Читать онлайн Отец-одиночка до встречи с тобой бесплатно
Глава 1
* * *
Богдан
– Ну вот, Богдан Юрьевич, теперь твой череп защищён настоящим доспехом из титана. Никаких осложнений нет, всё отлично зажило, – сказал врач и по совместительству, мой лучший друг, проводя плановый осмотр после реабилитации. – А если серьёзно, Богдан, то ты везунчик. Поймать пулю в голову и выжить – дано не каждому. Завязывай с войной, друг мой.
– А кто будет снимать сюжеты, и рассказывать людям правду, а, Степан? – усмехнулся я старому другу. – Я военный корреспондент и это моё призвание.
– Это твоя тупость, Богдан, – произнёс ворчливо Степан, стягивая с рук медицинские перчатки. – Тебе почти сорок, а за душой имеешь лишь ранения и шрамы по всему телу. Семью бы лучше завёл, детей родил…
– Завёл бы… – сказал я со скепсисом. – Два раза звал женщин замуж и что? Обе и отказали.
– И правильно сделали, – серьёзно сказал мой друг. – Будь я женщиной, я бы тоже отказался от такого мужа, который месяцами проводит не в постели с любимой, а на военных полигонах. Пойми, нормальная женщина боится однажды получить своего мужа в цинковом гробу.
– Значит, не судьба… – сказал я кисло.
Степан похлопал меня по плечу и сказал:
– Думаю, ничего ещё не потеряно. Тебя скоро выпишут. Заезжай к нам домой. Моя Катерина будет тебе рада.
– Очередным сводничеством займётесь? – хохотнул я на предложение Степана.
– Всё возможно… – туманно ответил друг.
– Тогда я пас, – поднял вверх руки.
– Тогда тебе нас придётся ждать в гости, – коварно улыбнулся Степан.
– Вряд ли, через месяц у меня запланирована командировка и…
– Опять? – оборвал меня на полуслове Степан. – Ты же ещё до конца не оправился после ранения! Богдан! Займись уже более тихой работой. Снимай сюжеты про… не знаю, про жизнь животных, например…
Надел халат, и улыбнувшись, сказал другу:
– Я подумаю, Стёп. И спасибо за титановую пластину.
Степан лишь покачал головой.
Мой друг был прав, говоря, что мне повезло. В этот раз повезло, а что потом? Но ведь пройдут годы, возможно уже не будет меня… Но дело, которому я посвятил свою жизнь не пропадёт почём зря. Люди должны знать, почему происходят военные конфликты, за что погибают чьи-то сыновья, мужья, отцы…
Я видел в жизни много грязи, лжи и несправедливости, но также видел героев и отчаянных людей, которые ценой своей жизни защищали правое дело. Обо всём об этом мои сюжеты. Это моя жизнь и если я оставлю своё дело, то… то я даже не знаю как мне дальше жить и что делать. Ради кого и чего жить? Родителей у меня нет. Братьев и сестёр тоже. Только верные друзья и коллеги, но у многих есть своя жизнь за пределами войны. А я женой и детьми не обзавёлся, так уж сложилось. Наверное, среди людей я не чувствую своей нужности и только в горячих точках я оживаю.
Может, я просто псих? Скорее всего.
* * *
Спустя две недели…
Богдан
Раннее весеннее утро.
Я бегу по парковой дорожке в четыре утра и вдыхаю полной грудью прохладный воздух.
Кровь бежит по моим венам, сердце толчками быстрее её разгоняет, лёгкие уже горят, но я продолжаю бежать.
В голове пусто, любые мысли гоню прочь. По утрам во время пробежки есть только моё тело и свобода от любых дум.
Люблю утро. Люблю, когда город только просыпается. Когда прохладный туман дымкой клубится в кронах деревьев и постепенно исчезает, уступая место яркому солнцу и неспешному ветру.
Людей ещё очень мало. Пока тихо и спокойно. Такое время очень люблю ещё и потому, что в горячих точках тишина – большая редкость и настоящая роскошь.
Время пробежки подходит к концу и я возвращаюсь домой, в квартиру, которая каждый раз встречает меня угрюмой неприветливой тишиной и пылью.
Даю себе слово, что по возвращении из командировки, сделаю ремонт.
Вдруг раздаётся звонок моего телефона. Номер мне незнаком.
– Богдан Юрьевич Зорин? – раздался в трубке голос пожилого мужчины, который явно выкурил за свою жизнь тонну сигарет.
– Это я, – отвечаю коротко.
– Моё имя Войнич Владлен Михайлович, – представился он. – Я нотариус и звоню вам по поручению Романовой Инги Леонидовны. Она оставила завещание после своей смерти. Всё своё имущество она завещала вам. Вы могли бы подъехать в мою контору, скажем, через час?
Романова Инга…
У меня была хорошая память, и я отлично помнил Ингу. Красивая и богатая женщина богатых родителей.
Но завещание? Смерть?
– Я не совсем вас понял, Владлен Михайлович. Что произошло с Ингой?
– Я всё расскажу вам при встрече, Богдан Юрьевич. Вы сможете подъехать? – с нажимом снова задал свой вопрос нотариус.
– Подъеду, – достал из ящика двухгодовалую газету и остро заточенный карандаш. – Диктуйте адрес.
Романова Инга. В голове не укладывалось, что она умерла. Сколько я её не видел? Прошло больше полутора лет.
Мы встречались недолгое время, а потом она нашла выгодную для себя партию и попросила меня больше её не беспокоить, что я и сделал. Инга не та женщина, за которую я бы стал бороться. Нам было просто хорошо вместе по ночам, но не более. Никакой любви или общих интересов у нас не было.
Но что случилось? Почему она завещала всё мне? Это какая-то ошибка. У Инги есть родители, целая рота родственников. А кто я для неё? Я был всего лишь очередным мужчиной, как и она для меня была очередной женщиной. Ничего серьёзного и особо запоминающегося.
Что ж, мне жаль, что её не стало.
Я быстро принял душ, потом оделся в футболку и джинсы, накинул на себя кожаную куртку, обулся в кеды и покинул квартиру.
Любопытство, присущее всем журналистам, забурлило в крови, заставляя скорее выяснить, что же произошло с женщиной, с которой, я когда-то делил постель. Мне было неинтересно само завещание. Ко всему материальному я относился равнодушно. От этого я чувствовал себя свободным. И мне всегда было жаль тех людей, которые отчаянно страдали, когда теряли своё имущество.
Доехал до нужного дома и не раздумывая, вошёл в нотариальную контору.
– Вам назначено? – поинтересовалась женщина-секретарь или помощница нотариуса, бросив на меня мимолётный взгляд.
– Да. Передайте Владлену Михайловичу, что приехал Зорин.
– Зорин? – округлила она свои и без того большие глаза и другим взглядом окинула меня с ног до головы. Поправила локон и потом кокетливо сказала: – Владлен Михайлович вас уже ждёт. Пройдёмте со мной.
Войнич Владлен Михайлович оказался мужчиной высоким, тучным и возрастом примерно за пятьдесят. Редкие русые волосы он волос к волоску уложил гелем, стараясь прикрыть лысеющую макушку, увы, от этого было только хуже.
И в насмешку редким зарослям на голове, у Войнича были роскошные и густые усы, которые он явно с любовью ровнял и расчёсывал.
– Владлен Михайлович, Зорин уже здесь, – сказала девушка.
Нотариус посмотрел за спину своей помощницы, прямо на меня и кивнул.
– Проходите, Богдан Юрьевич. Будете чай или кофе? – поинтересовался он у меня, тяжело опускаясь в своё кресло.
– Нет, – ответил ему. – Лучше перейдём сразу к делу.
– Что ж, согласен. Приступим к делу, – сказал он и открыл заранее приготовленную папку. Достал из неё запечатанное письмо и протянул его мне. – Письмо сказано передать вам лично в руки и после того как прочтёте его, я расскажу остальное.
Взял конверт и посмотрел на одну-единственную надпись «Богдану лично в руки».
– Позволите? – спросил у нотариуса, показывая на его канцелярский нож.
– Да, конечно, – сказал он и протянул серебряный ножик.
У меня было отлично развито чутьё, которое не раз выручало меня и моих товарищей в переделках. И сейчас оно мне подсказывало, что после прочтения этого письма моя жизнь кардинально изменится.
Что же ты натворила Инга? Во что втянула меня?
Вскрыл конверт и с тяжёлым чувством на душе, вынул сложенный плотный лист бумаги. Медленно развернул его и принялся читать. Почерк у Инги был округлый, крупный и хорошо читаемый, но вот содержание письма…
«Дорогой Богдан.
Если ты сейчас читаешь это письмо, значит, меня уже нет. До своего ухода из жизни, я переписала всё своё имущество на тебя. Мои родственники не заслуживают не единой копеечки, абсолютно ничего! И я уверена, что они будут оспаривать моё завещание, тянуть свои гнилые лапы к нему, но ты должен бороться и не позволить им завладеть теперь уже твоим состоянием.
