Читать онлайн Полюса притяжения бесплатно

=1=

• Ты белый и светлый.
• Я, я тёмная, тёплая.

© Земфира «Маечки»

За стол с заметным опозданием подсаживается очередной гость. Яна беглым взглядом охватывает крепкое подтянутое тело, распахнутый ворот черной рубашки и массивный стальной браслет часов. Он молод, обеспечен и, судя по выдержанным несуетливым манерам, весьма самоуверен. И он мужчина. Одного этого достаточно, чтобы находиться за рамками ее мира.

Существуют причины.

Но всеобщее оживление за столом, веселые выкрики девушек и радушные приветствия парней каким-то обходным путем выталкивают Яну из безмятежности. Поднимая и скашивая взгляд, она бездумно направляет его к тому месту, которое занял незнакомец.

И замирает.

В голове Шахиной странно и незнакомо щелкает, будто запускается какой-то новый механизм. Без предварительных испытательных мероприятий. Сразу в непрерывный режим. Первая заминка в отлаженной работе сердца случается, когда парень машинально ловит ее внимание. Задерживается буквально на пару секунд, а потом его взгляд перескакивает на кого-то другого. Он улыбается и что-то говорит. Яна отстраненно вылавливает знакомые слова и словосочетания: «работа», «был занят», «вырвался ненадолго», «поздравляю», «всех благ» и «цейтнот».

Бесстыдно, с откровенным интересом разглядывая гостя, Шахина мысленно решает какое-то громоздкое уравнение, от которого ее аналитическое мышление дает сбой, и мозг едва не взрывается.

Как так случилось, что он собрал в себе все самое лучшее? Неужели реально такое сочетание красоты и мужественности? Почему его внимательный взгляд ощущается настолько пронизывающим, неудобным и одновременно чарующим? Почему от его безмятежной улыбки дрожат уголки ее собственных губ? Почему по комплекции он тот самый высокий и мускулистый идеал, которых Яна, как бывшая спортсменка, издали уважает? Почему у него нет каких-либо видимых недостатков? Кто создал этот совершенный баланс?

Он суров, когда перестает улыбаться. Но сейчас, в дружеской атмосфере, будто сытый хищник, расслаблен и мало на ком фокусирует внимание.

– А-а, Ян, ты же не знакома с Денисом? – спохватывается старшая сестра Шахиной. – Он из наших. Только динамил нас последнее время. Элиза, оцени, – обращается Марина к имениннице, на мгновение забывая о том, что собиралась представить Яне гостя. – Рагнарин ради твоего дня рождения вырвался из своего излюбленного золотоплатинового заточения.

– Я в шоке, Марин! Наверное, до конца вечера не отойду.

Парень на эти замечания лишь улыбается. Случается непродолжительная, но какая-то слишком неловкая для Яны пауза. Говорят о нем, а ей кажется, что смотрят все на нее.

– Так вот, Раг, – вновь оживляет публику Марина. – Знакомься, моя единоутробная младшая сестрёнка – Яна Шахина. Специально сразу объясняю, потому что ненавижу, когда путают понятия, называя нас сводными. У нас с Янкой одна мать и разные отцы. Эта степень родства – единоутробная.

Рагнарин не утруждает себя какими-либо замечаниями по этому поводу и положенными правилами этикета стандартными фразами тоже не обременяется. Лишь уточняет:

– И откуда эта сестра, такая взрослая, взялась?

Задерживает на Шахиной взгляд, и ей отчего-то тотчас становится невыносимо душно, хотя она уверена, что в зале клуба по-прежнему поддерживается стабильная и комфортная температура.

– Яна в Москве всего пару месяцев. Родилась и выросла в Турции. Сейчас – студентка университета Плеханова[1].

Денис снова смотрит на девушку. В этот раз еще чуть дольше задерживается. Шахина ожидает стандартных расспросов о гражданстве, отцовской линии, даже просьбы заговорить на турецком. Но он, очевидно, никогда не действует предсказуемо.

– Вы не похожи, – сдержанно замечает.

– Это потому что Янке больше повезло. Она ничегошеньки не взяла от нашей матери.

– Ну, хватит, Марин, – сдавленно выдавливает младшая сестра.

Из-за того, что она нервничает, слышен акцент.

– Р-р-р, обожаю этот голосок, – урчит, подражая ей, сидящий рядом Никита Бардин. – Скажи еще что-то, малышка. А лучше спой. Раг, как она поет! Мурахи по коже!

Шахина еще сильнее смущается. Тяжело сглатывая, вновь встречается взглядом с Рагнариным и чувствует, как щеки опаляет румянцем.

– Я не хочу, – просто отвечает она Никите.

– Малыш, даже твое «не хочу» звучит как «пожар»!

– Оставь в покое мою сестру. Я тебя предупреждала, Бардин. Яна не любит подобных шуточек. Ее по-другому воспитывали.

Прикрывая веки, Шахина делает медленный вдох, отмечая, как нервно трепещут крылья ее носа. Открывая глаза, снова безотчетно ловит пронзительный взгляд Дениса. И захваченного воздуха моментально становится мало.

– Пардон, солнышко, – легко просит прощения Бардин. – Не собирался тебя смущать.

А она все это время, словно загипнотизированная, не может оторваться от Рагнарина.

– Я в дамскую комнату, – касается ладонью ее колена старшая сестра. – Ты со мной?

Шахина молча поднимается и следует за девушкой. Марине исполнилось восемь лет, когда их биологическая мать Наталья Волош, находясь в отпуске, умудрилась выскочить замуж за турка Мехмеда Шахина. Бывший муж, отец Марины, крупный бизнесмен в страховой и финансовой сфере Игорь Савелян, без особых трудов и трепыханий отсудил у нее дочь. Вот она и поспешила, как сокрушалась после бабушка девочек, обзавестись новым ребенком.

Марине позволялось каждое лето навещать мать и младшую сестру в Турции. Но на весьма короткие промежутки времени – не больше двух-трех недель. И под неусыпным присмотром нянечки, которая лично Яне напоминала жесткого тюремного надзирателя. В остальное время сестры общались исключительно по видеосвязи. Не слишком близким выходило это общение, все-таки большая разница в возрасте сказывалась. Но какой-либо другой родни ни у одной, ни у другой девушки не было. Вот они и пытались как-то незримо держаться вместе.

Яна впервые увидела Москву и познакомилась с русской культурой чуть меньше шести месяцев назад, когда приехала поступать в институт. Хоть мать постоянно рассказывала ей о России, в реальности многое показалось девушке чудаковатым. А современные нравы – весьма сомнительными. Неудивительно, что отец до последнего противился ее временному переезду.

– Не советую, – коротко подытоживает рассеянные мысли Яны старшая сестра, едва за ними закрывается дверь уборной.

Шахина пожимает плечами и отводит взгляд, словно ей безразлично.

– Рагнарин – крупный зверь. Тебе такой не нужен.

– Мне вообще никто не нужен, – тихо замечает Яна, не поднимая глаз.

– Действительно. Учитывая твое положение и все остальное… Не стоит.

Младшая кивает. Регулирует смеситель и подставляет под него ладони, смотрит, как кожа от холодной воды медленно розовеет.

– Ему двадцать восемь, тебе – девятнадцать. Это большая разница.

Еще один кивок.

– Рагнарины – монополисты ювелирной отрасли. У Дениса в арсенале – холодная надменность и врожденная способность из всего извлекать выгоду. Он воспитанный и тактичный, но на подкорке себя выше других считает.

Третий кивок.

– Дядя Мехмед оторвет тебе голову.

Четвертый кивок.

– А Йигит…

– Я понимаю, Марина, – поднимая взгляд, Яна ненарочито растягивает «а» и глушит «р» на имени сестры.

Голос ломается, если его не контролировать, хотя всю свою жизнь Шахина говорит свободно на обоих родных для нее языках.

Напряжение немного стихает, когда они возвращаются.

На первый взгляд кажется, что Рагнарин поглощен беседой с Матвеем Олексевичем. Но едва Яна опускается на стул, его взгляд тут же обращается к ней.

И все приглушенные ощущения вырываются. Беспощадно усиливаются. Она настолько сбита с толку, что вновь теряет нить происходящего за столом и погружается в скованное молчание, которое вовсе не свойственно ее живому и энергичному характеру.

Денис отмечает, как девушка краснеет и, чуть оттягивая ворот блузки, опускает взгляд вниз. Странно, но в его груди что-то незнакомое, горячее и дребезжащее, бесконтрольно отзывается на это бесхитростное волнение.

Странно.

Яна Шахина невысокая, но стройная и фигуристая. Есть, что оценить, даже учитывая ее довольно-таки консервативный наряд. У нее очень длинные русые волосы и красивые черты лица. Но выделяют ее из массы глаза. Эмоциональные и горящие. Они притягивают. Пока другие разговаривают, Яна большую часть времени молчит, а глянет – сразу понятно, что думает по той или иной теме. Видимо, поэтому у нее имеется эта диковатая привычка прятать взгляд. Рагнарин не знаком досконально с турецкой культурой, но, вроде как, по первому впечатлению, там все давно цивилизованно и адекватно по отношению к современным мировым этическим нормам.

Ее движения необычные. Изящные. Плавные. Завораживающие.

Про голос и говорить не стоит. Пара слов, и действительно, по спине Рагнарина озноб спускается. Сексуальное сплетение звуков – низких, мягких, сипловатых и урчащих.

– Что-то ты сегодня потухшая, – доносится до него обращение Марины к младшей сестре. – Устала за неделю?

– Нет. Все в порядке.

– Спустимся на танцпол?

Девушки уходят танцевать, а Рагнарин продолжает разговор с Олексевичем.

– Ну, и как, Раг? Подписали франшизу с Германией?

– Даже распинаться не пришлось. Они сами оказались крайне заинтересованными нашим уникальным сплавом металлов.

– Слушай, отлично! Слава идет впереди вас, да?

– Типа того.

– А дальше, куда?

– В ближайших планах шведы, – сухо делится Денис. – Но они сами к нам. Хотят побывать на заводе, оценить, так сказать, энергетические мощности.

– Уверен, что впечатлите.

Рагнарин отстраненно кивает. Он тоже не сомневается.

Заметив пропущенный входящий, извинившись, поднимается и направляется к выходу. Идет на улицу, подальше от толпы и шума музыки. И по пути встречает в проходе Шахину. Она его тоже замечает. Не отводит взгляда. Когда они уже практически равняются, кто-то, словно умышленно, толкает девушку в спину, и она неожиданно налетает на Рагнарина.

Его будто током пробивает, когда Яна случайно прикасается губами к его шее, а ладонями вжимается в грудь. Слышит и ощущает ее короткий приглушенный вздох.

Однако, буквально сразу же, она отстраняется и, не глядя ему в лицо, начинает прерывисто извиняться.

– Прости. Я неосторожная.

Кожа Рагнарина загорается и искрит. По раскаленной спине сбегает холодная дрожь. Он бездумно прижимает девушку ближе, замечая, как ее лицо стремительно охватывает жар смущения.

– Все нормально? Не ушиблась?

Поднимая на него взгляд, Яна смотрит так, будто находится в неком изумлении.

– Все в порядке.

– Выйдешь со мной на улицу ненадолго? Я отзвонюсь. И провожу тебя обратно в зал.

Кивает и без каких-либо колебаний идет за ним к выходу. Замирает неподалеку, обхватывая плечи руками, пока Рагнарин набирает номер.

– Замерзла?

Отрицательно мотает головой. И снова смотрит так, словно погружается в него. Рагнарин не в силах разорвать этот интенсивный контакт, даже когда абонент на том конце провода принимает его вызов.

– Ты звонил, пап. Что-то срочное? Я слушаю.

– Хотел уточнить по поводу ужина с Гонтаревыми. Завтра, в семь. Ты же помнишь?

Обрывая зрительный контакт, отходит немного в сторону.

– У меня отмечено. Я буду.

– Мать волнуется, что я тебя загонял по заграницам. Вот прямо сейчас интересуется, не забыл ли ты русский? – хрипловато посмеивается отец.

– Не забыл, – машинально усмехается. – Мне уже идти нужно.

– Приятного вечера, сын.

– Доброй ночи.

Пряча телефон, снова смотрит на Яну. Она вздрагивает. И заметно напрягается.

– Все-таки замерзла?

– Немного.

– В зал? – выдерживает небольшую паузу. Слегка понижает голос, предлагая второй вариант: – Или домой?

= 2 =

• И звонили звонки,
• Через все позвонки.

© Земфира «Мечтой»

С того самого вечера с Яной творится что-то странное. Она пытается не думать о Рагнарине, но мысли сами собой сбиваются и мчатся в одном направлении. Все эти думы настолько чужеродные и непонятные, что попросту пугают ее. Они набегают бурными волнами в течение всего дня, обжигают теплом ее грудь, шею и щеки.

Особенно захлестывает перед сном. Тогда вот прям вообще никак не получается о чем-то другом думать. И дрема, как назло, очень долго не приходит. А в сновидениях – снова он.

Какая-то мистика!

Шахиной нужно концентрироваться на учебе. В ее семье очень важно получить хорошее образование. Главнее этого – только удачное замужество. Отец воспитывает ее в строгости, неоднократно повторяя, что думать о мужчинах девушке не пристало. Она и не думает. Точнее, не думала, подчиняясь негласному закону, что матримониальными вопросами в ее семье занимаются родители.

Наталье пришлось постараться, чтобы плюсы от учебы дочери в России перевесили минусы в виде непреоборимых предубеждений мужа о ее родине.

– У Айны русская кровь. Я хочу, чтобы она познакомилась с культурой моего народа, усовершенствовала язык, сблизилась с сестрой, получила достойное образование, в конце концов, открыла для себя что-то новое, перед тем как выйдет замуж и обзаведется детьми.

Мехмед Шахин скрипел зубами, устало растирал пальцами глаза и впадал в долгие немые раздумья. А еще он молился. О своем единственном ребенке, страх за которого подогревали пропаганда свободных нравов у русских и массовой распущенности их женщин.

Решающим фактором стало, вероятно, то, что Наталья за двадцать лет ни единого раза не дала усомниться в своей верности и преданности семье. Да и старшая ребенок, Марина, за время своего пребывания показала себя воспитанной девушкой.

В шумной и активной Москве Яна, как ни странно, чувствует себя комфортно. Ей интересно бывать в местах большого скопления народа и не задумываться о том, что какое-то ее настроенческое поведение кто-то посчитает непристойным.

– Ну, что ты решила? Пойдешь со мной на концерт? – спрашивает Шахину сокурсница Ксюша Луценко, с которой она подружилась буквально в первый день учебы. – Это крутая группа. Не послушаешь их, до конца Россию не поймешь, – улыбается, цепляя ее под локоть.

Занятия закончились, и они неторопливо шагают в сторону метро.

– Не знаю. Дороговато для меня, – честно озвучивает свои сомнения Шахина.

– Тогда я тебя приглашаю, мой юго-восточный друг!

– Нет. Так мне неудобно.

– Не выдумывай!

– Я не выдумываю. Меня учили, что так нельзя.

Ксения смеется.

– Ты всегда поступаешь так, как тебя учили?

– Вообще-то, да.

