Читать онлайн Присмотри за мной бесплатно
Посвещается моему папе.
Эта книга – свидетель твоей болезни, твоего ухода, и того, как дико я по тебе скучаю. До сих пор. Я знаю, ты мной гордишься, как делал всю мою жизнь.
Я люблю тебя.
Безумно благодарная за все дочь.
ПРОЛОГ
Лера, ноябрь 2021 года
– Господи, ты совсем не изменился! – выкрикиваю, теряя самообладание, удары сердца разносятся курантами в висках, горло опаляет хранившаяся годы ярость.
– А ты бы хотела видеть меня другим? – он идет в наступление, прищуривается точно так же, как тогда, кривит губы. – Или, погоди… Ты вообще не хотела меня видеть? Так?
– Прошло десять лет! – ору я сквозь шипастый ком в горле, царапающий и мешающий дышать.
Мне хочется вцепиться в это красивое лицо, хочется оставить на нем сочащиеся кровью полосы, ровно такие же, какие он оставил на моей душе, когда…
– И тебе этого хватило?! – отголосок эмоции проявляется в заходивших желваках и сжатой челюсти, и тут же скрывается. Конечно, ледяной принц, черт его дери!
Я задыхаюсь, захлебываюсь собственными словами, своими чувствами, которые он сейчас, как и раньше, множит на ноль, обесценивает. Как он может?! Как у него совести хватает так говорить?! Я умирала по нему десять лет назад, сдыхала, как самая преданная из псин. Училась жить заново, без него, с трудом, через боль, слезы, чувства, такие больные, еще хуже, чем эти, но я училась жить без него, как могла. И все это время он был жив. Жил без меня десять лет, пока я задыхалась! Как он смеет теперь пенять мне этим?
– Или ты рассказываешь мне все, или убирайся, – цежу я, до боли в костяшках сцепляя кулаки, до полумесяцевых шрамов от ногтей на ладонях.
– А то что ты мне сделаешь? – еще шаг в мою сторону, и мне приходится пятиться. Отступать, сдаваться, терять и без того свои шаткие позиции. – Побежишь к своему сумасшедшему?
– Макс, хватит, – я слежу за его взглядом, скользящим по моим рукам, прожигающим свитер и, кажется, даже кожу. Только от взгляда этих серых глаз по моей спине уже пробегают мурашки. Как во снах. Как в тех кошмарах, из которых меня больше некому выдергивать.
– Не то что? – его слова оседают пеплом где-то внутри меня. – Закрой глаза, представишь, что я – это он. Тебе же так легче будет, да?
– Я закричу, – выдавливаю из себя. Я не верю себе. И он не верит. Не слушай его, Лера, не слушай.
– Давай, золотая девочка, – он быстрым движением хватает меня за шею и слегка сдавливает, считывая пульс, подчиняя. – Так он делает? Да? Кричи.
Макс ломает меня, комкает, как ненужную бумажку, и знает об этом. Он всегда так делал. Всегда заставлял меня бороться за него с самой собой. Худшее, что может сделать мужчина, и единственное, чего я всегда мазохистски желаю, находясь рядом с ним. Только с ним ли? Его запах заполняет ноздри, добирается до мозга, чтобы его отключить. Терпкость, свежесть, табак, кожа… Все, как и раньше. Лучше так, лучше с ним, чем в вечном ожидании, в вечном “нельзя”. Я – абсолютно лишенная воли перед его напором, перед его силой, властностью, которая сводила меня с ума тогда и сводит сейчас. Но при этом словно бросает мне спасательный круг. Давай, рухни в него, и будет легче. Он – абсолютно не принимающий ничего, кроме своего мнения, своего желания, своего контроля надо мной и всем, что он считает важным. Хотя, клянусь, я никогда не была уверена, была ли важна я.
Он невесомо проводит носом по моей щеке от уголка губ и до самого уха. Дрожью прошивает до боли в коже. От этого практически целомудренного движения и запаха сигарет, смешавшегося с его дыханием, у меня словно натягиваются все нервы, прохудившиеся канаты скручиваются узлом внизу живота. Я непроизвольно и слишком шумно выдыхаю, не справляясь с управлением собственного тела, а он усмехается, жестоко, беспощадно. Знает, как действует на меня.
– Никто не пахнет так, так ты, – Макс словно достает эти слова из моей головы и произносит их сам. Мой же язык тяжелеет, не в силах повернуться, чтобы сопротивляться ему.
Он всегда так делал. Читал мои мысли и обращал их против меня. Хотя, возможно, все дело в том, что я не умею скрываться от него. Не умею быть с ним не собой. Не могу оттолкнуть, потому что это почти то же самое, что оттолкнуть саму себя.
– Давай как раньше, – прикусывает мою мочку слишком острыми зубами (или это я, как оголенный провод, слишком ярко принимаю сигналы), чуть тянет вниз так, чтоб я закинула голову. – Скажи мне, чтобы я уходил.
Его горячая, как сам ад (мой личный ад), ладонь забирается мне под свитер, едва касаясь очерчивает ребра, заставляя меня часто дышать сквозь стиснутые зубы, подбирается к краю кружевного лифа, обводит косточку, немного приподнимая мою грудь костяшками пальцев.
– Макс, – даже такие незамысловатые ласки сносят мне крышу. Тони в нем, Лера, лучше в нем.
Тело вспоминает его мгновенно, будто он всегда был рядом. Будто всегда его руки лежали на моей коже, потому что так правильно. Потому что так нужно. Мне. Ему. Обоим.
Собака признала своего первого хозяина. Так пошло, стыдно и бесхребетно, но именно так.
Его пальцы ныряют под тонкую ткань, и по типу сигареты сжимают мой твердый сосок, оттягивают его, отпускают и трут, вызывая у меня уже несдерживаемый стон. Я цепляюсь рукой за его плечо, чтобы не рухнуть замертво. Я тот самый утопающий, а он – то, что может меня спасти. Мне уже все равно, что мы находимся в чужой квартире, плевать, что за страшные вещи тут происходили, неважно зачем мы пришли. Мне просто необходимо, чтобы он меня поцеловал. Прямо сейчас.
– Ты моя, помнишь? Ничья больше. Они все уйдут, и у тебя опять останусь только я, твой ненавистный кошмар, – втягивает в себя кожу чуть ниже уха, и я прикрываю глаза, отдаваясь, забываясь, растворяя себя в нем собственноручно. – Ты всегда будешь рядом. Я так сказал. И мы со всем справимся.
И к черту, что справиться со всем ужасом между нами просто невозможно. К черту все, что может мне сейчас помешать снова утонуть в нем. К черту… Сейчас я хочу быть обманутой, и я ему верю. Почти.
ГЛАВА 1
Лера, ноябрь 2021 года
Бж-ж-ж! Бж-ж-ж! Бж-ж-ж!
Пытаюсь нащупать телефон, не открывая глаз. Раздражающий звук раскаленным гвоздем вколачивается в висок.
Бж-ж-ж! Бж-ж-ж! Бж-ж-ж!
Черт, да где эта адская машина?! Сколько же времени? Ощущение, что уснула минуту назад.
Бж-ж-ж! Бж-ж-ж! Бж-ж-ж!
Вот он. Жужжит уже под пальцами. Пытаюсь взять трубку, но смартфон выпадает, вновь грохаясь на тумбочку. Наконец, удается подцепить металлопластиковый блочок. Не глядя на номер, нажимаю прием.
– Веселый, милый дом,
Тебе так страшно в нем, – динамик непривычно щелкает, будто я держу в руках не айфон последней модели, а трубку бабушкиного стационарного телефона.
– С кем я говорю? – мой голос хриплый ото сна, и мне немного стыдно за это карканье. Хотя если не хотят подвергать свой слух испытаниям, то нечего звонить ночью.
– Я двери не закрою,
Приду играть с тобою, – такие помехи, что я с трудом разбираю слова.
– Извините, вы не туда попали, – уже собираюсь нажать отбой, как слышу:
– Один упал, другой удрал,
А третий без вести пропал, – мужчина! Голос точно мужской. Он? Нет, нет, другой.
– Вы кто? – вскакиваю на кровати, сонливость слетает с меня сентябрьской паутиной.
В груди разворачивает свои кольца давно уснувшая змея, холодит внутренности, готовится ужалить.
– Давай играть, давай искать,
Чтоб я смог жизнь твою забрать, – слишком механическое произношение, чтобы я смогла различить знакомые нотки, но, мне кажется, что я все же слышу их.
– Это ты? – выговариваю онемевшими губами.
Я прикладываю все силы, чтобы мой голос не дрожал.
– Скажи мне, это ты?
– Раз…
– Стой! – нужно что-то сделать, но я никак не соображу что.
Нажимаю на кнопку записи разговора, но уже поздно. Абонент прервал звонок.
Вдыхаю глубоко, пытаясь унять бухающее сердце.
– Его здесь нет, – шепчу я себе, щелкая выключателем бра.
Поднимаюсь, расправляю шелковую ночную рубашку, привезенную из Франции. Я знаю, что не смогу нормально вздохнуть, пока не включу везде свет. Иду по своей просторной квартире на носочках, замираю перед каждым поворотом, собираюсь с духом, чтобы пойти дальше. В каждом углу, в каждой тени мне мерещится он.
Когда во всех комнатах не остается ни одного неосвещенного участка, наконец выдыхаю. Иду в свой кабинет. Обещаю себе не становиться истеричкой с развивающимся параноидальным синдромом, но не удерживаюсь и заглядываю под массивный стол и за штору. Конечно, здесь никого нет. Ни его, ни того, кто защищал бы меня, как раньше.
Чинно сажусь в свое любимое кресло, сделанное на заказ и подаренное мне… тем самым третьим. Сердце тоскливо сжимается. Хватит, хватит, Лера! Чуть трясу головой, бью ладонью по гладкой столешнице, чтобы прогнать ощущение выпуклых шрамов под пальцами. Достаю из стола бумагу, ручку и записываю стишок, пока он не стерся из памяти. Хотя, конечно, я знаю, что он навсегда застрял в мыслях тупым, ржавым гвоздем. Как и все то, что приходилось слышать по телефону ранее.
Веселый, милый дом,
Тебе так страшно в нем.
Я двери не закрою,
Приду играть с тобою.
Один упал, другой удрал,
А третий без вести пропал.
Давай играть, давай искать,
Чтоб я смог жизнь твою забрать.
– Ты и так забрал мою жизнь, – произношу я в пустоту.
Открываю нижний ящик стола, где у меня хранится бутылка коллекционного виски и пара широких бокалов, наливаю себе половину. Сна все равно сегодня можно не ждать. Салютую себе с ироничным смешком. Белая королева борется, видишь? Проработка моих страхов принесла определенные плоды – я уже не разбиваюсь на части от одного воспоминания о нем и о том, что он сделал. Или думаю, что не разбиваюсь.
Сознательно гоню от себя все воспоминания, которые могут запустить опасный механизм самобичевания. Я не могла ничего понять. Я не могла ничего предотвратить. Я ни в чем не виновата. Только он.
Утро встречаю с этой же мантрой. Рассветные лучи заползают в кабинет, освещают деревянные панели, которыми обиты стены. Полосы света падают на книги по моей специальности, которыми забиты полки высоких дубовых шкафов, скользят по абсолютно пустому столу, путаются в длинном ворсе ковра. Я слежу за стрелками антикварных часов с удивительным для себя спокойствием, и когда они, наконец, доползают до девяти, беру в руки телефон.
– Элла Валентиновна, доброе утро, – по моему голосу никогда не скажешь, что во мне пара стаканов крепкого виски. – Будьте добры, отмените все мои лекции и всех клиентов на сегодня. Да, совсем всех. Да, вы можете перенести их на завтра. Да, спасибо.