Ты спросишь, почему? С чего такая честь выпала именно тебе, верно?
Всё довольно просто и в то же время очень сложно.
Ты получишь всё моё состояние только в том случае, если признаешь своей мою дочь. ТВОЮ дочь, Богдан.
Я не рассказала тебе о беременности, потому что была в отношениях с другим мужчиной, и он мне обещал… много чего обещал, в том числе и признать моего ребёнка, но всё обернулось совершенно по-другому.
Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда я была уже на седьмом месяце беременности. Тогда я была в шоковом состоянии, и входить в курс их дел просто не могла и доверила всё своему жениху, который и проявил себя во всей красе. Его истинное лицо оказалось ужасным. Я разорвала помолвку и снова осталась одна. Много раз порывалась связаться с тобой, но всё ждала подходящего момента, а он никак не наступал. А когда родилась Алиночка, то я и вовсе окунулась в материнство и уже не хотела никаких новых отношений.
Всё бы ничего, но наша Алина – солнечная девочка.
Первые месяцы я сходила с ума и спрашивала у судьбы, за что? Почему она мне дала именно такого ребёнка? Но потом… Потом я заболела. Опухоль мозга.
Когда началась моя борьба за жизнь, единственной моей отрадой в трудные минуты стала моя дочь. Она настоящий ангел, очень красивая и умная девочка. Поверь мне. Ей уже год и два месяца. И я безумно жалею, что не сказала тебе раньше о нашей дочери.
Надеюсь, ты не возненавидишь меня и мою дочь. Ей очень нужна забота, Богдан. Отдать её своим родственникам я не могу, потому что знаю, они погубят мою крошку. Их интересуют только деньги и ничего более. А ты… я знаю, что ты не бросишь её и дашь хорошее воспитание, защитишь от любых бед. И так как моя семья была очень богатой, всё состояние я передаю тебе и дочери. Но в силу её болезни, ей нужен пожизненный опекун. Ты получишь всё моё состояние сразу после того, как официально установишь отцовство, примешь её и дашь свою фамилию.
Заклинаю и молю тебя, Богдан, не оставь нашу доченьку, не отдавай её моим родственникам! Не слушай их бред, который они будут несомненно нести! Люди, что окружали нас, никогда не были порядочными – это стервятники и падальщики.
Я уверена, ты сейчас сомневаешься, отец ли ты этому ребёнку. Уверяю тебя, ты – отец. И в любом случае, тебе нужно будет провести ДНК-анализ, чтобы убедить всех о своём праве на ребёнка и на наследство.
Прости меня, что взваливаю всё на тебя. Мой нотариус введёт тебя в курс дел и расскажет, что нужно делать дальше.
Храни вас бог. Инга.»
Эмоции отключились точно также как и в экстренных ситуациях. Сейчас я выгляжу равнодушным и сосредоточенным, но это временно. Когда я останусь один, всё будет по-другому.
Я сложил письмо обратно в конверт и посмотрел на Войнича.
– Почему Инга не рассказала мне о дочери и своей болезни раньше? – голос ровный и сухой.
Нотариус явно нервничает. Он пожал плечами.
– Инга Леонидовна была весьма… эксцентричной и сложной женщиной. Я думаю, она не хотела, чтобы вы видели её слабой…
– Это чистый эгоизм, – произнёс я также сухо. – Где ребёнок?
– Девочка находится в доме Романовых под присмотром няни.
Чёрт тебя возьми, Инга! – произношу мысленно, чувствую как в крови закипает злость.
– Я хочу её увидеть.
– Несомненно, Богдан Юрьевич. Но прежде, я должен вам всё рассказать и ввести в курс дел…
Глава 2
* * *
Каролина
– Дорогая, ты хотя бы встречаешься хоть с кем-нибудь? Когда ты в последний раз была на свидании?
Подруга Люба со школьной скамьи была весьма любопытной особой и ещё стала весьма настырной в плане устроить мою личную жизнь.
– Сходить на свидание легко, Люба. Но смысла я в этом не вижу. Моё сердце не свободно и… я думаю, что уже не смогу полюбить кого-то другого, – ответила ей невесело.
– Каролина, ты сейчас говоришь явные глупости. Уже прошёл год, а ты всё носишь траур. Мне жаль, что твой Глеб погиб, но дорогая, ты ведь ещё так молода и такая красивая.
Я прикрыла глаза и устало сказала:
– Ушёл не только Глеб, но и наш не родившийся ребёнок… Люба, я не хочу сейчас обсуждать какие-то абстрактные новые отношения. По крайней мере, сейчас. Я ещё не готова и если честно, не хочу.
Подруга обняла мен и влажно чмокнула в щёку.
– Я знаю, что тебе до сих пор тяжело и больно. А ещё знаю, что Глеб не хотел бы, чтобы ты постоянно грустила и клала крест на свою жизнь. Знаешь что? – она мне лукаво подмигнула. – С моей работы с юридического отдела одна новенькая в конце недели празднует свой день рождения и приглашает всех в клуб. Думаю, тебе нужно сходить с нами за компанию и развеяться.
Кисло улыбнулась и выпуталась из душных объятий подруги.
– Я подумаю, Люб.
– Начинается. Знаю я, это твоё «подумаю». Оно означает твоё категоричное «нет».
– Люб, ну что ты пристала? – начала я сердиться.
– Подожди, ты ещё основное не услышала. У нас там водится один потрясный кадр, зовут Костей. Ты его как увидишь – сразу забудешь все свои беды и заботы.
– Вот уж спасибо за сомнительное сводничество. Точно мне такого счастья не надо.
– Кэри, послушай…
– Не называй меня так! – оборвала её резко.
– Прости… Я забыла, что это сокращение придумал Глеб. – Извинилась Люба. – Просто я хотела сказать, что тебе нужно продолжать жить, а не замыкаться в себе. Просто подумай об этом и впусти в свою жизнь новых людей. Встретишь нового мужчину и родишь здорового и красивого ребёнка.
– Хватит, Люба. От того, что ты и другие люди будут постоянно давить на меня и требовать начать жить, я не стану резко улыбаться и радоваться жизни! Я хочу оплакать своего мужа и ребёнка, без вмешательства со стороны и именно так как нужно мне, а не вам! Достали!
Я подхватила свою сумку, достала деньги и встала из-за столика.
– Каролина, подожди, – спохватилась подруга. – Ну прости меня глупую… Я же как лучше хотела. Беспокоюсь о тебе…
Обернулась и посмотрела на неё через плечо.
– Я знаю. Мне пора. Обед почти закончился.
– Пока, – махнула рукой Люба и вернулась за столик допивать свой чай.
А у меня сегодня было ещё много дел… Как говорила Анна Ахматова «Надо память убить, надо, чтоб душа окаменела, надо снова учиться жить…»
Но душа не каменеет и память как назойливый маньяк преследует меня… Только одно меня сейчас спасает – это работа.
* * *
– Мне сказали, что в вашем центре вы вылечите моего ребёнка! – с нажимом и нотками гнева произнесла молодая мамочка.
Малыш на её руках егозил и хныкал. Я своим профессиональным взглядом уже отметила нюансы неправильного поведения матери с ребёнком и вот они последствия.
Когда же у нас в стране перестанут бояться диагноза «синдром Дауна» и не считать таких детей? А ещё, когда же люди начнут понимать всю серьёзность и ответственность возложенных на их плечи?
– Послушайте, Ирина Васильевна, наш центр занимается реабилитацией и вовлечённостью солнечных детей в «обычную жизнь». И главное правило любых центров – это не лечение и не коррекция. Ведь вам важно, чтобы ваш ребёнок общался с вами, со сверстниками, учился и развивался.
– Именного этого я и хочу! Я хочу, чтобы мой сын перестал быть таким… Вы понимаете меня, – молодая женщина надула капризно губки и дёрнула малыша за ручку, чтобы он не хватал её за упругие локоны, которые я зуб даю, она укладывала в салоне красоты, вместо того, чтобы заниматься своим сыном.
– Ваш сын всегда будет таким, – сказала я жёстче.
Разговаривать ласково я могу с детьми, но не с их родителями, особенно, когда встречаются такие экземпляры как Ирина. Эта молодая женщина вбила себе в голову, что синдром Дауна можно вылечить.
– Ирина Васильевна, таких детей как ваш мальчик, можно научить практически всему, что умеют делать обычные дети, главное – заниматься ребёнком, верить в него и искренне радоваться его успехам. И более того, ваш сын родился не таким как все, но он получил от природы очень ценный подарок – прекрасные душевные качества. Солнечные дети очень ласковые, добрые и нежные создания. Они очень тонко чувствуют чужие страдания и душевную боль. Они не умеют лицемерить и лгать. Они никогда не останутся равнодушными, будь то какой-то праздник или чьё-то горе.
