Читать онлайн Любовь с Дьяволом бесплатно

Любовь с Дьяволом

Глава 1

– Ты убьешь меня? – спрашиваю тихо.

Чертков не совершает ни единого движения. Не поворачивается ко мне. Не удостаивает даже мимолетным взглядом. Только его пальцы чуть крепче сжимают руль. Вены на руках набухают сильнее, подчеркивая жесткий рельеф железных мышц.

– Не сегодня, – мрачно чеканит в ответ.

Я не могу оторвать взор от его ладоней. Я помню, как он касался меня, трогал везде, выжигал свою печать на голой коже. Я помню столько, что кружится голова. Я чувствую эти касания так явно, будто он опять берет меня. Обхватывает мои плечи, сдавливает до боли. Его горячие пальцы двигаются ниже, по лопаткам, по позвоночнику, после он обхватывает меня под ягодицами, поднимает, раздвигая бедра, и прижимает к своему горячему телу.

Я вижу это. Я ощущаю. Я знаю, это и правда происходит. В моей голове. В дикой безумной фантазии.

Я облизываю губы. Дыхание сбивается.

– Чего облизываешься? – резко бросает Чертков. – Как голодная кошка.

Я вздрагиваю от его неожиданно вопроса, смело встречаю потемневший взгляд.

Значит, все-таки посмотрел на меня, рискнул, не удержался.

– Хочу пить, – отвечаю глухо.

– Куплю воду на заправке.

– Хочу сейчас.

– И чем мне тебя напоить?

Чертков окидывает меня красноречивым взглядом, разглядывает с головы до ног. Так может смотреть только он, как будто одними глазами сдирает одежду сразу и до последнего клочка ткани, наваливается сверху всей своей тяжестью, покоряет и поднимает. Так, как будто трахает. Грубо. Жестко. Моментально выбивает из реальности размашистыми толчками, наполняет огромной пульсирующей плотью, целиком и полностью порабощает.

Я помимо воли вжимаюсь в сиденье и закрываю глаза. По-прежнему горячо. Внутри. Везде. Чертовски.

Я думаю о том, как могла так быстро сдаться, пойти за ним, легко и покорно, без какого-либо сопротивления. Он даже слова не сказал, никуда не звал, не угрожал. Кивком головы приказал идти следом. И я пошла. Как самая настоящая овца на заклание. Идиотка. Я спокойно двинулась прямо под нож. Не обернулась, не пожалела о содеянном ни единой секунды. Наверное, я вообще не соображала. Другого объяснения у меня нет. Я была под кайфом. От него. От его горящих глаз. От криво усмехающихся губ. Он мой гребаный наркотик. Героин. Этого не исправить. Рядом с ним мой мозг отключается. Так было всегда и будет… Пока он меня не убьет.

Я сглатываю.

– Скучала по траху со мной?

Его колкая фраза отправляет разряд электрического тока по телу.

– Я скучала по тебе.

– Да ну?

Его ладонь накрывает колено, взмывает по бедру в мгновение ока и почти сразу оказывается между моих чуть разведенных бедер. Пальцы отодвигают трусики и проникают между влажными складками нежной кожи, безжалостно сминают плоть.

Мне должно быть больно. Должно. Быть. Но я чувствую только дикую и кипучую похоть. Из моей груди вырывается жуткий звук – не то гортанный стон, не то звериный хрип. А мое тело подается вперед, буквально насаживается на его пальцы.

Самое время испытать стыд. Хотя бы тень этого чувства. Однако если мои щеки и краснеют сейчас, то лишь от ранящего до боли возбуждения.

Я выгибаюсь дугой. Внутренние мышцы стремительно сокращаются вокруг жестоко пронзающих меня пальцев. Тело покрывается липкой испариной.

Я даже не пробую сдерживать порочные стоны, ловлю взгляд Черткова и погружаюсь в расплавленную лаву греховности окончательно.

Дьявол. Есть в его глазах что-то такое, чего я никогда не смогу объяснить. Чарующее, запретное, гипнотическое. За гранью. Его глаза убивают меня и возносят прямо в рай.

Забавно, ведь казалось, силам тьмы нет места на небесах.

Тогда кто он? Мой свет?..

Эта мысль до одури крамольна.

– Видно, тебя ни разу не отымели по-настоящему за время нашей разлуки, – холодно заявляет Чертков.

– Урод, – практически выплевываю, добавляю несколько ругательств покруче, однако не пытаюсь отстраниться, только обхватываю его руку, все еще терзающую меня, царапаю запястье ногтями.

– Сука.

Бьет по тормозам. Хватает меня за горло.

– Будешь дергаться – я тебя рывком на кулак насажу, – произносит мрачно. – Так и оттрахаю, разработаю твое тесное сочное отверстие.

– Ты не сделаешь…

– Я сделаю гораздо хуже, – обрывает, обдавая вековечным льдом.

Пустая угроза.

Или… нет?

Чертков не отводит взгляда, окунает меня в пекло без жалости. Если даже и блефует, то очень мастерски. По коже пробегают мурашки от озноба.

– Вгоню тебе руку по самый локоть, – смакует каждую омерзительную фразу, как будто искренне упивается происходящим. – Кулаком тебя отымею. Растяну твою маленькую сладкую киску.

Последнее слово проговаривает с такой ядовитой иронией, что меня пробирает и передергивает изнутри.

– Или разорву, – продолжает насмешливо. – Тут уж как повезет. А после займусь другим твоим не менее сладким отверстием.

Я отпускаю его запястье. Пальцы тут же опять приходят в движение. Он все равно сотворит со мной абсолютно все, что пожелает. Я в его полной власти.

– Кто сказал тебе пойти за мной? – спрашивает Чертков. – Мозг или то, что между ног?

Я ничего не отвечаю. А он вдруг начинает меня ласкать. Не просто сжимает и мнет, именно ласкает.

– Чем ты думала? – шепчет мне на ухо. – Так сильно изголодалась? Тосковала по моему члену?

Я кончаю от этих грубых чудовищных вопросов. А он продолжает шептать мне на ухо всякие ужасные пошлости.

Глава 2

Настойчивый стук врывается в наш мир без какого-либо предупреждения.

Я вздрагиваю всем телом, когда смотрю через плечо Черткова и замечаю за водительским стеклом темную фигуру.

Кто это? Кто посмел вмешаться в нашу идеальную горько-сладкую реальность?

Чертков отрывается от меня с явным сожалением. Его челюсти крепко сжаты, а желваки напрягаются, играют от ярости. Он похож на зверя, у которого отобрали добычу, выдернули аппетитный кусок мяса из пасти и не дали вонзить зубы глубоко в свежую плоть.

Я поправляю платье, одергиваю пониже, прикрывая колени. Бросаю мимолетный взгляд в зеркало, привожу волосы в порядок. К сожалению, внутри себя порядок навести гораздо труднее. Я напряжена как струна, звенящая тетива лука. Я готова сорваться в любой момент. Но самое худшее заключается в том, что я уже тоскую по грубым пальцам, еще пару секунд назад причиняющим боль. Во мне неумолимо нарастает саднящее ощущение пустоты.

Чертков опускает стекло.

– В чем дело? – спрашивает по-итальянски.

Интересно, когда он успел выучить язык настолько хорошо, еще и произношение отточил практически до совершенства. Я смотрю на него так, будто вижу впервые. Пожалуй, он бы мог сойти за итальянца, если бы захотел. Да что там. Он бы мог сойти за кого угодно.

– Вы остановились в запрещенном месте, – раздается ответ на английском.

Я направляю все внимание на этого неизвестного собеседника. Сначала мне кажется, что это совсем мальчишка, юный паренек, но чуть позже, разглядев его лицо, я понимаю, что этому человеку лет сорок, не меньше, просто он кажется подростком за счет тщедушного телосложения и низкого роста.

– Вы кто? – холодно произносит Чертков. – Полицейский?

– Я законопослушный гражданин, поэтому полицейских уже вызвал, – говорит незнакомец, растягивая и коверкая слова в свойственной американцам манере. – Нельзя просто брать и останавливаться посреди дороги, еще и не включая аварийный…

Он продолжает свою речь, но все слова обращаются в белый шум для меня. Я не вижу лицо Черткова в данный момент, но я чувствую его настроение как свое собственное, и это пугает до мороза под кожей.

Сейчас произойдет что-то страшное и непоправимое. Если только я не вмешаюсь.

– Послушайте, – обращаюсь к нему по-английски. – Мы с мужем торопимся в больницу. Я… Боюсь у меня может случиться выкидыш. Час назад начались сильные спазмы в животе.

Для большей убедительности я обнимаю себя руками, слегка сгибаюсь, наклоняясь вперед.

– Муж остановился здесь только потому что я попросила. Мне показалось, началось кровотечение. Это… это все по моей вине. Понимаете?

Я изображаю слабое подобие улыбки. В конце концов, женщина в таком состоянии не может улыбаться, растягивая губы чуть не до ушей.

– Мадам, не знаю как у вас в Италии, но в Америке, откуда я родом, правила нарушать нельзя. Подобным образом вы подвергаете опасности не только себя, но и других участников дорожного движения. Понимаю, что у вас своя ситуация, но почему остальные должны от этого страдать?

– Мы спешим, правда, – тихо проговариваю я, осознавая, что от волнения немеет и заплетается язык. – Я уже теряла ребенка. Я не хочу, чтобы это снова повторилось, пока мы будем дожидаться полицию.

– Можете не дожидаться их, – мужчина посмеивается. – Я сам дождусь и сообщу им номер вашего автомобиля.

– Пожалуйста, я…

– Значит, вы не отмените вызов? – уточняет Чертков, перебивая меня, причем демонстративно на итальянском языке.

– Нет, конечно, – американец закатывает глаза. – И вообще, приятель, ты мог бы быть приветливее, как твоя жена. Раз уж я обращаюсь к тебе по-английски, мог бы ответить…

Завершить фразу он не успевает.

Чертков открывает дверь. Так резко, что мужчина отлетает в сторону, не удержав равновесия. Вскрикивает, стонет, бормочет что-то неразборчивое.

Чертков выходит из авто, хватает его, оттаскивает куда-то во тьму, уводит вне поля моего зрения.

Удар. Удар. Хруст костей.

Я зажмуриваюсь. Отворачиваюсь в другую сторону. Я ничего не вижу. Но все равно инстинкт срабатывает.

Я не хочу видеть. Не хочу знать. Хотя что это поменяет? Ничего. Ровным счетом ничего.

Я слышу как открывается багажник. Что-то отправляется внутрь. Авто пружинит под тяжестью дополнительного веса. Багажник снова закрывается.

Чертков возвращается обратно, заводит двигатель.

Я вглядываюсь в него, изучаю мускулистые руки. Я не вижу крови.

– Ты убил его?

Он ничего не отвечает. Мы движемся в ночь в полной тишине. Говорит только автомобиль. Звук мотора, звук колес. Вот единственный ответ, который я получаю.

– Что это за история с ребенком?

Я не сразу понимаю, к чему он клонит. Приходится напрячь память и сосредоточиться.

– Нет никакой истории, – говорю медленно. – Я пыталась сделать так, чтобы он отвязался от нас по-хорошему, без лишних вопросов.

– Слишком много объяснений, – замечает он.

