Читать онлайн Иногда нужно просто удрать бесплатно
1. Хакмак с огромным пакетом
Финн косится на пустое место рядом и немножко волнуется, ведь он впервые один едет в поезде. Конечно, он сто раз говорил родителям, что справится. Но мама только твердила: «Вот будет тебе десять, тогда поедешь». Десять Финну исполнится через три недели и два дня. Но тут получился экстренный случай: папе пришлось срочно готовить котлеты из сыра тофу и черемши для одного экоотеля. Постояльцы там втридорога готовы платить, лишь бы их кормили здоровой едой вроде этих папиных котлеток. В общем, от такого заказа не отказываются, и у папы совсем не было времени провожать Финна до Берлина, как обычно.
Папа позвонил маме, и они долго препирались. «А по чему всегда я с ним еду? – не выдержал папа. – Ты и сама его можешь забрать!» И они с Финном уже стали опаздывать, так что пришлось как сумасшедшим нестись на вокзал в Нойштрелице[1].
Региональный экспресс из двухэтажных вагонов уже стоял на путях. Папа ненадолго зашёл внутрь. На втором этаже мест было полно, и Финн тотчас уселся в начале вагона – там, где два кресла стояли напротив двух других кресел, а между ними был маленький столик. Папа обнял Финна, протараторил что-то типа «не бойся, всё будет хорошо» и поспешил к выходу. И как раз вовремя, потому что, едва он выбежал из вагона, двери захлопнулись и поезд тронулся.
А Финн и не думал бояться. Правда, в животе у него капельку ныло. Всё произошло так быстро, что он даже не успел как следует попрощаться. Папа ещё немножко пробежался рядом с поездом и помахал Финну, но вскоре исчез из вида.
Скрипят тормоза, и поезд останавливается на станции Фюрстенберг. Из громкоговорителя слышится: «Уважаемые пассажиры, будьте осторожны при выходе из вагонов».
Кто-то выходит, кто-то заходит. Финн видит в окошко, как какой-то тип с банкой в руке так торопится, что протискивается в вагон, хотя ещё не все вышли. Часы на станции показывают десять минут восьмого. Над вокзалом возвышается освещённая закатным солнцем башня на крепости. Правда, Финн знает, что это никакая не крепость, а фабрика по производству комбикормов. В ГДР[2] корм для животных производили в огромном количестве. Ему об этом папа рассказывал. Папа объяснил, что Германия раньше была разделена на две части – ГДР и ФРГ[3], пока они наконец не объединились. Это произошло уже довольно давно, когда Финн ещё не родился.
Мужчина с банкой шумно поднимается по лестнице. На руке у него болтается огромный серый шуршащий пакет. Финн думает, что это, наверно, уборщик, который ходит по вагонам и собирает мусор. Но тот и не думает ничего собирать, а вместо этого кидает пакет на кресло напротив Финна и усаживается рядом.
– Ну чё, малыш, всё зашибись?
Он расстёгивает молнию на спортивной кофте и поднимает банку.
– Ну чё, будь здоров! – говорит он, отхлёбывая.
Финн ощущает запах перегара, быстро отводит глаза и смотрит в окно. Он просто терпеть не может, когда его называют «малыш». Во-первых, он вовсе не маленький, а третий в классе по росту, а во-вторых, он-то ведь не может ответить взрослому дяде: «Старик, всё окей!» Хотя этот тип совсем не похож на обычного взрослого. Он широко расставил ноги и наклонился в сторону Финна; под кофтой видна застиранная майка с надписью «Хакмак». Может, его так зовут?
Финн продолжает его украдкой рассматривать. Странная причёска: сверху волосы длинные, а сбоку – короткие, и в ушах – огромные дыры с чёрными кольцами.
Хакмак ловит на себе взгляд Финна и расплывается в улыбке:
– Ты чё, один, без предков?
Финн поспешно кивает, стараясь не пялиться на его мочки. В них просто гигантские дырки, не меньше монеты. Кожа вокруг вся растянулась. Дико больно, наверно.
Но, похоже, Хакмака эти дырищи нисколько не беспокоят. Наоборот, он выглядит ужасно довольным. Он делает ещё глоток, надувает щёки и громко икает.
– Сорян, брателло, – кривится Хакмак. – Это всё газы. Они должны выйти, иначе никак.
И хохочет. И этот его хохот сам по себе напоминает икоту.
На всякий случай Финн поближе придвигает рюкзак. Мама с папой сто раз ему говорили: если тебе кто-то не нравится, сразу звони. Но Финн только уныло кивал. Ну сколько можно! Он всё и сам прекрасно знает. Вечно эти взрослые волнуются!
Но сейчас он всё-таки решает проверить содержимое рюкзака. Всё вроде на месте. Телефон, кошелёк с билетом, ланч-бокс с папиными бутербродами. Финн достаёт телефон и смотрит на дисплей. Заставку он поменял совсем недавно – поставил фотографию Тепса. Сам его фотографировал, когда тот зевал. Зубы у Тепса как у саблезубого тигра.
Вообще Тепс – отдельная история. Мама взяла его из приюта, когда от них папа переехал. Всё-таки иногда родители себя очень странно ведут. Сначала много лет никого нельзя заводить, а потом вдруг они разводятся – и раз! – вот тебе кот. Или у папы срочная работа – и раз! – ты один в поезде…
Финн кладёт телефон обратно и, потянув за бегунок в виде крокодильчика, закрывает рюкзак на молнию. Некоторое время он глядит в окно на ломаную линию электропередач и вдруг слышит громкий щелчок. Это Хакмак надавил на банку, которая стоит на столике. Он смотрит на Финна, потягивается и зевает.
