Читать онлайн Не нашего племени бесплатно

ISBN 978-5-0062-1197-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Серия инфарктов

Пара ворон, следуя одна за другой, методично полосовали волокно предрассветного неба за окном. Птицы мелькали в отражении компьютерного монитора, выкаркивая загадочные послания уходящей ночи, а после уселись на жилистый тополь и покачивались на кончиках ветвей. Остальная стая тысячекрылым покрывалом ползла по небу прочь от восходящего солнца. Первый луч выхватил резные ручки стоящего возле окна стола и не спеша забирался всё выше. Из темноты выступали картины, с которых обычный человек вряд ли бы начинал своё утро.

Разложенные на столе снимки походили на раскадровку извращённого ролика спортивной рекламы. Молодой атлет, припавший на одно колено, будто завязывает шнурок. Судя по наклону головы, до шнурка парень пытался дотянуться зубами. В метре от парня находится ещё одно тело. Мужчина лежит на боку, глаза застыли на зажатом в руке секундомере. На следующем снимке человек в дорогом спортивном костюме висит на тренажёре для спины, уткнувшись лицом в землю. Девушка в разорванных легинсах и выпачканных кроссовках припала спиной к дереву, с аккуратно сложенными на рюкзаке руками.

Для всех них вечерняя тренировка в городском парке закончилась одинаково: сквозным отверстием в шее. Два колечка запекшейся крови: между шейными позвонками и в основании горла. Исключение составляла лишь девушка, ран на которой было куда больше.

У соседнего с ней дерева пожилой мужчина с закинутыми за ствол руками, стянутыми пластиковым хомутком, ошарашено смотрит в объектив. Сидящий за столом хорошо помнит этот снимок – именно по его приказу криминалисты сначала сфотографировали молящего о помощи мужчину, а уже после освободили ему руки и срезали ещё один хомуток с шеи, затянутый на стволе.

Поверх снимков, последний из которых был сделан больше года назад, остывал только что распечатанный. Алексея Младенцева, юриста средних лет, лежащего в позе зародыша с отверстием в шее и отсечёнными по колена ногами, обнаружили сегодня.

– Во вкус вошёл, урод? – пробасил хозяин стола.

Адиль Атилов – единственный следователь в радиусе ста километров, на счету у которого был задержанный серийник, взял снимок в руки, дождавшись пока тот полностью остынет, и откинулся на спинку кресла.

Серийник для местных правоохранителей был явлением невероятным. Большая часть полицейских видели таких только в «Криминальной России». Сам Адиль всегда усмехался, когда пойманного им больше трёх лет назад парня, подло убившего двух девочек, ставили в один ряд с Банди и Пичужкиным. С тех пор последнего маньяка он видел в сериале о неотразимом гении заокеанского сыска, в которого была влюблена его лучшая стажёрка. Следователя даже немного привлекала вся эта копченая эстетика прокуренных комнат с коллажами снимков с места преступления, поднятыми старыми делами, записями, зарисовками и прочей макулатурой, покорно служащей озарениям неутомимого детектива, который из последних сил своей харизмы таки уличает душегуба и обезвреживает его в недрах злодейского огорода. Представить же себя на месте сотрудника, ответственного за поимку такого урода, было немыслимо.

Первыми жертвами стали Заур и Аскер Исландеровы, старшекурсник сельскохозяйственного института и тренер вольников-юниоров. Раны на шеях 90 килограммового студента и его отца, не уступающего по комплекции, напоминали родинки. Предчувствие, что прошило его насквозь, когда он вгляделся в отметины, впоследствии подтвердилось. То были жирные точки на его раскрываемости и карьере. Адиль запомнил выражение на лице парня, который будто до сих пор не понял, что мёртв. Учитывая характер ранения, наносимого сзади одним мощным ударом, урод ясно давал понять о своих физических возможностях. Об орудии убийства впоследствии рассказал Камал, судебный медик, с которым следователь работал с первого дня своего назначения.

– Удар нанесен продольным предметом диаметром не более сантиметра. Скорее всего, заточенная арматура. С обоих вытекло литра два не меньше. Вот только крови парня на месте убийства почти не обнаружено. Только небольшой сгусток и чёткий след на нём, напоминающий пятилистник. Скорее всего, от большой пластиковой бутылки.

– Упырь, блять, – первое же прозвище пристало к уроду даже после обнаружения следующей жертвы.

На месте убийства Гамида Бетрейдова, учителя физкультуры одной из самых престижных школ города, никаких следов крови не было обнаружено вовсе. Камалу пришлось несколько раз повторить оперативникам новую деталь в картине преступления:

– Никакой кровопотери, ранение по всей площади обуглено.

Первая версия того, каким образом убийца раскалил арматуру, принадлежала Тагиру, – «Вырыл яму и развёл в ней костёр».

Прямая и незамысловатая, она полностью отражала своего автора. Два этих качества были постоянными спутниками младшего помощника Адиля, как в жизни, так и в его подходе к работе. Тем не менее, Адиль взял её на карандаш, как и все предыдущие Тагировы догадки, помня, что именно одна из таких когда-то стала отправной точкой в поимке их первого убийцы.

Расима-живодера, история которого, в буквальном смысле, прогремела на весь район, Адиль вычислил, будучи студентом 4 курса юрфака. Невзрачный и неконфликтный Расим жил через подъезд от Адиля, и был из тех соседей, которых не заметишь, пока не столкнешься с ними в упор. Парень заставил будущего следователя по новому взглянуть на подобную категорию людей и заключенный в них взрывной потенциал, когда однажды самолично подорвал местную собачонку.

Белесая, величиной с советский термос дворняга с расплывшимся на пол мордочки черным пятном лаяла с присущей её калибру бессмысленной пронзительностью. Неустанное, писклявое, подвывающее тявканье стартовало вровень с рассветом. Для жителей близлежащего дома так и осталось загадкой на кого могло реагировать животное в 5 утра, усевшись в центре огороженного внутреннего двора Горводоканала. Учитывая то, что собака обращала мордочку то к востоку, то к западу, щедро раскидывая тявы на 180 градусов, животному просто хотелось внимания. В выходные дни желание обострялось. В одно летнее утро к самому носу озадаченной дворняги, издавая едва слышное шипение, подкатился пахнущий мясом свёрток. Когда шипение стихло, собака попыталась прогрызть оболочку свёртка, сердцевиной которого служила кустарная версия петарды «чёрная смерть». На месте взрыва вперемешку с останками животного были обнаружены частицы говяжьего фарша и эластичного бинта. Взрывом выбило почти все внутренние окна Горводоканала. Одна задняя лапа лежала в лотке с бланками заявлений, другую уже на следующий день обнаружили ремонтники в одном из пожарных ведер. Даже после того как здание застеклили, сотрудников ещё долго преследовал запах жжёной шерсти в кабинетах.

Пока местные опрашивали всех окрестных живодеров Адиль понял, что круг подозреваемых можно сузить до тех жильцов его дома, чьи окна выходили на Горводоканал. Понял он это благодаря Тагиру, когда тот с усмешкой наблюдал, как поселковые дознаватели оформляют прогиб очередному ущербу, – «Не там роют. Живо, он на то и, дёр, что наслаждается процессом, тихонько так, в укромном месте, без лишнего внимания. А тут как-то быстро всё, да ещё и такой бадабум! Это что-то личное».