Ирина цыкнула на вновь захныкавшего мальчика, которого мне было искренне жаль. Эта женщина не понимала, что ребёнок так реагирует на её раздражение и злость.
– Это всё лирика, – сказала она. – Просто сделайте так, чтобы мой ребёнок не отличался от других детей. Я не хочу, чтобы мой сын, повзрослев, стал изгоем!
Я скупо ей улыбнулась и, соблюдая этику вежливости, ответила:
– Вы наверное не поверите, но даунята имеют огромное количество настоящих друзей. Люди, когда видят их доброту, сами тянутся к ним. Такие дети безошибочно определяют сущность человека, – я сделала паузу, надеясь, что до Ирины дойдёт мой завуалированный посыл и посмотрела прямо ей в глаза. – Эмоции вашего сына – отражение вашего отношения к нему, Ирина Васильевна. Вы – его мать и только от вас будут зависеть успехи ребёнка.
Ирина сначала удивлённо посмотрела на меня, потом на своего сына и криво улыбнувшись, ответила:
– Я хорошая мать! Вопреки уговорам врачей и родственников, я оставила этого ребёнка! Так вы возьмётесь за его воспитание?
Мда… Тяжёлый случай. Похоже, помощь нужна не ребёнку, а его маме. Дёрганая, нервная и истеричная особо, которая считает себя чуть ли не матерью-героиней, которая оставила и не убила своего ребёнка.
Жаль, но такие женщины встречаются всё чаще и чаще и не только с особыми детьми, но и самыми обыкновенными.
Я протянула Ирине стандартные бланки, договор и список документов, которые ей нужно будет предоставить и сказала:
– Ознакомьтесь с документами. Если будут вопросы. Моя помощница вам на них ответит. А я пока с вашим Ванечкой пообщаюсь в игровой. Разрешите?
Я протянула руки и забрала ребёнка у нервной матери. Неприятно мне было видеть на её лице облегчение.
– Привет, – улыбнулась я двухгодовалому малышу. – Я сейчас отнесу тебя в красивую комнату, где есть очень необычные игрушки и мы с тобой поиграем…
Ребёнок перестал хныкать и, приоткрыв ротик, начал вслушиваться в мой спокойный и плавный голос.
Детки с таким диагнозом начинают говорить к годам 4–5, а при правильном обучении и раньше.
* * *
И уже только вечером, плотно поужинав, в уединении, я позволила себе поразмышлять над своим будущим… и прошлым. Я забралась на диван, укуталась в плед, хотя было и не холодно, и подтянула колени к груди…
Прикрыла глаза и вернулась к словам своей подруги Любы.
Разумом я понимала, что она права, но вот сердце не хотело ничего слышать.
Почему именно я стала мишенью для острой стрелы несчастливого рока? Смерть мужа… Смерть моего ангелочка… Господи, как же это тяжело!
Я открыла глаза и посмотрела на каминную полку, где стояли фотографии, на которых были запечатлены двое счастливых людей – я и Глеб. Смотрю на эту пару и не верю… Не верю, что его нет…
Прошёл год, а я иногда продолжаю прислушиваться к звукам из подъезда. Иногда я думаю, а вдруг мне всё приснилось? И именно вот эти шаги – это шаги моего Глеба и он сейчас позвонит в дверь и я встречу его с работы и всё у нас будет как раньше…
Мои глаза наполнились слезами. С этими жестокими и несправедливыми ударами судьбы я до сих пор не смирилась.
Сколько раз я слышала подобные слова от женщин, у которых родились особые детки. Сколько раз они задавали себе и другим вопрос «Почему именно у меня такой ребёнок?» И сколько раз я им говорила, что не нужно пугаться этого диагноза, нужно принять своего ребёнка таким, каким он родился и просто помочь ему влиться в эту жизнь, приложив больше усилий.
Счастье у всех одинаковое, а вот горе у всех нас разное…
Итак, подведу итог. У меня нет ни ребёнка, ни мужа. Есть только профессия, в которой я нахожу утешение. Я устало откинулась на спинку дивана.
– Нельзя сдаваться, – произнесла я вслух. – Надо как-то жить дальше и устраивать свою жизнь…
Отпуск, чтоли взять?
Глеб очень хотел побывать в Италии… В Портофино…
Глава 3
* * *
Богдан
Нотариус предупредил управляющего делами семьи Инги, что мы приедем за девочкой и после этого звонка, мы тот час отправились в путь.
– Вы видели ребёнка? – спросил у него, когда остановился на красном свете светофора.
Владлен Михайлович криво улыбнулся.
– Нет, Богдан Юрьевич. Я не видел девочку. Инга не показывала её никому кроме тех людей, кто работал в доме. Вы переживаете о её состоянии здоровья?
– Я не поэтому спрашивал, – ответил ему и тронулся на зелёный свет.
– Скоро вы сами её увидите, Богдан Юрьевич, – хохотнул Войнич. – Разрешите задать вопрос?
Нотариус пожевал нижнюю губу, косясь на меня.
– Спрашивайте, – произнёс я.
– Вы уж извините за то, что сейчас спрошу… Вы ничего не сказали по поводу наследства… Вы хотите сначала взглянуть на ребёнка, чтобы понять для себя, нужна вам эта обуза или нет?
Я резко свернул на обочину и включил аварийку.
Повернулся всем корпусом к нотариусу и произнёс:
– Меня волнует сам ребёнок, а не наследство.
– Тогда почему вы не подписали сразу все бумаги? – удивился он.
– Потому что я не привык верить словам и бумагам, Владлен Михайлович. Я верю только своим глазам и ощущениям.
– Не понимаю я вас… – произнёс он. – Не сердитесь за такой вопрос, я не хотел вас оскорбить или обидеть…
– Вы меня не оскорбили и не обидели, – ответил ему. – Вы просто задали гнилой вопрос незнакомому вам человеку.
Войнич открыл рот, чтобы что-то сказать, но поймав мой суровый взгляд, захлопнул рот и отвернулся.
Я плавно вырулил автомобиль на дорогу, и мы снова держали путь в сторону дома, где жила моя полуторагодовалая дочь…
* * *
Огромное состояние, сила и власть не помогли не Инге, не её семье.
Я равнодушно отметил, что дом излишне большой и чересчур пафосный. Меня не тронули ни настороженные и подозрительные взгляды людей, которые продолжали работать в этом доме. Не залебезивший управляющий, который мне сразу не понравился как человек. Бегающие мелкие глазки, дёрганная улыбка, маленькие и потные ладошки не всегда характеризуют человека как нехорошую и гнилую личность, но этот человек был именно таким.
– Мы ждали вас, – произнёс он наигранно радостно, но я видел, как в этих глазах застыла ярость, обида, ненависть и страх. Такой взгляд ни с чем не спутаешь. Я часто видел глаза, которые смотрят именно так, с ненавистью и одновременно, со страхом. Это взгляд скользкого и прогнившего человека – труса. Такие люди не поморщатся, подставив друга или близкого человека. Они предадут и совесть их никогда не будет мучать. Жалкие и трусливые и мне невероятно жаль, что моя дочь находится в обществе такого человека.
– Не представляете, как мы были рады, когда узнали, что Инга Леонидовна оставила завещание отцу девочки! Для нас эта была весьма неожиданная новость… кхм, но хорошая. Теперь у Алиночки будет защитник. Спасибо, что вы приехали…
– Проводите меня к ребёнку, – попросил я, обрывая слащавую речь управляющего.
– Ох, малышка сейчас спит. Ей нездоровится. Как Инги Леонидовны не стало, так Алиночка перестала кого-либо слушать. Постоянно плачет… Её после завтрака смогли успокоить. Хорошо, что успокоительное действует быстро и…
– Что? – удивился я и решил, что ослышался. – Вы дали ребёнку успокоительное?
– Ну да… – развёл управляющий руками.
Я переглянулся с нотариусом, который от моего взгляда начал переминаться с ноги на ногу и опустил глаза в пол, будто он лично колол малышку. Но судя по всему, он знал о её состоянии.
Я посмотрел на прислугу, которая выстроилась в шеренгу и тоже кидали на меня любопытные и боязливые взгляды.
И на всех, на абсолютно всех лицах застыло равнодушие. Им всем было плевать на ребёнка.
Мысленно поморщился. Ощущение, будто окунулся в выгребную яму. На войне ты осознанно ждёшь от противников ненависти, убийства, даже предательства от своих… Но здесь… Люди, которые не видели морей из крови, гор трупов и искалеченных людей, вот так просто своим равнодушием, безалаберностью и невежеством, готовы сломать невинного ребёнка.