– Тут со скуки сдохнешь, а?
Финн снова молча кивает, но Хакмак не отступается.
– Может, в картишки перебросимся?
Достаёт из кармана колоду карт и ловко перекидывает её с руки на руку.
– Клёво, а? – улыбается Хакмак. – Ну чё, клювом не щёлкай, я те ща фокус покажу.
Он нагибается над столиком, так что Финн снова чувствует запах перегара, и заговорщицким тоном произносит:
– Прикинь, я могу колдовать.
Вытаскивает из колоды несколько карт и раскладывает их веером.
– Вишь четыре карты? Пиковый, трефовый, червовый и бубновый валет.
Финн равнодушно кивает.
– У них банда, нужно провернуть кой-какие делишки.
Хакмак складывает четырёх валетов вместе и кладёт рубашкой вверх на колоду.
– Значица, так, они на вертолёте тайно приземляются на крышу Ка-Де-Ве…[4] Это такой роскошный магаз, слыхал? Ну так вот. Один обчищает первый этаж – украшения, очки, часы и прочие побрякушки…
Он снимает верхнюю карту и кладёт её куда-то в колоду.
– Другой хапает нереально дорогое кожаное пальто из мужского отдела…
И Хакмак прячет в колоду второго валета, а потом проделывает то же с третьим.
– Третий тырит шикарный плоский телик. Ну а последний прётся в отдел жратвы и прямо там выпивает бутылку шипучки…
И он отправляет в колоду четвёртого валета.
– Но вдруг – раз!
Хакмак высоко поднимает всю колоду и таращит глаза.
– Виу-виу-виу! Сигналка как заревёт. Уа-уа-уа! Менты едут. Надо валить!
Он лихорадочно хлопает двумя пальцами по колоде, как будто собирается предупредить спрятавшихся там валетов.
– И… раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять! Парни снова на крыше, садятся на вертолёт, и – фюить – только их и видели.
Тут Хакмак картинным жестом снимает четыре верхние карты и торжественно протягивает их Финну. И снова это оказываются четыре валета.
– Чё, обалдел небось?
Финн кивает. Хотя он вовсе не обалдел. Потому что знает этот фокус. Ему Карло показывал. Только не с Ка-Де-Ве, а с «Карштадтом»[5]. Карло – это его лучший друг. Они познакомились ещё до рождения, когда их мамы были беременны и вместе ходили на курсы, где рассказывают про роды. Мама говорит, что они одновременно начинали толкаться, как будто заранее договаривались. Наверняка так оно и было, хотя Финн ничего об этом не помнит. Зато фокус с валетами он помнит прекрасно. Там нет ничего сложного. Главное, когда раскрываешь веером четырёх валетов, незаметно достать из колоды ещё четыре карты и спрятать их за последним валетом. И когда кладёшь валетов обратно, именно эти карты должны оказаться наверху. Потом спокойненько засовываешь их в колоду, а валеты остаются сверху – их ведь никто не трогал. Правда, у Карло фокус не получился. У него один валет случайно упал, и Финн сразу всё понял.
Финн снова смотрит в окно. Солнце стоит совсем низко, и уже показалась луна. Белая и круглая, она висит в небе, как пицца без начинки. Неподалёку неспешно крутятся ветряки, мигая красными лампочками. Это чтобы пилоты их видели и случайно не врезались. Ветряки вырабатывают электричество. Папа говорит, что они приносят много пользы, потому что не загрязняют окружающую среду. Финну ветряки тоже нравятся. Он представляет себе, что это роботы с мигающими красными глазами. А руками они машут, потому что им скучно просто так стоять на одном месте.
Пока Финн смотрел в окно, Хакмак допил из банки, смял её и бросил на пол.
Поезд сбавляет ход. На бегущей строке в конце вагона загорается новая надпись: «Следующая станция – Гранзее». Хакмак берёт со стола карты и встаёт.
– Слышь, малыш, клювом не щёлкай, ща я те ещё один фокус покажу. На прощаньице. Просто отпад. Такого ты ещё не видел, точно те грю!
Он манит Финна рукой и при этом роняет колоду – карты разлетаются во все стороны и падают под столом и сиденьями.
– Чёрт! Чтоб их! – ругается Хакмак.
Он нагибается и поспешно собирает карты, выставляя на обозрение свою «попораму». Мама так всегда говорит, если у Финна сползают штаны и видна складка между ягодицами. Раньше Финна это очень смешило. Иногда он даже специально чуть-чуть спускал штаны, чтобы она так сказала. Но в последнее время стал стесняться. И на хакмакскую задницу у него тоже никакого желания нет любоваться. Финн опускает глаза и видит под столом десятку крестей. Нагибается, но, чтоб её достать, приходится хорошенько потянуться. Финн поднимает десятку, встаёт, и Хакмак одним рывком выхватывает у него карту.
– Спасибочки! Ты славный малыш!
И торопливо убирает колоду в карман. Так же быстро хватает пакет и закидывает его за спину, как мешок.
– Ну, кажися, всё. Глянь-ка, я исчезаю! Абракадабра…
Он машет рукой так, будто держит в ней волшебную палочку. И пятится к двери вагона, всё так же отчаянно жестикулируя. При этом он совсем не похож на иллюзиониста, который вот-вот исчезнет, а скорее – на однорукого пловца, плывущего в лодке по какому-то желе и гребущего одной рукой. Выглядит это не очень.
Поезд тормозит и останавливается. До Финна доносится свист открывающихся дверей. Хакмак добирается до лестницы, ещё раз машет, разворачивается и с грохотом бежит по ступенькам.
