Читать онлайн Незримые тени бесплатно

Незримые тени

Некоторые истории словно натянутые нити между пальцев – сразу видно, где тут начало, а где конец. Другие – повод испытать себя на терпеливость. Придется потратить немало времени, чтобы размотать весь клубок.

Анна

Маленькая Анна исчезла темной холодной ночью.

Ребенком она была не самым послушным, но к ужину возвращалась всегда вовремя. Поэтому, когда после назначенного времени прошло еще тридцать минут, ее мать и отец испытали тревогу. Громкие оклики ее имени не привели ни к какому результату. Не оказалось ее и в саду, ни даже в самом отдаленном его уголке, где Анна соорудила себе шалаш из подручных средств.

Всхлипывающая мать побежала к соседям, у которых была своя маленькая дочка, но та испуганно вытаращила глазенки и, отчаянно тряся головой, заверила, что в последний раз переговаривалась с Анной через изгородь несколько часов назад.

Поднялся настоящий переполох. Через час уже весь городок знал, что пропала маленькая девочка.

Откликнулись все жители Скальной Гряды, но поиски осложнялись неумолимой темнотой. Вдоль поросшего лесом океанского побережья потянулись фигуры, озаряемые легкими отблесками фонарей и светильников.

Давно жители Гряды не испытывали столь тягостного и беспокойного чувства. Их скромный, патриархальный и домашний мирок был избавлен от волнений Большой земли. Им удавалось сохранять спокойное добродушие в своих домах и сердцах. Здесь мужчины оставались мужчинами, а женщины – женщинами. Ни одной родившейся здесь девушке не приходили в голову вопросы о возможном неравенстве или нежелании выходить замуж. Здесь все хотели иметь свой домашний очаг, работящего мужа, хорошую хозяйку-жену и стайку веселых ребятишек.

Детей тут особенно любили. Другое такое место на земле еще стоило поискать. Судя по всему, богиня семьи и плодородия благоволила к местным жителям.

Может, мужчины так и норовили приложиться к стакану, особенно пасмурными осенними или зимними вечерами в местном кабаке, а их грубоватые шутки могли смутить чьи-то невинные уши, но при всем этом они были похожи в своем мировоззрении: мужчина – глава семьи, ее оплот и защита, женщина – мать и заботливая жена, прощающая мелкие недостатки своему мужу. Помыслить о том, что кто-то из здешних мог похитить ребенка, казалось диким и невозможным.

Так что, пропажа маленькой девочки для небольшого городка стала настоящим потрясением, ведь тут на свадьбы и похороны собирались все вместе, зная каждого по имени. Вместе смеялись и вместе плакали. Одиночество было не в чести.

Каждый, кто ободряюще похлопал по плечу отца Анны в ту ночь и твердым голосом говорил, что они ее непременно найдут, в глубине души готовился к худшему. Знал это и сам отец девочки.

Кристина, мать Анны, несмотря на попытки заставить ее остаться дома, бесстрашно ходила с фонарем в темной лесной чаще, куда бы она ни за какие деньги не пошла после захода солнца.

Предания и легенды Скальной Гряды о потустороннем мире стали частью этих мест. Здешние убеждения покоились на диковинной смеси веры во всевидящего, карающего Бога и фантастическую природу их края. Их вера в ангелов и второе пришествие была столь же сильна, как и то, что в воде обитают русалки, а в лесу поджидает его хозяин – Лесовик.

Но сейчас любая страшная легенда казалась сущим пустяком. Быть матерью – означало отринуть любые сомнения и презреть страх за свою жизнь. Возможная встреча с Лесным Хозяином не могла остановить женщину, разыскивающую свое дитя. Все свои помыслы она обратила к другой Матери, когда-то потерявшей своего ребенка. Сейчас ей могла помочь только Пресвятая Дева. Все молитвы и заверения посвящались ей одной.

Время шло.

Поисковые отряды прочесывали окрестные овраги и побережье вдоль и поперек, пока небо не затянуло густыми черными облаками, а луна, мягко озарявшая землю, словно большой светлячок, не скрылась из вида. Ночь поглотила всех, кто попал в тот миг под сень ее темного покрывала.

Пришлось отложить поиски до раннего утра, чтобы возобновить их с первым лучом солнца. Что и говорить, убитые горем родители не сомкнули глаз до самого рассвета, впрочем, как и большая часть жителей Скальной Гряды.

Давно здесь не происходило подобного и, уже вернувшись домой, многие отцы, даже те, кто обычно скупились открыто проявлять чувства, обняли своих детей, ощутив прикосновение первобытного страха сродни тому, что испытывают животные, потеряв детеныша. Этот инстинкт стократно усиливался у людей, познавших долг родительского обета и бесконечной, непреодолимой силы родительской любви.

Раннее утро выдалось туманным. Над берегом клубились белые нити, мешавшие видеть. Но скоро рассвет вошел в свою полную силу, и серая тьма отступила перед беспощадным огненным светилом. Люди встретили солнце с ликованием и горячими молитвами.

Отлив только начался, поэтому было решено исследовать ту часть мыса, которая была подтоплена вчера ночью.

Вода постепенно отступала, обнажая обломки скал и нагромождения камней с намотанными на них водорослями. Под ногами то и дело пробегали крабы, суетливо покачивая клешнями, а потом в панике метались взад и вперед, испуганно косясь на незваных пришельцев. Но людям было не до этого. Они пристально вглядывались во все пригорки и углубления, созданные силой океана.

Под тяжестью сапог хлюпала вода и потрескивали раздавленные пустые раковины. Сейчас эти звуки не приносили того умиротворения, которое возникало от обычной прогулки вдоль океанской кромки. Над спокойной поверхностью воды неслось надрывное: «Анна! Анна!», теряясь, исчезая в солнечных бликах и брызгах.

Когда берег стал понемногу уходить наверх, превращаясь в утес, на лица людей опустилась тень. Они продолжали поиски, но надежда таяла с каждым шагом. Совсем как тот туман, что ранним утром покрывал побережье. Этот утес был так велик, что казался необъятным и бесконечным.

Если бы какой-то слабый человек оказался под этой отвесно нависающей громадой во время прилива, то сразу стало бы ясно, каков будет исход. Человеку ни за что не взобраться наверх. Не ухватиться пальцами за скользкие камни. Его неизбежно собьют с ног, накроют тяжелые потоки соленой воды и утащат в темные глубины.

Люди боялись произнести вслух то, что так хотелось сказать. Они смотрели вниз и тщетно пытались найти следы маленьких ног, хотя это и было немыслимо. Они это знали и все же продолжали смотреть, пусть даже против всякой логики. Если девочка и прошла здесь, то неукротимая мощь океана давно стерла все следы. Сколько бы раз тут ни ступали люди, всякий раз они своими глазами видели, как меняется отмель.

Сейчас вода уже далеко ушла, но люди знали, что это ненадолго и спустя несколько часов неумолимая приливная волна вновь захлестнет песок и камни. Оставалось совсем немного времени. Текли драгоценные минуты, одна за другой, набегая друг на друга. И с этим тоже ничего нельзя было поделать.

Если бы сейчас кто-то проник в головы этих сосредоточенных на поиске маленькой девочки мужчин и женщин, он бы услышал: «совсем одна, совсем одна», «не уберегли малютку», «напрасно ищем, отдала душу Господу», «бедный ребенок». Такие обрывки мыслей носились в их головах, словно стая взбудораженных пчел. Лица были одинаково напряжены и сосредоточены.

– Анна! Анна!

Визгливые чайки носились над берегом, собирая оставшуюся после отлива рыбу. Заплывая на отмель в прибрежные впадины и ямы, глупые рыбешки становились вскоре добычей прожорливых птиц.

Отец Анны шел впереди. Иногда у него сдавливало в груди и перехватывало дыхание.

«Как же так?» – думал он. От отчаяния и бессилия подкашивались ноги. Он чувствовал себя столетним стариком, не способным передвигаться.

Внезапно океан словно распахнулся перед ними. Люди обогнули скальный мыс, где в самом его конце утес делал резкий поворот и затем совершал свой плавный спуск к воде, чтобы слиться с береговой линией. Еще двести шагов и перед ними вновь возникнет лесная чаща. Вот и погода снова начала портиться.

Пока они шли, солнце, словно устав светить все утро, стало готовиться к обеденному отдыху. Уже собрались пухлые молочно-серые облака, а вскоре упали первые капли дождя.

Отец Анны внезапно резко остановился, как-то безумно и обреченно поглядел на следовавших за ним людей. Ком в горле мешал ему. Наконец, он справился с ним.

– Эй, Мартин, – сказал один из мужчин, – скала кончается. Сейчас выйдем к просеке. Мы как раз еще не смотрели у торфяных болот.

– Да, вижу, – обронил тот глухо.

Стараясь не замечать исполненных жалости взглядов, обращенных на него, он пошел дальше, чувствуя, что неожиданная ярость закипает в нем.

«Что они так смотрят? Надежда еще есть!»

Злясь на них и на себя, он прекрасно осознавал причину этой злости. Ему было страшно так, как никогда прежде. Еще и проклятый дождь усиливался, низвергаясь из серых облаков. Морось дождя смешивалась с океанской поверхностью, становясь новым прохладным клубком тумана, мешавшим видеть.

У подножия скалы, где обнажился песок и камни, вдруг открылось углубление, словно странная ухмылка на базальтовой плите, зиявшая как беззубый рот. А потом события завертелись, словно представление на рыночной ярмарке.

В темном проеме из ниоткуда возникла маленькая девичья фигурка, будто по мановению волшебной палочки перед смертными предстало мифическое морское создание.

Ее длинные темные волосы облепили ее плечи, падая на грудь, платье было мокрым, а подол грязным. На ножках ни башмачков, ни чулочков. Лицо казалось бледным, застывшим, но глаза на этом лице были живыми, черными и огромными.

Все остолбенели от неожиданности, замерли, как вкопанные, ведь у каждого мелькнула мысль о том, что это невозможно! Она – не настоящая! Это видение!

Они слишком долго ее искали, вглядываясь во тьму, в воды океана. И теперь проклятая усталость дает о себе знать! Но все это прошло через секунду, а затем у всех одновременно вырвался не то вздох, не то крик.

Все к ней бросились, заговорив разом, принялись растирать ее холодные ручки и ножки, закутывая в теплую шаль. Ну, а Мартин и вовсе, чуть не умер от радости прямо там, на пустынном берегу.

Он подхватил ее, как перышко, прижимая к плечу, задыхаясь от переполняющих его чувств, не переставая повторять ее имя и уже не отпускал до самого дома, неся ее на дрожащих от волнения, но сильных руках.

Вот так маленькая Анна и нашлась.

Сперва никого не смутило, что она молчала. Слишком много пережил этот ребенок и всем была понятна ее неразговорчивость.

Но она продолжала хранить молчание и на второй день, и на третий. Когда ей заглядывали в глаза, то казалось, будто она смотрит не на человека, а сквозь него. Тут уж родители снова забеспокоились.

Решили позвать священника.

Он прочел несколько молитв, окропил святой водой весь дом и саму Анну. Девочка никак не реагировала на это действо, но как только священник ушел, она подняла голову и зрачки ее расширились. Голубые глаза снова стали черными. Совсем как тогда в пещере! Плотно сомкнутые губы разжались. И тут малышка медленно, но четко произнесла каким-то чужим, низким и спокойным голосом:

– Он умрет, как только увидит яркий свет.

Кристина, невзирая на бесконечное счастье от того, что дочь нашлась живой и невредимой, все же ощутила, как по спине внезапно пробежал противный холодок. Куда делся нежный голосок ее дочурки?

– Что ты сказала, милая?

Лицо Анны напряглось, по телу прошла сильная дрожь. Ее широко распахнутые глаза были прикованы к двери, через которую только что вышел священник.

– Он скоро умрет.

Мать так и залилась слезами. Глаза девочки казались стеклянными, холодными, а голос был страшным, словно доносился из подземелья. С тех пор, как малютка появилась в доме после своего исчезновения, она ни разу не улыбнулась, а тут еще и это.

Мартин сломя голову помчался в город и привез лучших врачей, которых смог отыскать.

Те осмотрели Анну по очереди и ничего опасного не нашли. Физически она казалась абсолютно здоровой. К тому же, девочка вновь заговорила своим обычным детским голоском, поэтому врачи вынесли вердикт: ребенок пробыл сутки в холодной пещере и ни с кем не разговаривал. Изменение тембра голоса было связано именно с этим. Волноваться было не о чем.

Она и в самом деле стала такой, как прежде. Румянец вновь заиграл на ее щеках. Вернулся аппетит. Но родители никак не могли взять в толк, что же с ней приключилось. Расспросы ни к чему не привели. Анна повторяла одно и то же. Она заигралась на берегу, а когда стемнело и вода начала подниматься, испугалась и спряталась в пещере. Было темно и страшно, а больше она ничего не помнит.

Так, все успокоились.

Анна была дома, целая и невредимая. Жизнь снова неспешно потекла своим чередом. Только как-то утром зашла соседка навестить Кристину и рассказала последнюю новость: священник, что приходил к Анне, скончался накануне от удара молнии.

Эту историю Анна слышала множество раз.

Странное, загадочное происшествие из ее детства. Когда-то ее исчезновение взбудоражило Скальную Гряду. Но еще больше, чем ее счастливое спасение, жителей городка потрясла другая, более пугающая новость: малютка Анна начала предсказывать будущее и видеть больше, чем доступно простым смертным.

С тех пор ни она, ни ее семья не знали покоя.

Соседка, охая и вздыхая, поведала историю со священником на городской площади торговке грушами. Та поделилась новостью с товаркой по прилавку, ну, а к вечеру Скальная Гряда гудела, как растревоженный улей.

Всем было страсть как интересно выяснить главное: это дар небесный или же, что гораздо хуже, бесовский? Кто знает, что произошло с девочкой во тьме? И какие силы смогли защитить ее – одинокого, заблудившегося ребенка от холода и смерти?

В каждом доме, от мала до велика, с пылом обсуждали столь волнующее событие. Во-первых, в здешних местах редко случалось подобное, а это значит, что любое происшествие было похоже на то, как если бы в тихий пруд некто забросил гигантский камень. Во-вторых, не каждый день сообщают, что обычная, веселая прежде девочка начинает впадать в транс и говорить мужским голосом о гибели служителя Господа. И что еще интереснее, говорить истинную правду.

После случая с предсказанием о смерти священника, Анна также поведала одной бездетной паре, безуспешно пытавшейся завести ребенка вот уже много лет, о скором его рождении.

– Это будет мальчик с родинкой на лбу, – предрекла она.

И вот, пожалуйста! Вскоре оказалось, что девчонка права!

Разговоры дошли до городского судьи и, чтобы предотвратить волнения в городе, он решил испытать ребенка.

В обычном своем состоянии девочка походила на своих сверстниц и ничто не выдавало в ней сверхъестественных способностей. Анна послушно отсидела всю церковную службу и даже трогательно спела несколько псалмов. Не испугалась она ни святой воды, ни причастия. Стало быть, ничего демонического в ней быть не могло.

Все вздохнули с облегчением. Значит, девочка была отмечена особым даром Божьим, который должен утешать простых людей.

Теперь не проходило и дня, чтобы у порога дома родителей Анны не собиралось с десяток человек. Кто-то выходил оттуда счастливым и довольным, кто-то задумчивым, но случалось, что и рыдали навзрыд. Сама девочка, после того, как она заглядывала в судьбы других людей, могла чувствовать сильную слабость и порой теряла сознание.

Мать все переживала за нее и говорила отцу, что этот «дар Божий» доведет ребенка до погибели. Впрочем, Анна довольно быстро приходила в себя, словно ничего не случилось, и вновь с готовностью заглядывала в человеческие судьбы, читать тайны которых стало ее призванием.

Также она вскоре поняла, что не нужно говорить людям все то скрытое, что ей удавалось узнать. Будто какая-то мудрость открывалась ей вместе с каждым новым видением. Кое-где она старалась смягчить жестокую правду, но радостные события всегда сообщала в полной мере. И хотя людей немного пугало то состояние, в которое она впадала, все-таки любопытство и благодарность за приоткрытую завесу их судеб, оказывались сильнее.

Девочка никому не отказывала в помощи и люди, в своем большинстве, всегда искали способ отблагодарить ее. Один богатый фермер подарил семье Анны корову и теперь у них всегда было свежее молоко. Состоятельные горожане не оказывались в долгу и всегда оставляли щедрое вознаграждение.

– Погляди, Кристина, – растерянно говорил отец, обращаясь к жене, показывая на довольно большую сумму денег, скопившуюся в деревянной шкатулке, – будет нашей дорогой девочке доброе приданое, как вырастет. Выдадим ее за самого лучшего жениха в округе.

Самой Анне мысли о замужестве не приходили ни в десять, ни в пятнадцать, ни в двадцать лет.

Хотя она и превратилась в привлекательную девушку, ни один мужчина не волновал ее воображение. Ее искренним желанием стало помогать другим людям, утешать их и спасать, если это казалось возможным. В свою же судьбу она предпочитала не заглядывать, но не потому, что страшилась ее. Все должно было идти своим чередом.

Слава о предсказательнице Скальной Гряды разнеслась повсюду. К ней ехали за помощью, утешением и советом, и Анна терпеливо принимала всех, хотя порой ей давались тяжело ее откровения.

С возрастом она стала видеть еще больше.

Образы становились более четкими, целостными и ясными. Все чаще ее видения приобретали вид истории, в которой переплетались судьбы других людей, незнакомых ей. Это было волнительно, увлекательно и страшно, но она не допускала и единой минуты, будто может оставить заниматься тем, чем занималась с детских лет. Когда Анне исполнилось двадцать два года, в ее черных волосах появились яркие белые пряди.

– Деточка, ты принимаешь все так близко к сердцу, – говорила ее мать. – Такая добрая, всем готова помочь. Замуж бы тебе выйти, и я успокоюсь. Вот отец смотрит на тебя с небес и, готова поклясться, молит всех святых о твоем благополучии.

Но Анна лишь улыбалась уголками губ. Если бы она могла, то рассказала бы о мире бесчисленных духов, о том, как на самом деле устроены жизнь и смерть. Но не имела права. Когда-то, во мраке холодной пещеры она дала одно обещание, обретая силу, и нарушить этот обет означало пошатнуть хрупкое равновесие.

Теперь они жили в домике, увитом плющом и дикими розами, построенном на месте их старого деревянного. Вставала Анна еще до зари, чтобы распахнуть всюду ставни и впустить свежий морской воздух в дом. Затем она обязательно совершала прогулку вдоль берега, любуясь восходящим солнцем и пробуждающимся океаном.

Прогулка была делом привычным, но необходимым. Запах морской воды, соленого ветра и водорослей, занимающийся несмелый рассвет, проясняли мысли и чувства лучше всего.

В такие мгновения они были наедине с океаном. Он – огромный, синий, отражающий в себе целое небо, грозный в своем гневе, но неизменно завораживающий. И она – маленькая девчонка из прибрежного городка, молчаливая хранительница тайн, в которые ее посвятили неведомо за какие заслуги.

Солнце медленно загоралось где-то там, за далеким горизонтом. Песок и камешки хрустели под ногами. Анна обожала эти шорохи, всплески, движения волн в спокойную погоду или, напротив, нервные, резкие движения воды, стоило пробудиться сердитым северным ветрам.

Она черпала силы, глядя в черный омут океана, чувствуя дыхание воды, ее необъятную, таинственную магию. Ту, что была с начала времен.

Анна взяла часть этой магии, потому что так было назначено. Ей доверили один из секретов, скрытых от большинства людей, чтобы сделать этот мир чуточку лучше.

Лавка старых вещей

Проворный голубой «форд» остановился на городской площади около девяти часов утра. Женщины приветливо махали Анне, а мужчины приподнимали головные уборы. Она испытывала и неловкость, и радость от этой приветливости. Ей нравилось осознавать, что она не чужая здесь, и в этом не было ни гордыни, ни тщеславия.

Начинался туристический сезон, и городок наполнялся приезжими. Океан, мягкий летний климат, буйная зелень лесов, аккуратные домики с красными черепичными крышами в окружении садов и цветников делали городок невероятно красивым и живописным местом.