Решающим фактором в расследовании стал пластиковый стеклопакет, который отец Адиля установил месяцем ранее. До того как отец обесшумил лоджию он тоже порой задумывался о тюбике суперклея, случайно выдавленном в миску пегой дворняге. Вскоре одну из стен его комнаты украсили фотообои с панорамой его дома, снятой Адилем со двора Горводоканала. Раскиданные по обоям 9 кружков заключали в себе лоджии, чьи облупившиеся окна не смогли бы приглушить даже зевок птенца на соседнем дереве.

В 7 из них жили одинокие пенсионеры, одну снимала молодая семья и замыкала список чета, проживающая в доме со дня его сдачи в эксплуатацию. Пенсионерам для того чтобы забыть о злополучном лае достаточно было отключить слуховой аппарат. Некоторые и с включенным аппаратом не подозревали о существовании животного и обо всей истории узнали благодаря Адилю, который за время опросов успел набрать несколько килограмм. Молодые семьянины тоже не внушали никаких подозрений и всячески располагали к себе, особенно с подачи тучного усатого комка, податливо перекатывающегося из одних рук в другие.

– Скажу честно, временами, собачка, и вправду, доставала. Даже Кусочек иногда аж на другой бок переворачивался. Но мы с детьми обычно спим крепко, особенно в это время. А мужу после дежурств эту собаку хоть на голову поставь, всё равно не проснётся, – поделилась позитивная хозяйка, вычеркивая свои окна, и оставляя на снимке последний кружок.

Жившая в нём семья состояла из довольно уважаемой во дворе пожилой пары и их безработного сына 25 лет, игромана и любителя высоких технологий. Отсутствие работы не помешало Расиму стать обладателем всех компендиумов в Доте 2 и редчайших «шмоток», стоимости которых хватило бы на тройной бронированный стеклопакет по всей лоджии. В ходе визита к семье, воспитавшей почетного геймера, Адиль не обнаружил ничего подозрительного, даже ни одного пирорецепта во вкладках браузера. Вот только глаза Расима, снующие в ореолах испарины, обнаруживали сами себя. За неимением доказательств с дебютным «раскрытием» пришлось повременить. Единственным утешением для Адиля стала возможность наконец-то услышать, как на деле прозвучит фраза, до этого произносимая только перед зеркалом, – «Вспомните что-либо странное, звоните».

Все прояснил звонок матери Расима несколько дней спустя, вспомнившей о загадочном исчезновении из холодильника части фарша, которого хватило лишь на 60 курзешек, вместо классической сотни.

– Должно быть, старею. Обычно у меня на кухне как в аптеке.

На следующий же день Адиль решил вновь навестить уважаемую чету. Он пришел с килограммом превосходного фарша и «подвернутой» при выходе из троллейбуса лодыжкой. Для достоверности, накануне визита, Адиль попросил тренера скрутить ему на ступне несколько добротных «крапив». Когда пожилой отец семейства решил лично взяться за перевязку, Адиль жадно впитывал мимику Расима, наблюдающего, как папа, негодуя, рыщет по аптечке в поисках бинта.

– Наверно догонял убежавший фарш да, Расим? В общем, давай так, собака на твоей совести, но родителям я обязательно посоветую хорошего психиатра для тебя, а вот что касается выбитых стёкол, ущерб ты должен будешь покрыть. Я обещаю молчать, не выдам тебя сторожу Водоканала и другим желающим, а ты в течение месяца отдаешь деньги.

Всю сумму Расим принес через неделю. Из родительского кармана, как поначалу подумал Адиль, но ошибся. Большая часть денег была выручена от продажи игрового ноутбука, аккаунтов и роутера.

– А вот за это ультра-уважение. Ну что, кибер-сюрприз, опять в «Гамач» помчишь, добывать эльфам новые тапки?

– Нет, с играми всё. Родители вообще хотят все клубы на районе обойти, чтобы меня не пускали. На права, думаю, сдать… таксовать там или экспедитором.

– А может тебе кинологом стать? – вскипал Тагир.

– Не слушай его.

– А ведь обещали не говорить никому.

– Напарники не в счёт. Петарду, поди, с Нового года хранил?

– Ага.

На этом завершилось первое расследование Адиля Атилова и завелись полезные знакомые в Горводоканале.

Следующим громким делом уже в официальном послужном списке младшего оперуполномоченного Атилова стала помощь в поимке Соловья. Ублюдка, подговаривавшего старшеклассниц вместе с ним покончить с жизнью, спрыгнув с многоэтажного дома, и галантно предоставлявшего девочкам право первого шага, ловили полтора года. Соловьем оказался местный таксист немногим старше 20 лет. Его родители появились на суде лишь один раз, когда зачитывали приговор. Всё заседание отец подсудимого не сводил глаз с Адиля. Это были глаза человека, осознавшего, что именно он невольно оказался ключевым свидетелем в поимке собственного сына.

После Соловья самое долгое раскрытие в карьере старшего следователя Атилова занимало не больше месяца. Он отловил столько хмельных джигитов, пытавшихся покинуть город после кровавой перебранки в клубе или ресторане, что порой ему казалось, будто на его столе оказывается одно и то же дело. Менялась лишь цифра в номере. Он смотрел на числа, которые прокручивались на бумаге, как в игровом автомате, и слышал, как по ту сторону картона скребётся очередная звёздочка.

Дело Упыря пробило конторскую ворвань, которой начинал заплывать Адиль, будто гарпуном, и его лезвие впивалось всё глубже с каждым новым телом, лежащим на фоне зелени родного парка, где он ребёнком заливался от восторга, седлая чугунных лошадок и единолично занимая первый вагон паровозика в компании мотка сладкой ваты.

Адиль отвернулся от снимков, чувствуя, как к горлу подступает ярость. После однократного стука, больше походившего на джеб, дверь распахнулась, впуская опухшего Тагира.

– Тебя занести?

– Сам, – срыгнул Тагир и прикрыл дверь.

– Ты в курсе, что у тебя канталупа вместо головы?

– Окрути мне её, шеф, и кинь в морозилку.

– На вот, – Адиль протянул фото, – его приложи, он тоже холодный.

– Это когда?!

– Камал только что на почту скинул. Они уже там – нас ждут.

– Только не сегодня! Отметил юбилей, называется. Не наш трудовик, интересно?

– Вот я и не знаю. Шапиевич же велел с него наблюдение снять. Сколько его убалтывал, чтобы ещё на месяц хотя бы оставил – ни в какую. Ну и вот…

– А мы с тобой ещё поболтаем на эту тему, – раздался голос за дверью.

– Здравия желаю, Кифер Шапиевич, – вскочил Тагир и тут же пожалел об этом.

– Что морщишься, Шайдабеков? – на Адиля полковник даже не посмотрел, – Тебе жена говорила как к тебе к лицу помятые вещи?

– Да нет, вроде. Вещи? А, вы про рубашку… ну, нет, вроде, – начал коротить Тагир.

– И почему, знаешь?

– Стесняется, наверно.

– Потому что ты следователь и обманывать тебя нельзя. Что за вид? Жена, никак, бастует?

– Тридцать лет, полковник. А Эльвире малой со своими зубами покоя не даёт. Подумал, дам хозяйке отгул.

