Читать онлайн Горький вкус родных рябинок бесплатно

Один мудрый человек, его звали Герберт Уэллс, сказал, что каждый может написать книгу, и эта книга будет рассказывать о его жизни.

Ну что же, посмотрим, получится ли у меня. И ещё вопрос, а будет ли она интересной? Насколько мне известно, тут уж Герберт ничего не обещал. Что ж, придётся рискнуть, а вдруг будет?

Но прежде, чем начать, надо определиться, насколько она будет откровенной. Однозначно, она должна быть откровенной. Но тут же возникает этическая проблема. Про себя-то я могу писать всё, что вздумается, а другие тут причём? Никто согласия не давал, чтобы их жизненные фрагменты я выставляла на всеобщий просмотр. Думаю, единственный выход – писать под псевдонимом и имена частично изменить. Это, конечно, если книга будет иметь успех. Нескромно, самонадеянно, но «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом».

А если вдруг кто-то когда-то меня раскусит и спросит, правда ли то, о чём я написала, я улыбнусь и скажу: «Ну, конечно же, нет. Где-то что-то основано на реальности, но и своему воображению я дала разгуляться».

Тем более, что воображению в любом случае надо дать волю, ведь не настолько же моя память хороша, чтобы вспомнить всё.

1

Спать ложились рано, экономили электричество. Бабушкина пенсия – всего 48 рублей. Это её ещё, спасибо, недавно удвоили. При таком малом бюджете приходилось пореже ходить в магазин. Но бабушка, не привыкшая к тратам, нередко и эту сумму умудрялась не всю израсходовать, но на «чёрный день» не откладывала, а старалась кому-нибудь остаточек отдать. «Бери, бери, тебе нужнее. Куда мне? Вон, новую пензию уж почтальонша скоро принесёт».

Но свет тратить напрасно, без особой надобности, не следовало. Поэтому, как только управлялись с делами, лезли на печь. Ступеньки лесенкой, нижняя – самая широкая, На ней и посидеть можно, вместо стульчика. Дети, бывало, за вечер не один раз лазили вверх-вниз. И улягутся уж, бабушку поджидаючи и попутно рассматривая на потолке и стенах разные пятнышки – картинки. Потом игры затеют. Бабушка кричит:

– Тише, вы, печку провалите!

«Печку провалим! – смешно и немного страшно, – полетим с кирпичами прямо в котлы!» Но смех смехом, а нельзя печку проваливать. Как без печки?

Наконец, бабушка выключила свет. Дети поспешно отодвигаются друг от друга.

Аришка с Андреем, всё делившие между собой только пополам, давно уж разделили и бабушку. Лечь она должна между ними. Тонкими пальчиками наощупь проверили лицо. Бабушка «смотреть» должна вверх, потому что, если она наклонит голову в сторону к одному из внуков, получится, что от другого отвернётся, а это уже неправильно. Разобрали каждый себе по бабушкиной руке и притихли.

– Ну, чаво вам рассказать?

– Что-нибудь.

Диапазон тем неширок, но не беда, можно слушать одно и то же.

Вот, например, сказка про воров, которые утянули поросёнка. Она настолько бабушке наскучила, что рассказывая её, она редко оставалась в бодрствовании. И внукам приходилось то и дело будить бабушку и подсказывать ей слова, на которых она засыпала. Ребятишек же сказка каждый раз радовала юморными приключениями неудачников и справедливой и доброй концовкой. И от того, что каждое слово этого произведения они знали уже лучше бабушки, поправляя её, если вдруг её речь свернёт не туда, сказка становилась им всё родней.

Совсем по-другому звучали бабушкины рассказы о Боге. Здесь она сама увлекалась, вспоминая услышанные, дорогие сердцу, подробности. Жаль только, что подчас недоставало ей этих подробностей. Нужных книг не было, храмы далеко. Спасибо, дочь Варвара выручает, привозит время от времени переписанные на листочках тексты молитв. И с дочерью бабушка их тут же учит наизусть, так как сама почти неграмотная. Варвара уедет, обидно бывает забыть что-то и беспомощно смотреть на непонятные крючки. Но, впрочем, к ней часто заглядывают и заходят, так что спросить есть у кого. Вон и Аришка скоро зачитает. Эта девка молодец, понятливая.

Но сегодня мысли бабушки заняты другим.

– Мамка ваша опять учудила.

Детские маленькие сердечки болезненно сжались, как бывало всегда, когда ругали или не одобряли их мамку. И совсем другое дело, если над мамкиными поступками смеялись и восхищались их остроумием. Только вот дело в том, что так по-разному часто относились к одной и той же мамкиной проделке. Всё зависело от рассказчика. Бабушка Варвара матюкалась и орала. Бабушка печалилась и вздыхала. Бабушку было жалко. Инка Талалаева рассказывала так, что Аришка с Андреем покатывались со смеху и желали повторить мамкины подвиги.

– А что она сделала?

– Да шла она с Инкой Талалаевой мимо Быковых. Маня выскочила, стала на них ругаться. Что ей не понравилось? Не знаю. Те идут, и Маня за ними идёт, ругается. Им бы промолчать, а ваша мамка по заднице себя хлопает: «На, куси!»

Аришка притихла. Что тут скажешь.

– А Инка? – мамину молоденькую и немного бесшабашную подругу звали по имени и на ты.

– А Инка что? Хохочет, небось. Разве от Инки чего доброго дождёшься?

В отличии от бабушки, детям стало легче, что мамка не одна вела себя «вот так».

– А тёть Маня? – Аришке хотелось надеяться, что каким-нибудь чудесным образом все в конце помирились.

– А что тёть Маня? Ругалась. Что ей ещё делать? Не драться же.

О, это было бы совсем скверно. Аришка нелегко переживала свои ошибки и ошибки родных. В центре груди словно залёг тяжёлый камушек. Ей хотелось услышать от бабушки, что всё не так уж и плохо, что все в конце концов поговорят, поймут друг друга и помирятся. Но выразить свои чувства не могла. А бабушка уже начала вечерние молитвы. Она их чаще пела. А Аришка и Андрей подпевали тонкими голосами.

Через какое-то время правнуки замолчали, засопели, уснули. Но бабушке не спится. Наработалась за день. Гудят ноги, ноет спина, но сна нет. Тихо встаёт, стараясь не разбудить малышей. А, впрочем, их разбудить не так-то просто. Особенно Андрея.

Зажигает лампаду перед иконой и становится на колени.

Икона большая, старинная. Сын Пётр умыкнул её из какого-то монастыря. Отправили его учиться на художника в Москву, вот он оттуда её и привёз своей верующей матери. А когда вырос, возмужал, не раз и не два сам перед иконой топотал, произносил страшные слова, глубоко раня материнское сердце.

– Прости, Пресвятая Матушка Богородица, – вглядывалась в тёмный лик старенькая женщина.

И на неё в ответ смотрели скорбные глаза Царицы Небесной, держащей на руках своего Божественного Сына.

2

Аришка открыла глаза. В комнате ещё было полутемно. Девочка прислушалась. Бабушка с Андреем о чём-то тихо разговаривали. Аришка торопливо поползла с печки. Так можно проспать всё самое интересное.

– Проснулась? – ласково приветствовала её бабушка, – ну садись, попей парного молочка.

Аришка уселась за стол на лавку рядом с братом. У того уже нарисовались над верхней губой белые усы чапаевской формы. Аришке тоже захотелось такие же. Бабушка проворно поставила перед ней кружку.

– Мать нынче в Маковское поехала, – стала рассказывать и внучке последнюю информацию. – Вчера получку получила, так теперича всю там и оставит.

Аришка с Андреем весело переглянулись.

– Мамка вкусненькое купит!

– И книжки с картинками!

– И мороженое, она обещала!

– Бабуш, а когда она приедет?

– Да не скоро, ещё и туда, небось, не доехала.

Бабушка вздохнула, видя легкомысленную радость своих правнуков. Попыталась всё же донести здравую мысль и до их глупых головок.

– Нет, чтобы поберечь деньги. Или на «книжку» положить. Всё целее были бы.

Но Аришке с Андреем такая бережливость не показалась разумной. И они дипломатично промолчали, уставясь в свои кружки, и втайне надеясь, что бабушкина установка не собьёт их весёлую мамку с намеченных целей.

Бабушка махнула рукой и повернулась к своей печке.

В полутёмной комнате огонь казался особенно ярким, и освещённая, просторная, ещё порожняя печная внутренность предстала перед детскими взорами знакомым зрелищем.

Вот бабушка потянулась к ухватам, выбрала самый широкий. И на металлическом цилиндрике в печь поехал самый большой котёл, в самый дальний угол. В нём еда для коровы.

Следующие котлы поменьше – для поросят, для коз, для кур. Их бабушка ставит башенкой один на другой тоже куда подальше.

Иногда ухват дёрнется, и из-под крышки котла прольётся и зашипит сердито вода. Но бабушка живо поправит покосившуюся башенку.

Наконец, пошли небольшие котелочки с едой для людей. То есть для Аришки, для Андрея, для бабушки и всех, кто случайно или целенаправленно заглянет в этот, всегда открытый для гостей, дом. Сегодня будут готовиться щи да картошка тушённая. А для детей ещё и каша пшённая.

Аришка с Андреем имели отличный аппетит, редко от чего отказывались. И позже, конечно, попробуют и горячие щи с золотистыми маслеными кружочками, и рассыпчатую картошку с поджаристой корочкой сверху, и ароматную кашу, которая так, как в русской печи никогда нигде не получится.

Заглянут они и в большие котлы, попробуют и коровью, и поросячью еду. Нормально, вкусно. Особенно приятен запах пара, когда мнёшь мелкую картошку, сваренную в мундире. Она мягкая, легко поддаётся широкой толкушке с длинной ручкой.

А потом, уже перед сном, бабушка вновь будет заполнять котлы и котелочки новой порцией продуктов, чтобы утром осталось только поставить их в печь.

А Андрей с Аришкой будут сидеть рядышком на невысокой скамейке, и наблюдать, как бабушкин острый нож с тонким лезвием ловко отделяет спиральную кожуру от картошки. Кожура попадает в большой котёл для коровы, а картошина летит и весело плёскается в маленький, где уже собралась целая компания таких же беленьких кругляшей. Андрей выберет себе картофелину и грызёт сырую. Аришка тоже пробовала, но никак не получалось вызвать гастрономический интерес к этому блюду. Не лежала душа есть сырую картошку и всё тут.

Так и появилась первая неразделённая любовь. Неразделённая между братом и сестрой, а пока всё остальное они дружно и поровну поделили.

3

Днём дети запросили у бабушки:

– Можно, к мамке пойдём?

– Идите, она как раз с Маковского должна приехать.

– Ух, ты! Давай, Андрей, скорее обувайся.

Аришка поставила перед братом резиновые сапоги. И свои натянула. Недолго полюбовалась их блестящей, ещё новой поверхностью. Красные. Сбоку уточка изображена.

Вскоре дети шагали по дороге, топча весеннюю грязь и испытывая самые значительные лужи.

– Во, Ариш, море целое. Перейдём?

Аришка скользнула взглядом по стальной поверхности, скрывающей непредсказуемый рельеф дна, попыталась оценить неизвестность.

– Пошли.

Взявшись за руки, дети медленно вошли в лужу. Под ногами чавкало что-то мягкое и засасывающее, сапоги постепенно погружались в глубину, вода стягивала обувь и холодила ноги.

Голенища сапог уже едва торчали над водой, когда Аришка приняла решение:

– Поворачиваем, а то потонем.

Развернувшись, ускорили шаг, стараясь побыстрее выбраться из опасной лужи, начерпали ледяной воды и вскоре были на берегу.

– Ариш, у меня вода в сапогах.

– У меня тоже. Давай разуемся и выльем.

Нашли более-менее чистый пригорок с рыжей прошлогодней травой, разулись, потрясли сапогами, из которых вылилось немного воды, и побежали к мамке.

4

Маму звали Алла. Была она молодая, красивая, весёлая, любила шумные компании и застолья.

Недавно она с детьми переселилась в новый дом. Это было не первое их место жительства.

Деревня Рябинки делилась на две части – старинная, где жила бабушка, там были частные дома, и новая, поселковая, где построили советские жилища одно-, двух- и, даже, один дом трёхквартирный, которые принадлежали колхозу и местному ПМК. И колхоз, и ПМК щедро делились этими квартирами и домами со своими работниками. И одни работники, выбрав дом, в нём и проживали, другие же, как их мама, всё никак не могли определиться и переезжали с места на место, благо было много свободного жилья.

С отцом мама как раз находилась в процессе развода. Ссорились, ругались, иногда дрались. Однажды Аришка поучаствовала в такой драке.

Мамка с отцом сцепились, а она, желая заступиться за слабую мамку, ударила отца кулаком по спине. Ударила и обожгла кулак. Но не физической болью, а стыдом. Больше в драках не участвовала. А, впрочем, больше драк на её глазах и не было. О них она иногда узнавала из весёлых рассказов матери, когда та делилась деталями с Инкой Талалаевой или тёть Таней Окуневой. И в них ничего страшного уже не было.

Процесс распада семьи был недолгим, но неприятным, как ему и полагалось быть. Дети чувствовали его неизбежность. Мама была категорична. Но отец не сразу сдался, он любил свою красавицу жену, хотя уже безответно. Его качества – ум, доброту, порядочность, мама оценила гораздо позже, когда жизнь стала клониться к закату, когда многое из того, что казалось смешным и забавным, оказалось пустым и глупым.

И теперь он ещё раз попытался вернуть отношения. Но мама тут чётко обозначила границы и понастроила преграды.

Со смехом рассказывала своей подруге Инке:

– Стучится, а я двери закрыла. Уходи, говорю, а он – «не уйду». Видела, у меня возле двери в веранде стекла нет в маленькой форточке? Я кулаком в эту форточку: уходи! Уходи! Он плюнул и ушёл.

И ушёл. Уехал к родителям на свою родину. Поставил точку.

5

Дома детей ждали сюрпризы и приятности.

Во-первых, мамка привезла им целую картонную упаковку мороженого. Оно было подтаявшее и расплывалось в сладкие белые лужицы. А вафельные стаканчики местами были совсем раскисшими, в них густые белые горки были уже не холодные, мягкие и очень приятные на вкус. Словом, ещё неизвестно, какое мороженое лучше – замороженное или подтаявшее.

Во-вторых, в комнате стоял прозрачный целлофановый мешок с кукурузными палочками. Не пакетик и не пакет, а самый настоящий мешок. Размером он был с Аришку, ну, не с Аришку, а с Андрея, ну, может быть, немного поменьше.

После мороженого кукурузные палочки елись с большим трудом. Но тут их развесёлая мамка ввела в дом целую стайку Аришкиных и Андреевых подружек. Выглянув на улицу, она их увидела на дороге. Те играли в «Кашу-малашу».

Игра заключалась в том, что нужно стоять в подходящей грязи, которая должна быть мокрая в нужной мере, и топтаться в ней, поочерёдно поднимая и опуская ноги. Важно ноги не слишком приподнимать, а лишь слегка оттягивать вверх, приговаривая при этом: «Каша – малаша, каша – малаша». И ноги будут всё глубже и глубже проваливаться в весеннюю дорожную грязь. А потом в подходящий момент, а какой момент подходящий, каждый решает сам, нужно вылезти из того, во что засосало. И это непросто. Иногда приходилось вылезать по частям, то есть, сначала ноги, а потом уже пустые сапоги.

Так вот, мама прервала их игру и пригласила всех в гости. И вскоре куча грязных сапог стояла у двери, а вся эта компания грызла кукурузные палочки. Все, более-менее глубокие тарелки были в этом задействованы. А тут ещё и кстати сказка по телевизору началась. Чёрно-белая девочка в ней пела весёлые песни, размахивая корзиной с пирожками. И если у любого и каждого из жующей компании спросить, какого цвета шапочка была у этой девочки, все с уверенностью сказали бы, что красная. Это чётко и ясно было видно даже по чёрно-белому телевизору.

Аришке было и хорошо, и, всё же, неприятное чувство просачивалось в сердце. Ей было жалко, что мамка такая весёлая и щедрая для всех, а не только для них с Андреем. Но, впрочем, это чувство было не настолько сильным, чтобы испортить такой чудесный день.

6

Кто сказал, что в деревне скучно и делать нечего? Кто-то из взрослых. А среднестатистический ребёнок и в кусте крапивы найдёт много чего интересного. А уж ежели в целой деревне поискать…

Перво-наперво торопятся детские ноги на мамкину-бабушкину работу. Там иногда такая бурная деятельность, что и на их долю хватит.

Аришкина мама работала завклубом некоторое время, а потом дояркой. С Аришкиной точки зрения – обе работы хороши, но всё же…

Если включить воображение, и представить маленькую девочку, которой Аришка была когда-то, поставить её на развилке, две тропинки которой ведут на мамкины работы, и посмотреть, куда же она повернёт, то можно мысленно увидеть, как стоит она, колеблясь и вертя головой, то в сторону клуба, то фермы. Но вот – решилась, побежала. Куда? На ферму, конечно. Хотя нет, остановилась, вернулась. А, это она за братом. Взяла Андрея за руку, и побежали вдвоём на МТФ (молочно-товарная ферма).

Колхозная ферма представляла собой несколько кирпичных зданий, загонов между ними и так, по мелочам, из дополнительного. Всё это исхожено, разведано, изучено наизусть.

В одном здании – Витьки Быкова конюшня, очень интересное и популярное место, но о ней не сейчас. Напротив конюшни – телятник. Дети и там частые гости. Милые телята, беленькие и рыженькие, пятнистые самых разных рисунков. Глаза большие, круглые с длинными прямыми ресницами. Они неуверенно стоят на ножках и доверчиво тянут мокрые носы к человеческим, пусть даже детским, фигурам, в надежде, что сейчас им перепадёт что-то вкусное, и этим пробуждая у девочек материнский инстинкт. И тогда девочки готовы нянчиться с ними целыми днями.

Где-то посреди животноводческого хозяйства высится широкая башня без окон и без дверей. Лишь у самой земли выбито несколько кирпичей и получилось небольшое отверстие, как раз такое, чтобы туда протиснулась некрупная, но любопытная фигура и посмотрела, что там внутри.

А внутри там глубоко, если посмотреть вниз, и высоко, если смотреть вверх. Нет, какие-то сверху отверстия там всё-таки были, потому что внутри не темно и виден внизу мусор.

И если ухнуть в эту башню, или эгэгэкнуть, то голос окажется гулким, звонким и устрашающим. А назначение этой башни так и осталось неизвестным.

Рядом огромные круглые ёмкости, словно гигантские кастрюли на две трети вкопанные в землю. В одной такой кастрюле барда. Пахнет неоднозначно, но животным нравится. В другой кастрюле патока. Тягучая, коричневая и съедобная. Аришкина подружка Аня пробовала, сказала, что сладкая. Но Аришка, обычно не отказывающая себе ни в чём, тут застопорилась, засомневалась, а потом и отказалась наотрез даже попробовать.

Тут же и самое страшное, что может быть на ферме – быки. Иногда стоят они в отдельном загоне. Стоят и смотрят на проходящую Аришку, фыркают возмущенно, перебирают ногами. В носу кольца, это значит, что злющие и опасные. Говорят, что эти кольца вдеты для того, чтобы, если бык набросится, схватить его за это кольцо, крутануть, ему станет больно, и он сделается тихим и послушным. Вот уж в этом сомневались все. Во-первых, поди, схвати его за кольцо, так он и дался; во-вторых, от боли он совсем рассвирепеет, лучше не усугублять, потом, его нос может разорваться, и тогда кольцо останется в руках, а быка уж ничто не остановит. Вот такие картины рисовало детское воображение после встреч с этими чудовищами. И непонятно, как из милых теляток получилось такое. В какой момент происходит метаморфоза? Аришка ни разу этого не видела. И уж совсем непонятно, как пастухи с ними справляются и их не боятся.

И вот, наконец, коровник. Атмосфера здесь рабочая, активная, бодрая. Доярка должна быть расторопной, иначе не управишься. И если к дояркам пришли их маленькие дети или внуки на помощь, то эта помощь только приветствуется. Причём, труд особо не разделялся на детский и взрослый, можно делать всё, лишь тащить бидон молока не получится, не поднять.

Летом коровы возвращались с поля. Им открывали ворота, и они, приветствуя родные стены протяжным мычанием, шли на свои места. Аришка удивлялась, как в ряду одинаковых мест они находят своё. Но долго удивляться некогда, начиналось одно из опасных мероприятий, нужно корову привязать. Для этого цепью обхватывают её вокруг шеи. Приходилось рисковать, так как корова не стоит смирно, а машет своей головой. А вместе с головой машутся рога. И эти рога могут поранить, особенно страшно за глаза. Но, слава Богу, всё всегда обходилось благополучно.

И тут начиналась дойка. Обычно у каждой доярки два доильных аппарата. В свободное от их перестановки время доярка умудрялась подоить несколько коров вручную, перелить молоко из доильных аппаратов в бидон, отнести надоенное молоко в специальное помещение, где сидит тётя Зина и ведёт учёт. Здесь доярка переливает молоко в мерное ведро и потом опрокидывает его в общую огромную бочку. Здесь особый запах, свежий и сырой. Пол всегда чистый и залит водой, которая стекает в воронку в центре. Здесь же часто и председатель – Сан Саныч.

В осенне-зимне-весеннее время приходилось несколько раз в день кормить коров. Для этих целей имелась вагонетка. Вот уж весёлый вагончик для детей. Он предназначен для перевозки кормов: сена, жома, силоса. В отдельном коридорчике накладывают полную вагонетку этого добра, а потом по рельсам везут к своей группе коров. Затем раскладывают вилами по кормушкам. А коровы нетерпеливо тянутся, не дожидаясь, когда еда будет наложена как полагается и ещё с вил снимают вкусные кусочки. И становится страшно, как бы вилами не кольнули в красивые коровьи глаза. А доярки сердятся на коров за их нетерпение, матюкаются и, даже, бьют по их добрым лицам.

Аришка с Андреем тоже пользовались вагонеткой. И корм в неё накладывали, и коровам развозили, но намного веселее катать друг друга, когда один стоит в вагончике, словно капитан у штурвала, а другой изо всех сил катит её по рельсам. Но тут уж обычно кто-нибудь из доярок притворно строго упрекает: «Вы сюда работать пришли или баловаться?»

Аришка на ферме перепробовала и многое другое. Научилась следить за доильными аппаратами. Там есть небольшая стеклянная трубочка в чёрном шланге, специально предназначенная для отслеживания. В начале доения молоко густыми толчками проходит внутри неё. Но через некоторое время струйка молока становится уже и слабее. Тут нужно помассировать вымя коровы. Она немного добавит.

Научилась снимать доильный аппарат и надевать его на недоенную корову. Это всегда тревожно, так как страшноватое и засасывающее шипение воздуха заставляет поволноваться, нельзя мешкать, надо быть ловкой и четыре присоски аккуратно, одну за другой надеть на соски.

Научилась вручную доить корову. Первую свою любимку запомнила на всю жизнь. Звали её Капуста. Аришка всегда немного переживала за несолидность такой клички. Но корова вообще не виновата. Просто дояркам даётся указание дать кличку с использованием определённых букв, вот они и проявляют свою творческую фантазию. А у всех она разная, что ж поделаешь.

Капуста была спокойной и непоколебимой. А соски её были совсем не тугие. И даже тонкая струйка молока вытекала сама, когда подходило время. Вот Аришка на Капусте и отрабатывала своё умение.

Нравилось Аришке сгребать коровьи лепёшки. Это делалось специальным скребком, аккуратно и с удовольствием. Сначала с одной узкой досточки, потом со следующей. Сгребалось это добро в неширокую самодвигающуюся траншею. Особенно приятно было этим заниматься, когда этих коровьих отходов впереди много, а позади всё чисто. Тогда чётко виден результат. А лепёшки кучами и поодиночке тихо ползут себе в траншее по кругу к месту своего назначения.

А место назначения – яма, уже полная коричневой жижы. И малая часть этой ямы находится в помещении фермы, большая вываливается наружу. Зимой она замерзает, и по ней можно кататься как по льду. Страшновато, конечно, потому что глубина-то неизведанна. Глубоко, говорят.

У коров в кормушках лежат большие куски соли. Они их вылизали своими языками до глянцевого блеска. Аришка и её друзья берут эти куски прямо у коров из кормушек и сами их лижут. Вкусно.

На ферме имелся и красный уголок. Комната такая. Путь к нему лежал по длинному коридору с серыми, пещерного вида стенами. В «красном уголке» телевизор, газеты, бумаги, что-то красное по стенам. Дети там иногда находились, но недолго. Вокруг полно более интересных вещей, которые, наверное, пора заканчивать перечислять.

Вот таким было одно из самых приятных мест Аришкиного детства.

7

Другое место работы Аришкиной мамы – клуб. Там тоже интересно, хотя не так, как на ферме. Находится он недалеко от леса. Там в ряд стоят три здания: клуб, баня и ПМКовская контора. А объединяет их бетонная дорожка, которая длится столько, сколько длятся эти здания. И это очень приятное место, потому что по такой ровненькой и аккуратной дорожке можно походить, побегать, попрыгать. И тут же стоят лавочки для тех, кто любит сидеть и смотреть.

В клубе особенно интересно зимой. Перед Новым годом привозят высокую ель, устанавливают её и начинают наряжать. Стоит приятный новогодний запах. Ребятня начинает носиться вокруг ёлки, а каждая новогодняя игрушка, как маленькая сказка, стоит в неё только внимательно вглядеться.

И вот незадолго до праздника Аришка обсуждала с соседом Вовкой Окуневым свои новогодние выступления. Вовка был ровесником Андрея и его хорошим другом. Был он добрый, безобидный, сильно заикался. Знали они друг друга с самого раннего детства, так как дома их бабушек стояли рядом.

– Я выучила песню «Папа, подари мне куклу», – похвасталась Аришка, – хочешь, я тебе спою?

Вовка не стал возражать и Аришка затянула:

– Всю ночь по кры-ышам дождик капал…

О том, что для пения необходим приятный голос и музыкальный слух, Аришка узнала гораздо позже. А потом узнала, что и того и другого у неё нет. И это останавливало её, если ей вдруг приходило в голову спеть в присутствии кого-либо. Но Вовка и сам был не в курсе про приятный голос и музыкальный слух, поэтому спросил:

– А кто это тебя так научил?

– Это я сама научилась по пластинке. Мамка уже накупила всяких подарков на Новый год и будет всем дарить, кто выступит. Самая красивая там кукла. Вот я и придумала спеть эту песню. А мамка мне и подарит куклу. Понял?

– Ага. А мне что-нибудь подарит?

– Конечно, подарит. А что ты споёшь?

– Не знаю. Я петь не умею.

– Ну, можно, стишок рассказать. Ты умеешь стишок рассказывать?

– Да, вот послушай:

Маленький мальчик

Сел на диванчик,

Ножку поднял,

Фу, навонял.

– Ну, можно, и такой, наверное. – Аришка немного поразмышляла. – А другой не знаешь?

– Другой не знаю, – вздохнул Вовка.

И вот новогодний утренник или вечерник. Вся деревня собралась. Наступил момент, когда желающие могли выступить перед залом. Аришка не стала ждать, когда её попросят, и направилась на сцену. О том, что нужно стесняться и бояться, она тогда ещё тоже не знала. И поэтому, вздохнув полной грудью, громко заголосила:

– Папа, подари, папа, подари,

Папа, подари мне куклу-у-у…

А сама больше поглядывала не в зал, где зрители готовились одарить её аплодисментами, а на маму, которая копалась в подарках. И, к удивлению Аришки, наконец, выбрала… пластмассовую птичку и с улыбкой несла её дочери. Разочарование и досада на непонятливую мамку были настолько велики, что последние слова песни плавно, почти не изменяя мотива, перешли в громкий плач, да что там в плач, скажем честно, это был возмущенный рёв.

Мамка в недоумении застыла, и зал, наконец-то, заинтересовался таким необычным окончанием выступления.

Аришка понимала, что ей как-то надо обозначить свою позицию, раз уж не поняли изначально, о каком подарке она тут намекала.

–Только не птичку-у-у!

Расстроенная мамка быстро поменяла подарок и протянула дочери пластмассового ослика. Что птичка, что ослик в Аришкиных глазах были одинаково приятны, но тут уж поняла она, что не судьба и усугублять ситуацию не стала.

Следующим на сцену рвался Вовка. Его стихотворение имело такой же сомнительный успех. И, хоть зал хохотал, но стихотворение было явно не новогоднее. Мама, поколебавшись, протянула ему ту самую злополучную птичку. И Вовка её на этот раз не забраковал.

Хорошо, что и Аришке, и Вовке не приходило в голову переживать и расстраиваться по поводу своих неудачных выступлений. Хотя, если уж быть совсем честными, им даже не пришло в голову, что эти самые выступления были неудачными. Вот с подарками, тут уж, конечно, мамка сплоховала. Но детские обиды быстропроходящие. И вскоре они весело бегали вокруг ёлки. Аришка держала за заднюю ногу своего ослика. А куда дел свою игрушку её добрый приятель, Аришка не заметила.

8

Бабушка протянула монетку внукам и попросила их сходить в магазин за сахаром.

Не успели они далёко отойти от дома, как случайно оглянувшись, увидели догоняющую их Райку Окуневу. Догоняющая Райка – это из области ночного кошмара.

Райка – старшая сестра Вовки, старше Аришки на два года и тоже их соседка. Была она совсем не похожа на своего добродушного брата. В раннем детстве она враждебно относилась к Аришке и Андрею, а поскольку была сильной, то им приходилось несладко.

Вовка и Рая жили с бабушкой Валей и дедом Гришей. «Солопей» – так насмешливо, но и с тщательно замаскированной нежностью, звала своего мужа бабушка Валя. Их мама, тёть Таня, занималась, в основном, поиском подходящего спутника жизни. И эти поиски требовали изрядных затрат времени и сил, так что на детей этого добра оставалось немного. Но дети и не переживали. Вовка – добрый, нетребовательный и некритичный, даже и не догадывался, что чем-то обделён. Самым близким человеком для него был дед. Жаль только, что он стал старым и слабым и всё больше времени проводил на печке.

Райка с раннего детства помогала своей бабушке на ферме, причём, управлялась с коровами почти наравне со взрослыми, носила вёдрами воду из колодца, на огороде за ней было не угнаться, словом, оставалось удивляться, что с ней дальше будет, если процесс обретения трудовых навыков продолжится с той же скоростью. И эту её сторону оценили Аришкины родственники и нередко ставили её в пример.

– Смотри, какая Райка работящая. Во, молодец девка. Да, далеко тебе до неё.

Аришка в таких случаях делала неуклюжие попытки приблизиться к Райкиной работящности, но и сама чувствовала, что ей далеко.

Почему Райка недолюбливала Аришку и Андрея – неизвестно, но при всяком удобном и неудобном случае так и норовила их обидеть. Как-то даже ломилась к ним в закрытую дверь, почуяв, что никого из взрослых дома нет. А брат с сестрой тряслись с обратной стороны этой двери.

Аришка с Андреем тихонько мечтали, что когда-нибудь вырастут, станут сильными, и тогда Раечка у них получит. Перво-наперво, в случае внезапного роста и усиления, они нарвут крапивы и засунут её Раечке в штаны и… всё. Вот такой короткий и ёмкий план. Больше ничего подходящего в голову не приходило, но и этого было достаточно, если включить воображение. А оно рисовало им страшную и радостную картину Райкиных мучений, когда она, почему-то, никак не могла избавиться от этой крапивы и ревела на всю деревню.

А сейчас эта Райка неслась за ними, как лось. И не было никаких сомнений, что с недобрыми намерениями.

– Бежим, – Аришка потянула брата за руку. Но было бесполезно, так как Аришка не умела быстро бегать, а Андрей, хоть и ловкий, но был слишком мал.

Райка вскоре схватила их обеими руками за шивороты и резко повернула к себе.

Дети только пискнули, и, сжав головы в плечи, ждали расправу.

– Не бойтесь, – Рая всё же запыхалась, – я не буду вас бить. Вы куда идёте?

– В магазин, – пропищали оба.

– Покажите деньги, – приказала Райка.

– А они бабушкины. Бабушка сказала, чтобы мы кулёк песка купили.

– Покажите, не бойтесь, не заберу.

Аришка разжала кулак. В ладони лежал один рубль.

– Ясно, – как-то разочаровано произнесла Райка и отпустила детей. – Ладно, идите, – она повернулась и пошла обратно.

А Аришка с Андреем смотрели в Райкину неприятную спину и не верили своему счастью.

А вечером узнали, что у Окуневых пропала десятка, а так как накануне вечером к тёть Тане в гости приходила их мама, вместе с ними, то потерпевшие решили, что её украли или Аришка, или Андрей, или оба. А потом выяснилось, что десятку эту стянул Вовка. И на допросе бедный Вовка показал, что потратить похищенное он собирался на себя и своих соседских друзей, так что Райка верное направление своим чутьём унюхала. Узнав об этом, ребята очень переживали за своего друга и за конфеты. Раскрыла преступление всё та же глазастая Райка.

И всё таки Андрей с Аришкой Раечке отомстили. Жёстко. Гораздо страшнее, чем в мечтах.

9

Был зимний вечер. От заходящего солнца розовел снег, в тени же он был голубым. Этот зрительный образ всплывает в памяти и много лет спустя.

Аришка с Андреем стоят перед соседским домом. Окуневы были на ферме. Об этом дети догадались и поняли, что пришло время мстить.

Аришка первая взяла в руки снег, слепила снежок и бросила в стену.

– Получай, Раечка!

– Получай, Раечка! – повторил брат и тоже влепил снежком в дом.

Но в стену бросать не так уж и серьёзно.

Аришка слепила ещё один снежок и бросила его в стекло. Это было окно кухни. Ребята у соседей бывали, они знали.

– Получай, Раечка!

– Получай, Раечка! – Андрей не отставал от сестры.

Снежные удары были меткими и сильными. Вскоре зазвенело и посыпалось стекло, потом другое. Снежки уже летели в кухню. Дети забрались на высокий фундамент и заглянули внутрь. Пол, стол, стулья были усыпаны снегом.

– Надо посмотреть, не возвращаются ли они?

Они побежали за поворот и посмотрели в сторону фермы. Дорога была пустынна.

– Пошли ещё!

В тот вечер месть продолжалась долго, но никто не видел, и никто не остановил.

Чем могла бы закончиться эта история? Ну, естественно, такое страшное дело должно было бы закончиться страшным наказанием.

Но наказания не было. Вообще не было никаких последствий.

Уже взрослая Аришка пыталась разгадать эту загадку и не смогла.

Может быть, вернувшиеся Окуневы, обнаружив погром, не смогли сообразить, кто это сделал и поэтому преступников не нашли?

Смешно. А следы на снегу? Там, наверное, столько понатоптано было, что не разобрал бы только слабоумный.

Или Окуневы оказались милосердны и сказали, проглотим это, поймём и простим, ведь мы сами не без греха? Ещё смешнее.

Может быть, наказание было настолько суровым, что мозг решил, что в памяти это нельзя оставлять и стёр всё нафиг?

Уже, будучи взрослой, Аришка обратилась к свидетелю:

– Ма, я помню, мы с Андреем в детстве… и т.д.

На что, хоть и постаревшая мама, но в здравом рассудке и твёрдой памяти, удивилась и сказала:

– Первый раз слышу.

Больше свидетелей рядом не оказалось. Можно, конечно, связаться с Райкой Окуневой или с её матерью, тёть Таней. Но у Райки спрашивать как-то не хочется. И даже немного страшно. Мама звонить своей подруге по такому поводу тоже не согласилась. Сказала, да прям тут, может, вы и бросили снежок в сторону окна, но ничего серьёзного. Словом, отмахнулась.

Может, всё это Аришкино воображение? И явь с выдумкой она не всегда различает? Крапива в штанах – это выдумка, а снежки на кухонном полу – это явь. Или нет?

Странно всё это.

10

На бабушкиной стороне деревни был колодец, и за водой ходили к нему. Колодец-журавль. Бетонные широкие кольца уходят в землю. Там вода. Сверху столбы и воротца, выполняющие роль рычага, к столбу подвижно прикреплён шест, на шесте болтается ведро. Опускаешь шест в колодец – опускается ведро, поднимаешь шест – поднимается ведро. Как-то так.

Ходить за водой интересно, но немного опасно. И опасность эта резко возрастает зимой. Потому что вокруг вырастают горы покатого льда. Каждый раз, когда воду переливают из колодезного ведра в своё собственное, она (вода), естественно расплёскивается, и горы льда растут. Постепенно верхняя часть кольца, на которое нужно опираться, когда достаёшь воду, доходит уже не до груди среднестатистического человека, а до пояса. Стенки этого кольца и внутри, и снаружи, тоже уже ледяные. Словом, жуть какая-то ледяная стоит посреди деревни.

И вот в такую ловушку попал однажды мужик. Пьяный. Ночью. Один. Безнадёжно?

Но ему повезло, потому что бабушка ждала рождения телят. Сейчас эта взаимосвязь станет очевидной.

Чаще всего у Зорьки рождались сразу два телёночка. Мальчики. Бычки. Событие это нужно было не проворонить. Так как и корове нужна было помощь, и «послед» молодая родительница могла съесть, а это считалось нехорошо. Но в те дни, о которых сейчас речь, стояли морозы и телята могли просто-напросто замёрзнуть.

Бабушка просила Бога, чтобы Он её разбудил в нужный момент. А сама спала, просыпалась, прислушивалась.

За год до этого её разбудил стук в окно. И это оказалось тем самым, нужным ей сигналом.

А в ту ночь она услышала еле различимые крики. В другое время она может, повернулась бы на другой бок и дальше бы спала, мало ли кто песни в ночи запел. Но сейчас встала. Сходила к корове, у той всё спокойно. Вышла на улицу, прислушалась, приглушённые крики раздавались, словно из-под земли. Не сразу догадалась, что кто-то в беде, то бишь в колодце, и надо срочно вытаскивать его оттуда. Время шло, каждая минута могла стать последней для человека.

В доме ночевали сын Пётр и племянник Толик. Мигом была организована спасательная операция. Мужики притащили лестницу, опустили в колодец.

Страшный, замёрзший мужик лез из ледяной тьмы. На выходе он вцепился в бабушкин рукав и чуть не скинул её туда, откуда она его таким чудом вытаскивала.

Ну что ж, достали мужика, уложили на печь, растёрли самогонкой, влили её же ему внутрь, и вскоре он пошёл домой.

А после его прозвали «Спутником». Мол, по пьянке потерял ориентир, сбился с маршрута. Деревенский народ остроумный и в курсе последних научных разработок.

А дед Пётр сдружился со Спутником. И однажды в борьбе (дед знал несколько приёмов рукопашного боя и любил с кем-нибудь побороться) сломал ему руку. Но Спутник не обиделся, зато страшно обиделась его жена. Ох, досталось тогда и деду Петру, и Спутнику.

11

Как-то Аришка гуляла по ферме. Время было послеобеденное, летнее, народу почти нет, коров тоже нет. Чего ей там гулялось, сейчас и не вспомнить. И тут её позвала бабушка Валя Окунева.

– Ариш, иди, что я тебе дам.

Аришка подошла и стала с любопытством разглядывать бабушки Валины руки. Там явно что-то было, пока непонятное. Бабушка Валя приоткрыла ладони и из образовавшегося отверстия показалась птичья головка. Живая, подвижная и очень-очень симпатичная.

Аришка тут же протянула свои жадные ручонки, и птичка перекочевала к ней.

И вот девочка и птаха остались вдвоём. Ах, как жаль, что нет рядом Андрея. А птичку, конечно, надо выпустить на волю. Аришка поспешила на улицу. «Вот только немножко подержу её. Ах, какая она невесомая, какая она милая, а глазочек, как бусинка. Сейчас, сейчас тебя я выпущу, только поглажу пальчиком твои пёрышки на головке, только рассмотрю получше твои лапки и коготки. Ах, какие коготки! Вот только прижму твоё тёплое тельце к щеке. Ах, какое оно гладкое и нежное. Вот только поцелую твой тоненький клювик…»

И тут птичка пребольно клюнула Аришку в губу.

«Ах ты!» – Аришка в раздражении размахнулась и бросила птичку. Гнев мгновенной молнией ослепил разум. Но всё же Аришка бросила птичку не вниз, где она бы ударилась о землю и разбилась, а в сторону, чтобы нехорошая птичка всё же сориентировалась бы и взлетела. Но, к несчастью, в той стороне было небольшое ограждение. Так себе ограждение, просто столбы, которые соединялись двумя параллельными латами.

А птичка сначала летела от броска, потом энергично замахала крылышками и полетела уже самостоятельно, но всё же, в силу инерции, не успела изменить траекторию и врезалась в верхнюю лату. После удара она всё же полетела дальше.

Но Аришка видела, какой тяжёлый это был удар. Как сгоряча птичка полетела дальше, но выживет ли она?

С тяжёлым сердцем пошла девочка домой.

А ночью мама проснулась от горьких рыданий своей дочери.

– Что? Что случилось? – мама пыталась разбудить девочку, думая, что ей снится плохой сон.

– Птичку жалко! – Аришка плакала и не могла утешиться, потому что понимала, что, скорее всего, она погубила живое существо, маленькую, слабую птичку. Ах, как горько! И невозможно ничего исправить!

А мама не могла понять, почему среди ночи Аришка повторяет слова Шурика из «Кавказской пленницы» и ревёт его же слезами.

12

Центром семьи, её живым притяжением была бабушка. К ней съезжались родственники. Когда, много лет спустя, не стало бабушки, некуда стало съезжаться, никто не смог и не захотел занять её место.

Аришка с Андреем себя гостями не считали, и всем приезжающим (за редким исключением) были рады или очень рады.

Почти каждые выходные наведывался бабушкин сын – дед Пётр. Жил он в городе, в областном центре, работал художником, имел двух дочерей и жену. Был атеистом, увлекался здоровым образом жизни, хотя это и не мешало ему иногда крепко выпить.

С собой привозил он городские гостинцы, лекарства, а уезжал с деревенским изобилием. Это изобилие он запихивал в свой рюкзак со множеством завязочек и застёжек и отправлялся на станцию.

Дети его ждали, любили, он был чаще весёлый. Аришка особенно с ним сдружилась, потому что он раскрыл для неё новую грань окружающего мира, очень для неё увлекательную. От своего деда она узнала невероятную бесконечность космоса, которую невозможно уразуметь, узнала про планеты и звёзды, чёрные дыры и другие открытия астрономии. Его рассказы зажигали в её душе такую любознательность, что зачастую её от деда с трудом можно было оторвать. И такую её любознательность дед поощрял. И вкладывал в Аришкину головку все знания, какие могли туда уложиться в силу возраста.

Но одно его раздражало и даже бесило. Вера. И бабушкина, а потом и внуков. Но тут уж бесись, не бесись, а вера у старых и малых непоколебима.

Все выходные в деревне он трудился. Весело и с удовольствием. Деревенский труд сезонный. Но интересный, тяжёлый и на свежем воздухе. Аришка с Андреем тоже с удовольствием участвовали в нём.

Весной сажали картошку. Брали в колхозной конюшне лошадь, плуг, и дружно, во главе с лошадью работали. Получалось быстро. А что там сложного? Шагай по борозде да бросай картошку через промежутки, равные длине сапога плюс ещё чуть-чуть. А если случится кому замешкаться и не успеть на своём участке, то кто-нибудь из взрослых тут же на помощь спешит.

А потом дед сажал на толстый круп лошади Аришку или Андрея, а то и обоих. Ух, страшно, высоко и весело. А лошадь идёт себе смирно. И вскоре привыкаешь к её мерному шагу и расслабляешься.

Летом с дедом сено заготавливали многочисленным бабушкиным травоядным. Дед сыпал шутками и поговорками, часто любил повторять, обращаясь к кому-нибудь из детей:

– Вот, а ты говоришь, что Земля имеет форму чемодана.

Сначала Аришка отнекивалась, мол, не говорила такого, и Андрей тоже не говорил. Пыталась объяснить деду, что они давным-давно знают, что Земля – это шар, и, если вот прям здесь начать копать, копать, копать, то можно выкопаться на другой стороне Земли, и там люди ходят на головах.

И что это раньше она думала, что, если долго-долго идти, то можно прийти к краю Земли. Это такое место, где Земля резко заканчивается. И вправо-влево, везде заканчивается, и там страшный-страшный обрыв, а дальше ничего нет. А что Земля имеет форму чемодана, такое она не могла утверждать, потому что такая мысль ей даже в голову не приходила.

А потом Аришка поняла, что дед её дразнит.

Осенью белили стволы у яблонь в саду, обрезали ветки.

А зимой резали поросят.

Конечно, Аришка с Андреем никогда не присутствовали в такие моменты, и, даже, слушать не могли поросячий визг. Да что они, их отец не выносил этого и всегда уходил в дом и прятал голову под подушку. Но потом, постепенно, кто откуда, все сходились к месту происшествия.

И Аришка с Андреем стояли рядом, иногда помогали в «подай-принеси-убери». Но и просто наблюдать было интересно.

Дед Пётр зачёрпывал в кружку поросячьей крови и пил её. И всем предлагал. Все отказывались.

– Напрасно, напрасно, – вздыхал он по поводу всеобщей глупости. – В крови много железа, от неё только здоровее станете.

Но никто не соглашался таким способом становиться здоровее, кроме…

Однажды как-то все куда-то ушли и около порося остались Аришка, Андрей и дед. И он предложил им выпить по половине кружки. Сначала выпил Андрей, потом Аришка. Это было тёплое, невкусное пойло.

Спустя годы Аришка об этом пожалела, так как кровь животных употреблять в пищу категорически запрещала наша вера. Вот так.

13

Очень редко, вместе с дедом Петром, приезжала его жена. Аришка с Андреем звали её тёть Зина, хотя по статусу она являлась им бабушкой.

Была она женщиной городской и, как говорится, «из другого теста».

Однозначно её и не охарактеризовать, так как в любом определении на её счёт можно быть несправедливой. Одно можно точно сказать, была она женщиной непростой.

Вместе с дедом Петром они воспитывали двух дочек. Старшая Надя – отцова, младшая Оля – мамина. Но и отцова тоже.

Столько уж мачех описывали в литературе, что набили оскомину, и возникает вопрос, а однозначно положительных мачех, что, не бывает? Бывает, наверное, но не в этот раз.

Честно говоря, влипла Надя, как кур в ощип. И не без своего участия.

Когда-то при разводе со своей первой женой, а была она не много, не мало, актрисой, правда неизвестно, каких театров, строгий дяденька судья спросил у маленькой Надюши:

– А с кем ты хочешь остаться, детонька, с мамой или с папой?

И детонька ответила:

– С папой.

И на этой раз правосудие пошло на поводу у ребёнка. Разумеется, там были и другие аргументы, но в семейной памяти они не сохранились.

Актриса неизвестных театров не шибко, видать, горевала, и вскоре исчезла, больше её и не видели. А ребёнок остался с папой, а потом выяснилось, что к папе теперь прилагается тётя Зина.

Уж потом, когда Аришка стала взрослой, она удивлялась, как Надя выросла рядом с тётей Зиной и сохранила рассудок. Видать, изначально, она была очень сильной.

А в детстве она наблюдала, как Надю тётя Зина всё больше критиковала, считала её простушкой, если не полудурочкой.

К младшей же, Оле, было другое отношение. Её словно поставили на невидимый пьедестал, возможно, даже заслуженно. Вся родня считала её умной и перспективной. Её все любили и уважали.

Так и росли обе девчонки, и с возрастом старшая становилась простушкой всё в большей степени, а младшая обретала черты, достойные своего пьедестала.

Посади деревце, да поухаживай за ним, подвяжи веточки, направь их в нужную сторону, и вырастет оно стройным и высоким, любо-дорого посмотреть. А ткни саженец как попало, да придави его сверху пяткой, и увидишь, что будет.

Но девочки любили друг друга.

Бабушка к своей невестке внешне относилась уважительно. Возможно, она в её присутствии немного напрягалась. Но «за глаза» не сказала про неё ни одного плохого слова.

Тёть Зина в гостях вела пустые, с Аришкиной точки зрения, разговоры и оказывала Ольге всякие знаки внимания и помощь, даже в мелочах, чем удивляла и вызывала толику презрения у непривыкших к таким телячьим нежностям Аришки и Андрея. «Тёть Зина Ольке моет голову. А Ольке вон сколько лет. Мы и то сами себе голову моем».

Когда, будучи взрослой, Аришка училась в университете, то несколько дней жила с тёть Зиной. И у Аришки немного «поехала» крыша. Неизвестно, что тому явилось причиной, то ли тёть Зинина многогранность, то ли Аришкина слабая крыша, то ли и то и другое, но дело было так…

Когда Аришка явилась, как снег на голову, на тёть Зинин порог и объявила новость, что придётся тёть Зине потесниться на несколько дней и оказать Аришке гостеприимство, тёть Зина согласилась. Хотя имела полное право Аришку послать в другое место, так как дед Пётр к тому времени нашёл себе другую женщину, тёть Зину, получается, бросил, и Аришка была в таком случае здесь почти никто.

Но тёть Зина теперь жила одна. Надя уже давно отделилась, не без помощи своей мачехи приобрела квартиру, по прямому указанию той же овладела надёжной профессией, вышла замуж и развелась, растила ребёнка. Общение между ними почти иссякло. Взрослая Надежда о своей мачехе плохого ничего не сказала, та же говорила много, в основном, уничижительное. К этому времени у тёти Зины сложилось убеждение, что её приёмная дочь никчёмная дурочка.

У Оли же было почти тоже, но на порядок выше. Работа в престижном московском университете, муж, ребёнок. И ореол одарённости и таланта.

Аришка была принята. Тёть Зина ей выделила комнату. Живи, учись, занимайся, к учению в этом доме всегда относились с уважением.

В первый же вечер тётя Зина подошла к Аришке, держа в руке пачку денег, и полуторжественно сказала:

– Ариша, вот эти деньги смотри не бери, – она принялась подробно объяснять, что жильцы дачного посёлка собрали их для дачных нужд и вручили тёте Зине на хранение как избранной старосте, – так что, эти деньги общественные, я за них отвечаю.

– Хорошо, – пролепетала двадцатитрёхлетняя Ариша. О том, что любые чужие деньги взять – это воровство, она была в курсе.

И вот наступила ночь. Тётя Зина, наверное, спокойно спала в своей постели, хотя, кто знает? А вот Аришке точно не спалось. Было неприятно – в чужом доме, в чужой кровати, вдали от мужа.

Мысли перескакивали с одного предмета на другой и неожиданно наскочили на дачные деньги тёти Зины.

«А вдруг она их потеряет? Спрячет куда-нибудь и забудет, а потом решит, что это я их взяла… – мозг некоторое рассматривал такой вариант, но потом решил усугубить. – А если их украдут?»

«Кукуха», пока ещё не поехавшая, обрабатывала и этот вариант, рассматривая проблему со всех сторон, решая с какой будет легче съезжать. И решила! Правда, за давностью лет Ариша забыла плавный переход к следующей мысли. Поэтому, если логика сейчас не будет прослеживаться, это не значит, что в ту ночь логики не было. И по какому мостику скатилась «кукуха», теперь не вспомнить, но внезапно сердце дрогнуло от страшной мысли:

«А если эти деньги я возьму?»

«Как? – спросил у «кукухи» здравый смысл. – На фига тебе эти деньги? Зачем ты их будешь брать?».

Но той ночью, похоже, здравый смысл был сонный, а «кукуха» бодра и горазда на выдумки.

«Ну, многие люди делают и не такие страшные вещи втайне от других… И даже от себя. Это называется, кажется, шизофрения, раздвоение личности, когда одна половина человека даже не догадывается, что вытворяет вторая. Вспомни…»

И тут услужливая «кукуха» стала предлагать на рассмотрение все известные фильмы и художественную литературу на эту тему.

Здравый смысл запротестовал, что всё эти ужасы в фильмах и книгах, а в жизни такого не бывает.

«Бывает» – сказала «кукуха» и заулыбалась, потому что поняла, что победила.

Короче, Ариша всю ночь не спала, пыталась контролировать все половины своей личности, не дать им завладеть дачными деньгами или не натворить ещё худших дел. «Кукуха» подсказывала каких.

На следующее утро невыспавшаяся Ариша поехала в университет и весь день думала, что она сошла с ума. Подружка Лена не могла понять, что случилось. Почему Аришка такая задумчивая и оглушённая. Аришка несколько раз порывалась ей рассказать про свою проблему, но останавливала мысль, что не поймёт. Абсолютное большинство людей не поняли бы. Она со страхом осознавала, что скоро будет новая ночь и принесёт ей новое безумие.

Короче, это наваждение проходило долго и постепенно. А что стало причиной, каков механизм этой фигни и во что это в действительности могло вылиться, знают, наверное, психологи и психиатры, ну и психи, конечно. Кто-нибудь из них, возможно, и объяснил бы.

Например: в тёть Зининой реальности Аришка была человеком, который мог взять чужие деньги. В Аришкиной реальности она не могла взять чужие деньги. Но нечто стало объединять эти две реальности в Аришкиной голове.

В общем, тут какая-то психологическая загадка.

А исцеление положило своё начало в откровенном рассказе другой подруге Юле о своих страхах. И та её поняла и поддержала. Правда, сама такого не испытывала, но твёрдо знала, что в жизни бывает всякое. Потому что в своей жизни Юля тоже пережила немало.

А Аришка поняла, что внутренний огромный зверь, который, казалось, прочно поселился в её рассудке, становится не таким уж страшным червяком, стоит его лишь вытащить наружу и рассмотреть внимательно при свете и на свежем воздухе.

А как со своими душевными тиранами справлялась Надя, если они у неё, конечно, были, она не рассказывала.

14

Может и напрасно Аришка не рассказала Лене, решив, что она не поймёт, и, что хуже, осудит. Та со своим мужем тоже пережили неоднозначное событие. Правда, это было значительно позднее.

Немного предыстории.

Лена с Юрой решили переехать из районного центра в Брянск. На самой окраине города они купили избушку-развалюшку, снесли её и на этом месте построили уютный небольшой дом. Ариша бывала там. Совсем окраина. Через несколько метров начинались заросли, какие-то водоёмы, конец города.

Лена и Юра – дружная семейная пара, оба красивые, но есть у них одна черта, которую не многие одобрят – любили они по вечерам посидеть за бутылочкой. Работе это не мешало, обоим нравился и процесс, и результат. Не нравился, правда, единственной дочке Вике, но тут уж на всех не угодишь. Всё, предыстория закончилась.

История случилась вечером 6 января. Перед Рождеством.

В этот вечер то ли бутылка была чекушка, то ли ещё что, но выпить закончилось, а вечер – нет. И отправился Юра за новой дозой, магазин ещё работал, и до него было относительно недалеко. Ушёл и пропал. Нет и нет. Лена стала ему звонить.

Долго идут гудки. Наконец, берёт трубку. Голос невнятный, бормочет что-то маловразумительное. Мужики какие-то, скоро будет, бросает трубку. Немного подумав, Лена опять его набирает, нервничает, пытается вернуть мужа. Тот опять долго не берёт, потом разговор движется по тому же бестолковому кругу и прерывается. Через какое-то время Лена делает новую попытку.

Когда Юра вернулся, Лена на него набросилась, как утка на майского жука, решив, что он бессовестным образом променял её на каких-то мужиков, нахрюкался с ними до поросячьего визга, и теперь она ему задаст за весь испорченный вечер. Но Юра был почти трезвый, только бледный и перепуганный. И её возмущённый накал встретил таковыми словами:

– Лен, сейчас со мной случилось что-то нереальное. То ли у меня белая горячка, то ли я только что встретился с бесами…

Возвращался Юра уже из магазина, когда вдруг неожиданно вынырнули два мужика. И к нему. Оба юркие, странные. Таких мужиков Юра как-то и не встречал. Прицепились к нему с разговором, наседают, что-то спрашивают, тут же за него отвечают, зовут к ним в гости посидеть, выпить. Юре и не надо было это общение, и в гости ни к чему, но они увлекают, под руки тянут. А куда тянут? Понял Юра, что в той стороне, куда они его зовут, нет домов. Там кусты и поле. Затормозил он.

А у самого от всего этого мельтешения, голова как в тумане. А мужики не дают опомниться, вот уж один выпить предлагает прямо тут. Полез за пазуху и вытащил оттуда полную рюмку спиртного. Юра подумал: «А как это у него рюмка налитая в кармане была? Или он только что налил? Но я не видел».

Не хочет Юра с ними идти, но не знает, как вырваться. Хотел ударить самого настырного, а рука не поднимается. Словно под водой, все движения медленные и бессильные. Не может руку поднять для удара.

И только настойчивые звонки Лены немного выводили его из этого транса.

На следующее утро, Рождество, Юра, как только рассвело, пошёл на то место, посмотреть на следы, попытаться понять, что произошло, и куда его тащили.

15

И ещё одна история из области сверхъестественного. Или около этого.

Передавалась она из уст в уста, по дороге изрядно истрепавшись, и, если где-то получится нестыковка, отнесём её к допустимым искажениям в виду трудности этого самого пути.

Случилась в Лосевке, в посёлке, где Аришка прожила большую часть своей взрослой жизни. А вот время можно только предположить. Начало девяностых. Или последние годы советской эпохи. Неважно. Просто нужно учитывать дефицит на самые элементарные товары.

Работали в кафе девчонки. Разных возрастов. Сдружились за долгие годы. Имена народная молва не сохранила, поэтому называть будем по ходу повествования. История подлинная.

Пришла на работу Катя, напуганная:

– Девчонки, посмотрите, что я нашла у себя под ступеньками.

Она держала в руках спичечный коробок. Девушки собрались вокруг, смотрят на коробок, но взять в руки не решаются. Уж больно вид у Кати тревожный. Не хочется и самим такими же тревожными ходить.

Катя поняла, что все ждут её дальнейшие разъяснения, раскрыла коробочку.

Девочки склонили носы ниже, разглядывают.

– Что это? Земля? Похоже на землю. Или песок? Может, порошок какой? Где ты, говоришь, нашла?

– Под ступеньками. Я там ключ прячу. А тут гляжу, спички, раскрыла коробок, а тут это… не спички.

– Лучше бы ты его в руки не брала.

– А что ж теперь делать?

– Не знаю.

– Не знаю.

Одна за другой девочки признавались в своей беспомощности, и лишь верная подруга Света предложила решение:

– К бабке надо ехать.

– К какой бабке? Не знаю я, никаких бабок.

– В Ясенево, слышала, есть какая-то.

– Ой, да я боюсь. Свет, поехали вместе?

– Ну, поедем.

Когда сходили подруги с автобуса в Ясенево, понятия не имели, где эту бабку будут искать. Но язык, говорят, до Киева доведёт, а уж до киевской ведьмы, то бишь, ясеневской, тем более. Короче, нашли.

Бабушка проблему поняла с ходу. И действовала осторожно. В руки злополучный коробок не взяла, велела положить его на платочек, девкам наказала сидеть подальше, не мешать, пока она работать с неопознанным материалом будет. Все сели. Бабка перед коробком, что-то шепчет. Девки подальше, на диване, во все глаза за бабкой наблюдают.

Бабка шепчет, издаёт какие-то звуки, закатывает глаза. А потом как стала зевать. Как стала зевать. Жуть. Катя со Светой сидят, дрожат, по реакции бабки понимают, что всё серьёзно.

Долго длилась процедура. Потом бабка встала, завернула коробок в тот же платок, подаёт хозяйке. Та не проявила желание брать в руки такое. Но бабка успокоила:

– Не бойся! Сняла я страшное заклинанье. Сильно кто-то постарался. И на тебя, и на всю твою семью наложил. Теперь слушай внимательно, что дальше делать. Бери, не бойся, прямо в платочке сожги, пепел весь собери и раскидай по киевской трассе, чтобы машины своими колёсами этот пепел куда подальше увезли.

(В пяти километрах от Лосевки проходит московско-киевская трасса).

Света и тут верной оказалась, не бросила подругу. Вместе как-то добрались до трассы, там же, на обочине сожгли. Долго пришлось повозиться, немало дополнительно вспомогательных материалов сжечь. Пепел бережно собрали, а потом и по трассе щедро рассыпали, стараясь по тем местам, где колёсная колея находится, чтобы уж около Лосевки этой гадости не осталось.

Всё, казалось бы, конец повествования, но нет. Осталось немного.

Через какое-то время в кафе пришла общая подруга и бывшая коллега Оксана. Она здесь раньше работала, часто заходила, со всеми дружила. Зашла в нужный момент, когда народу никого, все работницы сидели за столом и чаёвничали. Ну, она знает, когда заходить.

Поздоровались, пообщались, потом Оксана и обращается к Кате:

– Ты у меня перец молотый просила. Я к тебе приходила, тебя дома не было. Я под ступеньки положила. Ты нашла? В спичечном коробке?

Молчание… потом хохот… и ответ Кати:

– Нашла, и уже сожгла, и пепел по киевской трассе раскидала.

– За..чем?

– Чтобы машины своими колёсами куда подальше увезли.

Теперь, всё.

16

Путь на конюшню открыл, наверное, Андрей. В пять лет он проскакал на коне по деревне. Все ахнули. Свидетели этого зрелища пытались это самое зрелище остановить. И начало было положено.

Вскоре тропинка на конюшню забетонировалась от детских ножек. Всему виной – редкостное добродушие конюха Витьки Быкова. Был он по деревенским меркам дурачок. В армию не взяли – забраковали, и он нашёл себе место около лошадей.

Родители его были людьми нормальными. А вот с детьми неувязочка вышла. Старшая Валя приближалась к норме. Но отклонения всё же были. Не все и не сразу это замечали.

Однажды из-за неё подрались два солдата (воинская часть останавливалась в деревне). Так вот, солдаты не просто подрались, но один другого ранил ножом. Все охали:

во-первых, жалко было пострадавшего;

во-вторых, жалко было нападавшего. Аришка его видела сразу после происшествия, ещё до приезда милиции. Он был пьян и плакал;

в-третьих, а подрались бы они из-за Вали, если бы как следует её узнали? Много деревенских и мужиков, и баб не прочь были бы солдат в этом вопросе просветить.

Чем дело с солдатами закончилось – неизвестно, а вот бедную Валю никто не пожалел. Но вскоре она уехала и там, вдалеке, вышла замуж. Говорят, удачно.

Средняя Галя получилась немного похуже. По возрасту она была поближе к Аришке и её подругам и они, бывало, общались. Галя часто просвещала девочек во всяких женских делах. И Аришка, однажды наслушавшись её, решила, что замуж не пойдёт. Потому что, ну просто невозможно пережить эту первую брачную ночь, да и людям как в глаза смотреть после такого?

А вот между сердцами детей и сердцем младшего, парня лет восемнадцати – двадцати, Витьки, протянулась приязнь, которая породила на некоторое время немного странную и необычную дружбу.

Потом дети выросли и, как-то незаметно, оставили Витьку, и он остался один. Но это было потом.

Витька был темноволосый, волосы вьющиеся. Лицо мягкое, улыбающееся, добродушное. Он чаще молчал, слушал и соглашался. И детям он не казался таким уж дурачком. Скорее по развитию он был равным с ними, а потому с ним было интересно. Уговорить его на какие-либо приключения было легко. Но обычно хватало и его работы в качестве приключений.

Вот, например, зимой.

Витька запрягал в сани подходящую лошадку. Дети крутились рядом. Вскоре мальчики тоже научились запрягать. Научилась этому и Райка Окунева. В последнее время они с Андреем сдружились. Оба ловкие, шустрые.

Аришка эту арифметику так и не осилила (в смысле лошадей в сани так ни разу не попробовала запрячь). И вообще, чувствовала себя немного неповоротливой.

Итак, лошадка готова, в санях подстилка в виде соломы, дети горохом сыпались сверху, усаживались как придётся. Вожжи брал в руки Витька, но мог и передать их любому желающему, и начинался путь.

Лошадка шла шагом или бежала ленивой рысью. Полозья издавали скрипучий визг и оставляли после себя две гладкие полосы. Мимо проплывали дома, деревья, а потом выезжали в поле. Там стояли стога сена или соломы. Витька вилами нагружал это добро в сани. Дети помогали, чем могли. Чаще руками. А то и просто утрамбовывали своим весом. Нагружали немного, жалели лошадку, а день длинный, можно и ещё разок съездить.

И как-то получалось всё ловко, весело и безобидно.

Аришка раз попала под сани. Одна сторона полозьев проехала прямо по её туловищу. Но, то ли она лежала в глубоком снегу, то ли эта процедура вообще не опасная, всё оказалось быстро и безболезненно. Хотя Витька испугался, даже на руки Аришку подхватил. А Аришка только глазами хлопала, испуг быстро прошёл, а удивление задержалось: «И как это меня не раздавило?»

Больше всего с Витькой Быковым и его конюшней дружили Аришка с Андреем, Райка и Вовка Окуневы и Аня Галдина.

17

Анька Галдина была из многодетной семьи. У неё есть старший брат Ваня, она вторая, а потом рождались и рождались, в основном, братики. Ну, и две сестрички порадовали уже отчаявшуюся дождаться Аньку.

Ваня, хоть и немного был старше, гулял с другой компанией, и с Аришкиными друзьями они редко пересекались.

А вот Анька была подругой Аришки. Её мама также работала на ферме. Возможно, там они (Аришка и Аня) и познакомились. Но не факт. Когда с рождения люди живут рядом друг с другом, какой момент можно считать знакомством?

Может быть тот, когда, наконец, встреча запомнилась. Но самые ранние воспоминания нечёткие, фрагментарные, ускользающие. Потом припоминаются более сюжетные, но, поди, разберись, какое из них было раньше.

Вот Аришка с Анькой помогают соседской бабушке-старушке. На тачке перевозят досточки. Работают и во всё горло распевают пионерскую песню о самоотверженных героях, то есть, кажется, про себя. И хоть сами ещё явно октябрята, но самодовольное воображение устремлено в светлое будущее.

Тут же услужливая память предлагает полюбоваться на будущих пионерок с другого ракурса. И кому из них первой в голову пришло назначить.. (страшно сказать) любовное свидание Витьке Быкову в.. (ещё страшнее) лесу. Идут в лесок, такие довольные, взявшись за руки. И Витька на лошади их обгоняет. Тоже торопится на свидание.

Ну что ж, состоялось рандеву.

Домой вернулись в зимних сумерках и с мётлами. Нашли целую кучу этих мётел. Видать лесные рабочие с осени заготовили, да забыли вывезти. Вот и решили девчонки домой прихватить.

А вот ещё одно.

Лето. Всё зелено, солнце, птицы. Аришка с Аней гуляют около леса. Здесь растут кусты орешника, а под ними земляника. За каждым кустом, как за дверью, комнаты зелёные открываются: одна, другая, разные. И все уютные.

У Ани на руках братик Мишка, он ещё не умеет ходить.

Мишка болеет какой-то непонятной болезнью: ему нельзя плакать. Аришка это уже знает, но ни разу не видела, в чём там дело.

И вот что-то случилось – заревел. Аня торопливо его пытается успокоить. Она трясёт его на руках и а-а-акает. Аришка беспомощно наблюдает рядом. У неё совсем нет опыта общения с такими малышами.

Мишкин плач усиливается и вдруг замирает на какой-то высокой ноте, но это потому, что похоже, он перестал дышать. Словно в его горле этот плач застрял вместе с воздухом в каком-то определённом месте и не проходит ни туда и ни сюда.

Глаза его закатываются, лицо синеет, и он становится как тряпичная кукла. Анька его трясёт, хлопает ладонью по спине. Аришка в напряжении ждёт, когда это всё закончится. А это длится, длится, становится страшно, вдруг Мишка уже не задышит.

Наконец, крик находит выход, прорывается наружу, Мишка вдыхает воздух, девочки тоже облегчённо вздыхают. Фух, всё.

В родной деревне девчонки прожили бок-о-бок много лет, много было у них ещё приключений, но о них рассказ впереди.

18

Когда в деревню на постой, или на работу, или по какой другой государственной надобности, вселились солдаты, это, естественно, взбудоражило всю деревню, особенно женскую её половину.

Солдаты расположились на краю посёлка в пустующих казённых домах. И дети первыми потянулись в ту степь.

Солдаты были щедрыми и гостеприимными. Дети нахальными и без комплексов. Вскоре малышня узнала имена самых доверчивых, и, придя к, теперь уж, солдатским домам, кричала что-то типа: «Сергей, выйди-и. Саша, выйди-и!». Те выходили. Часто с тарелкой, на которой лежал твёрдый кусок киселя. Это было угощение для деревенской детворы. И дети его по очереди и с разных сторон грызли. Или разминали в густой порошок и лизали.

Иногда случалось проникнуть и внутрь казармы, где малышня с жадным любопытством рассматривали солдатский быт, а те, обычно, на детей особого внимания не обращали и занимались своими делами.

Один случай Аришка вспоминает со стыдом. Они как-то с Аней Галдиной попали в солдатскую столовую. Был обед. Солдаты сами ели и девочкам подали солдатский борщ и перловку с рыбой. А на третье, как полагается, компот.

Но девочки не торопились есть, потому что знали, что в большой алюминиевой кастрюле была сладкая молочная каша. А её-то солдаты девочкам не предложили, а вот её-то девочки и хотели больше всего на свете, на тот момент, разумеется, и задумали хитроумный план. А если вещи называть своими именами, то, получается, кражу.

Они ели борщ с перловкой так медленно, что пересидели всех солдат. И те ушли по своим солдатским делам. В столовой остались Ариша, Аня, вожделённая кастрюля и ещё кое-что из ненужного.

Едва за последним солдатиком закрылась дверь, две ненажравшиеся подружки подняли крышку огромной кастрюли. Каши там было – белое море. Каша была манная и густая. Они схватили по ложке и стали есть прямо из кастрюли. Черпали и воровато оглядывались на дверь. Но никто не зашёл.

После, чтобы скрыть следы преступления, они разгладили поверхность каши ложками, оставляя гладкие полосы и вывалились из столовой. На этот раз – наелись.

Аня, иногда рассказывала эту историю с романтическим блеском в глазах. Уж очень каша была вкусная. Аришка, хоть и поддакивала, но её смущало какое-то сомнение. Как-то всё представлялось неприятно удивлённое лицо повара, когда он рассматривал непонятные борозды на каше, пытаясь разгадать их происхождение. И разгадывал с тяжёлым вздохом. «Запусти козла в огород…»

19

Коровы в деревне были у многих. Почти половина дворов имела у себя рогатую любимицу. Доярки, естественно, в своём хозяйстве коров не заводили, молоко приносили с ферм. Надоят вручную от той коровы, которая даёт самый вкусный продукт, перельют в баночку, баночку поставят в коровью кормушку в уголок, присыплют сенцем. И стоит оно, дожидается окончания дойки. А когда домой пора идти, доярка сунет банку подмышку, зимой за фуфайку и идёт себе спокойненько. Даже мимо Сан Саныча – председателя. Но, что он, не знает, что у доярки свои детки и их кормить-поить надо.

Ни разу Аришка не замечала, чтобы кому-нибудь доставалось за добытое таким образом молоко.

Мало было коров и среди молодого поколения, живущего в поселковой, более современной части деревни. Там уже были жители, повёрнутые на городской образ жизни. Им хотелось после работы отдыхать.

А вот старшие растили своих детей и внуков на своём молоке.

Пастуха не было, коров пасли по очереди.

Когда наступала бабушкина очередь, Аришка всё хотела раньше проснуться и тоже гнать коров в поле, забирая каждую от своего двора. Аришка просила бабушку, чтобы та её обязательно разбудила. Убедительно просила, так ей казалось. Но бабушка в этом смысле была человеком ненадёжным. Аришка это уже поняла и больше надеялась на какое-либо чудо, которое её вовремя разбудит. И ведь правильно надеялась! Разбудило чудо-то. Аришка чуть ли не кубарем скатилась по печной лестнице и на улицу.

Солнце едва взошло, изумрудная трава была мокрой от росы, петухи кричали, птицы пели, а вот бабушки и коров было не видно, не слышно. Аришка остановилась в нерешительности. Куда повернуть? Если бабушка уже прогнала коров, значит, она всё-таки проспала и надо бежать на поле, чтобы хоть к чему-нибудь поспеть, а вот, если она не опоздала…

Аришка, наконец, решилась и повернула в ту часть деревни, в которой начинают собираться коровы в стадо. И угадала.

Бабушка была ещё, можно сказать, в самом начале пути. Увидев Аришку, она удивилась:

– Проснулась?

– Ага, – сказала Аришка хмуро, обиду надо всё-таки показать. – А ты меня опять не разбудила.

– Ну, будет, помогай мне теперича, раз спать не хочешь, – бабушка протянула Аришке длинный кнут.

И они пошли. Как командиры. Аришка чувствовала себя такой деловой и важной, что никак не могла прогнать у себя с лица дурацкую глупую улыбку, которая всё портила. Девочка время от времени била кнутом по пыльной дороге и кричала недовольным голосом, подражая суровым пастухам: «А ну, пошла», – на замешкавшуюся корову и та послушно отрывалась от вкусной травки и ускоряла шаг.

А впереди возле своих дворов стояли хозяйки с новыми коровами, стадо увеличивалось в размерах, так что Аришка стала опасаться, что может потерять над ними свою власть.

На лугу удобно разместились с бабушкой под одиноким деревом, а коровки мирно паслись рядышком. Теперь до обеда лежи, сиди, наблюдай за скотиной.

В жаркие дни коров в обеденное время гоняли в деревню. Чтобы их напоили, подоили дома. Но чаще дойка была полевая. Коров подгоняли ближе к деревне и оттуда уже выходили хозяюшки с подойниками и детьми. И хозяюшки, и коровушки искали глазами друг друга и приветствовались. Коровушки ласковым «му-у-у», а хозяюшки хлебом с солью. Хозяюшки раскладывали захваченные стульчики, усаживались около кормилицы, стараясь укрыть упругое и беззащитное вымя от завистливых и дурных глаз. Дети тут же затевали нехитрые игры, резвились на вольной воле.

После дойки подойник аккуратно сверху завязывали чистой пелёночкой и расходились по домам, весело беседуя с подругами и соседками.

А коровушки – лапушки вновь принимались за своё коровье дело, чтобы и вечером хозяюшку было чем порадовать.

Было около четырёх часов, когда бабушка заволновалась:

– Ариш, побудешь с коровами тут одна? Я быстро схожу, напою коз.

– Ла-адно, – неуверенно протянула Аришка и посмотрела на своё стадо. Всё выглядело мирно, казалось, что так и будет.

Бабушка торопливо пошла в сторону деревни, а коровы стали вдруг вести себя не то, чтобы подозрительно, а как-то не совсем правильно. Только что они паслись спокойно и очень даже кучковато, а сейчас стали расширяться. Вот одна рога навострила, ест траву, быстро переходя от одной вкусной метёлке к другой и двигаясь от стада. Надо её повернуть, пока она совсем не удрала в чистое поле.

Аришка побежала к ней, замахала перед её мордой прутом, корова нервно повернула.

Аришка увидела на другом конце стада – ещё одна вырвалась, того и гляди нырнёт в дремучий лес. Аришка побежала к ней…

Когда минут через тридцать бабушка показалась на околице, стадо как подменили.

По полю бегали полубезумные коровы, не понимая, что от них хочет эта дурная девчонка с писклявым голосом. За коровами бегала Аришка, не понимая, как заставить этих дурных животных остановиться и успокоиться. До бабушки донёсся едва слышный плаксивый голос:

– Бабуш, иди скорее, а то они сейчас разбегутся.

Бабушка ускорила шаг.

Уже после, успокоившись, Аришка поняла, что пастухом быть не так уж и легко.

20

В центре деревни стоял магазин. В нём работала тётя Валя по прозвищу Завмаг. Иногда её ещё называли Перерыв.

Магазин работал, не особо соблюдая режим. Завмаг могла отлучиться домой в любое время, объяснив потом ожидающим её односельчанам, что это был перерыв.

Впрочем, односельчане не так уж часто бегали в магазин. И часы нашествия покупателей тётя Валя, конечно же, знала.

В первую очередь шли в магазин, когда привозили хлеб. А привозили его очень редко. В разговоре на эту тему со своим любимым дядей-одесситом, Аришка сказала, что, наверное, два раза в месяц. Дядька не поверил. Аришка тогда подумала, что, возможно, она ошиблась, но насколько – не знает.

В тот день, когда привозили хлеб, бабушка и её соседи шли в магазин с пустыми чистыми мешками, а возвращались с теми же мешками, но наполненными под завязку ржаными буханками.

Иногда до следующего приезда хлебной машины эти буханки покрывались густой пушистой плесенью. Тогда обрезали со всех сторон корки и ели немного чёрствую и суховатую внутренность. И она была неплоха на вкус. Поэтому по дальнейшей жизни Аришка плесени не боялась, смело отодвигала её в сторону, если в этом была нужда и употребляла продукт.

Ещё в магазине давали конфеты «внагрузку». Это когда конфеты, в фантиках или без, потеряют свой товарный вид в виду непредвиденно долгой лежалости, пустят свои конфетные соки, слипнутся друг с другом в большой спаянный комок, вот тогда Завмаг начинает продавать их «внагрузку». То есть, хочешь ты или не хочешь, но к твоей покупке добавят комок такой, какой удастся урвать у большого общего комка.

Вначале, когда сосёшь эти конфеты, их поверхность кажется неприятной для языка и немного безвкусной, но потом эта поверхность растворяется и начинается гладкая и сладкая внутренность.

В магазине бывали очереди, но стоять в них среди односельчан интересно. Столько разговоров, шуток, новостей, перебранок.

Мужики, бывало, без очереди покупают себе бутылку и на закуску зачёрпывают прямо из бочки мелкую рыбёшку. Засунут руку в коричневую жидкость и вытаскивают столько, сколько поместится в жмене. Только головы и хвосты торчат во все стороны между пальцев. Завмаг её не взвешивает, а чуть прищурив глаз, так оценивает и щёлкает костяшками весов, прибавляет к стоимости бутылки несколько деревянных колёсиков.

А в больших голубых ящиках лежат конфеты. Вот из-за этих-то конфет Аришка и мечтала, когда вырастет, стать продавцом. Можно то из одного ящичка конфетку съесть, то из другого. Вон их сколько, кто заметит?

21

Если следовать Аришкиному рассуждению и моментом знакомства считать первое воспоминание об этом человеке, то воспоминание о Танюшке Вершининой следующее.

Магазин. Очередь. Впереди Аришки красивая куртка. На белом фоне красные узоры. В куртке девочка. Она стоит спокойно, смотрит на ассортимент, на продавщицу, на Аришку не смотрит, Аришка сзади. Почему-то кажется, что это – то самое знакомство или полузнакомство.

Второе воспоминание (девочки уже общаются): Аришка пришла к Танюше в гости и та делится радостью. Научилась танцевать.

– Хочешь, покажу?

– Покажи.

И Танюша под собственное «тра-та-та, та-та-та-та», резко вскинув руки, затопав ногами в такт, затанцевала «лезгинку».

– Здорово, – оценила Аришка, – научи и меня.

Недавно к Аришке попали редкие фотографии деревенских детей, и у неё сжалось сердце. Танюшка особенная. Это чувствовалось тогда, это видится и из «прекрасного далёка».

Высокая, длинноногая, в нарядных аккуратных платьицах. Густые белокурые волосы украшены бантами. Большие серо-голубые серьёзные глаза.

Аришка часто приходила к ней в гости. В её доме было уютно. Родители её были в возрасте. Танюшка была «последышком». Старшие братья поженились и разъехались.

С Танюшкой было приятно и мирно. Всё, что она делала, хотелось делать с ней.

Каждый день она вымывала в доме полы. Во всех комнатах. Аришка ни разу не слышала, чтобы её заставляли. Возможно, это вообще Танюшкина инициатива. Полы были покрашены красно-коричневой краской, кое-где верхний слой облупился. Ну, ещё бы, столько мыть!

Программу телепередач, напечатанную в газете, она просматривала и отмечала интересное подчёркиванием. Аришка хотела перенять эту привычку и пару раз дома у мамки так делала, но вскоре забросила. Дома это казалось пустым занятием.

Танюшкин дом стоял у самого леса. Сразу за забором грунтовая дорога делала поворот, а за дорогой – лес. Но сколько там было уютных уголков для игр!

На ферму и конюшню Танюша не ходила, играла в девичьи детские игры.

Где-то посреди дороги между домами Танюши и Аришки рос старый дуб. В его дупле девочки устроили тайник. Туда клали записки друг для друга.

Танюшка была чудом, безупречной девочкой. И Аришка, чувствуя рядом с ней свою второсортность, часто у неё спрашивала:

– Танюш, с кем ты больше всех дружишь?

И с облегчением слышала в ответ:

– С тобой.

Как-то к Вершининым приехал старший Танюшин брат с семьёй. Погостив немного, оставили своего маленького сына Серёжку и уехали по своим делам.

И стали они играть втроём. Малыш был послушный и тихий.

А потом случилась неприятность. Пропала колода карт. И родители Танюши подумали, что их украла Аришка.

– А ты что думаешь? – Аришка не стала отпираться, понимая, что это пустое, ей просто нужно было знать мнение любимой подруги.

– Я думаю, что их Серёжка куда-то подевал, – по её тону Аришка поняла, что у подруги нет сомнений.

И потускневший на какой-то момент мир вновь заиграл красками. А потом эту колоду нашли под кроватью.

Как-то холодным летним днём гуляли с девочками.

Кто-то сказал:

– Ариш, у тебя одна губа синяя, другая красная. Посмотрите, девочки, как смешно.

– Потому что я замёрзла. У меня ноги замёрзли.

Обутая в туфельки, Аришка была без носок.

Танюша сказала:

– Нужно ноги обернуть газетой.

Где-то нашли газету, Танюша помогла Аришке. Ух, как стало ногам тепло и приятно. Прямо чудо какое-то.

Уже став взрослой, Ариша читала об этом способе в «Унесённых ветром».

Говорят, что человек как алмаз с множеством граней. И общаясь с кем-нибудь, люди соприкасаются похожими гранями. Поэтому в другом человеке мы видим своё отражение, свои качества. Аришке хотелось бы думать, что она в чём-то была похожа на свою подружку.

22

Бабушка Варвара приобрела для своей матери козу. Это было взрослое наглое создание с вздорным характером. Козу звали Седкой.

Ещё повезло, что она была безрогая. Шерсть её была седая, уши торчали в разные стороны – узкие и длинные. Из круглого вымени точно также торчали в разные стороны соски.

Вообще, вид у неё был дурацкий. Но смех над собой она не любила, и судя по всему, о себе была высокого мнения. И, если что-то не так, тут же становилась на «дыбки», то есть, вскидывалась на свои задние кривые ноги, угрожающе нагибала голову, забывая, что у неё нет рогов, и бросалась на обидчика.

Иногда обидчику доставался удар «поддых», иногда обидчик улепётывал, но чаще обидчик принимал бой.

Глаза её были полушальные. Какой-то разум светился в прямоугольных зрачках, но дурь светила ещё ярче.

Седка была брезгливая, и, если ей давали откушенное печенье или яблоко, она его ловко переворачивала своими губами прямо во рту, откусывала нетронутую часть, а попорченную чужим ртом роняла наземь.

Потом Седка размножилась, и появилось много других козочек и козлов, но как-то они не обрели индивидуальность.

Хочешь поссориться с соседом? Заведи коз. Это не про бабушкиных. От дома они никуда сами не отходили. Всегда жались к широкому порогу или к дворовым воротам. И ждали бабушку, потому что гуляли только с ней.

Бабушкин день был наполнен работой с утра до позднего вечера, но всё же она выделяла время для коз. Она выносила складной лёгкий стульчик, подарок сына Петра, вскидывала через голову и плечо верёвку плетушки и шла. Козы тут же трогались за ней. Она переходила пыльную дорогу. На той стороне улицы когда-то, возможно, был дом, теперь же экраном открывался живописный вид на лес чуть вдалеке и зелёный лужок перед ним. Здесь и пасла бабушка коз. В минуте-другой ходьбы от дома.

На этом лужке пересекались умеренно заросшие лозой овраги. Это был почти идеальное место для коз.

Бабушка никогда не сидела без дела. А если была возможность совместить несколько дел сразу, она эту возможность не упускала.

Вот и пася коз, она рвала крапиву для поросёнка, резала лозу, чтобы позже сплести новую плетушку, связывала прутики в вязанку и, нагрузившись дарами природы, возвращалась домой со своими питомцами. Козы её любили, и даже Седка никогда свои подлости не совершала по отношению к бабушке.

Бывало бабушке некогда пасти коз, и она просила Аришку отогнать их на луг.

О, это морока. Козы никак не хотели видеть в ней вожака или хозяйку и добровольно идти с ней отказывались. Тогда Аришка принудительно старалась сделать их сытыми и счастливыми и, взяв где-нибудь подходящую палку, начинала гнать их к козьему счастью, свежей зелёной травке и вкусной горькой лозе.

Козы сопротивлялись, как могли. Как говорится: «Их в дверь, они в окно». Только на одном фланге Аришка начинала одерживать победу и вести наступление, на другом козы прорывались назад и сводили на нет все усилия.

Аришке самостоятельно редко когда удавалось отогнать коз на достаточное расстояние, чаще кто-нибудь помогал.

Но, когда козы насильно удалялись от дома на несколько метров, они сдавались и уже шли спокойно туда, куда им указывали палкой.

Аришка же на лужку немного по-другому проводила своё время. Чаще всего уткнувшись в книжку. Иногда собирала грибы, наверное, луговые опята. Но бабушка называла их как-то иначе.

Бывало, подражая бабушке, рвала крапиву, чтобы позже нарезать её мелко на круглой досточке поросятам. Правда, в отличие от бабушки, делала это только в перчатках. Хотя и перчатки не всегда помогали, и ядовитое острое жало все же проникало сквозь ткань. Бабушка перчатки не признавала, удивляя Аришку своей стойкостью. Говорила, что натруженные руки потеряли чувствительность к мелким пакостям окружающего мира, в частности, крапивы.

23

Бабушка была верующей. И в то время, брежневское, это было возможно. Она просто игнорировала другую позицию, будь это точка зрения советской молодёжи, советских властей или советских соседей. Вот только мнение советского сына оказалось неприятным и болезненным. И ещё страх за него, за безбожника и хулителя.

Не знала тогда ещё бабушка, что это его мнение как ветром сдует, лишь только придёт лихое время и принесёт с собой онкологию.

Бабушка молитвы знала наизусть. Чаще она их пела за работой и перед сном. Церковных книг не было, да и читать бабушка практически не умела. Она радовалась каждой новой молитве, которую на листочке, переписанную от руки, приносила дочь Варвара и тут же начинала учить её.

И поэтому долгое время Аришка и не догадывалась, что в стране идёт борьба с религией. Бабушка верила открыто.

На Пасху, на второй день, вся деревня ходила на кладбище. Вставали чуть пораньше. Бабушка управлялась со своим многочисленным хозяйством и время от времени поглядывала в окно.

– О, уже Валя Окунева пошла. Юбка – новая, платок так и горит.

Кладбище было в соседней деревне. Идти было весело. Нарядная Аришка в красном брючном костюме. На расклешённых брюках белый узор. Красиво!

Расстилали скатерть на могиле бабушкиной сестры Пелагеи и расставили всякую снедь.

Яркое солнце, голубое небо, сочная молоденькая зелень, воздух свежий, с утра немного прохладный, а к полудню – почти лето. Только пока ещё без мух, комаров и зноя.

На белоснежных скатертях яркие синие и розовые яички.

Потом бабушки сходились к братской могиле и громко пели: «Христос воскрес из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав».

И если советское начальство по слабости ума в эти минуты оказывалось где-то поблизости, то, наверное, как-то незаметно пыталось исчезнуть. Впрочем, это всего лишь предположение, потому что Аришка ни разу не видела на кладбище начальников. Все как-то, более-менее, равны.

Ближайший храм был далеко в Тростянке, километрах десяти от деревни, и ещё один на таком же расстоянии в Лосевке.

Бабушка в храм ходила не часто. А уж Аришку с Андреем с собой никогда не брала. Обещала только.

Накануне вечером вытаскивала из сундука лучшую одежду, а дети канючили рядом.

– Бабушка-а-а, а ты нас разбуди-и-ишь?

– Разбужу, – легко соглашалась бабушка.

– Мы вправду дойдё-о-ом, мы быстро ходи-и-им!

– Конечно, быстро!

– А чего ты нас в прошлый раз не взяла?

– А я вас не добудилась!

– А ты сильней толкай!

– Ладно, буду сильней толкать.

Но ребята не очень доверяли бабушке. Решили на этот раз привязать свои руки к её руке верёвочками. Она встанет и их дёрнет, они и проснутся. А дальше они уж не отвяжутся, в том смысле, что пойдут с бабушкой в церковь, она их не сможет прогнать.

Но на следующее утро проснулись дети одни. Не было ни бабушки, ни верёвочки. Они помчались из деревни и остановились на околице. Куда дальше? Есть дорога налево. По ней из одной деревни в другую и таким образом можно попасть, наверное, в неведомую Тростянку. А второе направление – в Лосевку.

– Куда бабушка собиралась идти?

Эх, не догадались вчера вечером расспросить, сейчас бы догнали.

Стали всматриваться вдаль. На Тростянку дорога далеко не просматривалась, скрывалась в соседней деревне, а за ней виднелся лес. Дорога где-то там, в лесу.

А вот Лосевка была видна. Между Лосевкой и детьми километров девять лугов, на которых росли отдельные деревья, кустарники, протекала шустрая Нерусса.

Поэтому дети своё внимание обратили, в основном, в ту сторону.

Там виднелась подходящая точка. Что это? Одинокая человеческая фигура? Бабушкина фигура? Или кустик? Присматривались – не разглядеть. Зато разглядели чуть в стороне ещё такую же точку. И чуть ближе. И ещё одну. Кусты! Поняли, что сегодня в церковь не попасть.

Разочарованные, поплелись домой.

24

В первый раз Аришка столкнулась с официальным неприятием религии, когда училась в 4 классе в Сумской области.

Сразу после Пасхи построили всех учащихся в длинном школьном коридоре на линейку. И с ходу директор перешёл к сути. Был он невысок ростом, худенький и очень голосистый. Впадал часто в визгливый крик и издевался над неокрепшими детскими барабанными перепонками. Спорить и оправдываться в таких случаях было невозможно из-за отсутствия подходящих пауз, поэтому, чаще, очередной разнос был монологичным. Виновному лицу оставалось делать виноватое лицо и слушать про себя нелицеприятные вещи.

На этот раз директор вызвал из строя нескольких учащихся. Оказывается, накануне они с бабушками были в церкви. Возмущению директора не было предела. Аришка даже рот открыла от удивления, потому что совсем не поняла сути преступления.

Наоравшись как следует и предупредив, чтобы это было в последний раз, он отпустил этих, в какой-то мере, православных мучеников, а также всех остальных на уроки.

То ли директору самому влетело, то ли он был ярый противоборник христианства, но этим он не ограничился. Пошёл на следующем уроке по классам, чтобы пресечь и уничтожить все ростки.

И вот зашёл в класс, где за второй партой у стены сидела Аришка со своей подружкой Марийкой.

Что-то вновь стал говорить о вреде религии, а потом и задал вопрос:

– Может, кто-то из вас, здесь сидящих верит в Бога?

Аришка верила, даже не сомневалась, но как сказать об этом директору? Несколько минут она колебалась. Что-то подталкивало её: «Встань, скажи, я верю». Но страх сковал ноги и язык. Мгновения шли. Директор ждал. Никто не встал. А жаль!

25

В деревне было два озерца, два лягушатника. Оба очень популярны среди детей, особенно в летнее время. Они не имели официальных названий, но в благодарность за множество приятных минут на своих берегах, заслуживают несколько строк.

Одно озерце – на лугу, там, где паслись деревенские коровы. Оно было мелкое, тёплое и грязноватое. Приличная корова ещё подумает, а попить ли из него или до дома дотерпеть.

Но дети не раздумывали, играли и плавали. И гуси тоже.

Аришка умела плавать только одним способом: цеплялась за мягкое дно пальцами и перешагивала руками, держа голову над водой, а подбородок до рта уже под, и только ноги с телом более-менее плывут. Больше не получалось никак.

Хорошо, озеро мелкое и таким способом можно «переплыть» чуть ли не из одного его края в другой. Ну, может быть, на середине немного пройтись придётся.

Но Анька Галдина там чуть не потонула и своей спасательницей считала Аришку. Аришка же как-то сомневалась и молчала не из скромности, а, скорее, из-за недоумения. Всё происходило на её глазах и с её участием, но потопления и спасения в сознании как-то не зафиксировалось.

А дело было так.

Она стояла в самом глубоком месте, воды было, может быть, по грудь, а Анька вертелась рядом.

Вертелась, вертелась и довертелась. Ноги что ли заплелись? Она упала в воду и оттуда почему-то долго не могла найти выхода. Пока не нашла Аришкины ноги и по ним, как по якорной цепи, поднялась на поверхность.

Может Аришка ей и помогла руками как-то? Нет, она точно помогла бы руками, если бы у неё закралось подозрение, что подруга тонет. Но, честно говоря, о том, что она спасательница, она узнала чуть позже, когда Анькина голова вместе с частью туловища встала над водой, отфыркиваясь, откашливаясь перепуганно, и сказала:

– Я чуть не утонула. А ты меня спасла.

Самыми милыми в этом озере были головастики. Они плавали вместе с детьми, не мешая и не вызывая никаких неудобств. Наоборот, одно сплошное удовольствие.

Стоило лишь в горстях набрать воды и вон их сколько! Маленькие, миленькие, шустренькие, чёрненькие, скользкие. Хвостиками виляют, плавают.

Аришка сначала думала, что головастики – это сами по себе животные, а потом узнала, что из них вырастают лягушки. И удивилась, совсем не похожи головастики и лягушки. Лягушки – вон они, тоже плавают. Высунут свою лупастую мордочку, совсем как Аришка, до рта всё под водой, а всё что выше – над водой, и зависают в удовольствии. Наслаждаются неподвижно в тёплой воде, наблюдают за детьми своими глазиками круглыми.

Аришка их не боялась. Спокойно брала в руки, гладила нежное тельце. И никогда не обижала.

Мимо озера коровы протоптали свои коровьи тропинки. Отличались они от человеческих тем, что были какие-то ступенчатые. А почему такими получились – неизвестно.

А вокруг на лугу было много гусиных перьев. Их Аришка собирала в большие букеты и отдавала бабушке. Та делала из них подушки. Но это уже другая история, а история с первым озером закончилась.

26

По краю деревни тянулся лес, то приближаясь к ней вплотную, то удаляясь. Второе озеро было расположено у леса, неподалёку от деревенских домов.

Хотя, возможно, это был искусственный пруд, так как уж больно оно имело правильную прямоугольную форму с закруглёнными углами. И этой формой озеро определило своё основное назначение – хоккей.

Вот тут-то и пригодились такая малышня, как Аришка и её друзья.

Хотя, Аришка, вдобавок, была ещё и неповоротливая. Но и таких, оказывается, берут в хоккей, когда команда героическая, но малочисленная. Малочисленная она в виду малого количества молодёжи в деревне, а героическая, потому что на время присваивались игрокам такие звучные фамилии: Гусев, Харламов, Якушев, Крутов, естественно, Третьяк, и другие.

Настоящие клюшки были только у знаменитостей. Обычные игроки, типа Аришки, обходились кривыми палками, высеченными из кривых деревьев. И эти палки изготавливались самолично Гусевым, Харламовым… и т.д.

Потом малыши расставлялись по полю, и начиналась игра.

Аришка, как не старалась активнее участвовать в матче, всё же поняла, что главная её функция – создать достойное препятствие, помеху на пути игрока. Всё же тому интереснее лишний раз красиво вильнуть по пути следования от одних ворот к другим. А без таких столбиков как Аришка вилять было бы незачем. И потом, шайба, по закону вероятности, всё же могла пару раз застрять в Аришкиных валенках, а это уже почти серьёзно.

Больше проку от себя Аришка не видела.

А летом на этом озере она сильно поранила ногу. Наступила на разбитую зелёную бутылку.

Рана оказалась в области большого пальца. Острое бутылочное горлышко аккуратно обняло большой палец у основания и попыталось отделить его вообще от ноги.

Боли почти не было. Было какое-то мягкое, с потрескиванием вхождение в тело, и Аришка подняла ногу. Вода вокруг тут же окрасилась в красный цвет, Аришка поспешила на берег. Кровь хлестала довольно-таки активно, и Аришке посоветовали отправиться домой. Что она и сделала. Поскакала на одной ноге.

Вообще-то раны и порезы Аришка с Андреем старались от взрослых скрыть, потому что знали, что от любящей мамки им будет добавок, а бабушку было жалко. Они даже скрывали, сколько могли, Аришкин вывих ноги, Андреев перелом руки и прочие неприятности, но это было позже.

А этот порез всё же надо было показать, пока вся кровь не вылилась, и палец не отвалился. И Аришка на одной ноге повернула в сторону мамкиного дома. Тем более, что он находился ближе бабушкиного.

Дома, как Аришка и ожидала, ей досталось по «шеям» и она, расстроенная ещё больше, сидя на ступеньках, полоскала ногу в растворе марганцовки и слушала мамкину нотацию. Нотация длилась долго, казалось, ей не было конца, но тут скрипнула калитка, и мамка остановила речь.

Аришка с надеждой посмотрела на входившую фигуру, рассчитывая на объективное и жалостливое участие хоть с той стороны. Фигура оказалась соседкина.

– А я иду, смотрю, кровь на дороге, – глаза её выражали острое любопытство и были готовы округлиться от ужаса или сочувствия, в зависимости от того, куда повернёт ситуация, – думаю, кто же это тут шёл, кровью обливался, и пошла по следу. Никак к вам?

– Да вот, Аришка лазает где попало, ногу порезала в лягушатнике. Сколько раз ей говорила…

Дальше Аришка почти не слушала мамку, тем более, что та начала одно и то же по второму кругу. А Аришка и с первого всё усвоила. Вроде…

Кровь уже не шла, но палец сильно разболелся, и Аришка попрыгала на кровать.

Несколько дней пришлось полежать. Нога болела при малейшем движении.

Приезжала бабушка Варвара, привезла тюлевые шторы в подарок. Аришка, терпя боль, спустилась с кровати и на четвереньках, больной палец при этом держа на весу, прошкандыбала в соседнюю комнату полюбоваться на обнову. Шторы уже висели на окне в зале. Красиво!

Но нога так заныла, что Аришка, вернувшись на своё место, заплакала от боли. Хорошо, что терпеть пришлось недолго, боль снова утихла.

И начался постельный режим. Потянулись подружки в гости на кровать. Особенно дорог бывал приход Танюшки Вершининой.

Навестить больную пришла и тётка Ольга. Она к Аришкиной ране отнеслась со страхом за последствия. Особенно пугала её, а потом уже с её подачи и Аришку, столбнячная перспектива. Оля вздыхала, говорила, что надо бы в соседнее село, в медпункт, сделать прививку. Но, к счастью, всё обошлось без столбняка и без медпункта.

Через несколько дней Аришка уже вставала с постели, правда, на одну ногу, и скакала не только по дому, но и по деревне. Она чувствовала тёплое сочувствие подруг, и это было приятно.

Потом осторожно стала опираться на пятку раненой ноги, и вскоре окончательно выздоровела. Хотя палец на всю жизнь остался получувствительным, не сгибался и, в случае удара, в нём образовывались многочисленные игольчатые уколы, весьма болезненные.

А в реки и озёра она никогда не бросала мусор. И другим не разрешала в своём присутствии. А ту разбитую бутылку кто-то вытащил и выбросил. Куда-то.

27

В доме, напротив бабушкиного и чуть наискосок, жила-была бабушка Мотя, старушка необщительная и мрачноватая. И вот к ней приехала её внучка Натка, девчонка, полная противоположных качеств, весёлая и коммуникабельная. Разумеется, приехала не одна, а с родителями, но те, как-то быстро погостили и отправились дальше, а Натку оставили на целое лето. И Аришка быстро, практически мгновенно, подружилась с Наткой.

Ещё она была невысокой и доброй. В первые минуты знакомства сообщила:

– Слушай, какую я песенку знаю:

Я балерина,

Я из Берлина,

Смотрите тут-тут-тут,

Смотрите там-там-там.

А здесь не дам.

А почему? А потому,

Что я мадам.

В процессе исполнения нужно было поднимать подол платья спереди, потом сзади, поворачиваясь к зрителям попой и вертя ею, и, наконец, скрещивать руки на груди, прикрывая её (грудь).

Аришке сия самодеятельность понравилась, и она быстро её выучила, а потом показывала далее всем своим. То есть, как могла, способствовала распространению искусства.

По вечерам Аришка с Наткой бегали босиком по дороге, поднимая пыль изо всех сил. И это было и красиво – пыль в свете заката, и приятно ногам.

Днём лепили куличики прямо на дороге.

Недалеко от дома бабушки Моти дорога делала поворот и яму. В яме часто бывала вода, после дождей не успевала высохнуть, и на склоне этой дороги хорошо было заниматься лепкой. Всё под рукой или в шаговой доступности. Песок – пожалуйста, вся дорога – сплошной жёлтый песок, вода – рядом, украшения – да кругом цветы, растения, украшай на здоровье. Аришка, Натка и другие желающие часами ползали на коленях, создавая красоту.

Машины ездили крайне редко. Но всё же ездили. И вот, заслышав рёв мотора, девичьи сердца вздрагивали, только бы к ним не повернула. И, бывало, поворачивала к ним.

Девочки расходились по сторонам, уступая дорогу четырёхколёсному монстру. Руки, ноги, колени, волосы, платья, лица были мокрыми и в песке, как у всякого творческого человека, занятого этим видом деятельности.

Мрачные глаза внимательно смотрели на колёса, сначала пытаясь предугадать их траекторию, а потом беспомощно наблюдали, как они сминают и расплющивают их поделки.

Трудно представить себе чувства шофёра, когда он среди множества зол старался выбрать наименьшее, и, может быть, виновато вглядывался в девичьи расстроенные лица. Но девочки не винили шофёра. Они его и не замечали. Просто какая-то лихая неизбежность обрушилась на их труды, и как только эта неизбежность протарахтевала дальше, бросались к своим работам и восстанавливали, что можно было восстановить, или творили сначала. И можно было уже быть более-менее спокойными, потому что, как молния не ударяет дважды в одно и то же место, так и машины редко дважды в день проезжают по этой дороге.

28

У бабушки был сад. Большой и настоящий. Настоящий, в Аришкином понимании, когда под деревьями растёт густая зелёная травка, а не картошка с морковкой. У бабушки грядок с картошкой и морковкой, а также с другими всевозможными овощами, тоже хватало, но росли они на своём положенном месте, а не в саду.

В саду было много яблонь, разных сортов, разных размеров и возрастов, но дети знали каждую.

Летом в сад выходили напрямик, через окно. И первой выходящего встречала «Белый налив», яблонька молодая. Она же и первая дарила свои крупные ароматные плоды.

Под её кроной любила сидеть Аришка и читать книги (когда научилась читать). Эта яблоня – общая любимица. Далее росли деревья и рядами, и в одиночестве, и по парам, и у каждого в доме была своя любимица.

На Андреевой созревали полосатые, как арбузики, яблочки. Только в отличие от арбузиков, полосочки были красно-розово-белые.

На Аришкиной любимой созревали розово-белые яблоки с особенным вкусом. Аришка такой сорт как-то и не встречала больше нигде.

В конце сада стелился по земле ствол яблони со сладко-горькими плодами.

Вдоль забора со стороны улицы раскинулись два гиганта, две огромные яблони. На одной из них стволы расположились так удобно, что Аришка залезала на один из них и усаживалась, как на лавку, там и углубление подходящее было, на другой ствол ставила ноги и наслаждалась жизнью.

Но просто сидеть она не любила, и, если можно было совмещать приятное с приятным, она совмещала.

Например, приятно сидеть, впитывая все радости лета и частицу этой радости отдавать обратно, в окружающий мир.

А если короче, то петь песни.

К тому времени ей стало понятно, что для пения необходимы музыкальный слух и голос. Её подружки эти штуки имели, она не раз слышала, как красиво они поют, и само собой думалось, что и у неё этого добра не меньше. И только много позже узнала, что ни музыкального слуха, ни красивого голоса не было и в помине. Учитывая, сколько раз она услаждала окружающих своим пением, это обстоятельство её очень смутило, смущает и поныне, но тогда о своих недостатках она не знала, и никто ей не говорил.

И Аришка, сидючи на дереве, самозабвенно оглашала на всю округу весь свой песенный репертуар. А он был не такой уж и бедный.

И сначала песни лились нескончаемым потоком, следуя одна за другой, потом начинали появляться паузы, во время которых Аришка вспоминала, что ещё не пела. Постепенно паузы становились всё длиннее, и концерт приближался к завершению.

Бывало, из сада напротив ей подпевала Натка. И тогда уж два голоса звенели на всю округу. Аришке это особенно нравилось.

Иногда с соседнего огорода, баб Вали Окуневой доносился смех и весёлые комментарии. Рая со своей бабушкой пололи огород, и Аришкины чудачества вызывали у них насмешку.

Но Аришка не огорчалась.

Когда песни заканчивались, Аришка открывала книгу. И там, сидя на дереве, читала.

Но вообще-то бабушка послала её собирать яблоки – падалицы для коз. Аришке нравилось это дело. Она их собирала каждый день, поэтому яблок было немного. Только свеженападавшие.

Она брала с собой плетушку, ставила её у ствола дерева, а сама ходила вокруг, собирая сначала в бабушкин фартук, который она специально для этого дела надевала, а потом относила в плетушку.

В работе проявляла добросовестность, хотя не отличалась скоростью и расторопностью.

После отдавала собранные яблоки козам. Высыпала им в их лоханку и с удовольствием наблюдала, как они аппетитно едят всё это великолепие, выбирая сначала немного подгнившие плоды, возможно из-за их мягкости и особой сладости. Аришка и сама любила есть яблоки, предварительно постучав их по чему-нибудь твёрдому, они тогда становились с мягкими сладкими коричневыми пятнами.

Иногда с Седкой затевала небольшой бой. Седка всегда не против боя. А Аришка тогда ещё с уважением относилась к чужим желаниям.

29

Аришкина мама жила не в одном доме, а в нескольких. Разумеется, не одновременно, а поочерёдно.

Как-то так получилось, что казённого жилья в деревне было больше, чем желающих в них поселиться. Вот и получилось, что у жителей был не только выбор, но и возможность попривередничать.

В самом ранней детстве Аришка жила в трёхквартирном доме. Через стенку две сестрёнки Болотины. Вот тогда-то она с ними и познакомилась.

Старшая Тамара старше Аришки на год, была самолюбивой и самоуверенной девицей, внешность портил большой нос с горбинкой. Но самолюбивой и самоуверенной девицей она стала после, когда выросла, а в раннем детстве она была бойкой девчушкой и верховодила всеми, кто позволял собой верховодить.

Её сестра Мила была младше её на три года, и со своим мягким характером просто не имела возможности избежать вышеупомянутого верховодства.

Первое Аришкино воспоминание – у неё и у Тамары одинаковые джинсовые сарафанчики, украшенные вышивкой. Девочки вертятся, крутятся друг перед другом, рассматривая и любуясь нарядом.

Следующее воспоминание – подленькое.

На дорожке козьи круглые какашки. Ариша, Тамара и маленькая Мила сидят на корточках перед ними, рассматривают. Мила маленькая, не понимает, что это.

– Это конфетки рассыпаны, – со сладкой улыбкой уверяют её старшие подруги, – скушай, не бойся.

– Не-а! – Мила отказывается, но нерешительно, и, чувствуя эту нерешительность, «подруги» становятся более настойчивыми.

– Ну, попробуй, знаешь, какие вкусные!

Но Мила чувствует неладное.

– Сами сначала попробуйте, а потом я.

– Ой, – фальшиво запели «подруги», – мы уже знаешь, сколько съели! Мы уже объелись. Попробуй теперь ты.

Но Мила теперь уже решительно отказывается. И «подруги» разочаровано отступают. А так хотелось. Что-то гаденькое внутри так желало Милиного унижения, но не дождалось.

Сестрёнкам с детства нравился Андрей. Им с ним было весело, они играли. Андрей был очень симпатичным, даже красивым, невысокого роста, весёлый и лёгкий по характеру, он нравился всем.

Дома у Болотиных было очень уютно. В коридоре на полу лежал линолеум, редкостное явление в деревне. И по такому полу приятней было не ходить, а ползать, сидеть на нём или играть.

Их мама работала в библиотеке в соседнем селе, и в доме полным-полно было «Мурзилок» и «Весёлых картинок». И на не менее уютных, чем линолеум в коридоре, широких, чистых ступеньках порога дети рассматривали и читали эти журналы.

А ещё их мама, тётя Лида, давала Аришке библиотечные книги домой с собой.

Случилась и неприятность. Однажды Аришка читала на улице, около бабушкиного дома книгу «Борьба за огонь» Жозефа Рони-старшего. Аришка с раннего возраста могла читать и детскую литературу, и взрослую. И вот такую вот серьёзную книгу оставила на складном стульчике и ушла на какое-то время в дом. А когда вернулась, козы сожрали практически всё произведение. А что не сожрали, то понадкусывали.

Аришке стыдно было потом в глаза смотреть тёте Лиде, но та её простила, хотя в следующий раз книги давала с заметным напряжением.

А папа Тамары и Милы был другом Аришкиного папки. И с его стороны Аришка всегда чувствовала тёплое отношение и симпатию. И за это любила его. Вот такая вот жила-была в деревне семья.

30

В деревне была и школа, правда, только начальная. Учительницу звали Антонина Фёдоровна. Она руководила всеми тремя классами. А у школы было два здания – летнее и зимнее.

Зимнее здание – это обычная деревенская изба. В ней и проходил практически весь процесс. Она состояла из двух комнат. В первой комнате печь, которая хорошо прогревала обе половины. На печи посвистывал чайник. Здесь девочки и мальчики раздевались, здесь же стоял стол, за которым они пили чай. Пространства здесь хватало и для малоподвижных игр.

Переменки были длинные. Антонина Фёдоровна жила неподалёку и, бывало, уходила домой по своим хозяйским делам, а у детей, естественно, начиналась перемена. Играли, пили чай. Сахар приносили свой, каждый в своём пакете или банке.

Но больше любили не чай, а кулинарное изобретение Тамарки Болотиной. Она приносила из дома какао-порошок и его щедро раздавала всем желающим. Желали все. Какао смешивали с сахаром и получался невероятно вкусный десерт. Его в таком виде и ели. Ложками или языком. Антонина Фёдоровна говорила, что в таком количестве есть какао вредно для сердца. И, хотя в детском возрасте к своему сердцу относились со вниманием, но отказаться от такой вкуснятины не было сил. Даже ради сердца.

В старшем, третьем классе, учились Райка Окунева, Тамара Болотина и Танюшка Вершинина.

Во втором – одна Аришка.

В первом – Андрей, Вовка Окунев, Анька Галдина и дочь учительницы – Наташа Тарасова.

К своей дочери Антонина Фёдоровна относилась со всей учительской строгостью. И нередко награждала провинившуюся в чём-то дочь довольно-таки жёсткими тычками. В таких случаях все сочувствовали Наташке, со страхом косились на учительницу и усердней склонялись над тетрадками.

Аришка училась неплохо, но и неблестяще. Математика ей давалась легко и была любимым предметом.

Ещё в первом классе ей подарили толстенькую рабочую тетрадь с математическими заданиями, и она носилась с ней, как с писаной торбой. Всё решала, решала, пока эта тетрадь не исчезла куда-то с концами. Как в воду канула. Уж Аришка её искала, искала, но всё напрасно.

А потом к ней закралось подозрение, уж не сожгла ли её в печке родная матушка?

А что? Может, не было бумаги в нужный момент, а тут тетрадь. К тому же исписана вся вдоль и поперёк.

Но подозрения подозрениями, а что делать? Пришлось вздохнуть и жить дальше. Тем более, может, родимая матушка тут и не причём.

А за математические способности – спасибо папке.

Ещё Аришка любила чтение. Но тут особый случай.

Книги любила Аришкина мама и привила эту любовь дочери. Правда, прививала ещё и сыну, но тут не получилось.

Мама, навещая районные и более крупные центры, не обходила стороной книжные магазины. И по вечерам, после возвращения мамы из поездок, Аришка держала в руках книжные новинки, вдыхала запахи, рассматривала картинки и просила мамку: «Ну, прочитай!». А мамка и не отказывалась, сама любила и детскую литературу, и взрослую.

А потом Аришка и сама научилась читать. И зачитывала по нескольку раз одни и те же сказки, если долго не было новых поступлений.

В первом классе её любимым чтением была «Снежная королева». Вот уж фантазия автора увлекла её в чудесную страну. И душа сроднилась с верной и мужественной Гердой, а своенравный Кай напоминал ей любимого брата, и, казалось, случись что, и сможет повторить она подвиг сказочной героини. Да вот, впоследствии оказалось – не смогла.

Кстати, эта книжка тоже как-то внезапно и неожиданно исчезла. У Аришки вновь возникли смутные сомнения. Но уже подозрения падали на бабушкину Варварину печку, так как в это время она жила у неё.

Чуть повзрослев, Аришка читала уже всё подряд, всё, что попадалось ей в руки. Чтение стало одним из самых любимых её занятий.

А вот по русскому языку Аришка была и на всю жизнь осталась туповатой. И орфограммы, и ударения никак не укладывались в её голове. А если она насильно пыталась их уложить, они всё равно вываливались как из дуршлага.

Аришка даже удивлялась своему невезению. Если в сомнительном случае она пыталась угадать букву, то угадывала практически всегда неверно. Хотя по закону вероятности должно было бы пятьдесят на пятьдесят. Но нет! Никаких пятьдесят, ноль правильных ответов и точка.

Да и почерк у Аришки был так себе.

Третьеклассницы и любимые подружки – Танюшка Вершинина, Тамара Болотина, учились хорошо, в тетрадях порядок, почерк – загляденье. Райка Окунева училась неважно. И Аришка стала немного комплексовать, появилось ощущение своей неполноценности, которое впоследствии оказалось самым верным спутником жизни, правда, иногда отлучаясь и давая возможность ненадолго править балом дикой самоуверенности, наглости и гордыни.

Антонина Фёдоровна Аришку невзлюбила. Не сказать, что возненавидела, но неприязнь и холодок ощущался. Наташка Тарасова объяснила причину, но как-то без подробностей и туманно.

А тут и случай подтвердил. Аришка писала диктант. А текст был жалостливый. Как росла в лесу ёлочка, зелёная и молоденькая. И ходили к ней в гости зайчики и белочки, прилетали в гости зяблики и снегири. А как-то зимой пришёл к ней дядька с топором и срубил. И домой потащил. И плакала ёлочка от боли, страха и умирала.

И плакала Аришка, когда писала всё это под диктовку своей учительницы. А под конец диктанта прямо-таки заревела.

А Антонина Фёдоровна спросила жёстко:

– А что же ты не плакала, когда твоя мать ёлку срубила? Или вам эту ёлку не жалко было?

И у Аришки слёзы сразу высохли. А ведь и правда, мамка ёлку на Новый год домой приносила или в клубе ёлку ставили, и Аришка никогда не думала пожалеть её. А тут впервые взглянула на ситуацию с другой стороны.

Задумалась Аришка. Отчего так получается? И с какой стороны смотреть на вещи? Задуматься-то задумалась, но ответа не нашла.

31

В мае, когда теплело, Антонина Фёдоровна со своими учениками переселялась в новое здание. Оно не отапливалось по какой-то причине, увы. Потому что это – настоящая школа, просторная и светлая. Всё было выкрашено и блестело. Здание находилось в саду и окружалось кованым забором. А далее росли сосны. Здесь лес вновь встретился с деревней, на этот раз своим сосновым боком.

В школе большой широкий коридор, он же спортзал. Ребята часто на перемене играли в «Знамя».

Ещё играли в «классики» на улице. Игра необычная. Старшее поколение научило, но дальше она не передалась. И постепенно с возрастом у Аришки, и у её подруг, игра стёрлась из памяти. Так, остались какие-то осколки.

Для игры нужна шайбочка. Её делали сами из пустой консервной банки. В неё засыпали сырую землю, утрамбовывали, прикрывали крышечкой от этой самой банки. Важно, чтобы ничего оттуда не высыпалось.

Далее, на земле чертили прямоугольник, делили его на шесть равных квадратов, снизу под квадратами два полукруга, вверху – один большой полукруг. Затем начиналась игра. Баночку вбрасывали в первый квадрат и, прыгая на одной ноге, толкали её этой же ногой поочерёдно во все квадраты. Короче, игра интересная, но лучше в неё играть, чем про неё читать.

Иногда, очень редко, вместо Антонины Фёдоровны приходил учительствовать её сын – Павлик, Наташкин старший брат. С ним было весело. Он задавал интересные задания, например, записывал на доске текст, нужно было найти в нём ошибки.

Павлик был из малочисленной старшей деревенской компании. С Аришкиными друзьями они играли очень редко. Зимой в хоккей, разве что, а летом, иногда, в «Вышибалы» или «Цепи кованые». Старшие ребята увлекались своими старшими делами. Но малышей не обижали. Наоборот, были доброжелательными, хотя, не без исключений.

Осенние занятия начинали в новом здании. Дети на переменках бегали в школьный сад и там, в мокрой траве, собирали такие же мокрые, мелкие, зелёные, но сладкие яблоки.

Антонина Фёдоровна воспитывала в своих учениках любовь к Ленину и верность пионерии.

Наташка Тарасова больше всех в этом преуспела и строго спрашивала у Аришки:

– Вот если немцы спросят, кого убить, твою мамку или Ленина, кого ты выберешь?

Аришка чувствовала, что выбор здесь в любом случае будет неправильным и вопросительно поглядывала на более продвинутую подругу, мол, научи, как надо.

И подруга учила:

– Надо сказать: «Убивайте меня, а Ленина и мамку не трогайте!».

«Вот оно как!» – запоминала на всякий случай Аришка.

О том, что Ленин умер, она узнала позже. Вначале в её голове была путаница небольшая, ведь на красных плакатах она читала, что «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!».

И Аришка мечтала, что он приедет к ним в деревню, и она поведёт его по всем интересным деревенским местам. И она всё ему расскажет про себя, про бабушку и Андрея, про подружек и обязательно покажет ему свою красивую школу.

32

Лето – Аришкино самое любимое время года.

Во-первых, каникулы. И, когда она стала ходить в школу, разница ощутилась весомо;

во-вторых, приезжают летние гости.

Особо, с нетерпением Аришка ждала Ольгу. Оля – младшая дочь деда Петра, она приходилась Аришке двоюродной тёткой и была лет на 5 старше Аришки.

Оля была своеобразная, очень умная, училась на одни пятёрки и шла на золотую медаль. Но что-то с физкультурой не заладилось. Оля красивая и фигуристая. Немного полновата на детский взгляд Аришки. И бёдра её делали какой-то гитарный загиб, что было уж лишним, опять же, с Аришкиной точки зрения.

Оля была немного брезгливая и ценила личное пространство. Например, когда она, наконец, приезжала, Аришка неслась к ней в объятия на всех парах, прямо откуда-нибудь из лужи, из грядки, из канавы, так, что комья грязи или столбы пыли неслись вместе с ней, и ей навстречу выпячивалась Олькина вытянутая рука, и покрасневшее лицо вовсе не выражало радости.

Рука вытягивалась вовсе не для объятий, а чтобы остановить Аришку хоть на каком-нибудь расстоянии от себя.

А лицо краснело, возможно, от досады, что Аришка вечно какая-то грязная, а может быть из опасения, что руки недостаточно, чтобы остановить вопящую племянницу, в общем, для Ольги этот восторг был неприятен.

Приезжая в деревню, она старалась погрузиться в этот мир. Деревенский, летний, полный звуков, запахов, свободы и отдыха.

Она уходила в лес, и Аришка увязывалась вслед за ней.

Она подолгу сидела на полянах и смотрела, вдыхала лесной аромат и утверждала, что в городе совсем другой воздух. Аришка старательно принюхивалась. Вроде воздух как воздух, но Ольге, безусловно, верила. Старалась вызвать в памяти особенности городского воздуха, вспоминала, что в троллейбусах её подташнивало и болела голова.

А потом Аришка широко открывала глаза и по Олькиному примеру старалась рассмотреть всю окрестную красоту. И видела эту красоту: листья, деревья, солнечные блики, травинки, цветы. И слышала эту красоту: птичьи голоса, разные, множество прекрасных птичьих песен, и ощущала тёплый ветерок на своём теле, нежный и бархатистый.

Но долго удерживать всё это в своём внимании не могла, так как для этого нужно было напрягаться, а долго быть в таком напряжении сложно. И Аришка сдувалась, как воздушный шарик, и просто носилась по полянке, а Олька всё ещё сидела и всё ещё была погружена в созерцание.

В лесу нашлась канавка, по дну которой, в принципе, протекал ручеёк. Почему в принципе? Потому что его не было видно, а то, что он там всё же существует, угадывалось по наличию вечной мокроты. Оля предложила Аришке очистить эту канавку. Больше в свою спасательную компанию брать было некого, Андрей не очень интересовался лесными канавками, а круг общения Ольки ограничивался узко.

Кроме родственников она ни с кем не сдружилась и даже знакомства поддерживала без желания. На уровне «Здравствуйте». И в период Олькиного присутствия Аришка как-то отдалялась от друзей, даже некоторое отчуждение к ним чувствовала. Так складывалась некая конфронтация, и Аришке не совсем удобно было перебегать с одной позиции на противоположную другую. Хотя, удобно или неудобно, но Аришка всё равно перебегала. И, бывало, по несколько раз на дню.

Но, к оврагу!

Итак, Олька предложила. И рассказала, что, если всё получится, то будет чудо-чудное: голубой ручеёк, совсем как в мультике. Со всеми вытекающими из него улыбками.

Аришка согласилась.

Вообще-то, можно по пальцам перечесть, на что в детстве Аришка отвечала бы отказом. А, может, и одного пальца хватило бы, да, возможно, и одного пальца было бы много.

Итак, работа по очистке оврага началась. Из дома принесли лопаты и стали очищать дно. Там оказалось много вонючей грязи, в которой возюкались чёрные противные жуки. Овраг был длинный, работы было много, но Олька оптимистично говорила, что мы только начнём, а ручеёк сам продолжит. Ему всего лишь надо помочь вырваться из грязного плена, а потом он наберётся сил, и сам начнёт чистить себе дорожку, то бишь, русло.

33

Дорогу к новым знаниям Аришка и Андрей иногда находили сами. И смело шагали по этой дороге, и в конце её, бывало, эти знания бросались в головы ошеломляющими открытиями.

Например, почему вечером темнеет.

Правда, в частности, для этого открытия не пришлось никуда идти, а даже наоборот.

Дети валялись на кровати и играли в «Пили-пила». Для этой игры оба игрока ложатся ногами друг к другу, прижимают ступни ног к ступням своего партнёра, (ноги полусогнуты) и выполняют ногами вращательные движения по типу езды на велосипеде, но сопровождающие слова должны быть: «Пили-пила, пили-пила…». И так до бесконечности, или пока не надоест.

И вот, когда надоело, и оба пильщика отдыхали, свершилось открытие. В комнате стало темнеть, и Аришка поняла почему.

– Андрей, смотри, прилетели палочки.

Андрей растопырил глаза и стал смотреть, ожидая дальнейших объяснений.

– Приглядись, много-много маленьких палочек. Они чёрненькие и быстро мелькают туда-сюда.

Андрей никак не мог их увидеть. Аришка догадалась, в чём дело.

– Когда на них прямо смотришь, они исчезают. Ты попробуй смотреть немного боком.

Наконец и Андрей увидел эти палочки. Особенно чётко они были заметны на фоне белой печки. Каждую минуту этих палочек становилось всё больше и больше. Они, видно, откуда-то прилетали. И становилось всё темнее.

– А, я поняла, – подвела итог своему открытию Аришка, – когда их становится очень-очень много, то за ними ничего уже не видно, и тогда наступает полная темнота.

А Андрей ничего не сказал. Он просто зауважал свою старшую сестру ещё больше. Хотя, казалось бы, куда уж больше!

А другое открытие – открытие луны. Ну, ходили Аришка с Андреем по тёмному посёлку иногда. Ну, висел в небе светлый шар. Да мало ли что где висит.

Но однажды летним вечером они, наконец, увидели её. Она была большая, полная, яркая и висела над головами невысоко так.

А когда вгляделись в неё, ахнули.

– Гляди, Ариш, лицо.

– И, правда. Страшно?

– Нет, она добрая. Давай ей покричим.

– Давай.

И залились на всю деревню два писклявых голоса:

– Луна! Луна! Луна!

Но, как ни звали, луна не отзывалась.

– Не слышит, наверное. Давай громче.

– Луна-а-а-а! Луна-а-а-а!

Кричали до хрипоты. Но луна так и не ответила почему-то. Может всё-таки она не так уж и низко висела и их просто не услышала? Но смотрела она на них, это точно! Они это чётко видели. Без сомнения.

34

Пришла пора сажать картошку. Приехал дед Пётр, собралась приятная компания. Как всегда взрослые волновались, удастся ли добыть лошадь. А заодно и навоз. Витька Быков, конечно, безотказный, но у него количество лошадей ограничено. А если все решат в один день сажать, где для всех лошадей набраться? Да и Витькины конюшни вовсе не Авгиевы, навозу там поменьше будет, на всю деревню может и не хватить.

Дед Пётр с сомнением посмотрел на Андрея.

– Может, ты с Витькой поговоришь? Вы с ним всё же дружите. Может, он тебя больше послушает?

Но решил, что одно другому не помешает, и вечером пошёл договариваться сам.

Оказалось, с Витькой не так было просто договориться. Витька улыбался, кивал головой и сказал, что, если останутся лошади, то даст. А останутся или нет, вот в чём главный вопрос, и этот вопрос не дал деду Петру выспаться. Заодно занервничали все.

Но на следующее утро вопрос решился в положительную сторону. И дед Пётр получил кобылку. Витька сам её запряг, в виду городского жительства деда Петра и ненадёжности его умений в этой области. Витькиным перстом была указана куча, с которой можно было начинать расчищать Авгиевы, то бишь, Витькины конюшни, и дед Пётр на радостях навалил этого добра такой воз, что Витька поморщился, так, мол, и другим может не хватить, да и лошадку жалко.

И вот так, в приподнятом настроении, быстро, весело и с удовольствием и посадили картошку. (Андрей куда-то подозрительно исчез). Впрочем, подозрение возникло лишь у Аришки, остальные только рукой махнули, бегает где-нибудь.

После посадки женская часть собирала на стол, дед пошёл возвращать рабочую лошадь, а Аришка сидела на спине той лошади.

Навстречу из конюшни вышел улыбающийся Витька, принял кобылку, стреножил её и отправил отдыхать крепким хлопком по упругому крупу, а Аришка с дедом вернулись домой.

И вот, когда все сидели за столом, у взрослых поднялось настроение ещё выше, мол, после такой дружной работы, да за таким вкусным столом не грех и выпить немного. А Аришка из стебля зелёного лука сделала цветок, окунула его в солонку и только собиралась отправить в рот, то есть в минуту, когда никто не ждал подвоха, подвох и случился. Бутылка-то пропала!

– Какая бутылка? – заморгала непонимающе Аришка.

– Белая. Аришка, ты видела? Вот здесь стояла.

– Не, я видела только прозрачную, с водкой. А белую не видела.

Тут все на неё накинулись, мол, где она. Белая или прозрачная, какая разница? Вынь, да положь на место.

Но Аришка видела, когда бутылка стояла, а когда пропала – не заметила.

Стали думать да гадать, куда она могла деться. Разные были подозрения, но постепенно они сфокусировались на Андрее.

А пока они свои подозрения фокусировали, Аришка незаметно выскользнула за дверь и побежала к Окуневым.

Вовка был лучшим и чуть ли не единственным другом детства Андрея, потому что мальчиков в деревне было совсем мало.

А с Райкой Аришка тоже подружилась, даже одно время ходили в обнимку, но нельзя сказать, что они стали подругами или друзьями. Не протянулась ниточка золотая, связывающая сердца.

Райка сидела на крыльце, ела шоколадные конфеты. Она и Аришку угостила.

Аришка рассказала ей о двойной пропаже: и Андрея, и бутылки с водкой.

Рая же в ответ поведала, что Андрей к ним прибегал ещё с утра, и они с Вовкой куда-то направились.

– Пошли на конюшню, они наверняка туда побежали, – Райка отложила конфеты, новая ситуация её забавляла.

Когда девочки пришли в конюшню, там, казалось, никого не было. Коней разобрали по работам, оставшиеся гуляли на пастбище. Людей не видать: ни Витьки, ни ребят. Но не нужно спешить делать выводы. Знающие люди и в таких условиях могут отыскать компанию. А Аришка с Раей были знающими людьми.

Потолка в помещении, можно сказать, не было. Лишь балки сходились и расходились под прямыми углами. А между ними были перекинуты кое-где доски разной ширины. И только над Витькиным «кабинетом» был потолок. И там, можно сказать, на втором этаже, образовалось потайное местечко. Вот там и могли быть ребята. Попасть туда не так-то просто.

На стене были цеплялки, по ним можно забраться вверх, а дальше двигаться в нужном направлении как канатоходцу по балкам и по доскам, не каждый сможет: потихоньку, балансируя руками. Впрочем, опыт показывал, что легче бегом. И быстрее, и надёжнее.

Аришка научилась лишь по самым широким доскам передвигаться и то далеко не бегом. А по узким не могла. Пробовала – не получалось, голова клонилась в сторону, и она боялась, что вслед за головой и сама полетит вниз. Но сейчас лезть туда не стали, позвали:

– Вить, Андрей, Вов…

Послышалось шуршание и, не сразу, выглянули три головы: одна чёрная, большая и лохматая и две маленькие белобрысые.

Оказалось, что водку действительно забрал Андрей. И вот они соображали на троих.

Ну, честно говоря, сообразили они так себе. Крышку понюхали и лизнули противную жидкость. Но, когда шли по доскам и спускались вниз, качались так артистично, изображая пьяную походку, что Аришка заволновалась, как бы не свалились.

Андрею, конечно, тогда влетело. Единственному. Вовке вряд ли. А Витьке тем более. Какие к нему могут быть претензии? Улыбался он обычно на все претензии. А тогда, если и были, то лучше попридержать их при себе. Кобылка-то и в следующий раз понадобится. А где брать её? Вот то-то же.