– Ну как есть, – фыркаю.

– Отвечай на вопрос.

– Что? – бросаю недовольно. – Я уже ответила.

– Что за ребенок? – мрачно повторяет Чертков.

И только тут до меня доходит.

Боже. Неужели он полагает, я была беременна от него и потеряла его ребенка?

– Я все выдумала, – сглатываю. – Не было никакого ребенка.

Чертков бросает на меня короткий взгляд исподлобья.

– Я бы сказала тебе, если бы… Черт, у меня просто была задержка, но с учетом моего состояния здоровья это и не сюрприз. Вряд ли я когда-нибудь смогу забеременеть и выносить ребенка.

– Ты как будто сожалеешь, – криво усмехается он.

– А ты бы не сожалел, если бы понял, что у тебя никогда не будет детей?

– Мы не из тех, кому стоило бы заводить детей.

– Мы? – почему-то до ужаса больно это произносить.

– Думаешь, мы могли быть хорошими родителями?

– Я не думаю о том, чего никогда не будет, – выдаю с горечью.

Снова воцаряется тишина.

Мы.

Это слово эхом отдает у меня в голове. И в душе. В сердце. В биении пульса.

Мы.

Это режет меня ржавым лезвием ножа. Проходит по венам, полосует, методично вспарывает каждый участок тела.

Мы.

Господи.

Этого не будет никогда.

Ничего не будет.

И шанс не просто упущен или потерян. Шанса вообще не было. Ни в одной Вселенной.

Мы обречены.

Точка.

– Я не думаю ни о чем, – заявляю неожиданно холодно. – Но это не запрещает мне тебя любить.

– Что? – спрашивает обманчиво мягко.

– Что слышал.

Взгляд Черткова как удар прямо в грудь.

– Повтори, – требует ледяным тоном. – Скажи это снова.

– Я люблю тебя! – выплевываю это признание ему в лицо. – Разве не ясно?

Он молчит. Только скорость нарастает, да так что у меня уши закладывает.

– Иначе бы зачем я за тобой пошла? – продолжаю гневно. – Я когда эту новость про твою смерть увидела, я сама умерла. В тот же момент. Я пола под ногами не ощущала. Ничего не ощущала. А потом обернулась и ожила. В твоих глазах.

– Как поэтично, – презрительно хмыкает.

Резко сворачивает на обочину и тормозит. И если бы не ремень безопасности, я бы через окно наружу вылетела.

Чертков выходит сам, а потом открывает мою дверь, отстегивает ремень и буквально выволакивает меня на улицу, тянет за собой, дальше и дальше.

Вид открывается завораживающий. Я даже забываю бояться. Во-первых, картина действительно впечатляющая: весь город как на ладони у подножия пропасти, переливается мириадами огней, и сияющие автотрасы как жилы в едином организме. Во-вторых, Чертков держит меня за руку, и пусть это ощущается так, будто он готов выдернуть и выломать все кости в моем теле, это все равно он. И его рука. Его касания на моей обнаженной коже.

Я как пьяная. Нет. Хуже. Я вусмерть обдолбанная. Он действует круче любого опиата.

– Любишь, – зло цедит он. – Да?

Подталкивает к самому краю пропасти. Резко отпускает, и без дополнительной опоры я почти падаю, едва не срываюсь вниз.

– Кого ты любишь? – рявкает Чертков.

Его пальцы смыкаются на моем горле.

– Тебя, – роняю хрипло. – Тебя, ублюдок чертов.

– Ну, поздравляю, – ухмыляется он. – Это чувство взаимно.

Наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Я тоже себя люблю.

– Урод, самодовольный подонок…

Он затыкает мой рот поцелуем, вгрызается в мои губы так дико и неистово, что я перестаю дышать. Или наоборот – начинаю?

Чертков отрывается от моих губ и хлестко заявляет:

– Но тебя, суку, люблю гораздо сильнее.

Глава 3

Это признание ощущается как удар под дых. Проходит несколько невыносимо долгих секунд, прежде чем я осознаю смысл сказанного.

Любит. Он сказал, что любит меня. Вслух.

Если бы прогремел гром. Выстрел. Взрыв. Я бы удивилась гораздо меньше. Но эта короткая фраза полностью лишает точки опоры.

– Сволочь, – говорю с горечью. – Какая же ты сволочь, Черт.

– Обычно девчонки реагируют иначе, – его до жути красивый рот растягивается в издевательской ухмылке.

– Да? – морщусь. – Серьезно? И многим ты вот так признавался?

– Ни одной.

Я верю ему. Такие, как он, в любви никогда не признаются. Они вообще не любят. Пользуются женщинами для удовлетворения естественных потребностей. Они воспринимают отношения исключительно как физиологию.

Грубо. Низменно. Приземленно.

Проклятье, на что я сейчас надеюсь? На то, что он измениться? Мы оба обречены, между нами никогда и ничего не может быть. Макс это понимает, всегда понимал. А я витаю в сладких иллюзиях.

– Почему? – спрашиваю тихо.

– Что – почему?

– Почему ты такой ублюдок?

Толкаю его, сама не понимаю, откуда у меня берутся силы, но я умудряюсь чудом сбить мужчину с ног. От моего дикого напора он как будто теряет равновесие. Мы оказываемся на траве.

Я сверху. Повезло?

– Ненавижу! – кричу, срывая голос, до хрипоты. – Зачем ты пришел? Зачем вернулся с того света? Я только начала забывать, почувствовала вкус жизни. Я…

– Да ты тот репортаж за секунду до нашей встречи увидела.

– Я не про репортаж. Дьявол. Ты знаешь о чем я.

– Знаю. И могу вернуть тебе все те же самые вопросы.

– Нет, не можешь, – лихорадочно мотаю головой. – Твой брат разрушил мою реальность. Он и его проклятые дружки меня уничтожили.

– Мы это проходили, – обрывает мрачно.

– Но ты так ничего и не понял. Ты продолжаешь винить меня за то, что я права. Андрей заслуживал смерти. Он был одним из них. Да, не участвовал лично, но он был хуже. Черт побери, гораздо хуже. Я отдала ему сердце. Я ему верила как последняя дура. А он меня предал, подставил и швырнул на растерзание бешеных псам.

– Сука, заткнись.

Чертков рывком переворачивает меня на спину, поднимает под себя, наваливается сверху всем своим весом.

– Не смей больше вспоминать его, – чеканит мужчина.

– А то что? – бросаю вызов. – Ну прости, если мешаю считать этого подонка святым, если порчу его светлый образ правдой.

– Дрянь, ты совсем без тормозов.

Он закрывает мой рот губами, целует жестко и даже жестоко, кусает до крови. А я отвечаю ему взаимностью, тоже пускаю зубы в ход.

Такая у нас любовь. Одержимая схватка. Градус покрепче текилы. Покруче чистого спирта. Мы как голодные звери катаемся по траве. Сражаемся, сопротивляемся, но отлипнуть друг от друга абсолютно не способны. Скорее погибнем, чем отпустим.

– Везучая ты, – рычит Чертков.

Он слизывает кровь с моих губ настолько жадно, что мне становится трудно дышать. Размышлять и вовсе нереально. Ураган эмоций сбивает с толку, вышибает кислород из груди.

– Надо спешить, – говорит мужчина. – Иначе мой подарок испортится.

Мрачная усмешка моего палача должна отнять остатки надежды, разрушить мечты до основания, но я как полная идиотка улыбаюсь.

– Что за подарок? – напрягаюсь, осознав смысл его слов.

– Сюрприз.

Он резко поднимается и поднимает меня, отрывает от сырой земли, тянет обратно к автомобилю.

– Уверен, тебе будет по кайфу.

– Ты меня пугаешь.

– Ты оценишь мои старания.

Мы выглядим ужасно: перепачканы грязью, одежда измята, ткань местами разорвана. Не помню, чтобы слышала треск материи, но толчки крови заглушали весь мир вокруг. Я вполне могла ничего не заметить и не разобрать происходящее.

Какой подарок приготовил Макс? Убьет меня с особыми почестями? В красивом месте организует казнь?

Остаток дороги проходит в молчании. Проходит около часа, и мы подъезжаем к причалу. Время позднее, поэтому здесь совсем нет людей, только скупая подсветка.

– Планируешь меня утопить? – спрашиваю я.

– Это было бы слишком просто.

Чертков глушит двигатель, покидает салон машины и открывает багажник. Я медлю и выхожу следом.

– Что ты делаешь?

Глупый вопрос. Я понимаю. Мужчина достает труп.

– Ты хочешь избавиться от тела?

Самые безумные ситуации рядом с Чертковым становятся реальностью. Я точно сошла с ума, потому как не чувствую ровным счетом ничего.

Он убил человека на моих глазах. Не бандита, не преступника, на котором пробу ставить негде, не матерого головореза. Он убил обычного парня. Немного занудного, въедливого и настырного. Но господи, это был невинный человек.

А мне наплевать.

– Макс…

Я замолкаю, увидев, что багажник не опустел. Чертков перебросил через плечо одно тело, однако нечто очень крупное, запакованное в темный пакет осталось на дне. И это нечто слабо шевелится, судорожно подергивается.

– Там еще один? – поражаюсь.

– Так и должен был быть один. Но этот упырь влез и подпортил расклад, – хмыкает Макс. – Пойдем, яхта заждалась.

– Кого ты захватил?

– Скоро узнаешь.

Я послушно прохожу туда, куда он указывает. Свидание с любимым мужчиной в таком уединенном месте. Что может быть романтичнее?

Ночь, мерцание полной луны, сверкающая россыпь звезд. Вокруг такая завораживающая красота.

Я подхожу и берусь за стальные перила, устремляю взгляд в темноту. Небесные светила причудливо отражаются на поверхности воды. Свежий морской аромат будоражит мое сознание, окончательно опьяняет.

Да, это все действительно очень мило, особенно если не думать про бездыханное тело, которое Чертков укладывает посреди палубы.

И все же… кто там еще есть? В багажнике. Подарок? Сюрприз? Меня терзают смутные догадки.

– Тебе нравится?

Горячее дыхание обжигает мой затылок. Крупные ладони опускаются на плечи, сжимают до хруста.

– Безумно, – отвечаю тихо.

Я не могу ему солгать. Мне нравится быть с ним, причем в любой ситуации, даже в такой чудовищной.

– Только я не хочу умирать, – оборачиваюсь и сталкиваюсь с горящим взглядом. – Я не готова.

– Это взаимно, – его хриплый голос звучит ровно, без чувств. – Я не согласен тебя отпускать.

Чертков уходит и возвращается через минуту, укладывает огромный мешок рядом с телом случайного свидетеля и отправляется к пульту управления яхтой.

Я выжидаю некоторое время, после подхожу туда, где неизвестный человек дергается уже гораздо активнее. Сомнений в том, что именно человек запакован в пакете у меня нет. Высокий, довольно крупный.

Как он там дышит?

– Живучий, – констатирует Чертков. – Видишь, как сражается? Зубами цепляется, изо всех сил хватается за шанс. Только шансов больше не будет. Финал.

Мы в открытом море. Яхта очевидно настроена на режим «автопилота».

– Твой подарок пугает, – говорю я.

– Ничего. Сейчас он тебя порадует.