– Ну, понятно. Джавгаратке отдай, у меня пусть утюг возьмёт.

– Спасибо, Кифер Шапиевич. А бритва где лежит у вас? – расчувствовался Тагир.

– Сейчас, дошутишься – на тебя утюг пущу. Адиль, ко мне через 15 минут.

Блеснув проплешиной, полковник исчез так же как появился.

– Главный Бетмена пересмотрел походу, – выдохнул Тагир, возвращая снимок, – Ладно, я до Джавгарат, потом жду тебя в машине. Ни пуха.

Начальник Горского РОВД, полковник Кифер Шапиевич втиснул всю информационную политику ведомства относительно Упыря в следующую формулировку, – «Инфаркты – точка».

На совещаниях посвящённых ходу расследования полковник раз за разом разжёвывал сотрудникам свой катехизис, – «За исключением девчонки, особо видимые повреждения у жертв есть? Нет. Паника нам нужна? Нет. Насчёт тренера – голову разбил при падении. Вопросы есть? Нет. Смотрите у меня, малейшая утечка – поселковых сыскарей с каждого двора по три пачки нарисуется. Уже один раз помогли, хватит».

Под «одним разом» Кифер Шапиевич, имел в виду случай, когда в своем же дворе была похищена девочка. Тогда бригады инициаторов организовали подомовой обход по всему городу, раструбив о своей инициативе по всем соцсетям. Поиск ничего не дал. Тело девочки обнаружили спустя несколько месяцев. Как оказалось, это было похищение с целью выкупа. Но огласка в сети, вероятно, заставила похитителей забыть про деньги и все человеческое.

Версия с инфарктами продержалась до тех пор, пока начальник отдела правопорядка местного еженедельника не задался вопросом о том, с какой стати «убойка» занимается несчастными случаями. Журналисты выведали о ранах на телах жертв и вскоре первая полоса с расследованием «Серия загадочных инфарктов» уже прожигала стол Кифера Шапиевича. Полковник едва не отстранил от дела всю группу, но потом остыл, затевая спорадические очные ставки с целью выявить источник утечки. За своих ребят Адиль был уверен. Ни Тагир, ни Ильяс и слова бы ни сказали газетчикам. По большому счету Адилю было начихать, как журналисты узнали – каждый делал свою работу.

В следующей статье журналисты подсчитали, что правоохранители позволяют убийце «разгуливать» по парку уже второй год. На совещании по поводу публикации Адиль во всеуслышание заявил, что этот год станет для Упыря последним.

Адиль заметил выглядывавший из-под свежей распечатки с телом Младенцева краешек пожелтевшей газетной вырезки, и в голове безнадёжно прозвучали отзвуки его ультиматума.

Спустя месяц после выхода статьи была обнаружена четвёртая жертва. Изрешечённая арматурой Карина Инесова оказалась единственной, кому удалось оказать сопротивление, судя по вспухшей костяшке и разорванным леггинсам. Адиль не хотел услышать, что теперь к статьям Упыря можно добавлять изнасилование. Камал успокоил его, – «Лосины, судя по всему, пострадали уже после убийства, но этим он и ограничился. Он, вероятно, хотел её удушить, а уже потом поставить свою метку, но девушка оказалась не из простых, врезала ему знатно».

Адиль чувствовал, что после девушки, убитой в конце августа, Упырь затихнет, потому как действовал он исключительно летом. Но Адиль не предполагал, что затишье продлится больше года. И вплоть до сегодняшнего дня, когда тополь за окном скидывал последние листья, Адиль уже не знал, хотел ли он, чтобы всё это закончилось навсегда, или, чтобы Упырь вновь объявил о себе. В тот период в ход шли уже самые отчаянные версии. Ильяс Касаев, самый зелёный в отделе, поступивший на службу за полгода до появления Упыря, всерьёз взялся за версию с конюхом, чей мерин общипывал траву в разных частях парка и был главной гордостью аутентичных парадов в честь побед царской России.

– А конь тоже с ним заодно или как?

– Тагир, угомонись. Ильяс, ну вправду, завязывай уже с фэнтези.

Все тела находили поутру окрестные собачники. Только на третьей жертве, физруке гимназии 33 Гамиде Бетрейдове, у Адиля появились первые улика и свидетель. Ещё не начав осмотр тела Адиль, почувствовал на себе взгляд этого парня. Он был похож на Рабледо Пуча и выделялся из толпы, как «Мамба» среди бабушкиных конфет. Красная худи с подмигивающим Соником, кислотные браслеты поверх рукавов, прижатая капюшоном копна вьющихся волос. Адиль поманил его к себе и дал знак патрульным пропустить парня, которому впоследствии предстояло ещё не раз попасть в поле зрение следователя.

Он присел на лавку, оставив щедрый кусок слева от себя. Адиль остался стоять и жестом дал понять парню, что если у него есть, что сказать, то самое время это сделать.

– Я был в парке прошлой ночью, в метрах пятидесяти от этого мест, – парень огляделся. – Прежде чем продолжить, я бы хотел вас кое о чём попросить. То, что я вам расскажу, видел не только я. Но второй свидетель… скажем так, мы бы не хотели, чтобы наши показания, точнее мои… в общем, вы бы могли приобщить к делу только мои показания. Тем более видели мы одно и то же, так что…

– Я тебя услышал. Не вопрос. Продолжай.

– Мы с моей девушкой… мы оба услышали какое-то шипение сверху. Было около 3 часов ночи. Вначале подумали, вдруг змея, а потом увидели его. Лица в темноте не разобрали, да и перепугались, если честно, меньше всего хотелось, чтобы нас кто-нибудь заметил, и уж тем более этот тип. Он спрыгнул с дерева. На поясе у него висело что-то… вроде что-то кожаное, длинная херня, почти до колена. Он подвязал куртку на поясе и прикрыл это. Огляделся, вышел на дорожку и побежал. Криповатый дядька, короче. Мы ещё минут десять лежали без движения, всё думали, он нас заметит. Какое-то время, даже показалось, что он за нами следит. В итоге мы оттуда на четвереньках уползали. Метров сто прошоркали, только тогда решились встать и бегом с этого парка. Не знаю вообще как я решился сюда вернуться, если честно?

Парень вздрогнул, на другой конец лавки присоседилась ворона. Он повернул голову и Адиль заметил крохотное отверстие на мочке парня. Адиль уже тогда начинал понимать, что действительная причина, по которой Соник не хотел привлекать второго свидетеля, заключалась в том, что это была не девушка.

Криминалисты обыскали дерево. На высоте четырёх метров они нашли искусственное углубление в стволе, заполненное затушенным углем. Частицы угля так же были обнаружены во рву протекавшей возле дерева канавки. Ещё день ушёл на исследование участка канавы, который был в два раза шире и пролегал от центра парка до арки, выходящей на шоссе. Но больше никаких улик не нашли.

Обысканный участок канавы разрезал зелёную зону на две половины. Одна, освещенная и обустроенная, с футбольным полем, скамейками и тренажёрами, другая половина, где не было ни одного фонаря, служила обителью отожравшегося на мусорных свалках воронья. Заканчивалась она опушкой, где собрались самые величественные лиственные во всём парке, а может и во всём городе. Участок беговой дорожки от опушки до котельной замыкал зелёную зону. Дальше шла рекреационная зона, начинающаяся с парка аттракционов, точнее, аттракциона, строительство которого велось ускоренными темпами.