Когда-нибудь она тоже покинет Скальную Гряду, чтобы пересечь океан и посетит все прекрасные столицы мира. Ну, а пока, ей нужно успеть забежать в аптеку, чтобы купить лекарства для матери, и, конечно, не обойти вниманием книжный магазин.

Раз за разом она покупала книгу, ехала домой в предвкушении, что сядет у окна или на берегу, вдохнув запах страниц с типографской краской, мысленно отправится в путешествия по городам и странам, узнает о жизни других людей, переживет с ними их приключения. И вот, раз за разом, она привозила новую книгу домой и… ставила ее на полку, обещая начать ее сейчас, ну, или чуть позже.

Книг становилось все больше, а места на полках все меньше. Книжный город рос, у каждой книги было свое место, и каждой из них Анна дала обещание. И оттого она немного переживала, проходя мимо стеллажа.

«Скоро!» – говорила она. «Вот увидите! Совсем скоро вы все побываете в моих руках. Дайте мне немного времени».

Ей нравилось это ощущение, которое испытывает коллекционер, добывающий вещь за вещью, бережно хранящий свои сокровища. Книги молча ждали своего часа. Они знали, что Анна сдержит обещание, ведь всякая книга должна быть открыта и прочитана. Книгам необходимо говорить, необходимо позволять человеческим пальцам касаться их гладких или шершавых страниц, впитывать соль от неизбежно проливающихся над ними слез радости или печали.

Девушка все это знала.

Каково это взять перо и вывести первые фразы?

Вот они у тебя в голове, роятся, словно беспокойные пчелы, жалят изнутри, посылают импульсы нервным окончаниям: давай же! Покажи нас этому миру! И ты уже покорно подчиняешься этому внутреннему зову. Образы рвутся наружу и поверьте, лучше дать им выход. Иначе это чувство сожжет тебя изнутри.

Порой рука Анны так и тянулась к письменным принадлежностям. Что-то огромное зарождалось внутри нее, рвалось наружу. Но она выжидала и говорила себе, как и своим книгам: «подожди, еще не время».

Почему ей хотелось иметь много книг дома? Она не знала точного ответа. Но каждая из них словно была домом с жильцами, чьи истории хотелось узнавать. К кому-то зайдешь в гости раз в полгода или месяц, а кого-то хочется видеть каждый день.

Выбор книг был интуитивен, на глаз. Иногда с первых строк становилось ясно, попадет ли новая книга к ней домой или вернется на свое место в магазине. Но сегодня она обошла все полки и, странное дело, не нашла ничего подходящего. Титаны и божества литературного олимпа безмолвно взирали на нее во всем своем великолепии. Ей вдруг захотелось уйти, не купив книгу.

– Что же это? – Анна испытала легкое чувство досады. – Быть такого не может. Нет, надо просмотреть все внимательнее.

Но спустя десять минут она покинула магазин, пребывая в растерянности. Ее не оставляло ощущение некого незавершенного дела, будто она забыла что-то и не способна воскресить это в своей памяти. Казалось, что необходимо сделать нечто очень важное, чему она пока не могла дать внятного объяснения.

И тут справа ей бросилась в глаза яркая желтая вывеска, отчего она буквально замерла на месте.

Вывеска эта была деревянной, с вырезанной на ней надписью «Лавка старых вещей» и еще чуть ниже, более мелким шрифтом – «История живет здесь». Определенно, этой вывески здесь не было на прошлой неделе.

Девушка взглянула на часы. У нее еще есть минут пятнадцать.

Внутри лавки царила прохлада, несмотря на то, что солнечный свет лился через полукруглые окна. Полки, витрины и шкафы были заставлены теми вещами, что неизменно вызывают восхищение у любителей загадок и тайн.

Анне стало очень спокойно, будто время замедлило ход.

Ее взгляд скользил по зеркалам в старинных рамах, шкатулкам с затейливым орнаментом, картинам давно почивших художников, книгам, с потертыми корешками. Казалось, стоило только хлопнуть в ладоши, как ее окутает пыль с ног до головы. Часть предметов была тщательно вытерта чьей-то заботливой рукой, расставлена и разложена по местам, но многие вещи просто лежали в коробках или даже на полу.

– Умоляю…

Чей-то шепот ворвался Анне прямо в уши, и она вздрогнула, оглянувшись. Никого рядом не было, хотя она могла поклясться, что невидимка подошел к ней вплотную.

– Ищете что-нибудь особенное? – послышался голос. На этот раз он был настоящим. Из-за шкафа показался пожилой мужчина в полосатом фартуке. Он вопросительно смотрел на девушку сквозь толстые стекла больших очков, которые то и дело сползали ему на нос.

Анна кивнула, собираясь с мыслями.

– Еще не решила, – извиняющимся тоном произнесла она. – Шла мимо и поняла, что не видела вашей лавки раньше.

Старик поправил очки, затем фартук и развел руками.

– Так и есть! Мы только открылись. Сын с детства любит всякое старье, можете представить? Вот, уговорил меня. Мы переехали с Восточного побережья.

– Откуда эти предметы? – поинтересовалась девушка. – Где вы их берете?

– Это все Филипп. Ездит всюду, покупает старые, интересные на его взгляд, вещи, ремонтирует их, если надо. Он у меня с руками, любит мастерить.

– Тут и правда интересно, – заверила его Анна.

– Что ж, пожалуйста, выбирайте. Ассортимент у нас широкий, от вазочек до шкафов. Есть пара приличных картин. Не стесняйтесь.

Вещей было довольно много и чтобы осмотреть все, понадобится не менее часа. Анна торопилась, и все же ее не покидало чувство легкого беспокойства, что привело сюда.

Она пошла вдоль полок, вглядываясь в очертания предметов. Мелькали шкафчики, лампы, украшения, подсвечники и статуэтки, довольно милые, но из увиденного ничего не привлекло ее особого внимания. Вот тяжелые серебряные рамки, в которых были чьи-то фотографии, стаканы и бокалы с гравировкой бывших владельцев, бронзовые часы с потемневшим циферблатом и кованые сундуки.

Старик кашлянул у нее за спиной.

– Если рекомендуете нас своим друзьям, сделаем вам скидку.

Анна улыбнулась.

– Конечно, я с удовольствием. Но не беспокойтесь насчет скидки. Мне будет не трудно о вас рассказать.

От этих слов старик просиял.

– Очень любезно с вашей стороны. Нравится что-нибудь? Могу помочь, если нужно, подскажу.

Анна кивнула, собираясь ответить, как вдруг ее поманило вглубь лавки, словно кто-то взял за руку и повел за собой. Она, не сопротивляясь, вняла этому молчаливому зову.

Все вокруг будто исчезло.

Померк солнечный свет, стих голос старика, который ей увлеченно что-то рассказывал, а стены, шкафы и потолок слились в одно целое. Она будто стояла посреди огромной залы, без окон и дверей, без конца и края. Анна приблизилась к небольшому ящику на подставке. И все ее внимание оказалось приковано к тому, что лежало внутри.

Ящик был полон игрушек: деревянных солдатиков, кукол и погремушек.

Воздух вокруг стал тяжелым. Он сгустился вокруг нее плотным кольцом. Анне было знакомо это чувство. Ее дыхание участилось и, словно завороженная, она медленно подняла руку и поднесла ее к ящику, не отрывая взгляда от игрушек.

Ее пальцы нащупали полированный бок деревянной лошадки с чуть облупившейся краской. И сразу знакомая, горячая волна поднялась в ней, устремилась от самых ног наверх, затопила грудную клетку и захлестнула голову.

Теперь она стояла в темной комнате, сжимая лошадку запотевшей ладонью. В этом мрачном безмолвии единственным звуком было только ее прерывистое дыхание. Казалось, будто на ней была повязка, едва пропускающая свет, поэтому двигалась Анна неспешно.

Так бывает в кошмарных снах, когда оставляют последние силы и нет никакой возможности что-то изменить.

Девушка знала, что это означает: вторжение в другой мир, куда обычно не приглашают людей. Так уж вышло, что она, словно призрак, могла проникать за закрытые двери, не в состоянии повлиять на что-либо.

Совсем рядом в соседней комнате капризно захныкал младенец, а вслед за ним послышался голос и другого малыша.

Анна замерла, испытывая смутное желание попасть туда, откуда доносились голоса. За стеной кто-то расхаживал тяжелой поступью, напевая. Младенцы попискивали, словно котята. Раздался грохот и крик. Она уже ничего не видела: повязка на глазах стала совсем черной.

– Нет!

Девушка рванулась изо всех сил, наощупь, не чувствуя ни рук, ни ног. И только в голове ее звучал детский плач.

– Пожалуйста!

Кто-то сказал это сейчас вместе с ней, и она уже была в чужом женском теле. Она увидела полные руки и полную грудь, мелькнул подол длинного коричневого платья. Возник дощатый пол, заскрипели половицы и прямо перед ней закачалась деревянная расписная колыбель.

Анна так и задрожала, не увидев детей в колыбели. Та была пуста.

Порыв сильного ветра выбил окна в комнате, разметав в щепки раму, и девушку отшвырнуло к стене.

Она попыталась вздохнуть, но с ужасом обнаружила, что не может этого сделать. Беспроглядная тьма окутала ее со всех сторон, будто плотное покрывало. Анна собрала всю свою волю, зажмурившись.

«Все это ненастоящее», – мелькнуло у нее. «Я не погибну сейчас. Очнись. Просто открой глаза. Это только видение».

Такая мысль придала ей сил. Темнота сменилась нарастающим светом, который понесся навстречу ей.

«Очнись!»

Воздух вновь ворвался в ее легкие и она вдохнула полной грудью. Первое, что она увидела, было перепуганное лицо старика. Он тряс ее за плечо, отчего его очки оказались совсем на кончике его носа.

– Что с вами, ответьте!

– О! – Анна поморгала, встряхнула головой и попыталась сесть. Все вокруг кружилось. Девушка зажмурилась.

– Не так быстро, – сказал старик, поддерживая ее. – Как же вы напугали меня! Ну, думаю – на тебе! Первый день и такое!

Она перевела дыхание. У нее вырвался смешок.

– Да, извините меня.

Старик замахал руками.

– Вам не за что извиняться. Вот, посидите тут немного, – старик придвинул стул. – Хотите, может, стакан воды?

– Если вас не затруднит.

– Уж какое там.

Старик скрылся в глубине лавки. Анна задумчиво посмотрела на деревянную лошадку. С ней ведь и раньше случалось подобное.

Например, когда маленький Иво не вернулся домой и его разыскивали всем городом, совсем как ее когда-то. Мать Иво принесла тогда любимую игрушку мальчика, чтобы девушка могла установить связь с ребенком. Мальчика нашли, следуя указаниям Анны.

– Как тебе это удается? – обычный вопрос, который возникал у людей, удивленных подобным развитием событий. И за этим удивлением всегда скрывался страх.

Когда-то она напугала своими предсказаниями многих.

Анна точно знала, как ее называли. Только чудом она не стала изгоем и сумасшедшей в глазах окружающих. Родилась бы двумя веками раньше и тогда бы не дожила до своих двадцати двух лет.

Сила, пробудившаяся в ней много лет назад, когда она ребенком оказалась в темной сырой пещере, стала ее естественной частью, будто дремала в ней и ждала своего часа. Порой она проявлялась под видом ужасающей стихии, когда из уст Анны срывались слова на неизвестном наречии, или она говорила низким, страшным голосом, словно это был голос самого дьявола. Те, кто слышали его, говорили именно так. Любой испугался бы.

Но затем перед всеми появлялась другая, обычная Анна, будто окруженная ореолом света. Голос снова становился певучим и нежным, совсем не похожим на дьявольский говор. К тому же, она спасла множество жизней. Нет, эта девушка не могла быть плохой. И люди привыкли к этой новой Анне.

Когда старик вернулся со стаканом воды, девушка ждала его у прилавка, протягивая деревянную лошадку.

– Красивую игрушку выбрали, – одобрительно произнес старик.

«Или она выбрала меня», – подумала Анна.

Сегодня посетителей было довольно много, и девушка очень устала. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Утреннее видение особенно опустошило ее. Но Анна старалась не думать об усталости.

«Помни, для чего тебе это дано. Ты сильная. Потерпи».

И она терпеливо дождалась, пока не закроется дверь за последним посетителем, зная, что могло ей помочь.

Вечер был удивительно теплый. Синие волны приветливо шелестели, перебирая мелкими камешками и раковинами. Оранжевое небо касалось воды, сливаясь с ней. Анна улыбнулась, сбрасывая одежду, распустила волосы и шагнула в бурлящий, приветствующий ее океан.

Он принял ее в свои объятия, нагую, восторженную, подхватил, покачивая на своих руках. Слабость отступала с каждой накатывающей волной. Вода обволакивала, даря неописуемое блаженство и умиротворение. Океан, могучий, бескрайний, забирал ее усталость легко.

Ему это ничего не стоило.

– Благодарю тебя, – шептала Анна. – Ты исцеляешь меня раз за разом. Я вновь такая, как прежде.

Эта мысль делала ее счастливой. Чувство блаженного ликования так и переполняло ее. Анна была частью природы, частью того, что было за гранью открытого для понимания обычного человека. Она не знала, был ли это Бог или дьявол с ней в эти мгновения. Зато была уверена, что это сроднилось с ней, словно было дано при рождении. И если бы у нее отобрали этот дар, она бы ощутила себя матерью, у которой забрали ребенка.

Выйдя из воды, девушка еще немного постояла на берегу, глядя перед собой, прислушиваясь к звукам ночи, затем набросила на плечи шерстяной плед и направилась к дому, размышляя.

В тот самый момент, когда она погрузилась в исцеляющие воды океана, ей пришла в голову одна мысль.

«Я должна зайти дальше», – сказала она себе. «Хочу увидеть больше».

Дома она высушила мокрые волосы у открытого огня. Поленья в камине горели ярко, потрескивая, распространяя аромат хвои.

Анна приготовила на огне особый травяной отвар. Он должен был помочь ей справиться с видениями, придать сил, чтобы проснувшись, она не чувствовала себя разбитой и запомнила сон до мельчайших подробностей.

Травы для напитка она покупала в местной лавке или собирала сама, аккуратно засушивала и раскладывала в определенном порядке. Теперь они должны были сослужить ей хорошую службу. Отвар получился обжигающим и терпким, но она выпила его залпом, без остатка.

Затем, чувствуя нарастающий внутри огонь, она взяла в руки деревянную лошадку, прижала к груди и легла на приготовленную постель, тихо напевая. Она призывала силы, помогающие ей, направить ее по верному пути, наполнить ее жизненной энергией для свершения задуманного.

«Да будет так».

Первое видение

Близнецы

Тот день выдался таким жарким, что земля покрывалась трещинами, а собаки и лошади ходили с высунутыми языками, изнемогая от чудовищного пекла. К тому же, как назло, ветер совершенно стих, обрекая на мучения тех бедняг, которых раскаленное солнце застало в пути далеко от дома и спасительной тени. Океан стал вязким и теплым, как масло, нагретое на сковороде. Во всяком случае, так утверждали горожане, пытавшиеся спрятаться от жары. Так что надвигающийся вечер встретили с облегчением, ожидая, что хоть чуточку повеет прохладой. Но уж никто не ожидал, что ночью разразится страшная гроза.

Казалось, гнев Господень обрушился на землю, дабы смыть людские грехи, а то и вовсе покончить с родом человеческим.

Иные сетующие грешники, проклинающие свою гордость и алчность, простояли до самого утра на коленях, умоляя всех святых сжалиться над ними и послать возможность искупить свою вину. Приносились обеты отдать последнее имущество бедным, пожертвовать на строительство храма, попросить прощения у обманутых и обиженных, а то и вовсе прилюдно позволить высечь себя на площади, чтобы публично покаяться в свершенных преступлениях.

Вера в кару Божью в виде природных катастроф все еще жила в умах людей, полагающих, что все эти бедствия непременно являются причиной их далекой от святости жизни. То ли наука толком не дошла в этот маленький городишко (а это был 1898 год), то ли сказалось отдаленное местоположение. Городок находился на острове, отрезанном от Материка, куда до ближайшего порта надо было добираться часов пять, не меньше.

Так или иначе, несмотря на темную ночь и пронизывающий ледяной ветер, что внезапно сменил адское пекло, хлещущий дождь и раскаты грома, под куполом местной церквушки, в звоннице, с неистовством раскачивался и звенел на всю округу медный колокол. Сам звонарь раскачивался в такт колоколу, вкладывая в это действо не только физическую, но и духовную силу, призывая жителей города очнуться ото сна и обратить свои мольбы Пресвятой Деве.

Фигура звонаря, размытая из-за ливня, то возникала, то пропадала по мере того, как свет от вращающейся лампы маяка пронизывал ночной мрак и падал на церковь. Ее шпиль как раз достигал уровня смотровой площадки маяка, где, глядя то на город внизу, то на расстилающийся горизонт, стоял высокий плотный мужчина.

Видимо, на последней проповеди люди не вняли гласу священнослужителя и мало пожертвовали на нужды прихода. Вот теперь и пришла расплата.

Подобные мысли роились в голове у Петера – смотрителя маяка, нервно кусавшего губы, пока его пальцы пробегали по длинным нитям четок, все еще издававших слабый запах дерева, из которого были сделаны бусины.

Ночка выдалась промозглой, не чета дню, а черный океан обрушивал яростные волны на скалистое побережье. Смотритель поежился. Не позавидуешь кораблям, попавшим в подобный шторм. Уцелеть в такой передряге было почти невозможно. Утром точно не досчитаются лодок и баркасов.

В последний раз, когда шторм был тише, и то пришлось чинить мостики на пристани, а тут малой кровью не обойдется. Мужчина провел дрожащими пальцами по густым черным с проседью усам, прислушиваясь к еле слышному здесь колокольному звону, доносящемуся сквозь завывание ветра и грохот стекающей воды по желобам. Он мог спуститься вниз, раз уж маяк исправно работал, но предпочитал находиться здесь, чтобы не слышать истошных женских криков, которые он не мог выносить.

Его жена не могла разродиться уже вторые сутки, вопреки усилиям врачей и повивальных бабок. Петер решил, что в столь тяжкий час не помешает любая помощь, поэтому послал сперва за местным доктором с помощником, а после и за повитухой. Светило медицинской науки со снисхождением, а то и вовсе с презрением отнесся к знахарке, лечившей заболевания не с помощью доказанных методов, а верований в духов, силу трав и деревьев.

Впрочем, если вначале тот и другая слабо переругивались, стараясь продемонстрировать свое мастерство, то сейчас, когда роженица в полубреду принялась умолять, чтобы ей дали умереть, испуганно сгрудились около ее кровати, с растерянностью глядя друг на друга. Все их знания казались бесполезными, в чем, впрочем, они не торопились признаваться.

По странному стечению обстоятельств, ни врач, ни знахарка не обладали, как оказалось, в полной мере необходимыми знаниями, чтобы значительно облегчить муки несчастной. Единственное, в чем они сошлись, наконец, было понимание непреодолимого обстоятельства, зовущееся роком или судьбой.

Человек – существо слабое. Ему ли выступать против воли Божьей? Списать свою некомпетентность на Всевышнего показалось им обоим весьма убедительным. Поэтому, смиренно сложив руки на груди, потупив глаза, они так и заявили смотрителю маяка, призывая его покориться судьбе.

Смотритель воспринял эту новость не слишком радостно, но тем не менее послушно принялся читать псалмы нараспев, путая слова, а то и целые предложения. Подушечки его пальцев начали неметь от непрерывного трения о четки, с которыми он не расставался вот уже много часов подряд.

Иногда он перекладывал четки в одну руку, продолжая молиться, а другой рукой извлекал из глубокого кармана плоскую бутылку с янтарной жидкостью. Петер делал несколько глотков, обжигая небо и горло, захлебываясь, заплетающимся языком договаривал слова молитвы, а потом неловко запихивал бутылку обратно в карман, чтобы вновь вытащить ее минуту спустя.

Подкрепить свои силы в столь страшное время было необходимо. Он боялся думать о том, что происходило внизу, и уж тем более боялся зайти в дом, замирая от ужаса, от мыслей, терзавших его. Также, не мог он дать определения, чего он опасался больше: гнетущей тишины, предвещавшей смерть, или жалобного протяжного вопля, который заставит его попятиться назад и вновь укрыться в башне маяка.

Смотритель был сильным, с большими крепкими руками и ногами, но сейчас он чувствовал себя совершенно беспомощным и слабым. Все, что ему оставалось, это продолжать свои манипуляции с четками, бутылкой и не отводить глаз от церковного шпиля.

Чего Петер совершенно не понимал, так это самого характера затянувшегося родового процесса.

Вот отчего жена пекаря, худая, тощая и нескладная, толком-то и не помучавшись, произвела на свет хорошенького пухленького младенца мужского пола всего за два часа? Пока она была на сносях, кумушки-то твердили без умолку, сплетничая про узкие бедра жены пекаря, что непросто ей будет родить, ох, непросто. И вот – пожалуйста! А его красавица, пышнотелая, статная, да еще и молодая к тому же, изодрала не одну пару простыней, цепляясь за них в муках, приподнимаясь на ослабевших руках, как только очередная схватка достигала своего болевого пика.

Он женился на ней в прошлом году, соблазнившись не столько богатым приданым, сколько полными очарования и кротостью глазами, рассчитывая наполнить свой дом ребятишками и встретить старость в компании молодой жены. Теперь, похоже, все его планы летели к чертям.

Смотритель качал головой, негодуя на природное устройство мира, не решаясь, впрочем, негодовать на Бога, чтобы не вызвать его окончательную немилость. Петер принялся перечислять все свои грехи, большие и маленькие, пытаясь разобраться в правомерности свершаемых им поступков.

Ну, в молодые годы по девкам ходил, по местным кабакам, с чужой женой баловался разок. Но разве ж он кого ограбил? Разве кого убил?

Затуманенный алкоголем мозг не мог дать внятное логическое обоснование преступлениям против нравственности, и смотритель прекратил попытки оправдаться. В итоге, ему показалось, что, скорее всего, раз на то воля Божья, так тому и быть, а удел человеческий – покорно сносить тяготы и бремя своего существования.

С подобным утешением он вновь достал бутылку из кармана и с удивлением обнаружил, что она пуста. Тем не менее, с упорством человека, понимающего бессмысленность своего действия, Петер поднес бутылку ко рту, запрокинул голову, как можно дальше, чтобы выудить несколько оставшихся капель на дне. Затем он сделал нетвердый шаг по направлению к винтовой лестнице, зацепился штаниной за выступающий железный крюк и, не удержавшись на ногах, полетел прямо в темную пропасть, с грохотом отсчитывая ступени.

Приложившись пару раз затылком о жесткую поверхность, смотритель потерял сознание еще до того, как его тело продолжало по инерции переваливаться со ступени на ступень, словно мешок с мукой. Движение на лестнице прекратилось и через пару минут тишину нарушал только раскатистый храп, сопровождавшийся невнятным бормотанием.

Экономка Клара, придя сюда, обнаружила его погруженным в глубокий сон. Что-то ворча себе под нос, она потрясла его за плечо, но смесь рома и тяжелых переживаний действовали на смотрителя похлеще любого снотворного, поэтому ей пришлось потрудиться, прежде чем она достигла результата.

Первое, что она услышала, был поток ругательств и бессвязных слов, которые, впрочем, быстро сменились протяжными стонами и жалобами на головную боль. Не обращая на это внимания, она встряхнула его еще раз.

Смотритель резко выпрямился, пытаясь сфокусировать взгляд перед собой.

– Фу, ты! Что тебе?

– Послушай-ка, хватит спать. Жена твоя родила двойню. Слыхал?

Двойня! Такого он не ожидал. Гримаса на оплывшем лице сменилась глуповатой, но искренней улыбкой. Петер перекрестился.

– Вот так? Сразу двое?

Экономка уперла руки в бока.

– Так и есть! Сходил бы да и посмотрел, чем здесь валяться.

Смотритель облизнул пересохшие губы, борясь с тошнотой. Но это было уже не важно. Сейчас он встанет, сейчас. Клара, видя его усилия, покачала головой, подхватила его под руку, чтобы помочь подняться.

– Когда родила?

– Да вот, перед самым рассветом. Ровно погодя, как первый луч солнца в окно попал.

– Ну, идем же. Помоги мне.

Первым делом смотритель обнял жену и расцеловал ее, но она с каким-то страхом отшатнулась от него и слабо кивнула, махнув куда-то в сторону, где под зеленым пологом стояла деревянная колыбель.

Дети были премилые. Розовые комочки, туго спеленатые, мирно дремали, тесно прижимаясь друг к другу, словно котята.

– Надо бы у плотника вторую заказать? – шепотом произнес смотритель, обдавая стойким перегаром экономку.

Клара посмотрела на близнецов.

– Можно. Но так-то им спокойнее. Как в утробе вместе были, так и тут. Жалко разнимать.

– Так-то так. Но нехорошо мальчику и девочке вместе спать, пускай даже они брат и сестра. Не дай Бог чего…

Петер осекся, прикусив язык, чтобы не пустить грех в мысли, чтобы не произнести вслух дурное и тем самым накликать беду. Однако, вскоре оказалось, что мысли эти вполне могли иметь свое обоснование.

Всякий раз, как девочку уносили куда-то, искупать или покормить, выражение лица у мальчика менялось. Смотритель не мог взять в толк, мерещится ему этот угрожающий взгляд или всему виной выпитая тайком лишняя рюмка.

Он присматривался к ребенку, доказывая себе, что младенцы не умеют думать, что они слишком невинны, чтобы различать хорошее и плохое. Да и что плохого было в том, чтобы понянчить маленькую Софию, поиграть с ней? Она всегда так радовалась, когда отец брал ее на руки и возился с ней. Не то, что Деметрий, взгляд которого менялся с настороженного на колючий и вопрошающий.

Видеть у обычного младенца суровое выражение лица было слишком необычно, странно, даже пугающе. Ведь все младенцы такие улыбчивые и трогательные. Ну, просто ангелы!

Деметрий не походил на ангела. Разве что в те минуты, когда он чувствовал, что София спит рядом, лицо его приобретало какое-то одухотворенное выражение, которое сразу исчезало, стоило разлучить брата с сестрой на время. Он принимался смотреть по сторонам, насколько это позволяло его физическое развитие, ища взглядом сестру. В этом взгляде была тоска, неуверенность – смотритель мог поклясться в этом! Хотя подобное никак не укладывалось у него в голове.

Взгляд Деметрия был слишком взрослым, все понимающим, будто это были глаза опытного, познавшего жизнь человека.

Бояться младенца, пусть даже такого необычного, казалось верхом бессмыслицы и глупости, но смотритель не мог заставить себя преодолеть ощущение, что сын не сводит с него глаз, будто он угрожает ему и своим молчанием говорит гораздо больше. Поэтому он все реже брал его на руки, испытывая смесь неприязни и чувства вины, все не решаясь признаться окружающим в своих подозрениях.

Его жена, стоило ей оправиться после тяжелых родов, слезно просила его больше не заводить детей и больше просиживала у окна в кресле с вышиванием, глядя на океан отрешенным взглядом и глубоко вздыхая.

Иногда она брала из колыбельки Деметрия и ходила с ним взад-вперед по комнате, тихонько напевая детскую песенку, затем укладывала его обратно, забывая о нем на несколько дней, чтобы потом снова вспомнить о его существовании. К Софии она почти не притрагивалась, да в этом почти не было нужды, потому как малышка была окружена вниманием отца, который все свое свободное время проводил рядом с ней.

В погожий день он непременно брал девочку на прогулку, заботливо укутав ее, показывал ей океанский берег, рыбацкие лодки и расстилающийся голубой горизонт. Поднимался он с ней также и на маяк, рассказывая о важности своей работы, о власти огня над тьмой и о том, что потерпевшие кораблекрушение не обретут покоя в воде и обречены на бесконечные странствия. Потому что люди вышли из земли и упокоиться должны тоже в этой самой земле. Ночью можно услышать или даже увидеть блуждающие души, чьи тела были поглощены морской пучиной, которые теперь бесконечно страдают от неизвестности.

– Забиваешь ребенку голову страшными сказками, – ворчала экономка, – вот, пугать вздумал. Ты ей про Святых Мать и Младенца расскажи. Для христианской души-то оно лучше.

Петер соглашался. Он был крещен и ходил в церковь. Но при этом часть его сознания была глубоко языческой, уходящей корнями в неведомое прошлое, о чем не было написано в Библии. Это были сказания, передающиеся из уст в уста, легенды, возникающие не то от неуемной людской фантазии, не то от невероятных чудес, пережитых когда-то.

Конечно, смотритель никогда не предавал сомнению церковные устои, он бы не осмелился и предположить, что церковь ошибается насчет устройства мира. Просто на протяжении своей жизни он не раз сталкивался с необъяснимыми вещами, которые приходской священник называл одинаково – «дьявольскими проделками». Неясное внутреннее смущение, а также и уважение к Богу, страх перед ним, не позволяли сомневаться, что все необъяснимое, скорее всего, результат деятельности коварного Люцифера.

Софии, по всей видимости, весьма приходились по вкусу отцовские рассказы. Быть может, она была еще мала, чтобы представить пугающие картины об утопленниках, морских ведьмах и чудовищах, а быть может ей просто нравился тембр голоса рассказчика. Он и успокаивал, и завораживал, потому как она всегда внимательно слушала все, что он ей говорит.

Едва научившись стоять на ногах, София следовала за отцом по пятам всюду, куда он ходил по дому. Деметрий, чувствовавший исходящую неприязнь от отца и равнодушие матери, отвечал им взаимностью – они были ему безразличны. В детской он старался подобраться поближе к сестренке, играя с ней, или зачарованно наблюдал, когда отец брал ее на руки, чтобы прочитать ей книжку.

Он также усвоил, что если Софию переодевают, а отец набрасывает куртку, то это значило длительное расставание. Для Деметрия даже минута, проведенная вдали от сестры, казалась мучительной. Он мог бы плакать, кричать, выражая свое негодование, но такого никогда не случалось.

Всю боль и одиночество своего детского сердца Деметрий скрывал с удивительной, несвойственной маленькому ребенку стойкостью.

Как-то в одни из редких минут, когда мать стояла с ним у окна, машинально поглаживая его по волосам, Деметрий заметил, что отец направляется с Софией через маленький сад к берегу.

С тех пор, стоило смотрителю забрать из комнаты дочь, как Деметрий бросался к креслу, взбирался на него, опираясь ручонками на подоконник, чтобы оттуда следить за ними. Он мог ждать часами, не покидая кресло, пока в поле его зрения снова не попадал взрослый мужчина с ребенком.

Он не улыбался, не хлопал по стеклу ручкой от счастья, никак не проявляя своего восторга. Внешне ничто не выдавало его радости, но внутри в нем все ликовало: отец поднимался по ступеням дома, подбрасывая вверх хохочущую Софию.

Казалось бы, он должен был ревновать, изводиться, страдать от недостатка родительской любви. Но на самом деле, Деметрий ощущал себя вполне счастливым только от того, что сестра была рядом. И когда отец уделял все свое внимание Софии, практически не обращая внимания на сына, последнего вовсе не удручал этот факт. Девочка с удовольствием играла с братом, но в ней не было зачатков тех чувств, что взрастали в нем: ответственности, беспокойства и трепетности за нее.

Глядя на сына, сидящего в углу комнаты с игрушками, смотритель клялся себе, что станет брать его на прогулку, как и дочь, но эти мысли проходили, стоило ему подойти поближе.

Тяжелый взгляд загнанного зверя и тот не мог выразить того отношения, которое демонстрировал этот маленький человечек. Повзрослев и выйдя из возраста младенца, Деметрий все меньше походил на обычного ребенка. Внешне он таким и казался, но этот взгляд, это лицо…

Боже милосердный!

Порой у смотрителя бежали мурашки от ужаса, что это существо – его сын! – находится в одной комнате с его ангелочком, его обожаемой Софией. Иногда, особенно по вечерам, когда сумерки окутывали дом, сгущающиеся тени преображали лицо Деметрия до неузнаваемости, делая его похожим на демона.

– Ты не можешь говорить такое о своем сыне, – возмущалась Клара. – Мальчик и так растет, как сорняк, при живых-то родителях! Пожалел бы малютку. Хозяйка, и та с ним редко бывает, а все ж таки родная мать! Это ж надо такое придумать – демон!

– Ты присмотрись к нему, как он смотрит, как ведет себя, – огрызался смотритель. – Поймешь, что я не преувеличиваю. А ты можешь поклясться, что его не подкинули злые духи нам на погибель?

– Тьфу ты, – экономка всплеснула руками. – Да я своими глазами видела, как он из утробы выскочил! Мелешь спьяну!

– Нет, да ты посмотри, посмотри все же! – кипятился красный от гнева и раздражения смотритель. – Вот, опять так смотрит…ой! Убьет нас всех.

И Петер осенял себя крестным знамением, а заодно и сына.

– Да что я, Деметрия не видела? Ну, немного мрачный, а как тут не быть мрачным, если любви к нему нет у отца с матерью? – Клара наклонялась к мальчику, вглядываясь в его лицо, но выражение его неизменно менялось на спокойное, даже открытое.

Ругаясь, она подхватывала его, чтобы унести покормить, и Деметрий, поворачиваясь к отцу, пока того не видела Клара, снова принимал свой прежний вид. Потрясенный смотритель беспомощно смотрел ему вслед, теряясь в догадках и подозрениях, что могло так настроить сына против него.

Как-то раз экономка заглянула в детскую, чтобы перед сном проверить, все ли в порядке, как обнаружила в постельке Софии спящего рядом Деметрия.

Он выбрался из своей кровати и теперь обнимал сестру за плечики, прижимаясь лбом к ее спине. Клара наклонилась над детьми и мягкий огонь горящей свечи осветил профиль мальчика. Во сне он чуть улыбался. Лицо его было наполнено безмятежностью.

«Вот старый бессердечный дурак, – подумала про себя Клара, вспоминая хозяина, не отводя глаз от спящего Деметрия. – Такой чудесный малыш – и вдруг демон?! Надо забрать ключи от подвала, где ром стоит, и все тут…».

Тем не менее, она перенесла мальчика назад в его кроватку и укрыла одеяльцем. Он не проснулся, только схватил пальцами мягкого игрушечного льва, а она вышла в коридор на цыпочках, не забыв притворить за собой дверь.

Следующей ночью экономка так же зашла к малышам, чтобы удостовериться, что все в порядке. И снова постель Деметрия была пуста.

Впрочем, обнаружить его не составило труда. Как и в предыдущий раз, он перебрался в кровать Софии, чтобы устроиться рядом. Одна его нога свисала вниз, потому что места было мало, а девочка раскинула руки и спала на спине.

Оба они были прехорошенькие, но Клара стала опасаться, что если хозяин узнает об этом, то непременно захочет разлучить детей.

В конце недели, то ли по забывчивости или усталости, женщина не заглянула второй раз в детскую. Накануне она устроила уборку в доме и после ужина, обойдя комнаты, зайдя напоследок в детскую, отправилась посидеть у камина часок, где и задремала. Разбудил ее какой-то сумасшедший вопль и спросонья она не сразу поняла, что случилось. А случилось вот что.

Деметрий, дождавшись, когда в доме станет тихо и все уснут, вновь перебрался в постель к сестре. Когда в темноте он пробирался через комнату, то умудрился разбить графин с водой, порезался об осколки, пытаясь их собрать, но не придал этому значения и по своей привычке так и залез к Софии.

Спустя какое-то время смотритель зашел проведать детей и так и замер на пороге с подсвечником в руке.

Яркий огонь осветил пустую кровать Деметрия, осколки стекла на полу, лужу воды вперемешку с кровью, а затем Петер разглядел леденящую душу картину.

Окровавленными руками брат обнимал сестру, устроившись на ее плече. Дети спали, но пронзительный крик разбудил их. София спросонья заплакала, а Петер, тем временем, бросился к Деметрию, ругаясь, на чем свет стоит, вытащил его из постели.

– Ах ты, выродок сатаны! Ты куда полез! Убить мою крошку вздумал??? Сейчас ты у меня получишь!

Трясущимися руками он ощупал плачущую Софию и убедился, что на ней нет ран. Но откуда тогда взялась кровь? Тут он вспомнил, что видел битые стекла на полу и обернулся к Деметрию, сидевшего в углу кровати и не сводившего с него горящего взгляда.

– Что ты смотришь, сатана? У, проклятый! Покажи руки!

Деметрий вытянул вперед ладони. На них были порезы, но видно, неглубокие. От ярости смотрителю стало трудно дышать. Он схватился за спинку кровати.

– Ты графин разбил??? – заорал Петер.

Деметрий кивнул.

– Ты чего к моей девочке забрался, а? Я тебя спрашиваю? Говори, а не то убью!!!

Мальчик насупился, глядя из-под нахмуренного лба на отца.

– Что молчишь??? Я тебе язык-то развяжу!

Смотритель принялся возиться с брючным ремнем, чтоб задать хорошую трепку сыну, но от злости, страха за дочь и длительного употребления рома его руки тряслись и он никак не мог совладать с застежкой.

За этим занятием его и застала Клара, прибежавшая на истошные крики. Она всплеснула руками и бросилась к Деметрию.

– Ребенок в крови весь, не видишь, что ли? Ему раны надо промыть, а ты орешь как резаный!

– Отойди, ду-р-р-а! – язык смотрителя не подчинялся ему. – Я ему сейчас устрою! Убью!

Экономка обернулась, заслоняя собой мальчика и накинулась на смотрителя.

– Совсем спятил!!! Ты кого убить собрался, дурья твоя башка! Сына родного? За что? Угомонись, старый черт! Судью позову, пускай решает! А мальчика калечить не дам. Ишь, придумал! Пьяница проклятый!

Мужчина выпучил глаза.

– Ты кого защищаешь??? Этого демона? Да я и тебя сейчас убью!

И в подтверждение своих слов он заревел и бросился к ним, тряся ремнем. Экономка запричитала, закрывая собой Деметрия, но тут произошла странная вещь.

Не пройдя и двух шагов, смотритель будто наткнулся на какое-то препятствие, будто с разбегу налетел на невидимую стену, отчего его отбросило назад с такой силой, что он отлетел к двери.

Приоткрыв глаза, Клара с удивлением обнаружила, что хозяин валяется у входа. Когда он приподнялся, то от ярости у него не осталось и следа, одно только недоумение отражалось на его опухшем, красном лице.

– Что такое… – пробормотал он. – Как это я тут оказался?

Экономка и сама не могла ответить на этот вопрос. Она находилась в таком же недоумении.

В комнате были только они вчетвером: двое взрослых и двое детей. София всхлипывала в своей кровати, а Деметрий находился у нее за спиной. Тогда кто оттолкнул хозяина?

Тут какая-то догадка закралась ей в голову, но затем она отмахнулась от нее, как от чего-то невообразимого.

Она взглянула на смотрителя, потом на Деметрия. Мальчик внешне был по-прежнему спокоен, но только очень бледен и легкая дрожь сотрясала его худое тело.

– Погоди-ка, – произнесла она, – я сейчас принесу воды.

Не обращая внимания на бормочущего смотрителя, который так же сидел на полу, оглядываясь и ощупывая свои руки и ноги, она сходила за миской с водой, промыла раны Деметрия и перевязала их чистой тряпкой.

– Ложись спать, – велела она ему. – Только к сестре не ходи, ты понял? Отца я уведу.

Мальчик кивнул. Он сильно ослабел и теперь ему самому хотелось отдохнуть. Пережитое отняло у него много сил и теперь он, потрясенный, стремился в лечебные объятия сна.

Наутро смотритель собрался и куда-то уехал, поругавшись с Кларой. Его не было два часа, а затем он вернулся, потирая руки и заявил тоном, не терпящим возражений:

– Ну, собирай его. Поедет жить к тетке. Хватит с нас дьявольских проделок.

Новость о переезде Деметрий воспринял неоднозначно. Самое страшное, что могло с ним произойти – разлука с сестрой. Этого вынести он не мог.

Что же ему теперь делать?

Когда отец пришел за ним, он сидел посреди детской, сжимая в кулачке любимую игрушку Софии и тихо что-то напевал себе под нос. Сама девочка стояла рядом с ним, гладила по волосам и утешала.

– Пора! – объявил смотритель.

Мальчик продолжал сидеть.

– Ты слышал меня, щенок?

Деметрий не шелохнулся.

– Задать бы тебе трепку, – заворчал Петер, – но старая ведьма права. Мал ты еще. Успеется.

Он прошелся по комнате, поглаживая усы пальцами.

– Ну, довольно. Софиюшка, деточка, иди сюда. Твоему брату надо уехать, но, может, так станется, что надолго. Это смотря как он себя вести станет. Да, Деметрий, что скажешь?

Губы мальчика затряслись, но он не заплакал. Не плакал он и когда отец усадил его в повозку.

Мать не вышла проводить сына. Она спокойно восприняла новость о том, что Деметрий уедет жить к сестре мужа. Раз Петер говорит, что для детей так будет лучше, значит, так оно и есть. А пока она свяжет для него еще одно шерстяное одеяльце.

Глядя вслед удаляющейся повозке, экономка, стоя на крыльце с Софией на руках, качала головой и все думала про себя, что за силы вмешались в тот миг, когда пьяный Петер собирался ударить мальчика?

Дар или проклятие

Брата и сестру разлучили, но оказалось, что между ними существует куда более прочная связь, чем мог вообразить их отец. Хотя София, казалось, всегда испытывала меньшую привязанность к брату, чем он к ней, и внешне ничем не показывала, что скучает, но теперь, когда он уехал, характер ее несколько изменился.

Порой она словно впадала в оцепенение, прислушиваясь к себе. Могла начать странно улыбаться, будто невидимый собеседник мог произнести нечто забавное.

Экономка заметила, что во время сна девочка могла что-то нашептывать, чуть хмуря брови. Но что именно говорила малышка, разобрать было нельзя.

В остальном это была прежняя София. Так же радостно встречала отца, была приветлива и не показывала тревоги или тоски.

Однажды экономка застала ее сидящей в самом углу комнаты. София вся скорчилась, плечи ее были напряжены. Клара окликнула ее, но девочка даже не повернулась. Клара тихонько подошла ближе и присела рядом с ней. Глаза ребенка ничего не выражали. Она смотрела в пустоту, машинально перебирая волосы куклы своими тонкими пальчиками. Губы ее чуть заметно шевелились.

Клара поинтересовалась, с кем та разговаривает, но девочка так и не ответила на вопрос. И только когда старушка легонько встряхнула ее за плечо, она застыла, заморгав, выпустила куклу из рук и, придя в себя, запрокинула личико наверх, широко улыбнулась. Это снова была ее София – ласковая и смеющаяся девочка. Экономка не знала, что и думать.

Отец и вовсе не замечал изменений в дочкином поведении. Слишком уж он был рад, что отослал сына жить к сестре. Робкий голос совести, взывавший к нему, он игнорировал, оправдываясь тем, что мальчику будет лучше у тетки.

«Лишь бы не было какого греха…» – эта мысль не давала покоя смотрителю. Более всего на свете он страшился тяжкой провинности перед Господом и адского пламени. Будь его воля, он бы мальчишку отправил еще куда подальше, ведь пока дети растут неподалеку друг от друга, они и встретиться смогут.

Впрочем, дальнейшая их встреча была неизбежностью. Хорошо это или плохо, можно будет судить из продолжения этой истории.

Первые недели разлуки с сестрой Деметрий бродил по чужому дому, заглядывая в окна и не обращая ни на кого внимания, в том числе и на ласковый тон его тетки Агаты.

Она рано вышла замуж и рано овдовела. Собственных детей у нее не было, а потому предложение Петера забрать мальчика она восприняла с радостью.

Агата не слишком размышляла о том, что толкнуло ее брата отдать ей племянника, а сам он в подробности не вдавался. Из его невразумительной речи она сделала вывод, будто мальчик плохо влияет на сестренку и таким образом детям лучше какое-то время пожить раздельно друг от друга.

Но…Деметрий был просто чудо!

Женщина не могла налюбоваться им. Ее даже не смущали его длительное молчание и замкнутость. С одеждой он был весьма аккуратен, сам раздевался и одевался, не зовя никого на помощь. Был тих и послушен, ел то, что ему предлагали, не капризничая. Мог просидеть у окна несколько часов или заняться какой-нибудь игрушкой в своей комнате, никого не тревожа и не надоедая взрослым по пустякам. Хотя Агата была бы даже рада, если бы этот чудный ребенок забрался к ней на колени с просьбой почитать ему книжку.

Она каждый вечер укладывала его спать, рассказывая разные сказки и волшебные истории, гладя по голове, а потом на цыпочках удалялась прочь, с нежностью глядя на спящего мальчика.

Истинный ангел. Оттого все невероятней казалась мысль, будто этот ребенок мог бы кого-нибудь обременять.

Порой она стала замечать, как Деметрий сосредоточенно что-то шепчет, закрыв глаза. Агата напрягала слух, чтобы разобрать слова, но напрасно. Или она стала слишком туга на ухо, или ребенок говорил на каком-то неизвестном ей языке.

«Что ты говоришь, деточка?» – спрашивала она, наклоняясь к мальчику. Деметрий открывал свои ясные чистые глаза, задумчиво глядя на тетку, и коротко отвечал: «Молюсь, дорогая тетушка. Молюсь», а затем смиренно склонял голову.

Она восторженно всплескивала руками, в умилении качала головой и повторяла: «Невероятный ребенок! Вот бы все дети были такими как ты, примерными и послушными».

Впрочем, это внешнее послушание длилось недолго.

Когда Деметрий окончательно понял, что его разлучили с сестрой намеренно, в его маленькой голове созрел простой план действий. Он не собирался плакать или причитать.

Из обрывков разговоров взрослых, исходя из собственных ощущений, он осознал, что по какой-то неизвестной ему причине отец поселил его у этой милой женщины – его тетки, чтобы он не смог видеть Софию. Точнее, причина была ясна, но что могло быть плохого в том, что он так любит свою сестру?

Открытие это, впрочем, не озлобило его.

Деметрий решил поступать так, как хочется ему. Мозг его работал совсем не так, как у большинства его сверстников. Казалось, он опережал их в развитии на несколько лет вперед. А еще, казалось, что он не нуждается ни в чьей любви, утешении или понимании. В этом мире исключением была одна лишь София.

Мальчик, с несвойственной ребенку его лет логикой, разработал некий план действий, который позволял бы ему беспрепятственно покидать дом тетки. Она обожала племянника, а так как вел он себя безупречно, брала его всюду с собой на прогулки, к подругам или в церковь. Любой, встретивший Деметрия, оказывался очарован его спокойным красивым лицом и его манерами. Взрослые то и дело трепали за щеки мальчика, норовили обнять и воскликнуть: «Ах, что за чудесный малыш!».

Деметрий же сносил все это молча, с легкой улыбкой, которую можно было бы принять за смущение. Он старательно запоминал все, что слышал и видел вокруг, а вскоре его удивительная память и врожденный острый ум помогли ему добиться желаемого.

Осторожный и предусмотрительный от природы, Деметрий выжидал. Он хотел убедиться, что ему доверяют.

Мальчик выяснил, что дважды в неделю от рыночной площади, что была видна из окон дома его тетки, к маяку отправлялась повозка с продуктами. Происходило это обычно ранним утром. Агата вставала из постели часов в десять утра, а то и вовсе ближе к полудню, кроме воскресенья, когда они вместе ходили на церковную службу.

Этим вечером в доме были гости и дамы позволили себе перед ужином немного больше хереса, чем обычно. Деметрий давно подметил, что стоит тетке выпить этой резко пахнущей жидкости, которую он сам не переносил, то спать ей крепким сном вплоть до самого обеда.

Перед рассветом нагруженная товаром повозка покинула рыночную площадь и двинулась в сторону побережья. Лошадь бежала резво, извозчик пребывал в хорошем расположении духа, весело насвистывая одну и ту же мелодию, и вот уже спустя полчаса повозка остановилась у маяка.

Из дома вышла немолодая женщина в белом чепце и заговорила с извозчиком. Они не заметили, как один из мешков накренился, и быстрая тень мелькнула и пропала за оградой и кустами облепихи.

Расположение комнат в доме Деметрий знал наизусть.

Хотя он и не собирался на этот раз проникнуть в дом, он мог бы с закрытыми глазами найти детскую комнату, из которой его изгнали год назад. Мальчик не рассуждал о справедливости этого поступка, лишь воспринял как данность свершившееся. Самое главное было сейчас то, что солнце взойдет, сестра проснется в своей кроватке и подойдет к окну, как обычно она это делала раньше.

Он зажмурился и представил ее спящей, в облаке кудрявых волос, обнимающей тряпичную куклу с пуговицами вместо глаз.

Деметрий разжал губы и зашептал: «София. София. София…». Он был уверен, что раз уж она слышала его, пока он был в доме у тетки, то услышит и сейчас, когда он совсем рядом с ней.

В спальне было тихо, только еле слышно тикали часы, но погруженная в глубокий сон девочка, внезапно села на кровати. На ее милом сонном личике была растерянность и радость. Она словно почувствовала что-то родное и очень близкое, будто кто-то позвал ее.

Ее босые ступни коснулись прохладного пола. В дреме София подошла к высокому окну, отодвинула занавеску и неподвижно застыла. Глаза ее были приоткрыты, а губы едва заметно шевелились. Подняв руку, она коснулась пальцами стекла, как раз там, где было ее отражение.

Непроницаемое лицо Деметрия осветилось легкой улыбкой. Зрачки расширились. Сестра услышала его зов.

Теперь, когда он удостоверился в том, что способен звать ее на расстоянии, Деметрий немного успокоился. Он понимал, что София неосознанно реагирует на его призыв, и что, скорее всего, днем она может и не вспомнит этого, но видеть ее, хотя бы издалека, было смыслом его жизни.

Теперь день и вечер он проводил с теткой, как обычно, путешествуя с ней всюду, а ранним утром убегал из дома, чтобы видеться с сестрой таким необычным образом. Повозка была уже и не так нужна ему. Не чувствуя усталости, словно черпая силы в своей невероятной привязанности к сестре, он прибегал к дому у маяка, где она являлась ему в оконном проеме в длинной белой рубашке с распущенными волосами – прекрасное, любимое видение.

Когда София подросла и ей минуло девять лет, ей было дозволено гулять рядом с маяком. Впрочем, строго-настрого запрещалось играть у обрыва и у самой воды, если рядом не было отца или няньки.

По сравнению с сестрой, Деметрий наслаждался относительной свободой. Он давно облазил здешние скалы и лес, побывал во всех уголках города и его окрестных деревеньках. Молчаливый, но такой рассудительный, мальчик вызывал у тетки полное доверие.

«Какой умный ребенок!» – то и дело восхищалась она, наблюдая за тем, как он обнаруживает одну способность за другой. Агата не скупилась на хороших учителей для своего крошки и негодовала на брата, который слышать ничего не хотел о сыне. Даже его значительные успехи в учебе не могли поколебать настрой смотрителя маяка.

«Бесовское все это», – говорил он, отмахиваясь от сестры. «Таких умных детей от Бога сроду не бывает. Мне лучше знать».

Ругая его про себя последними словами от досады на столь глупое толкование способностей мальчика, она перестала рассказывать Петеру об успехах Деметрия, убедившись в бесполезности своих доводов. Но это обстоятельство лишь усилило ее любовь к племяннику, в котором она и так души не чаяла.

Деметрий ходил всюду, где ему заблагорассудится. Не имея возможности играть с сестрой, он наблюдал за ней издалека, скрываясь на ветвях деревьев или за пригорком. София, если и чувствовала влечение к изгнанному брату, никак этого не показывала. Любимыми ее занятиями были игры с куклами и прогулки у океана в сопровождении отца.

Смотритель, суровый и властный, с ней становился совершенно покладистым. Он сажал дочь на колени и как всегда потчевал ее рассказами о дальних берегах, морских приключениях, быстрых кораблях и невиданных созданиях. Другой его излюбленной темой были наставления святых и неуклюжие попытки пересказать воскресные проповеди их маленькой церкви, стоявшей неподалеку от маяка. В его мозгу причудливо сосуществовали вера в русалок и Пресвятую Деву, о чем он мог долго и пространно рассуждать.

Как-то раз, когда Петер отправился прогуляться с дочкой, он хлебнул рома больше, чем обычно, а от палящего солнца его сморило под развесистым дубом. Тем временем, София расчесала волосы двум своим куклам, угостила их пирожными, слепленными из глины и земли, и немного посидела рядом с отцом, слушая его раскатистый храп.

Океан шумел так близко, а волны так искрились от солнечных лучей, что ей непременно захотелось поглядеть на берег, а может и набрать новых красивых раковин, обычно появлявшихся на песке после прилива.

Она знала, что отец запретил ей подходить к обрыву без него. Но разве она уже не большая? Разве не понимает, что это опасно? А потому она и сама очень осторожно подойдет посмотреть на океан с высоты, а потом спустится вниз за раковинами. Отец наверняка будет спать еще не меньше часа, а тем временем она успеет вернуться.

Девочка посадила кукол рядом с отцом, велев им никуда не уходить, а сама, жмурясь от ярких лучей, зашагала прочь. Шляпку она оставила в траве, там же, вместе с куклами, но возвращаться за ней София не хотела. Весна была в самом разгаре. Природа налилась свежей зеленью, а на полянах и холмах расцвело множество чудесных цветов.

София нарвала их целую охапку и уселась чуть дальше от самого обрыва, чтобы сплести себе красивый венок. Она скинула чулочки и башмачки, позволив траве щекотать ей ножки, и наслаждалась удивительным видом, открывавшимся отсюда.

Океан, маяк и городок были как на ладони. Теплый ветер развевал пряди ее волос, птицы в роще щебетали во весь голос, а океан нес свои прозрачные зеленые волны, с грохотом разбивая их о прибрежные камни.

Девочка чувствовала себя такой счастливой и такой свободной, что ей захотелось петь. Наконец-то она как взрослая, сидит тут без чьего-либо присмотра и просто радуется жизни.

Пальчики ее проворно вплетали один цветок за другой, пока не получилась длинная цветочная косичка. Она доплела веночек и ей захотелось украсить его своей шелковой ленточкой, чтобы тот стал еще красивее. София аккуратно распустила волосы и отвязала ленту с головы, но тут сильный порыв ветра выхватил ее из детских пальцев.

Лента сверкнула в солнечных лучах красным отблеском и взвилась в воздух. Девочка с криком вскочила, пытаясь схватить ее, но ветер уносил ленту все дальше.

Забыв об опасности, София побежала следом за ускользающей лентой, волосы хлестнули ее по лицу, мешая видеть.

Что за наказание с этим ветром! Длинные волосы будто змеи обвили ее!

София кружилась на месте, стараясь высвободиться из этого внезапного плена, но ей это не удавалось. Какое-то время она пятилась, неловко перебирая своими ножками, а затем, вдруг, потеряла опору, всплеснула руками и с криком отчаяния полетела вниз с обрыва.

Смотритель не слышал горестного крика дочки. Он все так же похрапывал, пребывая в сладких объятиях полуденного сна. Ему снились прекрасные морские нимфы, которые улыбались ему и танцевали, побрякивая нитками отборных жемчужин, каждая размером с добрый орех. Правда, после нимф ему приснилась сначала жена, а затем и старый священник, строго напомнивший ему о грехе сладострастия.

Было от чего проснуться, осеняя себя крестным знамением. Охая и вздыхая, он пришел в себя и огляделся.

Заметив брошенных кукол, он позвал дочь по имени. Когда она не ответила, он обошел дерево кругом, под которым спал, а потом и всю рощу, зовя ее. Никто не отзывался. Только ветер стал дуть все яростнее и было слышно, как бушующие волны набрасываются на берег, а чайки визгливо ругаются друг на друга, гоняясь за рыбой.

Петер ускорил шаг, приближаясь к обрыву.

Может, София пошла домой? Но тут он заметил венок и примятую траву, и похолодел. Все в нем так и обмерло.

Не в силах сдержать вопль ужаса, он подошел к самому краю и заглянул в зияющую пустоту, едва держась на ногах от налетающих порывов ветра. Трясясь от волнения, жмурясь от слепящего его солнца и отражавшихся от поверхности бурного океана солнечных лучей, он принялся вглядываться в бело-синие потоки воды и пены.

Судя по оголяющимся прибрежным камням, начался отлив. Малютку запросто могло сдуть отсюда, как травинку! Мысль была такой невыносимой, что смотритель застонал, скрипя зубами.

«Мое дитя! О, мое непослушное дитя!»

Петер присел на колени и подполз к самому краю, борясь с подступающей тошнотой. Он боялся вовсе не высоты, а того, что мог бы увидеть там, внизу. И, заглянув за самый край, он закричал изо всех сил: «София!!! София!!!».

Словно услышав его, волны схлынули с самой прибрежной части, обнажая камни, где сквозь пену морского прибоя, он разглядел крохотное тельце, облепленное белой мокрой тканью платья.

Крик, полный отчаяния, тоски и невыразимой муки разнесся над океаном.

От этого страшного крика переполошились и взлетели чайки, гнездившиеся в скалах. Едва он стих, как раздался второй. Закипая в человеческом горле, он нес с собой злость, горе и боль.

Смотритель не помнил, как он отполз от края обрыва. С перекошенного его рта падала слюна, а чудовищная гримаса, исказившая его лицо, могла бы испугать любого смельчака.

Продолжая кричать, задыхаясь, словно в агонии, он, что было сил пытался устоять на ногах, хотя больше всего ему хотелось разбежаться и прыгнуть вниз в эту бездну, и позволить камням внизу оборвать его жестокие страдания.

Спотыкаясь, ничего не видя в тумане от льющихся слез, захлебываясь от горьких рыданий, он добрался к подножию скалы, где лежала София. Грохот океана заглушал его раскатистый вой, а горло так саднило и горело, будто в него налили расплавленный свинец.

За прибрежным утесом он увидел ее на мокром плоском камне, скорчившуюся, неподвижную. Он рухнул на колени перед ней, трясущимися руками коснулся ее щеки и вдруг… до него дошло, что на ее теле и голове нет крови.

Какое-то время он тупо смотрел на ее чуть розовые щечки, а затем изумленно моргнул, заметив, как на нежной тонкой шейке бьется ровный пульс. Вытаращив глаза, он коснулся ее еще и еще, пока не осознал, что девочка жива.

Да, она была без сознания, но она дышала. Она была жива! Петер рассмеялся, потом захохотал, крича, но теперь от радости.

«Господи! Господи!» – благоговейный восторг накрыл его.

Невероятно! Упасть с такой высоты на камни и остаться живой и невредимой, без единой царапины!

Не веря своему счастью, повторяя то имя дочки, то восхваляя Бога, смотритель все же осторожно осмотрел ребенка, целы ли кости. Но нет, София просто спала или была в обмороке.

Петер подхватил ее на руки, увязая в песке, осыпая отческими поцелуями ее личико, на дрожащих ногах побежал к маяку.

Агата сидела у камина, помешивая сахар в чае, то и дело задевая края фарфоровой чашки. Иногда она бросала быстрый взгляд на часы, недоумевая, куда мог запропаститься ее милый племянник.

Было пятнадцать минут пятого, а он никогда не опаздывал к вечернему чаепитию, как и за все годы ни разу не опоздал ни к обеду, ни к ужину. Любимый им яблочный пирог, который пекли специально для Деметрия, остывал на блюде.

Служанка, за которой послала Агата, ответила, что видела мальчика в последний раз в полдень у ворот. Кажется, он отправлялся на прогулку.

«Что же могло так задержать моего крошку?» – взволнованно думала женщина. «Разве что…».

Она судорожно вздохнула и пальцы ее затряслись. С ее мальчиком могло случиться что-то нехорошее. Она вскочила, расплескав чай. Ждать было выше ее сил. Слугам было велено искать Деметрия до тех пор, пока он не будет найден. Но им не пришлось идти слишком далеко.

Бледный, как сама смерть, ребенок появился в проеме входной двери, обвел присутствующих пустым взглядом, и рухнул, как подкошенный к ногам обомлевшей тетки. Он ничего уже не видел и не слышал, а в этой навалившейся в него темноте было столько покоя, что он позволил поглотить ей себя без остатка.

Следующие три дня мальчика сотрясала жестокая лихорадка.

Его тело становилось то холодным, как лед, то горячим, как раскаленный металл. Тетка его не отходила от постели больного и непрестанно молилась, не находя себе места от тревоги. Она всей душой привязалась к своему племяннику, полюбив его, как родного сына. Иногда, между мольбами к небесам, она посылала проклятия своему жестокому и глупому братцу, не пожелавшего навестить больного мальчика.

Впрочем, как ей сообщили, маленькая сестренка Деметрия сильно простудилась, когда заигралась на берегу океана на холодных камнях. Зная, как Петер обожает дочь, было неудивительно, что он предпочел оставаться рядом с ней.

Что касается мальчика, то врачи терялись в догадках о причине его болезни. Заболевание протекало бесконтрольно, сбивать жар или поднимать температуру тела не удавалось. Организм Деметрия самостоятельно то охлаждался, то разогревался. Попытки завернуть его в несколько одеял или растереть не приносили желаемых результатов. Его тело коченело и становилось буквально ледяным.

Если бы не прерывистое дыхание, можно было бы подумать, что мальчик расстался с жизнью. Затем, спустя какое-то время температура стремительно взлетала так, что поднося к нему ладони можно было обжечься.

По всем признакам, он должен был уже умереть множество раз, к ужасу тетки, но пораженные врачи раз за разом констатировали необъяснимую жизнестойкость и силу ребенка.

Деметрий не приходил в сознание, но иногда он выкрикивал бессвязные слова. Правда, порой удавалось расслышать, как он произносит имя сестры.

«Бедный мой мальчик!» – тетка так и заходилась в рыданиях, гладя его по мокрым спутанным волосам. «Какой же твой отец бессердечный. Так обижать свою кровинушку!».

Причитания эти, впрочем, длились не долго. Добрая женщина понимала, что будь Петер поласковее с сыном, то она, Агата, была бы обречена встречать старость в одиночестве, в окружении своих слуг, среди дубовой мебели, уже тронутой жучком, и тяжелых пыльных портьер.

Да, она любила свой дом, свой драгоценный фарфоровый сервиз на двадцать пять персон, свои тяжелые серебряные четки и висевшие вдоль стен картины недурных художников. И все же, она, не задумываясь, отдала бы весь дом с его богатым наследством в обмен на жизнь и здоровье дорогого Деметрия.

На исходе третьего дня, ближе к полуночи, дыхание мальчика стало ровным, температура тела приблизилась к обычной, а сам он открыл глаза.

Тетка стала звать врача и схватила маленькую теплую ладонь в свою руку, взволнованно спрашивая, как он себя чувствует. Деметрий неторопливо обвел взглядом спальню, помолчал еще с минуту, затем попросил воды.

Тетка немедля исполнила его просьбу. Он жадно осушил один стакан, затем второй, третий, и, наконец, напившись, довольно вздохнул. Изумленная тетка терпеливо ждала, пока он напьется, погладила его по ручонке и принялась расспрашивать, что же с ним стряслось в тот злополучный день.

Деметрий молчал. Он не сводил темных глаз с ее лица, в них появилось какое-то новое выражение. Какое именно, Агата не могла понять, но этот новый взгляд смутил ее, будто это не она была старше его, а он, и при этом еще прожил длинную, невероятную жизнь, полную тайн и приключений.

Ребенок перевел взгляд в потолок, произнес всего одну фразу «хочу спать» и ресницы его мягко коснулись щеки.

Тетка, счастливая тем, что болезнь отступила, на цыпочках вышла из комнаты, чтобы спуститься в сад, прогуляться и подышать свежим воздухом.

Что же с того, что мальчик странно смотрит? Просто малыш много перенес, бедняжка. Пусть отдыхает. Еще расскажет, что с ним приключилось.

Но прошла неделя, а Деметрий так и не дал вразумительного ответа на все теткины расспросы.

Она услышала лишь то, что когда он был в лесу, ему внезапно стало очень нехорошо и он еле нашел в себе силы, чтобы добраться назад домой. Это было все, что он помнил. При этом лицо его было столь чистым, светлым, а голос – ласковым, что тетке ничего не оставалось, как поверить ему.

«В самом деле, зачем малышу врать, ведь он так пострадал, бедняжка», – думала она.

Мальчику было намного лучше, но пока что тетка строго настрого велела слугам не спускать с него глаз и не разрешать выходить ему за ворота, пока не окрепнет.

Деметрий же понимал, что в данных обстоятельствах ему лучше подчиниться. И все же, тревожная мысль не давала ему покоя.

Как же София?

Все, что произошло в тот миг у обрыва, он отчетливо запомнил и это не давало ему покоя.

Деметрий видел, как отец уснул под деревом, как сестра резвилась у обрыва, но о грядущей опасности он еще не знал. Он только наблюдал издалека.

Пригорок у обрыва весь порос травой и кустарником, и Деметрий мог затаиться там, чтобы следить за играющей сестрой. Ему открывался вид на океан, прибрежные камни и крутой склон. Так вот, мгновение, когда сестра, запутавшись в собственных волосах, в погоне за лентой, подгоняемая сильным ветром, бежала к самому краю, врезалось в его память.

Тот миг, когда она занесла ногу над пропастью, и он понял, что сейчас она в нее упадет, стал для него своеобразной точкой отсчета времени, когда внутри него произошло нечто пугающее. Это самое время словно остановилось, раскололось на части от сжавшего его страха: его любимое существо сейчас разобьется о камни, и он навсегда потеряет ее.

Повинуясь непонятному порыву, он выбросил руки вперед, по направлению к падающей сестре, и все в нем отозвалось такой дикой, мучительной болью, что он прикусил язык до крови.

Будто вся масса океана накрыла его с головой, не та, красивая и зеленая, что у поверхности, а та, что таится в самих его глубинах. Черная, беспросветная, неведомая. В этот миг появился другой Деметрий: незнакомый, раздираемый на части, дрожащий от неистовой силы, что пробудилась в нем.

Сквозь пелену своих мук он видел, как летевшая навстречу гибели сестра вдруг замедлила падение, словно паря над волной, медленно опустилась вниз.

Деметрий не понимал, что случилось, как и не мог дать никакого разумного объяснения своим действиям и тому, что увидел. Впрочем, ему было сейчас не до этого.

Его тело словно объяло потоком беспощадного пламени.

Как-то ему случилось обжечь пальцы огнем свечи, но тогда он сразу отдернул руку. Кожа покраснела и болела долго, невзирая на то, что заботливая тетка смазывала ему ожог гусиным жиром три раза в день. Теперь же, в жизни не терпевший подобной боли, он был потрясен ею, как и новыми ощущениями, что родились в нем.

Он хотел броситься к Софии, но в его тело словно вонзилась разом сотня ножей, и, захрипев, он ничком рухнул в траву, хватая воздух ртом. Лишь чуть погодя, сквозь траву, он увидел отца, услышал его голос, полный тревоги, и понял, что тот ищет дочь.

Слишком потрясенный случившимся, он едва нашел в себе силы, чтобы добраться к теткиному дому. Но самое главное было то, что София была жива.

Первыми его мыслями, когда он очнулся в уютной постели, были мысли о сестре. Деметрий попытался почувствовать, что сейчас происходит с Софией, но оказалось, что он не может этого сделать. Он слишком ослаб и лишь по разговорам вокруг ему стало ясно, что девочка простудилась и теперь выздоравливает.

Большего ему и желать не хотелось. Нужно было набираться сил, чтобы снова можно было покидать дом. И вскоре ему довелось разузнать еще кое-что.

У тетки состоялся званый вечер с праздничным ужином. Понятное дело, гости за столом вовсю сплетничали. Деметрий сидел в уголочке, неторопливо поглощая свой кусочек пирога, и слушал.

Оказывается, в прошлое воскресенье смотритель маяка пожертвовал крупную денежную сумму церкви и поклялся ничего крепче кофе не пить, призывая в свидетели Бога и людей.

– Вот уж, правда, чудо свершилось, – сказала одна кумушка другой. – Всем же известно, что Петер без бутылки рома день не начинает. Поглядим.

– Не выдержит, – подхватила другая. – Уверяю вас, еще увидим его навеселе. Муж говорит, как бы и вовсе маяк не спалил, пьяница.

– Тсс, тише, – прервала ее первая женщина. – Все-таки он приходится родным братом нашей дорогой Агате.

– Вот уж, воистину, родственников не выбирают. А как вам история с бедняжкой Деметрием? Отослать мальчика прочь, как собачонку, и жить себе дальше.

– Верно, верно, – закивала ее собеседница. – Зато он души не чает в дочке. Для нее он хороший отец, что и говорить.

У Деметрия, тем временем, не дрогнул ни один мускул. Ему было все равно, что отец забыл о его существовании. Он ждал хоть каких-нибудь новостей о сестре, но, к своему разочарованию, о ней он больше не услышал ни слова. Все, о чем говорилось, он и так знал. Ни единого намека на загадочное происшествие.

Зато о нем самом тетка постоянно заводила разговор, а кумушки ей поддакивали, радуясь его аппетиту и здоровому цвету лица. О себе ему было слушать совсем не интересно.

Попросив разрешения пойти в свою комнату, он вежливо со всеми попрощался и отправился наверх. Только перед тем, как закрыть дверь, он попросил служанку не заходить к нему и не мешать, так как он очень утомился.

Деметрий, дождавшись, когда за дверью стихнут шаги, решительно переоделся, свернул подушку и одеяло на кровати таким образом, чтобы издалека этот сверток можно было бы принять за спящего человека. Затем он открыл окно, перебрался по карнизу и ловко спустился в сад под ярко освещенными окнами, откуда доносились громкий смех и звуки фортепиано.

Довольно он ждал.

В доме смотрителя маяка было, напротив, очень тихо. Петер сидел в гостиной, пыхтя трубкой. Его жена, как обычно, расположилась в кресле-качалке у окна с вязанием, а Клара убирала посуду со стола.

– Кофе-то налить?

– Нет. Хотя, погоди-ка. Отнеси мне его в кабинет. Хочу посидеть там немного. София уснула?

– Спит, как ангел небесный, – кивнула экономка. На ее изрезанном морщинами лице засветилась улыбка.

– Ну, и слава Богу!

Из трубки вырвался голубоватый дымок. Пахло табаком и кожей. Смотритель любил этот запах, как и запах рома, но теперь, когда он поклялся не брать в рот ни капли, ему придется довольствоваться трубкой и хорошим кофе.

С того самого дня, как он нашел Софию на камне, целехонькую, только промокшую насквозь от морской воды, он второй раз уверовал в Господа.

Девочка пришла в себя, когда он нес ее на руках и сначала даже расплакалась, но потом успокоилась и рассказала отцу, как заигралась у обрыва и упала вниз, но что-то подхватило ее, а потом она уже ничего не помнила. Только сильный шум прибоя, падение и холод морской воды.

– Боже, – причитал смотритель, – спасибо тебе! Ангелы твои подхватили мою девочку, не дали старому дураку с ума сойти от горя! Уж я отблагодарю тебя, Господи! И даю зарок тебе, не пить это пойло дьявольское, отнимающее рассудок у хороших людей!

Клара так и выпучила глаза, когда смотритель заявил ей, что отныне ром ему омерзителен, велев отдать все запасы в ближайший трактир, чтобы пили за здоровье Софиюшки и его самого.

– Сдурел, совсем сдурел!

– Радуйся, дура! – Петер так и покраснел от злости. – Больше не стану пить этот проклятый ром. Ты же этого хотела!

Экономка покачала головой с сомнением.

– Так-то оно так. Только диковинно мне это.

– Не твоего ума дело, – огрызнулся смотритель. – Делай, что говорят. Чтоб к вечеру ни одной бутылки в доме не осталось, от греха подальше.

В городе пошли слухи.

Кто-то даже предположил, что Петер спьяну пришиб кого-то, а теперь хочет замолить это тяжкое злодеяние перед Богом. Впрочем, потом стало ясно, что всему причиной маленькая София. Будто она заболела тяжело, а вылечилась только после обета, данного отцом.

«Неужто я не буду благодарен Господу моему, что не отвернулся от меня в мой темный час?» – вопрошал себя смотритель, стараясь не отвлекаться на грохот последних бутылок с ромом, которые увозили помощники трактирщика, обрадованного столь щедрым подарком. «Главное, Софиюшка моя жива и здорова. Не устану восхвалять тебя, Боже, до самой смерти».

Трубку он стал теперь гораздо чаще набивать, что и говорить.

«Конечно, – оправдывался он, – и это дело бесовское, но так я хоть в ясной памяти пребываю, не то, что от пойла этого».

И, чтобы не увлекаться сладостными воспоминаниями об ароматной янтарной жидкости в толстой бутылке, Петер нашел себе новое занятие: начал мастерить игрушки из дерева для своей милой девочки. Так он мог сидеть подолгу в кабинете или на крыльце, покуривая трубку, ловко орудуя острым ножом.

У ног его частенько сидела сама София, перебирая вырезанные из липы игрушки, а затем, утомившись этим занятием, забиралась на колени к отцу с просьбой рассказать какую-нибудь историю или почитать ей сказку.

И он рассказывал. О добром ангеле, который был приставлен из воинства небесного к маленькой девочке, чтобы заботиться о ней и оберегать от всяких бед. И как однажды дьявол заманил ее на высокую скалу, чтобы лишить жизни невинное создание и огорчить Господа. Но ангел, который находился рядом, вовремя разгадал дьявольские планы и заслонил девочку своими белыми и мягкими крыльями от беды.

– Чудесная сказка, папочка, – София вовсю улыбалась. – Расскажи еще.

Смотритель задумчиво держал в руке лошадку, срезая с нее опилку за опилкой.

– Вот и не верь в чудеса после этого, – говорил он и качал головой. – Увидеть бы этого ангела.

– Знаешь, папочка, – девочка посмотрела на кончики своих нарядных туфелек, – а ведь ко мне приходит такой добрый ангел, весь в белом. Настоящий!

– Правда? Расскажи-ка мне. Какое у него лицо? – сказал отец, убежденный, что дочке снился сон.

София задумалась.

– Лица я не видела, оно было в тени. Но голос его был такой добрый, что я сразу поняла – это мой дорогой друг.

– Вот оно что, – произнес Петер. – Что же он говорил?

– Что любит меня и никогда не оставит. А когда он обнимал меня, мне было так спокойно, так легко. Будто вся Божья благодать спустилась на меня. Чудесно, да?

– Гм, и правда, чудесно, – пробормотал смотритель, озадаченный этим заявлением.

– И, знаешь, что, папочка, самое удивительное?

Петер вопросительно посмотрел на Софию, подняв брови.

– Что же, моя хорошая?

– От этого ангела пахло луговыми травами и цветами, а еще чем-то очень знакомым и таким родным, что я сразу полюбила его. Такое чувство, будто я знала его всю жизнь.

Почему-то от этих слов смотрителю стало немного тревожно на душе. Он отложил игрушку, притянул девочку к себе и усадил на колени.

– И давно он к тебе приходит?

София чуть нахмурилась и принялась загибать пальчики, отсчитывая дни.

– Три…Восемь…Двенадцать… Кажется, не меньше четырех недель. А может и лет. Не могу сказать.

Девочка пожала плечами.

– Гм. А что же ты раньше не говорила?

– Это был наш маленький секрет. Ты ведь не сердишься?

– Нет, но…

Он замолчал, качая головой, пытаясь избавиться от возникшего неприятного чувства. С чего ему бояться сновидений?

– В следующий раз, когда он придет, попроси его выйти на свет и показать свое лицо. Если он посланец Господа, он тебе не откажет.

Случай на обрыве изменил ход семейной истории и перевернул жизни двух людей: отца и сына.

Первый стал спокойнее, второй – задумчивее. Отец, растревоженный, взволнованный новыми отческими чувствами, внезапно вспомнил, что у него есть и сын.

Смягчившись, он размышлял о том, что будь близнецы вместе, беда могла и обойти их стороной. А судя по рассказам Агаты мальчик был очень воспитанный, смышленый и послушный. Может, тогда ему показалось, что Деметрий подвержен влиянию злых сил? Скорее всего, это все алкогольный дурман так действовал на него, что он возненавидел бедного мальчика, а ведь невинное дитя вовсе того не заслуживало.

Сам же Деметрий не испытывал мук одиночества или отсутствия родительского тепла. Он был благодарен тетке за чуткость и нежность, но взамен не мог сполна отплатить ей тем же. Все его глубинные чувства были связаны с одной Софией. Сейчас же, кроме мыслей о сестре, его взбудоражило открытие, которое он совершил в тот роковой миг.

Когда там, у обрыва он протянул к ней руки, он словно дотронулся до нее не только мысленно, но и физически. Будто его руки невероятным образом протянулись через расстояние между ними, и он готов был поклясться, что ощутил тяжесть ее падающего тела, прикосновение к ткани ее платья под ладонями. Тогда, кроме бесконечного страха и ужаса за сестру, он пережил самую мучительную и острую боль за всю свою жизнь.

Думая над этим, Деметрий пришел к выводу, что если он смог сделать это однажды, то, скорее всего, сумеет повторить свой трюк снова, пусть даже ценой ужасной боли.

Он и забыл, что когда-то, будучи пятилетним ребенком, сумел остановить бросившегося на него пьяного отца. Тогда он был слишком мал, чтобы запомнить, но сейчас он стал достаточно взрослым, чтобы осознать: такая сила – бесценный дар, которым необходимо научиться владеть в совершенстве.

Деметрий принялся экспериментировать.

Стоя в саду, он подбрасывал кверху яблоки, а потом пытался движением руки остановить летящие вниз фрукты. Закон гравитации был неизбежно суров. Яблоки падали вниз, не слушаясь мысленных команд ребенка.

За этим странным занятием его не раз заставала тетка. Но она предположила, что мальчик хочет повторить фокус, который видел на рыночной площади, когда к ним в город заезжал бродячий цирк.

Правда, тогда Деметрий не выказал никакого интереса к жонглерам и акробатам. Впрочем, ее только обрадовало, что мальчик быстро поправился от лихорадки. Теперь она была готова позволить ему что угодно, тем более, что он никогда не был замечен за чем-то неприличным или недостойным.

Вот уже который раз он получал увесистые удары по лицу от падающих яблок, но это обстоятельство не могло его остановить.

Деметрий недоумевал. Прошла неделя, но он не ощутил и намека на то, что случилось тогда. Не было той мощи, того взрыва, дикой бурлящей силы, что обожгла его изнутри.

В чем же было дело?

Может, нужно встать у воды под сенью деревьев? Или надеть ту самую одежду, что была на нем в тот день? Ничего не выходило. Яблоки не желали замедлять свое падение.

Впрочем, неожиданные обстоятельства на какое-то время отвлекали его от проводимых опытов.

Однажды, спустившись в гостиную, он увидел там собственного отца, державшего за руку Софию. Немного смущенно отец сказал, что это его родная сестра (будто он не знал!), и что отныне они могут играть вместе и приходить друг к другу в гости, когда пожелают. Ведь, как никак дети являются единокровными по рождению.

Агата плакала от радости, а потом все уселись за стол обедать, только Деметрий почти не ел и не сводил глаз с сестры.

Смотритель пристально за ним наблюдал, но на этот раз не заметил ничего демонического в этом спокойном и почтительном мальчике, устыдившись своего поведения и дурных мыслей, из-за которых сестра с братом оказались разлучены.

«И верно, что я старый дурак», – думал он. «Детям-то лучше вместе, а не врозь».

Тетка, обожавшая племянника, была несказанно рада этим внезапным переменам к лучшему, тем более, что ее не собирались разлучать с ее дорогим Деметрием. Дети могли жить и в доме у маяка, и здесь. Места хватит всем.

Ну, а Деметрий… что и говорить, его маленькое сердце ликовало. Черты его лица, такого красивого, но неизменно настороженного, будто он всегда ожидал некой опасности, теперь заметно смягчились.

Его мечта сбылась. Сестра снова была рядом. Теперь можно было не сбегать в утренних сумерках из дома, чтобы побыть с ней.

Он вновь обрел счастье.

В поисках ответов

Громко шипя, вот уже второй раз за это утро, кофе, бурля коричневой пеной, перелился через край медной турки, заливая плиту.

Анна бросилась к турке и схватила ее, ругая себя за рассеянность. На мгновение, горячий металл обжег ей пальцы, но девушка не обратила на это внимание. Она была поглощена воспоминаниями об увиденном.

Это не походило ни на одно из сновидений, что являлись ей, как проблески. Напротив. Увиденное было длинным, ярким и очень подробным.

Как только она проснулась, глубоко потрясенная результатом, то немедля схватила ручку и лист бумаги, затем второй, третий, пока не исписала целую стопку. Успокоиться Анна смогла только когда дописала последнее предложение и поставила точку.

Но была ли это точка в самом деле? Нет, нет. Анна вовсе так не думала. Это было только начало!

Никогда еще образы не были столь реальными как те, что явились ей ночью. Она словно присутствовала в комнате, в которой жили маленькие брат с сестрой, слышала, как скрипят деревянные половицы дома и ставни, даже почувствовала запах крепкого табака, что курил смотритель маяка.

Никогда, даже в своих смелых фантазиях, она не могла представить, что можно увидеть столь явно историю других людей, живших когда-то давно!

У нее до сих пор оставалось стойкое ощущение, будто она начала смотреть увлекательный фильм, но прервала просмотр, так и не досмотрев его. И это удручало ее. Анна взяла в руки игрушечную лошадку.

– Что ты можешь еще открыть мне? – спросила она шепотом. – Мне очень нужно это знать.

Мысли о детях, рожденных и еще не родившихся, роились в ее голове. Откуда-то взялась эта странная тоска, хотя повода к этому не должно было возникнуть. Она думала о матерях, потерявших своих детей, о глупых случайностях, приносивших горе в семьи, о брошенных или забытых младенцах.

Анна выглянула в окно: мать срезала верхушки засохших цветов и стеблей, чтобы на следующий год их маленький садик мог снова радовать буйством красок. В доме в теплое время повсюду всегда стояли живые цветы. Они создавали ту неповторимую атмосферу уюта, которую так любила девушка.

А еще эту атмосферу создавали книги и кот Вереск. Еще котенком он появился на пороге их дома, заявив о себе пронзительным мяуканьем. Он кинулся к Анне в руки, уткнувшись в ее ладони холодным мокрым носом. Его шерстка была покрыта грязью, но после того, как котенка вымыли в теплой мыльной воде оказалось, что он дымчатого цвета.

С тех пор прошло несколько лет, и сейчас Вереск был полноправным хозяином дома, залезая туда, куда ему вздумается. Несмотря на внушительный вес, он любил забраться повыше, наблюдая с довольным видом за тем, что происходит внизу.

Любил он лежать и на книжных полках, правда места оставалось все меньше. Книги заполняли длинные ряды полок от самого потолка до пола.

Нужно было выбрать одну, ради драгоценных минут покоя. Недолго думая, Анна подошла к стеллажу и извлекла оттуда книгу с готическими рассказами. Сейчас это было именно то, что ей нужно. Вереск, урча по своему обыкновению, наблюдал за действиями Анны, легонько помахивая хвостом.

Она уселась на крыльцо и открыла первую страницу. И хотя кофе был ароматный и вкусный, а книга – увлекательной, ее мысли неустанно возвращались к Деметрию и Софии.

Как только солнце скроется за горизонтом, она повторит ритуал в точности, как сделала это прошлой ночью.

Но как ни пыталась Анна выудить больше из игрушечной лошадки, ничего толком не вышло. Она просматривал одни и те же воспоминания за некоторым исключением.

– Что же мне делать? – эта мысль пульсировала в голове, не давая покоя.

Задумчивая, как-то раз она брела вдоль кромки воды. Пенистые волны ласково шуршали, касаясь босых ног, а ветерок развевал складки ее платья. Может, стоит попробовать другое зелье, способное ввести в более глубокий транс?

Она подняла камешек и швырнула его в океанские волны. Он подпрыгнул и исчез в зеленой пучине. Туда же последовал второй камешек, и третий. Затем, внезапно подумав о чем-то, Анна взяла в ладонь ракушку, повертела ее в руках и бросила в воду.

И тут ее осенило.

Двери «Лавки старых вещей» были широко распахнуты.

Теперь за стеклом витрины появились деревянные куклы, зеркало в тяжелой бронзовой раме, подсвечники и кресло. В самой лавке товар был заботливо расставлен по местам, нагромождение коробок и пыль исчезли. В керамических вазах стояли живые цветы. Пахло ароматом молотого кофе.

А вот и ее знакомый в своем неизменном фартуке возится за прилавком. Девушка направилась прямо к нему.

– Доброго дня! – поздоровалась она.

– И вам всего доброго. Желаете приобрести что-то красивое, изящное или полезное?

– Очень может быть. Вы помните эту лошадку? – спросила Анна, показывая игрушку старику. – Я купила ее здесь не так давно.

Он поправил очки и уставился на девушку. Анна решила ему помочь вспомнить.

– Я еще в обморок упала и вы дали мне воды, – подсказала она.

Он просиял.

– Ах, да! Прекрасная молодая девушка, моя первая покупательница.

– Рада, что помните меня.

– А то как же! Такая девушка и – хлоп! Обморок! Вот я испугался. Но знаете, вы принесли мне удачу. После вас покупатели идут один за другим.

И, словно в подтверждение этих слов, в лавку вошли две пожилые женщины.

– Чем же я могу помочь? Или, может, вы хотите составить свою коллекцию таких игрушек?

– Вы весьма близки к истине. Но мне нужны определенные вещи, которые могут быть связаны с этой игрушкой.

– Не совсем понимаю, – старик снова поправил очки, глядя на нее.

– Вы можете сказать, есть ли у вас вещи, которые вы покупали с этой лошадкой в том же месте?

Старик растерялся.

– Я должен подумать. Ведь наш товар, в основном, собирал мой сын.

– Да, да. Кажется, вы говорили.

– Именно. Филипп ведет учет всех своих приобретений. Он знает толк в торговле и то, как привлечь покупателей. Видите: цветы, полочки, кофе для тех, кто купил на определенную сумму, в качестве приятного подарка… Это все его идеи и его заслуга. Мы и правда неплохо продаем в этом месяце.

Девушка покрутила лошадку в руке.

– Скажите, а где ваш сын? Можно поговорить с ним?

– Конечно. Только он вышел ненадолго. Вы можете подождать?

Анна кивнула, и старик предложил ей одно из кресел.

– Благодарю вас. Я лучше взгляну на другие вещи. Вдруг мне попадется то, что я ищу.

– Прошу! – старик обвел широким жестом лавку. – Магазин в вашем распоряжении. Вам помочь?

– Нет, благодарю. Я лучше спокойно обойду здесь все и осмотрюсь.

– Тогда я займусь другими покупателями, с вашего разрешения.

Анна набрала в грудь воздуха и внимательно посмотрела по сторонам. Предметов и вещей было довольно много. В предыдущий раз шестое чувство не обмануло ее. Вот бы и в этот раз ее посетило видение.

Однако, на этот раз ее ожидало разочарование. Она несколько раз, не торопясь, обошла лавку, надеясь, что вот-вот что-то произойдет. Несколько раз, правда, у нее возникало чувство волнения, но это было нечто совершенно иное.

Вещей из дома близнецов здесь больше не было. Лошадка просто случайно попала сюда. Но была ли это случайность? А может, сама судьба привела ее в «Лавку старых вещей»?

– Вы чем-то расстроены? – произнес приятный голос.

Анна вздрогнула. Перед ней стоял молодой мужчина со свертками в руках.

– Почему вы так решили?

– Иначе бы вы уже радовались покупке и наслаждались чашечкой чудесного напитка, сидя за тем столиком.

– Я бы очень хотела порадоваться покупке, но, к несчастью, не нашла того, что мне нужно.

Мужчина изумился.

– Неужели? Вас не устроил наш ассортимент?

– Что вы! – Анна чуть улыбнулась. – Ассортимент огромный. И все же…

– Филипп!

Старик, увидев их, подошел ближе.

– Помоги нашей покупательнице. Ей нужна твоя помощь. Я упаковываю товар.

– О! – Филипп изобразил готовность. – Я к вашим услугам.

– Ваш отец сказал, что это вы приобрели все вещи, которые находятся в лавке.

Он кивнул.

– Если это так, может вы вспомните это, – и Анна извлекла лошадку из сумки. – Хотя бы приблизительно. Я купила это в вашей лавке и мне очень важно узнать, как она к вам попала.

– Простите, как вас зовут? – спросил Филипп.

Девушка ответила.

– Рад знакомству. Уважаемая Анна, сразу скажу, что я могу помочь.

– Правда? – девушка обрадовалась.

– Безусловно. К счастью для вас, я страдаю дурацкой чертой и педантичен до безобразия. У меня есть специальный журнал, в который я записываю все свои приобретения для продажи, с их подробным описанием, где и когда они попали ко мне.

Анна рассмеялась.

– Это же просто великолепно!

– Если бы я знал, как вызвать улыбку на вашем лице, то предложил бы сразу бухгалтерские книги.

– Извините, а когда я могу взглянуть на запись? – нетерпеливо спросила она. – Это очень важно для меня, – добавила девушка, видя его растущее удивление.

– Что же, – Филипп пожал плечами. – Присядьте и я принесу журнал.

– Благодарю.

– Хотите кофе? – задал он вопрос. – За счет заведения!

– Нет, спасибо. Мне нужно увидеть журнал.

Филипп сдался.

– Хорошо. Бегу.

Анна устроилась в кресле, но ей было не до отдыха. Она чувствовала, что сейчас обязательно откроется что-то важное. Так просто она отсюда не уйдет. Стараясь унять растущее сердцебиение, она глубоко вздохнула.

Из глубины лавки показался Филипп. Он нес довольно толстую и большую книгу.

У Анны вырвался нервный смешок.

– Понимаю вашу реакцию, – Филипп не сдержал смеха. – Откройте желтую закладку. С нее начинаются все мои покупки из городка под названием Белый Маяк.

– Вот оно что.

Анна нахмурила брови.

– А ведь я где-то слышала это название.

– Не буду вас томить. Это на самом севере острова.

Девушка взяла книгу. Она была тяжелой.

– Вы изрядно постарались, – похвалила она, глядя на исписанные аккуратным почерком страницы.

– Спасибо, но это скорее от занудства. Люблю порядок.

– Обычно я с подозрением отношусь к педантам, но вы меня покорили. Это как раз то, что мне нужно.

Она листала книгу. К каждому описанию прилагалась небольшая фотография или рисунок определенной вещи.

– Почерк достоин высшей отметки. Кажется, вы прирожденный архивариус, – заметила она.

Филипп расхохотался.

– Надеюсь, что нет.

– И рисуете довольно неплохо.

– Вы сейчас перехвалите меня, и я загоржусь.

– Вот оно!

Анна разгладила страницу, всматриваясь в ее содержимое.

"Игрушка для ребенка в виде лошадки, – начала читать она вслух. – Материал – вероятно, липа. Деревянная поверхность покрыта краской синего, желтого и красного цветов. На боках игрушки, хвосте и гриве краска частично облезла. Приобретена за малую плату в городке Белый Маяк северной части Тровоса у старьевщика. Примерное время изготовления – начало XX века".

– Значит ли это, – Анна подняла голову, оторвавшись от чтения, – что игрушку сделали там?

Филипп поджал губу.

– Совершенно не обязательно. Но вероятно.

Анна снова уставилась в книгу, затем снова на собеседника.

– Я знаю, что нужно! – воскликнула она. – У вас есть география острова? Энциклопедия с фотографиями?

– Нет, прямо здесь нет. Но тут рядом…

– Есть книжный магазин! – закончила мысль Анна и радостно рассмеялась.

– Именно. Но скажите, что вы хотите найти?

– Ответ на мой вопрос.

Анна вскочила с кресла, возвращая журнал Филиппу.

– Вы уйдете просто так и оставите меня умирать от любопытства? – возмутился он.

Она замешкалась.

– Обещаю все рассказать! Если не решите, что я сумасшедшая.

– Обещаю. Если поверите, что я обожаю сумасшедших.

В книжном магазине, как и следовало ожидать, оказался целый раздел, посвященный острову, его истории, географии и традициям.

Анна просмотрела все книги, но в конце концов поиски ее увенчались успехом. Изданию, правда, было года четыре, но Анна решила, что этого вполне достаточно.

Книга рассказывала обо всех маяках, находящихся на Тровосе, и Анна сразу поняла, что искать нужно именно здесь. Она открыла оглавление со списком прибрежных городов и дошла до буквы "Б". Название сразу бросилось ей в глаза. Замирая, она открыла искомую страницу.

Там была дана справочная информация, а также несколько цветных фотографий самого маяка и городка.

От волнения у нее перехватило дыхание и задрожали руки. Несколько минут она не могла оторвать глаз от фотографий, вглядываясь в них.

Когда она захлопнула книгу, сердце ее неистово колотилось.

Дома она быстро собрала вещи. В небольшой чемодан поместилось самое необходимое. Подумав немного, Анна упаковала и сверток с травами.

Кристина удивилась, узнав, что дочь уезжает.

– А что я скажу твоим посетителям?

– Меня не будет всего неделю. В любом случае, я позвоню!

– Но что случилось? Ты меня пугаешь.

Анна обняла мать.

– Все хорошо. Правда! Мне нужно кое-что проверить. Это связано с моим видением.

Мать опустилась на один из стульев.

– Я могла бы догадаться.

– Только не волнуйся! Это безопасно.

Анна наклонилась и поцеловала Кристину в щеку.

– Когда ты так говоришь, я начинаю волноваться еще больше, – сокрушенно сказала та.

– Нет же, мам. Считай это небольшим отпуском.

Отпуск. А почему бы и нет?

Анна думала об этом, когда рано утром выезжала за пределы Скальной Гряды. Она точно заслужила пару дней передышки. Смена обстановки ей не повредит.

Анна тщательно изучила маршрут. Дорога петляла вдоль побережья. Ей предстояло насладиться прекрасными видами, шумом ветра и легкой музыкой. И почему она раньше не путешествовала?

В Скальной Гряде прошли ее детство и юность. Она любила этот городок и окрестные деревеньки на зеленых холмах в окружении густых лесов. Но мир чудесен и многообразен. И определенно стоит того, чтобы открывать его для себя. От такой мысли становилось радостно на душе.

На лобовом стекле появились маленькие капли.

Дождь!

Анна приоткрыла окна, вдыхая запах озона. Кажется, надвигалась гроза. Тучи клубились прямо над ней. Капель на оконном стекле стало гораздо больше. Шорох капель умиротворял. Девушка любила дождь. Он всегда приносил свежесть и аромат мокрой листвы.

Перед поездкой она нашла номер телефона «Лавки старых вещей» и позвонила Филиппу. Оказалось, он уже навел справки о ней.

– А вы, оказывается, местная знаменитость, – произнес он с уважением. – Почему сразу не признались?

– Что мне нужно было сделать? – Анна рассмеялась.

– Хотя бы погадать мне по руке и сказать, будет ли мое предприятие успешным.

– Я это вам и так скажу.

– Только не расстраивайте меня.

– Филипп, мое призвание – утешать людей, а не расстраивать.

Он вздохнул.

– Жаль, что вы уехали так внезапно и мы не поговорили толком. Я еще никогда не видел настоящую прорицательницу.

– Знаете, не так и просто быть ею. Но я себе другой участи не желаю.

Они помолчали немного.

– Все из-за этой лошадки, да?

– В том числе.

– Это какая-то реликвия? Семейная ценность?

Анна вздохнула.

– Вероятно. Я надеюсь выяснить больше и увидеть все собственными глазами.

– Где собираетесь остановиться?

– Я не бронировала отель. Не думаю, что с этим будут проблемы.

– Позвоните мне обязательно. Кажется, я всерьез заинтригован.

Девушка не стала уточнять, чем именно.

– Договорились.

– Буду ждать вашего звонка.

И она обязательно позвонит ему. В свое время.

Белый Маяк

Белый Маяк пленил ее с первого взгляда.

Здесь все радовало глаз: утопающие в пышной зелени дома и церквушки, извилистые улочки, убегающие куда-то вглубь, аккуратно уложенная голубоватая брусчатка, обилие цветов в глиняных вазах на подоконниках и на тротуарах. Листва уже была тронута прикосновением осени, но воздух все еще был теплым.

На каждом шагу встречались отели, маленькие и большие, но непременно аккуратные, чистые и ухоженные. В одном из них Анна и остановилась.

Она наскоро приняла душ, надела платье, которое купила еще в прошлом году, и спустилась в холл. На стойке регистрации лежало несколько путеводителей.

На каждом из них крупным планом красовались белые маяки. Один – приземистый, с большими окнами, а второй – более вытянутый и со смотровой площадкой на самом верху.

– Извините, – обратилась она к девушке за стойкой. – Я и не знала, что маяков стало больше.

– О, все верно, – отозвалась та. – Другой маяк построили всего три года назад, на замену тому, в котором сейчас музей. Рекомендую его посмотреть. Все наши туристы приезжают из-за него. Все-таки необычная история, согласитесь?

Анна сделала заинтересованный вид.

– У нас тут бытует легенда об одном темном колдуне. Он жил когда-то в доме у маяка и занимался черной магией. Туристы любят эту историю. Благодаря этому наш город стал очень популярным.

– Вот как? И, правда, очень интересно. А как мне лучше добраться туда?

– Вы ведь приехали на машине?

Анна кивнула.

– Тогда найти старый маяк труда не составит. Выезжайте с парковки на Главную улицу, потом направо и прямо, не сворачивая. Дорога приведет вас к океану.

Так и вышло. Отыскать дорогу к местной достопримечательности труда не составило. На фоне голубого неба и синей воды маяки так и сияли на солнце.

«Как брат и сестра», – подумалось Анне.

И ее внезапно ранила мысль о том, что маленький мальчик, превратившись в отшельника и колдуна, стал теперь приманкой для приезжих.

Что же с ним стало? Как так получается, что дети, взрослея, вырастают из хорошеньких розовощеких ангелочков в кровожадных монстров?

Она оставила машину у подножия скалы. К маякам вела пологая естественная насыпь, вся зеленая от густой и подстриженной травы. Наверху Анна увидела белый деревянный дом в два этажа под красной крышей. Его окружали небольшой садик и цветник.

Анна узнала эти очертания еще издалека. Все казалось пронзительно родным.

«Я же была здесь!» – так и хотелось ей закричать людям вокруг. «Я знаю тех, кто здесь жил! У вас нет права быть тут».

Но она промолчала, ясное дело, устыдившись своего порыва. Она такая же гостья, как и они. И глупо думать, что она имеет право претендовать хотя бы на часть жизни, связанной с близнецами. Она просто увидела больше, чем позволено другим.

Она принялась подниматься на вершину холма. Налетающий ветер с океана приносил свежесть морской воды, мелкую водяную пыль и запах соли. Вздымающиеся волны с грохотом разбивались где-то внизу и Анне захотелось непременно заглянуть туда с обрыва.

Вид со скалы открывался такой, что дух захватывало.

Бурлящий сине-зеленый водоворот гипнотическим образом манил к себе. Лавина несущихся волн, брызжа пеной, обрушивалась на скалы и камни с такой силой, что казалось еще немного, и вода разрушит твердыню земли, поглотив ее в своей пучине. Но скала по-прежнему твердо стояла на своем месте. Сражение двух стихий длилось веками, и кто победит в этой войне – было неясно.

Но кроме созерцания этой необъятной красоты, Анну не переставала будоражить мысль о том, что по этой земле когда-то ходили люди, что теперь лежат в могилах. Это было так странно.

