Читать онлайн Полный курс русской литературы. Древнерусская литература – литература первой половины XIX века бесплатно
От автора
Данное учебное пособие уникально и не похоже на те, которые уже существуют. В первую очередь, это касается огромного охвата материала, который вошел в это издание. Помимо краткого содержания произведений (но вместе с тем достаточно подробного, чтобы ответить на любой вопрос), в книге содержатся конспекты критических статей, биографические сведения об авторах, анализ произведений и многое другое. Основной задачей автора пособия было дать четкую, структурированную (без воды) картину литературного процесса, предоставить читателям то, что им может понадобиться при изучении литературы как в школе, так и в высшем учебном заведении. Основным критерием при ее создании была древняя мудрость: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Пособие является своего рода расширенным и доработанным изданием знаменитой книги «Все произведения школьной программы в кратком изложении» этого же автора. Расширение и доработка шли по пути привлечения нового материала (XX век, литературные обзоры, книга о науке создания текстов – сочинений, рефератов и т. д.). Я с полной ответственностью могу сказать: в данном издании содержится все (или почти все), что может понадобиться школьнику и абитуриенту при изучении литературы как предмета.
Пособие состоит из 4-х частей:
1. Русская литература с древнейших времен по конец XIX века (в 2-х книгах), 2. Русская литература XX века (в 2-х книгах), 3. Зарубежная литература, 4. Наука создания текстов (написание сочинений, докладов, отзывов, рецензий, курсовых, дипломных работ и художественных текстов).
Успехов Вам на поприще изучения литературы!
И. О. Родин
Теория литературы
Роды литературы
Еще с античных времен (Аристотель «Поэтика») принято разделять литературу на три рода:
1. Эпос – охватывающий бытие во всем многообразии: пространственно-временной протяженности и событийной насыщенности (отличительная особенность – сюжетность).
2. Лирика – запечатлевающая внутренний мир личности в становлении и смене впечатлений, грез, настроений, ассоциаций (эмоциональность, экспрессивность, отсутствие ярко выраженного сюжета).
3. Драма – фиксирующая речевые акты действующих лиц, изначально предназначенная для сценической постановки; обладающая, с одной стороны, экспрессивностью, с другой – сюжетностью, что позволяет в этом роде литературы видеть слияние черт лирики и эпоса.
Для каждого из указанных родов литературы характерны свои специфические жанры (то есть устоявшиеся формы произведений).
Эпические жанры
Для эпоса характерны такие жанры: эпопея, эпическая поэма, повесть, рассказ, новелла, роман, некоторые виды очерка. Специфическая черта эпоса – организующая роль повествования: носитель речи сообщает о событиях и их подробностях, как о чем-то прошедшем и вспоминаемом, попутно прибегая к описаниям обстановки, действия и облика персонажей, а иногда – к рассуждениям. Основное различие между перечисленными жанрами – в объеме произведения, а также в масштабе отображаемых событий и философских обобщений.
Эпопея – монументальное по форме произведение общенародной проблематики (напр., «Война и мир» Л. Н. Толстого, «Тихий Дон» М. А. Шолохова).
Эпическая поэма – поэтическое, в некоторых случаях прозаическое произведение, обладающее сюжетностью; как правило, произведение воспевающее славное прошлое народа, его духовное становление или устремления и т. п. (напр., «Полтава» А. С. Пушкина, «Мертвые души» Н. В. Гоголя).
Роман – произведение, в котором повествование сосредоточено на судьбе отдельной личности в процессе ее становления и развития. По определению Белинского, роман – это «эпос частной жизни» (напр., «Обломов» А. И. Гончарова, «Отцы и дети» И. С. Тургенева).
Повесть – «средний» жанр эпического рода литературы. По объему, как правило, меньше романа, но больше рассказа, новеллы. Если в романе центр тяжести лежит в целостном действии, в фактическом и психологическом движении сюжета, то в повести основная тяжесть переносится нередко на статичные компоненты произведения – положения, душевные состояния, пейзажи, описания и т. п. (напр., «Степь» А. П. Чехова, «Записки из «Мертвого дома» Ф. М. Достоевского). Разграничить роман и повесть часто бывает достаточно трудно, в западном литературоведении жанр «повесть» не выделяется вовсе (там разделение происходит на две основные категории: «novel» – «роман», и «short story» – «рассказ»).
Новелла – малый прозаический жанр, сопоставимый по объему с рассказом (что дает иногда повод для их отождествления – существует точка зрения на новеллу как на разновидность рассказа), но отличающийся от него острым центростремительным сюжетом (нередко парадоксальным), отсутствием описательности и композиционной строгостью. Поэтизируя случай, новелла предельно обнажает ядро сюжета, сводит жизненный материал в фокус одного события (напр., ранние рассказы А. П. Чехова, Н. В. Гоголя, цикл «Темные аллеи» И. А. Бунина).
Рассказ – малая эпическая жанровая форма художественной литературы – небольшое по объему изображенных явлений жизни, а отсюда и по объему текста, прозаическое произведение (напр., рассказы В. М. Гаршина, А. П. Чехова, И. А. Куприна и т. д.).
Лирические жанры
1. Ода – жанр, воспевающий обычно какое-либо важное историческое событие, лицо или явление (напр., ода А. С. Пушкина «Вольность», ода «На день восшествия…» М. В. Ломоносова). Истоки жанра восходят к античности (напр., оды Горация). Особое развитие получила в классицизме.
2. Песня – может выступать и как эпический, и как лирический жанр. Эпическая песня обладает сюжетностью (см. определение эпических жанров) и, как правило, она больших объемов, нежели лирическая (напр., «Песнь о Вещем Олеге» А. С. Пушкина), в основе же лирической песни лежат переживания главного героя или автора (напр., песня Мери из «Пира во время чумы» А. С. Пушкина).
3. Элегия – жанр романтической поэзии, грустное размышление поэта о жизни, судьбе, своем месте в этом мире (напр., «Погасло дневное светило» А. С. Пушкина).
4. Послание – жанр, не связанный с определенной традицией (романтической, классицистической и т. п.). Основная характерная черта – обращенность к какому-либо лицу (напр., «Пущину», «К Чаадаеву» А. С. Пушкина).
5. Сонет – особый вид лирического стихотворения, характеризующийся жесткими требованиями к форме: в сонете должно быть 14 строк (напр., «Суровый Дант не презирал сонета…» А. С. Пушкина). Различают два типа сонета: 1. Английский сонет, состоящий из трех четверостиший и одного двустишия в конце (напр., сонеты В. Шекспира). 2. Французский сонет, состоящий из двух четверостиший и двух трехстиший. Эта разновидность, как явствует из названия, широко использовалась французскими поэтами (напр., поэтами «Плеяды» – П. Ронсаром, Ж. Дю Белле и др., позже французскими символистами – П. Верленом, Ш. Бодлером и др.). В России эта разновидность была особо популярна в эпоху символизма, практически все русские символисты использовали ее в своем творчестве (напр., К. Д. Бальмонт, В. Я. Брюсов, А. А. Блок и другие).
6. Эпиграмма, сатира. Эпиграмма – короткое стихотворение, как правило, не более четверостишия, высмеивающее или представляющее в юмористическом ключе какоелибо конкретное лицо – (напр., «На Воронцова» А. С. Пушкина). Сатира – более развернутое стихотворение, как по объему, так и по масштабу изображаемого. Обычно в сатире высмеиваются не недостатки какого-либо конкретного лица, но пороки социальные. Для сатиры характерен гражданский пафос (напр., сатиры А. Д. Кантемира, «Румяный критик мой, насмешник толстопузый…» А. С. Пушкина). Истоки эпиграммы и сатиры восходят к античности, в особенности к древнеримской литературе (напр., произведения Марциалла, Катулла и др.).
Подобное разделение на жанры условно, так как в чистом виде перечисленные жанры встречаются достаточно редко. Обычно стихотворение сочетает в себе признаки нескольких жанров. Напр., «К морю» А. С. Пушкина сочетает в себе признаки элегии и послания, «Деревня» Пушкина же – является элегией, но одновременно поднимает гражданские проблемы.
Жанры драматургии
Драматургия зародилась еще в античные времена. Уже тогда возникли два важнейших драматических жанра – трагедия и комедия. Основным конфликтом в трагедии был конфликт в душе главного героя между долгом и совестью. Однако античная драма имела свои отличительные особенности, самая главная из которых – идея фатума, предопределенности, судьбы. Важную роль в античной драме играл хор – он формулировал отношение зрителей к происходящему на сцене, подталкивал их к сопереживанию (т. е. зрители как бы сами являлись участниками действия). Предполагается, что разыгрывание трагедий изначально являлось неотъемлемой частью так называемых «дионисий» или, в римском варианте, «вакханалий», празднеств, связанных с почитанием бога виноделия и виноградарства Диониса (Вакха); представление сцен из жизни этого бога являлось важным звеном в так называемых «оргаистических» (т. е. эротических) ритуалах, конечной целью которых было: высвободив сдерживаемые инстинктивные желания, пережить очищение, так называемый «катарсис», который в «Поэтике» Аристотеля определяется как «очищение при помощи страха и сострадания».
Комедия строилась в основном на бытовых сюжетах, в основе которых лежали забавные недоразумения, ошибки, комические случаи и проч.
В средние века христианская церковь способствует возникновению новых драматических жанров – литургическая драма, мистерия, миракль, моралите, школьная драма. В 18 веке как жанр сформировалась драма (см. ниже), распространились также мелодрамы, фарсы, водевили. Особого расцвета драматургия после античных времен достигает в эпоху классицизма. Именно в эпоху классицизма формулируются особые правила драматургии, основным из которых было так называемое «единство места, времени и действия» (см. раздел «Классицизм»). В современной драматургии все большее значение приобретает такой жанр, как трагикомедия. Драма последнего столетия включает в себя и лирическое начало – так называемые «лирические драмы» (М. Метерлинк, А. А. Блок).
В настоящее время в драматургии традиционно выделяют три основных жанра: трагедию, комедию и драму.
1. Трагедия – жанр, показывающий действительность и изображаемые характеры в их трагическом становлении. Для трагедии характерен так называемый трагический конфликт. События приводят героя трагедии к тому, что, напр., его представления о долге вступают в противоречия с его понятиями о совести, с его личными чувствами и т. д. Эти противоречия не могут быть разрешены самим героем, поэтому они носят название «трагических». Попытка разрешить их обычно приводит героя к гибели – естественному выходу из тупиковой ситуации. Основной пафос трагедии заключен не в ее сюжете, не в содержании конфликта, а в том, как герой пытается разрешить неразрешимые противоречия. Именно поэтому пафос трагедии, как правило, героический. Понятие о трагических противоречиях очень часто связано с понятием о трагической вине главного героя. Вступив на путь разрешения неразрешимого, главный герой совершает действия, усугубляющие его внутренний разлад, чем большие усилия он прикладывает к тому, чтобы выйти из конфликта, тем острее становится этот конфликт. В этой связи возникает идея предопределения, фатума, обреченности. Например, трагедия В. Шекспира «Гамлет». Долг призывает Гамлета отомстить за отца, но его понятия о гуманности, его любовь к матери и Офелии вступают в противоречие с необходимостью мстить. Вступив же на путь мести, Гамлет, желая убить Клавдия (нового короля), случайно убивает Полония (отца своей возлюбленной). Теперь на нем лежит трагическая вина, усугубляющаяся тем, что Офелия сходит с ума и кончает самоубийством (в результате тех же трагических противоречий – в ней борятся долг по отношению к отцу и любовь к Гамлету), а Лаэрт (ее брат) клянется отомстить Гамлету за кровь отца. Вследствие своей клятвы Лаэрт становится слепым орудием в руках Клавдия (в этом состоит трагическая вина Лаэрта), а потом погибает. Клавдий, пытаясь избавиться от Гамлета, подкупает его друзей – Розенкранца и Гильдестерна, которые погибают из-за того, что предали своего друга, Гамлета (в этом их трагическая вина). На матери Гамлета также лежит трагическая вина – она потворствовала убийце Клавдию, именно поэтому она погибает, выпив яд вместо Гамлета.
В настоящее время понятие о «трагической вине» вышло далеко за пределы драматургии, став одной из характерных особенностей, напр., эпических жанров. В качестве примера можно привести роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», где идея об обязательной расплате, пусть даже за непреднамеренное зло, с «лучшими намерениями», проводится достаточно четко: так, Раскольников, решив убить старуху-процентщицу, вынужден убить и ее сестру Лизавету, одну из тех «униженных и оскорбленных», ради которых он, собственно, и решается на преступление; Миколка признается в убийстве, которое совершил Раскольников, чтобы «пострадать за других»; Свидригайлов кончает самоубийством и т. д. (см. раздел, посвященный Ф. М. Достоевскому). Таким образом, на Раскольникове как бы изначально лежит трагическая вина. Как над Гамлетом она начинает довлеть с того самого момента, когда он принимает решение мстить, так и над Раскольниковым она появляется тогда, когда он решает убить старуху-процентщицу. Гениальность обоих произведений не в последнюю очередь состоит в том, что они особо остро поднимают проблему свободного выбора человеком своего пути, выбора того или иного «сценария» дальнейшей жизни (в отличие от античной трагедии, где герой ничего не решал, а все было предрешено богами – так, например, в знаменитой трагедии Софола «Эдип» все трагические события, происходящие с Эдипом, не зависят от его личной воли, они предопределены «проклятием рода»).
Именно сознательный и свободный выбор – а свобода выбора состоит и в том, чтобы представлять себе его последствия и быть готовым «платить по счетам» – характерны для современного понимания трагического пафоса, начиная с эпохи Возрождения. Возможно, именно в этом и кроется отгадка одной из самых известных загадок шекспировского «Гамлета», а именно, почему Гамлет так долго не принимает решения, медлит с осуществлением мести. Взможно, он ведет себя так потому, что совершает именно сознательный выбор, осознанно взваливает на себя трагическую вину, понимая уже с самого начала, что за право мстить придется заплатить самую высокую цену. Он понимает, что до совершения выбора перед ним лежит несколько путей (напр., уехать из Дании или жениться на Офелии и вести счастливую семейную жизнь и т.п.), в то время как после принятия решения все остальные пути будут для него уже закрыты и останется только один, ведущий к гибели. В этом контексте знаменитый монолог «Быть или не быть» приобретает весьма важное звучание: он с особенной остротой поднимает проблему выбора человеком собственной судьбы. Именно в этом и состоит основное и главное значение великой трагедии Шекспира, а одновременно и ее коренное отличие от всего, что было до нее. «Гамлет» – это произведение не о мести, не о трагических обстоятельствах и способах их разрешения, но о величии духа человека и о свободе выбора, в том числе и собственной судьбы.
2. Комедия – жанр, в котором характеры, ситуации и действие представлены в смешных формах или проникнуты комическим. Вплоть до классицизма под комедией подразумевалось произведение, противоположное трагедии, с обязательным счастливым концом; ее герои, как правило, были из низшего сословия (см. статью «Классицизм»). Долгое время комедия считалась «низким жанром», и только в эпоху Просвещения (начиная с Ж.-Б. Мольера) это было нарушено признанием «среднего жанра», так называемой «мещанской драмы». В XIX и особенно в XX веке комедия – свободный и весьма разноликий жанр. Комедия устремлена в первую очередь к осмеянию безобразного («недолжного», противоречащего общественному идеалу или норме): герои комедии внутренне несостоятельны, несообразны, не соответствуют своему положению, предназначению и этим выдаются в жертву смеху, который и развенчивает их, выполняя тем самым свою «идеальную» миссию. Однако и в острой социальной комедии (напр., в «Горе от ума» А. С. Грибоедова) изображение человеческих страданий («мильон терзаний» Чацкого) допустимо лишь в определенной мере; иначе – сострадание вытесняет смех и комедия преобразуется в драму.