«Горки», «Цепи», «Сюрприз», «Ромашка» и прочие радужные механизмы когда-то были центром притяжения всей детворы. Благополучно захиревшие в начале миллениума «качельки» ещё несколько лет наполняли окрестности ржавым ароматом светлого будущего. Каждый год нового столетия отгрызал по одному аттракциону, оставляя только покореженные остовы. Колесо обозрения продержалось дольше всех. Оставшийся от него скелет, с единственной кабиной, зависшей на одиннадцать часов, если смотреть со стороны котельной или на час, если с опушки, около полугода возвышался на фоне серых крон неприкаянным памятником ушедшему детству. Вереница из остальных кабин лежала вокруг Колеса, отданная на растерзание местной шпане, которая по ночам растаскивала на металлолом останки своих беззаботных лет.

Сейчас большая часть парка аттракционов, была огорожена в рамках программы по созданию комфортной городской среды. В центре огорожённой зоны очень скоро должно было взойти новое Колесо, яркие и герметичные кабины которого, судя по картинкам, будут переливаться всеми кислотными оттенками новой жизни.

Пока что единственным развлечением в рекреационной зоне оставался тир. Как бы ни менялась инфраструктура этой части парка, синий вагончик с кровящим девизом – «Учись стрелять метко!» всегда находил себе место. В нескольких метрах от тира не утихал банкетный зал «Кегельбан», зажатый между двумя спорткомплексами: «Урожай» и «Спартак». Оба сооружения служили греко-римскими парниками, откуда вольники отправлялись на «золотодобычу» во все концы мира. Памятная аллея с портретами спортсменов венчала главную прогулочную полосу парка, пролегавшую от эспланады центрального входа. Сдобренная кофейными точками, изредка брызжущим фонтаном и автоматами «Рокки», эспланада была самым оживленным местом в парке.

Адиль уже не помнил, сколько раз он начинал свой вечерний маршрут от «Урожая», где перед этим выгрызал в спарринге с Тагиром несколько балов, огибал памятник Воину-освободителю, просачивался через мемориал ВОВ мимо Музея боевой славы и петлял по опушке вдоль каменной ограды Пивзавода, слушая нарастающий вороний клёкот. Он не помнил, во сколько сотен лиц он вглядывался, в надежде ухватить в очередной паре глаз, выплывающих из темноты, помутненный прищур Упыря. Но он возобновлял эти теряющие смысл променады не реже пары раз в неделю каждые лето и осень.

После публикации журналистского расследования, он любил завершать свой маршрут визитом в редакцию, которая находилась у въезда в парк со стороны частного сектора. Адиль не ставил себе цели выведать имя «крысы» среди коллег или припугнуть журналистов на случай будущих расследований, затрагивающих его дело. Он уважал их труд, когда-то и сам публиковал здесь несколько заметок о нравах подростковой преступности. Шел он сюда лишь по одной причине – никто не напивался с таким знанием дела и погружением в процесс так, как это делали чернорабочие истории.

К попойкам нередко присоединялся и автор тех самых статей Микаил Вефадеров, которого Адиль помнил ещё по университетским брейн-рингам. После трехсотого грамма Адиль все-таки делал попытки невзначай расколоть приятеля на предмет его источника, но последний был непреклонен. Ничего кроме заверений, что это был не его сопогонник, Адиль так и не получил. Микаил всегда был симпатичен ему, и гнобить журналиста за отменно проделанную работу он никогда бы не стал. В глазах Адиля это был, пожалуй, единственный адекватный, профессиональный, вдумчивый, честный и трезвый, за исключением подобных вечеров, представитель прессы.

– Микехуа, ты не акула, ты пиранья пера, ты барракуда клавиатуры, ты крака… катара… каракатица, – про этого моллюска, брызжущего чернилами, Адиль узнал, когда подключил пакет с Дискавери, – блокнота, ты чиксофон, понимаешь, – без устали номинировал Микаила Адиль когда они оформляли страйки из чекушек в «Кегельбане».

Выходя на балкон ресторана, Адиль всматривался в чернеющие кроны, пытаясь разглядеть проблески Упыревой домны. Иногда он ночевал в парке, просыпаясь от карканья ворон, мчащихся прочь от восходящего солнца, или от упавшей в листву серёжки.

В одну из таких ночей он наткнулся на коня, смотрителя которого подозревал Ильяс. Был сильный туман и когда в нём проступили черные, лоснящиеся ляжки животного Адиль подумал, что в свой почин горячка могла бы и сжалиться, избрав менее ужасающий образ. Полминуты спустя Адиль пришёл в себя, услышав своё дыхание, как бывает, когда просыпаешься после кошмара, но еще долго не мог отвести покрасневших глаз от животного. Виски наливались теплотой от проходящего ужаса, после чего все тело медленно обволакивали щупальцы токсикоза. Лошадь мотнула головой. Адиль понял, что животное напугано не меньше. Вокруг никого, только туман, расступающийся перед тобой, но всегда норовящий ухватить тебя за ухо. Отходя от лошади, он подумал, что при первой же встрече расскажет Ильясу, что готов включить животное в список возможных соучастников. Но эту шутку он забыл уже на следующее утро, когда нашли девушку. Шутка не пришла на ум и в этот раз, когда в кабинет, в состоянии не многим свежее Тагира, вошёл Ильяс.

– Мы с Тагирой, да, коллега?

– Обещаю, моё состояние никоим образом не скажется на продуктивности, шеф.

С первого дня, как этот заросший угловатый лейтенант пришёл в отдел, Адиль понял, что, наконец, утолил свой кадровый голод. Своим трудолюбием Ильяс напомнил ему Саиду. Одна из лучших его стажёрок уже два года работала в Каспийских органах, но по-прежнему снабжала отдел банкой чая, когда приезжала к ним в гости.

К своим 27, когда Ильяс закупорил штат убойного отдела Горского РОВД, он уже был Мерлином канцелярии. Под его гелиевым жезлом обычная поножовщина распухала в процессуальный альманах. В то время как начальнический бич полосовал коллег за стенкой, Ильяс клепал анфилады дел, выбивая премии, словно Марио.

Но вместе со скилами бюрокрафта он сохранил ману и на прокачку навыков добротного сыскаря. Тагир, несмотря на то, что в области дознания был трехглавым тирексом, в следственной работе давно достиг своего пика. Он соглашался с мнением шефа о волшебной сущности Ильяса, но выражал признательность нехотя, поглаживая новичка по длинной черной шевелюре.

– Спасибо, Северус. Ты ж наша тёмная лошадка.

Ильяс, не снимая куртки, разглядывал свежую распечатку на столе Адиля.

– Это что-то новое, шеф. Трудовика надо потрясти. Он же выздоровел, я надеюсь?

– Давно.

Адиль и сам предвкушал очередной разговор с Джалилом Шагаевым, уволенным трудовиком гимназии 33. Именно его с раздробленной челюстью и множественными ушибами нашли возле трупа Инесовой. Когда делали фотографию, Адиль считывал на ошарашенном лице Джалила знакомые оттенки мимики, которыми когда-то пестрила физиономия Расима. Но ни один врач, включая Камала, не подтвердил тогда, что хоть какое-либо из увечий было нанесено убитой. Ни единого следа крови девушки, ни каких-либо частиц тела или волокон с её одежды на Шагаеве обнаружено не было.