Для нее они словно все еще были живы. Для нее они все еще дышали, любили и ненавидели. Ведь она буквально видела их так близко, что могла бы коснуться рукой. Конечно, они бы не почувствовали этого и не узнали, что она столь бесцеремонным образом вторгается в их жизнь.

Это те самые люди, воспоминания о которых дают жизнь этому городу. И она обязательно продолжит писать свой рассказ о них.

«Мы допишем ее вместе, вы и я».

По мере приближения к порогу дома, знакомое чувство всколыхнулось внутри. Анна тут же покрылась испариной, а от внезапной мучительной жажды захотелось выпить холодной воды.

Реальность, в которой присутствовала Анна и окружающий ее мир, словно раздвоилась. Будто у нее появилось двойное зрение и теперь она наблюдала за тем, что происходит сейчас и тут же, словно через тонкое стекло, она лицезрела киноленту жизни людей, что стали уже историей.

Анна обошла одну из туристических групп и поднялась на крыльцо дома, чтобы купить билет.

– Что с тобой, милая? – участливо поинтересовалась полная дама в желтой шляпке, сидевшая за кассой. – На тебе лица нет. Плохо что ли?

Анна медленно перевела на нее взгляд, пытаясь сфокусироваться.

– Да, – произнесла она с трудом. – Не позавтракала толком. Голова болит с утра.

– У нас аптечка есть, если нужно. Посмотреть обезболивающее?

Анна покачала головой.

– Благодарю. Сейчас станет лучше.

Женщина поджала губы:

– Конечно, дело твое. Смотри только, не упади в обморок.

Анна промолчала.

– Хотите, чтобы вас сопровождал экскурсовод?

– Пожалуй, да, спасибо.

Дама вручила ей билет, пару буклетов и попросила присесть в холле на один из диванчиков.

Перешагнув порог дома, Анна осмотрелась.

– Ну, здравствуй, – шепнула она в полумрак благоговейно.

У нее было чувство, что она сама жила здесь когда-то и теперь вернулась спустя много лет. Трепет и смятение охватили ее всю. Она смотрела и видела гораздо больше, чем оно казалось на первый взгляд.

Невольно, она сравнивала воспоминания из сновидений с тем, как выглядел дом сейчас.

На том же месте стоял резной шкаф, изъеденный древесным жучком, но вместо деревянных стульев теперь оказались диваны. Бронзовая люстра под потолком была начищена до блеска, но вместо свечей горели лампочки. Картины исчезли со стен. Вместо них повсюду были фотографии маяка, дома и тех, кто когда-то здесь жил.

Анна приблизилась к одной из черно-белых фотографий. На нее смотрели грузный мужчина и девочка-подросток.

Смотритель маяка и София! А вот еще несколько снимков Деметрия и его сестры: верхом на лошадях, на берегу океана, в ателье в красивых нарядах. Анна поднесла ладонь к губам, чтоб удержаться от вскрика, так ее взволновали эти лица на выцветшей от времени бумаге.

Кто-то рядом с ней кашлянул.

– Увлекательно, правда?

Голос грубоватый, но дружелюбный. Анна обернулась и увидела пожилого мужчину в матросской кепке, шарфе и черном костюме. Густые, чуть подкрученные усы придавали ему залихватский вид.

– Доброго дня, вы – Анна?

Она кивнула и поздоровалась.

– Энцо, к вашим услугам, – старик шевельнул усами. – И я с радостью поведаю вам о тайнах этого злосчастного дома.

Анна притворилась, что не понимает, о чем идет речь.

– Как, – удивился старик. – Вы ничего не слышали о легенде?

– Боюсь, что так. Я тут проездом и мне нужно скоротать время.

– Это и к лучшему! Ваше время в надежных руках. Прошу за мной.

Под ногами заскрипели половицы. Интересно, они издавали такие же звуки когда-то? А вот и небольшое пространство под лестницей. Сейчас оно освещено и там стоит раскидистый фикус, а когда-то близнецы прятались там от старой экономки. Кажется, что звонкий смех Софии до сих пор отголоском проносится по этим коридорам.

Анна с интересом слушала экскурсовода, кивая.

Она узнала, что первые поселенцы появились на Тровосе еще в XI веке нашей эры. Основным промыслом были рыболовство и охота. Сельским хозяйством занимались, преимущественно, жители центральной части острова, так как почва позволяла ее возделывать. Вдоль береговой линии же, в основном, шла бесконечная вереница скал, что защищало остров от налетов разбойничьих судов. В более уязвимых местах были возведены укрепительные заграждения.

Маяки вдоль берега перестраивали множество раз. Первые зажигали как факелы. Пламя нужно было поддерживать круглосуточно, особенно в плохую погоду, используя огромное количество дров, масла и угля. Работа смотрителя была тяжелой, но почетной. Поддерживать работу маяка стало куда проще в конце XIX века с изобретением особых линз, позволявших направлять и фокусировать свет.

– Скажите, известны ли имена всех смотрителей этого маяка?

Энцо покачал головой.

– У нас, к сожалению, есть записи о смотрителях, которые жили и работали здесь с 1874 года. Пожары не щадят историю, знаете ли.

– Понимаю. А чьи снимки висят повсюду в доме?

– О, нам удалось собрать архивные данные и фотографии последних пяти смотрителей и их семей. И самая интересная история связана со смотрителем Петером и его детьми. Это благодаря им маяк и дом были должным образом отреставрированы и превращены в музей. Представляете, какая удача? – хохотнул экскурсовод. – Идемте же дальше и вы все узнаете.

На первом этаже они осмотрели несколько комнат, в том числе столовую и даже спустились в подвал.

– Здесь смотритель маяка держал свои бутылки и бочонки с ромом. И мы тоже следуем этой доброй традиции и храним тут вино для ресторана. Рекомендую посетить наши званые вечера. Стейк из телятины отменный.

Картинки в голове Анны словно накладывались друг на друга. Она заметила, что в углу гостиной не хватало кресла-качалки. Когда-то в нем долгие часы коротала мать близнецов перед тем, как отправиться в мир иной. Бедняжка сыграла свою роль, выйдя замуж за грубоватого смотрителя маяка и подарив жизнь Деметрию и Софии.

– Огонь зажигаете? – спросила Анна, показывая на печь, сложенную из серых камней.

– Конечно. Когда собираются гости за ужином, так непременно. Очень приятно, знаете ли, посидеть у огня, слушая, как трещат поленья, как звучит дружеская непринужденная беседа под хорошее красное вино. Согласны?

Анне пришлось согласиться. Те мгновения, когда она вместе с родителями сидела вместе у камина, давно прошли.

Они вышли в холл, чтобы по узкой лестнице подняться на второй этаж. Со всех сторон на них смотрели лица: задорные и серьезные, испещренные морщинами, зрелые и совсем еще юные. Каждый из них мог бы поведать о себе свою историю. Каждая из этих историй была бы достойна внимания слушателей.

Второй этаж занимали жилые комнаты экономки и смотрителя. Была там и детская.

Анна с замиранием сердца переступила ее порог и увидела, что здесь все изменилось. Кровать стояла под пологом. На покрывале сидел плюшевый медведь, явно современного происхождения. Такими же были и коврики на полу, игрушки и стулья с атласными подушечками.

– Знаете, – осторожно произнесла Анна, – такое ощущение, будто в этой комнате не осталось практически ничего, что принадлежало жильцам.

Экскурсовод не стал отпираться.

– Да, от вашего пристального взгляда ничего не ускользает. Вы правы, не буду обманывать. Единственная вещь, которая сохранилась от прежних жильцов, и как мы думаем, была в доме еще в ту пору, когда тут жили близнецы, это щетка для волос и шкафчик у окна. Если присмотритесь к зеркальному столику, то увидите на полочке ту самую щетку.

– Вот как…

Анна так и впилась взглядом туда, где лежала щетка. Она представила, как изящная женская рука берет щетку и подносит ее к волосам.

– Здесь была детская комната и в ней жила София. Конечно, позже здесь проживали и другие смотрители, с семьями и без, но так как наша экспозиция, в большей степени, посвящена семье Петера, то мы решили воссоздать частично саму детскую такой, какой она была тогда.

На лице девушки отразилось сомнение. Ей хотелось сказать, что обстановка совсем не та, но она промолчала. Она не была готова раскрывать свой интерес.

– Хотите что-то добавить? – поинтересовался Энцо. – Если нет, то следуйте за мной. Покажу нечто совершенно особенное.

Они миновали одну закрытую дверь и остановились в проеме следующей комнаты. Старик, с видом заговорщика, взмахнул руками.

– Вот и она! Святая святых! Попробуйте угадать, кто проводил здесь множество ночей?

Этой комнаты Анна не видела в своем сне. Должно быть, ее обставили позже. И тут она затаила дыхание, почувствовав знакомый жар и гулкую пульсацию во всем теле. Прямо перед ней возник силуэт юноши в дневном свете. Он сидел спиной к ней и что-то записывал в записную книжку. Затем он отложил ручку и оглянулся. Его лицо осветила улыбка. Он хотел что-то сказать, но тут все померкло, видение исчезло.

Девушка потрясенно смотрела на пустой стул и разложенные на столе предметы. Комната была снова необитаема.

– Деметрий! – имя одного из близнецов невольно сорвалось с ее губ.

– Что, простите? – экскурсовод поправил очки. – Вы сказали «Деметрий»? И вы совершенно правы, вот это да! Обратите внимание…

Он хохотнул и принялся описывать комнату, жестикулируя и увлекаясь рассказом все больше.

Девушка старательно пыталась слушать его, глядя на высокие стеллажи. На полках громоздились банки и пузыри, колбы всех размеров, трубки и шланги. С потолка свешивались чучело совы и летучей мыши. В одном углу стояло небольшое бюро с письменными принадлежностями, а в другом – узкая кровать. Керосиновая лампа и бронзовый подсвечник, потемневшие от времени, украшали подоконник.

– А теперь, взгляните туда, в самый угол комнаты, уважаемая Анна.

На стене висела фотография молодого человека с взъерошенными короткими волосами. Рукава его светлой рубашки были закатаны до локтя, обнажая худощавые руки. На нем был кожаный фартук в пятнах и разводах, вероятно, от химических веществ. Девушка узнала его сразу, хотя видела его только маленьким мальчиком.

– Прошу вашему вниманию главного героя нашей программы, – торжественно произнес Энцо. – Деметрий собственной персоной, наш темный маг и чародей. И поверьте, что большая часть этих вещей принадлежала именно ему – властителю дум и грез доброй половины женского населения Белого Маяка.

– Как? – вырвалось у нее. – Нет, не может быть.

Экскурсовод неверно истолковал ее восклицание.

– О, да. Этот милый паренек на фото с грустными глазами никак не вяжется с образом чудовища, верно?

Анна не стала его разубеждать, хотя думала иначе.

– Вы правы.

Она закусила дрожащую губу. Энцо продолжил:

– А ведь так и не скажешь, что он водился с дьяволом? Насколько же обманчивой способна быть внешность. Он так похож на молодого ученого, который еще горит жаждой открытий и мечтает о том, чтобы спасти мир. Но только наш Деметрий вовсе не спасал мир. Он ввергал его в хаос и смятение.

– Вы сказали, что он был властителем дум женской половины Белого Маяка.

– Именно. Но я имел в виду несколько иное.

– Поясните, пожалуйста.

– Охотно. Думаю, что женщины находили его привлекательным. Но все же многие создания женского пола искали у Деметрия, скажем так, покровительства. Они рассказывали ему свои тайны, сердечные в том числе. Судя по всему, наш Деметрий получил превосходное медицинское образование, хотя документов в подтверждение этому найдено не было. Надо сказать, у него неплохо получалось совмещать профессию психолога, врача и священника. Он знал все и обо всех в этом городке. Мужчины, говорят, тоже приходили к нему, в основном, тайно. Все-таки к репутации простого врача Деметрий прибавил еще прозвище Черного колдуна. К нему бежали, когда не было никакой надежды. Это был тот самый экстренный случай.

– Но с чего вы взяли, что он был колдуном? Быть может, он лишь опережал свое время в развитии и знаниях?

– Э-э-э, нет. Не все так просто. Слухи не рождаются на пустом месте, поверьте мне. То, что делал Деметрий, явно выходило за рамки любой научной деятельности. Говорили, что он читает мысли, двигает предметы и даже летает.

Анна фыркнула.

– Даже если и так. Науке известны феномены левитации и телекинеза. Посмотрите только на индийских йогов! О них говорят, что они способны голодать годами, задерживать дыхание, жить под землей, воспарять над поверхностью земли, вопреки законам гравитации. Разве не так?

Энцо внимательно посмотрел на Анну и окончательно понял, что ему досталась довольно въедливая посетительница.

– А воскрешать людей из мертвых йоги тоже могут? – поинтересовался он.

Анна запнулась.

– Нет. А что, Деметрий воскрешал мертвецов?

Экскурсовод театрально вздохнул, сложив руки на животе.

– Представьте себе. И я сейчас вовсе не смеюсь над вами. Поверьте, я довольно детально подошел к изучению прошлого Белого Маяка, а уж эту историю с темным магом я знаю неплохо. Я нашел немало свидетельств тому, где всякие бедные дурочки, потеряв надежду, искали ее у Деметрия.

– И что же – находили?

– Именно. К нему шли за любовными зельями, за порчей для соперницы, за настойками, возвращающими молодость и красоту. Все это Деметрий давал и никому не отказывал. Его боялись, понятное дело, но камнями никто в него не швырял. До одного дня.

Анна замерла.

– Какого именно?

Энцо сощурился.

– Запаситесь терпением. Сейчас я поведаю вам одну из легенд, какой ее передают из уст в уста в наших краях.

Он кашлянул, сложил руки на груди, и, приняв задумчиво-театральный вид, начал:

– На высокой скале одного острова стоял маяк. Год за годом его спасительные огни направляли идущие корабли. Бурные волны, хотя и подтачивали понемногу крепкую скалу, но справиться с ней не могли.

Однажды, когда старый смотритель маяка умер, там поселился юноша. Был он хорош собой, но сердце и душа его служили темным силам. Юноша этот был черным магом и заклинателем. Он мог уговорить бурю стихнуть, а дождю приказать остановиться. Маяк, который нес свет, стал мрачным прибежищем колдовства. Под покровом ночи к юноше шли люди, чтобы тайно просить о помощи. Маг никому не отказывал, но за свои услуги он брал страшную плату. Доведенные до отчаяния, люди готовы были отдать все, что угодно. Заклинатель совершал самые сильные заклятия на крови и снять их было бы не под силу никому.

У юноши была сестра, красивая и лучезарная. Словно солнце согревала она своим присутствием. У нее было трое детей, которых она очень любила. Как-то раз дети поздним вечером заигрались и забрались на маяк. Их мать не могла их дождаться дома и отправилась на поиски. Материнское сердце привело ее к высокой скале. Громко крича и зовя детей по имени, она поднялась по винтовой лестнице на самый верх маяка. Ночь была темной и безлунной, но там горело множество свечей, освещавших ее путь. Там, под крышей маяка, среди колб и нагромождений странных предметов, за столом восседал ее брат.

– Что привело тебя в столь поздний час? – спросил он.

– Я ищу своих детей.

Брат нахмурился.

– Их здесь нет.

Она оглянулась. Он говорил правду. Детей нигде не было видно.

С тяжелым сердцем она стала спускаться вниз по лестнице. Вдруг, на одной из ступенек что-то блеснуло. Холодея, женщина наклонилась и подняла маленький серебряный медальон-амулет. Он принадлежал одному из ее детей. Отбросив все страхи, она снова поднялась наверх.

– Ты обманул меня! – сказала она, не помня себя от гнева, и подняла руку с медальном. – Мои дети были здесь. Вот доказательство.

Юноша побледнел.

– Я сказал правду. Их здесь нет.

– Но они тут были!

Голос ее дрожал.

– Прошу тебя, скажи, где они.

Он поднял на нее глаза и они сумрачно блеснули.

– Они не должны были оказаться здесь. Духи решили, что им нельзя оставаться среди живых. Твои дети видели то, чего им нельзя видеть.

Сестра испустила такой крик отчаяния, что содрогнулся маяк. Потрясенная, вся в слезах, она смотрела на него и думала, что он сошел с ума. А затем…

Тут Энцо снова сделал эффектную паузу.

– Представьте себе, ее, как и детей, убил собственный брат, так как был одержим дьяволом. Не очень радостная история, правда?

Старик усмехнулся.

Анна посмотрела на экскурсовода, начиная что-то понимать, хотя все в ней протестовало против этого.

Разлученные дети.

Отчаяние брата и тоска по любимой сестре.

Воспоминания так и закружились у нее в голове. Она думала о тайнах прошлого, невольным свидетелем которого стала.

Неужели Деметрий был таким?

Какая-то невероятная грусть охватила ее. Образ милого юноши стоял у нее перед глазами. Видение было столь ярким и реальным, что она могла бы нарисовать его по памяти.

– Здесь он занимался колдовством?

– Не только. У нас есть подозрение, что и в подвале дома также была лаборатория, но ничего оттуда не уцелело.

– Конечно, я понимаю. Но позвольте, что случилось на самом деле? Есть какие-то документальные подтверждения случившемся?

Тот усмехнулся.

– Одну минутку.

Он подошел к одному из стеллажей и снял оттуда книгу.

– Это вам пригодится, я думаю. Только оплатите внизу на кассе.

Анна взяла книгу. На обложке крупными буквами было написано: «История и мифы Белого Маяка». Она подняла брови.

– Мифы?

Старик улыбнулся себе в усы.

– Иногда в этих сказках больше правды, чем на самом деле. А как, по вашему, появляются легенды?

Анна пожала плечами.

– Народная фантазия?

– Иногда то, что кажется фантазией, и есть истина.

Анна перевела взгляд на книгу. Кому, как не ей, стоило бы поверить этим туманным словам старика-экскурсовода. Она видела такое, что любой обычный человек назовет бредом сумасшедшего или, в лучшем случае, вымыслом.

Чтобы докопаться до правды, ей нужны вещи, принадлежавшие семье смотрителя маяка. Без них ее образы туманны и обрывочны.

– Деметрий и София родились и жили здесь, в доме у маяка. Этому есть подтверждение в виде записей в церковной книге. Я сам видел их, когда узнавал кое-какие детали. А еще есть и другие.

Анна поправила прядь волос, упавшую ей на лицо.

– Какие же?

Старик прокашлялся прежде, чем ответить на вопрос.

– Порывшись в местных архивах, мне удалось найти две копии свидетельства о смерти, а также некоторые журналы, в которых описываются сами обстоятельства смерти. Так вот, одно из свидетельств было выписано на известное вам женское имя, а второе – на мужское.

Он выразительно посмотрел на нее.

Анна сразу почувствовала, как сердце стало биться чаще.

– И что же там написано?

Старик посмотрел на нее с некоторым удивлением.

– Вы слишком волнуетесь для человека, который лишь проездом посещает Белый Маяк.

Девушка всплеснула руками.

– Признаюсь, история меня заинтересовала. Вы правы. Но ведь вы и сами поддались искушению, не так ли?

Старику пришлось признать, что так оно и есть.

– Я ведь занимаюсь тем, что произвожу впечатление на туристов. Желательно, благоприятное. Я обязан знать все интересные истории этого места. От этого зависит мой заработок.

– Вы что-то хотели сказать про архивные записи? – напомнила Анна.

– Верно. Я не просто так намекнул вам на то, что некоторые легенды имеют правдивое обоснование. Судя по всему, на маяке действительно разыгралась страшная трагедия, в результате чего погибли люди. В медицинском отчете сказано, что женщина скончалась от внутреннего кровоизлияния, произошедшего из-за падения с большой высоты. Она умерла до прибытия помощи. Тут ничего нельзя было поделать. А вот мужчина был найден с огнестрельным ранением. Выстрел, судя по всему, был произведен в упор. При вскрытии была обнаружена деформированная пуля мелкого калибра, попавшая прямо в сердце. Мужчина погиб мгновенно.

Девушка слушала с придыханием и ее воображение рисовало такую картину: Деметрий был убит каким-то неизвестным. Свидетелем убийства стала София, поэтому убийца избавился и от нее.

