Читать онлайн Сделано с любовью бесплатно

Пролог

За четыре года до основных событий

Похоже, этот придурок сидел в засаде, ожидая моего прибытия. А как иначе объяснить возникновение на моём пути долговязого и тощего администратора Алика? Теперь он бежит передо мной задом наперёд и всем своим педиковатым обликом выражает бурное негодование.

– Скрипка, что ты здесь делаешь? Тебе нельзя сюда! – визжит он, как истеричная баба, и размахивает руками в знак протеста. Однако прикоснуться ко мне этот трусливый пёс не рискует и, осознавая собственное бессилие, тявкает ещё громче: – Ты вообще слов не понимаешь?! Может, мне охрану позвать?

– Сперва заведи эту самую охрану, – произношу негромко и ускоряю шаг. – Прочь с дороги!

– Совсем обнаглела, зараза мелкая? – голосит Алик петушиным фальцетом, но предусмотрительно отпрыгивает в сторону и теперь скачет боком, стараясь не отставать от меня. – Кирилла Андреевича нет! И сегодня не будет! Ты меня слышишь?

Нет, не слышу!

Быстрым шагом миную скалодром, игнорируя приветственные оклики альпинистов, и стремительно приближаюсь к цели – неприметной серой двери в конце ангара.

– Я что, непонятно сказал? – Алик отважно пытается преградить мне путь, бросаясь грудью на дверь, но встречает её носом, когда я резко дёргаю ручку на себя.

Вопли администратора меня совершенно не волнуют, потому что ОН здесь!.. Мой герой! И самый лучший мужчина! Я с силой захлопываю тяжёлую дверь и остаюсь с НИМ наедине… А всё остальное уже не имеет значения.

– Кирилл Андреевич, добрый день! – расправив плечи, цепляю на лицо отрепетированную улыбку.

Если день моего инструктора по скалолазанию и был добрым, то только что он накрылся. Оу, поправочка – моего БЫВШЕГО инструктора. Пару месяцев назад волевым решением этого классного мужика было принято не допускать к тренировкам Аику Валентиновну Скрипку, то есть меня. Ну что ж… возможно, Кирилл Андреевич был не так уж и неправ… Он ведь такой серьёзный, взрослый, почти двадцатичетырёхлетний дядя, и ясное дело, что ему неприятно быть скомпрометированным малолетней девчонкой!.. Но я же вошла в его положение – спорить не стала и ушла, дав ему достаточно времени, чтобы остыть… и соскучиться. А заодно и себе – чтобы повзрослеть до нужной кондиции.

Но прямо сейчас, глядя в мужественное лицо, на котором отразилась вся людская скорбь, я понимаю, что Кирилл Андреевич мне совсем не рад. Приятного мало, конечно, но на мои планы никак не влияет – у меня деловое предложение. Я поспешно одёргиваю дурацкое узкое платье, которое от быстрой ходьбы собралось в гармошку и обнажило мои ноги до самой задницы. В ответ оно, платье, шандарахнуло меня статическим электричеством. Не смертельно.

– Айя, кажется, я запретил тебе здесь появляться, – подаёт голос мужчина моей мечты.

Суров! И злопамятен, гад.

Впрочем, я готова и к такому приёму. Старательно вздыхаю и роняю на пол полный раскаяния взгляд. Но сейчас мне необходим зрительный контакт, и я снова возвращаюсь к серым глазам.

– Вам не показалось, Кирилл Андреевич, но с момента Вашего запрета кое-что изменилось… – спотыкаюсь о его недобрый прищур и на ходу припудриваю заготовленную новость: – Месяц назад я достигла возраста согласия…

Уверена, что это звучит гораздо весомее, чем «шестнадцатилетие», но по каменной морде моего визави сложно понять, знает ли он, в каком возрасте уже всё можно… Пауза затянулась, и я озвучила главную цель визита:

– И я выбрала Вас.

Не то чтобы я ожидала, что Кирилл Андреевич с радостным воплем рванёт сдирать с меня зубами одежду… но этот его взгляд… Наверное, так психиатр смотрит на своего пациента. Он хоть слышал, что я ему сказала?

– Я не буду тебя тренировать, Айя. Извини, – прозвучал бесцветный ответ. Вообще не по теме!

А кто сказал, что будет просто? И совсем не факт, что красивый героический мужик непременно должен быть умным. А всё ж хотелось бы!.. Ну что ж, поясню для тех, кто в танке:

– Да тренируйте Вы кого хотите, плевать мне на это! Вы специально дурачком прикидываетесь, да? Я Вам говорю о согласии на…

– Стоп! Я понял! – выкидывает вперёд ладони. – Я смекалистый… мм… дядя.

Лох ты педальный! И ссыкливый!

– Послушай меня, девочка, – начинает этот придурок свою занудную проповедь, – я надеюсь, что твоё… эм… мероприятие предполагает согласие обеих сторон? Так вот – я против! Потому что предпочитаю дружить с взрослыми тётями.

Да уж видела я твою тётю! Сиськи есть – ума не надо!

– А ты, кстати, почему не в школе? Прогуливаешь? – с фальшивым беспокойством интересуется Кирилл Андреевич.

Ах ты сволочь!

– Я окончила школу! – улыбка даётся мне непросто. А его скепсис во всю морду бесит так, что я всерьёз начинаю сомневаться в адекватности своего выбора.

Мобильник оживает совсем уж не вовремя. Чёрт, я ведь собиралась его отключить! Не отпуская серый взгляд, я пытаюсь справиться с замочком на идиотской мини-сумочке. Бархатная, расшитая золотыми нитями, эта сумочка досталась моей бабуле в наследство от её бабули. Ещё сегодня утром она казалась мне очень красивой и подходящей случаю… А сейчас, когда Кирилл Андреевич разглядывает её с таким недоумением, я вдруг чую, как от неё прёт нафталином.

В глаза мне смотри, эстет грёбаный! Можешь продолжать кувыркаться со своей пожилой блондинкой! Ты ещё и не заслужил мой бутончик!

– Я уже давно взрослая и самостоятельная, Кирилл Андреевич! И мне Вас искренне жаль…

– Почему это? – недоумевает он.

А я, наконец-то добравшись рукой до трезвонящего телефона, сбросила вызов и с удовольствием припечатала:

– Вы же предпочитаете старух! – я снова глушу беспокойный мобильник и мстительно выливаю на моего несостоявшегося любовника шквал презрения: – Но когда-нибудь Вы непременно опомнитесь и откопаете в себе мужество взглянуть правде в глаза, только увы – для Вас уже будет слишком поздно. Ведь мы, женщины, такие непредсказуемые…

Да заглохнешь ты, наконец?!

Я со злостью глушу надрывающийся телефон. Как же хочется запустить эту звонилку кое-кому улыбчивому в лоб, чтобы выражение «герой – голова с дырой» прямо сейчас обрело простой и понятный смысл. Сидит он, ухмыляется, коз-зёл!

– Ты просто трус, Кирилл, – бросаю ему в лицо. – Жаль, что когда окрепнет твоё согласие, это уже будет совсем другая история, в которой ты мне неинтересен.

Ну-у… вот и договорились. Зачем только приходила, спрашивается?

Мобильник тоже, кажется, задался неблагородной целью доконать меня. На сей раз это сообщение. Я пробегаю взглядом по экрану… «Скорая… больница… инсульт…»

Ой… Бабанечка моя!

– К-как это? – я снова и снова перечитываю страшное неправильное сообщение, надеясь найти спасительную зацепку, которую могла не заметить. Но жестокие слова обретают всё более пугающий смысл, путая и сминая мои мысли и грозя снова расколоть мой привычный мир. – Почему?

– Айя, что случилось?! – какой-то чужой посторонний голос бесцеремонно вмешивается в моё горе, и я нахожу глазами источник звука. Это Кирилл… Андреевич зачем-то приближается ко мне. Зачем?

– Не твоё дело! Понял? – рявкаю ему. Пусть только попробует сделать ко мне ещё шаг!..

Что я вообще делаю в этом чулане?.. С этим мужиком… Там же моя Бабаня… Она не может… она не должна умереть! Она же знает, как нужна мне! И не оставит меня одну… Не оставит же?

А как же наша мечта, Бабань?

Я не заметила, как оказалась снова на улице. Холодный ветер, рванувший мне в лицо, разметал волосы и остудил панику.

Мы справимся, Бабань! Мы ведь с тобой бойцы!..

Глава 1

Аика

Четыре года спустя

Ну и февраль! Я паркую свой «танк» возле зарослей пушистых елей, подальше от шумного сборища и яркой иллюминации и, заглушив двигатель, покидаю прогретый салон. Промозглый колючий ветер мгновенно остудил кожу, пробравшись за шиворот.

В телефоне пиликает сообщение, и я бросаю беглый взгляд на экран. Господин Рябинин решил взять меня измором: «Айка, ты хорошо подумала?» Улыбаюсь и прячу мобильник в карман. Не хочу прямо сейчас портить ему настроение очередным отказом. Накинув капюшон, я решительно покидаю тёмную парковку.

Терпеть не могу такую зиму – то дождь, то мокрый снег. А сегодня вообще трындец – лужи замёрзли, превратив город в сплошной каток и обледеневшие бугры грязюки. Уверена, что и в Сочи сейчас ненамного приятнее. Уж лучше в австралийских тропиках под пальмами, где стабильно жарко и…

Вот чёрт!

Резко останавливаюсь и отступаю назад, в моё укрытие. Отсюда мне сложно разглядеть лицо мужчины, стоящего на крыльце модного ночного клуба «Трясогузка». Сам он смотрит в сторону, да и болтающиеся туда-сюда пьяные тусовщики, любители ночной жизни, мешают рассмотреть его как следует. Собрать бы всех этих бездельников – и на уборку леса от таких же вот… Но это потом.

А прямо сейчас меня интересует ОН! Это точно он! Моё сердце оглушительно бу́хает, заглушая звуки улицы и подтверждая мою догадку – это ОН. Вернулся! Наверняка я узнала бы его даже в многотысячной толпе. Прикуривает… А ведь обещал бросить, обманщик. Выдыхает дым и так привычно запрокидывает голову. Я знаю, что в этот момент он щурится…

Я всё про тебя знаю, мой Кир… и нестерпимо хочу коснуться твоего лица… губами. Как же я ждала тебя!.. И как я боялась, что ты вернёшься.

Мобильный рингтон не позволяет мне провалиться в горько-сладкие воспоминания. Алекс! Нашлась-таки, рыжая бестия!

– Саш, телефон тебе зачем? – рявкаю на сестру. – Я раз десять уже звонила! Выползай давай из своей «Трясожопки», я подъехала.

– Во-первых, не десять, а всего три пропущенных от тебя. У меня всё записано, брехушка! – уличает меня Алекс, но тут же её тон меняется на виноватый: – Айка, ты что, правда, что ль, в «Трясогузке»?

– И самое время это проверить, выходи! – приказываю сестре, не сводя глаз с Кирилла. Прямо сейчас он разговаривает с каким-то вертлявым хреном.

– Слу-ушай, Айчик, прости, я правда не слышала телефон… Короче, я уже давно дома. Понимаешь, позвонила Стешка и…

И я вся обращаюсь в слух, впитывая новости, которые выплескивает на меня Алекс. Не сказать, чтобы приятные, но вполне ожидаемые. Да мы с девчонками и не надеялись, что с нашей мамой будет легко. Но… родителей ведь не выбирают.

– Разберёмся, Саш, – обещаю я, запоздало разглядывая освещённый пятачок возле клуба, и с досадой понимаю, что Кирилла там больше нет. Оно и понятно – не метровая же у него сигарета.

Вот гадство!

– Естессно, – оптимистично заверяет Алекс и тут же интересуется: – Ай, а ты скоро будешь? Может, сигарет мне купишь? Ну и Стешке какой-нибудь там чупа-чупс.

– Кажется, ты завязала с курением, – ворчливо напоминаю ей и возвращаюсь в машину.

– Да я с вами живу, как на вулкане! Это ж какие нервы надо иметь в этом дурдоме! – мгновенно заводится Алекс. – А может, тебе напомнить из-за кого я курить начала, кровопийца мелкая?!

– Не надо, Сань, я помню, что свинья всегда найдёт грязь. Будет вам со Стешкой по чупа-чупсу! – злорадно обещаю и, прежде чем Алекс взорвёт мои барабанные перепонки, сбрасываю вызов.

Пора ехать. Но взгляд невольно возвращается туда, к входу в клуб, и мечется среди мужских фигур, выбраковывая одного за другим. Пеньки неказистые! Открываю бардачок и достаю пачку сигарет. Ровно пять штук. В прошлом году их было шесть, но одну я приговорила двадцать пятого декабря… В праздник католического Рождества. И в годовщину моей свободы… и потери. А сейчас у меня что?.. А сейчас дать бы кому-нибудь в бубен в честь паршивой погоды!

Я извлекаю сигарету из пачки и, прикурив, снова покидаю салон. Почему-то теперь я совершенно не ощущаю холода, зато чувствую отвратительную ноющую боль.

Да к чертовой бабушке эти эмоции!

Делаю глубокую затяжку, пытаясь вытравить из груди беспокойство. Какая-то рыжая растрёпа суетится перед клубом и горланит на всю округу. Похоже, у неё тоже эмоции фонтанируют. А может, просто перебрала?

– Даже не суйся туда! – громко рычит ей здоровенный бугай и стремительно исчезает в темноте.

Рыжая притормозила и, покрутив головой по сторонам, как завопит:

– Наших бью-ут!

Двое добровольцев мгновенно отреагировали на призыв и ломанулись вслед за бугаём, но рыжая на этом не успокоилась:

– Да помогите же! Там наших ребят убивают! – верещит, срывая голос.

Святая простота! Чтобы распугать этих клубных дристунов, лучшего способа и не найти. Кажется, девчонка тоже поняла это, глядя, как стремительно пустеет пятачок возле клуба. Поняла и рванула на «место убийства». Ну как рванула… очень старательно и почти на одном месте, размахивая руками, как ветряная мельница, и скользя высоченными каблуками по обледеневшей тротуарной плитке. Оборжаться! Если б только «наших» не убивали.

Закрыв машину, я откинула в сторону истлевшую в руке сигарету, о которой уже забыла, и двинулась наперерез отчаянной спасительнице. Ого, ну и шпала – выше моей Алекс!

– Кажется, тебя просили не соваться в заварушку, – напоминаю отважной рыжухе, но та будто и не слышит. Зато истошный женский визг действует на нас обеих, как стартовый свисток, и спустя пять секунд мы на поле боя.

У-ух! Вот это побоище!

Едва не подпрыгивая от азартного возбуждения, я завороженно наблюдаю за потрясающей битвой. Такого я ещё не видела! И, похоже, не только я впечатлилась – слева в нескольких метрах от нас скулят и жмутся к стеночке две расфуфыренные мартышки. Эти точно не из нашей группы поддержки. И несмотря на беспредельный численный перевес во вражеском войске, у этих болельщиц имеется серьёзный повод для беспокойства.

– А неплохо, да? – обращаюсь к Рыжей, застывшей рядом со мной очумевшим изваянием.

– Плохо! Это очень плохо! – встрепенулась она и укоризненно добавила: – Наши ведь в меньшинстве.

Вот это голос – обалдеть! А горланила она не так красиво. Этой бы девочке диктором на телевидении работать. Хотя… может, она там и трудится. Разве дикторам возбраняется шастать по подворотням в свободное от работы время? А может, у неё здесь горячий репортаж?..

– А почему ты так уверена, что я из ваших? – поддразниваю доверчивую рыжулю, но, не дожидаясь ответа, снова отвлекаюсь на драку. У-ух!

На самом деле «наших» я вычислила сразу. И как же мне нравятся «наши»!

Бугай сражается не слишком технично, но, учитывая численность противников, – очень результативно. И рычит, как разбуженный пинками медведь. Кажется, парень поймал кураж – фарт ему в помощь! Зато второй боец – это нечто невообразимое! Невысокий и мощный, как буйвол, он как будто и не дерётся вовсе – он играет и танцует!.. И явно кайфует от процесса. Танцующий терминатор! Невероятная мощь и звериная грация в одном титановом флаконе!

– Ой, смотри, смотри… Ай, красавчик! – дёргаю рыжую за рукав, а она разглядывает меня с недоумением и очень тихо спрашивает:

– Слушай, а тебе что, совсем не страшно? И-и… тебя папа с мамой не потеряли?

Давно уже потеряли, рыжуля!

Кажется, она приняла меня за малолетнюю искательницу приключений. А сама-то… совсем ведь ещё девчонка, даром что росточком с телебашню. Но о-очень красивая! Я невольно залипаю на её разномастных глазах… Бывает же такое чудо! Один глаз у неё карий, а второй… А-а, хрен тут разберёшь в темноте! Другой, короче! Но очень необычно! А ещё я вижу, что ей очень страшно и неожиданно для самой себя выдаю:

– Меня зовут Аика, и мне девятнадцать. А ты, кстати, молодец – не истеричная. Не то, что эти, – киваю в сторону подвывающих вражеских мартышек.

Рыженькая рассеянно оглядывается, кивает и лепечет неуверенно:

– Надо же, наверное, полицию вызвать…

Ещё чего! Только этих тут не хватает!

– Ни к чему нам здесь полиция, сами разберёмся, – заверяю твёрдо, но, встретив сомнение на симпатичной мордашке, терпеливо поясняю: – Полагаю, максимум, минут через пять лягут все. Этот буйвол знает толк в бое.

Я киваю на Терминатора, которому, похоже, неведома усталость.

– О, Господи! – бормочет рыжуля и, проследив за её взглядом, я холодею.

– Да-а… кажется, не повезло парню, – бормочу очевидное и чувствую, что мне вдруг нечем дышать…

Ой, нет!..

Глава 2

Аика

Нет… Только пусть это будет не он… не мой Кир!

Но отчего-то я уже точно знаю, что это он. Об этом гулко и часто грохочет сердце… и глаза заволакивает влажной пеленой. Он лежит на противоположной стороне этой мясорубки и…

Мамочки, почему он не двигается?

Рукоятка нунчак мгновенно прирастает к моей ладони, а я не свожу глаз с парня, распластанного на промёрзшей земле. Рванув к нему, я не сразу замечаю Рыжую. В отличие от меня, она обходит побоище по широкой дуге вдоль забора и, наверное, тоже спешит к Кириллу.

Почему?!

Эта несвоевременная мысль просвистела одновременно с возмущённым рычанием какого-то запыхавшегося упыря:

– Охереть! А ну брысь отсюда, мелочь сопливая!

– Сам брысь!

Делаю короткий выброс – и грубиян переходит на поросячий визг, а его руки беспомощно повисают вдоль тела. Молниеносные нунчаки возвращаются в исходное положение, а парень уже не боец. Я тут же отпрыгиваю в сторону и широким замахом подбиваю ноги следующих «клиентов». Три вражеские ноги – два горизонтальных тела. Их вопли тонут в общем гвалте, а я по-прежнему остаюсь бойцом невидимого фронта. Вот только предательские мысли так некстати таранят мой мозг:

Неужели эта Рыжая – девушка Кирилла?..

И злюсь – а мне не пофиг, чьим парнем он окочурится? Идиотские размышления лишь на секунду парализовали внимание и едва не лишили меня привлекательности. Но я всё же успеваю увернуться от летящей подачи, а моя запоздалая реакция стоит налётчику передних зубов. Ух, жёстко!

Хрен теперь соси через тряпочку, придурок!

А между тем Рыжая уже у цели. И, чувствуя, как начинают подрагивать мои руки, я ухожу от кровавого рубища. Мастер сейчас нашёл бы для меня мотивацию и «утешительное слово». Вот только где он, мой мастер?.. Теперь я за него.

Ладно, Кирюха, забирай себе эту рыжую шпалу… Живи только! Умоляю, только живи!

И вдруг замечаю, как какой-то лысый упырь замахивается на лежащего Кира… Чёрт, не успеваю!..

Но зато успевает рыженькая! И со всей дури врезается в мужика, сбивая его с ног. Есть!

Ай, умница, девочка! Не бойся, я уже здесь!

Лысый вскочил очень быстро. Но ненадолго. Пока всё его внимание сосредоточилось на испуганной рыжей девчонке, я успеваю атаковать этого урода с тыла. Перекинув через его лысую башку шнур, резко дёргаю рукояти на себя и, подтянувшись, вскакиваю ему на спину. Ох, жаль, я не могу видеть его глаз. Дёргаясь и хрипя, лысый волчком закрутился на месте в бессильной попытке ослабить на горле шнур.

Какой норовистый скакун! Падай, дурак, а то сдохнешь!

– Ты ж его задушишь! – испуганно верещит Рыжая, а лысый, наконец, послушно падает на колени.

Давно бы так! Я спрыгнула на землю и, быстро освободив его горло, обеими рукоятками «поцеловала» бритый затылок.

Спокойной ночи, малыш!

– Я же говорила, что мы быстро управимся, – я киваю на «наших» уцелевших бойцов. Теперь на поле боя звучат только стоны, смех и рычащий весёлый бас Терминатора.

Успокоенный мной лысый рухнул рядом с Киром. Мне совсем не нравится такое соседство, но сдвинуть их с места мне по силам.

– Кир, – я склоняюсь над моим поверженным воином и совсем не ощущаю привычный любимый запах. Сейчас от него пахнет кровью… а мне вдруг хочется добить всех вокруг!

Замирая от страха, нащупываю на его шее пульс… Слава тебе, Всевышний, – живой! Глажу запёкшиеся от крови волосы и набираю номер скорой. Адрес произношу быстро и чётко, но немного утрирую насчёт травм, чтобы шевелились быстрее. Сбросив вызов, я хочу снова позвать Кира, но он уже услышал мой голос.

