Читать онлайн Четыре – число смерти бесплатно

Глава первая: Молнии танцуют для мертвецов

Учитель Сыма был страшен в гневе. Он скалился, рычал, смеялся. Делал все то, что приписывали ему враги. Всегда был готов предстать перед честным народом, как бесноватый выживший из ума старик. В этом не было великой мудрости. Учитель Сыма просто знал, что бесноватым колдунам доверяют с куда большей охотой, чем прагматичным и дальновидным.

Человек, стоящий сейчас перед Янь Ляо, плясал точно так же, как учитель Сыма. Он так же скалил зубы, хрипел и выкатывал глаза. И точно так же, между его пальцев, проносились маленькие искорки. Длинные, почти до пояса, чёрные волосы колдуна, были перетянуты белой лентой. Аккуратная бородка украшена черными и белыми бусинами. Разница была лишь оттенке кожи. Учитель Сыма путешествовал всю жизнь, и лицо и руки его были такими тёмными от солнца, что когда он сбрасывал халат, казалось, их попросту пришили к телу. От беснующегося колдуна пахло сырой пещерой.

Янь Ляо поклонился противнику, сделал осторожный шаг в сторону и назад. Молодой даос был не в лучшем положении. Он встретил своего врага у самого его логова, на склоне пологого, почти голого холма. Одно неверное движение могло стоить любому из них множества переломов.

Человек, плясавший так, словно стоит на мощёной столичной площади, расхохотался. Он был молод – может быть лет на пять старше Янь Ляо, которому едва исполнилось двадцать. Но в его движениях и смехе чувствовались и сила и выучка. Человек выбросил перед собой руку, держа ее ладонью к небу, и с пальцев его сорвались маленькие голубые искорки. Янь Ляо успел только подумать о том, как ему защититься от этого выпада. Искры упали на его одежду и мужчина закричал от боли. Он попытался вырваться из собственной одежды, ставшей всего за мгновение настоящим орудием пыток, но безо всякого результата. Неведомая страшная сила повалила Янь Ляо на колени, а изношенный халат все продолжал пронзать его тысячами маленьких иголочек. Человек напротив перестал кривляться.

– А вот теперь, уважаемый Янь Ляо, – улыбнулся он, подходя к поверженному противнику. – Почему бы нам не поговорить?

– Это было бы… – Янь Ляо сжал зубы, чтобы не закричать, потому что боль никуда не уходила. Большая часть его мысленных усилий была направлена на то, чтобы запретить своему телу потеть. Оставшаяся – на то, чтобы отлепить одну губу от другой. Через пару мгновений, ему удалось все же закончить фразу. – Очень благородно с вашей стороны.

– О, не переживайте, – человек сел на землю прямо перед Янь Ляо. Тот с трудом, но смог посмотреть в глаза своему мучителю. Человек продолжал улыбаться, но не как безумный колдун, а как вежливый сосед. Одними губами. – Я не перестану вас пытать. Это было бы неразумным поступком с моей стороны.

Янь Ляо попытался улыбнуться. Что-то кольнуло в его висок, но эта боль была такой мимолётной, что только помогла отвлечься от пронзающих тело искр. Сжав кулаки и глядя прямо в глаза колдуну, он встал на одно колено Человек сделал шаг назад. Он вновь оглядел Янь Ляо с ног до головы, а затем кивнул.

– Если только вы не пообещаете мне, уважаемый, не пытаться со мной сражаться.

– Боюсь, – Янь Ляо качнул головой. – Мой долг перед учителем требует, чтобы я убил вас. Или умер от вашей руки.

      Человек кивнул, затем подал руку Янь Ляо. Молодой даос принял её и поднялся на ноги. Тогда человек отступил на шаг назад, повернул голову к опрятной хижине, стоящей чуть выше по склону холма и ещё не успевшей обрасти плющом. Янь Ляо сжал кулаки, плотно стиснул губы, закрыл глаза. Он осторожно шагнул в сторону хижины, но его ноги подкосились и он упал на одно колено. Быстро поднялся, сделал ещё один шаг. Тогда человек снова качнул головой. Одежда Янь Ляо перестала пронзать его тысячами маленьких иголок. Молодой даос снова упал на колени, открывая и закрывая рот и сжимая руками траву. Человек сказал:

– Пожалуйста, давайте не будем драться. Я ведь всё равно вас убью, если вы хотите, но… – он замялся. Несколько мгновений колдун смотрел куда-то за спину Янь Ляо, сложив ладони перед собой и постукивая пальцами о пальцы. – Почему бы нам сперва не поговорить, а потом уже вернуться к вашей смерти?

– Ещё раз благодарю вас, – ответил Янь Ляо. Он поднялся на ноги, отряхнул свой халат, такой же жёлтый, как и халат человека, стоящего перед ним. Поклонился и направился к хижине. С каждым движением, с каждым вдохом и выдохом, шаг его становился увереннее. Он становился у дверей хижины, дожидаясь хозяина и медленно выдыхая через рот. Его тело неспешно восстанавливалось. Янь Ляо не уронил ни капли пота и ни капли Ци не вышло из него. От человека, стоявшего за его спиной, это укрыться никак не могло.

Он открыл перед молодым даосом дверь своего дома, пропуская его внутрь. Янь Ляо обнаружил голые стены, дыру в потолке, очаг в центре хижины, одно большое окно и циновку на полу. Ни снадобий, ни зелий, ни ингредиентов для их изготовления. Мужчина прошёл внутрь, уселся у очага. Хозяин дома закрыл за собой дверь.

– Как вас зовут, юноша? – улыбнулся он. Из рукава его халата выпал небольшой котелок, который не мог бы там поместиться, каким бы ловким фокусником ни был человек.

– Янь Ляо, – ответил Янь Ляо. – А кто же вы?

– Я тот, – ответил хозяин дома, усаживаясь у очага. – Кто прочитал священную книгу Тайпинцзин.

Внутри Янь Ляо что-то оборвалось. Он услышал, пропустил через себя, испугался и перестал бояться. Он осознал, что сегодня умрёт. Колдун взмахнул рукой и в очаге вспыхнуло пламя. Повесив над ним пустой котелок, хозяин дома прошептал что-то, чуть прикрыв глаза. Тогда в котелке забурлила вода. Янь Ляо изучал движения мужчины, надеясь отыскать хоть какой-то изъян в безупречном волшебстве. Мужчина улыбнулся, качнул головой.

– Вы не поймаете меня на ошибке, юноша, – сказал он. – Вы напрасно тратите своё время.

– Благодарю вас за совет, – Янь Ляо развёл руками. – Увы, но я чувствую, что это именно то, что я должен делать сейчас.

Мужчина кивнул. Перед ним возникли две маленькие чашки, которыми он зачерпнул кипятка. Обжигающий пальцы пар, что поднимался над котелком, совсем не смущал его. Ни единым движением или звуком не показал он, что ему больно, когда случайно – или намеренно – опустил в кипяток палец. Хозяин дома поставил чашку перед Янь Ляо, бросил туда несколько листьев. Потом сделал то же самое и для себя. Огонь в очаге начал затухать.

– Изучение похвально, – наконец заговорил мужчина. – Вы стараетесь не делать, когда это не нужно. Ваш учитель вами может гордиться.

– К сожалению, учитель Сыма погиб.

– По моей вине? – мужчина отхлебнул из чашки.

– Скорее всего.

– И вы хотите драться, не задав никаких вопросов? Почему вы напали на меня, господин Янь Ляо?

– Потому что ваши слова могут смутить мой ум, – честно ответил Янь Ляо. – Но раз уж я проиграл.

Янь Ляо замолчал на мгновение, прислушиваясь к себе.

– Почему вы послали учителя Вэй Сыма на север?

– Это то, что вы чувствуете? Желание задавать вопросы?

Янь Ляо качнул головой. Сжал губы, закусил ус, пригладил рукой длинные растрепанные волосы. Ему показалось, что на мгновение кольнуло сердце, но скорее всего, это был лишь укол страха. Тогда хозяин дома улыбнулся во весь рот. Хозяин дома коснулся языком острого клыка, подмигнул своему гостю, потом залпом осушил чашку с горячим чаем.

– Значит, вы идёте против намерения.

– Намерение, это ещё не весь путь, – ответил молодой даос. Старый колдун кивнул.

– И всё же, действуя так, вы обрекаете себя на поражение, юноша.

– У меня есть долг, – Янь Ляо пригладил бороду и усы. Выпрямил спину, глядя в глаза хозяину дома. – Этот долг важнее победы или поражения.

– Учитель Сыма плохо вас учил, – мужчина вздохнул, снова зачерпнул чашкой горячей воды. – Почему вы не пьете чай?

– От чая мне станет жарко, – спокойно ответил Янь Ляо. – Я не хочу, чтобы Ци вышла из меня. Не перед битвой с вами, мой господин.

– Вы ещё не оставили эту дурацкую мысль?

Янь Ляо улыбнулся, ничего не говоря. Хозяин дома снова отпил из своей чашки, утёр выступивший на лбу пот. Рассмеялся, тихо и непринужденно. Его гость всё ещё молчал. Тогда господин, читавший Тайпинцзин, отставил чашку и со вздохом положил ладони себе на колени.

– Признаюсь честно, господин Янь Ляо, мне бы не хотелось убивать ученика Вэй Сыма.

– Но учителя Сыма вы убили.

– Неправда. Он сам принял свою смерть. Так складывались небесные узоры.

Янь Ляо разрешил себе усмехнуться.

– Такова была воля Жёлтого неба?

Вечерние сумерки медленно и тихо окружали хижину на холме. Хозяин молчал, глядя в единственное окно. Солнце куталось в алые облака и уходило за холм. Ни один ночной зверь не смел своим криком нарушить размышлений человека, сидевшего у одного очага с молодым Янь Ляо. Наконец этот человек поднялся на ноги, подошёл к окну. Он вставил в раму рисовое полотно, которого не было в доме. Затем он достал четыре свечи, которых также не было ранее, и расставил их по полу. Мужчина посмотрел на своего гостя, сказал слово, и очаг погас.

В то же мгновение зажглись свечи. Янь Ляо стоял у окна, согнув колени и выставив перед собой руку. Его открытая ладонь была покрыта инеем. Он почти коснулся рисового полотна, но убрал руку вовремя. Хозяин дома стоял у дверей. Он улыбался. Янь Ляо повернулся к нему, усмехнулся, стараясь не смотреть в глаза человеку. Потом поклонился.

– Принимаю ваши извинения, господин Янь Ляо, – ответил мужчина. – Но, пожалуйста, прошу вас в последний раз. Не нападайте на меня до тех пор, пока я не отвечу хотя бы на три ваших вопроса.

– Но я знаю ответ, – Янь Ляо выпрямился, сжал кулак. Крохотные льдинки посыпались на земляной пол.

– Один ответ, – сказал хозяин дома, возвращаясь к потухшему очагу. – Разве этого может быть достаточно?

– Одного всегда достаточно, – Янь Ляо также занял своё место, в окружении свечей. Они горели ровно, словно и не свечи вовсе. Пламя окутывало фитили, не дрожало и не плясало, хотя по ногам Янь Ляо и тянулся холодный вечерний сквозняк. – Единица – священное число. Первоначало всего.

– Нельзя понимать нумерологию так буквально, – хозяин дома улыбнулся. – Но даже если рассуждать таким образом, господин Янь Ляо.

Мужчина едва заметно качнул головой, а его пальцы коснулись полы халата.

– Вы не узнаете ничего о предмете, не познав четыре его формы.

– Мой учитель говорил так же. Но даже четыре мистических зверя не вернут его, и четыре мифических начала не утолят моей тоски.

– А месть утолит? – улыбка устало сползла с лица хозяина дома.

– И месть одна. Начало и конец.

– Тогда, может, вы позволите мне задать вопросы вам? В попытке спасти вас, господин Янь Ляо.

Молодой даос сжал губы, схватил свою бороду, сжал её, потом отпустил. Он не смотрел на хозяина дома, взгляд Янь Ляо скользил со свечи на свечу. Человек, сидящий перед ним, молчал. Последний лучи солнца ударили в рисовое полотно. Янь Ляо кивнул. Хозяин дома хлопнул в ладоши и только тогда пламя свечей дернулось, встрепенулось, будто от ветра.

– Славно, дорогой господин Янь Ляо, – мужчина улыбнулся, вновь показывая зубы. – Мы будем действовать так. Я загадаю загадку, и если вы ответите верно, я привяжу камень к своей ноге. Ошибетесь, и ваш язык сам задаст мне вопрос. Потом мы ляжем спать, и утром я буду вас учить. Вечером загадаю загадку. Ответите правильно, и я привяжу камень к своей руке.

– И завтра ночью один из нас убьёт другого, – кивнул Янь Ляо, приглаживая бороду.

– Или вы уйдёте моим другом, господин Янь Ляо. Обернитесь.

Янь Ляо послушался. За его спиной на полу лежали две циновки. Рядом с каждой стояла небольшая деревянная подставка под голову. На сами циновки были стопками сложены конопляные одеяла.

– Почему вы… – Янь Ляо осёкся. – Я не порадую вас вопросом. Позвольте услышать загадку.

– Она очень простая, – мужчина поднялся на ноги, выставил перед собой руки, ладонями к земле. Затем он чуть согнул ноги, подняв руки к небу и начал медленно, на выдохе, опускать их вниз. Янь Ляо терпеливо ждал. – Один человек потерял двух.

Янь Ляо вздрогнул. Он закрыл глаза, пытаясь сконцентрировать усилие воли на порах, как делал уже не один раз за этот долгий вечер. И всё же несколько холодных капель вышло из его спины, и тут же обратились в иней.

– Один, это начало. Два это союз, – продолжал мужчина. Теперь его сомкнутые в замок ладони смотрели в потолок хижины. – Скажите мне, господин Янь Ляо, каким было число человека, к которому пришёл этот несчастный, что потерял двоих.

– Четыре, – не задумываясь ответил Янь Ляо. – Ведь четыре это число смерти.

Хозяин дома вздохнул и одна из свечей погасла. Мужчина сделал шаг назад, развёл руки в сторону, чуть склонил голову. Янь Ляо сжал кулаки, не отрывая взгляда от собеседника. Он не был мастером Ци, и не умел правильно распределять его по всему телу. Ему куда лучше удавалось выплескивать Ци вовне, подчиняя себе то бесконечное начало, что разлито в воздухе и содержится в каждой частице мироздания. Он напрягал все свои силы, чтобы оставаться спокойным. Чтобы просто стоять на месте, сдерживая дыхание и ужас. Хозяин дома медленно свёл руки, будто бы хлопнув в ладоши.

– К сожалению, – начал он, и ногти Янь Ляо вонзились в его же ладони. – Вы ошиблись, господин Янь Ляо. Моё число не четыре, и я не мастер всех форм.

Мужчина обошёл очаг, приближаясь к Янь Ляо.

– Неправильный ответ вам подсказало чувство, которое вы принимаете за жажду мести, – продолжал он, становясь по западную сторону от молодого даоса – Но моё число десять, потому что я конец всего.

Мужчина положил руку на плечо Янь Ляо. Молодой даос почувствовал сотни маленьких, нежных уколов. Это не была пыткой, как в первый раз. Напротив, руки ученика Вэй Сыма расслабились, тревога и страх медленно уходили. Янь Ляо разжал кулаки. Несколько капель крови упали на земляной пол.

– И теперь ваш язык задаст мне вопрос, который исцелит ваше сердце.

– Почему, – открылся рот Янь Ляо. Вместе с ним распахнулись и глаза, а руки метнулись к лицу, чтобы остановить предательский язык. Но мужчина, стоявший со стороны запада, лишь чуть сжал ладонь, и руки Янь Ляо не успели прикрыть рот. – Я пришёл требовать мести за учителя, и ни разу не заговорил о погибшей сестре?

Янь Ляо вздрогнул. Он отпрыгнул в сторону, задел ногой одну из свечей, опрокинул ее на пол. Жир полился на землю, Янь Ляо согнул колени, выставил перед собой руки.

– Я убью вас, – процедил он сквозь зубы.

– Но прежде я отвечу на ваш вопрос, господин Янь Ляо, – ответил хозяин дома. – Всё дело в том, что вы пришли сюда не как ученик, требующий мести за учителя.

Жир под ногой Янь Ляо замёрз. Свеча погасла. В рисовое полотно ударил ледяной ветер. В руках молодого даоса кружились снежинки, сплетаясь в острое копье. Иней покрыл все предметы, которых не было в хижине – стол с зельями, ступками и ретортами. Шкаф с книгами и древними табличками. Большой сундук для одежды. Иней был повсюду. Хозяин дома стоял в шаге от Янь Ляо.

– Ваш учитель бы не принял мести, и ваша сестра была слишком благородна и мудра, чтобы простить вам такое намерение, – продолжал он. Янь Ляо выбросил вперёд руку, но ледяное копьё лишь едва коснулось чёрных косм хозяина дома. Мужчина даже не уворачивался от удара, он едва ступил в сторону, но и этого было достаточно. – Вы здесь, господин Янь Ляо, не как ученик.

– Замолчите! – выкрикнул молодой даос, но хозяин дома уже положил руки на его заиндевевшие плечи.

– Вы здесь как ребёнок, оставшийся без родителя, – сказал господин, читавший Тайнинцзин. Янь Ляо попытался проглотить застрявший в горле ком, но смог лишь захрипеть. Губы хозяина дома коснулись его макушки, и молодой даос закричал. Он упал на колени, и всё Ци, что он копил для битвы с хозяином дома, вышло из него, вместе со слезами.

Он плакал больше часа, и когда уже совсем лишился сил, хозяин дома уложил его на циновку. Янь Ляо молча наблюдал за мужчиной, когда тот накрывал его конопляным одеялом, а потом укладывался рядом. Молодой даос мог только смотреть, настолько он ослабел. Мужчина улыбнулся ему, и погласла третья свеча.

– Спите, господин Янь Ляо, – сказал он ровным, спокойным голосом. – Утром я разбужу вас и начну учить.

Янь Ляо едва нашёл в себе силы отвернуться от хозяина дома. Он несколько минут просто лежал, радуясь тому, что слёз больше не осталось. Он так и не дождался, когда погаснет последняя, четвёртая свеча. Усталость, словно заботливая мать, коснулась губами его век и мужчина уснул.

Он открыл глаза в тот же миг, но дом уже был освещён светом солнца. Янь Ляо поднялся на ноги, огляделся. За большим столом, держа в руках каменную чашу, стоял хозяин. Он бросал в чашу небольшие кристалики, не обращая никакого внимания на своего гостя. Янь Ляо поклонился ему, сложил одеяло, свернул циновку. Вместе с подставкой под голову он убрал спальные принадлежности в тот же угол, где уже лежала циновка хозяина.

– Я приготовил воду и гребень на улице, – улыбнулся ему мужчина, растирающий пестиком камни в чаше. – После того, как придёте в себя, мы начнём занятие, господин Янь Ляо. Вся вода ваша.

Хозяин дома отвернулся к столу. Янь Ляо мгновение смотрел на него, пытаясь понять, осталось ли хоть что-то в сердце. Затем молодой даос поклонился и молча вышел из дома. У окна стоял небольшой столик, а на столике таз с водой и несколько костяных гребней. Янь Ляо вымыл лицо, затем снял жёлтый халат и аккуратно сложил его на земле. Он вылил на себя всё содержимое таза, не сдерживая смеха от прикосновения ледяной воды к телу. Растер руки и грудь и только после этого взялся за гребни. Не думая ни о чём, мужчина расчесал длинную бороду, а затем и спутавшиеся за несколько дней путешествия волосы на голове. Когда к нему вышел хозяин дома, Янь Ляо всё ещё стоял в одних промокших шелковых ку. И хотя ку едва закрывали колени молодого даоса, он не испытал ни малейшего смущения перед человеком, которого знал не более дня.

– Выпейте, – сказал этот человек, поднося Янь Ляо каменную чашу. Тот взял её без раздумий, заглянул внутрь. Как он и ожидал, в бурой жидкости плавали минеральные крошки. – Три глотка.

– Я вижу серу и кварц, – заметил молодой даос, поднося чашу к губам. – Но что ещё?

– Если глотков три, то и ингредиентов три, – рассмеялся хозяин дома. Молодой даос сделал три больших глотка и, не морщась, передал чашу обратно. Он поклонился и принялся одеваться, пока пил хозяин дома.

Когда тот закончил и выплеснул остатки жидкости на землю, Янь Ляо уже сам определил третий ингридиент, по неприятному вяжущему послевкусию.

– Алунит, – сказал мужчина, и его собеседник с улыбкой кивнул. Он поставил каменную чашу на стол. – Вы готовы учиться, господин Янь Ляо?

Тот вздохнул, развел руки в стороны. Пожал плечами и только потом ответил.

– Я не знаю, мой господин. Я пытаюсь прислушаться к своим чувствам, но ничего не чувствую.

– Ваше Ци было отправлено чужим, – хозяин дома отошел от дома на несколько шагов и жестом предложил Янь Ляо последовать за ним. Янь Ляо послушно прошёл следом. – Вы знаете о том, что Ци обладает таким свойством?

– Нет, господин, – молодой даос с улыбкой посмотрел на крышу хижины. Вчера он был так занят своей ненавистью, что и не приметил утиного гнезда. Сейчас же, большая мандаринка деловито высовывала из него голову и с интересом наблюдала за мужчинами. – До воды ведь далеко…

– Никакого волшебства, – хозяин дома сложил руки перед собой, затем развёл их в стороны, наполняя лёгкие воздухом. Янь Ляо, не задумываясь ни о чём, повторял за ним. Мужчины подняли руки к небу, позволяя Ци войти в них, а затем начали медленно опускать их вниз. Они выпускали воздух изо рта тонкой струйкой, а Ци проходила через всё их тело, от головы до паха, следуя за движением рук. – Озеро на другой стороне холма, но о нём мало кто знает.

Хозяин дома вновь поднял руки к небу, и следом Янь Ляо сделал то же самое. Восемь раз они пропустили Ци через себя, прежде чем мужчина снова заговорил. Он согнул руку в локте, сжал ладонь маленькой чашей, согнул колени.

– Я обещал вам вторую загадку, но в этот раз на раздумье у вас будет весь день, – сказал он, пронося ладонь от востока к западу. – Так слушайте, господин Янь Ляо.

Под холмом послышалось конское ржание. Янь Ляо сжал губы, стараясь разглядеть хоть что-то. К холму приближалась группа солдат. Многие были на лошадях, но ещё больше было и пеших воинов.

– Никто не может меня победить, —улыбнулся хозяин дома. – Потому что я принял своё поражение.

– И не стремлюсь к победе, – закончил за него Янь Ляо. Это высказывание Старика не было любимым у учителя Сыма, но Янь Ляо всё равно его хорошо помнил. – Это не похоже на загадку.

– Верно, – конные воины спешились. Часть пеших скинула с плеч короткие луки, а часть вынула из ножен длинные мечи. – Я умру в бою. Один мой брат от болезни, в осаждённом городе. Второй – попав в плен, от меча палача. Вашего учителя и сестру убил тот, кому убийца верил больше всех.

Солдаты начали подниматься в холм. Мужчина в восьмой раз пронёс сжатую в чашу ладонь, от запада к востоку. Он выпрямил ноги, встряхнул руками, снова поднял их к небу. Солдаты что-то закричали.

– Вас выжило четверо, – продолжал мужчина, расставляя ноги шире и опуская руки так, чтобы они касались пальцами земли. Янь Ляо видел, как Ци закрывает дом вместе с гнездом счастливой мандарики. Видел, как Ци укрывает собой хозяина дома, делая его облик все менее различимым. – Четыре ребёнка, потерявшие родителей. У одного есть свита, у другого путь, у третьего любовь, у четвёртого только я. Назовите моё число, господин Янь Ляо.

Солдаты вбежали на холм. Дом, его хозяин и утка-мандарика стали совсем невидимыми. Янь Ляо один стоял на холме, но его пальцы касались земли. Он начал выпрямлять спину, поднимая руки к небу. Ветер пронесся по голой макушке холма, неся слышимый одному лишь молодому даосу голос:

– Не спешите с ответом.

Янь Ляо замер, удерживая на языке слово «смерть» и число «четыре». Солдаты спокойно шли к нему, одиноком стоящему на холме. Мужчина выдохнул из лёгких воздух, снова сгибая ноги и опуская руки к земле. Пальцы его коснулись холодной поверхности холма. Воины, вооруженные длинными, слегка изогнутыми мечами, окружили его.

– Проклятье, – буркнул один из них, в изящном шлеме, украшенном конским волосом. Он с отвращением сплюнул и Ци упало на босую ногу Янь Ляо. Молодой даос медленное выпрямлял ноги, поднимая пальцы к небу. – Верь после этого деревенской погани.

– Они бы нам врать не стали, – подал голос один из солдат, без каких-либо знаков различия.

– Но соврали, – старший недовольно огляделся. – Тут ничего нет!

– Может, нас колдун заморочил? – спросил один из лучников. Янь Ляо улыбнулся, и пальцы его коснулись земли. – И мы не на тот холм поднялись?

– Здесь не так много холмов, Бяо! – старший вогнал меч в ножны с такой ненавистью, что Янь Ляо на мгновение стало жаль последние. Воин ещё раз выругался и зашагал с холма вниз. Остальные солдаты последовали за ним. Янь Ляо восьмой раз коснулся пальцами земли и выпрямился.

Он встал на носки, потянулся к солнцу, откинулся назад, затем выпрямился. Согнул плечи, сомкнул пальцы, делая долгий выдох. Его разум был спокоен и чист, но на губах всё ещё плясало слово «смерть». Янь Ляо искал другой ответ, но не мог. Он вытянул шею к небу, положил голову на одно плечо, потом на другое. И ещё семь раз, стараясь отыскать что-то внутри себя, он повторил это нехитрое действие. Шея разок щёлкнула, Янь Ляо улыбнулся. Ци свободно текла по его телу, и он поднял к лицу ладонь. На указательном пальце блестела маленькая аккуратная снежинка. Молодой даос не думал о том, зачем он обратил Ци в любимое состояние. Он просто сделал и минуту не разрешал снежинке растаять, наблюдая за ней и любуясь совершенством формы.

– Позволите поинтересоваться, – спросил хозяин дома, снова появившийся на холме. Вместе с домом и беззаботно рассматривающей обоих мужчин мандаринкой. – Почему лёд?

– Учитель Сыма показывал мне как заклинать все стихии, – пожал плечами Янь Ляо, отпуская снежинку и впитывая Ци из оставшейся на пальце влаги.

– Но когда вы думаете об оружие и о красоте, вы думаете о льде.

– Я призывал грозу и молнии поражали моих врагов, – мандаринка несколько раз крякнула, наверняка насмехаясь над Янь Ляо. Небо стало чуточку темнее. Это армия уставших туч ползла штурмовать солнце. – Поэтому не знаю, как ответить на ваш вопрос.

Хозяин дома молчал, глядя на молодого даоса. Тот закусил ус, опустил взгляд, развёл руками. Господин, читавший Тайпинцзин, лишь едва улыбнулся тонкими губами, а потом сложил руки перед собой, пряча ладони в рукава жёлтого халата. Янь Ляо кивнул собственным мыслям, поднял взгляд на человека, стоявшего перед ним. Мандарика снова закрякала.

– Я хочу с вами драться, – сказал Янь Ляо. – Но уже не хочу вас убить. Хочу понять, почему умер мой учитель.

– Вас всё ещё отравляет чужое Ци, – рассмеялся хозяин дома. – Ци тех, кто может найти ответ только в драке.

– И всё же, это то, куда ведёт меня недеяние, – Янь Ляо поклонился мужчине. Тот поклонился в ответ. Выпрямившись, хозяин дома выбросил вперёд левую руку, ещё до того, как Янь Ляо успел броситься к нему.

Жёлтый халат молодого даоса снова стал оружием и тысячи игл вонзились в ледяную корку, которой Янь Ляо покрыл своё тело. Он усмехнулся, прыгнул вперёд, но хозяин дома уже взмыл в воздух. С неба послышался громкий, безумный гогот. Мандаринка испуганно закрякала в ответ. Тучи потянулись к господину, читавшему Тайпинцзин, а земля задвигалась под ногами Янь Ляо. Холм вздрогнул, застонал, покрылся трещинами. Тогда и молодой даос прыгнул на несколько бу вверх и, подчинив себе потоки ветра, завис в воздухе. Глаза мужчины, танцевавшего перед ним, закатились. Длинные чёрные волосы развевались за его спиной, словно плащ, а белая лента, которой он ранее повязывал волосы , плясала рядом, словно живая. Янь Ляо бросился к противнику, выставив вперёд руку. Снежинки плясали вокруг его ладони, когда она проскользнула в четверти чи от лица беснующегося колдуна. Тот продолжал смеяться, ловко уклоняясь от ударов молодого даоса.

Сверкнула молния, а за ней ещё одна, и ещё. Все три ударили в ледяные диски, раз за разом возникающие вокруг Янь Ляо. Хозяин дома перестал смеяться. Он взлетел ещё выше и потоки ветра сбили Янь Ляо с ног. Мужчина попытался удержаться в воздухе, но тщетно – он успел лишь снова закрыться ледяным щитом от очередной молнии, а потом рухнул на трясущуюся землю. Через мгновение его противник опустился следом. Он подал Янь Ляо руку. Молодой даос не раздумывая схватился за неё и поднялся на ноги. Оба мужчины улыбались друг другу.

– Вы радуетесь драке, – рассмеялся колдун. Снова, совершенно спокойно и буднично. Как будто не плясал он среди туч, закатив глаза и заливаясь хохотом. – Как мальчишка.

– Простите, – даос отряхнул свой халат. – Моё Ци и впрямь отравлено.

– И не только дружбой с солдатом и монахом, – колдун вздохнул и лицо его на мгновение стало уставшим и осунувшимся. Будто кто-то другой, куда более старый, смотрел на Янь Ляо. – Вы хотите знать, почему я послал вашего учителя на смерть?

– Да, – первая капля дождя упала на плечо Янь Ляо.

– Дождь теперь надолго, – вздохнул хозяин дома. – Зря я пригнал тучи.

– Учитель Сыма любил дождь, – ответил Янь Ляо. – Давайте не будем возвращаться в дом. Пожалуйста.

Колдун молча кивнул. Он вернулся в хижину, а через минуту вышел оттуда с несколькими листами рисового полотна. Мужчина словно шагнул с земли, прямо на крышу своего жилища. Мандаринка с интересом наблюдала за ним, пока колдун выставлял полотна вокруг гнезда и скреплял их небольшими костяными скобами. Когда гнездо было прикрыто с трёх сторон, хозяин дома так же, одним шажком, вернулся на землю.

Дождь медленно набирал силу. Янь Ляо считал, сколько капель может одновременно упасть на его руку. Когда колдун подошёл к нему снова, счёт дошёл до трёх. Янь Ляо взглянул на хозяина дома, а тот поднял лицо к небу. Они стояли так почти минуту, наслаждаясь тем, как все сильнее и яростнее становится стихия. Стихия, которую каждый из них мог подчинить своей воле, благодаря Учению и Ци, но которая оставалась прекрасной только когда не подчиняется никому. Хозяин дома тряхнул головой.

– Не желаете ли сесть на пороге, господин Янь Ляо? Чтобы не запачкать одежду сильнее необходимого.

– В такую погоду хочется испачкать одежду, – улыбнулся Янь Ляо. – Но давайте сядем на пороге.

Мужчины подошли к хижине. Хозяин распахнул дверь и вдвоем они уместились на пороге, так, что только ноги их оставались снаружи. Они сидели, касаясь друг друга плечами, и смотрели на падающие капли. Снова ударила молния, а через несколько мгновений ударил гром. Янь Ляо вытянул босые ноги подальше, чтобы капли дождя могли смыть с них землю. Хозяин дома тихо произнёс:

– Учитель говорил вам о замысле Неба, господин Янь Ляо?

– Немного, – признался молодой даос. – Только то, что по воле Неба мы должны идти на север и убить чудовище, носящее человеческую кожу.

– Учитель говорил вам о том, кто передал ему замысел Неба, господин Янь Ляо?

– Нет, – признался молодой даос. – Я потратил много сил и сотворил много зла, прежде чем узнать ваше имя.

– Учитель говорил вам о том, почему нужно убить чудовище?

Янь Ляо покачал головой. Молний ударила в холм в то же мгновение, как раздался раскат грома. Молодой даос улыбнулся, глядя на едва вспыхнувшую и тут же погасшую траву, в паре бу от себя. Тучи полностью закрыли собой небо и солнечные лучи почти не пробивались через тяжёлую грозовую пелену. Хозяин дома поднялся на ноги, ушёл вглубь хижины. Янь Ляо не обратил на это внимания. Куда сильнее его волновали капли дождя, бесконечным косым потоком несущиеся к земле. Шум дождя окончательно успокоил его расстроенную душу.

– Мне жаль, что я явился к вам с такой недостойной мыслью, – произнёс он, когда хозяин дома вернулся. Колдун держал в руках горящую свечу. Сперва он поставил свечу на землю, в чи от порога, а потом уселся сам. Когда капли дождя попадали на свечу, пламя лишь дёргалось, но не тухло. Янь Ляо чувствовал пляшущее перед ним Ци.

– Смерть учителя потрясла вас? – хозяин дома не смотрел на своего гостя. Его вниманием тоже завладел дождь.

– Не только, – ответил Янь Ляо. – Много людей погибли. Если бы не охота учителя Сыма, скольких удалось бы спасти?

– А если спасение не входило в замысел Неба, господин Янь Ляо?

– Замысел Неба это процветание всех людей, – ответил молодой даос. – Не может быть так, чтобы Небо желало одним смерти.

Господин, читавший Тайпинцзин, вздохнул.

– Династия Хань утратила Благосклонность Небес. Разве вы этого не видите?

– Учитель Сыма говорил нам об этом. И любой, у кого есть глаза, может это увидеть.

– Эпоха Голубого Неба подходит к концу, господин Янь Ляо.

– И об этом учитель мне говорил, – произнёс молодой даос. Дождь всё усиливался, и теперь даже волшебство хозяина дома не могло укрыть свечу от бесконечного потока капель. Колдун взял её в руки, прикрыл огонь ладонью. – Но вы так и не сказали, зачем вы послали его на смерть.

– Вы не верите, что я надеялся на вашу победу? – печально спросил мужчина, чьё плечо касалось плеча Янь Ляо. Услышав эти слова, молодой даос попытался отодвинуться к дверному косяку, но ему не хватало пространства. Он скорее вжался сам в себя, всё ещё глядя на дождь. Трещины, что оставила в земле сила колдуна, уже заполнились водой. – Значит, не верите.

Хозяин дома коснулся пальцем огонька, пляшущего над свечой. Пламя перескочило ему на ноготь, несколько мгновений плясало по руке, и только потом вернулось на свечу. Мужчина улыбался, но печально и задумчиво. Он ждал, когда же наконец молодой даос снова заговорит.

– Вы предрекли свою смерть, – через минуту ответил Янь Ляо. – Как вы могли не знать, что они умрут.

– Небо даже не говорило мне о том, что у вас была сестра, господин Янь Ляо.

Молодой даос наконец-то повернулся к хозяину дома. Он смотрел на его уставшее, пугающе молодое лицо, без единой морщинки и думал, сколько же мужчине на самом деле лет. Смотрел на чёрные волосы, убранные белой лентой, и не мог вспомнить, в какой момент колдун снова их повязал. Смотрел на холёные бледные руки и аккуратно подпиленные длинные ногти и думал, прикасался ли мужчина хотя бы раз в жизни к плугу.

– Вы обвиняете в этом меня или Небо? – спросил колдун, всё ещё очарованный пламенем свечи. Опережая Янь Ляо, ему ответил гром. А следом молния ударила в бу от хижины. Она ударила бы в крышу, если бы хозяин дома не взмахнул рукой, заставляя стихию изменить своё намерение.

– Вас, разумеется, – ответил Янь Ляо. – Погибла ведь не только моя сестра, но и множество невинных.

– Вы назовёте имя своей сестры? – спросил хозяин дома, поставив свечу на землю и повернувшись к гостю. Янь Ляо не увидел в его холодных глазах ничего, кроме отблеска пламени.

– Зачем оно вам?

– Я буду скорбеть по ней, – сказал господин, читавший Тайпинцзин. – Так же, как я буду оплакивать вас.

Мужчина улыбнулся, и в его холодные глаза на мгновение вспыхнули, отразив отблеск молнии снаружи. Затем раздался новый громовой раскат.

– Если мне всё же придётся вас убить, – закончил мысль хозяин дома.

– Её звали Янь Ксу.

Колдун кивнул, потом повторил это имя, словно смакуя его на языке.

– Янь Ксу.

– Она была прекрасным человеком, – сказал Янь Ляо. – Но никто об этом не узнает.

– Большинство людей прекрасно, – усмехнулся хозяин дома. – И, к сожалению, известно об этом немногим.

Свеча погасла сама собой. Колдун вздохнул. Яно Ляо взял у него свечу, прижал к себе, будто бы пытаясь вобрать в себя последние остатки тепла. Он коснулся пальцами фитиля, потёр его.

– Дурной знак, – устало произнёс хозяин дома. Янь Ляо кивнул. Молодой Даос передал Ци фитилю и тот снова загорелся, но погас уже через мгновение. Янь Ляо оставил свечу в сторону. – Мне правда очень жаль, что ваша сестра и учитель погибли.

Янь Ляо только качнул головой, снова отворачиваясь от мужчины. Дождь, казалось, становился всё сильнее и страшнее, с каждой минутой. Молодой даос даже думать не хотел, что сейчас творится под холмом. Поднялся ветер, завыл, и мандаринка на крыше жалобно закрякала. Её едва было слышно с порога, но Янь Ляо чувствовал её страх.

– Мне жаль всех, кто погибнет ради Жёлтого Неба, – продолжил колдун. – Но я ничего не могу с этим поделать. Волю Неба нельзя нарушить, можно лишь следовать ей, или упрямиться. Но это упрямство только умножит страдания других.

– Если бы, – Янь Ляо говорил очень медленно, раздумывая над каждым своим словом. – Мои учитель и сестра… выступили на одной стороне с монахом. Мы бы победили вместе.

– Если бы вы победили вместе, – колдун улыбнулся одними губами. Взгляд его оставался холодным и пустым. – Проиграли бы все люди. Эпоха Голубого Неба…

– Должна закончиться, – повторил за хозяином дома Янь Ляо. – Но в этом нет никакого смысла. Ответьте, какое благо людям от той напасти?

Молодой даос повернулся к хозяину дома, стараясь заглянуть ему в глаза. Отыскать, между вспышками молний, хотя бы каплю сострадания на лице колдуна. Хотя бы маленькое движение желваков, хотя бы намёк на слезинку или прикушенные от горя губы. Казалось, что рядом с господином, читавшим Тайпинцзин, не было даже призрака скорби.

– Вы должны спрашивать не об этом, – наконец ответил колдун. – Почему вы не хотите слушать самого себя, господин Янь Ляо? Почему вы забиваете свою голову вопросами, ответы на которые не волнуют ваше сердце?

– Потому что сердце мне сейчас не нужно, – сказал молодой даос. – Я пришёл убить вас. Вы заставили меня изменить своё мнение, но чем больше вы говорите, тем сильнее я возвращаюсь к своему намерению.

– Вас отравила чужая Ци, – вздохнул колдун. – Вы теперь в куда меньше степени ученик господина Вэй Сыма, чем сами думаете.

– Я в куда меньшей степени ученик Вэй Сыма, чем вам было бы удобно, – усмехнулся Янь Ляо.

Он поднялся на ноги и вышел под косые струи дождя. Его жёлтый халат вымок в то же мгновение. Молодой даос прошел по холму, с наслаждением опуская босые ноги в многочисленные лужицы. Колдун остался в доме. Янь Ляо вытянул к небу руку, выставив указательный палец и подозвал к себе молнии. Небесное копье ударило в мужчину, но тот лишь с улыбкой пропустил его через себя. По опущенной к земле руке пробежали искры.

– Я готов ответить на вашу загадку, – улыбнулся Янь Ляо.

– Не нужно, прошу вас, – колдун поднялся на ноги. – Ещ      ё слишком рано.

– Рано для чего?

– Вы ещё не всё поняли, – мужчина вышел из дома. Капли дождя и не думали опускаться на него. Они падали в землю, огибая тело колдуна, и тот спокойно шёл к Янь Ляо. – Вы не до конца приняли Путь Неба, господин Янь Ляо.

Между мужчинами было уже не больше одного бу, когда хозяин дома остановился перед Янь Ляо.

– И это приведет вас к гибели, – закончил мысль колдун.

– Так тому и быть, – молодой даос вскинул руку и молния ударила прямо в грудь господина, читавшего Тайпинцзин. Мужчина пролетел несколько бу, ударился о стену собственного дома. Мандаринка заверещала, но не покинула своего убежища. – Потому что ваше число, это четыре.

Колдун не поднимался на ноги. Долю мгновения казалось, что он лежит на земле, а затем он уже стоял в бу от Янь Ляо. Глаза хозяина дома закатились, он взмахнул рукой, но молодой даос уже отскочил в сторону. Там, где он стоял, остался лежать вымокший насквозь жёлтый халат. Одетый в одни шёлковые ку, Янь Ляо с улыбкой смотрел на противника. Холодный дождь согревал его, ледяные капли ласкали обнажённое тело даоса.

– Я скорблю о Вэй Сыма, – сказал колдун и рассмеялся, вместе с громом. – О том, что учитель и оба его ученика погибли до того, как увидели как прекрасное Жёлтое небо.

Что-то коснулось затылка молодого даоса. А потом лицо Янь Ляо онемело, и снова его язык, против воли, начал произносить слова, которым даос не хотел давать свободы:

– Что утолит мою тоску по сестре и учителю?

Колдун бросился на Яно Ляо, и вместе с ним против даоса восстала и земля. Камни, корни и грязь взметнулись к небу, словно под холмом взорвались несколько сотен лян угольной пыли. Ученик Вэй Сыма взмыл в небо, дождь обратился в град. Хозяин дома тоже шагнул в воздух, и градины отскакивал от его сухого жёлтого халата. Мужчина молчал, но вместо него, на вопрос Янь Ляо, ответило небо. Четыре молнии сверкнули за спиной колдуна, а через мгновение, ещё шестнадцать ударили в молодого даоса и бессильно растеклись по отделившейся от его тела ледяной корке. Янь Ляо достаточно было потратить лишь каплю Ци, вода уже покрывала все его тело, нужно было лишь придать ей форму. Дождь, который случайно или намеренно приманил к хижине её хозяин, был единственной надеждой молодого даоса.

Янь Ляо заставил град кружить вокруг противника, и все больше и больше градин пробивались через невидимые доспехи колдуна и разбивались о его тело. По жёлтому халату начали растекаться первые мокрые пятна, а по бледной, будто снег, коже первые синяки. Мужчина оскалил зубы, и поток ветра ударил в грудь Янь Ляо. Молодой даос не мог защититься привычным ему способом, не мог просто поставить новую ледяную завесу или отскочить в сторону. Но он мог подчинить себе стихию в момент удара, как уже проделал с молнией. И поток ветра, вместо того, чтобы сломать ему рёбра и смять лёгкие, прошёл сквозь Ци молодого даоса. И поскольку всё в мире приходит трижды, Янь Ляо взмахнул рукой и камни и грязь полетели в колдуна. Кандалы из глины и земли сковали левую руку и левую ногу господина, читавшего Тайпинцзин, когда ответ, дважды данный молодым даосом, стал верным. Тяжесть мокрой земли потянула мужчина к холму, и он опустился на пару бу, но быстро начал набирать высоту снова.

Колдун расхохотался, и гром ударил прямо над головами мужчин. Грохот был такой сильный, что у Янь Ляо заложило уши, а с крыши хижины повалилось нехитрое укрытие, которое хозяин смастерил для мандаринки. Колдун вздрогнул, на долю мгновения повернув голову. В его пустых глазах мелькнуло белое платье страха. Бить нужно было сейчас, в идеальное мгновение, когда набравшее веса яблоко готово сорваться с ветки и разбиться о землю. Вместо этого, Янь Ляо сжал губы и подлетел к крыше хижины. Колдун последовал за ним, и для него открытая спина даоса тоже могла быть идеальным мгновением. Но мужчины лишь молча подняли рисовые полотна, а Янь Ляо взял на руки перепуганную мандаринку. От очередного громового раската несчастная птица вжалась в обнажённую грудь даоса. Хозяин дома забрал само гнездо вместе с несколькими лежащими в нём яйцами. Он опустился на землю и, подняв закованную в каменные кандалы руку, жестом пригласил Янь Ляо в дом. Молодой даос послушался. Он спустился к господину, читавшему Тайпинцзин, посмотрел в его уставшие глаза.

– Пожалуйста, – сказал хозяин дома, кланяясь Янь Ляо. – Давайте вы больше не будете пытаться себя убить?

Янь Ляо не ответил. Он уселся у очага, всё ещё держа на руках мандаринку. Хозяин дома закрыл дверь, и четыре свечи вновь зажглись. Молодой даос протянул руку к очагу, но его Ци хватило только на то, чтобы слегка опалить остатки дров и углей. Колдун накинул на его плечи несколько сухих тряпиц, затем уселся позади. Очаг наконец разгорелся. Господин, читавший Тайпинцзин, начал растирать спину Янь Ляо. Мандаринка осторожно выбралась из объятий молодого даоса и обеспокоено закрякала. Хозяин дома подвинул к ней гнездо и утка, не переставая недовольно клекотать, уселась у очага. Через несколько минут, высушив один бок, она успокоилась и повернулась другим крылом к огню. Колдун вытер спину Янь Ляо и отбросил тряпицы в сторону. Молодой даос молчал.

– Только моя смерть утолит эту тоску, – через несколько минут сказал он. Господин, читавший Тайпинцзин, обнял его за плечи.

– Верно, – каменная крошка осыпалась с руки и ноги колдуна.

– Я мог бы убить вас, но… – Янь Ляо замолчал.

– Не могли бы, – хозяин дома вздохнул, осторожно положил кандалы на землю. В это мгновение, рядом с горлом, сердцем и виском Янь Ляо возникли три костянных ножа. Они спокойно висели в воздухе, и молодого даоса прошиб холодный пот. Остатки Ци покинули его тело, сделав его полностью беззащитным.

– Они были там с момента, когда вы пришли ко мне, – сказал хозяин дома. – Вы не убили бы меня, даже если бы ударили в тот момент.

Колдун провел рукой по волосам Янь Ляо. Ножи опустились на землю.

– Вы по-прежнему считаете меня человеком, господин Янь Ляо, – сказал хозяин дома, обнимая своего гостя. Ученик Вэй Сыма уже не мог сопротивляться. Его губы дрожали. – А даоса считаете волшебником, который может подчинять себе природные стихии. Вас отравило чужое Ци.

– Почему вы меня не убьёте? – выдавил из себя Янь Ляо.

– Человека можно убить, – кивнул хозяин дома. – Но родительская любовь это одна из добродетелей, а я не могу отринуть её сейчас. Когда передо мной тот, кто потерял учителя.

– Звучит по-человечески.

– Верно, – колдун едва слышно рассмеялся над ухом Янь Ляо. – Но я лишь воля Неба. А даос лишь воля природы. Он не подчиняет себе молнию и лёд, господин Янь Ляо.

– Он и есть молния и лёд, – повторил Янь Ляо слова своего учителя. Мандаринка согласна закрякала и перебралась в гнездо. Молодой даос с улыбкой глянул на птицу. – Я надеюсь, что это не какой-то ваш предок или неудачливый ученик?

– Нет, – колдун рассмеялся. – Это просто утка.

Огонь в очаге устало затрещал. Четыре свечи горели ровным, спокойным пламенем. Янь Ляо прижался лицом к предплечью колдуна, а тот лишь гладил его чёрные волосы и что-то тихо напевал. Молодой даос засыпал, и когда его глаза наконец-то закрылись, руки колдуна коснулась одинокая слезинка. Господин, читавший Тайпицзин, мог бы впитать Ци кожей, но вместо этого, он лишь поцеловал ученика в затылок и закрыл глаза сам.

Глава вторая: Голова в воде

У Космоса, великой трансцендентной силы, нет ни желаний, ни намерений, ни даже фантазий. Космос не может следовать пути, не может выбирать между правильными и неправильными мыслями. Не может выбирать между достойным и недостойным. Не может совершить ничего, что можно было бы назвать словом “поступок”. Так почему, оставаясь таким безынициативным и пустым, Космос не сравнивается с боровом в крестьянском хлеву, а называется великим и трансцендентным?

Чжень понятия не имел, кому принадлежали эти слова. Они просто пришли к нему в голову, между ударами раскрытой ладонью, так буднично и легко, будто Чжень всю свою короткую жизнь размышлял о Космосе. Углубляться в собственные размышления юноша не смел. Это бы противоречило правильному пути, и отвлекало бы его от настоящего, насущного и верного. От ударов раскрытой ладонью. Только когда дерево под его пальцами заскрипело и начало заваливаться, Чжень позволил себе задать вопрос.

«Насколько же я сошёл с правильного пути, если трачу время на такие размышления?»

А потом Чжень перескочил к другой стороне дерева, чтобы удержать падающий ствол и аккуратно направив, положить его на землю. Это было очень долгое утро и деревьев в лесу ещё было очень много. Рядом с юношей уже лежал десяток поваленных стволов, но и этого было мало. Чтобы остановить Саранчу нужно куда больше, а помощи от местных ученик монаха не ждал. На нём была печать Даоса, и каждому, кто обладал хотя бы каплей праведности, она была видна.

Юноша оглядел образовавшуюся вырубку, еще раз пересчитал поваленные стволы. Нет даже полутора дюжин, а ему нужно целых три. Неизвестно, когда Саранча пожрёт рыбацкую деревеньку на севере, но она точно это сделает. Рано или поздно, неотвратимо и без суеты. Отряд армии командира Цысиня не задержит уже так далеко зашедшую Саранчу. Солдаты встретят уже не голодных монстров, а организованных и жестоких воинов, превосходящих при этом любого человека в ловкости и силе. Цысиню придётся уповать только на мастерство. Чтобы познать его, Саранче понадобится сожрать ещё несколько сотен деревень или несколько десятков городов. К счастью, на севере просто не наберётся столько людей.

– Вот он, – вдруг услышал монах за своей спиной. В двух дюжинах бу, но достаточно громко. Подкравшиеся не пытались скрываться, они были уверены в себе. Чжень не услышал их потому, что отвлёкся от внешнего мира, погрузившись в безрадостные размышления.

– Ну конечно, – вздохнул монах, коря себя за безалаберность. Он не стал разворачиваться к врагу лицом, лишь повернул в пол оборота корпус, отводя рукой выпущенную стрелу, а потом прыгнул вверх. Он зацепился руками за ствол ещё не сваленного им дерева, и ловко пополз выше. Шестеро мужчин, оставшиеся на земле, продолжали натягивать тетивы луков и стрелять в юношу, надеясь задеть чудовище. Чудовище, что отметили печатью дружбу так ненавидимые Великим Учителем, колдуны.

Чжень запрыгнул выше, почти касаясь пятками хвойной кроны дерева, а затем бросился в сторону, перескакивая с одного дерева на другое. Он не хотел драться с местными крестьянами, чьей вины в происходящем и вовсе не было. Печать Даоса была символом его, Чженя, честности и добродетели. Пусть и с точки зрения одних лишь даосского колдуна, которому юноша и его учитель, толстяк Ши-Даоань, сперва перешли дорогу, а потом спасли жизнь. Крестьяне же, следовавшие по пути Наставника, делали это из самых праведных побуждений.

Юноша бежал по верхушкам сосен, надеясь не сколько скрыться от преследователей, сколько привести их к своему логову. Запретная сопка, которую местные жители считали проклятой – и не зря – была единственным местом, откуда можно было разглядеть пожранные Саранчой северные деревни. Все остальное скрывал густой лес, гуще которого, выросшему на севере, за длинной стеной, Чженю видеть не доводилось никогда.

Но крестьяне слишком хорошо знали эти места. Они почти сразу же сообразили, куда ведёт их юноша и бросили погоню спустя пару лю. Чжень остался один, посреди крон, едва касаясь ветвей ступнями. Он легко балансировал на тонких ветках, дышал спокойно и уверенно, глядел на удаляющиеся маленькие бурые точки. Вернуться к собственноручно созданной вырубке юноша уже не мог. Там его, скорее всего, уже ждали бы напуганные крестьяне. Поляна, где Чжень ломал деревья, была идеальной для того, чтобы спустить стволы по сопке вниз. Склон сопки был покатым и очень каменистым, Чжень провел там не один час, внимательно рассматривая тяжёлые неровные, крупные валуны. Стволы деревьев, если их столкнуть, создадут каменную лавину. Тогда брёвна и камни бы запрудили реку ровно так, чтобы та затопила хотя бы часть надвигающейся армии Саранчи и дала юноше – и южанам – ещё немного времени. Ломать деревья здесь или ещё восточнее, на Запретной сопке, значит отказаться от всех плодов утреннего труда. Возвращаться назад, значит лишний раз рисковать. Убедить крестьян в чём-то силой слова Чжень и не надеялся. Он был совсем один, решения проблемы не было, но это его не пугало. Чжень видел свой страх, чувствовал кожей отчаяние и непонимание, знал их, как старых товарищей. Он был вежлив с ними и спокоен. Балансируя на тонкой ветви, Чжень оторвал от неё одну ногу, заложил за колено другой. Вытянул одну руку к востоку, а другую к небу. Закрыл глаза. Очистил уставший разум, бережно сбросил с себя давно знакомые, но не нужные сейчас эмоции и страхи.

      Небо было пугающе жёлтым, но Чжень никогда не учился у мудрецов и ученых и не мог разгадать это знамение. Он открыл глаза, зная, что прошлая затея не удалась, но можно действовать размеренно и не спеша, словно тихая речка, и прийти к новому решению. Чжень заспешил к месту вырубки. Он не опускался на землю, но и не прыгал по ветвям. Он был осторожен и тих, скользя по кронам, почти не прибегая к знакомым от учителя техникам прыжка. Ни делал ничего, чего не смог бы сделать тренированный циркач или просто хорошо сложенный деревенский смельчак. Упасть, зацепиться, подтянуться на руках, влезть повыше, пройти по ветке, осторожно перескочить, упасть, зацепиться, подтянуться. Увы, это требовало куда больше времени, чем обычный прыжок жабы, которому научил Чженя Ши-Даоань.

      Когда юноше все же добрался до места вырубки, солнце уже стояло высоко в небе. На поляне его ждало четверо крепких, молодых мужчин, вооруженных луками, дубинами, да ножами. День был знойным и душным, и мужчины временами вытирали со лба пот подолами коротких льняных рубашек. Наплечные двубортные халаты – «и» – были сброшены на землю. Мужчины тихо переговаривались между собой, и Чженю пришлось подобраться на опасно близкое расстояние, чтобы услышать их разговор. Юноша бесшумно спрыгнула с одной ветви на другую, обхватил её руками и ногами, а затем застыл в хвое. Чжень не двигался, дышал так тихо и ровно, что сердце его едва билось, а разум оставался пустым и холодным. Чжень был занят лишь одним делом, и потому делал его хорошо. Чжень слушал.

– На проклятом месте, – сплюнул на землю один из мужчин. – Ночью только вернётся, раз нечисть.

– Даосы света не боятся, – покачал головой другой. – Сам же видел, брат Иинг!

– Но в деревню он только на закате придёт, – ответил ему первый.

– Он с вечера здесь! – снова возразил второй. – Захотел бы прийти в деревню, пришёл бы! Ублюдок хочет реку перегородить!

Чжень прикрыл глаза, снова открыл. Ему не понравилось то, как легко и быстро раскрыли его замысел. В сочетании с тем, что местные понятия не имели о приближении Саранчи, это могло быть расценено как жестокая и дерзкая диверсия против северных деревень. В то, что от севера Саранча мало что оставила, они вряд ли поверят.

– Затопит всё, – уже тише произнёс второй.

– На кой только, – ещё тише ответил Иинг. Третий мужчина по-прежнему молчал. Чжень понимал, что мирной и спокойной беседы ждать не приходится, но другие идеи к нему в голову не приходили. Нельзя защитить людей втайне, нельзя оберегать их и держать в неведении. Рано или поздно, им придется столкнуться с чудовищами из степей. Чжень бесшумно спрыгнул с дерева. Третий охотник тут же схватился за лук и подскочил. Юноша успел бы прыгнуть к нему и ногой отбросить оружие в сторону, но это ему было не нужно. Он спокойно стоял, глядя охотнику в глаза. Зазвенела тетива, а через мгновение, стрела словно сама легла Чженю в руку. Юноша бережно положил её на траву.

– С севера приближаются степные чудовища, – спокойно заявил ученик монаха. – Затопив тот берег, я ненадолго их задержу.

– Даос! – первый охотник тоже уже схватился за лук. Второй успел только развернуться к юноше. Чжень головой мотнул. Не было смысла тратить слова на пустые оправдания. Не важно, считают его местные даосом или нет. Нужно концентрировать внимание на чем-то одном, и тогда ты не сойдешь с правильного пути.

– Вы ничего не теряете, если позволите мне закончить вырубку, – продолжил юноша. – Я не прошу вас мне помочь, хотя если вы пошлёте мне хотя бы пол дюжины мужчин, я покину ваши края ещё до заката.

– Чтобы ты заморочил им головы своим даоским колдовством? – не унимался Иинг.

– Я справлюсь и один. Только не отвлекайте меня, пожалуйста, и дайте закончить.

Разумеется, ему не дали даже закончить предложение. Иинг выпустил стрелу, и одновременно с ним, третий охотник спустил тетиву. Чжень уклонился от одной стрелы, вторую отбил в сторону ногой. Он мог бы поймать и две сразу, но ему хотелось оставить руки свободными на случай, если оставшийся охотник возьмется за дубину.

– Я не даос, – устало ответил Чжень. Он не хотел пускаться в разъяснения, это только сбило бы местных с толку и отвлекло от мысли о Саранче. Выхода, впрочем, не было. – Но я спас жизнь даосу и так получил печать.

– Почему мы должны тебе верить? – спросил Иинг, в то время как два его товарища уже клали на лук новую стрелу. Дубина, которой немного опасался Чжень, все ещё лежала у ног третьего охотника.

– Потому что монах не лжёт, это отягощает карму, – сказал юноша, а затем буднично поймал обе стрелы и бросил их на землю. Охотник с дубиной не успел бы бросить лук и схватиться за другое оружие, так что сейчас Чжень был спокоен. В ветвях запела неизвестная юноше птица. Охотники молчали.

– Пожалуйста, дайте мне закончить вырубку.

Никто не ответил. Что-то зашелестело в хвое. Один из охотников дернулся, пустил стрелу, но та лишь застряла в кроне дерева. Белка поскакала по стволу выше. Чжень не шевелился.

– Он нас взглядом хочет себе подчинить, – уверенно кивнул Иинг, глядя юноше то ли на грудь, то ли на шею. Чжень позволил себе едва заметную улыбку.

– Я могу продолжать вырубку и при вас, если пообещаете не стрелять одновременно, – спокойно сказал он. – Тогда мне не придется ломать ваши луки. Монах не имеет права портить чужой труд.

– Нет, вы слышали? – спросил у своих товарищей Иинг, но ему никто не ответил. Чжень повернулся к ближайшему дереву, сделал глубокий вдох, провел короткую «дорожку» лу – часть полноценного упражнения таолу. Чжень расставил ноги, вытянул руки перед собой, а потом словно волна, перекатил свой вес с одной точки, на другую. Руки его при этом оставались вытянутыми, и юноша снова почувствовал нарастающее в ладони ци. Выдохнув, Чжень ударил раскрытой ладонью по стволу сосны. Кора посыпалась под его костяшками, но одного удара ученику монаха никогда не хватало. Был бы здесь Ши-Даоань, он бы срубил весь лес за одно утро. В очередной раз, зазвенела тетива, и в очередной раз Чжень поймал стрелу и осторожно положил её в траву.

– Благодарю, – вежливо поклонился он охотникам. Иинг ничего не понял, третий охотник, молчавший все это время, криво усмехнулся.

Чжень снова ударил по сосне, и снова заставил ци бежать по телу, вместе с кровью, концентрируясь в ладони. Охотники о чем-то болтали, очень тихо, но не так, чтобы Чжень не смог их услышать. Юноша просто следовал правильному пути и не хватался за несколько дел сразу. Звон тетивы и свист ветра услышит его тело и без участия самого Чженя. Ученик монаха должен был срубить дерево. На шестой или восьмой удар, Чжень не пытался считать, ствол заскрипел. Юноша ударил снова, а потом привычно перебежал вокруг дерева, чтобы поймать его, как делал это уже несколько раз до этого.

– Монах, – внезапно заговорил третий охотник. Чжень повернулся к нему, поклонился, в знак того, что внимательно слушает собеседника. – Ты бы нас всех убил, если бы хотел?

– Нет, – ответил юноша. – Мне нельзя убивать живых существ, но к сожалению, это не всегда возможно. Я бы просто сломал ваше оружие. Если бы вы не были охотниками, я мог бы сломать вам несколько костей.

– А то, что мы охотники тебе чем помешает? – не понял третий. Чжень не разрешил себе улыбаться, хотя точно знал, что Ши-Даоань расплылся бы в улыбке, отвечая на такой вопрос.

– Охотник может умереть от голода, если сломать ему не те кости, – юноша осмотрел всех троих. – Вы позволите мне вернуться к работе?

– Ты сам видел северных чудищ? – не унимался третий. Словно молчание, которым он одаривал юношу до этого, было деревянной пробкой. Но вот она вылетела, и из бочки нескончаемым потоком полились вопросы.

– И сражался с ними.

– На что они похожи?

– Поначалу на огромных жуков, – Чжень теперь смотрел точно в глаза третьему. Испытание вопросами юношу не пугало, но он чувствовал, что охотник проверяет его. – Но чем больше они жрут людей, тем больше похожи на нас.

Иинг и его брат переглянулись. От Чженя не укрылся страх, промелькнувший на лицах охотников, хоть парень и не пытался их разглядывать. Чжень надеялся, что когда-нибудь сможет стать по-настоящему отстранённым и сосредоточенным на деле, но до сих пор научиться такому простому делу. Не замечать реакции окружающих и самому не реагировать на их эмоции.

– Монах не врёт, – устало бросил третий охотник. – Пойдёмте, надо привести ему помощь.

Второй охотник кивнул. Иинг ещё раз перевёл взгляд на Чженя, потом на третьего и также поспешил за ним. Очень скоро, вся группа скрылась из поля зрения юноши. Ученик монаха вздохнул, поблагодарил духов за помощь и вновь вернулся к вырубке леса. Он вытянул руки перед собой, встал в прежнюю стойку, почувствовал течение ци, а следом за них, услышал, как хлопают над его головой кожистые крылья. Чжень поднял голову, но Саранча уже пролетела над ним. Чудовища летели в сторону охотников. Четверо отвратительных, согнутых, шестилапых тварей, крылья у которых Чжень видел впервые в жизни. На долю мгновения, юноша захотел выругаться, прямо как в таких случаях делал его отец, но быстро подавил это стремление. Он лишь вздохнул, закончил лу, перенёс ци в ноги и прыгнул.

Одно из чудовищ развернулось прямо в воздухе, забило крыльями и выстрелило. Чжень приземлился на вершину сосны, тут же оттолкнулся от неё – не столько носком, сколько сконцентрированном в нём ци. Стрелу юношу отбил в сторону ребром ладони. Остальная Саранча тоже начала разворачиваться, с пугающим и отвратительным изяществом. На Чженя смотрели низко посаженные морды. Множество круглых, острозубых ртов были расположены там, где у людей расположены щёки и шея. В центре морды, два гигантских жвала, беспрерывно щёлкающие и голодные. Маленький рот между ними всё время выделял густую, белёсую слюну. Только сейчас Чжень понял, что у этой Саранчи нет уже привычных ему четырёх нижних конечностей, вместо них, две пары кожистых крыльев. В том, что можно назвать руками, чудовища сжимали уродливые арбалеты, сделанные из отрезанных человеческих пальцев и обглоданных костей.

Новый «болт» – на само деле просто смазанный едкой белёсой слюной обломок кости – полетел в сторону юноши, но Чжень с лёгкостью отбросил в сторону и его. Он снова приземлился на вершину сосны, но уже на расстоянии всего одного прыжка от Саранчи. Чудовища сами облегчали ему задачу, зависнув на месте. С треском выпрямилась тетива из вытянутого сухожилия, одновременно с ней ещё три или четыре. Чжень, балансируя на одной ноге, не без труда, но отбил все пущенные в него болты. Жаба ждала подходящего момента. Саранча начала рассредоточиваться, облетая вокруг, поднимаясь и опускаясь в воздухе так, чтобы случайно не перестрелять друг друга. Чудовища продолжали пускать болты, когда одновременно, когда один за одним, когда в разнобой, пытаясь нащупать ритм, в который ученик монаха не смог бы попасть. Но Чжень отбивал стрелы, пусть на его лбу уже и выступил пот. Жаба ждала. Чжень дышал тихо и размеренно, не позволяя себе ни лишних мыслей, ни лишних движений. Когда Саранча почти окружила его, он привычным движением сконцентрировал ци в носке и оттолкнувшись от верхушки дерева полетел спиной вперёд. Саранча, что как раз пыталась зайти ему в тыл, успела сообразить, что происходит и даже вскинуть свой арбалет, но Чжень был быстрее. Он опустил пятку на покрытый хитином череп чудовища, безо всякого труда проламывая хрупкие кости. Окружившая его Саранча запищала, пронзительный визг заставил множество птиц вспорхнуть с ветвей и устремиться высоко в небо. Птицам не удалось отвлечь ни чудовищ, ни ученика монаха. Саранча выстрелила разом, но уже в тот момент, когда Чжень отталкивался ногой от медленно заваливающегося в воздухе трупа их товарища. Юноша полетел вперёд, отбросил в сторону один болт, а остальные просвистели за его спиной. Чжень встретил Саранчу выставленным перед собой коленом, вонзая его в грудную клетку твари. Метр или два инерция тащила задыхающееся чудовище вперёд, пока Чжень вновь не оттолкнулся ногами от тела и не бросился к следующему противнику.

Стоит сказать, что Саранча отнюдь не была глупой или бестолковой. Пронзительный визг сменился громким, выразительным свистом и треском, щелканьем жвал и чавканьем круглых ртов. Саранча переговаривалась, понимал Чжень, искала способ поскорее и понадежнее покончить с ним. Она взмыла вверх, как по команде, оставшиеся два твари, и юноша приземлился на очередную вершину. Он не смог бы до них допрыгнуть, Саранча превратилась в мелкую бабочку, и эта бабочка дважды выстрелила из уродливого арбалета. Чжень отвел болты в стороны, но чудовища не собирались продолжать бой. Они с устрашающей скоростью полетели на север.

– Дух Атори, – тихо прошептал юноша, спрыгивая с сосны на мягкую, зелёную траву, в трёх десятках бу от себя. – Если это была разведка, дай мне сил закончить приготовления вовремя.

Чжень опустился на землю и несколько секунд просто стоял, закрыв глаза и стараясь унять бушующее в нём волнение. Он выставил руки перед собой, ладонями вниз, чуть согнул ноги, выдохнул воздух из лёгких, опуская руки и торс. Поднялся, разводя руки над головой и делая вдох. Дыхание было основой всего. Меньше минуты ушло на то, чтобы полностью унять сердце и вернуть разуму холод и ясность. Жабе было не до волнений. Она ждала. Саранча, которой Чжень сломал ребра и разорвал лёгкие и сердце её же хрупкими костями, пыталась подняться на ноги. Её раны стремительно исцелялись, и ученику монаха пришлось добить её точным ударом раскрытой ладонью в центр морды. Вытерев руку о рубаху, юноша вернулся к рубке деревьев.

Он успел срубить ладонью всего два дерева, когда на поляну вышла группа крестьян. Охотники были среди них, но местных теперь было больше двух десятков. Почти все, крепкие молодые мужчины, почти все с топорами, пилами и веревками. Охотник, что поверил Чженю, вышел вперёд.

– Я дрался с ними лет десять назад. Когда мы выезжали прорежать степи от кочевников, с моим господином, – охотник многозначительно кивнул и местные с уважением закивали в ответ. Чжень не разрешил себе улыбаться, но также легонько склонил голову. Охотник продолжил. – Не думал, что эти твари пройдут через длинную стену, но мы видели, как ты сражался с ними в воздухе.

– Это первые с крыльями, – честно признался Чжень. Охотник посмотрел в небо.

– Значит, будет больше. Они перелетят через реку.

– Мы затопим тех, кто несёт тяжелую поклажу, – ответил ученик монаха. – Вы послали за помощью?

– Люди господина Ляна уже спешат.

Чжень не слышал о полководцах или правителях с этим именем, но не стал задавать вопросов. Он здесь чужой.

– Благодарю вас, – сказал он. – Если бревна скатить с сопки, они упадут точно так, чтобы залило весь северный берег отсюда и до деревни Хундэ.

– А что тамошние? – спросил кто-то из местных. Чжень подавил в себе скорбь, попытавшуюся было вползти в сердце юноши и лишить его благостного пренебрежения.

– Съедены, – ответил ученик монаха. Местные молча принялись за работу. Чжень разрешил себе порадоваться столь удачному развитию событий, но сразу же вернулся к рубке деревьев. Он не мог себе позволить полностью сфокусироваться на ударах раскрытой ладонью, после налёта Саранчи. Внимание Чженя было рассредоточено между деревьями и небом, где могла бы появиться новая Саранча. Когда солнце начало закатываться, работы была уже закончена. Чжень и дюжина местных начали осторожно обрабатывать упавшие стволы – пилами, топорами, ладонями, они снимали самые крупные ветви, а потом оттаскивали их подальше, чтобы не мешали катить стволы с сопки. Солнце медленно и неспешно катилось к земле, местные собрались вокруг одного из поваленных деревьев.

– К мудрецу не обратились, – устало сказал кто-то в толпе. Чжень подошёл к деревенским, окинул их спокойным, уверенным взглядом.

– Я начал рубить деревья утром, и выдох сопровождал каждый мой удар, – объяснил он. – Вы можете, как вернётесь домой, отужинать пшеницей со сливой, чтобы полностью посвятить этот день священному элементу Дерева, но работа была проведена согласно канону.

Местные зашептались. Охотник, который и привел к Чженю деревенских, рассмеялся.

– Вот так монах! – он подошёл к Чженю и положил руки тому на плечи. – Меня зовут Бяо, я глаза и уши господина Ляна.

– Я не имел удовольствия слышать об этом человеке раньше, – вежливо произнёс Чжень, чуть склоняя голову в почтительном жесте. – Он местный ван или сяо-вэй?

      Чженю пришлось пройти по тонкому канату между ложью и вежливостью. Он точно знал, что никакого вана – то есть, князя, Ляна не существует. Ши-Даоань заставил его выучить имена и фамилии всех ванов, что служили династии Хань. Так что, если Лян и был кем-то значимым, то только сяо-веем, то есть, генералом. Однако, существовал ещё шанс, что господин Лян был просто местным разбойником. А разбойники очень любят, когда к ним обращаются “ван”. Охотник Бяо в ответ рассмеялся.

– Нет, монах! – мужчина закинул топор на плечо. – Господин Лян всего лишь отставной я-цзян, но он вернулся домой и собрал нас, и обучил нас, и помогает отбиваться от местных…

Бяо пожал плечами, задвигал челюстями так, словно подбирал правильные слова.

– Грабителей? – учтиво подсказал Чжень. Он понятия не имел, отягощает ли сейчас свою карму этим разговором. Правильная речь была необходима следующему Пути, но где заканчивалась учтивость, и начинался обман, юноша прямо сейчас определить не мог.

– Верно, верно, – рассмеялся Бяо. – Грабителей. Я уже послал гонца господину Ляню, так что будет кому встретить степных чудовищ.

– Много ли у вашего господина людей?

– Чуть меньше полутысячи, – ответил охотник. Местные, между тем, начали потихоньку расходиться. Большая часть стволов была уже готова к тому, чтобы спустить их с сопки и запрудить реку. – Должно хватить, чтобы отбиться, если правильно их организовать.

– Не думаю, – спокойно ответил Чжень. – Но вы можете попробовать. Всё равно ведь не согласитесь отступать дальше на юг.

      Бяо задумчиво кивнул. Кто из охотников закричал. Чжень, ещё до того, как услышал крик, словно бы кожей затылка почувствовал опасность. Он развернулся, перенося вес с пятки на носок и поднимая голову к небу. Дюжина крылатых чудовищ неслась над вершинами деревьев.

– Луки хватайте, – закричал Бяо, уже натягивая тетиву. Остальные охотники, кто брался за оружие, кто прятался за брёвнами. Чжень успел заметить, что дюжина костяных арбалетов направлена на него одного, а затем услышал тихие щелчки, почти одновременные, без малейшей паузы между ними. Он прыгнул вверх, но Саранча ждала этого. Три болта вонзились в землю, два в пень рядом с юношей, три просвистели слева от него. Ещё три он отбросил в сторону рукой, но один вонзился юноше в грудь. Паника и боль обожгли разум ученика монаха, страх словно таран ударил в дубовые ворота его разума. Благословенное состояние полного пренебрежения дрогнуло, задрожало, за этими воротами. Но Чжень уже привыкал. На его теле уже было больше шрамов от костяных снарядов и лезвий, покрытых едкой слизью, чем юноше было лет. Ученик монаха запрыгнул на сосну, взбежал по стволу вверху, направляя ци в ступни и цепляясь ими за кору. Охотники ответили множеством стрел. Несколько десятков вонзились в одно из чудовищ. Как безо всякой команды со стороны Бяо они так слаженно поразили одну цель, Чжень не понял, но он и не желал размышлять об этом. Состояние пренебрежения, чистый и пустой разум, не позволяли ему думать о таких вещах. Были только его ноги, отталкивающиеся от ствола дерева, и неумолимо приближающаяся Саранча, перезаряжающая костяной арбалет.

      Чудовище, пронзённое множеством стрел, упало прямо на поваленный ствол дерева и плохо обрезанный сук вонзился ему в спину. Сук выскочил из груди твари, орошая траву и хвою вокруг потоками едкой, бесцветной крови. Бяо сразу же подскочил к Саранче и размозжил её хрупкий череп дубиной. Два арбалетных болта вонзились ему в горло через мгновение после этого. Глаза и уши господина Ляна захрипели, кровь полилась из его рта. Чжень видел это, но сожаления не отравили его разум. Юноша уже взлетел в воздух и его пятка вонзилась в морду Саранчи. Захрустел хитин. Несколько стрел просвистели мимо, арбалетный болт воткнулся в спину убитого Чженем чудовища. Юноша использовал тело как щит, продолжая лететь вверх. И тогда он посмотрел на северный берег, и дубовые вороты пренебрежения распахнулись. Чжень испугался, и паника схватила его за горло стальными когтями.

      По северному берегу шла Саранча. Тысячи шестилапых чудовищ шли вперёд, и рядом с каждым понуро плёлся ещё живой человек. Рыбаки и крестьяне, охотники и солдаты Цысиня, шли вместе с ними, одним потоком. Над неисчислимым множеством Саранчи роились их крылатые братья. Перед собой чудовища гнали домашний скот, захваченный у крестьян. Когда стволы деревьев скатятся с сопки, вода унесёт с собой всех. И людей, и чудовищ, без разбору. Полтысячи воинов господина Ляна, даже если успеют подойти в течении часа, не смогут удержать сопку. Чжень опустился на макушку сосны тогда же, когда его сердце опустилось к желудку. Юноша часто дышал, и покой покинул его. Арбалетный болт вонзился ему в грудь, а Саранча вокруг ликующе затрещала.

Игра Жабы не может научить бессмертию. Ни одна игра не научит человека обманывать смерть. Но снаряды Саранчи были маленькими, а тетивы их луков и арбалетов были вытянутыми жилами их жертв. Болты застревали в костях, но убивала едкая слизь, которой чудовища смазывали свои снаряды. Слизь, к которой тело монаха уже привыкала. Волна боли окатила его с головы до ног, горечь на языке вернула его в жестокий, реальный мир. Юноша закрыл глаза, разводя руки перед собой. Ветер ласково коснулся его раскрытых ладоней. За деревом и ветром, всегда следовали пламя и жар, пять элементов сменяли друг другу непрерывно и ежесекундно, и пока крутилось вечное колесо, Чжень обретал покой. Вновь зазвенели тетивы из жил, но в этот раз отравленные болты были рассечены ладонями юноши и упали на землю.

Чжень мог только отдать местным охотникам приказ толкать брёвна, пока он сам будет сражаться с чудовищами в воздухе. Это был единственный возможный выход, потому что спасти людей, идущих с Саранчой, было невозможно. Чжень итак давно считал их съеденными, но сейчас, видя измученные, уставшие и голодные лица крестьян и солдат, он понял, как страшно ошибался. Саранча становилась всё хитрее и хитрее. И несмотря на то, что спустить стволы деревьев в реку было самым мудрым решением, оно противоречило правильному намерению. Чжень итак отяготил свою карму настолько, что и не надеялся выйти из круга перерождений после этой жизни. Чжень, итак прекрасно осознавал, что после смерти сам станет Саранчой. Чжень итак слишком далеко ушёл от любви ко всем живым существам. И всё же, он отягощал свою карму и откладывал своё перерождение для того, чтобы спасти крестьян, солдат, богатых купцов и лихих разбойников. Юноша поймал очередной болт, отбросил его в сторону и заскользил по верхушкам сосен и сосен. Саранча продолжала стрелять, когда Чжень закричал местным:

– Когда в реку упадёт отсечённая голова, толкайте брёвна!

Охотников упрашивать не пришлось. Они сразу же начали готовить тяжелые стволы деревьев к спуску с сопки. Чженю было уже все равно. Он закрыл глаза, не наслаждаясь и не пугаясь потокам ветра, бьющим его по лицу. Его ноги вошли в воду, подняли брызги, а затем ушли глубже, пока не коснулись дна. Сердце Чженя билось также размеренно и тихо, когда река приняла его полностью. Ученик монаха открыл глаза. Благостное состояние полного пренебрежения пришло к нему, стоило юноше вспомнить о Пути и сделать верный шаг. Чжень привыкал к темноте и медленно шёл по дну. Никаких звуков не было. Болты уныло вонзались в беспокойную реку, и медленно опускались на дно. Едкая слизь расплывалась белёсым пятном. Чжень осторожно оттолкнул в сторону старого рака, чтобы не наступить на него. Тьма не была беспросветной, но ориентироваться всё равно было тяжело. Юноша не обращал на это внимание. Он уже итак концентрировал своё внимание на двух вещах сразу – шагах и дыхании. На одно дело больше, чем нужно. Пройдя почти ли, Чжень понял свою ошибку. Но он не стал корить себя за неё, зачем хвататься за третье дело? Юноша остановился, выпустил из себя ещё немного воздуха, подивился медленно поднимающимся к Саранче пузырькам, и зашагал дальше. По одному делу за раз.

Когда над головой стало чуть светлее, а дно начало подниматься, Чжень снова закрыл глаза, чтобы срезать самые первые побеги волнения. Он не думал об успехе, не задерживал своё внимание на пустой надежде или на мыслях о победе. Юноша лишь следовал пути. Он оттолкнулся от дна, вылетел из реки и уже в воздухе нашёл себе жертву. Высокая, мускулистая особь, опирающаяся помимо четырёх мощных задних лап на украшенное золотыми павлинами гуань-дао. Чудовище легко взмахнуло тяжелым стальным лезвием, насаженным на длинное деревянное древко. Древко у основания также было украшено золотым павлином. Чжень не узнал гуань-дао, но понял, что столь богато украшенное оружие могло принадлежать лишь генералу Цысиню. Надо полагать, уже покойному.

Пятка Чженя встретилась с древком, по берегу разнёсся треск дерева. Затем юноша приземлился в мокрый песок и ноги его увязли по щиколотку. Саранча отбросила в сторону расколотое древко. Обломок гуань-дао в его лапе теперь больше походил на уродливый мясницкий тесак. Саранча легко могла управиться и с таким нелепым оружием. Теперь Чжень узнал и руки чудовища. Сильные, мускулистые, лишенные хитина, украшенные множеством шрамов. Это были руки человека, уже победившего однажды ученика монаха. Саранча забила в барабаны.

– Ты их лидер, – спокойно сказал Чжень, глядя в уже человеческие глаза самой большой Саранчи, всё ещё сжимающей обломок гуань-дао. – Я вызываю тебя на поединок.

– Мы просто пожрём тебя, – зарокотало чудовище, и вся неисчислимая орда защёлкала жвалами и застучала когтями, лезвиями и шипами о своё оружие. Барабаны били с такой силой и таким нестерпимым грохотом, что должны были разорвать небеса, и лишь по счастливой случайности, ещё этого не сделали.

– И ты разделишь мой мозг со своим войском? – спокойно, без намека на усмешку, ответил Чжень. – Или сразишься со мной один на один, как подобает генералу?

– Ты не генерал! – зарычала Саранча, и её голос был таким глубоким и звонким, что слышался отчётливо и громко, даже не смотря на поднятый войском гвалт.

– Моя голова даст тебе больше, чем плоть любого генерала, – сказал Чжень, перекатывая вес с одной ноги, на другую. Ему нужна была точка опоры для следующего удара. Саранча защелкала жвалами, видя этот манёвр, готовясь к новой атаке.

– Чего ты хочешь? – наконец ответило чудовище.

– Сражения. Один на один. И пока я дерусь с тобой, остальные твари не мешают людям уходить обратно на север.

– Мы там уже всё пожрали.

– Не важно. Я хочу, чтобы они были подальше от вас.

– Мои разведчики видели, – после короткой паузы продолжила Саранча. – Ты готовишь запруду. Ты хочешь утопить нас, когда скотина сбежит.

– Риск того стоит, сяо-вэй Саранча, – наконец разрешил себе улыбнуться Чжень. – Решай. Моего мозга на всех не хватит. Успеешь сожрать его до того, как накинутся твои младшие братья? Или меня случайно сразит кто-то недостойный?

Саранча молчала, только барабаны били и били, и солнце медленно закатывалось. Чудовища не любили ночной холод. Люди, приведенные ими, как живой щит, нерешительно озирались по сторонам. Кто-то с надеждой смотрел на Чженя, кто-то, смирившись со своей судьбой, глядел только себе под ноги. Слишком рано, на юге, среди заросших деревьями сопок, закричала ночная птица. Чжень никогда не был охотником, и поэтому понятия не имел, что именно это была за птица. Тяжелые тучи начали стягиваться над сопками. Шелест кожистых крыльев возвестил о возвращении разведчиков. Четыре уродливых твари, зависнув в воздухе, начали наперебой трещать и щёлкать жвалами. Многочисленные рты свистели, чавкали и шипели. Саранча, с обломком гуань-дао и руками победившего Чженя воина, кивнула. Совсем как человек.

– Мои разведчики донесли о вашем условном знаке, – довольно прорычало чудовище. – Когда моя голова коснётся воды, скот запрудит реку. Что помешает мне, отдать приказ крылатым братьям перебить их?

– Твои лучшие стрелки не смогут отыскать охотников в лесу, – спокойно ответил Чжень. – Чтобы перебить всех, тебе нужно прочесать лес. Спуститься на землю, большой группой, и искать. Сколько крылатых братьев у тебя есть?

– Твоя правда, – один из ртов Саранчи, расположенный слева от основной пасти со жвалами, скривился в уродливой пародии на человеческую усмешку. Так же страшно мог улыбаться разве что Ши-Даоань, учитель юного монаха. – Мозг вашего генерала был… поэтичным. Вдохновляющим. Я хочу ещё.

– Я лишь скромный ученик монаха, – учтиво поклонился Чжень. – И в моих мозгах нет ни ляна поэзии, но вы получите мудрость и наставления, и может быть, сможете пойти по праведному Пути.

– Только не говори, – Саранча улыбнулась уже всеми своими ртами. Хищно, изогнуто, страшно. – Что хочешь дать мне себя сожрать, чтобы и из меня сделать святошу!

– О нет, – Чжень ответил на множество улыбок одной, печальной и холодной. – Не беспокойтесь, я выброшу свою голову в воду, если вы её отрубите.

Саранча рассмеялась. Чжень приготовился. Тучи заволокли южные сопки и скрыли кроны высоких деревьев. Снова раздался крик ночной птицы.

– Так и быть, – отсмеявшись, проревела Саранча. – Беги, скот. Беги домой. Мои братья бросятся в погоню, когда монах будет мною пожран и отдаст мне свою мудрость.

– Спасибо, – искренне поблагодарил врага Чжень, выставив перед собой раскрытую ладонь. Саранча прыгнула сразу же, в то же мгновение, её мощные ноги оттолкнулись от мокрого песка, а лезвие гуань-дао рассекло воздух. Чженя в том месте уже не было, лишь облако тяжелого песка. Юноша не перескочил, а будто бы перетёк в сторону, и когда чудовище приземлилось в бу от него, резко выбросил вперёд уже согнутую в колене ногу. Чжень должен был ударить Саранчу голенью, прямо по задней лапе и направив в удар Ци, просто рассечь плоть и разрубить кости чудовища. Однако его голень встретилась лишь с острое лезвие гуань дао. Лезвие запело, юноша отскочил на несколько бу в сторону. По его ноге текла кровь. Он мог бы и вовсе остаться без ноги, но сперва с металлом встретилась посланная вперёд ци, а уже потом хрупкая плоть. Лишь это спасло Чженя.

– Неплохо, – зарычала Саранча. Крестьяне, солдаты, мародёры и рыбаки по-прежнему стояли вместе со своими похитителями, заворожено наблюдая за схваткой.

– Бегите! – закричал юноша крестьянам. – Они вас не тронут, пока я…

Саранча рубанула обломком гуань-дао, подбежав к юноше на своих четырёх ногах. Чжень отвел удар в сторону, смещаясь чуть назад.

– Пока я сражаюсь! – закричал он, уходя из-под лезвия и снова пытаясь достать противника выпадом ноги. Саранча съела слишком много опытных воинов и отскочила в сторону. Межу противниками теперь было не меньше трёх бу. Только после этого пленные жители северных деревень и солдаты армии Цысиня, начали медленно и нерешительно отходить. Чудовища не преследовали их, но щёлкали жвалами и рычали им вслед. Барабаны словно сами собой смолкли. Солнце коснулось речной глади.

– Мы можем дождаться рассвета, – предложил Чжень, уходя от нового выпада Саранчи. Юноша больше не атаковал, раззадорив противника, и теперь лишь уклонялся, и защищался, изучая чудовище и готовясь к одному точному удару. – Ночной холод замедлит вас и сделает дуэль менее честной.

– Благородство! – рассмеялась в ответ Саранча, и рассекаемый лезвием воздух смеялся вместе с ней. – Я знаю это чувство! Знаю его вкус!

Саранча радовалась, но прекращать сражение не собиралась. Раздался тихий свист, и одно из чудовищ, наблюдающих за схваткой, бросило своему лидеру копье. Человеческая рука твари с лёгкостью поймало новое оружие. Обломок гуань-дао, словно метательный дротик, полетел в Чженя. Юноша без труда отбросил лезвие в сторону, и в то же мгновение, его враг поймал новое оружие. Саранча, с копьём в одной руке и новым гуань-дао в другой, бросилась на Чженя. В этот раз, алебарда гуань-дао уже не была украшена золотом. Обычное, кавалерийское оружие. Лезвие запело, следом за ним воздух разрезал стальной наконечник копья. Чжень снова ушёл, смещаясь в сторону и назад. Он внимательно следил за движениями Саранчи, но не мог найти ни единого изъяна, ни единой прорехи в бесконечном полотне выпадов и взмахов.

Юноша не уставал, потому что игра Жабы не предполагала усталости. Жаба может сидеть на одном месте часами, ожидая подходящего момента, и лишь когда он настаёт, выбрасывает вперёд длинный язык. Чжень, несмотря на то, что всё время двигался и защищался, уходя от размашистых выпадов гуань-дао и точных уколов копья, тоже ждал. Спокойный и безмятежный, он тихо считал мгновения, видел, как не спеша скрывается солнце, и как последние выжившие из северных деревень и армии Цысиня скрылись в редком, северном лесу. Вода до него дойти не должна, понимал юноша. Солнце садилось, сражение с Саранчой затягивалось. Чжень перехватил копьё, опустил его к земле, но не успел запрыгнуть на него – лезвие гуань-дао почти в то же мгновение разрубило воздух перед его лицом. Отскочивший в сторону ученик монаха внимательно наблюдал за человеческими руками Саранчи. Они были так привычны к оружию, так ловко управлялись с гуань-дао и копьём, что юноша чувствовал – сражение затянется. И когда солнце сядет, засевшие по ту сторону реки охотники, уже не увидят слетевшей с плеч головы. Кому бы эта голова не принадлежала.

Чудовища снова бросилось на ученика монаха, но Чжень успел разгадать обманный манёвр – сначала выпад копьём, почти одновременно с ударом гуань-дао, но так, чтобы лезвие смогло продолжить своё движение и через мгновение настигнуть якобы увернувшуюся от двух ударов жертву. Он направил ци в мышцы ног, отпрыгнув сразу на четыре бу, но Саранчу, до этого сражавшуюся почти по-человечески, это лишь раззадорило. Четыре мощные лапы, на которых держалось тело твари, тоже напряглись, и чудовище прыгнуло следом. Юноша попытался встретить летящего к него противника ударом раскрытой ладонью, но Саранча была готова. Кровь брызнула на мокрый песок, отрубленная кисть упала под ноги Чженю. Боль не смогла подчинить себе разум ученика монаха, и юноша отвел копьё, нацеленное прямо ему в сердце, всё ещё брызжущей кровью культей. У Чженя даже не было времени закрыть глаза и направить Ци в рану, чтобы остановить кровотечение. Он терял силы, но продолжал уклоняться и уходить, кружить на месте и прыгать в стороны, тщетно выискивая момент для удара. Его не было. Человеческие руки были знакомы с оружием также хорошо, как Чжень был знаком с дыханием. Саранча снова выбросила вперёд копьё, и когда лезвие едва коснулось шеи юноши, ученик монаха понял, что начинает уставать.