Я слушаю, как женщина шелестит одеждой и бумагами – она только пришла на работу, и я даю ей время хотя бы снять пальто.
– Записали? Отлично. А теперь у меня к вам еще одна просьба, – я глубоко вдыхаю, воздухом подгоняя скорее вырваться наружу созревшее за бессонную ночь решение. – Я прошу вас найти для меня частного детектива. Какого? Хм… лучшего, я полагаю. Когда отыщете, договоритесь, пожалуйста, о встрече. Сегодня, если будет такая возможность. Да, спасибо. Я буду ждать вашего звонка.
Иду в ванную, чтобы успеть избавиться от следов сегодняшней ночи. Принимаю прохладный душ, который совершенно не прогоняет тягостных мыслей. Смотрю на свое отражение в большом зеркале в стильной, идеально подобранной к интерьеру раме. Светлые, модно остриженные волосы растрепаны, голубые глаза обрамлены темными кругами, кожа чистая, но заметно уставшая. В целом, не все так плохо, как я представляла. Тканевая питательная маска для лица и любимые патчи под глаза решат проблему. После должного ухода, наношу косметику. Мне нравятся эти монотонные действия и движения, нравится махать кисточкой, придавая скулам остроты, а глазам глубины. Это дает мне некую иллюзию контроля хотя бы над своей внешностью. Делаю укладку так, чтобы ни один волосок не портил общей картины, и только потом оказываюсь довольна собой. Или почти довольна.
Приведя себя в порядок, иду на кухню. Выпиваю абсорбент, чтобы посреди дня вдруг не ощутить на себе последствий алкоголя, завариваю кофе покрепче. Вообще, я давно заменила этот напиток на смузи или витаминные коктейли, но сегодня особый случай. Я не должна себя ругать за временное возвращение к кофеиновому способу зарядки энергией. Сегодня у меня есть для этого оправдание.
Делаю последний глоток, когда звонит мой телефон. Элла Валентиновна, как всегда, лучшая.
– Валерия Сергеевна, у вас встреча через полтора часа. Это недалеко от вас, вы успеете доехать. Я уже сбросила вам адрес в мессенджере, – женщина значительно старше меня, но ни разу не назвала меня именем без отчества.
– Большое спасибо, Элла Валентиновна, сегодня можете уйти пораньше.
Мы прощаемся, и я смотрю на адрес частного сыщика. Действительно, совсем рядом. Прекрасно.
Беру ключи от машины и спускаюсь на парковку. Прелесть проживания в таких домах в том, что тебе нет нужды встречаться с соседями. Хотя иногда мне кажется, что именно это и главный недостаток моей квартиры. БМВ заводится с приятным рыком. Словно под капотом сидит грозное животное, которое и желало бы вырваться, но не в силах. Этот звук всегда меня успокаивает.
До указанного адреса доезжаю неприлично быстро. У меня есть время осмотреть двор и дом, в котором работает (а может, и живет, кто знает) частный детектив Игорь Андреевич Гордеев. Ничего примечательного. Обычный район, не моя клиентура так уж точно. Но, я сюда приехала не оказывать услуги, а совсем наоборот. Еще некоторое время сижу в машине и в указанный час направляюсь к подъезду.
Нужная мне квартира на первом этаже. Табличка «ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ Гордеев Игорь Андреевич» не оставляет сомнений, что я прибыла туда, куда нужно. Оглядываюсь в поисках звонка, и не найдя его, стучу. Дверь открывается под напором моих ударов.
Тяжелый камень тревоги тут же падает в желудок. Почему у него открыта дверь? Неужели он уже добрался и до Гордеева? Я гоню прочь сумасшедшие мысли, но унять колотящееся сердце не в силах. Наверное, нужно позвонить в полицию. А вдруг ему там плохо? Тогда лучше сначала в скорую. Или… черт!
– Нет! Даже не думай! – шепотом уговариваю я себя и, приоткрыв дверь шире, шагаю вовнутрь.
В конце концов, я просто определюсь для себя, в какую службу звонить.
Изогнутый буквой "Г" коридор утопает в полумраке. Лампу здесь зажечь не удосужились, а от окон свет практически не достает. Прямо передо мной вход в комнату, налево две боковые двери (скорее всего, туалет и ванная) и прямо кухня, в которой я вижу край стола и закрытые жалюзи. Думаю, что, возможно, кухня и служит Гордееву кабинетом и направляюсь туда.
– Игорь Андреевич, – зову я негромко. – Игорь Андреевич…
– Бу!
Я с визгом подпрыгиваю на месте и резко оборачиваюсь.
Передо мной мужчина лет тридцати пяти, заросший многодневной щетиной, дурнопахнущий неистребимым перегаром, но до невозможности счастливый.
– Уйдешь? – криво ухмыляется Гордеев, и я вдруг понимаю, что, очевидно, собираюсь доверить свою жизнь алкоголику, а может, и наркоману.
– Боюсь у меня не очень-то много вариантов, – честно признаюсь я.
– Тогда проходи, будь как дома. Кофе сама заваришь. Он в том шкафчике слева, – командует Гордеев. – И мне сделай.
– Сам сделаешь, – я ставлю сумочку на пол у двери, а сама сажусь за стол. – И я сюда пришла не кофе пить.
Мужик смотрит на меня лукаво и оценивающе. Я знаю этот взгляд как никто другой.
– Так зачем же ты пришла?
– Меня зовут Золотова Валерия Сергеевна, – представляюсь я. – Я практикующий психолог и преподаватель кафедры психологии. И… кхм…
Я пытаюсь проглотить ком, вдруг застрявший в горле.
– И мой сводный брат – серийный убийца.
ГЛАВА 2
Лера, сентябрь 2010 года
– Я не собираюсь жить с ним под одной крышей! – мне захотелось топнуть ногой, но я тут же себя одернула, слишком уж детский жест для восемнадцатилетней сознательной девушки.
– Значит, можешь остаться спать во дворе, – отец был невозмутим, как и всегда.
Он сидел за своим столом, перечитывая какие-то бумаги и периодически делая в них пометки красным карандашом.
– У меня есть своя квартира, – напомнила я. – Дай мне ключи от нее.
– У тебя, конечно, есть своя квартира, – адвокат Золотов Сергей Анатольевич поглядел на меня поверх прямоугольных очков в золотой оправе. – Но дать от нее ключи – это потакать твоему эгоизму, который в последнее время уже переливается через край.
Я закатила глаза и порывисто шагнула к столу. Уперев ладони в отполированную столешницу, наклонилась ближе к родителю и зашептала:
– Он даже не ее сын, – эта тема была табуирована в нашем еще не официальном, но уже семействе. – Как ты можешь быть настолько спокоен, когда рядом с тобой спит такой человек, как он?
– Какой такой? – отец отложил бумаги и посмотрел прямо на меня.
– Он бомба замедленного действия, – все еще тихо ответила я. – Неизвестно, кто его родители. Может, они убийцы? А может, он сам перережет нам горло, пока мы будем спать?
– Не неси ерунду! – папа тоже поднялся, и я сразу же показалась себе слишком маленькой и жалкой по сравнению с ним. – Ты вообще слышишь себя? Марина воспитывает Макса с пяти лет! Она его мать! А ты избалованная девчонка, которая боится конкуренции. Я достаточно долго выдержал траур и теперь не собираюсь отказываться от этой женщины только потому, что тебе так захотелось.
– Я не боюсь никакой конкуренции! – возразила я. – Я знаю, что ты не станешь меня меньше любить. Но он меня пугает!
– Ты права, я не стану любить тебя меньше, – отец нахмурился, и я поняла, что это его слово точно будет последним. – Но я разочарован. Я очень в тебе разочарован. И у него есть имя. Его зовут Максим, если ты забыла.
Я молчала и ждала продолжения. А папа мрачнел все сильнее.
– Я не могу выгнать мальчика и не буду этого делать. Но ключи я тебе отдам, – связка новеньких ключей была извлечена из верхнего ящика стола и легла на стол передо мной.
Несмотря на то, что именно этого я и добивалась, получив желаемое, я почувствовала себя преданной. Слезы закипели в глазах, но я не дала им пролиться. Взяв ключи, я направилась к двери, даже не поцеловав отца.
– Я надеялся, что хотя бы теперь обрету покой, – папа сказал мне это в спину, но я не остановилась. – Надеюсь, ты обуздаешь свою гордыню.
Хлопнула дверью так, что, наверное, услышал весь дом. Именно тот, который совсем недавно был моим, а теперь я вынуждена была оставить его этому. Стремительно сбежала по лестнице в холл, четко для себя решив, что и секунды в отчем доме оставаться не собираюсь.
Этот подпирал собой арку, ведущую в столовую. Вечно растрепанные черные волосы торчали во все стороны, голову наклонил вбок, отчего в полумраке ярко выделились тени на впалых щеках, чуть раскосые серые глаза смотрели насмешливо, а немного широковатый для его лица рот искривился в издевательской улыбке.
– Что, Сергей Анатольевич отказался меня выгонять? – голос скрипел и хрипел, как несмазанная телега. – Какая жалость.
Он был старше меня на год и выше почти на голову. Только от одного его вида меня накрыла едва контролируемая ярость. Что этот себе позволяет?
– Не надейся, что будешь здесь жить, – почти выплюнула ему в лицо я.
– Я-то буду, а вот ты, похоже, нет, – он кивком указал на ключи, зажатые в моей руке.
– Я могу отдать их тебе, – озвучила я пришедшую в голову идею. – Будешь устраивать там вечеринки, водить девочек, не нужно будет никому отчитываться…
– Спасибо, но я останусь с матерью, – он улыбнулся, наслаждаясь выражением моего вытянувшегося лица. – Ей не помешает посильная помощь перед свадьбой.
Я смотрела на него и никак не могла понять, как они все не видят, что он из себя представляет. Он же само воплощение всего ужасного! Лицемерный, хамовитый, агрессивный, неуправляемый…
– Уехал бы ты, – почти душевно предложила я.
– Я бы, может быть, и уехал, – он оторвался от стены и, растягивая слова, медленно, словно хищник на охоте, направился ко мне. – Если бы не уезжала ты, Лера.
– Ты уедешь, если я останусь? – зацепилась за его слова я.
– Я же сказал. Может быть.
– Мне нужны гарантии, – потребовала я.
– У тебя их не будет, – этот навис надо мной Пизанской башней, отчего мне стало не по себе.
– Значит, я ухожу.
Развернувшись, я хотела открыть дверь и выбросить из головы неприятного человека, который скоро должен был стать моим родственником, но меня остановили длинные пальцы, сомкнувшиеся на моем локте.
– И ты оставишь со мной своего любимого папочку? – его шепот прозвучал как будто бы у меня в голове.
– Пусти, – я дернула рукой, пытаясь вырваться, но этот держал крепко.
– Как ты сказала? Может, мои родители убийцы, и я сам перережу горло? Например, Сергею Анатольевичу, – от его слов по спине пробежала волна ужаса. – Он хороший человек, но мало ли что такому, как я, может прийти в голову. Правда?
– Откуда ты?.. – хотя, впрочем, какая разница, как этот подслушал мой разговор с папой. – Я все ему расскажу.
– Расскажи, конечно, – он кивнул, и я почувствовала, как от этого движения его щека скользнула по моим волосам. – У детей не должно быть секретов от родителей.
– Он вышвырнет тебя, как бродячую собаку, – пригрозила я, хотя уже ни в чем не была уверена.
– А если нет? – он резко развернул меня, дернув, и я со всего размаху стукнулась носом в его грудь. – Тебе лучше остаться и проследить, чтобы я ничего не натворил.
