Читать онлайн Судьба хрониста. Хроники земли Фимбульветер бесплатно

Глава 1

Оле Сван, муж моей старшей сестры Хельги и капитан городской стражи, всегда говорит, что бояться чего-либо глупо. Проявлять разумную осторожность, не лезть очертя башку, куда не просили, притом ни с кем не посоветовавшись, – это хорошо. А бояться… Если не сможешь преодолеть страх и идти до конца, начнешь суматошно вилять и уклоняться – попадешь в ловушку еще более страшную, чем предполагал.

То же самое и с недовольством жизнью. Как начнешь сокрушаться и жаловаться, фунсы мигом услышат и исправят ситуацию. Но по своему усмотрению.

И ведь прав оказался мудрый стражник, уже в который раз прав.

Только вернулись мы из столицы, только задумался я, куда себя девать, пока моя служба снова не понадобится Ордену Багряного Дода, только вздохнул, предвидя скучное время, как обо мне вспомнил Хрорик Веръяс, хеск ректор Университета.

И так вспомнил, что не стал вылавливать на улице, как делал всегда раньше, и даже не озадачил никого из студентов заданием передать бывшему хронисту просьбу о встрече, а сам явился прямо в дом.

Гудрун визит столь уважаемого человека привел в полную ажитацию. Невесть почему оказавшегося сегодня с утра дома Рика – тоже.

Домоправительница устремилась на кухню, а мой бывший ученик притворился частью интерьера в углу комнаты.

Впрочем, хеску ректору ни до кого из них не было дела.

– Вот что я тебе скажу, Ларс, – заговорщицким тоном изрек он, удобно расположившись в кресле, – очень хорошая у тебя статья для энциклопедии получилась.

Пару лет назад в Университете затеялись собрать, упорядочить и объединить все полезные сведения о земле Фимбульветер. Хрорик Веръяс решил привлечь к этому труду не только ученую братию, но и всех, до кого мог дотянуться. Мне он поручил написать о хронистах, капитану Свану – о страже. К Хельге сунулся было с вопросами о законодательстве, но сестрица изложила всё таким казенным и запутанным языком, что никто ничего не понял. Потом ей, очевидно, стало стыдно, и приунывший было хеск ректор был утешен сведениями о видах и техниках вышивок.

– Да, для энциклопедии статейка в самый раз, – вкрадчиво продолжал Глава Университета, – но не хочешь ли ты что-нибудь поразвернутее написать? Так сказать, осветить тему более тщательно: наиболее выдающиеся среди хронистов личности, случаи из истории? Занялся бы, пока тебе всё равно делать нечего.

Может, и правда взяться? Действительно же интересное дело и нужное; сколько вранья, небылиц и суеверий с хронистами связано – подумать страшно.

– Я бы с удовольствием, но только где-нибудь через неделю. Когда рука заживет. – Я показал хеску ректору перебинтованное запястье, напоминание о столичной дуэли. – Сейчас писать много не могу.

– Хм… А если тебе поможет юный Хрёдерик?

Названная персона настороженно выглянула из своего угла.

– У него в ратуше дел полно: Рик – ученик хрониста.

– Да, действительно. Но, может быть, воин Кетиль ради такого дела сможет отпускать мальчика пораньше? Поговори с ним, орденец орденца всегда поймет.

А вот это уже безо всякого удовольствия. В сознании людей, да и в моем до недавнего времени, Орден Багряного Дода – что-то вроде городской гильдии, где все друг другу если не родственники, то точно хорошие знакомые. Или же, как в храме любого другого из Девятерых, – сплошь единомышленники; разница лишь в том, что жрецы присматривают за святилищем, проводят религиозные ритуалы, общаются с верующими, а адепты исполняют волю Драконов в миру – например, почитатели Милосердного Леге добровольно ухаживают за немощными и убогими. Но у служителей Истребителя Зла другие порядки. Я несколько раз бывал в храме, посвященном Беспощадному – между прочим, единственном в земле Фимбульветер, – но общался всего с четырьмя членами Ордена, включая командора и кухарку, а прочих видел не намного больше. Не знаю даже, есть ли у Дода жрецы за исключением верховного – Орма; а адепты постоянно в разъездах. Они, помимо основных своих занятий – борьбы с нечистью и искоренением ересей, – латают все встреченные на пути дыры. Когда Орден прибрал меня к себе на службу и некому стало беречь историю Гехта, в ратуше очень скоро появился адепт Ордена Кетиль, необщительный, на весь свет сердитый дядька, постоянно ходящий в алой храмовой мантии и не признающий традиционного обращения «хеск», предпочитая ему орденское «воин». Похоже, он вообще не хотел быть хронистом, но командор Орм из каких-то стратегических соображений отправил вести летописи Гехта именно его. Какой был смысл заменять одного орденца другим, так и осталось непонятно. Вряд ли Кетиль был больше ни на что не годен, а я – так уж необходим Доду. Раньше, ничего не зная об интересах храма, я срывался с места и пропадал долгое время, и ничего, мир не рухнул и город устоял. Опять же странно: наш покровитель – Магт Изначальный, чьим верховным жрецом является король, так что Орден Багряного Дода в дела хронистов влезать не должен.

По правилам город, оставшийся без летописца, отправляет запрос в королевскую канцелярию, а там уже подбирают кандидата; волокита жуткая. Как правило, приличные люди по доброй воле в хронисты не идут – слишком много страхов и суеверий связано с этим занятием. Считается даже, что летописцы не доживают до старости и не умирают своей смертью. Слова «судьба хрониста» многими воспринимаются почти как «проклятие».

Потому найти человека на эту должность почти невозможно. Одна надежда – на то, что в каком-нибудь городе летописец достаточно молод и бодр, а его предполагаемый преемник уже заканчивает обучение и не хочет ждать, пока наставник уступит ему место. Но такое случается редко. Когда Торгрим Тильд ушел из города, мне было пятнадцать и наш бургомистр даже не стал отправлять запрос, справедливо решив, что пока кого-нибудь найдут, я сам достигну совершеннолетия и приму должность на законных основаниях.

Но сидящий выше ошибаться не может. Так что быть несчастному адепту хронистом до тех пор, пока Рик не станет взрослым или хотя бы не выучится.

Вобщем, связываться с мрачным «собратом» мне вовсе не хотелось, но рыжий, выбравшись из своего угла, делал из-за плеча хеска ректора отчаянные знаки.

– Хорошо, я попробую поговорить.

Дать еще какое-либо опрометчивое обещание я не успел: в комнату вплыла Гудрун и торжественно пригласила всех отобедать.

Как только хеск ректор ушел, юный Хрёдерик решил вплотную заняться устройством своей судьбы.

– Ла-арс, – протянул он, повиснув на спинке моего кресла, – Ларс, а давай я в самом деле буду тебе помогать. А то меня этот Кетиль уже ничему не учит. Сначала много чего рассказывал, а теперь сидит целыми днями, пялится, как сова, а я старые бумажки переписываю – вроде как чтобы почерк хороший выработался. Мы даже в город не ходим. Лучше я твои рассказы записывать буду. А ты меня – учить, всё рассказывать. Я же ведь сначала к тебе в ученики пошел.

– Скучно тебе в ратуше?

– Время зря теряю, – жестко заявил приютский сирота. – Разобраться бы уже со всем, а потом ремеслу какому-нибудь учиться. Если вот так сидеть, то хоть руки делом занять, и прибыток будет.

– Рик, а ты знаешь, что люди убеждены, будто судьба хрониста – не дожить до старости? Что эта профессия считается настолько опасной, что девушек из хороших семей даже не выдают за нас замуж, чтобы не множить количество вдов? Что хронист обязан правдиво записывать всё, притом быть событиям свидетелем? Потому летописцы часто погибают…

– Иди ты врать! – не поверил Рик.

– Ко всему прочему, никогда не лгут.

– Это ладно, а что до всего остального, так тетка Гудрун говорит, что это только тебя песец в новолуние укусил, вот теперь и лезешь везде: хочешь башку сломать, не знаешь как.

Хорошие разговоры ведутся в доме моей сестры.

– Тем не менее исторически хронисты…

– Чем докажешь? – Рик лукаво склонил голову к плечу.

Похоже, от предложения хеска ректора я всё же не смогу отказаться.

– Я пришел! – радостно возвестил Рик с порога.

Я взглянул на хронометр: до окончания присутственного времени в ратуше еще часа четыре.

– Сбежал?

– Не-а. Воин Кетиль сам меня отпустил.

– Сказал, что ты можешь быть свободен или что он тебя больше видеть не хочет?

– А что, – рыжий приютский сирота – само воплощение наивности и порядочности, – есть разница?

– Для приличных людей есть.

– А для летописей Гехта? Ну, давай уже про приключения хронистов! А то тетка Гудрун сейчас рыбу купит и придет, обедать будем.

– Какую рыбу?

– Камбалу, – тут же попался Рик.

– А откуда ты, прелестное дитя, знаешь, что Гудрун покупает именно рыбу камбалу и именно сейчас? Сколько времени нужно, чтобы добежать от ратуши до рынка, а оттуда – к нам? Ты вообще сегодня на службе появлялся?

– Появлялся, – насупился Рик. – Но тетка Гудрун за камбалой пошла. Она хорошо выбирает, но где покупать дешевле всего, не знает. И торгуется не так.

– Может, тебя в корзину посадить и к Харальду в замок Мёнлус отправить? Он тоже рыжий и купчина милостью Ханделла. Примет тебя в клан, а как вырастешь, словечко перед королем замолвит, Вермъер государю Хрольву дальний родственник. И кончишь ты свою жизнь хессиром казначеем.

– Не, – помотал головой Рик, – я с вами хочу.

– Ладно, с нами так с нами. Только сделай милость, в ратуше всё же появляйся.

– Ага.

Судя по ехидной ухмылке ученика хрониста, он был прекрасно осведомлен, как часто меня самого можно было застать по месту службы.

Надо было срочно уходить от опасной темы.

– Бери тетрадь и перо, садись.

– Тетрадь? – Рик был явно разочарован.

– А записывать как будешь?

– Ты сам говорил, что хронист должен тренировать память!

– Почему бы тогда мне лично не рассказать Хрорику Веръясу всё, что он хочет знать?

Аргумент подействовал. Рик пусть и нехотя, но сел за стол и выложил письменные принадлежности.

– Итак, первым хронистом принято считать канцлера Снорри Эдла, Снорри Угодного Драконам. Сподвижника Хлодвига Великого. Человека, которому, по легенде, мудрый Виден передал знания, сохраненные в «Завещании Драконов». Тогда летописцы еще не сидели каждый в своем городе, а странствовали по всей земле Фимбульветер…

Было давно

Государев человек должен внушать уважение, а значит быть собой велик и грозен, голос иметь зычный, одеваться ярко и богато. Снорри же Эдл… Сбросит такого лошадь в снега – умаешься искать. Плюгавый, блеклый, бороденка жидкая, вырядился в какую-то чуть ли не рванину. Хотя последнее, пожалуй, разумно: после прихода ледника народ как с ума посходил; разбойнички пошаливали на дорогах и раньше, но убивать ради пары хороших сапог или мешка с харчами…

У Эдла из всего имущества можно польститься лишь на сумку. Плоская, но вместительная, отличной прежней выделки, с замочком, она могла хранить много чего приятного. Золотишко и камешки, например, в нее напихать очень даже удобно. Но Снорри таскает с собой исключительно кусочки коры, которые с большим трудом отдирает от тех странных безлистых, похожих на нищих в лохмотьях, то ли кустов, то ли деревьев, которые в последнее время заполонили всю землю Фимбульветер. А еще – подобранные на дороге перья. Вчера встретили пробирающихся к Бьёрнкрогу беженцев, так малахольный Эдл купил у них чудом уцелевшего петуха и вместо того, чтобы свернуть птице шею и сварить тушку, выдернул бедняге хвост, а затем вернул обомлевшего кура хозяевам.

Скъёльд Мрачный переложил поводья из руки в руку и снова искоса взглянул на нахохлившегося в седле Снорри. Нет, неладно что-то в земле Фимбульветер, если сейчас, когда у государя Хлодвига каждый дельный человек на счету, канцлер королевства прется неизвестно куда и зачем, а один из лучших воинов послан его сопровождать. Еще б ничего, если б ехали прямо на северо-западное побережье, куда Эдлу загорелось добраться, так нет же, теряют время, мечутся заячьим зигзагом между опустевшими городами и деревнями, из которых давно даже мыши и тараканы ушли. Только хлопают на холодном ветру двери вымороженных, в прах разоренных мародерами домов да дыбятся под снегом похожие на гробы грядки на огородах. Грядки, огороды… Ненужные слова из прошлой жизни. Сейчас таких много: борона, сад, сенокос. Сам Скъёльд был родом из деревни и, когда перебрался в город, делал вид, что не понимает их значения.

Ледник сожрал землю Фимбульветер всего за один год. А до того недолгое время примеривался, облизывался из-за океанского прибоя. Весна приходила всё позже, лето не радовало теплом, цены на базаре росли, и крестьяне, привозившие на продажу разную снедь, сетовали на неурожай.

Хлодвиг, великий король, знал всё. Еще задолго до прихода беды готовился он защищать свой народ. Если б сельское и городское дурачье сразу послушалось государя и делало так, как он велел… Не пришлось бы сейчас людям тащиться по заснеженным дорогам, пытаясь уберечь от мародеров жалкий скарб, и ночевать в брошенных выстуженных домах.

Снорри Эдл, запалив в плошке крохотный осколок горючего кристалла – прежде эти способные долго пылать цветными огнями камни использовали для украшения праздников, – скрючился над столом и что-то записывал. Он велел Скъёльду лечь спать, пообещав, что покараулит сам, только страж из него… Явись сейчас к дому лихие люди или привлеченная живым теплом нечисть, этот умник и не заметит.

Словно в подтверждение дум воина, с улицы раздались скрип снега и легкий удар по стеклу – кто-то, приникнув к окошку, беззастенчиво разглядывал находящихся в доме. Снорри так и не оторвался от своих записей, зато Скъёльд скользнул к двери и затаился.

Снова шаги – незваный гость, кто бы он ни был, заторопился к крыльцу. Скрип несмазанных петель, топоток в сенях. Заголосила дверь, на этот раз внутренняя, и воин барсом прыгнул на замершего в дверях пришельца. Схватил, намереваясь повалить… и замер: могучие руки бойца сжимали худые мальчишеские плечи. Хорошо одетый сопляк годов двенадцати от роду смотрел на посланца Хлодвига и явно собирался заорать. Тьфу!

– Ты кто такой? – спросил Скъёльд, для острастки встряхивая мальца, как хозяйка – выстиранную простыню.

– Бранд Олъм. – Мальчишка попытался пнуть Мрачного. – Пусти, хам! Я вурд!

– Да что ты говоришь! И что же благородный делает так далеко от своих родичей и слуг?

– Я… я…

– Ты, ты, – подтвердил воин. – Шпионишь для мародеров?

– Вот еще! Наш клан направляется в Бьёрнкрог к королю Хлодвигу!

– Клан, говоришь? Что-то я никого кроме тебя здесь не вижу.

– Оставь его, – вдруг вмешался Снорри, до того сидевший тихо, как заяц под кустом. – Ты ехал к королю в Бьёрнкрог вместе со своей семьей? – обратился он к мальчишке добрым голосом. – Как же получилось, что отстал от своих?

– Я задремал и выпал из саней.

– Которые шли в караване последними? Но ведь люди, которые не держат вожжей, обычно укутываются в шубы и прячутся под меховую полость; оттуда выбраться-то довольно сложно, не то что выпасть.

Бранд, насупившись, молчал.

– Ты просто потихоньку спрыгнул, полежал, затаившись, в снегу, пока караван не отъехал подальше, а потом двинулся в противоположную сторону. Почему ты не захотел ехать с семьей? И что думал делать дальше?

– Вернуться в Ольм! Там мой дом! И остались верные отцу люди! А Торфинн пусть катится в этот… Бьёрнкрог! Там и командует!

– Торфинн – это?..

– Мама вышла за него замуж полгода назад, как только закончился траур по отцу! И он сразу вообразил, что всё принадлежит ему!

Снорри и Скъёльд переглянулись. Всё ясно: пасынок, которому ненависть к отчиму солнце застит. Семья, следуя указу короля, подалась в строящийся город Бьёрнкрог, новую столицу, а мальчишка додумался сбежать, по дороге незаметно спрыгнул с саней. Но дальше-то что?

– И как же ты собирался добраться до дому? – по-прежнему мягко спросил Эдл.

– У меня лыжи есть. Я на них хорошо бегаю!

– Вместе с лыжами и… выпал?

– Нет, – сердито буркнул Бранд. – Я заранее вызнал, каким путем поедем; сбегал, одни лыжи в приметном сугробе спрятал, на других вернулся.

– Решил остаться дома и жить там с верными слугами? А ты не думал, что твои родичи развернут полозья, как только заметят, что тебя нет?

– Вернутся они, как же! – Мальчишка сгорбился, будто получил удар плетью. – Торфинн только рад будет, если я сгину: тогда Ольм точно ему отойдет.

– Возвращался назад по санному следу, но не рассчитал времени? Ты не мог сбиться с пути. Просто не успел добраться до дому.

– Я что, дурак – один в темноте бегать? Так навернуться можно, лыжу сломать – всё, хана! На деревню наткнулся, думал в каком-нибудь пустом доме переночевать, смотрю – свет. Нечисть доброго огня не разводит. Вас всего двое – значит, не разбойники. С людьми лучше, а то страшно. Мне показалось, за мной кто-то бежал.

Скъёльд витиевато выругался и, схватив меч, ринулся к дверям. Мародеры или нечисть, но мальчишка явно кого-то за собой привел.

Бревенчатый дом только кажется надежной защитой, выкурить из него засевших внутри людей – не такой уж тяжкий труд. Вступить в бой, находясь снаружи, гораздо удобнее, а Снорри, услышав шум, что-нибудь да сообразит.

Скъёльд, пригнувшись, выскочил за дверь, сразу нырнул в наметенный у крыльца высокий сугроб и затаился, чутко прислушиваясь. Если за Брандом шли люди, они должны как-то проявить себя. Если нечисть – сразу набросится.

Тишина. И это хуже всего. Чтобы понять, где находится враг и что он замышляет, его нужно слышать. У Скъёльда Мрачного был богатый опыт как честных сражений, так и сидения в засадах и выслеживания противника. Ледник обезопасил землю Фимбульветер от морских набегов, но во время общей беды местные лиходеи почувствовали свою безнаказанность, приободрились и полезли изо всех щелей. Да и нечисть жировала. Тот, кто первым замечает противника или знает о нем больше, имеет преимущество.

Но ведь могло и показаться. Никто сейчас не подбирается к дому, на снегу только следы лыж Бранда да отпечатки подков двух лошадей.

Воин скомкал в ладони горсть снега и, громко ухнув, бросил снежок вверх и в сторону. Если кто-то прячется поблизости – от неожиданности хоть как-то да выдаст себя.

Скъёльд не ошибся. Но он никак не ожидал услышать звонкий девичий смех.

Две девушки стояли, обнявшись, в нескольких шагах от воина. Красивые, как сказка. Белые распущенные волосы струятся, достигая земли, а больше стройных тел ничто не прикрывает. Это кому ж придет в голову нагишом по морозу бегать? Только нечисти. Тем более вон лунный свет сквозь красавиц проникает, а теней они не отбрасывают.

– Еще один, – сказала метелица. – Это хорошо. Мальчишки было бы мало. Бери воина, он твой.

– Он сильный, – ответила вторая, – нам обеим хватит. Потом позовем тех, кто в доме.

Только что нечисть стояла в нескольких шагах от Скъёльда, а вот уже подступает вплотную с двух сторон, тянет точеные руки – обнять, улыбается маняще. А уж хороши метелицы, желанны! Раз увидишь – всех живых девушек забудешь. Но в красоте этой верная смерть.

– Иди к нам, воин! Ты ведь хочешь познать нежность наших тел, сладость поцелуев. Тому, кого метелицы одарят своей любовью, больше нечего желать.

Зарычав по-звериному, Скъёльд Мрачный двумя руками вскинул враз потяжелевший меч.

Острая сталь обрушилась на хрупкое девичье плечо, прошла насквозь. Нечисть, захохотав, рассыпалась тысячью сверкающих снежинок. Две вьюги закружились вокруг Скъёльда, слепя глаза, наскакивая, кусая. Воин яростно размахивал мечом, но разве можно поразить сталью ветер?

Лютый холод сковал суставы. То ли не стало в мире ничего кроме летящего снега, то ли застилает глаза белая предсмертная пелена.

– Скъёльд!

Упавший воин с трудом поднял голову, увидел сквозь вьюгу, как мечется, приближаясь, желтое пятно света. Еще миг, и рядом оказался Снорри.

– Прочь, окаянные! – закричал он, замахиваясь на метелиц горящим факелом.

В ответ – звонкий смех.

– Вставай! – Канцлер королевства схватил воина свободной рукой под локоть, потянул. – Поднимайся, замерзнешь!

Опираясь на меч, рыча сквозь стиснутые зубы, Скъёльд разогнул окоченевшие колени.

– Теперь их двое для нас, – вкрадчиво шепнула невидимая метелица.

– Они думают, что не хотят нашей любви.

– Они думают, что смогут уйти.

– Они не знают, в какой стороне дом.

Это было правдой. Сражаясь с нечистью, Скъёльд и Снорри потеряли направление, а за летящим снегом ничего нельзя было разглядеть. До крыльца было не больше трех версе, но кто может поручиться, что путники не ошибутся, не двинутся прочь от дома?

– Эй, люди! Вы где?

Новый голос был испуганным, мальчишеским – Бранд!

– Стой на месте! – гаркнул Скъёльд. – Зови нас, мы идем к тебе!

Сцепившись локтями, чтобы не потеряться, мелкими шажками двинулись канцлер и воин на звук человеческого голоса.

Метелицы неистовствовали, вцеплялись в жертв, силились оттащить назад, но мужчины шли и шли, а когда Скъёльд наконец споткнулся о крыльцо, он с большим удовольствием обернулся назад и показал нечисти кукиш.

А после, разгоняя сковавшую члены стынь, рубил наотмашь топором пол в чужом доме, и Бранд совал обломки досок в горящую печь, а Снорри Эдл снова сидел за столом, скрипел петушиным пером и бормотал себе под нос:

– Метелицы не боятся ни огня, ни стали, но в жилище человеческое войти не могут.

Глава 2

Хеск Магнус Бёрн был не в духе. Обычно, когда я захожу в его лавку, почтенный букинист позволяет мне самостоятельно пошарить на полках, а сегодня только сухо спросил, чего угодно. Услышав, что учебников по грамматике, коротко кивнул, извлек из-под прилавка несколько книг и, даже не показав обложек, сложил их стопкой и перевязал бечевкой. По всему было видно, что старик хочет, чтобы я ушел как можно скорее. Но почему? В чем я провинился? А может, дело в том, что я покупаю учебники для Рика? Что натворил мой бывший ученик? Может, просто был непочтителен? Пожилые люди обидчивы, а сирот в приюте Благого Берне хорошим манерам не обучают.

Я хотел спросить, что случилось, но хеск Магнус захлопнул толстую книгу, которую читал до моего прихода, и раздраженно буркнул под нос:

– Ларс, ты не собираешься вернуться на должность хрониста? Или в городе в ближайшее время появится человек, который заменит адепта Кетиля?

– Воина, – машинально поправил я. – Членов Ордена Багряного Дода следует называть воинами.

– Воины оберегают мирных людей, а не нападают на них!

То, что я услышал после, мне вовсе не понравилось.

Вчера к почтенному букинисту заявился воин Кетиль в сопровождении ученика. И прямо с порога, даже не поздоровавшись, потребовал, чтобы Магнус выдал все вредные, смущающие умы книги, которые хранятся в его лавке.

Хеск Бёрн возмутился. Даже несколько лет назад, когда шла облава на членов кровожадной секты и адепты Багряного вместе с городскими служителями закона обшаривали дома в поисках проклятого «Соперника», люди вели себя более вежливо и доброжелательно. Сам командор Орм – кстати, в высшей степени достойный и умный человек – с уважением отнесся!

Не вступая в долгие разговоры, разгневанный книгопродавец указал нахалу Кетилю на дверь.

– И самое дурное, – хеск Магнус воинственно огляделся, будто враг мог незаметно проникнуть в его лавку и затаиться, – что при всей этой отвратительной сцене присутствовал ученик! Надеюсь, адепт Кетиль только присматривает за ним во время службы, а воспитанием и образованием юного Хрёдерика занимается твоя семья.

– Ларс, – повиснув на спинке кресла, Рик нахально заглядывал в старинный манускрипт, который я читал, раскрыв на коленях, – Ларс, а почему книги сжигают?

– Сжигали. Сейчас подобной дикостью никто не занимается, а во время прихода ледника такое, к сожалению, случалось. Тогда очень сильно и резко похолодало; постоянных выработок горючих кристаллов еще не было, и люди, чтобы согреться, жгли всё, что придется. Книги еще писали не на пергаменте, использовали другой материал.

– Не, я не об этом. За что их сжигали?

Когда я был учеником хрониста, мне такого вопроса и в голову прийти не могло. Равно как и самой идеи, что книгу можно отправить на костер.

– Есть такое дурное мнение, что некоторые книги вредны. Их называют проклятыми, или отреченными. Будто бы, прочитав такую, начинаешь поступать плохо.

– Брехня! – непочтительно перебил меня бывший приютский сирота. – Это человек может заставить. И то, если не будешь размазней, всегда убежать или отбиться сумеешь. А книга что тебе сделает?

– Якобы внушит нехорошие мысли.

– Ну, и снова враки! Как это – мысли внушит? Своей головы, что ли, нет, чтобы подумать? – возмутился человеческой несообразительностью Рик и, помолчав пару секунд, гордо добавил: – Я вот всегда думаю!

– Правильно делаешь.

Хельга сердится. Посторонний человек этого не заметит, но мы все, прекрасно ее знающие, по тому, как сестра раскачивается в кресле, как пристукивает каблуком, отталкиваясь от пола, понимаем: хесса Къоль разгневана. Ничего хорошего это не сулит. Может, стоило бы сейчас разбежаться из дома прочь или просто хорониться по углам, а мы, наоборот, подтягиваемся поближе. Переглядываемся, пытаемся понять.

Я решаюсь первым:

– Хельга, что случилось?

Скрип кресла стих.

– Сегодня ко мне приходил Хрорик Веръяс.

– Хеск ректор?

– Да, его пока еще не разжаловали. – Обычно сестра не отличается сварливостью. – Воин Кетиль требует избавить библиотеку Университета от вредных книг.

Мы молчим. Все. Слишком уж неожиданная, невероятная ситуация. Только Рик смущенно ерзает на своем стуле. Стыдится за наставника?

– Хрорик спросил: какое право имеет городской хронист отдавать такие приказы? Кетиль ответил, что он в первую очередь член Ордена Багряного Дода, призванного защищать землю Фимбульветер. Ларс, ты не знаешь, это Орм спятил вместе со всем храмом или исключительно твой преемник?

Ничего в комнате не изменилось, но я почувствовал, как тарг – знак, дающий орденцу особую власть, – холодит руку. Если бы командор решил, что для общего блага нужно уничтожать книги, я бы об этом знал. И сейчас не сомневался бы, что верховный жрец Истребителя Зла сошел с ума.

– Ничего такого я не слышал! Кетиль сам до ерунды додумался.

– Он боец, – проворчал Оле Сван. – Если бы меня засунули в вашу ратушу шелестеть записками, я бы тоже через неделю-другую стал злее тилла.

Хельга бросила на мужа пронизывающий ледяной взгляд.

– Но с книжками воевать, конечно же, не стал бы! – успокаивающе поднял ладони капитан стражи.

– Так или иначе, хеск Веръяс просил оградить его от подобных нападок, и я это сделаю.

Хрорик учился в Университете в одно время с Хельгой, правда, на другом факультете. Но защищать его сестра собирается не из-за этого – точно так же радела бы она за любого честного жителя города. Наша хесса Справедливость.

– Ларс, если хочешь, напиши Орму.

– Лучше я сам поговорю с Кетилем. Попробую.

Сестра коротко кивнула, соглашаясь.

– Эй, люди! – жалобно протянул Рик. – Мне-то завтра в ратушу идти или как?

Воин Кетиль похож на зверя кабана, обитающего в землях Сырого Клина южнее Мёнлуса. Я такого в детстве на картинке в книжке видел. Мощная шея; маленькие глазки, посаженные близко к толстому носу; жесткая щетина надо лбом.

Но, может, зря я сужу о человеке по внешности? Сам, многие говорят, смахиваю на волка, как и все Къоли. Что же теперь, грызться с каба… с Кетилем? Не за тем я пришел к новому хронисту. Негоже обвинять человека всего лишь на основании чужих слов, в любой распре нужно выслушать обе стороны.

– Воин Кетиль…

– А, хеск Ларс! Прошу садиться. – Преемник пользовался бывшим моим столом, только с привычного места у окна мебель нынче отодвинули. Там теперь стояло кресло для посетителей, на которое орденец мне и указал. Вполне вежливо, но почему-то вспомнился допрос в столичной тюрьме Арахене.

– Воин Кетиль, я хочу поговорить об ученичестве Ри… Хрёдерика.

– Об этом после. – Наставник рыжего небрежно махнул рукой, будто я собирался рассказать ему городскую сплетню недельной свежести. – Я сам хотел прийти к вам, но из-за другой беды: город нужно очистить от опасных книг. Вы, как человек, причастный к делу секты Ждущих, должны это понимать.

Секта Ждущих. Два года назад ее адептов вылавливали по всей земле Фимбульветер. Люди эти решили, что Драконам для возвращения в Видимый мир нужна живая человеческая кровь. Кому-то из основателей учения попала в руки книга, созданная до прихода ледника, – сборник баллад, прославляющий Драконов, еще не ставших божествами. Выдернув всего одну фразу, Ждущие страшно исказили смысл «Соперника».

– Все опасные книги должны быть выявлены и уничтожены, – важно изрек Кетиль. – Я рассчитываю на помощь ваших родственников, людей, в городе влиятельных.

– Это приказ командора Орма? – еле смог выговорить я.

– Нет. Командор не может поспевать всюду и думать обо всем, потому воины Ордена вольны сами принимать правильные решения.

Правильные решения. Даже не сомневается.

Кабан не хищник, но считается самым опасным зверем юга земли Фимбульветер. Горе тому, кто хотя бы случайно ступил на тропу, проложенную раздвоенными копытцами: впав в неистовую ярость, вепрь будет гнать жертву, пока не настигнет. А потом убьет. Воин Кетиль так же не замечает преград для гнева своего.

Я не знал, что такое возможно: смотреть на человека и видеть прущую напролом клыкастую щетинистую тушу.

– Вам это должно быть хорошо известно. Ведь командор Орм приблизил вас, счел возможным поручать важные дела Ордена, даже несмотря на вашу связь с ведьмой…

Герда никогда не скрывала своей сущности. Я знал, что моя любовь – ведьма; знали об этом все близкие и друзья. Никто никогда не видел в этом ничего плохого или позорного, даже командор Орм. Дело не в обвинении Кетиля, а в том, с каким презрением и злостью он его произнес.

– К тому же, я слышал, она из приюта. Репутация тамошних воспитанниц известна.

– Воин Кетиль, – большого труда стоило мне, чтобы голос звучал ровно, не срывался от гнева, – хотя бы одно слово, оскорбляющее мою жену, и я вызову вас на поединок.

– Хеск Къоль, – широко улыбнулся гад, – возможно, вы не знаете, но члены Ордена не дерутся друг с другом, только против общего врага.

Рику я сказал оставаться дома, но мой бывший ученик явился в ратушу. Судя по тому, что чуть не получил распахнувшейся дверью да и знал слишком много, – подслушивал.

– Ларс, – страшным шепотом спросил рыжий, поспешая рядом мелкой побежкой, – ты Кетилю когда морду бить будешь?

– В полночь Магдрота1! – огрызнулся я.

– А чего так долго ждать? – изумился наивный ребенок. – Но всё равно, когда пойдешь, мне скажи. Лучше бы капитану, но он орать будет.

Десятилетний Рик в роли секунданта… Так смешить народ мне еще не приходилось.

– Спасибо, я уж как-нибудь сам.

– Ну и дурак. А вдруг он свинчатку возьмет или нож вытащит? Как без свидетелей-то?

Я остановился. Фунсова теща, ну и нравы царят в сиротском приюте! Я не я буду, если снова не натравлю Хельгу и Оле Свана на это Драконами спасаемое заведение. И сам с ними пойду.

– Рик, – стараюсь говорить как можно спокойнее, – если я буду драться с Кетилем, то на дуэли. По законам чести, понимаешь? Никакая подлость при этом недопустима.

Бывший приютский сирота презрительно цыкнул зубом – ну-ну, мол, пустили белую росомаху в курятник переночевать.

– Ларс, он ведь про Герду плохое говорил?

– Да. Он ее оскорбил.

– Тем более врезать надо. Ты из-за меня не хочешь, чтобы он мне потом в отместку не пакостил? Так я к этому Кетилю больше не пойду. Опять на базаре работенку найду или еще что-нибудь придумаю.

– Это еще зачем?

– Ну, жалованья-то мне платить не будут; вам что, меня за так кормить? А в приют обратно нипочем не пойду.

Мне захотелось выругаться. Грязно, зло, словами, услышь которые Хельга, непременно устроила бы мне хорошую взбучку.

– Рик, ты только Гудрун ничего подобного случайно не ляпни, ладно?

Рыжий выразительно шмыгнул носом и кивнул.

Заметки на полях

Всё происходящее сейчас Рику ох как не нравилось. Знал же ведь: что-то будет! Хотя назначенный в наставники орденец сперва даже показался приличным человеком. Но раз Кетиль против Ларса, то Рик против Кетиля! Это даже в приюте так было: если кто-то к тебе по-доброму, так всегда бери его сторону. Сам Рик такого, чтоб хорошее делали, не помнил, но ведь говорили…

Чего там вышло между старшими, Хрёдерик так и не понял; ясно одно: Кетиль как-то обидел Герду, вот Ларс и вызверился. Къоль сказал: оскорбил. Слово пока неизвестное, но очень противное. А что она могла такого натворить, что про нее плохое говорят?

Ну да ладно, с этим и после разобраться можно. Главное, Герда для Ларса своя; значит, и для Хрёдерика будет. Не совсем, конечно: женится он только на Раннвейг, дочери хессы Хельги, но беречь и защищать Ларсову милаху – за этим дело не станет. Къоль и так справляется, но тетка Гудрун правду говорит: его б самого кто поберег. Ох и сложное и хлопотное это дело – друзья и семья! Но всё-таки с ними как-то лучше.

Было давно

Утром решали, как быть дальше. Следовать прежде намеченным путем с появлением Бранда стало если и возможно, то очень трудно; просто же предоставить мальчишку его судьбе совесть не позволяла.

– Отвезем домой, в Ольм, – решил Скъёльд, – не велик крюк. А там уже пусть семья разбирается.

Бранд попробовал вякнуть, что и сам доберется, но слушать его не стали.

Беда была в том, что теперь троим людям предстояло ехать на двух лошадях. Бранд снова хотел влезть со своим мнением – мол, добежит на лыжах – и опять не встретил одобрения: добегался уже.

Решено было, что мальчишка сядет позади Снорри: Скъёльд весит больше, да и единственному среди троих воину нужны простор и свобода движений.

Ехать и вправду пришлось недолго. Только до поместья Ольм путники не добрались.

Кони почуяли беду первыми. Всхрапнул и пошел боком скакун Скъёльда, испуганно замерла на месте смирная лошадка Снорри Эдла.

– Волка, что ли, чуют? – проворчал Мрачный, оглядываясь, и сам по-звериному принюхался.

Обычный человек, не отдавший дюжину лет воинскому ремеслу, вряд ли учуял бы его: запах железа, крови, выпущенных наружу внутренностей. Дух смерти.

– Держитесь на пару шагов позади меня, – велел Скъёльд спутникам, вытаскивая из ножен меч.

Если бы всадники успели выбраться из низины, то увидели бы их сразу – мертвые тела, лежащие на перерытом, красном от уже замерзшей крови снегу. Людей зарубленных, пронзенных стрелами, с размозженными головами. Обнаженных, жестоко обобранных: мародеры не только уводили лошадей и сани, они не гнушались ничем.

Живых тут быть не могло. Скъёльд хотел дать Снорри сигнал, что нужно убираться с гиблого места, но не успел – конь поднялся на дыбы, испуганный коротким, нечеловеческим каким-то вскриком.

Усмиряя скакуна, воин сжал его бока коленями, натянул повод. Быстро оглянулся. Бранд успел соскочить с седла, а то и просто свалился – одежда в снегу. Пошатываясь, словно тяжелораненый, брел он к распростертому телу женщины полуденных лет. Уже не кричал – выл, будто пес.

Скъёльд перегнулся с коня, отвесил мальчишке мощную затрещину и, ухватив за шкирку, бросил поперек седла. Уже посылая коня в галоп, махнул рукой Снорри Эдлу – поспешай!

В доме было холодно, пусто, нежило. Немногие оставшиеся его обитатели, те, кто не отправился в Бьёрнкрог и не ушел на хутора, приняли хозяйского сына и его спутников и попрятались. Может быть, к утру в этих стенах не будет никого. Мародеры, напавшие на караван, не могли не понять, что поместье Ольм осталось без защиты, и скоро заявятся сюда. А кому охота биться за хозяйское добро, когда самих хозяев уже нет?

Бранд спал тяжелым отравным сном – Скъёльд почти насильно напоил мальчишку крепким лавитом. Олъм кричал, рвался к погибшей матери. Хоть похоронить по-человечески! Да разве трое могут сделать что-нибудь для стольких мертвецов? Убитых погребет падающий крупными хлопьями снег.

– Спит малой? – Скъёльд шагнул через порог. Расстегнув застежку, скинул на пол мокрый от снега плащ. Сев у очага, протянул к огню ладони. – Всё. Похоронить я их не смог, но лица закрыл. Нечего здесь упырей плодить, и без того бед достаточно.

Всем известно: если глаза мертвого увидят солнце, он станет нежитью.

– Скъёльд, ты один управился?

– Нет, здесь еще остались несколько стариков – ни мародеров не боятся, ни самой смерти. Только не хотят, чтобы в доме, где они всю жизнь прожили, было гнездо кровососов.

– А кому еще место в мертвом доме?

Мужчины разом оглянулись. Бранд вошел в комнату, пошатываясь, и, не глядя на незваных гостей, двинулся к очагу. Сел на пол, обхватил колени руками.

– Когда на них напали, они были гораздо ближе к Ольму, чем к Бьёрнкрогу. Вернулись из-за меня.

Снорри молчал. Чего уж тут, прав мальчишка: беда случилась из-за его дурости и своеволия; останься он с семьей, и караван, разминувшись с мародерами, сейчас, возможно, уже приближался бы к Бьёрнкрогу.

Но теперь надо думать о живых.

– Едем дальше. – Скъёльд отошел от очага и поднял сброшенный плащ. – Утра дожидаться нельзя – гады могут припожаловать прямо на рассвете.

– Мародеры? – Бранд тоже вскочил на ноги. – Я остаюсь!

– Мстить будешь? – почти ласково спросил воин. – Один против…

Дружинник Хлодвига замолчал, прикидывая возможное количество врагов. В караване было больше двух дюжин человек, но окружили и перебили их быстро, никто даже не смог бежать. Пусть люди из Ольма не ждали нападения и чуть не половину из числа путников составляли женщины, дети и старики, но чтобы взять их в кольцо, потребно много народу.

С другой стороны, даже лучше, если злодеев много: большой отряд три человека заметят скорее.

Три? Мальчишка ерепенится, никуда из родного дома уходить не хочет. Оглушить и связать? А потом его куда? Тащить в Бьёрнкрог, зная, что при первой же возможности щенок сбежит?

Король Хлодвиг велел помогать слабым, но не гибнуть вместе с дураками.

Скъёльд Мрачный хотел рявкнуть, да погрознее, но его опередил Снорри – заговорил голосом тихим, даже вкрадчивым:

– Бранд, ты – вурд?

– Да, – растерялся мальчишка.

– Значит, твой род давал присягу служить королю Хлодвигу.

– Мой род погиб!

– Но ты-то жив. И жизнь твоя принадлежит государю. Сейчас каждый человек важен на рубеже.

– Что я могу? – горько спросил Бранд.

– Узнаешь в Бьёрнкроге.

– Но моя семья…

– Что проку им, если ты погибнешь? Живи, храни память.

– Зачем?! Всё равно помру, и вся эта память кончится!

– Чтобы этого не случилось, государь Хлодвиг повелел особым людям записывать правду обо всем, чему они будут свидетелями. Я научу тебя.

Бранд медленно, словно завороженный, кивнул. Может быть, и вправду ученым людям дана власть, недоступная простым воинам? Но сейчас эти двое будут слушаться Скъёльда Мрачного!

– Эй, хватит время терять! Не хотите, чтобы нас тут накрыли, как тараканов горшком, – ходу, пока сами памятью не стали!

Дальнейший путь, занявший несколько дней, был спокоен. С бандой мародеров удалось разминуться, больше никто не встретился. Ночевали на хуторах, большей частью безлюдных. Немногие жители, кто еще оставался в своих домах, настороженно расспрашивали: что происходит в земле Фимбульветер, есть ли надежда, что небывалая прежде зима наконец завершится, или же надо, пока не поздно, уходить к королю Хлодвигу, в новый город-форпост?

Снорри толковал с народом, объяснял, уговаривал, а вечерами сидел, склонившись над своими листками, записывал. Бранд пристраивался рядом с ним, и Эдл что-то тихо говорил, тыча пальцем в черные закорючки букв. Иногда мальчишка брал несколько листков и тоже начинал марать их чернилами.

Так было, пока путники не добрались до побережья.

Океан изменился так же, как и земля: прежде был прозрачно-зеленым, искристым, игриво ластился к берегу, нынче же стал холодным, безжизненным; только тяжелые, будто налитые свинцом волны волокли изломанные белые льдины.

Кто захочет жить в таком неприветливом месте? Но смельчаки нашлись.

Когда путники огибали длинную белую дюну, над берегом разнесся звонкий голос боевого рога – кто-то заметил чужаков и предупреждал своих.

Про побережников еще прежде, до прихода ледника, говорили как о людях суровых, смелых и сильных. Люди, растягивавшие на берегу сети на просушку, заметив всадников, отложили работу и встали плечом к плечу – не испуганно сбившаяся толпа, а грамотное, готовое к бою построение. Все рыбаки были при оружии. Скъёльд Мрачный подумал: будь он проклят, если на соседних дюнах не угнездилась по меньшей мере пара лучников. Они были и остались такими; даже к появлению чужаков, возможных врагов, отнеслись как к помехе, отвлекающей от действительно важного дела.

Скъёльд хотел привычно выехать вперед, прикрывая спутников, но Снорри остановил его:

– Я буду говорить.

Он спешился и пошел навстречу береговому жителю, отделившемуся от своих сотоварищей.

– Мир тебе, хессир Эдл! – сказал тот, поднимая руку в приветствии.

– И вам мир, люди Фьерхольма.

– Фьерхольма больше нет – океан взял его. Наша новая земля зовется Рёнкюстом.

Скъёльд Мрачный завалился спать, а Снорри сел беседовать с береговыми жителями. Бранд, подумав, пристроился рядом с Эдлом. Знал: вряд ли услышит доброе и веселое. Но раз уж решил, начать свою службу королю Хлодвигу с того, что представит государю рассказ обо всем, чему был свидетелем во время странствий, нужно стараться, смотреть, узнавать и запоминать.

Жители Рёнкюста пришли сюда с острова, где стоял прежде город Фьерхольм, ныне поглощенный океаном. Ведьма Стейнмунн ценой своей жизни выкупила у воды отсрочку, позволившую людям спастись.

Викар, предводитель нового поселения, поглядывал на Бранда с одобрением:

– Ты пиши, пиши, пусть о нашей Стейнмунн помнят. У нас тоже свой грамотей был, Трюггви, всё со стилом возился.

– Где он теперь? – быстро спросил Снорри. – Нельзя ли с ним поговорить?

– Кто ж его знает – где, – развел руками Викар. – Может, его уже на этом свете нет. После смерти Стейнмунн хотел с ней остаться на Птичьем, с трудом увезли. Теперь на сушу почти и не ступает: вернется – и снова на карбасе в океан уходит.

– А на Птичий остров сейчас попасть можно?

– Можно, – кивнул уроженец Фьерхольма. – Только людям там больше делать нечего.

На Птичьем острове – торчащем из холодных волн скоплении скользких скал – людям действительно было не место. От города не осталось и следа, одна лишь узкая высокая башня мрачно взирала на пустой океан. Что на этих проклятых камнях может быть интересного и полезного для короля Хлодвига и его подданных? Даже Снорри Эдл, сойдя с карбаса на неприветливый берег, не стал ходить и осматриваться, а засел у подножья башни и уже долгое время таращится на что-то в подзорную трубу.

Бранд потоптался рядом и решил от нечего делать пока что подняться наверх последней уцелевшей постройки. Оттуда и видно лучше, что ж наставник не сообразит? Но едва потянулся к почерневшей от времени двери, как на плечо легла тяжелая ладонь.

– Не надо тебе туда, – покачал головой Викар из Фьерхольма. – Оттуда мертвые уходили.

Вроде спокойно сказал, без угрозы, но не послушаться его было невозможно.

Помаявшись еще немного, Бранд вернулся к Снорри. А Эдл как будто только этого и ждал.

– Смотри туда! – указал он в сторону, куда, не отрываясь, глядел сам. – Видишь?

Сначала Бранду показалось, что там, между камней, багровеет большое пятно крови. Сколько же живых существ должно было погибнуть лютой смертью на этом проклятом месте, чтобы образовалась такая… лужа?

Но страх и отвращение тут же сменились безмерным изумлением: кровавое пятно зашевелилось, обрело четкие очертания. Сперва Бранду показалось, что меж камней поднимается рослый багряный человек с остроухой собачьей головой на могучих плечах, но вот за спиной у гиганта развернулись кожистые крылья, а то, что казалось потеком на камнях, оказалось гребенчатым хвостом.

– Это…

– Дракон, – кивнул Снорри Эдл. – Боюсь, что последний.

Бранд слышал о драконах – огромных крылатых ящерах, живущих на побережье, – но никогда их не видел. А тут – живой… Последний…

– Остальные давно сгинули, – молвил подошедший Викар, – а этот всё прилетает. Там, в пещере за пределами города, было их жилище.

Последний дракон, согнувшись, словно усталый старик, свесив передние лапы до колен, сделал несколько шагов и, взмахнув крыльями, взлетел. Оборвался вниз – вот-вот упадет на камни, но всё же сумел выровнять полет и устремился к небесам.

– Кто-нибудь бывает на Птичьем острове? – спросил Снорри.

– Нет. Мы не уйдем из Рёнкюста, но возвращаться сюда, на место, где был город, хотя бы ненадолго – слишком больно.

– Это хорошо. Не нужно, чтобы дракона видели таким, – властители этого мира не должны быть слабыми и немощными.

Бранд еще раз взглянул вслед дракону. Багряный ящер уже не был заметен в небе – то ли поднялся за облака, то ли всё же рухнул вниз. Но почему Снорри назвал крылатого властителем мира?

Добирались до побережья чуть ли не месяц, а с делом управились за один день. Только вернулись с Птичьего острова, как Снорри Эдл сказал, что пора обратно в Бьёрнкрог. Даже по земле лишние станды ехать не пожелал; принял предложение Викара, что люди Фьерхольма отвезут гостей на карбасе к заливу Суонвик, а там, если повезет, подойдут прямо к берегу, ежели нет – и по льду до суши брести недолго. До новой столицы так добираться быстрее и безопаснее.

Быстрее – может быть, а вот насчет безопасности наврали. Проклятое корыто вертелось на волнах, будто клецка в кипящей похлебке, и Бранду всякий раз, когда приходилось свешиваться за борт, казалось, что он сейчас так и макнется головой, а уж там, в сером ледяном океане, точно найдутся те, кто охотно закусит мальчишкой. Вон они, таращатся из-под воды. Обед свой юный Олъм им уже отдал, теперь они его самого на зуб нацепить не против.

Корабельщики же шлялись по карбасу, будто гвозди сапогами заколачивали, да посмеивались, что Слепая Хозяйка до сих пор считает их детьми-младенцами – вон как люльку качает.

Наконец добрались. Берег Суонвика оказался пустынным местом, только вдалеке возвышались два холма, на макушке одного из них была заметна постройка – хутор, а живой или покинутый, с такого расстояния не разобрать.

Снорри решил ехать туда.

Хутор, похоже, и вправду был оставлен. Никакого движения на вершине холма, ни одного следа рядом. Снег чистый, нетронутый. Белое поле.

И среди этой тишины и стылой пустоты…

– Здесь кто-то есть! – Скъёльд решительно перехватил повод лошади Снорри.

– Надо скорее уехать?

– Люди из клана Олъм тоже хотели просто сбежать.

Вздрогнули оба – и Эдл, и Бранд. Жестокая правда, но именно такие, бьющие наотмашь слова запоминаются лучше всего. И, может быть, однажды помогут этим двоим спастись.

– Нужно подняться на холм. Не на тот, на котором хутор.

Снорри согласно кивнул.

Холм, на который взобрались путники, был высокий, с крутыми склонами. Тот, что напротив, – более приземистый, округлый, его бок рассекала глубокая темная трещина; ну точно шлем воителя, расколовшийся от мощного удара.

И к трещине этой приближались живые. Изумрудно-зеленый дракон медленно, явно из последних сил, шел к холму и в лапах – на руках? – нес багряного сородича. Волочащиеся по снегу хвост и крылья сильно мешали милосердному ящеру, но тот упорно шагал вперед. Только у самой расщелины остановился. Вскинул голову. К небу, к проглядывающему сквозь тучи солнцу. Развернул багряного так, чтобы и тому было видно. Зеленому было тяжело, но он всё стоял. Драконы смотрели. Прощались.

Мир вдруг потемнел и поблек. Плотная снежная туча окончательно заслонила солнце.

Зеленый дракон неуклюже качнулся вперед и вместе со своей ношей скрылся в недрах холма.

– Они теперь будут жить там? – неуверенно спросил Бранд у Снорри.

– Если уцелеют. Похоже, холод убивает их. Драконы покинули Видимый мир, но оставили людям свое завещание. Знания, которые помогут людям выжить и, сплотившись вокруг государя Хлодвига, возродить королевство. Да пребудет с нами помощь Девятерых Драконов!

– Но… – Бранд недоуменно переглянулся со Скъёльдом.

– В Бьёрнкроге всё узнаете. Мы возвращаемся.

Глава 3

Рик собирался выскользнуть из дома незаметно. И если бы я не спустился на кухню за водичкой, ему бы это вполне удалось. Воспитанник Гудрун имеет полное право на свободу и важные дела, но не за полчаса до рассвета.

– Куда собрался?

– В ратушу, – ответил рыжий, целеустремленно протискиваясь мимо меня.

– Опять с дедом Юханом на звезды смотреть будете? – Наш новый архивариус оказался великим знатоком ночного неба и взялся объяснять любознательному Рику, что там и как устроено. Только созерцали старый да малый звезды обычно из храма Видена да и отправлялись туда вечером, в открытую, заранее предупредив. Что-то тут не так.

– Я это… – Очевидно, вспомнив, что хронисты никогда не лгут, Рик огорченно шмыгнул носом. – Я летопись из ратуши взял, почитать. А Кетиль узнал, разозлился. Живо, говорит, неси обратно, нельзя хроники домой тягать.

– И он прав. Но если живо, то почему ночью? Дня вам мало было?

– А Кетиль вчера рано ушел! Сказал, что сидеть и ждать меня он не будет, а завтра всё равно явится на рассвете, в тишине поработает, и я тоже могу встать пораньше, не переломлюсь, мне полезно, и вообще – впредь наука. А ключ от кабинета он всегда с собой уносит.

Мне даже немного завидно стало – похоже, воин Кетиль разыскал в городе что-то интересное, чему как хронист должен быть свидетелем. Но, может быть, он просто принадлежит к числу тех чудаков, кто заваливается спать чуть ли не днем, зато потом вскакивает до зари?

– Ну чего, – жизнерадостно продолжал Рик, – сейчас быстренько сбегаю.

– Ночью?

– А че? Это раньше ночью надо было хлыну бояться, а теперь вы с Гердой чудище убили, я читал.

– Нет слова «че». Что. Где читал?

– В хронике.

Сдается мне, я знаю, какого времени летопись наш проворный и любознательный утащил домой. Не зря Орм тогда в ратуше чуть не поселился. А что писать в прошитых томах дозволено только хронисту, так командору Ордена Багряного Дода ничто не указ.

Надо как-то исхитриться, чтобы подняться к себе и одеться, не разбудив при этом Герду.

– Сейчас вместе в ратушу пойдем.

Я правильно сделал, что пошел с Риком. С хлыной действительно было покончено несколько лет назад, других чудовищ в Гехте не водилось, зато патрули стражи, даже не дойдя до ратуши, мы встретили два раза. Приходилось останавливаться, называть себя и ждать, пока городские охранители придирчиво разглядывали нас в свете фонаря. Меня все знают прекрасно, да и ученик нового хрониста в Ратушном квартале хорошо известен, но появись дите на улице ночью в одиночку – его мигом доставят в караулку, а потом всей беспечной семье знатно попадет.

Спасибо капитану Оле Свану – бдительность и ответственность городской стражи выше всяких похвал.

На улице в этот час никого кроме патрулей не оказалось. Только когда вышли за калитку, почти сразу столкнулись с каким-то странным типом. Он явно направлялся к нашему дому, но, заметив нас с Риком, шарахнулся, как кот, и бросился прочь.

– Украсть чего-то хотел, высматривал, – со знанием дела заявил бывший приютский сирота.

Кетиля в ратуше не оказалось – то ли проспал, то ли изначально не думал приходить, решив просто проучить Рика.

Рыжий, горестно – будто прощался со счастьем всей своей жизни – вздыхая, поставил хронику на место. Ничего, придет время – прочитает. И этот том, и все прочие; что-то увлеченно, что-то со скукой. Летописи города большей частью не похожи на приключенческий роман. Разуметь это – тоже ремесло хрониста.

Мы почти дошли до дома, когда сзади из узкого проулка между домами раздался отчаянный женский крик.

Патруль встретился нам минут десять назад. Даже если стражники услышат, то, пока прибегут на помощь, подснежники уже разделаются со своей жертвой.

– Рик, прижмись к стене и стой на месте.

В проулке было темно: с одной стороны его ограничивала глухая стена аптеки, с другой – дом хессы Кёб с плотно закрытыми ставнями. Свет фонарей с улицы сюда не проникал, грабь – не хочу. В дальнем конце мелькнула тень в долгополом, расширяющемся книзу одеянии. Женщина спокойно повернулась и не спеша пошла прочь. И тут же кто-то наскочил на меня сзади, обхватил, толкнул к стене. Рядом возился второй. Ловушка!

Мне повезло, что проулок был слишком тесен для трех человек, а также что наскочивший вражина обхватил меня только одной рукой – второй пытался зажать рот. Со всей силы засадив ему локтем под ребра, я дернул сумку хрониста, подставляя ее под удар ножа.

Не профессиональные убийцы из гильдии. Обычная пьянь из кабака на Пятке, промышляющая случайными грабежами. Эти негодяи всегда бьют одинаково.

Короткая изумленная ругань стала свидетельством тому, что ухарь из подворотни не ожидал от жертвы сопротивления.

Я освободился, но что дальше? Проулок слишком тесен, чтобы орудовать здесь шпагой.

Нужно быстрее прорываться на волю. Тем более Рик там один.

– На помощь! Убивают!

Глотка у десятилетнего мальчонки оказалась луженой, а ноги, судя по удаляющемуся дробному топоту, – быстрыми. Капитан Сван такую тактику слабого – орать и убегать – одобрил бы. Вопли на миг стихли, зато раздался звон битого стекла. И сразу же из своего дома заголосила на всю улицу хесса Кёб, главная в нашем квартале сплетница и скандалистка:

– Ты что творишь, паршивец?! Да чтоб тебя…

Думаю, голосок соседки был бы слышен у самой ратуши, если б Рик не перекрывал его:

– Пожар! Набег!

По всей улице хлопали двери, люди выглядывали из домов. Громыхая сапогами и звеня оружием, к проулку спешила стража. Убивать меня стало несподручно. Подснежники рванули в ту же сторону, куда недавно скрылась их подельница.

– А ну, стоять!

Проход загородила плечистая фигура Оле Свана. Рик выглядывал из-под локтя капитана стражи.

Подснежники, услышав грозный окрик, припустили еще быстрее.

– Никуда не денутся, – прислушиваясь к удаляющемуся топоту, заявил Оле. – На параллельной улице прямо к патрулю выбегут, проворные наши. Пойдемте-ка и мы. – Он подтолкнул Рика в проулок. – Попасться сейчас на глаза хессе Кёб… неразумно. Надо же, с этой стороны ставни закрыты, а окна, выходящие на улицу, чуть ли не настежь; как не подсматривать, хотя бы и ночью. А ты ей стёкла побил, ай-яй-яй. Эх, Ларс, мало мне с тобой возни было, теперь два оболтуса! Нет, не видать мне спокойной старости!

Когда подошли к дому, я увидел, что в окне нашей с Гердой комнаты горит свет – то ли вопли хессы Кёб разбудили мою радость, то ли сердцем почуяла, что что-то неладно.

И надо было бы бежать скорее, а я стоял, замерев, и глядел на светящееся на втором этаже окно. Важнее всего для меня в этом мире – возвращаясь, видеть силуэт любимой в родном золотистом сиянии. Знать, что Герда меня ждет. Важнее всего…

– Подстроивший это нападение – полный дурак, – строго сказала Хельга. – При этом считает себя самым умным.

– И откуда ж такая прелесть к нам в город заявилась? – раздумчиво спросил Оле. – Явно ж не местный, подозреваю даже, что не из подснежников.

– Почему? – хором спросили Герда и Рик.

– Во-первых, ни один обитатель Пятки, – терпеливо объяснил капитан, – не станет покушаться на жизнь хрониста. Это закон! Наши головорезы плюют только на королевские указы, свои же правила для них нерушимы. Во-вторых, в Ратушном квартале не убивают, тем более на Замковой улице.

Не поспоришь. Вздумавшему шалить всего лишь в нескольких версе от дома первых людей Палаты Истины свои же голову оторвут, утащив прежде нарушителя порядка как можно дальше. Было, правда, дело пять лет назад, когда мы обнаружили на пороге дома убитого вора Рэва Драчуна, но того прикончил не человек.

А уж дурня, который посмел злоумышлять против ее любимого брата, хесса Къоль в покое точно не оставит. Нужны Пятке такие сложности?

– Это не обычные заезжие грабители, решившие зарезать в подворотне первого встречного. – Хельга оттолкнулась ногой от пола, раскачиваясь в кресле. – Ловушка устроена довольно грамотно, за исключением одного обстоятельства: никто не мог знать, что Ларс выйдет из дома именно в это время. Рик, Кетиль отчитывал тебя с глазу на глаз?

– Как же! – фыркнул рыжий. – Специально, похоже, дверь открыл и орал, как зарезанный, чтобы все слышали.

– Значит, о том, что перед рассветом ты отправишься в ратушу, знали многие.

– И кто-то из них, – поддержал Оле, – решил не только извести Ларса, но и обставить всё так, будто из дома его выманил орденец. Одного-то Рика твой брат бы точно не отпустил.

Хельга кивнула.

– Душа моя, ты сама в это веришь?

– Нет. Слишком уж сложно всё сочинено, чтобы не быть просто совпадением. Ларс, там было что-нибудь подозрительное? В ратуше или на улице?

Припомнив весь наш поход, я рассказал о встреченном чудиле. Родственники-истинники многозначительно переглянулись.

– Я бы на месте обывателя ночью тоже бегом бежал от всякого, кто не носит формы патруля, – заметил бравый капитан.

– Идти перед рассветом выманивать Ларса из дома? – Хельга пожала плечами. – Он не один живет. Легче было дождаться, пока брат выйдет гулять с собакой. Если только опять же – подвести кого-то под подозрения.

– Да кому он нужен, этот Кетиль, кроме своего Ордена! – не выдержал я. – А с храмом Дода бодаться – костей не соберешь.

Оле Сван сделал свирепое лицо: не перебивай старших! Особенно в присутствии младших.

– Вполне возможно, но… Значит, так, брат. – Хельга снова оттолкнулась ногой от пола, кресло заскрипело. – Мы, конечно же, этого дела так не оставим. И заезжие фокусники нам тут не нужны, своих девать некуда. Тебе залезать в сундук и запираться изнутри необходимости нет, но всё же ходи осторожно. И хорошенько подумай, кому ты мог перебежать дорогу.

– Понятия не имею.

– Ларс, ты ведь знаешь, кто и почему. – Герда сидела на кровати, обхватив руками поднятые колени. Такой пушистый мягкий комочек, только лицо сердитое и даже гневное. – Вспомни, что случилось два дня назад.

Мы с Гердой так и не приучились чинно ходить под руку, даже наша короткая жизнь при королевском дворе ничего не изменила. Если я и подставляю законной жене согнутый локоть, всё равно ладонь ее скоро соскальзывает и оказывается, что мы, опустив руки и переплетя пальцы, идем, касаясь друг друга плечами. Впрочем, о предписаниях этикета мы задумываемся редко.

Брели, как в самом начале знакомства – неосознанно выбирая самые тихие и пустынные улицы и самый длинный путь, лишь бы продолжить время встречи.

Переулок Умников – один из особо мирных и безлюдных. Тем более странно было увидеть тут скопление народа. Даже трое стражников присутствовало. Здесь явно разгорался скандал, грозящий перейти в драку. И где – возле лавки букиниста Магнуса Бёрна.

Сам книгопродавец стоял, широко раскинув руки, на пороге своего заведения, а напротив него рыл землю копытом… нет, конечно, но очень похоже… воин Кетиль.

– Я знаю, что ты прячешь у себя опасные книги! – Короткий палец орденца указал на букиниста.

– Сектант! – взвился над стоящей поодаль группой людей визгливый вопль.

Горожане обеспокоенно задвигались, запереглядывались.

– Выдай их сам или позволь войти в твою лавку.

– Нет.

Хеск Бёрн с надеждой оглянулся на стражу, но городские охранители только тоскливо топтались на месте. Да, букинист Магнус хорошо известен в Гехте и о нем можно сказать только доброе, но разве может быть неправым служитель Дода Истребителя Зла? Ветераны стражи справились бы в одно мгновение: разобрались, навели порядок, всех успокоили; но кто станет посылать опытных воинов на мирные улицы, тем более днем?

– Именем Дода Беспощадного! – Кетиль смотрел не на стражников, а на собравшихся горожан.

И толпа, пока еще небольшая, угрожающе качнулась вперед. Обычные люди, соседи наши и Магнуса Бёрна, те, с кем привычно здоровались при встрече, думали, что знаем их.

– Герда, оставайся тут.

Букинист стоял на ступенях, ведущих к лавке, а Кетиль – прямо напротив него на мостовой. Мне едва хватило места втиснуться между новоявленными врагами.

Рукав ползет вверх. Если кто-то и увидит тарг, не поймет, что это; знает только адепт Багряного.

– Именем Дода Справедливого.

Во взгляде Кетиля ожидание и явное изумление. Орденцы делают одно дело; почему же я сейчас встал против него, а не рядом? Впрочем, что взять с мальчишки, неразумного щенка, хотя бы и наделенного властью?

– Именем Справедливого, Защитника Людей. – Дода Беспощадного редко называют этим именем; кажется, оно почти забыто. – Виновен ли этот человек, Магнус Бёрн, в чем-либо, решит Орден.

Орм меня на воротах повесит. Заняться самой могущественной в земле Фимбульветер организации больше нечем, кроме как проверять содержимое лавки какого-то провинциального книготорговца. Но сейчас и после, до тех пор пока Орден не вынесет свое решение, хеска Магнуса никто не посмеет тронуть – жизнь и доброе имя букиниста будут принадлежать храму Багряного.

Когда командор вручил мне тарг, он сказал, что служение мое Ордену будет заключаться в том, чтобы узнавать о появлении отреченных книг, разбираться, находить истину. И защищать тех, кто невиновен. Книги и людей.

Можно, можно было устроить всё проще и умнее. Но я сделал то, что первым пришло в голову: я ведь тоже не ветеран стражи, растерялся.

Думаю, что если бы Кетиль мог меня убить – прикончил бы на месте.

Но адепт, глядя на тарг, просто сказал, как сплюнул:

– Мы поняли волю Дода.

Повернулся и пошел прочь. Магнус Бёрн сердито захлопнул за собой дверь лавки. Опомнившиеся стражники уговаривали горожан разойтись.

Я хотел одернуть рукав, чтобы прикрыть тарг, и только тогда понял, что Герда крепко сжимает мою ладонь.

– Счастье мое, это была всего лишь ссора. Купцы в караванах бранятся куда яростней. Если бы по такому поводу убивали… Да у Тароватого Ханделла давно не осталось бы ни одного прихожанина. И вообще, города бы опустели.