Помимо травм головы в глаза сразу бросались огромные синяки на плечах Шагаева, сползающие к лопаткам. Все попытки Адиля увязать их с Инесовой оказались напрасны. Камал тогда ясно дал понять, что одетая в лёгкие беговые кроссовки девушка не наносила эти удары уже потому, что такие синяки могли оставить только бутсы.

– Сынишке на футболе недавно зарядили по ноге со всей дури. Наутро синяк такой же был. Видишь, черные точки – это однозначно шипы от бутс. Скорее всего на него прыгнули сверху. Это объясняет почему тот, кто его избил выбрал такую обувь. Легче лазать по деревьям. Хорошо, что он не нашёл альпинистские сапоги.

– Камал, ты хочешь сказать, что какой-то Ван Бастен забежал к ним в кусты, потоптался на Шагаеве, убил девушку и сбежал. Мы проверяли, Шагаев запросто мог затянуть хомуты сам. Сначала прикончил девчонку, убрал все следы, а потом решил привязать себя рядышком, чтоб над нами покуражиться.

– Большие пальцы на руках Шагаева были вплотную прижаты друг к другу, так что вряд ли он затягивал удавку на руках сам. Разве что зубами, но руки у него были за спиной, точнее за стволом дерева, так что не вяжется. Да и зачем ему всё это устраивать? В общем, думай сам, шеф. Как я и сказал, оба удара по плечам наносились одновременно и с огромной силой. Не похоже, чтобы их нанесла Инесова, даже при условии, что отбивалась изо всех сил двумя ногами сразу.

Несмотря на все доводы танатолога, Шагаев во всей этой истории для Адиля был кем угодно, но только не жертвой. Адиль как сейчас помнил визит в травматологию, который он нанёс Шагаеву через неделю после убийства Инесовой. Ему было всё равно, что большая часть лица была забинтована, ему достаточно было разглядеть кантик испарины, обсыпавшей застывшие глаза Джалила. Пока трудовик скупыми жестами пытался убедить следователя, что физически не может ответить ни на один из вопросов, которые тот, будто в издёвку, продолжал накидывать ему в койку, Адиль с наслаждением наблюдал, как в ореолах этих блаженных, впалых под тяжестью собственной невиновности глаз, проступает и поигрывает знакомый бисер.

Ильяс продолжал разглядывать снимок, наклоняя голову то в одну то в другую сторону и проворачивая его в руках, будто выискивал правильный ракурс, пытаясь понять, какой смысл заложил убийца, придав телу Младенцева такое положение. Адиль предпочёл больше не смотреть на Младенцева, до тех пор, пока не прибудет на место.

– Ладно, я к главному. Тагир как вернётся, прозвоните Камалу и ждите меня в машине.

Соник

Сидя перед шефом Адиль легко выдержал стандартный комплект полкановских пыхтений, вздохов и взоров, которыми он методично пепелил подчинённых всякий раз, когда незакрытое дело давало о себе знать. Адиль не собирался посыпать голову пеплом, и уж тем более перечить шефу. Этот вызов на ковер изначально не сулил ничего продуктивного, и единственное что хотел Адиль, сделать его как можно короче. В мыслях он уже был на месте убийства и стоически отсчитывал порхания секундной стрелки. Раздался треск календарного листка. Кифер Шапиевич отрывал его не спеша, дырочку за дырочкой. Адиль легко допускал, что на месте листка со змеевидными двойками полковник представляет его ухо.

– Я так понял, ваш кровосос объявился? Тот самый, которого ты обещал прижать ещё к концу прошлого года, я правильно помню?

Для пущего эффекта полковник методично сминал листок, который засасывало в его мясистую пятерню, словно бельё между валиков советской сушилки. Адиль старался до последнего не вступать в разговор. Он прекрасно знал, что гораздо лучше дать полкановой топке выдохнуться, покорно сглатывая летящие из неё искры, и ни в коем случае не подкидывать в неё хворост своих оправданий. Изувеченный листок спланировал в мусорную корзину. Следователь, молча, проводил его взглядом.

– Правильная тактика, Атилов. Хвалю. Ну и что ты там говорил насчёт наблюдения за этим физруком?

– Трудовиком.

– Хреновиком! Скажи спасибо, что я на этого пенсионера итак уже хренову тучу человекодней просрал. А тебе, видите ли, ещё месяц подавай?! Он после травматологии вообще из дома не выходит, хрена ты до него докопался вообще?!

– По вечерам этот старый… – Адиль осекся, он и не думал оспаривать монополию на «хрены», – По вечерам Шагаев ещё как выходит.

– За кефиром и обратно.

– Насколько я знаю, маршрут у него подольше.

– Так, хватит, я сказал! То, что у пердуна карьера педагога не сложилась, ещё не основание его сажать, ты меня понял?

– Директриса что-то недоговаривает. Просто так за пару лет до пенсии не увольняют.

– Ещё раз тебе повторяю, оставь этого сраного дела в покое. Никуда он не денется. И в гимназию эту не суйся больше, ясно?! Отрабатывай других подозреваемых. Тебе-то до пенсии ещё далеко, так что не расслабляйся. Мы все помним твои заслуги, поэтому сделай всё возможное, чтобы не обесценить их. Кудрявого этого потряси. Вот он уж точно что-то недоговаривает. Тагирозавра подключи. Скажи, что полковник, даёт ему полный, как говорится, карт блант.

Адиль с трудом удержался от замечания, что говорится не совсем так. Это было бы очень в его духе – в последний момент подставлять голову скатывающемуся в миллиметре от тебя валуну. Но только не в этот раз.

– Свободен, Атилов.

Недостающие части ног Младенцева присыпали листьями, чтобы не возбуждать ненужного любопытства. На беговой дорожке в пяти метрах от места, где нашли труп, уже собралось с дюжину очевидцев. Адиль машинально достал третью сигарету, вглядываясь в горсти пожухлой листвы, надеясь выкурить из головы мысль, что под ними ничего нет. Он не успел поднести зажигалку, как сигарета оказалась во рту Тагира. Он грыз и перекатывал зубами сигарету, смотря в то же место. Обоим было не по себе даже не от очередной новой детали в почерке Упыря, сколько от позы, в которой нашли жертву.

Казалось, что он вот-вот проснётся. Младенцев лёжал на боку, прижав ноги к груди и обхватив их руками. Кончики тонких белых пальцев вымазанных в чём-то алом едва касались листьев. Камал отошёл от тела и посмотрел на Адиля. Тот кивнул головой, готовый выслушать очередное предварительное заключение.

– Рана на шее не обуглена, в отличие от срезов на ногах. Удар по шее нанесён очень резко, приблизительно так же как в случае с Исландеровыми. Насчёт ампутации пока ничего сказать не могу.

– А в чём у него руки?

– Судя по запаху, малиновый сок.

– Бля, ну что за бред! Это я не тебе, Кама, – Тагир продолжал грызть свою сигарету.

Солнце показалось из-за туч. На руке Младенцева сверкнуло обручальное кольцо. Тагир швырнул сигарету в ворону, в припрыжку подступавшей к телу. Птица ретировалась, но сыгравшая позолота на фильтре сманила её обратно. Тагир устремился к вороне, в глубине души выражая ей признательность за столь скорую возможность выместить злобу. Ворона выждала, пока Тагир подбежит совсем близко, и унеслась прочь с сигаретой в клюве.