3. Драма – подобно комедии, воспроизводит преимущественно частную жизнь людей, но ее главная цель – не осмеяние нравов, а изображение личности в ее драматических отношениях с обществом. Подобно трагедии, драма тяготеет к воссозданию острых противоречий, но вместе с тем ее конфликты не настолько напряженны и неразрешимы и допускают возможность благополучного окончания, а ее характеры не столь исключительны. Как самостоятельный жанр, драма возникает в XVIII веке у просветителей («мещанская драма» во Франции и Германии); ее интерес к социальному укладу и быту, нравственным идеалам демократической среды, к психологии «среднего человека» способствовал укреплению реалистических начал в европейском искусстве. В процессе развития драмы ее внутренний драматизм сгущается, благополучная развязка встречается все реже, герой остается обычно в разладе с обществом и самим собой («Гроза», «Бесприданница» А. Н. Островского, пьесы А. П. Чехова, А. М. Горького). Драма XIX—XX вв. является преимущественно психологической.
Литературные направления и течения
1. Литературное направление – часто отождествляется с художественным методом. Обозначает совокупность фундаментальных духовно-эстетических принципов многих писателей, а также ряда группировок и школ, их программно-эстетических установок, используемых средств. В борьбе и смене направлений наиболее отчетливо выражаются закономерности литературного процесса. Принято выделять следующие литературные направления:
а) Классицизм,
б) Сентиментализм,
в) Натурализм,
г) Романтизм (к которому некоторые относят и литературу Барокко),
д) Символизм,
е) Реализм (в котором выделяют ренессансный реализм, т. е. реализм эпохи Возрождения, просветительский реализм, т. е. реализм эпохи Просвещения, критический реализм и социалистический реализм).
О правомерности выделения других направлений единого мнения нет – таких как маньеризм, предромантизм, неоклассицизм, неоромантизм, импрессионизм, экспрессионизм, модернизм и проч. Дело в том, что литературные направления, сменяясь, порождают множество промежуточных форм, которые существуют недолго и не носят глобального характера. Были попытки предложить более универсальные системы разделения на литературные направления – напр. «классика» и «романтика»; или «реалистическая» и «ирреалистическая» литература.
2. Литературное течение – часто отождествляется с литературной группировкой и школой. Обозначает совокупность творческих личностей, для которых характерна идейно-художественная близость и программно-эстетическое единство. Иначе, литературное течение – это разновидность (как бы подкласс) литературного направления. Например, применительно к русскому романтизму говорят о «философском», «психологическом» и «гражданском» течении. В русском реализме некоторые выделяют «психологическое» и «социологическое» течение.
Классицизм
Художественный стиль и направление в европейской литературе и искусстве XVII – нач. XIX веков. Название образовано от латинского «classicus» – образцовый.
Особенности:
1. Обращение к образам и формам античных литературы и искусства как идеальному эстетическому эталону, выдвижение на этой почве принципа «подражания природе», который подразумевает строгое соблюдение незыблемых правил, почерпнутых из античной эстетики (напр., в лице Аристотеля, Горация).
2. В основу эстетики положены принципы рационализма (от лат. «ratio» – разум), который утверждает взгляд на художественное произведение как на создание искусственное – сознательно сотворенное, разумно организованное, логически построенное.
3. Образы в классицизме лишены индивидуальных черт, так как призваны в первую очередь запечатлевать устойчивые, родовые, непреходящие со временем признаки, выступающие как воплощение каких-либо социальных или духовных сил.
4. Общественно-воспитательная функция искусства. Воспитание гармонической личности.
5. Установлена строгая иерархия жанров, которые делятся на «высокие» (трагедия, эпопея, ода; их сфера – государственная жизнь, исторические события, мифология, их герои – монархи, полководцы, мифологические персонажи, религиозные подвижники) и «низкие» (комедия, сатира, басня, которые изображали частную повседневную жизнь людей средних сословий). Каждый жанр имеет строгие границы и четкие формальные признаки, не допускалось никакого смешения возвышенного и низменного, трагического и комического, героического и обыденного. Ведущий жанр – трагедия.
6. Классицистическая драматургия утвердила так называемый принцип «единства места, времени и действия», что означало: действие пьесы должно происходить в одном месте, время действия должно быть ограничено временем продолжительности спектакля (возможно больше, но максимальное время, о котором должна была повествовать пьеса – один день), единство действия подразумевало, что в пьесе должна быть отражена одна центральная интрига, не перебиваемая побочными действиями.
Классицизм зародился и получил свое развитие во Франции с утверждением абсолютизма (классицизм с его понятиями об «образцовости», строгой иерархии жанров и т. п. вообще часто связывают с абсолютизмом и расцветом государственности) – П. Корнель, Ж. Расин, Ж. Лафонтен, Ж.-Б. Мольер и т. д. Вступив в полосу упадка в конце XVII века, классицизм возродился в эпоху Просвещения – Вольтер, М. Шенье и др. После Великой французской революции с крушением рационалистических идей классицизм приходит в упадок, господствующим стилем европейского искусства становится романтизм.
Классицизм в России:
Русский классицизм зародился во второй четверти XVIII века в творчестве зачинателей новой русской литературы – А. Д. Кантемира, В. К. Тредиаковского и М. В. Ломоносова. В эпоху классицизма русская литература освоила сложившиеся на Западе жанровые и стилевые формы, влилась в общеевропейское литературное развитие, сохранив при этом свою национальную самобытность. Характерные особенности русского классицизма:
а) Сатирическая направленность – важное место занимают такие жанры, как сатира, басня, комедия, непосредственно обращенные к конкретным явлениям русской жизни;
б) Преобладание национально-исторической тематики над античной (трагедии А. П. Сумарокова, Я. Б. Княжнина и др.);
в) Высокий уровень развития жанра оды (у М. В. Ломоносова и Г. Р. Державина);
г) Общий патриотический пафос русского классицизма.
В конце XVIII – нач. XIX века русский классицизм испытывает воздействие сентименталистских и предромантических идей, что сказывается в поэзии Г. Р. Державина, трагедиях В. А. Озерова и гражданской лирике поэтов-декабристов.
Сентиментализм
Сентиментализм (от английского sentimental – «чувствительный») – течение в европейской литературе и искусстве XVIII века. Был подготовлен кризисом просветительского рационализма, явился завершающим этапом Просвещения. Хронологически в основном предшествовал романтизму, передав ему ряд своих черт.
Основные признаки:
1. Сентиментализм остался верен идеалу нормативной личности.
2. В отличие от классицизма с его просветительским пафосом, доминантой «человеческой природы» объявлял чувство, а не разум.
3. Условием формирования идеальной личности считал не «разумное переустройство мира», а высвобождение и совершенствование «естественных чувств».
4. Герой литературы сентиментализма более индивидуализирован: по происхождению (или убеждениям) он демократ, богатый духовный мир простолюдина – одно из завоеваний сентиментализма.
5. Однако в отличие от романтизма (предромантизма), сентиментализму чуждо «иррациональное»: противоречивость настроений, импульсивность душевных порывов он воспринимал как доступные рационалистическому истолкованию.
Наиболее законченное выражение сентиментализм принял в Англии, где ранее всего сформировалась идеология третьего сословия – произведения Дж. Томсона, О. Голдсмита, Дж. Крабба, С. Ричардсона, Л. Стерна.
Сентиментализм в России:
В России представителями сентиментализма являлись: М. Н. Муравьев, Н. М. Карамзин (наиб. известное произв. – «Бедная Лиза»), И. И. Дмитриев, В. В. Капнист, Н. А. Львов, молодой В. А. Жуковский.
Характерные особенности русского сентиментализма: а) Достаточно четко выражены рационалистические тенденции; б) Сильна дидактическая (нравоучительная) установка; в) Просветительские тенденции; г) Совершенствуя литературный язык, русские сентименталисты обращались к разговорным нормам, вводили просторечия.
Излюбленные жанры сентименталистов – элегия, послание, эпистолярный роман (роман в письмах), путевые заметки, дневники и другие виды прозы, в которых преобладают исповедальные мотивы.
Романтизм
Одно из крупнейших направлений в европейской и американской литературе конца XVIII – первой половины XIX века, получившее всемирное значение и распространение. В XVIII веке романтическим именовалось все фантастическое, необычное, странное, встречающееся лишь в книгах, а не в действительности. На рубеже XVIII и XIX вв. «романтизмом» начинает именоваться новое литературное направление.
Основные признаки:
1. Антипросветительская направленность (т.е. против идеологии Просвещения), проявившаяся еще в сентиментализме и предромантизме, а в романтизме достигшая своей наивысшей точки. Социально-идеологические предпосылки – разочарование в результатах Великой французской революции и плодах цивилизации вообще, протест против пошлости, обыденности и прозаичности буржуазной жизни. Реальность истории оказалась неподвластной «разуму», иррациональной, полной тайн и непредвиденностей, а современное мироустройство – враждебным природе человека и его личностной свободе.
2. Общая пессимистическая направленность – идеи «космического пессимизма», «мировой скорби» (герои произведений Ф. Шатобриана, А. Мюссе, Дж. Байрона, А. Виньи и др.). Тема «лежащего во зле» «страшного мира» особо ярко отразилась в «драме рока» или «трагедии рока» (Г. Клейст, Дж. Байрон, Э. Т. А. Гофман, Э. По).
3. Вера во всемогущество духа человека, в его способность к обновлению. Романтики открыли необычайную сложность, внутреннюю глубину человеческой индивидуальности. Человек для них – микрокосм, малая вселенная. Отсюда – абсолютизация личностного начала, философия индивидуализма. В центре романтического произведения всегда стоит сильная, исключительная личность, противостоящая обществу, его законам или морально-нравственным нормам.
4. «Двоемирие», то есть разделение мира на реальный и идеальный (соответствующее дуализму «имманентного» – «трансцедентного» у философов – напр. Ф. Шеллинга), которые противопоставляются друг другу. Духовное озарение, вдохновение, которые подвластны романтическому герою, есть не что иное, как проникновение в этот идеальный (трансцедентный) мир (напр., произведения Гофмана, особенно ярко в: «Золотой горшок», «Щелкунчик», «Крошка Цахес по прозванию Циннобер»). Романтики противопоставили классицистическому «подражанию природе» творческую активность художника с его правом на преображение реального мира: художник создает свой, особый мир, более прекрасный и истинный.
5. «Местный колорит». Противостоящая обществу личность чувствует духовную близость с природой, ее стихией. Именно поэтому у романтиков так часто возникают в качестве места действия экзотические страны и их природа (Восток). Экзотическая дикая природа вполне соответствовала по духу стремящейся за рамки обыденности романтической личности. Романтики первыми обращают пристальное внимание на творческое наследие народа, на его национально-культурные и исторические особенности. Национально-культурное разнообразие, по философии романтиков, было частью одного большого единого целого – «универсума». Наглядно это было реализовано в развитии жанра исторического романа (такие авторы как В. Скотт, Ф. Купер, В. Гюго).
Романтики, абсолютизируя творческую свободу художника, отрицали рационалистическую регламентацию в искусстве, что, впрочем, не мешало им провозглашать свои собственные, романтические каноны.
Развились жанры: фантастическая повесть, исторический роман, лиро-эпическая поэма, необычайного расцвета достигает лирика.
Классические страны романтизма – Германия, Англия, Франция.
Начиная с 1840-х гг., романтизм в основных европейских странах уступает ведущее положение критическому реализму и отходит на второй план. Однако традиции романтизма остаются действенными на протяжении всего XIX века, обретя новый импульс в конце XIX – начале XX века. Неоромантизм тесно связан с романтизмом не столько темами и мотивами, не столько строем произведения, сколько умонастроением, общими принципами поэтики, отрицанием всего обыденного, прозаического, «раздвоенностью» рефлексирующего творческого сознания, обращением к «иррациональному», «сверхчувственному», склонностью к гротеску и фантазии, установкой на обновление художественной формы (примеры: Р. Стивенсон, Р. Киплинг, О. Уайльд и др.). В дальнейшем традиции романтизма были усвоены, а иногда полемически переосмыслены символизмом (напр., А. А. Блок, Р.-М. Рильке). Прямое и опосредованное воздействие романтизма ощутимо в экспрессионизме, отчасти в поэзии сюрреализма и других авангардистских течениях.
Романтизм в России:
Зарождение романтизма в России связано с общественно-идеологической атмосферой русской жизни – общенациональным подъемом после войны 1812 года. Все это обусловило не только становление, но и особый характер романтизма поэтов-декабристов (напр., К. Ф. Рылеев, В. К. Кюхельбекер, А. И. Одоевский), чье творчество было одушевлено идеей гражданского служения, проникнуто пафосом вольнолюбия и борьбы.
Характерные особенности романтизма в России:
а) Форсированность развития литературы в России в начале XIX века обусловило «набегание» и совмещение различных стадий, которые в других странах переживались поэтапно. В русском романтизме переплелись предромантические тенденции с тенденциями классицизма и Просвещения: сомнения во всесильной роли разума, культ чувствительности, природы, элегический меланхолизм сочетались с классицистической упорядоченностью стилей и жанров, умеренным дидактизмом (назидательностью) и борьбой с излишней метафоричностью ради «гармонической точности» (выражение А. С. Пушкина).
б) Более ярко выраженная социальная направленность русского романтизма. Напр., поэзия декабристов, произведения М. Ю. Лермонтова.
В русском романтизме получают особенное развитие такие жанры, как элегия, идиллия. Очень важным для самоопределения русского романтизма было развитие баллады (напр., в творчестве В. А. Жуковского). Резче всего контуры русского романтизма определились с возникновением жанра лиро-эпической поэмы (южные поэмы А. С. Пушкина, произведения И. И. Козлова, К. Ф. Рылеева, М. Ю. Лермонтова и др.). Развивается исторический роман, как большая эпическая форма (М. Н. Загоскин, И. И. Лажечников). Особый путь создания большой эпической формы – циклизация, то есть объединение внешне самостоятельных (и частично печатавшихся отдельно) произведений («Двойник или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя, «Русские ночи» В. Ф. Одоевского, «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова).
Натурализм
Натурализм (от латинского natura – «природа») – литературное направление, сложившееся в последней трети XIX века в Европе и США.
Характерные особенности:
1. Стремление к объективному, точному и бесстрастному изображению реальности и человеческого характера, обусловленного физиологической природой и средой, понимаемой преимущественно как непосредственное бытовое и материальное окружение, но не исключающей социально-исторических факторов. Основной задачей натуралистов было изучить общество с той же полнотой, с какой естествоиспытатель изучает природу, художественное познание уподоблялось научному.
2. Художественное произведение рассматривалось как «человеческий документ», а основным эстетическим критерием считалась полнота осуществленного в нем познавательного акта.
3. Натуралисты отказывались от морализования, полагая, что изображенная с научным беспристрастием действительность сама по себе достаточно выразительна. Они считали, что литература, как и наука, не имеет права в выборе материала, что для писателя нет непригодных сюжетов или недостойных тем. Отсюда в произведениях натуралистов часто возникали бессюжетность и общественное безразличие.
Особое развитие натурализм получил во Франции – например, к натурализму относится творчество таких писателей, как Г. Флобер, братья Э. и Ж. Гонкур, Э. Золя (который разработал теорию натурализма).
В России натурализм не получил широкого распространения, он сыграл лишь определенную роль на начальном этапе развития русского реализма. Натуралистические тенденции прослеживаются у писателей так называемой «натуральной школы» (см. ниже) – В. И. Даль, И. И. Панаев и др.
Реализм
Реализм (от позднелатинского realis – вещественный, действительный) – литературное и художественное направление XIX – XX вв. Берет свое начало в Возрождении (так называемый «Ренессансный реализм») или в Просвещении («просветительский реализм»). Черты реализма отмечаются в древнем и средневековом фольклоре, античной литературе.
Основные черты реализма:
1. Художник изображает жизнь в образах, соответствующих сути явлений самой жизни.
2. Литература в реализме является средством познания человеком себя и окружающего мира.
3. Познание действительности идет при помощи образов, создаваемых посредством типизации фактов действительности («типические характеры в типической обстановке»). Типизация характеров в реализме осуществляется через «правдивость деталей» в «конкретностях» условий бытия персонажей.
4. Реалистическое искусство – искусство жизнеутверждающее, даже при трагическом разрешении конфликта. Философское основание этому – гностицизм, вера в познаваемость и адекватное отражение окружающего мира, в отличие, например, от романтизма.