– Айка, – выдыхает тихо, а мне хочется реветь и смеяться. А ещё обнять… и улечься рядом с ним.

– Ки-ир, – зову его, проглотив колючий ком в горле. – Тебя немного помяли, но, уверена, со шрамами ты будешь жутко сексуальным.

Узнать в этом кровавом месиве лицо моего Кирилла невозможно… Но разве из-за такой ерунды он перестанет быть моим героем? Живи только, родненький!

– Айка, – сипит Кир, – я сдох, что ли?

– Только попробуй! – грожу ему на прощание и поднимаюсь, уступая место бугаю с потухшим глазом.

Красивый был мужик. А судя по тому, как смотрят на него разноцветные глаза рыженькой красотки, я поспешила с выводами – она не девушка моего Кира. Рада ли я? Да не то слово!

– Эй, братуха, ты там живой? – «одноглазый» с беспокойством склонился к Кириллу.

– Слухи… о моей гибели… сильно преувеличены, Жек, – свистяще, но почти весело отозвался Кир.

Жека, значит… Что ж, это отлично! Теперь мой герой в надёжных руках, а мне пора и честь знать. Я оглядываюсь на Рыжулю и вижу, как она с совершенно растерянным и несчастным видом обнимает себя за плечи.

– Тебя домой подвезти? – предлагаю ей.

– Нет! Она останется здесь! – грозно рявкает бугай Жека и делает шаг ко мне. – И, кстати, нунчаки покажи!

Смешно! Ему как – в действии продемонстрировать? Глупенький мальчик.

Запрокинув голову, я разглядываю изрядно потрёпанного громилу.

– Все, кому я их показываю, дядя, обычно принимают горизонтальное положение. Уверен, что хочешь посмотреть? – и, повернувшись к Рыжей, интересуюсь: – Этот фонарный столб – твой парень, что ль?

Зря я об этом спросила. Мне даже показалось, что девчонка сейчас заплачет. Только этого не хватало! Но неожиданно она улыбнулась, а её голос прозвучал насмешливо:

– Мой парень? Нет, конечно! – она скривила губы то ли от презрения, то ли от горечи. – Этот парень общего пользования, а такие не в моём вкусе!

Понятно – что и требовалось доказать! Эх, такая девчонка, а мужик… как обычно, общий. И вот теперь самое время сваливать отсюда обеим, пока эта гордая красотка не разревелась, как маленькая нюня.

* * *

Но она всё же разревелась. Правда, уже позднее – сидя в моей машине. Когда слёзы очень близко, иногда достаточно любой мелочи, а уж «Золотой саксофон» из динамика – вполне увесистый повод. Даже зимнее небо обрушилось колючими ледяными слезами, умывая красивую, заплаканную девочку с прекрасными разномастными глазами.

Только это уже другая история… не моя «История любви»

От автора: «Безобразная Эльза» – история Эллы и Жени

Глава 3

Аика

Сумасшедший февраль! Ну и погодка!

Только что лил дождь, теперь же на город обрушился снегопад. Огромные белые хлопья, словно рваные промокашки, кружат в воздухе и растворяются, прикасаясь к лобовому стеклу – вот точно, как мысли в моей беспокойной голове. А их могучая прорва!..

Канцелярку в офис не заказала, на папину базу заскочить не успела, ещё и «СОК-строй» продинамила. А вот с «СОК-строем» надо быть поаккуратнее. Лишь каким-то чудом я до сих пор в их офисе не пересеклась с замом главного. Но что-то мне подсказывает, что сегодня судьба свела меня именно с ним.

И по всему выходит, что здоровяк Жека с потухшим оком – это никто иной, как Евгений Ланевский, он же сын и заместитель главы «СОК-строя». И он же двоюродный брат моего Кирилла. А ещё, как недавно выяснилось, – мужик общего пользования. А, впрочем, как и любой другой мужик.

И всё же как тесен мир!

Вообще, Кирилл никогда не был слишком болтлив, но о своей семье и друзьях он всегда говорил с удовольствием и гордостью. А потому сложно не узнать его друзей. А тот великолепный танцующий буйвол – это наверняка Геныч (внешность у него очень колоритная). И сейчас я очень рада, что у моего Кира такая мощная поддержка. И почему-то никак не могу выбросить из памяти плачущую Рыжулю.

А-а, в трубу чужие трагедии! Со своими бы разобраться! Вот где, спрашивается, этот чертов Гор? Почему он до сих пор не звонит?

И мобильник, испугавшись моего негодования, тут же ожил – наконец-то!

Но… это снова мама, чёрт бы её побрал! Красотка бальзаковского возраста, она же мать-героиня, она же в прошлом артистка больших и малых ресторанов, а ныне постоянная соискательница и наша головная боль. Впрочем, мы с девчонками уже привыкли. Но мама не была бы собой, перестань она нас удивлять.

Пару недель назад на очередном кастинге вместо работы мама подобрала какого-то странствующего менестреля и приволокла его на свою жилплощадь. Стоп! Поправочка – на мою жилплощадь! И всё бы ничего, ведь в квартире, оставленной мне в наследство, я не живу уже почти два года, но плачу-то за неё по-прежнему я, пока эти непризнанные звезды ищут себя на моей территории. Но даже и это не катастрофа, если бы сегодня мама не объявила о своём грядущем замужестве. Прям беда с этой мамой!

Умолкнув лишь на пару секунд, мобильник завёлся снова, и я сочла за благо ответить.

– Да, Настя…

– Здравствуй, дочь! – укоризненно и торжественно ответила трубка. – Тебе напомнить, что ты мне обещала? Я, между прочим…

– Завтра! – резко прерываю её претензии.

– Завтра?! Да ты меня уже неделю кормишь своими завтраками! Если не придёшь, мой Вова сам разберёт твой вольер и сложит на лестничной клетке. Поняла?

– Тогда передай своему Вальдемару, что я разберу его самого и сложу на помойке. Поняла?

– Какая же ты жестокая сволочь, Айка! – завела мама свою любимую песню. – Да все вы свиньи неблагодарные! Выросли, да? Самостоятельные стали, да? А на мать теперь всем плевать?! С отцом, козлом, небось так не разговариваете! – она театрально всхлипнула и вдруг включила строгую родительницу: – Когда придёшь, спрашиваю?!

– Я ж сказала завтра, значит, завтра! И не фиг каждый день переспрашивать! – рявкаю в ответ и сбрасываю вызов, потому что на второй линии прорывается Гор.

Что ж ты так долго, Змей?!

– Заждалась? – его развязный, но веселый тон действует на меня успокаивающе.

– Что ты узнал, Гор? – спрашиваю ровно, подавляя нетерпение, иначе этот гад начнёт специально кружить и выдавать информацию по капле.

– Всё, как ты просила, – мурлычет Змей, но я терпеливо молчу. – В седьмую забрали твоего калечного…

Сам ты… урод калечный!

– Ты узнал, что у него?

– Да не ссы, малыш, – херня! Пара-тройка рёбер, несколько пальцев… ну и мозги малость всколыхнулись.

Мне почти физически больно, но я никак не комментирую и не задаю встречных вопросов.

– Короче, подробности сама выяснишь. Я тебе там контакт человечка сбросил. Только ты звони лучше завтра, заодно и узнаешь, кто лечащий врач. Я уже дал пару ценных указаний по поводу нашего пациента, но его там и так приняли, как родного. Кто-то раньше нас уже подсуетился. Вот завтра всё и выяснишь… Ясно?

Ну, думаю, до завтра я как-нибудь потерплю… Главное, что жив и под наблюдением.

– Ясно. Спасибо, Гор, – произношу очень сдержанно, а он смеётся.

– Ну что ты, Айка!.. Спасибо – это много!.. В гости когда заедешь?

Сто лет бы его не видеть!

– Ты же сам знаешь – некогда мне по гостям разъезжать.

– Зна-аю, – тянет он и мурлычет вкрадчиво: – А как там наша Сашенька? Не скучает по мне?

Знал бы он, что при звуке его имени наша язвительная стерва превращается в испуганную, дрожащую лань. Хотя… знает, наверное.

– Нет, Гор, не скучает. А ты бы тоже прекращал уже…

– Ох, Айка-Айка!.. Тебе ли не знать, как я нуждаюсь в советах, – в тихом ласковом тоне я отчётливо слышу угрозу, но не боюсь. Хотя и не нарываюсь. И Гор быстро оттаивает: – Ладно, пусть расслабится твоя сестрёнка. Вы ж, бабы, дуры! Всё мечтаете о милых и нежных мальчиках…

– Это вряд ли… Обычно у таких милых и нежных уже есть мальчики.

– Тоже верно, – усмехается он. – Ладно, Айка, обращайся… – и, прежде чем я подала голос, Гор сбросил вызов.

Вот и славненько!

Гор… Змей гремучий! Хозяин «Антракта», самого крутого ресторана в городе, и окрестных земель. Мало, кто знает, что его полное имя Егор. А вот то, что этот тип опасен, как ядовитая змея в брачный период, знают все. И угораздило же его запасть на нашу Алекс!.. Хотя, по правде говоря, это её угораздило! Сашка сама и виновата! Но не отдавать же теперь дурную и недальновидную сестру на съедение этому чудовищу.

* * *

Когда я въезжаю в свой родной район, снег снова сменяется дождём. Природа чокнулась!

Очередной звонок от мамы верещит как раз в тот момент, когда я проезжаю мимо нашей пятиэтажки. По привычке бросаю взгляд на балкон… и наблюдаю, как вслед за светящимся бычком с балкона вылетает то ли банка, то ли бутылка… Вот же свиньи колхозные! Кажется, мне всё же не избежать знакомства с Вальдемаром.

– Айка? – растрепанная мама запахивает розовый подростковый халатик то на груди, то на бёдрах… Но безуспешно. – Но ты же говорила…

– Я передумала! – стараюсь на неё не смотреть. Однако то, что я вижу за ней… О, Господи!

Это лучше один раз увидеть… чем увидеть не один раз. Сперва из комнаты раздаётся громкое харканье-хрюканье, а потом…

Вдруг из маминой из спальни… кривоногий и хромой… Выползает… аморальник с возбуждённой булавой.

Как-то так.

Фу!

По поводу «хромого» – это я утрирую, конечно. Но мамин Вальдемар, скажу я, очень колоритный тип. Типок.

– Ой… – выдавил из себя типок, вытаращив на меня слезящиеся глаза, и снова захрюкал, прикрывая рот ладонью.

– Вова, что с тобой? – забеспокоилась мама и устремилась к нему навстречу, но от меня не укрылось раздражение в её голосе.

– Прости… Ани, – сипит Вальдемар, – я это… поперхнулся… кхе-кхе (хрю)… случайно.

Ани! Трындец! Это что, производная от Анастейши?

Я закатила глаза к потолку…

Ух, а паутины-то сколько – мрак!

Ну а куда мне ещё девать глаза? На маму смотреть как-то неловко – халатик на ней не сходится, а под ним… только обнажённые бальзаковские телеса. Перевожу взгляд на Вальдемара. Справедливости ради надо признать, что природа одарила его очень смазливой мордахой, но, к сожалению, на этом подарки закончились. Жопа на ширине плеч, четыре хлипкие конечности, впалая грудь с реденькой порослью и выпирающий пупок, тщательно скрывающий железный пресс. А, ну ещё белые трусишки, вспученные на причинном месте.

Бр-р! Жесть!

Вальдемар, наконец, прохрюкался, изящным жестом откинул с лица длинные светлые волосы и молвил красивым, хорошо поставленным голосом:

– Простите ради бога… Добрый вечер, милая барышня. А Вы, наверное, Аика́? – и обнажил ровные красивые зубы в широкой доброй улыбке.

– Наверное, – отвечаю коротко и хмуро, стараясь скрыть удивление.

Не-эт, это голова точно не отсюда! Что ж мужику так с туловищем не повезло?

– Может, чаю с нами выпьете? – гостеприимно предложил Вальдемар, но, скользнув взглядом по собственному телу, резко сиганул назад в комнату. – Ой, простите, Аика, я забылся немного… Я сейчас быстренько оденусь.

– Ты не слишком спеши, Вов, – настойчиво посоветовала мама и, прикрыв за ним дверь, с шипением двинулась на меня: – Ты зачем притащилась на ночь глядя?

Нет, ну нормально?

– Ты, может, сперва оденешься? – я усердно смотрю ей в глаза, чтобы не видеть всего остального.

– Я в своём доме сама решу, как мне выглядеть! Пришла зачем, спрашиваю?

– Вольер разобрать, – пожимаю плечами. – Ты ведь сама просила…

– Сейчас? Другого времени не нашла? – мама отталкивает меня к входной двери. – Что-то я не припомню, когда я тебя просила строить глазки моему мужику! Ишь, распахнула рот на чужой бутерброд.

Чего-о? Бутерброд?

К горлу подкатила тошнота… Да будь её Вальдемар единственным членоносцем на планете, я бы предпочла его видеть в непроницаемых доспехах, а лучше не видеть вовсе. Но сказала я совсем другое:

– Мам, да зачем тебе этот… Вова? Это ты за него, что ль, замуж собралась? Он же тебе в сыновья годится!

– Заткнись, дура! – зашипела он и, схватив меня за грудки, припечатала к входной двери. – Мне больше тридцати никто не даёт…

– Да больше тридцати и нет ни у кого, – я вжимаюсь сильнее в дверь, избегая контакта с её грудями, но оттолкнуть не решаюсь – мама же.

– Не вздумай даже смотреть в сторону Владимира! Я тебе ещё Рябинина не простила! Вы меня, сволочуги, по миру пустили.

– Мы?! Мам, да ты живёшь на всём готовом!..

– Да что ты говоришь?! До хрена вы мне тут наготовили, деточки заботливые! Сами в хоромах жируете, а мать в этой сраной халупе едва концы с концами сводит…

За халупу стало очень обидно. Я до сих пор люблю эту квартиру, хоть мне и больно здесь находиться.

– Личный комфорт в твоих руках, Анастасия, а если не нравится квартира, так сними другое жильё. Пусть твои концы с концами тоже хоть немного подсуетятся.

– Ах вот как ты запела, соплячка оборзевшая! Давно ли сама из грязи выползла?

– А я никогда и не была в грязи, как бы ты не старалась. И хоромы мне не с неба упали. Это, Анастасия Михална, жизнь отсыпает нам по заслугам и способностям. Знаешь, она, как Санта-Клаус с конфетками – трудолюбивым деткам даёт шоколадные, а ленивым – сосательные.

– Ну ты и тварь! Да если б я только знала, что наворотил твой Санта своим поганым леденцом, я б тогда лучше аборт сделала! – мама яростно сверкает зелёными глазами и давит на меня всем весом. – Всю жизнь мне испоганили, уроды!

– Девочки, а вот и я! – радостно пропел Вальдемар и тут же проблеял испуганно: – А вы чего это там?..

Через мамино плечо я подглядываю за её преобразившимся женихом – белая рубашечка, галстук… клетчатые тапочки… И меня разбирает смех.

– Она уже уходит! – рявкает мама, не оглядываясь.

– Ка-ак… а почему? – расстроенно тянет Вальдемар и получает исчерпывающий ответ:

– По херу́!

Открыв дверь, мама грубо выталкивает меня на лестничную клетку, и сама выскакивает следом с добрым материнским напутствием:

– И больше не вздумай приходить без предупреждения! Ясно тебе?

Спустившись на один пролёт, я вдруг вспомнила, по какой причине сюда пришла и оглянулась на маму.

– Ясно… теперь буду предупреждать. Только вы больше не выбрасывайте с балкона бычки и бутылки. Хорошо?

– Хорошо… что предупредила, милая, – елейным голоском воркует мама и картинно сокрушается: – А что случилось-то? Неужто я случайно по твоей буржуйской тачке попала? Так я следующий раз возьму пузырь потяжелее.

– Ну понятно… Короче, ты меня услышала, – повторяю спокойно, подавляя вздох. – И Вальдемару своему тоже передай, иначе мне придётся вам напомнить, чья эта квартира.

– Ах ты сучка подлючая! А ну пошла отсюда! И скажи спасибо, что тебе по башке не прилетело! – горланит она во всю глотку, призывая любопытных соседей прилипнуть к глазкам. А халатик, к слову, по-прежнему ничего не прикрывает.

Трындец, мам! Ты деградируешь, что ли?

– Что вытаращилась? – кивает она мне, уперев руки в бока. – Давай двигай к себе на хаус!

– Мам, скажи, а… если бы я по-прежнему давала тебе деньги, ты бы лучше ко мне относилась?

Она открыла было рот, но снова захлопнула. По прищуренным глазам и плотно сжатым губам я вижу, как остатки самолюбия борются с алчностью… и ни намёка на сожаление или стыд.

– Дождёшься от тебя, – цедит она сквозь зубы.

– Ани, – из-за приоткрытой двери показалась улыбчивая физиономия Вальдемара, – ты бы оделась, солнышко…

Но, резко качнув бедром, солнышко задвинуло своего беспокойного рыцаря обратно в квартиру и снова обратилось ко мне:

– Хочешь сказать, ты денег принесла?

– Нет… Просто я подумала…

Дверь за исчезнувшей мамой захлопнулась с оглушительным грохотом, предельно ясно давая мне понять, что я снова подумала мимо. А из квартиры раздался возмущённый визг:

– А ты куда это так вырядился, красавчик?

Взволнованное блеянье Вальдемара едва слышно. Вот же попал, бедняга!

Быстро преодолев четыре этажа, я выскочила на улицу и с наслаждением встретила порыв колючего ледяного ветра. Подошла к машине и напоследок подняла взгляд на свой балкон… Ох как же вовремя я это сделала, чтобы увидеть, как оттуда на меня стремительно пикирует тёмный предмет. Я быстро прикрыла руками голову, а совсем близко, чудом не задев ни меня, ни машину, приземлилась жестяная банка, из которой на свежевыпавший снег выплеснулись остатки пива. А может, какой другой дряни.

Что ж ты такая дура, Настя! А ведь могла попытаться быть мамой.

Всё, домой хочу! Но сначала…

Я отогнала свой танк из-под обстрела и, притормозив с торцевой стороны дома, извлекла из кармана телефон.

– Здравствуйте, Андрей. Прошу прощения за поздний звонок… Ваш номер мне дал Егор… – в ответ трубка выразила раздражённое непонимание, но лишь прозвучало «Гор», абонент замер и обратился в слух. – Сегодня к вам в отделение нейрохирургии поступил Ланевский Кирилл Андреевич. Я хочу знать о его состоянии.

Глава 4

Аика

Переломы… Сотрясение… Ушиб сердца…

Сердце моего Кира… такое большое и горячее!.. Я не смогла с ним обращаться бережно, не защитила его сердце от боли – бросила. Наверное, тогда и случился первый ушиб.

Как же я боялась твоего возвращения, мой Кир! Как я ждала тебя!.. Дни считала… Четыреста двадцать два… И каждый из этих дней я была счастлива… несмотря ни на что. И бесконечно долго я по крупицам создавала свой комфортный мир… Мне хорошо в нём. Даже когда заходится сердце!.. И когда тело вспоминает прикосновения твоих рук… твоих губ… И когда хочется плакать… Или бросить всё и мчаться… лететь к тебе… Чтобы обнять, прижаться, вцепиться… впиться… и не отпускать! И чтобы только мой! Только со мной! Навсегда!

Так ведь бывает, Кир?.. Я правда не знаю…

Но мне спокойно и уютно в моём маленьком мирке. Здесь мои крепкие надёжные якоря – мои девчонки и мой дом. И я не уверена, что готова впустить в моё долгожданное, с такой любовью сотканное убежище… твой огонь, способный воспламенить меня, вознося до небес… доводя до эйфории и умножая моё счастье!.. Или спалить дотла.

Скрип «дворников» по сухому стеклу заставил меня вернуться в действительность. Я даже не заметила, когда прекратился снегопад и как мой верный танк привёз меня к родному дому. Мой дом… моя тихая лесная гавань. Каждый раз, когда я подъезжаю сюда, моё сердце колотится от радости. Сколько труда я в него вложила! Сколько души!..

Мой дом – самый крайний на нашей улице и в нашем районе. Дальше только лес и река. Мне нравится думать, что мой дом находится на самом краю вселенной. Переулок, где расположены въездные ворота, даже не имеет названия, поэтому я назвала его «Счастливый». Нет, конечно, мой дом причислили к примыкающей улице, присвоили номер… короче, всё, как у людей. Но это ведь всё для отчётности, а по факту я – хозяйка маленького кусочка вселенной… с моим участком леса, с моим кусочком неба и узкой дорожкой реки, проглядывающей в прогалах деревьев. Это так кружит голову, что я не променяла бы свой лесной рай ни на один дворец.

Ворота распахнулись, впуская меня, владычицу, и я въехала на свою территорию любви. Здесь даже грустить бывает в кайф, правда, грустить мне обычно некогда. Но прямо сейчас я в полном раздрае и отвлечься никак не выходит. Как же я могу отвлечься от раненого сердца моего Кирилла?..

Я глушу двигатель, достаю мобильник и нахожу спасительный контакт. «Господин Рябинин». Мой любимый папочка. Время уже позднее, но я знаю, что он всегда мне рад.

Жму вызов и выдерживаю пять долгих гудков, прежде чем трубка отзывается ленивым женским голосом:

– Алло, я Вас слушаю…

О как! Слушает она! Я подавляю спонтанный порыв громко взвизгнуть в микрофон, чтобы эта слушательница оглохла и надолго забыла, как прикладывать свои уши куда не следует. Но вовремя вспоминаю, что я взрослая женщина. К тому же я не хочу ставить Рябинина в неловкое положение… даже перед какой-то там мяукающей слушалкой.