– Прекращай. Олды – вне системы. Будешь их слушать, все самое важное упустишь.

Яна, конечно, сама понимает, что в словах подруги посеяно зерно истины. Сколько она прожила под давлением родительских убеждений? Сколько раз сама глушила свои внутренние порывы бурных эмоциональных проявлений? Где еще, как не в Москве, она позволит себе быть собой?

Но принимать материальную помощь от постороннего человека, пусть и подруги, она, безусловно, не готова. Достаточно того, что Марина ей постоянно обновляет гардероб. Да, порой, такими вещами, в которых перед отцом Шахина бы не рискнула предстать.

– Знаешь, мне так нравится Осеев, – понизив голос, делится Ксения.

На эмоциях крепко стискивает ее предплечье. Шумно и взволнованно вздыхает. А Яне вдруг передается это ее волнение. Пульс ускоряется и гулко стучит в висках, рассеивая концентрацию. Ответно сжимая ладошку подруги, она смеется, поддаваясь безотчетной и безграничной радости.

– Расскажи мне, Ксенечка! Поделись!

– Только ты никому!

– Клянусь.

Луценко слегка откидывает голову и мечтательно закатывает глаза.

– Когда его вижу, у меня сердце замирает. И руки начинают дрожать, – говорит, захлебываясь эмоциями, и смеется. – Голос пропадает. И в голове пусто-пусто! Ничего нормального сказать не могу. А-а-а, это так мучительно и так приятно одновременно!

Распахивая шире глаза, Янка тоже хохочет.

– Никогда бы не подумала. Ты всегда такая серьезная, когда он подходит.

– Это я дышать пытаюсь. Концентрируюсь, – прыскает и краснеет.

– А ты ему скажи!

– Что? Ты шутить? Ни за что!

– Почему? Почему? – частит и смеется Шахина. – Симпатия – это же хорошее чувство, да?

– Ну, нет, я не смогу. Даже представить тяжело.

Яна кивает. И внезапно притихая, с какой-то щемящей завистью смотрит на мечтательную улыбку подруги.

– Ты свободна, Ксенечка. Никто тебя осуждать не станет. У вас великая страна, создающая равные условия между мужчинами и женщинами.

– Ну, если с этой стороны посмотреть… – протягивает девушка. – А тебе кто-то нравится? – спохватывается, замечая во взгляде Шахиной застывшую грусть.

Она не собирается лгать и изворачиваться. Здесь, с этим человеком, ей нечего стесняться.

– Да. Нравится, – голос выходит необычайно сиплым, словно она заболела.

– И? Что ты предпринимаешь?

– Ничего, – почти шепотом.

– Мне показалось, ты смелая.

Она смелая. Только эту черту характера ей, кроме как на спортивных соревнованиях, не позволяют проявлять.

– Мой родной город Арсин, если сравнивать с другими, которые я успела посетить в Турции и в России, мало европеизированный. По нашим понятиям, девушка может показать парню свой интерес разве только взглядом. Большее не принято и, несомненно, подвергнется общественному осуждению.

– Вот это да! Не предполагала, что все настолько печально. Напоминает средние века. А парни, как? Они могут проявлять симпатию?

– В случае парня, чтобы начались какие-то отношения, он должен прийти к родителям девушки и просить ее руки. При этом оценивать его будет не девушка, а ее родители.

– Дичь, простите!

Ксению разрывают эмоции.

– Это же немыслимо! Хорошо, что ты к нам приехала, – останавливается она и тормозит Яну, чтобы обнять.

– А давай так! – выпаливает Ксюша, отстраняясь и заглядывая ей в глаза с каким-то шальным азартом. – Я делаю шаг к Осееву, а ты – к своему. Кстати, расскажи мне, кто он. Кто-то из наших?

Лицо Шахиной заливает горячий и яркий румянец.

– Нет. Он знакомый моей сестры.

– Значит, он старше нас?

– Да.

Увлеченные разговором, не замечают, что стоят на середине подземного перехода, и всем прочим пешеходам приходится их обходить.

– Девочки, уберитесь с дороги, – выкрикивает одна из женщин.

Янка тут же бросается извиняться, только той нет до этого дела – она уже шагает дальше. А Ксения оттягивает подругу в сторону и требует продолжения.

– Я его один раз видела. Шесть дней прошло. А до сих пор в груди дребезжит, словно при девятибалльном землетрясении, едва позволю себе вспомнить.

– Вот это да… – впечатляется Луценко. Но все смазывает, неуместно проявляя свой интеллект: – Кстати, ученые считают, что землетрясения более сильные, чем с магнитудой 9.0, произойти на Земле не могут, – и, ойкнув, затыкается.

Выдохнув с весомым облегчением, Янка смеется. Обняв подругу за плечи, кружит ее и нескладно напевает:

– Так-то на Земле-е-е! А у меня-я-я-я в душ-е-е – мож-е-е-ет!

= 3 =

• Ты стоишь своих откровений.
• Я, я верю, что тоже стою.

© Земфира «Маечки»

Яна входит в «Aaron Blanc» и сразу же, вопреки многочасовым внутренним проработкам, ищет Рагнарина глазами. Ей становится перед самой собой стыдно. Но это стеснение гаснет практически мгновенно. Его затапливает разочарование.

Дениса среди уже хорошо знакомых Шахиной лиц нет.

Сегодня рядовая суббота, и их компания занимает меньший стол – низкий и широкий у углового дивана. Девушка подходит, улыбается и здоровается со всеми, прежде чем опуститься на диванчик рядом с Мариной.

– Привет, – шепчет та. – Как дела?

– Отлично. Много нового и интересного.

Старшая сестра слегка щурится и улыбается, оглядывая наряд Яны.

– Ты не заходила. Я ждала.

– Ты много работаешь. Не хотела отвлекать.

– Глупости, – отмахивается Савелян. – На этой неделе проходит выставка в галерее одного офигенного художника. Моего знакомого. Давай, сходим?

– А в какой день? – уточняет младшая, стараясь, чтобы ее незаинтересованность не выглядела слишком очевидно.

– Среда.

– Ну, давай.

– Мы, конечно, можем и в кино пойти, – понимающе улыбается Марина. – Но я считаю, нужно развиваться. Не настраивайся заранее скептически. Думаю, тебе понравится.

Яна кивает, как обычно, доверяя сестре. И тоже улыбается.

– Кстати, ты могла бы у меня погостить. Папа в Дублин улетел. Я одна буду целую неделю.

– Не очень хочется, – говорит прямо Шахина. – От Барвихи трудно добираться. Да и мне у вас не совсем уютно. Одна эта Нина Родионовна чего стоит, – морщится и передергивает плечами.

Савелян хохочет, откидываясь на спинку дивана.

– Я ей на эту неделю дам отгул. И буду тебя как мажорку на отцовском Гелендвагене подвозить в институт. А ты мне – пироги ваши печь.

Яна тоже заходиться смехом, но тут же давится воздухом, когда Никита ненароком выплескивает ей на колени коктейль. Липкая холодная жидкость быстро сбегает по внутренней стороне бедер, шустро ныряя под платье, и девушка вскакивает, чтобы она не добралась до белья.

– Прости, малыш. Хрен пойми, как так получилось… – басит Бардин, подавая ей салфетки.

– Все нормально. Не беспокойся, – промокает влагу на коленях.

– Ну, ты, Никитос, сам себя переплюнул, – возмущается Марина.

– Ничего страшного, правда. Я сейчас, – бросает Шахина на ходу, направляясь в сторону уборных.

Никаких критических последствий действительно нет. Чтобы убрать липкий стягивающий слой с бедер, она слегка смачивает бумажные полотенца под краном и осторожно протирает ими кожу. Проделывает так несколько раз, прежде чем удовлетворяется результатом.

Выбросив остатки бумаги в урну, машинально взбивает пальцами пышные волосы. Без укладки, которую Яна не стала делать из рациональных соображений по причине сырой дождливой погоды, они подскочили и свернулись естественными мелкими кудрями.

«Aaron Blank» – цивилизованное и культурное заведение, в котором следят за порядком и безопасностью. За два месяца Шахина привыкла к этому месту, узнает персонал в лицо и чувствует себя здесь вполне комфортно. Но, возвращаясь в зал, она старается ни с кем не устанавливать зрительный контакт.

Добравшись до стола, совершает глубокий шумный вдох, когда замечает в кругу приятелей Марины Рагнарина. Улыбается, безнадежно выказывая радость.

– Привет.

– Привет.

Все остальные люди в это мгновение теряют важность, и даже отделяющие их от интерьера краски, формы и выпуклости.

Смотрит и смотрит на Рагнарина. Впервые настолько зачарованная другим человеком, не находит сил оторваться.

Внутри нее начинается та самая волшебная девятибалльная тряска. Воздуха становится мало, его не принимают, выталкивают обратно эмоции. Тяжело надышаться. Трудно элементарно функционировать. Осязается простое безмятежное счастье и транслируется обществу именно это ощущение.

Рагнарин молча прослеживает ее мягкое приземление на диван.

Его взгляд – это не откровенный флирт. Он не улыбается и не подмигивает, как часто делают сокурсники Яны. Он, в принципе, не совершает никаких лишних жестов и движений. Интерес Рагнарина очевиден без всего этого. Его взгляд – это головокружительная стихия. Она захватывает. Гипнотизирует. Не отпускает. Охватывает тело жаром. Спускается по коже волнительным ознобом.

Шахиной банально трудно оставаться в рамках своего естественного поведения, чтобы на эмоциях не сорваться в переигрывание, либо же, испугавшись, на инстинктах не закрыться, как в первый вечер.

У Рагнарина, в отличие от нее, нет никаких границ.

Его к Шахиной словно энергетическим потоком несет. Обстановка в выбранном ими зале настраивает на дружелюбное общение, не нагнетает интимности. Но… Он смотрит на нее и ощущает безумное желание близости. Долгого, бурного и откровенного секса. Вот так вот, на глазах у непринужденно болтающей толпы друзей и знакомых, низ его живота наливается томительной и болезненной тяжестью. Впрочем, Рагнарин никак этому не препятствует. Смотрит на девушку и пролонгирует это возбуждение.

Платье удачно подчеркивает ее фигуру, деликатно обрисовывая все, что требуется – грудь, талию и бедра. Оставляет открытыми стройные загорелые ноги. Глубокий синий цвет ткани выгодно оттеняет ее насыщенные голубые глаза.

На Денисе тоже синяя рубашка. Шахина жестом указывает на нее и свое платье. Уголки его губ приподнимаются, а она, испытывая очевидный чувственный восторг, звонко и вместе с тем хрипловато смеется.

Красивая. Яркая. Свежая. Отзывчивая. Взрывная и шипучая, как шампанское.

Его внутренности судорогой сводит от непривычно сильных и неподкупных желаний. Они не хотят утихать и ослабевать под давлением принципиальных убеждений Дениса, который, казалось бы, всегда умел разделять эмоции по уместности и релевантности относительно ситуации.

К Яне склоняется Бардин, касается ладонью ее колена, тихо говорит что-то с весьма серьезным лицом, заглядывая в глаза, пытается удержать ее взгляд. Она качает головой и мягко убирает его руку. А внутри Рагнарина все равно что-то слишком бурно протестует. Грудь распинает на куски, включаются какие-то древние и дикие инстинкты.

– Сука, какие холода начинаются, – бросает Никита, обращаясь якобы ко всем и ни к кому конкретно. – Предлагаю до лютых морозов, как раньше, всей нашей дружной компашкой мотнуться на недельку на один из чудных островов в Карибском бассейне.

– Классная идея, – поддерживает Марина. – Только у меня раньше праздников не получится вырваться. Да и у Яны учеба…

– А ты как, Рагнар?

– Дел по горло. Новую линию запускаем. Но к концу декабря что-то подобное планировал.

– У тебя, блин, все строго по графику, – усмехается Бардин. – Секс тоже?

– Никита, – возмущается Маринка, а Денис щурит глаза и игнорирует вопрос.

– Слушайте, интересная мысль. У меня в декабре тоже получится, – поддерживает Олексевич.

А потом Элиза и еще несколько девушек из компании присоединяются.

Молчит только Яна. Она зациклена совсем на другом. Интуитивно понимает, что недостаточно понравиться такому, как Рагнарин, внешне. Однако надеется, что для удачного старта этого хватит. Ведь она обещала себе и Ксении «первый шаг». От одного лишь мысленного напоминания об этом в груди Яны жарко пульсирует предвкушение. Трудно усидеть на месте, выжидая удобный момент, не срываясь на решительные действия в ту же секунду.

Она не чувствует скованности и растерянности, как в вечер их знакомства. Точнее, эти ощущения в какой-то мере, конечно, тоже присутствуют, но другие, позитивные эмоции, все же их пересиливают. Она готова, она стремится разговаривать и выказывать свойственную ей природную живость, которая, как она надеется, в глазах Рагнарина отличит ее от милой пластиковой куклы.

Но в самый важный момент, когда девушки отправляются на танцпол, а парни выходят курить, и они с Денисом остаются наедине, в горле Яны встает ком.

Робея, она роняет взгляд вниз. Сначала видит, потом чувствует, как судорожно сжимаются в кулаки ее взмокшие ладони.

Вздыхает. Заставляет себя поднять глаза.

– Экономфакультет, значит? – встречает Рагнарин ее взгляд вопросом, будто только и ждал, когда она решится установить зрительный контакт.

– Да. Экономика и управление.

Боится новой паузы, поэтому продолжает.

– У моего отца своя хлебопекарня. Он рассчитывает, что я не спущу ее на ветер сразу после его выхода на пенсию, – мягко, чуть сипловато, смеется.

Рагнарин медлит, словно выдерживая относительную тишину вокруг них, чтобы послушать это ее хихиканье. А потом тоже смеется. И Яну захлестывает крайне волнующее смущение. Этот трепет, словно упоительная катастрофа, остановить которую не возникает никакого желания.

– И как успехи в учебе? Нравится?

Слышит его голос, будто сквозь толщу воды, настолько шумит в висках пульс.

– Пока да. Очень.

Улыбается просто потому, что не может контролировать свою мимику.

– Живешь где? У Марины?

– Нет. Снимаю квартиру. Одна живу, – слегка хмурится на этих словах. – Так папа распорядился. Он не любит кого-то стеснять.

Рагнарин никак не реагирует на это признание. И она решается проявить ответную инициативу, чтобы как-то продлить разговор.

– А у тебя есть братья или сестры?

– Нет.

Она кивает. Лихорадочно ищет дополнительные и уместные темы.

– Живешь тоже один?

– Один.

– Много работаешь? Я слышала.

– Да. Так и есть.

– А родители?

Его брови слегка дергаются, приподнимаясь.

– Они тоже много работают.

– Знаешь, – взволнованно выдыхает Шахина. – У нас принято задавать такие вопросы, когда хотят узнать человека. О семье, о близких, интересах…

– У нас тоже.

– Ну да… – она снова прячет взгляд, но тотчас возвращает и смотрит очень решительно. – Спроси у меня о чем-то. Что тебе интересно? Потому что я не знаю, о чем еще у тебя спросить.