Мне не нужно было с ними общаться или вникать в суть их жизни и этого дома. Я уже прочёл всё это на их лицах.
– Отведите меня к ребёнку, – сказал я и когда никто не шелохнулся, добавил приказным тоном. – Немедленно!
* * *
В огромной спальне, которая была обставлена с невероятным шиком и роскошью, на высоких окнах были задёрнуты тяжёлые шторы, отсекая комнату от солнечного света. На туалетном столике горел ночник. Моё дыхание участилось, а сердце быстрее забилось от волнения, когда я подошёл к резной кроватке. Малышка лежала чётко посредине кроватки.
Я положил руки на бортики и чуть склонился к ней, чтобы лучше рассмотреть.
Она была такой маленькой, словно куколка. Она была одета в белое и лежала, раскинув кукольные ручки в стороны, не шевелясь, потому что крепко спала. Я затаил дыхание и уставился на это беззащитное существо.
Я и раньше видел маленьких детей, но всегда издали и особо не всматривался в их лица.
Можно сказать, я впервые смотрел на маленького ребёнка и изучал её черты лица.
Её веки чуть дрожали, розовые губки были приоткрыты. Маленькая головка была покрыта мягкими светлыми волосиками, точно лён, а пальчики слегка согнуты в крошечные кулачки.
Я поднёс свою руку к её ручке и поразился, какая же она была крошечная и какая же огромная была моя ладонь.
Абсолютная беспомощность ребёнка меня очень разволновала. Когда она проснётся, то как отреагирует на меня? Как мне с ней себя вести? Малышка будет нуждаться в таких таинственных вещах, о которых я понятия не имел и никогда не испытывал желания узнать, но всё изменилось…
Но я никогда не уходил от проблем и не прятался от них. Но эту малышку проблемой нельзя было называть. Она была чудом. Она была настоящим ангелом.
Пока малышка спала, я слушал её тихое мягкое дыхание. Её крошечность и одиночество пробудили во мне печаль, смешанную с гневом. Я не позволю этим людям вредить малышке, даже если окажется, что она не моя дочь, хотя не сомневаюсь в словах Инги, но вдруг.
Я отошёл от кроватки и увидел, что за мной внимательно наблюдает управляющий и женщина в форме прислуги.
– Я уж боялся, вы станете будить её, – произнёс шёпотом управляющий. – Рита целый час её укладывала.
– Укладывала? – переспросил я и посмотрел на женщину. – То есть, накачивать ребёнка снотворным нынче называется укладывать спать? Да ещё сразу после завтрака?
Женщина дерзко и недовольно посмотрела мне в лицо и ответила:
– Я чётко выполнила приказ Владими…
– Богдан Юрьевич, – прошептал управляющий, перебивая служанку. – Пойдёмте лучше в кабинет и обсудим все дела.
Вышел за управляющим и проследил, что женщина тоже покинула спальню Алины.
Когда мы спустились вниз на первый этаж, я услышал возмущённый восклик.
– А это ещё кто? Что вы делаете в этом доме?
Я обернулся и увидел холёную и когда-то красивую женщину, пока она не завела плотную дружбу с алкоголем. Женщина лет сорока пяти держала в подрагивающей руке бокал с янтарной жидкостью. И я сильно сомневаюсь, что в бокале был компот.
– Лидия Константиновна, – расплылся в улыбке управляющий. – Я же вам говорил об отце Алиночке. Это он и есть. Богдан Юрьевич, собственной персоной.
Женщина изогнула тонкую бровь, криво усмехнулась и сказала с насмешкой:
– Неужели вы правда решили, что сможете получить наследство Инги? Дурочка возомнила о себе невесть что! Дам вам бесплатный совет, красавчик – покиньте этот дом, откажитесь от наследства и забудьте об Алине.
Я сложил руки на груди и спросил:
– С кем имею честь говорить?
Женщина оценивающе меня разглядела, задержалась взглядом на некоторых частях тела, думая, что сможет меня смутить? И потом ответила на мой вопрос:
– Лидия Константиновна Блинова – троюродная сестра Инги и тётушка Алиночки.
Я вежливо кивнул и сказал:
– Зорин Богдан Юрьевич – отец Алины и прошу это запомнить.
Глава 4
* * *
– Владлен Михайлович, договоритесь об экспертизе на установление отцовства и чем быстрее, тем лучше, – дал я распоряжение нотариусу под ошарашенными взглядами управляющего, дальней родственницы и целой оравой слуг. – Соберите вещи девочки, как только она проснётся, уедет со мной.
– Да что ты себе позволяешь, мальчишка?! – взревела гражданка Блинова. – Ворвался в приличный дом и что-то требуешь! Я лично сомневаюсь в твоём родстве с Алиночкой, тогда как я настоящая её родственница! И никакая-то там прощелыга, а троюродная тётушка!
Дамочка так экспрессивно возмущалась, взмахивала руками и в итоге пролила свой драгоценный напиток.
– Василь, наполни мой бокал, – приказала она слугам, стряхивая капли янтарной жидкости с пальцев.
Я выслушал её речь, оглядел притихших слуг, управляющего и нотариуса, который наоборот, улыбался и кажется, был на моей стороне.
– Во-первых, – сказал спокойно, но сурово. – С вами на «ты» мы не переходили, и прошу данный факт учитывать. Во-вторых, Инга оставила завещание малышке и опекуном назначила меня, как её родного отца. И я не намерен оставлять ребёнка в этом маргинальном доме.
Дамочка хищно оскалилась и, брызжа слюной, зашипела как настоящая гадюка.
– Отцовство ещё установить надо и это делается не в одно мгновение. И ещё не факт, что вы отец девочки, господин Зорин. Но если же случится страшное и окажется, что отец всё-таки вы, то лично я применю достаточно средств и усилий, чтобы оспорить завещание и опеку. Вы не присутствовали в жизни Алины, пока не умерла Инга. А стоило ей лечь в землю, как вы тут как тут! Странное совпадение, не находите?
– Инга написала письмо Богдану Юрьевичу и оставила распоряжение сделать опекуном её дочери именно господина Зорина. Так что не передёргивайте, Лидия Константиновна, – с усмешкой произнёс нотариус.
Я благодарно кивнул Войничу, но дамочка не собиралась сдаваться.
– В любом случае, пока отцовство не установлено, вы не можете вступить в наследство, и не можете распоряжаться судьбой Алины. А раз всё именно так, то выметайтесь из этого дома, иначе вам придётся иметь дело с полицией. Я не шучу.
Лидия Константиновна победно улыбнулась и забрала новый полный бокал у прислуги и отсалютовала им.
Я переглянулся с нотариусом, заметил, как злорадно заблестели глаза управляющего и сказал:
– Отлично. Лидия Константиновна вызывайте полицию. Я думаю стражам порядка будет интересно узнать, что тётушка маленькой девочки, которая планирует правдами и неправдами стать её опекуном, балуется с утра до ночи алкоголем и… сомневаюсь, что имеет документы на этот дом. А раз не имеет, то и находится здесь в состоянии алкогольного опьянения, не имеет никакого права. И ещё одно – мы обязательно расскажем о том, как все вы, – я демонстративно посмотрел на прислугу, – пичкали ребёнка успокоительным. И не простого ребёнка, а солнечного…
– Не солнечного, а Дауна! – рявкнула дамочка.
Я пропустил её слова мимо ушей и продолжил:
– Видеокамеры в этом доме есть?
– Есть, – осторожно ответил управляющий.
Я посмотрел на нотариуса и спросил у него:
– Владлен Михайлович, вы знаете, какой срок грозит этим людям за такое пренебрежительное и жестокое отношение к ребёнку?
Войнич сощурил глаза и зло оглядел присутствующих, а потом ответил:
– Богдан Юрьевич, им светит о-о-очень долгий срок.
– А если мы изымем видеозаписи и просмотрим их внимательно как обращались с малышкой, думаю, найдём много чего любопытного…
Слуги стали переглядываться друг с другом и явно нервничать. Управляющий дрожащей рукой вынул из кармана платок и вытер им вдруг вспотевший лоб.
– Богдан Юрьевич, да что же вы такое говорите и как можете так о нас думать? Мы бы никогда…
– Мне хватило несколько минут, чтобы оценить ситуацию и обстановку в этом доме. – Я повернулся к Лидии Константиновне, что стояла, поджав губы и судя по всему, не находила достойного ответа. – Что скажете, дорогая тётушка?
– Скажу, что зря вы в это ввязываетесь, Богдан Юрьевич, – процедила она, недовольная тем, что ей указали её место. – Очень скоро вернётся с командировки дядя Инги. А ещё скоро сюда приедут двоюродные сёстры и брат Инги. Это я молчу о дальних родственниках семьи, которые тоже рано или поздно здесь объявятся. И поверьте, Богдан Юрьевич, вам с ними со всеми тягаться не выйдет. Это может я слабая женщина и не смогла дать вам отпор, но они… – она хмыкнула. – Они вас целиком сожрут и не подавятся.
