Читать онлайн Обуза бесплатно

Обуза

Глава первая

10 ноября 2022. Трасса Санкт-Петербург – Псков.

Темное, сумеречное осеннее утро. Серый, хмурый, застывший, словно неживой, мир: тяжелое низкое небо, сливающееся с голым лесом в неясную массу, и тускло поблескивающая легкой наледью серая дорога… На которой лежит девушка, в темной одежде, отчего видно только ее светлые длинные волосы, закрывающие лицо…

Июнь 2020. Санкт-Петербург.

Невский проспект напоминал бы муравейник – так много сновало по нему народу – но… В большинстве своем, публика здесь такая же неспешная, как и во времена Гоголя. Не трудяги-муравьи, упорно и быстро спешащие к своей цели, а лениво прогуливающиеся, с целью себя показать, и других посмотреть, бездельники. Лето – пора отпусков и каникул, и улица заполнена отдыхающими, с жадным восхищенным любопытством разглядывающими то коней на Аничковом мосту, то розовое великолепие дворца Белосельских-Белозерских.

На Невском много девушек, порхающих по проспекту пестрыми шумными стайками, и привлекающих внимание не меньше, чем достопримечательности города. Вот и мы с Наташкой тоже неспешно бредем по улице, поглядывая по сторонам. Капризная питерская погода этим летом не вредничает, и способствует прогулкам, балуя нас – солнце, жара, и легкий ветерок, не позволяющий разлиться влажной духоте.

Мы с подругой кажемся сестрами, настолько похожи – обе симпатичные длинноволосые блондинки, да и одеты почти одинаково. Но только на первый взгляд – я выше и худая, Наташа же, как говорит ее мама "ширококостная", и маленькая.

Мы и раньше бывали в Питере, город знаком, но теперь "это другое" – мы петербурженки! И чувствуем радостное возбуждении: все вокруг – и Невский проспект, и дом-утюг, и даже Чижик-Пыжик – принадлежали нам. А мы принадлежим ГОРОДУ.

– Ну здравствуй, Питер, Питер, прощай… Меня обидел ты невзначай… Зачем, зачем по Невскому я шла, зачем, зачем я встретила тебя? – поем мы с Наташкой. Поем громко, фальшиво (я, у подруги есть и слух и голос), и нам все равно, что подумают невольные слушатели. Как, впрочем, все равно всем на всех, в этой пестрой сутолоке на Невском. Разве что, только мужчины выцепляют зоркими одобрительными взглядами красивых девушек, а те, улавливая эти пылкие взоры, делают вид, что их не замечают. Достаются такие взгляды, а иногда и одобрительные возгласы горячих мигрантов и нам, но мы слишком заняты своими ощущениями и ГОРОДОМ, что бы обращать внимание на подобные знаки внимания.

Мы не очень хорошо знаем историю города, и совсем не имеем понятия об археографии памятников и красот, мимо которых идем. Однако, кое-что помним со школьной программы.

– Прикинь, здесь Пушкин ходил! – произношу я, представляя, что шагаю по следам поэта – в прямом смысле.

– Здеся много кто ходил! – высказывается Наташа.

– Главное, Пушкин! – важно машу я указательным пальцем.

… Мы залипаем у витрины модного бутика, где красуются нарядные манекены.

– Эх, были б у нас деньги … – вздыхает Наташа.

– …Жили б мы богато! – заканчиваю я фразу, и тащу подружку дальше. Недалеко, через дорогу, в одну из многочисленных кафешек.

…– Здеся мы еще не были! – замечает Наташа, облизывая палец, испачканный соусом.

– Если будешь говорить «здеся» и все такое, будут ржать. Отвыкай! – произношу я, поглащая гамбургер. Вкуснота!

– Кто? – пожимает плечами подруга – Всем на всех пофиг!

– Как знать, как знать! – не соглашаюсь я. И откусываю огромный кусок. Если кто и смотрит на нас – по барабану.

… Белая ночь не такая уж белая, а похожа на сумерки. Набережная Невы заполнена народом, пришедшем смотреть развод мостов, вернее, в этом месте одного, Дворцового. Река, широкая, величественная и неспешная, совершенно темная, освещенная рыжеватыми отблесками кораблей и корабликов, выстроившимися в очередь, и ожидающими возможности следовать дальше, тоже словно застыла в предвкушении.