– Осмотрели дерево. Выемка сухая, если он и разводил огонь этой ночью, то не в ней, – Адиль так проникся сценой, что не заметил, как Ильяс очутился рядом.

– Наш супер Соник не марафонил в этот раз?

– Уже проверили. Нет.

Адиль так и не запомнил имени своего первого свидетеля, пользуясь в общении с пареньком кличкой синего ёжика, что подмигивал с его красной худи. После встречи и короткого разговора на месте убийства Бетрейдова им довелось увидеться снова в конце того же лета.

Соник умудрился засветиться на всех наружных камерах города от парка до городского пляжа в ночь убийства Карины Инесовой. Первая же камера засекла Соника через 10 минут после предполагаемого времени смерти девушки. В ответ на вопрос о том, кого парень так испугался, что несся как угорелый до самого берега, Адиль услышал длинную историю, начинающуюся с получения Соником загадочного спама. В сообщении было сказано, что анонимный организатор объявляет о призовом марафоне, участие в котором может принять любой желающий. Для участия в соревновании нужно прийти к 11 вечера ко входу в парк со стороны университетской площади и ожидать сигнала о старте, который поступит на номер телефона, отправленный участником в ответном письме. Первый кто добежит до побережья городского пляжа получит пять тысяч рублей. Соник с неохотой рассказывал о своём участии в марафоне, ссылаясь на то, что денег он так и не получил. Вопрос о доступе к своей электронной почте, на которую пришёл спам, он сразу же предварил оговоркой, что адреса не помнит, а саму почту удалил после этого случая.

Уже через неделю Адиль встретил парня во дворе городской больницы, куда положили Шагаева. Там Адиль снова расспросил Соника про обстоятельства его загадочного забега и слово в слово услышал всё тот же ответ.

– Возможно, ты не знаешь, но в этот же вечер в парке произошло убийство девушки. И вот теперь я нахожу тебя здесь, где лежит один из подозреваемых в этом убийстве. И ты опять ничего не хочешь мне сказать?

– Только то, что навещал друга, если это вам что-нибудь даст.

– Давно вы с Шагаевым сдружились?

– С кем?

– Со стариканом, что лежит здесь с разбитой рожей.

– Да про кого вы говорите, я понять не могу?!

Адиль посмотрел Сонику в глаза. Парень, похоже, и вправду не понимал, о ком говорил следователь.

– Ладно, оставим пока этот вопрос. Даже если вы с ним и встречались раньше, то вряд ли сейчас ты сможешь его узнать. Вернёмся к твоему марафону. Скажи, тебя не удивило, что был единственный спринтер?

– Видимо, все посчитали эту затею розыгрышем, или просто дебильной затеей. В принципе так посчитал и я, просто в тот вечер у меня уже голова не соображала. Уже неделю как сидел дома, работал над логотипом, работа не шла, у меня выходили все сроки, я уже почти потерял заказ, и тогда даже призрачная перспектива пяти тысяч могла меня сподвигнуть.

Лапшу, очевидно, давно замешанную специально для следователя, парень навешивал с такой поспешностью, что Адиль даже поморщился.

– А ты в курсе, что сообщение о том, что ты можешь стартовать, пришло к тебе с его телефона? – указал Адиль на притаившегося в фойе Шагаева.

– Я понятия не имею, кто это, Адиль Рустамович.

– Выходит, эту мумию ты видишь впервые?

– Послушайте, мне, правда, пора идти, – сказал парень, отворачивая лицо, и прыгнул в такси.

Шагаев очень убедительно не замечал Адиля, из последних сил подтаскивая сигарету ко рту. Адилю всё-таки удалось на секунду приковать к себе взгляд Шагаева, когда тот жестами вымаливал у медбрата дать огня. Адиль махнул ему красноречивое – «Не прощаемся» и записал номер машины, на которой уехал Соник, вполне готовый к тому, что следующие звонки на оставленный пареньком номер останутся не отвеченными.

Но парень оказался благоразумнее, чем Адиль предполагал, хоть и продолжал при каждом разговоре придерживаться заученного ответа. Поднял трубку он и в этот раз, как обычно, с первого же гудка.

– Мне опять нужно алиби, Адиль Рустамович? – память на имена у парня была куда лучше, учитывая, что последнему их разговору было больше полугода.

– Нет, просто проведать тебя думал. А-то столько не виделись. Я вроде как обещал приглядывать за тобой.

– Мне в отдел к вам приехать? Я сегодня допоздна на работе, если честно. Новую партию Малоуна подвезли, мозгуем над выкладкой.

– Тогда я сам зайду. Как раз мне можешь отложить флакон.

– Не вопрос. Жду. До встречи.

Тагир паренька недолюбливал и закурил ещё одну сигарету.

– К нему?

– Нет, больно голос расслабленный. Да и не тянет этот кудряш на рецидивиста. Поехали к Шагаеву.

Адиль постоянно путал, в каком доме живёт Шагаев. Раз за разом проходя череду панелек он узнавал жилище трудовика по характерному оттенку света, просеянного сквозь зеленоватые занавески, и сгорбленному на их фоне кактусу. В запотевшем окне кухни застыл профиль, судя по комплекции не принадлежавший хозяину. Девушка аккуратно поднесла руку ко рту, держа другую лодочкой под подбородком. Когда она повернулась к холодильнику, Адиль узнал сестру Шагаева. Он видел её лишь однажды, когда допрашивал трудовика после выписки. Она была единственным близким человеком, который остался у Шагаева. В её попытках защитить Шагаева было столько прелести, хрупкая и разрумяненная она порой буквально загораживала от следователей грузное тело брата.

Адиль постучал. Дверной глазок несколько раз сморгнул. Когда Тагир потянулся к звонку, дверь открыли. Адилю было неловко, что вновь встреча с сестрой Шагаева не приносит той ничего кроме досады, от которой её глаза становились ещё выразительнее. Адиль попытался улыбнуться, девушка, не меняясь в лице, впустила следователей. Разглядев спину Шагаева, скрывшегося в конце коридора, Адиль собрался с мыслями.

– Джалил сейчас оденется и выйдет. Проходите в зал.

– Спасибо, Индира. Сразу поясню, мы бы хотели поговорить с ним наедине.

– Пожалуйста. Только я прерву вас через десять минут, ему нужно будет принять лекарство.

– Надеюсь, нам больше времени не потребуется.

Девушка не дождалась пока они разуются и ушла на кухню, закрыв дверь.

Тагир расположился в кресле у окна, изучая подвязанный к батарее фикус. В другом углу на самодельной подставке покоился кинескоповый телевизор. Адиль побарабанил по экрану, пальцы кольнуло статикой. Он хотел было нажать кнопку включения, посмотреть от чего они отвлекли Джалила, но передумал. Его внимание перехватил привалившийся к стене секретер. Внутри бок о бок с хрустальными лодочками и фужерами поигрывали запылённой позолотой призовые дипломы. Спереди каждый подпирала поделка из дерева: хвойный канделябр, дубовые часы с выжженым циферблатом и прокручивающимися стрелками, матрёшка, похожая на папуаску из-за обилия лака. Адилю особенно приглянулась деревянная рюмка, притаившаяся в уголке. Он продолжал смотреть на неё, будто не замечая отразившегося в зеркале Шагаева.