Рагнарин сглатывает и глубоко вздыхает. Испытывает желание взять ее за руку, чтобы просто успокоить. Но в тот момент еще не уверен, приемлемо ли это для нее. Понимает, что рамки устанавливает Яна. Его же задача, как мужчины, как лидера в отношениях, расширить их максимально комфортно, чтобы она не испугалась и не пошла на попятную.

– Как зовут твоего отца? Какое у тебя отчество? – интересуется первым, что приходит ему в голову.

– Яна Мехмедовна Шахина, – старательно выговаривает она. А затем вдруг сбивает всю его хваленую сдержанность, добавляя со смехом: – В моих венах течет кровь османских завоевателей. Готовься защищать территорию.

– Тебе нужна моя территория? – усмехается Рагнарин, ощущая масштабное жгучее покалывание под кожей.

В следующее мгновение они оба смеются, но легкости в этом смехе мало. Пространство между ними будто электризуется и искрит.

Особенно когда Яна с тем же дерзким шутливым заигрыванием выдыхает:

– Мне нужен ты.

Обычно в жизни Рагнарина сближение – это управляемый процесс. Шахина же, не имея никаких очевидных навыков, имеет смелость соревноваться с ним. И в какой-то степени ей удается застать его врасплох и спровоцировать секундную вспышку потери контроля.

– Жду твоего хода, султанша. Но первый все же будет моим, – приглушенно и уже без тени улыбки произносит Рагнарин.

Она в тот же миг стесняется, краснея как маков цвет. Теряя слова и возможность как-то по-иному проявлять свои чувства, молча наблюдает за тем, как он берет со стола ее телефон и делает дозвон на свой.

– Готовь сказки, Янка. Посмотрим, кто кого приболтает.

= 4 =

• Какая острая неслыханная боль,
• Какое странное желание упасть.

© Земфира «Река»

Вопреки своей природной смелости, в зоне влюбленности Яна чувствует себя дезориентированной. Ее настроение становится изменчивым и каким-то абсолютно нерегулируемым.

А он все не звонит.

Словно умышленно испытывает ее, подбирая под себя. Сорвется ли? Выдержит? Готова?

Ожидание – беспомощная, неполноценная, вынужденная мера. Шахина концентрируется на учебе, общении с друзьями. По своей открытой эмоциональной натуре она ко всем быстро прикипает, всех сердечно любит, обо всех переживает, всем помогает. Смеется, болтает, рассказывает о некоторых обычаях своего народа, дотошно расспрашивает всех и каждого о российских традициях, формируя свое собственное собирательное мнение о родине матери.

Но мирской баланс уже нарушен.

Звезда пылает. Она готова сорваться. Сгореть в полете.

Вечера и ночи Шахина проводит с сестрой. Они много шутят, смотрят и пересматривают культовые советские фильмы, болтают обо всем на свете. Кроме того, кто по-настоящему занимает ее мысли, к кому ее тянет с незнакомой и невероятной силой.

Разве тут важны правила? Разве нужны особые слова? Разве существуют границы?

Рагнарин звонит через пять дней.

– Хей-хей! Привет, – старается звучать нейтрально, но сама слышит, что голос дрожит.

– Привет, Яна. Чем занимаешься?

– Еду с учебы домой. Уже поднимаюсь из метро.

Надеется, что это сообщение оправдает дребезжание ее голоса.

– Значит, сегодня никаких больше завоеваний? – слышит в его голосе улыбку.

И краснеет.

– Есть предложения?

Втягивая губы, затаивает дыхание в ожидании его реакции. Зачем-то же он ей звонит…

– Есть. Как насчет ужина? Я бы мог забрать тебя в районе семи.

По ее спине ползут мурашки. Она едва не роняет из рук телефон.

– Эмм… Да, можно, – соглашается, радуясь тому, что после вчерашней выставки решила остаться в городе.

– Отлично. Сбрасывай адрес.

– Хорошо. Сейчас.

– До вечера, Яна.

– До вечера.

В половине шестого, со своей обычной пунктуальностью, звонит по мессенджеру отец. Они обмениваются немногочисленными новостями и делятся настроением. У Янки оно приподнятое, что не упускает из виду мама, прицокивая и охая.

– А что у тебя, доченька? Наверное, оценку хорошую за доклад получила? Вот не зря засиживалась допоздна. Я тебе говорила, Бог трудолюбивых вознаграждает.

– Да, мам. Высший бал.

– Ну и славно! Умница наша!

Отец Яны хорошо понимает русский и даже вполне нормально говорит, но не любит, когда дочь и жена при нем общаются на каком-либо другом языке, кроме турецкого. А уж упоминания православного Бога воспринимает как профанацию собственной веры. Шикает и машет руками, словно они куры, влезшие на его огород.

Чтобы охладить отца, девушка тотчас переходит на турецкий, без пауз забивая эфир. Спрашивает рецепт его фирменного пирога и сама же перечисляет ингредиенты, как будто мимоходом уточняя, все ли она правильно помнит. Мехмед добреет, хвалит дочь, подробно расписывает процесс приготовления, и ей удается мирно свернуть беседу.

После душа Шахина сушит волосы и наносит на лицо легкий макияж. Долго выбирает, что надеть, так как ноябрь в Москве не радует погодой, а ей так хочется выглядеть красиво. Изнутри ее все еще потряхивает, а с губ не сходит улыбка, пока она перебирает вещи, вспоминая наставления Марины. Надевает красные брюки, которые на ней выгодно смотрятся, и мягкую нежно-зеленую кофточку. Наряд вполне универсальный, куда бы они ни пошли.

Последнее ей, в целом и в частности, без разницы. В какие бы медвежьи углы Рагнарин ее не завел – вообще неважно. Лишь бы с ним.

В семь он, как и договаривались, делает дозвон. Грудь Яны растревоживает новая волна нервной зыби. Она старается не спешить. Покидая квартиру, двигается с разумной скоростью. Но лифта все же не дожидается. Сбегает по ступеням. Распахивает двери и едва не налетает в полумраке на Рагнарина.

Смущается и смеется. Отступает на пару шагов назад. Выдерживает его взгляд. Ей нравится, как он на нее смотрит. Серьезно, без тени улыбки. Но очень тепло, в какой-то степени опаляюще. Он смотрит так, словно она самая красивая на всем белом свете.

– Привет, – обращение выходит вместе с шумным вздохом.

– Привет, завоевательница.

Денис проводит ее к сверкающей в свете уличных ламп черной машине, открывает дверь и ждет, пока она устроится, прежде чем закрыть. Когда он занимает водительское место, Яна смотрит на него и ловит себя на мысли, что они пересекают первую незримую черту. Она никогда не находилась в автомобиле наедине с мужчиной. Даже с Йигитом. Ни с кем, кроме отца.

В каждом движении Рагнарина скрывается сила. Он сосредоточен на дороге, но вместе с тем, действуя слаженно и уверенно, умудряется удерживать ее внимание.

– Ты с работы? Как прошел твой день?

Именно так, последним вопросом они с матерью привыкли встречать отца. И тут Яна позволяет себе действовать по знакомому макету.

Направляя в ее сторону взгляд, мужчина слегка усмехается, но поддерживает ее попытки завести разговор.

– Хорошо. Как у тебя?

– Хорошо – это прекрасно. Но, прости, как ты вообще жил без меня? Все эти дни? Целый день сегодня? Как у тебя получилось? – со смехом возмущается девушка.

Рагнарин хмыкает в ответ на ее шутливые претензии и тоже смеется.

– Честно? Думал о тебе, Янка, – задерживает на ней взгляд. – Много.

И у нее в груди становится так горячо. Сердце ходит разлаженно: то слишком сильно перегоняя кровь, то, как будто забывая о своей функциональной направленности, делает тягучую паузу.

Не переставая улыбаться, она отворачивается к окну и оставшуюся часть дороги сидит молча, перебирая каждое слово из тех двух коротких фраз.

В ресторане, который для них выбрал Денис, царит богемная и, тем не менее, довольно уютная атмосфера. Несмотря на разделенные зоны отдыха, в зале шумно. Приглушенное освещение разбавляют плавно гуляющие разноцветные блики софитов.

Яна мало ест. В нее попросту не лезет. Она много болтает. Говорит полнейшую ерунду, но Рагнарин улыбается, и она чувствует себя невероятно счастливой.

– Я люблю петь. Очень люблю! Я мечтала, Боже, я так много мечтала петь на сцене! Папа… – берет небольшую паузу, но, отрешившись от любых негативных эмоций, продолжает улыбаться Денису. – Я никому даже говорить не смела. Папа бы никогда не позволил. Тихо мечтала. Тайно, – вздыхает.

– Скрывать свои мечты – шаткая позиция, если хочешь чего-то добиться, – замечает он.

А Шахину захватывает грусть.

Такая сила слышится в его словах и читается во взгляде, которой нет внутри нее. И, вероятно, не будет никогда.

– Да. Я понимаю. Не знаю… – вздыхает, опуская глаза. Смотрит на скатерть, на которой, в общем-то, нечего рассматривать. Она однотонная. – Я такая наивная. Делаю то, что мне говорят, а сама жду, что моя мечта без меня победит.

На глаза наворачиваются слезы, но она улыбается. Светится, словно до сих пор в это трепетно и неустанно верит. Задирая подбородок, смотрит в потолок. Издает хриплый смешок. Качает головой. И под его внимательным взглядом переключается на другую, более безопасную тему:

– Я люблю море. И небо. Там, где я родилась, счастливое небо и радостное море. Да, именно так. Там, на берегу, глядя в небо, можно кричать. Можно выкричать все-все свои чувства. Небо все принимает. Небо всех любит.

Рагнарин смотрит на нее. И его сознание простреливает четкая и упорная мысль:

«Какая она, Янка, неземная…»

В шумной и жадной массе людей она словно заблудившийся солнечный луч, который скользнул в глубокую тень. Яна не боится казаться смешной или глупой. Она живет лишь тем, что у нее внутри, не принимая негатив извне.

– Расскажи мне что-нибудь? – просит девушка. – Что ты любишь?

– Так, как ты, вероятно, ничего.

Рагнарин все видит намного проще. Не так, как описывает она.

– Ну, хоть что-нибудь? Нет? – просит с присущей ей смесью наивности и игривости. – Нет?

Сжимая губы, он качает головой.

– А хочешь, я тебя научу? По-другому научу смотреть? – загорается идеей Янка.

– Научи.

– Смотри… – подскочив, тянет Дениса за руку к панорамным окнам. – Смотри, смотри, смотри… – прижимаясь к его плечу, показывает ломящуюся в окно полную луну. Вероятно, ресторан занимает выгодное географическое положение, потому как она кажется большой и близкой. – Представь, – понизив голос, с замиранием, практически шепчет ему на ухо Шахина. – Представь, что там сейчас происходит…

Там ничего не происходит. Это абсолютно неблагоприятное для жизни место. Луна лишена атмосферы и магнитного поля, ежедневно подвергается солнечному и космическому излучению. Рагнарин все это знает, но все равно закрывает глаза и идет на мурлычущий голос Янки, как на новый достоверный источник познания.

– Представь, как солнце отражается от ее поверхности. Это, должно быть, очень-очень красиво. Луна сверкает, словно бриллиант. Настолько мощно, что преодолевает сотни тысяч километров и дарит этот чудесный свет нам.

Ее голос обрывается. Остается лишь теплое прерывистое дыхание, от которого у Дениса по коже ползет дрожь.

Поворачиваясь к девушке, он без какой-либо предварительной моральной подготовки притягивает ее за талию к себе вплотную, разрушая все ее наивные ожидания. Смотрит сначала на губы. Затем, проверяя реакцию, поднимается к глазам. То, что подсознательно она согласна, чувствует. А вот готова ли?

Медлит, давая ей возможность привыкнуть к контакту с его телом. Знает, что и это для нее ново.

В глазах Яны отражается шок. Ее ресницы начинают дробно и разлаженно трепетать. Дыхание стремительно ускоряется. По щекам и скулам ползет румянец.

Вокруг них плотными потоками несется гомон людских голосов и прочий ресторанный шум. Но он внезапно словно глохнет. Слышит лишь стук собственного сердца. Оно отбивает внутри него гулкий и частый ритм.

Склоняется к Шахиной ниже. Касается лбом ее переносицы. Прикрывает глаза. Вдыхает ее запах. Знакомится с ним, с теплотой и нежностью ее кожи. Ощущает, какая она, Янка, кипучая, трескучая, крайне чувствительная.

Потерянная во всех этих ощущениях, еще не знающая, как дать им выход. Она не понимает, что должна делать, чтобы ослабить бушующее внутри нее пламя. Но, закрывая глаза, доверяется, готовая пережить с ним любой ураган.

Губы Дениса скользят по щеке девушки к губам. Она вздрагивает, вцепляется в его предплечье руками, замирает, покрывается мурашками.

А потом… Звонит Янкин телефон, и ее будто штормовой волной размывает. Она отстраняется. Извлекая из брюк смартфон, смотрит на дисплей и задыхается в панике.

– Мне срочно нужно домой. Очень срочно!

= 5 =

• В эти минуты падает небо…

© Земфира «Так и оставим»

На протяжении всего обратного пути между ними сохраняется гнетущая тишина. В тот момент все их национальные и этнические различия, их очевидная полярность встают между ними. Разделяют, словно Берлинская стена.

Яна не смеет даже смотреть на Рагнарина.

Скупые и какие-то по-особенному горькие слезы обжигают ресницы, но она упрямо смахивает их и, давясь переживаниями, смотрит в окно.

Страх сминает ее смелый энергичный дух. Знобит. Ходуном ходят на коленях сжимающие смартфон руки.

Почему отец звонит так поздно? Что она ему скажет? Как объяснит, почему не отвечала?

Третий звонок.

Стискивая телефон, умоляет его заглохнуть. Но мелодия стихает и через несколько минут вновь возобновляется.

– Может, объяснишь, что происходит? – Рагнарин ловит ее за локоть, не давая добраться до подъезда. Смотрит, очевидно, пытаясь хоть что-нибудь понять. – Кто звонит? И почему ты так реагируешь?

Яна тяжело и прерывисто выдыхает. Не в силах выдавить из себя ни слова, потерянно мотает головой. Все слова и чувства заблокированы в груди, будто зажаты тисками.

Ничего не получится. Ничего.

Все, что ей удается уронить – вздох горького сожаления. Смотрит в прищуренные глаза Рагнарина с острой душевной нуждой. Ищет в их теплой темноте свое отражение.

«Видишь?»

«Чувствуешь?»

Нет. Он не впускает ее.

– Ты не поймешь. Ты уже меня отталкиваешь… А я сейчас не могу говорить. Правда, очень нужно домой.

Ему все это не нравится. Ее поведение действительно не поддается доступным его пониманию логическим объяснениям. А Рагнарин, по факту, не терпит иррациональных поступков.

– В двух словах? – дает ей последний шанс.

Она жмурится и вновь мотает головой.

– Прости.

Вырывая руку, торопливо направляется к подъезду.

Он уходит. А она на полпути разворачивается. Смотрит ему в спину.

«Неужели это конец?»

«Нет же…»

Отчаянное сопротивление перекраивает дыхание. Залитое кровью сердце, будто на амбразуру, упорно и самоотверженно толкается между ребер. По спине слетает ледяной озноб.