5. Реалистическому искусству присуще стремление рассматривать действительность в развитии, способность обнаруживать и запечатлевать возникновение и развитие новых форм жизни и социальных отношений, новых психологических и общественных типов.
Реализм как литературное направление сформировался в 30-е годы XIX века. Непосредственным предшественником реализма в европейской литературе являлся романтизм. Сделав предметом изображения необычное, создавая воображаемый мир особых обстоятельств и исключительных страстей, он (романтизм) одновременно показал личность более богатую в душевном, эмоциональном отношении, более сложную и противоречивую, чем это было доступно классицизму, сентиментализму и другим направлениям предшествующих эпох. Поэтому реализм развивался не как антагонист романтизма, но как его союзник в борьбе против идеализации общественных отношений, за национально-историческое своеобразие художественных образов (колорит места и времени). Между романтизмом и реализмом первой половины XIX века не всегда легко провести четкие границы, в творчестве многих писателей романтические и реалистические черты слились воедино – напр., произведения О. Бальзака, Стендаля, В. Гюго, отчасти Ч. Диккенса. В русской литературе это особо отчетливо отобразилось в произведениях А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова (южные поэмы Пушкина и «Герой нашего времени» Лермонтова).
В России, где основы реализма были еще в 1820 – 30-х гг. заложены творчеством А. С. Пушкина («Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Капитанская дочка», поздняя лирика), а также некоторых других писателей («Горе от ума» А. С. Грибоедова, басни И. А. Крылова), этот этап связан с именами И. А. Гончарова, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова, А. Н. Островского и др. Реализм XIX века принято называть «критическим», так как определяющим началом в нем являлось именно социально-критическое. Обостренный социально-критический пафос – одна из основных отличительных черт русского реализма – напр., «Ревизор», «Мертвые души» Н. В. Гоголя, деятельность писателей «натуральной школы». Реализм 2-ой половины XIX века достиг своих вершин именно в русской литературе, особенно в творчестве Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, ставших в конце XIX века центральными фигурами мирового литературного процесса. Они обогатили мировую литературу новыми принципами построения социально-психологического романа, философской и моральной проблематикой, новыми способами раскрытия человеческой психики в ее глубинных пластах.
Социалистический реализм:
Течение внутри реализма, возникшее в начале XX века и просуществовавшее до середины 90-х годов. Возникновение социалистического реализма было бы неправильно связывать с «социальным заказом» (Первый съезд советских писателей и провозглашение метода социалистического реализма как главного метода), так как в творчестве А. М. Горького, В. В. Маяковского и ряда других писателей это направление (являющееся, по существу, течением) утвердилось задолго до официального провозглашения такового. С определенными оговорками к этому методу может быть отнесено и такое произведение, как «Что делать?» Н. Г. Чернышевского.
Основные отличительные особенности социалистического реализма:
а) Возведение социальных и художественных построений на основе марксистской идеологии и теории классовой борьбы;
б) Крайняя политизированность, доминирование идеологии над художественностью, абсолютизирование идеи «социальной справедливости»;
в) Наличие мифологических элементов (героический, «роковой» пафос, создание мифологизированных образов, «образов-идей», ориентация на вкусы и потребности масс, отношение к литературному произведению как к способу массового идеологического и политического воздействия).
Однако в своих лучших образцах произведения социалистического реализма поднимались до уровня высокой художественности: напр., произведения А. Н. Толстого («Петр Первый», «Хождение по мукам»), М. А. Шолохова («Тихий Дон»), Н. А. Островского («Как закалялась сталь») и др. Эти произведения перерастали метод, становясь явлениями не только советской, но и мировой литературы.
Социалистический реализм оказал влияние и на зарубежную литературу XX века (причем не только на писателей стран «социалистического лагеря») – это проявилось в творчестве таких писателей, как Р. Роллан, Т. Манн, Ю. Фучек, А. Франс, А. Зегерс, Т. Драйзер и др.
Символизм
Символизм (от греческого symbolon – «символ», «знак») – литературно-художественное направление конца XIX – начала XX века. Основы эстетики символизма сложились в конце 70-х гг. XIX столетия в творчестве французских поэтов – П. Верлена, Лотриамона, А. Рембо, С. Малларме и др.
Основные признаки:
1. Преемственная связь с романтизмом, теоретические корни символизма восходят к философии А. Шопенгауэра и Э. Гартмана, к творчеству Р. Вагнера и некоторым идеям Ф. Ницше.
2. Символизм был преимущественно устремлен к художественному ознаменованию «вещей в себе» и идей, находящихся за пределами чувственных восприятий. Поэтический символ рассматривался как более действенное художественное орудие, чем образ, помогающее прорваться «сквозь покров повседневности к сверхвременной идеальной сущности мира». Таким образом, символисты провозглашали интуитивное постижение мирового единства через символическое обнаружение соответствий и аналогий (напр. между формой и цветом, между звуком и запахом и проч.).
3. Музыкальная стихия объявлялась символистами праосновой жизни и искусства (идея, находящая свое выражение еще у Р. Вагнера и Ф. Ницше). Отсюда – господство лирико-стихотворного начала, вера в надреальную или иррационально-магическую силу поэтической речи.
4. Символисты обращаются к древнему и средневековому искусству в поисках генеалогического родства.
Символизм возникает на стыке эпох как выражение общего кризиса цивилизации западного типа. Апокалиптичность восприятия мира – одна из характернейших черт символизма (напр., широко принятая «на вооружение» идея Ф. Ницше о цикличности развития цивилизации, развиваемая им, напр., в работе «Рождение трагедии из духа музыки»).
В самом общем виде символизм являл собой попытку мифологизировать бытие человека и творчество, как высшее проявление этого бытия. Символисты вслед за философами (уже упоминавшимися Р. Вагнером и Ф. Ницше) пытались возродить миф как цельное, не расчлененное разумом и логикой, знание о мире, утвердить право интуитивного познания бытия. Если романтизм возник как реакция на кризис рационалистического взгляда на мир и лишь смещал приоритеты внутри этической системы (перенесение внимания с «общественного блага» на внутренний чувственный мир отдельной личности и т. п.), то символизм подверг сомнению этическую систему в целом, т. е. общую христианскую шкалу ценностей. Недаром Ф. Ницше провозгласил, что наступили «сумерки богов» и призвал к «переоценке всех ценностей», имея в виду христианское этическое учение. Таким образом, если романтизм отражал лишь кризис определенного способа познания мира, то символизм явился следствием общего религизно-этического кризиса конца XIX – начала XX веков. Кризис догматов христианства, которые не отражали процессов стремительно меняющегося мира и не давали ответов на насущные вопросы современности, уже явственно ощущался в творчестве крупнейших писателей-реалистов XIX века – Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, которые пытались «примирить христианского бога» с окружающей их действительностью.
В силу тех же причин на рубеже веков происходит возрождение оккультных учений, начинается массированное проникновение в Европу восточных философско-этических учений, издаются средневековые герметические трактаты и проч. Ярчайшим примером подобного проникновения может являться деятельность Елены Петровны Блаватской (1831—1891), главный труд – «Тайная доктрина» (1888), и возглавляемого ею Теософского общества, влияние которых на философско-этические поиски того времени было колоссальным (включая символистов).
Вся духовно-этическая и творческая деятельность в XX веке проходит под знаком мифотворчества, попыток обретения «нового объединяющего начала», единого знания о мире, которое смогло бы прийти на замену иудейско-христианской этике. Именно в этой глобальной потребности «переоценки» и кроется тот всплеск в области литературы и искуссва, который пришелся на рубеж XIX и XX столетий. Если воспринимать символизм именно с точки зрения «мифотворчества» (а один из апологетов русского символизма Вяч. Иванов, например, в своих работах прямо заявлял, что для символистов слово – это миф), то остальные «литературные течения» начала XX века вполне укладываются в рамки символизма (являясь его модификациями) – футуризм, акмеизм и проч. Примечательно, что социалистический реализм (в котором мифотворчество было едва ли не одной из самых главных задач), гораздо ближе стоит в этом отношении к символизму, чем к собственно реализму. Ведь реализм, как справедливо отмечали символисты, лишь фиксирует жизнь и систематизирует явления (типизация), идя вслед за бытием, в то время как миф сам творит жизнь, ведя бытие за собой, создавая тип героя, которого еще нет в жизни, но который должен быть.
В этом отношении не случайно прямое, тематическое обращение поэтов-символистов к античной и языческой мифологии, дохристианским и восточным оккультным учениям.
В той или иной степени мифотворчество характерно для любой эпохи, и литературные течения вполне могут быть рассмотрены как детища этих мифов. Так классицизм вполне можно назвать отражением мифа о государстве, романтизм – мифа о личности, реализм – мифа о народе (социуме), а символизм – мифом о мифе. Как бы то ни было, сознательное мифотворчество – характерная черта именно XX столетия, и символисты здесь первопроходцы.
Оказавшись первым эстетическим воплощением грядущей «переоценки», символизм оказал большое влияние на все последующее развитие литературы и искусства.
Русский символизм:
Воспринял от западного многие философские и эстетические установки (в значительной мере преломив их через учение Вл. Соловьева о «душе мира»). Особенности русского символизма связаны в первую очередь с особенностями исторической эпохи, в которую он развивался. Возникнув и развившись в 10-е гг. XX века, русский символизм отличался еще более катастрофическим мировоззрением (напр., творчество А. А. Блока, В. Я. Брюсова, Вяч. Иванова и проч.). Символизм напрямую связан с таким понятием, как «декадентство» (в буквальном переводе – «упадок»), это особенно остро ощущается в русском символизме. Другая особенность русского символизма – обостренное внимание к поиску роли личности в истории, к ее связи с «вечностью» и сути вселенского «мирового процесса».
В области жанров символисты были приверженцами строгих форм. Широкое распространение получил такой поэтический жанр, как сонет. Однако многие старые (в частности, средневековые) жанры претерпевали символистскую «модернизацию» – напр., символические пьесы А. А. Блока («Балаганчик», «Роза и крест»), возрождавшие средневековую театральную традицию и театр эпохи Возрождения («комедию масок»), романы А. Белого («Петербург», «Москва») и проч.
Организационными центрами русских символистов были издательства «Скорпион», «Гриф» и «Мусагет», журналы «Весы», «Золотое руно», частично «Мир искусств».
Литературные течения в России 19-20 вв
Натуральная школа
«Натуральная школа» – условное название начального этапа развития критического реализма в русской литературе 40-х гг. XX века. Термин «натуральная школа», впервые употребленный Ф.В. Булгариным в пренебрежительной характеристике творчества молодых последователей Н. В. Гоголя, был утвержден в литературном критическом обиходе В. Г. Белинским, который полемически переосмыслил его значение: «натуральное, то есть безыскусственное, строго правдивое изображение действительности».
Характерные особенности:
1. Преимущественное внимание к жанру художественной прозы: «физиологический очерк», повесть, роман.
2. Критический пафос: вслед за Н. В. Гоголем подвергали сатирическому осмеянию чиновничество (напр., стихи Н. А. Некрасова), критически изображали быт и нравы дворянства (напр., «Записки одного молодого человека» А. И. Герцена, «Обыкновенная история» И. А. Гончарова и др.), критиковали темные стороны городской цивилизации (напр., «Двойник» Ф. М. Достоевского, очерки Н. А. Некрасова, В. И. Даля и др.).
3. Сочувственное изображение в произведениях «маленького человека» (напр., «Бедные люди» Достоевского, «Запутанное дело» М. Е. Салтыкова-Щедрина и др.)
4. Разработка темы «героя времени», воспринятая еще от А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова (напр., «Кто виноват?» А. И. Герцена, «Андрей Колосов» И. С. Тургенева, «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» Н. А. Некрасова). «Героем времени» становится разночинец.
5. Из стремления писателей «натуральной школы» быть «верными натуре» впоследствие развилось два пути – один вел к реализму (Герцен, Некрасов, Тургенев, Гончаров, Достоевский, Салтыков-Щедрин), а другой к натурализму (Даль, Панаев, Бутков и др.).
Футуризм
Футуризм (от латинского futurum – «будущее») – одно из основных авангардистских течений в европейском искусстве начала XX века, получившее наибольшее развитие в Италии и России. Идеи футуризма, оформившиеся прежде всего в пространственных искусствах (напр., скульптуре), нашли выражение и в литературе, театре, музыке, кинематографе, а также искусствоведении и литературоведении. Первая декларация – «Манифест футуризма» 1909 г. Маринетти (итал.).
Основные признаки:
1. Разрыв с традиционной культурой, утверждение эстетики современной урбанистической цивилизации, с ее динамикой, безличностью и амморализмом.
2. Стремление передать фиксируемый сознанием «человека толпы» хаотический пульс технизированной «интенсивной жизни», мгновенной смены событий-переживаний.
3. Для итальянских футуристов были характерны не только эстетическая агрессия и эпатаж консервативного вкуса, но и вообще культ силы, апологии войны как «гигиены мира», что впоследствии привело некоторых из них в лагерь Муссолини.
Русский футуризм возник независимо от итальянского и, как самобытное художественное явление, имел с ним мало общего. История русского футуризма складывалась из сложного взаимодействия и борьбы четырех основных группировок: 1) «Гилея» (кубофутуристы) – В. В. Хлебников, Д. Д. и Н. Д. Бурлюки, В. В. Каменский, Е. Г. Гуро, В. В. Маяковский, А. Е. Крученых, Б. К. Лифшиц; 2) «Ассоциация эгофутуристов» – И. Северянин, И. В. Игнатьев, К. К. Олимпов, В. И. Гнедов и др.; 3) «Мезонин поэзии» – Хрисанф, В. Г. Шершеневич, Р. Ивнев и др.; 4) «Центрифуга» – С. П. Бобров, Б. Л. Пастернак, Н. Н. Асеев, К. А. Большаков и др.
Самой ранней и наиболее радикальной была «Гилея», участники которой в многочисленных сборниках («Садок судей» 1910; «Пощечина общественному вкусу» 1912; «Дохлая луна» 1913 и др.) и выступлениях, часто с представителями других группировок, преимущественно и определяли «лицо футуризма».
Общая основа движения – стихийное ощущение «неизбежности крушения старья» (Маяковский) и стремление предвосхитить, осознать через искусство грядущий «мировой переворот» и рождение «нового человечества». Художественное творчество должно было стать не подражанием, а продолжением природы, которая через творческую волю человека создает «новый мир, сегодняшний, железный» (К. С. Малевич). Отсюда – разрушение условной системы литературных жанров и стилей, возвращение к фольклорно-мифологическим первоначалам, когда язык «был частью природы» (Хлебников). На базе живого разговорного языка футуристы разрабатывали тонический стих, фонетическую рифму, настаивали на неограниченном словотворчестве и «словоновшестве» вплоть до изобретения новых диалектов, экспериментировали с языковой графикой (т. е. вводили в свои произведения художественные эксперименты со шрифтами и др. знаками), предельно расширяя диапазон литературного языка.
Некоторые послереволюционные литературные группировки («Искусство коммуны», дальневосточное «Творчество», тифлисский «41 градус», «ЛЕФ» и др.) генетически были связаны с футуризмом, однако собственная его история в России исчерпывается предреволюционным десятилетием.
Акмеизм
Акмеизм (от греческого akme – высшая степень чего-либо, цветущая сила) – течение в русской поэзии 10 – 20-х гг. XX века, сформировавшееся как антитеза символизму. Противопоставляли мистическим устремлениям символизма к «непознаваемому» «стихию естества», декларировали конкретно-чувственное восприятие «вещного мира», возврат слову его изначального, не символического смысла.
Однако, несмотря на декларированную «противоположность» символизму, акмеисты были органическими продолжателями их пути в плане «мифологизации бытия», что наглядно отразилось в теоретических работах идеологов акмеизма. Расхождения были, в основном, эстетического и «тактического» порядка.
Акмеизм утвердился в теоретических работах и художественной практике Н.С. Гумилева (статья «Наследие символизма и акмеизм» 1913), С. М. Городецкого (статья «Некоторые течения в современной русской поэзии» 1913), О. Э. Мандельштама (статья «Утро акмеизма», опублик. в 1919), А. А. Ахматовой, М. А Зенкевича, Г. В. Иванова, Е. Ю. Кузьминой-Караваевой и др. Акмеисты объединились в группу «Цех поэтов» (1911-1914, возобновилась в 1920-22 гг.), примкнули к журналу «Аполлон». В 1912-13 гг. издавали журнал «Гиперборей» (редактор М. Л. Лозинский, вышло 10 номеров), альманахи «Цеха поэтов».