Я вскинула голову. Его глаза двумя горящими льдинами сияли прямо напротив моих. В таком положении я чувствовала себя кроликом, замершим перед голодным удавом. Собрав остатки храбрости в кулак, я процедила прямо в самодовольное лицо:
– Отпусти!
– Закричи, – маниакальный блеск в его глазах пугал меня до дрожи. – Или обратись вежливо.
Конечно, я понимала, что это чистейшей воды манипуляция. Я была молодой, а не глупой. И понимала, что если закричу, то он отскочит в сторону, сделает милое лицо, и после сегодняшнего скандала мне никто не поверит.
– Отпусти, пожалуйста, – через силу проговорила я.
– Макс. Меня зовут Макс.
– Отпусти меня, Макс. Пожалуйста, – пришлось мне сдаться.
Он разжал хватку.
– Конечно, Лер. Все, как ты хочешь.
– Я хочу, чтобы ты… – отойдя от него на безопасное расстояние, начала я.
– Не торопись, – посоветовал он мне. – Подумай еще над своими желаниями.
– Пошел ты!
Взлетела по лестнице обратно, слыша за спиной мерзкий смех. В одном он прав: оставить с ним отца я не могу. Ну ничего, я выведу его на чистую воду. И тогда и папа, и тетя Марина увидят, кого они пригрели на груди. Меня трясло и мне потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки.
В кабинет я вошла без стука. Отец, устало прикрыв глаза, откинулся в кресле. В руке у него был полупустой бокал с янтарной жидкостью.
– Прости меня, – без предисловий сказала я и положила ключи на стол. – Я могу остаться?
– Это твой дом. И он всегда будет твоим, – папа улыбнулся, и я поняла, что прощена.
ГЛАВА 3
Макс, сентябрь 2010 года
Я смотрел ей в спину и улыбался. Она меня ненавидела, боялась и хотела, чтобы я подох. Но не она первая, если быть честным. Поэтому я на нее не злился. Я привык к этим чувствам, к ненависти, злости, ярости… страсти. Пока я жил так, как считал нужным, я понял, что практически вся ненависть (если не говорить о какой-либо кровной вражде, о которой я тоже знаю немало) происходит из страсти. Из-за того, что кто-то не может поддаться запретным порывам. Или, наоборот, – из-за того, что кто-то этим порывам поддается. Все остальное не горит так, не обжигает пламенем таким ярким, как ненависть. Все остальное неприязненно тлеет. Даже то, что чувствовал я.
За короткое время я научился получать удовольствие от ее ненависти. Научился тоже немного ее ненавидеть. За что? Черт его знает. Может, за то же, за что и она меня. Или за то, что мне опять приходилось ехать кое-куда, чтобы сбросить напряжение.
Дверь открыли сразу. Так, будто хозяйка стояла в коридоре и только и ждала, когда я нажму кнопку противно верещащего звонка. На пороге возникла поистине нимфа. Черные прямые волосы падали на едва прикрытую полупрозрачным пеньюаром грудь, пухлые, не слишком натуральные губы, веероподобные ресницы.
– Ты же сказал, больше не придешь, – она насмешливо смотрела на меня, но этот взгляд меня не обижал.
– Я всегда так говорю, – я, не дожидаясь приглашения, шагнул в квартиру. – Выпить есть?
– Конечно, – Света провела меня на кухню-студию.
Светодиодные фиолетовые ленты навевали странные ассоциации. А рабочая панель с обнаженной девицей, сделанная на заказ вообще вводила в ступор. Перепланированная хрущевка стремилась стать чем-то менее безвкусным, но у нее слабо получалось.
– Пиво будешь?
– А покрепче ничего нет?
– Мартини? – Света потянулась за бокалом, и я, не стесняясь, разглядывал ее задницу в стрингах.
– Свет, где я, а где мартини, – хмыкнул я. – Ты одна сегодня?
– Бабочка скоро подойдет, – женщина достала бутылку со всем знакомой этикеткой. – Тогда только водка.
Она налила мне полбокала, а себе полрюмки. Мы чокнулись, выпили, запили каким-то соком прямо из тетрапака.
– Ты по делу или просто так?
Я посмотрел на нее долгим и уже слегка помутневшим взглядом. Со всеми своими бедами в голове я всегда ходил именно к этим девочкам. Им нравилось называть себя инфантильными именами, вроде Бабочек, Фей и прочей ерунды, но они меня понимали. Может быть, даже лучше, чем я сам себя порой.
Вот и сейчас Света поняла меня без слов. Подошла медленно, давая собой полюбоваться, провела рукой по моей щеке, слишком ласково для путаны, задрала вверх мою кофту. Ей нравилось видеть меня голым, нравилось трахаться со мной, нравилось водить тонкими пальчиками по моим мышцам. И это неудивительно. Я был одним из самых молодых клиентов, а отсасывать старикам, полагаю, то еще удовольствие.
– Как ты сегодня хочешь? – прошептала она мне в шею.
– Свет, не задавай тупых вопросов.
Я жестко потянул ее вниз за волосы на затылке, и она, проскользнув языком по моему животу, рухнула передо мной на колени. Да, детка, вот так я люблю. И она это знала. Посмотрела на меня снизу вверх, облизала алые губы, издала едва слышный стон, наблюдая, как напрягается от ее вида мой член, натягивает ткань джинсов. Она не спешила, тянула время (как будто бы мне не кому потрепать нервы, кроме нее). Ее язычок оставил мокрый след прямо на ткани штанов. Не то чтобы я что-то слишком почувствовал, но сам вид этого заставил мой ствол дернуться. Потерлась о твердый бугорок носом, прикусила едва, почти у головки. Я зашипел, покачнулся бедрами ей в лицо – долгих прелюдий мне не надо.
Она все поняла и резво расстегнула молнию джинсов. Сноровисто достала мой член из борцовок и, не сводя с меня взгляда, взяла в рот головку. Алые губы, обхватывающие твой ствол, могут свести с ума кого угодно. Выдохнул сквозь сжатые зубы, толкнулся еще раз. Я смотрел, как ее губы оставляют следы от губной помады, скользя туда-сюда, но это не могло угомонить демонов, рвавшихся из моей груди. Минуту я дал ей делать все так, как она любит, а потом перехватил ее подбородок ладонью так, чтобы чувствовать, как она давится. Второй ладонью надавил на ее затылок и вогнал ей в самое горло. Она влажно всхлипнула, а я закинул голову вверх, закусил губу. Ее рот был горячим, и я почувствовал, как ее слюна стекает мне на запястье, потому что мой член растягивает ее гортань, перекрывает возможность глотать. Огненно, пошло, бесконечно развратно я таранил ее резкими, отрывистыми движениями. Ее стоны, которые я чувствовал своей плотью, завораживали, мурашками отдавались под кожей.
Я сжал пальцы на затылке Светы, почти подходя к тому самому краю, за которым только эйфория и ничего больше. Вдруг она стала биться в моих руках все сильнее, уперлась ладонями мне в бедра, пытаясь высвободиться. По ее щекам лились слезы, слепляя длинные ресницы, оставляя темные дорожки от косметики. Лицо было красным, совершенно не красивым и прекрасным одновременно. Это заводило меня все сильнее, и мне приходилось держать ее крепче, чтобы получить именно ту разрядку, которая мне нужна.
– Я пришла! – неожиданно раздалось из коридора, и я выпустил женщину из рук.
Света осела на пол, откашливаясь и придерживаясь за мою ногу. Она уже простила мне эту грубость. Она знала, что именно за этим я прихожу.
Я повернул голову ровно в тот момент, когда Бабочка зашла на кухню. Сначала мне показалось, что это Лера. От этой совершенно нелепой инстинктивной мысли, прорезавшей сознание, все внутри меня прорезало наслаждением. Я не отводил взгляда от белокурой, такой похожей на золотую девочку, шлюхи. Перехватил свой ствол у головки и пару раз сжал его, двигая яростно ладонью и доводя себя до исступленного оргазма, забрызгивая Свету, все еще скрюченную у моих ног, и пол их кухни.
– М-м-м, – не смог сдержаться я, закусывая губу и отдаваясь последним волнам очищающих мозги судорог.
– Свет? У вас все нормально? – спросила Бабочка и этот вопрос раскаленным металлом врезался мне в мозг.
Света ответила что-то утвердительное, а я снова слетел в липкую бездну своих мыслей. Что-то не так. Нет контроля. Нет выученного спокойствия. Нет ничего. Ничего из того, что держало меня на плаву годами. Черт! Черт! Черт!
Я натянул джинсы, кофту, бросил пару купюр на стол.
– Извини, – буркнул я Свете и вылетел из квартиры, задев плечом Бабочку.
«Что-то не так. Что-то не так. Что-то не так».
Единственная мысль, грохочущая в голове: «Что ты во мне делаешь, золотая девочка? Как ты оказалась там?»
ГЛАВА 4
Лера, ноябрь 2021 года
– И мой сводный брат – серийный убийца, – с невероятным усилием выдавливаю я из себя.
– Ага, а я Пьер Ньеман, – совершенно серьезно кивает Гордеев. – Видишь, как все удачно сложилось.
Пьер Ньеман? Он издевается? Да он первый человек (если не считать его… Но ты не будешь сейчас о нем думать, Лера! Ты себе обещала!), которому я сказала это вслух, и последнее, что мне сейчас нужно – это недоверчивые издевки хронического алкоголика.
Я смотрю на него еще пару секунд, а потом поднимаюсь.
– Простите, что отняла у вас время. Мне пора, – поднимаю сумочку и направляюсь к выходу.
– Лер, ну че ты обижаешься? – к моему удивлению, Гордеев довольно резво бросается за мной. – Я ж шучу.
– Из вас абсолютно никудышный психолог, Игорь Андреевич, – я оборачиваюсь к нему у самого выхода, решив, что не должна держать в себе накрывающее раздражение. – Когда к вам приходят клиенты, постарайтесь их хотя бы выслушать, прежде чем так шутить.
– Зато ищейка я путевая, – лыбится Гордеев. – Ну что там у вас с этим братцем могло случиться? Наследство не поделили? Или приставал к тебе? А может, ты к нему? А что, всякое бывает, не кровная родня-то. И что он, подлец, бабу другую нашел? Ну а ты ж психологиня, вот и маньяки мерещатся везде. А со злости так вообще…
Гордеев не успевает договорить, потому что звонкая пощечина заставляет его замолчать.
– Пошел ты на хуй, ищейка, – с улыбкой отвечаю я и уже собираюсь выйти из обители этого быдлана, как слышу на дне сумки настойчивое жужжание.
По закону подлости телефон закопан получше, чем золото в царских курганах скифов. Жестом показываю сыскарю, чтобы подождал, пока не найду звенящий кусок симбиоза металла и пластика. Гордеев вскидывает руки, имея в виду, что он не в претензии. И снова лыбится. Нахмурившись, думаю, что нужно было ударить кулаком.
Наконец, нащупываю айфон и с удивлением смотрю на имя звонящего. Неприятное предчувствие скручивает внутренности в тугой узел.
– Лерочка? – голос пожилой женщины дрожит и срывается на визгливые нотки.
– Да, Антонина Петровна, – не найдя другого объекта для разглядывания, смотрю на Гордеева, вижу, что он даже пододвинулся ближе, чтобы услышать, что говорит мой собеседник. – Что-то случилось?
– Лерочка, тут такое! – баба Тоня воет в голос, но, к ее чести, быстро берет себя в руки. – Приезжай скорее! Полицию и скорую я уже вызвала, только документы возьми. Свидетельства о смерти и свои тоже, вдруг нужны будут.
В трубке слышится трубный звук сморкания.
– Антонина Петровна, что случилось?! – в моей голове уже возникают сюжеты один хуже другого.
– Ой, Лера, приезжай! – выдыхает женщина и отключается.