Сдаться? Позволить ему уйти?

Осознает, что больше Рагнарин не придет. Не позвонит.

Чувствует.

Холодно. По коже волна за волной прокатывается муторная дрожь.

Не хватает смелости. Не хватает слов. Не хватает сил. Не хватает опыта.

Не хватает…

Душа трещит, не справляясь с необъятной мощью разыгравшегося внутри нее сражения любви и воспитания.

«Любви…

«…и воспитания…»

«… любви…»

Она же понимает, насколько Рагнарин горделивый. Это не напускная, искусно взращенная общественным положением и статусом, манера поведения. Это выдержанное внутреннее качество.

Он уходит спокойно и уверенно. Не оборачиваясь.

Сердце Яны разлетается на осколки. В порыве самого высокого скачка душевной агонии она находит в себе силы двигаться. Рисует шагами кривую в неизвестность. Интуитивно ощущает необходимость оставить Рагнарину какие-то крючки, за которые он бы зацепился и не смог не вернуться.

Окрикивает.

Он останавливается. Но не оборачивается. Медлит. Мучительно медлит.

Когда же все-таки разворачивается, Шахина уже по инерции налетает на него. Тянется на носочках. Обвивает руками шею. Прижимается изо всех сил.

Губами к губам.

И когда небо обрушивается на землю, они проваливаются просто под лед. Чувства, вырываясь из плена разума и осознанности, разлетаются вокруг них. Захватывают. Кружат их в сумасшедшем водовороте.

А ведь это даже не поцелуй.

Чувственный напор плоти. Отчаянный. Болезненный. Судорожный. Трепетный. Передающий Рагнарину мощный эмоциональный поток. Именно он, словно ураганный ветер, на одно мгновение сметает все его непоколебимые взгляды и принципы. Размазывает его природную холодную стойкость. Взрывает изнутри.

Но стоит ему тронуть руками талию девушки, она отрывается. Замирает на расстоянии дыхания, пробираясь внутрь него умоляющим взглядом. Настолько пронзительным, что оттолкнуть его Рагнарин не способен.

Не отражает. Принимает.

Она уходит. Но не отпускает.

Расстояние растягивает связывающую их нить притяжения, но не разрывает.

Рагнарин стоит, словно примерзший к тротуару. Слушает, как гулкими ударами, выбивая ребра, отходит сердце. И понимает, что ни хрена в его жизни уже не будет прежним.

* * *

Ее метания по квартире со стороны, вероятно, выглядят лихорадочно. Разбросав в прихожей обувь, она несется в гостиную. Сваливает на диван пальто. Кофточку стягивает по пути в ванную. Накрывает плечи банным халатом, машинально стягивает полы, переплетает пояс. Умыв лицо горячей водой, оборачивает полотенцем волосы. Вернувшись в гостиную, дает себе двухсекундную передышку.

Набирает отца по видеосвязи.

Он оглядывает ее внимательнее, чем обычно, прежде чем Яна успевает с выверенно-медленными интонациями пояснить, что, ощутив сезонную слабость, долго принимала ванну.

Мехмед недовольно поджимает губы, но, к облегчению дочери, покровительственно принимает ее объяснения.

– Что-то случилось, папа? Почему ты звонишь так поздно? У вас же все хорошо? Как здоровье? С мамой все в порядке? С тобой? – разговаривая на турецком, впервые чувствует себя кем-то другим.

Не собой.

Даже голос наполнен какими-то неосознанными подобострастными нотками. Льстит отцовской гордости. Пытается угодить поведением.

Для этой турецкой девочки Рагнарин чужой, далекий и недосягаемый. Нереальный.

– Что за вопросы, дочка? Аллах, Аллах! Я что, не могу позвонить своему ребенку? – прищелкивает языком Мехмед, но, видя ее беспокойство, значительно добреет. – После ужина пришлось возвращаться в пекарню. Сломались сразу две печи. Провозился с рабочими несколько часов. Пришел домой, сердце растревожилось. Думаю, дай позвоню дочке, узнаю, все ли у нее хорошо?

– Ах, как прискорбно, отец! Пусть Аллах помогает.

– Спасибо, дочка. Уже все починили.

– А мама спит?

– В кухне хлопочет, ты же ее знаешь… Закрытие сезона гранатового варенья, – усмехается отец.

– Ну, да… Пусть Аллах помогает.

– Раз у тебя все хорошо, не буду задерживать. Отдыхай. Помни, что на тебе большая ответственность, мое доверие и все надежды.

Последние фразы она знает наизусть с детства. Слышала их миллионы раз. Но именно в этот момент они – будто выстрел в голову.

– Да… Доброй ночи, папа.

– Сладких снов, дочка.

* * *

Войдя в квартиру, Рагнарин направляется сразу в кабинет. С гулким грохотом бросает на стеклянную поверхность письменного стола ключи. Достает из нагрудного кармана телефон. Медлит, взвешивая его на ладони, прежде чем опустить на столешницу.

Снимает пиджак. Аккуратно вешает его на спинку кресла. Вздыхая, растирает ладонями лицо.

Пересекает кабинет. Замирая у высокого арочного окна, трогает пальцами черную металлоконструкцию. Упираясь, перекладывает на ладонь практически весь свой вес. Опускает взгляд вниз.

За стеклом фасадный карниз засыпает первый робкий снег. Луны не видно. Небо затянуто темнотой.

Внутри Рагнарина тоже темно и горячо.

Приглашая Шахину, он не строил никаких особых планов. Ему нравились ее непосредственность и умение говорить, что думает и чего хочет. Этого было достаточно, чтобы развивать отношения в определенном ключе.

А теперь? После этого звонка и ее странного поведения?

Нужна ли ему Шахина? Где она? Где он? Есть ли необходимость в их общем «вместе»? Есть ли? Зачем?

В его жизни каждая минута имеет значение. Сегодня он на Яну, так хотелось ее увидеть, и вовсе истратил целый прайм-тайм[2]. Позади, на столе, лежит договор франшизы, который Рагнарин должен проверить и утром выслать шведам. Время близится к началу нового дня, а он в старом застрял.

«Как ты жил без меня? Все эти дни? Целый день сегодня? Как у тебя получилось?»

Циферблат трескается. Время останавливается. Мыслями к ней возвращается.

Решать нужно незамедлительно. Идти дальше? Или оставаться в этом состоянии и позволить развиваться тому, что он, похоже, не способен контролировать?

Нужно ли Рагнарину это?

В его руках незримая мощная сила. При желании, он может воздействовать на экономическую, социальную и политическую системы всего государства. Стоит лишь толкнуть платформу, задать ей определенное направление. У «RAGNAR» в арсенале весь оружейный потенциал. Но это оружие, которым нельзя размахивать на понтах, если не собираешься сразу же пустить в ход.

Так же и в отношениях. Он, мать вашу, просто не имеет права действовать необдуманно.

Нужна ли ему Шахина? Сейчас, когда выясняется, что это не окупится банальной сексуальной связью? Когда становится понятно, что будет непросто? Когда, в общем-то, мало что можно получить в обмен на свои собственные ресурсы?

Рагнарин привык принимать решения, которые несут весомые результаты. На его плечах ответственность перед родителями, которые когда-то создали ювелирную империю. Перед людьми, которые вкладывают в этот эмират свой труд. Перед самим собой, в конце концов, перед тем, во что он верит.

Он с чем-то борется. С чем-то внутренним и глубоким. Вот только с чем? Нужна ли ему эта борьба? Нужна ли ему эта мозгодробильная неземная Янка?

Дикость, но даже если кто-то со стороны расстарается и поставит ему диагноз, Рагнарин ни хрена не поймет.

Она же, будто чувствуя, что решается ее судьба, присылает сообщение.

Яна Шахина: А если ради меня?

Мало что понятно, когда не слышишь интонаций, не знаешь направленности. Предшествующего диалога ведь не было.

Но Рагнарин с поразительной ясностью понимает, что она подразумевает под этим вопросом.

= 6 =

Я пытаюсь справиться с обрушившимся небом…

© Земфира «Самолет»

Секретарша подрывается с кресла и учтиво вытягивается за стойкой ресепшена.

– Доброе утро, Денис Витальевич!

– Доброе утро, Лена. Кофе через пять минут. Еще через пятнадцать – Чебурчан и Борисова ко мне.

– Хорошо, Денис Витальевич. Будет исполнено как по нотам. Красиво и вовремя, – снимает трубку телефонного аппарата, чтобы вызвать юридический отдел.

Рагнарин скептически приподнимает одну бровь.

– У вас хорошее настроение, Лена? – ненамеренно давит тоном, указывая на неуместность лишних замечаний.

Девушка немного теряется, но продолжает робко улыбаться.

– Как вы догадались?

– Приложил уйму усилий.

Не дожидаясь, когда пятна смущения доползут от ее шеи до щек, заходит в кабинет. Лена первоклассно выполняет свои обязанности и, в общем-то, ему приятно видеть ее улыбчивое лицо по утрам, когда большинство сотрудников ломятся в главный офис с понурыми заспанными рожами. Однако сегодня хреновое настроение у самого Рагнарина. Говорят, так бывает, когда ночь выдается тревожной. Спал он мало, но вполне нормально. Снилось ему море, небо и солнце. Ну и неземная султанша, чтоб ее… Таких ярких, красочных снов, со всеми вытекающими, у него не случалось класса с седьмого-восьмого.

Сердце в груди бьется не быстро, но как-то гулко. Словно замах увеличился. Ломится в закрытую дверь. Не истерично, но настойчиво.

«А если ради меня?»

Если Рагнарин с чем-то борется, то разрушает до основания. Если же ради чего-то – непременно побеждает. С Шахиной он так и не решил, каким путем идти.

– Подпункты 3.4 и 6.7 убрать. Это новые правила. Мы не станем применять их к нашим давним партнерам. Отметьте себе, чтобы в дальнейшем мне не приходилось тратить на подобные правки время.

– Но… – пытается возражать юрист. – Это значительно поднимет процент нашей выгоды от сделки. Они и так последний год берут небольшой объем в соотношении с остальными…

– «RAGNAR» не будет позиционировать себя царским быдлом, давящим лишь на свое собственное величие и паразитирующим на зависимых от него партнерах, чтобы увеличить выгоду. Как вы сами понимаете, Рената Ильдаровна, это противоречит нашей внешней политике. Эти люди когда-то верили моему отцу на слово без каких-либо юридических гарантий.

– Я поняла.

– Дальше. Что это за словосочетание «применение враждебной аквизиции[3]» в восьмом пункте? Вы считаете это приемлемым? К чему эти эпитеты? Вы что, художественный роман пишете? – останавливает оправдания Чебурчан взглядом. – Я в курсе существования в юриспруденции этих уточняющих веток. В договоре они определенно не нужны. Если дело дойдет до аквизиции, то тут у вас, Рената Ильдаровна, сомнительный спойлер. Вы используете это слово трижды на два подпункта. У стороны, принимающей договор, он вызовет лишь ненужные нам опасения и неприятие.

Женщина поджимает губы и растерянно поправляет волосы.

– Записала, – кривой строкой делает пометку в блокноте.

– Дальше. Уберите пункты 9.5 и 11.3. Они лишние. А вот в 13.2, напротив, нужны уточнения. Последняя строчка звучит двусмысленно, будто мы предлагаем им «взаимовыгодное сотрудничество», – цитирует Рагнарин, – но оставляем за собой право попутно искать более выгодную замену или даже третьего, которого договор позволяет включить в дело на ходу, не выходя за «юридические рамки». Внесите ясность, – рубит фразами достаточно сурово. Женщина молча хлопает ресницами и кивает. – На этом все, Рената Ильдаровна. Не будем тратить время. Жду обновленный файл до конца дня.

– Хорошо, Денис Витальевич.

– Геннадий Павлович, в договоре франшизы по содержанию все нормально, – обращается ко второму юристу.

Мужчина начинает улыбаться и практически расслабляется. Когда же Рагнарин жестко щурит глаза, мимика юриста затормаживается, превращая лицо в пластиковую маску.

– Одно огромное «но». В англоязычной версии отсутствует подпункт 5.6. Различия в договорах – это очень грубая, недопустимая ошибка.

Борисов бледнеет и начинает дышать поверхностно. Если бы не плотно приставленное к столу кресло и все еще сидящая рядом Чебурчан, свалился бы на пол.

– Простите, Денис Витальевич. Видимо, потерял при копировании. Или же… переводчики упустили.

– Неважно, кто. Перед подачей документа на визирование просматривать его должны вы. Потому как, кроме меня, именно вы отвечаете за содержание. Исправьте. И впредь не допускайте подобного.

* * *

Холодный и угрюмый понедельник.

Отсиживая лекцию по экономической теории, Яна в сотый раз прокручивает в голове вечер четверга. Каждую фразу Рагнарина, свое нелепое бегство и неуклюжий поцелуй, который она ему подарила. При упоминании последнего в ее теле случаются настоящие стихийные бедствия: засуха мыслей, эмоциональные заносы, обвал сознания, оползни контроля, обширные территориальные пожары.

А сердце все несется, качая кровь, будто в заключительный раз.

Рагнарин не звонит и не пишет. Она тоже после sms-ки, на которую он не потрудился ответить, не спешит набиваться.

Боль и обида скручивает внутренности в тугую пружину.

В горле встает ком. Глаза заполняют слезы.

Она все понимает. Но этого понимания так мало, чтобы противостоять импульсам сердца.

– Ксенечка, – тихо зовет подругу.

– Что, Яночка?

Луценко нравится манера Шахиной смягчать имена, превращая их в ласкательные. И она теперь в этом ей подражает.

– Мне папа денег закинул. Можем пойти на концерт.

– Ура, – восклицает подруга слишком бурно и тут же вжимает голову, прячась от преподавателя. – Сегодня закажу билеты, – шепчет и подмигивает.

Для наглядности сводит кольцом указательный и большой пальцы в международном жесте одобрения.

– «Ленинград», да? – уточняет Яна.

– Ага. Только ты не слушай до концерта! Испортишь сюрприз.

Не понимает, почему Ксеню душит смех, но видя, как у той выступают слезы и дрожат лицевые мышцы в попытках сдержаться, тоже хохочет, прикрывая рот и нос ладонью.

– А о чем они поют? О любви?

– О, и о любви тоже. Но больше, в общем, о жизни, Яночка, – прыскает в кулак. – О русской душе широкой и жизненных неурядицах, которые не способны ее сломить.

– О, это, должно быть, очень интересно!

– А то!

– Ты от меня что-то скрываешь! Это какой-то националистический троллинг???

– Боже упаси!

После занятий они идут в кино. Попадают на американский мультфильм. Яркие краски, увлекательный сюжет, забавные персонажи, удачные шутки – делают свое дело. Смеются обе до слез и колик. Шахиной после сеанса приходится смыть в уборной кинотеатра остатки туши.

– О Боже, не думала, что смех может так вымотать, – вздыхает она по дороге домой.

– Ага, – кивает Луценко и, выдерживая небольшую паузу, тихо сообщает: – Осеев мне написал, пока мы в кино были.