– Что ж, – не повёл я и бровью. – Им придётся сильно разочароваться, впрочем, как и вам. От своего я не отступлю.
И снова отдал своё распоряжение.
– Повторяю, соберите вещи Алины.
– Богдан Юрьевич, – позвал меня нотариус. – Можно вас на пару слов?
Он отвёл меня в сторону и тихо заговорил.
– Послушайте, чисто юридически, пока отцовство не установлено, вы и правда не можете забрать ребёнка из этого дома.
– А что вы предлагаете, оставить её здесь на растерзание этим шакалам? – спросил я тихо, но негодующе.
– Нет, что вы… – тряхнул он лысеющей головой. – По закону, увезти вы её не можете, могут возникнуть проблемы, которые лишь продлят всю процедуру удочерения и вступления в наследство. Но! – он поднял указательный палец вверх. – Как человек, внесённый в завещание, вы можете на период всех этих процедур, находиться в этом доме. И никакого нарушения не будет со стороны закона.
Я задумался и оглянулся.
Все присутствующие смотрели нам в спины, и по взглядам я видел, что они уже ненавидят меня.
Что ж, к войне я привычен.
– Я вас понял, Владлен Михайлович и благодарю за подсказку.
– Не за что, Богдан Юрьевич. Честно сказать, по отношению к вам я сначала был настроен скептически, но когда увидел своими глазами, что здесь творится после смерти Инги и как вы на это отреагировали, я кардинально поменял своё мнение.
Я только кивнул на его слова.
* * *
«Я» рассеянно осмотрел спальню, в которой буду проводить ночи, пока не установят моё отцовство. Лидия Константиновна спит и видит, чтобы я не оказался отцом Алины и она бы смогла запустить свои жадные ручки в наследство девочки и не только она.
Я задумчиво провёл рукой по волосам, ещё раз осматривая комнату и решил, что такая помпезность не по мне. Слишком яркий интерьер, вычурный и даже безвкусный. Комната Алины была не менее жуткой. После всей бумажной волокиты, когда я вступлю в наследство, перво-наперво перевезу ребёнка в нормальный дом. А ещё ей понадобится няня с соответствующим образованием и опытом работы с «солнечными детьми».
А ещё, не стоит забывать о толпе родственников Алины. Судя по тому, какой оказалась троюродная тётка Алины, остальные окажутся либо такими же, либо хуже. Иначе Инга доверила бы кому-то свою дочь, кто хоть более-менее был бы рад девочке, а не только наследству.
Нужно быть готовым к любым провокациям и нападкам со стороны родственников.
Пока я был один, достал из кармана мобильный и набрал номер своего друга.
– Богдан! Привет дружище! Уже готов к командировке? – раздался басовитый голос Никиты, моего верного товарища, с которым мы вместе прошли все горячие точки и продолжали дружить вне войны.
Никита Петрович Плетнёв – первоклассный оператор и человек, которому я могу спокойно доверить свою спину и жизнь. Не предаст и всегда поможет в любой беде. Последняя его черта не означала, что ему можно сесть на шею. Никита добрый человек, но не добренький. И что самое интересное, он был жёстким и довольно суровым, даже с друзьями. Только его жене и детям удавалось делать Никиту мягким и невероятно нежным.
Большой как медведь, с громадными кулаками, широченными могучими плечами, бритой головой и взглядом, словно пулемётный прицел, он вызывал у людей, впервые его увидевших неоднозначное впечатление, а точнее сказать, заикание, а порой и глубокий обморок. Люди, увидевшие Никиту первый раз готовы рассказать даже самую страшную тайну, сознаться во всех грехах и отдать все свои кровные. Никита всегда расстраивался, когда у людей возникала такая реакция на него, но в данном случае, мне как раз понадобится его помощь.
– Привет, Петрович. Если честно, то нет, – признался я. – Возникли кое-какие обстоятельства, которые я не могу проигнорировать и бросить на самотёк. И я хотел бы попросить твоей помощи.
– Что случилось, дружище? – забеспокоился мой боевой товарищ.
И я рассказал Никите всё с самого начала. Рассказ мой был сухой, безэмоциональный, состоящий из одних фактов и моих наблюдений.
Когда я закончил, то Никита сразу же сказал:
– Богдан, первое – прими мои поздравления, что ты стал отцом. Второе, прими соболезнования, что твоя дочь потеряла мать.
– Спасибо, Никит, – поблагодарил его.
– Наследство – это конечно здорово, но зная тебя, уверен, что ты с удовольствием от него бы отказался, верно? – подвёл итог Никита.
– Всё верно, друг, – согласился с ним. – Но это не моё наследство, а Алины. Тем более девочка особенная. Всё, что принадлежало семье Романовых, принадлежит Алине и никому больше.
– Вряд ли с тобой согласятся её родственнички, – усмехнулся в трубку Никита. – Что ты решил делать?
– На сегодня я отпустил всех по домам. Под присмотром нотариуса, абсолютно все покинули дом, кроме одной женщины, которая присматривает за ребёнком. Эти твари накачивали малышку снотворным, чтобы она не мешала им… – произнёс я последнюю фразу со злостью. – Алина до сих пор спит. Я позвонил Степану и ввёл его в курс дела, он отправил сюда врача. Хочу, чтобы малышку осмотрели. Надеюсь, они не навредили ей.
– Какие же люди твари. На войне мы хотя бы готовы к тому, что можем получить пулю в голову или нож в спину, но здесь, среди гражданских… Мерзота… – прошипел Никита и поинтересовался: – А что с тёткой-пьяницей?
– Отправилась в гостиницу. Но завтра они все вернутся, Никит. Пока я не вступил в права наследования, я не могу уволить этих шакалов и не могу запретить родственникам приезжать сюда.
Раздался низкий и зловещий смех моего друга.
– Решил устроить им «тёплый приём»?
– Почему бы и нет, поможешь?
– С удовольствием. Но предлагаю позвать ещё Лютика и Трофима.
– Хм… Никит, мне кажется, ты пострашнее выглядишь, чем спецназовцы.
– Это да. Но Богдан, раз тебе скоро объявят войну, ты должен быть к ней готов. Парни проверят дом и «удобрят» его своими игрушками.
– Хорошо, – оскалился я. – Я позвоню парням. Надеюсь, твоя супруга меня не возненавидит, что я вырываю тебя на очередное дело?
– Да она тебя расцелует! Раз ты не едешь в командировку, то и я не поеду. Ты же знаешь, что я не могу работать с другими.
– Никит, а я ведь могу больше и не вернуться в эту область. Возможно, мне придётся стать мирным жителем и делать репортажи про… даже не знаю пока, про что.
– Хах! Как придумаешь, про что будешь снимать репортажи, дай мне знать. Моя камера любит только тебя, Богдан!
– Договорились, – улыбнулся. – Сейчас отправлю тебе сообщением адрес и маршрут. И, спасибо, Никита.
– Не говори ерунды, Богдан, – произнёс мой друг. – Скоро буду.
Ну что ж, теперь моя жизнь меняется. Вернее, уже изменилась. Я должен быть рядом с Алиной и следить, чтобы никто не навредил ей и не обидел.
До сих пор злюсь, и буду ещё очень долго злиться, пока не поставлю на место всех тех, кто вредил и хотел навредить ребёнку.
А ещё мне нужна хорошая няня и учитель, который поможет малышке развиваться и познавать этот мир. А может быть, учитель нужен и мне – я же ничего не понимаю в детях. Даже не знаю, с какого бока к ним подойти. Проснётся Алиночка и как она отреагирует на меня? Испугается? Скорее всего. Заплачет? Не исключено. Ох…
Но я прекрасно понимаю и осознаю, что ребёнок – это не хобби, которым можно заняться или перестать заниматься по своему желанию. Теперь девочка будет всегда в моей жизни.
Глава 5
* * *
Каролина
Сегодняшний день был просто ужасным.
А виной всему стала чета Роговых. Евгений Георгиевич, его супруга Маргарита Игоревна и ангельская малышка Лилечка.
Более настырной и параноидальной семейной пары мне видеть ещё не доводилось. Это была настоящая чудовищная семейка. Красивые снаружи, на первый взгляд адекватные и очень милые, они уже третий день подряд, оккупировали наш центр. Они регулярно звонили мне на мобильный среди ночи и ранним утром, задавая бесконечные вопросы и отчитываясь о том, как повела себя в тот или иной момент их горячо любимая трёхлетняя Лилечка. Чета Роговых действительно любили свою особенную девочку, но их любовь была чрезмерной и удушающей. А желание контролировать каждый шаг ребёнка доходило до абсурда.