Больше не думая ни о чем, я бросаюсь к двери, выскакиваю в подъезд и, скатившись по ступенькам, мчусь к машине. На высоких каблуках бегать не так-то просто, и я подворачиваю ногу в считаные секунды.
– Ай! – я хватаюсь за лодыжку и тут же чуть не падаю, не удерживая равновесие на одной ноге.
– Давай ключи и говори, куда ехать, – говорит Гордеев, подхватывая меня за локоть. – Влетишь еще куда-нибудь в таком состоянии. И ладно, если только сама убьешься, а если и людей за собой потянешь?
Это аргумент гораздо более весомый, чем моя недобитая гордость, и я добровольно отдаю ключи от собственного автомобиля малознакомому мужику. Гордеев помогает мне доковылять до машины и сесть на пассажирское сиденье, сам быстро обежав мою БМВ, садится за руль и поворачивает ключ зажигания.
– Куда едем?
Я называю свой адрес. Со слов Антонины Петровны ничего не ясно, но документы действительно лучше взять.
– Рассказывай, – Игорь Андреевич выворачивает руль, через две сплошные выезжая на нужную полосу.
– Антонина Петровна смотрит за участком, где похоронена моя семья, – глядя в окно и уже жалея о своем решении взять детектива с собой, говорю я. – У нее недалеко сын похоронен, она ходит к нему каждый день. Я плачу ей, чтобы она и к моим заходила. И я не знаю, что такого могло произойти на кладбище, чтобы туда вызывать скорую и полицию.
– Интересно… – тянет Гордеев.
– Тебе ж сразу все понятно, – фыркаю я.
– Ну, может, не все, и не сразу.
Мы подъезжаем к моему дому и въезжаем на парковку. Отдельный лифт поднимает нас на нужный этаж.
– Хорошо живешь, – присвистывает сыщик, разглядывая дизайнерскую люстру в прихожей.
– Не жалуюсь.
Я быстро нахожу свидетельства о смерти на самой верхней полке в гардеробной. После того как я переехала в новую квартиру, я ни разу не брала их в руки, и сейчас, глядя на отпечатанные буквы, застываю в некотором трансе.
– Лер, ты уснула там?
– Иду, – спохватываюсь я.
Засунув бумаги в сумку и наскоро переобув кеды, спешу к Гордееву.
– На Николо-Архангельское, – бросаю я Игорю Андреевичу, когда он занимает место за рулем.
– Ну, конечно, – сарказм пропитывает каждое слово детектива.
– А что, собственно, не так? – мне прямо хочется с ним поругаться, и я не вижу причин себе в этом отказывать.
– Понятно, что не за городом твои родственники лежат, – хмыкает он.
– Оставь свои понимания при себе, договорились? – намек на социальное расслоение меня раздражает. Вообще-то, мой отец очень много работал с бедными людьми, и брал с них чисто символические суммы, которые были в разы меньше, чем его средний ценник на услуги.
– Договорились, – снова лыбится Гордеев. – А ты, выходит, психолог?
Он не сводит с меня хитрого взгляда, будто его высказывание несет в себе тайный смысл, и я непременно должна его разгадать.
– Игорь, смотри на дорогу, – советую я и отворачиваюсь к окну, показывая, что разговор окончен.
– Ну вот, а то все мама, мама, – ржет Гордеев, цитируя известный советский мультфильм.
Я не отвечаю и на дальнейшие попытки завести разговор не реагирую.
Отец похоронен в самом конце центральной улицы Николо-Архангельского кладбища. Широкая, красивая аллея с коваными лавочками вполне могла бы сойти за парковую, если бы кое-где из разросшихся кустов не проглядывали здоровенные каменные кресты и статуи.
Крики становятся слышны, как только мы заходим за часовенку, пересекающую главную улицу на две равные части.
– Водка паленая, клянусь тебе, начальник! – дядя Сема, один из местных сторожей и беспробудный алкоголик по совместительству, заламывает руки перед молодым парнем скучающего вида в форме и с блокнотиком. – Всегда такую беру и ничего, а тут чуть не сдох, веришь?
– Верю, – со вздохом отвечает паренек, что-то чиркая на крохотных листочках. – В общем, ничего не видели, ничего не знаете.
– Ничего, начальник, – божится дядя Сема. – Вот те крест, ничего!
Еще двое таких же крайне незаинтересованных ребят курят в сторонке, в красочных эпитетах обсуждая последнюю игру нашей сборной по футболу.
Мне еще не видно участка, он спрятан за постриженными кустами и березой, которая стала значительно выше и толще с того момента, как я была здесь в последний раз. Чем ближе мы подходим, тем сильнее я замедляю шаг. Я боюсь увидеть то, что там.
– Чего тормозишь? – вопрошает Гордеев.
Я не отвечаю, злобно зыркаю на него, раздражаясь оттого, что он мешает мне подготовиться к моменту.
– А вы кто будете? – обращает на меня внимание полицейский.
– Золотова Валерия Сергеевна, – представляюсь я, продолжая смотреть на кусты, за которыми нечто, что, я уверена, я видеть не захочу. – Я… дочь.
– Паспорт доставай, – подсказывает мне Игорь, и я лезу в сумочку за документами.
– Неприятно, конечно, Валерия Сергеевна, – болтает парень, записывая наши с Игорем данные. – Но вы не переживайте, ваш случай не единственный. Отморозки какие-то.
– Меня должно это успокоить? – искренне интересуюсь я.
– Лерочка! – из противоположных кустов на мой голос выкатывается Антонина Петровна. – Как же так, Лера? Как же рука-то поднялась?
Платок у женщины сбит набок, цветастый сарафан под ветровкой вымазан чем-то красным, голос дрожит, а руки трясутся.
– А где скорая? – спрашиваю я, подходя и обнимая бабу Тоню.
– Так уехала.
– А что же они вам успокоительных не дали?
– Так я этому вызывала, – машет на дядю Сему рукой Антонина Петровна. – Все проспал, окаянный!
– Я пойду гляну, что там? – спрашиваю я ее. – Вы как? Держитесь?
– Да, да, конечно, – причитает бабулька мне в спину.
Гордеева рядом нет. Я вижу его коротко стриженную макушку над злополучными кустами. В голове на повторе один и тот же стишок, и я никак не могу выбросить его из мыслей.
Я двери не закрою,
Приду играть с тобою.
Еще пара шагов и я увижу то, что напугало бабу Тоню.
Давай играть, давай искать,
Чтоб я смог жизнь твою забрать.
Неужели он вернулся, чтобы вновь забрать мою жизнь? И я одна, я опять одна, потому что я не нужна никому, кроме моих призраков.
Сначала я вижу Игоря. Он непривычно серьезен, смотрит сосредоточенно. Я прослеживаю за его взглядом и закрываю себе рот, чтобы не закричать.
Совместный памятник папы и тети Марины полуразрушен так, словно его били кувалдами. Куски камня с частями фотографий и надписей валяются вокруг. Все более или менее уцелевшее разрисовано всевозможными непотребствами и исписано гадкими словами.
Но не это меня поражает больше всего. Рядом еще одна могила. На нее я не глядела десять лет. Но теперь она привлекает внимание, она цепляет взгляд и не дает отвести глаз. Я, словно завороженная, делаю несколько шагов туда, пока меня не перехватывает сильная рука. Игорь прижимает меня за плечи к себе, то ли опасаясь моей истерики, то ли того, что я не увижу края и упаду прямо в разрытую могилу.
Она разворочена до самого гроба, который десять лет назад был идеально отполированным и самым дорогим из предложенных. Я помню, как выбирала его в каталоге, пока меня не накрыл срыв, и я не попала в отделение с мягкими стенами. Теперь от гроба остались только переломанные доски, ужасным цветком торчащие вокруг разложенного десятилетием пребывания в земле тела.
От него остался лишь скелет, кое-где поддерживаемый полуистлевшими сухожильями. Ничего от былой красоты, ничего от серых глаз и издевательской ухмылки. Я гляжу на него, пытаясь в костях разглядеть острые скулы, но нет. Ничего похожего.
Рядом с ямой валяется памятник. С него он улыбается так, будто он жив. Буквы складываются в надпись:
ЗОЛОТОВ МАКСИМ НИКОЛАЕВИЧ
19.01.1991 – 19.09.2011
Прямо под буквами обломок камня перетянут атласным поясом. Точно такой же был когда-то на моем платье. В тот вечер, когда…
Я отодвигаюсь от Игоря. Мне нужно убедиться в том, что моя догадка верна. Осторожно, стараясь не свалиться на скелет, подхожу к памятнику. Скольжу пальцами по атласу, переворачиваю, рассматривая шов. Розовые нитки не подходят к черному. Так он тогда сказал. Но у меня не было других. Резко поднимаюсь. То, о чем я лишь догадывалась, что чувствовала десять лет, сейчас подтвердилось.
– Это он. Он не мертв, – бессвязно говорю я, качая головой.
– Лера… – сыщик подходит ближе, кладет ладонь мне на плечо. Похоже, он думает, что я совсем помешалась.
– Это он, Игорь! – я сбрасываю с себя его руку. – Он не лежит в земле! Черт бы его побрал! Это мой пояс. Видишь шов? Он порвал. А я зашила розовыми, потому что других не было под рукой. Это пояс с моего платья, которое я носила десять лет назад. И он звонит мне, Игорь. Он звонил мне сегодня ночью. А теперь это. И…
– Я беру твое дело, – Гордеев берет меня за руку и увлекает за собой. – Пойдем отсюда.
ГЛАВА 5
Лера, октябрь 2010 года
– Лерочка, я знаю, что у тебя десятки платьев, и… – тетя Марина замялась. – Конечно, мы с Максимом не можем купить тебе то, к чему ты привыкла…
Я положила ладонь на руку папиной невесты, призывая ее не договаривать. Мне нравилась эта женщина и мне не хотелось ее расстраивать. Она действительно заслужила хорошего отношения.
– Платье прекрасное, теть Марин, – я постаралась как можно ласковее ей улыбнуться.
Она смутилась, благодарно кивнула и поспешила удалиться. Я увидела, как выходя, она украдкой вытирала уголок глаз. Жаль, что у такого светлого человека, как она, вырос этот.
Тетя Марина узнала, что не может иметь детей, в двадцать три года. Почему так вышло, она не сказала даже отцу, но я предполагала, что дело в подлом мужчине и неудачном аборте. Какое-то время она еще пыталась ездить по врачам, обивать пороги лучших клиник, но все лекари твердили одно: ей никогда не стать матерью.
С этим женщина согласиться не могла, и когда ей было около двадцати пяти, она приехала в один из детских домов, щедро рассыпанных по нашей области. Там она встретила Максима. Черноволосый мальчишка разносил приют для одиноких детей день ото дня и приводил в ужас всех его обитателей. Она однажды сказала отцу, что выбрала его, потому что его никто не любил. Он был исчадьем ада для всех, кроме нее, поэтому она решилась даже на фиктивный брак, только чтобы взять за руку этого ребенка и увести из детского дома навсегда. Так она и сделала.
Она воспитывала своего мальчика сама, отдавая ему всю нерастраченную любовь. Макс был непростым ребенком. Драки, дурные компании, прогулы в школе и потом в техникуме… Он разрушал все, к чему прикасался, но тетя Марина не отказалась от него. Она билась за него со всеми окружающими и с ним самим словно львица. Она была лучшей матерью, которая только могла достаться такому, как он.
В фиктивном браке тетя Марина была до встречи с моим отцом. Он и помог ей грамотно развестись с не слишком порядочным мужем. А познакомились папа со своей будущей женой тоже в каком-то смысле благодаря этому. Макс в очередной раз подрался и решить все без полиции у него не вышло. Бедная женщина чуть не сошла с ума, когда ее мальчика забрали служители порядка прямо из дома. Чтобы спасти от тюрьмы своего ребенка, она решила найти лучшего адвоката. Так они встретились с папой.