– Да? И что хочет? – оживляется Яна.

– Не знаю. Пока просит набрать вечером по скайпу. А вот еще прислал… Сука… «Мне нужна помощь с философией», – зачитывает едким тоном. – Тупой качок.

– Это странно. Скайп, вечер… и философия? У него больше спросить не у кого? Или, собственно, почему не по телефону? Зачем ему видео-звонок? Он рассчитывает, что ты ему вместо Русовой заново лекцию начитаешь?

– А может, он увидеть меня хочет и, как бы, поговорить наедине? – вдруг загорается надеждой Ксения. – Хотя… Тогда бы он меня куда-нибудь пригласил. Нерешительным он явно не выглядит. Тем более после той записки, в которой я призналась, что он мне нравится. Смотрел же на меня как на ненормальную!

– Да нет же, Ксенечка. Он улыбнулся. Приятно так улыбнулся. Не накручивай.

– Ох… Пошел он! Лучше расскажи, как у тебя? Без сдвигов?

– Не звонит. Не пишет. Не объявляется. Я в субботу не пошла в клуб. После звонков отца стараюсь вечерами дома сидеть. Так Дениса тоже не было. Я из Марины еле вытянула, не меньше часа вокруг да около ходила в диалоге. Но, вроде как, она ничего не заподозрила. Не хочу, чтобы знала. Кстати, уже почти половина шестого! Давай поспешим. Дома договорим.

Успевают аккурат вовремя. Телефон начинает звонить, едва они входят в гостиную. Яна знакомит отца с подругой. Он реагирует сдержанно, даже вполне благожелательно, приветствует ее на русском, но, как бы невзначай, изучает на протяжении всего разговора.

– Так интересно звучишь, разговаривая на турецком, – улыбается та, когда Яна отключается. – Ну-ка, скажи еще что-нибудь!

– Да что тебе сказать?! Я не знаю, что сказать.

– Скажи, что я милая и прекрасная.

Шахина хихикает, но исполняет ее просьбу.

– А как ответить тебе «спасибо»?

– Спасибо, – дразнит подругу Яна.

– Да не на русском! На турецком.

– Çok teşekkür ederim, canım[4].

– Что-то слов многовато… Почему ты смеешься?

– Просто ты смешная. А-а-а! Руки холодные, – Яна визжит, когда Ксения, щекоча, забирается ладонями ей под свитшот.

Немного погодя уставшие девушки, сидя на полу перед низким столиком, пьют чай и тихо беседуют.

– Так почему ты против того, чтобы Марина о вас с Денисом узнала?

– Ну, потому что… Во-первых, «нас» нет. Во-вторых, она будет промывать мне мозги, придумывая десятки доводов, почему мы друг другу не подходим. А мне и без того тошно. Все равно ничего не получилось.

– Ну, это мы еще не знаем, – восклицает громче, чем требуется, Ксения. – Дней сколько прошло? Четыре? Нет, даже три! Потому что четвертый еще не закончился.

– Если бы хотел, уже бы позвонил.

– Ну, может, он занят. Или вообще, уехал…

– Ага! Я, конечно, не Марина, но давай все-таки смотреть правде в глаза, – вздыхает Янка. – За эти дни я все проанализировала и приняла действительность, – стойко продолжает. – Между нами огромная пропасть. Он… Понимаешь, Ксенечка, он такой невозмутимый, собранный и уверенный. Смотрит так… По-взрослому смотрел. Волнующе. А я глупая, вела себя, как ребенок. Господи, я же такое молола… Самое сокровенное, конечно. Но так несуразно, неинтересно. Боже, стыдно теперь так…

– Это твои выводы. Он не сказал, что ты ему неинтересна. Ушел не в момент, когда ты все это рассказывала, а когда убежала.

– И решил, что ему все это не надо, да? Да?

Ксения сочувственно вздыхает, нерешительно пожимает плечами и тянется, чтобы обнять.

А Янка вдруг в запале вырывается и упрямо обещает:

– Я все равно, все равно буду с ним! Если он не влюбился в меня с первого взгляда, я войду еще раз.

Однако ничего предпринять она не успевает. Рагнарин появляется сам. В тот же день, поздним вечером.

= 7 =

• Я держу тебя за руку, и всё расплывается,
• Успокой меня заново, мне ужасно нравится…

© Земфира «Прогулка»

Оказывается, непросто это – через гордость переступать.

Когда Шахина открывает ему дверь, Рагнарин первым делом охреневает от того, как быстро и сильно реагирует на нее его тело. Огненная волна возбуждения стремительно разбивает мышцы пьянящей слабостью, словно он залпом бахнул грамм двести виски. Ехал к ней, настроенный на разговор. Но сейчас становится очевидно, даже для Янки по его взгляду, что одними объяснениями она не отделается.

– Не разбудил? – спрашивает, медленно оценивая ее причудливую пижаму.

Пятнистые цветные шаровары и фиолетово-розовую футболку.

– Нет.

Рагнарин мысленно накидывает ей несколько очков за то, что она впускает его без колебаний. Просто открывает дверь шире и приглашает войти.

– Ты только с работы, что ли? Так поздно?

– Да.

– Почему не позвонил? Я бы что-нибудь приготовила, – суетится, забирая у него пальто.

Вот в этот момент он смотрит на нее, как на безумную.

– Ты же понимаешь, что я не пожрать к тебе приехал? В одиннадцатом часу ночи.

Янка в очередной раз меняет цвет лица на самый яркий из палитры красного и, отворачиваясь, прячет пальто в шкаф.

– Давай, хоть чаю попьем? Я как раз приготовила. Люблю перед сном горячее.

– Я тоже.

Рагнарин испытывает какое-то особое изощренное удовольствие, смущая ее, но после реакции Шахиной на эту фразу он мысленно призывает себя не напирать и дать ей передышку. Иначе она свалится в обморок до того, как он озвучит самое важное.

Шагая за девушкой по узкому проходу в кухню, не может не прослеживать, как сексуально двигаются в этих нелепых пятнистых шароварах ее округлые ягодицы.

– Как у тебя дела?

Спрашивает так, будто действительно переживала. И это окончательно заставляет Дениса смягчить тон и сбавить обороты.

– Нормально, Ян, – удерживает ее взгляд, стараясь, чтобы его собственный не транслировал слишком многое. – Ты не суетись. И не мандражируй давай. Я же тебя не насиловать приехал. Поговорить хочу.

– Да? – она очень интересно растягивает «а» и смотрит на него, в общем, еще с большим перепугом. – А почему? То есть, о чем?

– Присядь.

Она активно кивает, но все равно несется через кухню, чтобы разлить чай по чашкам. А выставив их на стол, достает из шкафчика блюдо с разнообразными восточными сладостями.

– Попробуй. Это я сама готовила.

– Спасибо, Янка. Но в плане еды я не по сладкому.

Она снова отбегает. В этот раз к холодильнику.

– Тогда… У меня же мясной пирог есть! Ты точно такого еще не пробовал. Рецепт моего папы. Сейчас только разогрею… Ну, свежий, конечно, вкуснее, – сетует, крайне эмоционально размахивая руками. – Предупредил бы, я сделала бы что-то специально для тебя.

Ее чрезмерную подвижность и откровенное беспокойство, как ни странно, Рагнарин воспринимает снисходительно. Его даже немного обескураживает собственная терпеливость в отношении Янки. Вероятно, он просто пресытился шаблонами и фальшивостью. Шахина пробивает своим поведением в десятку, как раз потому, что выглядит все это естественно, искренне и органично.

– Вот.

От блюда с пирогом тянется вполне аппетитный аромат. Проблема в том, что Денис абсолютно не настроен на еду.

– Присядь.

Наконец, она выполняет просьбу. Замирает напряженно у стола, напротив него. И смотрит, будто в ожидании смертельного приговора.

– Для начала объяснись. Куда ты тогда убежала? Кто звонил?

Вздохнув, Шахина опускает взгляд и упирается им в столешницу.

– Отец, – шелестит так тихо, что ему приходится прислушиваться. – Я… Мне…

– Громче и четче, Яна.

Вскидывая взгляд, она вываливает на него такую бурю эмоций, которую даже Рагнарину трудно принять. Его грудь разбивают совершенно новые, незнакомые и пронзительные ощущения.

– У меня строгий отец. Вечером я должна находиться дома. А такие заведения, как клубы и рестораны, в принципе недопустимы.

И мужчины. Но об этом Янка умалчивает.

– Я понимаю, для тебя это кажется странным.

– Не делай за меня выводы. Никогда. Если будет нужно, я сам озвучу свое мнение.

– И? Ты не считаешь это дикостью?

– Для своей страны, да. Относительно тебя я предполагал подобное.

– У нас такое тоже не везде. Мне посчастливилось воспитываться в пережитках старых традиций, – горько усмехается она.

А Дениса изнутри царапает, настолько не нравится эта эмоция на ней. Янка должна оставаться огнем. Ярким и красочным.

– Ты – не объект собственности, Яна. Отец не может управлять тобой, контролировать перемещения и запрещать делать то, что тебе хочется. С этим нужно что-то решать. Хочешь, я с ним поговорю?

– Нет! Нет, так нельзя, – восклицает, едва ли не с ужасом.

Этот ужас не является страхом перед физическими наказаниями. Все гораздо сложнее. Шахину так воспитали, что вероятность разочаровать отца для нее хуже смерти. Влюбившись в Рагнарина, она наивно полагает, что у нее получится удержаться сразу на двух стульях.

– Ты же понимаешь, что я не в том возрасте и статусе, чтобы встречаться украдкой? – словно читая мысли, разбивает он ее надежды.

– Понимаю.

– И?

В помещении повисает напряженная тишина.

Пока Янка подбирает выгодный для них обоих вариант, Рагнарин по каким-то причинам находит двойственность в собственных словах. Он говорит, что она не является частной собственностью своего отца. Но при этом подразумевает ее независимость как зону своей личной свободы и возможность поступать с ней так, как ему заблагорассудиться.

Шахина же, конечно, стоило уже привыкнуть к такому, своим ответом вгоняет его в жесткий ступор:

– Забери меня себе.

Прищуривая глаза, дотошно изучает ее, вытягивая все возможные эмоции.

– Все эти фразы – часть твоего воспитания? Часть тебя самой? Или ты какое-то бестолковое пособие читаешь?

Звучит, безусловно, жестковато.

Однако ранить ее Рагнарин не пытается. Хочет понять.

Яна шумно выдыхает и, совершив поворот, словно собираясь подняться, так и замирает боком к столу. Ему ничего не остается, как изучать ее поникший профиль.

– Это всего лишь мои мысли. То, что я чувствую, – тихо признается она. – Я тебе неинтересна? Тогда скажи прямо, я пойму.

– Если бы ты мне была неинтересна, я бы не пришел. А учитывая нашу последнюю встречу, прямо сейчас я ломаю свою собственную, выстроенную годами, линию поведения.

Зажмуриваясь, она втягивает и закусывает изнутри губы. Затем вновь шумно выдыхает и медленно открывает глаза.

– Я поговорю с отцом. Только дай мне время.

Рагнарин не любит бессмысленных оттягиваний и проволочек, но с Шахиной в очередной раз идет на уступки, не забывая, конечно, выставить сроки.

– Две недели.

Она кивает, все еще не поворачиваясь к нему лицом.

– Меня не будет некоторое время. В Магадан по работе лечу.

Тогда она резко отмирает и наконец-то смотрит него.

– Как долго?

– Дня три займет. Позвоню, как вернусь.

– Позвони раньше.

Вскидывая брови, смотрит на нее вопросительно.

– Из Магадана. Сможешь?

– Позвоню.

Шахиной немного обидно, что он собирается уходить, так и не попробовав ни пирог, ни чай. Однако, после того как Денис сообщает, что в семь утра у него уже вылет, задерживать его она не смеет.

Поднимаются практически одновременно. Замирают друг напротив друга. Яне трудно сделать вдох. Она его делает, но хватает воздух как-то поверхностно и тяжело. Смотрит на высокую фигуру Рагнарина, впервые замечая, что из-под ворота плотной белой рубашки вырываются края черной татуировки.

«Интересно, а что там?» – думает она.

Щекам становится горячо. И Денис, конечно, это замечает.

Время будто замедляется. Физически ее тело ничего не сдерживает, а по ощущениям кажется, словно его зажали в тиски. Не хватает смелости подойти к нему, чтобы как-то обнять на прощание. Знает, что подобные шаги принято ждать от мужчины. Но ему, вероятно, это без надобности. А ей очень нужно!

Стоит и смотрит на нее. Но смотрит так же, как вначале своего визита. Будоражаще. Как у него так получается? Не касаясь, будто теплом опаляет.

– Сегодня не поцелуешь?

Если это и насмешка, Яне сложно определить. Денис не улыбается. Неторопливо скользнув взглядом по ее лицу, задерживается на губах. Обжигает тем самым пристальным и жадным вниманием. Оставляет физический след.

– Знаешь… Сегодня меня немного стесняет это освещение.

И жалеет о своих словах практически мгновенно. Рассчитывает, что он сам сделает к ней первый шаг, однако Рагнарин лишь сдержанно кивает и произносит:

– Тогда не провожай.

Продолжая себя корить на чем свет стоит, Шахина круто разворачивается на пятках и яростно принимается за уборку. Выливает в раковину нетронутый чай. Прячет по местам продукты.

Костерит себя на турецком едва слышным ворчливым и крайне расстроенным бормотанием. Не хочет, чтобы он слышал. Вот пусть только закроется входная дверь, разойдется со свойственным ее нраву пылом.

Только вместо характерного хлопка происходит совсем иное. В кухне внезапно гаснет свет. Остается лишь подсветка открытого холодильника, у которого, теряясь в инстинктивном беспокойстве, замирает Яна.

– Ш-ш-ш, солнце, не пугайся.

Этот шепот не успокаивает. Напротив, раскаляет ее волнение еще сильнее.

Неловко оборачиваясь, она улавливает приближение Дениса визуально. А потом только чувствует. Он вытесняет пространство между ними до миллиметров. Большой и высокий. Рагнарин заполняет собой все. Весь мир. Все проваливается в темноту. Есть только он и она. Их оголенные сумасшедшие эмоции.

Склоняясь ниже, он прикасается к ней лицом. Аккуратная короткая щетина покалывает и волнует ее нежную кожу, запах забивает легкие и пробуждает внутри нее новые ощущения. По факту он не совершает никаких особых движений, не трогает ее руками, не целует. Только лишь дышит ее воздухом и плавно, с выдержанными остановками, скользит по ее лицу своим.

Яна тяжело сглатывает и нервно переводит дыхание. Чувствует себя неуверенно, словно ее, не умеющую хорошо плавать, внезапно выбросили посреди глубокой реки. Она вроде бы трепыхается, держится на плаву, но берегов не видит и до дна не достает. Никаких ориентиров у нее нет. Вслепую. На инстинктах.

Холодильник начинает рвано пищать, но никто из них двоих этого не замечают.

– Прикоснись ко мне, – голос Рагнарина разбивают необычайно низкие и хриплые ноты. – Прикоснись ко мне, Яна.