– Алло-о, – нетерпеливо повторяет она.

И проглотив готовые сорваться с языка безобразия, я сдержанно озвучиваю:

– Здравствуйте, передайте, пожалуйста, телефон его владельцу.

– А Вы, простите, кто? – выбешивает меня трубка.

– Результаты спортлото! – рявкаю ей в ухо. – Павел Ильич только что выиграл главный приз и если он немедленно об этом не узнает, то выигрыш может до него и не добраться!

Интересно, а как он обозвал меня в своей телефонной книге?

Реакции на моё выступление я так и не дождалась, потому что там уже приближается и ласкает мой слух родной рычащий голос:

– Так, а я сейчас не понял – это что, мой телефон?!

– Паш, ну просто он звонил… – продолжает пищать мне в ухо неизвестная телефонистка.

– А разве ты мой личный секретарь? – рычит мой грозный Рябинин, а спустя секунду из динамика слышится ласковое и тёплое: – Айчик?

– Привет, пап! Кажется, я не очень вовремя?

– Ты что, дочик, ты всегда вовремя! – и каждое слово мне в сердце. – Прости, малыш, я отлучился всего на пару минут…

– Да всё нормально! Мы с твоей связисткой очень мило поболтали, – выпаливаю я и сразу перехожу к главному: – Пап, я тут подумала и решила… Короче, я согласна.

Но, вместо радости, почему-то слышу насмешливое:

– Вот даже как?

И я теряюсь. Просто со стороны папы Паши я никогда не жду подвохов. Я настолько привыкла получать мгновенный отклик и помощь, что совершенно не готова услышать прежнего язвительного Рябинина.

– Пап… ты не рад?

– Очень рад, – отвечает он почему-то нерадостно. – Дочик, я соскучился гораздо больше, чем ты можешь себе представить… но только скажи мне честно, от кого ты бежишь?

Бегу?..

Мне совсем не нравится это слово… может быть, потому что оно попало в яблочко?

– Пап, я не поняла, ещё несколько часов назад ты спросил, хорошо ли я подумала.

– Так и есть, – не спорит он, – а спустя час я узнал, что вернулся твой героический Ланевский. Вы уже виделись?

У меня есть несколько вариантов ответов, но обманывать папу я не хочу, а озвучивать всю правду – лишь растревожить его и себя.

– А я почему-то надеялась, что ты меня понимаешь! – с тяжёлым вздохом ухожу от ответа, а папа смеётся.

– Ты маленький бессовестный манипулятор, Айка, – упрекает он с улыбкой в голосе. – Ну давай уже, осчастливь меня… Когда встречать-то?

Вот и поговорили. Но совсем не полегчало – стало ещё паршивее.

Такое случается в тех редких случаях, когда я теряюсь и не понимаю, как поступить. А сейчас искать правильный ответ я могу только в себе. Папа не стал на меня давить, и это понятно – он слишком боится меня спугнуть. Иногда это так бесит… да всегда! Жёсткий и бескомпромиссный Рябинин ведёт себя со мной, как ведомый телок. Могу себе представить, как бы удивился Вадик! Он-то привык к другому папе – строгому и несгибаемому.

Но теперь метод кнута и пряника работает в извращённом режиме – сына господин Рябинин поощряет кнутом, а дочку – наказывает пряником. А мне кажется, он до сих пор боится, что я могу взбунтоваться и исключить его из списка моих пап. И даже не подозревает, как долго я сама боялась… что он вдруг устанет от меня. Сейчас уже не боюсь. Я ему верю – бесконечно верю! Как никому другому в моём мире!

Однако вся моя семья считает меня патологически упрямой. Они думают, что донести до меня истину – их истину! – возможно только методом «от противного». Но это не так! Правда в том, что у меня тоже есть своё собственное мнение! И это не мои проблемы, что оно не всегда совпадает с умозаключениями моих близких. Они считают меня железякой, а ведь я тоже умею чувствовать! Очень сильно! Только не всегда могу подобрать нужные слова, чтобы выразить, как мне бывает больно. Но об этом и слова не нужны… а плакать не получается.

Алекс готова меня растерзать за каждый день, что мы с Киром не вместе. Почему-то она уверена, что её опыт позволяет ей учить меня жизни. А ведь это моя жизнь! Нет, я вовсе не жду от моей сестры понимания, но давление иногда невыносимо.

Знаю, что папа тоже со мной не согласен. И зачем только звонила? Думала, он сразу обрадуется. Ведь почти месяц он уговаривает меня приехать к нему в Сочи хоть на пару недель, чтобы отдохнуть и окунуться в сферу гостиничного бизнеса – так сказать, изнутри. А вдруг мне понравится, и я увлекусь. У Рябинина там три небольших отеля, но прибыль в этом году попёрла такая, будто кроме Сочи и курортов больше нет. И вот уже полгода папа активно оптимизирует бизнес-процессы и попутно нащупывает новые проекты. Я и сама очень хотела слетать к нему, но куда мне с моим сумасшедшим графиком?!

А сейчас… вот сейчас самое время! Пусть только Кир поправится.

Внезапно вспыхнувший свет фонарей осветил двор, а на крыльце возникла Алекс.

– Айка, я не понимаю, ты где пропала?

Я неохотно покинула салон, прихватив сумки с продуктами и собачьим кормом.

Так, а где Август? До меня только что дошло, что пёс меня не встречает, и я озираюсь по сторонам. Но громкий приветственный «Гав» позволяет быстро обнаружить виноватую мордаху потеряшки, выглядывающую из-за Алекс. Опять этот проныра в доме! Охранник, называется!

Щенок немецкой овчарки появился здесь в день моего девятнадцатилетия. Не сам пришёл, конечно, – этого чудика в большой плетёной корзине притащил мой брат Вадька, прилетевший из Штатов на каникулы. И клятвенно заверил, что из неуклюжего милахи вырастет мощный и грозный зверь. Ну, не знаю… за прошедшие полгода грозным у Августа стал только аппетит. А глядя, как над ним издевается мой кот, я вообще сомневаюсь, что этот пёс хоть кого-нибудь способен защитить.

– Я что, вышла сюда сама с собой поговорить? – напомнила о себе Алекс, перехватывая сумки из моих рук, и недовольно заворчала: – Опять, как ишак, навьючилась.

– Да мне не тяжело…

– А ты, кстати, сигареты купила? – подбоченилась она.

Вот чёрт! Забыла, конечно! Не до них как-то было.

– Курить вредно! – выкрутилась я и прошмыгнула мимо Алекс в ванную комнату.

– Об этом ты могла меня и раньше предупредить, я б тогда сама смоталась, – сгрузив сумки в прихожей, она проследовала за мной. – Мы волновались, между прочим… Где была-то? Стешка так и вырубилась, не дождавшись.

– Всё нормально, Саш? – я с беспокойством вглядываюсь в лицо сестры, но в ответ она строит смешную гримасу и закатывает глаза.

– Да всё пучком! Так и не скажешь, где тебя носило? Или это большой секрет?

– Да я к маме заскочила, она просила вольер разобрать.

– Да ладно?! – развеселилась Алекс. – Женишка-то видела? А то Стешка говорит: красотун неописуемый! Но пока я сама не увижу – сроду не поверю!

– Видела, – я усмехнулась, вспоминая Вальдемара в галстуке и тапочках. – Потешный человечек.

– Человечек?.. – Алекс сморщила веснушчатый нос. – Это звучит горденько. Только сомневаюсь, что голожопый певун составит достойную партию нашей мамочке. Её истинный половин обязан быть настолько состоятельным, чтобы бесперебойно швыряться баблом.

– Угу, и совсем безмозглым, чтобы швыряться им именно в нашу Настю. Так что ждём тупого олигарха! – я вытерла руки и отправилась разбирать продукты. Сашка с Августом двинулись вслед за мной, как два привязанных хвоста.

– Ага! Благо таких – как грязи! – хохотнула сестра и плюхнулась в кресло на колёсиках. – Но Рябинина она тебе всё равно не простит!

– Знаю, – я невесело усмехаюсь. – Скорблю. Но, может, как раз сейчас она нашла то, что искала?.. Она же мужиков насквозь видит.

– Это да-а… – Алекс подъехала в кресле к холодильнику и, вытащив из пакета связку бананов, потрясла ею в воздухе. – Полового гиганта наша мамуля вычисляет махом, не заглядывая в штаны. Чем не повод для гордости? И трубадур Вован наверняка тоже из таких – из гигантов!

Я вспомнила Вальдемара в трусиках и поёжилась.

– Наверняка. Он, кстати, чем-то на актёра смахивает… на этого… Саш, ну как его?.. – прикрыв глаза, я постучала себе по лбу. – Леонардо…

– Да Винчи? – захихикала Алекс. – Я так и знала, что у Стешки тухлый вкус. В маму, наверное. Ну и как наши молодые тебя приняли? Денег просили?

– Не-а.

– А чего тогда делали – вольер ломали? – дотошно выпытывает сестра.

– Не, до него не добрались. Так, поговорили ни о чём… Вальдемар даже предложил мне выпить с ними чайку, но ты же знаешь, что я не пью в гостях.

– Му-гу… – Алекс подозрительно сощурилась. – Вот даже не вздумай подогревать их деньгами! Протянешь этим бездельникам хоть рубль, и всё – на твоей шее тут же с комфортом устроится очередная безработная жопа. Учти, ещё и с яйцами!

– Не, Сашок, это вряд ли, я уже давно не инвестирую в бездонную задницу. Слава богу, мне есть куда тратить мои денежки.

– Да не иссякнут финансовые источники нашей благодетельницы! – Алекс воздела руки к потолку, а Август с готовностью поддакнул.

Я согласно кивнула, захлопнула холодильник и рванула к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Стоять! – гаркнула Алекс. – Верхний этаж давно спит, а Вас, Гейша Валентиновна, я попрошу задержаться и растопырить уши для главной новости, – она наставила на меня указательный палец с длинным острым ногтем и предупредила грозным рычанием: – Ты мне обещала!

Глава 5

Кирилл

Вечер не задался с утра. Ещё с утра четверга. Но, конечно, мои проблемы – это ещё не повод провоцировать друзей. Зря я сорвался на Жеке. Хотя небольшая встряска ему только на пользу. Вечный баловень судьбы, он слишком привык к тому, что рыбка сама косяком прёт на крючок – никакого напряга в верхней голове. Главное, чтоб нижняя не подвела. А тут надо же – пробрало братишку – вон как рванул вслед за своей танцовщицей!

В «Трясогузке» сегодня ажиотаж – басы нещадно долбят по ушам и рвут колонки, девочки «go-go» эротично и технично заводят толпу, а воздух буквально пропитан сексом и агрессией. Здесь каждый преследует свою цель и большинство из нас найдут, что искали. Я здесь ради встречи с друзьями. Однако настроение расхерачить что-нибудь по-прежнему со мной и не отпускает. Несвойственное мне состояние. И алкоголь совершенно не способствует умиротворению. Зря я сегодня здесь.

Зато Геныч выглядит уже вполне благодушным. Отшлёпнув от себя фигуристую брюнетку, он с расслабленной улыбкой вернулся к нашему столику и присел напротив меня. Задумчиво пошкрябал челюсть, гоняя взгляд между вискарём и минералкой, и потянулся к «Нарзану».

– Эх, Кирыч, не тот город назвали Сувалки, – он салютует мне бутылкой, но приложиться к горлышку не успевает. Как и я не успеваю поинтересоваться: «Это где ж такой город?»

С молчаливым раздражением я наблюдаю, как опальная брюнетка обвивает мощную шею Геныча и что-то шепчет ему на ухо, игриво поглядывая на меня. А мозг настойчиво таранит лишь одна единственная мысль: «Где сейчас моя Айка?»

– Это полная херня, детка, но из твоего ротика звучит очень даже сладко, – начинает ржать Геныч. – Ты иди, Ян, а мы тут с Кир Андреичем посовещаемся и сами тебя найдём… возможно, даже завтра!

Яна готова возражать, но Геныч быстро прижимает палец к её губам.

– Тс-с! Видишь, дяденьки взрослые общаются? Жди своей очереди! Ты лучше вон иди-ка потряси своими булочками, а то опять пропустишь всё самое интересное, – и, нахмурив белёсые брови, он повторил уже настойчивее: – Иди, говорю!

Проводив неодобрительным взглядом провокационно вихляющие бёдра, Геныч тяжело вздохнул.

– Знаешь, Кирюх, что-то не верю я больше в эволюцию, – и тут же полюбопытствовал: – А что там, кстати, у вас за история приключилась? Вы с Жекой бабу, что ль, не поделили?

Это прозвучало так непринуждённо, будто вполне логичное продолжение разговора. Хотя я понимаю, что он имеет в виду наш с Женькой недавний зашифрованный междусобойчик. Но это только между мной и братом, а Геныч мог бы идти на хрен со своей незамутненной простотой. И всё же… он хороший малый и отличный друг, а история семилетней давности слишком давно потеряла свою остроту, поэтому я ответил:

– Мы не делили. Предоставили даме возможность выбора.

– И, как я понимаю, очередная недальновидная матрёшка вместо рыцаря выбрала коня, – завершил за меня Геныч. – Вот и думай после этого…

Он осекся на полуслове и вытаращил глаза на экран моего мобильника, который, выдав стандартный рингтон, явил улыбающуюся рыжую ехидну. Сашка!

– Охренеть, какое-то рыжее поветрие! Но вот эта точно ведьма! – недобро проворчал Геныч, тыча пальцем в Сашкин зубастый рот. И внезапно засобирался: – Так, пойду-ка я Жеку поищу…

Я молча кивнул, продолжая гипнотизировать экран. Почему звонит именно она?

Мобильник заткнулся, погас экран… но тут же ожил снова. Я же выбрался из-за стола и направился к выходу из клуба, прижимая телефон к уху.

– Кирюш, – голос Александрины прозвучал непривычно тихо, – это правда был ты? Ты вернулся? Стешка сказала, что ты приезжал, но… Кир, а как ты нас нашёл?

– Хм, странный вопрос для компьютерной террористки! – зло усмехнулся я.

– Кирюш, прости!

– Я не Кирюша!

– Хорошо… Просто ты сразу мог позвонить мне и мы бы с тобой встретились. Я же опоздала всего на полчаса.

– А зачем мне нужна ты, Саш? – прозвучало грубо, но плевать! – Ты слилась в тот момент, когда мне действительно была нужна твоя помощь, а сейчас… ха… я как-то обойдусь.

– Знаешь, что?!. – рявкнула Сашка. Вот теперь я слышу знакомые нотки. – Вас, мужиков, может быть херова туча, а лишних сестёр у меня нет! Ясно? Ты же сам знаешь, какая она! Кир, Айка мне не простит, если я стану действовать за её спиной!.. Ки-ир!..

«Вас, мужиков, может быть херова туча…» – продолжают звучать в ушах слова Алекс. И только теперь предостережение её матери отдаётся болью внутри:

«Бедный мальчик! Моя дочь слишком легко променяла свою семью на богатенького папика».

– Саш, у Айки кто-то есть? – перебиваю её на полуслове.

– Что… Не-эт! Кир, нет! Господи, ты неправильно меня понял… ну просто…

– Я понял, Саш, не волнуйся, – снова перебиваю её. – Я приеду, и мы поговорим.

– Ладно, – тихо шелестит голос. – Ты ведь не сдашься, Кир? Ты же любишь её?.. Как раньше?

Как раньше… Любить Айку – это как дышать. Могу ли я это добровольно прекратить?

– Я буду через час, – и пресекая любые возражения, сбрасываю вызов и нащупываю в кармане пачку сигарет.

«Курение убивает», – запугивает меня зловещая надпись на пачке.

Как бы не так! Есть штука, разрушающая тебя похлеще никотина. Это как постоянная зубная боль в сердце… Нет – это ещё больнее! Она крадёт твой кислород и отравляет кровь, крушит приоритеты, затмевая всё, что ранее казалось важным. Айка – моя больная зависимость! С ней сложно, иногда невыносимо… но без неё меня будто и вовсе нет.

Вытягиваю зубами из пачки ядовитую пилюлю – она тоже призвана отравить мою жизнь. Это мысль неожиданно веселит и, прикурив, я жадно вдыхаю иллюзорную анестезию и улыбаюсь своим мрачным мыслям. Хорошо! Но не вставляет. Пальцы нервно подрагивают, как у запойного колдыря. А с мотором – совсем беда. Давно уже беда… Но он, сука, обязан дотянуть до хэппи-энда.

– Здорово, Макс! – рядом со мной материализовался какой-то гнутый хер.

Ни разу за свою жизнь я не был зачинщиком уличного мордобоя, но прямо сейчас кулаки начинают зудеть от невыносимого притяжения к этой ублюдочной роже. Варианты ответов: «Я не Макс» и «Какого хера тебе надо?» отброшены за бесполезностью. Я знаю, что это наезд, и молча выдыхаю струю дыма в лицо гнутому. Правильный пацан не стерпел бы, но этот… Шестёрка посыльная! Кривится и цедит сквозь зубы:

– Короче, потолковать надо.

Продолжаю курить молча.

– Тебе че, западло с нормальными пацанами побазарить? – заводится гнутый.

– Это ты, что ли, нормальный пацан? – усмехаюсь, окутывая его рожу очередной порцией дыма. – Ну давай базарь.

– Так это… отойти бы надо… – он озирается и ребром ладони вытирает шмыгающий нос. Ушлёпок сопливый!

– Ну, отойди.

– Чё ты лепишь? Под лоха косишь?

Базарить по-пацански я действительно не силён, но понять намерения гнутого несложно.

– Ну, веди давай, Сусанин, – я довольно скалюсь под недоверчивым взглядом засланца и делаю шаг, готовый следовать за ним.

А на заднем дворе клуба, как на пионерской линейке, выстроились «нормальные пацаны».

Я даже присвистнул от удивления и иррациональной радости – неужто все по мою душу? Всё нутро взревело от адреналина, смешанного с почти детским восторгом и азартом от предвкушения драки.

Просто со мной не будет, парни!

Оу! А вот и девочки! Кто бы сомневался, как обычно – шерше ля фам! Обеих «ля фам» я узнаю сразу. Губастую сегодня прессовал Геныч, когда я только появился в «Трясогузке». И она же попыталась призвать меня к ответу за якобы оскорблённую честь её сестры (совершенно мутная история, рождённая больной фантазией). К слову, обесчещенная жертва тоже здесь. О как – оказывается, деликатно отклонив орально-генитальное предложение дамы, я извалял в грязи её моральный облик.

А если бы присунул?.. Она бы чище стала? Как же быстро меняется этот мир – и не угнаться!

Отчего-то вдруг вспомнился город Сувалки… Если такой и существует, тогда это точно у нас. Я ловлю себя на том, что улыбаюсь – наверняка выгляжу, как идиот, но похер. Гнутый громко и эмоционально рапортует о том, как я потерял страх, и тут он абсолютно прав. Я понимаю, что пришёл не на переговоры, поэтому отфильтровываю отдельные выкрики, призывающие меня разозлиться или очкануть.

Боковым зрением вижу, что меня начинают окружать… Плотнее, дебилы! Я уже знаю, кого убью первым – мордатый стоит на шаг ближе остальных и слишком расслаблен. Это он зря.

Гнутый держится поблизости и, очевидно, никакой опасности для себя не видит. Кретин! Останавливаюсь на расстоянии удара и несколько секунд изучаю мордатого, пока он аргументирует свои претензии или… как это у них – кидает предъяву. Но это уж кому как понятнее и на последствия обычно не влияет. Да я и не слушаю, в голове совсем другое:

«…Променяла семью на богатенького папика…»

«Вас, мужиков, может быть херова туча…»

Я больше не жду, пока морда подытожит свои обоснования и выстреливаю правой, впечатывая свой кулак между его глазом и ухом. Моя левая малость запаздывает, и удар выходит смазанным, но мордатому уже хватило. Эффект неожиданности работает на меня, и я ещё успеваю достать гнутого. Его табло я сминаю с особым кайфом, прежде чем начинаю ощущать боль – правильную, исцеляющую!..

И, наконец-то, чувствую себя по-настоящему живым!..

Затылок… Печень… Ноги… И блоки уже бесполезны… Но в эпицентре этой мясорубки я по-прежнему жив. Кровь застилает глаза, но я успеваю поймать чей-то безумный и радостный взгляд, и гашу его, вложив в удар весь свой вес и всю ярость. Я живой!..

А в следующий миг в голове происходит взрыв!.. Очередной взрыв в груди сбивает меня с ног… Воздуха больше нет… И только бесконечная серия взрывов, кромсающих моё все еще живое тело…

И лишь проваливаясь в глухую и вязкую темноту, я с сожалением понимаю, что умер.

Глава 6

Кирилл

Тело взорвалось болью. В чёрном глухом безмолвии слышу лишь собственное свистящее дыхание и стук крови в ушах. Жив?.. Или уже ТАМ? По ощущениям – меня уже помешивают вилами в кипящем котле.

Звук включился внезапно и почему-то рёвом Геныча. Как охрипший паровозный гудок в ухо! Бля-а-а… как это выключить? С рычанием Жеки в мой персональный ад стали возвращаться звуки. Очень разные – глухие и пронзительные, режущие слух, но живые!.. Значит, я всё ещё жив… хорошо, потому что мне очень надо быть живым!