– Удалось выяснить, кто погиб первым? Вскрытие показало примерное время убийства Деметрия? – спросила она.

Старик уставился на нее, непонимающе. Затем, его рот расплылся в улыбке.

– Деметрий? Нет! Застреленного мужчину звали Антоний. Он был супругом нашей Софии.

Адам

Дорога вдоль океана постоянно петляла.

Блестящая сине-зеленая вода появлялась то где-то далеко вдали, скрываясь за лесистыми холмами, то с шумом приближалась к берегу, так что девушка за рулем голубого «форда» могла рассмотреть бурлящую белую пену и услышать грохот океанского прибоя. Ветер, врывающийся в полуоткрытые окна автомобиля, приносил прохладную свежесть.

Этот северный океан был другим, чем тот, у которого она родилась. Скалы были круче, вода холоднее. Даже визгливые чайки были, как будто, сердитее.

Здесь больше густых сосновых лесов и можжевеловых зарослей. Анна была уверена, что зайди она вглубь леса, как непременно найдет поляны, усеянные голубикой.

Правда, сейчас она не так обращала внимание на природную красоту этой части острова. Ее занимала мысль о драме, разыгравшейся здесь когда-то давно.

У Софии был муж?

Эта мысль выбивала из колеи. Хотя Анна видела Софию совсем маленькой, она ведь могла допустить мысль, что, повзрослев, та превратится в молодую женщину и захочет выйти замуж.

Чему тут удивляться? И почему она упустила мысль о том, что на маяке могло быть и больше участников произошедшего?

К тому же потом Энцо добавил, что Деметрия хватил удар – полный паралич, а затем не выдержало и сердце. Видимо, свершенные им злодеяния уничтожили его самого. История наделала много шума и ее отголоски до сих пор доносились из прошлого. Здесь явно было то, над чем стоило задуматься.

Анна покосилась взглядом на сумку и покраснела: оттуда выглядывала потемневшая от времени деревянная ручка расчески.

– Обещаю, что я верну тебя на место сразу, как только смогу что-то увидеть.

Вспомнив, как ловко она стащила щетку для волос из спальни, Анна глубоко вздохнула, испытывая смешанное чувство вины и радости. Если бы старик не отвлекся на другого посетителя, неизвестно, что бы ей пришлось еще придумать, чтобы зайти в спальню. Но то, что щетка была настоящей, не вызывало сомнений. Стоило ее коснуться, как Анну посетило знакомое ощущение провала во времени и жаркой пульсации во всем теле.

Она испугалась, что упадет в обморок, если подержит еще хоть мгновение расческу в руке, поэтому быстро сунула ее в сумку, чтобы прервать открывшийся поток видений. Не хватало еще, чтобы ее нашли тут без сознания. Как она потом объяснит свое поведение и то, что она забралась в комнату, куда нельзя входить?

Перекусив в небольшом ресторанчике, она отправилась бродить по узким улочкам, которые выводили ее то на площади, то на высокие смотровые площадки с видом на океан и скалы. Ей нужно было отвлечься от навязчивых мыслей выхватить щетку из сумки. Она просто умирала от любопытства. Но нужно было дождаться вечера, чтобы спокойно провести ритуал.

На рекламных щитах то и дело показывался знакомый белый маяк с темной фигурой на его фоне. Это был зловещий силуэт мужчины, держащего в руке череп с пустыми глазницами. Надпись под изображением гласила: «Постигни тайну Белого Маяка».

Испытывая нарастающее раздражение, Анна оглянулась в поисках указателей. Не увидев ни одного, она заметила ленивую кошку на подоконнике, а затем пару любопытных глаз в окне первого этажа, где располагалась летняя терраса.

Осознав, что его обнаружили, наблюдатель сделал испуганные глаза и молниеносно скрылся.

Анна подошла ближе и поднялась по ступенькам. Внутри никого из посетителей не было, только бармен за стойкой протирал полотенцем бокалы. За огромным цветочным горшком в углу она нашла скорчившегося мальчишку.

– Все в порядке? – спросила она. – Ты тут один? Где твои родители?

Мальчишка не шелохнулся, только смотрел.

– Ты понимаешь меня?

Он кивнул и чуть приподнялся.

– Я слишком взрослый, чтобы спрашивать разрешения.

Анна приняла серьезный вид.

– Я не хотела тебя обидеть.

Тот осмелел и вылез из угла. На вид ему было лет одиннадцать или двенадцать.

– А я и не обиделся.

– Так что ты тут делал? – Анна была настойчивой.

Он вздохнул.

– Мне показалось, что вы кое на кого похожи.

Девушка удивленно подняла брови.

– И кого я тебе напомнила?

– Да так, не важно. Иногда нам чужие люди кого-то да напомнят.

– Ладно. Как твое имя?

– Адам.

– Хорошо, Адам. Я приехала недавно и совсем тут никого не знаю. Подскажешь, как мне выйти к Главной улице?

Мальчик кивнул.

– Проще простого. Я лучше провожу вас.

Анна помедлила.

– Хотя ты уже взрослый, мне бы не хотелось, чтобы ты уходил далеко от дома.

Адам растянул улыбку до ушей.

– Поверьте, здесь я всюду как дома.

Мальчик оказался рассудительным не по годам. По пути Анна узнала, что его родители держат сувенирную лавку в центре города. Чем там торговали, девушка догадалась сразу.

– Наверное, ты что-то слышал о маяке и его прежних обитателях? – спросила она.

Адам остановился, бросив на нее обиженный взгляд.

– Еще бы! Я могу все рассказать о Черном колдуне!

– Не может быть!

– Кажется, вы мне не верите, а зря.

Анна рассмеялась.

– Прости, Адам. Конечно, я тебе верю.

Пока они неспешно следовали по залитым солнцем тротуарам, мальчик успел поведать ей историю, приключившуюся здесь восемьдесят лет назад. Примерно то же самое рассказал ей и старик Энцо. Кажется, история, внесенная в путеводители, не отличалась большим разнообразием.

Главное было то, что Деметрий продал душу дьяволу, убил собственную сестру, ее мужа и вдобавок несчастных детей.

– Бедняжка София, не хотел бы оказаться на ее месте, – подытожил Адам. – А вы?

Понимая, что он ждет от нее поддержки, Анна кивнула.

– Думаешь, так было на самом деле?

Адам закатил глаза.

– Ну, конечно. Истории не появляются на пустом месте. Вы уже были на маяке?

Она покачала головой.

– Нет, думаю смогу попасть туда позже. Но я видела дом. Он совершенно чудесный.

– Маяк вам понравится больше, – заверил ее Адам. – Там куча всяких приборов и большая лампа наверху. Там наш колдун и застрелил Антония. Хотя я думаю, он мог и не тратить пули, а справиться с мужем сестры, наложив на него черное заклятие. Удивительно, что он не догадался это сделать. Правда?

– Действительно, – пробормотала Анна. – Ты прав.

– Вот, – подхватил обрадованный мальчик. – Я рад, что вы со мной согласны.

– Может, – девушка решила поддержать его, – заклятию нужно было время, а он не хотел ждать?

Адам нахмурился.

– Да, пожалуй.

– Интересно, а как получилось, что все одновременно оказались на маяке в столь поздний час? Я так поняла, события развернулись под покровом ночи?

– Верно. Вы слышали легенду?

– Экскурсовод рассказал, что София искала своих детей и пришла на маяк, где и разыгралась трагедия.

– Это правда. В какой-то степени. Но еще была рождественская ночь, поэтому в доме у маяка собрались гости.

– А вот этого я не знала. Должно быть, он забыл об этом упомянуть.

Мальчик усмехнулся.

– Не думаю. Вы про этого напыщенного Энцо? Он не упомянул об этом потому, что не очень ладит с моими родителями, поэтому избегает всяких упоминаний об их отношении к тем событиям.

Девушка удивленно на него посмотрела.

– Почему?

Адам вздохнул.

– Старая история. Понимаете, тут каждый был бы рад заявить, что был знаком с обитателями дома у маяка. Не обращая внимания на все эти убийства и черную магию. Отец рассказывал, что моя прабабушка была там среди гостей, когда это случилось.

Анна замерла. Ее сердце забилось.

– Я тебя слушаю.

– Родители говорят, что эта история – наша семейная реликвия. Если бы вы посетили нашу лавку, вы бы увидели снимки, которые это подтверждают. Папа любит повторять, что благодаря этим фотографиям и преданиям у нас есть еда и кров.

– Понимаю. Я с радостью туда зайду, если ты дашь мне адрес.

– Знаете, я сам вас туда провожу. Если у вас, конечно, нет других важных дел.

Девушка заверила, что таких дел нет.

– Удивительно. Я только сюда приехала и успела так много узнать о Белом Маяке. К тому же мне посчастливилось встретить тебя. Ты очень сообразительный. Тебе это, наверное, часто говорят?

Мальчик весь расцвел от похвал, но тут же немного сник.

– Нет, не очень, – неохотно ответил он. – В школе думают, что я считаю ворон, хотя учусь неплохо. Но мне больше нравятся истории о далеких странствиях и отважных путешественниках. Когда-нибудь я обязательно отсюда уеду.

Анна выразительно на него посмотрела и ободряюще положила ладонь на его плечо.

– Если ты этого хочешь, так и случится.

В сувенирном магазинчике было не протолкнуться.

Туристы, набрав в корзинки всякую мелочь, ждали своей очереди расплатиться за покупки. За кассой стояла женщина лет сорока в коралловом платье с накинутым на плечи платком. Она улыбалась каждому посетителю, упаковывая в хрустящую бумагу сувениры и складывая их в именной пакет с изображением все того же белого маяка.

– Я пока подожду здесь, – шепнула Анна мальчику. Тот кивнул и исчез в глубине зала, пока девушка скользила взглядом по стенам магазинчика.

Он был весь увешан плакатами, значками, поделками и сувенирами. Но Анну, в первую очередь, интересовали фотографии. Они висели на самом видном месте. Под черно-белыми снимками в деревянных рамках находились поясняющие надписи.

В центре расположилось большое фото с медной табличкой, всем видом демонстрируя свою важность. На снимке были запечатлены празднично одетые люди на фоне рождественской ели.

Анна без труда узнала знакомых ей брата и сестру. На табличке была надпись, гласившая, что далеким вечером 1922 года в доме смотрителя маяка собрались гости, отметить наступление Рождества, ставшие свидетелями чудовищного преступления. Перечислялись имена и фамилии присутствовавших, а также их отношение к событиям минувших дней.

– Моя прабабушка – слева, – раздался голос рядом. Адам вернулся из подсобки, что-то жуя. – Хотите печенье?

– Нет, спасибо.

Анна впилась взглядом в женщину с короткими светлыми волосами.

– Как ее звали?

– Майя. Она была подругой Софии. Они довольно часто виделись. В нашем семейном альбоме есть несколько фотографий с прабабушкой и Софией. Мы страшно ими гордимся.

– Могу себе представить, – произнесла Анна.

– Идемте, познакомлю вас с мамой. Я сказал ей, что вы интересуетесь историей маяка. Кажется, у нее появилось несколько свободных минут.

Валентина, мать Адама, казалась уставшей, но тем не менее она с готовностью откликнулась на просьбу девушки рассказать немного о своей семье.

– Жаль, не могу вам предложить присесть. Мы работаем почти без отдыха.

– Это ничего, – поблагодарила Анна. – Адам рассказал мне, что ваша бабушка была знакома с главной героиней этой удивительной истории, хотя и мрачной.

– Так и есть. Сразу внесу ясность – это бабушка мужа, но так как мы одна семья, эта история дорога и мне, словно мы самые близкие родственники. Муж рассказывал, что это предание бережно передавалось из уст в уста. Деметрий и София были близнецами. Их мать чуть не умерла при их рождении и не особо с ними церемонилась. Смотритель маяка был жуткий пьяница, пока дочь не заболела, и уж тогда он дал особый обет – не брать в рот ни капли. Не знаю точно, исполнил ли он обещание, но судя по всему так оно и было. Знаете, что странно? Говорили, что отец не любил сына по какой-то причине и даже отправил его жить к своей сестре Агате. Мальчик рос у нее и судя по рассказам, был довольно смышленый, хоть и нелюдимый, но никто дурного, по крайней мере, о нем не говорил. Все началось, когда Деметрий изучил медицину и стал принимать пациентов. Сперва все шло хорошо. Он очень многим помог и понятное дело, что люди были ему благодарны. Но потом пошли слухи, что не все чисто в доме у маяка. Старый смотритель умер, оставив все, что у него было, своим детям. Софии дом у маяка не был нужен, так как ее супруг владел большой усадьбой. Они разводили лошадей. Деньги у них водились. К этому времени у нее уже родился мальчик Эрик и, представьте себе, близнецы Петер и Вера.

– Ах, вот как, – произнесла Анна, – еще близнецы.

– Именно, – кивнула Валентина. – Впрочем, ничего удивительного. В семье, где однажды родились близнецы, у следующих поколений они обязательно появятся вновь. По воспоминаниям Майи, София была невероятной красавицей, от которой мужчины сходили с ума. Она могла бы легко стать актрисой или выйти замуж за аристократа, если бы таковые на тот момент водились в наших краях, – добавила она с усмешкой. – Но она встретила Антония. Что и говорить, избранник ее хорош был собой и не бедняк какой-нибудь. Лошадей обожал, потому и решил конную ферму устроить. София с радостью вышла за него замуж, как только он сделал предложение.

– А что Деметрий? – не выдержала Анна.

– Стал следующим смотрителем маяка. Жил там со своей молодой женой.

– Так он был женат?

Валентина кивнула.

– Идите сюда, я вам покажу.

Она встала рядом с фотографиями, которые Анна только что рассматривала, и указала на самую большую.

– Видите эту девушку? – она поднесла руку к снимку. – Это и есть жена Деметрия. Марина. Кажется, она от него ни на шаг не отходила.

– Как вы думаете, почему он застрелил Антония?

Валентина пожала плечами.

– Он был странным с рождения. Вероятно, завидовал ему.

– Что же было у Антония, чего не было у Деметрия?

– Хороший вопрос.

– К тому же мы знаем, что Деметрий помогал людям. Верно?

– Это так. Но знаете, что я скажу? Все здесь верят, что он продал душу дьяволу за свои способности. Это погубило не только его самого, но и близких ему людей.

– Но ведь кто-то мог нарочно его оклеветать. У одаренных людей часто бывают враги.

– Что – целый город? Конечно, все это произошло не за один день. Кому-то взбрело в голову попросить приворотное зелье, а Деметрий его приготовил. Зелье подействовало, и Деметрий проснулся вдвое более знаменитым, чем прежде. Какой обычный врач на это способен? Даже не убеждайте меня в обратном. Это чистое колдовство. С тех пор никто в нашем городе не знал покоя, ни в прямом, ни в переносном смысле. У каждого нет, нет, да и рождались смелые мысли. Что такого можно попросить у молодого отшельника с маяка? Теперь, что бы ни происходило, дурного или хорошего, все связывали с его именем. Все это полушепотом, между делом. Далеко не всем хотелось признаваться, что они тоже были замешаны в каких-то темных делишках.

Анна хотела что-то спросить, но тут звякнул колокольчик, и в лавку вошли покупатели. Валентина извинилась, прервав рассказ.

– Мне нужно работать. Но если вам интересна судьба близнецов, можете посетить старую лошадиную ферму. Ту самую, где жила София после замужества. Ферма в получасе езды на автомобиле. Адам, возьми карту и покажи Анне, как туда проехать.

– Конечно, мам, – он взял с полки разноцветный проспект и с шелестом его развернул.

Анна прижала руку к груди.

– Благодарю за уделенное время.

– Ну что вы, мне это совсем не трудно. Заходите к нам, – улыбнулась Валентина. – Мы еще поговорим.

Лошадиная ферма

Получив подробные разъяснения от Адама, девушка вышла на улицу.

Он вызвался было сопровождать ее, но она сказала, что ему лучше остаться в магазине и помочь матери. Мальчик послушался, хотя было видно, что ему этого вовсе не хотелось. До парковки отеля было рукой подать, и вскоре голубой «форд» снова выехал на шоссе.

Нужно было ехать до первого перекрестка, повернуть направо, а дальше все прямо и прямо, до небольшой рощи с развилкой. Впрочем, всюду встречались дорожные знаки, поэтому найти ферму труда не составило.

Дорога вывела к развилке с раскидистым дубом и желтым указателем. Через несколько минут автомобиль миновал высокую арку ворот и остановился у ограды, увитой зеленью.

На многие километры вокруг тянулись поля с рощами и домами. Судя по всему здесь еще царила неторопливая загородная жизнь.

Ветер приносил запах скошенной травы и луговых трав. Неподалеку паслись кони, переступая с ноги на ногу. Пестрая корова с колокольчиком лениво жевала траву, показывая всем своим видом, что она уж точно никуда не спешит.

Анна подумала, что не отказалась бы сейчас от стакана горячего молока со свежеиспеченной булочкой с корицей. Она вышла из машины и потянулась.

Здесь все дышало умиротворением. Под ногами хрустели мелкие камешки. От парковки к дому вела широкая аллея, засаженная липами, за которыми по обеим сторонам тянулась аккуратная белая деревянная ограда. Видно, ее перекрасили совсем недавно. Анне показалось, что она еще чувствует запах краски.

Дом был двухэтажный, выложенный грубым тесаным камнем, серый цвет которого перемежался с ярко-зеленым цветом разросшегося по каменной кладке мха. Над красной черепичной крышей торчали закопченные трубы, которые, несомненно, славно поработали в свое время. Впрочем, это совсем не портило облик дома.

С южной стороны к дому льнули разросшиеся кустарники шиповника и сирени, которая уже давным-давно отцвела. Далее ровными рядами, прижимаясь густыми шапками листвы друг к другу, стоял яблоневый сад.

Богатый урожай клонил ветки к земле. Созревшие красные плоды готовы были сорваться вниз. И порой, какой-нибудь сильный порыв ветра будоражил старые яблони, отчего самые зрелые плоды с характерным стуком падали на землю.

Обойдя дом, Анна обнаружила главный вход, у которого стояло два огромных керамических горшка с растущим густым можжевельником. Деревянная дверь с чугунной массивной ручкой была обита железом. По обеим сторонам висело два стеклянных фонаря с оплавленными толстыми свечами.

Определенно, у этого места была своя прелесть.

Совсем рядом раздалось нетерпеливое ржание и мимо, грациозно ступая, прошла гнедая лошадь, которую вел под уздцы пожилой мужчина. На лошади сидела девочка в шлеме и держалась за седло. Это напомнило Анне, что лошадиная ферма была действующей.

Она поднялась по ступеням и потянула на себя тяжелую ручку двери. Дверь легко поддалась.

Войдя, девушка очутилась в просторном холле. Белый потолок подпирали дубовые балки, с которых на железных цепях свисали кованые светильники. Стены украшали старинные и современные фотографии, картины, изображающие лошадей.

То и дело входили или выходили люди, одетые для верховой езды. Анна подошла к стойке регистрации, за которой сидел молодой человек лет восемнадцати. На нем были очки, которые он носил, видимо для того, чтобы придать своему лицу более серьезный вид.

Впрочем, эта затея была обречена на провал.

Шею и плечи покрывал узкий алый шарф, сочетавшийся с цветом оправы, который юноша носил с яркой голубой рубашкой, а непокорные волосы топорщились во все стороны.

Увидев Анну, юноша расплылся в улыбке:

– Добрый день! Чем я могу помочь? Желаете прокатиться? Я подберу вам самую смирную лошадку, если вы никогда не сидели в седле, или же, напротив, посоветую горячего породистого скакуна, если вы опытный наездник! В любом случае, мы дадим вам хорошего инструктора, который поможет освоиться и, как говорится, не позволит вылететь из седла! – выпалил он заученным тоном.

– Благодарю, вы очень любезны, – начала девушка. – Сейчас мне лошадь не понадобится, но я хочу узнать подробнее о ферме. Она мне очень понравилась.

Было видно, что он разочарован, но старательно сохранял улыбку.

– Очень жаль, ведь у нас превосходные лошади. К нам приезжают издалека, чтобы с ними познакомиться. А что вы хотите узнать?

Продолжить чтение