Тетя Марина сразу понравилась ему, поэтому он сделал исключение. Взялся за такое мелкое дело. А потом ему понравится и Макс. Он сказал отцу, что влез в драку, потому что пострадавший парень спросил, трахал ли он свою мать. Макс не понял шутки и едва не убил идиота.
И хоть я поддерживала этого в его возмущении, все же считала Макса неуравновешенным придурком. Он сумел обмануть всех вокруг, но я видела его насквозь. Я чувствовала, что он таит в себе, и хоть после того случая он ни разу не сбросил маску, я знала, что это всего лишь вопрос времени.
Я тяжело вздохнула и посмотрела на лежащее на моей кровати платье. Оно действительно было прекрасным – тетя Марина была профессиональной швеей и мастером своего дела. Шифоновые складки на груди поддерживал нежный бант, завязывающийся сзади на шее. Абсолютно голая спина, на талии замысловатый атласный пояс, который совершенно не утяжелял силуэт. Высокий разрез должен был красиво приоткрывать одну ногу.
До праздника у папиного партнера оставалось не так много времени, поэтому после душа я сразу приступила к сборам. Бюстгальтер под такое открытое платье я не надевала, из белья выбрала только черные же трусики. Волосы оставила прямыми, только две передние пряди слегка подкрутила не столько для красоты, сколько чтобы не падали на лицо. Глаза накрасила черным, решила, что под такой наряд это вполне допустимо. Когда меня позвал отец, я уже успела взгромоздиться на высокие каблуки черных невероятно красивых босоножек.
– Лера! – воскликнул отец, увидев меня на лестнице. – Да ты просто красавица!
– Действительно! Я так рада, что ты сегодня в нем, – обернувшись, расплылась в улыбке тетя Марина.
Этот тоже удостоил меня своим вниманием. Он смерил меня скучающим взглядом и вновь уставился в телефон.
– Макс, – позвала его мать. – Посмотри, какая красивая у тебя сестра.
Наши взгляды схлестнулись, но мы оба не решились высказать, что думаем по поводу этого родства. Серые глаза демонстративно провели линию от моей ноги, выглядывающей в разрезе, до груди, спрятанной за драпировкой легкой ткани, прошлись по ключицам, чуть задержались на губах и вернулись к глазам.
От такого изучения, как на ярмарке, жар бросился мне в лицо.
– Да, – глядя мне в глаза, сказал он. – Очень красивая.
Сам он тоже был, надо признать, вполне ничего. Волосы в кои-то веки уложены, узкие брюки наглажены, а это уже немаловажный факт. Тетя Марина даже умудрилась засунуть его в светло-серый пиджак, рукава которого он, правда, все равно закатал. Единственное, с чем не удалось справиться стойкой женщине, так это кеды, которые этот категорически отказывался менять на более презентабельную обувь. Но даже они с этой одеждой смотрелись стильно и независимо.
– Пойдемте, – позвал отец. – Мы уже опаздываем.
Когда мы вошли в просторный холл дома Соколенко, отец сразу потянул будущую жену приветствовать хозяев. Мы же еще за завтраком решили, что нам с этим вполне можно избежать этой участи.
– Присмотри за сестрой, – бросила тетя Марина Максу и растворилась вслед за папой в достаточно плотной толпе народа.
Когда они ушли, я вдруг почувствовала себя совершенно незащищенной. Так, словно прямо здесь, при людях этот может нанести мне удар. Он заметил это в два счета.
– Ты меня боишься? – он даже не взглянул на меня, лишь немного склонил голову в мою сторону.
– Пф… – только и смогла ответить я.
– А чего дрожишь? – насмешливо отозвался он.
Я бросила взгляд на свои дергающиеся пальцы и сцепила их в замок, пытаясь скрыть то, что уже стало явным.
– Брось, – он достал руку из кармана, попытался дотронуться до моего плеча, но я отпрянула. – Тебе просто нужно выпить.
– С тобой я уж точно пить не буду, – почти выплюнула я.
– Брезгуешь? – его улыбка стала недоброй.
– Оставь меня в покое, – посоветовала я и поспешила к Артему Соколенко, который замаячил на другом конце холла.
Мы с ним были знакомы с самого детства. Наши отцы вели вместе бизнес и сначала у нас не было выхода, кроме, как общаться друг с другом, а после мы так привыкли, что оставались дружны, даже когда наши родители на некоторое время расходились во взглядах.
– Как я рад, что ты пришла, – Артем приобнял меня и по обыкновению чмокнул в щеку. – Без тебя я бы тут со скуки подох.
– Я не переживу твоей смерти, – засмеялась я, прижимаясь щекой к его плечу.
– Пошли поздравим Мишель, а потом нормально оторвемся, – предложил друг.
Праздник, собравший почти всех уважаемых людей нашего города, посвящался младшей Соколенко. Мишель исполнялось пять лет, и ее родители не придумали ничего лучшего, как пригласить на мероприятие кучу неприятных взрослых и ни одного приятного ребенка. Девочка в своей комнате смотрела мультики и нашему приходу не особенно обрадовалась. Невнимательно выслушав мои куцые поздравления, она отпустила нас на все четыре стороны, чему мы были несказанно рады. Хотя, признаться, Мишель мне было жаль.
Комната Артема находилась на том же этаже, что и комната Мишель. Там нас уже ждала пара бутылок шампанского и блюда с нарезанными фруктами и сыром, которые друг раздобыл на кухне.
– Мы не собираемся спускаться? – уточнила я, разглядывая забитый столик.
– А ты что, уже соскучилась по своему новому братцу? – съязвил Артем и откупорил первую бутылку.
– Отвали, – пробурчала я.
Друг подал мне бокал, лучезарно улыбаясь и подмигивая, как бы говоря: «Расслабься, здесь ты свободна от всего». Пузырьки шампанского щекотали нос, а цвет напитка был точь-в-точь как цвет волос Артема. Мы хохотали и танцевали. С каждым выпитым бокалом я все больше забывала про этого, и все веселее мне от этого становилась. Ровно до тех пор, пока в моем клатче не зазвенел телефон.
– Где ты пропала? – грозным голосом спросил отец. – Макс обыскал весь дом в поисках тебя.
– Я с Артемом, пап, – отрапортовала я. – И зачем это он меня искал?
– Потому что я попросил, – отрывисто ответил папа. – И он, в отличие от тебя, хотя бы пытается сделать вид, что мы семья.
– Нужно идти? – разочарованно протянул Артем. – Прямо сейчас?
– Да, извини, – я надела босоножки и с ужасом поняла, что для таких каблуков слишком много выпила. – Иду нянчить братишку.
– Давай я с тобой, – поднялся друг, но я остановила его жестом.
– Это мой бой, – пафосно возвестила я, и, хихикая, вывалилась в коридор.
Макс стоял возле двери в гостевую спальню, прислонившись к стене и опустив голову. Его взгляд сразу нашел меня, как только он услышал шум моих неточных и смазанных манипуляций с дверью. Он молча ждал, пока я подошла и стала напротив него. Алкоголь притупил мои инстинкты, и я была смела как никогда.
– И почему ты тут стоишь? – сложив руки на груди, спросила я.
– Ты шатаешься, – заметил он, продолжая меня рассматривать.
– А тебя это не касается.
Он еще секунду смотрел на меня, а потом вдруг молниеносно придвинулся, приподнял за талию, втолкнул в пустую комнату и закрыл за нами дверь. Я полетела прямо на кровать, но тут же вскочила на ноги.
– Я сейчас закричу, псих! – предупредила я, но мои угрозы его абсолютно не напугали.
– Кричи, – пожал плечами этот. – Посмотрим, сколько людей на этой вечеринке тебя услышит.
– Что ты собираешься делать? – я почувствовала, как мой голос дрогнул, и обхватила себя за плечи, чтоб не дать этой дрожи распространиться по телу.
– Ничего из того, чего бы ты не захотела, – он сделал шаг ко мне, и я действительно заорала.
ГЛАВА 6
Первая
Она не бежала. Больше не могла. Ноги были изодраны камнями и ветками, колени разбиты – она падала так часто… Где-то рядом скулил зверь, и она не сразу поняла, что этот зверь – она сама. «Как хочется жить», – думала она совсем недавно, а теперь ей уже ничего не хотелось. Только чтобы все закончилось как можно скорее.
Она не услышала его шагов, Монстр умел ходить так тихо, будто сама земля, листва и мох скрывали его, прятали. Хотя, конечно, нет. Никто его не прятал. Он не подстерегал ее. Она сама пришла к нему. Значит, сама хотела. Именно так он и сказал: «Ты ведь сама этого хочешь».
– Вот ты где, – Монстр стоял прямо над ней. – Я так рад, что нашел тебя. Нам будет хорошо вместе. Ты же сама знаешь.
Она знала. Она уже очень хорошо знала, поэтому, когда он начал наклоняться, она заскулила громче, попыталась отползти. Он был быстрее. Сразу схватил ее за ногу, потянул к себе, резко и сильно. Что-то острое (может, кусок стекла) врезалось ей прямо в спину, и она застонала громче. Пусть все закончится…
Она не слышала, как зашуршала молния его брюк, только вновь почувствовала боль, когда он снова осквернил ее тело. Он двигался, как животное, не зря она назвала его Монстром, он им и был. Каждое его движение взрывалось волной боли внизу живота. Его ладони накрыли ее горло, сдавили сильнее, чем обычно, и она почти сразу поняла, что скоро все закончится. Этот раз последний. Воздух не попадал в ее легкие и не выходил из них. Она уже не чувствовала, что это ее руки дергаются в конвульсиях, ее ноги свело вечной судорогой. Монстр навалился на нее, зарычал ей в ухо, вколачиваясь в нее снова и снова, но она уже не услышала.
Закончив, Монстр поцеловал ее в остывающие губы, с улыбкой стер слезу, одиноко вытекающую из ее остекленевшего глаза, взвалил ее на плечо и, насвистывая, пошел обратно. Если бы он знал раньше, насколько счастливее он станет, когда сделает это, она бы точно не была первой. Не стоило, конечно, делать это прямо здесь, но она сбежала, чем только распалила его еще больше. Она бы не бежала, если бы не хотела этого сама. Ну ничего, теперь он отнесет ее домой.
Теперь он знает, что делать, теперь у него все будет хорошо.
ГЛАВА 7
Лера, ноябрь 2021 года
Пока я позвонила в ритуальные услуги и уладила вопрос с приведением в порядок разгромленного участка, доблестных стражей порядка уже ветром сдуло. Центральная улица Крестовского кладбища пуста и безмятежна. Только Антонина Петровна, удобно расположившись на лавочке, все еще переругивается с несчастным дядей Семой.
– Когда ж ты пить бросишь, а? – увещевает женщина. – Ты посмотри на себя, ты ж весь черный уже от водки этой поганой.
– Так жизнь у меня какая, баб Тонь? – разводит руками сторож. – Кто ж не запьет с такой жизнью-то?
– Ой, ой, знаю я вас алкашей, – машет рукой Антонина Петровна. – Вечно страдаете. А другие люди, по-твоему, не страдают? А? Бесстыдная твоя морда!
Игорь неожиданно отпускает меня и усаживается между представителями двух непримиримых идеологий.
– Так другие страдают без души, – выдает он. – А кто душевный человек, тому водка нужна.
– Вот! – радуется дядя Сема, обретя неожиданную поддержку в лице Гордеева. – Душа у меня, баб Тонь, а ты…
– Во-о-от, – вторит ему сыщик, и я совершенно не понимаю, к чему этот диалог.