Вместе со звуками и вкусом крови пришли и глюки. Я знаю, что в этой невообразимой дикой какофонии совершенно точно не может звучать Айкин голос… и всё же продолжаю жадно вслушиваться, пока моей кожи не касаются прохладные пальчики.

– Кир…

И если этот голос – лишь моя бредовая фантазия, то её пальчики я не могу перепутать. Ничьи руки и не прикасались ко мне с тех самых пор… Очень осторожно они гладят мои волосы, а я думаю, что на мне слишком много крови. Но замираю, почти не дыша, и хочу, чтобы время остановилось. Только бы самому не отключиться в такой момент. И не дай бог сдохнуть.

Её голос звучит совсем близко, и я не сразу вникаю, что отрывистые чёткие фразы адресованы не мне. «Звонит в скорую», – понимаю я и изо всех сил стараюсь задержать уплывающее сознание. Только не сейчас!

– Айка, – пытаюсь позвать, но даже сам себя не слышу. И не вижу ни хрена!

– Ки-ир, – она всё же услышала. – Тебя немного помяли, но, уверена, со шрамами ты будешь жутко сексуальным.

– Правда? А тебе, Айка… тебе я буду нужен?

Молчит. Не слышит? Я и сам себя не слышу. Может, я уже… всё? Но пальчики её по-прежнему чувствую. А может, свежие жмурики тоже чувствуют, когда их трогают? Хотя… ведь у них наверняка уже ничего не болит. Но кто это проверял? Кажется, моя боль тоже немного притупилась, но очень жарко… очень. Но это ничего… это можно потерпеть. Но почему я ничего не вижу?

– Айка… я сдох, что ли?

– Только попробуй! – прилетает сердитый ответ. Услышала! Хочу улыбнуться… но темнота засасывает, как в воронку, а её маленькие ручки больше не касаются моего лица.

Айка!..

– Эй, братуха, ты там живой? – голос Жеки догоняет меня в чёрной пропасти и тянет обратно – жить!

– Слухи… о моей гибели… сильно преувеличены, Жек, – отзываюсь оттуда, из темноты, и карабкаюсь наверх, цепляясь всеми отбитыми ресурсами за такую необходимую мне жизнь.

И всё равно ни хрена не вижу. Может, я ослеп? Это плохо. Но я не глухой – и это хорошо. Слышу, как Жека что-то спрашивает про нунчаки. Ну не-эт – неужели Айка влезла в эту мясорубку со своими летающими палками?.. Но Айкин голос удаляется и звуки становятся совсем неразборчивыми, пока их снова не сжирает темнота.

* * *

Сперва включился слух… а потом зрение немного прорезалось – отлично!

Геныч рычит, как трактор, нещадно стебёт Жеку за криворукость и воркует вокруг меня, как ласковая мамочка, а меня накрывает запоздалое чувство вины.

Мама! Не надо бы ей знать о моём сегодняшнем неудачном выступлении. Не надо…

Внезапно в груди будто разрывная граната сработала. Но это всего лишь Геныч пытается подсунуть под меня чей-то приватизированный тулуп.

– Та-ак, давай-ка, Кирюх, осторожно… Не ссы, я буду очень нежным, – обещает он, а мне приходится сцепить зубы, чтобы не заорать. – Я отомстил за тебя, брат! Вот сейчас полечишься и поедешь на море…

Геныч продолжает нести какой-то бред, а я думаю об Айке… почему я её больше не слышу? Неужели снова сбежала? Но ничего, я найду… теперь я знаю, где искать.

И только сейчас догоняю, какой же я мудак – ведь сдохнуть мог! А тогда уже всё – безвозвратно.

Геныч ласково бубнит, укутывая меня с головы до ног тёплыми трофеями, но вместо тепла тело охватывает лютый холод…

– Жек, да помоги, бля, – рёв Геныча вытягивает меня из холодной дремоты. – Растопырился тут, циклоп задумчивый! И в скорую звякни! Где они там, уснули, что ль?.. Жек, а что с телефоном? Он же у тебя в заднем кармане лежал! Тебя что, по жопе били?..

Жека вяло огрызается, но я не вслушиваюсь и по-прежнему думаю об Айке. Столько ждать, догонять… а встретить в тот момент, когда даже обнять не могу! И ведь так и не увидел её… Какая она сейчас, моя Айка?..

– А девчонка с нунчаками откуда взялась? – слова даются мне с болью, а дышать совсем невыносимо. Ощущения, словно целых рёбер совсем не осталось.

Геныч будто только и ждал моего вопроса.

– О-о, ты бы видел, как она уработала твоего обидчика! – ликует он. Может, и хорошо, что я не видел. – Ураган, а не девка! И, главное, эти палки её совсем игрушечные, а как она ими, а!..

Она ими очень круто! Я помню…

– Геныч, да когда ты всё видел-то? – недовольно удивляется Жека.

– А как раз в тот момент, когда ты свою жопу врагам подставлял!

Я абстрагируюсь от них, а включаюсь снова, когда Геныч сокрушается, что не проводил девочек – вдруг обидит кто!

– Айку нелегко обидеть, – успокаиваю его, но вдруг начинаю нервничать сам. Сейчас во мне такой гремучий коктейль чувств!.. Беспокойство, восторг, гордость, нежность…

– Кого?! – в один голос прогудели оба.

Вот я кретин!

Я готов отгрызть своё помело. И дело даже не в недоверии. Айка – моё неприкасаемое сокровище. Я хотел бы говорить о ней, но что говорить, если я и сам ничего толком не знаю. Я не смогу объяснить, почему она такая, а позволить моим друзьям упражняться в психологии… Нет! Я помню с какой лёгкостью Женёк вывернул мои слова и навесил на мою бывшую ярлык шлюхи. И если в отношении Алёны я мог спокойно пояснить, что он неправ, то за Айку… я не посмотрю, что он мой брат. Хотя… толку-то от меня сейчас.

– Девчонку так зовут, – поясняю я, расплескав весь свой запал. – Она лет пять назад у меня скалолазанием занималась… Узнал вот.

– Молодец, братуха! – обрадовался Геныч. – Знатно ты её научил. Она на этот жопоголовый утёс, как обезьянка взобралась и чуть голову ему не открутила. Вот видишь, как хорошо – благодарная ученица спасает жизнь старому учителю! Но проводить всё равно надо было. Девочки же…

Согласен.

– Да она за рулём была, эта мелкая, – утешил нас Жека, но Геныч не утешился.

– Да ладно?! Ну дела-а – дети за рулём! Куда, бля, родители смотрят?

– Да она совершеннолетняя вроде, – утешаю его, но знаю, что бесполезно. У Геныча уникальная неизлечимая фобия – женщина за рулём.

– А какая разница?! – рассвирепел он. – Нет на свете страшнее зверя, чем баба за рулём! Из-за них нам, нормальным мужикам, выезжать страшно.

– Геныч, да тебе и на пустой трассе ездить страшно, – ржет Женёк.

– А вот не надо грязи, Жек! Мой «Мурзик», чтоб ты знал, на трассе рвёт всех!

– Ага! Всех уставших пешеходов и их барабанные перепонки!

– Да пошёл ты, урод! У меня на окружной спидометр зашкаливает!

– Так его же установили ещё до Первой мировой, и на нём потолок – пятьдесят. Да и если верить твоему спидометру, то твой «Мурзик» даже в гараже стоит со скоростью двадцать кэмэ.

– Всё, хорош, пацаны, – прерываю их, задыхаясь. – Мне ржать больно. Жень, скажи лучше, как там твой приват? Всё срослось?

– Заросло всё! И завяло! – развеселился Геныч. – Жек, можно я расскажу?

И вскоре я понял, что очень некстати спросил, потому что Жека со своей танцовщицей не станцевался, и теперь злой, как чёрт. От их с Генычем новостей у меня даже глаза поползли на лоб, но и оттуда я ими ни хрена не увидел – изображение опять выключилось.

– Жек, ну ты чего? – примирительно гудит Геныч. – Ну прости, брат, я же…

– Ты меня ещё поцелуй! – рявкает Жека.

– Ну-у… если тебя это утешит… О, а вон и наша помощь нескорая! Ждали, небось, когда мы все окочуримся!

* * *

В тепле и под действием препаратов я отключился мгновенно. А когда вынырнул, чуть не заорал от радости и облегчения – я снова вижу! Свет вижу! И Жеку!..

И еду куда-то… Лёжа.

– Очнулся, братух? – голос Геныча совсем близко. А вот и он сам. – Ты как, нормально? Что тебе снилось, Кирюх, помнишь?

Не помню… А в голове формируется вопрос, не дающий мне покоя весь вечер:

– Геныч, а Сувалки где?

Глава 7

Кирилл

Не скажу, что атмосфера больницы меня так уж сильно угнетает. А учитывая, в каком аварийном состоянии меня сюда прикатили, то можно сказать, я в рай попал. Что ни говори – всё познаётся в сравнении. Ещё каких-то пару часов назад я был здоровым и крепким, как бизон, и унылым, как червяк на крючке. Теперь же, когда по мне будто товарняк прошёлся, включилось второе дыхание и накатила неуёмная жажда жизни. А жить… Оказывается, жить – это очень кайфово! И ведь не пацан уже, но как-то сложно я постигаю сию мудрость.

– Всё, Кирюх! – в палату ввалился довольный и очень громкий Геныч. – Дипмиссия прошла в атмосфере полного взаимопонимания! Мамочке твоей я позвонил, отчитался – всё чин чинарём! Ну и за жизнь с ней немного потолковали. Я ж говорю, что женщины мне доверяют, а мой голос действует на них умиротворяюще.

– Слышь, кумир безумных баб, сделай звук потише, – недовольно ворчит Женёк. – Мозги от тебя трещат.

– Это потому что срок годности у них вышел – заржавели, Жек! – охотно и радостно поясняет Геныч. – Вот по их скрипу я тебя и отыскал в красной комнате, а то ж так до сих пор и сидел бы там связанный со своим обнаженным копьём! Но с другой стороны – глаз был бы цел! А вот очко-о… кто знает, брат…

– Да пошёл ты, мудак! Рупор ещё возьми, – вызверился Жека.

Похоже, недавний приват с рыженькой танцовщицей сильно прищемил его эго, и я поспешил вклиниться в их с Генычем междусобойчик:

– Спасибо, пацаны! Если б не вы, я бы сегодня… – стараюсь изобразить улыбку, но Геныч хмурится и тормозит меня предостерегающим жестом…

– Да ладно, Кирюх, под лежачий камень мы всегда успеем. А нам с тобой ещё дома строить, сыновей растить, деревья там всякие… опять же… И ты это… пока не особо ощеряйся, табло своё не напрягай, а то на Гуинплена похож. И можешь даже не благодарить, всё равно пришлось сказать твоей маме, что ты малость перебрал, раздавил мобильник, а теперь отсыпаешься. Вот как-то так.

Хм… ну, такую-то новость моя мама переживёт куда легче, чем правду. И, конечно, я очень благодарен друзьям – они реально спасли мою жизнь и до сих пор остаются рядом со мной. Геныч в этой лечебнице пользуется внушительным авторитетом, и именно благодаря ему моя палата выглядит, как комфортный гостиничный номер.

Женёк, поскольку тоже изрядно потрепал свою боеспособность, занял горизонтальное положение на диванчике напротив и хмуро таращит на меня здоровый глаз. А Геныч продолжат суетиться вокруг моей койки, как беспокойная наседка, и рассказывает, как изящно он утешил мою маму.

– Да заглохни ты уже, добрый вестник! – прорычал Жека. – Шума от тебя, как в курятнике. Займи вон уже почётное место в углу.

– Почетное место, сынок, всегда там, где я, – снисходительно пояснил Геныч и ласково пробасил уже мне: – Кирюх, ты если писать захочешь, ток скажи…

– О! Я хочу! – оживился Жека. – Подержишь мой краник, друг?

– Жвачкой его залепи, дурачок!

И тут дверь палаты приоткрылась, и в дверях возникла… ну-у… медсестра. Атакующие ноги, вырез, губы… Твою мать, я точно в больнице?

– Тук-тук! – обозначила красавица своё вторжение. – Добрый вечер, мальчики. Если вам что-нибудь нужно…

– Неплохо бы душ принять, – встрепенулся Женёк, – а то я сегодня малость запачкался.

– Девушка, организуйте этому засранцу тёплую ванну с феном, – распорядился Геныч и, неожиданно посерьёзнев, уселся в кресло.

А медсестра склонилась надо мной, заслонив своей грудью белый свет. Бля-а-а… ролевые игрища тоже включены в список доступных опций? Мой член предательски встрепенулся, и я прикрыл глаза. Ну хоть не отбили – слава Богу!

Спи уже, дубина неразборчивая! Это не грудь – это шары для боулинга!

– Ну что, всё показала, куколка? – свирепо прогрохотал Геныч. – Ты, главное, свои основные обязанности не забудь. Договорились?

– Вы что-то конкретное имеете в виду? – девчонка, наконец-то, отвернулась, демонстрируя мне свой сытый филей.

– Что-то конкретное я введу потом! – грубо прорычал друг, а мы с Женьком недоумённо переглянулись. – Ты сейчас не вопросы спрашивай, а слова мои ушами втягивай.

Девчонка торопливо одёрнула халатик. – Уф-ф! Спасибо, милая! – А Геныч, ткнув в меня пальцем, грозно скомандовал:

– Кирилл Андреевич – вот сейчас твоя основная задача. И пока он находится здесь, должен быть сыт, ухожен и обласкан! И пахнуть цветами! Возражений не имеется? Тогда свободна!

– Геныч, тебе озверина, что ль, вкололи? – я призываю его опомниться, а испуганная девчонка, уже вылетая из палаты, лепечет:

– Там, на стене, кнопочка вызова, и, если что, я здесь рядом… на посту, – и она поспешно скрылась за дверью.

– Что?! – с вызовом встретил Геныч наши охреневшие взгляды и заулыбался: – Вы тоже уловили в этом её «если что» сексуальный подтекст? И вот только не надо на меня так молчать. Я прекрасно знаю, о чём вы сейчас думаете. Сами такие!

И нашего друга прорвало! Оказывается, пока наш Геныч совершал марш-бросок по больнице, медсестричка успела жестоко провиниться – обидела какого-то несчастного дедушку. Ну а заодно наш борец за справедливость помянул недобрым словом всех баб – припомнил из-за кого я сейчас на больничной койке, прошёлся нецензурно по Женькиной коварной бывшей, а уж как всем автомобилисткам досталось!..

Но я уже выпал из темы, вспоминая мою отчаянную и неуловимую автоледи. Геныча бы к ней на пассажирское сиденье – и инфаркт парню обеспечен. Она такая, моя Айка!.. Вызывающе дерзкая и трогательно нежная… Мой чертёнок с ангельскими крыльями! Моя любимая девочка!.. Айка моя!..

Глава 8

Кирилл

Из воспоминаний меня снова выдернул трубный бас Геныча. Прислушавшись, я про себя даже усмехнулся – парни уже договорились до будущего потомства и добрались до невзрачной Женькиной секретарши, перед которой наш Геныч, оказывается, страшно провинился.

– Ну я же сразу осознал, Жек, – возмущённо гудит он. – На хера ты вот это напоминаешь? Мне и так тошно. Сказал же, я всё искуплю. Вот прямо завтра и искуплю! А ты, был бы путёвым начальником, зарядил бы мне разок в табло, а там, глядишь – и девочка повеселела бы. А ты стал бы её героем!

– Да я в твоё табло уже десять лет не могу попасть, – сокрушается Женёк.

– Ага, зато своё подсовываешь кому не лень! – ехидно напомнил Геныч. – Тренироваться надо, хер висложопый.

И Жека снова завёлся. Достали уже! Да и о каком потомстве может рассуждать Геныч, если он в понедельник влюбился на всю жизнь, а в среду всё – развод. И последние лет шесть только так.

– Всё! Антракт! – рявкнул я, а рёбра мстительно напомнили, что они не в порядке. – В этих делах, Геныч, даже танец с бубном не поможет. Ты можешь шпилить их пачками, забывая или не спрашивая имён, пока не встретишь ту, на которую встанет всё. И будет стоять двадцать четыре на семь! И похер – хорошая она или… или самая лучшая…

В палате воцарилась абсолютная тишина, и даже не глядя на друзей, я почти физически ощутил на себе их вопросительные взгляды. Первым нарушил молчание Женёк:

– Кирюх, а-а… ты сейчас о ком? Случайно, не о своей белогривой погонщице утконосов?

– Жек, я уже говорил тебе, – снова напомнил я, не скрывая раздражения в голосе, – это не Алёнка виновата, что мы разбежались. Она умница, на самом деле… Красавица, отличная хозяйка и классная… Специалист, короче, классный. Да вообще идеальная женщина. Просто ей не повезло со мной, не моя она…

– А чья? – осторожно поинтересовался Геныч.

– Да похер! Просто не моя эта женщина, не люблю я её! Да и не любил, наверное… Мне бы, мудаку, раньше понять, но уж лучше поздно… чем совсем поздно.

– Золотые слова, брат! – протрубил Геныч и, сбавив тон, спросил: – А вот эта… ну… самая лучшая, на которую у тебя двадцать четыре на семь… она кто?

– Вот-вот! – вставил Жека. – И почему мы до сих пор не в теме? Или у тебя только твои первые «двадцать четыре» натикали?

– Не-эт… эта бомба тикает уже второй год.

– Так она что, из Кенгуряндии? – встрепенулся Геныч и хрипло исполнил: – Тропикана-женщина-а горяча и бешена-а, а внутри солёная, словно кровь, текила-любовЪ!.. Кирюх, ну-у…

– Баранки гну! Устал я… спать буду.

– Геныч, бля… вот ты урод! – разозлился Женёк. – Не пел давно и исполнил, как в лужу!..

– Жек, мне не нравится это слово! Кирюх, ну прости, брат! Хочешь, я больше никогда не стану петь? Это просто нервы… Ну не спи пока, а то ведь я теперь тоже не усну… Кирюх, ну мы ведь твои друзья!..

– И братья! – добавил Жека. – Кир, ну скажи хоть – она оттуда, из Австралии?

– Нет, мы познакомились здесь, в Воронцовске… пять лет назад, – я вспомнил день, когда впервые увидел Айку. – Она была такой маленькой…

– Ох!.. Что-то я уже сильно разволновался, – не выдержал Геныч. – Прости, брат, не то чтобы я плохо о тебе подумал… Но насколько маленькая?

Я усмехнулся, даже не загоняясь, о чём там подумал Геныч.

– Она просто была маленькой четырнадцатилетней девочкой, а я – её большим инструктором.

Тишина в палате стала зловещей, а я прикинул, насколько двусмысленно прозвучали мои слова и, пока парни не очухались и не добили меня, продолжил:

– Девочка была перспективной спортсменкой – сильной, ловкой и очень трудолюбивой. Уверен, из неё вышла бы классная альпинистка, но… я её выгнал…

«Наверняка эти больничные стены слышали больше исповедей, чем храм», – промелькнуло в моей голове, и я продолжил:

– Айка была особенной… Совсем непохожей на других девочек. Вообще ни на кого. Девчонки вечно строили глазки, кокетничали, даже караулили меня после занятий. Да буквально все в той или иной степени старались привлечь к себе внимание. Все, кроме неё. Айка всегда была такой серьёзной и замкнутой… Ни с кем не общалась, не просила помощи, не задавала вопросов… Зато все мои уроки впитывала очень жадно. А если что-то не получалось, пыхтела, как паровоз, но справлялась сама. Не терпела чужих прикосновений. Странная и упрямая… – я улыбнулся, вспоминая этого маленького колючего ёжика.

– Кирюх, извини… – прервал Женёк. – Э-э… ты ведь сказал Айка? То есть вот эта мелкая безбашенная ниндзя? Или я что-то путаю?..

Ну, так-то да – она и правда безбашенная… Повернув голову, я впился взглядом в брата.

– Жек, так уж вышло, что эта девочка дорога мне… Очень дорога!

– Я понял, Кирюх, – он выставил вперёд ладони. – Я понятливый парень, просто уточнил…

Я кивнул и перевёл взгляд на Геныча. Но тот вытаращил глаза и, закрыв рот на воображаемую молнию, для надёжности припечатал сверху ладонью. Клоун! Я расслабился и прикрыл глаза…

– Она казалась такой хрупкой… Тоненькая, как тростинка… Но очень сильная и выносливая! Мне нравилось наблюдать за ней…

– Ты запал, Кир? – поинтересовался Женёк нарочито равнодушно, а Геныч так и продолжил сидеть с зажатым ладонью ртом.

– Да нет же! Реально никаких левых мыслей! Она была моей лучшей ученицей, схватывала всё на лету… Ну как… я гордился ею. Что не ясно?

– Кирюх, не волнуйся, – прогудел в ладонь Геныч. – Умным всё ясно! Ты говори, не отвлекайся.

– Со временем Айка стала мне доверять, – продолжаю спустя недолгую паузу. – Как-то незаметно это вышло. Иногда даже позволяла помочь ей и стала интересоваться, если чего-то не понимала. Хрен знает почему… но мне льстило её доверие. Однажды я даже попытался расспросить её о семье… ну, захотел узнать о ней побольше после того, как случайно увидел её с нунчаками. Но она меня так отфутболила, как будто я о чём-то неприличном спросил. И глазищами своими чернющими чуть не спалила.

В горле пересохло, и я открыл глаза.

– Попить бы… и свет немного потише…

Геныч подорвался, как реактивный – напоил, чуть приподнял кровать в изголовье, приглушил свет и занял своё место, не забыв зажать себе рот.