Чертков извлекает нож из кармана. Лезвие сверкает серебром в слабом свете луны, но мне и такого достаточно, чтобы отшатнуться и зажмуриться.

– Когда ты успела стать трусихой?

– Ты ошибаешься.

– В чем? – в полумраке могу лишь почувствовать его усмешку.

– Во всем.

– Нет, а хотелось бы, – и холод тоже ощущаю до боли отчетливо.

Я сжимаю стальные перила до дрожи в пальцах, слежу за каждым движением Черткова. Если все зайдет слишком далеко, я могу броситься в воду.

Я умею плавать, а значит…

Он разрезает пакет, действует очень быстро и ловко, отбрасывает ошметки в стороны и, вероятно, нажимает какую-то скрытую кнопку, ведь вспыхивает свет.

Я рефлекторно зажмуриваюсь, кривлюсь, но постепенно привыкаю к резкой перемене, приоткрываю веки, моргаю и пробую сосредоточиться.

– Подойди ближе, – говорит Чертков. – Оттуда ничего не увидишь.

Я отталкиваюсь от перил и делаю несколько шагов вперед.

– Ну как, родная? Взгляни. Зацени подгон.

Я не верю своим глазам, очень часто моргаю, как будто пытаюсь развеять мираж прямо перед собой.

Чертков запускает пальцы в короткие светлые волосы, вздергивает человека за макушку. Раздается разъяренное мычание. Голубые глаза сверкают жгучей ненавистью.

Черт. Как? Я не верю.

– Ты добрался до него, – мой голос надтреснут от тревоги.

– Я дарю тебе жизнь, – произносит Чертков. – Решай, как быть дальше. Все, что скажешь, сделаю.

– Маврин, – подхожу вплотную. – Рад меня видеть?

Глава 4

Это он. Урод, который без тени жалости терзал меня и насиловал, главарь всех тех проклятых отморозков. Именно Маврин промыл мозг Андрея, заставил бросить меня в жертву их безумной компании, пропустить через настоящий ад.

– Хорошо выглядишь, – я улыбаюсь. – Особенно как для того, кто сдохнет совсем скоро.

Он и правда прекрасно смотрится: закован в цепи, в реальные кандалы, руки и ноги надежно зафиксированы. Бешеному зверю самое место в таком положении.

Мой первый порыв – вытащить кляп у него изо рта. Но я вовремя останавливаюсь и думаю – а зачем? Что хорошего он может сказать? Будет сыпать угрозами. Заорет, припомнит все ругательства. Почему я должна терпеть это? Ради чего мне нужно выслушивать, как из него льется дерьмо?

– Убей эту мразь, – бросаю я.

Маврин начинает яростно дергаться, но Чертков быстро успокаивает своего пленника, бьет так сильно, что я содрогаюсь.

– Здоровый бычара, – заключает он. – Я вколол ему столько транквилизатора, что медведя бы на сутки скосило. А тут пара часов – и уже побежать готов.

– Он всегда умудряется уйти, – выдаю с горечью.

– Отсюда не уйдет.

– Как ты его нашел? – удивляюсь. – Как сумел поймать?

– По ходу ты самое главное забыла, – протягивает насмешливо. – Для дьявола нет ничего невозможного.

Черт отходит в сторону, открывает большой металлический ящик. Эта железная коробка смахивает на очень объемный сейф.

Стоп, а ведь это и есть сейф. У моего отца был похожий в офисе.

– У тебя остается последняя возможность сказать ему пару ласковых слов, – продолжает Чертков.

– Я не хочу говорить, – сглатываю. – Я хочу, чтобы он перестал существовать.

Маврин катается по палубе настолько активно, насколько позволяют стальные оковы, наталкивается на труп и отползает обратно, извивается, как будто громадный змей, лихорадочно ерзает, крутится, точно уж на горящей сковороде.

– Это я устрою, – обещает Чертков.

– Ты сделаешь все быстро? – закусываю нижнюю губу, позабыв о тех следах, которые оставили его зубы.

Плевать. Не важно. Боли не чувствую.

– Он начал эту историю, – Чертков возвращается обратно к Маврину, подхватывает его, ставит на колени. – Он заслуживает особого внимания.

– Верно, – заявляю я и понимаю, что не способна скрыть мстительное удовольствия, часть меня ликует, желает утолить жажду отмщения.

– Скажи, ты бы могла его простить?

– Что? – вздрагиваю. – Нет, конечно. Пусть эта тварь сдохнет, в адских мучениях. Пусть он жарится и давится собственным ядом. Без этой паскуды мир станет чище.

– Ты понимаешь меня, – говорит Чертков, заставляя мое сердце заледенеть. – И не понимаешь.

– Нет, нет, – нервно мотаю головой. – Ты же не серьезно?

Мужчина отвечает кривой усмешкой.

– Ты издеваешься, – цежу гневно. – Я – не он. Не надо проводить такие параллели. Да, я совершила достаточно грехов, но вот эта мразь просто чистое зло.

– Мой брат преступил черту, – говорит холодно. – Только от этого он не перестал быть моим братом, как и ты не перестала быть его убийцей.

– И к чему ты все это говоришь?

– Мы наворотили много дерьма.

– Да, но…

– За это придется заплатить.

– Ты не имеешь права судить меня.

Чертков ничего не отвечает. Заталкивает Маврина внутрь сейфа. Цепи ударяются о металлические стенки, раздается чудовищный лязг.

Мой насильник воет в голос, сопротивляется изо всех сил, пытается выбраться, вылезти наружу, но любые его старания пресекает Черт.

– Что? – хмыкает он и бьет его снова, заставляя растечься безвольной лужей по дну железного ящика. – Привык сам всех нагибать? Отвыкай.

– Какой у тебя план? – подхожу ближе. – Я не понимаю.

– Парень выиграл круиз.

Чертков оборачивается, ищет что-то взглядом, как будто проверяет, ничего ли не забыл, не упустил ли из виду важную деталь.

– Еще и в компании.

Он подхватывает бездыханное тело и отправляет его следом за Мавриным, укладывает прямо поверх нашего врага. Тот орет, рычит и бьется, пробуя освободиться.

– Чего занервничал? – Чертков смеется. – Я тебе пару для вояжа подобрал. Не скучай, развлекайся по полной.

Он захлопывает крышку сейфа, закрывает замок. Вопли и рев теперь практически не доносятся до нас. Металл заглушает звуки.

Я начинаю улавливать суть замысла.

Чертков крепит крюки к специальным выступам сейфа, которые я замечаю лишь теперь, потом фиксирует их цепями, задействовав механизм, смахивающий на подъемный кран.

Я плохо разбираюсь в технике, отстраненно наблюдаю за тем, как мужчина возвращается на пункт управления, жмет на рычаги и отправляет огромный металлический ящик прямо в море.

Фиксаторы разжимаются. Сейф падает вниз, врезаясь в толщу воды, стремительно идет ко дну.

Маврин остается один на один с бездыханным телом случайного свидетеля, которому просто не посчастливилось оказаться на нашем пути. Он глубоко под водой. Без шансов выбраться обратно на поверхность.

Мой мучитель уничтожен. Он обречен погибнуть страшной смертью. Скорее всего, задохнется, едва ли успеет погибнуть от жажды или от голода. В том сейфе очень слабый запас кислорода. Никто этого гада не спасет.

– Давай отметим, – говорит Чертков и подает мне бокал вина.

Я киваю, сжимаю хрупкую ножку заледеневшими пальцами, дотрагиваюсь губами до стекла, но в последний момент замираю, с подозрением смотрю на жидкость.

– Боишься? – мужчина издевательски выгибает бровь.

Он прикладывается к горлышку бутылки, пьет алкоголь крупными глотками, а я как завороженная слежу за движениями его крупного кадыка, за разбухшими венами, что оплетают крепкую шею. Невольно облизываю губы. Внутри вспыхивает дикая жажда. И к спиртному моя реакция едва ли имеет отношение. Я опять теряю контроль над разумом.

– Размечтался, – хмыкаю и пробую вино, делаю осторожный глоток.

Вкус приятный, ничего лишнего не замечаю.

– Наш общий враг приговорен, – произносит Чертков. – Отличный повод, чтобы отметить.

Он размахивается и отправляет бутылку в море.

Я делаю еще несколько глотков, но останавливаю себя. Нельзя расслабляться. Хотя поздно – я уже размякла до предела.

Ладно, бокал можно использовать как оружие. Например, разбить о перила и после применить крупный осколок стекла для самообороны.

– Я все равно не понимаю, как ты сумел…

Мой язык заплетается. Слова забиваются в горле. Свет мерцает, мигает, как будто я оказываюсь на дискотеке, посреди танцпола.

Лихорадочно мотаю головой, только чудом удерживаюсь на ногах и не падаю. Тело отказывается подчиняться. Деревенеет.

– Ты меня накачал, – озвучиваю очевидный факт.

Хлопаю ресницами. Смотрю на Черткова.

Так глупо. До жути глупо.

Он мог ничего не подливать в саму бутылку, лишь капнуть средство в бокал. А я дура повелась, купилась на его развод, словно школьница. Идиотка.

– Ты умная.

Чертков подходит и обхватывает меня за талию в тот самый момент, когда я чуть не падаю. Колени подкашиваются, ноги ослабевают. Безвольной куклой обмякаю в его мускулистых руках.

– Умная, – доносится издалека. – Но не умнее меня.

Глава 5

– Эй, приятель, – ладонь опускается на мое плечо, похлопывает. – Тут серьезный человек хочет с тобой поговорить и…

Договорить он не успевает. Орет под аккомпанемент хруста своих костей. Падает на колени и хнычет как ребенок.

Я перехватываю его руку и выворачиваю. Без труда. Кайфа от этого не чувствую. Просто позволяю рефлексу сработать. Ничего личного.

«Приятель». Какой я тебе на хрен «приятель»?

– Я не общаюсь с незнакомцами.

– Придется.

Позади раздается металлический щелчок.

Я теряю хватку. Позволил к себе подкрасться. Когда такое было? Хотя после бутылки текилы это и не странно. Пью. Не просыхаю уже пару месяцев. Алкоголь течет по жилам вместо крови.

Ладно. Поглядим, что там за хмырь нарисовался.

Я оборачиваюсь и вижу перед собой группу мутных типов. В костюмах. Будто на званый ужин собрались, а не в притон забулдыг пригребли.

Согласен, здесь не самое паршивое место в Испании, но народа в подобном прикиде не водится. Я бы принял их за копов. За легавых из Интерпола. Они вполне бы могли выйти на меня с учетом моего послужного списка.

Разум вдруг проясняется.

Нельзя попадаться. Нельзя, блядь.

Я резко трезвею. Взгляд окончательно проясняется.

Нет. Они не легавые. Слишком крутые шмотки. Дорого стоят. Скорее уж частная охрана. Вышколены. Стоят так ровно, будто им штыки в задницу воткнули.

Дело дрянь. Я не в форме. Даже если брошусь и выбью ствол, они меня количеством возьмут. Надо действовать тоньше. Но сперва придется выслушать.

– Ну чего, – протягиваю. – Ведите к главарю.

Общение идет на английском. И английский у них чистый. Прямо четкое произношение. Англичане? В Испании? Это не редкость. Только обычно сюда приезжают греть кости старые пердуны. Тут и классную девку снять проще и налогами не дерут.