– Игорь, пойдем, – зову я, но он отмахивается от меня, как от назойливой мухи.
– Да подожди ты, Лер. Дай с хорошим человеком поговорить.
Я закатываю глаза и отхожу в тень раскинувшей свои ветви рябины.
– Эх, так мало сейчас хороших людей, правда, Сема?
– Не то слово, дружище! – дядя Сема вытирает скупую мужскую слезу. – А у тебя на бутылку не будет? Я так, здоровье подправить.
– Лер, дай хорошему человеку на бутылку, – кивает мне Игорь.
– Хороший человек чуть не подох пару часов назад, – напоминаю я.
– Ну тебе жалко, что ли? – супится Гордеев.
Я психую и, порывшись в сумке, протягиваю сыщику завалявшуюся банкноту.
– Вот спасибо, Лерочка! – сияет страдалец, глядя на купюру в руке Игоря, как на сокровище.
– Тьфу, алкаш проклятый! – выражает свою точку зрения Антонина Петровна.
– Вот видишь, – Игорь хлопает дядю Сему по плечу. – Хорошая она у меня все-таки. Понимающая.
Мужик кивает, не сводя взгляда с денег.
– А много тут понимающих ходит? – вопрошает Гордеев. – Не-е-ет. Она одна у меня такая.
– Что?.. – не успеваю спросить я, как дядя Сема выдает:
– Еще один есть тут. Тоже хороший, понимающий.
– Понимающий? – сомневается сыщик.
– Я тут болел на днях, консервами отравился, – делится наш герой. – А он мне лекарство принес. И потом еще приходил.
– Тоже с лекарством? – я уже понимаю, к чему клонит Игорь.
– Да, – с готовностью кивает дядя Сема. – Говорю ж, понимающий.
Антонина Петровна бурчит себе под нос что-то по поводу отравлений консервами, но я ее не слушаю.
– И вчера приходил? – спрашиваю я.
– И вчера, – подтверждает сторож. – Прям перед закрытием.
– Какой молодец, – кивает Игорь. – А как выглядит, помнишь?
– Ну… – задумался дядя Сема. – Такой… Как ты.
– А как я?
– Ну… Молодой, глаз хитрый, как и у тебя, морда смазливая. Думал сначала, мажор какой-то, а он, ишь, понимающий оказался.
Я пытаюсь внять логике и не представлять на месте смазливого хитрого мажора Макса, но у меня не выходит. Есть еще… Но ему нет до меня дела. Он такого бы не провернул из-за меня. Я всем своим нутром чувствую, что это Макс принес отравленную водку, чтобы быть уверенным в том, что дядя Сема не помешает ему.
– А куда приходил понимающий? – поднявшись, спрашивает сыщик.
– Ко мне, – дядя Сема жадно хватает протянутые деньги.
– А до тебя, куда на кладбище приходил?
– А… Так это… Не знаю. Ходил возле ангелов вроде.
– Вы, случайно, этого понимающего не видели? – обращается Игорь к притихшей Антонине Петровне.
– Не видела я никого, – женщина явно недовольна тем, что мы так бесцеремонно прервали ее нравоучительную беседу. – И кем вы, молодой человек, Валерии Сергеевне приходитесь?
Я едва открыла рот, чтобы пояснить, что Игорь тут для того, чтобы помочь мне во всем разобраться, но не тут-то было.
– Лерке? – поднимает брови сыщик. – Так сплю с ней. Хахалем, стало быть, и прихожусь.
– Гордеев! – восклицаю я, пораженная неприкрытому хамству.
– Да ладно, Лер, – он обнимает меня за плечи и громко чмокает в висок. – Тут же все свои. Свои ведь? Или ты меня прятать собралась? Ну ладно, нам пора. Счастливо оставаться!
– До свиданья, – бросаю через плечо и интересуюсь у Гордеева: – Ты совсем больной?
Пытаюсь сбросить его ладонь.
– Не дергайся, – цедит сквозь дебильную улыбку он. – Я-то как раз здоровый. А вот ты, похоже, не совсем. Всему городу собралась сообщить, что наняла меня?
– Ну… Можно было сказать, что ты мой коллега или друг, – все еще возмущена я.
– Хреновый ты психолог, Лерка, – лыбится Игорь и как только мы сворачиваем с главной аллеи, убирает руку с моего плеча. – Да будет тебе известно, нет на свете темы более запоминающейся, чем чужая постель. А значит, ничего больше они не запомнят и, соответственно, если вдруг вернется наш понимающий, не расскажут.
– Ты думаешь, он вернется?
– Кто знает, – пожимает плечами Гордеев.
Аллея ангелов – это отдельно отведенная зона на общем кладбище, которую используют для захоронения детей. Она отличается особой красотой и ухоженностью (если эти слова применимы к подобному месту), что вполне понятно – люди, пережившие такое горе, как потеря своего ребенка, остаются все теми же родителями, которые хотят для своих детей только лучшего. По понятным причинам, раньше я ни разу не была в этой части погоста. И, глядя на душераздирающие надгробные надписи и живые цветы в вазонах, понимаю, что лучше бы и дальше не бывала. Детская смерть страшнее любой другой, и, мне кажется, кощунством без особой причины бродить здесь. Сегодня у нас есть такая причина.
– Как думаешь, – спрашиваю я, – на что нам нужно обратить внимание?
– Понятия не имею, – откликается Игорь. – Но, думаю, если ты увидишь то, что нам нужно, ты это узнаешь.
– А вдруг он просто здесь гулял?
– Странное место для прогулок, ты не находишь?
– О, поверь мне, это не самое странное из того, что делают люди, – хмыкаю я, вспоминая некоторые истории своих клиентов.
Мы некоторое время молча бродим среди могил, вглядываясь в имена и фотографии на памятниках. Стараюсь максимально абстрагироваться от увиденного, чтобы не представлять себе недолгую жизнь каждого ангела и безутешных родителей.
Пряча руки в карманах белой кожанки, перехожу к очередному надгробию, когда что-то дергает за сигнальную ниточку где-то на периферии моего внимания. Останавливаюсь и пытаюсь уловить, что меня зацепило. Игорь видит, что я остановилась и верчу головой, и возвращается.
– Что? – спрашивает он.
– Не уверена…
Возвращаюсь к той могиле, от которой только что отошла, но это не то, что мне нужно. Смотрю немного дальше, на следующий ряд и вижу то, что искала.
Скромное надгробие без каких-то излишеств. Совсем как у взрослых. Только даты говорят о том, что там покоится ребенок. Я всматриваюсь в имя и думаю, насколько велика вероятность такого совпадения. В принципе, в таком большом городе, как этот, вполне может быть, но…
– Игорь, – зову я. – Я не совсем уверена, вдруг совпадение… Но взгляни на это.
– Волков Максим Николаевич, 19.01.1991–19.02.1991, – вслух читает Гордеев.
– Те же фамилия, имя и отчество и та же дата рождения, что и у… – я замолчала, не в силах произнести его имя.
– Подойдем ближе, – предлагает Игорь.
Я передвигаюсь словно на автопилоте. Вслед за Гордеевым подхожу к могиле. Цветы в вазоне совсем засохли, а лампадки залило мутью после дождей так, что они едва различимы на фоне серого камня. Остаюсь стоять за оградкой, нервно перебирая пальцами ремешок сумочки, пока Игорь заходит вовнутрь и осматривает предположительно второе место захоронения моего ночного кошмара.
– Смотри, – мужчина указывает на краешек сложенной бумаги, торчащий прямо из-под плиты. – Есть сухие салфетки? Или кулек какой-нибудь?
Я поспешно достаю из сумки кулек с курагой, быстро отхожу к урне, высыпаю содержимое, и, вернувшись, протягиваю Гордееву. Он засовывает руку в кулек и осторожно ухватывает за бумажный уголок. Я с колотящимся сердцем смотрю, как он осторожно, чтобы не порвать, вытягивает спрятанный лист и разворачивает его, придерживая уголком целлофана.
– Веселый, милый дом, – читает Игорь ровные отпечатанные строки, которые я вижу даже со своего расстояния. – Тебе так страшно в нем. Я двери не закрою, приду играть с тобою. Один упал, другой удрал, а третий без вести пропал. Давай играть, давай искать, чтоб…
– Он смог жизнь мою забрать, – хмыкаю я, стараясь скрыть от самой себя, как перехватило дыхание. – Ну, привет, братец.
ГЛАВА 8
Лера, октябрь 2010 года
Как этот и предсказывал, меня никто не услышал, и никто не пришел на помощь.
Он не двигался ровно до тех пор, пока не понял, что никто не собирается его останавливать. Я тоже это осознала, да так ярко, что в секунды бешеный, животный страх забрался ко мне в горло, отравил внутренности. Я рванулась, надеясь проскочить мимо него, но он перехватил меня за талию, зацепив при этом атласный пояс так сильно, что прочная ткань затрещала, и вновь толкнул на кровать. Взгляд серых глаз пригвоздил меня к атласному покрывалу в тон холодному светло-серому интерьеру комнаты. Страх бился в висках, заставлял меня дышать часто, приоткрыв рот, как загнанное животное.
– Хочешь, я угадаю, чего ты желаешь на самом деле? – он сделал шаг ко мне, и я попыталась отодвинуться дальше, увеличить расстояние между нами. От моей былой бравады не осталось и следа.
Он в мгновение навис надо мной. Я задергалась, забилась под молодым мужчиной, задыхаясь от его наглости, от его совершенно неприемлемых действий. Рука этого легла мне на грудь чуть ниже ключиц, выдавливая из меня сдавленный выдох.
– Не надо, – постыдно дрожащим голосом пролепетала я.
Его глаза были прямо напротив моих, и мне некуда было деться от этого взгляда. Нет, даже не так. Я просто не могла заставить себя не вглядываться в серую бездну, которая так настойчиво смотрела на меня. Его дыхание смешивалось с моим, заполняло мои легкие, заставляло что-то неведомое шевелиться под кожей, рваться мурашками наружу. Бесстыдные пальцы провели по самому краю шва моего платья, задевая кожу, разнося по телу электрические разряды.
– Нет, – почему-то шепотом запротестовала я и дернулась, непроизвольно влипая в мужское тело и пугаясь его твердости.
– Да, – так же шепотом ответил он, приближаясь еще и задевая меня кончиком носа.
Потемневшие глаза следили за каждой моей эмоцией, улавливали малейшие изменения во мне, в моем пульсе, в моем дыхании. В какой-то момент мне показалось, что дальше ничего происходить не будет. И именно тогда, пальцы скользнули под ткань, закружили вокруг ореолы соска, заставляя меня еще шире распахнуть глаза, сцепить зубы, чтобы не издать и звука. Я уперлась в его бока, стараясь оттолкнуть, но разве это возможно? Сквозь тонкую ткань его футболки я ощутила его жар, перекатывающиеся мышцы.
– Я прошу тебя, – пролепетала я.
– О чем ты меня просишь, сладкая? – хрипотца его голоса пробирала до костей.
Пальцы сжали сосок, и я все-таки со стоном прикрыла глаза, уперлась затылком в жесткий матрац, закусила губу. Его губы были в миллиметре от моих так, что у меня стало зудеть горло от необъяснимого и порочного желания.
Вдруг его ладонь перестала терзать мою грудь, скользнула выше, накрывая горло. Я легко могла дышать, но ужасающее ощущение, что он контролирует каждый мой вздох, затопило меня с головой, смешиваясь с тугим нарастающим ощущением внизу живота.
– Пожалуйста…
– Тш-ш-ш, – его губы скользнули по мочке моего уха, вызывая очередную волну мурашек по всему телу.
Зачем он так со мной? За что?