– Всё изменилось в один момент… В Айку как будто чёрт вселился. Или, вернее будет сказать, чёрт в ней проснулся. Короче, клеить она меня стала. Вот только на заходы издалека и намёки она времени не тратила…

В памяти сразу всплыл первый инцидент. Она задержалась вечером дольше остальных, а я, идиот, даже порадовался такому рвению. «Ловите!» – звонко крикнула Айка и спрыгнула со стены в мои объятия. Разве я мог её не поймать? А эта бестия, царапнув мне ноготками по шее, нырнула ладошкой под футболку и прикусила меня за подбородок. Тогда я только чудом её не выронил. Поставил хулиганку на ноги и включил строгого наставника-дебила:

«Айя, что это сейчас было?!»

«А на что это похоже, Кирилл Андреевич?» – она поиграла тонкими пальчиками с длинной чёрной прядью. Совсем не её жест – бред какой-то!

«Ты так больше не делай, девочка… Договорились?»

«А то что?.. – она провела своим ноготком по моей груди и, встав на цыпочки, запрокинула голову и потянулась к моему лицу. – Вы меня накажете, Кирилл Андреевич?»

Тогда я настолько опешил, что даже не нашёлся с ответом на её провокацию. Просто развернулся и ушёл. Была бы взрослее… или кто-то другой… Но этой оборзевшей малявке я почему-то не смог нагрубить. Когда успокоился и раскинул мозгами, решил, что девчонка просто с кем-то поспорила, и почти убедил себя в этом. До её очередного финта. А дальше стало только хуже.

– Кирюх, ты чего замолк, воспоминания смакуешь? – нетерпеливо позвал Жека, а я только опомнился, что провалился в себя. – Кинул нам замануху, а сам слился. Что она там начудила?

– Приступила к активному соблазнению. Я пробовал поговорить с ней, а эта чертовка мне: «Чего Вы дурачком прикидываетесь, Кирилл Андреевич? Я же вижу, что нравлюсь Вам».

– О как! Да-а, женщины – они такие!.. – процедил Женек. – И маленькие тоже не исключение. Придумали, мартышки, себе развлечение – возлюби ближнего своего, даже если он сопротивляется. И, главное, чем сильнее сопротивляется жертва, тем активнее возлюби – так ведь интереснее! Это у них типа квест такой – оттачивают своё подлючее мастерство. Геныч вон знает, он от моей Наташки уж лет десять бегает. Да, центнер? Ты что там затих?

– Переживаю я, – протрубил Геныч, – аж холодный пот прошиб. Кирюх, ну ты же это… не поддался?

– А я решил проблему радикально, – бросаю со злом. – Просто запретил ей появляться на скалодроме. Да я реально зассал, пацаны! Хотя надо было по-хорошему… подход какой-то найти… А я же ни хрена ни психолог! Мне двадцать три, а ей – пятнадцать – она не слышит меня, у неё подростковые тараканы в башке. А в коллективе и так уже стали замечать её чересчур настойчивый интерес.

– А че ты дёргаешься, Кирюх? – взревел Геныч. – Хрен ты оправдываешься?! Всё ты правильно сделал! Лично я с пятнадцатилетними таракашками даже говорить не стал бы. Ещё б ремня всыпал! Какое там по-хорошему?! Да ну на хер! Начнешь ей втулять – ты типа хорошая девочка, и даже не успеешь вставить своё веское «но», как загремишь педофильскими кандалами. И поди докажи потом, что ты искал правильный подход! А не вход!

– Да заглохни ты, шизофреник пуганый! – потерял терпение Женёк.

– Ты хотел сказать «параноик», дурашка! – отозвался Геныч. – Но шизик – тоже неплохо – всегда есть с кем за жизнь потрепаться. Короче, ты молоток, Кирюх! Че там дальше-то?

– Айка даже не спорила… просто собралась, как послушная девочка, и ушла. На душе так стрёмно было… А спустя несколько месяцев она заявилась ко мне с деловым предложением, – я нервно хохотнул, вспомнив этот визит. – Сказала, что достигла возраста согласия и выбрала меня.

– О-о!.. А-а… что это за возраст такой? – запричитал Геныч, а Жека со знанием дела пояснил:

– Ну, это вроде как с шестнадцати лет подростки сами вправе решать, с кем им шпилиться. А что вы так на меня смотрите? Это ещё моя Викуля просветила, когда готовила поход под меня. Но я от греха подальше потерпел. Благо альтернативных предложений… а, да ладно, не обо мне речь. Ну и что, Кирюх?

– Сказал ей, что предпочитаю взрослых тёть, а Айка пообещала, что я об этом пожалею… И ушла. А нам тогда как раз с Алёнкой вызов пришёл, и мы стартанули в Сидней. Ну а там… сами понимаете – сначала восторг, потом адаптация… Да я, честно говоря, про Айку и думать забыл. Чувством вины тоже не особо мучился. И с Алёнкой всё было отлично. А потом она мне написала…

– Кто – Алёна? – уточнил Женёк, но ответил Геныч:

– Да, Жек, – Алёна! А то как бы ещё Кирюха догадался, что у них всё тип-топ?! Я вот тебе сейчас тоже напишу: «Евгений, Вы мудятел!»

– Айка мне написала, – прервал я дебаты. – Но назвалась Гейшей, а я не знал, что это она. Интересно писала… притчи, сказки, истории всякие… Полгода, наверное, строчила в пустоту. То есть я читал, конечно, но не отвечал, да и не собирался. А зачем? Думал, ей надоест. А в какой-то момент зацепило… и мы стали переписываться. И я подсел на эти письма, ждать их стал. А почти полтора года назад я встретил её в баре.

– Айку?

– Гейшу! Ну, то есть Айку, конечно… Ну, я ж лицо моей Гейши не видел, а на фото были видны только волосы и татуха на плечах. Вот по ней и узнал – по тату. А я ж бухой тогда был в лоскуты.

– Ты-ы? – в один голос протрубили оба.

– Ага… Я как раз от Алёнки ушёл в тот вечер… Мы как-то не очень красиво расстались. А-а, так у меня ж тогда днюха была – праздновал я! А потом Гейшу, ну то есть Айку увидел… А потом… проснулся в её квартире.

– С ней? – вскинулся Женёк.

– Голый? – догнал его Геныч. – А как же… возраст согласия?..

– Не, ребят, всё прилично было и все уже добрались до совершеннолетия, – успокоил я. – Да и проснулся я в одиночестве, только не помнил ни хрена…

– Ну как так, Кирюх, это ж не про тебя! Ладно бы Жека заблудился…

– Чья б мычала, Геныч! – оскорбился Женёк. – Или напомнить, как тебя в плен маргиналы взяли? Ты вообще без трусов проснулся!

– А добрый друг о таком бы не напомнил, – помрачнев, пробухтел Геныч.

Жека на удивление резво сорвался с места, присел на корточки рядом с Генычем и покаянно склонил голову.

– Да пошёл ты, придурок, – Геныч толкнул его в лоб и заулыбался. – Кирюх, можно эту страшную историю я тебе потом расскажу? А то этот циклоп всё извратит и опошлит, а случай, между прочим, трагический…

Я посмотрел на друзей и у меня ком застрял в горле. Они могли жёстко стебать друг друга, но всегда ощущали границу. И оба, не задумываясь и не разбираясь, кто прав, впрягались в любую мясорубку за каждого из нашей четвёрки. И Макс такой же. Наверняка он расстроится, что сегодня не с нами. Но я рад, что Малыш цел.

* * *

Дальше парни слушали меня молча. Я рассказал, как провёл лучший отпуск в своей жизни в компании Айки и её сестры… Как долго приручал мою маленькую Гейшу и сходил по ней с ума. Хорошо, что я был терпелив… Потому что по-другому с Айкой нельзя. Сашка, её сестра, мне много всего рассказала… Хотя умолчала о гораздо большем.

Я узнал, что до тринадцати лет моя Айка жила в Киеве в благополучной и полной семье. Отец – успешный программист, мама – певица… Хотя, вспоминая как задумалась Сашка над маминой профессией, я решил, что либо певица из неё так себе, либо – мама. Но свои выводы оставил при себе.

А в тринадцать лет Айка приехала в наш Воронцовск и стала жить с бабушкой. Почему? На этот вопрос Сашка вразумительно не ответила. Зато рассказала о другом… Как вкалывала моя кроха с четырнадцати лет, совмещая учёбу с двумя подработками… Как школу окончила в пятнадцать, потому что в первый класс пошла на два года раньше положенного срока. Неудивительно, что Айка так ненавидит учиться!

– А может, твоя Гейша в своём Киеве замочила кого-нибудь? – осторожно предположил Женёк. – Ну… случайно! Нунчаки – страшные штуки, а если ты говоришь, что она с десяти лет тренируется…

– Она не применяла их на людях, – возразил я, а Жека многозначительно промычал, вероятно, вспомнив сегодняшний вечер.

– Можно подумать, это охереть какой веский повод, чтобы отказаться от своего ребёнка! – гулко возмутился Геныч. – Гиены, сука, а не родичи!

– Ей было шестнадцать, когда умерла бабушка. К счастью, старушка позаботилась о внучке и оставила ей квартиру. Вот тогда же Айкина семья разделилась. Мать из Киева перебралась в Воронцовск (на свою родину) и привезла с собой дочерей. А отец с сыном остались в родной Украине. Оказалось, что, кроме Сашки, у Айки есть ещё одна сестра (на год или два младше) и брат, который старше Айки на два года, он же Сашкин близнец и зовут его тоже Сашка. – я покосился на вытянутую физиономию Женьки и усмехнулся. – Вот и я не сразу понял. Удивительная семья!

– Так, стоп! – Геныч схватился за голову. – Рыжую сестру зовут Сашка? Бля-а… рыжие бабы захватили нашу планету!

– Александрина, – уточнил я.

– Охереть как красиво! А её брат-близнец – Александр, значит… Так, что ль?

– Му-гу, – соглашаюсь. – Но на фото они не слишком похожи.

– Да похер! Ясное дело, они отличаются в некоторых местах. Слышь, а они, случайно, не Александровичи?

– Н-н…нет, – вспомнил я, – Валентиновичи.

– Странно… А младшую как зовут?

– Не помню, но как-то необычно…

– Тогда сто пудов – Шурка! – заключил Геныч. – Класс! Да, Жек?

– Геныч, да на хер она нам нужна?! – заорал Жека. – Я и так уже запутался! Мне вот другое интересно! Кирыч, как в семье рыжих Шуриков возникла твоя Айка? Она же азиатка! Её удочерили, что ли?

Вот и я так думал… что родную они хрен бы отправили в ссылку.

– Сашка говорит, что это волшебство генетики, – я невесело усмехаюсь и признаюсь себе, что благодарен тому волшебнику, что разбавил рыжие гены.

– Да ничего она не азиатка, – встрял Геныч. – Глаза большие, губки пухлые… я всё разглядел, Кирюх!

– Не-не-не! – это Жека. – Какой-то самурай там точно отметился. Ну да ладно, это всё дело десятое. Кирюх, так я не понял – всё срослось или?..

Это самое сложное… Потому что я не знаю правильный ответ. А сейчас, проваливаясь в воспоминания, я снова ощущаю, как протяжно и тоскливо скулит воспалённое нутро, заглушая физическую боль.

– Сегодня твоя Гейша не показалась мне слишком взволнованной, – не отстаёт Женёк. – Она тебя кинула?

– Неуместное слово, Жек, – рявкаю слишком резко и голова взрывается болью.

Взволнованная Айка?.. Я бы и сам посмотрел.

– Мы были вместе, пока оба нуждались в этом… просто в отличие от меня Айке не нужны эти отношения. Ты сам знаешь, что так бывает. Короче, как бы не поступила Айка, у неё были на это причины… Уверен в этом. Она со мной была честной… Хм… Даже слишком… но мне не в чем её упрекнуть, а уж вам тем более. Тогда она от меня улетела… А сейчас я должен её вернуть.

– Кирюх, а ты это только сейчас решил? – невинно поинтересовался Геныч. – Спустя год? Может, лучше синичку в руках?

– Да поздно, Геныч… когда крышу унесло за журавлями. Тогда я тоже улетел за Айкой… в тот же день.

– В смысле? Куда ты улетел? – нестройно и поражённо прозвучали пацаны.

– Сюда… в Воронцовск, – признался я, ожидая бурной реакции, однако возмущённых комментариев не последовало, и я продолжил: – Только без обид, пацаны, я даже дома не показывался… Поехал сразу к ней.

Глава 9

Кирилл

Год назад (28 декабря)

– Кирилл Андреевич, а Вы откуда звоните? – взволнованно блеет мой администратор Алик. – Вы что, уже вернулись?

– Нет, – рычу в трубку. – Адрес Айки мне найди! Бегом!

– Айки?.. Э-э… это Скрипки, что ли? – удивляется Алик, но тут же ехидно интересуется: – Эта чокнутая опять что-то натворила?

– Алик! Я вот сейчас что непонятное сказал?

– Но-о… я не знаю, Кирилл Андреевич, адрес-то вряд ли остался… Вы же сами…

– В твоих интересах немедленно найти мне этот чёртов адрес! Или завтра можешь искать себе новую работу.

Спустя три часа такси доставило меня не в самый благополучный район города и притормозило возле обшарпанной, но ещё крепенькой пятиэтажки.

Обвешанный разноцветными пакетами, как новогодняя ёлка, и обняв четыре букета, я запрокидываю голову и разглядываю окна, пытаясь угадать, за которым из них прячется моя беглянка. Вот я и здесь. Нет ничего невозможного, если ты охерел до нужной кондиции. Но сердце грохочет так, что даже цветы вздрагивают.

Спокойно, Кирюха, твой вспотевший и заикающийся полутруп Айке на хрен не нужен!

Жму кнопку домофона, и долгая пронзительная трель ещё сильнее разгоняет мой беспокойный мотор. Айка может и не впустить. Но кто-то же всё равно войдет или выйдет в эту чёртову дверь. Почему они не отзываются? Может, увидели меня из окна?

– Кто? – наконец, раздается из динамика женский голос. Молодой и приятный, но точно не Айкин и не Сашкин.

– Дед Мороз! – отзываюсь басом и, чувствуя себя полным дураком, добавляю, скривившись: – Я подарки вам принёс.

– М-м… Так это Вас только что примчали волшебные сани? – игриво отзывается голос, а я, быстро перебрав в уме несколько идиотских вариантов ответа, бодро провозгласил:

– Да!

– Тогда прошу! – сладко пропела женщина, а волшебная дверь распахнулась, впуская меня в вожделенный, пропахший сыростью, перегаром и кошачьей мочой подъезд.

Нужная мне квартира обнаружилась на четвёртом этаже. А из-за приоткрытой двери выглянула обладательница кокетливого голоса.

– У-у, какая красота! – женщина восторженно оценила пёстрое и благоухающее разноцветие, внутри которого затерялся напряжённый, уставший и страшно взволнованный я. – Надеюсь, Вы не ошиблись адресом, молодой человек! Ой, простите, Дед Мороз! Милости прошу!

Хозяйка квартиры посторонилась, впуская меня внутрь, а я вдруг подумал: «А если и правда ошибся?»

– Простите, мне нужна Аика Скрипка, – я притормозил на пороге, вглядываясь в зелёные глаза блондинки. Ничего общего с моей Айкой.

– Так все эти чудесные дары для Айи? – она приветливо улыбнулась, но в голосе я уловил разочарование.

– Не только…

– А-а, ну тогда Вы по адресу, – ласково проворковала блондинка. – Я Анастасия, мама Аики. А Вы так и будете стоять в подъезде?

Спустя полчаса я всё ещё здесь, в маленькой кухоньке… совершенно растерянный и придавленный информацией, точнее, её отсутствием. Сашка не совершенно реагирует на мои звонки… Рыжая стерва! А Анастасия… Своих дочерей она не видела с сентября.

«Путешествуют! Они ведь у меня богатые девочки!» – обиженно произнесла женщина, поведя рукой и призывая меня обратить внимание на вопиющее небогатство обстановки.

Чай давно остыл, а нетронутый кусок торта так и остался сиротливо лежать на моей тарелке. В поисках верного решения бешено крутятся шестерёнки в моей тяжёлой голове, пока бедная мама богатых девочек вливает мне в уши совершенно бесполезные сведения. О том, как трудно в наше время хорошей певице найти достойную работу, потому что талант перестал быть востребован! Безголосые малолетние шлюшки развлекают тупую публику своим бездарным репертуаром в то время, как она, Анастасия, вынуждена запереть свой бесценный дар в этой неблагоустроенной тесной клетушке.

– Вот скажите мне, разве это справедливо? – она всплеснула руками, отчего полы её тесного халатика распахнулись, являя моему взору пышную грудь в чёрных кружевах.

Я сочувственно кивнул головой и отвёл взгляд, продолжая думать о своём.

– А мужчины!.. Они же совершенно забыли, что значит быть мужчинами! Куда подевались рыцари, Кирилл?!

Я отстранённо пожимаю плечами и с удивлением выслушиваю очередное надрывное откровение:

– Ведь этим же похотливым кобелям совершенно плевать, что творится в моей душе! Им всем только тело моё подавай!

Наверное, я непозволительно долго пялюсь на это тело, облачённое в нелепый тесный халатик… «Кому оно нужно?» – эта некстати залетевшая мысль мгновенно отрезвляет и неожиданно смущает.

– Извините, – я отвожу взгляд и, чтобы отвлечься, заливаю в себя холодный, противно сладкий чай.

– Ничего страшного, я уже привыкла, – Анастасия вздохнула и понимающе улыбнулась. – Такова ваша мужская природа.

Ну здрасьте – приехали! Это она что сейчас подумала?

Нет, если абстрагироваться от её дурацкого прикида и взглянуть объективно, Айкина мать ещё молодая и привлекательная женщина, с приятной фигурой и красивыми зелёными глазами. А ещё… она сейчас мой единственный источник информации. Только пока совершенно бесполезный.

– Дорогие, наверное, конфеты, – Анастасия любовно оглаживает пальцами глянцевую поверхность нарядной коробки. – Жаль, если пропадут до приезда девочек.

– Что?.. – я пытаюсь догнать смысл. – А-а, нет… это всё Вам, конечно!

– Всё-всё? – она закусывает нижнюю губу и стреляет глазами в нераспакованные пакеты.

Я согласно киваю и не могу сдержать улыбку, глядя, как зелёные глаза сияют почти детским восторгом. Анастасии не терпится дорваться до подарков, но, испытывая собственную волю, она остаётся на месте и увлекается конфетами. Времени выбирать у меня не было, поэтому я скупал всё, что могло порадовать девочек. Я помню, что Айка равнодушна к сладкому, зато Сашка та ещё сластёна, да и мама, как выяснилось. Ну хоть кому-то доставил радость!

– Спасибо, Кирилл, это так приятно и неожиданно!.. Вы очень щедрый молодой человек! Знаете, таких уже почти не осталось.

Да, я именно такой! Но пора бы уже перейти к конструктивному диалогу.

– Анастасия… простите, Вы не сказали, как Вас по отчеству…

– Ой, да перестаньте, Кирилл, какое отчество?! Мы ведь договорились, что я Настя. Можно Анастаси, – она задвинула в рот конфету и с причмоком облизала пальцы. – А вообще, я Михайловна… Знаете, мой муж Валик тоже Михайлович. Кстати, бывший муж. Раньше он тоже казался мне щедрым… так меня любил!..

Она мечтательно закатила глаза, а я поспешил вклиниться в короткую паузу:

– Я как раз о нём и хотел Вас спросить. Может, девочки сейчас у него? Он ведь в Киеве живёт?

– Ага, как же – у него! – тон Анастасии внезапно стал злым. – Зачем этому кобелю целая орава детей, когда у него молодая жена под боком?! Господи, да была бы хоть красавица!.. А то ведь страшна, как смертный грех! Да ещё и толстая! Это он мне назло выбрал корову пострашнее! Отомстить решил, вылупок! Надеюсь, хоть не додумается ещё детей сварганить. Хотя куда ему?.. У него ж работа на первом месте! И на втором, и на третьем тоже – робот, а не мужик. Хорошо, хоть Алекс не в него. Бедный ребёнок – что есть отец, что нет.

– Так Алекс сейчас с отцом в Киеве? – вцепился я хоть за какую-то знакомую ниточку.

– А где ж ему быть? Только он не с отцом, а сам по себе – с девушкой живёт. Он же у нас весной жениться собирается.

– А, Вы, наверное, о сыне? – догадался я, вспомнив о количестве Сашек в этой семье.

– Ну да… – Анастасия похлопала ресницами, но вдруг оживилась, ловко переходя на «ты»: – А ты думал, я про Шурочку? О-о, эта у меня наоборот – вся в отца. Уже ослепла от своего компьютера. Ей бы только жрать и в монитор пялиться, да ещё с матерью огрызаться. Не-эт, Шурка в Киев не поедет. Ну если только по Степашке соскучится…

– Степашке? – выдохнул я, прикрыв глаза. Если сейчас ещё появятся Филя или Хрюша, то я здесь и усну, так и не добравшись до правды.

– Степашка – это наша младшенькая – Стефания. Зайчик мой любимый, – плаксиво произнесла Анастасия и всхлипнула. – Валик её в августе от меня забрал. Решил, что выпускной класс она непременно должна окончить в Киеве. А что в этом Киеве – образование, что ли, лучше?

– Так, может, сёстры решили на праздники рвануть к младшенькой? – не сдаюсь я.

– Это вряд ли, – отмахнулась Анастасия, но задумалась. – Хм… ну-у, Степашка бы мне сказала, наверное… мы с ней только сегодня созванивались. Не-эт, Айке в Киеве делать нечего, а Шурка без неё вряд ли поедет. Нет! – отрезала она безапелляционно, а мне неприятно резануло слух.