Мы стоим чуть в сторонке от других, завороженно наблюдая за медленно поднимающимися к ночному небу, похожими на крылья гигантской птицы, половинами моста… Эта картина кажется грандиозной и мистической.

Мы знаем, мосты разводят по вполне обыденной причине – что бы корабли могли пройти дальше. Однако, каждая из нас воспринимает действо по своему: у меня взмывающие вверх половины величественного сооружения, словно разломанного пополам, вызывает тревогу, даже страх, и я, схватив подругу под руку, пытаюсь увести ее подальше от реки; Наташе же думается, что это волшебный, колдовской ритуал приветствия для нас провинциалок, ставших частью ГОРОДА… Она буквально задыхается от восторга: впереди новая, прекрасная жизнь, со своими замутками и трудностями, но несомненно счастливая и светлая… Конец церемонии мы не увидели – я, охваченная паникой, настаиваю на своем, и, уцепившись за подругу, увожу ее прочь.

…Красоты города, музеи, бутики, магазины и кафешки… Потом, через несколько дней или недель, был клуб, вернее, один из множества, где мы успели побывать. Но именно в этом Наташка познакомились с Ромкой.

…Алисе алкоголь не заходит, она быстро напивается, и творит всякую хрень… Сейчас – пока – все нормально: подруга дергается в толпе танцующих, подняв руки, тряса белокурой головой, и громко подпевая звучащему треку. "Громко" в клубе понятие относительное – Наташа видит, как девушка открывает рот, и только, хотя находится рядом, тоже извиваясь под музыку. Она может выпить гораздо больше Алисы, и совершенно не запьянеть.

– " Надеюсь, сегодня обойдется! Может, фруктовое пиво не снесет Алиске крышу, и мы не опозоримся?" – думает Наташа, и замечает парня, глазеющего на них. Блондин хорош – высокий, подкаченный, одетый в подчеркивающую рельефные мускулы рубашку. "Какой!"– ахает девушка, и улыбается красавчику. Но он скользит равнодушным взглядом, и опять таращится на Алису. Как обычно…

Блондин пробирается среди танцующих и зависает напротив подруги.

– Привет! Тебя как зовут? – стараясь перекричать музыку орет он.

Что отвечает Алиса, Наташа не услышала. Возможно, и блондин тоже.

– Меня Роман! – кричит он – Пойдем, угощу!

Алиса кивает, хватает Наташу за руку, и ведет ее, пробираясь среди танцующих, вслед за Романом .

… Алиске хватила одного шота, после которого ей стало плохо. Так что, толком пообщаться с Ромкой не получилось, о чем Наташа жалеет – парень ей нравится. И хотя Роман явно клеился к подруге, Наташа не теряла надежды привлечь его внимание. Однако, клубная ночь заканчивается туалетом.

…Наташа, стоя возле закрытой кабинки, барабанит в нее, и повторяет:

– Алис, открой! Алиса!

Из кабинки слышны звуки рвоты.

– Открой, ты волосы облюешь! Я подержу волосы!

Дверь распахивается, выходит Алиса, и сообщает:

– Уже облевала!

Наташа ведет подругу к раковине, и моет, морщась, концы ее волос.

– Пошли домой! – произносит Алиса, и тоже морщится – Фу! Волосы воняют! Как жить?

И плачет.

Наташа не обращает на рыдания внимания – обычное дело для пьяной подруги – и ведет ее к выходу из клуба. Девушка и сама напиталась халявным алкоголем, и теперь ее покачивает, как матроса в шторм. Еще и каблуки, не придающие устойчивости. Наташа предпочитает кроссовки, или что-нибудь другое на плоской подошве, но Алиса решила, что сегодня они будут на каблуках, и всучила подруге свои туфли. Наташа бы и не одела, в этой ситуации, обычную обувь – тогда было бы особенно заметна разница подруг в росте и комплекции. Девушка не хотела выглядеть, по сравнению со стройной высокой подругой, куриным окорочком…

Пошатываясь, и держась за руки, подруги пробираются среди веселящихся clubbers. Наташа вертит головой, пытаясь увидеть Романа – они с Алисой свалили, когда той стало плохо, но обещали вернутся. Парень, наверное, сидит и ждет.