В окошко Финн видит, как он выходит из поезда, как бегом бежит по платформе со своим закинутым за спину объёмистым пакетом. Поезд снова трогается, и Хакмак пропадает.
Финн чувствует облегчение.
2. Проводник создаёт проблемы
– Билеты, пожалуйста.
Только поезд отходит от станции, как на второй этаж поднимается проводник – в синей форме и красном галстуке. Финн тянется за рюкзаком, но тот куда-то исчез. То есть как это исчез?! Ведь только что он был здесь! Финн заглядывает под столик, потом растерянно оглядывается. Наконец встаёт на карачки и начинает ползать между сидениями. Но и там – ничего! Кроме сплющенной банки.
Сверху слышится голос проводника:
– Эй, молодой человек, ты что, хочешь спрятаться?
– Не.
Финн быстро встаёт. Проводник сдвигает очки на самый кончик носа и очень строго на него смотрит.
– А где твои мама или папа?
– Э… я… еду один, – лепечет Финн.
– Тогда покажи свой билет.
Финна бросает в жар. Что делать? Он смотрит на проводника и сглатывает.
– Ну… э… он в рюкзаке.
– Так доставай его!
И проводник смотрит на него, как фрау Хеншке-Поль, когда Финн пишет «не» вместо «ни».
– Но я… не могу, – бормочет Финн, и ему сейчас наплевать, как правильно – «не могу» или «ни могу». – Понимаете, его тут нет, хотя он только что был здесь. Вот тут, на сиденье.
Проводник мрачнеет.
– Ну-ну, – тянет он. – Значит, был, а теперь нет? А куда ты едешь? И сколько тебе лет?
Финна прошибает пот. Ах, если б папа был сейчас рядом! Он бы сразу всё объяснил, и Финну не пришлось бы мучиться.
– Десять, – выдавливает из себя Финн. – Вернее, будет десять через три недели и два дня. Я еду в Берлин. К маме.
– А мама-то хоть об этом знает?
Что за глупый вопрос! Финн, конечно, кивает. Ещё бы ей не знать! Ведь она будет встречать его на вокзале.
Теперь весь вагон наблюдает за проводником, который волосатой рукой чешет свой лысоватый затылок.
– А у твоей мамы, хе, у неё небось и имя есть?
Финн снова кивает.
– Свеня.
– А фамилия?
– Лизь.
Проводник поднимает брови.
– Лизь?
Финн опять кивает. Не хватает ещё, чтобы проводник спросил: «Лизь – как слизь?» Так все спрашивают, как только слышат эту фамилию. Но проводник, слава богу, ничего не спрашивает.
– Ага, Свеня Лизь. Может, мы ей позвоним и спросим: а она вообще знает, что её сынок один путешествует?
Тут Финн спохватывается, что позвонить он не может – телефон ведь тоже в рюкзаке! И чувствует, что вот-вот разревётся. Телефон был совсем новенький, и Финн на него сам заработал. Фрау Бухборн каждую неделю платила ему евро за то, что он приносил ей газеты из почтового ящика и выбрасывал пакет с мусором.
Пакет с мусором… И тут до Финна доходит. Ну конечно же, пакет! Теперь понятно, почему он стал таким огромным! Это всё Хакмак! Вот гад! Он специально рассыпал все карты! А когда Финн полез под стол, сунул рюкзак в свой пакет!
– Это всё тот тип с пакетом! – кричит Финн, волнуясь.
– Ага, тип с пакетом, – проводник тяжко вздыхает и смотрит по сторонам. – Но я не вижу здесь ни одного человека с пакетом.
– Конечно, не видите! Потому что он только что вышел, в Гранзее. Он вот тут сидел! – Финн умоляюще показывает на сиденье напротив. – У него ещё огромные дырки в ушах и на майке написано «Хакмак». Нужно срочно вызвать полицию! Его ещё можно догнать!
Но проводник качает головой.
– Сперва позвоним тебе домой.
Он достаёт из сумки служебный телефон.
– Надеюсь, ты номер хоть помнишь?
Финн снова кивает.
– Ноль, три, ноль… четыре… девять, один…
От волнения он начинает путаться:
– Э… девять, четыре, один, девять…
И запинается.
Проводник нервно опускает телефон и смотрит на Финна.
– Ну и?
Финн ничего не понимает… Он ведь отлично знает свой домашний номер! А тут вдруг раз – и вылетело из головы. Ну а мамин мобильник он ещё не выучил.
Внезапно подаёт голос женщина с короткими седыми волосами, которая сидит через два ряда от Финна:
– Да оставьте вы мальчика в покое! Совсем его запутали. Я заплачу за билет. Сколько он там стоит?
У Финна мелькнула надежда. Прежде он эту женщину даже не заметил. А она тем временем достаёт из кошелька десятку и протягивает проводнику. Но тот отмахивается.
– Вы его знаете?
– Нет.
– Тогда зачем суётесь не в своё дело?
– Я просто хочу помочь!
– А кто понесёт ответственность?
– Ноль, три, ноль! – вдруг выпаливает Финн.
Он вспомнил телефон и быстро-быстро затараторил, пока цифры опять не выветрились:
– Ноль, три, ноль, четыре, девять, один, один, девять, четыре, девять!
Проводник набирает номер своим толстым указательным пальцем и вглядывается в экран телефона через очки.
– Ноль, три, ноль…
Финн кивает:
– Четыре, девять, один, один, девять, четыре, девять.
Проводник нажимает кнопку «Вызов» и подносит телефон к уху.