Меня пробила крупная дрожь, когда я почувствовала легкое прикосновение внутренней стороне бедра. Сначала через ткань, а потом его рука проскользнула в высокий разрез, дотронулась до кожи, выводя на ней узоры. Я попыталась оттолкнуть его, но не смогла и на миллиметр сдвинуть этого мерзавца, который так бесцеремонно вторгался в мое личное пространство, сводил меня с ума, забирал себя у меня. В ответ на мои трепыхания, только насмешливая улыбка задела его губы, а потом кончик языка прочертил влажную линию в уголке моего рта, заставляя меня практически задыхаться от сумасводящего запаха сигарет и ментола. Он так близко, что при каждом вздохе моя грудь касалась его, и я разбивалась на части каждый чертов раз.
– Пожалуйста, – меня накрыла паника. – Я прошу тебя…
Пальцы бесстыдно переместились выше по ноге, остановились, почти задевая кружевную ткань белья. В отчаянной попытке его остановить, я схватила его за запястье обоими руками. Я путалась взглядом в его длинных ресницах, обрамляющих потемневшие глаза, старалась не тонуть в глубоких тенях, прячущихся за углами острых скул, заставляла себя не смотреть на его губы, твердые и, почему-то я была уверена, такие же восхитительные на вкус, как и его запах. Господи, о чем я думаю?!
– Назови меня по имени, – едва слышно приказал он.
– Макс, пожалуйста, – мой голос срывался, и я чувствовала, как чуть сжималась его ладонь на моем горле каждый раз, когда я что-то произносила или судорожно сглатывала. – Я…
Легко преодолев сопротивление, его ладонь дернулась, сокращая последние миллиметры, дотрагиваясь до меня прямо там, сдвигая в сторону тонкое кружево и выводя первый, еще осторожный кружок вокруг самой чувствительной точки. От его резкого бесстыдного прикосновения моя спина выгнулась, а с губ сорвался неожиданный стон. Он собрал мою влагу, растер ее по пульсирующим складочкам, мягко проник пальцем вовнутрь. Тело больше не слушалось меня: я толкнулась бедрами ему навстречу, вцепилась ногтями в его запястье.
– Вот чего ты хочешь на самом деле, золотая девочка, – его шепот толкал горячий воздух прямо в мои губы, а пальцы подводили меня к точке невозврата в такт голосу. – Все хорошие девочки… а ты ведь хорошая девочка, а, Лер? Все хорошие девочки презирают плохих мальчиков и хотят их.
Каждое его движение, каждое его слово сводило меня с ума и унижало еще больше. Я сжимала его запястье так крепко, будто бы это был единственный шанс удержаться мне на краю этой серой бездны, которая так жадно вглядывалась в меня.
– Макс…
Движения ускорились, мешая мне думать, не давая вспомнить, кто я.
– Давай, малышка, проси меня, – раскаленным гвоздем в мозг ворвались его слова. – Проси меня, чтоб я тебя отпустил, чтоб ушел. Давай, Лера. Чего же ты молчишь?
Его прикосновения вызывали во мне огненные волны, неистовым жаром разносящиеся по всему телу. Я непроизвольно двигалась с ним вместе, доводя до взрыва скрученной спирали внизу моего живота.
– Скажи, Лера, – требовал он. – Скажи, чтобы я ушел.
Я подалась к нему, почти целуя, почти теряя себя, почти растворяясь в нем. Мне было так мало этого шепота, так мало его, я хотела, чтобы он целовал меня с той же жадностью, с которой он на меня смотрел, хотела сгореть с ним. Я мазнула своим губами по его, но он отстранился в последний момент. Отрезвление от его близости, оттого что происходило с нами, что он делал со мной, накрыло меня ледяным душем ровно через секунду после того, как жестокие пальцы перестали меня пытать, оставив желание пульсировать во мне так и не расцветшим цветком. Что я делаю вообще? С этим в одной постели? Что я творю?
– Уходи, – выдохнула я, и чуть не разрыдалась, когда он отстранился, перестал греть меня своим телом.
На его лице не отразилось ни капли разочарования. Только порядком надоевшая улыбочка совершенно поехавшего человека. Его взгляд скользнул по моей обнаженной коже, и я поспешила спрятаться от него. Отвернулась от этого, свернулась клубком, не желая ни видеть его, ни слышать. Не желая раздирать еще больше рану своего морального падения, причиной и свидетелем которого он стал.
Макс и не настаивал. Буквально через секунду я услышала, как отворилась дверь, выпуская моего мучителя.
В голове мутными пятнами плавали воспоминания, сердце все еще колотилось, а огонь внизу живота не погасил даже самодовольный вид этого мерзавца. От омерзения к себе и своей реакции на этого к горлу подкатила тошнота. Выпитое шампанское так и не смогло удержаться в моем желудке, и я побежала в ванную комнату.
Опустошив желудок, взглянула на себя в зеркало. Тушь размазалась, кожа блестела, волосы растрепались, платье сидело неопрятно, и довершал ужасный вид порванный по тонкому шву пояс, из которого уже во все стороны начинали торчать быстро обтрепывающиеся нитки. Ужасное, невообразимое нечто глядело на меня из зеркала. Низ живота ныл от неудовлетворенности и отвращения к себе и ему.
– Черт…
Мне не хотелось, чтобы меня видели в таком виде, поэтому первым делом я поспешила за клатчем, в котором при желании можно было отыскать все необходимое. Наскоро подправив макияж, я сняла пояс и аккуратно сложила его в сумку. Так талия выделялась не так явно, но это ничего. Нужно скорее найти нитки, чтобы хоть как-то исправить этот кошмар. Я подумала сначала пойти к няне Мишель, но вовремя вспомнила, что это самая страшная ханжа из всех известных мне. Как только она увидела бы меня в таком виде, я была бы мгновенно предана анафеме. Хотя нет, сначала она бы все же растрезвонила всем о моем непотребном поведении.
Я вышла в пустой коридор, прислушиваясь к музыке внизу, и направилась в комнату к Мишель.
– Привет еще раз, – махнула я ей рукой. – У тебя, случайно, не найдется ниток?
– Я плету фенечки, – как на умалишенную взглянула на меня девочка.
– Поэтому я и пришла к тебе, – подмигнула я.
Младшая Соколенко деловито прошествовала по комнате, порылась в ящике безразмерного комода и вытащила на свет моток розовых ниток.
– А черных нет? – озадаченно спросила я.
– Я принцесса, вообще-то, – напомнила Мишель.
Пришлось зашивать пояс тем, что дала принцесса. Сначала мне казалось, что это совершенно простое, даже элементарное задание. Однако, зашив, я не была уверена, какой пояс лучше – порванный или зашитый мной. Я решила прикрыть свой позор клатчем и отправилась вниз.
Люди вокруг уже были значительно навеселе. Где-то издалека я слышала раскатистый смех отца и радостную болтовню тети Марины. Я не хотела подходить к ним сейчас, хотелось найти Артема и пожаловаться на этого и, чего уж скрывать, на свою несдержанность.
Поискала его глазами и не нашла. Вышла на веранду в надежде, что он там, но и веранда оказалась пустой. Неужели он так и остался в своей комнате? Очень странно, на него не похоже. Я решила пройтись в сад, пока я внизу, и если уже нигде не обнаружу друга, распивающего очередную бутылку шампанского, то поднимусь в его комнату.
Вечер был замечательный и, несмотря на свое испорченное настроение, я наслаждалась свежим воздухом и звездным небом. Сад располагался за домом Соколенко и был огорожен забором где-то по пояс. Кое-где этот забор был оплетен очаровательно пахнущими розами, а кое-где открывал вид на искусственный ручеек, который тек прямо вдоль забора со стороны сада.
Я увидела его почти сразу, как повернула за дом. Увидела, но не сразу догадалась, что это он, не сразу поняла, что произошло. Потом я узнала щеголеватые брюки, которые высвечивались светлым прямоугольником окна.
– Артем, – позвала я. – Ты что тут делаешь? Я тебя обыскалась.
Потом я увидела его приподнятую ногу, нахмурилась, уже чувствуя, что случилось что-то ужасное. А потом, когда заросли роз перестали скрывать моего друга, я увидела его полностью. Из его груди торчали два заточенных металлических штыря, которые его мама добавила в качестве декора к забору, руки раскинуты в разные стороны, спина выгнута.
Я сделала еще пару шагов к нему, и зачем-то позвала:
– Артем?..
Он, конечно, не ответил. Непонимание, ощущение нереальности происходящего накрыло меня. Я подошла еще ближе и заглянула в его лицо. Голова его была закинута назад. Изо рта моего друга широкой струей текла кровь. Она попадала ему в нос, заливала глаза, окрашивала страшным цветом волосы.
Вот тогда я заорала. Я кричала до тех пор, пока кто-то не сгреб меня в охапку и не оттащил от остывающего тела Артема. Я рвалась, орала, плакала, мимо меня проносились люди, кто-то завизжал, кто-то зарыдал в голос, кто-то кричал, чтобы вызвали скорую, кто-то звонил в милицию… В конце концов, я выдохлась и разревелась на груди у того, кто держал меня. Я обняла за талию своего утешителя, а он прижал меня к себе, пряча от творящегося вокруг хаоса.
– Все будет хорошо, Лер, – прозвучал над ухом голос Макса и я, уже не в силах воевать с ним, обняла его еще крепче.
ГЛАВА 9
Лера, ноябрь 2021 года
Я рассказала Гордееву о ночном звонке и о том, что считаю и всегда считала Макса живым. Он меня послушал, покивал и неожиданно попросил остановить у метро, сославшись на срочные дела. Мы обменялись номерами, пообещали друг другу держать связь, если вдруг что-то, и, если ничего тоже, и он упорхнул.
Теперь я, как брошенная на обочине дворняга, смотрю вслед неожиданному соратнику и чувствую, как каждый удар моего сердца взбаламучивает липкий ил в моей душе, вытаскивая на свет поутихший в присутствии Игоря страх. Потерла переносицу, стараясь не впадать в панику. Техники релаксации из телесно-ориентированной терапии помогают ослабить некоторые мышечные зажимы, которые вновь, как по команде, сковали тело, но этого недостаточно.
Пожалуй, нужно наведаться к Арсению Ивановичу. Я не медлю. Выискиваю в телефонной книге знакомый номер, который последние несколько лет набирала только по крайней необходимости.
– Арсений Иванович? – постаравшись придать невозмутимости своему тону, спрашиваю я только для того, чтобы дать себе еще чуточку времени на размышление.
– Валерия? – глубокий сильный голос успокаивающим бальзамом льется мне в уши. – У вас что-то случилось?
– Да, – я сжимаю и разжимаю ладонь, лежащую на руле. – Мне нужно с вами встретиться. Срочно.
Секундная пауза, и спокойное:
– Приезжайте, Валерия Сергеевна. Я сейчас отменю клиентов на ближайшие пару часов.
Разворачиваю машину и мчу в автомобильном потоке. На самом деле, психотерапевты не разбрасываются клиентами вот так, и не меняют расписание по запросу любого. Просто я особый клиент для Арсения Ивановича. Он стал моим психотерапевтом вскоре после смерти моей семьи. Он вытянул меня из такого кризиса, который с великой долей вероятности, разрушил бы меня, останься я с подобным один на один. Аркадий Иванович помог мне поступить, помог связать свою жизнь с психологией, был моим научным руководителем на бакалавриате и магистратуре, поддержал, когда я подала документы на аспирантуру и осталась при институте, радовался, когда год назад защитила кандидатскую. Сейчас я уже работаю над докторской, и мой нынешний научный руководитель – добрый друг моего психотерапевта, а в прошлом году число моих студентов пополнил сын Арсения Ивановича.