– А почему Айке нечего там делать? У неё ведь там отец… сестра с братом…

– Кирюш, какой же ты наивный мальчик! – осмелевшая тётка быстро сократила дистанцию и доверительно накрыла мой кулак облизанными пальцами. Мне же стоит немалых усилий не выдернуть руку и унять скрип зубов. – Не так уж много ты, оказывается, знаешь о моей дочери.

– Но Вы же поможете мне узнать, Анастасия Михайловна? – исполнив невозмутимый взгляд, я терпеливо таращусь в прищуренные зелёные глаза.

– Айка ненавидит своего брата, – с горечью произносит Михайловна и кривит губы. – Мне, как матери, очень тяжело об этом говорить. Но дело даже не в моём сыне, он всё равно живёт отдельно, но у Айки давняя война с бабкой… моей свекровью, кстати. Хотя тут мне сложно обвинить дочь, ведь эта старая проститутка кого хочешь доведёт! И, поверь, Айку она на порог не пустит.

– Почему?

Пальцы Анастасии начинают поглаживать мой кулак. Возможно, она сейчас нервничает и делает это машинально, даже не подозревая, что мне хочется грубо стряхнуть её щупальца и вымыть руки. Я не спал почти двое суток и тоже охереть какой нервный, но… похер – пляшем дальше!

– Почему Айка чужая в родном доме? – повторяю вкрадчиво и почти ласково.

– А я вот тоже думаю, Ки-рю-ша… – Анастасия ложится грудью на стол и приближается ко мне. – Почему накануне Нового года мне, матери, вырастившей четверых детей и отдавшей им всё здоровье и молодость, не на что купить даже пакет молока? Подарки – это, конечно, очень замечательно, – она окинула выразительным взглядом охапки цветов и пакеты, – но ими сыт не будешь.

Я понятливый парень. С облегчением высвобождаю руку из-под играющих женских пальцев и достаю телефон.

– Диктуйте номер, Анастасия Михайловна, я не оставлю многодетную мать без молока.

И потекли молочные реки!

Я терпеливо наблюдаю, как её глаза гипнотизируют экран мобильника и как они расширяются, сканируя прилетевшее уведомление. Теперь она сможет принимать молочные ванны.

– Да ты настоящий Дед Мороз, Кирилл, и очень щедрый, – возбуждённым голосом прошептала Анастасия, но, встретив мой замороженный взгляд, посерьёзнела и отмотала к нужной теме: – Как я уже говорила, у меня четверо детей и, поверь, все они мне одинаково дороги. Но Айка… она не совсем обычная девочка.

Мать необычной девочки роняет на тарелку горючие слёзы и выглядит совершенно несчастной. Мне бы сейчас проявить сочувствие… но вместо него внутри нарастает волна отвращения. И всё же я обращаюсь в слух.

Я ещё сносно владел лицом, выслушивая жалкие стенания по поводу беспросветного детства Анастасии – нищета, домашний террор и закон подлости, жестоко пинающий её на каждом шагу. Терпеливо заглотил повествование о несметном полчище разбитых вдребезги мужских сердец и даже выдержал какой-то тупой местный шлягер в исполнении «хрустального голоса Воронцовска», пока наконец не добрались до главной Скрипки – отца семейства.

Мне откровенно плевать, насколько очаровательными родились их рыжие близнецы и прямо сейчас я обоих с удовольствием затолкал бы обратно! Я очень хотел и ждал лишь информации о моей Айке, но вместо этого начался жесткий порнотриллер о групповом изнасиловании. Твою ж мать! С каменным лицом я наблюдаю слёзы главной исполнительницы и никак не могу распознать – эти воспоминания для неё трагические или счастливые. Однако я совершенно ясно понял, что именно отсюда и началась история моей необычной девочки.

– И никто из этих тварей даже не поплатился за своё преступление! А вот скажи мне, найдётся ли хоть одна мать, способная полюбить плод насилия? Это же бесконечное напоминание о боли и унижении! – истерично выкрикивает Анастасия, но, встретив мой взгляд, мгновенно переобувается: – Но я сохранила беременность! И не отказалась, не оставила в роддоме, хотя вся семья была против. И до сих пор расхлёбываю! – она судорожно вздохнула и жалобно спросила: – Ты, случайно, не куришь? А то я что-то разволновалась…

Это пришлось очень кстати, потому что перекур настойчиво напрашивался ещё с тех пор, как певица исполнила любимую песню. Мы прикурили, дружно затянулись, и в крошечной кухне повисло гнетущее молчание, окутанное сизым дымом. Пробую снова дозвониться Сашке…

Бесполезно. Вот сука!

– Уж не знаю, за какие грехи мне такое наказание, – напомнила о себе жертва насилия.

– Вы сейчас про Айку? – уточняю тихо, приглушив рычащие нотки.

– Ну а про кого?!. Спасибо доченьке – вся жизнь под откос! Ни одного спокойного дня! Нет, ну а чего я ожидала? Кровь – не водица! Я-то думала, вроде девочка… помощница… Как бы не так! Ни дня без происшествий! Она ж дралась со всеми! Вообще никого не слушала!.. Деньги воровала даже у сестёр!.. Господи, как вспомню… с бомжами связалась! Какое позорище! А над братом что творила… как издевалась!.. Да Айка школу по два раза в год меняла! И училась отвратительно – хуже всех в классе! Я даже представить не могла, что бывают такие дети!

– А Вы себя полностью осознавали в четыре-пять лет? – спрашиваю почти шёпотом, едва сдерживая ярость.

– Что? А при чём тут?.. – растерялась эта курица.

– Как Вы думаете, почему дети начинают учиться в школе с семи лет?

– Ах вон ты про что! А где этого дикого волчонка держать было до семи лет – на цепи? Да её из детского сада взашей выгнали и перекрестились! Она ж там поубивала всех детей. Мне кажется, её даже из тюрьмы бы выгнали. А в школу Айка пошла вместе с моими старшими, чтоб пригляд хоть какой-нибудь был. И, кстати, в первый класс принимают не только с семи, а в Америке дети учатся…

– Мы говорим о разных вещах, – перебиваю её. – Учиться можно и с трёх лет, но только рядом с трёхлетками. А между Айкой и её одноклассниками была целая пропасть. Когда же ей было учиться, если приходилось постоянно обороняться? А каждый новый коллектив – это стресс и очередная адаптация.

– А ты психолог, что ли? – прошипела Анастасия. – Умник! И вообще… что за интерес у тебя к моей дочери?

Опомнилась мамаша!

– Что, на экзотику вдруг потянуло? – захихикала эта самка гиены, а халатик на подпрыгивающей груди снова распахнулся.

Подобную формулировку я ещё мог бы простить Женьке, но не этой лярве.

– Вы, Анастасия Михайловна, куда экзотичнее, – я поднимаюсь со своего места.

Но мои слова неожиданно воспринимаются, как комплимент, и гостеприимная хозяйка, облизав губы, слегка подаётся мне навстречу.

– А я смотрю, ты уже разглядел, Кирюш?

– И даже сравнил, – я предостерегающе выставляю ладонь вперёд. – Континент, откуда я прилетел, буквально кишит подобными тварями. Не провожайте, я сам найду выход.

Несколько секунд молчаливого осознания, и в спину мне уже летят многоэтажные проклятья. Я не задерживаюсь, но очередная информация настигает меня в подъезде и разносится эхом по всем этажам:

– Как раз такую ты и заслужил! Наверняка она не рассказывала тебе, как из-за какого-то уголовника чуть не убила родную бабку – все зубы ей выбила! А я, дура, спасала дочь – к матери своей отправила, а теперь догадайся, где моя мать и кому досталась её квартира!..

Лязгнула подъездная дверь, отрезая меня от громкого верещания. Вот же сука! Разворачиваюсь и с размаху впечатываю кулак в шершавое металлическое полотно… и ещё… и ещё! Не легче.

В завывающем шуме ледяного ветра я с трудом различаю звуки мобильника… Сашка – наконец-то!

Непослушными пальцами тычу в экран…

– Саш, где вы?! Не ври мне только… Саш, я здесь, в Воронцовске… у вас дома…

Сашкин голос давно уже смолк, а я, совершенно дезориентированный, по-прежнему упираюсь лбом в железную дверь и прижимаю к уху погасший мобильник.

И вроде пришёл в себя… а там так пусто.

Глава 10

Кирилл

Настоящее время

Февраль

В тишине больничной палаты стрелка настенных часов громко отсчитывает секунды – пятьдесят шесть… шестьдесят… Мой пульс заметно частит, отзываясь на воспоминания. Но я ещё не раз к ним вернусь, пока все куски пазла не станут на свои места.

И, конечно, не обо всем я смог рассказать друзьям. Уверен, что порноприключения Анастасии – совсем не то, что следует мусолить в мужской компании, особенно если эта история предшествовала появлению на свет самой необычной и чудесной девочки. О нелепых попытках Анастасии меня соблазнить я тоже промолчал. Ни к чему компрометировать в глазах друзей будущую тёщу, даже если вся её наружность – уже сам по себе громко и призывно вопящий компромат.

Образ Айки-воровки в моей голове так и не прижился. Да бред! Женёк вон в детстве рассовывал по своим карманам всё, что радовало глаз, и вовсе не считал это воровством, пока его батя однажды не переубедил – за один вечер излечил клептоманию солдатским ремнём. А моя Айка… она слишком прямолинейна и независима – скорее уж разбойница, чем воровка. А, впрочем, как бы судьба ни помотала маленькую Скрипку, для меня один хрен – не будет никого чище и желаннее.

– Кирюх, я не понял, ты там уснул, что ли? – прохрипел Женёк. – Или, может, устал?

– Нет…

– А чего тогда замолк? Что там тебе эта Александрия наплела?

– Александрина, – машинально исправляю и, игнорируя Женькин «Похер!», снова вспоминаю взволнованный и злой голос Сашки:

«Как же вы задолбали оба! Я с ума с вами сойду!.. Кир, ну прости! Конечно, ты ни в чём не виноват!.. Но Айка… она же моя сестрёнка! И она тоже… не совсем виновата…»

Я тогда ничего не понял, а Сашка разъяснить не потрудилась – как всегда, ураган эмоций – слёзы, смех, обвинения и жалобное «прости». Но вряд ли я мог и имел право упрекать её за мои собственные неудачи. Это я не смог достучаться до моей Айки. Она так не любила говорить о себе, а я не настаивал, не хотел давить и был уверен, что у меня ещё прорва времени, чтобы приручить эту дикарку… Придурок наивный!

– Кирюх! – прогрохотал Геныч. – Ещё полминуты молчания, и мне в голову полезут всякие непотребства. Что наговорила тебе эта рыжая ведьма? Она сказала, где их хер носил?

– Они были в Киеве у отца, как я и думал. Правда, об этом я и сам не сразу узнал… намного позже. А тогда… Сашка сказала, что они ещё не вернулись в Россию и раньше весны вряд ли будут. Типа путешествуют. Просила, чтобы не искал и не пытался давить на Айку, иначе будет только хуже. А как, интересно, я стал бы на неё давить, если она даже номер сменила? Ну, наехал я на Сашку, пытаясь стрясти координаты, и перегнул даже немного. Ну а как, пацаны, – подальше передвинуть финиш?

– О, Кирюх, как ты красиво сказал!.. Прям как Сократ! Жек, запиши!

– Ага… – усмехаюсь. – И поступил красиво – вернулся в Сидней и стал ждать весны.

Впахивал, как подорванный!.. С перерывом на сон и еду, чтоб совсем не загнуться. И дни считал… и часы… и вспоминал каждую минуту, проведённую вместе с Айкой. Наверное, ради таких моментов и стоит жить… и верить… знать, что всё это вернётся. Просто надо ещё немного потерпеть.

Вот только между этим прошлым и будущим так часто хотелось сдохнуть!

– … Любитель острых ощущений! – подытоживает Женёк какую-то мысль, но я не участвую. – Слышь, Кирыч, да куда она от тебя денется? Может, тебе и не стоит пока дёргаться? Ну а что… забей на какое-то время, пусть прочувствует!..

Совет – мимо кассы, поэтому я молчу. Зато не молчит Геныч:

– Жек, тебе сегодня оставшиеся мозги, что ль, вынесли?! Это каким местом она должна прочувствовать? Да она уже больше года его игнорит! Или забить ещё на год, что б наша ниндзя ещё и сравнительный анализ сделала?

– Геныч, а что ты сразу в крайности швыряешься? Девчонка просто ещё маленькая и глупая… Пусть подрастёт немного…

– На сколько сантиметров, олень – до твоей танцовщицы, что ли? Жек, лучше не беси! Кирюх, положись на меня! Хочешь, я твою ниндзю тебе завтра же достану?

– «Ниндзя» не склоняется, двоечник!

– Склоним, не боись! Кирюх, ты чего молчишь? – Геныч подорвался ко мне. – Слышь, сынок, тебе, может, это… сестричку позвать, чтоб укол сделала? Хоть поспишь немного…

– Не надо…

– Какой поспишь? – возмущается Жека. – Он нам ещё про весну не рассказал…

– Так! – в палату вторглась крупная молодая женщина в медицинском брючном костюме – похоже, дежурный врач. – Что здесь за шум и хождение среди ночи? Немедленно прекращайте все разговоры, больному нужен покой.

– Чего-о? – недовольно протянул Жека. – Да этот больной двадцать семь лет молчал! И ещё неизвестно, когда его снова так приложат, чтоб он разговорился. А покой мы оставим покойникам.

– А Вам, юноша, тоже не мешало бы прикрыть рот и глаза, – докторша развернулась к нему. – Вы очень неважно выглядите.

– Хо-хо! – обрадовался Геныч. – Не обращайте внимания, Светочка, он у нас всегда хреново выглядит. Но зато Вы бы посмотрели, на что теперь похож кулак того фулюгана, которого наш Евгений отделал своим глазом!

Спустя минуту Геныч приобнял и вывел из палаты хихикающую Светочку.

В приоткрытое окно с воем ворвался ветер, а по стеклу снова влупил дождь. Ну и зима!

– Охренеть – февраль! – озвучил мои мысли Женёк.

Не дождавшись ответного комментария, он надолго заткнулся и засопел, как буйвол.

Только с мысли сбивает.

– Кирюх, ну ты чего, обиделся?.. – не выдержал он молчания. Мне смешно, но ржать больно.

– Я тебе девочка, что ли? Устал просто немного…

– А-а, братух, ты извини, если я не то ляпнул, но ты ж знаешь, что я… – Жека шумно выдохнул, – я переживаю за тебя, Кирюх! Ты ведь ни хрена не рассказываешь, но иногда дружеский совет может быть нелишним. Тем более братский! Геныч вон всегда говорит, что одна голова – хорошо…

– А с туловищем намного полезнее! – распахнув дверь, провозгласил Геныч, сияющий, как золотой червонец.

– Быстро ж ты, Центнер, управился! Ну как – выгулял свое туловище?

– А то! Вы хоть заценить-то успели, инвалиды? У-гу-гу! – Геныч, пританцовывая посреди палаты, изобразил руками, в каких местах у Светочки «У-гу-гу!», и сокрушенно добавил: – И вот как тут бедным пациентам успокоиться с таким-то медперсоналом?!

– Геныч, как же тебя много! Присядь уже, будь добр, а то ведь в ногах правды нет…

– Ага, а в жопе её накопилось немеряно! – парировал Геныч, но всё же утрамбовал себя в кресло. – Кирюх, ты там не спишь ещё? Ты нам хотел про весну рассказать.

Не хотел. Я бы и вспоминать не хотел… Но забыть – никак.

– В марте я прилетал, – признаюсь неохотно. – Только не о чем говорить, пацаны… Прилетел и улетел в тот же день.

Я прикрыл глаза, вспоминая…

Моя Айка… худенькая, бледная и такая злая!.. Она как будто чужая совсем – не рада мне. Даже прикоснуться не позволила. Что не так я сделал?.. Как и я, моя девочка не слишком разговорчива… и каждое её слово – выстрел на поражение. Жду контрольный… и боюсь, как никогда в жизни. Не стала.

И ушла, ни разу не оглянувшись.

Глава 11

Кирилл

Взбираюсь всё выше и выше… Горячими, обжигающими струями по лицу стекает дождь, застилая глаза. Ноги соскальзывают, слабеют руки, и я срываюсь вниз – в чёрную пугающую бездну. Перед глазами, будто быстро сменяющиеся слайды, проносится вся моя жизнь… как короткие обрывки сна – бесчисленные и бессмысленные. И в этой стремительной дикой фантасмагории каким-то чудом выхватываю ЕЁ взгляд… слышу голос… И цепляюсь за острые скалы, ломая кости, сдирая кожу, беззвучно рыча от раздирающей боли… Но остаюсь здесь, на поверхности. С ней… ради неё.

Сквозь собственное свистящее дыхание и громкое биение сердца в сознание продирается знакомый и очень встревоженный голос:

– Э, Геныч, глянь, он там хоть живой?

И тут же будто стадо бегемотов пронеслось совсем рядом, сотрясая мою без того гудящую голову.

Чёрт, неужели я отключился? Или уснул?..

– Кирюха! – сипит над ухом Женёк, а рычание Геныча взрывает мозг:

– Жек, твою мать! Где эта злогребучая кнопка?!

– Да живой я, не орите, – приоткрываю пудовые веки. – Задумался просто… Попить дайте…

– Задумался он, задрать тебя в пассатижи! – ворчит склонившийся надо мной Геныч. – Хлебай давай! Ток осторожно, мечтатель хренов. Бля-а, я от таких переживаний аж все линии жизни себе погнул!

Женёк заржал, как дурной жеребец на выгуле, а я едва не захлебнулся водой.

– Я про ладони говорю, придурки! – обиженно уточнил Геныч. – Небось, какую-нибудь гадость подумали. Жек, хрен ты ржёшь?

– Думаю, что хиромант из тебя херовый. А погнул ты подлокотники у кресла, чувствительный наш!

– Кирюх, заметь, он первым перешёл на оскорбления, – Геныч отставил воду и уселся на край моей кровати, комично нахмурив брови и сложив руки на коленях. А Жека поучительно заметил:

– Хиромантия, Геныч, – это наука о линиях и буграх на твоих ладонях.

– Не-э, Жек, херо-мантия – это специальная накидка, защищающая твой любознательный бугор от нежелательных последствий! Но!.. Ежели бугор дальше твоей мозолистой ладони не путешествует, то и мантия ему ни к чему. Хотя тут важно не увлекаться, чтоб линии судьбы не постирать. А кстати!..

И внимание Геныча сосредоточилось на мне.

– Кирюх, так уж и быть, я, как твой добрый друг и очень деликатный человек, не стану спрашивать… – он делает многозначительную паузу и вопросительно смотрит на меня. – Но почему мы только сейчас узнаём о твоих перелётах? Мы ведь с Жекой могли хотя бы… А-а, сука!.. Ты втихаря мотался мимо своих друзей, как хер по деревне, и ни разу не попросил помощи! Почему?!

– Кирыч, у тебя есть право хранить молчание, – лыбится Женёк. – Но мне, если честно, тоже очень интересно.

Наверное, я должен засмущаться и растеряться под испытующими взглядами моих друзей, но ни хрена подобного. И уж Геныч меня обязан понимать, как никто другой. Ведь он сам, стараясь быть в курсе всего, что происходит с его друзьями, собственные проблемы держит глубоко в себе. Мы все знакомы уже больше десяти лет и когда-то были свидетелями страшной трагедии, после которой наш друг сильно изменился. Сейчас-то мы привыкли и почти уже не вспоминаем, каким был раньше Гена Цветаев. И всё же кое-что осталось неизменным – Геныч по-прежнему самый надёжный друг, лучший в мире сын и высококлассный боец… А, ну да – и ещё в каждой бочке затычка!

– О чём ты ещё не станешь меня спрашивать? – интересуюсь у него, а мои разбитые губы невольно расползаются в улыбке – наверняка то ещё зрелище.

– Твоя Айка… она что, тебя списала? Почему ты улетел в тот же день?

Хороший вопрос.

– Геныч, меня не так-то просто списать, если я против. Айка оказалась не готова к встрече и, конечно, у неё были на это причины, – мне не нравится взгляд Геныча, и я поясняю: – У неё всегда есть причины – она не капризна.

– Кирюх, только не заводись, – вклинивается Жека. – А другой мужик, к примеру – это веская причина?

Как удар под дых!

Память отшвырнула на несколько часов назад…

Я мог бы бесконечно околачиваться около старой пятиэтажки и испытывать терпение Анастасии. Помог случай – вместо Айкиной мамаши дверь мне открыл незнакомый мужик и великодушно сообщил, что Айя и девочки давно живут отдельно в собственном доме у самого леса, и при этом очень сокрушался: «Как только не боятся?!» Мужик с готовностью продиктовал адрес и даже собирался нарисовать маршрут, когда по ступенькам быстро застучали каблуки, и на четвёртый этаж взлетела Анастасия. «Кирюша, сколько лет, сколько зим!» – пропела она и, грубо затолкав моего осведомителя в квартиру, сочувственно покачала головой: «Всё уже разнюхал? Ну-ну, сходи посмотри!.. Глупый бедный мальчик! Моя дочь слишком легко променяла свою семью на богатого папика… Думаешь, у тебя есть шанс? Удачи, дурачок!»

Стряхивая воспоминания, я поднял глаза на брата.

– Мужик – это очень веская причина, Жек, но будь это так, Айка не побоялась бы озвучить. (Вот только я ещё не видел её). Всё решаемо, пацаны, я же теперь дома и со всем разберусь. Сам.