– "Надо бы сказать, что мы уходим! – думает девушка – Но, важнее увести отсюда Алиску!" Наташе кажется, что высокая широкоплечая фигура Ромки мелькает в толпе. Девушка бросила подругу и рванула в ту сторону… Видимо, обозналась….

Алиса, оставшись без поддержки, шатается, и, что бы не упасть, хватается за рубашку какого-то парня. Тот недовольно и брезгливо смотрит на нее, и дернувшись, освобождает одежду.

– Отвали! – визгливо кричит ему Алиса, но тут возвращается Наташа, и тащит подругу к выходу.

На улице, вопреки ожиданиям, Алиске лучше не становится, и подруге приходится прислонить ее к стене.

– Блин, я не помню, где метро! – бормочет Наташа, смотря по сторонам.

– Девчонки!

Девушка оглядывается, и ее губы растягиваются в глупой улыбке – их окликает Ромка, тоже вышедший из клуба. Но парня замечает и Алиса. Она отлипла от стены, оттолкнула Наташу, стоящую на ее пути, рванула к Роману, уткнулась лицом ему в грудь, и разрыдалась.

– О-о-о! – протягивает парень – Понятно!

– Ром, в какой стороне метро? – спрашивает его Наташа

– Метро закрыто! Такси возьмем!– произносит Ромка.

Квартира, где живут подруги довольно далеко от центра, и такси туда обошлось бы дорого. Но раз Ромка предложил – пусть он и платит, решает Наташа. Они загружают Алису на заднее сиденье, где она утыкается в плечо подруги, и вырубается. Рома садится на переднее пассажирское, и Наташа всю дорогу любуется его затылком, и его профилем, если он поворачивает голову.

…Алиса так и не просыпается, и Ромке приходится нести ее до квартиры. Вернее, до кровати в этой самой квартире.

– Пить не умеете? – спрашивает парень, скинув недвижную Алискину тушку на постель. Не смотря на подкаченные мускулы и занятия спортом, Ромка устал, неся девушку на второй этаж. Хрупкая блондинка оказалась тяжеловатой, и от этого парень немного злится.

Наташа не отвечает.

Пока она снимает с подруги туфли, и укрывает ее одеялом, парень осматривается. Комната как комната, обычная девчачья, ничем не примечательная, кроме множества рисунков на стенах, на листах разного размера, и исполненная в разной технике – и карандаш, и акварель, и масло.

– Кто из вас рисует? – снова спрашивает он.

– Обе! – отвечает Наташа, и предлагает – Пошли на кухню, у нас бухло еще осталось.

И выходит из комнаты, слегка притормозив у порога, что бы щелкнуть выключателем. Роману ничего не остается, как пойти за девушкой.

Он останавливается у двери в кухню, смотря с вялым интересом на Наташу, которая достает из холодильника начатую бутылку вина. Ромка заметил интерес девушки к своей особе, и размышляет – стоит с ней замутить? Симпатичная, и сиськи большие… Наташа не оставляет парню выбора – поставив вино на стол, она подходит к Ромке, обхватывает его за шею, и целует.

Глава вторая

Ноябрь 2022, Сланцы

Сланцы – тихий чистый городок, летом утопающий в зелени. Сейчас, в ноябре, он, как и все в этом месяце, сонный и серый. Массивное сталинское здание городской больницы, больше похожее на Дом культуры, чем на лечебное учреждение, расположено на центральной улице, состоящей из двух и трех-этажных «сталинских» домов. За ними, на следующей улице, уже пятиэтажки, построенные позднее, в брежневкие имена, но называемые, почему-то, хрущовками.

В больнице, у двери с табличкой «Отделение интенсивной терапии» стояли невысокая пухленькая блондинка с заплаканным лицом, лет сорока, и неприметный худой мужичок в кепке, с обеспокоенным, и немного испуганным, видом. Дверь открылась, вышел доктор, красивый мужчина лет тридцати в голубой медицинской форме. Он был высок, поэтому смотрел на пару сверху вниз. При виде врача женщина заплакала.

– Доченька моя! – пробормотала она сквозь рыдания – Дмитрий Иванович, можно мне ее увидеть?