– Алло!
И, заткнув второе ухо, чтобы лучше слышать, произносит как можно громче:
– Алло! Кто говорит? Герр Ларифари?
У Финна камень упал с сердца. Это, наверно, Мухтар! Мамин новый друг, который частенько у них остаётся. Правда, фамилия у него не Ларифари, а Эльфадиль.
Проводник переходит почти что на крик:
– Ну вот, герр Ларифари, со мной тут мальчик, зовут…
И он вопросительно смотрит на Финна.
– Финн, – бормочет Финн.
– Ага, зовут, значит, Финн, я бы хотел поговорить с матерью…
Тут он делает небольшую паузу и ещё больше хмурится.
– Её нет? На каких ещё занятиях?
Ой, ну конечно! У мамы сейчас йога. Финн совсем про это забыл. Она прямо оттуда поедет за ним на вокзал.
Проводник слушает дальше, и его физиономия всё больше вытягивается.
– Так вы не отец? Значит, у вас нет родительских прав!
Тут до Финна доносится голос Мухтара. Он тоже повысил голос. Но проводник его перебивает:
– Слушайте, герр Ларифари или как вас там, вы не отец, и по закону никаких прав у вас нет! По крайней мере, по нашему немецкому закону.
Теперь Мухтар говорит по-настоящему громко. Настолько громко, что Финн прекрасно слышит слова «чинуша» и «бюрократ несчастный». Мухтар всегда использует изысканные выражения, даже когда волнуется. Лицо у проводника делается красным, и он начинает орать:
– Какое право вы имеете меня оскорблять?! Жалуйтесь кому хотите, а со мной не смейте!
Он отрывает трубку от уха и с такой силой нажимает толстым указательным пальцем на красную кнопку, будто хочет продырявить телефон.
– Какая наглость! – говорит он, качая головой. И сразу же набирает другой номер. – Я звоню в полицию. Пусть сами разбираются.
Ну и хорошо, думает Финн. Он ведь даже просил вызвать полицию. Может, они ещё успеют выследить Хакмака!
Проводник глядит на часы.
– Они могут забрать тебя прямо тут, в Ораниенбурге.
Почему это в Ораниенбурге? Финн ничего не понимает.
– Но мне нужно в Берлин! Меня там мама будет ждать!
Ему становится совсем невмоготу. Женщина с седыми волосами злится не на шутку:
– Да вы с ума сошли! Разве можно вышвыривать ребёнка из поезда? Я же сказала, я заплачу за билет!
Но проводник стоит на своём.
– То, что у него нет билета, – ещё не самое страшное. Гораздо хуже, что я тут за него отвечаю. И если с ним что-то случится, у меня будут ОЧЕНЬ серьёзные проблемы.
– А что может случиться? Пока все проблемы только из-за вас, больше никаких проблем я не вижу!
Но проводник её не слушает и снова кому-то звонит.
– Говорит Пауцке, проводник. Региональный экспресс 4363. У меня тут мальчик, около десяти лет, без билета, один, без взрослых, едет в Берлин…
Он делает короткую паузу и поворачивается к Финну.
– Как ещё раз твоя фамилия?
– Лизь, – говорит Финн упавшим голосом. – Финн Лизь.
Проводник вопросительно глядит на него:
– Лизь – как слизь?
Ну конечно! Как же без этого! И Финн обречённо кивает.
– Да, Лизь – как слизь, – повторяет проводник. Он явно доволен. – Вот и ладушки. Я, значит, сниму его с поезда в Ораниенбурге. Если заберёте его прямо на перроне, то мы вовремя отправимся.
– Следующая станция – Ораниенбург. Выход справа.
За окном тянутся дома, заводские здания, заправки… Финн ничего не понимает. Проводник стоит с ним в дверях и крепко держит за рукав. Как будто Финн преступник. Хотя настоящий преступник вовсе не он, а Хакмак!
Вдруг Финну что-то приходит на ум.
– Я сейчас! – кричит он, вырывается и бежит по лестнице на второй этаж. Лезет там под сиденье, и – есть! Вот она, банка! А на ней – отпечатки пальцев этого Хакмака! По ним полиция его точно найдёт!
При виде Финна, который салфеткой держит банку и засовывает её осторожно в карман, проводник только качает головой.
– Быстрей давай! – фырчит он, хватает Финна за плечи и тащит к выходу.
3. Хлопки и щелчки
На перроне в Ораниенбурге поезд встречают двое полицейских: женщина и мужчина. Проводник торопливо подводит к ним Финна.
– Вот этот, – бурчит он.
Женщина высоченная, и всё у неё какое-то вытянутое, даже лицо. Мужчина, наоборот, маленький и кругленький, не выше Финна. Выглядит он так же чудно́, как комиссар, которого показывают по телевизору. Про него ещё Мухтар говорит, что он никудышный актёр. Потому что Мухтар сам актёр. Один раз он тоже снимался в детективе. Играл беженца из Африки. Сначала этого беженца хотели выкинуть из страны, но потом оставили в покое, потому что за него вступился комиссар. Мухтар бы с удовольствием сыграл и комиссара, но его приглашают только на роли беженцев или отрицательных персонажей.
Проводник передаёт Финна полицейским и возвращается в поезд.
Ну а дылда смотрит на Финна и спрашивает со смешком:
– Чё, удрал небось?
Финн качает головой. Он рассказывает обо всём, что случилось, показывает раздавленную пивную банку с отпечатками пальцев. Объясняет, что мама будет его ждать на вокзале, и ему обязательно нужно в Берлин, и поскорее.