С шумным вздохом кладет ослабевшую от волнения руку ему на щеку. Теперь его горячая кожа и жесткая щетина передают покалывающие импульсы в ее тело через ладонь. Прикрывая глаза, девушка ведет ею в сторону и вниз, прижимая к его крепкой шее.

И в это мгновение Рагнарин тоже трогает ее рукой: подбородок, щеки, губы. Проходится по подернутой мурашками коже одними лишь кончиками пальцев, а Яна охает и задыхается на вдохе. Но эти звуки гаснут практически на старте. Денис заглушает их ртом. Перемещая ладонь, надавливает девушке на затылок. Размыкая ее губы, толкается языком. Она на долгие секунды замирает, вцепляясь пальцами в воротник его пальто. Напрягаясь всем телом, не отвечает. Но и не отталкивает.

Да он уже и не отпустит. Пусть привыкает.

И ее тело, еще не понимая, чего от него требуют, отвечает ему инстинктивно. Возобновляя дыхание, Янка начинает ощутимо дрожать. Прикасаясь к его языку своим, дергается назад. Охает, резко захватывая воздух, и через секунду подается обратно к нему. Повторяя движения Дениса, мягко втягивает ртом его нижнюю губу и хрипло стонет.

Он вдруг оказывается не готов к слишком резкому обвалу ощущений. По натянутым мышцам разливается горячая и томительная тяжесть. Пах обозначается внушительным, ноющим и требовательным, напряжением. Нервные волокна, словно поврежденная проводка, искрят и посылают жгучие импульсы по всему телу.

Забывая об осторожности, целует Яну глубже, с жадным напором. Но она принимает и этот голодный поцелуй. Скользя ладонями, обхватывает его лицо руками. Пытается подстраиваться, соответствовать, не только принимать, но и отдавать.

Нежная, сладкая, терпкая, вкусная девочка.

Рагнарину становится мало ее симпатии. Древним мужским инстинктом завоевателя он хочет ею владеть.

Чтобы его… Чтобы с ним… Только с ним…

= 8 =

• Жить в твоей голове.
• И любить тебя неоправданно, отчаянно.

© Земфира «Жить в твоей голове»

В Магадане все идет не так слаженно, как планировалось. Рагнарин задерживается. Его нет уже седьмой день. Звонит регулярно, как и обещал. Когда у него поздний вечер, Яна только добирается домой из университета. Восемь часов разницы с трудом укладываются в голове. Насколько же Россия огромная страна! Ее территория включает одиннадцать часовых поясов, которые сменяют друг друга с востока на запад, разбрасывая людей не просто на километры, на целые календарные дни.

Рагнарин рассказывает, что в Магадане начались жуткие морозы. Шахиной здесь, в столице, тоже холодно. Она Дениса совсем мало знает, но этого оказывается достаточно, чтобы безумно тосковать и плохо спать ночами.

Она расспрашивает его крайне подробно о всякой ерунде, только для того, чтобы продлить разговор.

– Снег? Много? – кажется, ее интересует и структура осадков, и степень влажности.

– Много, Ян. Все белое. Ничего не видно. И продолжает мести.

– Ты еще не домой?

Он посмеивается с того, как она на нервах строит вопросы и предложения.

– Нет. Еще не домой.

– А когда? Не знаешь?

– Если завтра все пройдет хорошо, то в среду. Главное, чтобы из-за погоды рейсы не отменили.

– Приезжай, пожалуйста.

Но в среду тоже не получается.

– Ты в субботу будешь свободна?

– Да. Я буду дома.

– Если до субботы прилечу, проведем вместе целый день.

А ей и надеяться страшно, чтобы не спугнуть это обещание. Старается, не предаваться напрасным фантазиям и мечтам.

Вопрос с отцом Шахина решает, но вовсе не так, как рассчитывал Рагнарин. Чтобы избежать возможных компрометирующих телефонных звонков, она уговаривает сурового родителя позволить ей записаться на языковые курсы углубленного изучения русского, знаний которого ей якобы не хватает для учебы. Отец сам зондирует всю необходимую информацию на сайте школы и соглашается, что, учитывая график Яны, ей подходит только последняя вечерняя группа, занятие в которой заканчивается после десяти вечера. Она убеждает его в безопасности, добавляя, что Ксения запишется вместе с ней, чтобы подтянуть стилистику устной речи. Дом подруги дочери находится рядом с этой самой школой, и при необходимости, тут они уже подключают родителей Луценко, эти два дня в неделю Яна может оставаться у них ночевать. О том, что Ксения уже не единожды оставалась у нее, служит для Мехмеда своеобразным успокоением и гарантом. Причин для отказа не остается. Через несколько дней после разговора Шахина получает уведомление о зачислении в языковую школу и просьбу явиться за планом занятий.

Совесть нещадно ест ее поедом. Она впадает в ненавистную ее натуре тяжко переносимую хандру. То и дело порывается во всем признаться отцу. Ситуацию разруливает Ксения, убеждая Яну в оправданности и даже гуманности таких мер. Они идут в школу, берут план занятий, до приезда Рагнарина успевают посетить первое вводное занятие. Как ни странно, преподаватель хвалит их обеих, хотя и делает Шахиной замечания по стилистике и отмечает в ее речи неоправданные лексические повторы.

Терзания совести ослабевают. Она добросовестно работает над материалами, которые им дали на самостоятельную обработку, и старается не зацикливаться на том, что изначально привело ее в языковую школу.

Но уже в пятницу они с Ксенией вместо занятий по русскому посещают запланированный концерт. Первые полчаса Шахину обуревает глубокий моральный шок. Группа «Ленинград» подрывает и смешивает все ее мысли. Оказывается, она действительно слабо владеет русским языком. Попеременно краснея и бледнея, вслушивается в производные скабрезных слов, не замечая того, что в какой-то момент начинает заряжаться чумовой энергетикой исполнителей.

– Вот это да… Такая мощь от них прет! Они сами кайфуют от того, что делают, – восторженно кричит Шахина приплясывающей в наэлектризованной разношерстной толпе подруге. – Солистка – просто петарда!

– Да!

– А что означает это слово?

– Какое?

– Ну, это… По*бень?

– А-а-а, – заливисто смеется Ксенечка. – Дребедень, ерунда, фигня…

– Слушай, ну это же лучше всяких курсов, – на выдохе кричит Янка.

– А я говорила!

Вместе хохочут. Танцуют и подпевают.

– Как же, должно быть, офигенно – стоять там! – кричит Янка подруге, не особо заботясь, разбирает ли та в шуме ударных нот смысл сказанного. Эти слова просто выходят из нее на пике воодушевления. – Сцена. Свет софитов. Внимание и эмоции такого количества людей! Потрясающе!

На кураже эмоций после концерта набивает Рагнарину сообщение.

Яна Шахина: Все идет по плану[5]!

Он ничего не отвечает, хотя прочитывает сообщение в течение минуты. А еще через пять – перезванивает.

– Ты где?

– Я???

– Да, где ты находишься?

– Мы с Ксенечкой по набережной гуляем.

– Значит, вопрос с отцом решен?

– Да.

Не успевает Шахина мысленно укорить себя за изворотливость, как Рагнарин информирует:

– Жди. Сейчас приеду за тобой.

Едва до нее доходит смысл сказанного, вопит, не сдерживая радости.

– Ты в Москве? Москве? Москве?

– Полтора часа назад приземлился. Не хотел тебя беспокоить. Думал, спишь уже.

– Вау-вау-вау! Мой Денисочка вернулся, – последнее Яна уже не ему, а подруге своей вещает.

Высота ее голоса заметно снижается, но звучит все равно достаточно громко, чтобы он услышал и инстинктивно задержал дыхание. Ни одна из его многочисленных бывших не называла Рагнарина подобным образом. Никому из них не хватало смелости, вот так вот в открытую присвоить его себе.

Не ища себе малодушных оправданий, решает, что смелость Янки вызывает у него уже не простое уважение, а определенное и вполне осознанное восхищение. И то, что именно она сказала… Это ему, как ни странно, тоже доставляет удовольствие.

– Как ты меня найдешь? – прерывисто шумит в динамике.

– Сбрось мне «точку» геолокации.

– Ок. Сейчас. Да… Тогда я отключаюсь? И жду?

– Да. Давай. Я выхожу из дома.

Никак не приноровиться к тому, что каждая новая встреча с Шахиной открывает внутри него новые территории, которые раньше за ненадобностью скрывались в темноте. Нервные окончания оголяются и искрят. Внутренности сотрясают поразительно мощные незнакомые ощущения. И все это происходит за ничтожную десятку секунд, пока Янка с радостным смехом мчится к нему навстречу.

– Денис!

Обнимая, прижимается лицом к его шее. Нежно трогает губами кожу. Не целует, но этого бесхитростного контакта хватает, чтобы пробить тело Рагнарина током. Планомерно выдыхая, он зарывается лицом в ее неукротимые пышные волосы. Вдыхая, заполняет легкие запахом, который по столь же невероятным причинам уже стал для него странным афродизиаком. Прожил двадцать восемь лет и не подозревал, что подобные ощущения в принципе возможны.

Поднимаясь на носочки, девушка отстраняется и заглядывает ему в лицо.

– Привет!

Задорно смеется. А он лишь удивляется тому, как легко у нее это получается.

– Привет, Яна.

– Как у тебя дела? Как? Все хорошо?

– Все хорошо, – подтверждает с усмешкой.

– Ты вернулся. Ты вернулся! Вернулся… – повторяет с восторгом, словно до сих пор не верит тому, что видит его.

Тогда он тоже смеется. Хрипло и сдержанно, но искренней, чем когда-либо в жизни.

– Да, солнечная, вернулся.

– Познакомьтесь, – отступая в сторону, Яна указывает на невысокую светловолосую девушку. – Денис, это моя любимая подруга Ксенечка. Она добрая, умная, милая и веселая! Ксенечка, это мой Денис. Он – самый лучший.

С кем-то другим он бы усомнился в искренности сказанных слов. Когда он успел покорить ее? Резонный вопрос. Только с Шахиной нельзя проследить логическую цепь событий и их последствий. Рагнарин лишь знает, что в ней нет ни грамма фальши. Она говорит исключительно то, что чувствует.

– Привет! – бодро здоровается подруга, будто бы подражая Янкиной манере поведения. Но, вот ему и наглядное сравнение, не вызывает никаких эмоций. – Приятно познакомиться, Денис!

– Взаимно. Полагаю, вы нагулялись? – последнее уже Шахиной.

Неосознанно притягивает ее ближе под бок. Касается губами виска.

– Угу. Мы собирались домой. Подвезем Ксеню?

– Хорошо. Давайте в машину.

Девушки несутся к автомобилю практически бегом.

– Крутая тачка, Денис! – восклицает подруга. – Вот бы еще цвет поярче, чтобы в глаза бросалась…

Рагнарин не утруждает себя ответом, а Яна оглядывая предмет обсуждения рассеянным взглядом, мысленно недоумевает, что особенного Луценко нашла в его машине? И зачем вообще человеку выделяться за счет средства передвижения?

Улавливая ее потерянность, Денис смеется.

– А тебе какие автомобили нравятся, Ян?

Она хмыкает, немного стыдясь своей несведущести. Если она ранее где-то что-то и слышала, в памяти ни одной марки не всплывает. Пустота.

– Те, которые на ходу, – выдает, припоминая, как барахлила и глохла посреди дороги старая машина отца.

Рагнарин вновь смеется, но поддерживает ее:

– Разумно.

У подъезда через лобовое стекло терпеливо наблюдает за тем, как долго прощаются девушки. Перешептываясь и эмоционально жестикулируя, спорят. Ему не слышно, о чем, и неожиданно любопытно.

Это уже полноценный абсурд. Женские разговоры и сплетни, даже если они касались непосредственно его персоны, Дениса никогда не заботили. Но с Шахиной с самого начала все идет исключительно странно.

Луценко входит в подъезд, а Янка не спешит возвращаться в машину. Так и стоит, будто каменная статуя, даже не оборачивается.

Покидая салон, Рагнарин хлопает дверью сильнее, чем нужно, чтобы вывести ее из этого странного оцепенения и подготовить к своему приближению. Однако никакой реакции от девушки не следует, пока он не останавливается непосредственно перед ней.

– Все нормально?

Поднимая взгляд, она улыбается. И попутно с этим судорожно сжимает в кулаки, безвольно повисшие вдоль туловища руки.

– Да, конечно.

Чуть склоняя голову набок, Денис щурится. Внимательно изучает ее лицо.

– Что сказала твоя подруга?

Янка резко и нервно выдыхает, разбивая воздух облачком пара. А затем так же бурно и взволнованно втягивает новую дозу кислорода.

– Ксеня думает, ты со мной играешь.

– И почему же она так решила?

– Вероятно, потому что ты… богат, – давать оценку его финансовому состоянию для нее намного унизительнее, чем озвучивать посеянное подругой семя сомнения относительно истинных намерений Дениса.

– А ты сама как думаешь? – вкрадчиво интересуется он.

По спине Шахиной слетает ледяная дрожь, и она, не справляясь с ней, содрогается всем телом. Хмурясь, поднимает воротник и, зябко ежась, втягивает глубже шею.

– Я не знаю… – выдыхает прерывистым шепотом. – Мне страшно. Наверное, это возможно.

Глаза Рагнарина, задерживаясь на ее лице, вновь сужаются. Лицевые мышцы приходят в жесткое движение, когда он с силой сжимает челюсти.

– По живому, Янка, – без каких-либо эмоций произносит он.

– Что?

– Полоснула.

– Прости.

– Прекрати, – резко останавливает ее Денис. – За что ты извиняешься? Чувствуешь себя виноватой?

– Не знаю…

– А надо знать. Станешь извиняться ради приличия, будут пользоваться. Даже тогда, когда правда на твоей стороне.

– Я не хочу, чтобы ты злился на меня.

– Едем, – с привычной уверенностью командует он. – Договорим в машине. На улице холодно.

= 9 =

• Запоминаю каждый миг, секундами каждыми с тобою,
• Заполняю каждый миг, секундами каждыми тобою.

© Monatik «Зашивает душу»

Заглушив мотор у подъезда Шахиной, Денис медлит со словами, рассчитывая, что она не станет сразу убегать. Места на парковке не нашлось, остановился чуть в стороне, заблокировав выезд нескольким машинам, а значит, не сможет проводить ее до квартиры.

Поворачиваясь, упирается взглядом в бледное лицо девушки. Рассматривает. Вглядываясь, ищет какие-то новые для себя детали и мелочи. Яну разбирают неизвестные ему эмоции, но она стоически удерживает их внутри. Лишь дышит поверхностно и часто сглатывает.

– Я провел больше семи часов в самолете. Плюс время до и после полета. Ты считаешь, если бы я хотел просто поразвлечься, сорвался бы сразу к тебе?

В голосе Рагнарина не выделяются сердитые, оборонительные или укоризненные тона. Он сух и спокоен. А Шахина и рот боится открыть, чтобы не сорваться на непозволительные эмоции.

– Ответь, Яна, – подталкивает ее так же бесстрастно. – Я задал вопрос. Чтобы прийти к пониманию, нужен конструктивный диалог, а не мой монолог. Иначе через неделю мы снова к этому вернемся.