Я тут настоящий замок прикупил. Живу как король. И другая недвижимость есть. Захочу – еще и бизнес замучу. Но я пока не хочу. Ни черта. Башка забита херней.

Ничего. Сейчас встряхнусь.

Меня провожают в другой зал забегаловки. Тут вообще нет народа. Пусто. Занят единственный столик.

– Это ты меня звал? – кривлюсь. – Чего надо, дед?

Прохожу и усаживаюсь напротив него, придвигаю стул вплотную.

Охрана на взводе, но не мешают. Видно, хозяин им знак не подает. А я отрываюсь по полной. Достаю пачку сигарет, вытягиваю из кармана зажигалку. Прямо чувствую, как у этих пацанов очко сжимается. Они пушку ждут. Готовятся ствол у меня вырывать. Ни хрена. Обломитесь.

Я закуриваю и откидываюсь назад. Изучаю дедугана. Выдыхаю дым в потолок. Не особо слежу за манерами. Смысл? Это моя любимая роль. Примеряю образ отбитого гопаря по полной программе. К дьяволу тормоза. Так противник быстрее вскроет реальные карты.

– Ну и в чем прикол?

Дед улыбается. Мягко так. И смотрит на меня, как будто мы лет сто знакомы, реально старого приятеля повстречал и радуется.

Сколько ему лет? Под шестьдесят. Не меньше. Хотя сохранился хорошо. Седой. В очках. Прямо долбанный интеллигент. Профессор хренов.

– Я предлагаю сделку, – говорит он, причем по-русски.

– Не нуждаюсь.

– Ты не откажешься.

– Я работаю один.

– Значит, ты решил помиловать настоящего убийцу своего брата? Того, кто действительно втянул его в этот переплет? Кукловода?

– Я наказал всех, кого хотел.

– Главного не тронул.

Я усмехаюсь. А чего доказывать правду? Пусть дед считает как угодно. Наплевать. Я перед ним растекаться словами не собираюсь.

– Я не про Маврина, – вдруг выдает дед и перестает тянуть губы в улыбке. – Кстати, ты красиво придумал отправить ублюдка на корм рыбам. Хотя доберутся ли они до тела, которое заковано в стальной гроб, – большой вопрос.

Крутой поворот.

Откуда дед мог узнать такое? Я позаботился обо всем. На причале никого не было. Камеры отключены. Никаких следов не осталось.

– Но с чего ты взял, будто Маврин и есть главарь? – спрашивает он.

– Ты кто? – тушу сигарету о поверхность стола. – И какого хрена решил полезть ко мне?

– Мечтаю восстановить справедливость, – разводит руками. – Каждый должен получить по заслугам. Я намерен помочь тебе, а не топить.

– Серьезно? – посмеиваюсь. – Напрягает такая благотворительность.

– Я дам тебе имя реального вожака той стаи. Он богат и опасен, привык играть чужими судьбами. Люди для него просто разменная монета. Он давно потерял берега. Маврин выполнял его приказы. Шагу бы без одобрения не сделал. Под конец взбунтовался, но быстро получил щелчок по носу.

– Что за хренотень ты мне задвигаешь? Реальный главарь? Откуда бы ему взяться? Грохнули всех причастных. Я довел чистку до конца.

– Я покажу доказательства, – кладет на стол флешку. – Тут слита переписка и аудио файлы. Голоса главаря ты не услышишь, ведь он изменен. Но зато хватает других важных деталей. Когда протрезвеешь, просмотри материалы и сам поймешь, о чем говорю.

– Бредота.

– Думаешь, это развод? Подделка?

– Я об этом вообще не думаю. Болт забью. А если полезешь ко мне снова, грохну. И тебя, и твоих псов. Даже не рассчитывай на сделку со мной.

– Боишься, – заключает дед.

– Тебя-то?

– Боишься, что не вывезешь. Не доведешь месть до финала. Маврин был мелкой сошкой. Такого легко прихлопнуть и смыть в унитаз. А вот сильный игрок вызывает страх.

– На слабо берешь, – протягиваю.

– Я дам тебе время. Просохнуть и поразмыслить. Мои люди еще выйдут с тобой на связь.

Я отмечаю детали. Руки деда в перчатках. Мужик нигде не оставляет свои отпечатки. Он поправляет свой костюм и опускает руки на подлокотники кресла. Черт, это не вполне обычное кресло.

Дед жмет на кнопки. Лихо маневрирует на своей крутой модерновой коляске, проезжая мимо меня к выходу.

Инвалид. Не ходит. Что-то царапает мою память. Только что именно?

Я жалею про опрокинутую бутылку текилы. Без бухла бы гораздо быстрее суть припомнил. Алкоголь размягчает. Придется и правда вернуться к здоровому образу жизни. Иначе совсем расплывусь в дурмане.

– Забыл сказать, – бросает дед, притормозив у порога. – Ты будешь работать в паре с Князевой. Верни девчонку. Она понадобится живой.

– Поздно, – усмехаюсь. – Я убил ее.

Глава 6

– Ублюдок, чтоб ты сдох, – шепчу эту фразу раз за разом и понимаю, только моя гремучая ярость и помогает справляться. – Ненавижу! Ненавижу тебя! Черт, ты пожалеешь, что не убил меня сразу. Клянусь, я выберусь отсюда и ты мне за все заплатишь. Умоешься кровью.

Я прошла все стадии принятия.

Сначала до последнего отрицала правду, отказывалась признать очевидное. Идиотка. Я надеялась на спасение, на то, что это злая шутка, дурацкий розыгрыш, глупая проверка и вывод на эмоции. Я старательно выдумывала оправдания, строила различные теории, пытаясь объяснить происшедшее совсем иначе, обманывалась снова и снова, понимая, что если осознаю реальность, попросту сойду с ума.

Потом родился гнев. Заставил бить кулаками о каменные стены, царапать ледяную поверхность, ломая ногти и обдирая пальцы до крови. Я совсем не чувствовала боли. Огонь ярости затмевал собою абсолютно все. Я орала, сыпала ругательствами и проклятьями, истошно вопила, срывая голос до хрипоты.

Дальше пришел черед торга. Я пробовала добиться других условий. Предлагала вариант за вариантом, но всякий раз наталкивалась на гробовую тишину.

Мой палач принял решение и отменять его уже не собирался. Он поставил на мне крест. Пожелал казнить и миловать отказывался.

Слезы, рыдания, причитания. Ничего не трогало этого мужчину.

Черт. Дьявол. И этим все сказано. С ним невозможно договориться. Я любила его, но ему было наплевать на мою любовь. Он не чувствовал ничего. Вырвал эмоции из своего черного сердца, выбросил и растоптал, оставил меня погибать в одиночестве, мерзнуть и метаться во тьме.

Значит, и мне следовало сделать все то же самое. Выжечь проклятую любовь. Вытравить из себя до последней капли.

Но как?

Я окунулась в глубокую бездну депрессии. Отчаяние затопило до краев, мешая упорядочить мысли и подумать о том, как вырваться на волю, как выгрызть из когтистых лап судьбы шанс получить свободу.

Мне стоило стать сильнее, собраться, но происшедшее выбило почву из-под ног. Пусть отношения между мной и Чертковым были совсем непростые, на многое рассчитывать не приходилось, я все равно ощутила случившееся как самое жестокое и вероломное на свете предательство.

Ублюдок, как ты мог?!

Макс опоил меня, обманом затащил в жуткую ловушку. Порой казалось, даже с Мавриным он поступил добрее и гуманнее, когда запихнул урода в железный ящик, бросил поверх него труп, захлопнул крышку и сбросил в море.

Я очнулась в темноте и сырости, провела ладонями по поверхности, на которой лежала и поняла, что оказалась на холодной земле. Тело закоченело, подрагивало, мышцы свело судорогой. Я закричала, стала звать на помощь. Погрузилась в дичайшую панику. Все это напоминало другой кошмар.

Мое лечение от наркотиков, когда отец закрыл меня в подвале, бросил одну. Самые страшные дни жизни снова повторялись.

Какой это круг ада?

Когда я немного пришла в себя, заметила скупой свет где-то наверху. Продолжила кричать громче, едва ли понимала, где оказалась.

Никакого ответа не последовало. Вниз на веревку спустили корзину. Я даже не могла быть уверена, что это делает сам Чертков. Возможно, кто-то из его слуг? Неужели у него самого ничего бы внутри не дрогнуло от моих криков? Неужели он настолько каменный?

Он же любил меня. Любил! И хотел. Всегда хотел, с первой встречи, с первом взгляда, до скрежета зубов. Похоть пожирала моего мучителя изнутри, не оставляла ему никаких шансов.

Я осмотрела содержимое корзины: два кувшина с водой, буханка хлеба, какая-то странная похлебка, от запаха которой меня замутило.

Что это такое? Где я?

Никакого объяснения не было. Корзина стала снова подниматься вверх и я едва успела опорожнить ее, действовала на автомате.

Пить хотелось до безумия, поэтому я чуть ли не залпом осушила кувшин. Через время и похлебку съела. Мерзкое варево больше не казалось омерзительным.

Мои глаза привыкали к этой жуткой и давящей темноте. Я исследовала место, где оказалась на ощупь, обошла и потрогала все.

Это походило на комнату глубоко под землей. Небольшая территория, негде развернуться. Никакого намека на мебель. Лишь полусгнившие тряпки и ведро, чтобы справить нужду. Нормального унитаза тут не оказалось. Ванны тоже не было.

Каменный мешок. Вот что это такое. Тюрьма. Отсюда не сбежать и не выбраться. Наверх никак не пробраться.

Я нащупала громадную дверь, но было ясно, что открыть ее получится лишь снаружи. Биться о дерево бесполезно.

Так и потянулись мои дни в заточении. Я вела отсчет по кувшинам с водой. Впадала в ярость и била их, яростно вопила, истерила. Но все это оставалось без какого-либо ответа. Глухая тишина.

Потом мне стали давать воду в пластиковых бутылках, даже похлебку выдавали в пластике. Видно, боялись, что я порежу вены осколками, погибну слишком быстро.

Черта с два! Слышишь, Черт?! Не дождешься!

Я начинала терять рассудок. Пыталась вести календарь, царапала камни своей металлической заколкой. Отмечала день за днем черточками. Скупой свет сверху помогал.

Я не знала, кто подает мне воду и еду в корзине, забирает ведро с отходами раз в сутки. Чертков? Верный слуга?

Я перепробовала все, но так и не сумела вывести подонка на разговор. А может, там были разные люди? Или вообще женщина? Или некто с вырезанным языком, ведь за все время человек не произнес и пары слов в ответ?

Вскоре я поняла: это не имеет значения. Больше ничего не имеет значения.

Я должна сбежать. Я не могу позволить себя растоптать.

– Черт, – шепчу снова и снова. – Я тебе отомщу. Я заставлю тебя за все заплатить. Я тебя уничтожу, гребаный ублюдок.

Он хотел убить меня? Да. Но в итоге убил только мою любовь. Глупое и безумное чувство, которое лишь мешало и путало мысли. Теперь стало гораздо проще, вернуться обратно к образу холодной суки. Идеально. Мне стоило за такое благодарить.