Но полицейские пропускают всё это мимо ушей. Толстяк нервно глядит на банку и произносит неожиданно писклявым голосом:
– Опять эти с поезда нам свинью подложили!
«Визжит, как поросёнок», – думает Финн. Интересно, а что за свинью подложили им «эти с поезда».
– Ничё, разберёмся как-нить, – дылда кивает Финну, как будто хочет его утешить. – Тока прокатимся в отделение.
Полицейские ведут Финна через здание вокзала к полицейской машине.
Дылда открывает заднюю дверь, и Финн усаживается на сиденье. Толстяк втискивается на место водителя, и они трогаются.
Финн смотрит в окно. Закатное солнце подсвечивает проплывающие мимо дома. Он ещё ни разу не был в Ораниенбурге и ни разу не ездил в полицейской машине. Жаль, что толстяк не включил сирену с мигалкой.
Дылда на переднем сиденье разворачивает бутерброды.
– Бутеры хошь? – спрашивает она Финна. – У мя ещё пахта[6] есть.
И она протягивает ему пластиковый стаканчик. Финн энергично мотает головой. Он терпеть не может пахту, хотя только один раз пробовал. Это было у папы. Сначала он зажал себе нос и только потом глотнул, но всё равно ему очень не понравилось.
Дылда открывает запечатанный стаканчик и пьёт. Толстяк ведёт машину. В полицейской рации слышится треск. Потом раздаётся голос:
– Пятьдесят первый-первый, Эйнштейн. Можете остановить семь машин?
– Эйнштейн, пятьдесят первый-первый, – говорит другой голос. – Диктуйте.
Финн задумывается: что это значит? Может, кто-то кого-то убил? Или ограбил банк? Но полицейские не обращают на рацию никакого внимания. Дылда жуёт бутерброд, а толстяк жалуется на судьбу.
– Вот я и грю, это ни фига не случайно. Стока совпадений. Чисто статистика, – пищит он.
– У всех быват… – говорит дылда с набитым ртом.
– Не-е-е-е, у мя не как у всех, – перебивает толстяк. – Сначала будильник к чертям, потом шнурок на фиг, потом толчок засорился – и всё в один день!
Дылда проглатывает кусок и кивает:
– Короче, ты попал.
Финн беспокойно ёрзает на сиденье. Наверняка у мамы уже закончилась йога и она ждёт его на вокзале. Он представляет себе, как она одна стоит на перроне, как приезжает поезд, но там его нет. И мама не знает, что и думать, так она волнуется!
Но тут Финну приходит в голову, что у мамы, конечно, есть с собой телефон и, конечно, ей уже позвонил Мухтар, поэтому она хотя бы знает, что что-то случилось. И она сразу позвонит папе… Конечно, мама скажет, что была против, чтобы Финн ехал один, и они опять будут ссориться. А ведь это очень обидно, потому что Финн и правда прекрасно может доехать один! Во всём виноват этот противный Хакмак! Просто свинья! Хотя нет, свинья для него – это ещё слишком мягко. Вообще-то Финну нравятся свиньи. Правильнее сказать: «Он просто комар!» Комаров Финн терпеть не может. Хотя для такого ворюги, как Хакмак, даже комар – слишком мягко.
Машина подъезжает к перекрёстку. Загорается жёлтый.
– Ничё, проскочим, – пищит толстяк и нажимает на газ.
Мотор ревёт, и машина делает рывок.
– Не проскочим! – рявкает дылда, тряся головой. Прямо перед перекрёстком зажигается красный.
Толстяк изо всех сил нажимает на тормоз. Финн хватается за переднее сиденье, чтобы не упасть. Дылда старается удержать стаканчик с пахтой и кричит: «У-у-у-у-у-а-а-а-а-а!»
Машина как вкопанная встаёт у светофора. Дылда недовольно смотрит на толстяка.
– Я чуть не проли…
Но прежде, чем она успевает договорить, позади них что-то оглушительно визжит, и…
ХЛО-О-ОП!
Финн так пугается, что даже кричит…
…ну а полицейская машина подпрыгивает и с громким бульканьем приземляется, прямо как лягушка на воду. Потом всё стихает.
Полицейские молча сидят на местах. Дылда по-прежнему держит стаканчик, но он пуст. Булькающий звук получился из-за пахты, а не из-за лягушки. Жидкость из стаканчика поднялась вверх, как в замедленной съёмке, подлетела к ещё более вытянутой, чем обычно, физиономии дылды и прыснула ей прямо на форму.
«Как подтаявший снеговик», – думает Финн, глядя на дылду.
Наконец полицейские приходят в себя.
– Оба-на! – пищит толстяк, глядя в зеркало заднего вида.
Дылда делает глубокий вдох, извлекает из кармана куртки носовой платок и начинает вытирать им лицо. И только после этого оборачивается. Финн тоже смотрит назад. Прямо за ними стоит грузовик. На капоте – вмятина, а над ней поднимается белый дымок. Из кабины выглядывают две физиономии с вытаращенными от страха глазами.
– Ну класс ваще, – говорит дылда нервно и ставит рядом стаканчик.
Толстяк фыркает и рывком открывает переднюю дверь.
– Ща он у мя получит! – пищит он и, громко охая, выкатывается из машины.
Дылда оборачивается к Финну.
– Ты в порядке?
Финн только пожимает плечами. Ну что на это скажешь? Какое там в порядке! Наоборот – всё только хуже и хуже! И ему срочно нужен воздух. Он бешено крутит ручку, и стекло медленно опускается.