Вот и сегодня, я уже отключила свой телефон, чтобы нормально выспаться, но и подумать не могла, что эти чудовища разузнают мой домашний номер!
Смертельно опасная пара, подумала я. И никакие разговоры о том, что не нужно мне звонить по ночам не имели результата!
И вот сейчас, Маргарита Игоревна дозвонилась до меня и с нескрываемой радостью рассказывает, как её Лилечка только что собрала пирамидку!
– Я очень рада, Маргарита Игоревна, – устало произнесла я. – Уже не один раз говорила вам, что ваша дочь большая умница и это правда. И вы сейчас положите трубку и просто похвалите свою малышку. Скажите, какая она у вас умненькая и как вы её любите. И большая к вам просьба, когда она совершит ещё что-то гениальное, не звоните мне домой. Вы сможете обо всё рассказать завтра на очередной нашей встрече, договорились?
– Конечно-конечно, Каролина Мирославовна, – был мне излишне радостный ответ. – Спокойной ночи.
– И вам.
Положила трубку.
Честное слово, ещё несколько таких дней и я возненавижу эту семью.
Правда был один плюс, мои мысли о муже и жалость к себе отошли на второй план.
Вздохнула и рывком выдвинула нижний ящик кухонного гарнитура и, перебирая всевозможные бутыльки, коробочки, мази и крема, добралась, наконец, до средства от головной боли. Я закинула капсулу в рот, спешно проглотила без воды и скривилась, когда проклятая капсула прилипла к горлу. Раздражённая и рассерженная, я подошла к холодильнику за водой. Несколько глотков и лекарство проскользнуло дальше. Теперь осталось дождаться, когда оно подействует и моя головная боль пройдёт.
Пошла в ванную, чтобы умыть лицо прохладной водой и, включив воду, взглянула на себя в зеркало.
Боже мой… Лучше бы я этого не делала. Жалкое зрелище.
Тёмные, потускневшие волосы взъерошены и явно уже очень давно нуждаются в парикмахере, на которого у меня вечно не хватает времени, а ели признаться честно, нет никакого желания посещать салон красоты.
Но волосы – это полбеды. А вот лицо… Особенно глаза. То, что прежде было раньше под карими глазами лёгкой синевой – из-за усталости, хандры и депрессии превратилось в нестираемые чёрные круги. Щёки ввалились, а скулы заострились. Кожа была белой, практически прозрачной.
Чёрт… Я сейчас посмотрела на себя будто со стороны. Я выглядела не координатором развивающего центра, а пациенткой психической клиники.
Мой покойный Глеб обязательно бы отругал меня за такой внешний вид.
– Чёрт… – прошептала я своему отражению. – Так нельзя.
Опустилась над раковиной и сполоснула лицо.
Потом открыла шкафчики и с ужасом осознала, что практически все бьюти продукты или с просроченным сроком годности, либо просто закончились.
– Дожилась ты Каролина, – произнесла я немного сердито.
Это же надо было так погрузиться в свою депрессию, что не я не обращала внимания на то, что у меня закончились крема для лица и лосьоны…
Да, мой муж бы точно меня отругал. Завтра же отправлюсь за новой косметикой и выделю время на салон красоты.
Я не желаю, чтобы дух моего мужа и моего ребёночка смотрели на меня сверху и расстраивались, что жена и мама опустилась и забросила себя.
Всё-таки мне нужна была встряска в виде семьи Роговых. Если бы не они, то я бы так и не обращала на себя внимания. А сейчас, ощутив прилив злости и раздражения, они немного выдернули меня из болота.
Давно уже пора понять, что ничего не происходит просто так.
* * *
– Каролина Мирославовна, – раздался голос моей помощницы. – Можно я уйду на полчаса раньше?
– А ты всю сегодняшнюю работу выполнила? – спросила я у девушки, не поднимая головы от бумаг, внося последние данные в дневник наблюдений о детках нашего центра.
– Каролина Мирославовна, – заканючила моя помощница, Оля. – Там осталось все ничего. Мне, правда, очень надо. Всё равно уже всех детей забрали.
Теперь я подняла голову и посмотрела на Ольгу.
– Свидание? – улыбнулась я легонько.
– Ох, что вы? Нет, не свидание, – рассмеялась Оля. – Просто небольшая вечеринка в коттедже одной нашей бывшей сотрудницы. Помните, Аню Белопольскую? Такая пухленькая и рыженькая, работала в отделе кадров совсем недолго? Даже двух месяцев не отработала.
– Не помню, – ответила я без интереса.
– Ну что вы… Весь центр гудел от новости, когда она собралась замуж за сына депутата. Она когда увольнялась, то устраивала пышный банкет. Вы должны помнить! Она же всех пригласила! Это было где-то с год назад… – Оля тут же спохватилась и зажала себе рот рукой, а потом произнесла: – Простите, Каролина Мирославовна. Язык у меня как помело…
– Ничего, всё нормально, – криво улыбнулась ей.
Конечно, я не помнила никакой банкет. В то время я потеряла мужа и почти месяц находилась в добровольном заточении в нашей с ним квартире.
– А вечеринка по какому поводу? – проявила я любопытство.
Оля пожала плечами.
– А я даже не знаю. Пригласила она некоторых девчонок с центра и всё, а по какому поводу, я честно, не интересовалась.
Я вздохнула и кивнула.
– Ладно, иди. Всё равно завтра суббота и у тебя выходной. Повеселись хорошенько.
– Спасибо вам огромное! А в понедельник я всё-всё доделаю и ещё больше переделаю работы, – вдохновенно воскликнула Оля.
Я ощутила едва зарождающийся намёк на подлинную улыбку, первую за долгое-долгое время, расколовшая моё лицо, как трещина на зимнем льду и сказала Ольге:
– Ловлю тебя на слове.
Девушка глупо хихикнула, кивнула и, подхватив свою сумочку и курточку, упорхнула из кабинета.
Когда дверь за ней закрылась, я оглядела кабинет и вздохнула.
Что-то мне самой уже стало тесно и душно находиться в этом помещении и в квартире тоже. Хочется раздвинуть руками эти стены и вздохнуть полной грудью. Хочется освободиться от груза прошлого, особенно от тяжкого груза воспоминаний и душевной боли. Как хорошо было бы, если люди могли бы отключать свои эмоции и чувства. Прошло время, боль бы утихла, и можно было бы включить себя и снова зажить полной и яркой жизнью…
Я встала с кресла и подошла к окну. Увидела как Оля, моя помощница и две другие девушки из нашего центра, смеясь и весело переговариваясь, сели в такси.
Чёрт возьми… А я всего лишь старше этих девчонок на три года! Но чувствую себя так, словно ко мне пришла глубокая старость.
Подошла к своей сумочке и вынула телефон. Повертела гаджет в руках, особо ни о чём, не размышляя, а просто прислушиваясь к своим чувствам и решилась.
Набрала номер подруги.
– Привет, – раздался весёлый голос Любаши.
– Привет, Люб. Слушай… – я почесала лоб. – Я сегодня в обеденный перерыв скупила все новинки косметической индустрии и присмотрела в витринах кое-какую одежду…
– О-о-о… – протянула Любаша. – Это что-то новенькое. Неужели начался прогресс, а не продолжился регресс?
Вздохнула в трубку, а потом горько рассмеялась.
– Неужели всё настолько плохо было со стороны? – спросила у подруги.
– Не то слово, Каролин, – серьёзно сказала Люба. – Но я рада, что ты начала выбираться из своей скорлупы. Так, ладно. Ты позвонила не для того, чтобы я напоминала тебе о прошлом. Лучше скажи, что ты задумала? Решила выбраться в народ? Или выйти на охоту в поисках самца.
Теперь я рассмеялась весело и сказала:
– Ну уж о самцах я пока думать не хочу и желания никакого нет смотреть на других мужчин. А вот развеяться, посмотреть на других людей… Просто… Знаешь, Люб, просто хочу почувствовать себя живой…
– Это ты правильно решила, подруга, – одобрила Люба. – Я готова хоть сегодня выгулять тебя.
– Сегодня не горю желанием, если честно. И завтра хочу в салон красоты сходить и пару платьев новых купить, а вечером можешь начинать мой выгул.
Теперь рассмеялась Люба – громко и заливисто, от души. Отсмеявшись, она сказала:
– Ну наконец-то! Слава богу, ты ожила! Узнаю свою подружку! А то ты как овощ ходила. И то, овощи поживее тебя выглядели.
Немного грустно снова улыбнулась и произнесла:
– Спасибо, что не дала мне скатиться на дно моей депрессии.
– Не за что, конечно. Но моей тут заслуги нет, Каролина. Это твои солнечные дети тебе помогли.
Я кивнула.
– Тогда до завтра?
– До завтра, подружка, – хихикнула Люба. – Ох, отведу тебя в такое место, закачаешься!