Я вспоминаю, как мы познакомились, как здорово было понимать, что я не одна в своем ужасе. Однако, несмотря на все мое уважение к этому человеку, он до сих пор не знает, что я считаю Макса живым. Возможно, сейчас лучший момент, чтобы в этом признаться. Как и во многом другом.
Игорь звонит ровно в тот момент, когда я выхожу из машины во дворе старого дома в центре города, старательно отремонтированного и используемого в качестве жилья баснословно богатыми интеллигентами. Квартира в этом районе стоит раза в четыре дороже, чем в моем, а, может, и больше. Но Аркадий Иванович успешен, поэтому вполне может себе это позволить.
– Да? – говорю я, пытаясь скрыть облегчение в голосе от звонка сыщика.
– Лерка, ты где? – голос Гордеева сочится энтузиазмом, как мясо на гриле, приготовленное моим отцом.
– Приехала к знакомому, – кривлюсь я от панибратского обращения, но не исправляю его. – А что?
– Ты с ума сошла в такое время по знакомым шляться?
– Игорь, это хороший знакомый, – закатываю я глаза. – У него я в безопасности.
– Слушай, Кларисса Старлинг, давай я буду решать, где ты в безопасности, а где нет? – щеголяя знаниями околоманьячной литературы, предлагает Гордеев. – Если тебя грохнут, кто мне заплатит?
– Если он не убил меня до сих пор, значит, не это является его целью, – рассуждаю я.
– Может, и так, – легко соглашается Игорь. – Но ты не можешь знать наверняка. И вообще… Где ты?
– У психотерапевта, – понизив голос, говорю я.
Захожу в подъезд и киваю бессменному консьержу. Арсений Иванович живет на первом этаже, поэтому мне стоит только пройти мимо антикварного лифта, повернуть налево и упереться в знакомую дверь.
– О-о-о… – тем временем тянет сыщик. – Эко тебя повело.
– Заткнись, – ворчу я. – В этом нет ничего постыдного. Психотерапия, по моему мнению, вообще должна стать обязательной для населения.
Открываю дверь квартиры Арсения Ивановича – он всегда оставляет ее открытой перед приходом клиента. Все его клиенты – приличные люди. Он говорит, что это позволяет ему занять нужную позицию в разговоре.
– Все, Игорь, – шепчу я. – Я уже пришла. Позвоню, как освобожусь.
– Погоди, погоди, – останавливает меня он. – Лера, давай хотя бы ты поговоришь со мной до тех пор, пока не встретишься со своим терапевтом.
– Я уже в квартире, – шиплю я, поворачивая к кабинету Арсения Ивановича. – Что со мной может случиться?
– Все, иди, – не желает пояснять Гордеев. – Как будешь не одна, скажешь.
Я качаю головой и после короткого стука отворяю массивную дверь.
– Арсений Иванович, я пришла, – говорю я и застываю на пороге.
– Лера, что там? – слышу в трубке. – ЛЕРА!
Я смотрю на огромное пятно крови, растекшееся на дорогом ковре.
– Игорь…
– Лера, где ты находишься? Говори адрес!
Диктую Гордееву улицу, номер дома и квартиры, закрываю дверь на ключ и сползаю по ней, продолжая пялиться на кровавое пятно.
Он был здесь. Совсем недавно. А может, до сих пор таится где-то в квартире. Он знал, что после всего я поеду к тому, кто может мне помочь взять себя в руки. Он лишил меня того единственного, кто вытягивал меня из болота, того единственного, кто…
Стук в двери заставляет меня подпрыгнуть.
– Лера, это я. Открой.
Я вскакиваю, пытаюсь быстро повернуть ключ, на чем-то поскальзываюсь и со всего размаху влетаю головой в дверной косяк. Вскрикиваю, глаза застилает мутный туман, я оседаю на пол, дотрагиваюсь до лба и никак не могу понять, что за влага на моих пальцах. Смотрю на алые фаланги, и к горлу мгновенно подкатывает дезориентирующая тошнота.
– Лера, что там? – желудок скручивает болезненным спазмом, где-то на границе сознания я слышу глухие удары, такие далекие и так больно отдающиеся в голове отрывистыми звуками. – Отвечай мне, зараза! Сейчас выбью дверь и убью тебя!
Сознание начинает робко проглядывать сквозь молочную пелену.
– Игорь, я в порядке, – отзываюсь я. – Просто ударилась.
Тянусь рукой к ключу на этот раз не вставая, с трудом поворачиваю его и отодвигаюсь в сторону, чтобы Гордеев смог пройти. Входит поспешно, опускается рядом на корточки, заглядывает мне в лицо внимательным взглядом.
– Твою мать! – изрекает он. – Дай посмотрю.
– Поищи лучше Арсения Ивановича, – я стираю кровь с виска тыльной стороной руки. – Может, он где-то в квартире.
– Нет, я глядел, – он помогает мне подняться. – Трупа нигде нет.
– Не говори о нем так, – возмущаюсь я, хотя в душе все прекрасно понимаю. – Вдруг он еще жив?
– Конечно, нет! – кривится Игорь, что-то тыкая в своем телефоне. – И не строй из себя дуру. Весь палас в кровище. Конечно, живой. Ага. Серега? Привет еще раз. Помнишь девчонку, про которую я тебе говорил сегодня? Ага. Ну тут без тебя не обойтись. Ага. Да. Да не вопрос! С меня магарыч. Пиши адрес.
– Ты бесчувственный чурбан, – констатирую я.
– Я бывший мент, что хоть и похоже, но не одно и то же, – поправляет меня Гордеев и, потеряв ко мне всякий интерес, идет осматривать кабинет.
– И ты даже не вызовешь мне скорую? – ужасаюсь я.
– Раз скандалишь, значит, все с тобой нормально, – бурчит сыщик.
Я обиженно отворачиваюсь, и в ту же секунду на пороге кабинета образовываются два фельдшера скорой помощи.
– Кому тут плохо? – густым басом интересуется один из них.
Удивленно открываю рот и перевожу взгляд на Игоря.
– Что смотришь? – поднимает он брови. – Я ж не ты. Головешка-то варит – вызвал, когда к дому подъезжал.
Я пристыженно киваю и даю врачам себя осмотреть. Они обрабатывают и заклеивают мне рану, светят в глаза идиотским фонариком, дают какие-то пилюли и, наконец, предложив госпитализироваться и получив закономерный отказ, убираются восвояси.
Мне уже гораздо лучше, и я хочу помочь Игорю. Не знаю, что должна делать в такой ситуации, поэтому просто стою и оглядываюсь в поисках чего-либо необычного.
– Скажи, агент Скалли, – Гордеев задумчиво рассматривает бумаги психотерапевта, наклонившись над столом и закинув руки за спину. – А как ты умудрилась так удариться?
Пересказываю историю своего травматизма и замолкаю на полуслове. Я же на чем-то поскользнулась. Что это было? Игорь, похоже, приходит к тем же выводам, что и я: если это не разлитая жидкость, а это точно не она – лужи на пороге не наблюдается, значит, это что-то, что переместилось, отлетело из-под ноги куда-то в сторону. Мы вместе исследуем пол и практически одновременно натыкаемся на прямоугольный ламинированный кусок бумаги.
– Это может быть не он, – осторожно замечаю я.
– Может, – легко соглашается Гордеев. – Но ничего подходящего, кроме этого, я не вижу. Эта штука не лежала у двери, случайно?
– Абсолютно точно нет, – уверенно отвечаю я.
– А где именно ты сидела? – хмурится сыщик.
Показываю, не совсем понимая, к чему эти вопросы. Игорь долго разглядывает место моего недавнего пребывания, переводя взгляд от скользкого прямоугольника на дверь и обратно.
– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.
– Ни о чем, – без запинки лжет Игорь.
Хоть у меня и болит голова от удара, но я способна еще складывать два и два. Проследив за взглядом Гордеева, я тихо, словно пробуя слова на вкус, говорю:
– Он был здесь, верно? – я пристально смотрю в глаза сыщику. – Он был в квартире, когда я пришла, да?
– Мы не знаем наверняка, так что не паникуй раньше времени.
Игорь неправ. Я не паникую. Наоборот, понимание того, что Макс был совсем рядом, что нас разделял всего лишь кусок дерева, освещает мои мысли, словно вспышкой молнии.
– Он подсунул это под дверь, – говорю я. – Пока я сидела и страдала, он подсунул это под дверь.
– Лера, – Игорь подходит ближе, в успокаивающем жесте кладет руки на мои плечи. – Мы не можем так точно об этом говорить.
– Игорь, ты ведь тоже так думаешь, я вижу, – я заглядываю ему в глаза, чтобы убедиться в своих словах. – Просто ты не хочешь меня пугать. Но я не боюсь, правда. Я просто…
– Ты разочарована, что тебе не удалось его увидеть, – непривычно жестко говорит Гордеев. – И рада, что он ближе, чем ты рассчитывала.
– Нет, – я отшатываюсь. – Все совсем не так.
– Так, – мужчина наступает. – И либо ты рассказываешь мне все как было, либо я умываю руки. Поняла?
– Игорь…
– Ты поняла меня? – он не шутит, и я понимаю, что в этот раз все мои тайны должны выплыть.
– Да, – сдаюсь я. – Расскажу все, что помню. Только давай не здесь.
– Конечно, не здесь, – фыркает Гордеев.
В коридоре раздается шум, шарканье, мужские голоса и через минуту в кабинет заглядывает низенький мужчина с цепким взглядом и собранными в хвост густыми волосами.
– О, Серег, проходи, – Игорь отходит от меня, жмет руку Сереге. – Знакомься, это Лера. Она у нас звезда вечера. За ней охотится преследователь.
Меня цепляет эта фраза, хоть я и понимаю, что Гордеев по своему обыкновению прав.
– Приятно познакомиться, – Серега осматривает меня, словно кобылу на выставке.
– Взаимно, – говорю я.
– Как это вас угораздило, барышня? – спрашивает он.
– Об этом мы с тобой потом поговорим, – не дает мне ответить Гордеев. – А пока можешь проверить здесь все? Не в службу, а в дружбу.
– Ничего не трогали? – строго спрашивает Серега.
– Обижаешь, – улыбается Гордеев. – Я не так давно уволился, чтобы забыть всю кухню.
– Ладно, – мужичок с цепким взглядом машет на нас рукой и орет в коридор. – Что вы там топчетесь? Я должен сам все делать?
Волшебная фраза вызывает еще двоих мужчин, которых я особо не успеваю разглядеть, потому что Игорь поднимает с пола мой телефон, сумочку, и вытягивает меня в коридор.
– Подожди меня здесь, – говорит он. – Парни не любят, когда им мешают работать.
– А разве я не должна рассказать про все? – удивляюсь я.
– Про что? – вскидывает брови Гордеев.
– Ну, про Арсения Ивановича, – предполагаю я.
– Все, что нужно сегодня, расскажу сам, а там разберемся, – подмигивает Игорь.
Если честно, я благодарна ему за то, что мне не придется все обсуждать с посторонними людьми хотя бы сегодня. Я смотрю, как мой сыщик о чем-то болтает с Серегой, как один из пришедших мужчин выходит в подъезд, скорее всего, для поиска понятых, вижу, как Игорь указывает на тот прямоугольник, на котором я поскользнулась, и Серега в перчатках аккуратно его поднимает. На нем я вижу логотип своего любимого ресторана. Я лезу в сумочку за телефоном, чтобы зайти в приложение ресторана и сверить, когда слышу:
– Валерия Сергеевна?
На пороге квартиры стоит Данил Ганза – сын Арсения Ивановича и мой студент по совместительству.
– Даня? – я не ожидала его увидеть и теперь не нахожусь что ответить.
– Что происходит? – он проходит в квартиру, и его чуть не сбивает с ног один из парней Сереги, который ходил, предположительно, за понятыми. – Это кто? Где папа?