Дылда тем временем вышла из машины и по-прежнему старательно оттирает форму платком. А толстяк уже стоит рядом с грузовиком, из которого выглядывают оцепеневшие от ужаса лица. Одно из них, как теперь может различить Финн, принадлежит мужчине, а другое – девочке со взъерошенными волосами. Их с Финном взгляды встречаются, девочка корчит гримасу и показывает Финну язык. Он быстро отворачивается, но тотчас снова смотрит на грузовик – интересно ведь, что будет дальше.
Толстяк жестами показывает водителю, чтобы тот опустил стекло.
Тут подходит дылда, и они вместе говорят о чём-то с водителем. Финн разобрал такие слова, как «безопасная дистанция», «признание вины» и «лишение прав». А потом раздаётся негромкий щелчок. Это открылась пассажирская дверь в кабине грузовика. Оттуда выскользнула девочка и пошла вперёд к полицейской машине, причём никто из взрослых ничего не заметил.
Девочка доходит до того места, где сидит Финн. Он быстро отворачивается, как будто никого не видит. Но девочку не так-то легко провести. Она засовывает руки в карманы штанов и разглядывает Финна сквозь открытое окно.
– Жвачку хочешь? – спрашивает она наконец.
Достаёт из кармана пачку, вытаскивает оттуда две пластинки и засовывает в рот.
– Нет, спасибо, – Финн качает головой.
Он ещё не решил, как с ней держаться. Сначала она показывает язык, а теперь как ни в чём не бывало предлагает жвачку. И всё-таки Финн украдкой поглядывает на её свалявшийся вязаный свитер. Девочка надувает пузырь, пока тот не лопается.
– Ты преступник? – спрашивает она.
– Не.
– Тогда почему ты в полицейской машине?
Финн только отмахивается.
– Всё равно не поймёшь.
– А что тут непонятного? Спёр небось чего-нибудь, вот тебя и поймали.
Финн снова качает головой.
– У меня просто билета не было. Я из поезда.
– Ага, – девочка понимающе кивает и снова надувает пузырь.
– Зайцем, значит, ехал, – изрекает она, когда пузырь лопается.
Финн закатывает глаза. Ну ясное дело, она ничего не поймёт!
– Это не из-за этого, – говорит он.
– А из-за чего?
– У меня в поезде украли рюкзак. Вместе с билетом, деньгами и новым телефоном.
На секунду девочка даже жевать перестала.
– Жесть! – восклицает она.
Финн кивает.
– Меня тут в отделение везут. Хотя мама ждёт меня в Берлине, на Центральном вокзале.
– А я знаю, где Центральный вокзал, – говорит девочка.
Она снова жуёт и раскачивается на носочках.
– Н-да, – тянет она, пожимая плечами. – Ну… если они тебя заграбастают, быстро не отпустят.
Финн окидывает её недоверчивым взглядом.
– А ты откуда знаешь?
– Так все говорят, у кого были проблемы с ментами. Взять хоть старшего брата Тимо из нашего класса. Они его два дня в психушке держали. Поэтому…
Но вместо того, чтобы закончить, она надувает новый пузырь.
– Что поэтому? – переспрашивает Финн.
– Поэтому я бы очень подумала, прежде чем ехать.
Финн неуверенно косится на полицейских, потом снова на девочку. В психушку ему совсем не хочется.
– А что бы ты сделала?
– Хм-м-м, – снова тянет она, раскачиваясь на носочках. – Я бы удрала.
– То есть просто сбежала?
Девочка кивает.
– Я тоже сбегу, – обещает она.
– Но… – мнётся Финн. Может, она просто валяет дурака? Но девочка смотрит совершенно серьёзно.
– Всё лучше, чем в психушку, – говорит она, улыбаясь. – Да и до Берлина тут недалеко. Мне вот тоже позарез надо в цити.
Словом «цити» она называет сити[7], то есть Берлин, и при этом делает такое лицо, как будто предлагает Финну самую крутую вещь на свете.
Но он всё сомневается.
– А если нас засекут…
– Тогда – в психушку. В общем, решай быстрей, пока они там лялякают.
Финн ещё раз смотрит на полицейских, которые протягивают водителю грузовика какую-то бумажку на подпись. В голове у него роятся мысли. Ему как можно скорее надо домой. Вообще-то полицейские должны были ему помочь. И проводник должен был, но не помог! До сих пор взрослые не только не помогли ему, но всё время мешали. И уж чего-чего, а в психушку он точно не хочет! Наверняка мама с папой его поймут.
Он снова смотрит на девочку.
– А что скажет твой папа? – и Финн показывает на грузовик.
Девочка презрительно выплёвывает жвачку.
– Он мне не папа. Ну что, бежим?
Потом всё происходит очень быстро. Финн тихонько приоткрывает дверь, вышмыгивает из полицейской машины и, пригнувшись, прячется за девочкой. Вместе они крадутся прочь от машины и уже успевают отойти на порядочное расстояние, как вдруг у них за спиной раздаётся вопль толстяка:
– Эй! Вы куда?!
И тут как по команде они начинают бежать. Финн несётся изо всех сил, ну а девочка мчится ещё быстрее – только пятки сверкают. Ботинки стучат по асфальту, волосы развеваются.
– Стоять! – гремит позади голос дылды.
Но дети и не думают останавливаться. Они теперь бегут вдоль домов. Финн задыхается. Девочка делает небольшую петлю и ныряет в какой-то проулок. Финн бросается за ней, и вот они уже оба в тёмной подворотне, окружённой высокой стеной. Такую не перелезешь.
– Ну класс! – говорит Финн, еле дыша. – И что теперь?!