Имажинизм
Имажинизм (название восходит к английскому «имажизм», i – «образ») – литературное течение в России 1920-х гг. В 1919 г. с изложением его принципов выступили С. А. Есенин, А. Б. Мариенгоф, В. Г. Шершеневич, Р. Ивнев (двое последних ранее числили себя футуристами) и др. Они организовали издательство «Имажинисты», выпускавшее одноименные сборники, журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном» (1922-24; вышло 4 номера).
Основные признаки:
1. Усваивая крайности поэтики раннего футуризма, выступали против его политической ориентации в послеоктябрьский период, в частности, допускали резкие выпады в адрес В. В. Маяковского.
2. Декларировали самоценность не связанного с реальностью слова-образа (поэзия – «ритмика образа»).
3. Утверждали фатальную неизбежность антагонизма искусства и государства.
Особую позицию в группе занимал Есенин, утверждавший необходимость связи поэзии с естественной образностью русского языка, со стихией народного творчества.
И футуристы, и имажинисты в своем отношении к «переоценке всех ценностей» и стремлении создать «миф о новом человеке» ничем не отличались от символистов. Разница состояла в том, что последние были радикальнее символистов, настаивая на полном разрыве с предшествующей традицией, а также в том, что именно предлагалось теми и другими в качестве основополагающей языковой мифологемы – звук (фонема) или образ, в отличие от символистского «мифа-символа».
ОБЭРИУ (Объединение реального искусства)
ОБЭРИУ – литературно-театральная группа, существовавшая в Ленинграде в 1927 – начале 30-х гг. В литературную секцию ОБЭРИУ входили К. К. Вагинов, А. И. Введенский, Н. А. Заболоцкий, Д. Хармс, И. А. Бахтерев, Ю. Д. Владимиров, прозаик Д. Левин и др., которые провозгласили себя не только творцами «нового поэтического языка», но и создателями нового «ощущения жизни и ее предметов». «Достоянием искусства», по их словам, становится конкретный предмет, «очищенный от литературной и обиходной шелухи», и в поэзии «с точностью механики» его передает «столкновение словесных смыслов». У обериутов не было единой поэтики, но очевидно, что свойственные им всем алогизм, абсурд, гротеск и проч. не были чисто формальными приемами, а выражали и некоторую конфликтность мироуклада. Принципы обериутского театра полнее всего воплотились в пьесе Д. Хармса «Елизавета Бам» 1927, а позднее в пьесе А. Введенского «Елка у Ивановых» 1939. Многие обериуты успешно работали в детской литературе (Хармс, Введенский, Владимиров, Заболоцкий, Левин) и приобрели в ней известность.
Генетически поэзия обериутов восходит к двум источникам: русскому народному фольклору («небывальщины», прибаутки, народный театр и проч.) и к английской поэзии нонсенса (родоначальники: Э. Лир и Л. Кэролл). Однако идейно они имели совершенно различную основу. Если в народном театре и в английском «нонсенсе» все переворачивалось с ног на голову исключительно для того, чтобы вырваться из рамок привычного бытия и социальной регламентации жизни, то у обериутов это действо приобретало совершенно иной смысл. Оно являлось не литературным приемом, действующим «от противного» и создающим свой собственный причудливый мир, а отражало реальное бытие, абсурдный, бессмысленный и бесчеловечный мир. Основные мотивы – потерянность и одиночество личности во враждебном мире, бесцельность бытия, ничтожность отдельного человека перед мощью государственной машины, бесчеловечной по своей природе, – по существу, «расчеловечевание» человека, превращение его в ничтожную деталь, «винтик» чудовищного механизма.
Обериуты не были уникальным явлением, напротив, они вполне вписывались в общемировой литературный процесс. Главные идеи обериутов в целом созвучны философии экзистенциализма (от позднелат. existentia – «существование»), в опрощенном виде сводящиеся к следующему: мир абсурден и непознаваем, единственное, что человек может познать, – это самого себя как некое «существование», проявляющееся посредством так называемых «основных модусов» (страх, забота, решимость, совесть и т. п.), это познание, прозрение своей сущности, происходит в «пограничных ситуациях» (борьба, страдание, смерть), после которого человек обретает истинную свободу, представляющую собой не что иное, как сознательный выбор «самого себя». Иными словами, экзистенциализм пытался ответить на вопрос, как сохраниться личности в условиях чудовищного давления со стороны общественно-государственной машины и тоталитарных режимов, возникновением которых ознаменовался XX век. Ответ прост: при невозможности убежать (поскольку бежать некуда) – это то, что образно можно назвать «внутренней эмиграцией». Необходимое условие – признание личностью абсурдности и бесцельности общественного и своего собственного (как существа общественного) бытия. Отринув все «иллюзии», каковыми являются общественные стереотипы и установления, и ограничив внешний мир границами своего собственного «я», человек обретает истинную свободу и полную самодостаточность, то есть ту степень отстраненности и независимости, которая позволяет сохраниться ему как личности. Именно эта отстраненность, «непредвзятость» и позволяет личности с особой остротой ощущать ответственность за все, что происходит в мире. В литературе эти идеи отразились в творчестве таких авторов, как А. Камю, Ж.-П. Сартр, Ф. Кафка, Н. Бердяев, Л. Шестов и др.
В определенном смысле обериуты своим творчеством предвосхитили возникновение такого течения в западной драматургии, как «театр абсурда», вобравший в себя как экзистенциалистскую философию, так и традиции чеховского и символистского театра. Особое распространение «театр абсурда» получил во Франции в 50-е годы – творчество таких авторов, как С. Беккет, Э. Ионеско, А. Адамов и др.
В своем ощущении разорванности и абсурдности бытия обериуты не были одиноки. Общий пессимизм, темы одиночества человека среди других людей, невозможности повлиять на ход жизни, катастрофичное восприятие истории характерно вообще для литературы 20-30-х гг., периода между двумя мировыми войнами. Это можно сказать и о творчестве писателей так называемого «потерянного поколения», охватившего не только страны Европы, но и Америки (творчество таких писателей, как Э.-М. Ремарк (Германия), Р. Олдингтон (Англия), Э. Хемингуэй (США) и др.)
Наряду с обериутами в русской литературной жизни тридцатых годов XX века были и иные литературные группы: Пролеткульт, «Кузница», конструктивисты и др. Однако они не получили должного развития и – либо прекратили свое существование, либо были разгромлены властями, проводящими жесткую партийную политику в области литературы.
Структура художественного произведения
Идея художественного произведения
Идея художественного произведения – это обобщающая, эмоциональная, образная мысль, лежащая в основе произведения искусства. Иными словами, это то, для чего написано произведение.
Сюжет художественного произведения
Сюжет художественного произведения – это развитие действия, ход событий в повествовательных и драматических произведениях, иногда и в лирических. Иными словами, это то, о чем произведение. В современной литературоведческой и школьной практике термины «сюжет» и «фабула» осознаются как синонимы. Или же «сюжетом» называется весь ход событий, а «фабулой» – основной конфликт, который в них развивается.
Композиция художественного произведения
Композиция художественного произведения – это расположение и соотнесенность компонентов в художественной форме, то есть построение произведения, обусловленное его содержанием и жанром. Основные составляющие композиции:
1. Экспозиция – часть, предваряющая действие, повествующая, как правило, о месте, времени и условиях будущего действия.
2. Завязка – часть, в которой обозначается конфликт произведения, создаются предпосылки для дальнейшего развития сюжета.
3. Развитие действия – часть, в которой конфликт углубляется, обрастает подробностями.
4. Кульминация – наивысшая точка развития сюжета, в которой конфликт максимально обострен и требует немедленного разрешения.
5. Развязка – часть, в которой конфликт подходит к своему логическому разрешению.
6. Заключение – часть, завершающая произведение, сообщающая дополнительные сведения о героях произведения, рисующая пейзаж и т. п.
В качестве примера разберем с точки зрения композиции роман «Отцы и дети» Тургенева.
Для того, чтобы определить части композиции, следует определить идею романа, так как композиция есть не что иное, как последовательное, логически обоснованное доказательство идеи произведения.
Идея романа – развенчание «нигилизма» Базарова и догматического лицемерия поколения «отцов» в лице П. П. Кирсанова, противопоставление им истинных, «вечных» чувств (любовь, гармоничное бытие, забота о новом поколоении и проч.), представленных образом Н. П. Кирсанова, а также историей любви Базарова к Одинцовой и Павла Петровича – к Фенечке. Смерть Базарова – закономерный итог того трагического противоречия, в которое вступают его убеждения (нигилизм) и внутренняя человеческая сущность (подробнее см. в разделе, посвященном И. С. Тургеневу).
Исходя из этого:
Экспозиция – ожидание Н. П. Кирсановым и старым слугой приезда Аркадия, рассказ об усадьбе Кирсановых, о прошлом семьи.
Завязка – приезд Базарова, его необычная внешность и нестандартное поведение.
Развитие действия – словесные баталии Базарова и Павла Петровича, знакомство с Ситниковым, Кукшиной, поездка к Одинцовой.
Кульминация – объяснение Базарова и отказ Одинцовой.
Развязка – смерть Базарова.
Заключение – сцена сельского кладбища, родители Базарова на могиле сына, повествование о дальнейшей судьбе героев романа – Аркадия, Одинцовой, Павла Петровича Кирсанова и др.
Поэтика художественного произведения, фигуры речи
Пафос (от греческого pathos – страдание, воодушевление, страсть) – В.Г. Белинский рассматривал пафос как «идею-страсть», которую поэт «созерцает не разумом, не рассудком, не чувством, но всею полнотою и целостью своего нравственного бытия». Другими словами, это эмоциональная направленность произведения (трагический, героический пафос, сатирический пафос и др.).
Сравнение – это образное словесное выражение, в котором изображаемое явление уподобляется какому-нибудь другому по какому-либо общему для них признаку с целью выявить в объекте сравнения новые, важные свойства.
Напр.,: «Безумье вечное поэта – как свежий ключ среди руин» (Вл. С. Соловьев), «Прекрасна, как ангел небесный» (М. Ю. Лермонтов).
Метафора (от греческого metaphora) – перенесение свойств одного предмета (явления или аспекта бытия) на другой, по принципу их сходства в каком-либо отношении или по контрасту. В отличие от сравнения, в котором присутствуют оба члена сопоставления (напр., «Как крылья, отрастали беды и отделяли от земли» – Б. Л. Пастернак), метафора – это скрытое сравнение, в котором слова «как», «как будто», «словно» опущены, но подразумеваются.
Напр.,: «Очарованный поток» – В.А. Жуковский; «Живая колесница мирозданья» – Ф. И. Тютчев; «Жизни гибельный пожар» – А. А. Блок.
Эпитет (от греческого epiteton – букв. «приложенное») – образное определение предмета (явления), выраженное преимущественно прилагательным, но также наречием, именем существительным, числительным, глаголом. В отличие от обычного логического определения, которое выделяет предмет из многих (напр., «тихий звон»), эпитет выделяет в предмете одно из его свойств («гордый конь»), либо переносит на один предмет свойства другого предмета («живой след»).
Напр., в народно-поэтическом творчестве распространены так называемые «постоянные эпитеты»: добрый молодец, чистое поле, красна девица.
Олицетворение – разновидность эпитета, когда свойствам неживого приписываются свойства живого (напр., «Морозвоевода дозором обходит владенья свои» – Н. А. Некрасов, «Россия вспрянет ото сна» – А. С. Пушкин и проч.).
Гипербола (от греческого hyperbole – преувеличение) – стилистическая фигура, художественный прием, основанный на преувеличении тех или иных свойств изображаемого предмета или явления. Вводится в произведение для большей выразительности, характерна для поэтики эпического фольклора, для поэзии романтизма и жанра сатиры (Н. В. Гоголь, М. Е. Салтыков-Щедрин, В. В. Маяковский).
Напр., «И ядрам пролетать мешала гора кровавых тел» – М. Ю. Лермонтов, «Если сын чернее ночи» – В. В. Маяковский.
Литота – понятие, противоположное гиперболе, т. е. чрезмерное преуменьшение (напр, «мужичок с ноготок» – Н.А. Некрасов, «Этот хоть и сам с вершок, спорит с грозной птицей» – В. В. Маяковский).
Метонимия (от греческого metonumia – переименование) – в основе метонимии лежит принцип смежности. Как и метафора, вытекает из способности слова к своеобразному «удвоению» (умножению) в речи номинативной (обозначающей) функции. Представляет собой наложение на переносное значение слова его прямого значения. Так во фразе «Я три тарелки съел» (И. А. Крылов) слово «тарелка» обозначает одновременно два явления – кушанье и тарелку.
Разновидностью метонимии является синекдоха (от греческого synekdoche – букв. соотнесение) – словесный прием, посредством которого целое выявляется через свою часть. Напр.: «Эй, борода! А как проехать отсюда к Плюшкину?» (Н. В. Гоголь), «И вы, мундиры голубые…» (М. Ю. Лермонтов).
Особенности поэтической речи и стихосложения. Системы стихосложения
Тоническое стихосложение
– (от греческого tonos – ударение), стихосложение, основанное на соизмеримости строк по числу ударений, т. е. по числу полнозначных слов (так назыв. «изотонизм»), при этом количество безударных слогов между ударными может быть произвольным. Наряду с силлабическим стихосложением является одной из простейших форм стиховой организации речи. Силлабическое стихосложение преобладает в песенном и речитативном стихе, тоническое – в говорном стихе разных народов. Так как тонический стих труднее отличить от прозы, чем силлабический стих (ряд отрезков текста, единообразно состоящих, например, из 4-х слов, скорее может быть случайным, чем ряд отрезков, состоящих из 8 слогов), он чаще пользуется созвучиями для выделения строк – аллитерацией и рифмой. Нерифмованный тонический стих строже соблюдает равноударность строк, рифмованный же порой допускает значительные от него отклонения. Если колебание количества безударных слогов между ударными упорядочивается, то возникают формы, промежуточные между тоническим и силлабо-тоническим стихосложением: появляется ощущение метра (т. е. стихотворного размера). В русском стихосложении выделяется несколько разновидностей этого перехода (напр., так назыв. «дольник», «тактовик», «акцентный стих» и проч.).
В Европе тоника распространена в древней германской (скандинавской, английской, немецкой) поэзии в виде аллитерационного стиха.
С XVII века в России тоника вытесняется силлабо-тоникой и существует лишь в отдельных проявлениях (напр., А. С. Пушкин «Сказка о попе и его работнике Балде»). В XX веке тоника снова получает распространение (возрождаются дольник, тактовик, акцентный стих), в настоящее время тоника и силлабо-тоника сосуществуют.
Упоминавшиеся песенный, речитативный и говорный стих, в совокупности составляют так называемый «народный стих». При этом говорный стих существует преимущественно в пословицах, поговорках, загадках, прибаутках и характеризуется тем, что, несмотря на рифмовку, практически не имеет никакой внутренней организации (напр., «Доселева Макар огороды копал, а ныне Макар в воеводы попал»); речитативный стих характерен для былин (так назыв. «былинный стих»), исторических песен, баллад, духовных стихов, причитаний. Речитативный стих чаще нерифмован, с женскими (безударными) окончаниями строк (напр., «Как во славном было городе во Киеве»); песенный стих характерен для лирических песен, его организация тесно связана с напевом, песенный стих может быть как строгим, так и со значительными вариациями. Например, частушечные, плясовые песни.
Силлабическое стихосложение
– (от греческого syllabe – слог), стихосложение, основанное на соизмеримости строк по числу слогов, (так назыв. «изосиллабизм»). Стихи могут быть 4-сложные, 5-сложные, 6-сложные и т.д. В стихах свыше 8-сложного обычно бывает цезура, делящая стих на более короткие полустишия. Характерно для языков, где гласные противопоставляются по принципу долгий/короткий, а не по принципу ударный/ безударный.