– Нет! В реанимацию посторонним нельзя! – спокойно и равнодушно ответил доктор. Блондинку его тон шокировал – как можно быть таким бессердечным?

– Я не посторонняя! Я мать! – укоризненно вскрикнула она. Доктор попытался пройти дальше, но женщина застыла на его пути, как незыблемая скала.

– Кать, успокойся, ну…! – бубнил ее спутник – Она жива, и слава Богу! Увидишь еще! Нельзя в реанимацию, ну! Ты больных беспокоишь, кричишь!

– Объясните, нормально объясните, что с моим ребенком? – продолжала наседать на доктора Катя.

– Так машина сбила… – растерянно произнес мужчина в кепке – он не понимал, почему Катя спрашивает то, о чем и так знает. Доктор же вопрос женщины понял, и повторил то, что ей, наверняка, уже объясняли.

– Она в коме! – сухо произнес он, стараясь на Катю не смотреть – Травма головы. Состояние тяжелое, без динамики. Прогноз пока делать рано.Идите домой, можете звонить, или завтра приходите!

Дмитрий Иванович вовсе не был равнодушным сухарем, и переживал за Катину дочку, возможно, не меньше самой Кати. Потому, что еще не оброс цинизмом, и сочувствовал свои пациентам. Потому, что в их маленьком городке аварии с тяжелыми последствии редкость, а пациенты впадают в кому еще реже. Потому, что и Катю, и ее дочку он хорошо знал – жили в одном доме. Потому, что…

Но, доктор знал, что с родственниками больных так и надо разговаривать – твердо и равнодушно. И поспешил ретироваться, что бы не продолжать неприятный разговор. Катя осталась стоять у двери в реанимацию.

– Пойдем, Кать, пойдем… – уговаривал ее спутник – Что тут стоять? Все равно помочь не можем. ПозвОним, чуток подождем, и позвОним. А завтра опять придем.

– Доченька! Наташа! – горестно произнесла женщина, и позволила себя увести.

А в палате реанимации осталась лежать девушка, обритая на лысо, и с закрытыми глазами. От ее руки отходит тонкая трубка капельницы, стоящей у койки. И в ее горле тоже трубочка, тянущаяся к аппарату ИВЛ, стоящему рядом.

– Наташа…Наташа…Наташа… – бьется эхом в ее голове мамин голос.

И, как вспышка, возникает яркая картинка. Очень,через чур, болезненно яркая.

…Маленькая четырехлетняя Наташа стоит у новогодней елки и смотрит на игрушку-звезду.

От звезды отходят лучи, сияющие и острые, как свет фар… Наташе больно на нее смотреть, она морщиться и зажмуривается.

– Наташа!

Девочка оборачивается. Катя, Наташина мама, молодая хоршенькая блондинка, стоит у двери, и загадочно улыбается.

– Дочушь, посмотри, кто к нам пришел! Дед Мороз!

Катя отступает и пропускает человека, одетого в красную куртку, с красной шапкой на голове, и с ватной бородой.

– Папа! – вскрикивает девочка, добавляет:

– Мамочка, это не Дед Мороз, а папа!

И заливисто хохоча, бежит к отцу.

– Ну вот, спалила! – произносит Дед Мороз, поднимает дочку на руки, и чмокает в щеку, а она обнимает его за шею. Отец, одной рукой держа Наташу, прижав ее к груди, второй обнимает Катю. Все трое смеются. Они счастливы.

…Отец сидит на диване, играет на гитаре, Наташа и Катя сидят рядом.

– Он капитан, и родина его Марсель… – поет папа хриплым голосом, подражая Высоцкому.

Катя подпевает, и их голоса сливаются:

– Он обожает споры, шум и драки…

Наташа тоже подпевает, отрывками слов, и теперь все трое поют хором:

– Он курит трубку, пьет крепчайший эль, и любит девушку из Нагасаки!

Родители молодые, совсем юные, и очень красивые: мама голубоглазая блондинка, со вздернутым носиком и пухлыми губами, которую не портит некоторая полнота; отец статный цыганистый красавец. Наташа похожа сразу и на маму, и на папу – темноволосая, но голубоглазая, пухленькая, как колобок… Глаза родителей затуманены любовью и нежностью… Наташа знает, что они очень любят друг друга. И ее Наташу, тоже любят.