Сзади приближаются шаги полицейских.
Девочка кивает на большой мусорный контейнер и откидывает крышку.
– Сюда!
Финн кривится.
– Что, прямо внутрь?!
– А куда ещё?!
Она лезет в контейнер, и Финн – была не была – прыгает следом. Девочка поспешно прикрывает крышку.
– Фу, какая гадость! – Финн зажимает себе нос.
– Тс-с-с, – шикает девочка и выглядывает в узкую щёлку под крышкой.
Финн смотрит туда же и видит полицейских, которые уже во дворе.
– Ща мы их сцапаем, если они тут, – пищит толстяк. И они с дылдой принимаются обыскивать двор.
«Только не в мусор! Только не в мусор!» – думает про себя Финн. И как раз в этот момент дылда замечает контейнер.
– Может, они там?
Оба подходят вплотную к контейнеру. Дети в ужасе переглядываются. Что делать?!
Выход один – спрятаться в мусоре. Нырнуть поглубже в пластиковые бутылки, чайные пакетики, пожухлые листья салата, баночки с высохшей краской, тюбики из-под зубной пасты, тухлые помидоры, яичную скорлупу, рваные кроссовки… И затаиться во всём этом на самом дне. Финн быстро прокапывает себе лаз в плотном слое мусора и вдруг чувствует, что влип во что-то мягкое. Как раз в этот момент крышка над ними приоткрывается, и в образовавшемся отверстии появляется лицо толстяка.
Финн старается не дышать и не шевелиться.
– Фи, как воняет! – пищит толстяк и быстрей захлопывает крышку. – Не, тута их нету.
– Чёрт! – ругается дылда. По голосу слышно, что она уже отошла от контейнера. – И чё, если мы их не найдём? Не, я серьёзно.
– Я те сразу сказал, шо они нам свинью подложили, – голос толстяка тоже удаляется. – Не, это ни фига не случайность. Это какая-то фигня!
Дети ждут ещё пару минут, и только когда снаружи всё совсем стихает, а значит, полицейские точно ушли, они выныривают из мусора и вылезают из контейнера. Девочка снимает с кудрей тёмно-бурую банановую кожуру. А Финн видит, во что влип: на руке у него болтается использованный детский подгузник – он приклеился липучками к куртке. Финн лихорадочно пытается его сбросить, но подгузник не поддаётся. Девочка помогает его снять и, посмеиваясь, бросает обратно в контейнер.
– Эластико-фантастико! – восклицает она. – Мы от них избавились!
Это, конечно, о полицейских. Она вытирает о штаны руку и протягивает её Финну.
– Между прочим, меня зовут Йола.
Финн пожимает руку.
– А меня – Финн.
4. Прожорливый телефон-автомат
– Вообще-то по-настоящему меня зовут Иоланта, – говорит Йола. – Но, по-моему, это имя больше подходит для взрослой тёти.
Финн и Йола идут по Ораниенбургу, который состоит из длиннющих улиц с совершенно одинаковыми домами. Они пытаются определить, в какую им надо сторону, и попутно рассказывают друг другу всякие важности. Например, что Йоле уже десять с половиной, хотя она почти на голову ниже Финна. Она во всех подробностях расспрашивает Финна о происшествии в поезде, и ему в третий раз приходится рассказывать про Хакмака и карточный фокус, с помощью которого тот украл у Финна рюкзак.
– Ну надо же, прямо как в книжке… – удивляется Йола. – Про Эмиля и этого противного господина Грундайса.
И точно! Была такая книжка, называется «Эмиль и сыщики»[8]. Папа читал её Финну вслух, когда тот был совсем маленький и болел ветрянкой. Финн слушал с удовольствием. Особенно ему понравилось, что дети там намного умнее взрослых. Правда, кое-чего он не понял, потому что в книжке описывалась старая жизнь. Он даже хотел написать автору письмо по электронной почте, но папа сказал, что писателя давным-давно нет в живых и что эту историю он сочинил почти сто лет назад, когда не было ни электронной почты, ни даже мобильных телефонов.
Наверное, глупых проводников в то время тоже не было, которые ни за что ни про что могут выкинуть человека из поезда. Вместо того чтобы помочь, если кого-то обокрали.
Финн смотрит на Йолу, и ему опять становится не по себе. Может, это была не самая блестящая идея – просто взять и сбежать.
– Но Эмилю не пришлось искать дорогу в Берлин, – говорит Финн задумчиво.
– Ой, да это проще простого, – улыбается Йола. – Нужно просто всё время идти на юг. Так мы не потеряемся и придём прямиком в цити.
Финн кивает. Он знает – юг там, где солнце стоит в полдень, но сейчас уже смеркается, от солнца осталась только оранжевая полоска на горизонте.
– Солнце садится на западе, – Финн показывает на полоску. – Чтобы найти юг, надо повернуться влево на четверть оборота.
– Точно, – говорит Йола. – Значит, нужно брать немножко левее.
Но вначале надо позвонить. Финн просто обязан сообщить маме и Мухтару, что скоро приедет, чтобы они не беспокоились. Как назло, Йола забыла телефон в грузовике. Зато у неё есть с собой деньги. Она долго шарит по карманам и выуживает оттуда скомканные десять и пять евро, две монетки по пятьдесят центов и три по одному.
– Нужно найти телефон-автомат, – говорит она.
– Я по такому никогда не звонил, – признаётся Финн.
– Ничего, – успокаивает Йола. – Это как автомат с жвачкой. Только вместо жвачки там телефонная трубка.
Пока они ищут телефон, Финн расспрашивает Йолу, как это получилось, что грузовик врезался в полицейскую машину.