В языках, в которых гласные противопоставляются по принципу ударный/безударный, для подкрепления ритмики конец стиха или полустишие часто подкрепляются упорядоченным расположением ударений (напр., А. Д. Кантемир). Постепенно распространяясь на весь стих, может привести к переходу в силлабо-тоническое стихосложение.
Древнейшее стихосложение восточных групп индо-европейских языков было силлабическим, на русской почве оно перешло в тоническое народное стихосложение (см. «народный стих»). Снова пришло в русское стихосложение в XVII веке из польского и держалось до силлабо-тонической реформы В. К. Тредиаковского – М. В. Ломоносова (1735 —1743).
Силлабо-тоническое стихосложение
– (от греческого syllabe – слог и tonos – ударение), разновидность тонического стихосложения, основанная на упорядоченном чередовании ударных и безударных слогов в стихе.
Названия метров (дактиль, анапест и проч.) в русском стихосложении заимствованы из античного стихосложения.
В европейском стихосложении силлабо-тоническая система формируется в результате взаимодействия силлабического стиха романских языков с разлагающимся тоническим аллитерационным стихом германских языков. В XV веке силлабо-тоническое стихосложение устанавливается в Англии (после Дж. Чосера), а с начала XVII века – в Германии (реформа М. Опица).
В России в 1735—1743 гг. В. К. Тредиаковский («Новый и краткий способ к сложению российских стихов», 1735) и М. В. Ломоносов («Письмо о правилах русского стихотворства», 1739) ввели силлабо-тоническую систему стихосложения. При этом Ломоносов, во многом опираясь на работу Тредиаковского, а также опыт античной и новоевропейской литературы, создал стройную систему русского стихосложения (в частности, установив метры).
В XIX веке под русским и немецким влиянием силлаботоническая система стихосложения распространилась в польской, чешской, сербохорватской, украинской, болгарской поэзии.
В XIX веке силлабо-тоническое стихосложение господствует, исключая лишь немногочисленные эксперименты с имитациями античных и народных стихотворных размеров (напр., гекзаметр в переводах «Илиады» и «Одиссеи» Н. Гнедича, стих «Песен западных славян» А. С. Пушкина и т. п.).
Как реакция на это господство на рубеже XIX—XX веков возникает противоположная тенденция – к ослаблению и расшатыванию стихотворной организации (тоника).
Стих – строка в стихотворном произведении.
Строфа (от греческого strophe – букв. поворот) – в стихосложении – группа стихов, объединенных каким-либо формальным признаком, периодически повторяющимся из строфы в строфу. Длина строфы обычно невелика – от 2-х до 16-ти стихов, редко больше. Простейшие строфы – четверостишия и двустишия, которые могут образовывать и более сложную строфу (напр. 3 четверостишия и двустишие, как в Онегинской строфе).
Рифмовка – созвучное, фонетически сходное окончание находящихся в пределах одной строфы строк.
Рифмы бывают мужские (когда ударение падает на последний слог в строке) и женские, когда последний слог в строке безударный).
Напр.,
- Как ныне сбирается Вещий Олег
- Отмстить неразумным хазарам,
- Их села и нивы за буйный набег
- Обрек он мечам и пожарам.
В 1 и 3 строках ударение падает на последний слог, соответственно, это мужская рифма, во 2 и 4 строках ударение падает на предпоследний слог, соответственно, рифма в этих строках женская.
Есть несколько типов расположения рифмующихся строк в строфе.
1. Парная рифмовка – в двустишиях, когда рифмующиеся строки идут одна за другой. Схема – АА.
Напр.,
- Три девицы под окном
- Пряли поздно вечерком.
2. Перекрестная рифмовка – в четверостишии, когда 1 строка рифмуется с 3, а 2 – с 4. Схема – АБАБ.
Напр.,
- Я вас любил, любовь еще, быть может,
- В душе моей угасла не совсем,
- Но пусть она вас больше не тревожит —
- Я не хочу печалить вас ничем.
3. Кольцевая – в четверостишиях, когда 1 строка рифмуется с 4, а 2 с 3. Схема АББА.
Напр.,
- Нет, я не Байрон, я другой,
- Еще неведомый избранник,
- Как он, гонимый миром странник,
- Но только с русскою душой.
Стопа – повторяющееся сочетание метрически сильного места и метрически слабого места стихотворной речи. В силлабо-тонической системе стихосложения слабое место соответствует безударному, а сильное – ударному слогу. Стопа является метрической основой стиха, по ней определяется стихотворный размер.
Стихотворные размеры (метры)
Двусложные размеры:
В двусложных размерах стопа состоит из двух слогов – одного ударного и одного безударного. Размер, в котором ударение приходится на первый слог, называется хореем. Напр.: «Мчатся тучи, вьются тучи…» – А. С. Пушкин.
- БА/БА/БА/БА
Или «Выхожу один я на дорогу…» – М. Ю. Лермонтов.
- БА/БА/БА/БА/БА
Ямб – двусложный размер с ударением на втором слоге.
Напр., «Я вас любил, любовь еще, быть может…» – А. С. Пушкин.
- АБ/АБ/АБ/АБ/АБ/А
Или «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» – А. С. Пушкин.
- АБ/АБ/АБ/АБ/АБ/АБ
Пиррихий – условное название пропуска схемного ударения в хореических и ямбических размерах. Напр., «Три девицы под окном» – А. С. Пушкин.
- АА/БА/БА/Б
(трехстопный хорей с пиррихием на месте первой стопы)
Или «И лучше выдумать не мог» – А. С. Пушкин.
- АБ/АБ/АА/АБ
(четырехстопный ямб с пиррихием на месте третьей стопы)
Спондей – условное название сверхсистемного ударения в стопе хорея или ямба. Напр.: «Швед, русский, колет, рубит, режет» – М. Ю. Лермонтов.
- ББ/АБ/АБ/АБ/А
(четырехстопный ямб со спондеем на месте первой стопы)
Трехсложные стихотворные размеры:
Состоят из одного ударного и двух безударных слогов.
Дактиль (от греческого daktylos – букв. палец) – трехсложный стихотворный размер с ударением на первом слоге. Напр., «В полном разгаре страда деревенская…» – Н. А. Некрасов.
- БАА/БАА/БАА/БАА
Амфибрахий (от греческого amphibrachus – букв. с двух сторон краткий) – трехсложный метр с ударением на втором слоге. Напр., «Гляжу, как безумный, на черную шаль…» – А. С. Пушкин.
- АБА/АБА/АБА/АБ
Анапест (от греческого anapaistos – обратный дактилю, буквально – отраженный назад) – трехсложный метр с ударением на третьем слоге. Напр., «Что ты жадно глядишь на дорогу…» – Н. А. Некрасов.
- ААБ/ААБ/ААБ/А
Аллитерация – повторение одних и тех же согласных звуков (или по принципу звонкости-глухости) в пределах одной строки или строфы. Является мощным художественноизобразительным средством. Напр., повтор согласных в начале слов: «Пора, перо покоя просит…» – А. С. Пушкин. Звукоподражательная аллитерация: напр., в басне А. П. Сумарокова лягушки говорят: «О как, о как, нам к вам, к вам, боги, не гласить?..» – фонетическая структура речи подражает лягушачьему кваканью, или в стихотворении К. Д. Бальмонта: «Полночной порою в болотной глуши чуть слышно, бесшумно шуршат камыши…» – звуковая структура строки подражает шуршанию камышей.
В древнескандинавской и древнегерманской поэзии получил распространение так называемый «аллитерационный стих», где в каждой строке по меньшей мере 2 или 3 слова должны были начинаться одним звуком.
Ассонанс – повторение гласных звуков, преимущественно ударных в пределах стихотворной строки. Также является изобразительным средством, составляет основу так называемых «неточных рифм», в которых совпадает ударный гласный и не совпадает согласный: рука – стена – удар – взмах и т. д. Характерны для русского стихотворного и песенного фольклора, древнерусских поэтических произведений (напр., «Слово о полку Игореве»), а также для тонического стиха XX века (В. В. Маяковский, А. А. Вознесенский).
Был широко распространен в средневековой романской поэзии (напр., «Песнь о Роланде»).
Славянская мифология
Предмет и источники славянской мифологии
Мифология древних народов, в том числе славян, была призвана, как известно, выполнять несколько функций. Первое – объяснить возникновение вселенной и человека (это тема так называемых «космогонических» мифов), установить общий распорядок жизни и даты вознесения молитв и принесения жертв богам (календарные мифы), рассказать о славных предках, стоящих у истоков рода, об их подвигах и деяниях (героические мифы) и т. д. Не исключение и славянская языческая мифология. У славян была обширная мифология, было и особое название для мифа, равное по значению греческому «миф», – «кощюна». У древних славян также были люди, в функции которых входили сохранение и передача «кощного» (то есть священного, мифологического) знания – кощунники и баяны.
Однако пришедшие затем на смену родо-племенным и национальным религиям мировые религии стремились вытеснить народные религиозно-мифологические представления. Примером может служить многовековая борьба христианства с язычеством на Руси. Само слово «язычник» указывает именно на национальный характер верования человека. Отрицательный смысл это слово приобрело после утверждения христианства, как, впрочем, и все понятия, связанные с язычеством (напр., слово «кощунство» изменило свое значение с «рассказывания мифов» на «непристойную речь, хулу по отношению к святыням»).
В основном по этой причине славянские мифологические тексты практически не сохранились. Содержание славянской мифологии восстанавливается методом реконструкции, при этом используются рукописи христианских проповедников, выступавших против язычества (напр., «Слово святого Григория (Богословца) изобретено в толцех [в толкованиях] о том, како първое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят»), свидтельства иностранцев, посещавших Русь в то время (напр., сочинение «Война с готами» Прокопия Кесарийского), фольклор славян, в котором сохранилось множество отголосков языческих верований (обрядовые и календарные песни, заговоры, сказки, былины и др.), этнографические данные (элементы быта – в убранстве жилища, вышивках, предметах народных промыслов – в которых сохранились языческие символы), археологические находки и разыскания.
Исходя из всех этих данных, ученые восстанавливают содержание древних религиозных воззрений славян.
Основные мифологические сюжеты
Из высших (главных) божеств славян в первую очередь следует назвать Перуна и Велеса.
Перун – бог грома и молнии, почитавшийся одновременно и как бог-податель живительного для природы дождя. В мифе о Перуне рассказывается о том, как бог в виде всадника на коне или на колеснице поражает своим оружием змеевидного врага (сказочный Змиулан, Змей Горыныч и т. п.), который прячется от него в дереве, потом в камне, в человеке, в животных, в воде. В ряде источников говорится, что Змей предварительно крадет скот (а в некоторых утверждается, что Змей похищает жену или невесту Перуна – ее называли Додола, Марена, Макошь). После победы Перуна над врагом и освобождения скота или женщины, освобождаются воды, несущие живительную влагу полям. В данном мифе нетрудно заметить основные черты многих русских сказок о подвигах богатырей, сражающихся с «темными силами». Змей (символизирующий тьму, тучи) крадет деву неописуемой красоты (солнце), уносит в свои неприступные горы и ограждает крепкими затворами. Освободителем красной девицы является богатырь, владетель чудодейственного меча-саморуба (или кладенца), то есть сам Перун, божество грозы и молнии – он проникает в мрачные подземелья, выпивает «живую воду», поражает Змея и освобождает деву-солнце.
В народных поверьях под воздействием христианства имя Перуна заменяется на Илью-пророка, который, когда гремит гром, «в колеснице по небу разъезжает». Облик Перуна часто ассоциировался в народных верованиях с дубом (возможно, из-за своей мощи, а также из-за того, что молния очень часто бьет в дерево, и, в частности в большие дубы, которые, как правило, стоят на открытой местности).Черты Перуна очень хорошо просматриваются и в облике Георгия Победоносца – всадника, поражающего Змея. В былинах также часто заметны отголоски Перунова культа – это предания о борьбе Ильи Муромца, Добрыни и др. со Змеем и прочими фантастическими «темными силами».
То, что богатыри наделяются чертами, свойственными богу-громовержцу, не удивительно, так как Перун являлся главным богом княжеской дружины на Руси и самого князя, по крайней мере, был дружинным богом киевских Игоревичей (то есть потомков князя Игоря). Так, например, в договорах славян с Византией говорится, что греки клялись соблюдать договор своим богом, Христом, а русичи приносили клятву Перуну. Князь Владимир, впоследствии крестивший Русь, вначале пытался повсеместно утвердить культ бога Перуна, с целью чего соорудил в Киеве «новый истукан Перуна с серебряною головою» и золотыми усами и поставил его близ теремного двора, на священном холме, «вместе с иными кумирами». Добрыня, посланный управлять в Новгород, также поставил на берегу Волхова «богатый кумир Перунов».
В народе Перун также почитался, хотя и меньше, чем среди княжеской дружины. Среди крестьян, купцов и прочего люда в большем почете был другой славянский бог – Велес.
Велес – бог-покровитель скота («скотий бог»), достатка, богатства и торговли, а одновременно и бог-охранитель душ покойников в загробном мире. Культ Велеса своими корнями восходит к еще более древнему культу почитания бога-животного, одновременно считавшегося и прародителем всего рода (такая система воззрений носит название тотемизма). Особо на Руси почитался медведь, который считался священным животным (не случайно то, что одним из основных созвездий была именно медведица, а также и то, что на произнесение «настоящего» имени почитаемого животного был наложен запрет – «медведь» это замена настоящего имени зверя: то есть тот, кто «ведает медом», любит мед, истинное же имя просматривается в слове «берлога», то есть «логово бера», в таком прочтении данное имя совпадает с аналогичным в европейских языках). Связь между медведем и Велесом, видимо, следующая. С Велесом (или Волосом) связано созвездие Плеяд-Волосынь, а сияние Волосынь предвещает удачную охоту на медведя. Возможно также и то, что Волос – древнейшее божество, первоначально имевшее облик зверя, которое сохранило в новых условиях свое новое имя, происходящее от «волосы», «шерсть», «шерстистый». Постепенно из бога-зверя Велес (Волос) превратился в охранителя домашнего скота («скотьего бога»), а так как в те времена домашний скот (и его количество) прочно связывались с богатством, достатком, Велес стал и богом-подателем означенных благ.
Очень часто Велеса противопоставляют Перуну, а некоторые исследователи отождествляют его со Змеем, похищающим у Перуна скот. Сравнивают его и с греческим Гермесом, похитившим у Аполлона (одного из самых древних богов греческого пантеона) коров. Противопоставление Перуна Велесу просматривается и в «Повести временных лет»: «… И кляшася оружьем своим и Перуном богом своим и Волосом скотием богом». Хотя возможно и то, что просто в составе русских посольств, подписывавших договор, были как дружинники, клявшиеся грозным Перуном, так и купцы, дававшие клятву своему богу богатства Велесу.
С христианизацией Велес трансформируется в образ созвучного с его именем святого Власия Севастийского, который на русской почве считался покровителем скота вплоть до XIX века. Церкви св. Власия (как и церкви св. Ильи) строились повсеместно, таким образом отражая древние, языческие взгляды народа. В древнем Киеве идол Велеса также имелся, только он находился не на холме, как идолы княжеского пантеона, а «на подоле», то есть внизу, на том конце города, где жили купцы и ремесленники.
Еще одним богом славянского небесного пантеона был Сварог. Сварог считался богом неба, небесного огня. Сварог дал людям знания о том, как ковать железо («сбросил с неба клещи», что, видимо, указывает на использование метеоритного железа для первых изделий из этого материала), установил законы моногамной семьи (то есть одна жена – один муж), создал первый плуг и научил людей плужному земледелию, победил змея, построил Змиевы валы (система оборонительных укреплений на юге Руси, тянущихся на многие километры, предположительно, сооруженные для защиты от набегов кочевников). Часто Сварога сравнивают с греческим Гефестом, который также являлся богом огня и подателем культурных благ. Воплощением земного огня назывался сын Сварога – Сварожич. Также сыном Сварога являлся и Дажьбог, бог солнца и солнечного света, который, согласно мифу, живет далеко на востоке, где находится страна вечного лета. Каждое утро он выезжает на своей колеснице из золотого дворца и совершает круговой объезд по небу. В его колесницу впряжены белые огнедышащие кони. Появлению на небе Дажьбога предшествует появление его сестры – Утренней Зари, которая выводит на небо его белых коней, другая сестра – Вечерняя Заря заводит коней в конюшню после того, как бог закончит объезд. Славяне полагали, что осенью Дажьбог умирает, а 24 декабря рождается обновленный и молодой. Из греческого пантеона Дажьбога сравнивают с Аполлоном, который также являлся богом света, создающим условия для жизни на земле.