– Нет. Я не думаю, что ты бы в таком случае поехал сразу ко мне, – рвано выдавливает она.

Ее затапливает сумасшедшая по своей силе смесь стыда за сомнения и удовольствия от надежды, которая вновь расцветает внутри нее буйным цветом. Никак не получается выровнять дыхание, а на лице эмоции отражаются пунцовыми красками. Прижимая щеку к плечу, потирая, прячет смущение.

Зря она по дороге пальто сняла. Вновь становится зябко.

– Я не пацан с рогаткой. У меня нет времени на игры, Яна. Интереса, впрочем, тоже. Будешь сомневаться, не сможешь доверять мне, вместо этого слушать других людей, сразу тебе поясняю, ничего у нас не получится. Если тебя что-то беспокоит, просто озвучь это.

Когда он замолкает, в салон прокрадывается напряженная тишина. И Шахина выталкивает из себя звуки, заставляя говорить, только чтобы не дать ей снова осесть между ними стеной непонимания.

– Я скучала… И, наверное, успела забыть, какой ты. Потому и усомнилась. А не должна была. Сейчас мне стыдно за свое недоверие.

По тому, как в одно мгновение яростно сжимаются его челюсти, понимает, что на самом деле вся эта ситуация для него так же неприятна, как и для нее.

– Это все? – спрашивает он, глядя перед собой в лобовое стекло. – Или есть еще что-то, что ты забыла? Не сделала?

– Все.

– Отцу что сказала?

– Что ты на мне обязательно женишься, – с нервным смешком шутит Шахина, чтобы обесценить неприятную для нее тему.

Рагнарин замирает на выдохе. Медленно поворачивается. Смотрит странно. Ее слова не то чтобы неуместны, в его понимании они парадоксальны настолько, как если бы она вдруг с острого перепугу начала доказывать один из законов де Моргана[6].

Принимая решения, Денис всегда думает о последствиях. Янка же рвется в будущее необдуманно, на скорости. И после этих слов ее голубые глаза горят ярче самых мощных уличных ламп.

«Смотри в меня…»

«Забирай…»

Затягивает в себя с нетерпением и сумасшедшей жаждой сближения.

– А завтра? В силе? Целый день? – не скрывая волнения, уточняет она.

– Утром мне нужно заехать в офис. Подъеду за тобой где-то после одиннадцати. Успеешь выспаться.

– А мне не спиться, Денисочка. Отчего-то…

Она не говорит ничего особенного, а у него ощущение, что пустой желудок совершает сальто и обрывается в пустоту.

– Тогда займись лекциями и прочими делами, чтобы быть полностью свободной для меня эти два дня.

Ее щеки алеют. Пухлые губы растягиваются в счастливой улыбке.

– Ты по мне вообще-вообще не скучал? – спрашивает со свойственным ей одной задором.

Ему остается только удивляться, какие ресурсы она использует, чтобы так быстро переключаться между всеми этими эмоциями и состояниями.

– Что за вопрос?

– Скучал?

Смотрит с выразительной надеждой. Размазывает своими эмоциями его привычную сдержанность.

– Скучал.

Фальшь и уклончивость Рагнарин считает унизительным. И раз уж она в лоб спрашивает, отвечает.

Пылко ахнув, Яна перегибается через центральную консоль к нему. Зажмуриваясь, прижимается к его скуле лбом. Задыхается, с критическим волнением перекачивая доступный им обоим кислород.

– Я не хочу без тебя больше. Без тебя не хочу. С тобой… Денис, с тобой всегда хочу быть…

У Рагнарина в груди все замирает. Сжимается до микроскопических размеров, концентрируясь в одной неизученной им точке. А потом, напротив, разрастается, заполняя собой все пространство. Распирает грудную клетку неистовым жаром.

– Денис…

– Иди сюда.

Прихватывая девушку за талию, приподнимает и тянет спиной на себя, пока не опускает боком на свои колени. Медленно оглаживает через теплый пушистый свитер живот и спину.

Она льнет ближе. Жарко выдыхает ему в губы. Прикасаясь, неумело ласкается грудью. Такое простое движение, и он уже начинает сомневаться в собственной выдержке. Остается неподвижным, давая ей возможность действовать самостоятельно. Безусловно, Рагнарину интересно, как далеко она может зайти. Решится на настоящий поцелуй? Или все же засмущается?

Заглядывая ему в глаза, с каким-то чарующим трепетом прикрывает веки. Касается губами его щеки. Вздыхая, деликатно трется о жесткую поросль на подбородке.

– Какая же ты неземная, Янка.

Принимая основу этой фразы за местоимение, она приглушенно смеется и беспечно уточняет:

– А какая?

Рагнарин усмехается и осторожно смахивает непослушные кудри с ее лица.

– Небесная. Солнечная. Огненная.

– Что? Что? – вновь смеется, будто невзначай касаясь поросшего темной щетиной подбородка губами. – Я очень простая.

– Нет. Ты пытаешься казаться простой. Но, скажем так, у тебя слабо получается.

– Что-что? Нет же!

– Да. Я таких порывистых и опрометчивых, как ты, людей вообще-то сразу отсекаю.

– А что же меня не отсек? – спрашивает она с явной провокацией, неосознанно уходя в оборону.

– Не получилось, – просто заключает Денис.

Замерев, Шахина на мгновение отводит взгляд в сторону, а потом выпаливает, несомненно, горячо и искренне, но в то же время с неожиданной дрожью в голосе:

– Я на тебя целую жизнь поставила, а ты считаешь, что я хитрю. Не очень это приятно, – спрятав у него на плече лицо, шумно и разорванно переводит дыхание.

А затем вдруг кусает через рубашку.

– Твою мать…

«Ни хрена ж себе, солнышко…»

– Ты меня обидел, – сердито поясняет Янка, после того как выпрямляется и устанавливает зрительный контакт.

Рагнарин собирается рассказать ей, насколько важны во взрослой жизни такие качества, как осторожность, терпеливость, обдуманность и ответственность. Готов постепенно развивать в ней эти качества. Подобрать ее под себя, подстроить под свои нормы. Она молодая. Созревшая, но неокрепшая. Должно получиться. Безусловно.

Но вместо всего этого, надавливая ладонью ей на затылок, запечатывает ее приоткрытые подрагивающие губы поцелуем. Крепким и жестким. Намеренно не сдерживается, показывая ей сходу всю силу вспыхивающей между ними страсти.

Яна так же, как и в первый раз, на мгновение теряется, но включается уже гораздо быстрее. Подчиняясь, полностью принимает его. Отвечает неумело, но пылко. С полным доверием и неприкрытым жаром, словно вся она только для него созданная.

– Денис… – судорожно выдыхает ему в рот.

Грудь Рагнарина простреливает жгучей судорогой. Кровь густыми горячими потоками устремляется к паху. Шахина, ощущая его возрастающее возбуждение, забавно дергается, а когда он надавливает на ее бедра, удерживая на себе, ерзает задницей, словно усидеть не способна физически.

– Денис… – почти возмущенно, но больше растерянно.

– Расслабься, солнце. Не думай. Просто расслабься.

О поцелуях приходится на время забыть. Она сжимает губы и что-то мычит, давясь воздухом. Неотрывно смотрит ему в глаза, в поисках подсказок. Если бы Рагнарин не находился в состоянии крепчайшего стояка, он бы рассмеялся. Перехватывая талию девушки одной рукой, не ослабевая давления, вторую кладет ей на шею. Скользит пальцами по коже. Поглаживая большим подбородок и щеку, остальными зарывается в волосы. Притягивает ее лицо к своему. Прихватывает губами нижнюю губу, неторопливо, будто лениво, скользит по ней языком. Янка панически часто дышит и продолжает за ним наблюдать из-под полуопущенных век.

– Не мандражируй ты так. Ничего я тебе не сделаю. Не сегодня.

– А когда?

Уголки его губ невольно приподнимаются.

– Скоро? – на эмоциях потеряла несколько букв.

Рагнарин больше по губам понимает, что именно она спрашивает.

– Скоро.

Когда он снова ее целует, Шахина не отвечает. Сохраняет неподвижность, будто и отпрянуть духа не хватает, и как-то спровоцировать его боится. Раскрывая губы, принимает давление его языка, но сама остается неподвижной.

– Янка… Поцелуй меня, Яна, – просит, неосознанно ужесточая голос хрипотой.

Она не реагирует. Сохраняя неподвижность, смотрит на него широко открытыми глазами.

– Ладно, – выдыхает Рагнарин, откидываясь на спинку сидения и опуская руки. – Беги домой.

Янка слабо мотает головой и продолжает смотреть на него, будто завороженная. Он же, напротив, чуть прикрывает веки, когда она, поднимая руку, касается кончиками пальцев его лица. Мелко подрагивая, скользит ими сначала по брови, спускается к уголку глаза, вниз по скуле, далее по подбородку и, наконец, уже совсем невесомо очерчивает его губы.

– Забери меня с собой. Сегодня.

Сердце Рагнарина совершает такой же внезапный, как и слова Янки, рывок, принимаясь качать кровь с какой-то поистине бешеной скоростью.

– Ты уверена?

Не может не спросить.

– Уверена.

= 10 =

Есть ты, а я – твоя, как небо над землёй…

© Тина Кароль «Полюс притяжения»

На его территории, которую она все же пришла захватывать, Яна несколько теряется. Рагнарин ничего не говорит, только наблюдает за тем, как она, осматриваясь, медленно, будто осторожничая, проходится вдоль стен по периметру гостиной. Позволяет ей, словно котенку, привыкнуть к новому месту.

– Красиво.

– Тебе что-то нужно? Может, выпьешь чего-нибудь, Ян?

Мотает головой, отказываясь.

– М-мм… Могу я воспользоваться твоей ванной?

Между ними устанавливается первый затяжной зрительный контакт, когда они пытаются сказать взглядом больше, чем могут словами.

– Пойдем. Наверху удобнее.

Следует за ним через гостиную к винтовой металлической лестнице. В первый раз подниматься с Денисом наверх Шахиной тревожно не только из-за крутизны этой конструкции. Она в квартире мужчины. Наедине с ним. Собирается принимать у него душ. Все это, мягко говоря, недопустимо. О таком Яна никогда даже думать не должна была.

Но она здесь. С Рагнариным. По собственной инициативе.

Ощущения по своей силе и быстроте невероятные. Несколько сюрреалистические, словно во сне. Дыхание сбивается, щеки становятся горячими и, предположительно, стыдливо-красными.

А дальше что? Как?

Какими должны быть действия с ее стороны? Или он все сделает сам?

Шахиной не терпится ускорить события, чтобы все уже произошло, отпустила скованность, и ослабло это невыносимое волнение, которое разжигает неизвестность. А если Рагнарин передумает? Она же в этой ситуации не решится действовать первой.

С площадки второго этажа сразу же начинается спальня. Мебели, к некоторому удивлению с ее стороны, практически нет. Два одинаковых высоких напольных торшера – один сразу за углом при выходе с лестницы, второй возле низкой прямоугольной кровати. Рагнарин включает верхний свет, рассеивая полумрак, который сохранялся в комнате изначально благодаря яркому освещению первого этажа.

Он и тут терпеливо позволяет ей изучить помещение и привыкнуть к обстановке. Пройдясь к стеклянной балюстраде, изголовьем в которую упирается кровать, Яна с опаской смотрит вниз на гостиную и невольно повторяет:

– Красиво.

Сверху вид даже лучше. Охватываешь сразу все. Видишь как цифровое изображение на соответствующем интернет-портале и приходишь к полному понимаю, что все детали интерьера подобраны профессионалами.

Оглядываясь по сторонам, девушка рассматривает необычную для нее внутреннюю отделку спальни. Стена по левую сторону кровати облицована гладким темным кирпичом, напротив – полностью стеклянная, а справа асфальтово-серое полотно декоративной штукатурки прорезают две двери.

На одну из них и указывает Рагнарин.

– Чистые полотенца найдешь в шкафу ванной.

Но Шахина сначала проходит к панорамным окнам. Выпуклая стеклянная конструкция выступает за пределы прямоугольной коробки здания, создавая иллюзию вторжения в невесомость и открывая прекрасный вид на раскинувшийся город.

Москва-река, живописная набережная, исторические и статусные здания, яркие огоньки неутихающей столичной жизни.

– Обалдеть… – произносит девушка на выдохе. – Здесь можно стоять вечно.

Рагнарин лишь пожимает плечами и, опираясь на стену, закладывает руки в карманы брюк.

– А вот этой стене все-таки чего-то не хватает, – указывает Янка на кирпичную кладку. – Возможно, фотографий большого формата. И зеленых растений в горшках! Угу, классно будет, – сама себе кивает. – Ничего, если я сброшу сумку и украшения прямо на пол?

Не дожидаясь разрешения, приседая на корточки, оставляет в уголке тонкий клатч. Там же рассыпает кольца, браслеты, серьги и тонюсенькую цепочку.

– Не люблю принимать душ со всем этим металлом, – выпрямляясь, вновь чувствует себя растерянно и, чтобы это скрыть, приглушенно смеется. – Как здесь все-таки пусто! Кажется, даже эхо немного идет… Слышишь? Ау-у-у…

Брови Рагнарина приподнимаются в неподдельном изумлении. Таких звуков это место еще не знает. Другие, которые из уст Янки ему лучше не представлять, ходили эхом, потому как звучание действительно слегка фонит. Баловства же эти стены не слышали.

– Эта комната – единственное помещение во всей квартире, где мы с дизайнером так и не сошлись во мнениях. Агентство предложило другого мастера, но дата сдачи подошла, а я не приемлю растяжек во времени.

– Никаких вторых шансов, господин Рагнарин? – спрашивает с каким-то новым, не относящимся к создавшейся ситуации волнением.

– Жизнь научила. Если человек, а внутри любой системы находятся люди, подводит один раз, второй шанс – неоправданное доверие.

– Сурово, – сглатывая, отворачивается. – А ты бы мог доверить мне создание уюта в этой комнате?

– Смело, Янка, – сжимая переносицу, Рагнарин приглушенно смеется. – А смелость я поощряю. Хоть и успел привыкнуть к пустоте, но если ты хочешь создать уют в моей спальне, почему бы нет?

Яна отводит взгляд и, продолжая изучать его территорию, продвигается так же неторопливо, как до этого в прихожей и гостиной. Легонько касается пальцами стекла и грубых стен, пробегает одними лишь кончиками по темному покрывалу на кровати, небрежно чиркает по колпаку торшера, трогает дверную ручку в гардеробную просто знакомясь, не имея намерения входить. Затем, прижимая ладонь к двери в ванную, будто прислушивается к тому, что происходит за перегородкой. Оборачивается, встречая его взгляд.

И у Рагнарина вдруг начинает неистово долбить между ребрами.

Подмывает сравнить Янку с кошкой уже вслух, но он молчит, опасаясь ее спугнуть или ненароком обидеть.

– А вообще мне здесь нравится, – с мягкой улыбкой резюмирует девушка.

Нажимает на ручку и скрывается за дверью.

