Читать онлайн Харбин. Вера и отчуждение. Христианские меньшинства российской диаспоры Северо-Восточного Китая бесплатно

Китайско-Восточная железная дорога: краткая историческая справка

В конце XIX века в Маньчжурии заметно увеличилось количество подданных Российской империи. Это было связано с постройкой железнодорожной магистрали. Заключенный 22 мая (3 июня) 1896 года секретный союзный договор между Российской и Цинской империями предоставил России право на постройку железной дороги в Северо-Восточном Китае.

Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД) задумывалась как ветка Транссибирской железнодорожной магистрали, соединявшая Читу и Владивосток; таким образом сокращалось время следования поездов. Помимо этого, русское присутствие в Китае должно было усилить влияние Российской империи на Дальнем Востоке. Главным идеологом строительства КВЖД был министр финансов С. Ю. Витте.

По условиям договора территории вдоль железной дороги и ее станций входили в полосу отчуждения. Подданные Российской империи, проживающие там, получали право экстерриториальности, так как попадали под действие законов российского государства. Срок действия договора – 80 лет, именно в течение этого времени Россия могла пользоваться КВЖД.

В 1898 году, после подписания конвенции о Ляодунском полуострове, Россия получила в аренду территорию с незамерзающими портами Порт-Артур и Талиенвань (Даляньвань, Дальний)1. В том же году на реке Сунгари была заложена станция КВЖД, получившая позже название Харбин и ставшая центром российского присутствия в Китае.

КВЖД была официально открыта 1 (14) июня 1903 года. Жизнь вдоль полосы редко была спокойной. В 1900–1901 годах эти территории затронуло восстание ихэтуаней. Маньчжурию потрясла и прошедшая в 1904–1905 годах Русско-японская война. Важную роль в функционировании КВЖД выполняла ее Охранная стража (с 1901 года – Заамурский округ Отдельного корпуса пограничной стражи), защищавшая магистраль от нападений.

В августе 1905 года был подписан Портсмутский мирный договор, по условиям которого Россия отдавала Японии, с согласия Китая, арендное право на Ляодунский полуостров с портами Дальний и с Порт-Артуром. Также японцам отходило 740 верст южной линии КВЖД: от Порт-Артура до станции Куаньчэнцзы2.

КВЖД находилась под государственным контролем до 1917 года. Революционные события изменили привычный ход жизни не только в Российской империи, но и на Северо-Востоке Китая. Свержение Временного правительства привело к установлению новой власти в стране, а связь с Правлением Общества КВЖД в Петрограде была практически полностью прервана. Гражданская война в России привела к полной потере контроля над территорией полосы отчуждения.

В ход событий вмешалась Китайская Республика. 16 марта 1920 года китайские войска во главе с майором Ло Бинем заняли здание штаба охранной стражи железной дороги. Функция полицейского управления перешла в руки китайских военных сил. 23 сентября 1920 года президент Китайской Республики Сюй Шичан издал Декрет о прекращении официальных сношений с российскими дипломатическими представительствами в Китае. В ответ на это советское правительство заявило об отказе от права экстерриториальности. Полоса отчуждения КВЖД была переименована в Особый район Восточных провинций (также употребляется – Особый район трех Восточных провинций)3. Российское население оказалось в эмиграции.

Был назначен новый управляющий КВЖД – на эту должность пригласили инженера Бориса Васильевича Остроумова. В начале 1921 года собранием акционеров Русско-Азиатского банка и представителями администрации железной дороги было подписано соглашение о новой структуре Правления КВЖД4. Советская власть начала разработку плана управления дорогой совместно с Китаем. Такой план был необходим из‐за опасности использования КВЖД войсками белоэмигрантов.

В апреле 1921 года китайское правительство согласилось на переговоры с представителями Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Пекин вступил в переговоры с делегацией РСФСР 16 декабря 1921 года. Одной из главных обсуждаемых проблем было управление КВЖД тремя сторонами – Китаем, РСФСР и ДВР5. Однако этот вопрос был официально урегулирован только после установления власти Советов на дальневосточных территориях.

В начале 1920‐х годов в Маньчжурию устремился поток российских беженцев, не принявших советскую власть. Харбин становится центром русской эмиграции на Востоке. В столице КВЖД сохранялся дореволюционный уклад жизни, эмигранты здесь чувствовали себя привычнее, чем в других иностранных городах6. В 1921 году был принят декрет РСФСР «О лишении российских беженцев гражданства», а в 1924 году повторно закреплен в законодательстве СССР и дополнен7. Русские эмигранты потеряли последнюю юридическую связь с Отчизной.

Но для советской власти первостепенной задачей на Востоке оставалось управление КВЖД. 31 мая 1924 года было заключено «Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между СССР и Китайской Республикой». В четвертой статье соглашения все договоренности с бывшим царским российским правительством лишались силы. Советский Союз отказывался от прав и привилегий, таких как право экстерриториальности и консульская юрисдикция8. Управление железной дорогой перешло к Китайской Республике и СССР. КВЖД переходила в собственность Китая.

В октябре 1924 года в Особом районе Восточных провинций появились советские представители, а 5 октября в Харбине открылось Генеральное консульство СССР. С этого момента на КВЖД могли работать только китайские и советские граждане9. Многие рабочие железной дороги получали советские паспорта.

Ситуация резко меняется в 1928 году. Политическая обстановка в Китае становится крайне нестабильной, что приводит к гражданской войне и столкновению правительства Китайской Республики и китайских коммунистов. В декабре 1928 года было подписано соглашение между Нанкинским правительством и маршалом Чжан Сюэляном, одним из ведущих политических деятелей Гоминьдана. Маршал был назначен главнокомандующим войсками Северо-Восточного Китая. В стране устанавливался гоминдановский режим во главе с Чан Кайши. В декабре того же года Чан Кайши, выступавший за единоличное управление КВЖД Китаем, объявил советско-китайский договор неравноправным10.

На железной дороге начинаются столкновения. Китайская полиция в конце 1928 года захватила телефонную станцию КВЖД, а в конце мая 1929 года на Генеральное консульство СССР в Харбине произвели вооруженный налет. 10–11 июля железнодорожная магистраль уже была захвачена, советское руководство отстранено от должностей, а многие работники арестованы11. На границе начались столкновения армий Чжан Сюэляна и РККА. Эти события стали известны как советско-китайский конфликт 1929 года. Проблема требовала решения и согласия обеих сторон. 13 декабря 1929 года в Хабаровск для введения переговоров прибыл дипломат Министерства иностранных дел Китая Цай Юньшэн. 22 декабря стороны подписали «Хабаровский протокол об урегулировании конфликта на КВЖД»12, восстановивший совместное советско-китайское управление железной дорогой. После «конфликта на КВЖД» советская сторона начала процесс укрепления границ.

В 1931 году Япония вторглась в пределы Маньчжурии и оккупировала территорию. По решению Всеманьчжурской Ассамблеи, проведенной 1 марта 1932 года, было образовано государство Маньчжоу-Го.

СССР не признал новое государство, японские вооруженные силы в Маньчжурии угрожали безопасности советских границ. До 12 декабря 1932 года дипломатические отношения с Китаем были прерваны13, что немедленно отразилось и на работе КВЖД. Начались беспорядки, советских служащих железной дороги арестовывали, к 1933 году провокации со стороны японской администрации только усилились. Путем к прекращению постоянных конфликтов стала продажа КВЖД Маньчжоу-Го. Для Японии покупка КВЖД означала полный контроль над Маньчжурией. Переговоры о продаже КВЖД начались 25 июня 1933 года в Токио. И только 23 марта 1935 года было подписано соглашение между СССР и Маньчжоу-Го об уступке Маньчжоу-Го прав СССР в отношении КВЖД14.

Соглашение фактически стало началом дипломатических отношений двух стран. Юридически же дипломатические отношения между СССР и Маньчжоу-Го установились лишь 13 апреля 1941 года. В Харбине и Синьцзине открылись консульства СССР, а с 1933 года в Москве, Чите и Благовещенске – консульства Маньчжоу-Го15.

К окончанию Второй мировой войны, 14 августа 1945 года был подписан советско-китайский Договор о дружбе и союзе и Соглашение о Китайской Чанчуньской железной дороге (КЧЖД)16 как совместно управляемой общей собственности СССР и Китайской Республики сроком на 30 лет. С 1 сентября 1945 года возобновилось регулярное движение на дороге17. Дорога находилась в совместной советско-китайской собственности еще 7 лет.

14 февраля 1950 года, уже после установления коммунистической власти и образования Китайской Народной Республики, был подписан Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи и Соглашение о Китайской Чанчуньской железной дороге, Порт-Артуре и Дальнем. Документ предусматривал передачу СССР прав по совместному управлению КЧЖД КНР безвозмездно. 31 декабря 1952 года КЧЖД была передана КНР на безвозмездной основе18. Конец управления дорогой означал и конец феномена послереволюционной российской эмиграции в Китае.

Многонациональный, поликонфессиональный, веротерпимый: население Харбина и станций КВЖД

Если вы прочитаете любые мемуары о Харбине, то с большой долей вероятности этот город будет описываться как населенный разными народами, застроенный храмами разных конфессий, а главное – веротерпимый.

На многонациональность и поликонфессиональность столицы КВЖД – Харбина – указывали в своих работах как бывшие харбинцы (Г. В. Мелихов, Е. П. Таскина), так и крупные исследователи восточной ветви русского зарубежья (А. А. Хисамутдинов, Е. Е. Аурилене, Н. Е. Аблова, В. Ф. Печерица).

Строительством железной дороги занимались российские и китайские подданные, они же и заселяли станции КВЖД. Среди приезжих россиян были представители самых разных национальностей империи. Поскольку Россия являлась многонациональной и поликонфессиональной страной, то и на осваиваемой ею полосе отчуждения КВЖД население было этнически и религиозно разнообразным. Кроме подданных Российской империи на строительстве магистрали трудились и иностранцы.

Главное, что их объединяло, – жизнь с нуля, как бытовая, так и духовная. Абсолютно все российские религиозные общины начинали в полосе отчуждения КВЖД церковную жизнь с нуля. Даже Русская православная церковь (РПЦ), имевшая неоспоримые преимущества перед всеми другими церквями, начала развиваться на станциях КВЖД с чистого листа. Этот смысл вложил в свою речь и благочинный Маньчжурских церквей Владивостокской епархии РПЦ Леонтий Феодосиевич Пекарский, упоминавший о конфессиональном разнообразии региона:

Состав приходов здесь не обычный, не то что в матушке России. Здесь нет коренных жителей, исключая туземцев, китайцев, маньчжур, монголов и других народов, в преобладающем большинстве непросвещенных христианским учением. Прихожане рассеяны на большом протяжении узкой полосы КВЖД и состоят из представителей всех почти народов обширной нашей дороги страны России и из уроженцев всех почти ее епархий. Встречаются здесь всевозможные характеры, сталкиваются разные взгляды на религию и жизнь. Нет здесь традиций, нет обычаев объединившегося старого прихода. Таковы условия, в которых нам, пастырям, приходится работать а пасомым нравственно усовершенствоваться19.

В 1900–1901 годах, во время восстания ихэтуаней, и в 1904–1905 годах, во время Русско-японской войны, на станциях КВЖД расквартировывались российские военные части. В их числе были представители разных национальностей и вероисповеданий. Именно нахождение военных на этой территории временно активизировало религиозную жизнь россиян, которая до этого шла тихо и плавно. Увеличилось количество паствы и клира.

Центральным районом, где в это время кипела церковная жизнь, был харбинский район Корпусный городок. Он образовался из расквартировавшихся там российских военных частей и сконцентрировал наибольшее количество верующих (преимущественно православных, католиков и лютеран). Именно в этом районе Правление Общества КВЖД выделяло пространства для духовных нужд, которые религиозные общины обустраивали под церкви и молитвенные дома. После вывода военных полков необходимость в церковных помещениях отпадала. Верующие собирали средства на постройку храмов и возводили их в других, теперь более густонаселенных районах города.

После Русско-японской войны Харбин стал открытым для проживания иностранцев городом, в нем развернулась свободная торговля20. Приток населения в полосу отчуждения КВЖД был связан с экономическими выгодами, которые сулило строительство железной дороги21. В состав национальных диаспор входили представители самых разных вероисповеданий.

В 1910‐х годах среди подданных Российской империи, проживавших в Маньчжурии, имелись православные, католики, мусульмане, протестанты (лютеране, баптисты, адвентисты, евангельские христиане), иудеи. Многие общины возводили там культовые здания. Земельные участки на строительство церквей выделяло Управление КВЖД. Религиозная жизнь в полосе отчуждения и на Дальнем Востоке России была схожа: состав населения обеих территорий с самого начала являлся многонациональным и поликонфессиональным.

Обязательной была регистрация религиозных и национальных обществ. Она осуществлялась через Управление Китайско-Восточной железной дороги. Каждое общество должно было выполнить требования администрации КВЖД, составить проект своего устава и подать документы в Управление. Созданные общества в целом поддерживались, некоторые из них (например, польское благотворительное и мусульманское общества22) получали из городского бюджета пособия, особенно если их деятельность была связана с образованием.

К этому времени местом сосредоточения церковной жизни сделалась центральная часть города – район Новый город. На Большом проспекте, одной из основных улиц города, Правление Общества КВЖД выделило земельные участки нескольким христианским приходам. Буквально на одном пятачке оказалось несколько красивых крупных храмов, создававших новый облик города. В дальнейшем на Большом проспекте появлялись и другие церковные постройки.

Это место до сих пор называют церковной улицей, церковным районом или церковным кварталом Харбина, это один из туристических центров города, а китайские порталы пишут про него так:

В церковном районе улицы Аньшань расположены три церкви в разных архитектурных стилях на площади более 100 квадратных метров. Эта уникальная ситуация может быть реализована только в Харбине. Красота церквей в одной точке станет обязательным местом для посещения туристами, которые приезжают в Харбин23.

Да и сам Харбин как только не именовали. Его называли Восточной Москвой из‐за русского облика и Русской Атлантидой из‐за судьбы его российского населения.

Частью образа города стали его праздники. Их разнообразие и количество Г. В. Мелихов связывал именно с многонациональностью города:

Что хотелось бы сказать вообще о праздниках в Харбине? Прежде всего то, что их было много. Число праздников диктовала особенность жизни большой многонациональной колонии в Китае – прежде всего присутствие здесь последователей многих конфессий – православия, католичества, лютеранства, иудаизма, ислама. Было сильно влияние Японии. Наконец, это был именно Китай со своими национальными и государственными праздниками. Таким образом, праздничные дни были русские, китайские, еврейские, японские, польские и другие (в Харбине проживали представители 35 различных национальностей). После 1924 года – перехода КВЖД в совместное советско-китайское управление – к ним добавились еще и государственные праздники СССР. И все они – русские православные, китайские, советские – входили в Табель праздничных дней на КВЖД, который в 1928 году, например, насчитывал 90 (!) таких дней24.

Мусульмане могли прийти полюбоваться ярким празднеством православных, те специально выходили на улицы, чтобы посмотреть католическую процессию на праздник «Тела Господня», а верующие Римско-католической церкви активно праздновали Масленицу.

Особенно разнообразной и открытой в конфессиональном плане столица КВЖД была в 1920‐х годах, при китайской власти.

Насколько же реален «веротерпимый» образ Харбина? Безусловно, в городе происходили конфликты на национальной или религиозной почве, но они воспринимались как нечто из ряда вон выходящее, в прессе о них писали как о чем-то скандальном, а город в основном оправдывал свою «терпимость».

В действительности, именно русскоязычное население и сформировало эту атмосферу молодого города. Приезжая в Харбин, эмигранты не сталкивались с какой-либо межнациональной враждой, как в некоторых других частях Китая, к примеру в Кульдже. При этом речь не идет сейчас о вражде политической.

Все изменилось для российской эмиграции в 1930‐х годах, в период Маньчжоу-Го, когда приверженность к одним конфессиям на всех уровнях власти поддерживалась, а к другим резко осуждалась. С рассветом в Харбине национализма и в годы Второй мировой войны случались и стычки, например, между русскими и немцами, но они оставались единичными, отчасти и по причине цензурирования событий войны властями. Е. Чаевски характеризовал это так:

Но, за исключением нескольких фанатичных нацистов, немцы и поляки, как и другие «белые» в оккупированной японцами Маньчжурии, в этой непредсказуемой азиатской среде были склонны к терпимости и сотрудничеству, а не к спорам. По крайней мере, в повседневной жизни можно было говорить о нейтралитете. Войны и оккупации в Европе были не очень известны из‐за японской цензуры25.

Как видно, политика играла ведущую роль в процессе построения нового общества в далекой Маньчжурии. На это указывала и Н. Е. Аблова:

История многонациональной российской колонии в Маньчжурии, отличавшейся особым духом взаимной терпимости, национального и религиозного равноправия, убедительно доказывает возможность добрососедского проживания и взаимовыгодного сотрудничества (при наличии к этому политической воли властей) представителей различных национальностей, конфессий и социальных групп.

Со сменой власти перестраивалась вся религиозная жизнь края. Историю русской общины, начиная от строительства КВЖД и заканчивая современным Харбином, пронизывают два понятия: «вера» и «власть». Начну и закончу я последним.

Книга «Харбин. Вера и отчуждение» состоит из нескольких блоков: религиозная политика в отношении российской диаспоры в Северо-Восточном Китае, история церковной жизни католиков и протестантов. Большая часть материала относится к Харбину – центру русской эмиграции в Азии, но, чтобы не ограничивать исследование и показать масштабы миссионерской деятельности, упоминаются и другие станции КВЖД, а также связь общин Харбина и других крупных городов Китая.

Работа адресована в первую очередь специалистам по истории эмиграции и истории религии, историкам, религиоведам, культурологам, краеведам и всем тем, кто увлечен русскими страницами города Харбина. Если эта книга вызовет интерес более широкого круга читателей, то это станет моей большой научной удачей.

Первоначальной целью этой работы было воссоздание истории религиозных общин российских эмигрантов, но в ходе исследования возникали все новые вопросы. Так начало формироваться новое направление исследования – трансформация конфессиональных групп во время смены политико-правовых режимов Северо-Восточного Китая. Территория эта и правда уникальная: общины верующих россиян, в большинстве своем возникшие еще при строительстве или первых годах эксплуатации КВЖД, застали контроль российских властных структур, китайскую и японскую власть.

Хотя в работе упоминаются три этапа и три государства (не считая небольшой справки о КНР) – Российская империя, Китайская Республика и Маньчжоу-Го, – особое внимание уделено именно последнему, что обусловлено постановкой новой проблемы – политики государства в отношении иностранных верующих. Если в период с 1898 по 1920 год жизнь религиозных общин кардинально не отличалась от жизни на том же Дальнем Востоке Российской империи, а с 1921 по 1931 год особой целенаправленной конфессиональной политики по отношению к иностранцам в Маньчжурии Китайская Республика не вела, то период Маньчжоу-Го (с 1932 по 1945 год) радикально изменил религиозную жизнь российской диаспоры. Об этом и пойдет речь в настоящей главе.

Религиозная политика Российской империи на КВЖД

Маньчжурия не входила в территории Российской империи, но железнодорожная магистраль и станции, примыкающие к КВЖД, образовывали полосу отчуждения, где подданные Российской империи имели право экстерриториальности. На российское население распространялось законодательство их Отечества, китайское же население подчинялось законам Цинской империи.

Духовная сфера также регламентировалась законами Российской империи. До 1917 года статусом господствующей была наделена Русская православная церковь. Законы запрещали миссионерскую деятельность иным религиозным организациям26. Еще до строительства железнодорожной магистрали православные миссионеры могли проповедовать в Китае. Статья 8 Тяньцзинского трактата от 1 июня 1858 года провозглашала:

Считая миссионеров за добрых людей, не ищущих собственных выгод, китайское правительство дозволяет им распространять христианство между своими подданными и не будет препятствовать им проникать из всех открытых мест внутрь империи, для чего определенное число миссионеров будет снабжено свидетельствами от российских консулов или пограничных властей27.

Одним из первых строений Харбина стал православный храм, названный в честь святого Николая и возведенный в 1898 году28, в год основания станции. По числу приверженцев православие тоже преобладало. С началом эксплуатации железной дороги в 1903 году все священнослужители Русской православной церкви прикреплялись к Церковному отделу – структурному подразделению Управления Китайско-Восточной железной дороги. Управление КВЖД занималось строительством православных церквей и приобретением храмового имущества, обеспечивало священников жильем29. Руководство железной дороги контролировало использование предметов ритуального культа и запрещало их частную продажу30. С 1908 года Церковный отдел КВЖД находился под контролем помощника управляющего КВЖД по гражданской части Михаила Емельяновича Афанасьева31. К нему обращались самые разные общины за предоставлением земли для постройки молитвенных домов или готовых помещений. Несмотря на главенствующую роль православной церкви, в населенных пунктах КВЖД жили представители самых разных религий Российской империи. Многие предприимчивые верующие оказывались в Маньчжурии в поисках материальной выгоды: в условиях строящихся городов открывались новые возможности для развития.

Часто и само российское правительство оказывалось заинтересованным в переселении некоторых категорий верующих на дальние неосвоенные территории. Старообрядцы и молокане зарекомендовали себя как колонизаторы, к тому времени сыгравшие большую роль в хозяйственном освоении Дальнего Востока России. Более того, многие церкви в полосе отчуждения КВЖД могли действовать открыто и без ограничений32. Особенно важный сюжет, продемонстрировавший готовность государства к послаблениям в отношении религиозных меньшинств, связан с планом дарования свободы вероисповедания старообрядцам и духоборам. Для освоения русскими Маньчжурии и Монголии Сергей Юльевич Витте в 1899 году предложил заселить эти территории русскими раскольниками, имевшими ряд необходимых для этого качеств (трудолюбие, хозяйственность, выносливость). Министр финансов предлагал старообрядцам, духоборам и другим раскольникам (кроме «нетерпимых» конфессий, куда входили скопцы и хлысты) свободу исповедовать свою веру и некоторые привилегии для заселения полосы отчуждения Китайско-Восточной железной дороги. Идея получила отклик у представителей администрации и правительства Российской империи33.

После выхода указа «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 года расширились права иных вероисповеданий. Была провозглашена свобода богослужения для некоторых конфессий, признавалось право подданных переходить из православия в другие (терпимые государством) христианские вероисповедания34. Сохранялся запрет на ведение проповедей среди православного населения. В полосе отчуждения КВЖД он неоднократно нарушался. Некоторые христианские общины тайно вели проповедь. Русская православная церковь чаще всего знала об этом, но не могла представить факт нарушения законодательства. Почти все неофиты как один говорили, что примкнули к общине после прочтения книг Библейского английского или шотландского общества. Это был самый безопасный способ перейти из лона Русской православной церкви в протестантизм, не рассказав о проповеднической работе общин. Верующие «нетерпимых» конфессий и вовсе отрицали свой переход, называя себя православными или верующими одной из «терпимых» конфессий. С нарушителями закон был строг.

Меру наказания за нарушение религиозного законодательства определяла вторая глава «О нарушении ограждающих веру постановлений» Уголовного уложения. Согласно статье 83, виновный в совращении православного в иную христианскую веру наказывался заключением на срок до трех лет; в секту или раскол – ссылкой на поселение (статья 84); за публичное чтение речей и проповедей, которое могло побудить православного верующего к переходу в иную веру или раскол, – заключением на срок до одного года или арестом (статья 90); совершение раскольником или сектантом духовной требы или крещения православного верующего наказывалось арестом (статья 91); совершение любого священнодействия духовным лицом иной христианской веры в отношении православного наказывалось денежным штрафом до 300 рублей и удалением с церковной должности на срок от трех месяцев до одного года (статья 93)35.

Управление Китайско-Восточной железной дороги разрешало, но количественно ограничивало провоз священных книг британским обществом, при этом лишь провоз в багаже пассажирского поезда был мал и составлял пять книг в год, в товарном поезде можно было провезти достаточно большое количество – до 40 пудов (655 килограммов) изданий в год36. Книги распространялись миссионерами среди населения, проявившего интерес к учению церкви. Тем не менее проповедь продолжала играть ведущую роль в привлечении паствы.

В среде российского населения полосы отчуждения КВЖД православие всегда оставалось преобладающей конфессией и различные структурные изменения на этой территории впервые происходили именно в жизни Русской православной церкви. Сначала сменилось подчинение Русской православной церкви в Маньчжурии: прежде она была под управлением Пекинской духовной миссии, а после Русско-японской войны перешла в ведение Владивостокской епархии37.

После расширения прав верующих в 1905 году многие протестантские конфессии увеличили количество проповедей в полосе отчуждения КВЖД. Это обеспокоило руководство Русской православной церкви, которое внимательно следило за религиозной ситуацией в полосе отчуждения. РПЦ могла самостоятельно или совместно с администрацией железной дороги контролировать деятельность христианских общин. В 1910 году Владивостокская духовная консистория планировала направить предписание наказному атаману Уссурийского казачьего войска о необходимости привлечения в станицах к ответственности баптистов и верующих иных христианских учений, проповедовавших среди православных38. В полосе отчуждения КВЖД Русская православная церковь могла воздействовать на административные структуры через помощника управляющего КВЖД по гражданской части, которого информировали об активизации протестантских общин.

В мае 1911 года благочинный Маньчжурских церквей Владивостокской епархии Леонтий Пекарский направил архиепископу Владивостокскому и Камчатскому Евсевию список мер, которые должны были способствовать прекращению распространения сект в полосе отчуждения КВЖД. Л. Пекарский считал, что в Харбин необходимо направить опытного миссионера и построить православную церковь при главных мастерских дороги, где больше всего распространялись новые направления протестантизма. Со своей стороны о. Леонтий обещал просить М. Е. Афанасьева дать распоряжение о наблюдении за группами адвентистов, число которых резко увеличилось за год39.

Уже через полгода одна из мер была выполнена. В ноябре 1911 года архиепископ Владивостокский и Камчатский Евсевий назначил на должность епархиального противосектантского миссионера священника из Казанского уезда Сергия Толпегина40. Его должностные обязанности включали ведение списков протестантов, в том числе перешедших из православия, миссионерскую деятельность и беседы с представителями протестантизма.

Территориально деятельность епархиального противосектантского миссионера охватывала Владивостокский епархиальный округ, в том числе территорию полосы отчуждения КВЖД, где он начал активно работать с 1912 года: в середине сентября провел четыре беседы с протестантскими проповедниками на станции Маньчжурия, а с 23 сентября по 2 октября вел беседы с баптистами и адвентистами Харбина41. Такие дискуссии были очень популярны у местного населения и их охотно посещали. От протестантов участвовали не только местные, но и приезжие пасторы, которые пользовались большим уважением у мирян. С. Толпегин указывал, что после его бесед в столице КВЖД один из протестантов перешел в православие42. По итогам доклада, представленного миссионером во Владивостокскую духовную консисторию, было решено открыть в Харбине «нарядные» (просветительские) курсы43.

Помимо С. Толпегина, Маньчжурию посещали и другие православные миссионеры: Иоаким Крупенин, Иоанн Восторгов и др. И. Крупенин провел в столице КВЖД три беседы о сущности православного и адвентистского учения, посетивших эти встречи было более 1600 человек44. И. Восторгов летом организовал в Хабаровске временные миссионерские пасторские курсы для подготовки православных проповедников в районы Дальнего Востока, где были распространены протестантские течения45. Если на Дальнем Востоке миссионеры проводили беседы про старообрядчество, то в полосе отчуждения КВЖД публичные выступления были связаны с баптизмом и адвентизмом седьмого дня, в которых Русская православная церковь видела опасность.

Стоит рассказать о деятельности Л. Пекарского. С появлением в Маньчжурии новых религиозных общин он старался максимально подробно и объективно подойти к их изучению. Только собрав максимально полную информацию, Пекарский направлял сведения в Консисторию и информировал Управление КВЖД. О необходимости постройки православных храмов писал и в харбинские газеты. Был человеком целеустремленным и непредвзятым.

Итак, Русская православная церковь зачастую выполняла функцию контроля за новыми христианскими течениями, не только предупреждая их распространение, но и ведя статистику верующих. Важным направлением работы РПЦ была борьба с сектантством. Рассматривая итоги противосектантской работы, можно прийти к выводу, что они были безрезультатны и не могли остановить распространение протестантизма в полосе отчуждения КВЖД.

Невзирая на это, работа С. Толпегина хорошо финансировалась. Для ежегодной работы в Харбине и близлежащих станциях о. Сергию выдавали годовые билеты для проезда по всей линии железной дороги. Из-за обеспокоенности растущим количеством протестантских проповедей в столице КВЖД ему даже разрешили раньше срока покинуть Свято-Троицкий мужской монастырь (где он отбывал трехмесячное наказание в 1914 году) для продолжения работы в полосе отчуждения46. Усилия, направленные на борьбу с новыми протестантскими течениями и сектами, все увеличивались, и уже в 1915–1916 годах на некоторых станциях КВЖД были созданы первые противосектантские общества47.

В харбинских газетных статьях подробно освещалась религиозная жизнь общин, давались объявления о праздничных службах трех христианских церквей: Русской православной, Римско-католической и Евангелическо-лютеранской. Подробно излагались яркие события церковной жизни. Обсуждаемой темой была борьба с распространением в Маньчжурии баптистских и адвентистских общин.

После Февральской революции и конца российской монархии к власти пришло Временное правительство, закрепившее право граждан на переход из православия в другие христианские вероисповедания. В постановлениях «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений»48 от 2 апреля (20 марта) 1917 года и «О свободе совести»49 от 14 июля 1917 года признавалась законность внеисповедного состояния.

Конфессиональная политика в 1917–1920 годах была крайне нестабильной, как и политическая ситуация. В это время не обновлялась статистика групп верующих, а Русская православная церковь не вела противосектантскую работу. В целом все были куда больше обеспокоены государственными изменениями, из‐за чего вопросы религии отошли на задний план.

Религиозные организации изменения затронули напрямую. На территории вдоль КВЖД прибывали крупные группы русских эмигрантов: среди них были и верующие, и священнослужители различных религий. Сложившийся вокруг железной дороги русский уклад жизни привел к быстрому росту конфессиональных институтов50. В первые годы после революционных событий религиозные организации продолжали поддерживать связь с церковно-административными структурами по ту сторону границы. Работа религиозных объединений в среде русской эмиграции направлялась в основном на сохранение этнокультурной идентичности диаспор51. Доминирующую позицию продолжала занимать Русская православная церковь. После снятия ограничений начали активную деятельность римско-католические приходы и протестантские общины, занимавшие положение меньшинств по отношению к православной церкви.

Первый период истории христианских меньшинств российской диаспоры Северо-Восточного Китая – это время формирования религиозных объединений. Большинство общин образовывалось в результате прибытия в Маньчжурию групп верующих (католики, лютеране, баптисты), но некоторые возникали и вследствие ведения проповедей. В начале XX века христианские общины региона были частью российских церквей, чаще всего напрямую подчиняясь религиозно-административным центрам на территории российского Дальнего Востока. Уже на этом этапе распространения протестантизма у Русской православной церкви возникали опасения, выливавшиеся лишь в неудачные попытки межконфессиональных отношений в форме миссионерских бесед.

Для полосы отчуждения КВЖД не было выработано отдельного религиозного законодательства, но конфессиональная политика в крае все же имела свои особенности. Правительство в некоторых случаях было заинтересовано заселением территорий христианскими меньшинствами и поэтому препятствий им не чинило. Считалось, что в Маньчжурии многие конфессии живут свободнее. Хотя были и единичные случаи обратных примеров, например вынужденный отъезд И. Воронаева из Харбина.

Особый район Восточных провинций и конфессиональная политика Китая

В октябре 1920 года начался новый этап истории выходцев из России и христианских меньшинств российской диаспоры в Маньчжурии. Территория полосы отчуждения КВЖД вошла в Особый район Восточных провинций Китайской Республики52, а российское население лишилось права экстерриториальности. Живущие в Китае россияне оказались в эмиграции, но лишь немногие решались уехать на родину, где полным ходом шли Гражданская война и военная интервенция. И если в центральной части страны уже установилась советская власть, то на Дальнем Востоке военные действия были в самом разгаре. Весной 1920 года на граничащих с Маньчжурией территориях создается новое государство – Дальневосточная республика (ДВР).

В это время в Особом районе Восточных провинций Китайской Республики появился ряд учреждений для административного регулирования российского населения: Главное полицейское управление, Управление железнодорожной полиции, Земельное управление, Управление по делам городского и поселкового хозяйства, Управление главноначальствующего, Окружной суд, Управление народного просвещения, Судебная палата Особого района Восточных провинций53. Правовое положение русского населения полностью изменилось.

Вопросы веры не были главными в среде российской эмиграции. Главным стало выживание: поиски работы, недорогого жилья, школы для детей, оплата обучения, получение новых документов или визы для выезда. Преимуществом Харбина среди других городов, куда устремились эмигранты, была русскоязычная среда. Здесь не нужно было учить новый язык и привыкать жить в реалиях другой, незнакомой страны.

В среде российского населения формируются три группы: эмигранты, китайские и советские граждане. Одной из категорий населения, которая в большинстве своем оставалась в статусе эмигрантов, были служители церкви.

Пришедшее к власти в полосе отчуждения КВЖД советско-китайское руководство приняло решение прекратить финансовую поддержку религиозного культа. Ассигнования от Управления КВЖД на содержание церквей и духовных лиц приостанавливались, духовенство лишалось квартир54. Эти изменения коснулись в основном Русской православной церкви, ранее поддерживаемой государством. Христианские меньшинства, финансировавшиеся иностранными центрами, не пострадали.

Русская православная церковь продолжала занимать господствующую позицию по сравнению с иными религиозными организациями в русскоязычной среде. Религия в эмиграции выполняла главным образом компенсаторную функцию. В тяжелые времена беженцы находили утешение в церкви, к какой бы конфессии она ни относилась. Религия сплачивала верующих, выполняя и коммуникативную функцию. Религиозные и национальные общины объединяли группы эмигрантов. Одним из средств этого объединения стала печать. В 1920‐х годах многие религиозные организации открывали собственные издательства и начинали выпускать журналы и газеты. Они и образовали связующее звено между общинами «русского Китая» и советского Дальнего Востока. Служители церкви освещали в печати жизнь заграничных общин и обменивались опытом.

В эмигрантском сообществе важную роль начал играть Христианский союз молодых людей (ХСМЛ), или Young Men’s Christian Association (YMCA), – иностранная межконфессиональная организация, оказывавшая финансовую помощь русской эмиграции. Старший секретарь ХСМЛ в России Эдгар МакНотен охарактеризовал союз как «филантропическую, образовательную и религиозную организацию»55.

Основателем общества в Харбине был американец Г. Готт – бывший генеральный секретарь иркутского ХСМЛ56. Особое внимание союз уделял образовательной деятельности. В 1925 году в городе открылись собственная гимназия ХСМЛ, библиотека, различные учебные курсы. Секретарем организации и заведующим образовательного отдела был Алексей Алексеевич Грызов57 (Ачаир) – известный харбинский поэт. Религиозным образованием в ХСМЛ занимались священники разных вероисповеданий. У православных учеников Закон Божий преподавали служители Русской православной церкви, у католиков – ксендз Римско-католической церкви, у протестантов – пасторы их конфессий58. Несмотря на то что корни ХСМЛ уходили в протестантство, вся деятельность была направлена на сглаживание различий между христианскими конфессиями и поощрение религиозного либерализма59.

Тем временем в Советском Союзе начиналось развитие протестантских конфессий. До 1929 года в СССР длилось «золотое десятилетие», как именовали этот период лидеры протестантских церквей60. Мягкая политика государства позволила общинам свободно развиваться. При этом к иностранным миссионерам власти относились настороженно. Многие представители американских и европейских миссий были вынуждены выехать в Харбин и продолжать вести свою деятельность уже там. На советский Дальний Восток из Особого района Восточных провинций Китая периодически направлялись проповедники, чему способствовала прозрачность границ между государствами61. До конца 1920‐х годов пасторы церквей могли пересекать границу для посещения ближайших общин. Но были и случаи задержания религиозных деятелей при переходе границы.

Положение религиозных организаций на советском Дальнем Востоке определялось центральной государственной властью и региональными рекомендациями по работе с протестантскими общинами Дальнего Востока. Они определяли местные особенности и регламентировали работу властных структур в отношении религиозных общин. В 1928 году в Циркулярном письме адмотдела Далькрайисполкома об отношении к сектантам, направленном окружным адмотделам, были упомянуты случаи притеснения религиозных групп районными административными отделами и отдельными сотрудниками рабоче-крестьянской милиции Дальнего Востока. Проповедников задерживали прямо во время миссионерских поездок и требовали разрешение на выезд в пределах 7,5 км за пограничную полосу62. Административный отдел Далькрайисполкома такие действия осуждал.

Китайская политика в Особом районе Восточных провинций велась с точностью наоборот. Новое правительство интересовал контроль только крупных конфессий, небольшие группы практически не учитывались. На практике же контроль над религиозными меньшинствами бывшего российского населения отсутствовал. В Харбине произошел настоящий религиозный бум. Именно 1920‐е годы становятся временем церковного строительства в городе, активной миссионерской работы, стимулируя рост паствы разнообразных религиозных общин.

А. Дементьев цитирует в своей работе баптистского миссионера Эрика Олсона, слова которого полностью подтверждают выводы о религиозной политике Китайской Республики на этой территории:

Наше движение здесь63 не повлечет за собой изменение в нашей работе, это всего лишь изменение резиденции. Под китайским законодательством мы имеем полную свободу, которая нужна нам для благовестия среди русского народа. Кроме того, мы достаточно близки к нашим братьям и церквям в Сибири, чтобы позволить нам осуществлять контроль и следить за тем, чтобы все шло гладко… Таким образом, у нас нет неопределенности в отношении работы64.

Но есть и полярное мнение: Серен Урбански писал об ограничении свободы вероисповедания и запрете православных праздников на приграничных территориях65. Возможно, подобные меры предпринимались только на границе, так как в Харбине религиозные праздники и деятельность христианских миссий не ограничивались.

Китайское правительство не регламентировало жизнь российских конфессий отдельно. Большинство эмигрантов не знали китайского языка, и религиозное законодательство страны было практически недоступно для русскоязычного населения бывшей полосы отчуждения КВЖД. Инициатором переводов части законов Особого района Восточных провинций стало экономическое бюро КВЖД, хотя в сферу интересов этой структуры религиозное законодательство не входило. Поэтому в переводной литературе можно встретить только упоминания о запрете посягательств «на свободу совести и кощунственное отношение к покойникам»66