Хорс был богом солнечного диска (некоторые исследователи считают его не исконно славянским божеством, а хазарским, иранским, или богом степных народов). Как бы то ни было, Хорс входил в пантеон князя Владимира в Киеве и был представлен там отдельным идолом. Из греческого пантеона ему соответствует бог Гелиос. Гелиос в период поздней античности часто смешивался с Аполлоном. Однако русские люди не воспринимали дневной свет как результат солнечного излучения, считая его проявлением божественной сущности. Именно поэтому «дневной свет» существовал как бы сам по себе (и подателем его считался Дажьбог), а собственно солнечный диск – отдельно (с ним отождествлялся Хорс). Бог солнца Хорс представлялся славянам в виде белого коня, совершающего свой бег с востока на запад.
Стрибог славянами почитался как бог-отец, дед ветров. Многие исследователи считают Стрибога одним из древнейших славянских божеств, предшествовавшим Сварогу, богу небесного огня (появившемуся, видимо, лишь в эпоху железа). У многих народов мира имеются мифы о небе как мужском начале, оплодотворяющем землю, являющуюся, в свою очередь, олицетворением женского начала. Подобный же миф об отце-небе и матери-сырой земле был и у славян. Зимой Земля цепенеет от стужи, делается неспособной плодоносить, и лишь когда ее согреет весной в своих объятиях Стрибог, она «принимается за свой род». Впрочем, некоторые исследователи (в частности, академик Б. А. Рыбаков) считают, что Стрибог, Сварог, Род и Святовит – это именаэпитеты одного и того же небесного божества. К моменту возникновения государственности у славян Стрибог утратил свое положение верховного бога, хотя и по-прежнему почитался (его идол входил и в пантеон князя Владимира в Киеве, а в «Слове о полку Игореве» упоминаются «Стрибоже внуци», т. е. внуки Стрибога).
Одним из самых почитаемых божеств у восточных славян был Род. О почитании Рода и рожаниц (числом 2, то есть рожаницы – это парное божество) сохранилось очень мало материала, поэтому в этом мифе много неясного. По мнению многих ученых, Род связан с мужским началом – это производитель, своего рода совокупность мужских членов племени, сообща владеющих рожаницами, матерями нового поколения. Некоторые считают, что Род – это совокупность вообще всех предков данной семьи. Предполагают, что впоследствии Род трансформировался в демона мужской судьбы и одновременно в «дедушку-домового» (который, подобно Роду, также является хранителем очага). Б. А. Рыбаков, как уже отмечалось выше, считает Рода главнейшим славянским божеством, а Стрибога, Сварога и Святовита (который почитался у западных славян) – лишь эпитетами, обозначающими у восточных славян разные стороны, функции одного бога – Рода. В том, что одно божество может обладать несколькими именами, выражающими его различные функции, нет ничего удивительного – это встречается в очень многих мифологических системах. Как бы то ни было, достоверно можно лишь утверждать, что Род был связан с идеей плодородия и возник «на базе» уже существовавших божеств (рожаниц), восходящих к эпохе матриархата. При переходе к патриархату рожаницы уступили место мужским божествам плодородия, одним из которых и был Род. К тому же культ Рода был распространен в основном в землях поднепровских славян, в северорусских землях следов его почитания не обнаружено. Род был богом плодородия (одним из его символов был рог изобилия), размножения (в число символов Рода входили и фаллические символы). Следы почитания «тройного» божества (Род и рожаницы) сохраняется и после принятия христианства. Особо ярко они проявляются в поклонении «святой Троице», которая заняла главенствующее положение вместо Перуна, а функции Перуна-громовика перешли (как уже говорилось ранее) к Илье-пророку.
Так же, как и культ Рода, только у восточных славян, был известен культ Ярилы – одной из ипостасей солнечного бога. Ярило (Ярила) почитался как бог весеннего плодородия (отсюда «яровые хлеба», «ярый» и другие производные). Ярило близок к античным культам умирающего и возрождающегося бога (вроде Осириса или Диониса). Ярило также был тесно связан с календарными праздниками. У одних славянских племен день Ярилы отмечался в начале весны, у других – в конце весны или в начале лета. В России были также широко распространены «похороны Ярилы» в дни летнего солнцестояния (когда день начинает уменьшаться). Б. А. Рыбаков считает, что образ Ярилы объединяет в себе большую часть славянской календарной обрядности: купальскую (происходящую на Ивана Купала), семицкую («семицы») и русальскую («русалии»). Ярилин день в России праздновался 4 июня, сопровождался играми, плясками, угощением, возлияниями и кулачным боем. Имели место любовные игрища и пляски. В образе Ярилы часто просматриваются древние фаллические черты (в ряде случаев он предстает в образе, напоминающем греческого сатира или Пана, – лысого, бородатого, сластолюбивого старика).
Женскими божествами плодородия у славян считаются Лада и Леля (Лель). Сохранились сведения, что это были божества веселья и всякого благополучия, жертвы им приносили те, кто готовился к браку и хотел обрести любовь. Другими словами, Лада – это богиня брака, любви и семейной жизни, покровительница девушек и женщин. В обрядовых песнях (особенно на «зеленые святки» – праздник молодой зелени, свежей растительности) ей уделяется довольно много места. Связана она и с девическими гаданиями «о суженом» и будущей семейной жизни. Леля (Лель) занимала более скромное положение и воспринималась как дочь Лады. В некоторых случаях Лель выступает как мужское божество любви (изображалось в виде златовласого крылатого младенца, как и Эрот-Амур в греко-римской мифологии). «Превращение» женского божества в мужское под влиянием наступившего за матриархатом патриархата – явление вполне заурядное, но изначально Лада и Леля, видимо, все же были женскими божествами плодородия, впоследствии ставшие основными персонажами любовно-свадебных обрядов. Некоторые исследователи их даже отождествляют с древними рожаницами.
Мокошь – единственное женское божество древнерусского пантеона, чей идол стоял в Киеве на вершине холма рядом с кумирами Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога и др. Мокошь была общеславянским божеством. Функции этого божества недостаточно прояснены. Само название богини (от слова «мокрый», «мокнуть») указывают на ее связь с водой, с дождем (напр., предки чехов молились Мокоши во время засухи). Внешне Мокошь изображалась в виде женской фигуры с большой головой и длинными руками. Относилась она к разряду «страшных» богов и отношение к ней практиковалось почтительно-боязливое. Часть данных указывает на связь Мокоши с женским рукоделием: ткачеством и прядением. Под покровительством Мокоши, согласно поверью, находился день недели пятница. В пятницу нельзя было начинать никакого дела, так как оно «будет пятиться», а кроме того, это считалось непочтительным по отношению к умершим предкам. Сводя воедино эти сведения, можно сделать вывод, что Мокошь, скорее всего, была богиней «счастливого жребия», удачи, судьбы (так считает, напр., Б. А. Рыбаков). В грекоримской мифологии ей соответствуют Мойры (Парки) прядущие и обрезающие в момент смерти человека нить жизни. После принятия христианства древний культ Мокоши продолжал существовать, но уже под видом поклонения Параскеве Пятнице (христианской великомученице), которая считалась покровительницей полей и домашних животных, охраняющей семейное благополучие, исцеляющей от душевных и физических недугов, и под чьим покровительством находился день недели пятница. Все обрядовые действа, связанные с водой, влагой, также в большинстве своем перешли на Параскеву (об этом, в частности, свидетельствуют легенды, согласно которым, иконы Параскевы Пятницы чудодейственным образом появлялись в ручьях, источниках и водоемах). Как приносящая благополучие, Параскева позднее считалась и покровительницей торговли, и на Руси возводилось множество посвященных ей храмов и церквей.
Своего рода дополнением к образу Мокоши является божество Симаргл, являвшееся богом растительности и представлявшееся в виде фантастического существа, похожего на крылатую собаку. Большиство ученых считают Симаргла божеством, заимствованным от иранских племен, хотя в «Повести временных лет» говорится о том, что он входил в пантеон князя Владимира. Вероятнее всего, это второстепенное божество было избрано Владимиром для «официального» пантеона как самое «пристойное» из всех божеств, связанных с культом плодородия (вместо Велеса, Рода, Ярилы, Купалы и проч.). Ведь почитание богов данной сферы включало в себя обряды, имевшие ярко выраженный эротический характер.
Ряд божеств древних славян связан, как уже отмечалось, с календарной обрядностью. Они не входили в число «официальных» богов, но, благодаря их тесной связи с народными сезонными праздниками, отголоски их культов сохранились вплоть до XX века. К таким божествам относятся: Купала (главный персонаж праздника летнего солнцестояния, отмечающегося 24 июня, впоследствии слившийся с христианским праздником Иоанна Предтечи и получивший название Ивана Купалы; празднику предшествовали «русалии» – торжества, посвященные нимфам полей и вод), Кострома (весна, весенние вегетативные силы, символически представляемые в виде соломенного чучела, которое торжественно хоронится, или сжигается (слово «костер» того же корня, что и «Кострома») в Петров день, 29 июня по старому стилю, когда необходимость в весеннем росте прекращается, когда колосья перестают расти и начинают наливаться), Карачун (так в Древней Руси называли день зимнего солнцестояния (солнцеворота), с этим именем никакого конкретного мифического существа не ассоциируется, это просто календарная дата, самая длинная ночь и самый короткий день в году, время торжества Чернобога (бога ночи, обычно противопоставляемого Белобогу – богу дня) и Мары (Морены), олицетворения темных, враждебных человеку сил), Мара (дух смерти, болезней, кукла которой, подобно чучелам Костромы, Ярилы и Купалы, торжественно уничтожалась различными способами – топилась, разрывалась на куски, сжигалась. Подобный обряд, в противоположность аналогичным обрядам по отношению к богам плодородия, являлся отголоском жертвоприношений (в том числе и человеческих) ужасному божеству смерти Маре во времена эпидемий, войн и прочих бедствий), Коляда (мифологический персонаж, олицетворяющий святочную обрядность, чаще всего Коляду представляли в виде юной девушки, о Коляде пели в святочных песнях (колядках), которые сопровождались сбором по дворам подарков («колядование»); в святки, особенно во время колядования, рядились в животных, чаще всего в козу или медведя, хождение с козой было наиболее распространенным игровым обрядом зимних святок; возможно, во время святок высмеивалась и таким образом изгонялась нечисть, возрождалось солнце, которое «умерло» в день Карачуна).
Помимо божеств, связанных с календарной обрядностью, имелся целый ряд божеств более «низкого» порядка, всевозможных духов природы (домовых, полевых, водяных и т. п.), не имевших божественного статуса. К ним относятся: навьи (враждебные духи умерших, первоначально чужеплеменников, чужаков, умерших не в своем роду, позднее – души иноверцев, которым приписывались всевозможные «злые умыслы» – напускание болезней или смерти на людей и скотину, стихийные бедствия; было несколько способов оградиться от злых бесов: не выходить из дому (дома были защищены магической символикой) или пригласить навий помыться в бане – для этого топят баню, в ней вешают полотенца, покрывала, под навесом бани или на крыльце оставляют пищу для навий: мясо, молоко и яйца, а посередине бани рассыпают золу, на которой позже, когда навьи помоются, остаются похожие на птичьи следы; внешне навьи также похожи на птиц, только они голые и размерами намного больше, представляли их также и в виде голых петухов величиной с орла; у беременных женщин и детей они высасывают кровь, а у дойного скота – молоко; по ночам в дождь и бурю они летают и кричат, как голодные ястребы, и их крик предвещает смерть; оберегами от них служили соль, огонь и топор; очень часто в восточнославянском фольклоре навьи отождествляются с упырями), упыри (они же вампиры, первоначально, возможно, слово происходит от «парить», «перо» или «нетопырь», то есть «ночной летун», летучая мышь; позднее с «упырем» стал ассоциироваться особого рода мертвец – это, как правило, люди, умершие не своей смертью, или связанные с нечистой силой колдуны и т. п., то есть те, кого не хоронили на кладбище, кого «не принимала мать-сыра земля»; внешне упырь практически ничем не отличим от обычного человека, сколько бы его ни хоронили, так как тело упыря практически не подвергается тлению; упыри-вампиры убивают людей и высасывают у них кровь, умершие таким образом люди сами могут превратиться в упырей; для того, чтобы «успокоить» упыря, надо пронзить его осиновым колом; легенды об упырях-вампирах существуют у множества народов вплоть до нашего времени (напр., граф Дракула), в современной интерпретации этот образ вместе со словом «вампир» пришел к славянам из немецкого языка в XVIII веке, но исконно это слово славянское – к немцам оно попало из полабского или древнепольского (по иным версиям из сербохорватского); упырям в качестве «противовеса» противопоставлялись берегини, кроме того, все указывает на то, что это очень архаичные божества, первобытной эпохи, которые затем были вытеснены с ведущих позиций другими богами, так в «Слове об идолах» говорится: «Словене начали трапезу ставити Роду и рожаницам переже Перуна бога ихъ. А преже того клали требы упиремь и берегынямъ»), берегини (духи, оберегающие людей от злых сил; ученые отмечают связь слова «берегиня» и «берег»; Б. А. Рыбаков считает, что для первобытного рыболова эпохи неолита понятия о береге как о твердой, надежной земле и избавлении от опасности были идентичны; связь берегинь с водой прослеживается в фольклоре довольно отчетливо, чему вполне может быть и иное объяснение: вода всегда считалась непременным условием жизни, плодородия, а следовательно, добра; некоторые исследователи считают, что со временем функции берегинь перешли на вил-русалок), вилы-русалки (это существа, связанные с земной водой, которых чаще представляют в виде молодых красавиц с длинными волосами, спускающимися по спине и груди, одеты они чаще всего в белые платья до пят, которые, по некоторым поверьям, скрывают козьи, лошадиные или ослиные ноги их обладательниц; с течением времени образ русалок трансформировался – из положительных «берегинь» они постепенно превращались в демонических существ, которые сродни упырям-навьям, так как представляют собой не что иное, как утопленниц, живущих на дне рек; в старину существовали особые празднества, посвященные вилам-русалкам – русалии; русалии были тесно связаны с молениями о дожде и приходились на время с середины весны до начала лета; кульминацией русалий была русальная неделя – период от Семика до Петрова дня – когда, по поверьям, русалки выходили из рек и, сидя на качающихся ветвях, обворожительно пели; в эту неделю нельзя купаться, так как русалки могут утащить купающегося на дно; известны предания о том, что русалка, «защекотав» мужчину, уносит его на дно, где он оживает и становится ее мужем, после чего живет там в полной роскоши, все его желания удовлетворяются, кроме одного – хоть на мгновение оставить водное царство; в лесистых или степных областях русалки считались лесными обитательницами, «лешачихами», которые в русальную ночь бегают нагими по полям, особенно по ржи, гримасничают, топчут злаки и устраивают прочие мелкие пакости; в русальем культе явно прослеживается три этапа: первый – когда они представлялись духами воды, существами, связанными с земными водами, что очень близко к представлению о берегинях, второй – мифическими персонажами культа плодородия, покровительницами вегетативных сил злаков, третий – злыми существами, близкими к навьям, то есть связанными с культом покойников; последнее, скорее всего, происходило вследствие христианизации, вытеснявшей языческих персонажей в разряд «нечистой силы»), водяной (злой дух воды, который обычно представляется в виде нагого старика, покрытого тиной, своими привычками похожего на лешего, хотя, в отличие от последнего, не покрытого шерстью и не столь назойливого; водяной – хозяин водной стихии, покровитель и повелитель рыб; водяные любят глубокие омуты, водяные «пади» под мельницами; во многом они представляют собой мужскую ипостась божества, которое в женском обличии описывается как русалка; некоторые исследователи отмечают, что водяной, леший и домовой входят в общее понятие злого духа, составляя местные, так сказать, его разновидности; кроме того, в народе эти понятия со временем, в особенности под влиянием христианизации, сблизились, объединившись под общим названием «нежити», «нечистой силы»), леший (хозяин леса и зверей, место его жительства – лес, особенно дремучая чаща, откуда он иногда выходит в поле; вера в лешего была распространена в основном у жителей лесной зоны; внешность у лешего различная в разных местностях – где-то он предстает голым волосатым стариком, где-то существом с «острой» головой и гигантского роста, где-то оборотнем, способным принимать любой облик – от звериного до человеческого; однако есть и общие черты – это преобладание в облике «левого»: у лешего левая пола запахнута за правую, левый лапоть надет на правую ногу, садясь, леший закидывает левую ногу за правую и т. д.; однако леший не столько вредит человеку, сколько любит над ним подшутить – сбивает в лесу с дороги, заставляет кружить по одному и тому же месту, вводит в заблуждение, перекликаясь знакомыми путнику голосами и т. п.; как бы то ни было, леший – это злой дух, воплощение леса как враждебной человеку части пространства), домовые и их разновидности – кикиморы, дворовые, банники, овинники и т. д. (домовой – это покровитель дома, это дух, являющийся хранителем и одновременно обидчиком дома; он стучит и возится по ночам, проказничает, душит ради шутки спящего или гладит мохнатой рукой; особенно любит он хозяйничать на конюшне: понравившейся лошади «завивает» гриву в колтун, ту же, которую невзлюбил, загоняет в мыло, насылает на нее болезни; домовой покровительствует рачительным, трудолюбивым хозяевам, умеющим ему угодить; о внешности домового сведений, кроме того, что он мохнат, нет, так как даже тем, кто его видел, он отшибает память; согласно поверью, в доме может быть лишь один домовой, а если заведутся двое, то они начинают ссориться между собой; сущность и происхождение домового обычно связывают с культом предков: домовой – это дух-покровитель семьи, обычные эпитеты в отношении него – «хозяин», «дедушка» и т. п., недаром ему приписывается способность время от времени являться обитателям дома, принимая облик умершего хозяина дома или хозяина нынешнего; согласно предположениям ряда ученых, как отмечалось выше, некоторые обряды, относящиеся к домовому, раньше были связаны с Велесом, что также свидетельствует о принадлежности почитания домового к культу умерших предков; кикимора обладает теми же чертами, что и домовой, это своего рода женская ипостась этого мифологического существа, нередко ее даже называют «женой домового», единственное различие состоит в том, что ей приписывается воровство кур, для предотвращения которого над насестом в деревнях часто вешали отшибленное горло кувшина или камень со сквозной дырой; подобно тому, как многие черты в облике домового указывают на более древний культ Велеса, так и в облике кикиморы многое указывает на более древний культ Мокоши – связь с пряжей, сырыми местами, темнотой и т. п.; остальные «модификации» домового – дворовые, банники, овинники и т. п. – отличаются от него лишь местом своего обитания).