– Как я понимаю, Джалил, рюмашку жюри не оценило?

– Это я делал для себя. Мемориал моему пьянству, так сказать. Вы на неё пришли посмотреть?

– Вы присаживайтесь.

Сидел Джалил до тех пор пока не услышал имя новой жертвы.

– Зачем вы меня мучаете?! Сначала с той девушкой, теперь с ним. Я их не убивал! Я что по-вашему… я из дома раз в неделю выхожу, а может и реже. В магазин приходится за четыре квартала ходить. В нашем мне даже хлеба не продадут. Всё из-за вас!

– Я так понимаю вы с Младенцевым были знакомы?

Джалил рухнул на диван. Индира вбежала в комнату, оттолкнула следователей и обхватила голову брата.

– Пусть они уйдут, Индира, пусть они уйдут.

– Да что вам от него надо?! Я вчера была с ним весь день. Только ему стало лучше и опять вы за своё. Уходите!

Тагир уже стоял в прихожей и похлопывал по ладони ложкой для обуви:

– Весь мир театр.

– Не думаю. Походу не врёт.

В подъезде после первого же пролёта Тагир развернулся.

– Мне, кажется, я понял причину перемены твоих настроений относительно него.

– Да не в ней дело. Ты видел, как он подорвался. Чуть на тебя не накинулся.

– Хорошо бы.

– Ты езжай в отдел лучше. Проверь, как он мог быть связан с юристом.

Адиль оглядел стену, усеянную однозначными посланиями живущему за ней «пидагогу». Половина из нарисованных членов, была нанесена с таким усердием, что даже в стёртом виде угадывались их исполинские контуры. От одного, змеившегося вокруг звонка, осталась только половина. Очевидно, на нём Джалил сдался и смирился со своей участью, дабы не провоцировать появления следующего уже на двери. Адиль стёр самый жирный и поймал себя на мысли, что сделал это не только из уважения к Индире. Ему даже стало неудобно за свой тон в начале разговора. Старику и вправду приходилось нелегко. Такой же затравленный взгляд он увидел на лице Джалила, когда встретил его в больнице.

Они с Ильясом тогда прождали в палате около получаса, ожидая пока закончат перевязку. Медсестра завела Джалила и возмущённая бестактностью полицейских попросила их выйти, пока она поможет больному переодеться и справить естественные надобности. Шагаев не поднимал головы. Налившиеся всеми оттенками травмы синяки на плечах змеились из-под больничной робы, всползая к шее. В коридоре Адиль ещё раз проработал очередность вопросов, но, исходя из обилия бинтов на голове Джалила, понимал, что в каком бы порядке он их не расставлял, толку от них будет не много.

– Может, повременим с допросом?

– Нет. И я думаю, будет интересно его послушать именно сейчас, когда он не в состоянии внятно говорить, понимаешь?

– Я, может, тогда покурю быстро схожу? Мне что-то жалко мужика, если честно. Или ты задумал плохого, злого отработать?

– Пока что нет. Иди.

– Спасибо, шеф. Тогда угости сигаретой, больно они у тебя замечательные. Что этот парнишка на тебя так уставился?

– Который?

– Вон тот, золотоголовый. На кулак облокотился и разглядывает с мыша. А другой рукой… похоже, что он машет нам.

– Арсени!, – узнал махавшего Адиль, протянул Ильясу пачку и поднялся со стула.

Парень синхронно встал, не отрывая кулака от щеки.

– С тобой что, дружище?

– Штоматолога жду, – произнёс парень, не размыкая рта, – Бахнул новокаина, прижми, кричит, на пару минут кулаком и ишпарилша.

– Не жалко зубов-то к здешним коновалам ходить?

– Этот не жалко. Вырвать надо. Я так-то Сергея пришёл проведать, ну и жаодно решил жуб жделать.

– Жуб это хорошо. – Адиль переглянулся с Ильясом. – Сколько мы не виделись? Познакомься, кстати, это Ильяс. Ильяс – это Арсен. Младший братишка моего однокурсника Сергея. Арсик, мой верный, но последнее время пропавший помощник. Мы с ним ещё с Соловья основательно сдружились. А что с Серым?

– Корона. Сейчас уже на поправку идёт.

– Ну, дай Бог.

– Держи шалфетку, друг.

Арсен уставился на Ильяса, потом вскинул бровями и признательно кивнул. Он опустил голову, звучно всосав слюну обратно, промокнул подбородок и просунул салфетку под кулак.

– Что ж, рад знакомству, – усмехнулся Ильяс, пытаясь сосчитать, сколько мышц парень задействовал для этой процедуры, – Адиль Рустамович, я не долго.

– На сегодня свободен, в принципе.

– Не то, чтобы я на это намекал, шеф.

– Вон иди сестричку проводи, а то глаза, бедная, сломает.

Ильяс отсалютовал обоим и засеменил к девушке, деликатно обронившей стопку медкарт.

– Новенький?

– Бодренький. Так и где пропадал, говоришь? Хотя ладно, не буду тебя мучить. У меня тут небольшое дело. Не прощаемся.

– А ты откуда Джалила Тахиевича знаешь?

Адиль застыл на полуповороте.

– Гораздо интереснее, откуда его знаешь ты? Ну-ка колись, Ватсон.

– Это ж мой трудовик школьный. Я его сразу приметил, когда мимо палаты прошёл. Ещё думаю, он – не он? Потом у сестры узнал. Он спал тогда, я не стал тревожить. Кто его так?

– Вот это я и намерен узнать.

– Слушай, можно с тобой? Тысячу лет его не видел. Он меня может и не вспомнит даже, но вдруг.

– Знаешь, а зайди тогда первый. Без меня. Узнай, может ли он говорить?

– У сестры или у него, прямо, спросить?

– Ты не понял, – усмехнулся Адиль и шёпотом добавил. – В смысле, для меня узнай. Просто попробуй с ним поговорить. Я тебе потом объясню. Со мной говорить он не станет, будет мычать, мол, не в состоянии. И мне нужно знать – он действительно не может говорить, или всё-таки не хочет.

– А вы интриган, Адиль Рустамович! Без проблем.

Арсен вышел через минуту и развёл руками.

– Вроде узнал, вроде нет. Главное, всего оглядел меня. Я уже совсем близко наклонился, всё на мой подбородок таращился, странный. Так ничего и не ответил. Я, если честно, и не понял, может он говорить или нет.

– И на том спасибо.

Адиль похлопал нечаянного помощника по плечу и зашёл в палату.

– Добрый вечер, Джалил Тахиевич. Ну, как вы? Поправляетесь? Думаю, мало кто желает вам скорейшего выздоровления так же сильно, как я. Особенно, учитывая, что посещениями близкие вас не балуют. Я понимаю, что к пространным ответам вы, мягко говоря, не расположены, да и любезная сестра выделила нам на общение лишь пару минут, поэтому попытаюсь ограничиться альтернативными вопросами. Остальные я оставлю в печатном виде на вашем столике. Шутка. Я ведь как Познер, заранее вопросы не показываю. Кстати, вы его чем-то напоминаете. Итак, первый вопрос… Может вам водички?