Невольно вздрогнула. Зная вкус своей подруги – это явно будет что-то экстравагантное и мега популярное. Но что делать? Сама ведь напросилась. Да и хватит мне хандрить. Пора начинать жить. А моего мужа Глеба и неродившегося ангелочка хранить в самой светлой части своей души.
Глава 6
* * *
Богдан
– Ребёнка «хорошо» накачали препаратами, – мрачно сказал Степан после долгого осмотра Алины. – Её организм ослаблен и подавлен из-за седативных препаратов. Нужно отвезти её в больницу и сдать все анализы. Ты понял, Богдан?
– Понял, – ответил другу. – Завтра с самого утра я буду у тебя.
– Хорошо, – кивнул Степан. – Ну и сволочи же те, кто издевался над малышкой!
Степан сам был отцом и ненавидел всех тех, кто хоть как-то обижал детей.
Я взглянул на малышку, которая посмотрела на меня своими чистыми голубыми и чуть раскосыми глазками, что-то гукая себе под нос, она тихо захныкала.
– Я с ними разберусь, Стёп, – сказал я твёрдым голосом и погладил светловолосую голову девочки.
Её ротик скривился, щёчки надулись и из детских глаз потекли крупные слёзы. Малышка заплакала.
– И кто у нас тут расплакался? – улыбнулся малышке Степан и сказал мне: – если понадобится помощь, только позови.
– Возможно, и понадобится, – ответил ему. – Завтра после обследования малышки, сделай заключение, которое могло бы поразить в сердце самого чёрствого и бездушного судью.
– О-о-о… – протянул Степан и улыбнулся зловеще. – Я, конечно, очень надеюсь, что с девочкой всё в порядке и эти твари не успели ей навредить, но заключение в любом случае сделаю, что надо. Урыдаются все.
– Только без особого энтузиазма, Стёп. Мне нужно лишь доказать, что родственники Алины – конченные твари.
– Всё сделаю по высшему классу.
– А сейчас покорми дочку, искупай её и почитай сказку, – дал наставления Степан.
Я мысленно представил как я её кормлю, купаю и читаю… До чтения моё воображение не дошло, так как я вдруг испытал жуткий страх.
– Стёп, а можешь помочь? Я даже представить не могу как и чем кормить ребёнка… Про купание вообще молчу… – сбивчиво произнёс я.
– Хех! Богдана испугала крошечная малышка? – он хлопнул меня по плечу. – Извини друг, но не могу. Сейчас Никита Богатырь к тебе приедет на выручку, вот он тебе и поможет. Кстати, давай-ка я позвоню ему, пусть купит детского питания. А то мало ли, чем напичкана в этом доме еда…
Я кивнул и посмотрел на плачущую Алину.
– Стёп, подскажи, как её успокоить? – попросил друга чуть ли ни умоляюще.
Друг тем временем отправил голосовое сообщение Никите.
– Как-как? – улыбнулся Степан. – Возьми малышку на ручки и поговори с ней. Скажи что-то доброе и ласковое.
Я со священным ужасом посмотрел на свои огромные ручищи и на это крошечное создание.
– Да не бойся! – улыбнулся друг. – Не раздавишь.
Девочка тем временем продолжала плакать и истерика набирала обороты.
Я вздохнул и мысленно перекрестился. Положил правую ладонь под головку ребёнка, а левую под ножки и…
– Ох, мать моя женщина! – выдернул я резко левую руку. – Да она вся мокрая!
– И что ты паникуешь? – пожал плечами Степан. – Описался ребёнок, бывает.
– Наверное, она увидела меня и испугалась… – произнёс я весьма мрачно, осторожно убирая правую руку из-под головки Алины. Я осматриваю комнату и мысленно ругаю себя. Прежде, чем выгонять всю прислугу, нужно было бы для начала узнать, где хранятся детские вещи и еда для девочки. Хотя насчёт еды вряд ли бы они что-то путное мне предложили.
Открыл шкаф и в глазах зарябило от ярких цветов. Порылся и достал с полок просторные и лёгкие штанишки желтого цвета и футболочку.
Памперсы нашлись в комоде. Там же лежали какие-то баночки с присыпками, кремами, лосьоны и другая косметика для детей.
У меня волосы от всего этого начали вставать дыбом.
Степан переложил малышку на сухую часть кроватки. Алина поднялась на ножки, ухватилась за перила своей кроватки и заплакала громче прежнего.
Я готов был, разревется вместе с ней. Мне было страшно, что я сделаю что-то не так или причиню ей боль.
– Твою мать, Стёпа! Ну помоги же мне! – рявкнул я на друга.
Тот нехотя помог переодеть мне малышку в сухую и чистую одежду.
Алине видимо надоело плакать, она просто села в своей кроватке и с испугом смотрела то на меня, то на Стёпу.
Я сел на корточки напротив её личика и улыбнулся.
– Привет, – говорю малышке, натянуто улыбаясь.
Она смешно морщит подбородок. Я для неё – незнакомец. Она привыкла, что её мама всегда рядом, а её больше нет. Алине должно быть так страшно.
– Маленькая, не бойся меня. Я твой папа. Иди ко мне на ручки. Я тебя не обижу, – говорю я ровным и чуть убаюкивающим голосом, – и осторожно беру её на руки.
Малышка начинает снова плакать.
– Ты наверняка голодная. Сейчас приедет дядя Никита и привезёт вкусной еды для Алины-Малины… Смотри как твоё имя вкусно звучит, Алина-Малина.
Малышка перестаёт плакать и смотрит на меня настороженно, но и любопытно. Пока она не уверена, друг ли я ей, или враг.
Подходит Степан и протягивает мне игрушку. Я показываю игрушку малышке, но ей неинтересно. Алину интересует звук моего голоса. Она смотрит на меня уже с явным, открыв ротик. В детских глазках больше нет страха.
* * *
Степан не стал дожидаться наших общих друзей, так как его ждала дома семья. Он пожелал мне терпения и удачи.
Никита, Лютик и Трофим приехали, когда я уже более-менее нашёл общий язык с малышкой.
Мы играли с ней в игрушки, и когда ей становилось скучно, я читал ей книжки. Алине было всё равно, о чём идёт речь, главный интерес представлял звук моего голоса. Поэтому, когда мы прочитали почти все книги в небольшой библиотеке детских книг (благо рассказы и стихи были короткие), я ещё раз понял и осознал, что ни шиша не понимаю в детях и мне реально нужна помощь профессионалов. Алина пальчиками дёргала мою цепочку на шее, играла с ней, слушала мой голос и выглядела счастливой, пока я читал.
Спокойный ребёнок. Всего лишь нужно уделять ей внимания. И как только можно было накачивать малышку успокоительным?
Скрипнул зубами от вновь вспыхнувшей злости и раздражения на у родственничком Алины и приближённый персонал. Нет, дорогие мои, я вам не позволю наложить свои грязные лапы на имущество моей дочери – всем хребты сломаю за девочку. Только приблизьтесь.
Друзья прибыли ровно в назначенное время. Впустил их в дом, удерживая дочку на руках и стоило трём здоровым мужикам войти в дом, как малышка вновь заплакала, увидев незнакомые страшные морды.
– Чёрт… – ругнулся я. – Надо было её оставить в манеже. Не подумал. Тише, тише крошка…
– А кто это такой маленький и плачет? Какая маленькая девочка… У тебя такой папа, что тебе не нужно никого бояться… – засюсюкал Никита, который выглядел так, что у любого начиналась икота при виде него.
Алинка всхлипнула и заголосила сильнее, спрятав личико у меня на плече.
Погладил её по хрупкой спинке.
– Кажется, дорогой друг, ты влип по полной, – заметил с ухмылкой Трофим. Он нес в обеих руках две огромных сумки с оборудованием.
– Богдан, у тебя такой взгляд, какого я у тебя никогда не видел, – рассмеялся Лютик. – Теперь мы будем знать, что дети тебя пугают.
– Посмотрю я на тебя, когда свой первый появится, – оскалился на него Никита.
– Боже упаси от такого счастья, – перекрестился Лютик. – Я ещё слишком молод для детей. Вот лет через десять может быть…
– Лет через десять тебе уже дедушкой пора будет становиться, – натурально заржал Трофим.
Алина, тем временем, перестала плакать. Она продолжала хмуриться и кривить плаксиво ротик, но при этом с интересом прислушивалась и наблюдала за нами.
– О будущем давайте поговорим позже. У меня ребёнок голодный, – заметил я. – Никита, ты привёз питание?
Никита кивнул.
– Где здесь кухня? – пробасил он.
– Пойдём, – повёл я его. – Парни, вы пока осмотритесь. Дом большой, фаршировать его придётся долго.
– Да, мы уже заметили, – согласился Лютик. – Но как говориться, глаза страшатся, а руки делают. Так что за ночь управимся.