Я в очередной раз царапала камень заколкой и ковырнула на стыке. Металл легко погрузился между двумя кирпичами в кладке. Мягко, прямо как по маслу.

Что это за материал? Известь?

Я не особо задумывалась. От скуки продолжила ковырять поверхность дальше. Обошла таким образом весь камень, отковыряло заколкой все, что могла.

Кирпич зашатался. И я решила вытянуть его. Бесцельно дернула на себя, отбросила в сторону, позади оказалась земля.

Кладка не особо качественная. Один слой кирпичей. Или так и должно быть?

Стоп, а что если…

Я посмотрела на заколку в своих руках. Довольно увесистая, крепкая. Такой можно долго орудовать. А еще у меня под ногами полно битых кувшинов, черепками от них получится загребать землю.

Проклятье, а не попробовать ли мне выбраться таким путем на поверхность?

Выбора не было, как и других вариантов. Я приступила к осуществлению безумного плана, решила вырыть подземный ход. В любой иной ситуации я бы сочла такой ход абсолютным идиотизмом. Я не представляла, где именно нахожусь, куда копаю, не наткнусь ли случайно на газовую трубу и не последует ли взрыв, не взлечу ли я на воздух.

Я рвалась на волю. Любой ценой.

Теперь дни проходили гораздо быстрее, буквально летели. Я отмечала каждую посылку из корзины чертой на противоположной стене, не смотрела туда и не пыталась подсчитать точное количество. Одержимо трудилась. Ковыряла известь, вытягивала камень за камнем. Оказалось, что кладка неровная. Кое-где ожидали сюрпризы в виде нового уровня кирпичей. Потом наступил черед грести землю. Несколько раз я по глупости чуть сама себя не закопала. Работала практически до полной отключки. Падала без сил, проваливалась в сон, просыпалась и снова продолжала трудиться над ходом для побега.

Мне начинало казаться, что я никогда отсюда не выберусь. Все кончено. Я запуталась. Рою не туда. Однажды я решила подсчитать черточки на стенах, понять, как долго нахожусь в заточении.

– Нет, нет, – забормотала в ужасе. – Не может быть.

Три месяца. Три бесконечно долгих месяца.

У меня даже слез не было. Никаких эмоций. Тупой шок, ледяной и пробирающий до костей.

А есть ли смысл? Зачем дальше вгрызаться в пустоту? Ноль результата. Копаюсь в этой грязище как землеройка. Но ради чего?

Нет. Я не сдамся. Никогда. Чертков решил меня сломать, довести до сумасшествия. Он намеренно воссоздал мой самый страшный кошмар. Знал же все про лечение от наркотиков, помнил ту исповедь. Вот и постарался. Он увидел мою слабость и нанес удар по самому больному месту.

Будет тебе новый урок, дура. Никому нельзя открывать душу.

Я не сдамся. Я не позволю сгноить себя в этом промозглом каменном капкане. Я не дам разрушить свою личность. Трудности закаляют. Делают сильнее.

Вперед. Работай. Грызи землю зубами, если понадобится.

Я продолжаю на голом энтузиазме, после пробуждается злоба. Из принципа не хочу сдаваться. Отказываюсь.

И достигаю победной точки.

Вот этот день. Я копаюсь в земле особенно долго, впадаю в странное состояние, апатия мешается с отчаянным возбуждением. Я рою и рою, и вдруг чувствую что-то странное. Земля обрушивается на меня. Сыплется особенно сильно. Я отчаянно размахиваю руками, наталкиваюсь на ледяной воздух.

Господи. Боже мой.

– Воздух, – шепчу.

И одержимо выбираюсь наружу, отчаянно двигаю руками и ногами, разгребаю завал и наконец вырываюсь на волю.

Я свободна. Свободна!

Растягиваюсь на траве. Ночной воздух холодит кожу. Смотрю на ночные звезды и чувствую как от обилия кислорода кружится голова. Все расплывается перед глазами. Никак не могу сфокусировать взгляд.

Я не знаю, как долго лежу так. Но потом меня обжигает вполне логичная мысль.

Что делать дальше? Нельзя валяться здесь до бесконечности. Надо двигаться, причем очень осторожно.

Я до сих пор понятия не имею о своем местоположение. Есть ли тут охрана? А вдруг меня поймают?

Я еще в таком ужасном виде. Волосы сбиты в один огромный колтун, пальцы исцарапаны, ногти ободраны под корень. Вся в земле, грязная до жути.

Как я вообще планирую отсюда удирать? Как-нибудь справлюсь. Главное – я сумела, я выбралась. Я уже на воле. Остальное приложится.

Воодушевленная и опьяненная свободой, я приподнимаюсь, встаю на колени и осматриваюсь по сторонам. Забора не вижу, только множество деревьев. И чуть поодаль – замок. Это что, и правда замок? Я прямо там и была заключена все эти бесконечно долгие месяцы?

Невольно морщусь.

Ясно. Пора двигаться дальше. Разберусь по ситуации.

Я пробую подняться, но не успеваю. Чьи-то пальцы жестко хватают меня за волосы, намертво вплетаются в спутанные и слипшиеся от грязи пряди.

– Далеко собралась? – спрашивает Чертков.

Глава 7

Волна жгучей ненависти накрывает меня, окатывает жаром с головы до ног, а после наступает черед ледяной ярости. Холод прокатывается по телу короткими и мощными разрядами, заставляя дрожать от предвкушения расправы над злейшим врагом.

Ах ты ублюдок. Хотел убить меня? Уничтожить? Ты сдохнешь сам, и так чтобы помучиться. Удавлю гада. Придушу проклятую сволочь.

Я изворачиваюсь ударяю его по колену, бью изо всех сил, локтем врезаю. Надеюсь, у этого ублюдка искры из глаз полетят. Вцепляюсь в его руку, царапаю запястье.

Хватка ослабевает.

Чертков не издает ни единого звука, однако выпускает меня. Контроль падает, и я умудряюсь вывернуться из его пальцев.

Бежать нужно. Немедленно. Подальше от него. Пуститься наутек со всех мог. Мчаться, пока сил хватит. Удирать прочь.

Но это если судить по уму. Трезво. А я так не могу. Гнев внутри бурлит, внутренности кислотой обдает раз за разом. Под сердцем пульсирует одержимая жажда отмщения.

Я бросаюсь вперед, сбиваю Черта с ног, на спину заваливаю. Даже не знаю, случайно так получается или он сам позволяет, не особенно держит равновесие и не пытается выстоять. Я об этом попросту не задумываюсь, просто действую. До одури желаю получить возмездие, прямо тут и сейчас.

– Ненавижу тебя! – кричу с надрывом, голос срываю. – Ненавижу!

– Ну наконец-то, – хмыкает гад. – Теперь наши чувства снова взаимны.

Ему совсем не страшно. Ни мои действия, ни мой ужасающий вид совершенно его не пугают. Максим Чертков плевать хотел на опасность.

Отлично. За свою самонадеянность он обязательно поплатиться.

Я смыкаю пальцы на его крепком горле. Сдавливаю чертову глотку изо всех сил, а ублюдок до сих пор не пробует меня хоть как-то притормозить. Только издает странный звук.

Я против воли замираю и прислушиваюсь. Что это такое? Что происходит, дьявол раздери? Я и правда не сразу понимаю. Тугие удары крови по вискам очень сильно мешают и затрудняют восприятие.

Чертков хрипит? Задыхается?

Проклятье. Нет. Этот больной урод хохочет. Он смеется! Даже я полумраке мне удается четко различить его издевательски оскалившийся рот.

Тварь. Мразь. Он заливается смехом, глядя в глаза своей собственной смерти. Вообще ничего не боится, не чувствует ни капли ужаса. Наоборот – забавляется.

Нет, так дело не пойдет. Наша схватка его веселит. Полное безумие. А я думала, что сама давным-давно чокнулась и потеряла рассудок в подземной темнице. Но Макс в своем репертуаре. Он еще хуже. Всегда хуже. Обходит меня и в этом.

Я усиливаю напор, давлю на его горло изо всех сил, мечтаю услышать хруст позвонков, свернуть это мощную шею.

Только победы не светит. Месть не успевает свершиться. Возмездие не настигает этого проклятого подонка.

Чертков сокрушительным толчком переворачивает меня на спину. Действует резко и грубо, молниеносно меняет расстановку сил. Еще секунду назад казалось, ему не вырваться, не выбраться из ловушки. Я изо всех сил держала его за горло, навалилась сверху, оседлала бедрами, мешая лишний раз двинуться. А теперь выигрывает он, ловко ломает игру.

– Опять упустила свой шанс, – замечает насмешливо. – Не дожала. Зря, очень зря, моя родная. Надо было действовать, пока я давал такую возможность.

Не было никакой возможности. Никогда. Урод лишь дразнил меня, приманил, а после вернулся к привычному стилю изощренных измывательств.

Макс обожает развлекаться. Так кот ловит мышь и валяет по полу, прежде чем сожрать. То выпустит когти, то погладит. Позволит улизнуть, однако из-под прицела не выпустит, будет до последнего наблюдать, а после опять прихватит. Еще сильнее и жестче. Кости переломает, душу вытряхнет. Проглотит, даже не обгладывая.

– Красотка, – хрипло бросает он. – Вкусно пахнешь.

– Мразь, – цежу сквозь зубы. – Ненавижу. Ненавижу. Чтоб ты сдох, чтоб ты…

– Ты повторяешься, – обрывает насмешливым тоном, а после холодно прибавляет: – Это становится скучно.

Верчусь и кручусь под мускулистым телом, стараюсь высвободить ноги, врезать ему коленом в пах или хотя бы просто задеть бедро по касательной. Однако все мои попытки оказываются абсолютно напрасны.

Чертков раздвигает мои бедра, толчком вгоняет меня в землю. Наваливается так сильно и жестко, что напрочь вышибает кислород из легких. Впечатление, точно сверху обрушивается могильная плита. Громадная, железная, до жути горячая.

Я содрогаюсь. Мелкая дрожь разливается по телу, заставляет затрепетать. Моя реакция мне совершенно не нравится. Разум затуманивает и одурманивается. Из груди вырывается странный возглас: не то всхлип, не то стон.

И самое страшное – я вдруг отчетливо ощущаю возбуждение Черткова.

Что за… Он с ума сошел? Конечно, вокруг темно, ничего толком не разглядеть, но выгляжу я отвратительно, а уж какой от меня исходит запах после трех месяцев заточения в темнице, лучше и вовсе не представлять.

Ему нравится? Серьезно? Да он точно поехавший извращенец. Секунду назад он сам насмехался надо мной, отвешивал ироничные комплименты, а теперь вдруг завелся. Нет, невероятный бред.

Я рефлекторно выгибаюсь в очередной попытке ускользнуть, разорвать стальные цепи удушающих объятий, но никакой свободы не получаю. Только прохожусь лоном по всей длине эрегированного члена.

Нас разделяет слишком мало ткани. Нас вообще слишком мало разделяет сейчас.

Я цепенею от противоречивых ощущений. Ненависть перемешивается с тем чувством, которого я совсем от себя не ожидаю. С ужасом ловлю себя на том, как мне хорошо.

Дура. Идиотка. После всего?!

Я раздраженно шиплю, злюсь на саму себя за такие предательские реакции, начинаю бешено вертеться, вырываться.