Теперь я знаю, где её искать.

Геныч фыркает, как конь.

– Сам-сам! Конечно, сам! Кирюх, а вот ещё кой-чего… Там же у вас тропики, в вашей Кенгурядии… Девки загорелые… да? – Тропический загар Геныч изобразил характерным движением бёдер. – Маечки короткие, шортики… да?

– Му-гу-у…

– К чему ты клонишь, извращенец? – не выдержал Женёк.

– Минуточку! Кирюх, ну там же соблазны на каждом шагу!.. А у тебя это… любовь. Не, я так-то знаю, что ты у нас парень разборчивый… в отличие от Жеки… Но ты как справлялся-то целый год?

– А можно я не стану показывать? Геныч, чем больше жрёшь – тем больше хочется, а есть и обратный процесс…

– Да не дай бог!

– На самом деле к отсутствию секса привыкаешь быстро. Особенно, когда есть чем заняться. И моральная сторона – дело десятое. Главное – это твоё собственное восприятие. Вкус и послевкусие секса на уровне химии и ощущения от механического секса – не поддаются сравнению.

Жека взглянул на меня, как на умалишенного, и счёл за благо промолчать.

– Не, а что… я верю, – не слишком уверенно заявил Геныч и побрёл в своё кресло – анализировать.

– Кирюх, – позвал меня Женёк. – А ты бы измену смог простить? Не ты не думай, я ни на что не намекаю…

– А на хрена мне об этом думать? Здесь та же химия, Жек. Пока её нет, твой собственный комфорт в приоритете, и ты беспокоишься о задетом самолюбии. И вот живёшь вполне себе счастливый, а потом херак – реактивный взрыв!.. И оказывается, что жизнь только началась. Это как… ну, знаешь, даже когда тебя невыносимо ломает, ты предпочтёшь эту боль, лишь бы знать, что ОНА где-то есть – живёт, дышит, улыбается… короче, если повезёт – сам узнаешь.

– Всё, стоп! Мозги тебе, Кирюх, отбили! Надеюсь, мне не повезёт до такой степени!.. Да на колу я видал такую химию! Ага, нормально!.. Я, значит, буду тут переломанный корчиться, а ОНА – под кем-то улыбаться! Не, не пойдёт ни хрена – пусть тогда без зубов улыбается!

– Ну, как видишь, кто не рискует – ходит на своих ногах.

– Во-во! Геныч, свистни там нашу сестричку, пусть обезболивающее тащит больному. И для меня тоже!..

* * *

– Кир… – лёгкий шёпот проникает в затуманенное вязкое сознание. – Мой Кир, – повторяет тихое эхо, навевая желанный запах и почти невесомые прикосновения.

Тонкий силуэт подрагивает в сонном мареве и снова тает, поглощённый тьмой за сомкнувшимися тяжёлыми веками.

То ли девушка, а то ли виденье…

Глава 12

Аика

В моей свободе выбора явный недобор свободы.

И вот опять этот чёртов выбор! Самый трудный. Потому что не предполагает компромисса. Или, что вернее, компромисс несёт в себе реальную угрозу моему спокойствию. Однако если послушать Алекс, а свое мнение она считает истиной в первой инстанции, то я – жестокая и бестолковая разрушительница собственного счастья. А ещё неблагодарная свинья, презревшая добрые советы. Но пока Сашкины благие намерения не сподвигли её к активным действиям, способным мне навредить, я даже спорить с ней не собираюсь.

Мне хорошо известно, что каждое в мире благо придёт с обязательным обременением и, хорошо, если не придавит! Чем больше доходы – тем кусачей налоги, чем многочисленнее семья – тем больше вокруг добрых советчиков, уверенных в том, что они лучше знают, как мне жить. Почему же так сложно? И если с законами, обязательными для всех граждан страны, я ещё худо-бедно смирилась, то личная жизнь – на то она и личная, чтобы каждая личность имела возможность самостоятельно решать, кого впускать на свою территорию.

Вот я и решила! А в нагрузку к любимым сёстрам получила вагон бесплатных опций – как полезных, так и выносящих мозг. Но куда деваться, девчонки – это моя семья, и они нужны мне независимо от количества и прожорливости тараканов в их симпатичных головках. И теперь мой дом – это не только надёжное убежище и моя территория любви, но шумное «бабье царство», как однажды назвал его папа Паша. Название полюбилось и прижилось, и нам с девчонками очень хорошо живётся вместе в нашем царстве, а уж с моим Киром я как-нибудь сама…

В этот миг яркие дальнобойные фары моего «танка» выхватили что-то чужеродное на родном заборе и резко оборвали полёт моих мыслей.

Та-ак, а это ещё что за хрень?!

Стоп! Сдаю назад и освещаю свежую надпись на красном кирпиче: «Стефания, я тебя люблю! БуТь моей!»

С рычащим бессильным стоном бью по рулю.

Ещё и года не прошло, как Стешка переехала в этот дом, а на месте моего драгоценного забора образовалась стена плача! Моего плача! Кто же этот подлючий вандал? И наше с ним счастье, что я не застала его на месте преступления. Ох, буТь он сейчас тут!..

Но нашей-то Стешке уже восемнадцать… а сколько же годков её воздыхателю?! Явно ведь подросток отметился… но главное, когда успел-то?! Время же – пять утра, и пару часов назад этой идиотской писульки здесь не было, потому что я не могла я такое не заметить! И вот как теперь, чем я буду это оттирать?! Хотя нет, почему я? Все претензии к адресату.

Я вдруг живо представила расстроенную и виноватую мордашку Стефании и безжалостно плещущую ядом Александрину… и моя ярость понемногу отступила. Но до полного спокойствия мне нужен мой забор в первозданном виде. Рука сама тянется к бардачку… достаю пачку и несколько раз тупо пересчитываю сигареты – их по-прежнему четыре. Пусть так и будет. Забрасываю обратно и жму на газ, возвращаясь в наше сонное «бабье царство».

На втором этаже светится Сашкино окно – наверняка опять таращится в монитор на бесчисленные буковки и цифры в поисках нужной комбинации. И как она в этом разбирается? У меня даже при беглом взгляде на такое безобразие голова пухнет, а когда я вижу, как ловко бегают по клавиатуре пальцы сестры, начинаю испытывать что-то похожее на благоговение. Но сейчас лишь досада – Сашка весь режим себе испортила.

И усмехаюсь про себя – уж кто бы говорил?!

Из прогретого салона я бесстрашно выпрыгиваю в промозглое февральское утро. Тихо-то как… а, нет – Август меня уже почуял и теперь, тихо поскуливая, настойчиво скребёт изнутри по входной двери. Но сейчас он мне только помешает. Я закрываю машину и направляюсь к дубу, под которым нашёл свой последний приют мой верный и единственный друг. Боль уже давно притупилась, но мне по-прежнему очень его не хватает.

– Привет, Ричи! – поглаживаю холодный влажный ствол деревца и прислоняюсь щекой.

В высоту дубочек уже обогнал меня, но ещё не дотянулся до Сашки.

Ничего, мой хороший, мы ещё только на старте. Если бы ты знал, Ричи, как сильно я скучаю. Ты единственный меня понимал, никогда со мной не спорил и не считал эгоисткой… и всегда был на моей стороне.

Я расстёгиваю курточку и достаю нунчаки. Сна сегодня все равно уже не будет.

А мой очередной танец, как всегда, для тебя, Ричард!

Спустя полчаса я разглядываю на входной двери свежие царапины – Вот гадство! От этого пса сплошные убытки! Сейчас просто зверское желание врезать Августу в лобешник, но этот добродушный дурень так радостно подпрыгивает и колотит хвостом, что мне приходится обойтись укоризненным взглядом.

В кухне другая картина – Бегемот лежит на столе у окна и, вытянув шею, жрёт цветы. Лёжа! Ленивая сволочь! Сдёрнуть бы его за хвост… но там лишь короткий обрубок, что едва прикрывает его задницу. Эти зверюги здесь поселились специально для того, чтобы разрушать мой любимый дом.

Не церемонясь, я хватаю Бегемота за шкирку и сбрасываю со стола. И вот тут надо слышать возмущённую интонацию моего кота – похоже, он твёрдо уверен в том, что это я живу у него дома.

Я тщательно отмываю стол, переключаюсь на плиту… и с нарастающим азартом втягиваюсь в уборку. Всего через час кухня и ванная комната сияют стерильной чистотой, а выкупанные звери ожидают перед сверкающими мисками свой завтрак.

Душ меня не сильно взбодрил и, уже взбираясь на второй этаж, я начинаю ощущать усталую сонливость. Зато у Алекс совершенно точно сна ни в одном глазу – из её комнаты отчётливо слышится какая-то движуха. На стук сестра не реагирует, и я приоткрываю дверь… Класс! И это я не про бардак в Сашкиной комнате – я про танцы.

На столе рядом с ноутбуком весело подпрыгивает тарелка с печенюшками, а наша «ночная жрица», напялив наушники и прикрыв глаза, очень интенсивно и завлекательно дрыгает пятой точкой. Очень похоже на ритуал изгнания калорий. И в этом деле у неё наблюдается явный прогресс, а у меня серьёзный повод для беспокойства – если подобные телодвижения Сашка демонстрирует на танцполе в «Трясогузке», то это же страшная провокация! И вот как теперь её туда отпускать?

Удивительно, почему наши родители никогда не замечали, насколько пластичная и гибкая их старшая дочь? Хотя… о чём это я? Было бы странно, если бы они обратили внимание.

Так и оставшись незамеченной, я прикрываю дверь и торопливо направляюсь в свою спальню.

Приглушенный свет настольной лампы освещает моё родное уютное гнёздышко… Вот где мне по-настоящему хорошо и спокойно.

Стефания, словно почувствовав мой взгляд, пошевелилась, распахнула глаза и вздрогнула. Вот я балда, застыла тут, как памятник самой себе – напугала ребёнка!

– Айчик, т-ты уже вернулась? – она потёрла сонные глаза и просительно зашептала: – А можно я не п-пойду к себе?

– Конечно, оставайся, – я улыбаюсь и надеюсь, что это прозвучало достаточно искренне. Хотя вряд ли сестрёнка забыла, что я предпочитаю спать одна.

Я торопливо ныряю под тёплое одеяло и прикрываю глаза, но там, за сомкнутыми веками, почти никогда не бывает спокойно. И я снова в огромном многолюдном здании аэропорта, где между мной и Киром зона контроля, снующие туда-сюда люди и режущие слух посторонние звуки. Но всё исчезает, когда я вижу его полные отчаяния и немого крика глаза…

Умоляю, Кирилл, не забудь!..

И ещё долго я не могу уснуть, вспоминая наше безумное лето. Лучшее в моей жизни!

Сегодня в больнице Кирилл так и не понял, что я была рядом. А моё сердце колотилось, как безумное, и подушечки пальцев покалывало от нестерпимого желания прикоснуться… прижаться губами к груди, где бьётся израненное сердце моего Кира. Он бы не почувствовал, не смог бы проснуться, но я не посмела… просто смотрела и хотела плакать… и не могла.

Как же ты позволил сделать с собой такое, глупый? Мне так много всего нужно тебе сказать… только найду правильные слова и всё-всё тебе расскажу. Надеюсь, ты сможешь меня простить… Спасибо, что ты жив!

Я привстаю с постели и протягиваю руку, чтобы погасить свет ночника, а мой взгляд падает на распечатанный фотопортрет. Мне хотелось бы никогда больше не видеть это ненавистное лицо. Откровенно говоря, оно никогда не было настолько добрым и приветливым, но наша Стефания щедро приукрасила унылую действительность. И вряд ли я могу её в этом винить, ведь данный портрет – подарок ко дню рождения дорогого ей человека.

Это совсем не то, что я хочу вспоминать сейчас, и никогда не хочу. Но едва прикасаюсь к подушке… и проваливаюсь на шесть лет назад – в день, когда моя жизнь сотворила судьбоносный кульбит.

Глава 13

Аика

Мне 13 лет

Сегодня особенный день. И его главная особенность в том, что вся наша семья собралась вместе за большим столом. Все счастливые – трындец! Чему, спрашивается, радуются?

Когда-то, лет сто назад, между зимой и весной втиснулось двадцать девятое февраля. Не каждый год такая фигня происходит! И именно в этот лишний зимний день случилось досадное недоразумение, о котором наша бабка и не собирается забывать. Поэтому сегодня наша семья празднует событие, которого нет – день рождения бабки Вали. Так-то сегодня уже первое марта – весна на дворе!.. Но бабка ведёт себя так, словно ничего подобного. Сшибая огромным задом мебель, она носится туда-сюда вся из себя весёлая и нарядная… как дура!

Ли непременно наказал бы меня за такие недостойные мысли. У него непреложное правило: «Не осуждай, не злись и не завидуй!» Но я сильно злюсь. А как я могу не злиться?! Через час у нас с Ли тренировка, а я должна изображать присутствие на этом дурацком празднике. Больше всего непонятно, зачем это нужно имениннице – она же терпеть меня не может! Впрочем, это взаимно и давно ни для кого не новость.

Я уже давно научилась и привыкла быть незаметной (спасибо мастеру Ли), и обычно мне легко удавалось ускользнуть из дома, но сегодня – бесполезно. Бабка Валя уже засекла и жёстко пресекла мою попытку сбежать, и теперь вся надежда на то, что старуха сама меня за что-нибудь выгонит. Я с тихим вздохом придвигаю свой стул к праздничному столу и мысленно себя успокаиваю: «Не осуждай, не злись и не завидуй!»

Трындец!.. Да чему тут можно завидовать? Бабке к земле пора привыкать, а она прыгает, как девочка – аж стёкла в окнах подрагивают. А ведь ей стукнуло – страшно сказать! Я вот думаю, что двадцать пять лет – это крайний предел для праздника. А что? Молодость уже прошла, жизнь ползёт к закату – чего тут праздновать?! Да нормальный человек постесняется лишний раз напоминать о своём печальном возрасте.

Но так ведь то нормальные… а Бабка Валя, хоть с виду и обыкновенная (только чересчур толстая), но мозги у неё сбоят очень сильно. Даже ещё сильнее, чем я думала раньше. И далеко ходить не надо – достаточно оглядеть гостиную. Повсюду, как на поминках, горят свечи. И не какие-то там резные и красивые, а самые обычные – толстые и унылые. По мне, так для её днюхи – самое оно, но бабка говорит, что это очень торжественно. А на самом деле мы все знаем, что дело в другом…

Ещё пару лет назад перед Новым годом бабка всерьёз рассчитывала на конец света – это на тот самый конец, с которым всех намахнули индейцы майя. И когда менее запасливые киевляне опомнились и накануне апокалипсиса всё же решили прикупить по паре свечей (ну, мало ли – а вдруг!), а уже всё – свечей в магазинах не было вообще! А также гречки и спичек. Почти всё скупила наша бабка Валя и забила этим добром летний домик. Трындец! Эта полоумная даже ковчег приготовила – дедову старую лодку заранее надула. Не знаю, куда она собиралась плыть на ней с целой тонной свечей, но нервы тогда всем домочадцам потрепала.

Отправляться с бабкой в плавание в тот день согласилась только запуганная ею Стешка. Мама, правда, тоже очень нервничала – прежде всего потому что к Новому году купила красивое платье и очень волновалась, что оно не пригодится, а потому сильно доставала папу. Но папа сочувственно развёл руками и свалил в виртуальное пространство (к слову, он постоянно там живёт). Как на конец света отреагировали наши рыжие близнецы, я уже и не помню, но лично мне было смешно. Ли сразу сказал, что это полный бред, и я ему безоговорочно поверила – Ли знает всё!

– Икорочка! – торжественно провозгласила бабка Валя, водрузив на стол тарелку с шестью бутербродами.

А нас здесь семеро, между прочим. Это бабка о себе, что ли, забыла или свой ломоть по пути к столу схомячила? Чёрную икру я ни разу не пробовала и даже не нюхала, поэтому первая протянула руку к блюду и схватила бутерброд. У бедной именинницы так перекосило физиономию, что я уж подумала – сейчас она отгрызёт мою наглую конечность вместе с угощением.

– Руки помыла? – рявкнула бабка, но вместо меня ответила Алекс:

– Что за вопрос, бабуль?.. Айка всегда моет руки, – и, покосившись на своего рыжего братца, ехидно добавила: – в отличие от некоторых.

– Не хрюкай, свинья! – не остался в долгу Алекс Второй, и они, как обычно, сцепились.

– Ну что, довольна? – зло прошипела бабка, глядя мне в глаза.

Я могла бы сказать правду – что мне всё равно, но я привычно промолчала и опустила голодный взгляд на бутерброд.

– Айя, ты же не ешь икру, – прозвучал укоризненный голос мамы.

Трындец! А что, других тем для обсуждения нет? Вот откуда ей знать, что я не ем икру, если мне самой ещё об этом неизвестно.

– Очень даже ем! – возразила я и решительно откусила подозрительно пахнущий деликатес.

Фу-у! Кажется, мама была права – я не ем икру.

Скривившись, я всё же заставила себя проглотить отвратительный кусок, а начатый бутерброд вернула на тарелку.

– Свинья! – с ненавистью выплюнула бабка, мама тяжело вздохнула, а Александр Второй глумливо и громко захрюкал. Ему идёт, кстати.

– Захлопни жвало, урод рыжий! – процедила Алекс и повернулась к бабке. – А я не пойму, бабуль, что ты Айке в рот уставилась, как будто она всю семью объела?! И вообще, сегодня разве не твой день? Может, кто-то хочет тост толкнуть?

– А я т-тоже эту икру не люблю, – пропищала Стешка и, придвинувшись ко мне, шепнула: – Гадость, да, Ай?

Я согласно кивнула и, взглянув на папу, в очередной раз убедилась, что он вообще не с нами – нанизал кусок колбасы на нож и помахивает им задумчиво. Вот кому сейчас запросто можно даже гуталин на хлеб намазать – пофиг! – от икры не отличит.

– Валик! – раздражённо позвала его бабка Валя (да-да – с именами в нашей семье напряжёнка). – Валик, ну сколько раз я говорила, чтобы ты не ел с ножа?! Злым будешь!

Кто – наш папа? Оборжаться! Да уж если следовать бабкиной логике, то её саму, похоже, с топора кормили!

До заплутавшего в подпространстве папы наконец-то достучались. И он, откашлявшись, поднялся с наполненной рюмкой.

– Семья моя!.. – начал он с чувством. Видать, уже забыл, что у его мамашки день рождения.

Семья моя…

Наверное, он и меня тоже имеет в виду. Вообще-то, наш папа совсем не плохой и не злой человек – просто увлечённый и поэтому немного странный. Я знаю, что он меня не любит, но и не обижает никогда. Иногда мне кажется, что он любит только Стешку. Хотя близнецы, его первенцы, гораздо больше похожи на него, а зеленоглазая красотулька Стефания – на маму. В нашей семье одна я ни на кого не похожа. Белая ворона! Или нет – скорее уж, чёрная ворона в рыжем курятнике.

Я помню, что перед тренировкой совсем ни к чему набивать пузо, поэтому не спеша клюю картошечку и исподлобья изучаю мой курятник.

Бабка Валя, самая старая и рыжая курица, распахнув свой напомаженный клюв, с умилением смотрит на увлёкшегося здравицей папу. Ну и страшна же она! Судя по фоткам, когда-то бабка была конопатой, но теперь её конопушки слились в единое ржавое пятно во всю морду. И как только дед Миша мог жениться на этой чупакабре? Этот вопрос я и деду задавала, когда тот был ещё жив. Он долго смеялся, а потом ответил: «Так ведь она же не всегда была бабкой. Я-то полюбил рыженькую симпатичную девчонку, а уж что выросло…»

Да уж, выросло – теперь даже внукам стрёмно показывать. И, конечно, я не поверила, что бабка когда-то была симпатичной. А ещё очень не хочется, чтобы из нашей рыженькой Алекс когда-нибудь выросло вот такое огромное чудовище. Но Сашка упорно к этому стремится – вон и сейчас молотит за семерых, аж за ушами трещит. Куда только вмещается?! Но зато из нас всех Александрина самая умная! И хорошо, что они с братом разнояйцевые близнецы, потому что яйцо Санька протухло ещё до того, как он вылупился. Тюлень ржавый!

Вообще-то внешне брат похож на папу. К сожалению. Только у папы лицо намного умнее, и крупное телосложение совсем его не уродует, а наоборот – делает солидным. Нет, Санёк точно в бабку – такой же жирный, трусливый, подлый и хитрожопый! Хотя считает себя пипец каким умным и целеустремлённым. А на деле – вечно ставит перед собой какие-то хлипкие цели и всегда их не достигает. То встречный ветер подул, то живот прихватило. Одним словом, фуфлыжник, а не мужик! Даже стрёмно, что у нас с ним одна фамилия.

Я снова перевожу взгляд на главную Скрипку нашего семейного оркестра. Папа очень душевно подытоживает свой затянувшийся тост – типа у нас самая настоящая «СЕМЬ Я», потому что за столом нас семеро, как семь ступеней в октаве…

– Надо же, как это удачно! Семь музыкальных нот! – обрадовалась мама, а самая младшая Скрипка восторженно пропищала:

– Ой, и п-правда! Ничего себе!..

Да трындец! Прям волшебство!

– А ещё с-семь цветов радуги! – догадалась наша маленькая всезнайка. – И семь чудес света! К-как здорово! П-правда, бабуль?

Ага, бабка в экстазе!

– Семья была с дедушкой, – горестно заметила она и вздохнула.