…Заплаканная Катя, в в расстегнутой куртке, торопливо одевает сонную пятилетнюю Наташу … Ее руки трясутся, курточка дочки не застегивается.

– Я спать хочу! – хнычет девочка.

– У тети Веры поспишь! Мы сейчас к ним пойдем, к Алиске и тете Вере! – отвечает мама.

В квартире слышен грохот, будто упало, что-то тяжелое, и звон падающей и разбивающейся посуды. Катя берет Наташу за руку, они выбегают из квартиры – в не застегнутых куртках, а Катя и без обуви, в одних носках.

Мама берет Наташу на руки и быстро выбегает из подъезда на улицу.

…Наташа, ей сейчас шесть, и Алиса, худенькая бледная светловолосая девочка, сидят на полу у кукольного домика.

Входит, пошатываясь, Наташин папа, и обведя злым взглядом комнату, орет:

– Су-ука! Куда деньги спрятала? Я знаю, ты всегда заначки прячешь, натура у тебя такая, гнилая!

Отец, не обращая внимания на девочек, открывает шкаф, и скидывает на пол вещи с полок. Струсившая Алиса дергает Наташу за рукав, и говорит шепотом:

– Наташ, пошли гулять!

Наташа отрицательно качает головой, не сводя серьезного настороженного взгляда с отца. В комнату входит Катя, испуганная, но старающаяся быть смелой.

– Что ты делаешь? Не трогай вещи, нет там ничего! Ты уже все пропил! – кричит она.

– Врешь, тварь! – злобится отец.

– Для чего тебе деньги? – продолжает дрожащим голосом мама – Друзей своих поить, что они так и продолжили твоим талантом восхищаться? Не станешь, наливать, так и разбегутся все твои фанаты! Или на ЭТУ потратишь?

Катя подбегает к окну, смотрит на улицу сквозь щель неплотно прикрытых занавесок, и злорадно, почти торжествующе кричит:

– Вон она стоит!

Вытягивает руку в сторону окна, и трясет ею, как "указующим перстом".

– Ждет, когда ты ее в кабак отволокешь, а оттуда в гостиницу! У-у, лядища!

Катя показывает кулак занавеске, и плотнее ее задергивает, что бы щелей не было.

Отец, ступая по разбросанным вещам, подходит к Кате, она пятится, прислоняется к стене. Мужина хватает жену за горло, его лицо злобно перекошено.

– Папа! – кричит Наташа.

Отец оглядывается на Наташу, опускает руку, криво улыбается, пытается говорить ласково.

– Все нормально, дочушь! Папка шутит. О, и Алиска тут!

Алиса испуганно улыбается. Отец уходит, Катя плачет, уткнувшись лицом в ладони.

– Он при мне маму бить не будет! – тихо объясняет Наташа подруге – Он свалит из дома, и пойдем тогда.

И грустно добавляет:

– Они все время ругаются и дерутся!

Ноябрь 2022, Сланцы

Катя и ее спутник стоят возле больницы, и, задрав головы, смотря на окна второго этажа.

– Олег, вот эти окна должны быть реанимацией! – говорит Катя.

– Ну! – кивает мужчина в кепке – Тама Наташка!

… В Наташиной голове повторяется ее имя, сказанное голосом Олега:

– Наташка! Наташка!

Этот голос девушке крайне неприятен, но прогнать его, избавиться, она не может… И, как спасение, перебивающее неприятный звук, вспыхивает картинка – мама сидит на кухне за столом, и рыдает, положив голову на руки. В незанавешенное окно проникают лучи солнца, острые и пронзительные, как лучи фар… Наташе больно на них смотреть, и она отворачивается.

– Доченька! – вскрикивает Катя, подняв голову – Нас папка бросил! Совсем! В Питер уехал!

И она опять рыдает, а Наташа просто стоит рядом, не понимая, как успокоить маму, и не понимая, что плохого в том, что отец не вернется, и скандалов больше не будет.

Тогда она не знала, как больно, когда тебя бросают те, кого ты любишь.

…Катя и Наташа сидят на диване, смотрят телевизор.

– Мам, а папа не приедет? – спрашивает девочка.