Дополнительные сведения из славянской мифологии, представления о «рае», языческие праздники
Для славян, как и для многих других народов мира, с самых ранних времен была свойственна вера в реинкарнацию, то есть посмертное перерождение. По поверьям славян, души соплеменников после смерти попадали в рай, который, согласно их представлениям, находился на небе. Для того, чтобы души быстрее достигали неба, умерших сжигали. Арабский путешественник Ибн-Фадлан приводит такие слова одного из русичей, объяснявшего, для чего следует сжигать покойников: «Мы сжигаем его во мгновение ока, так, что он немедленно и тот час входит в рай». Рай представлялся славянам красивым вечнозеленым садом, пребывание в котором нескончаемо и сладостно. Места райского блаженства славяне называли не только словом «рай», но еще ирей (ирий) или вырей (вырий). Современные языковеды выводят эти слова из древнеиранского «airya» – «арийская страна», что указывает на прародину славян. Действительно, часто славяне помещали свой «Ирий» не на небе, а на земле, только где-то далеко за морем. Это та страна, куда улетают на зиму птицы (характерны в этом отношении русские поверья о кукушке (иногда галке), которая хранит ключи от выриярая, когда же она прилетает, пробужденный Перун отпирает ворота и низводит на землю дождь). Многие исследователи указывали на то, что направление мира душ у славян соответствует тому направлению, откуда в прошлом шло переселение праславянских племен. Земля эта, согласно легендам, находилась за морем и, соответственно, чтобы попасть в нее, надо было плыть на корабле или лодке. Возможно, поэтому славяне называли своих умерших «навьями», то есть «погребаемыми в лодке» (если, конечно, производить «навьи» от греческого «naus» или латинского «navis») и сжигали своих покойников в лодьях (погребальная лодья встречается в погребальных обрядах огромного количества разных народов – от древних египтян до североамериканских индейцев, вспомним хотя бы античного Харона, лодочника, перевозившего души мертвых в Аид).
Чтобы попасть в славянский рай, не нужно было никакого запаса добрых дел и искупления грехов, как в христианстве. Туда попадали все, независимо от образа жизни и социального положения. Славянский рай – это загробный мир в целом. У славян не было оппозиции ад/рай и идеи посмертного воздаяния, так что единственной причиной, какая могла помешать попасть душе умершего в рай, – было неисполнение родственниками или соплеменниками надлежащих погребальных обрядов.
Что касается календарных обрядов, то, помимо уже упоминавшихся, у славян еще были: комоедицы (праздновались 23 марта, когда, по поверью, от зимнего сна встает медведь, символизирующий пробуждающуюся природу, праздник сопровождался специальным обрядом, когда все отправлялись «будить медведя», и поеданием обрядовых караваев – «комов»; в празднике явно просматриваются древние тотемистические обряды, которые сопровождались коллективным убийством тотемистического животного и торжественным поеданием его туши, с культом предков), Родоница (праздновалась 30 апреля, с концом последних весенних холодов; считается днем поминовения предков, посещения могил и приношения поминальных даров: блинов, крашеных яиц-писанок и т. п.; обычай расписывать яйца и затем катать их с горы, видимо, связан с почитанием предков и идеей их возрождения (реинкарнации) – ведь яйцо является символом возрождения, воскресения; вечером было принято жечь костры, причем женщины совершали обрядовые пляски вокруг них, очищая место от нечисти; прославлялись боги, приносящие обновление и новую жизнь на землю, затем участники обряда прыгали через огонь, таким образом очищаясь от наваждений (сил Нави) после долгой зимы; практически в неизменном виде эти обычаи дожили до наших дней под видом христианской Пасхи – это и посещение могил предков, и крашение яиц, и традиционное православное пасхальное приветствие, связанное с идеей воскресения, и крестный ход вечером «с огнями» вокруг церкви и проч.), Новый год (единственный славянский праздник, отмечаемый в наши дни; первоначально восходил к обряду почитания бога холода Мороку; желая себя огородить от стужи, люди приносили подношения: ставили на окно блины, кисель, печенье и проч.; постепенно Морок, превратился в доброго старичка, который сам раздает подарки – отчасти это произошло от «снижения» самого образа (напр., это хорошо видно по русским народным сказкам, где «Морозко» наказывает лишь нерадивых и жадных, но награждает добрых и старательных, в чем вполне сближается с лешим, домовым и прочей «нежитью») и позднейшего «западного» влияния через образ Санта Клауса; обряд украшения елки также имеет свой языческий смысл: раньше считалось, что в вечнозеленых деревьях обитают души предков, поэтому, украшая елку, люди как бы совершают жертвоприношение).
Устное народное поэтическое творчество
Определение и основные отличительные черты устного народного поэтического творчества. Миф и литература
В самом общем виде, устное народное творчество (народное искусство, фольклор) – это художественная коллективная деятельность народа, отражающая его жизнь, воззрения и идеалы посредством создания художественных произведений. Основными отличительными чертами устного народного творчества являются:
1. Анонимность. Первоначальные создатели песен, сказок, былин и т. д. неизвестны. Как правило, эти произведения – плод художественного творчества многих людей, представляющих не только разные социальные и общественные слои, но и эпохи. Каждый из рассказчиков добавлял в повествование что-то свое, изменял его в соответствии с реалиями своего времени, внося таким образом вклад в процесс творчества, который в конечном итоге начинал отражать творчество самого народа во всей полноте его национальных и исторических особенностей.
2. Устная форма. Способ передачи произведений был устным, поэтому их язык содержит массу просторечных выражений, специфических разговорных конструкций и оборотов, диалектизмы, отражающие особенности языка той или иной местности, архаизмы, т. е. слова, вышедшие из повседневного оборота, но сохранившиеся в ткани художественного произведения в составе устойчивых сочетаний, и т. п. Эти произведения являлись своего рода генетической художественной памятью народа, передававшейся из поколение в поколение. На определенном этапе развития литературы произведения устного народного творчества записывались исследователями и собирателями фольклора, однако это было лишь фиксацией свершившегося творческого акта, отражением его на определенном этапе развития.
3. Вариативность. Устная форма передачи художественных произведений, а также «коллективное авторство» обусловливали то, что одно и то же произведение имело хождение во множестве вариантов, в различной степени отличающихся друг от друга. Иногда автономное развитие того или иного произведения в пределах разных территорий приводило к тому, что они со временем начинали настолько сильно различаться между собой, что речь могла уже идти лишь об общности сюжетов (так называемые «бродячие сюжеты»), причем установить «историческую родину» того или иного сюжета, при условии его достаточной архаичности, становилось практически невозможно.
4. Динамичность. В отличие от авторских произведений, которые имеют один, «канонический» текст, не изменяющийся с момента создания (или последней редакции, произведенной автором), произведения народного творчества продолжают развиваться и после их фиксации в письменной форме, возникают новые варианты, новые разработки старых сюжетов.
5. Многослойность. В результате «коллективного творчества» многих поколений, каждое произведение аккумулирует в себе реалии многих эпох. Так, в архаичных сюжетах (былины, сказки, предания и т. п.) мы можем «реконструировать» несколько «слоев» – это и отражение реалий и воззрений древнейшей эпохи (тотемизм, матриархат и т. п.), и позднего язычества (патриархальные отношения, начала государственности), и христианской эпохи.
Все вышеперечисленные признаки относятся к устному народному творчеству вообще, и к мифологии в частности. Поэтому важно разграничить мифологию и, собственно, устное народное поэтическое творчество. В данном случае определение «поэтическое» производится не от «поэзия» (что указывает на стихотворную форму произведения), но «поэтика» (то есть имеется в виду образное, метафорически насыщенное повествование). Однако «поэтичность» в указанном выше смысле не есть характерная особенность мифов. Главная и основная задача мифа – это передача от поколения к поколению сакрального, то есть священного знания. Миф – это религиозное, нерасчлененное знание о мире и о месте человека в нем. Язык мифа может быть символичен (для обозначения философских, абстрактных понятий используются конкретные предметы или события), но не метафоричен. Метафоричность возникает лишь тогда, когда миф (в результате разложения родового строя, изменения условий жизни и т. п.) начинает утрачивать сакральность, перестает быть священным знанием. Тогда смысл религиозных символов постепенно разрушается и забывается, и былые символы превращаются в фигуры речи, образуя метафорический строй языка. События мифов постепенно начинают мыслиться как реальные истории, дошедшие до нас с незапямятных времен, как рассказы о далеких землях, «тридевятых царствах» и т. п. Другими словами, миф, утратив свое первоначальное религиозно-сакральное назначение, переходит в разряд литературы. Именно на этапе разложения мифологических представлений, собственно, и возникает литература. Например, многие сказки содержат в себе сведения о древних тотемистических обрядах и верованиях («путешествие» Ивана Царевича на Сером Волке, участие в судьбе Крошечки-Хаврошечки коровы, «заменившей» ей родителей, «помощь», которую оказывают многим героям звери и птицы, умение героев обращаться в зверей и птиц и т. п.), обрядах «посвящения», то есть инициациях, во время которых посвящаемый должен был «сдать» ряд «экзаменов» для обретения нового качества (напр., перейти из разряда детей в разряд взрослых мужчин-охотников или, соответственно, взрослых женщин, имеющих право выходить замуж и рожать детей). К отголоскам инициаций относятся «испытания», которые выпадают на долю, например, героев сказок: это и поход в неизвестные и дальние страны с последующим возвращением домой уже в ином качестве, и «наставники», обрегающие героев во время их пути и напутствующие их «добрым советом» – баба Яга, Старичок-лесовичок и проч. (что тоже имело место в обрядах инициации). Однако на литературной, «постмифологической» стадии все эти образы утрачивают свое первоначальное значение, превращаясь в «сюжетные линии», «развернутые метафоры» и другие «фигуры» речи. Так, сравнивая «добра молодца» с «ясным соколом», а «красну девицу» с «белой лебедушкой», рассказчик сказки вряд ли имеет в виду, что «добрый молодец» относится к роду, в котором предком-прародителем (тотемом) был сокол, который позже стал символизировать солнце (отсюда и эпитет – «ясный»), а «красна девица» относится к роду, у которого в качестве тотема почитался лебедь, позже ставший символом дневного света (отсюда эпитет «белая»). Нет здесь и намека на тотемистический обряд похищения невест, отголоски которого, возможно, имеются в виду в «Слове о полку Игореве», когда говорится об обычае «пускать десять соколов на стаю лебедей». Как и в «Слове…», которое является именно литературным памятником, в устном народном поэтическом творчестве символическая насыщенность мифа уступает место метафорической насыщенности, свойственной именно литературе. Как уже отмечалось в разделе, посвященном мифологии, по этой причине произведения устного народного поэтического творчества являются одним из важнейших источников, помогающим реконструировать мифологические воззрения наших далеких предков. С этим же вполне согласуются попытки символистов (и представителей других примыкающих к ним течений начала XX века) в условиях кризиса религиозно-этических представлений возродить миф, «возвратив» слову его первоначальное, символическое, а не метафорическое значение (см. раздел «Теория литературы»).
Жанры устного народного поэтического творчества. Устное народное поэтическое творчество в России. Первые сборники фольклора
Устное народное поэтическое творчество отличается большим разнообразием жанров, что связано в первую очередь с тем, какую сторону жизни народа они были призваны освещать, а также с тем, для каких целей предназначались. Термин «фольклор» обозначает всю совокупность устного народного творчества (в том числе и мифы), и в буквальном переводе с английского означает «народная мудрость», «народное знание» (folk lore). Та же часть фольклора, которая не несла в себе религиозного, сакрального смысла (устное народное поэтическое творчество), но в первую очередь выполняла художественную функцию, в результате своей доступности широким массам (в том числе и для вольного переложения), образовала целую палитру жанров.
Примечательно, что и плоды народного творчества, которые ранее носили сакральный характер, с течением времени и утратой актуальности в качестве религиозного знания, вполне могли переходить в разряд устного народного поэтического творчества. Например, мифы о водяных, домовых и русалках, утратив свое первоначальное религиозно-мифологическое значение, благополучно перекочевали в сказки и даже образовали специфический жанр, условно называющийся «суеверные рассказы» («бывальщины» и «былички»), в которых рассказывается, часто в забавной форме, о якобы случавшихся в реальности встречах различными представителями «нечистой силы».
Классифицируя произведения устного народного поэтического творчества, их часто подразделяют в соответствии с объемом и поэтической или, соответственно, прозаической формой (напр., «народная проза», «обрядовая поэзия» и т. д.). Хотелось бы сразу отметить, что любая классификация здесь носит дотаточно условный храктер, так как для произведений устного народного поэтического творчества, при их динамизме, вариативности и проч., характерно взаимопроникновение жанров, их смешение. Например, во многие сказки составной частью входят достаточно большие поэтические отрывки, в исторические песни вклиниваются притчи. Если смотреть с этой точки зрения на басню, то ее вполне можно определить как своего рода гибрид сказки о животных и притчи. Поэтому любого рода классификация – это установление своего рода «первоэлементов», из которых (с приобладанием того или иного) состоит художественное произведение. Когда мы, например, говорим, о предмете, что он «серебряный» или «золотой», это вовсе не значит, что предмет серебряный или золотой на все сто процентов, так как в нем обязательно присутствуют примеси, речь идет лишь о преобладании. Если же примесей слишком много, то мы говорим, что перед нами сплав. Так же происходит и с литературными жанрами – в особенности с жанрами устного народного поэтического творчества.