А Денис спускается на первый этаж. Успевает выпить кофе и оставить онлайн-заказ на завтрак. Вносит коррективы в планере на субботу и разносит воскресные дела на понедельник и вторник, под завязку забивая начало недели. Вспомнив, как Янка говорила, что любит пить на ночь чай, готовит для нее один из тех, которые у него хранятся специально для матери.

На ходу ослабляя галстук и расстегивая ворот рубашки, поднимается с парующей чашкой наверх. И едва ступает на площадку, как дверь ванной открывается.

– Я уже думал, ты там ночевать собираешься, – дразнит ее за медлительность.

– Ну да, были мысли, – смущенно признается Шахина, крепче стягивая пальцами ворот халата.

Он закрывает ее практически до пят. Но она все равно чувствует себя непривычно уязвимой.

– У тебя нет фена. Как твои «гости» сушат волосы?

Взбивая пальцами влажные кудри, останавливается у окна. Ей придется подождать, чтобы они хотя бы немного подсохли. Не ложиться же в постель с мокрой головой? Вряд ли Рагнарину это понравится. Или она просто оттягивает момент?

Решаясь возобновить зрительный контакт, наконец замечает, что Денис протягивает ей чашку.

– Это мне?

Он, конечно же, не растекается в любезностях и прочих ванильных тонкостях, чтобы вербально подтвердить догадки Шахиной о том, что запомнил тот короткий и бессмысленный диалог, который состоялся у них в ее квартире. Вложив в руки девушки чашку, достает из брюк телефон.

– Фен. Должны быть какие-то определенные характеристики? Марка? Мощность? Температурный режим?

Она в очередной раз теряется от того, как быстро, и вместе с тем спокойно, Рагнарин решает любые проблемы.

– Ты покупаешь? Нет, не нужно, наверное… Я в следующий раз свой возьму…

Во взгляде Дениса появляется какое-то новое чувство. Нечто, что Яна не может раскрыть и интерпретировать. Его веки чуть напряженно вздрагивают, когда он на секунду сужает и вновь расслабляет их, ослепляя этим чувством как вспышкой. Волна теплой приятной дрожи медленно прокатывается через все ее тело. Никогда прежде она не испытывала такого сильного беспокойства и трепета.

Шумно выдыхая, справляясь с волнением, делает небольшой глоток чая.

– М-мм, неплохо, Рагнарин… Вкусно.

Еще бы нашлось, где присесть.

«Не на кровать же…»

Подобное она считает уж слишком провокационным. Да и вряд ли можно выглядеть привлекательно, хлебая в постели чай.

– Кстати, у тебя интересная фамилия. Откуда твои предки?

– Все до прапрадедов москвичи, дальше не знаю.

– А ты слышал, что был король Дании – Рагнар Лодброк. Викинг. Северный. Ты тоже северный, – вздыхая, смотрит на него, не сдерживая восторга и лукавства.

– В каком смысле?

– Очень сдержанный. Сильный. Собранный. Уравновешенный, – уверенно делится Янка своими весьма специфическими размышлениями и выводами. – Северный.

– Северный, – повторяет Рагнарин, будто примеряя на себя это существительное. – Так меня еще не характеризовали. Не слышал.

– Да? Правда? У меня это самое первое впечатление, – пожимая плечами, говорит как о чем-то естественном и обыкновенном.

Денис не может не восхищаться тем, какой осторожной она порой пытается быть, и как необузданное любопытство, природные храбрость и раскованность размазывают все эти потуги, едва она увлекается разговором и перестает себя контролировать.

– У тебя незаурядное мышление. Весь процесс, я полагаю.

– Да ладно? – хохочет, смущенно прячась за чашкой. – Хорошо, хорошо… Признаюсь, незаурядное. Совсем чуть-чуть.

– Чуть-чуть? Одуряющая ты, Янка.

– Это плохо, да? – протягивает, не переставая улыбаться. – Не хочу быть вспышкой. Пытаюсь постепенно, но надежно и плотно засесть, – с тем же обезоруживающим смехом раскрывает все свои карты. – Не получается, да? Меня слишком много?

Что тут ответишь?

– Тебя все еще мало, котенок, – откровенно на ее откровение. – Отходя от темы, твой фен будет в понедельник, – бросает телефон на кровать. – Если еще что-то будет нужно, говори. Я в душ. А ты допивай, пока не остыло. Любишь же горячее.

На последних словах уголки его губ приподнимаются, а у Шахиной – нервно дергаются. Поджимая их, она резко вдыхает через нос, но не отводит глаз, пока Денис сам этого не делает, уходя в ванную.

В одиночестве Яну снова охватывает смятение. Она оглядывается, но рассматривать больше нечего. Пару секунд размышляет о том, чтобы найти кухню и вымыть чашку, но со слабостью в ногах спускаться по этой чудовищной металлической конструкции все же не решается. Поэтому отставляет недопитый чай на пол, к своим вещам, и без каких-либо действий, с несвойственной ей терпеливостью просто ждет, когда Рагнарин закончит с душем.

Видимо, существует какой-то созависимый закон природы, который заставляет человека больше всего на свете хотеть то, что ему больше всего нельзя. Это желание затмевает все основные инстинкты и вбитые с детства нормативные модели поведения.

Иначе как объяснить ее безрассудную решительность как можно скорее переступить последнюю черту? Это сумасшедшее и в какой-то мере смертоносное желание разрушить все, чтобы назад пути уже не было. Как?

Она хочет Рагнарина. И никакие запреты и страхи ей в этом не помешают.

= 11 =

• Мы шепчем друг другу секреты…
• Мы всё понимаем… Только этого мало.

© Земфира «Маечки»

Шахина слышит звук открываемой двери и мягкую поступь шагов, но не спешит оборачиваться. Крепче обхватывая плечи руками, пружинит на стопах, перекатываясь с носков на пятки и обратно.

Сейчас верхнее освещение кажется ослепляющим. Яна жалеет, что не решилась его погасить, пока Рагнарина не было. Эмоции, которые охватывают все ее существо, нельзя назвать неоднозначными. Они взаимоисключающие. Потому как одна часть, под давление смущения и дискомфорта, просит спрятаться в каком-то укромном уголке, а другая, не менее сильная, заставляет ее тело двигаться.

Победа, конечно же, достается второй.

Резко оборачиваясь, Шахина фокусирует взгляд на мужчине, в которого она так скоропалительно и безрассудно влюбилась. И тут же роняет челюсть.

Рагнарин полуголый. Полотенцем прикрыты лишь его бедра. Тишина усугубляется, раскаляя воздух в спальне до невообразимых температур и высот. Некоторое время пустота сквозит даже в голове девушки. Своим видом он шокирует ее едва ли не до потери сознания.

«Это неправильно…»

«Наверное…»

«Да Бог с ним, с неправильным!»

Денис красив. Из-за влаги и жара после душа его волосы, брови и борода кажутся еще темнее, а черты лица выразительнее. Высокий лоб и широкие скулы, твердые, четко очерченные губы и выпирающий подбородок. Никакой нервозности и суеты. Завораживающая уверенность и спокойствие.

Преодолевая нелепое для сложившейся ситуации стеснение, Шахина опускает взгляд ниже. Заторможенно моргая, медленно оглядывает запутанный черный орнамент татуировок, которые обычно скрываются под строгой рубашкой. Они покрывают левые плечо и предплечье, ту же половину груди и рваными витками прорываются на шею, ближе к затылку Рагнарина.

Вполне осознанно Яна оценивает и выставленное напоказ мужское тело. Она не ошибалась, сложен Денис идеально. Широкие плечи, крепкие руки с выступающими венами, мощные грудные и внушительный мышечный корсет, узкие бедра.

Смуглая кожа блестит каплями воды и будто бы манит растереть ее ладонями. Но Янка, конечно, не двигается.

Он знает, что делать, а она – нет. Чтобы забить пустоту, собирается спросить его, каким спортом он занимается, но вместо этого из нее вырываются какие-то глупости:

– Можно спросить? Это личное, но мне важно знать. У тебя было много женщин?

Влажные темные брови лениво приподнимаются. Это не удивление. Возможно, совсем немного. Больше похоже на насмешку, хотя в остальном мимика Дениса веселья не демонстрирует.

Нервно хмыкнув, Янка прочищает охрипшее горло и важно меняет положение сплетенных на груди рук. Когда сверху оказывается правая, ей неудобно, поэтому, не теряя деловитости, проделывает те же манипуляции в обратном порядке.

Рагнарин все-таки ухмыляется.

– Счет я не вел, к сожалению. Если бы знал, что когда-нибудь отвечать придется, записывал бы.

– Тебе смешно?

– Немного, да, – он честен, как и всегда.

– Я не хочу, чтобы у тебя был кто-нибудь, кроме меня.

Денис задумчиво поджимает губы и долго смотрит на Янку. Она выдерживает, не мигая. На самом деле, ему не нужно раздумывать, чтобы принять ее требования. Для него это базовые правила любых партнерских отношений. Там, где два человека зависят друг от друга, третьих лиц не должно быть. Его интересуют причины, по которым Шахина решается это озвучить.

– Я приму это к сведению. Поверишь мне на слово или все же пригласить юриста?

Отбрасывая подсохшие пряди с лица, она смотрит на него с той самой чумовой смесью храбрости и ранимости.

– Еще я хочу, чтобы ты относился ко мне серьезно, а не вот так… с насмешкой и снисходительностью. Что мне для этого сделать?

Тут Рагнарин уже действительно хмурится.

– Я очень серьезно к тебе отношусь, Яна. Просто это не мешает мне получать удовольствие от твоей непосредственности.

– Значит, мне нужно стать посредственной? – в буквально смысле зацикливается.

Денис вздыхает, пытаясь подобрать нужные ей слова.

– Ни в коем случае. Ты мне нравишься именно такой. Настоящей. Свежей. Озорной.

Шахину так и подмывает уточнить одно из существительных. Свежая? А до нее ему попадались несвежие, значит? Или не совсем свежие? Почему он от них уходил? Но, опасаясь снова вызвать у Рагнарина смех, решает заканчивать с переговорами.

«Завтра… Остальное завтра».

– Мне ложиться? Ты погасишь свет?

– Ложись.

Дождавшись, пока девушка, как есть, в халате, забирается под одеяло, Рагнарин погружает комнату в темноту и, сбрасывая мокрое полотенце на пол, укладывается рядом.

Янка судорожно вздрагивает, едва он обнимает ее за талию и привлекает ближе к своей груди.

– А у меня никого не было, Денис, – шепотом выдыхает ему в шею, обжигая горячими губами выемку над ключицей.

– Я понял.

Прикрывая веки, ждет, пока волны жара перестанут охаживать его тело. Однако реакции, похоже, вовсе не собираются идти на спад.

– Халат снимать? Или ты так… э-э… справишься?

Слыша в тягуче-сиплом голосе Шахиной нотки решительности и старательности, подавляет разбирающий нутро смех. Чувствует, как ее тело бьет неуемная частая дрожь, да и ее недавнюю неуверенность помнит.

– Тихо ты, котенок. Ничего не нужно снимать. Спи.

– То есть? Спать? Разве… Разве ты не должен сорвать мой цветок?

Тут он, конечно, не сдержавшись, все же приглушенно смеется. За что получает от обиженно сопящей Янки неслабый тычок в грудь.

– Сегодня можешь быть спокойна за свой «цветок».

Едва девушка задирает голову в попытках рассмотреть в темноте его лицо, необдуманно ловит ртом ее губы. Хватает выдержки действовать без языка. Захватывает нежную мягкую плоть одними губами. Запечатывает ее рот своим, призывая молчать. Но телу все равно становится жарко, а губам нестерпимо горячо. Нутро моментально обжигает острым голодом.

Эти ощущения поражают Рагнарина до безумной дихотомической пляски сознания. Вынужден сам с собой вести переговоры, чтобы найти силы отстраниться.

– Не сегодня, котенок, – бездумно ведет пальцами по ее щеке. – Поздно. И рано.

– Поздно и рано? Как это вместе понимать?

– Поздно – это третий час ночи. Рано – ты еще не готова, Яна. Силой ломать я тебя не собираюсь.

– Я готова, – бурно возражает она, вжимаясь в него телом. – Очень даже готова.

– Нет.

– Да!

Действуя не самым деликатным образом, вытряхивает ее из халата и, заваливая на спину, накрывает своим обнаженным телом. При первом же контакте кожи с кожей, Шахина пронзительно взвизгивает и дергается, настолько ей это позволяет вес его тела. А Рагнарин, зажимая губы, с утробным хрипом подавляет стон, шумно выдыхая через нос.

У него закладывает уши. Не столько от ее вопля, сколько от своих собственных внутренних ощущений. Пульс забивает сознание мощной дробью. Тело вспыхивает одуряющим пожаром знакомых и незнакомых ощущений. Пах тяжелеет. Ринувшаяся туда хмельная кровь до боли распирает член похотью.

Сжимая губы, чтобы не стонать, восстанавливает дыхание, вентилируя легкие через нос.

– Замри. Дыши глубже. Я ничего тебе не сделаю.

Указания Дениса звучат практически отстраненно. Еще бы телу вернуть столь же контролируемое спокойствие.

С какой-то ненормальной остротой ощущает упругую мягкость ее груди под собой, твердые вершины сосков, соблазнительные изгибы бедер и безупречную гладкость кожи. Даже там. Верх его бедра прижимается к ее лобку. На нем нет никакой растительности.

– Мы… Мы же полностью голые, – с ощутимой паникой выдает Яна, словно ее сознание только теперь догоняет ощущения.

Задыхается от того, что чувствует. И этим дополнительно сводит с ума Рагнарина.

– Так и должно быть. Привыкай.

– Привыкать? – вновь это глухое «р» и растянутое «а».

– Да. К моему телу. И к своему заодно. Уверен, так ты его еще не чувствовала.

Он, как всегда, прав. Все инстинкты, прежде даже мысленно отвергающие чужие прикосновения, куда-то исчезают, оставляя ее с Рагнариным наедине. Его кожа очень горячая и необычайно приятная. Может ли она потрогать его руками? Уместно ли двигаться под ним? Что за странный зуд провоцирует ее на это? Как действовать правильно? Как ему понравиться?

С Рагнариным в самой Яне что-то меняется. Ее тело впитывает его жар и начинает ответно пылать. Настолько, что на коже выступает испарина.

Позволяя себе действовать, полагаясь лишь на одни инстинкты и физические ощущения, прижимает к плечам Дениса ладони и осторожно, будто опасаясь того, что это способно причинить одному из них боль, оглаживает напряженные мышцы.

«Все хорошо… Все нормально… Это приятно…» – мысленно отмечает Шахина.

Упираясь в плечи мужчины руками, мягко подтягивается на постели выше, создавая тем самым то странное трение, которое так необходимо ее телу.

Уловив сдавленный выдох Дениса, замирает, сомневаясь в своих дальнейших действиях.

– Тебе не нравится?

– Нравится.

Его голос звучит так же уверенно, как и обычно, но с той особенной хрипотой, которая уже появлялась, когда он ее целовал. Яна, наконец, понимает, почему его голос меняется и какие эмоции, таким образом, прорываются из его нутра.

– Ты очень большой, – шепотом озвучивает свои впечатления. Именно в соизмерении с собой ощущает эту разницу особенно разительно. – И твердый.