– Нет, больше не приедет! – вздыхает мама – Он теперь в Питере, пытается стать звездой… Тут, у нас, он не пробьется. Папка твой талантливый, хоть и гад… Ты скучаешь по нему?

– Скучаю! – тихо отвечает Наташа, и собирается заплакать. Но мама обнимает, и говорит:

– Доченька моя! Какое счастье, что ты есть! Будем жить вдвоем, и никто нам больше не нужен!

Наташа передумывает плакать.

Глава третья

Сланцы

Весна, май. Наташа, прячась за кустами, смотрит на аллею парка, на Катю, сидящую на скамейке, которая, похоже, кого-то ждет – поглядывает на часы на руке, и нетерпеливо постукивает ногой по асфальту.

Если бы Катя присмотрелась, она бы заметила Наташу, но слишком занята ожиданием, и не сводит глаз с узорных ворот парка. Она принарядилась – шелковая блузка и короткая юбка дополнены новыми туфлями – и завила волосы, которые падают на ее плечи красивыми волнами. Наконец, женщина дождалась – к ней подходит мужчина в костюме, с букетом цветов. Наташе видно, как мама вспыхивает радостью, кокетливо смущается, встает, принимает букет… А подошедший обнимает ее… Наташа выскакивает из своего укрытия, бросается вперед, и пытается оттолкнуть мужчину.

– Отойди! Не трогай мою маму!– кричит она.

Мужчина ошарашенно отступает.

– Чего? – спрашивает он.

– Наташа? – произносит удивленная Катя – Ты откуда здеся?

– Уходи! – продолжает кричать костюмному девочка.

– Доча, успокойся! – растерянно произносит Катя.

Мужчина хмурится.

– Я пойду! Увидимся! – говорит он, и удаляется прочь.

Катя делает шаг за ним.

– Виктор Сергеевич! – кричит она вслед – Вить!

Мужчина ее не слышит, не хочет слышать.

Катя закусывает губу, что бы не заплакать.

– Как ты меня нашла? Следила? – спрашивает она у дочки, сдерживая слезы.

Наташа молчит, виновато опустив голову.

– Пошли домой! – сердито говорит Катя, и быстро идет по аллее, даже не посмотрев, следует ли за ней дочка. Но та бежит сзади, улыбаясь – она не отдала маму чужому дядьке!

… Нарядная Катя, на своей кухне, у накрытого стола, нарезает колбасу. Она не постарела – какая старость в тридцать четыре – только, по ее словам, "обабилась". То есть, пополнела, что ее не портит – такие пышные соблазнительные формы нравятся мужчинам. Наташа, которой теперь шестнадцать, сидит за столом с недовольным видом. Она уже блондинка, и уже имеет фигуру, похожую на мамину – с пышной грудью и крутыми бедрами. В отличие от Кати, девушке такая "бабность" не нравится, и она стыдится своего тела, и невысокого роста.

Утащив с тарелки тонкий кружок сервилата, Наташа отправляет его в рот, произносит, с некоторым вызовом:

– Я пойду к Алиске!

И смотрит на маму, ожидая, что та скажет на это.

– Нет, дочушь, дождись Олега! – произносит Катя, оглядывая стол, и вытирая руки полотенцем – Посиди с нами, хоть чуть-чуть! Нехорошо это, если ты уйдешь.

– Мама! Вот зачем он тебе? – восклицает девушка с горечью – Еще и женится надумали! И жить он с нами будет!

– Ты не понимаешь, зачем? – спрашивает Катя, и продолжает – Должна понимать, не маленькая! Я молодая еще! И, надоело жить в нищете. В долгах, как в шелках! За квартиру уже сколько не плочено! Выселят, будем бомжами! А Олег зарабатывает прилично.

… Катя, Олег – мелкий невзрачный мужчина – и Наташа сидят за столом, на котором прибавились бутылка вина, два бокала, и торт. Торт и вино принес Олег.

Катя кокетливо улыбается, поглядывая на мужчину, Наташа же сидит надувшись.

– Давайте в Питер мотанемся, в выходные? – предлогает Олег, поглядывая на Наташу. Он робеет, и нервничает от того, что не нравиться Катиной дочке.

Продолжить чтение