Выкрутилась, зараза! Мысленно уже семь раз отмерила и одну отрезала на фиг – меня, естественно. Но теперь и она с энтузиазмом включилась в этот марафон эрудитов. И загалдели все – ну точно, как в курятнике. Алекс напомнила про семерых козлят, а мама – про семь пятниц на неделе (это она явно про себя).

А я поглядываю на часы и думаю, что в семь меня ждёт Ли, а мне ещё бежать минут двадцать. Конечно, Ли не станет злиться, если я опоздаю, тем более я отправила ему сообщение. Вот только он до сих пор мне не ответил.

Минуты пролетают быстро, а жуют мои домочадцы очень медленно. А впереди нас еще ждёт традиционный дурацкий аттракцион – торт с частоколом из свечей и торжественное вручение подарков нашей имениннице. Только бабка совсем не спешит сворачивать посиделки и всё время отвлекается на Санька, который увлечённо рассказывает, как он якобы вчера кому-то врезал промеж глаз. Сказочник! Но для его фантастических бредней бабкины уши всегда нараспашку.

– Что, опять какую-нибудь хиленькую первоклашку отметелил? – ехидно вставляет Алекс, и за столом снова начинается грызня.

Так-то Алекс права – в драках наш ржавый Санёк способен одолеть разве что девчонку, а против реальной физической силы спасти его может только один приём – быстрый бег на длинную дистанцию. Теперь я уже и не вспомню, когда началось наше противостояние. Наверное, оно было всегда, и именно благодаря Саньку я научилась мгновенно реагировать на опасность и очень скоро поняла, что в большинстве случаев раздавать сдачу лучше заранее. И не скупиться.

– Бабуль, а тортик-то будет? – нетерпеливо стонет Санёк.

Какой тебе тортик, сало?! На твоей пятнадцатилетней жопе уже штаны в целлюлит проваливаются!

Хотя бабку он поторопил очень кстати.

– Ох, конечно! – спохватилась именинница и проворковала младшенькой: – Степаш, пойдём поможешь мне.

– Я тоже! – подорвался Санёк, и все трое с заговорщическим видом поскакали за десертом.

А я уставилась в телефон. До встречи пятнадцать минут – уже опоздала! Не критично, конечно, но это ведь Ли. И почему он мне не отвечает?

– Ай, ты приготовила подарок бабушке? – неожиданно снеслась мама.

Приготовила. Обзавидуешься!

Я молча кивнула, но маме, похоже, не до кого больше домахаться, и она недовольным тоном продолжила:

– Что ты на себя сегодня напялила?

– А ты много ей нарядов купила? – рявкнула Алекс, и уж совсем неожиданно включился папа:

– Айя, разве тебе нечего надеть? – он озадаченно нахмурился.

Трындец! А я, по их мнению, голая, что ли? Можно как-то забыть про меня?

– Есть, – выдала я исчерпывающий ответ, глядя на папу очень честными глазами, но он уже перевёл вопросительный взгляд на маму.

– Ой, Валик, прекрати, – отмахнулась она. – Что ты на меня смотришь? Это же девчонки – им всегда надеть нечего! Не привык ещё? – и мама быстро переключилась на Алекс: – Шурочка, дочь, а ты бы лучше не ела тортик, иначе тебе тоже скоро не во что будет одеться.

– Да я вообще могу больше не жрать! – Алекс резко выскочила из-за стола, но в комнату уже вернулась бабка со своими рыжими пажами и огромным тортом.

– Шурочка, ты куда? Начинается самое главное! – радостно объявила именинница.

Ну, а дальше всё по старому сценарию – бабка задула свечи под любимый хит «Воплей Видоплясова», а вокруг все дружно взвыли: «…Все тобі дарую, дарую в день народження»…

И – ура! – наконец-то ответственный момент!.. Стешке, как самой маленькой, первой выпало право вручать подарок.

– Любимая моя бабулечка! П-поздравляю тебя с днём рождения! Желаю…

После долгого «бла-бла-бла» и стишка собственного сочинения Стефания вручила бабке очень симпатичный рисунок и браслет, который сама сплела из бисера. Бабка аж прослезилась от умиления, закудахтала, засюсюкала с нашей младшенькой, а тем временем я достала из-под стола подарочный пакет и терпеливо стала ждать своей очереди.

И вот Стешка торжественно объявила мой выход. Бабка мгновенно напряглась и уставилась на пакет, как на бомбу. Ох, и чуйка у неё – как у собаки.

– Поздравляю, – глядя бабке в глаза, я протянула пакет, но именинница даже не шелохнулась.

Зато Стешка молодец – она выхватила у меня подарок и с радостным писком: «Ба, смотри скорее!» впихнула бабке в руки, ну а той отступать уже некуда. С явной неохотой виновница торжества запустила руку в пакет и извлекла тапки.

– Бабуль, я тоже п-помогала выбирать! – радостно зачирикала сестрёнка. – Там ещё розовые были, но Айчик сказала, что тебе п-по возрасту больше белые подойдут.

Мой мысленный призыв заткнуться и не подставляться так и не долетел до младшенькой. И, поскольку отматывать назад уже поздно, я добавила:

– Да, Стешка уговаривала взять розовые, но на них была очень скучная надпись.

Малышка тут же попыталась возразить, но, получив от меня пинок по ноге, обиженно поджала губки.

В комнате стало очень тихо и все «семь я» уставились на вышитое напутствие, украшающее белые тапочки: «В добрый путь» – чёрным по белому.

– Ну ты и ду-ура! – первым отмер Санёк.

Алекс, прыснув в ладонь, зажала себе рот обеими руками и широко вытаращила глаза.

– А что, очень симпатичные тапки, – сориентировался вдруг папа. – Наверняка удобные… я бы тоже от таких не отказался.

– Валик, ты совсем уже?! – заверещала мама, только что успев спрятать улыбку. – Ты хоть представляешь, что эта дрянь пожелала твоей маме?

– Доброго п-пути! – растерянно напомнила ей Стешка, но в этот момент в меня полетели белые тапочки под громкий аккомпанемент очнувшейся бабки:

– Тва-арь поганая! Да пропади ты пропадом, отродье басурманское!

Бабка схватила со стола ещё какое-то метательное оружие, но я уже нырнула под стол и выскочила вовсе не там, где меня попыталась поймать разбушевавшаяся именинница.

Вылетев в прихожую, хватаю сапожки и курточку, но одеваться некогда – удираю в чём есть.

Ура! Свобода!

Глава 14

Аика

Шесть дет назад (продолжение)

Весна сегодня какая-то совсем не весенняя. Снег хрустит под ногами, морозец пощипывает нос и щёки, а я мчусь по утоптанной узкой тропинке, не замечая холода. Меня ведь Ли уже заждался! Почему же он мне не ответил? Не сбавляя темпа, набираю его номер, но абонент недоступен. И снова… и снова… И мчусь дальше.

Ли будет очень недоволен если узнает о моей сегодняшней выходке. Но кто ж ему расскажет? А обмануть и не сказать – это не одно и то же, а значит, и обмана нет. Ли слишком правильный и всегда говорит, что семья – это самое главное и дорогое, что у нас есть. Легко ему рассуждать, у него же нет в родственниках бабки Вали. А хотя… может, у него и похуже имеется – что я знаю о его родственниках? За три года, что мы знакомы, Ли очень мало говорил о себе.

Зато он многому научил меня.

Мы познакомились в переходе метро – вместе побирались. Я – потому что мне очень нужны были деньги, а Ли… вообще-то я сперва думала, что он бомж. Но оказалось, что Ли очень крутой – он спас меня от настоящих бомжей, которые хотели отнять мой заработок. Мастер за меня сражался, как настоящий Брюс Ли, и я сразу поняла, что он агент под прикрытием, а в переходе наверняка за кем-то наблюдал. Но, когда я рассказала ему о своих умозаключениях, Ли ответил, что у чересчур любопытных и болтливых слишком короткая жизнь. Вот тогда я сразу догадалась, что он киллер, и зауважала его ещё больше. Но уже молча. Потому что жизнь мне нужна длинная – у меня планов выше крыше.

Моей главной целью было научиться владеть нунчаками не хуже самого Ли. Правда, я и подумать не могла, что изучение техники боя с этими штуками настолько непростое дело – да я чуть не самоубилась, пока азы осваивала. И пришлось два года плясать с тренировочными палками, прежде чем я дорвалась до настоящих. Но тем ведь и круче! А потом был наш первый спарринг с Ли (кумите называется) – ух, это вообще круть невероятная! Вот тогда я и поняла, что до Мастера мне, как до самого Брюса Ли. Но ведь это ещё не значит, что невозможно!..

На самом деле было очень сложно, потому что Ли сунул свой тренерский нос не только в мою физподготовку, но и в мою учёбу, и в семью. Отвертеться не вышло, а врать ему я не могла. Пришлось и учёбу подтягивать, и впитывать философию Мастера.

«Если драка неизбежна – бей первым!» – вот это мне хорошо понятно! Куда сложнее переварить другое напутствие: «Твоя лучшая драка – это та, которой удалось избежать!»

Это как так? Это ж ссыкливый трындец какой-то, а не драка.

«В твоих руках, Айка, страшное оружие. Оно способно вывести из строя противника, многократно превосходящего тебя по всем параметрам… Или убить! Всегда помни об этом. Идеально, если тебе никогда не придётся применить его против человека. Но если такой случай настал, достаточно продемонстрировать цепочку трюков, чтобы отрезвить любого агрессора, даже если нападающих несколько. Но если в руках твоего противника нунчаки, тогда лучше всего вспомнить о том, что ты маленькая слабая девочка. И, уж конечно, очень напуганная».

Пф-ф-ф! И дрожащая, как собачий хвост!

Всё это я слышала тысячу раз и ещё много всего полезного и странного. И вроде поняла, усвоила… но так мечтала применить мое оружие на Саньке! Нет, не калечить, конечно, – мне бы только по жопе ему нащёлкать! Но… здесь существует очень большое «НО»! Я поклялась никогда не применять нунчаки против членов моей семьи. И только после этого Ли взялся за моё обучение.

А что если все они мне неродные?.. Это ведь тогда не моя семья? Я бы в таком случае и бабке по жопе надавала! Но Ли об этом лучше не знать.

«Как в школе?» – спрашивал меня он каждую субботу. Ни разу не забыл спросить.

Да как?.. Как на войне!

Я честно сказала ему, что даже если случится чудо и я вдруг начну учиться на «отлично», то дома всё равно останусь для всех тупой и ни на что не годной».

«А разве ты не для себя учишься?» – озадачил меня Ли.

Чёрт! Вот и дед то же самое говорил! Типа раз я не оправдываю ожиданий семьи – это только их трудности, пусть ожидают! Но я не имею права наплевательски относиться к собственному будущему.

Да я и не собираюсь плевать на своё будущее, но не догоняю я эту учёбу дурацкую!

«Догонишь если захочешь, а не захочешь – придумаешь отговорку. Айка, ну ты же умная девочка!» – увещевал Ли.

Я-а?!

Нет, так-то я и сама знаю, что не тупая… но думала, что другим незаметно – я же почти ни с кем не общаюсь. Раньше меня умной называли только дед и Стешка. Но дед унёс эту тайну с собой в могилу, а Стешка – она вообще очень великодушный ребёнок. Мама, бабка и Санёк считают меня умственно отсталой, а папа… наверняка он даже ни разу не задумывался, есть ли у меня ум. Правда, Алекс однажды деликатно назвала меня неглупой. Но чтобы Ли!?. Это уже… целый комплимент!

А ещё Ли говорил, что каждый предмет, имеющийся в моём школьном расписании, в той или иной степени пригодится мне в жизни. И пусть я не обязана одинаково хорошо разбираться во всём, но что-то одно должна освоить лучше остальных, и всем утереть нос! Я тогда честно задумалась… и выбрала физкультуру.

Отлично пригодилось! И, поскольку бегаю я очень быстро, то уже примчалась на место встречи и даже почти не запыхалась.

Но Ли почему-то меня не ждёт. И он точно не мог меня не дождаться – его вообще сегодня здесь не было. Я сразу понимаю это по непримятому снегу и отсутствию собачьих следов. Пушок всегда прибегает вместе с Ли и ни разу не пропустил тренировку. А сегодня… никого. Пушок как будто почувствовал, что я без угощения. Но когда мне было успеть? Я озираюсь по сторонам, надеясь, что вот сейчас в поле зрения возникнет знакомая худощавая фигура… где же он?

Ну ладно, пусть он не смог – ничего страшного, такое и раньше случалось. Но раньше Ли всегда предупреждал меня…

Ну и что – подумаешь, не предупредил!.. Может, он не смог! Телефон потерял или в недоступной зоне – да мало ли. Вот появится – и всё мне объяснит. Или, как обычно, скажет, что это не моё дело.

Тогда почему мне в груди так… так нехорошо?..

Ли-и, ну где же ты? Приходи, а… А я тебе про бабку расскажу – всё как на духу! Отругаешь меня… или можешь даже по затылку врезать. Ли, только не бросай меня, пожалуйста… Ли-и…

Жду. Не могу не ждать! Ноги давно уже замёрзли, но это такая фигня! Просто надо прыгать. И я прыгаю. И не отвечаю на мамины звонки. И Стешке тоже не отвечаю, и Алекс. Они ведь ничем сейчас не помогут. И вообще – куда бы они все сейчас звонили, если бы Ли не подарил мне этот мобильник? Мой-то, старенький, Санёк ещё давно утопил. А мама думает, что новый телефон я украла где-то. Она уверена в этом, а всё равно звонит мне на «ворованный».

Да пошла она! Все пошли!

Я сбрасываю звонки и снова набираю Ли, и снова, и ещё сто раз… И ничего – по-прежнему недоступен.

Чьё-то приближение я ощущаю затылком, но успеваю оглянуться и сгруппироваться раньше, чем на меня с разбегу налетает большой зверь и едва не сбивает с ног.

– Пушок! – от радости я обнимаю его за шею и чмокаю в нос, но он изворачивается, отпрыгивает и громко лает на меня. – Что такое, Пушок? Где твой хозяин?

Я оглядываюсь по сторонам, но Ли нигде не вижу. А пёс прыгает на меня, рычит и снова громко лает – говорит что-то… беспокоится.

– Что?.. Куда надо идти? – я делаю шаг, и Пушок срывается в том же направлении. Оглядывается, возвращается и лает, лает…

Ещё шаг, ещё… и я перехожу на бег. За этим зверем мне, конечно, не угнаться, но он тоже это знает и постоянно возвращается, чтобы облаять меня и придать ускорение.

Кажется, я бегу целый час или дольше… и ногам давно уже не холодно. Они дрожат, подгибаются, но всё ещё продолжают упрямо двигаться. Сердце заполошно колотится где-то в горле, в легких пожар, в ушах шум, во рту скопилась отвратительно сладкая вязкая слюна. Но я бегу…

Я добегу!

И в тот момент, когда я думаю, что всё – хана, сдаюсь… передо мной вырастает кирпичная громадина – заброшенный и полуразрушенный недострой. Офигеть – в самом центре жилого массива такая развалина! Я останавливаюсь и едва удерживаюсь на ногах. Опершись ладонями о колени, сгибаюсь и никак не могу отдышаться, а Пушок со злым утробным рычанием бросается внутрь здания, в самую черноту. Ну и я за ним, еле переставляя ноги.

Рычание Пушка совсем близко… и вдруг чей-то топот и крик!.. От слабости и усталости я не успеваю сориентироваться и резко отлетаю назад, сбитая каким-то завывающим мужиком, выскочившим из темноты. Падаю навзничь, но, к счастью, в сугроб. Ф-ух! И что это было? Пушок недолго преследует беглеца, а вернувшись, снова с лаем влетает в здание.

И я снова за ним – попытка номер два. Темно, как у негра в жопе. Мобильный фонарик выхватывает разрисованные граффити стены, какой-то хлам, но, к моему удивлению, мусора не слишком много. Свечу себе под ноги, чтобы не вляпаться ни в какое дерьмище, и следую на звук…

Нет – звуки!..

Тихо и жалобно поскуливает Пушок, а ещё я слышу дыхание… тяжёлое, сиплое… Это точно не собака. Направляю луч света вперёд, шаря по ящикам, пакетам… Стоп!

Человека, лежащего на полу, я узнаю сразу и бросаюсь к нему.

– Ли! – падаю рядом с Мастером на колени и склоняюсь над ним. – Ли… ну ты чего здесь, а?

Я освещаю его бледное, покрытое испариной, лицо… и грязную руку, прижимающую к груди чёрную тряпку. Касаюсь её ладонью… липкая… но не чёрная – кровавая.

Шок на какие-то мгновения дезориентирует, парализует. Но жалобный скулеж выталкивает меня из тупого транса, а в голове проносится целый шквал мыслей…

Живой – слава богу! Ой-ёй, сколько крови!.. Он же здесь замёрзнет! А сердце… оно ведь слева?.. Да где у него лево?!. Нам срочно нужен врач… Скорая!

– Сейчас, Ли… я сейчас! Потерпи чуть-чуть, – ожесточённо тру ладонь о грубую ткань джинсов, стирая кровь, и выхватываю из кармана телефон, который в этот момент начинает трезвонить. Сбрасываю. – Сейчас-сейчас, Ли!

Непослушными окоченевшими пальцами набираю вызов «скорой». Гудок, второй… Да что ж так долго?!

Свет больше не падает на Ли, и мне вдруг кажется, что он уже не дышит. Наклоняюсь ниже, а из динамика раздаётся деловитый женский голос. Я вздрагиваю, не сразу поняв кто это. Вот же дура!

– Алло! Девушка… здесь мужчина… он ранен… Он умирает! У него… А-а-ш-ш!

Для покойника у этого мужчины до неприличия крепкая хватка. Телефон выскальзывает из моей ладони и шмякается прямо на грудь Ли, вызывая у него мучительный стон. Рука, больно сжимающая моё запястье, слабеет и тоже бессильно падает.

– Ли, да ты что?! Тебе же помощь нужна! – я с отчаянием вглядываюсь в его бескровное лицо, искаженное болезненной гримасой.

Далёкий голос из телефона призывает продолжить прерванный диалог, но сиплое «Нет!» вынуждает меня сбросить вызов. Хочется зареветь от беспомощности.

– Почему?.. Ли, ты ведь можешь умереть! Да из тебя крови… литров десять уже вытекло!

В ответ доносятся булькающие жуткие звуки, от которых у меня мороз ползёт по позвоночнику. Хватаю телефон и свечу в лицо Ли. Чёрт! Он смеется, что ли? Или это уже агония? Что делать-то, а? Бросаю беглый взгляд на Пушка, но он тоже не знает, что делать, и от безысходности вылизывает ухо и щетинистую щеку хозяина.

– Ли, ты только не смей умирать! Кого мне позвать? Тебе ж нельзя здесь… Бли-ин, да эта тряпка вся в крови! Ли-и!..

Он что-то бормочет сквозь зубы, но я никак не могу разобрать и наклоняюсь ещё ниже.

– Что мне сделать, Ли?.. Что?.. Ты только скажи…

Я не сразу понимаю, что он просит укол.

Укол?! Трындец! Какой укол? Я ж без аптечки…

Сколько же драгоценного времени утекает, прежде чем я понимаю, где взять этот чёртов укол. Из внутреннего кармана пропитанной кровью куртки извлекаю девственно чистый пакетик.

– Ли, а тут это… две ампулы…

А в ответ тишина. Свечу на эти чудо-препараты, внимательно разглядывая, и с облегчением вижу, что они одинаковые. Во всяком случае с виду. Та-ак… Но тут же на смену облегчению меня накрывает паника – я же не умею делать уколы! Пакетик в моей ладони начинает сильно подрагивать. Да я даже в задницу слона не попаду!

Свечу в лицо Ли… как труп!

Да фигня эти уколы! Я что, не видела, что ли, как их чпокают?! Набрал, воздух выпустил и… а куда колоть-то? А продезинфицировать? И что сначала открывать – ампулу или шприц? Чёрт!

Ли-и, да очнись же ты!..

А это что такое? Ура – спиртовая салфетка!

– Всё путём, Ли! Я мигом! Знать бы ещё, куда колоть… Что? – я наклоняюсь над бормочущим мастером. – Прости, я не слышу…

* * *

Хуже нет – сидеть и ждать. И бояться. А какие у меня варианты?

Пушок тоже притих. Мы с ним, как два застывших сфинкса, с двух сторон охраняем своё сокровище и таращимся на мертвенно-бледное лицо Ли. Уже минут пять так сидим… или десять – целую вечность! Может, я что-то неправильно сделала?.. Но сейчас мне кажется, что дыхание Ли стало чуть ровнее, и лицо выглядит спокойнее. Может, он уснул? Ох, так ведь и окочуриться недолго!..

– Ли, – зову почему-то шепотом. – Ли, нельзя спать… ты замёрзнешь.

А вдруг это было снотворное? А как же тогда?.. Ой, а если это укол на тот свет?!

От охватившего меня ужаса я даже не сразу осознала, что смотрю в раскрытые глаза Ли. И вдруг он моргнул… и ещё раз… черты его лица расслабились, а уголки потрескавшихся губ едва заметно дрогнули.

– Ли! – я подалась вперёд. – Тебе срочно нужен врач!

– Чш-ш… Помолчи. Я вколол себе… кровь уже не так… теряю…

Ничего не поняла, кроме «помолчи». Что вколол? Когда? Но я вижу, как ему тяжело говорить и больше ни о чём не спрашиваю. И смотрю на него в ожидании, прижав кулаки к своим щекам.

– Пушка не бросай… – шепчет.

Что-о?!.

– Молчи. К врачу нельзя… Ни к кому…