– Конечно, управимся, – сказал уверенно Трофим. – Ты иди, корми свою ляльку, а мы пройдёмся по твоему дворцу.
– Этот дворец не мой, а Алины – сказал я. – Как только завершится бумажная и судебная волокита, мы съедем из этого музея.
– Согласен, жить здесь как-то неуютно… – сказал Лютик, внимательно разглядывая полотна на стене, которые наверняка являются подлинниками и стоят больше, чем сам этот дом.
На полотнах были изображены портреты людей примерно 17–19-х веков. Я, правда, не силён в истории, но что знаю наверняка, так это то, что совсем нет ничего хорошего, когда на тебя день изо дня пялятся чопорные мужики в камзолах и напудренные, полуобморочные дамы. Жуть берёт от обилия этих лиц и глаз.
Я пошёл вместе с дочерью и Никитой на кухню.
Мой друг поставил пакеты на мраморный стол и начал вытаскивать многочисленные баночки и бутылочки.
– Не знал, что может понравиться твоей дочке, поэтому я взял всё, – сказал Никита, опустошая третий по счёту пакет.
– Да тут питания на целый год хватить может, – заметил я.
– Хех! – хмыкнул Никита и сказал: – Эти малыши с виду крошки, но ты даже не представляешь, сколько они порой могут съесть! Так что ты не радуйся раньше времени. Этого всего максимум на недельку, другую и всё.
– Да ты шутишь, – задумчиво произнёс я, оглядывая выросшую гору из детского питания.
– Скоро сам увидишь, – хохотнул Никита и подмигнул Алинке.
Алина очень внимательно следила за его движениями и прислушивалась. Похоже, кое-кому нравятся мужские голоса. Или просто ей нравится слушать, когда разговаривают.
– Смотри, твоя крошка уже не плачет, – широко улыбнулся Никита и потрепал её по светловолосой макушке.
Алинка икнула, выпучила глазки, я уже приготовился к оглушительному крику, но она вдруг улыбнулась, демонстрируя молочные зубки и засмеялась – искристо и заливисто.
– Видишь, я нравлюсь детям. Они сразу понимают, что я хороший дядя, хоть и страшный, – просюсюкал Никита и повертел перед Алинкиным носом какой-то погремушкой с этикеткой.
Малышка тут же заинтересовалась и потянула к игрушке ручки.
– Э не-е-ет, – произнёс Никита. – Игрушку сначала помыть надо.
– Так помой, – сказал ему. – А то чего ребёнка дразнишь?
Пока Никита тщательно мыл игрушку под внимательным взглядом Алины, которую я посадил в детский стульчик, я читал инструкцию по детскому питанию.
Прочитал и понял, что мне нужна консультация, когда и чем кормить ребёнка.
Вздохнул и начал искать на этой мега модной дворцовой кухне нужные мне предметы – мерный стаканчик, ложки и тарелки.
Мысленно я уже начал перебирать в голове потенциальных нянь из своих знакомых.
Есть у меня соседка, взрослая женщина, которая вот-вот перейдёт ту грань, когда её будут называть уже не женщиной, а бабушкой. Она вырастила своих двоих детей, и они иногда привозят к ней уже своих детей – её внуков. Интересно, Нина Васильевна уже вышла на пенсию?
Посмотрел на довольную Алину, которая наконец-то заполучила в своё полноправное пользование новую игрушку, на её довольный и счастливый вид и понял, что Нина Васильевна не подойдёт на роль няни и воспитательницы. Всё-таки она женщина довольно строгих правил и имеет чересчур суровый вид.
Моя бывшая девушка?
Что за мысли? Зачем я о ней вспомнил? Она уж точно не вариант. Во-первых, у Лены уже возможно есть муж и свои дети, да и насколько я изучил её характер, она как раз в одно мгновение избалует малышку.
Больше в голове никаких вариантов не было.
Придётся поискать соответствующую няню и воспитателя в одном лице.
– Ну что, Алина-Малина, покушаем? – произнёс я и сначала сам попробовал разведённую смесь.
Под насмешливым взглядом Никиты я откровенно скривился и с ужасом посмотрел на молочную бурду.
С трудом проглотил эту гадость и спросил у друга:
– Никита, ты что купил? Это ерунда такая сладкая, что у неё попа слипнется!
Никита громко засмеялся, похлопывая себя по коленке.
– Ты бы видел сейчас своё лицо, Богдан! – произнёс он в перерывах между громогласным смехом, а потом договорил. Вытирая выступившие слёзы. – Это же ребёнок! Ей как раз будет вкусно, да малышка?
Алина уже сама тянула к питанию ручки.
Посмотрел на эту гадость. Ну всё-таки производители же не дураки, раз делают такие смеси для детей?
– Давай-ка посмотрим, понравится тебе такая еда или нет?
Что ж, Алина-Малина слопала эту смесь с превеликим удовольствием. Ну, дела.
Глава 7
* * *
Богдан
Всю ночь парни фаршировали дом аппаратурой – видеокамерами, прослушкой, следилками телефонных звонков и тому подобное.
Ребята, выполнив работу, пожелали мне удачи и уехали. Мне оставили инструкции и планшет, с которого я могу следить за каждой комнатой, слушать, о чём будут говорить родственники Алины и слуги. Лютик и Трофим также в удалённом режиме будут отслеживать и вести записи со всех камер и прослушивающих устройств.
В поддержку со мной остался Никита.
Ранним утром, когда прибудут слуги, именно он будет за главного в этом доме, пока я отвезу малышку в больницу и обратно.
Любопытно как отреагирует Лидия Константиновна, управляющий и другие на моего лучшего друга. Думаю, Никита здорово повеселится.
– Что ж, осталось три часа до рассвета. Поспим или поедим? – произнёс Никита шёпотом, чтобы не разбудить малышку, которая буквально час назад самостоятельно уснула. Алина сытно поела, вдоволь наигралась и, умаявшись, сладко уснула.
И какого чёрта, спрашивается, этим нелюдям нужно было травить ребёнка успокоительным, если малышка замечательно себя ведёт.
Но что говорить и рассуждать, ведь ясно как день, что никому девочка была неинтересна, тем более с таким-то диагнозом. Она для них лишь ненужная помеха, которую можно спокойно обойти и лишить всего. Возможно, не появись я, то, взглянув правде в глаза, можно утверждать, что в скором времени мир бы утратил эту солнечную крошку.
Сам себя завожу этими мыслями, но ничего не могу с собой поделать, когда смотрю на маленькую и хрупкую Алиночку.
– Думаю, неплохо бы поесть, – сказал я другу. – А потом и вздремнём.
– Отлично. Как раз жрать хочу.
Мы открыли две банки с тушёнкой, которые купил Никита. Нарезали хлеб и сыр толстыми ломтями и, заварив крепкого чая, принялись за поздний ужин.
Всё это время Никита безумолку трещал о своих детях, как они росли и сколько всего стоит мне в будущем ожидать. Я его не прерывал и просто слушал. Мы часто так болтали с другом. Точнее, он говорил, а я слушал. Уже вошло в привычку.
После нехитрого перекуса, мы прямо в комнате малышки постелили себе матрасы, принесённые с других спален, и как настоящие подданные принцессы, охраняли её сон и покой.
Среди ночи, когда я забылся тяжёлым сном, меня разбудил невероятно громкий детский крик.
Я вскочил как ужаленный и бросился к кроватке Алины, испугавшись не на шутку, что кто-то проник в дом и сумел обойти меня и Никиту.
Мой товарищ тоже уже был на ногах, разбуженный малышкой. Он включил ночник.
– Что-то отвык я от детских неожиданных ночных пробудок, – мрачно заметил Никита. – Давно так душа в пятки не уходила.
– Не говори. Если уж ты перепугался, то представь какого мне. Я уже было пожалел, что не взял с собой ружья.
– Хех! – хмыкнул друг. – Уверяю, тебе оно ещё понадобится.
– Ну что такое случилось? – ласково спросил я у малютки. – Почему плачешь?
Алина сидела в кроватке и рыдала, растирая пухлыми кулачками горючие слёзы по раскрасневшемуся личику. Я подхватил её на руки и прижал к себе, и малышка немедленно упокоилась. Только икота да порозовевшее мокрое лицо говорило о недавней детской трагедии.
– Не спится сладкой Алине-Малине? – заворковал я, укачивая на руках малышку.
– Проверь памперс, – посоветовал Никита, когда он проверил по видеокамерам дом. – В доме всё чисто.
Это не могло не радовать.
– Памперс сухой, – озадачено произнёс я и почесал макушку. Алина продолжала икать.
Надо бы малышке дать воды.
– Значит, кое-кто уже начинает воспитывать папочку, – засмеялся друг.
Я посмотрел на дочку, которая неотрывно смотрела на меня и тихо сквозь икоту что-то лепетала, понятное только ей.