– Что? – усмехается Чертков, обхватывает мои запястья и вбивает в землю по обе стороны от моей головы. – На хуй заскочить не терпится?

– Ублюдок! – буквально выплевываю.

Я действительно хочу сейчас в него плюнуть, а еще глаза бы ему выцарапать. Наглые, бесноватые, горящие, точно адские угли. Но я ничего не успеваю сделать.

Чертков впивается в мой рот поцелуем, жадно сминает губы, вламывается внутрь языком, одержимо проходится по деснам, помечает каждую клетку, выжигает тавро обжигающим дыханием.

Он заставляет меня забыть обо всем. На миг, на долю секунды. Переносит в другую реальность, туда, где нет ни боли, ни слез. Нет жгучей отравы нашей ненависти. Нет горечи, пожирающей изнутри.

Я быстро трезвею. Вспоминаю, что он сделал со мной, до какого ужаса и отчаяния довел, как раздавил и разломал, вышвырнул подальше от себя.

Черт. Я была готова простить его. Почти простила. Тосковала, скучала. Когда услышала про его смерть, и правда сама чуть не перестала дышать.

А он? Что он сделал? Растоптал. Поступил похлеще своего проклятого братца. Тот предал, по собственной глупости повелся на безумные рассказы Маврина. А этот? Этот принял личное решение. Никто его не настраивал и не обрабатывал, не толкал на подставу. Он сам мечтал уничтожить меня, разрушить до основания. Сам!

Я разрываю контакт, освобождаюсь от его настойчивых губ, даже кусать не хочу, не желаю впускать мерзкую кровь в свой рот. Бешено мотаю головой, не позволяя ему снова вгрызться в меня неистовым поцелуем.

– Тошнит! – кричу. – Тошнит от такого урода как ты! Ясно? Не прикасайся ко мне. Отвали. Мразь. Как же я ненавижу тебя.

– И надолго запала хватит? – шепчет на ухо, прикусывает мочку, заставляя судорожно дернуться. – Киска горит. Мой хуй твою жажду за километр чует.

– Ты сдурел? – фыркаю, извиваюсь, пытаясь освободить запястья из плена. – Я скорее сдохну, чем позволю тебе снова взять меня.

Чертков отпускает мои руки, но я не способна сориентироваться и сразу дать ему достойный отпор. Мужчина действует слишком быстро и непредсказуемо. Он раздирает мое истрепавшееся белье в клочья, вводит пальцы в лоно.

Я захлебываюсь возмущенным воплем, а мои мышцы сокращаются рефлекторно, отзываются на вторжение тягучей судорогой.

– Пусти, – шиплю я. – Пусти.

– Размечталась.

Я бью его по лицу, кулаком по скуле врезаю. Один раз, второй. Пользуюсь своей минутной свободой по полной. Я так отчаянно хочу причинить боль. Вычеркнуть бы еще и отголоски остальных чувств, выжечь, стереть навсегда.

– Такая горячая, – выдыхает Черт в мои губы, никак не реагирует на град ударов, как будто совсем их не замечает и пропускает мимо. – Сочная. Тугая. Я успел забыть, каково это. Всаживать тебе по самые яйца, ебать до звона в ушах. Натягивать на хер, долбить до спазмов. Закачивать внутрь сперму, заливать тебя до отказа. Трахать грубо и грязно.

– Ты это и не вспомнишь, – мой голос пропитан ядом. – Я по доброй воле никогда не отдамся. Хочешь взять меня? Бери. Насилуй. Иначе ничего не выйдет.

– Опять скукота, – припечатывает издевкой. – Мы это проходили. Твой бойкот всегда заканчивался на первом же толчке моего члена.

Да? Самонадеянный ублюдок. Ладно, глупо отрицать, часть правды в его словах есть, причем значительная часть правды. Но… это ничего не означает. Я больше никогда не сдамся ему.

Я щурюсь. Шальная догадка обжигает изнутри. Навязчивая идея завладевает моим сознанием.

Я должна это попробовать. Обязана. Он точно поведется, купится на игру и потеряет хватку, пусть и на пару секунд. Этого хватит. Потом уже станет поздно.

– Ты перешел черту, Макс, – шепчу я, облизываю распухшие от поцелуя губы, знаю, мужчина наблюдает, знаю, этот трюк всегда безотказно на него действует.

– И что? – ухмыляется он. – Ты от моего хуя не откажешься. Течная сука. Весь твой мозг здесь. Между ног.

Черт трахает меня пальцами, будто в подтверждение своих слов, почти насаживает на руку, действует грубо и жестко, но при этом задевает такие точки, от воздействия на которые сладкие судороги моментально сводят живот.

Я больше не сопротивляюсь. Подаюсь и обмякаю под диким напором. Накрываю широкие плечи ладонями, словно случайно. Издаю порочный всхлип, мигом кусаю губы, как будто пробую сдержаться, поумерить пыл. А мои пальцы скользят вниз по мускулистой спине.

Отлично. Пора действовать.

Я выхватываю его пистолет, выдергиваю из кобуры, за долю мгновения перемещаю к животу и жму на курок, не раздумывая. Не целюсь, не представляю, куда именно попаду. Главное – первый выстрел. Потом разберусь. Нужно застать врага врасплох, использовать преимущество с максимальной пользой.

Я знаю, Чертков носит оружие. Совсем не удивляюсь, наталкиваясь пальцами на ледяную сталь. Остальное дело техники, справляюсь так быстро и ловко, что сама поражаюсь.

Но есть один затык.

Холостой щелчок. Выстрел не звучит. Пуля не вырывается из ствола. Вокруг царит мертвая тишина. Ни намека на грохот.

Я жму снова. Снова и снова. Неужели забыла снять с предохранителя? Нет, вроде действую верно. Тогда в чем проблема? Что именно пошло не по плану? Я сбиваюсь со счета, настолько много раз пробую исправить ситуацию.

– Ты это ищешь, принцесса? – елейным тоном интересуется Чертков, бросает на мою грудь обойму патронов.

Подонок. Он опять все рассчитал заранее, предугадал ход моих мыслей.

– Пора освежить твою память.

В мгновение ока пистолет выбит из моих рук, отлетает в сторону. Обойма отправляется в противоположном направлении.

Чертков разворачивает меня и ставит на колени, нагибает раком, срывая остатки одежды. После прижимается вплотную, расстегивает брюки.

– Ты моя шлюха, – заключает мрачно. – Шлюха дьявола.

Его пальцы обводят контуры татуировки, как будто заново оживляют боль, которую я испытывала при нанесении этого рисунка.

– Ты будешь жить, пока я этого хочу. Будешь послушно исполнять все мои команды. Превратишься в мое покорное домашнее животное.

– Обалдел? – истерически смеюсь. – Ты точно чокнулся, Максим Чертков. У тебя совсем не осталось мозгов, если ты веришь, будто я…

– Хочешь отомстить тому, кто тебя сломал?

– Да! – выпаливаю. – Тебе. Гребаный ублюдок. Ты сдохнешь от моей руки. Клянусь. Я свое слово держу. Ты поплатишься.

– Хочешь узнать, кто нанял Маврина?

– Что? – выдыхаю пораженно. – Ты о чем сейчас говоришь?

– Маврин был марионеткой. Все это время настоящий заказчик оставался в тени. Совсем другой человек заказал банкет.

– Ты… ты лжешь.

Выдаю и понимаю, что на самом деле Черткову нет никакого смысла лгать о подобных вещах.

– Урод организовал весь тот клуб, – продолжает Черт. – Действовал через Маврина, ему отдавал приказы, через него все вопросы решал, даже сценарии лично готовил. Маврин никогда не действовал по личной инициативе. Чужая подстилка.

– Тогда кто, – запинаюсь. – Кто был главным?

– Скоро узнаешь.

– Скажи, – требую. – Скажи мне.

– Нет, – отрезает холодно.

Горячий и твердый член вжимается в складки моего лона. Длинный, толстый, во истину исполинский. От такого тесного контакта плоти становится жарко и жутко.

Меня насквозь прошибает пот.

– Нам придется работать заодно, – чеканит Черт, клеймит тяжелым дыханием мой затылок. – Ты будешь очень покорной и любящей. Со стороны. Ради игры. На твои чувства мне наплевать.

– Я должна знать правду, если ты не объяснишь суть, то никакой работы у нас не получится, – заявляю я. – И главное – не надейся, что хоть раз трахнешь меня.

– Трахнуть? – толкается вперед, проходится по лону всей своей внушительной длиной, но вздыбленный орган внутрь не заталкивает. – Тебя?

– Отвали, – дергаюсь, пробую выползти из-под него. – Прекрати лапать.

– Ты себя в зеркало видела? – раздается саркастический смешок. – Бомжиху выебать приятнее.

– Да ну, – протягиваю с издевкой. – По твоему стояку и не скажешь.

– Во мне такое количество наркоты, что я могу и столб выдрать, – шлепает меня по заднице и резко отстраняется, поднимается, застегивает брюки. – Не бери на свой счет, детка. Не обольщайся.

Я оборачиваюсь, отползаю подальше от него, цепляюсь пальцами за траву, разглядываю своего противника.

Рот кривится в ухмылке. Глаза пылают. Лунный свет придает Черткову инфернальный вид. Он как будто выше стал и шире в плечах. Пока я гнила в подземелье, этот гад наверняка не вылезал из тренажерного зала.

А вообще, похоже, он действительно обдолбанный. Запах алкоголя не улавливается, но выглядит мужчина очень странно. Блеск взгляда нездоровый. Ну и да, очень вряд ли мой жуткий вид способен вызвать возбуждение даже у такого отбитого психопата.

– Отлично, – хмыкаю. – Я не расстроюсь, если ты наконец перестанешь тереться об меня своим мерзким отростком.

– Ты подурнела, – безразлично бросает Чертков, подходит ближе, хватает под локоть и рывком поднимает, чуть не выламывая руку. – Надеюсь, тебя подрихтуют и приведут в порядок.

Он запрокидывает мою голову назад, вплетая пальцы в грязные волосы, долго изучает лицо.

– Хотя вряд ли, – кривится мужчина. – Сойдешь за мою бабку.

– Какая же ты мразь, – усмехаюсь. – Я провела под землей три гребаных месяца. По твоей милости. А ты вроде и не торчал взаперти, но выглядишь омерзительно. Уродливая натура наружу поперла?

Черт ничего не отвечает, просто тянет меня за собой так быстро и стремительно, что я постоянно спотыкаюсь и подворачиваю ноги.

Его слова задевают. Очень сильно. Я понимаю, что не могла сохранить нормальную внешность в тех ужасных условиях, но красота всегда была моим оружием, чем-то привычным и само собой разумеющимся. А теперь? Что у меня осталось?

Пустота. Ненависть. Холод.

Глава 8

Чертков игнорирует мои вопросы, ничего не считает нужным объяснять. Он вообще мало со мной общается, сдает профессионалам. Его личный замок превращается в салон красоты, в элитный СПА-центр, где меня методично приводят в надлежащий вид в очень сжатые сроки.

Наняты исключительно женщины. Во всяком случае, для прямого контакта. Мужчины остаются вдали, в стороне. Но я скорее испытываю облегчение от такого разделения, чем напрягаюсь.