Одной из важных составных частей фольклора всех стран является героический эпос (напр., для англичан это «Беовульф», для финнов – «Калевала», для французов – «Песнь о Сиде» и «Песнь о Роланде», для американцев – «Песнь о Гайавате» и т. д.). Героический эпос, как правило, представляет собой цикл поэтических произведений, объединенных сквозным героем и повествующий о его (их) великих деяниях, причем герой, стоящий в центре повествования, является воплощением чаяний всего народа, защитником его интересов в самом широком смысле. Если говорить об истоках героического эпоса, то налицо по крайней мере два. Первый: мифология. Второй – исторические предания. В условиях разложения родо-племенного строя и, соответственно, демифологизации представлений об окружающем мире, ряд мифологических понятий, образов (в особенности мифологические сказания о первопредках – культурных героях, т. е. подателях культурных благ) наслаивались на реальные исторические события, такие, как отношения племен и архаических государств, сведения о жизни вождей и т. п., то есть миф трансформировался во что-то «реально бывшее», причем не в «незапамятные времена», а в «царствование такого-то короля или князя, в таком-то конкретном городе». Причем чем более древним является эпос, чем ближе он находится по времени создания к первобытно-племенной эпохе, тем больше в нем мифологических черт. Это и борьба «настоящих людей», олицетворением и представителем которых является эпический герой, с «чужими», которые наделяются демоническими чертами (что вполне соответствует распространенному мифологическому сюжету о защите космоса от сил хаоса), и покровительство, которое оказывают герою боги, а иногда и прямые «указания» герою на необходимость того или иного действия (что является отажением мифологических воззрений об общем «родовом начале»), и некоторые божественные черты, присущие герою (неограниченная воинская мощь, магическая власть, связь с идеей плодородия и проч.). Таким образом, мифологические представления о времени, как о «начальном времени» и времени активных действий предков, предопределивших последующий порядок, в героическом эпосе заменяются с повествований о «творении мира» на патетические рассказы о заре национальной истории, об устройстве древнейших государственных образований. Мифическая борьба за космос против хаоса преобразуется в защиту родственной группы племен, своих государств, своей веры от захватчиков, насильников, язычников. Примечательно, что героический эпос, подобно мифу, не воспринимается как вымысел, и в этом он вполне может быть противопоставлен сказке.
Все перечисленные черты характерны и для русского героического эпоса, которым принято считать совокупность героических песен, былин. Русские былины (называвшиеся ранее «старинами») писались ритмическим стихом и предназначались для публичного исполнения под музыкальный аккомпанимент (как правило, гуслей). Этим во многом объясняются особенности ритмического строя былин, наличие в них рефренов (т. е. повторов), постоянных эпитетов и возвышенной лексики. Центральный персонаж былин – это богатырь, стоящий на страже Русской земли, ее чести и независимости. Деятельность богатырей лежит в основе ее могущества и славы. Так, Добрыня Никитич устраняет постоянную угрозу Киеву со стороны чудовища-змея, совершавшего набеги на город и уводившего в плен множество людей, Алеша Попович освобождает город от бесчинствующего в нем Тугарина, Илья Муромец расправляется с Идолищем поганым и Соловьем-разбойником.
Былины, как жанр, развивались на протяжении достаточно длительного времени, пока не приняли своего нынешнего вида. Большинство былин образуют циклы, характеризующиеся одним сквозным героем, привязкой к одной эпохе или месту действия. Наиболее характерным в этом отношении является Киевский цикл. Действие былин этого цикла приурочено к Киеву, ко времени княжения князя Владимира (связь былинного князя с реальным киевским князем Владимиром Святославичем, очевидна; помогла закреплению имени Владимира за былинным князем, видимо, и деятельность Владимира Мономаха). Часто былины имеют не только реальных прототипов своих героев (напр., прототипом былинного Добрыни Никитича был дядя Владимира Святославича по матери, его сподвижник в военных и политических предприятиях), но и в своей основе имеют реальные исторические события (напр., былины «Добрыня и змей» и «Женитьба Владимира» связаны с конкретными историческими событиями – введением христианства на Руси (988 г.) и женитьбой киевского князя на полоцкой княжне Рогнеде (980 г.)).
Былины создавались на протяжении длительного времени (исследователи находят в них указания на события начиная примерно с IX и заканчивая XVI веком). Повествуют они и о Новгороде, который наряду с Киевом, был колыбелью русской государственности (напр., былины о Садко), и о монголо-татарском нашествии (когда русский эпос формируется окончательно и враги, с которыми борются богатыри, начинают именоваться приемущественно татарами). Однако основной массив былин постепенно группируется именно вокруг Киева и его героями становятся богатыри, выходцы из собственно русских земель – Муромской, Рязанской, Ростовской (Илья, Добрыня, Алеша). Те подвиги, которые ранее приписывались другим богатырям, постепенно «перекочевывают» в актив богатырей этого цикла, то есть ко времени расцвета Киевской Руси. Это в первую очередь связано с централизаующими устремлениями нации, формированием Московского государства, освобождением Руси от ордынского владычества. В результате такого временного наслоения, былинным богатырям, деятельность которых относилась ко времени княжения киевского князя Владимира, приходилось сражаться не только с врагами Киевской Руси, но и с татарами, и с другими противниками Русской земли с X до XVI века. К той же эпохе «подтягивались» и герои, эпические сказания о которых существовали задолго до княжения Владимира Святославича (Вольга, Святогор, Микула Селянинович).
Дотаточно длительное время на Руси существовала традиция рукописных сборников, в которые вносились произведения литературного и устного творчества. Самые ранние записи былин дошли до нас в списках второй половины XVII века. В середине XVIII века на Урале или в Западной Сибири сложился получивший впоследствии мировую известность сборник Кирши Данилова. Это имя стояло на первой странице рукописи и, возможно, указывало на имя сотавителя. Сборник был опубликован в 1804 г.
В середине XIX века (1861 – 1867 гг.) выходят «Песни, собранные П. Н. Рыбниковым», представлявшие собой сборник былин, собранных в ряде местностей, прилегающих к Онежскому озеру и реке Онеге. В тех же краях собирал былины и А. Ф. Гильфердинг. За два месяца им было собрано 247 былин, вышедших впоследствии под заглавием «Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года».
Эти сборники положили начало пристальному изучению и собиранию героических эпических сказаний русского народа. Впоследствие были опубликованы былины, собранные в Поволжье, в Сибири, на Алтае и в особенности на Европейском Севере (Беломорье, Печора).
Другим важнейшим жанром устного народного поэтического творчества являлись сказки. В отличие от былин, сказки изначально воспринимаются именно как вымысел. Однако вымысел этот имеет вполне определенные функции, которые очень четко выражены в народной сентенции: «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Таким образом, одной из основных функций сказки является морализование, обучение этическим общественным нормам. Действительно, едва ли не самым главным сюжетообразующим звеном сказок является именно мораль, хотя и не выраженная непосредственно (как, например, в баснях или некоторых притчах), но вытекающая из всей ткани повествования. Так, например, добро в сказках всегда побеждает зло, усердие и преданность всегда награждаются, а лень и зависть наказываются. Сказкам чужд дидактизм, но то, что они призваны именно обучать, несомненно. Если говорить об истоках сказки, то нетрудно заметить, что, с одной стороны, она восходит к мифам (напр., по наличию мифологических персонажей), а с другой стороны, – к обрядам посвящения (инициациям), когда ребенку, подростку или взрослому предстояло пройти определенные испытания, чтобы доказать свою готовность к переходу в иную возрастную группу. Количество инициаций, связанных с переходом в следующую возрастную, а соответственно, социальную группу, могло доходить до 7-8 за жизнь одного человека, поэтому вполне естественно, что подобные обряды играли очень важную роль в жизни древнего общества. К этим обрядам очень серьезно готовились, в чем посвящаемым помогали специальные люди (колдуны, шаманы, жрецы и т. п.). Возможно, первоначально сказки представляли собой символические рассказы о том, какие испытания должен преодолеть посвящаемый на своем пути (именно отсюда одно из главных сюжетообразующих ядер сказки – испытания главного героя). Кроме того, обряд посвящения в определенном смысле уподоблялся смерти – так как старая сущность чловека умирает, и появление его в новом качестве сходно с возрождением из мертвых (отсюда постоянный сказочный мотив о путешествиях в земли, где обитает всякая «нечистая сила», «кощеи»). По представлению древних, переход должен быть не только внешним (сдача своего рода «физических норм» для юношей и экзамен по ведению хозяйства у девушек, хотя это тоже имело место – напр., «точное попадание» Иваном Царевичем в утку, заключающую в себе кощеево яйцо, или путешествие трудолюбивой и нерадивой сестер к Морозу Ивановичу и ведение у него хозяйства). Переход должен быть в первую очередь внутренним. Человек должен утратить старые, в частности, инфантильные стереотипы поведения и воспринять новые – стереотипы поведения взрослого мужчины или женщины. Это было жизненно важно для первобытных охотников – так как от «взрослости» соплеменников зависел не только успех на охоте, но и в «военных» действиях при защите своей территории. Мотив взросления – также один из главных мотивов в сказках, недаром едва ли не половина из них заканчивается свадьбой героев, воплощением того, что они успешно сдали «экзамен на взрослость». Для того, чтобы посвящаемый «внутренне повзрослел», осознал себя в ином качестве, предпринимались вполне конкретные шаги – так, для того, чтобы уподобить этот переход смерти и последующему воскресению, посвящаемых подвергали весьма существенным физическим истязаниям – от побоев до почти сухого поста. В ряде мест был принят обряд «перепекания детей» – их засовывали в печь, делая вид, что «выпекают» заново (подобные корни явно прослеживаются, например в сказке «Гусилебеди», когда баба Яга пытается засунуть Иванушку в печь и предлагает ему для этого залезть на лопату). Одним из непременных условий было отлучение посвящаемых от семьи, матери, дома и жизнь на протяжении нескольких месяцев в лесу или другом отдаленном месте, где под руководством специальных людей (как правило, пожилых) происходила подготовка к предстоящему посвящению (нетрудно здесь установить аналогии со сказочными сюжетами – это и смерть родителей, с которой часто начинается сказочное повествование и которая символизирует именно удаление из дома, и уход в «дремучий лес», где живет баба Яга, учащая героев уму-разуму перед дальнейшими испытаниями и т. п.). Все крайности подготовки к посвящению мотивировались именно необходимостью изменения сознания человека для перехода в иное качество. И тем не менее, основное испытание состояло в другом, а именно – в умении преодолеть страх и в способности самостоятельно принять решение. Именно поэтому в сказках так много «страшного». Нагнетение страха производилось намеренно, с тем, чтобы сделать предстоящее испытание более трудным. И только те, кто преодолевал свой страх и в критической ситуации принимал верное с практической и, главное, этической точки зрения решение, считался прошедшим испытание. Этот мотив присутствует едва ли не во всех сказках – когда перед лицом смерти или другой опасности герой должен не только не испугаться, но выбрать именно этически правильное решение – не бросить в беде друга, проявить жалость к поверженному врагу, помочь нуждающемуся. Множество сюжетов построено на идее «искупления» – когда герой допускает ошибку, пугается, бросает товарища в беде, или теряет возлюбленную (то есть не проходит экзамена на зрелость, а стало быть, не является «совершеннолетним» и не может вступать в брак), но затем, со второй попытки, все же преодолевает трудности и выполняет все должным образом. Характерный пример – сказка «Царевна-лягушка». В сказке присутствует как бы несколько пластов. Первый из них, по существу, в символической форме повествует о нарушении запрета «совершеннолетия», то есть запрета вступления в связь до прохождения обряда посвящения. В этом отношении то, что невеста Ивана-царевича оказывается лягушкой (хотя и царевной), вполне логично, так как до посвящения она и не должна восприниматься как женщина. Примечательно, что наказывается Иван-царевич именно за то, что «сжег лягушачью кожу», хотя, как говорит его возлюбленная, ей эту кожу «всего три дня носить оставалось», то есть оставалось три дня до посвящения, а теперь, соответственно, ее ждет не только испытание само по себе, но и наказание за нарушение запрета (в первобытных обществах нарушение подобных запретов каралось очень строго, иногда смертью). На этот пласт наслаивается рассказ об испытаниях самого юноши во время обряда посвящения, и сказка (как сказке и положено), заканчивается хорошо, хотя изначально, возможно, это были два разных сюжета, и вовсе не обязательно первый из них был со счастливым концом.
Тем не менее, как и сказки, обряды посвящения были, разумеется, ориентированы на благополучный исход. В качестве «поддержки» испытуемым родители или родственники давали талисманы, обереги и прочие знаки «связи с домом», чтобы в трудную минуту психологически можно было на что-то опереться. Отголоски этого также довольно часты в сказках – это и «куколка» Василисы Прекрасной, подаренная ей умершей (!) матерью и помогающая ей в трудную минуту (вероятно, изначально разновидность семейного идола), и всевозможные звери (родовые тотемы), и различные «магические предметы», помогающие уйти от погони или опасности – как то гребешок, из которого лес вырастает, зеркало, оборачивающееся озером, клубок бабы-Яги и т. п.
Все перечисленное во многом определяет не только содержние сказок, но также их социально-воспитательную функцию, которая не утрачена поныне. Иными словами, как это ни парадоксально звучит, тот, кто не читает сказок, – позже взрослеет.
Условно сказки принято разделять на волшебные сказки, (в которых, как следует из названия, упор делается именно на необычные, чудесные события, путешествия в мир нечистой силы, борьбу со злом, воплощенном в каком-нибудь фантастическом персонаже и т. п., то есть те сказки о которых, собственно, и шла речь выше), сказки о животных (в которых главными действующими лицами являются, соответственно, животные; причем эти сказки, как правило, носят сатирический, юмористический и в конечном итоге назидательный характер – напр., о том, как плохо быть глупым и доверчивым (Волк из сказки «Волк и Лиса»), наглым, но в то же время недалеким (Медведь из сказки «Теремок»); сказки о животных – это иносказательные произведения, где под масками животных скрываются человеческие характеры, что в определенной степени сближает эту разновидность сказок с таким литературным жанром, как басня, с тем отличием, что в сказке мораль не проговаривается напрямую, но дается опосредованно; возможно, генетически сказки о животных восходят к тотемистическим воззрениям наших далеких предков, а также к календарной обрядности – святки, комоедицы (см. раздел, посвещенный мифологии), и социальнобытовые сказки (сказки, в которых нет ничего волшебнго или неправдоподобного; их героями являются обычные люди – Солдат, Поп, Мужик, Баба и т. п.; в таких сказках обычно восхваляются в героях такие качества, как ловкость, смекалка, умение постоять за себя, чувство юмора, и наоборот, осуждаются жадность, глупость, стремление нажиться за счет другого; подобно тому, как сказки о животных во многом сближаются с басней, социально-бытовые сказки близки такому жанру, как притча, с той разницей, что притча, как правило, обладает более ярко выраженной назидательностью и в основной массе пишется на религиозную тематику). Впрочем, как уже отмечалось, любая классификация условна, и это вполне иллюстрирует, например, тот факт, что когда на русском языке впервые появились басни Эзопа, их стали именовать притчами.
Самым знаменитым и до сегодняшнего дня остающимся одним из самых полных собраний русских сказок является «Собрание сказок А. Н. Афанасьева», которое после выхода в свет (1855 – 1863 гг.) переиздавалось множество раз. Установлено, что сам Афанасьев записал всего чуть более десяти сказок в Воронежской губернии (а в собрании их более 600), его работа состояла в большей степени в обработке и опубликовани материала, так как тексты сказок он извлек из архива Русского географического общества и вместе с этими текстами опубликовал записи сказок другого выдающегося деятеля русской культуры – В. И. Даля. И хотя «Сказки» Афанасьева изначально задумывались как научный сборник, до нынешнего времени они являются достоянием самой широкой аудитории.