Оказывается, она родом из Фелефанца – маленького города неподалёку от Ораниенбурга. А когда-то, ещё до её рождения, её родители жили в Польше.
– Бабча и дзядек до сих пор там живут, – говорит Йола.
Она объясняет, что по-польски это значит «бабушка» и «дедушка». У них в Цедыне[9] свой дом и хозяйство. А водитель грузовика – это её дядя Вой цех. Он тоже из Цедыни, но работает в Германии бетонщиком, потому что тут можно намного больше заработать, чем в Польше. А в выходные он едет обратно домой.
– И меня, к сожалению, берёт частенько с собой, – вздыхает Йола.
– Ты что, не любишь бывать у бабушки и дедушки? – удивляется Финн.
– В общем-то, люблю. Но не так часто. Иногда мне там скучно. И я терпеть не могу Вой цеха. От него пахнет потом, а ещё он жадный. Если он меня везёт, то мама платит ему двадцать евро за бензин, хотя он и так нехило зарабатывает на этих поездках. У него там куча всяких штук в багажнике.
– Каких ещё штук?
– Ну, старых стиральных машин, холодильников, посудомоек… Он потом продаёт всё это по дешёвке. Вот поэтому-то мы в вас и врезались.
– А какая тут связь?
– Грузовик так нагружен, что не может быстро тормозить. И нужно ехать очень осторожно и соблюдать дистанцию. Но Вой цех всю дорогу ругался – кричал, что не потерпит жвачки в машине.
Тут Финн окончательно запутался.
– Он что, не любит жвачку?
– Его от одного слова воротит. Он кричал: «Фся мы-ыши-ина в этай чёртавай жи-и-ивачке!» И требовал, чтобы я всю упаковку выкинула в окошко, представляешь?
– Что, прямо с нежёваной жвачкой?
– Ну да, представляешь?! Вот поэтому-то он не смотрел вперёд и слишком поздно затормозил. Ой, там такой грохот был в кузове! Наверняка все его посудомойки теперь всмятку!
Кажется, Финн понимает, почему Йола так хочет в «цити» и почему она сбежала от Войцеха.
– Если найдём телефон, ты тоже сможешь позвонить, – говорит Финн. – Чтобы твои родители не беспокоились.
– Ни в коем случае!
Финн удивлённо смотрит на Йолу, но она решительно мотает головой.
– Папа сразу примчится. И меня целый месяц не выпустят из дома.
– Целый месяц?!
Один раз Финна тоже так наказали. После того как они поиграли в ножички с Карло. Хотя они метали не настоящий ножик, а игрушечный, на двери осталось много маленьких дырок. Мама тогда такой крик подняла. И Финну пришлось целый день просидеть дома, хотя он и собирался играть в футбол. Но всё-таки это был один день, а не месяц!
Йола сбрасывает ногой камешек с дороги.
– У меня папа жутко строгий. Я один раз не убралась на столе, так он меня на две недели дома оставил.
– Ужас! – восклицает Финн.
Йола кивает.
– Он всё вечно контролирует и ко всему придирается. Поскорей бы мне исполнилось восемнадцать. Тогда я, как и моя старшая сестра, уеду из дома и буду работать водителем катафалка.
– Твоя сестра – водитель катафалка?
– Нет, Мальвина работает в доме престарелых. Но, по-моему, водитель катафалка круче. Чёрные машины такие клёвые. И без работы не останешься – кто-нибудь всегда умирает.
Финн косится на Йолу. По его мнению, Йола и сама клёвая, правда, со странностями. Он ни разу не слышал, чтобы девочка мечтала водить катафалки. Хотя сейчас он и сам мечтал о машине, пусть даже о катафалке, только без трупа внутри. Ноги от долгой ходьбы просто отваливаются. И у него такое чувство, что они идут всё время по кругу. По крайней мере, этот перекрёсток они точно проходили.
– Не, – говорит Йола, – мы были на другом перекрёстке.
– Может, телефонов-автоматов вообще больше нет? – произносит Финн задумчиво. – Сейчас ведь у всех мобильники.
– Но кому-то телефоны-автоматы очень нужны, – возражает Йола. – Например, шпионам и вымогателям, ведь по мобильнику их могут прослушать секретные агенты.
В этот момент они поворачивают за угол и… – о чудо! – видят впереди самый настоящий телефон-автомат! Металлическая колонна с небольшим козырьком сверху, на колонне – ящичек с кнопками и трубка. Телефон весь в каких-то надписях и царапинах. Но когда Финн снимает трубку, слышится гудок. Йола суёт в щёлку две монеты по пятьдесят центов. Монеты звякают и проваливаются. Финн набирает номер и прикладывает трубку к уху. Ждёт два гудка. Йола напряжённо прислушивается. Финн слегка наклоняет голову, сердце у него колотится. Раздаются ещё два гудка, потом – щелчок, и он слышит собственный голос: «Привет! Вы позвонили Свене и Финну. Нас нет дома, или нам просто неохота подходить. Можете что-нибудь пропищать после сигнала».
Это он сам записал на автоответчик, и мама очень смеялась.
– Автоответчик, – шепчет Финн.
– Скажи что-нибудь, – так же тихо говорит Йола. – Ну, что всё в порядке и всё такое…
Раздаётся гудок, Финн откашливается и говорит: «Мам, привет, это Финн. Я просто хотел сказать, что скоро приеду. У меня рюкзак пропал… Точнее, его украли… Поэтому проводник…»
Вдруг снова раздаётся щелчок, и в трубке слышится мамин голос: