бурная ночь с медными волосами?

– Подожди, кто пришел? Маша пришла?

– Если богиня огня так зовется, то это она. Ну, поверни ты голову!

Через секунду Маша сама подлетела к Глебу и взяла его за руку. Глеб медленно встал. Маша заметила жадный взгляд Макса, устремленный на её фигуру, затянутую в коротенькое платье и такое же коротенькое распахнутое пальто. Она ослепительно улыбнулась ему, потрепала его по щеке и сказала:

– Привет, Максик, я со дня нашего знакомства хотела тебя увидеть.

– О, богиня запомнила меня, – обрадовался Макс.

– Ещё бы тебя не запомнить! Ты ведь такой сексуальный.

Глеб сжал руку Маши и вывел ее из аудитории:

– Как ты вообще проникла в здание и нашла меня?

– Это секрет фирмы. Не сердись, котик, – нежным медовым голоском произнесла она.

– Я не сержусь, я сегодня ни на что не способен, даже на то, чтобы сердиться.

– Я всегда знала, что ты умница.

– Сегодня я в этом сомневаюсь.

Маша страстно прижалась к нему горячими губами, провела рукой по его ширинке, взглянула на него томными глазами, и походкой королевы пошла вперёд. А Глеб, несколько минут постоял на месте, успокаивая возникший огонь желания, и пошёл за ней.

А в субботу, Глеб взял Машу с собой, к друзьям. На вечеринке оказались и Ирка, и Элла. До Ирки ему не было никакого дела, а Элле – до него. Глеб пил больше, чем обычно, пытаясь не слышать блеяния Иры: «Глеееееб»…, не обращать внимания на презрение в глазах Эллы. Вся мужская половина снова крутилась вокруг Машки, и та была совсем не против, а Глеб всё посматривал на Эллу. Всё в тех же джинсах, совсем простой футболке, она была для него здесь самой красивой, волосы, глаза, улыбка… разве можно сравнить её с Машей? И ему было неловко, что он не один, с девицей, вульгарно одетой, вызывающе себя ведущей, и все знают, что сейчас они вместе. Ирка чуть ли не танцует стриптиз с каким-то парнем, пытаясь подражать Маше, но у неё выходит смешно и нелепо, на него что ли играет? Вот дура, не понимает, как жалко она выглядит, у Машки хоть всё естественно выходит. Глеб опрокинул в себя ещё одну рюмку, пора уходить, отвезёт Машку к себе, расслабиться, и постарается забыть и глаза Эллы, и блеяние Ирины.

Тем временем Маша подошла к нему, обняла за шею, Глеб ответил ей на поцелуй, и тут Ира не выдержала, подбежала к ним и, схватив Машу за волосы, стала оттаскивать её от него. Но Маша была девушкой неробкого десятка, она локтем ударила Иру, и та согнулась пополам. Терпение Глеба лопнуло, он, кажется ей всё сказал, но она всё равно продолжает портить ему жизнь и мешать развлекаться. Вся компания затихла, глядя на них, ещё не хватало, устраивать при всех разборки. Глеб попросила Машу подождать его, а сам грубо втолкнул Ирину в ванную комнату и закрыл дверь.

– Я кажется тебе сказал, всё, расстались, отстань от меня.

Ира рыдала, заикаясь.

– Я не могу, я люблю. Мне больно видеть тебя с другой. Глеееееб…

– Так не смотри. Что ты таскаешься за мной?

– Не бросай, – плакала она, пытаясь обнять.

Но Глеб оттолкнул её, она невыносимо его раздражала, и своим видом, и своими слезами, и своей любовью и вот этим вот «Глеееееб». Но она истерила, а за дверью друзья, и Маша, и Элла. Глеб, открыв кран с холодной водой, схватил её за шею и сунул голову под струю.

– Охлаждайся. И отстань от меня, забудь, похорони.

Выйдя из ванной, он взял Машу за руку, и заметив упрёк в глазах Эллы, покинул квартиру.

Глава 10. Мишурный мир

Сейчас, находясь в чужой квартире, всё еще живя чужой жизнью, Глеб вспоминал и думал. Прошло много времени, он пережил две катастрофы, и он мог смотреть на себя стороны. И сейчас, анализируя свои поступки, чаще всего низкие, паршивые поступки, Глеб не мог не вспомнить, что же было их первопричиной.

Мать Глеба и Володи была необыкновенной красоткой. И свою жизнь она решила прожить необычно и ярко. Ей было всего пятнадцать, когда она, сбежав от родителей из маленького городка, приехала в Петербург. Елену сопровождал семнадцатилетний парень, её страстный поклонник. Александр был готов бросить всё к ногам обожаемой им блондинки. Но блондинка хотела красивой жизни, а у него не было ничего. Единственное, что он мог, это привести её в дом своей тёти, которая жила в Петербурге. Леночка, скривив губы при виде шумной коммуналки, расположилась на тётином диване. Пока деваться ей всё равно было некуда, за стенами был огромный город, из которого можно было выжать соки. Саша брался за любую работу, выбивался из сил, лишь бы Леночка была им довольна, и лишь бы позволила ему дотрагиваться до себя. Саша принёс достаточно денег? Отлично, дорогой, спишь со мной. Что? Не удалось заработать? Спи на полу, милый, спокойной ночи.

Лена тоже время даром не теряла, ей надо было наладить контакты, и зацепиться в этом городе. В новой одежде, купленной у фарцовщиков, она выглядела потрясающе. У неё была отличная фигура, шикарные волосы и огромные голубые прозрачные глаза, прекрасные данные, для того чтобы стать проституткой при гостинице для иностранцев. Ублажать иностранцев, выпивать с ними, «стричь» с них валюту стало жизнью Лены, хотя Лена не гнушалась и советскими мужчинами, если они хорошо платили. Александр подозревал об этом, но он был слишком влюблён, и решил вырвать свою единственную из этого мира. А сделать это можно было только если у него будет достаточно средств. И пока Александр думал, где бы достать эти средства, Елена объявила ему о своей беременности.

Лена не была уверена, что это ребенок Александра, но он-то был в этом уверен, а это главное. И Александр понял, что настало время действовать. Лена очаровательно улыбнувшись, намекнула, что есть у неё на примете один японец… богатый, между прочим, денег и драгоценностей в номере у него и у его жены предостаточно, и если Саша решится то…, а если нет, то прости-прощай, и ребенка не будет.

Лена опоила доверчивого японца, и они обобрали его. Когда они пришли домой и посчитали куш, их радости не было предела. Саша был счастлив! Вот! Он осыпал свою женщину деньгами! И Лена в награду подарила ему такую ночь любви, что все соседи коммуналки не спали до утра, а бедная тётушка, находившаяся за занавеской, чуть не отправилась к праотцам. А с утра их арестовали.

Лена родила двойняшек уже в тюрьме. Ей было всего семнадцать, она была по -прежнему красива, срок ареста был совсем небольшой – Александр основную вину взял на себя – Елена не унывала.

Выйдя из тюрьмы, и сдав двойняшек тётке Александра, Лена вернулась к прежней профессии. Об Александре она вспомнила лишь единожды, когда в свидетельство о рождении детей надо было указать отчество, имена же мальчишкам подобрала тётка Александра, назвав их в честь своих любимых героев известного фильма Глеба Жиглова и Володи Шарапова. Тётя не раз просила Лену заняться младшим сыном, потому как он был не совсем здоров, и им нужно было заниматься. Но Елена пропускала просьбы мимо ушей.

Довольно скоро у Елены появился богатый любовник, он заставил бросить её свою профессию и снял ей квартиру. Своими детьми Лена по-прежнему не интересовалась, пересылала деньги, и считала это вполне достаточной заботой о сыновьях.

Детям было где-то около двух лет, когда тётушка умерла. И Лене пришлось задуматься о мальчиках. С интересом взглянув на них, она отметила, что они чрезвычайно хорошенькие, старший, вернее рожденный первым – Глеб был здоровым крепким малышом, Володя же был слабым и больным, ему требовалась особая забота и лечение. Этим Елена никак не хотела связывать себе руки. Что же было делать? Александр всё ещё был в тюрьме, своих родителей она давно забыла. И Лена сдала Глеба и Володю в детский дом. «Временно», – как сказала она.

Через какое-то время, она надоела богатому любовнику, и он, перестав оплачивать ей жильё, буквально выставил на улицу. Денег девушка не накопила, надо было как-то и где-то жить, а ещё посылать алименты в детский дом. Просидев ночь на вокзале, сторожа свою сумку с дорогими вещами, которые она сумела забрать, Лена в привокзальном журнале нашла адрес борделя и пошла туда, твёрдо решив, что надо как-то устраиваться и обзавестись своим жильём. Так она и заявила очередному богатому «папочке», мол, как хочешь, а мне нужно где-то жить. И, кстати, не где-нибудь: ей приглянулся старый Петроградский район. Любовник выкупил ей комнату в коммунальной квартире старого, но красивого дома. Конечно комната в коммуналке не предел её мечтаний, но Лена была довольна, у неё есть свой угол на Петроградской стороне, надо же с чего-то начинать! Очень быстро старушка по соседству преставилась, и Лена слезами и мольбами, обещаниями, что вернёт деньги (которые, конечно, не вернула) вынудила любовника выкупить ей эту комнату. Очень довольная обладательница двух больших комнат думала, что ей делать дальше. Соседи, претендовавшие также на комнату старушки, заявили, что Лена слишком быстро провернула сделку, и раз она одна, ей две большие комнаты ни к чему. Покусав губы, Лена поехала в детский дом и забрала своих сыновей, соседи поорали, но прикусили удила, оказывается у этой малолетней шлюхи два сына, один из которых на инвалидности… Лена потирала руки от злорадства, вот вам, соседушки, получите! Кое-как обставив одну комнату, наподобие детской (чтобы органы опеки не придрались), Лена наняла няню, в принципе, те же деньги, что она высылала в детский дом. Так Глеб и Володя оказались дома, немного напуганные переменами. Они жили с няней в одной комнате, мама – в другой, к маме нельзя, там постоянно чужие дяди… А соседи смеются и издеваются, называют их выродками, ублюдками и сыновьями шлюхи. Но вот один из шикарных мужчин увозит их мать в Америку, а её дети, как верные сторожа жилплощади, остаются в квартире, И Лена меняет им няню на женщину, готовую жить с детьми круглосуточно, квалификацию она не проверяет, ей это неважно, главное приемлемость по деньгам и возможность жить с ними. Эта няня жёсткая, злая, бывшая заключенная, позарившаяся на бесплатное жильё. Все деньги на содержание детей присваивает себе, Глеб и Вова полуголодные, запуганные, их так часто избивают, но бьют умело, чтобы особо не было видно синяков, в детский сад они не ходят, пожаловаться некому, соседи слепы. Глеб терпит молча, Вовка кричит, но он больной, и все привыкли к его крикам. В таком аду Глеб быстро приучается ухаживать за собой и Володей, пытается хоть как-то накормить себя и брата, и регулярно получает тумаки, оплеухи и издёвки. Когда им было лет по шесть, вернулась мать, одна из соседок рассказала, что творилось в её отсутствии, да и невооружённым глазом было всё видно: мальчики были крайне истощены, все в синяках и ожогах от потушенных о них сигарет. У Вовки на фоне стресса развилась эпилепсия. Елена хоть и была никудышной матерью, но, конечно, мимо такого пройти не могла. Она выгнала няню, и наняла другую, добрую пожилую женщину с медицинским образованием, и снова уехала. Новая няня активно занялась воспитанием мальчишек, с приходом этой женщины, жизнь их значительно улучшилась. Она отвела Глеба в первый класс отличной английской гимназии, определила Вовку с в спецшколу, вплотную занялась его здоровьем. В гимназии Глеб поначалу немного зажат и боится людей, до этого момента его общество составляли только детдомовские дети, потом соседи, злая нянька и слабоумный Вовка, его жизнь состояла из пинков, затрещин и насмешек, другой жизни он не видел и не знал. Но вот он оказывается за партой с весёлым пареньком Владиком, который, оказывается, живёт в соседнем доме тоже в коммунальной квартире, но у него есть настоящие мама и папа, он доволен жизнью и заражает своей веселостью и непосредственностью Глеба. Глеб раскрепощается, начинает улыбаться, учится смеяться и шутить. В школе над ним не издеваются, у него прекрасные оценки, а его внешность, особенно ямочки на щеках, приводят всех в восторг. Страхи уходят, в школе всё хорошо, дома тоже, они с братом больше не голодают, и няня не даёт их в обиду. Няня заметила музыкальность Глеба, и, взяв, разрешение у равнодушной Елены, оформляет мальчика в музыкальную школу, параллельно Глеб просится пойти на боевое самбо вместе с Владиком, после пережитых побоев он хочет уметь защищать себя и Вовку. Няня соглашается с доводами. А с Владиком Глеб сдружился, они вместе учились, ходили на борьбу, играли, гуляли, хулиганили, Глеб любил быть у него в гостях, хоть у них всего одна комната, зато они живут в ней все вместе и дружно.

Через три года приехала мама, шикарно одетая, сказочно красивая. Она переводила взгляд с Глеба на Вову, Вова стоял глаза в пол, вцепившись в брата, Глеб – красивый мальчик, надо же и не стесняясь смотрит ей в глаза. Они не знают о переменах в жизни матери. В Америке Елена занималась единственным делом, которым умела: работала в экскорт-услугах. Спасла Елену её необыкновенная красота, ею интересовались очень многие, но могли её позволить только богатые люди. И вот однажды её заказал знаменитый режиссёр. Елена настолько его заинтересовала, что он даже пригласил её на съемочную площадку. Поснимав её в фильмах «для взрослых», он попытался вывести её на большой экран, но особого киноактёрского таланта у девушки не было, у неё была только потрясающая внешность, и Елена стала актрисой низкопробных комедий и сериалов, и продолжала сниматься в эротических фильмах. Но папарацци всё равно не оставили её без своего докучливого внимания, покопавшись в недалёком прошлом прекрасной Элены Блеск, они объявили на весь мир, что она всего лишь русская проститутка и порноактриса, но, несмотря на это, ни кинорежиссёры, ни поклонники не отвернулись от неё, а скорее наоборот, этот факт возбуждал и будоражил кровь. Да и мало ли на сцене шлюх?

Лена теперь хорошо зарабатывала и даже могла считать себя богатой женщиной, особенно большие гонорары давали съёмки в рекламе, девушка была действительно нереальна красива и фотогенична, ещё и поклонники щедро одаривали её. Походкой королевы она прошла по квартире: одна комната пустовала, в двух остальных ещё были соседи, одни – пьяницы, а вторые рады уехать отсюда. И Лена начала действовать. Пьяницы удовлетворились небольшой суммой и продали ей свою площадь, вторые получили запрашиваемую сумму и тоже уехали. Теперь все пять комнат на Петроградской стороне с прекрасным видом на реку были в распоряжении Лены, осталось вывести тараканов и сделать ремонт. Целый год Лена моталась из Штатов в Петербург и обратно, в квартире толпились дизайнер, строители, отделочники, пыль, грязь, всё вверх дном. Вовка боялся шума, задыхался от строительного мусора, Глеб героически переживал это время, стараясь поменьше бывать дома. Из пятикомнатной квартира стала четырёхкомнатной, появилась кухня-столовая, четыре комнаты, два санузла. гардеробная. Глеб чувствовал, что грядут перемены, правда, не мог понять в какую сторону. Где-то через год, когда основной ремонт был завершён (Елена сделала из квартиры шедевр, сообразно своему вкусу и представлению о прекрасном, и жильё теперь походило на полутёмный дорогой бордель с баром), она позвала Глеба к себе.

– Дорогой мой, – надменно произнесла мама, – считаю, что пора нам отказаться от няни. Поскольку я работаю заграницей, Володя болен, придётся тебе всё взять в свои руки. Конечно, няня ещё будет вас навещать, помогать тебе, но жить вы будете одни. Учись, Глеб, присматривать за братом, и вся квартира тоже на тебе, тебя научат, как оплачивать счета, как нанимать людей, если нужен мелкий ремонт, куда обращаться, если что случится. Учись жить самостоятельно, сам готовить, убирать, сам распоряжаться деньгами. Да, о них можешь не беспокоиться, у тебя их будет предостаточно.

Глеб молча выслушало тираду, ему едва исполнилось 11 лет… Он согласился, да и что ему оставалось делать? Только поставил условие, что одна комната, та, что с маленьким балконом, будет только его, и отремонтируют её под его требования. Елена кивнула, сделка состоялась.

Итак, на этом детство Глеба закончилось, едва начавшись. Мать уехала, Глеб и Володя остались одни в громадной квартире, пахнущей свежим ремонтом. Няня плакала и, обнимая Глеба, предлагала жить с ними бесплатно, втайне от Лены, лишь бы не оставлять их одних. Глеб отказался, это его испытание, и он его выдержит. Няня учила его готовить и прибираться, учила ставить Володе уколы, писала целые инструкции с планом действия. Глеб всё впитывал и учился, но стал меньше смеяться, меньше бегать с Владом по стройкам, ведь приходя со школы, у него была уйма неотложных бытовых вопросов. Будучи ещё по сути ребёнком, он стал главой семьи, и заменил Володе и отца, и мать, и няню, и медсестру. Он взвалил на свои детские плечи непосильную ношу: содержание большой квартиры и воспитание олигофрена. Володя же нисколько не удивлялся ненормальной обстановке: он играл в игрушки, капризничал, со всеми своими детскими проблемами бежал к Глебу. И Вовка постепенно стал раздражать Глеба, потому что брат даже не делал попыток, чтобы что-то сделать или решить самому, не настолько он был болен, чтобы не смог этого, но тем не менее Глеб никогда не отказывал ему в помощи: лечил, ухаживал, помогал с уроками. Володя стал для него крестом, который нужно было нести. И сердце его постепенно одевалось в жесткий панцирь, как у любого ребенка, не имеющего нормального детства и слишком рано вступившего во взрослую жизнь.

Лена жила весело: камера, вечеринки, мужчины, шампанское рекой, в шикарной квартире на Петроградской стороне двое детей, и один из них прекрасно со всем справляется, и туда можно приехать в любой момент и знать, что там полный порядок. Глеб разделил территорию квартиры: у него комната, у Вовки, и у Лены, остальная площадь – общая, никто никому не мешает, и всех это вполне устроило. Своим сыновьям Лена отказывала только в одном: называть себя прилюдно «мамой», свой возраст признавать она не желала. Остального у них было всего полно: сколько угодно денег, у Глеба счет в банке, и деньги в сейфе дома, квартира в их распоряжении. Кстати сам дом практически очистили от коммуналок (осталось всего четыре), отреставрировали внешне, заменили старые коммуникации, поставили лифты, оградили территорию, поставили охрану, теперь дом был очень респектабельным и очень возрос в цене.

Глеб очень быстро повзрослел и освоился, поняв, что у него есть то, чего нет у других мальчиков их возраста: свобода и вседозволенность. В 15 лет он попросил у матери купить ему машину и поспособствовать в покупке водительских прав. Похвально, что мальчик хочет водить машину, это правильно, решила Лена, и из аэропорта её будет встречать, не надо заморачиваться с такси, и она приобрела ему автомобиль и сделала права. В 15 лет Глеб сел за руль: молодой, наглый, уверенный в себе, избалованный деньгами. Он уже вовсю курил, приводил девчонок, пробовал с Владькой алкоголь, которого дома было в избытке, но, правда, свои обязанности в отношении Вовки и содержании квартиры в полном порядке исполнял исправно. Кроме того, Глеб отчётливо понимал, что должен воспитать и выучить себя сам: английская гимназия дала знание языка, но он занимался ещё им дополнительно, оттачивал все нюансы, борьба и спортзал, куда он ходил вместе с Владом, сформировали тело и мышцы, силу и выносливость, умение постоять за себя, музыкальная школа развила усидчивость и слух, а голос у него был от природы. Свободная квартира и доступ к алкоголю дали им с Владом возможность устраивать весёлые вечеринки и набираться сексуального опыта, из худеньких мальчишек оба превратились в весьма привлекательных юношей, и им не составляло труда зажать какую-нибудь выпившую девчонку в одной из комнат и завалить её. Небрежно гоняя на дорогом автомобиле Глеба, соря деньгами, они собирали вокруг себя компании и очень весело проводили свободное время, впрочем, не забывая об учёбе.

А Елена вышла в Америке замуж за молодого киноактёра, украинского эмигранта, он был немногим старше её сыновей, был смазлив и очень амбициозен. Глебу и Володе он представлен не был, своего так называемого отчима, они никогда не видели, а возможно, что она даже забыла рассказать своему молодому мужу, что у неё есть дети. Но, приезжая в родной Петербург, Елена приводила домой любовников, изжить из себя проститутку она не могла.

Так они жили: Елена кривлялась перед камерой и осыпала молодого мужа вниманием и подарками, а в прекрасной квартире на Петроградке забывала, что была замужем; Глеб развлекался на полную катушку; А Володя любил мать и страдал, что её нет рядом.

Глебу и Володе было четырнадцать лет, когда объявился тот, кто по документам числился их отцом. Глеб был дома один: мать была в Америке, Володя в школе, а он прогуливал занятия. Глеб вообще то учился очень хорошо, но вот только в школу ходил нерегулярно, и посещал её только тогда, когда считал нужным. Учителя пытались его образумить, но всё было бесполезно. Глеб уже вкусил взрослую жизнь, он уже понял, что обладает исключительной привлекательностью, разбил немало сердец, и вообще ощущал себя звездой, поэтому был не управляем.

Когда в дверь позвонили, Глеб подумал, что это либо из школы, либо одна из его девчонок, и он открыл дверь. За порогом стоял незнакомый мужчина: короткостриженый, плохо одетый, худой.

– Здравствуйте. А здесь живёт Елена Волкова? – спросил он.

– Допустим, – прищурил глаза Глеб.

– А она дома?

– А вам она зачем?

– Я её старый знакомый, мне бы хотелось её увидеть.

– Думаю, что всех своих старых знакомых она позабыла ради новых. Ничем не могу помочь.

Глеб хотел закрыть дверь. Ну и вкусы у его матери! Небось, брошенный любовник пытается разыскать её, хотя, конечно, нищих любовников у матери Глеб никогда не видел, но, видимо, этим типом она не побрезговала.

– Подожди! А тебя случайно зовут не Глеб или, может, Володей?

Интересный оборот. Глеб взял сигареты и вышел на лестничную клетку.

– Курить будете? – спросил он.

– Не рано ли ты куришь?

– Вас это волновать не должно, – закуривая, сказал Глеб

– Как знать? Так что? Ты её сын? Володя или Глеб?

– Допустим, Глеб.

Глаза мужчины впились в него долгим взглядом.

– Вы на мне дыру сейчас протрёте.

– Прости, я просто все четырнадцать лет мечтал тебя увидеть. Меня зовут Александр. Я твой отец.

Александр протянул руки к Глебу, но Глеб не шелохнулся.

– Сыночек, – Александр попытался сам обнять его.

Глеб резко оттолкнул его и сказал:

– Руки уберите от меня. Какой вы мне отец? Мы с вами даже не похожи.

Глеб сказал правду, схожести не было совсем. Александр тоже это видел. Откуда его сын мог быть жгучим брюнетом, если они с Еленой блондины? И эта чуть смуглая кожа и чёрные, как смоль, брови над светло-серыми глазами. Нет, схожести не было ни на грамм. Но всё же Александр верил, что это его сын.

– Глеб, мы с твоей мамой были очень молоды, совершили ошибку. Мы расстались, когда она была беременна.

– Точнее загремела в тюрьму.

– Ты знаешь? Тем лучше. Я тоже оказался за решеткой. Потом кое-что случилось, и мне пришлось там задержаться надолго. Пока была жива моя тётка, у которой вы с братом первое время жили, она приезжала ко мне, рассказывала о вас, а потом её не стало, но я всё время помнил о вас, – в глазах Александра стояли слёзы.

– Как трогательно, – жёстко сказал Глеб

Александра пробрала дрожь. Взгляд Глеба был точно такой же, как у Елены: холодные светлые глаза без тени сочувствия. Вот уж точно истинный сын своей матери, беспощадный к людям и равнодушный ко всему…

– А где Володя?

– Здесь его сейчас нет.

– Я так хотел вас повидать.

– Повидали? До свидания.

Глеб развернулся и скрылся за дверью. Этот жалкий тип не мог быть его отцом, они слишком непохожи. Ну и мамаша у него! Родила неизвестно от кого, и записала в свидетельстве о рождении первого попавшегося!

Глеб так никогда и не узнал, что тот, кого он ни за что обидел, в этот день сильно напился, и его сбила машина. Насмерть. А Глеб даже не потрудился рассказать о его визите ни брату, ни матери.

А одного события Глеб не смог не забыть, ни простить Елене никогда. Глеб отмечал свой 16-ый день рождения у себя дома. Были приглашены самые близкие друзья, где-то около десяти человек.

Володя тоже был дома, поскольку это был и его день рождение, но в веселье он участия не принимал. Ему был выдан литр хорошего пива, пивные закуски, и он счастливый сидел у себя в комнате, наслаждаясь компьютерными играми и неизведанными ранее яствами. В самый разгар веселья, ближе к полуночи, в дверь позвонили. Разумно решив, что это соседи, которым надоел шум, Глеб нацепил улыбку и открыл дверь, готовясь задобрить соседей водкой и едой. Но за дверями стояла повеселевшая от шампанского Елена.

– Глеб, привет! У меня был корпоратив в Москве у одного богатого человека, и один из гостей предложил мне на его самолете прокатиться в Питер. У тебя вечеринка? В честь чего?

– Да так, день рождение.

– О, тогда я приехала очень кстати!

– Да уж, очень.

– У тебя гости? – прошептала Елена. – Отлично! Все вместе и отметим! Только не говори им, что я твоя мать, скажи, что кузина.

Лицо Глеба перекосило от злости, но делать было нечего. Елена ускользнула к себе в комнату, чтобы переодеться, а Глеб вернулся к гостям.

– Ну что? Соседи? – спросил его кто-то.

– Нет, нежданная гостья, – ответил он.

Скоро Елена вплыла в гостиную в потрясающем, дорогом платье, совершенно неуместном в обществе молодёжи. Из своих запасов она достала несколько бутылок элитного алкоголя.

– Я – Лена, кузина нашего именинника, – представилась она.

Глеб переглянулся с Владом, и в его глазах прочёл сочувствие. Ибо половина гостей знает, что Елена – мать Глеба и, понятное дело, не замедлит просветить в этом другую половину, которая этого ещё не знает.

– Ну что же вы? Давайте выпьем!!!

С голливудской улыбкой королевы бала Елена раздавала бокалы и стопки с напитками. И если бы Глеб не был на неё так озлоблен, он бы увидел, что она необыкновенно хороша сегодня. Молодые люди, которые были без подружек, моментом окружили Елену. Её полуооткрытый бюст, распущенные светлые волосы и манящий взгляд говорили многообещающе. Елена пила много и быстро, танцевала сексуально изгибаясь, прижимая поочередно к себе молодых людей. Каждому что-то горячо шептала на ухо, каждого ласкала руками и заглядывала в глаза. В свои тридцать с небольшим, отмечая шестнадцатилетие своих сыновей, эта женщина выглядела двадцатилетней девчонкой, распаляя всё больше и больше молодых самцов, некоторые из которых ещё даже не имели сексуального опыта.

У Елены был неисчерпаемый опыт, шарм и красота для того, чтобы гости мужского пола забыли об имениннике и сосредоточились на ней. С каждым часом эта зрелая красавица вела себя всё более расковано и откровенно. Увидев эти плотоядные губы, из которых вылетало прерывистое жаркое дыхание, голубые, горящие адским огнём глаза, даже подростку сложно было ошибиться в её желаниях и намерениях.

Двух, наиболее приглянувшихся ей молодых людей, она уже не выпускала из своих душистых объятий, все трое были достаточно пьяны и не обращали внимания на других участников вечеринки. Молодые люди гладили её обтянутые платьем бёдра, целовали шею и полуоткрытую грудь, а она заливалась звонким смехом и поощряла их действия.

Чувствуя, что его сейчас стошнит от увиденного, Глеб покинул гостиную. Не включая свет, он сел в столовой и обхватил голову руками. Через две минуты кто-то поставил перед ним бутылку.

– Выпей, дружище, – услышал он голос Влада.

– Глеб, мы с тобой, – сказала Яна и включила над баром подсветку.

– Я не пойду туда.

– А никто и не просит идти туда, Влад разливай. Давайте, напьёмся, друзья, – улыбнулась Яна.

– За что мне такой позор?

– Придётся тебе это пережить. Всё равно ты ничего не сделаешь, – сказала Яна.

В скором времени на кухню заглянули оставшиеся гости, кроме двух тех самых молодых людей.

– Мы пошли, там кажется, всё на мази. Мы – лишние, да и поздно уже.

Глеб с вызовом посмотрел на них, но ничего не ответил.

– Я вас провожу, – сказала Яна, – спасибо, что пришли.

Минут через десять из гостиной раздались недвусмысленные вздохи и стоны. Глеб побледнел, ему захотелось сжаться в маленькую точку, провалиться сквозь землю, исчезнуть, лишь бы не быть свидетелем этого. Даже перед самыми близкими друзьями ему было стыдно. Стыдно до тошноты.

– Извините, – вдруг на кухне появился заспанный Володя,– что там происходит?

– Тебе лучше не знать, – ответил Влад.

– Пойдемте отсюда, – сказал Глеб, вставая.

– Куда? – спросила Яна.

– Да какая разница? Куда-нибудь, лишь бы не оставаться здесь. Одевайтесь.

– А я? – спросил Володя.

Влад вопросительно посмотрел на Глеба.

– Одевайся и ты. Только быстро.

Они поехали в ночной клуб. Утром Глеб отправил Володю домой, Влад тоже попрощался. А Глеб с Яной посидели в кафе, подождав пока её родители не уедут на работу, а потом пошли к ней. Отоспавшись у Яны, Глеб ушёл до прихода её родителей. Они бы никак не одобрили наличие у себя дома, у своей пятнадцатилетней дочери, молодого человека. Выйдя на улицу, Глеб сел на первую попавшую скамейку. Идти было некуда. Номер в гостинице он не мог снять по причине своего несовершеннолетия, все близкие друзья были у него на дне рождении, а, значит, путь к ним был заказан. Переночевать у Влада не было возможности: в маленькой комнатке не было места. Глеб пересчитал деньги, после вчерашних посиделок в клубе, у него оставалось наличности всего ничего. Деньги же с банковского счета без подписи матери, он не мог снять также по причине несовершеннолетия. Ко всему прочему, у мобильного телефона сел заряд, а ни у кого из его знакомых этой новинки техники ещё не было. Тонкая кожаная куртка и летние ботинки, в которых впопыхах Глеб сбегал из дома, никак не подходили по сезону, было только начало апреля. Глеба начал пробирать озноб от холода. Что ж, сегодня он прогуляет последние средства, а там будь, что будет! И он с удовольствием, даже с каким-то мрачным наслаждением истратил в клубе всё до копейки.

После клуба он поехал в школу, чтобы поймать Володю до начала уроков. Свою школу, Глеб прогуливал.

– Ты меня напугал, – сказал Володя, когда Глеб появился у крыльца.

– Мать когда уедет?

– Не знаю, пока дома всё время, у неё отпуск. Она всё время болтает по телефону, пьёт шампанское и…

– Мне это не интересно.

– А чего ты не в школе? И третий день дома не появляешься? Тебя Влад искал, и Яна звонила несколько раз, мобильник у тебя не работает.

– У тебя деньги есть с собой?

– На обед и на проезд, – доставая кошелек, сказал Володя.

– Чёрт тебя дери. Дай на сигареты.

Глеб отсчитал чётко на пачку сигарет, остальное отдал.

– А чего ты дома не возьмешь?

– Сам догадайся. Слушай, может, дома в сейфе ты возьмёшь немного, и принесёшь мне? Я тебе код скажу.

– Не, давай ты сам. Я не полезу в твой сейф, а мне мама даст денег, если надо.

– Мне надо.

– Так приходи домой, или я у мамы для тебя попрошу.

– Хрен с тобой. Ничего не надо. Одну просьбу выполнишь? Когда мать уедет, позвони Яне или Владу.

– Хорошо. Если всё, я пошёл, у меня вот-вот урок начнётся. Так ты пока дома не появишься?

– Нет.

Пошёл мокрый снег, Глеб замёрз окончательно. Ладно, у него ещё есть машина. Отогревшись в автомобиле и куря последние сигареты, Глеб поехал кататься, пока

не закончился бензин. Проведя ночь в ледяной машине, Глеба стало мутить от голода, поскольку уже два дня он не только ничего не ел, но у него не было даже денег на питьевую воду, кроме того начиналась никотиновая ломка. Лежа на заднем сидении автомобиля и бесполезно кутаясь в тоненькую куртку, Глеб внимательно изучал потолок. Чёрт бы побрал этого бестолкового Володю, чёрт бы побрал эту Мессалину – его мать, будь проклят тот день, когда какой-то идиот не надел презерватив, и зачал его и Володю, а мать не сделала аборт. Но раз уж так распорядилась судьба, ему надо закончить школу, поступить в университет, открыть собственное дело, купить свою квартиру и уже ни от кого не зависеть. Вычеркнуть из жизни Елену, пусть обезьянничает и дальше на камеру, ему будет всё равно. А Володю он прокормит, от этого никуда не деться. При мысли о еде, горячем кофе и сигарете у Глеба на глазах выступили злобные слёзы, его не на шутку трясло от холода. Но денег не было, идти было некуда, и бесплатным в этом городе не было даже сыра в мышеловке.

В пятницу (а это был четвёртый день его скитаний), и третий день без еды, воды и сигарет, хотя, впрочем, пару-тройку сигарет ему удалось "стрельнуть" у прохожих, Глеб к концу уроков подошёл к своей школе, карауля Яну.

– Боже мой! Глеб!!! – кинулась она к нему на шею. – Я все телефоны оборвала! Влад ходил к тебе домой. Что с тобой?

– Всё хорошо. Пойдем к тебе, ты можешь угостить меня кофе?

– Блин, сегодня пятница, у меня уже мама дома… Но, пойдем, ты подождешь, я что-нибудь вынесу. Тебе плохо? Сколько ты не ел?

– Три дня. И сигарету, ладно?

Глеб сидел на пятом этаже, ожидая Яну, уже от того, что в подъезде было тепло, ему стало лучше. Наконец, она вышла с термосом и тарелкой.

– Волков, возвращайся домой, – сказала Яна, смотря на своего небритого друга, жующего бутерброд.

– Не пойду.

– А если она ещё месяц не уедет?

– Значит ещё месяц буду болтаться. Тем более апрель на дворе, скоро потеплеет.

– Почему ты не попросишь Володю, чтобы он принёс тебе денег и одежду потеплее?

– Вовка – идиот, он даже с этим простым заданием не справиться.

– Где ты жил всё это время?

– В машине.

– Хорошо хоть бензина хватило.

– Угу, на первый день.

– Ты всё это время жил в холодной машине? Глеб, на улице "минус"?! Почему ты не пришёл ко мне?

– Потому что с утра ты в школе, а вечером с родителями. У тебя же нормальные родители. Они думают о тебе.

– Ты в школу в понедельник собираешься? Я там наврала, что ты болеешь.

– Не знаю, если Елена уедет, то приду. А так куда я в таком виде?

– Ты заканчивай это дело. Старшая школа, четверть последняя. Нам с тобой ещё в Консерваторию поступать.

– Нет, я передумал. Я, пожалуй, с Владом на экономический, в университет пойду.

– Что???? Но Глеб, у тебя же необыкновенный музыкальный талант! Мы же с тобой мечтали вместе закончить Консерваторию, покорить весь мир серьёзной музыкой! Ты хотел заняться классическим роком?!

– Хотел, только пока не станешь знаменитым (и то, если станешь) денег не заработаешь. А до этого времени я не хочу жить за счет Лены. Я выучусь на экономическом, открою своё дело и забуду про Лену навсегда. Кроме того, мне до конца своих дней надо ещё тащить за собой Володьку, чтобы он тоже не жил за её счёт. А она пусть на старости лет гуляет по мужикам, а то, что у неё были когда-то сыновья, ей придётся забыть. Когда-нибудь она станет старой и никому не нужной ни на экране, ни в жизни, и это будет моя месть. Так что, извини, подруга, я поступаю на экономический, а музыка останется как хобби.

– Это ты всё придумал в эти дни?

– Да, я всё для себя решил, и ты меня не отговоришь.

– Но это же была твоя заветная мечта: всерьез заняться музыкой, и преподы из музыкальной школы прочили тебе большое будущее, ты мог свою месть осуществить и с помощью музыкальной карьеры, – сделала последнюю попытку Яна.

– Яна, ты меня слышишь? Я не могу ждать десятки лет. Мечту о музыкальной карьере действия Елены разбили навсегда. Мне нельзя терять ни года, поэтому я буду поступать на экономический.

– Тогда тем более тебе нужно заканчивать прогулы и возвращаться в школу.

– Как только Елена уедет…

Елена уехала ещё через два дня. Глеб провёл эти два дня в автомобиле, правда Яна принесла ему шерстяной плед, а Влад снабжал сигаретами и провёл эти дни с ним в машине. После этого случая, Глеб никогда не отмечал праздники дома.

В свои тридцать с небольшим Елена была всё также неотразима. Лишь в глазах уже не было той наивности, они смотрели внимательно и настороженно. Школа жизни не прошла для неё даром. Её муж был на другом конце света, и Елена явилась домой с любовником, и ей даже в голову не пришло, что приводить любовника в дом и знакомить его с сыновьями при живом муже, безнравственно. Впрочем, это было уже не в первый раз, и уж точно не в последний.

– Это Вадик, – весело сказала она, – я только что избавила Вадика от его зануды –жены.

Вадик явно смутился, он был едва старше Глеба. Глеб презрительно окинул его взглядом, но промолчал. За эти годы он привык ко всему.

– Солнышко, если будешь дома, особо не выходи из комнаты, Вадик у нас останется до утра.

Вообще-то он сегодня ждал Машку, а сообщить об отмене свидания он ей не может по причине отсутствия у неё телефона. Ладно, он её дождётся, и они поедут куда-нибудь в другое место. Терпеть глупый смех Елены и возню из её комнаты было выше его сил, и Глеб надел наушники, скорее бы пришла Маша, и они ушли отсюда. Впрочем, Маша не заставила себя ждать, войдя в квартиру и услышав любовные стоны, Маша первым делом спросила:

– Что это? У тебя порнофильм включен? Или братец развлекается?

– Мать осчастливила приездом. Сегодня мы тут не к месту, поедем куда-нибудь, я сниму номер в гостинице.

– Нормальная у тебя мамаша, молодец, не смущается.

Немного потанцевав в клубе, Глеб отвёз Машу в гостиницу, хотя настроения у него было никакого. Маша вылезла из постели и как была, обнажённая, налила себе виски, который они захватили с собой, и прикурила сигарету.

– Чего-то ты как-то сегодня без души, котик. Что с тобой? Мама расстроила?

– До неё мне давно нет никого дела.

Тогда в чём дело? И в груди где-то сладко потянуло… Элла. Как он смотрела на него, когда Ирка закатила скандал. Презрительно, с неприязнью. Ну почему из всех девушек именно она задела его сердце? Глеб вздохнул.

– Всё ясно, – сказал Маша. – Спать, значит, спать. Сегодня мне тебя не растормошить.

С утра Глеб подвёз Машу туда, куда она попросила, а сам поехал на учёбу. В лобовое стекло летели грязные брызги из-под машин, было пусто и холодно, не смотря на тёплый салон автомобиля. Что-то было не так? Что не так? У него всё хорошо, у него есть всё, а после ночи с такой девчонкой, как Маша, вообще надо быть расслабленным и удовлетворённым. Но нет, тёмно-зелёные глаза лишили его покоя…

Покружившись у здания университета, Глеб нигде на нашёл места для машины.

– Бедные студенты, блин, машину воткнуть некуда.

Пришлось припарковаться чуть ли не за полквартала и идти пешком. Дул пронизывающий ветер, мимо спешили люди, кому охота гулять в такую погоду? Глеба трясло, было холодно, а на душе было пусто и хотелось хоть чем-то заполнить пустоту. Глеб поднял воротник «пилота» и закурил. Он уже думал развернуться и идти обратно к машине, выпить и лечь спать – настроя на учёбу не было никакого – как к нему подлетел всегда жизнерадостный Макс.

– Глебыч, ты что ли? Пешком что ли?

– Не дождётесь. Понаехали тут всякие, машину поставить некуда.

– В субботу в клуб идём, помнишь? Машку возьмёшь? Как она? Давно её видел?

– Ночью лицезрел.

– Блин, я так тебе завидую! Мне так надоела моя сухая вобла Верка.

Глеб хмыкнул. Девушка Макса и правда была похожа на высохшую рыбу.

– Брось её… кошкам.

– Не могу, у неё своя комната в общаге есть. А куда я другую приведу? У меня своей хаты нет, и денег не очень на съём.

– Тогда, мой друг, не ной. Трахай, что есть, в надежде на лучшее.

В клуб Глеб, действительно, пришёл с Машей, правда, она на него всё ещё была обижена из-за последней проведённой вместе ночи, но, в конце концов, её обиды – это её проблемы. Он ничего ей не обязан. Но с другими она смеялась, кокетничала, вокруг неё опять толпились парни. Глеба мало это интересовало, его больше интересовала Элла. Исподтишка он всё время наблюдал за ней, всё также скромно одетая, (наверное, гардероб у неё небогатый) с распущенными волосами, она была очаровательна. Снова сердце замирало, глядя на неё.

– Котик, я потанцую с Максом? – подошла Маша к нему с бокалом в руках, и он вздрогнул от неожиданности.

– Тебе для этого нужно моё благословение? Иди, танцуй. Макс даже подпрыгивает от нетерпения.

Маша ушла, а Глеб, подперев лицо руками, продолжил наблюдать. Он увидел, как к Элле, сидящей за стойкой, подошёл какой-то парень, видимо, хотел пригласить её танцевать или чем-нибудь угостить, но она с ослепительной улыбкой на губах ему отказала. Парень проложил настаивать, и Элла уже начала злиться, вот и повод подойти.

– Отойди от неё, – грубо сказал Глеб настойчивому парню.

– А, извини, я не знал, что она не одна.

– Спасибо, – поблагодарила его Элла.

– Посижу с тобой, поохраняю. Не против?

Элла качнула головой, на лицо упала прядка.

– Скучаешь?

– Да нет, интересно наблюдать. Подруги ушли в пляс, а я сегодня не в настроении, зря пришла. Зато смотрю, что твоя Маша не скучает, устроила такие танцы и не с тобой. Не ревнуешь?

Глеб отрицательно пожал плечами и заказал два коктейля.

– Конечно, чего тебе ревновать? Если она предпочтёт другого, ты тут же найдёшь ей замену.

– Скорее я её в этом вопросе опережу, – улыбнулся ямочками Глеб и протянул Элле коктейль. – И не скучны тебе такие мероприятия? Пить – ты почти не пьёшь, романов ни с кем не крутишь, и особо не веселишься.

– А для тебя это смысл жизни?

– Смысл? Нет, скорее часть жизни.

– Тебе здесь нравится, потому что ты чувствуешь себя здесь королём, душой компании, да? Все вокруг тебя толпятся, девушки в рот заглядывают. Этакий герой в своём мирке. Мне уже все уши прожужжали про тебя, надоело слушать.

– Однако, ты уже не первый раз приходишь в нашу компанию, значит, не так уж и надоело.

– Я прихожу сюда не ради тебя, не надейся.

– Я ни в коем случае не питаю иллюзий по этому поводу. Дай, угадаю, тебе недавно исполнилось 18 лет, и ты, наконец, вырвалась из-под родительской опеки, да?

Элла посмотрела на Глеба и искрящийся изумруд её глаз вновь поразил его. У него вдруг бешено застучало сердце, и перехватило дыхание.

– Я устала от шума, я, пожалуй, пойду – произнесла она, ставя недопитый коктейль на барную стойку.

– Моя развозка по-прежнему к твоим услугам.

– А как же Маша?

– Чёрт с ней, она без меня скучать не будет. Не поверишь, но я тоже иногда я устаю от шума.

Выйдя из клуба, Элла достала длинную сигарету и стала искать в сумочке зажигалку. Глеб достал свою, но, видимо, газа в ней оставалось мало, и ему никак не удавалось высечь огонь, этому также же не способствовал сильный ветер. Они прикрывали зажигалку ладонями и одеждой, попытки были тщетными, но совместный поиск огня развеселил их, сгладив напряжённость. В конце концов, Глеб забрал у Эллы сигарету, и присев на корточки, закрывшись курткой ему, наконец, получилось прикурить.

– Если ты, конечно, не против, что она побывала у меня во рту, – сказал он, протягивая ей зажжённую сигарету.

– Так хочется курить, что мне уже всё равно.

Глеб прикурил от её сигареты.

– После таких мучений, предлагаю немного постоять на набережной, спокойно насладиться ядовитым дымом.

Они перешли дорогу, выйдя на набережную реки, и облокотились на парапет. В чёрной воде отражались размытыми пятнами огни фонарей.

– Тебе нравится такая жизнь? – вдруг спросила Элла.

– Такая? – переспросил Глеб.

– Ну, да, клубы, пьяные вечеринки, встречаться со всеми подряд, спать с теми, которых не любишь?

– А что ещё делать в молодости? Только развлекаться.

– Это ты развлекаешься, а у твоей Иры вечно были глаза на мокром месте. Она видела, как другие девчонки висят на тебе, и тебе это нравится. Потом она плакала, но сделать тебе замечание боялась. Наверное, в итоге, сделала, и ты тут же послал её подальше. Так?

– Не совсем. А то, что она в меня вцепилась и чего-то там вообразила, это её проблемы, я ей ничего не обещал.

– Как и Маше?

– Она то тут причём? Мы с ней не встречаемся.

– Да ну! А она тоже так считает?

– Это очевидно.

Элла вдруг подпрыгнула и села на узкий парапет.

– Так, а ну ка слазь. Ещё не хватало тебя из воды вылавливать, у меня лично нет никакого желания лезть в ледяную воду.

Элла, дразня его, слегка отпрянула назад, и Глеб инстинктивно схватил её за талию.

– Ты, конечно, можешь хлестнуть меня по морде, но пока ты тут сидишь, я буду тебя держать.

– Ну если тебе так спокойнее.

– Мне не спокойно, но ты мне не оставляешь вариантов.

Элла слегка отвернулась, смотря куда-то вдаль. Глеб продолжил придерживать её за талию.

– Ты так и не ответила, что тебя сюда приводит, я хоть себе ни в чём не отказываю, а тебе зачем нужна эта компания?

– Ты прав, в молодости надо развлекаться. Но как ты, без любви, я не могу, вдруг встречу кого-то.

– Значит, я, по-твоему, вообще не способен любить?

– Любить? Тебе это зачем? Ведь у тебя будет любая, которую ты захочешь. Ты любишь себя, а для других в твоей душе нет места.

Она была так близко, глубокие глаза отражали свет огней, волосы трепал ветер, Глеб еле удержался, чтобы не прижать её к себе крепче, чтоб не дотронуться губами до её щеки.

– Ты замёрзла? Пойдём в машину, я отвезу тебя.

Элла повернула у нему голову, внимательно посмотрела в глаза. Какая пытка, её лицо так рядом, держись, Глеб, держись!

Она кивнула и спрыгнула с парапета, и ему пришлось отпустить её. Но вдруг, чисто интуитивно, он почувствовал, что она не торопиться домой. Когда он спросил её об этом, она подтвердила.

– Я сказала маме, что у подружки. Если я явлюсь посреди ночи, будет много вопросов.

– Тогда я предлагаю покататься, у меня есть в машине шампанское, и…

– …И я помню, в бардачке.

– Вообще то я хотел сказать про зажигалку, шоколадку и бокалы.

– Набор джентльмена?

– Всё и на всякий случай.

Когда они дошли до машины, Глеб открыл дверцу и помог Элле сесть. Потом перегнулся через неё и завёл машину.

– Обязательно это было делать с моей стороны?

– С моей стороны поток машин, так быстрее, чтоб ты не замерзла, а мне ещё в багажник за шампанским идти.

– Далеко…

Пока Глеб открывал шампанское, Элла спросила:

– Ты всегда выпиваешь за рулём?

– Если мне приспичит напиться, я брошу машину. А так я не любитель огненного напитка, так, слегка. С ментами решим, если что.

– Денег много, да?

– Держи, – Глеб протянул ей одноразовый бокал.

Она взяла, и он дёрнул с места. Они катались до утра, разговаривали, слушали музыку, иногда останавливались, чтобы пройтись, но, замёрзнув, вновь возвращались в машину, пили шампанское, потом кофе. Утро встретило их на стрелке Васильевского острова. Они стояли в самом низу, у воды, от которой тянул стылый холод. Элла была без перчаток и бесполезно пыталась втянуть руки в рукава пальто.

– Дай сюда, – сказал Глеб, расстёгивая свою куртку.

Он взял её ледяные руки и засунул себе подмышки.

– Теплее? Без перчаток, без шапки, без шарфа, ну что ты за человек?

– У тебя как будто есть эти аксессуары.

Элла улыбнулась и, приподняв лицо, посмотрела на него. Глеб рывком притянул её к себе и легонько поцеловал в губы, она не сопротивлялась, но и не отвечала. Он взял её лицо в ладони, её глаза беспомощно смотрели на него, она была растеряна, слегка испугана, губы шевельнулись, пытаясь что-то ему сказать, но не получилось. Вдруг с яростью тигрицы, она вырвалась:

– Никогда не трогай меня.

И быстро пошла прочь.

– Элла, прости меня! Не уходи.

Она развернулась и крикнула:

– Ты мною собрался заменить Машу? Не получится.

Она резко отвернулась и побежала, полы пальто взметнулись, волосы облаком легли на спину.

– Постой! – крикнул он. – Дай, я хоть подвезу тебя!

Но Элла только быстрее побежала.

Глеб нервно закурил, чёрт, вот он всё и испортил. Только между ними возник тоненький мостик понимания, как он одним ударом разрушил его. Она убежала, а у него нет никаких контактов, и, возможно, она больше не придёт на их встречи. Конечно, он подвозил её, знает дом, где она живёт. Но что ему, дежурить там? Захочет ли она с ним разговаривать? Глеб яростно растоптал окурок, злясь на себя. Ещё ни за одной девушкой он не бегал, ни одну не караулил, не ждал, прямо наваждение какое-то… Надо немного пройтись, а то нервы натянуты, как струна. Сунув в рот очередную сигарету, Глеб пошёл вперёд. Постояв на Дворцовом мосту, он окончательно понял, что влюблён. Первый раз, за всю жизнь, влюблён страстно, кажется, безнадёжно. А интересно, чтобы сказала Элла, если бы он ей признался в любви? Усмехнулась? Нет, скорее сказала бы, чтобы он всё это придумал, чтобы затащить её в постель, это ведь в его манере.

Глеб шёл по набережной Невы в самом сердце огромного города, и непроизвольно отбрасывал ботинками мокрую золотую листву. В мозгу у него было много всяких мыслей, ему хотелось встряхнуть головой, выбросить их все до одной, и ни о чём не думать. Но мысли упорно давили на мозг и на нервы, то выстраивались в порядке друг за другом, то путались, то слагались в стихи. Голова пухла, и Глебу казалось, что она сейчас треснет, и когда боль достигла своего крещендо, он еле сдержался, чтобы не прыгнуть в холодную темную воду. Глебу уже начало казаться, что он сходит с ума. Ему даже в какой-то степени захотелось потерять рассудок, ведь тогда бы его навеки оставили тяжелые мысли, и боль отступила бы навсегда.

Глеб закурил сигарету, едкий дым немного успокоил его. Он спустился с набережной к воде и сел на ступеньки. Он смотрел на темную, тихую, равнодушную ко всему воду, и боль постепенно уходила.

Глава 11. Возрождение

Глеб уже два дня не спал, не ел и не вставал с кровати. Сухими воспалёнными глазами он смотрел на стену, но ничего не видел. Мысли тёмные и тягучие, как патока, текли в его мозгу. И не было сил прекратить думать и хоть на один час отключиться или забыться во сне. Память возвращалась к нему, тяжёлыми волнами.

Только сейчас Глеб понял, что все его поступки были мотивированы лишь одним: причинить боль другим людям, отыграться на них за своё испорченное детство. Его психика была подвергнута тяжёлым испытаниям. Он не мог не помнить, что родился в тюрьме, что был сыном шлюхи. В его памяти возникали образы огромной коммуналки, издевательства соседей, полуголодное существование, ужасы детского дома. Он и готов был забыть всё это, но на него слишком часто кидали сочувственные взгляды, слишком часто он слышал шёпот за своей спиной, и порой ему хотелось сжаться в маленький комочек, стать невидимкой, но это ему было не под силу. Природа одарила Глеба острым умом и болезненной гордостью, в отличие от слабоумного Володи, он слишком многое понимал и чувствовал отношение к себе. С каждым годом Глеб становился всё черствее и холоднее, материнской ласки он не знал вовсе, а от людей слышал только насмешки. И когда он вырос и понял, что весьма привлекателен, начал мстить окружающим и ломать жизни других, чтобы не у одного него была сломана жизнь…

Лишь один раз судьба дала ему шанс измениться: когда в его жизни появилась Элла.

В их большой дружной компании были брат с сестрой – близнецы, которые жили с родителями в огромном частном доме под Петербургом. Когда родители отправлялись в путешествие без своих отпрысков, близнецы традиционно устраивали в доме вечеринки. В этот раз родители уехали кататься на лыжах в Альпы в декабре, незадолго до Нового года. Планировалась двухдневная пирушка, Глеб хотел взять с собой Машу, но та куда-то пропала, телефона у неё не было, и искать её было бесполезно. С Эллой он больше не виделся, как он и предполагал, она больше не появлялась. Захватив Влада, Аллу и Макса, загрузив багажник алкоголем, они поехали загород, планируя весело провести два выходных дня. Но на этой вечеринке Глеб неожиданно увидел Эллу, вот не думал он, что ей всё ещё интересны подобные мероприятия. Но тем не менее она здесь, и даже выпивает больше, чем обычно, на него практически не обращает внимания, ну и ладно, не портить же себе вечер. Как всегда, в компании находился кто-нибудь, кто сильно перебирал с алкоголем, на этот раз это был незнакомый парень, чей-то приглашённый гость. Он напился, вёл себя отвратительно, приставал к девушкам, будь у себя дома, Глеб бы давно его выставил, но тут он не хозяин. Элла брезгливо обходит упившегося стороной, и остальные вроде пока не сильно жалуются на его приставания.

К ночи дом затихал, кто-то уехал, а кто-то, крепко выпив, лёг спать, чтобы завтра продолжить, а кто-то уединился для любовных утех. Элла осталась на ночёвку и легла спать в комнате с подругой, Глеб сначала думал уехать, но потом решил, что слушать дома за стеной возню матери совсем не хочется, а она как раз явилась накануне. Дом окончательно затих, Глеб сварил кофе и подошёл к окну, спать не хотелось, да и не любил он спать, когда в помещении много людей. Ладно, может сейчас поедет, снимет номер в какой-нибудь гостинице неподалёку, отоспится, а завтра вернётся. Видя, что он один, без пары, его пытались соблазнить и затащить в одну из комнат, но он не захотел. Вообще в последнее время ничего не хочется, перед глазами стоит Элла, в ушах – её голос, но она равнодушна к нему, как он не пытался… Вдруг Глеб услышал сдавленный крик, и он не был похож на любовный стон. Глеб прислушался, явно творится что-то не то, и он пошёл на звук. У дверей комнаты, откуда слышалась возня, он остановился.

– Эй, всё в порядке?

Послышался удар. Глеб толкнул дверь, она была не заперта. Упившийся парень, намотав волосы Эллы на руку, бил её головой об стенку кровати, а другой рукой стягивал джинсы, кофту ему уже удалось снять, и девушка была обнажена до пояса. Парень навалился на неё, не давая дышать и кричать, она отчаянно сопротивлялась, но, конечно, была слабее. Глеб подлетел, схватив парня, сбросил его на пол.

– Ээээ, братишка, она сама оставила дверь открытой.

– Тварь, – крикнул Глеб и начал избивать парня.

Элла забилась в угол и рыдая пыталась натянуть на себя кофту. Тут в комнату ворвались те, кто смог проснуться. Девчонки кинулись к Элле, ребята пытались остановить Глеба, но это было бесполезно. Он выволок парня из комнаты, спустил по лестнице и вытолкал на улицу. На улице он попытался добить его, но неожиданно на него накинулся Влад и всё-таки оттащил.

– Остановись, ты убьёшь его!

Глеб тяжело дыша отошел, он сгреб снег и приложил к своему лицу, затем обтёр руки, они были в крови.

– Где она?

– С девчонками.

Глеб, перепрыгивая ступеньки, влетел на второй этаж.

– Пойдем к нам в комнату, – уговаривала Эллу Алла, – поспишь со мной и Владом, завтра поедем в город. Ну как ты отсюда выберешься? Ночь, все кто приехал на машинах, выпили…

– Я пешком, я не хочу здесь, – сквозь рыдания говорила Элла.

– Я отвезу, тебя, – войдя, сказал Глеб.

Элла вскочила и кинулась к нему, схватив за руку. Её заплаканные глаза беспомощно смотрели на него.

– Правда, увезёшь? Прямо сейчас?

– Конечно.

Элла побежала вниз, не одеваясь, и как была – босиком, выскочила на улицу, Глеб, схватив свою куртку – за ней. Она дёргала ручку двери автомобиля, словно, машина могла уехать без водителя.

– Детка, ты б оделась.

Он подошёл, надел на неё свою куртку и усадил на пассажирское сиденье. Заведя машину, сказал, чтобы она подождала, он сейчас принесёт её одежду.

Парни уже затащили насильника в дом, и пытались привести в чувство. Даже не взглянув на него, Глеб спросил у Аллы, где вещи Эллы.

– Представляешь, она легла спать с Аней, а той вдруг вздумалось пойти к Максу. Ну она и ушла, будить Эллу не стала, а дверь запирается только изнутри.

– Я позабочусь о ней.

Подошёл Влад.

– Как этот придурок? – кивнул Глеб в сторону насильника

– Жив, но ты его хорошо отделал.

– Если понадобиться врач, сообщи, я оплачу. Я на связи.

Бросив пальто, и сумку Эллы на заднее сиденье, Глеб открыл её дверцу и присел на корточки.

– Давай сюда ноги, не лето на дворе.

Элла плакала, её всё ещё трясло мелкой дрожью. Глеб кое-как надел на неё сапоги и сел за руль.

– Я отвезу тебя домой.

– Я не могу домой в таком виде, – судорожно всхлипывая, проговорила она. – У меня строгая мама, если она меня увидит в таком состоянии…

Элла опять зарыдала. Глеб решил отвезти её к себе, пусть поспит, успокоится, но тут вспомнил, что у него мать дома. Он не стеснялся при матери приводить девчонок и оставлять у себя, Лена была к этому равнодушна. Но он не хотел, чтобы Элла видела его мать, тем более Лена могла быть с любовником, могла быть пьяной, а по пьяни она могла нести такое, чего Элле совсем не надо слышать. Для испуганной девушки сейчас не лучшая компания пьяная Елена с любовником и ноющий Вовка.

Припарковавшись у небольшого отеля, Глеб вышел из машины и открыл пассажирскую дверь. Элла была всё ещё в нервной истерике, куталась в его куртку и идти не могла. Тогда Глеб сгрёб её в охапку, и, захватив из багажника несколько бутылок разного алкоголя, прошёл к администратору. Поставив Эллу и придерживая её, он попытался снять номер люкс или апартаменты, или что у них есть с двумя комнатами. Но администратор развела руками, всё занято, она может предложить только двухместный номер или два одноместных на разных этажах.

– Не оставляй меня одну, – всхлипнула Элла.

В номере Глеб снял с неё куртку, стянул сапоги и закутав в одеяло, налил бокал вина.

– Спасибо, – прошептала она.

Глеб плеснул себе коньяк и чокнулся с ней. Элла отпила глоток, стуча зубами о бокал.

– Успокойся, малышка, здесь тебя никто не тронет, я буду охранять тебя.

– Ужасно боюсь насилия, меня в четырнадцать лет пытались изнасиловать двое в подъезде, слава богу, спугнули соседи.

Элла плача повалилась на кровать.

– Ну всё. Всё позади. Я не дам тебя в обиду.

Глеб подложил ей под голову подушку, укрыл одеялом, сам лёг рядом, поверх покрывала и прижал её спиной к себе. Он гладил её по волосам, пока она не заснула.

Утром Элла проснулась и села на кровати, плохо соображая где она. И вдруг как обухом по голове: насильник, побег, отель и Глеб. Но где Глеб? Примятая подушка, значит он спал рядом, на кресле – его куртка. Она в одежде, слава богу, он оказался порядочным и не тронул её. Элла встала с кровати, и на столе увидела записку «Я в бар, за кофе». Она подошла к зеркалу, ну и вид у неё: одежда помята, волосы взлохмачены, подтёки туши на лице, глаза красные, припухшие. Ладно, пока Глеб ходит за кофе, она приведёт себя в порядок.

Глеб вернулся в номер, увидев, что Элла уже встала и шумит душ, он поставил на стол чашку, пакет с булочками, и взяв свою чашку, вышел на балкон. Куря сигарету и попивая кофе, он смотрел на падающий снег. Как хорошо, что он вчера оказался рядом и смог помочь ей, а ведь ещё раздумывал ехать или нет на эту вечеринку и только то, что мать была дома, привело его к положительному решению.

– Доброе утро, – услышал он.

Элла стояла в проёме двери в белом гостиничном халате, мокрые волосы в беспорядке рассыпалась по спине и груди.

– Простудишься.

– После вчерашнего мне ничего не страшно. Спасибо за кофе и вообще за всё. И прости меня, что тебе пришлось из-за меня покинуть эту вечеринку.

Видя, что она ищет сигареты, он предложил ей свои и дал прикурить.

– Тебе не надо просить прощения. А покинув вечеринку, я ровным счётом ничего не потерял. Я могу тебе рассказать весь сегодняшний сценарий.

– Почему ты привёз меня сюда?

– Домой ты не хотела, адреса подружек твоих я не знаю. Не в машине же сидеть всю ночь.

– А где мы? Так красиво вокруг? – спросила Элла, глядя на заснеженный лес.

– Под Всеволожском. Как будешь готова, я отвезу тебя в город.

– Мы ещё можем здесь немного побыть?

– Сколько хочешь.

Элла погасила сигарету и зашла в номер. Когда Глеб вернулся с балкона, Элла сидела с ногами на кресле, пила кофе и отщипывала рогалик. Глеб сел в соседнее кресло.

– Я, правда, тебя не напрягаю? Может тебе куда-нибудь нужно?

– До завтра я совершенно свободен. Я не очень примерный студент, но завтра надо показаться в универе, сессия не за горами, не хотелось бы завалить.

– У меня тоже, тем более я на первом курсе, и это моя первая сессия, – улыбнулась Элла.

– Ты ещё – малышка, – засмеялся Глеб, – я уже третий год познаю азы экономики.

– Я в первом меде учусь.

– О как, я живу недалеко, на Петроградке. Почему медицина? По настоянию мамы?

– Нет, я хочу помогать людям, сейчас у меня нет такой возможности. Поэтому очень внимательно учусь, и в дальнейшем хочу связать свою жизнь с помощью тяжелобольным людям.

– Благородная цель.

– А ты, наверное, пошёл на экономику, чтобы продолжить бизнес родителей? Судя по всему, они у тебя обеспеченные: машина такая классная, одежда, деньгами соришь.

– Нет, у моей матери очень сомнительный бизнес, если можно так назвать. Она – актриса низкопробного американского кино.

– Да ладно? Серьёзно? Я её знаю?

– Надеюсь, что ты не интересуешься фильмами подобного рода.

– Мама в Америке? Ты живёшь один?

– С братом, вот выучишься на врача и, возможно, сможешь ему помочь. Он болен.

– Чем? Ты ухаживаешь за ним?

– Умственно отсталый, но обслужить, слава богу, он себя сам в состоянии. Просто приглядываю за ним.

– А у меня мама учитель, и очень строгая, а отец умер.

– Как же ты ходишь на вечеринки, еще и на ночь? В смысле, как тебя отпускают?

– Тяжело и со скандалом, – улыбнулась Элла. – Но не сидеть же дома. Ты был прав, до восемнадцати лет меня держали почти под замком, но летом я стала совершеннолетней, и маме пришлось считаться и с моим мнением, но, конечно, поскольку я сама не зарабатываю, пока всё не так просто. Летом, между вступительными экзаменами, работала, а сейчас, конечно, учёба на первом месте.

Глеб заметил, что Элла одевается довольно скромно, одно и то же пальто, что осенью, что сейчас, немного потёртые сапоги, сумочка, по всей видимости, у неё тоже одна, никогда никаких украшений. Глебу стало немного неловко за свой дорогой кашемировый свитер, что был на нём, фирменной куртки, часов, стоящих баснословные деньги. В университете он отказался от стипендии, потому что эти копейки ему были ни к чему, а Элла, наверное, радуется, получая их.

– В студенчестве не стыдно немного победствовать. Зато ты такая красавица, что тебе позавидует любая обеспеченная папой девица.

Элла посмотрела на него долгим пронзительным взглядом.

– Может ты высушишь волосы, и мы немного прогуляемся? – предложил Глеб.

Элла поднялась с кресла и подошла к столу.

– Откуда здесь шампанское?

– Из багажника. Я вчера схватил несколько бутылок того, чего попалось под руку. Подумал, вдруг, ты захочешь выпить, а что предпочитаешь, я не знаю. А ты выпила глоток вина и заснула.

– Да, из меня плохой алкоголик. Почему ты так добр ко мне?

– Ты мне нравишься.

– А как же все твои девицы?

– Их нет, – улыбнулся Глеб.

– А у меня никогда не было парня.

– Это я понял.

Элла внимательно посмотрела на него, он так ей нравился. Такой красивый, просто совершенство: лицо, глаза, рост, фигура, губы, руки, её кинуло в жар. Она вспомнила мимолётный поцелуй, ощущение его губ, запах парфюма, она тогда испугалась, убежала, потому что нахлынули чувства, потому что ей понравилось и стало страшно, он – ловелас, бабник, что с такой внешностью – не удивительно. Но он оказался порядочным, здесь, наедине в номере, не сделал ни одной попытки сблизиться с ней, и вчера спас её, нёс на руках, успокаивал, рядом с ним ей так спокойно. Решение пришло мгновенно, почему не отдаться ему? Подарить ему свою девственность здесь и сейчас, такой милый номер, они здесь одни, и она готова. Он точно опытный и умелый, а её вчера чуть не изнасиловал какой-то пьяный придурок, «хороший» бы первый раз получился! Элла с тревогой и одновременно ожиданием посмотрела на него, сердце гулко стучало, не откажет ли он ей? Не посмеётся над её порывом?

– Давай выпьем шампанского? Откроешь? – предложила она.

Глеб пожал плечами, вставая с кресла.

– Чего это ты с утра?

– Знаю, что тебе за руль, но, может, выпьешь со мной? Помнится, ты пил шампанское за рулём в нашу последнюю прогулку, – сказала Элла, доставая с полки бокалы и протягивая ему.

– Я хотел извиниться перед тобой за своё поведение. Но не успел, ты быстро убежала.

– Ты полностью искупил свою вину вчерашним поступком.

Глеб разлил шампанское. Элла пила маленькими глоточками, а он любовался ею. Сейчас, совершенно без косметики, с влажными волосами она казалась такой юной, такой трогательной, она стояла совсем рядом, такая маленькая в этом большом гостиничном халате. Она подняла на него свои огромные глаза и почему-то шёпотом спросила:

– Почему ты так смотришь на меня?

– Извини, – отставляя бокал, хрипло ответил Глеб. – Может всё-таки пойдём, погуляем?

– Ты не хочешь оставаться со мной наедине?

– Очень хочу, но боюсь повторить свою ошибку.

Элла вдруг шагнула к нему, смотря в глаза, почти упав к нему в объятия, и он нашёл её губы влажные, горячие, нежные, зарылся рукой в её волосы. Он целовал и целовал её, и она отвечала, а рядом предательски белела большая кровать, но с ней нельзя как с другими, она девственно чиста, и он не имеет права… А так хочется раздеть её, покрыть поцелуями её тело, он весь горит, руки тянутся к поясу халата, чтоб развязать его, но он одёргивает себя, нельзя её трогать.

– Малышка, – прошептал он ей в губы, – я не знаю, как мне сдержаться. Ущипни, ударь меня, чтоб я тебя не трогал.

– Не сдерживайся.

– Ты точно решила?

– Только я немножко боюсь, – доверчиво шепнула Элла.

– Не бойся, мой хороший.

Он выдыхает, и снимая с неё халат, как подвенечный наряд, он понимает, что всё равно надо держать себя в руках, сделать так, чтоб ей было хорошо, чтоб она запомнила свой первый раз на всю жизнь. Вот она перед ним, в одних трусиках, стыдливо прикрывает грудь и немного дрожит от страха. Глеб подхватывает её на руки и укладывает на кровать, она стыдливо натягивает на себя простыню, а он стаскивает с себя джемпер, но до конца пока не раздевается, чтобы не спугнуть, пусть малышка сначала расслабиться. Элла смущённо и, как ему кажется, немного удивлённо, гладит его по рукам, по груди, её пальчики нежно водят по его мышцам.

– Такие твёрдые, – шепчет она. – Ты качаешься?

Он кивает, снова целует её, пытаясь стянуть простынь, но она не даёт. Но поцелуями в губы, в шею, он немного расслабляет её, и простыня соскальзывает, обнажая грудь, она пытается прикрыться рукой, но он отводит её, припадая к небольшим, твёрдым соскам. Элла замерла, затихла, напряглась, никто никогда не трогал её грудь, конечно, поцелуи были в её жизни, но они не шли ни в какое сравнение с поцелуями Глеба, и эти горячие губы на её сосках. Она застонала, положила руку ему на голову, что он с ней делает? Ах, да, она же сама позволила ему. Но вот он скользит ниже, целует её живот, его руки умело блуждают по телу, она вся превращается в одну эрогенную зону,

– Глеб, – стонет она.

Он приподнимется, нависает над ней, стоя на локтях, смотрит на неё – у него такие красивые глаза – они сводят её с ума, и Элла сама тянется за поцелуем.

– Не передумала? – спросил он.

Она мотает головой.

– Я боюсь.

– Тебе неприятно?

– Даже слишком приятно.

– Вот и не бойся, позволь мне продолжить.

Последние бастионы готовы сдаться, он снимает с неё трусики и раздевается сам, подкладывает под неё подушку, чтоб доставить ей как можно меньше дискомфорта, на подушку – полотенце, чтоб не запачкать, Элла зажмуривается, но он не спешит, ей надо расслабиться, иначе будет больно. Он снова покрывает её тело поцелуями, слегка щекочет пальцами её лоно, ей стыдно, но хочется продолжения, она поддаётся, насаживается, всё? Нет, в ней всего лишь его пальцы, они ласкают её, она всё ещё девственна, всё ещё можно изменить, остановить… Нет, нет, не останавливайся. Глеб чувствует, что она уже готова и ложится на неё. Элла вся ушла в себя, забылась, и вдруг резкая секундная боль, она вскрикивает, он прижимает её к себе и успокаивает нежными ласками. Вот теперь она чувствует его внутри себя, какие невероятные ощущения, он заполнил её всю, в животе горит, так мучительно и сладко, давай дальше, милый, я хочу знать, что будет дальше… Глеб, не отпуская её, вытаскивает из-под неё подушку, теперь можно продолжать.

– Мне так хорошо, – прошептала она, стыдливо припадая к его плечу.

– Всё, малышка, теперь получаем удовольствие.

Сам он был уже на грани, он и так слишком долго держался. Продержись ещё немножко, Глеб, ей хочется словить кайф, но вот она вся запульсировала, застонала, теперь можно и ему. Ещё тяжело дыша, Элла открыла огромные глаза и удивлённо на него посмотрела. Глеб подмигнул ей. Она свернулась калачиком, прижалась к нему, и он переместил её к себе на плечо. Он нежно перебирал её волосы, массажировал голову, и её дыхание восстанавливалось, она затихла, кажется заснула, ну отдохни, маленькая… Минут через двадцать Элла встрепенулась.

– Я задремала.

– Столько эмоций, неудивительно.

– Я никогда не испытывала ничего подобного.

– Малышка сама с собой не играла? – поднял бровь Глеб.

Элла охнула, вскочила и побежала в ванную комнату

– Это запрещённая тема, – услышал он из-за закрытой двери и рассмеялся.

Элла смыла с себя кровь и остатки стыдливости и снова забралась к нему в постель, ожидая продолжения.

Смеркалось, падали, фиолетовые от уличного освещения, хлопья снега. Тесно прижавшись друг к другу лежали двое, смотря на метель. Глеб был глубоко влюблён, ему было страшно от нахлынувших чувств, он никого никогда не любил, и думал, что уже не сможет. Элла замирала от счастья, она влюбилась, отдалась, но как удержать его? Он такой непостоянный, невероятно красивый, вокруг него так много женщин, а что если он отвезёт её домой и скажет, что всё? Или при ней начнёт флиртовать с другой, давая понять, что она ему глубоко безразлична… Сейчас он целует её, шепчет в ухо, а что будет завтра?

А потом они поехали в город. Элла аккуратно, чтоб не мешать ему вести машину, привалилась к нему на плечо, а он на каждой остановке целовал её, они были полны нежности друг к другу. У её дома они долго не могли расстаться, одурманивающе пахли цветы, которые Глеб ей купил по дороге, Элла плакала, но это были слёзы счастья, завтра, он сказал, они увидятся завтра…

Глава 12. Насмешка

Сейчас Глеб не мог восстановить точную хронологию тех событий, которые происходили после той, счастливой для него, осени и зимы. Он помнил одно: что он был безумно влюблён. Ему не хотелось ничего делать без неё, ему хотелось раствориться в ней, дышать вместе, мечтать вместе и жить одними теми же мыслями. Над его головой звенели птицы, душа оттаяла. Она помогла ему ожить, и ему нравилось это! Доброта словно вливалась в него, и ему хотелось сделать счастливыми всех в округе. И главное она, ОНА была рядом с ним, и её зелёные глаза смотрели на него с обожанием.

Глеб пришёл в понедельник в университет уставший, но счастливый.

– Ты чего весь светишься? – спросил Влад.

Сам Влад был помятый, видимо, вчера они хорошо продолжили веселье.

– Уж не Элла ли причина твоей счастливой физиономии?

Глеб пожал плечами.

– Значит, ты не просто повёз её домой? А ещё хорошенько успокоил?

У Глеба вырвался смешок, и на щеках заиграли ямочки.

– Молодец, брат, взял-таки неприступную крепость.

Всю следующую неделю они встречались каждый день, хотя времени было в обрез, зачёты, курсовые работы перед сессией не давали возможности на полноценные свидания. Глеб не мог позвать Эллу к себе, дома всё ещё была Елена, устроившая себе рождественские каникулы, она купалась в шампанском и приглашала любовников. Глеб с нетерпением ждал, когда мать уедет, и он пригласит Эллу в уют своих комнат.

В их краткие свидания они обменивались горячими поцелуями, желая снова оказаться в постели. Но длительным встречам мешала учёба, а завалить её в машине или снять на час номер в отеле, Глеб не хотел, она не шлюха, чтобы с ней так обращаться. Ничего, после Нового года, на праздники, он либо увезёт её куда-нибудь, или ещё что-нибудь придумает, чтобы их полноценное свидание не прошло впопыхах. И Элла ждала, при воспоминаниях об их первом разе, мучительно ныло внизу живота, а его ласки при встрече усиливали эту боль, неужели этот красивый парень принадлежит ей?

Новый год они отметили вместе с их большой компанией, где для всех стало сюрпризом, что Глеб и Элла теперь вместе. Странно, она единственная, которая даже не смотрела в его сторону, а теперь не отводит глаз. И Глеб, которого на протяжении их дружбы и тусовок, видели в отношениях с разными девицами, изменился до неузнаваемости. Никому больше не давал вешаться на себя и всё внимание, взгляды, песни Элле, только Элле… Девушки, пожимая плечами, отступили, надолго ли его хватит? Надо же, а Элла то, притворялась скромницей, а отхватила самого завидного парня. Бесспорно, красивая девушка, но не кокетлива, плохо одета, неопытна. Ничего, они то знают Глеба: поиграет, лишит её невинности и забудет -шептались девчонки, и будет Эллочка потом плакать долго-долго, многих он этим «осчастливил».

После Нового года, Елена наконец отбыла в Штаты. Глеб с облечением закрыл за ней дверь, и пригласил уборщицу, чтобы та как следует убрала квартиру. Элла провернула целый план, чтобы уехать из дома на несколько дней. Ей пришлось сказать маме, что она едет к сокурснице в другой город, немного отдохнуть и подготовиться к сессии. И вот Глеб забирает Эллу с её скромным чемоданчиком, где больше было учебников, чем одежды, и везёт к себе.

Элла с опаской шагнула в квартиру, в руках она несла коробку с пирожными для брата Глеба, Глеб нёс её чемоданчик. Квартира с порога ошеломила её, она почувствовала себя такой маленькой, такой скромной, огромные потолки, полумрак, дорогой ремонт и мебель, и это она только видит прихожую, что же дальше за этими массивными дверями? А она живёт в панельном типовом доме, в маленькой квартирке, и вся их с мамой квартирка, наверное, уместилась бы в этой прихожей.

– Ну чего ты растерялась? – спросил Глеб, снимая с неё пальто.

– Не ожидала. Это бывшая коммуналка, наверное?

– Да, выкупили её и переделали. Я так рад, что ты, наконец, у меня!

Чуть ли не на цыпочках Элла прошла в кухню-столовую и остолбенела: огромные окна, барная стойка, тёмно-красная тяжелая массивная мебель, современная техника, которую удивительным образом вписали в старинный интерьер. Оглядываясь, она поставила пирожные на большой дубовый стол.

– Это прихоть моей матери, – пояснил Глеб, – как будто в баре.

– Ничего подобного не видела в городской квартире. Где же твой брат?

– У себя, хочешь познакомиться?

Потупив взгляд, Вовка зашёл на кухню. К Глебу постоянно приходили девушки, но, чтобы его официально представляли им, или они желали с ним познакомится, никогда. Но эта милая зеленоглазая Элла обняла его, сказала, что очень рада познакомиться с братишкой Глеба и вручила ему его любимые сладости. Вовка искренне улыбнулся и с детской доверчивостью тут же полюбил её.

В невероятных размерах гостиной, Элла подошла к сверкающей ёлке.

– Это для Вовки, он как ребёнок верит в чудо, – пояснил Глеб. – Впрочем я тоже теперь верю.

Он обнял Эллу.

– Почему я? – прошептала она, когда он целовал её.

Её глаза так близко, смотрят на него, ожидая ответа. На Глеба нахлынула такая волна чувств, что он даже испугался. Как сказать ей, как признаться? Да, что это с ним? Он не знает, как признаться в любви? Да ведь он всегда находил для этого тысячи красивых фраз, не любя, он мог говорить об этом так проникновенно, что ему верили. И вот сейчас в его объятиях любимая девушка, а он не знает, что ей сказать. А она ждёт, смотрит ему в глаза, в груди щиплет и сжимается сердце, стучит в висках, он тонет в изумруде её взгляда, и тут его прорывает, поток признаний льётся из его уст. Под сверкающей ёлкой стояли двое, целовались, говорили и почти плакали от любви друг к другу.

А потом его комната и она, наконец, в его постели, она уже не стесняется и ничего не боится. Горит маленький ночник, звучит тихая музыка из колонок и её еле слышные стоны, и его горячий шёпот. Устав, они засыпают вместе, чтобы с утра вместе проснуться.

– Твоя комната не похожа на остальную квартиру, – оглядываясь, сказал утром Элла.

Вчера она не рассмотрела, он принёс её на руках сюда, свет они не включали.

– Да, я сделал здесь по своему вкусу, ибо вкус моей матери очень специфичен.

Элла, закутавшись в простыню встала и прошлась по комнате.

– Мне очень нравится, светлая, современная. Хоть и не вписывается в общий интерьер.

Она нажала пальцем клавиатуру синтезатора.

– Ты мне поиграешь? Я слышала от тебя только гитару.

– Конечно, малышка.

Она подошла к большому окну.

– Ух ты, у тебя здесь даже маленький балкон есть.

– Это мой личный балкон, я никого туда не пускаю. И вообще это моя территория, ни мать, ни брат права сюда заходить не имеют.

– Очень здорово у тебя тут придумано зонирование. В одной комнате будто и спальня и гостиная, хотя, конечно, площадь позволяет…

– Это не мои заслуги, это – дизайнер. Вернитесь в спальню, вас ждут.

Глеб больше двух дней никогда никого не выдерживал, и вообще старался с утра уже избавится от подружки, расслабились и до свидания. А тут, когда праздники подходили к концу, и ей надо было возвращаться домой, он никак не мог с ней расстаться. Дни пролетели так быстро, они куда-то ходили, готовились к экзаменам, всё время вместе, а его комната, его кровать – была для них маленьким раем.

Прошла зима, наступила весна, чувства только разгорались, время летело с головокружительной скоростью, но не было и дня, чтобы они не виделись. Глеб часто встречал её из института, она, нырнув тёплый салон автомобиля, попадала в его объятия, он целовал её и расплетал волосы, он обожал беспорядок на её голове, и особенно непослушный локон, падающий на лицо. «Я его, ей богу, отрежу», – иногда сердилась Элла, убирая в очередной раз его с лица, «Только попробуй!», – отвечал Глеб. Потом они ехали обедать, или гулять, или к нему, а то и успевали всё совместить, если не было завала по учёбе.

Элла очень нежно отнеслась к Вовке, помогала с уроками, играла с ним в настольные игры, и Вовка, не зная женской ласки, тянулся к ней, как к матери. Она и Глеба убедила быть внимательней к брату, он же не виноват, что такой, при хорошем отношении, он может быть вполне нормальным. Глеб был готов на всё, лишь бы Элла улыбалась.

Они почти перестали появляться на вечеринках, посещая их только тогда, когда не прийти было уже нельзя из риска потерять друзей. Например, отвальная Яны: она перевелась на учёбу в Москву и уезжала туда. Или свадьба Влада и Аллы, где Элла неожиданно перебрала с алкоголем. Конечно, это можно было понять: она была с Аллой с самого утра, помогала ей готовиться к торжеству, и они пили шампанское, пока собирались, потом регистрация брака, прогулка по городу – всё с шампанским, и наконец, ресторан с услужливыми официантами, подливающими в бокалы. Элла была слаба в потреблении алкоголя и после таких возлияний под вечер была уже весьма пьяна. Но она держалась до конца праздника, хотя и была весьма забавной, путалась в подоле платья, роняла посуду. Но Глеб пока не мог увести её, он обещал Владу, что они с Эллой покинут ресторан последними, чтобы за всем проследить. Но вот они помогли счастливым молодожёнам погрузиться в машину с цветами и подаркам, отправили родственников и друзей по домам, упаковали оставшийся алкоголь и продукты. Но пока Глеб рассчитывался с официантами, Элла заснула в кресле. Глеб вызвал такси и стал её будить.

– Глеб, – проснулась она и завалилась к нему на грудь, – я так люблю тебя.

– Пойдём-ка на воздух, сейчас такси приедет.

– Ты отвезёшь меня к себе? – пытаясь кокетливо встряхнуть волосами, произнесла Элла.

– Ну не маме же тебя возвращать в таком виде. Ну ты набралась, малышка.

Он накинул на неё пальто и вывел на улицу. На улице Элла уронила свою сумочку, пока Глеб её поднимал, стала падать Элла.

– Нет, так не пойдёт, – сказал он.

– Ты меня не бросишь?

– Тебя и бросать не надо, сама упадёшь.

Глеб, повесив на себя её сумочку, обняв Эллу, стал придерживать её, уткнувшись в него, она твердила о любви и умоляла его говорить ей то же самое. В такси она заснула, он на руках донёс её до дома и уложил в кровать. С утра Элла мучилась первым в своей жизни жёстким похмельем, а Глеб, посмеиваясь над ней, отпаивал её минералкой и кефиром. Элла пряталась от стыда под одеялом и просила не издеваться. А Глеб уговаривал её, что со всеми бывает и предлагал ей опохмелиться, раз уж она решила стать алкоголиком-любителем. Им было так весело…

Глеб любил бывать у неё дома, конечно, это было возможно только, когда не было её мамы, лежать в её маленькой кровати, впитывать атмосферу. Элла стеснялась крохотной квартирки, глупышка, она не понимала, как у них уютно. Маленькая женская квартирка была очень милой: много цветов, украшения, сделанные женскими руками, пушистый кот – всё то, чего так не хватало роскошной квартире Глеба, больше похожей на дорогой бордель, чем дом.

Лишь один раз Глеб чуть не сломался, решив, что она разлюбила его и изменила ему. Стоял жаркий май, в этом семестре Глеб решил сдать экзамены досрочно, потому что он и Элла собирались на машине на юг. Потом у неё начиналась практика, надо было успеть насладиться морем и её постоянным присутствием, и они задумали путешествие на машине. Сдав, наконец, последний экзамен, он в отличном расположении духа, купив ей цветы, поехал к ней.

Он припарковался и вдруг увидел, что она стоит у подъезда. В чем дело? Ждёт его? Но они договорились на более позднее время, это он не в силах ждать, приехал рано, он собирался ей позвонить, если она ещё не готова, он посидит в кофейне. Что-то было не так…. Но что в такой жаркий солнечный день могло быть не так?

Почему она мечется, кого она ждёт? Глеб уже собирался выйти из машины, как увидел, как к Элле подошёл какой-то парень. Они разговаривают, она улыбается, Глеб следит, барабаня пальцами по рулю, и тут его Элла, его скромная девочка, тянется к парню, а он хватает её в объятия и целует в губы. Глеб оторопел, он не верил своим глазам, он сам ни вправо ни влево не посмотрел, за всё это время, а она… Глеб отвернулся и не видел, как Элла вырывается и даёт парню пощёчину. Он нажал на газ, и машина взревела, она обернулась на звук и всё поняла.

– Глеб!!!! – крикнула Элла и побежала за машиной, как будто могла догнать.

В зеркало заднего вида он видел, что она бежит, потом споткнувшись, падает, он резко тормозит, выбрасывает цветы из окна, и снова жмёт педаль газа. Звонок на телефон, это она, он сбрасывает, ещё звонок, к чёрту, Глеб выключает мобильник и кидает его на заднее сиденье.

На бешеной скорости он мчится по городу, подлетает к своему дому, резко тормозит. Он взлетает на свой этаж, под удивлённые взгляды брата, кидает вещи в сумку, берёт гитару, быстро даёт Вовке инструкции и деньги на время своего отсутствия и убегает.

Глеб плохо помнил, как доехал до Чёрного моря. Он помнил только то, что выехал из Петербурга на взводе, и как сумасшедший гнал машину, останавливаясь только на бензозаправках, и около кафе, чтобы купить сигарет. Он практически не спал, однако, бешеная езда и незнакомые места успокаивали его нервы. Он проехал две тысячи километров, спасаясь от боли, но все эти километры боль неслась за ним, ни на шаг не отставая. Зачем он приехал сюда? Почему? Он хотел здесь быть с Эллой, а она… Кулаки непроизвольно сжимались, как она могла? После их любви, после слов и стольких ночей. Но вот поздно вечером он сидит на берегу и играет на гитаре, душа рвётся на части, царапается об осколки разбитой любви. По берегу идёт девушка, длинные волосы треплет ветер, и сначала ему вдруг показалось, что это Элла. Сильно забилось сердце, но холодная волна здравого смысла тут же накрыла его, она не могла быть здесь…

Девушка присела недалеко, слушая музыку, Глеб жестом предложил ей сесть рядом, и вот она здесь, у Глеба с собой вино, и она не отказывается, они пьют, поют, разговаривают. С восходом солнца, Глеб всё больше различал черты незнакомки. Она была красива, её чёрные волосы в беспорядке рассыпались по гальке, а глаза были синие-синие, как море. Солнце просыпалось, утреннее море было спокойно. Глеб поцеловал её, и она ответила ему тем же, а затем они не сговариваясь пошли к нему в номер.

Глеба неудержимо понесло, потащило в круговорот курортных развлечений: пляжей, баров, ресторанов, пьяных дискотек. Карина не оставляла его ни на минуту, не давала одуматься. Она была замужем, но муж остался где-то на далёком Севере, а его супруга нашла здесь любовника. Днём Карина кружила его, задавливала своей энергией, но ночью, лёжа с ней в постели, Глеб думал об Элле, сердце болело, как хотелось бы, чтобы это она лежала рядом.

Десять дней пролетели незаметно, Карина упорхнула, не оставив номера телефона, курортный роман завершён. Сидя на пляже, наблюдая, как встаёт солнце, Глеб вдруг понял, ему тоже пора домой, здесь ему делать больше нечего.

Обратно он ехал небыстро, глупо было уезжать так внезапно, ничего не выяснив… Как она бежала за ним, упала, наверное, разбила коленки. Даже если она поцеловала этого парня, даже если переспала с ним, он простит её, он так её сильно любит, без неё ему не жизнь. Петербург накрыло проливным дождем, а дома всё было по-прежнему. Он сейчас поспит с дороги, соберётся с мыслями и позвонит ей…

Сквозь сон он услышал звонок в домофон, наверное, пришёл врач или сиделка к брату. Глеб перевернулся на другой бок, под шум дождя, после долгой дороги так хорошо было спать. Бешеный звонок в дверь, откроет Вовка или нет?

– Глеб, – услышал он стук в дверь, – открой, пожалуйста.

Что там такое? Пожар? Спросонья и от усталости, Глеб не задумался, почему Вовка открыл домофон, а дверь квартиры нет. Щёлкнул замок и в квартиру шагнула Элла, с длинных волос стекала вода, на лице прилипла прядь волос, со лба сползали крупные капли, губы тряслись.

– Ты! – закричала она и толкнула его в грудь. – Где ты был?

Вовка плотно притворил дверь своей комнаты.

– Где ты был? – кричала в истерике Элла. Дождевые капли с волос стекали по лицу и смешивались со слезами.

– Где ты был???? Куда ты пропал??? – Элла не давала сказать ему ни слова, махала руками, била его по лицу, по плечам, по груди. – Я чуть с ума не сошла, звонила, металась, искала, думала, что с тобой что-то случилось, а ты… ты…

Она упала на колени, рыдая и закрыв лицо ладонями, длинные волосы волочились по полу. Глеб рухнул на колени рядом. Они кричали друг на друга, но не слышали ничего. Элла в истерике била его, пока ему, наконец, не удалось схватить эти летающие руки, он завёл их ей за спину и прижал девушку к себе. Господи, она же вся мокрая насквозь, бежала от метро под проливным дождём к нему, забыв надеть куртку, забыв зонт. Элла высвободила руки и обняла его за шею, обняла так крепко, что чуть не задушила его, и продолжила реветь, уткнувшись в него. Глеб с трудом оторвал её от себя, взяв лицо в ладони. Она похудела, осунулась, тёмные круги под глазами, вся опухшая от слёз, и лицо стало таким маленьким, беззащитным, а глаза ещё больше, и сколько горя в них, сколько любви. Его глаза бегали по ней, изучали, вспоминали все чёрточки, все бледные веснушки, потом он стал неистово целовать её.

– Я так боялась, что с тобой что-то произошло. Я не выдержу, я умру, – между поцелуями, плача, говорила она.

– Малышка, ты совсем вымокла, замёрзла.

Глеб подхватил её на руки и отнёс в свою комнату. Он стащил с неё толстовку и джинсы, расстегнул насквозь мокрый бюстгальтер, накинув на неё халат, он пытался согреть её грудь ладонями, растирал руки и ноги, вытирал волосы, затем укутал её одеялом и прижал к себе. Как он прожил без неё эти часы, дни, недели?

– Ты меня любишь? Любишь? – плакала она, вцепившись в него.

– Люблю, малышка.

– Я ни в чём не виновата, кроме тебя у меня никого не было, нет и не будет. Этот парень мой давний поклонник, он неожиданно поцеловал меня, я не успела среагировать, дать отпор.

– Мне разобраться с ним?

– Нет, нет, он всё понял, он – хороший человек, но я люблю тебя. Я не могу без тебя.

Элла выпуталась из-под одеяла и перебралась к нему на колени.

– Это ты прости меня, малышка, я такой дебил.

Элла внимательно посмотрела на него, её огромные глаза пытливо всматривались в него. Она вся помертвела, побледнела.

– У тебя был кто-то?

По щекам вновь покатились крупные слёзы.

– Прости меня, родная, больше не будет никого, никогда, я чуть не сошёл с ума, это всё неправда, бред, блажь, есть только ты.

Он развязал ей халат, запустив под него руки, она вздрогнула, её пробрала дрожь, грудь напряглась.

– Ты и так была худенькой, а теперь совсем исхудала, – прошептал он, целуя её.

– Я не могла ничего есть, я забыла…

– Малышка…

Он повалил её на кровать, накрыв собой. Какое наслаждение быть с любимой женщиной, ласкать её, погрузиться в неё, слышать её стоны. Как он мог получать удовольствие с Кариной? Во всем мире для него есть только Элла, только она и её тело. Давай, моя любимая, моя малышка, быстрее, я долго не выдержу, я слишком соскучился… Оргазм накрыл обоих практически одновременно, они пытались отдышаться, целовались, и Глеб не в силах был покинуть её тело, слезть с неё.

– Я забыла принимать таблетки в эти бесконечные для меня дни, – прошептала она, – что если я забеременею?

– Значит будем рожать.

– Я ещё не очень готова.

– Я тоже, но не убивать же нашего ребёнка. Будем надеяться, что пронесёт.

– У Аллы с Владом будет малыш.

– Знаю. Влад собирается пахать всё лето, как лошадь, чтобы зарабатывать на всё это.

– Давай больше никогда не ссориться? Обещай мне.

– Не уверен.

Увидев, как Элла испугалась, он улыбнулся своими ямочками.

– Не уверен, что мы не поссоримся, пока будем выбирать цвет стен для нашего гнезда. Малышка, у тебя выпирают косточки, давай, я закажу еды.

– Ты собираешься это делать в этом положении?

А через час его малышка смеялась, ела пиццу, запивая горячим чаем, и высохшая непослушная прядь снова падала ей на лицо.

Глеб заснул, Элла убрала посуду из комнаты, развесила свои вещи, сходила в душ. Выйдя из ванной, она застала на кухне Вовку. Он доедал пиццу, которую они ему заказали.

– Спасибо тебе, что позвонил, когда Глеб приехал.

– Ты снова будешь с нами? – с надеждой спросил он.

Элла поцеловала его в макушку. Потом она вернулась в спальню, легла рядом с Глебом, гладя его спину. Он перевернулся, схватил её в охапку и прижал к себе.

А на утро, когда они выходили из квартиры – Глеб отвозил Эллу на практику – они неожиданно столкнулись с соседом, а рядом с ним, под ручку, шла Ира.

– А, Глебыч! Привет, вернулся? А это моя девушка! Глеб, у меня теперь есть девушка! – крикнул Лёша, когда двери лифта за Глебом и Эллой уже закрылись.

– Поздравляю, -спокойным голосом ответил Глеб.

– Это же Ира? – спросила Элла.

– Плевать я на неё хотел.

После этой разлуки они стали ещё ближе, они поняли, что друг без друга жить им невозможно. Практически всё лето они не расставались, Глеб забирал Эллу с практики и до следующего утра, когда ей снова надо было ехать в больницу, они были вместе. Мама Эллы, невзлюбившая его за то, что он сын проститутки, выросший без отца и даже не знавший, кто он, и всё время напоминавшая своей дочке, что в семье есть больной брат, какая же там может быть наследственность, уехала на весь учительский отпуск на дачу, и Элла была свободна. А когда закончилась практика, они стали совсем неразлучны. Купаясь в счастье, они не обращали внимания, на то, что в соседнюю квартиру часто приходит Ира и бросает на них злобные взгляды. До осени так мало времени, а там снова начнётся учёба, вернётся мама, и Элле придётся жить дома. А сейчас Глеб разливался счастьем и готов был обнять весь мир, огромный, как её глаза.

Вдвоём им никогда не было скучно. У них удивительно совпадали вкусы на еду, музыку, кинофильмы, поэтому столько нужно было попробовать, пересмотреть, пересказать друг другу. В жаркие дни они ездили на пляж, вечером куда-нибудь ходили или просто гуляли по городу. Бывало они, закупившись в магазине продуктами, закрывались в квартире и совместно проводили на кухне кулинарные эксперименты, пили вино или кофе, потом смотрели кино и шли в кровать.

Глеб, раздев её, изучал каждую клеточку её совершенного тела, он знал и целовал каждую веснушку, каждую родинку, они любили друг друга, а потом он зарывался в её волосы, и они засыпали. Это были самые счастливые дни…

Тогда же они начали говорить про совместное будущее, что-то планировать, о чём-то мечтать. Они совсем молоды, впереди вся жизнь. Он закончит университет, откроет своё дело, не на материны же деньги существовать, а его малышка не должны ни в чем нуждаться, пусть занимается своей медициной.

Глеб задаривал Эллу цветами и подарками, он одевал её с ног до головы, как бриллианту подбирают оправу. Поначалу Элле было неловко, но в конце концов, тщеславие молодой девушки победило, да и хотелось соответствовать своему парню, он то всегда шикарно одет. Глеб учил её водить машину, обосновывая тем, что кто-то должен возить утром их детей в школу, лично он любит поспать, так что придётся ей этим заняться…

Но вот наступила осень, Элла вернулась домой, начинался новый учебный год. Он на четвёртом курсе, она – на втором. Глеб задался целью открыть бизнес, поэтому с усердием набросился на учёбу, став чуть ли не лучшим студентом в потоке. Но виделись они по-прежнему каждый день, хотя оставаться на ночь теперь ей было трудно. Как ей иногда это удавалось, Глеб не имел понятия. Он предлагал ей жить у него, квартира есть, деньги тоже, но Элла не соглашалась, так сразу она не может, «давай еще немного повстречаемся, а с матерью я улажу вопрос, ты только не провожай меня, чтоб она не видела, и не звони на домашний телефон».

Но когда её не было рядом, ему казалось, что он не живёт. Без неё он не хотел есть, не мог спать, ему было скучно и плохо. Пора жениться на ней, Глеб.

– Мужики, ну вы даёте, – присвистнул Макс. – Вы же были среди нас самые крутые, эти вечеринки, где бабы сами из трусов при виде вас выпрыгивали. Вы чего свихнулись, жениться в двадцать лет? Сначала Владька, а теперь Глебыч, быстро вас к рукам прибрали. Не ожидал… Тоже что ли на своей вобле жениться?

На зимних каникулах, Глеб отвёз Эллу в Париж. Там он сделал ей предложение стать его навсегда. И она согласилась, летом – свадьба. Он хотел зарегистрировать брак и забрать её к себе прямо возвращению, но малышка так хотела свадьбу летом…

Глава 13. Пропасть

Глеб вздрогнул. Память играла с ним злые шутки. Он практически не помнил, что происходило в то время, когда он и Элла были безумно счастливы. Но он вплоть до мелочей вспомнил ТЕ дни… самые страшные, самые чёрные дни в его жизни.

Как будто он парил на небесах, и вдруг кто-то вцепился ему в крылья, и он рухнул на холодные каменные скалы. Неужели он залетел так высоко, что так жестоко сорвался вниз? Прямо в пропасть, обратно туда, откуда он выполз с надеждой на новую жизнь…

Тем февральским вечером, Глеб и Элла сидели в кофейне. Было самое начало месяца, а оттепель была как весной. В этот день была ужасная слякоть, с неба сыпал мелкий снег с дождем, ветер дул в лицо, куда бы ты не шёл, и люди, сгорбившись, бежали наперегонки домой. Отвратительная мокрая, сырая зима с тяжелым влажным воздухом, который возможен только в сером гранитном Петербурге.

У Глеба страшно разболелась голова, виски пульсировали, на мозг давила ненавязчивая музыка и раздражал даже запах любимого кофе. Ещё и Элла была взвинчена, два последних дня она провела у него, сильно повздорив с матерью. Она объявила той, что выходит за Глеба замуж, и мать вспылила. Сначала кричала, угрожала, потом молила и плакала не делать этого, иначе она наложит на себя руки. Элла убежала из дома, но она любила маму и переживала за неё, кроме единственной дочери у той никого не было. И вот всё обдумав, купив маме цветы и торт, она решила сегодня приехать домой и поговорить с ней, как взрослая женщина. Объяснить той свои чувства, рассказать, как счастлива со своим мужчиной, и предложить всем им жить в мире.

– А если не получится? – спросил Глеб.

Элла вздохнула.

– Что ж, тогда я соберу вещи и приду к тебе навсегда. Без тебя я жить не могу, и возможно, мама, увидев, как мы счастливы, простит.

Глеб довёз её дома, он всегда останавливал машину с той стороны, куда не выходят окна квартиры Эллы, ладно сегодня всё прояснится в ту или другую сторону, так что этот тайный подвоз – последний.

– Да что же это такое? – сжав виски произнёс Глеб, боль в висках всё нарастала. – Я понимаю, когда голова болит с похмелья, тогда я согласен, но ведь я не пил ничего.

Правда, эта боль совсем не походила на боль после выпитого. Голову будто стиснул обруч, да и сердце почему-то билось чаще, чем нужно.

– В аптечке таблетки лежат от спазма и боли, как придёшь, сразу прими две.

– Малышка, может к чёрту всё? Завтра поговоришь с мамой, поехали ко мне?

– Нет, я уже настроилась, прокрутила разговор, да и торт с цветами ждать не будет.

Глеб уткнулся ей лбом в щёку.

– Как я проживу эту ночь без тебя?

– Примешь лекарство и заснёшь, всё будет хорошо.

Они долго прощались в машине, наконец, Элла сказала, что ей пора.

– Можно я провожу тебя? Мама всё равно про нас знает.

Ему мучительно не хотелось с ней расставаться.

– Давай всё будет как обычно, а с завтрашнего дня начнётся новая жизнь. Я так люблю тебя…

Элла, поцеловав его, вышла из машины. Глеб смотрел на удаляющуюся тонкую фигурку в чёрном пальто, голову прострелила боль, сердце ухнуло куда-то вниз, он вдруг понял, что не должен её отпускать. Он выскочил из машины, не заглушив мотор, оставив дверцу открытой, и побежал за ней.

– Да что с тобой? – обернулась она.

– Я не знаю. Не уходи, мне совсем плохо. Или пойдем вместе, я тоже поговорю с твоей мамой, официально попрошу твоей руки.

Элла поставила торт и положила цветы на стоящую рядом скамейку, закинула руки к нему на плечи и встрепав ему волосы, улыбнулась.

– Обязательно попросишь, но сначала дай мне поговорить с ней с глазу на глаз. Не переживай, при любом раскладе мы будем с тобой вместе. Я очень тебя люблю, я позвоню тебе сегодня чуть позже.

Глеб кивнул и, как больной, поплёлся к машине. Элла помахала ему рукой, взяла подарки для мамы и пошла к своему подъезду. Еще не затих шум колёс и двигателя машины Глеба, как от стены отделились четыре тени.

– Вот она, – послышался голос Иры.

Глеб медленно, словно во сне, вошёл к себе в квартиру. Боль накатила новой волной, мозг резали тысячи раскалённых ножей. Глеб дополз до аптечки и выпил таблетки, про которые говорила Элла. Над городом повисла мрачная тяжёлая туча, в окна застучал мелкий колючий снежный дождь. Что-то было не так, совсем, совсем не так. Глеб проверил телефон, малышка так и не отписалась, что пришла домой, возможно, на неё с порога накинулась мать, и она забыла. Глеб отправил ей сообщение, тишина. Нет, он не успокоится, пока не услышит её голос, хотя бы одно слово «перезвоню». Глеб набрал номер, нет, ответа, еще раз, только гудки и голос робота «абонент не отвечает». Тогда запрещённый приём: звонок на домашний телефон, она не разрешала ему делать это, но сама виновата, раз не слышит мобильный. На другом конце провода взяла трубку не она, а её мать. Глеб поздоровался и попросил Эллу к телефону.

– Кто это? Эллы нет и, видимо, она сегодня не придёт.

Глеб опешил, что всё это значит, не хочет звать дочку к телефону? Что там у них происходит?

– Слушайте, я понимаю, что вы меня не жалуете, но Элла уже взрослая девочка и вправе решать…

– Глеб, это ты? – встревожилась мать. – Я была уверена, что она с тобой, она собиралась сегодня прийти, но уже поздно, а её так и нет.

– Как нет? Я полчаса назад лично привёз её к вашему дому.

– Я не лгу, её, действительно, нет. Где же она?

– О боже! – крикнул он, бросил трубку и выбежал из квартиры.

– Глеб, ты куда? – только услышал он вслед голос Володи.

Припомнить, куда он только что припарковал собственную машину, Глеб не смог, он не мог думать ни о чём, кроме своей девочки, куда она подевалась.

– Если понесёшься со скоростью света; не останавливаясь, заплачу кучу денег! – закричал заорал Глеб на молоденького водителя.

Водитель кивнул и нажал на газ. Такси летело так, что милиция не успевала свистеть, а другие автомобили шарахались в сторону. Глеб нервно курил, играла весёлая музыка, и Глеб, не выдержав, с яростью выключил магнитолу.

У её подъезда, не смотря на поздний час, толпа людей. Что случилось? Возле скамейки раздавленный торт и смятые цветы, куда малышка так торопилась, что потеряла подарки? «Убийство», «насилие», «где же скорая?» слышал он обрывки фраз, пока протискивался к дверям. Убили кого-то? Где же Элла? Может тоже среди этих людей? Ждёт скорую, волнуется? Может она стала свидетелем какого-то преступления, поэтому не дошла до дома, ей надо оставаться здесь, чтобы дать показания? Или может её уже опрашивает полиция, поэтому она не может ответить на его звонки? Он высматривал её, натыкаясь на чужие лица, но не видел ни волос, ни знакомого пальто. Где же она? В подъезде? Успокаивает пострадавшего или родственников, а может оказывает первую помощь? Она такая внимательная и искренняя к людям, конечно, она не могла остаться в стороне от чужого горя. В подъезде, на чёрной лестнице, кто-то выл и плакал, Глеб, перепрыгивая ступеньки, побежал наверх. Людей всё больше и больше, приходится их расталкивать, Элла там, в гуще событий, по-другому она не может. Вот он кажется и дошёл до эпицентра… В первый момент он ничего не понял. На коленях, спиной к нему, стояла мать Эллы и громко, до визга, кричала. Перед ней кто-то лежал, укрытый кровавым одеялом. Из-за каких-то женщин, заслонявших ему вид, он ничего не мог рассмотреть. Но всё-таки увидел… увидел кончик каштановых волос, слипшихся от крови, и тонкую руку. Глеб грубо отпихнул женщин, одна упала, вторая бросилась её поднимать, крича на него, но он этого не слышал, он пробился к Элле и рухнул рядом на колени. Она была жива, но смертельная бледность уже разлилась по лицу, черты заострились.

– Малышка, – он нашёл её еле тёплую руку и прижал к себе, – малышка.

Она приоткрыла глаза, глубокие, совсем тёмные.

– Ты пришёл, – еле прошелестела она, – я знала, что придёшь. Помоги мне.

Из уголка губ вылилась струйка крови, лицо было в кровоподтёках. Не смотря на протесты матери, Глеб откинул одеяло и мгновенно всё понял. Снизу, до пояса, Элла была обнажена и истерзана насильником, из неё сочилась кровь, но это было не самое страшное, самым страшным была рана на животе, после того, как её изнасиловали, её пырнули ножом, и вот оттуда, из этой раны, вытекала жизнь. Глеб накрыл её одеялом, взял руку, такую маленькую, тонкую и прижался к её лицу, у него текли слёзы:

– Малышка, потерпи, сейчас приедет врач, тебя спасут, тебе не будет больно. Только потерпи. Ты справишься, ты же дождёшься скорую, правда?

– Мне холодно.

Конечно, холодно, между ней и полом было только пальто, но нельзя её сейчас трогать, взять на руки, отнести в тёплую квартиру, усилиться кровотечение, надо обязательно дождаться врачей. Глеб дышал ей на руки, растирал их, прятал себе под куртку, но они, кажется, только леденели. У неё забрали кольцо, которое он надел ей на палец на помолвку, и тогда Глеб снял своё и надел ей на пальчик, оно было велико, но ничего, они потом решат с кольцами, а сейчас, когда малышка очнётся в больнице, увидит колечко сразу поймёт, что он был рядом… Если бы он мог как-то помочь ей! Зажать эту рану, прекратить отбирающее жизнь кровотечение, отдать ей свои силы и здоровье. Он сжимал её руку, шептал слова, целовал и плакал. Но вот она содрогнулась, вздохнула:

– Люблю тебя…

– Слышишь? Сирена скорой, значит, они сейчас будут здесь!

Но они уже были здесь не нужны… Мать снова завыла, а Глеб вцепился в тело Эллы, ещё ничего не понимая. На лестнице послышался топот ног. Подбежали врачи, отстранили Глеба.

Осмотрев тело и качая головой, врач сказал:

– Она скончалась. Полицию вызвали?

– Да, – ответил кто-то, – участковый по квартирам ходит.

– Тогда он сам вызовет и Специальную и криминалистов.

Матери Эллы сделали успокаивающий укол, и врачи, вздыхая, ушли. Какая-то соседка принесла плед и укутала потерянную от горя мать. Глеб сидел в углу лестницы, обняв колени, его трясло, зубы выбивали дробь, в голове тысячами молоточков стучало «она скончалась, скончалась, скончалась». Нет, она не могла, они что-то напутали, он накажет этих врачей, которые ушли, не помогли его девочке. Глеб подполз к ней, вглядываясь в черты, которые менялись на глазах.

– Малышка, – прошептал он. – ну что ты, проснись, а то они решили, что ты…

Подошёл какой-то сосед, протянул ему стакан с водкой.

– Мне жаль, – сказал он.

Глеб выпил залпом. Чего ему жаль? Она поправится. Ну почему у неё такие холодные руки и щёки? Почему ему никак не согреть их? Уши надрывает плач женщин, можно, в конце концов, потише? Малышка только заснула, ей было так больно, хорошо, что она спит… Глеб сидел возле неё, держал за руки, целовал щёки, перебирал волосы, пока не приехала группа оперативников.

– Нам надо осмотреть её, – сказали ему.

Они помогут ей, те не помогли, эти помогут. Глеб снова сел неподалёку, прижавшись спиной к холодной стене. Но почему-то они не спешили помогать, они что-то соскребали со стен и пола, опрашивали соседей, около Эллы сидел судмедэксперт и что-то писал. Сидя в уголке, сжавшись в комок, Глеб, ничего не понимая, наблюдал за их действиями. Их голоса, шаги то вырастали до невероятных звуков, что ушам было больно, а то и вовсе пропадали, как в немом кино, они открывали рты, а звука нет. Иногда он слышал «групповое изнасилование, предположительно, трое», «нож», «смертельное ранение», «кровопотеря, упустили время, не сразу нашли», и монотонное бормотание: «резаная рана в районе живота, размером…». И тогда он закрывал глаза, отключался и слышал нежный голос «я так боюсь насилия, меня пытались двое в подъезде, соседи помешали", и Глеб начинал биться затылком об стену, по щекам текли злые слёзы. За что? Почему? Кто посмел? И где был он сам? Насилие их свело, насилие и разлучило, нет, это всё сон, бред, такого быть не может, два часа назад она целовала его в машине, живая, тёплая, её запах ещё с ним, на шее ощущение прикосновения нежных губ, она хотела поговорить с мамой, переночевать дома, а завтра остаться у него. Он будет завтра, после учёбы, ждать её. «Она скончалась, скончалась, скончалась»…

Эллу накрыли простынёй. Зачем? Она же задохнётся, Глеб рванул к ней, но ему не позволили, и он, как улитка, снова заполз в свой угол. Он уткнулся лицом в колени «с завтрашнего дня начнётся новая жизнь», «любимый, всё будет хорошо», «не провожай, не надо, это в последний раз». В последний раз… Это бред, просто у него сильно болит голова, он заснул и ему снятся кошмары, девочка, где ты ходишь? Куда ты потерялась? Он видел удаляющуюся лёгкой походкой в темноту фигурку, несущую торт и цветы для своей мамы, чтобы помириться с ней и сказать, что будет свадьба 21 июля. Она уходит, стучат каблучки, ветер треплет длинные волосы, и вот её ножки отрываются от земли, и она летит на небо, сразу на небо, чтобы не переживать этот кошмар перед смертью… «Она скончалась, скончалась, скончалась»…

Кто-то потряс его за плечо, Глеб поднял голову. Где он? Что с ним? Перед ним на корточках сидел какой-то мужчина в штатском.

– Твоя девушка?

Глеб перевёл взгляд на тело, лежащее под простынею и начал проваливаться в темноту, но почувствовав резкий запах нашатыря, очнулся. Совершенно бессмысленно он смотрел на лицо оперативника, оно расплывалось, то удаляясь, то приближаясь. Ему снова поднесли нашатырь, Глеб вздрогнул.

– Говорить можешь?

Едва заметный отрицательный качок головой. Глеб жестом показал, чтоб ему дали сигарету. Мужчина сунул ему в рот папиросу и помог прикурить. Подошёл судмедэксперт.

– Может укольчик успокоительный? Парень переживает.

Глеб помотал головой, оперативник сунул в карман его куртки визитку с телефоном.

– Позвони, как сможешь, нам надо поговорить, чтобы выяснить, кто мог так её изувечить.

Глеб ещё раз посмотрел на тело, кровь бурыми пятнами уже стала проступать и на простыне. И вдруг, как удар молнии, электрический разряд по телу, прострелило виски, голову, резко затошнило: нет больше малышки, она улетела, здесь только её оболочка, изуродованная маньяками, он ничем ей больше не поможет.

Глеб оттёр ладонями слёзы, вскочил на ноги и расталкивая всех, побежал вниз, на улицу. На улице его согнуло пополам и вырвало, и продолжало выворачивать, пока всё вокруг не начало кружиться, и он не упал. В какой-то снежной луже он обтёр лицо и руки, на них была кровь. Откуда на нём кровь? Он же не ранился. Удар молнии, темнеет в глазах, тошнота, это же её кровь «она скончалась, скончалась, скончалась»… Найдя в кармане свои сигареты, он побрёл вперед, не зная куда.

– Глеб? Ты чего? Ночь на дворе, – в дверях стоял заспанный Влад.

Глеб шагнул из темноты в квартиру, и Влад осёкся. Грязные джинсы и куртка, на джемпере подозрительные пятна, с волос стекает вода, попадая за ворот, губы синие и трясутся и глаза, такие страшные глаза.

– Брат, ты чего?

Из комнаты вышла Алла.

– Ты чего, брат? – начал трясти его Влад.

Ноги подкосились, и Глеб упал.

– Пьяный? – спросила Алла.

– Не похоже.

– Глеб, мы тебя любим, но у нас младенец и…

– Да подожди ты, – грубо оборвал жену Влад, – тут что-то не так.

– Выпить есть? – треснутым голосом спросил Глеб.

Влад принес из холодильника водку и хотел плеснуть в рюмку, но Глеб выхватил бутылку и начал глотать из горла. Отбросив бутылку, он побежал в туалет, где его снова вывернуло. Прямо в туалете он упал и у него началась истерика. Влад и Алла с ужасом смотрели на него.

– Она скончалась, скончалась, скончалась, – сквозь рыдания, как попугай, начал твердить Глеб.

– Братишка, кто?

– Малышка, она скончалась.

– Что ты несёшь? – чуть ли не закричал Влад, упал рядом и обнял Глеба.

В комнате заплакал малыш, но ни Алла, ни Влад не в силах были подойти к ребёнку. Глеб привалился Владу на плечо и всхлипывая сказал:

– Её убили, изнасиловали и убили в подъезде. Она так боялась насилия. А меня не было, и никого не было.

Влад поднял Глеба, снял с него куртку.

– Пойдем на кухню.

– Идите в комнату, – сказала Алла, – сегодня уже никому не до сна.

И она разрыдалась. В комнате Глеб, отказавшись от дивана, лёг на пол, на ковёр, Влад сел рядом, машинально гладя его руку. Они молчали и плакали, говорить было не о чем.

Рано утром, Глеб поднялся с пола. Влад спал рядом, Алла свернулась калачиком на диване возле ребёнка.

– Останься, – встрепенулся Влад. – Куда ты сейчас?

– Домой. Я хочу побыть один, – прохрипел Глеб.

И не смотря на все уговоры друга, он покинул квартиру. Он плёлся вдоль дороги, пока не поймал машину. Рухнув на заднее сиденье, он согнулся пополам, его трясло.

– Брат, перебрал? – радостно воскликнул водитель.

Глеб не ответил. Когда он вошёл к себе в квартиру, на него набросился радостный Вовка:

– Глеб, где ты был так долго? Мне надо…

Глеб молча выставил руку ладонью вперёд, показывая, чтобы Вовка замолчал. Схватив в баре бутылку виски, Глеб прошёл в свою комнату и прямо в одежде рухнул на кровать. Хлебнув из горлышка, он уткнулся в подушку, его трясло, голова кружилась, он изо всех сил подавлял в себе крик, только судорожно рвал простынь. Как осознать, что её нет и больше не будет, когда только пару дней назад она была здесь с ним, в этой постели? Она улыбалась, шептала про любовь, отдавалась ему, не ведая, что это в последний раз… Она лежала с ним, здесь, эта простынь помнит ещё её тело, подушка пахнет её волосами, как им было хорошо и уютно в этом маленьком гнёздышке, они сливались в одно целое, шептали друг другу всякие нежности… Его маленькая, милая девочка, любимая до обожания. Глеб резко сел, сбросил куртку на пол и судорожно начал глотать виски. Комната закружилась вихрем перед глазами, заплясали стены, мебель, но тут он на стуле увидел белый махровый халат: она надевала его, когда оставалась у него. Такой же халат, какой он снял с неё тогда в отеле, первый раз, когда она доверчиво отдалась ему. Глеб вскочил, почти упал, чудом удержавшись, и схватив халат, повалился на кровать. Он уткнулся лицом в её вещь и уловив знакомый запах почти взвыл, на воротнике зацепились пара её длинных волос, темные ниточки, оставленные еще тогда живой Эллой на белой махре… У Глеба началась настоящая истерика. Он выл и плакал, прижимая к себе бездушную вещь, в кармане нашёл её расчёску, стал гладить пальцем каждый зубец. Только вчера утром, пока он спал, девочка сходила в душ, причесалась и надев этот халат, сварила ему кофе и принесла сюда. Он проснулся, она стояла перед ним, с чашкой в руках, её влажные волосы рассыпались по спине, оставляя навсегда две волосинки на вороте… Она не знала, что это последнее её утро, она была весела только немного нервничала из-за мамы. Зачем он спал тогда, теряя часы, которые он бы мог провести с ней? Любить бы её до утра, потом вместе сходить в душ и вместе сварить кофе. Зачем он отпустил её одну, в этот страшный вечер? Надо было силой заставить её ехать к нему или идти с ней, они всё равно собирались пожениться, ничего бы её мамаша уже не сделала, Элла была совершеннолетней, и сама могла решать свою судьбу. Так много зачем и почему, и если бы… Как болит в груди, боль заливается по венам, суставам, лопни, сердце, лопни, перестань стучать, не можешь ты выдержать этой жуткой боли. Глеб качался из стороны в сторону, мял халат, вдыхал ускользающий запах любимой женщины и молил только обо одном, чтобы она забрала его с собой. Он вывалил из шкафа её вещи, она много покупок и подарков хранила у него, потому что у мамы было бы слишком много вопросов. Глеб сгрёб всё в кучу и обнимая всё это, завалился на кровать.

Шли минуты, отсчитывая часы, звонил телефон, потом сел аккумулятор, и он, наконец, замолчал, день ли был, ночь, Глеб ничего не знал, кто-то периодически стучал в его комнату, но он, закрывшись на замок, просил оставить его в покое. Он лежал не двигаясь, обнимая вещи, а разные, принадлежащие ей мелочи, сложил на тумбочку перед фотографией, и красными, воспалёнными глазами смотрел на них. Глеб не спал, не ел, виски и сигареты закончились, но ему было всё равно. Он только надеялся, что она придёт за ним и заберёт его. Но её не было, ни её самой, ни её призрака, ни тени. Где она сейчас? В морге, в своём истерзанном насильниками теле? Нет, она должна быть на облаках, порхать новым ангелом, самым красивым из всех… Но за что ей такая мучительная смерть? Глеб опять взвыл, она не знала мужчин, кроме него, так боялась насилия, а тут трое над его девочкой, маленькой, беззащитной, и его не было рядом, он ехал домой и не знал, что в этот момент издеваются и убивают его малышку. Её схватили трое, наверное, заткнули рот, она уронила тортик и цветы, они потащили её на чёрную лестницу, она маленькая, слабая, да и как ей справится с тремя? Они издевались над ней – скоты, уроды – а потом пырнули ножом, зачем они убили её? Ведь ограбления не было, исчезло только кольцо, а телефон, сумочка – всё на месте. Если бы они просто изнасиловали её, не убивая, она осталась бы жива, и они бы справились с этим кошмаром вместе. Она была бы с ним, он сумел бы залечить ей душевные раны, он бы взял её под своё крылышко и больше никуда не отпускал одну, в крайнем случае, приставил бы ей охрану. Но эти уроды не просто залезли в неё, они воткнули в неё нож, когда она уже не могла им сопротивляться, когда она уже и так была раздавлена ими… Глеб стал биться головой об стену, этим мысли, думы сводили его с ума. Жуткие картины насилия над его девочкой, к которой он сам обращался, как с драгоценнейшей вазой, возникали перед глазами. Они посмели ударить её, возможно таскали её за чудесные волосы, ей было так больно, но ей затыкали рот, чтоб не кричала, потом разорвали юбку, колготки и…. Глеб закричал, закричал громко надрывно, как кричал Вовка в детстве, когда ему что-то не нравилось, или, когда его била нянька. Он кричал и плакал, бил стены кулаками, разбивая их кровь, потом упал на пол и стал биться головой об пол. И вдруг резко подняв глаза увидел окно, а в окне – небо. Скорее, скорее, туда, к ней, там он утешит её, успокоит. Всё, всё… Он резко вскочил и побежал на балкон, он уже занёс одну ногу на перила, как дверь в его комнату с треском открылась, Влад выбил замок, и они с Яной ворвались к нему в комнату. На пороге остался лишь перепуганный Володя.

– Чёрт, – крикнул Влад, оценив обстановку.

Он мигом подлетел к Глебу и оттащил от края. Друзья вцепились в него, не давая дёрнуться, и Глеб, судорожно всхлипывая, вдруг потерял силы, обмяк и повис на них.

– Ну что же ты так? Надо держаться!

– Глеб, завтра прощание и….

– Замолчи, она жива, слышишь! – закричал он. – Она просто уехала, она вернётся ко мне!!!

Глеб бесцеремонно полез в карман Влада и достав пачку сигарет, закурил.

– Возможно это будет самый тяжёлый день в твоей жизни, и мы переживём его вместе, – тихо сказала Яна, – а сейчас я сварю тебе кофе и сделаю что-нибудь поесть.

Влад заставил Глеба сходить в душ и охранял его, чтобы тот ничего с собой не сделал, Яна занялась приготовлением еды, а потом они легли втроём на одну кровать, уложив Глеба посередине. Половину ночи Глеб метался, и друзья пытались его успокоить, но он вертелся, стонал, пока Влад ночью не сбегал в аптеку, и Яна не влила в него лошадиную дозу успокоительного. И тогда Глеб всё-таки заснул, беспокойно, дёргаясь, но всё-таки заснул.

Яна проснулась и сразу повернулась к Глебу, тот уже не спал, но лежал смирно и смотрел в потолок.

– Во сколько? – спросил он.

– В час дня.

Глеб кивнул.

– Мы поедем вместе. Влад сядет за руль.

Глеб опять кивнул и закрыл глаза.

Когда они встали, Глеб хоть и был очень бледен, но казался спокойным. Он выпил сваренный Яной кофе, она даже как-то умудрилась впихнуть в него кусок сыра, сходил в душ, побрился, оделся во всё чёрное и без сопротивления отдал Владу ключи от машины, а сам сел на заднее сиденье рядом с Яной. Купив целый ворох белых лилий и роз, они поехали на прощальную панихиду в церковь. Влад припарковал машину на парковке, но Глеб как будто прирос к сиденью, он долго не мог заставить себя выйти, идти туда? Видеть гроб и то, что от неё осталось? Не могу, не хочу.

– Глеб,– взяла его за руку Яна, – надо проститься, потом будешь жалеть, что не сделал этого.

Глеб кивнул, надел тёмные очки и вышел из машины. Они вошли, когда церемония уже началась, в церкви было много народу: родственники, сокурсники, подружки, Эллу любили все. Но черная фигура Глеба с ослепительно белыми цветами приковывала внимание, все знали об их отношениях, и знали, как они любили друг друга и собирались пожениться. На него посматривали, поэтому Глеб не снимал тёмных очков, ах, как бы он хотел попрощаться с ней один на один без этих перекрёстных сочувствующих взглядов. Отдав пока цветы друзьям, на деревянных ногах он подошёл к белому гробу. На смертном одре лежала кукольно-фарфоровая девушка в свадебном платье. Каштановые волосы обрамляли белое, как бумага, личико – все кровоподтёки тщательно загримировали, длинные реснички, которые он так любил трогать, были нереально чёрными на фоне белого лица, пухлые губы, которые он обожал целовать, крепко сжаты, кончики волос касались сложенных кистей рук, а на её пальце оставили его обручальное кольцо. Она была трогательно нежной, как спящая красавица, заснувшая навеки. Глеб дотронулся до её руки и тут же одернулся, какая ледяная, и эти губы тоже холодны как лёд, их просто накрасили красной помадой… А несколько дней назад он целовал их в машине, они были живые и тёплые, и шептали о любви. Нет больше малышки, это просто кукла. Глебу резко стало плохо, он согнулся пополам и упал бы, если бы не подбежали Влад и Яна, и не увели его от гроба. Мать стояла на коленях перед своей дочкой и плакала, впрочем, плакали почти все. А Глеб стоял в углу, прижавшись к друзьям, с поникшими плечами и горькой складкой у рта.

На улице, пока все прощались друг с другом (на кладбище ехали лишь близкие родственники, молодёжь предпочла уехать – поминать), Глеб, Влад и Яна нервно курили у машины. И вдруг к ним подошла мать Элла, заплаканная, постаревшая. Влад и Яна сели в машину, чтобы им не мешать.

– Ты прости меня, Глеб, я была неправа насчёт тебя.

– Всё поздно. Не надо раскаяний, её ничто не вернёт.

Глеб отвернулся, чётким попаданием в урну, выкинул окурок и тоже сел в машину. Влад, извинившись перед матерью Эллы, дёрнул с места. Они ещё увидятся на кладбище. Глеб, сняв очки и, положив голову на плечо Яны, смотрел на унылый зимний пейзаж. Мама выбрала для неё небольшое кладбище, оно было в пригороде, но зато было маленьким, не таким бездушным, как огромное царство мёртвых на севере и юге города. Неужели тело его малышки положат в землю? Неужели она навечно там останется? Такая красивая, хотя нет, тело истлеет, не будет этих глаз, фигурки, только косточки в свадебном платье, волосы и кольцо. Глеб судорожно всхлипнул и уткнулся в грудь Яны. Живую, тёплую женскую грудь, но не Её грудь не с Её запахом. Яна гладила его волосам, пытаясь успокоить, всё бесполезно, подружка, всё бесполезно.

– Сейчас закончится всё это, мы поедем к тебе и вдребезги напьёмся, – сказала Яна, – Влад ты с нами? Алла отпустит?

– Конечно, она у родителей с ребёнком на несколько дней, она всё понимает.

– Слышишь, Глеб, ну не плачь, продержись немного, а потом мы напьёмся, так напьёмся, чтоб до потери памяти.

В траурной процессии к месту захоронения они шли последними. Неужели всё? Да всё, её не спасли ни он, ни врачи, ни соседи. Она лежала на лестнице, в обмороке, в болевом шоке и не смогла позвать на помощь. Её нашли тогда, когда он начал ей названивать, и кто-то услышал, что на лестнице играет мобильный телефон. Почему он не позвонил ей раньше, может нашли бы быстрее, чем она истекла кровью? А теперь он идет за её гробом по кладбищу, идёт потому что не проводил, не настоял, не позвонил… Глеб снова пошатнулся, согнулся пополам, но друзья вновь не дали ему упасть. Каким страшным, мрачным кажется это место в этот серый зимний день, вот они сейчас все уедут, а она останется здесь, присыпанная мёрзлой землёй. Нет, он не может оставить её здесь одну. Скоро стемнеет, будет выть ветер, сыпать снег. Мать ревёт и ревёт, громко, в голос, надрывая уши плачем, Глеб молчит, лишь в голове стучат молоточки «она скончалась, скончалась, скончалась»… Но вот могильщики предлагают с ней попрощаться перед тем, как её положат в эту страшную яму. Сначала мать, потом родственники и, наконец, он. Он подходит, Яна и Влад мрачными стражами стоят сзади. Глеб смотрит последний раз на оболочку той, которую любил и любит. Его малышка такая красивая, хоть и совсем бледная. Зачем она убрала прядку? Так мило, когда она на её лице. Кажется, что она стала ещё меньше и тоньше, чем была, совсем исхудала. Но почему она не хочет открыть свои зелёные глазки, улыбнуться ему. И когда проснётся, надо ей сказать, что ему не нравится платье, что на ней, он купит ей другое. Но почему снежинки, падая ей на личико, не тают? Ах да, она же мертва… Подавляя в себе рыдания, Глеб наклонился и поцеловал её в уголок рта, и его пронзил, пробрал до мозга костей, холод. Когда он целовал её там, в подъезде, она не была ещё такой ледяной. Возможно душа тогда не покинула тело, что-то теплилось в ней. Как бы он не хотел, чтобы последний поцелуй с ней был связан с ощущением страшного холода. Как бы хотелось, чтоб последними их поцелуями, если б им всё же было суждено расстаться, были те, что в машине в тот страшный вечер: горячие, страстные. Но Глеб слишком долго стоит, согнувшись над ней, и Яна и Влад отводят его в сторону. Увидев, что несут крышку, Глеб отвернулся, вцепился в друзей, не в силах смотреть на это, но каждый заколачиваемый гвоздь вызывал в нём судорогу, как будто гвозди вбивали в него самого. Гроб на верёвках стали медленно спускать в яму, Глеб поднял голову и спросил у Яны:

– Зачем они кладут её в эту яму? Там же холодно, темно, там нет меня. Скажите им, чтоб они не отбирали мою малышку.

Неужели Глеб потерял рассудок?

– Она не там, она на небе, она смотрит на тебя.

Глеб поднял глаза к небу, но там никого не было, кроме маленьких птичек.

– Где?

Он снова перевёл взгляд на яму, гроб стукнулся об земле.

– Нет, – он оттолкнул друзей и попытался броситься туда же, за ней, в чёрную яму.

Влад резким движением отбросил его, и Глеб упал на колени. Мать Эллы опустилась рядом с ним и обняла его. Но он не хочет, чтоб его обнимала её мама, зачем ему её мама, если нет её самой? А эта женщина ему чужая… Комья мёрзлой земли застучали об крышку, они всё-таки засыпают её, она всё-таки остаётся здесь, а его скоро уведут отсюда, но зачем ему куда-то уходить, если она будет здесь? Пусть уходят все остальные, а он будет её сторожить. Неподалёку на кустик какого-то вечно-зелёного растения села маленькая птичка и, смотря на него, стала наклонять головку, то влево, то вправо.

– Смотри, Глеб, это Эллочка, – прошептала мать.

Глеб поднял глаза на нежную птичку, она раскрывала клювик и всё смотрела на него. У него выступили слёзы, задрожали губы, а птичка чирикала и чирикала.

– Это она, – прошептала мама.

Глеб резко повернулся, уставившись на женщину, она вздрогнула, какой страшный взгляд, как будто он сейчас её ударит, разорвёт, раздавит, и вдруг он сбросил с себя её руки и резко вскочил на ноги. Птичка встрепенулась и улетела. А он вдруг сорвался с места и побежал. Перепрыгивая через чужие могилы, он понёсся к выходу, Влад и Яна – за ним, но Глеб бежал так быстро, казалось, он летел, совсем, как та птичка. Добежав до машины, он сел за руль и рванул с места.

– Ты отдал ему ключи? – закричала Яна Владу.

– Нет, конечно, он, видимо, взял из дома второй комплект.

Так оно и было…

– Чёрт! Вон такси, побежали и давай за ним.

Глеб гнал машину по трассе, на ходу прикуривая сигарету.

Всё к чёрту… всё полетело к чёрту. Не быть тебе счастливым, Глеб. Нет больше в твоей жизни ничего стоящего, кому ты теперь нужен Глеб? Зачем тебе жить? Ты не смог уберечь свою девочку, она так любила тебя, звала на помощь, не помог. И ты собираешься с этим грузом жить дальше? Нет, Глеб, не жить тебе на этом свете, не быть тебе счастливым, не быть тебе частью этого мира. За всё надо платить, Глеб, а тебе платить нечем. Всё к чёрту… всё полетело к чёрту… Последняя затяжка, и Глеб вывернул руль, и вдавил педаль газа до конца. Сейчас, малышка, я приду к тебе…

Чёрная «ауди» взревела, со стремительной скоростью вылетела на соседнюю полосу, перескочила через ограждение, и, перевернувшись, слетела в кювет, упав на бок. Через несколько минут рядом затормозило такси. Таксист стал вызывать скорую и полицию, а Яна и Влад побежали к машине. Неужели всё? Влад локтем выбил стекло и влез в окно.

– Он жив! – крикнул он. – Но без сознания, сработали подушки безопасности! Вытаскивать?

– Оставь пока, давай дождёмся скорую, мало ли повредим чего.

А вскоре послышался вой «скорой помощи», полиции, пожарных…

Он выжил, спасла надёжная немецкая машина и подушки безопасности, а также, то что машина упала между деревьев, не задев ни одно, но тогда, в первый раз у него случилась амнезия. Неполная. Он что-то помнил, кого-то узнавал, но мозг заблокировался от произошедшего несчастья, ему казалось, что Элла просто уехала, она жива, она любит его, но почему-то нельзя с ней связаться. Он спрашивал у Влада, когда же позвонит его малышка, Влад уклонялся от этих вопросов, он не знал, что сказать другу. И Глеб терпеливо ждал, звонил по номеру, что принадлежал Элле, но абонент больше не обслуживается. Глеб чувствовал, что ему надо что-то вспомнить, что он забыл что-то важное. Он как слепой натыкался на холодные стены, искал выход из этой пустоты, но мозг упорно не давал ему ничего вспомнить. А может ничего важного и не было, говорил себе Глеб. Но он чувствовал, что это не так, его что-то грызло его изнутри, что-то пыталось вырваться наружу, но не получалось. Сердце болезненно сжималось, страх закрадывался в душу, мозг был заблокирован. Что, что случилось? Но все упорно молчали. А сам Глеб вновь натыкался на стены. И в голове, и в душе продолжала царить зловещая, ледяная пустота…

Правда, это продолжалось недолго, как только он выписался из больницы и приехал домой (Влад в его отсутствие убрал из комнаты все следы Эллы), как на лестничной клетке столкнулся с Ириной, он не помнил её, но она то точно не забыла, поэтому и жила с его соседом. Она просто схватила его за руку и со злобной радостью всё ему напомнила. Каждое её слово как нож вонзалось Глебу в мозг, в сердце. А Ира смаковала свою победу, улыбка не сходила с ее губ. В ушах шумело, перед глазами была красная пелена, острая, нестерпимая боль пронзала Глеба насквозь. Память вернулась.

Глеб дополз до своей кровати, и провалился в глубокий обморок. А очнувшись, позвонил Владу и в истерике наорал на него, почему от него скрыли и где вещи его девочки? Влад примчался, они с ним весь вечер пили и вспоминали, а на утро Глеб позвонил по телефону, который оставил оперативник в ту страшную ночь. Поймали ли этих уродов? По телефону ему ничего не сказали, попросили приехать лично, и он приехал нервный, злой.

– А, наконец то, Глеб Александрович – сказал следователь, – поправились? Пытались с вами связаться, друзья или родственники сказали, что вы в больнице и с головой плохо.

– Лучше уже, – ответил Глеб и без приглашения сел на стул.

– Поймали их. Трое. Сейчас идёт следствие.

– Кто? – процедил Глеб

– Наркоманы, сказали, что увидели девушку поздно одну, ну и решили… Одно неясно, что они делали в этом районе, они не оттуда, обычно наркоманы по своему району шляются. И почему они не взяли ценные вещи, тоже загадка.

Глеб тяжело дышал, у него ходили желваки.

– Забрали бриллиантовое кольцо. Его нашли?

Следователь покачал головой. Скорее всего и не найдут, наверняка, продано.

– Дай мне их увидеть, я заплачу.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, но как? Посадить тебя к ним в камеру? Ты их убьёшь и судить будем тебя?

Глеб кивнул.

– Нет, так не пойдёт. Давай лучше поговорим с тобой.

– Почему они убили её? Зачем? Ведь они получили то, что хотели.

– Говорят, кричала громко, одному только удалось воспользоваться, не далась твоя девчонка остальным, покусала, исцарапала, вот и успокоили.

Глеб стукнул кулаком по столу. Молодец малышка, но веди она себя по-другому… хотя по-другому она не могла. Сволочи…

– У меня складывается впечатление, что они под заказ работали. Были у неё враги?

Враги? У Эллы? Да никогда!

– Вижу, Глеб, что сильно переживаешь, ты ж чуть не покончил с собой? Давай подумаем вместе, помоги мне!

Глеб вышел из здания, его всего трясло. Как ему добраться до них? Как отомстить? Следователь оказался очень понимающим человеком, у самого две девочки-подростка, и насильников ненавидит всей душой. Но встречу с этими уродами организовать ему не под силу. Они в СИЗО и под охраной.

Глеб – дома, физически здоров, но сломан морально. По настоянию друзей, он обратился к врачу, ему выписали успокоительные таблетки и предложили пройти курс психотерапии. Рецепт взял, от курса психотерапии отказался.

Глеб пил горстями успокоительные таблетки, впадая от них в зависимость, но они давали ему возможность спать и видеть сны, где она живая, тёплая, целует его, смотрит на него своими изумрудными глазками, и он так счастлив. Иногда ему снилось, что она убегает от него, он видит пышные волосы, полы её пальто или платья, она бежит куда-то в туман, он пытается её догнать. «Малышка», – кричит он, слышит её смех и вот она тает в этом тумане, и ему никак не догнать её. Иногда он видит её здесь, в своей постели, она горит, полна ожидания, сейчас малышка, сейчас…

Он просыпался ещё одурманенный сладким сном, и его накрывала тяжёлой волной реальность, рядом лежала её одежда, которую она никогда не наденет, которая уже потеряла её запах, он её гладит, мнёт, но это были всего лишь бездушные вещи. В груди разливалась страшная тоска «она скончалась, скончалась, скончалась», нет её больше, во всём мире нет и не будет. Воспоминания о полутора годах упоительного счастья накатывали волнами, Глеб захлёбывался в них, тонул, шёл ко дну. Невыплаканные слёзы комом стоят в горле, и жгут глаза, но плакать он не в силах, всё кончилось тогда, на кладбище, смысла в слезах нет никакого, и он душит в себе рыдания, запивая их таблетками.

На тумбочке фотография: они стоят по щиколотку в воде Финского залива, он обнимает её сзади, а она вся растрепанная ветром и брызгами, которые он ей устроил, смеётся. Глеб смотрит на эту фотографию вспоминая, что прошлым летом, они были на пляже и бесились в воде, а мимо проходила девушка фотограф и попросила разрешения их сфотографировать, они показались ей воплощением любви и счастья, и она устроила им импровизированную фотосессию, а потом прислала фотографии с пожеланием счастья. Эта фотография была их любимой, они поставили её в рамку, и вот теперь она стоит тут, и счастливые Глеб и Элла, смеясь, смотрят на муки Глеба… Подышав на окно, он пальцем, схематично, нарисовал лицо девушки с длинными волосами и прядкой на лице. И когда на окне проявлялся этот рисунок, он, лежа в кровати, воспалёнными глазами смотрел на него, и ему казалось, что это Элла наблюдает за ним…

Иногда, по настоянию Влада, он посещал университет, сокурсники с сочувствием поглядывали на него. Весь в чёрном, похудевший, почерневший, он тихо сидел на своём месте, ни шуток, ни смеха прежнего Глеба. Влад сидел рядом, как коршун готовый наброситься на любого, кто подойдёт с неудобными вопросами. Как-то Макс шепнул, что Глеба разыскивает Маша, она передала ему номер телефона, но Глеб лишь отрицательно покачал головой.

– Глебыч, отвлечёшься, хорошая девчонка, – попытался уговорить его Влад.

Нет. Звонила Яна, предлагала ему приехать к ней в Москву, сменить обстановку, встряхнуться – отказ. Друзья пытались растормошить его, но Глеб, как улитка, заползал в свою раковину, не подпуская никого к себе. Он хотел одного, лечь в свою кровать, выпить таблетки и видеть сны.

Он часто ездил на кладбище, привозил своей девочке цветы, всегда только живые, искусственные он ненавидел. Холмик земли оседал, памятника ещё не было, ему объяснили, что памятник надо ставить через год. Неужели можно поверить, что она там? Глеб, как ни пытался, не мог осознать, что в девятнадцать лет можно планировать свадьбу, быть абсолютно здоровым человеком, говорить слова, целовать любить, и раз, через час умереть. Так не бывает, это сверх законов человеческих. Мама Эллы тоже часто приезжала, он, видя её фигуру, в чёрной одежде, сразу уходил. Но однажды, она его догнала, и, схватив за руку, заговорила:

– Глеб, ты прости меня, я так ошибалась насчёт тебя.

Глеб на неё смотрел пустыми глазами, в чём смысл прощения сейчас?

– Да разве бы я встала между вами? Все её разговоры о встречах с подругами, подготовках к экзаменам, ночных дежурствах в больницах. Я всё понимала, что эти ночи она проводит с тобой, разве я смогла бы вам помешать?

– Тогда зачем все эти спектакли, что вы наложите на себя руки, что я недостоин её? Элла нервничала, переживала, она ведь вас любила. В тот вечер она несла вам цветы и торт, хотела помириться, ей хотелось жить в любви, и она не позволила мне пойти с ней, проводить её.

Мать зарыдала, а у Глеба опять стояла картинка перед глазами: Элла уходит, бежит вперёд, стучат каблучки, кажется, навстречу счастью, а на самом деле она уходит от него навсегда, он уезжает, а в это время её хватают и насилуют.

Глеб вырывается из рук её матери и бежит вперёд, у церкви он останавливается, смотря на белые стены и золотой купол. Он некрещёный (кому его крестить?), эта стороны жизни ему неизвестна, но вот ему навстречу идет батюшка:

– Сын мой, я часто вижу тебя здесь, у тебя большое горе? Жена?

Глеб кивает.

– Надо отпустить, ведь она там, глядя на тебя мучается. Пока ты её не отпустишь, её душа будет метаться.

Не верит он в бога, не верит он в это всё. Разве бог допустил бы её гибель? Элла хотела стать врачом, и стала бы им. И помогала бы людям, а может придумала какое-нибудь лекарство от тяжелой болезни. Глеб в своих фантазиях часто представлял Эллочку, уже повзрослевшей женщиной, она идет в белом медицинском халате по коридору, спешит к больному, тоненькая, волосы собраны сзади в аккуратный пучок, каблучки стучат, скорее, скорее, без неё не справятся… Она должна была жить, учиться, потом заниматься наукой, работать в больнице, и быть с ним, родить ему детей. Почему наркоманы, отнявшие Эллу, живы, а её нет? О каком боге может идти речь?

И Глеб вежливо отказывается пойти в церковь, поставить свечи, поговорить.

Свой двадцать первый день рождение Глеб провёл с ней. Стоял холодный, ветреный, но всё же солнечный день. Утром он приехал на кладбище, прихватив с собой её любимое вино и еду из их любимого ресторана. Разложив у её могилы маленький столик, он сервировал его на двоих. Рядом выложил их совместные фотографии, на которых они были так счастливы, а в изголовье могилы положил цветы. Её похоронили, как Демидову, а через полгода она стала бы Волковой, но теперь она навек осталась с девичьей фамилией.

– День рождение у меня, а цветы получаешь ты, – прошептал он, целуя надгробную фотографию.

Он разлил вино по бокалам, положил ей на тарелку еду.

– Давай, малышка, выпьем. Отпразднуем, что мне сегодня двадцать один год, я буду стареть, а тебе навсегда останется девятнадцать.

Глеб выпил, закусывать не стал. После возвращения памяти он вообще ничего не ел, как существовал его организм, было непонятно, видимо ему хватало чашки кофе с какой-нибудь еле видимой глазу галетой. Алла считала за счастье, если, навещая его, ей удавалось влить в него хоть глоток бульона, она искренне любила друга своего супруга, но не знала, как помочь… никто не знал, его пытались растормошить, накормить, отвлечь – бесполезно. Никто не понимал глубины его горя, как он любил, тосковал, скучал, каким ударом стала для него её потеря.

Вдруг на столик села маленькая птичка, похожая на ту, которая прилетела, когда хоронили Эллочку. Глеб улыбнулся, отломил и стал крошить фокаччо, птичка запрыгала и стала клевать угощение.

– Ты со мной посидишь вместо малышки? Составишь мне компанию? Вино не предлагаю, знаю, что откажешься. Нравится? Малышке тоже нравился этот хлеб. Она, наверное, там совсем исхудала маленькая…

Птичка наелась и улетела, а Глеб остался. Как хотелось бы пробиться сквозь толщу земли, заползти в белый гроб и обняв то, что от неё осталось, выпить таблетки и заснуть, забыть про боль, просто зарыться в её волосы, ведь волосы точно остались такими, как были… Так он и просидел весь день, сходя с ума от горя. Он не обращал внимания на иногда появляющихся людей, впрочем, в это время года таких было мало, он не чувствовал холода, ветра, он сидел, сжавшись в комочек пил и курил. Живой комочек в царстве мёртвых…

Так было до тех пор, пока не позвонил следователь и не сказал, что следствие закончено, вина очевидна и скоро дело направляется в суд. На эти дни Глеб ожил, заклокотала жажда мести. Следователь, полностью понимая его, даёт ему контакты надёжного человека, работающего в изоляторе, и Глеб встречается с этим человеком. Наказать насильников? Платишь деньги? Устроим… И уже через пару дней Глеб получает видео из камеры, где «опустили» всех троих, по очереди всей камерой, а потом передали в другую. Они орали от боли и просили прощения, но над ними продолжали жёстко издеваться. И в будущем, когда они поедут в тюрьму, их ждёт та же участь. Глеба сильно тошнило от увиденного, но в конце концов, заслуженно. Жаль, что они не знают кто организатор экзекуции, он бы им сказал… Хорошо, что им популярно объяснили за что, насильников не жаловали нигде.

Успокоительные таблетки больше не давали желаемого эффекта, Глеб перестал спать. Он метался по кровати, рвал простыни, не в силах уснуть, забыться. Перед глазами стояла Элла, шептавшая ему о любви, её плачущая мать, просившая прощения, лица насильников, которые получили по заслугам, но их крики не давали ему покоя и чувства удовлетворения. Какой глупец, он думал, что отомстив, ему станет легче… В голове вихрем кружат воспоминания, мучают кошмары. Глеб пытается глушить их алкоголем, но не получается, он или слишком быстро трезвеет, а бывает, что и не пьянеет вовсе. Боль ломала его, выворачивала наружу, тоска по обожаемой женщине на живую сдирала кожу, раздирала его изнутри…

Эти безумные страшные ночи… Сколько же было этих ужасных ночей! Как же он их боялся! Этих одиноких ночей, тишину которых ничем не заглушить, ни звонками друзей, ни их навязчивыми предложениями помочь и побыть с ним. Он не хотел их видеть, он не отвечал на телефонные звонки и не открывал дверь. Глеб сидел на полу в темноте и пытался сигаретным дымом раздавить ком в горле. Он звал её, но она не приходила.

– Где же ты? Куда ты ушла? – крикнул он. – Приди, хоть на секунду! Скажи, что тебе там хорошо!

Даже под окнами не гремели трамваи, не визжали машины. Живя в оживлённом районе города, он раньше постоянно слышал шум за окном, с детства привык к уличному шуму, а этой весной почему-то стояла такая мёртвая тишина, или ему просто так казалось? Глебу хотелось всё крушить, ломать, чтобы невообразимый грохот изгнал тишину, но холодная рука разума остановила его. Слишком его горе было неисчерпаемым, слишком непоправимое случилось в его жизни.

И вот Глеб встаёт, глаза воспалены от бессонницы, он бессмысленно обводит взглядом комнату, Эллочка улыбаясь смотрит на него с фотографии. Всё, всё…. Глеб вскакивает, одевается и несётся на машине в ночной клуб. У знакомого бармена он спрашивает контакты дилера и покупает наркотик. Это становится началом конца.

Наркотик быстро разрушает и так угнетённую психику. Если до этого он был депрессивно-спокойным, то теперь стал нервно-агрессивным. Боль утихает, но появляется нервное раздражение, агрессия, ломка, и у него задача теперь только одна: достать следующую дозу. Он ходит по злачным заведениям, с кем-то знакомится, катится ко дну… Он то впадает в глубокую депрессию, то в апатию, а то вдруг в его глазах появлялся лихорадочный блеск и на щеках нездоровый румянец. Влад пытался вытащить друга:

– Послушай, может, ты пройдешь курс лечения?

Глеб повернул к нему голову. Бессмысленный, отсутствующий взгляд скользнул по Владу.

– Зачем? – спросил Глеб.

– Ты на человека уже не похож.

– Я на него не похож со дня её смерти. Идите вы все куда подальше от меня.

Даже всегда равнодушная Елена заметила, что с ним творится что-то неладное. В очередной свой приезд она даже проявила заботу и вызвала врача. Глеб покорно дал себя осмотреть и даже поговорил с врачом, хотя всем видом дал понять, что собственное здоровье его ничуть не волнует.

– Ему требуется срочное лечение, – сказал врач Елене. – Боюсь, что у него полнейшее расстройство психики, депрессия, ну и наркотическая зависимость.

– Но из-за чего?

– Это я хотел узнать у вас. Не было ли у него нервных срывов?

– Не знаю. Как ему можно помочь? – прервала Елена. – Я заплачу.

– Боюсь, что если он сам не захочет лечиться, ничего не выйдет

И Глеб, действительно, напрочь отказался от лечения «Мне нужно вырвать сердце, только так я вылечусь». Он всё глубже и глубже увязал в грязи пьянства и наркотиков. Его уже ничего не интересовало, кроме белой дорожки порошка или укола. Накачавшись, он сидел в темноте на полу, пил и сочинял абсолютно бессмысленные песни. Один на один со своими галлюцинациями. Образ Эллы появлялся перед ним в сером тумане сигаретного дыма. Он ловил её, но наркотики творили с ним ужасные вещи: он бился в нервной истерике, измученный своим бессилием. И тогда он вскакивал, бежал в ночные клубы, надеясь там забыться.

В самом начале лета, тёплый июньский денёк Глеб опять встречал на кладбище, его ломало после вчерашнего, но к своей девочке он старался приезжать не одурманенный наркотиками, он привёз ей свежие цветы и снова сидел возле неё. Деловито жужжали пчёлы, тоненько пищали комары, пели птицы, радуясь солнечному дню, но Глеб их не замечал, он отгородился от мира солнечными очками, лицо прикрывали отросшие пряди волос, его крутило и трясло от наркотической ломки и бесконечного горя. Он не спал ночь, приехал сюда ранним утром, кажется подремал на сырой земле, а теперь согретый солнцем сидел, прислонившись к деревянному кресту, не в силах подняться. Ему казалось, что так его девочка ближе к нему. На кладбище тишина, в утренний час ещё нет посетителей, Глеба клонит в сон, и он снова задремал. Когда он очнулся, вдалеке увидел семью: девушка с парнем и женщина постарше, видимо, чья-то мама. Поскольку они были единственными движущимися фигурами, Глеб невольно наблюдал за ними. Они убирались на могиле, но грусти на лицах, насколько он мог разглядеть, не было, да и захоронение было несвежее. Видимо приехали в какую-нибудь годовщину, либо просто прибраться после зимы.

С этой семьёй Глеб неожиданно столкнулся у выхода. Женщина зашла в церковь, а молодая пара осталась стоять у ворот, ждать её. Глеб курил у урны и бесцеремонно смотрел на них, впрочем, увлечённые друг другом, они не замечали, что за ними наблюдают, да и глаза Глеба были закрытыми огромными очками. Молодые, не старше его самого и такие счастливые, на пальцах кольца, значит, женаты. Девушка стилем одежды и длинными распущенными волосами напоминала Эллу, а молодой человек был похож на него, такой же жгучий брюнет с правильными чертами лица. Супруги держались за руки и беззаботно улыбались о чём-то говоря. Подул ветер и несколько прядок тёмных волос упали девушке на лицо, и её супруг заботливо убрал их, а Глеб чуть не задохнулся, они так напоминали их с Эллой. Они тоже стояли и никого не видели, он также слегка обнимал её и убирал с лица непослушные волосы. Как они смеют быть счастливы? Как они смеют быть похожими на них с Эллой? Они успели поженится, у них одна на двоих фамилия, они молоды, здоровы. А его невеста лежит в могиле, а сам он похудел, осунулся и сидит на наркотиках, нервный, дёрганый, злой. Девушка обернулась, скользнула по нему взглядом, красивая, очень красивая… И смотрит на своего супруга взглядом Эллы, полные любви и нежности глаза. Глеб закуривает вторую сигарету, не в силах сесть за руль и уехать. Парень нежно целует её в уголок губ. Они что, издеваются? Почему движения и манеры незнакомого парня напоминают его собственные? Почему у них всё хорошо, и они на кладбище из-за чувства долга и памяти, а он от тоски готов разрыть землю и лечь в могилу? Глеба трясет, он разливается желчью, умирает от зависти… Ну вот к ним подходит женщина, и они все вместе идут к машине. Парень по-джентельменски открывает двери, усаживает сначала женщину, потом супругу. Машина скромная, да и сами одеты скромно, но сколько счастья скользит в этих движениях. Глеб подходит к своему дорогому автомобилю, садится за руль и резко трогается с места, на скорости он обгоняет и подрезает автомобиль счастливой семьи, ему гудят, так вам и надо, немного очнётесь от своей идиллии.

Днём Глеб часто ездил к Первому медицинскому институту, как раньше, когда встречал Эллу здесь. Студентки всё так же, весёлыми стайками выходили из ворот и разбегались. Вдохнув кокаин, он смотрел и всё ждал, что вот она выйдет из ворот, броситься к нему, и он задушит её объятиями, задохнёт поцелуями и больше никогда никуда не отпустит одну. В наркотическом тумане он закрывает глаза и ждёт, что сейчас дёрнется ручка дверцы автомобиля, ждёт, ждёт…бесполезно. Однажды он открыл глаза и увидел девушку, она вышла из ворот института и пошла в сторону метро. Она была тоненькая, невысокая и с длинными тёмными волосами, на этом сходство заканчивалось, но Глеб не в силах терпеть муки одиночества, вышел из машины и познакомился с ней.

И вот у него появляется девушка, кажется её звали София, которая задалась целью спасти его, ничего не зная о причинах. Надо же, Глеб не помнил никого из женщин, с которыми встречался в тот период, а её запомнил. Среди грязи, в которой он в последнее время плескался, вдруг появилось доброе невинное создание, вообразившие себя ангелом спасителем. Она была милой и обаятельной, но что её влекло к нему? Вечное женское желание спасти, помочь, вылечить? Может она и уберегла его тогда от передозировки, а то сдох бы где-нибудь под забором, пустив пену изо рта, как знать? И чем же Глеб отплатил ей за заботу? Грубо лишил её девственности на заднем сиденье автомобиля, она не была к этому готова, плакала, но ему, одурманенному, было всё равно, он изнасиловал её. Но, на удивление, Соня простила, не бросила его, он наплёл ей что-то про любовь, и она поверила. А дальше стало ещё хуже. Она стала пытаться спасти его, вытаскивала у него из карманов порошок, ломала шприцы, он за это бил её наотмашь по лицу, но София не сдавалась. В минуты протрезвления, он был с ней нежен, проводил с ней ночь, любил её, дарил цветы, но начиналась ломка, он злился, искал наркотик и срывался на ней и мстил ей за то, что она была не Эллой, за то, что она жива, а его девочка – нет. Бывало, что она приезжала за ним в ночной клуб, вырывала его из объятий какой-нибудь девицы, уводила его, а он отыгрывался на ней, почти насилуя в машине, в туалете какого-нибудь заведения, таскал за волосы, заставлял делать минет, удовлетворять его всеми способами, но она всё прощала. Он трезвел, ненадолго выходил из болезненного состояния, стоял перед ней на коленях, она целовала его, пыталась хоть как-то накормить, спасти поцелуями, своей любовью и какими-то медикаментами, он обещал, что начнёт лечиться, бросит наркотики, но что такое обещание наркомана? Глеб стремительно худел, превращаясь из красавчика в чудовище, бледный, с больными глазами, обведенными синими кругами, с нервными подёргиваниями, одевался он кое-как, всегда в одно и то же: джинсы, черная футболка, куртка-косуха и солнечные очки на пол лица, даже ночью. Он перестал ухаживать за собой, волосы отрасли, но он и не думал из стричь, завязывал в хвост или закручивал банданой. И чем больше он погружался в омут, тем грубее и агрессивнее он был, он срывал свою злость на Соне, избивал её, душил, насиловал, и чем больше она терпела, тем больше, он издевался над ней, а потом ненадолго приходил в себя и умолял её бросить его, она такая красавица, а он -конченый человек. Но Соня любила его и снова пыталась вытащить из грязи, из чужих постелей, вырвать из наркотического угара. Она смутно надеялась, что он исправится, ведь, когда он был трезв, с ним было так хорошо. Но трезвым, неодурманенным, он был всё реже и реже, он перестал различать день и ночь, не всегда узнавал её, терял память и ориентацию в пространстве. Всему конец настал, когда он как-то сильно разозлился на неё из-за выкинутого порошка, за волосы дотащил до своей машины, кинул на заднее сиденье, заблокировал двери, а сам, будучи в очень неадекватном состоянии, сел за руль и начал гонять по городу, она кричала от страха, когда он проносился на красный свет светофора на немыслимой скорости, её швыряло, она билась о спинку и двери машины, когда он делал «полицейский разворот». А потом он закинулся ещё наркотой, остановился в какой-то подворотне, бил её и насиловал. Выкинул из окна её телефон, заткнул ей рот, чтоб она не кричала и терзал её несколько часов, окна в машине были тонированы, никто снаружи не мог видеть и помочь. Периодически вдыхая порошок, он с новыми силами набрасывался на неё и рвал её на части, пока она не упала в обморок от болевого шока. Как она оказалась в больнице, она не помнила, может он довёз её, а может просто выкинул из машины, и её подобрали люди. Больше она его не видела.

Двадцатого июля, в тёплый летний день, Глеб проснулся на полу у себя квартире, как он сюда добрался и почему он был весь в крови, при чем не в своей, так как ран на нём не было, он не помнил. Его страшно ломало, тошнило, он дополз до тумбочки, рассыпал дорожку кокаина и сильно вдохнул, стало легче, но память не вернулась. Чья же это кровь? Он пытался напрячь память, вроде вчера видел Соню, неужели он избил её? Глеб набрал номер её телефона, выключен. Ну и ладно, позвонит сама. Выйдя из душа, Глеб налил водки и сел на диван, тянуло уколоться, но сегодня у него много дел, а завтра он повенчается с Эллой навсегда. С чёрных волос на колени капала вода, в открытую балконную дверь врывался свежий воздух. Чёрный шелк халата холодил грудь и спину, по-моему, он надел халат Елены, ну и бог с ним, идти в свою комнату, искать чистые вещи было лень, а он так сильно похудел, что вполне влез в её. Нащупав на диване пульт, он включил музыкальный центр. Надоело вечно быть в тишине. Сколько надежд было, сколько мечтаний! Как же ты хотел быть другим человеком! Ничего у тебя не вышло. На кожаном диване сидит измученный уже не человек, слушая глупые песни. Вода с волос капала и капала на паркет. Минута за минутой бежала вечность. Молодость, веселье, любовь: всё это не для тебя, Глеб. Наркотики и горе – два твоих лучших друга. Прощай, Глеб, прощай… Возможно, ты бы ещё мог спастись, но у тебя не осталось ни сил, ни желания. Каждый человек рождается с какой-нибудь целью. А для чего появился ты? Ты ведь никому не нужен, даже своей матери. Так для чего ты живешь? Зачем зря «коптишь небо», как неоднократно говорили тебе? Уходи с этой грешной земли, прощай. И он уйдет, завтра, в день их свадьбы, а пока съездит в банк, и переведёт все деньги Владу и напишет ему дарственную на свой автомобиль. Надо ещё дозвониться до Сони, узнать несильно ли он её помял. Но последнее так и не удалось.

На завтра дома неожиданно оказалась Елена, кроме того, позвонил Влад и сказал, что заедет к нему. Это могло всё испортить, но делать было нечего. Всё давно решено. Хватит.

Глеб закрыл дверь в ванную комнату. Затем лёг в ванну в одежде, не включая воду.

– Глеб, ты тут? – услышал он из-за двери голос Влада.

– Да, я сейчас выйду.

Медлить больше нельзя. Глеб взял заранее приготовленный нож и резанул себя по венам.

– Глеб! – послышалось из-за двери

Дверь задёргалась.

– Открой, слышишь! Вот чёрт! Володя помоги!

Не нужно мне вашей помощи, уйдите все и дайте уйти мне, Элла наконец-то забирает меня к себе, как и хотели, с 21 июля мы будем с ней всегда вместе, всё по плану. Из глубоких ран вытекает жизнь, оставляя тёмно-красные дорожки, дверь дёргается, но не поддаётся. Я слабею, кружится голова, лёгкие ещё пытаются втянуть кислород, сердце колотиться, цепляясь жизнь, уймись уже… дай мне заснуть. Наконец-то я проваливаюсь в темноту, улетая в небытие, туда, где ты, встречай, родная, пойдем под венец!

Глеб вздрогнул и сел на диване, кошмар тех дней закружил его, он нервно закурил, на улице смеркалось, взглянув на часы, он понял, что прошло трое суток, как он лежит тут, погрузившись в своё прошлое. Глеб поднялся, его сильно качнуло, он и так-то ещё не восстановился после преданорексичного состояния, и опять ничего не ел три дня. Почти падая в обморок, он добрёл до кухни, заварил себе кофе, плеснул коньяк и заставил себя немного поесть. Допивая кофе, он смотрел в окно, так вот почему этот спальный район города был ему чужим, панельные дома кажутся серыми и унылыми, а стены и потолки маленькой квартиры давили на него, он вырос почти в самом центре, среди старых домов, в квартире с высокими потолками. Глебу вдруг отчаянно захотелось, приехать в свой район, погулять по нему. Но этот Глеб не был прежним Глебом, и, выпив, он за руль не садился, к тому же всё ещё сильно кружилась голова. Тогда он вызвал такси и попросил отвести его на Петроградскую сторону. Да, здесь его дом, здесь он вырос, здесь он знает каждый двор, каждое дерево… Он гулял по родному району, стояли белые ночи, город жил ночной жизнью, у Глеба с собой был коньяк, сигареты и воспоминания… Вон там Первый медицинский институт, где он так часто встречал Эллочку, а вон там их любимый ресторан, куда он возил её обедать или ужинать, а там кондитерская, где они любили пить кофе и покупали Вовке пирожные. А вот и музыкальная школа, где он учился вместе с Яной (и после этого Яна стала попсовой певицей? Смешно), а вот дом, где жил Влад. Глеб смутно припомнил, что, когда Влад женился, они с Аллой сняли крохотную квартирку, только где, убей не помнил. Так что Влада в этом доме больше нет, а вот и его родной дом. Окна тёмные, Вовка, если ещё живёт здесь, то спит. А, может, мать забрала его в Америку? Хотя вряд ли. Он ей там не нужен, скорее всего к нему ходит сиделка. Вот и его личный балкончик, на котором он всегда курил, а однажды чуть не сиганул вниз. А рядом комната с эркером, это комната Елены. Скоро и он сюда вернётся… Так он бродил до утра, справляя поминки по прежнему Глебу и возрождаясь к новой жизни.

А вернувшись в квартиру Даниила, Глеб лёг и спокойно заснул, за своим прошлым он навсегда захлопнув дверь.

Часть 3. ВЫХОД ИЗ ТЬМЫ.

Глава 14. Моё настоящее

А на следующее день, как проснулся, Глеб включил телефоны. И ему тут же позвонила рыдающая Марина.

– Данилка! Господи, ты нашёлся! Ну нельзя же так!

Полился поток каких-то бессвязных фраз, из которых следовало одно: они очень переволновались, думая, что потеряли его. И тут Глеб отчётливо понял, что вот оно самое страшное: сказать, что Даниила давно нет в живых, а он им чужой человек. Но сначала нужны доказательства. Пустые слова, без подтверждения, ничего для них не будут значить.

Машина мягко остановилась у знакомого подъезда, у красивого старого дома на Петроградской стороне. Глеб стал медленно, пешком, подниматься на четвёртый этаж, лишь бы его узнали, лишь бы кто-нибудь был дома. Брат должен его узнать. ДОЛЖЕН. Сердце бешено колотилось, казалось, оно сейчас выпрыгнет из груди. Глеб решительно нажал кнопку звонка. Мгновение, и знакомая мелодия раздалась в квартире. Дверь открылась, и Глеб поднял голову. Володя в ужасе попятился назад, беззвучно шевеля губами.

– Володь, возьми себя в руки – хриплым голосом сказал Глеб, – это не призрак, это, действительно, я.

Володя замотал головой.

– Да, очнись ты! Я не умер, я жив, можешь меня пощупать.

– Ты умер и похоронен. Тебя больше нет, откуда ты явился?

– Уж во всяком случае, не с того света.

– Откуда ты? Ведь тебя не было столько времени. Почему ты не умер?

Глеб взял Володю за дрожащую руку.

– Поверь мне, я жив, я здесь, нелепое стечение обстоятельств.

Лицо у Вовки скривилось и покатились слёзы, он кинулся к Глебу на шею:

– Я так рад, я так страшно одинок, мама не взяла меня с собой, а сама приезжает редко, приводит сюда мужчин и на меня не обращает внимание.

Володя заплакал навзрыд.

– Ты живёшь совсем один? Кто тебе помогает? – спросил Глеб.

– Тётя Люба – она занимается со мной, и тётя Таня – она убирает квартиру, покупает продукты. Но я один, я так боюсь жить один. Ты теперь будешь мне помогать?

– Конечно, всё будет как прежде. Позвони-ка матери, – сказал Глеб.

– Что мне ей сказать?

– Ну, скажи, что я жив, а я возьму трубку, – ответил Глеб и пустил облако дыма в потолок.

– Мама, – услышал он дрожащий голос Володи, – понимаешь, Глеб, наш Глеб жив.

Брат выхватил у него трубку.

– Лена, это Глеб, тут такая ситуация получилась, в общем я жив, просто потерял память и всё это время жил под чужим именем.

– Я завтра приеду, и разберусь, что там у вас, я как раз сейчас в России, – услышал он в ответ.

Глеб с опаской открыл дверь своей прежней комнаты, что он там сейчас увидит? Но в комнате, всё было как прежде, всё было покрыто пылью, но всё осталось ровно также, как было при нём, сюда, видимо никто не заходил. Лене было, как обычно, всё равно, а Володька даже после его «смерти» не нарушил заповедь не заходить никогда в комнату брата. Постель разворошена, как он вертелся здесь, одурманенный наркотой, так всё и осталось. На ней горой лежат вещи Эллы, увидев их, к горлу подступил ком, воспоминания вновь лавиной обрушились на него, его пошатнуло, но Глеб взял себя в руки. Надо держаться, он будет жить, начнёт всё сначала, но влюбляться больше не будет ни за что, нет, никогда. Глеб прислонился спиной к двери, кружилась голова. Он оденется в броню, и никто больше не пробьёт её, он не допустит больше никаких слабостей, никто и никогда больше не завладеет его сердцем настолько, что он забудет о своём Я. Глеб, как мантру, повторял установку, и ему удалось прийти в норму. Он открыл глаза и без трепета посмотрел на гору вещей, надо их упаковать и отвести в какой-нибудь центр социальной помощи, Элла бы это одобрила. На тумбочке – разряженный телефон, остатки дорожки от кокаина и фотография в рамке. Глеб взял в руки фотографию и оттёр пыль, да, то самое фото, где он, улыбаясь, обнимает её сзади, а она смеётся. Он вдыхал наркотик и смотрел на это фото. Глеб вытащил снимок из рамки, всё, хватит себя мучать. Он открыл ящик тумбочки: сигареты, зарядки, наушники, невскрытые шприцы и какие-то подозрительные пакетики. Никто не подумал сюда зайти, залезть и хоть убрать следы запрещённых веществ. Хотя кто б мог это сделать? Только Влад или Яна, но после его смерти, им здесь делать было нечего, а может их сюда и не впустили. Глеб подошёл к компьютерному столу, на столе стоял открытый пропылённый ноутбук, рядом теснились немытые стаканы с подтёками, чашки с присохшими остатками кофе, почти пустая бутылка, на дне которой было ещё немного виски, а на полке над этим стояли давно забытые книги по экономике, предпринимательству, английскому языку, сунув фотографию между ними, Глеб споткнулся о валяющуюся под столом разбитую гитару. Гитара то ему чем помешала? Но на это мог дать ответ только одурманенный Глеб. Но синтезатор стоял нетронутый, и даже был включен в розетку, Глеб нажал на клавишу и наиграл простенькую мелодию – пальцы за это время потеряли беглость – надо будет потренироваться. Глеб отряхнул руки и поднял с пола листы бумаги. Стихи? Пьяные бредовые стихи, написанные нетвёрдым почерком. Он пробежался глазами по строчкам «самоубийство, наркота, алкоголь, без тебя не жизнь». Бред, выкинуть всё к чёртовой матери. Раздвинув створки встроенного шкафа, Глеб улыбнулся, вот его одежда, хорошая, качественная, никем, кроме него неношеная. Он вытащил куртку и надел на себя. Да, слегка великовата, но это его вещь. Ничего массу тела он нарастит, а руки подкачает и будет прежним. На полке стояли флаконы с парфюмом, Глеб открыл один и прыснул на себя, знакомый запах, тонкий, дорогой, совсем не тот, который Диана дарила Даниилу. В глубине шкафа валялось что-то большое, это оказалась картина. Глеб вытащил её на свет, это был его портрет, нарисованный какой-то талантливой поклонницей. На ней он, слегка запрокинув голову, выдыхал сигаретный дым, но он убей не помнил, чтоб позировал кому-то. Но получилось хорошо. Повесить что ли на стену? Но прежде всего здесь необходима уборка, убрать пыль, все запрещённые вещества, выкинуть окурки, бутылки, стаканы, разбитую гитару, листки со стихами, старое постельное бельё, помыть окно, чтобы впустить сюда свет и новую жизнь. К Даниилу на квартиру он больше не вернётся. Глеб вздохнул от предстоящего фронта работы, переоделся в спортивный костюм, принёс тряпки, щётки, мусорные мешки, открыл окно, и засучив рукава, принялся за уборку.

Вынося мусор, Глеб столкнулся на лестнице с соседом. Тот вышел из лифта, увидев Глеба, у него выпал из рук пакет и что-то полилось. Он стоял, открыв рот.

– Рот закрой, – сказал Глеб, – И убери за собой.

– Ты? Ты??? Но…

– В отъезде был, – оборвал его Глеб.

– В каком отъезде? Ты же погиб?

– Кто погиб? К матери уезжал, в Штаты, видишь вернулся, квартиру убираю, запылилась без меня.

Глеб пощёлкал пальцами перед лицом Лёши.

– Как понял? Приём?

– Да не может этого быть! Ты умер прошлым летом – Вовка сказал, я прекрасно помню, сразу после этого Ира меня бросила.

– Может ты был слишком расстроен личной трагедией? Не так всё понял. Говорят тебе, в конце июля я уехал к матери в Америку, вот вернулся. Ты меня пугаешь, Алексей. Ты б пил поменьше и из-за баб расстраивался.

– Может помочь? Чего-то ты похудел.

– Кроме гамбургеров есть было нечего, а я их не ем. Отойди от лифта, дай пройти и убери за собой, аромат дешёвого пива на всю лестницу стоит.

Глеб скрылся в лифте, а Лёха так и остался стоять. Опять будет ходить сюда вереница женщин, опять ему смотреть в глазок и пускать слюни. Видеть, как Глеб приводит очередную красотку, представлять, чем они будут там заниматься в его шикарной квартире, как он целует, раздевает дамочку, а ему останется только воображать и удовлетворять самого себя… Ну почему одним всё? И внешность, и обаяние, и деньги, и квартира, а другим ничего?

Только поздно ночью, Глеб закончил наводить порядок и без сил повалился спать, в свою кровать, с удобным матрасом в огромной комнате с высокими потолками. Завтра с утра он возьмет адрес у Вовки и съездит к Владу, и попробует его не довести до сердечного приступа.

Глеб вышел из машины, и сразу увидел Влада, играющего со своим малышом в мяч. Он закрыл машину и медленно пошёл в их сторону. Словно знак свыше, мяч полетел в его сторону. Глеб поймал его, и тут же к нему подбежал малыш.

– Моё, – сказал он капризно.

Глеб присел.

– Привет, малыш. Как ты вырос!

– В чём дело? – услышал он голос Влада.

Глеб отдал малышу мяч, медленно встал и поднял голову, его глаза задорно сверкнули. Он улыбнулся своими ямочками.

– Твою мать… – протянул Влад и схватился за горло, как будто его что-то душило.

– Да, действительно, дерьмо случается, – улыбнулся Глеб.

– Мать твою… Что это?

– Друг, спокойно, дыши ровно. Это я, я жив, и больше пока умирать не собираюсь.

– Тебя воскресил дьявол?

– Нет, просто под моим именем захоронили одного парня, похожего на меня. А я жил под его именем, потому что потерял память.

– Охренеть можно. Пойдём-ка сядем. Сыночек, – обратился Влад к малышу, – иди, посиди в песке, а то папа сейчас будет ругаться.

Малыш поскакал к песочнице, а Глеб и Влад сели рядом на скамейку.

– Я никак не могу осознать… Мы ведь похоронили тебя. Хотя где-то в глубине души я не верил, что тебя нет, у тебя, как у кошки, семь жизней

– Да, с самоубийством у меня никак не получается.

– Как ты и где ты жил это время?

– Всё так странно, я проснулся, мне сказали, что я Моденов Даниил, а потом пришли «мои» родители, жена, и все меня признали.

– Но почему?

– Видишь ли, по чудовищному стечению обстоятельств, в машине, в которую въехала Скорая, ехал человек, очень на меня похожий. По всей видимости, это был мой брат по отцу. Ведь маменька моя никогда не знала, кто мой отец. Ну и благодаря безалаберности моей матери и братишки-дебила, никакой экспертизы не было, всё обошлось опознанием.

– Володя сказал, что узнал тебя.

– Володя – идиот. Ведь элементарно можно было узнать по одежде. Но ты же знаешь, как он не приспособлен к жизни, у него даже на это мозгов не хватило.

– Меня в морг не пустили, я не родственник. Я бы, конечно, смог распознать.

– Не сомневаюсь, дружище. Но что было, то было. В результате меня и женили, и пытались навязать чужую жизнь.

– Неужели вы настолько похожи с этим Даниилом? Как мать могла признать тебя за своего сына?

– Не знаю, Влад. Просто выдала желаемое за действительное. Родителям и жене Даниила внушили, что Даниил внешне изменился после аварии и всех операций. А мои безалаберные мать и брат меня опознали. Мне кажется, что в душе мама Даниила чувствовала, что я чужой. Да и его жена тоже меня не узнавала. Мы с ней практически сразу разошлись, а потом и развелись. Она то сразу поняла, что я не её муж, но проклятая экспертиза спутала все карты. Мы прожили вместе всего пару недель, ты знаешь, со мной и здоровым то жить непросто, а уж тут, особенно если кто-то на меня давит и пытается что-то навязать… Потом я долго жил один, пытался хоть что-то восстановить в голове, и как видишь, не без успеха.

– Да-а, хоть фантастическую книгу пиши по твоим приключениям. Братец, как я рад тебя видеть, живого и невредимого! Алла мне говорила, что ей однажды показалось, что ты за рулём едешь, но, конечно, она не смогла разглядеть.

– Ну, что тогда пошли к Алле?

После того, как Алла оправилась от шока, все трое уселись на кухне пить кофе.

– Какая у вас уютная квартира.

– Да, мы её купили на те деньги, что ты мне оставил, – спохватился Влад, – как мне теперь их тебе отдать?

Глеб посмотрел на Влада, как на идиота.

– Не обижай меня, дружище. Какие деньги? И вообще, если на то пошло, я последнее время жил тем, что сам зарабатывал. А доход у меня весьма небольшой, я привык тратить гораздо больше.

– Может я тебе буду выплачивать понемногу? Как будто взял у тебя кредит.

– Заткнись, а.

– Какие у тебя планы на жизнь?

– На каком курсе я бросил универ? На четвёртом? После того, как установят факт нахождения меня в живых, я первым делом восстановлюсь, надо же доучиться. Возьму денег у Лены, куплю машину, со временем квартиру. Потом, после диплома, работу найду, наверное, или дело своё открою.

– А сам ты как? – спросила Алла.

– Ты про моё здоровье? Ещё восстанавливаюсь, у меня всё будет хорошо. Лучше расскажите мне все новости, я так долго отсутствовал.

– Главная новость, что наша Янка стала звездой – певицей СТЕШЕЙ. Она страшно популярна.

– Да, я видел её клип. Надеялся, что мне показалось, что это она. Позвоню ей, скажу, что это ужасно.

– А еще знаешь, с кем Макс, наш старый друг, сейчас живёт гражданским браком? И не догадаешься даже! Машку рыжеволосую помнишь? Ну та, классная девчонка, с которой ты бы какое-то время?

– Она так внезапно исчезла. Где же он её нашёл?

– А нигде, она его сбила на мотоцикле. У них всё закрутилось, и сейчас они живут вместе. Макс хочет жениться, а Машка нет.

– Неудивительно. Странно, что она вообще с ним живёт. Когда я с ней встречался, я даже не знал её телефона, она приходила, когда хотела, и когда хотела, уходила. Ветреная девушка… Пока никому не говорите, что я вновь на этом свете. Янке сам скажу, остальным – молчок. Восстановлюсь в этой жизни и закатим вечеринку.

Уже поздно вечером Глебу на мобильник позвонил Володя.

– Слушай, Глеб, мама приехала, она хочет вызвать врача, она думает, что я её обманываю, что ты жив. Она не верит, и говорит, что у меня помутнение. Приезжай, пожалуйста.

– Сейчас приеду.

Глеб стал прощаться.

– Поеду домой, доказывать своё существование.

В ожидании Глеба, Елена бегала по квартире и курила, бросая пепел и окурки прямо на пол. Володя бегал за ней и подбирал их.

– Вовочка, он не может быть жив! Наверное, у тебя просто болит голова! Ты же всё помнишь! Эта кровь в ванной, это кошмарное место, куда нам с тобой пришлось съездить! Это ужасно, ужасно!

Ну вот и звонок в дверь. И за порогом стоит живой Глеб.

– Сынок, – взвизгнула Лена, и Глеба окутало облако волос и запах духов.

– Лена, ты меня задушишь.

Лена немного отстранилась, и взяла его за руки. А Глеб смотрел на неё. Она ничуть не изменилась, те же пышные волосы, те же глаза, та же голливудская улыбка.

Уже на кухне у барной стойки, Лена приняла изящную позу и спросила:

– Мои дорогие, давайте что-нибудь выпьем за встречу. Глеб, Володя?

– Наливай, – сказал Глеб.

– Я вот тут из Ирландии привезла отличный виски, – сказала Лена, наполняя стаканы.

– Отличная вещь, – сказал Глеб, пробуя напиток.

Володя тоже попробовал, но тут же закашлялся и отставил стакан. Бровь Глеба насмешливо поползла вверх.

– Ах ты бедный мальчик, – сказала Лена Володе, и налила ему воды.

– Я тут прикупила отличный загородный дом в Комарово. Вова тебе сказал?

– Нет. Зачем он тебе? Ты в основном в Штатах живёшь.

– Глеб, милый, квартиры давно не в моде. В моде отдельные дома. Нет, там правда отлично. Тебе надо съездить, посмотреть. Кроме того, ты же не знаешь, я жду ребёнка.

Глеб посмотрел на её талию, под свободной кофтой он увидел живот. О чёрт, чёрт, она родит и повесит всё на него. Вовремя вернулся, нечего сказать. Нет, уж, не допустит он этого.

– Зачем тебе это надо? И почему ты тогда пьёшь? – спокойно спросил Глеб.

– Немного виски не повредит. У меня молодой супруг, он захотел ребёнка.

Вот отлично, пусть тогда и воспитывает, Глеб не даст затянуть себя в это болото. Ему хватит Вовки, наверняка, сейчас Елена скажет, что раз он вернулся, то забота о брате будет вновь на нём. Ну Вовка ладно, привык, да и всё-таки он уже взрослый.

– Кроме того, я решила приумножить недвижимость в России, и раз уж ты жив и здоров, то переоформлю дом на тебя. Пусть тебе будет подарок от меня на твой второй день рождения. Дом я купила, но вот обставить его не успела, найми дизайнера, сделай всё сам. Ну и всё тогда хозяйство на тебе, будешь следить за всем, а то у меня от этих забот голова кругом… И Вове воздух полезен. Ты же вновь возьмешь на себя опеку за ним? И заботу о квартире? А то все эти счета, коммунальные проблемы сводят меня с ума, а Вова такой беспомощный.

Глеб залпом допил виски. Ничего не изменилось.

– Лен, я тогда возьму у тебя денег на машину, ладно? Надо же мне на чём-то ездить, чтобы следить за загородным хозяйством.

– Конечно, конечно. Купи себе самую лучшую! Я тогда на днях уезжаю, а то супруг заждался меня. И я всё оставляю на тебя, словно гора с плеч. Я так рада, что ты жив!

А на следующий день в дверь бешено зазвонили. Когда Глеб её открыл на него напрыгнула Яна.

– Чёрт бы тебя побрал, Волков! Неужели это ты?! Собака ты этакая! У меня чуть инфаркт не случился, когда ты мне позвонил! Видишь, я всё бросила, вскочила в первый же самолёт, выкинув баснословные деньги на билет, чтобы только тебя, кретина ненормального, поцеловать!

– Янка, Янка, как же я рад тебя видеть, – ответил Глеб, крепко сжимая её в объятиях, – не думал, что я так по тебе соскучился!

– Дай хоть я на тебя, сукина сына, посмотрю!

Она схватила его лицо руками и стала жадно рассматривать.

– Нет, тебя ничто не убьёт, ещё краше стал! Бог ты мой, как же я без тебя жила?

– А тебя совсем не узнать, красавица! Засияла, зазвездилась.

– Пошёл к чёрту!

А через несколько минут они сидели на диване, и Глеб рассказывал ей всё, что с ним произошло.

– Ведь я же видел по телеку, знал, что твоё имя Яна, а не этот дурацкий псевдоним, и всё ломал голову откуда я тебя знаю?

– Эх ты, не мог меня вспомнить.

– Зачем тебе этот псевдоним, эти песенки попсовые, голым пузом трясти в клипах? Ты же потрясающе поёшь и играешь, закончила Консерваторию, и мы с тобой всегда смеялись над попсовыми певичками и их песнями. У тебя что, вкус поменялся?

– Видимо ты, Глебка, башкой как следует треснулся, если мог такое обо мне подумать! Да я ненавижу попсу, меня тошнит от моих песен, тошнит от этого образа! Но на нашей эстраде по-другому не пробьёшься, серьёзная музыка на телевидении не нужна. Народу нужна СТЕША, а не Яна. А СТЕША не может петь серьёзные песни и не устраивать сумасшедшие танцы в кургузых одеяниях. Образ СТЕШИ продуман продюсерами до мелочей.

– Тебе оно надо?

– Популярность. Хочется выйти на мировой уровень.

– Тогда СТЕШЕ удачи, а я хочу побыть со своей Янкой. Но ты уж прости, слушать твои песни я не буду.

– Я бы и сама их не слушала, да приходится.

– Моя звезда поп-сцены, – улыбнулся Глеб и хлопнул её по пятой точке.

Глава 15. Реальная жизнь. Вспомнить всё.

Задерживаться Янка не могла, у неё был плотный график, с утра она улетела, а Глеб поехал в автосалон, выбирать себе машину. Лена открыла доступ к своему счёту, можно было снова не ограничивать себя в тратах. А скромный автомобиль Даниила он подремонтирует и отдаст его родителям, когда придёт время. Выбрав в автосалоне новый спортивный BMW, оформив все документы, Глеб вернулся домой довольно поздно. Открыв дверь, он услышал возню в гостиной. С Вовкой что ли плохо? Глеб решительно зашёл в комнату. Беременная мать стояла раком, а сзади неё пыхтел мужчина. Вздувшийся живот вздрагивал от каждого толчка, но её любовника это не останавливало.

У Глеба закружилась голова от увиденного, затошнило от отвращения, он чуть не упал, всё-таки его здоровье ещё не восстановилось до конца. Наконец его заметили, мужчина остановился, но слезать с Лены не стал, Лена же ничуть не смутившись, сказала:

– Ой, забыла, что ты снова с нами. Вовку я отправила переночевать к сиделке, но совсем из головы вылетело, что ты тоже здесь живёшь. Пойди, погуляй сегодня.

Под продолжившиеся любовные стоны, Глеб вышел из квартиры. Его трясло, не сразу удалось прикурить, а выкурив сигарету чуть ли не в одну затяжку, он погнал машину в сторону Комарово. Он ещё там ни разу не был, и почему он поехал именно туда, объяснить не мог, как и не мог потом понять, как он в тот вечер не попал в аварию, никого не сбил, и его не остановила дорожная полиция. Но не доехав до Комарово, он резко остановился, боль скрутила его пополам. Небрежно припарковавшись где-то на Нижним шоссе, у залива, он почти вывалился из машины, его вырвало, а сердце болело так, что было больно дышать. Ехать дальше он не мог, хотя осталось совсем недалеко. Слегка отдышавшись, Глеб побрёл на берег Финского залива. Его качнуло, и он рухнул на колени, и так и остался стоять на коленях, на песке, закрыв лицо ладонями. Опять он оказался в это кошмаре, его снова затащило в этот ад, такой привычный и обыденный. Мать всегда приводила любовников, развлекалась с ними, не стесняясь ни его, ни брата, но сейчас она беременна… Перед глазами прыгал её живот, где живой ребёнок, и её имел вовсе не отец этого ребёнка, и любовнику явно нравилось её беременное состояние, он мял её, толкал. И когда она была беременна им с Вовкой, было ровно то же самое, в этом сомневаться не приходиться. Глеб пытался стереть из памяти эту картину, но ничего не получалось. Перед глазами раком стояла собственная мать, с отвисшим, подрагивающим животом и набухшими грудями, и мужик, который толкался в ней. Противно, больно, не хочет он возвращаться в свой мир, не хочет…

Тёплый летний вечер перешёл в холодную ветреную ночь, он замёрз в одной тонкой кожаной куртке, накинутой на футболку, но заставить себя сдвинуться с места не мог. Рядом была машина, можно было отогреться, да и до загородного дома было недалеко, но он совсем ослаб и подняться не мог. Он только, словно пьяный, завалился на бок, под головой неудобный камень, песок холодный, с моря дует, ветер забирается под куртку, но ему всё равно. Холодный пот, озноб, головокружение до тошноты, и никого рядом, кто бы мог помочь.

Только в седьмом часу утра первая любительница утреннего бега заметила лежащего на берегу молодого человека. Она подошла к нему. Странно, такой хорошо одетый парень, на руке часы Rolex… пьяный что ли?

– Эй, – потрясла она его, – с вами всё в порядке?

Глеб находился уже в каком-то пограничном состоянии, он закоченел, и был в полуобмороке. Но вот его слегка трясут, тёплая рука трогает пульс, и он с усилием открывает глаза. Утреннее солнце бьёт в лицо, и он зажмуривается.

– Очнулись? Чревато так пить.

Хотя алкоголем совсем не пахнет.

– Я не пил, плохо стало.

Глеб с трудом поднялся и сел, голова кружилась.

– Вызвать скорую?

Он отрицательно покачал головой.

– Проводи до машины, машина рядом.

– Не сядете же вы за руль в таком состоянии?

– Мне тут недалеко, не умирать же здесь.

Девушка помогла ему встать и отряхнуть песок, а его снова качнуло.

– Давайте вы не поедете за рулём? Если недалеко я вас довезу. Я умею водить.

– Дойти бы для начала.

Невероятная слабость, голова кружится, мышцы затекли, и ноги не идут.

– Что с вами? Как вы тут оказались?

– Слишком много вопросов.

Наконец, почти повиснув на своей спасительнице, они дошли до машины. Глеб облокотился на стойку дверцы, не в силах больше сделать ни одно движение.

– Ключи в кармане куртки, вытащи, пожалуйста.

– Такая машина шикарная, совсем новая, я боюсь садиться за руль.

– Забей, претензий не будет. Довези, а потом я тебе такси закажу.

Такой молодой, красивый, явно обеспечен и так болен… Жалко. Хотя всё может быть, может и не болен, а отходняк от наркотиков, раз алкоголем не пахнет. Лучше держаться подальше. Глеб рухнул на пассажирское сиденье, выпил воды, бешеное сердцебиение, отдышка… путь до машины дался нелегко. Девушка с опаской села за руль. Спутник был совсем бледный, на лбу испарина, наверное, стоило вызвать скорую помощь.

– Как вас зовут? – спросила она, аккуратно трогаясь с места.

– Дэн… Чёрт, забыл, Глеб.

С ним явно что-то не так.

– Наркотики? – спросила она.

– Какие, к лешему, наркотики? Не балуюсь я этим, недавно из больницы, плохо себя чувствую.

Девушка припарковалась у указанного им дома. Зачем она бросилась ему помогать? Вызвала бы врачей и всё, а то вся изнервничалась за рулём такого автомобиля.

– Прям спасла, спасибо тебе. Дальше я сам. Возьми такси, – он сунул ей купюру в руки, – Бежать обратно далеко.

Она ушла, Глеб долго сидел в машине, набираясь сил, наконец, смог выйти и открыть дом. Дом был новый, абсолютно пустой, без мебели, не было даже коврика, на который можно было бы прилечь. Его трясло от озноба, но одежды запасной не было, пледа и одеял тоже. Ладно, попробует согреться кофе или, на крайний случай, чаем. Но кухня была девственно чиста и пуста, ни кофемашины, ни чайника, ни посуды, а вода только из-под крана. Глеб лёг на пол, вместо подушки – рука, он как смог укутался своей курткой и провалился в сон. К нервному срыву добавилась ещё и сильная простуда, у него поднялась температура, саднило горло, бил озноб, не было одеяла, лекарств, еды, горячей питьевой воды. Телефон разрядился, никто не искал его в пустом доме, всем было на него наплевать. Интересно, если он умрёт, скоро ли его тут обнаружат? Или он уже сгниёт окончательно? Вот Лена наверно, огорчиться, что в такой красивом новом доме и такой ужасный запах. Сжавшись в комок на холодном полу, в полуобморочном состоянии, он пролежал четыре дня, как брошенный пёс, он совсем ослаб, но твёрдо осознал, что ему никто не поможет, надо как-то спасаться самому. Вот ведь парадокс, и денег теперь полно, а он умирает от голода и отсутствия врачебной помощи в шикарном многомиллионном доме. Как не хочется вставать, как кружится голова и тянется обратно на пол, ставший таким родным… Но не умирать же тут в самом деле, как раз тогда, когда он решил жить. Идя по стенке, где-то ползком, падая, он добрался до машины. Он ещё тут ничего не знает, но в центре посёлка должен быть какой-то магазин и аптека, надо только как-то доехать, и не упасть в обморок за рулём. Вот ведь, когда искал смерти, никак не получалось, а теперь вроде проснулась воля к жизни, но вероятность погибнуть велика. Соберись, Глеб, соберись, тут недалеко, выпьешь кофе в каком-нибудь кафе, сразу полегчает. Медленно, предельно аккуратно, поминутно останавливаясь, он доехал до центра, а подкрепив силы в кофейне, смог добраться до города. Сейчас зайдёт домой, если Елена ещё там, то он возьмёт вещи и поедет в квартиру Даниила, но лучше бы её там не было.

– Глеб, где пропадал? – радостно воскликнул Вовка.

– Мать где?

– Уехала пару дней назад. Сказала, что ты снова будешь обо мне заботиться.

Глеб с облегчением вздохнул. Сходив в горячий душ он, наконец, отогрелся, надел тёплый спортивный костюм, выпил лекарства и залез в кровать. Поправится и займётся загородным домом, наймёт дизайнера, обставит дом, закупит всё необходимое.

Когда Елена следующий раз появилась дома, в Петербурге, живот уже был довольно большим. Она сама вся резко постарела, отекла, видимо беременность давалась ей тяжело.

– Уфф, – упала она на диван в гостиной, – не думала я, что будет так тяжко. С вами было всё проще.

– Ты тогда была значительно моложе, – с отвращением смотрел на неё Глеб.

Всегда красивая, стройная, ухоженная мать превратилась в какую-то полноватую бабу с тусклыми волосами, отёкшим лицом, с мелкими прыщами на коже. На ногах вздулись вены, подмышками – пятна пота.

– Я так плохо себя чувствую, еле полёт перенесла.

– А чего прилетела то? Рожать в Штатах ведь планируешь

– Рожать, конечно, мне нужен гражданин США. Прилетела потому что супруг не должен меня такой видеть, немного поживу здесь, и уже поеду туда, в госпиталь.

– И какой у тебя срок?

– Около семи месяцев. Принеси мне попить, пожалуйста, я не в силах встать, так болит.

– Может врача?

– Нет, у меня постоянно болит, это нормально, – отмахнулась Елена. – Принеси водички, и я посплю немного.

Глеб пожал плечами, принёс ей воды и занялся своими делами. Глубоко ночью его разбудили нечеловеческие крики. Кричала Елена. Глеб вскочил, натянул спортивный костюм и побежал к ней. Мать лежала на полу, корчась от боли, ноги раздвинуты и согнуты в коленях, на полу и по ногам хлестала кровь. Вовка уже выскочил из своей комнаты, весь трясся, выл от страха, глаза были закатаны, этого еще не хватало. Глеб схватил Вовку за шею, вытолкал его в другую комнату и захлопнул дверь. Елена стучала ногами и гортанно ревела. Она разорвала на себе одежду, держалась за живот, а кровь сгустками вытекала из неё. Глеб на секунду закрыл глаза, выдохнул и подошёл к ней. Надо вызвать скорую помощь, может они ещё спасут ребёнка, хотя судя по всему, вряд ли. Но Глеб вспомнил, что у него разрядился телефон, и он не стал на ночь заряжать его.

– Где твой телефон? – спросил он Лену.

Но Лена взвыла, но ничего не ответила. На тумбочках, в сумочке телефон он не нашёл. Глеб выскочил к Вовке.

– Телефон свой дай быстро, врача вызвать.

– Неееетууу, сломааааал, – сквозь икоту, пробормотал Вовка.

– Твою мать.

Глеб поставил свой телефон на зарядку. Но пока тот хоть немного зарядится, пройдёт время. Преодолев приступы тошноты, он вернулся к Елене. Она рожала, кричать сил у неё уже не было, она обмякла, была в полуобмороке, стоял жуткий запах крови, Глеба мутило, но надо было как-то ей помочь. Он приподнял мать за подмышки, прислонил к дивану, раздвинул ей ноги.

– Давай тужься, – встряхнул он её, – Вытолкни всё из себя. Давай, – почти кричал он на неё.

Елена сделала над собой усилие, и наконец что-то кровавое, мёртвое вывалилось из неё, и она провалилась в обморок. Глеб добежал до ванной, его вывернуло. После этого он выдернул телефон с зарядки и вызвал скорую помощь. До приезда скорой, он сидел рядом с Еленой, стараясь не смотреть на её истерзанное тело и на нечто, что она родила. Ничем помочь он больше не мог. Приехала бригада, один врач занялся Еленой, второй принялся что-то писать. Глеб сидел в кресле и курил, отвечая на вопросы. Тот, что писал с сочувствием посмотрел на Глеба.

– Вы ей кто? Супруг?

– Сын.

– Сочувствую, молодой человек, что вам такое пришлось видеть. Советую, обратиться к психологу, травма на всю жизнь может быть.

– Справлюсь.

– Ну ребёнка мы бы всё равно не спасли, он, видимо, ещё умер в утробе. А мамашу спасём. Не переживайте. Гарантировать, что ещё она сможет родить не могу, но жива будет.

Глеб кивнул. Потом он помог спустить Елену на носилках до машины скорой помощи и вернулся домой. Уже светало. Вовка, привалившись, спал в столовой, но дышал ровно, спокойно, и Глеб решил его не будить. Он налил себе щедрую порцию виски, выпил залпом, и налил ещё, надо уничтожить мерзкий привкус во рту. Зайдя в комнату, где была Елена, он опять почувствовал тошноту, теперь надо всё это убрать. Нет, сначала он напьётся, прежде, чем дотронется до всего этого. Напьётся и запомнит этот момент, своих детей, после увиденного, он не захочет никогда.

Через несколько дней Елена появилась дома, она, как и раньше, была стройной, отёки ушли, но в глазах жизнь погасла.

– Что я скажу супругу? – вздыхала она, глотая алкоголь.

– То есть то, что я почти что принял вашего мёртвого ребёнка, тебя мало волнует? Заметь, я не врач, такие зрелища не по мне.

– Да брось, Глеб, ты ж не девственник, девок, небось, трахаешь, и бывает вот такой результат. Так что, если не планируешь детей, предохраняйся.

– Сам, конечно, я не догадался до этого. Спасибо за совет.

Елена открыла бутылку вина и налила себе большой бокал. Затем вскрыла пачку обезболивающих таблеток, и запила алкоголем. Глеб пожал плечами и уехал из дома. Вернулся он поздно вечером, в столовой нашёл две пустые бутылки из-под вина и полупустую из-под коньяка. Мамаша сегодня разошлась вовсю: глушит боль алкоголем и таблетками. Надо зайти к ней в комнату, посмотреть, вдруг перепила, плохо ей. Глеб зашёл к ней в комнату и застыл на пороге. Елена валялась на кровати, раздетая по пояс, в одной руке сигарета, в другой – бокал. А к её обнажённой груди присосался Вовка и что-то мурчал, как котёнок. Глеб остолбенел, потерял дар речи. Елена, увидев его, пьяно захихикала.

– У меня пошло молозиво после выкидыша, мне так лень сцеживать, Володя помогает.

– Ты своём уме???

Глеб взял Вовку за воротник и отшвырнул от Елены. Вовка явно был не в себе, он был возбуждён, у него дёргалось лицо, вся эта ситуация вызвала припадок. У Елены из соска сочилась жидкость, а Вовка всё не мог оторвать взгляд от груди в нервном возбуждении.

– Оставь Вову, я же вас грудью не кормила, вот появился повод.

Глеб отвесил матери оплеуху.

– Ты совсем чокнулась? Перепила? Ты чего творишь?

– Вова, – жалобно сказала Елена, – мамочку избивают.

Вовка со звериным воем накинулся на Глеба, но тот уложил его одной рукой.

– Ты довела его до припадка, ты не видишь?

– Ну вот пососал бы грудь и успокоился, ты что не знаешь, как детей успокаивают?

Елена ещё раз получила наотмашь по щеке.

– Он тебе что, младенец что ли? Он мужик взрослый, у него в штанах всё встало от твоих игр в маму.

Елена приподнялась на кровати, но даже не подумала запахнуться.

– Если ты ещё раз выкинешь что-то подобное, ей богу, я поменяю замки, и ты сюда больше не придёшь. Застегнулась быстро.

– Ой, вышел из могилы и давай командовать!

Глеб поднял лежащего Володю за шиворот и оттащил того в его комнату. Он сделал ему укол, который выписал врач во время подобных приступов, дал воды и уложил в кровать. До утра он не проснётся. Елена закрылась у себя с бутылкой, и Глеб надеялся, что она напьётся окончательно и заснёт. Однако через час в дверь раздался звонок. Глеб не успел выйти из своей комнаты, как Елена уже открыла дверь. Он услышал пьяный мужской голос, звон стекла. Она кого-то позвала к себе, она совсем с катушек съехала? Она что будет с кем-то трахаться, если пару дней назад у неё случился выкидыш? Глеб нервно закурил, уйти из дома он не мог, надо было присматривать за Вовкой. И, действительно, скоро раздались стоны. Глеб надел наушники, это невыносимо. Он и раньше, будучи ребёнком, слышал стоны из комнаты матери, но сейчас она перешла все границы. Глеб так и задремал, не вынимая наушников, но ночью его разбудил телефонный звонок. Звонил консьерж.

– Что там у вас происходит? Крики, ночь на дворе, сейчас полицию вызову.

– Не надо, сейчас успокоимся.

Глеб выключил музыку. Действительно, из комнаты матери раздавался уже нечеловеческий вой. Прежде всего Глеб заглянул к Вовке, тот спал. Тогда он дёрнул дверь Елены – на замке.

– Эй заткнитесь, – сказал он, – а то полиция приедет.

Елена ревела и выла. Что-то не похоже на любовные стоны. И вот Глеб выбивает дверь. Здоровый мужик пыхтит на ней, а она кричит, и всё вокруг в крови, видимо, у неё открылось кровотечение. Пахло перегаром, куревом и кровью. Но мужику было всё равно, он получал своё удовольствие. Елена выла и была в полуобмороке от боли. Глеб, придушив локтевым захватом за шею, оторвал мужчину от матери. Тот никак не ожидал такого поворота, как Глеб уже вырубил его мощным ударом в голову.

– Продолжаешь веселиться?

– Он порвал меня.

У Елены опять хлестала кровь, она продолжал лежать в непотребной позе, не в силах свести ноги.

– Дай мне полотенце, промокни меня.

– Иди ты к чёрту! Сама себе помогай, мне хватит возни с твоим бугаем.

– Мне врачи сказали, что нельзя, но так хотелось. Я не думала, что у него такой большой, и что он такой грубый.

Елена заплакала пьяными слезами. Глеба опять тошнило от запаха, от этого зрелища, от бесстыдства. Елена съела таблетки, запила коньяком и сунула подушку между ног. Глеб оценил свои силы, нет, одному ему не справится с таким кабаном, тем более он сам ещё ослаблен и не в своей форме. Тогда он набрал номер телефона охранника, охраняющего территорию дома.

– Денег заработать хочешь? – спросил Глеб.

Тот согласился, Глеб назвал ему номер квартиры, а сам стал вытаскивать кавалера Елены из комнаты, чужим людям не надо видеть, что тут происходило. Мужчина начал шевелиться, и его ещё раз пришлось вырубить. Пришёл охранник, поинтересовался, почему он голый, действительно, не потащат же они его без одежды. Глеб накинул на мужчину плед, а одежду собрал в пакет, в кармане он нашёл документы и ключи от машины.

– Видел, когда он приехал? Где он припарковался?

Охранник отрицательно помотал головой. Сказал, что дверь внизу ему открыли после звонка в домофон, он лично его не пропускал. Ладно, поищем машину, в документах указан номер автомобиля, если, конечно, он приехал на нём, то найдётся. Вдвоём они вытащили его на улицу и прислонив к будке охранника, Глеб пошёл искать машину. К своему великому облечению, он нашёл автомобиль, и сев за руль, подогнал к воротам. Они загрузили мужика на заднее сиденье, и Глеб отвёз его в другой двор, бросил рядом одежду, документы, ключи, и пошёл к дому. Расплатившись с охранником, Глеб поднялся в квартиру. Теперь надо посмотреть, что с Еленой. Елена пьяно ползала по кровати, голая, вся в крови, сперме и рвотных массах. Прежде, чем отправить её в больницу, надо хотя бы её отмыть. Преодолевая отвращение, Глеб донёс её до ванной и включил душ. Вылив на неё полтюбика геля, он начал поливать её водой. Елена плакала, размазывая слёзы и мыло по щекам. Закатав рукава, Глеб вымыл ей волосы, потому что они висели грязными прядями, слепленные кровью, потом вылил на неё оставшиеся полтюбика и смыл. Всё вроде, чистая. Елена приподнялась в ванной, прижалась мокрой головой к его животу, видимо, не совсем осознавая, кто он.

– Спасибо, милый, хочешь я тебя приласкаю?

– Я тебе сейчас мыло в рот запихну, его и приласкаешь.

Глеб оторвал от себя Елену. Жёстко вытер её полотенцем, и напялив на неё халат, отнёс пока в гостиную.

– Налей мне, – попросила она.

Глеб налил воды, сказав, что это водка и дал ей, она даже не поняла разницы. Сам же он, открыв окно в её комнате нараспашку, скатал постельное бельё, запихнув его в мусорный пакет и постелил новое. Елена дремала с мнимым стаканом водки в руках. Глеб с отвращением откинул полы халата, вроде кровь сильно не течёт, ладно, до завтра доживёт, тем более уже утро, проспится, и он её отвезёт днём к врачу. Он поднял Елену на руки, донёс до комнаты, положил на её уже чистую кровать, рядом поставил тазик, будем надеяться, что, если будет тошнить, она сделает это в него. Вроде всё. Ну что, Глеб, с возвращением?!

Он пришёл на кухню, налил виски и закурил сигарету. Ну что, вернул себе память, доволен? Пока тебя не было, мать совсем с катушек съехала. Это было уже против всех законов природы и человеческих законов тоже. Перед глазами стоял Вовка у её груди, если бы он не вернулся, чтобы было бы дальше? Вовка в припадках сильный, а мать – худенькая женщина, он бы мог её… Глеб сплюнул, гадость какая! И раньше мать себя вела отвратительно, он не раз слышал стоны из её комнаты, когда он был ребёнком, она так зарабатывала. Он вспомнил, как Вовка жался к нему, когда мать устраивала оргии, если Глеб мог, он уводил Вовку из дома, но ночью это было не сделать, они были детьми, им некуда было деваться. Но вот любовников стаскивать с неё ему ещё не приходилось, обнажённой её видел, когда её трахали беременную тоже, но принимать роды, отмывать её, такого ещё не было, всё-таки были какие-то границы. Когда она бегала голой по квартире со своими любовниками, она запирала их в комнате, и чтобы было меньше слышно, Глеб играл Вовке на синтезаторе или гитаре, или надевал наушники, они спасались как могли. Из-за Елены Глеб очень рано приобрёл первый сексуальный опыт, Елены не было дома, пришла её подружка, примерно таких же моральных принципов, ну и показала ему всё наглядным примером. Сколько ему тогда было? Лет двенадцать? Глеб отхлебнул виски. Потом она часто к нему стала приходить, обучила его, говорила, что любит, смешно… Ну а после неё, он уже сам покатился по наклонной. Стал курить, выпивать – алкоголь Елена закупала ящиками и не прятала – ему было дозволено всё. Он был симпатичным подростком, были деньги, алкоголь, пустующая квартира, и пошли вечеринки, девчонки. Если бы он бросил школу, никто бы ничего ему не сказал, но хорошо, что голова была на плечах, удивительно, но он закончил гимназию, музыкальную школу и даже поступил в университет, хотя мог бы всю жизнь ничего не делать, жить на деньги Елены, спиться, скуриться.

Глеб остро ощутил тоску по родителям Даниила, по их заботе. Но и они скоро отвернуться от него, скоро всё проясниться, у него на руках будут документы, и им придётся всё рассказать. Какое горе он им принесёт, им и симпатичной нежной Диане, вдове Даниила. И они по праву будут его ненавидеть, ведь он остался жив, хотя хотел умереть, а их Даниил, которого все так любили, погиб… Глеб уронил голову на руки, как ему жить дальше с этим грузом? Он снова в своей среде и нет тыла, нет опоры, нет семьи, любимой женщины, и опять тянуть эту тяжёлую лямку. Пьяная мать спит в соседней комнате после выкидыша, после оргии, она проснётся и надо будет везти её к врачу, пусть ей там всё зашьют, к чёртовой бабушке. Она поправится, и снова ему вечно смотреть в её пустые глаза, видеть экранную улыбку, слышать стоны из соседней комнаты, когда ей вновь захочется расслабиться, а потом реанимировать Вовку, отвечать на его глупые вопросы и терпеть капризы. Но пока, пока есть Марина, и хоть она любит вовсе не его, а своего сына, ему хочется погреться у этого огонька, почувствовать себя нужным и любимым. И Глеб набрал её номер:

– Привет, мама, – сказал он, так просто получилось слово «мама», – я тут недалеко, могу заехать?

– Конечно, милый, завтракать будешь?

– Буду.

Сейчас он поедет к маме Даниила и немного насладиться чужим уютом и заботой. Наверное, в последний раз. А днём вернётся и займётся родными матерью и братом.

Проведя утро у Марины, Глеб нехотя вернулся домой. Вовка был вялым, как всегда после подобных приступов. Глеб сделал ему чай и отдал еду, которую Марина завернула с собой. Смотря, как брат с жадностью и аппетитом поедает домашний омлет и пирожки, Глебу стало его жаль, как знать, если бы не Елена, может и Вовка бы стал нормальным, ведь она только усугубляет его приступы. Скоро на кухне появилась и виновница торжества. Она шла согнувшись, по стеночке.

– Глеб, – пищала она, – ты дома?

– Проспалась? Пришла в себя?

– Что вчера было? Мне так плохо. Голова болит и низ живота.

– Сейчас к врачу поедем. Одеться сможешь?

Елена рухнула на стул и помотала головой.

– Можно мне бокальчик вина сухого?

– Выпила всё вчера, – усмехнулся Глеб. – Одевайся.

Елена заплакала, уронив голову на стол. Вовка гладил её по спутанным волосам. По икрам струйками бежала кровь.

– Лена, или я тебя везу в клинику платную, где все условия. Или вызываю скорую, и там уж куда повезут.

– В клинику, – плакала она, – но как мне одеться? Я не могу.

Проматерившись, Глеб подхватил Елену и довёл её до комнаты и открыл шкаф. Вытащив толстовку и спортивные штаны, он сказал:

– Извини, не до красоты сегодня.

Он снял с неё халат, надел бюстгальтер, надевать раньше ему не приходилось, только снимать, но ничего, справился. Сверху толстовку, завязал волосы в хвост. С прокладкой Елена справилась сама, он только помог натянуть штаны, потом довёл её до машины, отвёз в клинику и оставил на попечение врачей. Выписавшись из больницы, Елена, к его великому удовольствию, улетела в Америку.

Глава 16. Всё по местам

Только к осени Глеб получил медицинское заключение и решение суда о нахождения его в живых, и на кладбище была снята табличка с его именем. Теперь оставалось только доказать, что в могиле лежит Даниил, но на эксгумацию нужно было разрешение его родителей. И как он не оттягивал этот момент, но пришло время, и это было самое тяжёлое: сообщить родителям Даниила и Диане, что их сына и мужа давно нет в живых, а он всё это время притворялся им.

– Даниил, ты нас вспомнил! Я чуть с ума от радости не сошла, когда ты позвонил и сказал, что заедешь! Твой домашний телефон молчит, мобильный ты почти не берёшь. Ты не живешь в своей квартире, где ты? С кем ты? Ты поправился, ты так хорошо выглядишь! – открывая дверь, сказала Марина.

– Мне нужно поговорить с вами и с Дианой, она сейчас подъедет, – сразу с порога объявил Глеб.

– Причём тут Диана? – спросил Андрей.

– Сейчас она приедет, и я всё объясню.

– Вы решили снова пожениться? Ты живёшь с ней, но где? У меня столько вопросов. Тебе что-нибудь приготовить? Помочь чем-нибудь? Какой молодец, что ты набрал вес! – тараторила Марина.

Глеб покачал головой. На него лавиной накатила забота и любовь мнимых родителей, а от Елены за эти месяцы он дождался только новой машины, оформление загородного дома и радостное перекладывание бытовых забот на его плечи, а также выкидыша, любовников…, и он вдруг подумал, что она даже ни разу не поинтересовалась, что с ним было за это время, где он жил и как. Как бы ему хотелось, действительно, быть Даниилом – скромным журналистом, но с любящей семьёй. А Марина всё расспрашивала его о здоровье, о жизни, о работе, пока Глеб не попросил её немного помолчать. Скоро её глаза будут смотреть на него с ненавистью, её ждёт такой удар, и вестником смерти станет он. Как ей, любящей матери, пережить это? Наконец, раздался звонок в дверь, приехала Диана.

– Мне очень жаль, что приходится выступать в такой роли, сегодня для вас тяжёлый день, – начал Глеб, чуть ли не в первый раз в своей жизни он был смущён, подавлен и не знал, с чего начать, хотя вроде бы заранее прокрутил разговор у себя в голове. Но эти три пары глаз, сидящие напротив, плечом друг к другу, как испуганные птенцы, вводили его в ступор. Вот сейчас он им скажет и сломает им жизнь…

– Начнём с того, что ко мне вернулась память.

– Данечка! – воскликнула, вскочив, Диана и попыталась его обнять, но он отстранился от неё.

– Я не Даниил. Прощения не прошу, так как ни в чём не виноват.

– Но где тогда Даня? – испуганно спросила Марина.

Глеб посмотрел на неё глазами, полными сочувствия.

– Где мой сын?

– Надо дать разрешение на эксгумацию.

Марина закричала и повалилась на мужа. У Дианы затряслись губы, а Андрей закричал:

– Ты что несёшь? Ты видишь, что ты сделал? Как ты смеешь такое говорить? Тебе в психушку надо!

Глеб молча достал документы из папки и протянул их Андрею.

– Бред какой-то, бред, была же экспертиза.

– Иногда у людей бывают внебрачные дети, о которых они могли и не подозревать.

Марина сотрясалась от рыданий, Андрей машинально гладил её по руке, а Диана сидела бледнее мела, до крови закусив губы.

– Давайте я сейчас вам накапаю успокоительного, и мы продолжим разговор, – сказал Глеб, вставая.

Когда он принес из кухни три стакана, Марина вдруг выбила у него их из рук и накинулась на него:

– Кто ты такой? Где мой Даня???

Глеб перехватил её руки, пытающиеся его ударить, и крепко прижал к себе ту, которая считала его своим сыном последний год.

– Понимаю, что ситуация тяжелая, но давай всё-таки постараемся взять себя в руки и послушаем меня.

Он усадил Марину обратно, и сходил еще раз за водой. Диана пристально посмотрела на Глеба, но тот лишь пожал плечами ей в ответ. Марина судорожно пила воду, стуча зубами о стакан, Глеб забрал у неё стакан и присел напротив.

– Вы, конечно, помните, что в скорой помощи, врезавшейся в такси, везли молодого человека. Он был в критическом состоянии от потери крови, у него был сложный период, и он решил свести счёты с жизнью.

– Так значит ты, решил убить себя, а в результате выжил, и убил нашего Даню? – нервно спросила Диана. – Ты! Ты, хотевший умереть остался жив, а он???? Это невыносимо, – зарыдала она.

– Я не знаю, почему нас перепутали. У меня при себе документов не было, а у Даниила они, вероятно, были в сумке, но это всё мои предположения. Моя мать не стала и смотреть на того, кто лежал в морге, меня опознал брат, но мой брат психически не совсем здоров, на него полагаться в таких вопросах смысла нет. Тем не менее, мои родственники отказались от экспертизы, запихнули тело в закрытый гроб и успокоились. Ну а про то, что было в больнице, вы знаете не понаслышке. А что касается нашего заключения экспертизы, что ж я не знал своего отца, мать, наверное, тоже не знала, во всяком случае, отчество у меня другое. Вот такое чудовищное стечение обстоятельств.

– Зачем ты притворялся моим сыном? Год держал нас в этих иллюзиях? Как ты мог?

– Да я с первого дня, как вышел из комы, твердил вам, что я не Даниил, кто б меня слушал.

– Он прав, как я могла принять его за Даниила? Ведь что-то мне говорило, что это не мой сын. Ты не был похож на нашего Данечку. Да и Юленька говорила об этом, ты помнишь, Дина, её слова? Как я, мать, могла не почувствовать?

– Стали бы раньше разбираться, возможно, и раньше бы всё решилось.

– Как ты можешь быть сыном Андрея, ведь ты ровесник нашего Дани? Ты хочешь сказать, что мне изменял мой муж?

– Я младше Дани, извини. И я не один, у меня есть брат двойняшка.

– То есть пока я возилась с маленьким Данилкой, Андрей путался со шлюхами? Рожал сыновей? Ты это хочешь донести?

– На мне много грехов, но в этом я точно не виноват.

Диана вскочила, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу.

– О чём вы говорите? Когда Даниил, Дэн, он… Мой несчастный, любимый, родной. нет, это невозможно…

Тут Марина не выдержала и зарыдала в голос.

– Боже, за что?! Мой Данечка! Мой мальчик, мой сыночек умер! Умер! Его нет, он погиб…

Глеб поставил локти на стол и уронил голову на руки. Нет, это невыносимо, хватит трагедий в его жизни, он хочет жить заново, ему не нужны эти страдания чужих ему людей, психика и так надломлена, зачем ему это выслушивать? Вставай, уходи отсюда, пусть справляются сами. Ему бесконечно жаль их, но заменить им сына и мужа он не в силах. Глеб вытащил ключи и документы от машины и квартиры.