Помню свой первый вечер в замке, когда Чертков втащил меня внутрь, набросив на мои голые плечи свой пиджак. Слуги опасались изучать хозяйскую собственность открыто, но я все равно уловила в их взглядах самое мерзкое.

Жалость. Они все жалели меня. Там не было никакого намека на то, что я за долгие годы жизни привыкла видеть в глазах всех окружающих мужчин. Похоть. Желание.

Я выглядела отвратительно. Никакое зеркало не требовалось, достаточно было наблюдать за подобной реакцией на мое появление.

А если так теперь и останется? Я уже не была молоденькой девочкой, которой не требовался никакой уход. Три месяца без умывания, без крема, без масок. А уж если оценить климат в темнице, полное отсутствие света. Если честно, мне не хотелось знать, сколько морщин прибавила эта безумная встряска.

Началось восстановление.

Меня тщательно выкупали, отмассажировали, натерли различными маслами. Далее последовала стрижка. Маникюр. Педикюр. Депиляция. С моего тела удалили все лишние волосы. Позже появился врач. Женщина внимательно осмотрела меня, взяла анализы. На следующий день ждал визит стоматолога. К счастью, зубы оказались в полном порядке.

Я рискнула посмотреть на себя, когда осталась одна. Подошла к зеркалу и затаила дыхание. От увиденного глаза защипало.

Бабка. Так он сказал? Ну возможно, все было и не так плохо с учетом обстоятельств, просто я выглядела явно старше своих лет. Синяки под глазами, морщины в уголках. Глубокие линии прорезали лоб и складка на переносице отметилась гораздо четче.

Тюрьма никому не пойдет на пользу, особенна та, в которой я побывала.

А взгляд? Я ждала увидеть гнев, ярость, бурю эмоций, но вместо этого натолкнулась на глаза затравленного животного. Больная измученная зверушка, вот на кого я похожа.

Нет, так дело не пойдет.

– Я хочу на море, – прямо бросаю Черткову.

Он выгибает бровь и отрывает взгляд от экрана своего мобильного. На секунду. Ничего не говорит и снова изучает почту.

– Мне нужен свежий воздух, – выдаю я.

– Выйди на балкон.

– Это не то.

– Тогда в сад.

– Вокруг ограда. Я чувствую себя взаперти. До сих пор. Ты должен выпустить меня на волю, если хочешь, чтобы у нас получилось вместе работать. Иначе не пойдет.

– Вот как, – замечает вкрадчиво и отправляет телефон в карман, подходит вплотную ко мне, не прикасается, но давит мрачной аурой. – А может, надо напомнить тебе, что реально означает быть взаперти?

– Ты не посмеешь.

– Ход завалили землей. Замуровали. Стены темницы дополнительно укрепили. Теперь оттуда не выбраться наружу. Никому и никогда.

От его слов окатывает холодом. Воспоминания всплывают темным и ужасающим калейдоскопом. Кошмар оживает вновь.

Тянет взвыть от безысходности, упасть на колени и бормотать «нет, нет», вцепиться в ноги палача, униженно молить о пощаде.

Но я не должна показывать ему слабость.

– Я и оттуда выберусь, – говорю твердо. – Я всегда выбираюсь. Забыл? Мы с тобой из одного теста, Чертков. Факт.

– Тебе реально пора прогуляться.

– Верно, – киваю. – По морскому берегу. И пляж ведь недалеко отсюда. Так чего тебе стоит выбраться туда на пару дней? Будешь и дальше держать меня под присмотром. Куда я денусь? Мы же заодно, пока не расправимся с главным виновником.

– Хорошая попытка, – хмыкает и разворачивается на выход.

– Я выгляжу как жертва. Забитая и запуганная. Никто в здравом уме не поверит, будто между нами нормальные отношения.

Чертков не оборачивается, но останавливается на пороге.

– Ты нанял для меня врачей и косметологов, но ничего не поможет лучше моря и открытого пространства, залитого солнцем. Я точно знаю.

– Я должен отвезти тебя на курорт?

– Сам решай.

Я плохо представляю, в чем именно заключается замысел Черткова, но становится понятно, что важная часть – игра в романтику между нами. Почему? Это остается загадкой. Если я буду смахивать на жертву домашнего насилия, в нашу любовь не поверят. План не сработает.

Я практически не удивляюсь, когда мы покидаем замок на следующий день. Отправляемся к морю.

Душа ликует. Хочется подпевать песням, которые звучат в автомобиле. Невольно закусываю губу.

– Довольна, что веревки из меня вьешь? – вопрос Черта заставляет вздрогнуть.

Я смотрю в черные глаза и как будто проваливаюсь в зияющую бездну.

– Дурацкая шутка, – замечаю тихо.

– Факт, – возвращает мне мои же слова. – Но это же хорошо. Мужик обязан под бабу прогибаться. Так? Мы репетируем. Выходит удачно.

– Да уж, просто супер, – невесело усмехаюсь. – Только я понятия не имею о твоих намерениях и не могу тебе доверять.

– Ты хотела меня пристрелить.

– Ты бросил меня в каменный мешок.

– У каждого из нас свои недостатки.

– Точно, – складываю руки крестом на груди. – Например, ты больной ублюдок, для которого нет ничего святого. Я рассказала тебе о своих кошмарах в момент слабости, а ты использовал это против меня, подготовил дьявольский план.

– Когда?

– Ты серьезно? – поражаюсь. – Ты швырнул меня в темницу, прямо как мой отец, когда лечил от наркотической зависимости жесткими методами. Ты повторил худшие дни моей жизни, только еще сильнее это усугубил.

– Я о таком даже не думал.

– Издеваешься?

– Я хотел тебя грохнуть, – произносит с кривой ухмылкой. – Но отправил подальше. С глаз долой, из сердца вон.

– У тебя нет сердца.

– Валяй.

– Почему тянул? – спрашиваю и ощущаю, как мучительно сильно давит под ребрами от этих слов. – Убил бы сразу.

Черт поворачивается, смотрит на меня.

– Нет, не выйдет, – бросает он.

– Почему?

– Слишком сильно вросла. Отдирать придется. С кровью. С мясом. Только потом отправлю в расход.

Глава 9

Уже в отеле я понимаю, что у меня нет ни купальника, ни солнцезащитного крема. Просто вижу прямо в холле гостинцы несколько магазинов, которые торгуют подобными предметами и вспоминаю об этом.

Чертков молча протягивает мне карту. Первый порыв – отказаться, послать его куда подальше с подобными предложениями. Но я быстро осознаю: альтернативы не светит. Собственных средств у меня нет, а идти на пляж голой я не готова. И вообще, можно посчитать это все компенсацией за моральный ущерб.

Уж как он меня поломал. Пусть раскошеливается. Только даже всех денег мира не хватит, чтобы перекрыть вину Черткова.

Я захожу в первый попавший отдел, покупаю купальник, соломенную шляпу с широкими полями, крем для защиты от солнца, пляжное платье свободного покроя, сандалии. Не особо забочусь о выборе, хватаю то, что попадается на глаза и после поднимаюсь наверх в роскошном стеклянном лифте. Пока поднимаюсь, изучаю дизайн отеля. Все выглядит впечатляюще. Я успела отвыкнуть от шикарных интерьеров, но честно говоря, не особо-то по ним и скучала. Однако эстетическое удовольствие никто не отменял.

Я захожу в номер и сбрасываю одежду. Поспешно переодеваюсь. Хочется поскорее покончить с этим и броситься на пляж. Ведь из окна открывается невероятный вид, лазурные воды манят поскорее приблизиться, окунуться в прохладу, погрузиться в соблазнительную синеву. А воздух? Аромат моря опьяняет и одурманивает разум. Впечатление, словно нахожусь под кайфом. Жажду скорее нырнуть, пропитаться запахом соли, впитать свободу.

Море всегда меня вдохновляло, заряжало энергией и дарило неудержимую силу. Так будет и сейчас. Я верну свою красоту, уверенность. Я верну все, что у меня отобрали. Сердце забьется снова. Холодное, непреклонное.

Странное ощущение. По спине вдруг разливается жар.

Я оборачиваюсь и вижу Черткова.

– Какого дьявола ты здесь делаешь? – спрашиваю резко.

– Пускаю слюни на твои соски, – спокойно произносит он и сокращает расстояние между нами за долю секунды. – Зачетные. Торчком стоят.

– Отвали.

Я скрещиваю руки на груди и отхожу в сторону, поспешно надеваю верхнюю часть купальника, прикрывая тело.

– Ты говорил, я подурнела, сойду за твою бабку.

– Грудь нормальная, а рожу всегда можно прикрыть, – издевательски бросает он, продолжая пожирать меня голодным взглядом. – Хотя ты такая бледная, что на мертвеца смахиваешь.

– Вот и проваливай отсюда.

Он обхватывает мое запястье и прижимает ладонь к своему паху, заставляет прочувствовать силу возбужденного члена сквозь плотную ткань брюк.

– Сперва обслужи меня.

Хриплый голос пробирается под кожу. Опять. Неизбежно, безнадежно. Только я больше не позволю себя использовать. Скорее сдохну.

– Ого, – присвистываю. – И давно тебя привлекают старухи? Бледные трупы? Или нормальные женщины перестали давать? Теперь надо хоть куда-то присунуть?

– Злая сучка, – заключает сладко, опаляет жарким дыханием затылок. – Заводишь борьбой. Распаляешь. Прямо как я люблю. Продолжай.

– И я люблю тебя, Чертков, – выпаливаю нарочито сладко. – Изнываю от желания. Обожаю. Да. Слышишь? Обожаю представлять твой изувеченный труп в канаве. Клянусь, так ты свои дни и закончишь, сдохнешь в грязи, у моих ног.

– Отличный план, – хмыкает. – Но сначала я выдеру тебя в темноте. Раком загну и вставлю на всю длину. Буду ебать так, что голос сорвешь. И колени обдерешь – в кровь. Размажу. Раздолблю. Ты с моего хуя никогда не соскочишь. Покруче иглы держит.

Опять намек на мою зависимость. Наркотическую. И от него.

Ублюдок прав. Как всегда.

Я разворачиваюсь, чтобы дать ему пощечину свободной рукой, но мужчина легко предугадывает маневр и пресекает бунт.

– Подонок, – выплевываю ему в лицо. – Пошел прочь из номера.

– Мы живем вместе, детка. Куда ты, туда и я. Привыкай. Мы неразлучны. Идеальная пара влюбленных.

– Прекрати, меня сейчас стошнит.

– Согласен, восторга мало.

Я вырываюсь из его хватки, потому что он позволяет. Подхватываю вещи необходимые для пляжа и пулей выскакиваю из номера.

Жить с ним тут. Постоянно находиться в ограниченном пространстве. Я точно чокнусь от такого накала. Но вообще – еще поглядим, чья возьмет. Такая близость напрягает, однако дает шанс подразнить и довести врага до белого каления.

* * *

Я хмурюсь, изучая побережье. Это совсем не похоже на Средиземное море. Издалека, под напором эмоций я видела все вокруг иначе. Теперь осознаю явные и очевидные отличия.

Проклятье, даже не знаю, в каком городе оказалась. По дороге сюда была настолько напряжена от стычек с Чертом, что перестала следить за указателями.

– Простите, – обращаюсь к женщине, которая проходит мимо. – Как называется этот город?

Она смотрит на меня с удивлением.

– Сан-Себастьян, – пожимает плечами и проходит мимо.

Боже. Только теперь правда достигает разума.

Я снова смотрю вперед. Упиваюсь рокотом волн, разбивающихся о берег. Взгляд отвести нереально.

Это действительно не море. Атлантический океан.

Глаза щиплет. Приходится зажмуриться. Ветер слишком сильный. Да и морской воздух действует на меня странно. Еще привыкну, а пока…

В памяти всплывает старый разговор с Чертковым. Я признавалась ему, что никогда не видела океан вживую. Только море, причем это изрядно надоело, хотелось новых впечатлений. А еще я предлагала ему убить себя. Завершить возмездие. Дать мне возможность исполнить мечту, после устроить жестокую казнь.

Тогда Чертков молчал. Теперь привез сюда.

Может, это и есть его план? Нет никакого «главного виновника», никто не управлял Мавриным. Просто настало время меня уничтожить. Красиво. Отпустить навсегда.

Я криво усмехаюсь.

Ладно. Пусть так. В любом случае, давно пора окунуться.

Я направляюсь к воде. Сначала здесь очень мелко, но волны при этом высокие. Иногда окатывают чуть ли не с головой. Мощные, сокрушительные, прямо как удары коварной судьбы. Почти сбивают с ног, но я держусь. Прохожу все дальше и дальше. Отталкиваюсь от песчаной поверхности и рассекаю воду руками. Совершаю первый рывок вперед.

Океан поглощает мою печаль. Соль залечивает раны. Солнце слепит, поэтому слезы стекают по щекам, смешиваясь с прохладной водой, что плещется в лицо при каждом моем движении.

Наслаждение. Чистое, искреннее, ничем не замутненное.

Я стараюсь не заплывать слишком далеко. Держусь в безопасности. С удивлением отмечаю, как мимо проплывающий парень подмигивает мне.

Я возвращаюсь. По каплям собираюсь. Постепенно.

Теряю счет времени. Остаюсь в воде до тех пор, пока не замерзаю, пока тело не начинает сводить мелкая дрожь. Лишь тогда я снова выбираюсь на берег, открываю себя обжигающим лучам солнца, растягиваюсь прямо на песке и широко улыбаюсь.

Я чувствую себя живой. Снова.

– Сдурела? – пальцы жестко вплетаются в мои распущенные волосы, вздергивают, заставляя резко подняться. – Сука. Ты какого хрена столько торчала там?

– Что? – взвизгиваю и царапаю мускулистую руку ногтями, до крови раздираю. – Пусти, придурок.

– Утопиться решила?

– Размечтался! Даже не надейся так легко от меня избавиться.

– Тогда на черта целый час плескалась?

– Тебя забыла спросить, – фыркаю.

Он впечатывает мое заледеневшее тело в свое, горячее и раскаленное до предела, обдает неистовым жаром железных мышц. Странно, кажется, Черткову плевать на дорогой костюм, его совсем не смущает, что я вся мокрая.

– Дрянь, – рычит. – Ни на шаг не отпущу. Вырвалась на свободу и охренела.

– Чего взъелся? – передергиваю плечами. – Я отлично плаваю. Никогда не было никаких проблем.

Чертков молча уволакивает меня прочь.

– Нет, постой, я хочу еще, – пытаюсь вырваться. – Макс, я должна еще хотя бы раз окунуться.

– Хватит с тебя.

– Макс, прошу. Только раз и все. Больше ничего не нужно.

– Завтра, – отрезает.

– Почему? Разреши сейчас.

Больше никаких ответов. Черные глаза метают молнии, пальцы сжимаются с такой силой, будто жаждут переломать мои кости.

– Эй, парень, полегче с девушкой, – обращается неизвестный мужчина к Черткову. – Ты ей так руку сломаешь.

Я не успеваю ответить, что все нормально и мы сами разберемся с этим конфликтом. Бедняга получает удар в челюсть. Отправляется в нокаут.

– Что с тобой? – спрашиваю изумленно. – Какой бес в тебя вселился?

Никакого ответа не раздается. До самого номера молчание не обрывается ни на миг. Даже когда к Черткову обращается администратор, мужчина ничего не выдает в ответ. Вопрос решает один из его охранников-мордоворотов. А мы продолжаем путь в тишине.

– Приведи себя в порядок, – он заталкивает меня в ванную комнату и захлопывает дверь.

Такой разъяренный. Разгневанный. Причем взорвался на пустом месте. Какая ему разница сколько я плавала? Неужели и правда распереживался? Видно, боялся потерять ценную приманку. Надеется поймать кукловода. На меня?

Логичный ход. Другой причины не вижу. Только все равно странно. Мы должны изображать влюбленную пару. Для чего? Как подобная игра поможет поймать ублюдка, который все это безумие устроил? Слишком запутанно.

Я долго стою под упругими струями горячей воды, растираю задубевшую кожу и отмечаю, что пусть я и продрогла, ощущаю себя гораздо лучше. Предчувствие не подвело. Пара дней здесь – и я восстановлюсь.

Глава 10

Вечером мы отправляемся на прогулку. Чертков держит мою руку, не размыкает пальцы ни на миг и складывается ощущение, точно на запястье защелкиваются стальные наручники.

Здесь красиво. Маленький город. Уютный. Вокруг множество туристов. Жизнь бурлит, развивается полным ходом. Отовсюду звучит музыка. Уличные торговцы запускают в воздух сверкающие в темноте воздушные шарики, умело привлекая внимание детей, которые мигом начинают просить родителей о покупке.

Чертков заводит меня в один из тапас-баров. Это исконно испанская традиция: ходить из бара в бар, пробуя разные закуски, выпивать и общаться с друзьями. Тапас – и есть закуска. Такой едой трудно насытиться, поэтому люди посещают несколько заведений. Интересный подход, ведь получается, ты можешь попробовать всего понемногу.

Я чувствую голод, лишь стоит взглянуть на огромную стойку, заставленную подносами с различными закусками. В основном тут представлены разные виды морепродуктов, но вообще выбор огромный, на любой вкус подойдет. Есть горячие и холодные варианты тапас. Формы тоже представлены самые разные: маленькие бутерброды на кружках багета, канапе, тосты, брускетты. Иногда перед тобой оказывается просто кусок омлета или пирога, а иногда порция салата затейливо упакована в корзинку из теста. Здесь и хамон, и креветки, и крабы. Кальмары, вяленые томаты, оливки. Тунец, анчоусы, артишоки. От многообразия разбегаются глаза. Все сразу взглядом и не выхватить.

Моя тарелка наполняется за минуту, а на стойке остается еще много того, что хотелось бы попробовать.

Я набрасываюсь на еду с жадностью, которая поражает меня саму. Видимо, сказывается пребывание на свежем воздухе.

Вкусно. Безумно вкусно. Причем трудно определить, что лучше – закуски, тающие у меня во рту, или же ощущение свободы. И пусть воля ограничена, пусть создается исключительно видимость, иллюзия. Мне удалось выбраться. Во тьму не вернусь. Клянусь, Чертков обломает зубы.

– Простите, но у нас нельзя курить, – начинает официант. – Вы можете выйти на улицу и там…

Я только теперь замечаю, что Чертков вообще не брал тарелку, выпить себе не заказал, достал сигарету и дымит в потолок, наплевав на правила.

А официант замечает мрачный и тяжелый взгляд, застывает и замолкает, как будто на стену резко наталкивается. Есть что-то в глазах Черткова, что-то очень выразительное и до жути опасное. Такое, что мешает завершить фразу.

– Простите, – сдавленно выдает официант и спешит скрыться в гудящей толпе.

Но ничего нового не происходит. Этот мужчина на многих действует подобным образом. Смотрит и отбирает дар речи.

– Ты ничего есть не будешь? – спрашиваю и поднимаюсь, чтобы пройти за следующей порцией тапас.

Мужчина щелкает зажигалкой, подкуривает новую сигарету.

Действительно. Кто я такая, чтобы он мне отвечал? Буравит взглядом, даже не считает нужным слово произнести.

Я пожимаю плечами и отправляюсь изучать закуски. Не собираюсь портить вечер. Если представить, что Черткова здесь нет, то все получается просто отлично.

– Красавица, – мужская рука опускается на мою талию. – Такая девушка не должна оставаться одна.

Я поворачиваюсь и вижу незнакомого парня. Высокий, крепкого телосложения. Он довольно красив. Черные, коротко остриженные волосы, зеленые глаза, четко очерченные черты лица: прямой нос, выразительные скулы, мощная челюсть. И еще смахивает на коренного испанца, особенно с учетом характерного акцента, который прорезается в речи на английском языке.

Я улыбаюсь, но ответить вежливым отказом не выходит.

Лицо парня вдруг искажает гримаса дикой боли. Он буквально взвывает, падает на колени. Раздается хруст костей.

Больше никто не держит меня за талию.

Прямо по курсу возникает Чертков.

– Что ты творишь? – бормочу. – Отпусти его. Бедняга ничего не сделал.

– Ничего? – выгибает бровь. – Ублюдок трогал мое.

Чертков добавляет пару испанских ругательств, и отталкивает парня прочь. Никто не решается вмешаться в эту стычку. Люди прячут глаза.

– Сколько ты будешь вертеть задом? – мрачно бросает Чертков. – Мужики дуреют. Как звери чувствуют твою течку.

– Ты больной? – кривлюсь и отворачиваюсь.

Я накладываю в тарелку тапас и возвращаюсь за стол, очень стараюсь игнорировать своего тюремщика. Но это трудно. Гад опять усаживается передо мной, затягивается новой сигаретой и пожирает меня глазами.

Может, предложить ему пойти и познакомиться с кем-то? Или пусть шлюху снимет. Может, тогда его злоба отпустит? Хотя нет. Зачем подвергать женщин опасности?

Я расправляюсь с очередной тарталеткой, но мои пальцы перепачканы соусом. Облизываю их и вздрагиваю, ощутив горячую ладонь на бедре.

– Отпусти, – вцепляюсь в широкое запястье, пробую отстранить.

– Сама нарываешься, – хрипло заявляет Чертков. – Жопой крутишь. Хер зовешь. Так сильно тянет ебаться?

– Тебя, – шиплю. – Тебя – тянет. Ты уже совсем повернулся.

Странный механический звук заставляет нас одновременно посмотреть в одном направлении. К столику подъезжает мужчина в инвалидном кресле. Трудно определить его возраст, выглядит человек хорошо, на лице мало морщин, однако готова поспорить он не моложе моего покойного отца.

– Как удачно мы здесь встретились, – обращается к нам по-русски.

– Кто вы такой? – хмурюсь.

– Тот, кто хочет вам обоим помочь. Наказать настоящего преступника. Урода, который сломал ваши судьбы.

Такие признания напрягают. С чего бы вдруг столько доброты?

Лицо этого человека кажется смутно знакомым, при этом я понятия не имею, где могла его встречать. Очень давно. Безумно давно. Возможно, тогда он еще не находился в инвалидном кресле. По виду мужчина смахивает на одного из бизнес-партнеров отца. Вполне мог бывать у нас дома. Или я создаю теорию на пустом месте?

Продолжить чтение