Полуденное солнце ворвалось в палату, и Джалил зажмурил глаза. Адиль не спеша зашторил окно и продолжил, медленно возвращаясь к койке. Голова Джалила будто всё глубже проваливалась в подушку.

– Вы знали девушку, рядом с которой вас нашли? Вы помните, кто на вас напал? Вы оказались в том месте случайно? Или намеренно? Вы звонили или отправляли смски с вашего телефона после того как убили девушку? Извините, после того как девушку убили? Хотя тоже двусмысленно получается. Давайте так, после того как девушка была убита. Естественно не вами. Может, видели, как и чем её лишили жизни?

– Послушайте, вы же видите, что он не может вам ответить. Прекратите сейчас же!

Адиль не заметил, как перед ним возникла сестра, втискивая себя между следователем и койкой. Она склонила голову набок, решительно ожидая его отступления. Адиль машинально повторил жест медика и увидел, что в кармане халата лежит почтовый конверт. Большую часть надписи скрывала белоснежная ткань. Адилю хватило начальной «Д», сложенной из чёрточек черного маркера, и кончиков следующей буквы, чтобы вычислить адресата.

Он задержался в дверях на секунду, зафиксировав, как медсестра наклонилась к Джалилу и вложила в руки конверт. Судя по озадаченному взгляду, ерзавшему между бинтов, когда Джалил переводил его с конверта на медсестру, на Адиля и обратно, никаких посланий он не ждал.

Он не разжимал руки, дожидаясь пока уйдёт сестра, оглядел палату и принялся аккуратно вскрывать конверт. Медсестра сказала, что нашла конверт на посту, но не видела, кто его оставил. Джалил прочитал послание, выведенное на внутренней стороне конверта, после чего смял его трясущимися руками и швырнул в ящик тумбочки.

Адиль улыбнулся при виде Арсена, с прикованной к щеке рукой продолжавшего ждать врача в коридоре. Следователь посоветовал парню обратиться к сестре, если только тот не замыслил получить дополнительную дозу новокаина. Арсен попытался улыбнуться в ответ, но неудачно и в результате высвистел усмешку через амбушюр. Он проводил Адиля до лестницы и подошёл к окну.

Он стоял около минуты, когда его вдруг с силой одёрнули. Джалил с пунцовым на фоне белоснежного гипса лицом, будто его не избили, а ошпарили, пытался протиснуть сквозь зубы вопрос, который Арсен разобрал только с третьего раза.

– Видел коо-нибудь, кто на сестринский пост подходил?

Арсен в похожей манере пробасил, – Никоо не видел.

Разговор напоминал ему беседу двух умственно отсталых. Арсен усмехнулся, но потом добавил:

– Хотя, не, вру. Подходил парень в красной кофте, постоял немного, никого не дождался, вроде что-то оштавил на штоле и ушёл. А вон он, кштати. Шо шледователем говоит.

Шагаев не разделил оптимизма собеседника и, не скрывая презрения, посмотрел на бывшего ученика:

– Шо шледователем, значит! Это он тебя, небось, ко мне подослал? Что бы я тебя больше ядом не видел, поял? Визитёх хьенов!

На этот раз Джалил вспомнил Арсена, особенно хорошо в памяти возникли моменты, как тот раздражал его своей рукожопостью, но в особенности дебильной ухмылкой, с которой он принимал все укоры в свой адрес. Он подозревал, что на одном из уроков маленький засранец подлил ему слабительное в чай, которое подействовало мгновенно. Едва вернувшись из туалета он обыскал Арсена сверху до низу, а после принялся за портфель, но так и не нашёл упаковки от слабительного. Он ещё несколько дней продолжать бегать на толчок, даже взял отпуск за свой счёт. За свою жизнь он перепробовал едва не все марки слабительного, продававшиеся в аптеках, но так и не понял, что мог подсыпать ему этот гадёныш. Все эти воспоминания разом прокрутились в голове Джалила, едва он заметил, как губы Арсена кривит та самая дебильная ухмылка. Он враждебно оглядел парня, на секунду ещё раз всмотревшись в его подбородок, и отошёл от окна.

Сейчас он стоял возле окна своей кухни и ощупывал челюсть, которая опять начинала ныть. Он знал, что как только наступит первое похолодание, боль усилится. Каждый год она становилась всё невыносимей, возвращая его к тому вечеру, когда его нашли рядом с Инесовой. Он смотрел на удаляющиеся фигуры следователей и попросил Индиру принести ещё обезболивающего. Деревянная рюмка поначалу и вправду была хорошим амулетом от пьянства. Но на деле она лишь расчистила его сознание для новых демонов, закупоренных в белоснежных таблетках. Он закинулся ещё тремя, пока сестра сходила за водой. С кухни донесся запах топлённого масла и он сразу перевёл тему на то, что же на этот раз приготовила его любимая сестрёнка. Она почти успокоилась. В обнимку они дошли до стола. Он уже не слушал её и сидел молча, пока та суетливо сервировала стол. Зрелище растекающейся по хинкалу сметаны полностью завладело его вниманием.

Парфюмерный бутик, где Соник работал последние полгода, располагался в двух кварталах от дома Шагаева. Адиль махнул Тагиру, сказав, что дойдёт сам. Пока он шёл, новые детали, которые Камал озвучил утром, заполняли его голову, заслоняя городской шум.

Отсечение производили раскаленной проволокой уже после убийства, всё та же сквозная, но уже не обугленная, рана на шее послужила причиной смерти. Арматура довольно долго оставалась в шее убитого. Скорее всего убийца вынул её, когда посчитал, что кровь достаточно свернулась. Пока было неизвестно, в какой части парка убили Младенцева, и в каком положении он находился на момент смерти. Сидел ли он на скамейке или убийца сознательно придал телу форму зародыша. По предварительной версии тело переместили вглубь парка уже после убийства. Криминалисты обследовали все пеньки, скамейки и канавки парка, но никаких следов крови не обнаружили. Палая листва и непрекращающийся уже второй день ветер не сильно способствовали поискам. Ещё более озадачивала не задействованная в этот раз выемка в дереве, где Упырь обычно раскалял свои принадлежности. Мнение начальства относительно его инициативы нанять альпинистов и обыскать каждое дерево в парке он знал наперёд. Адиль надеялся, что этот случай заставит Шапиевича пойти ему навстречу и тогда им, возможно, удастся найти ещё одну локацию урода. Но больше всего Адилю не давали покоя выпачканные в малиновом соке пальцы на правой руке. Не понятно, выпачкал ли их Младенцеву сам урод, или же они уже были такими. Во второй вариант верилось с трудом, учитывая отутюженный костюм адвоката, выщипанные брови вкупе с маникюром, с которыми никак не вязались перепачканные липкие пальцы. Одно было ясно точно – урод умышленно сохранил эту деталь.

В витрине бутика мелькнул Соник. Адиль представил кудрявого симпатягу верхом на ветке, на высоте четырёх метров, окунающего арматуру в кучу углей. Картина не складывалась. Парень тоже заметил следователя и подбежал к двери. Внутри было так светло и чисто, будто магазин открыли только вчера. Последние духи, которые он помнил, ему дарила Саида. Соник довольно быстро подобрал похожий аромат, не забыл и про оговоренный флакон. Другой запах Адилю не понравился и он вернул подарок, чем, судя по всему, не сильно огорчил парня.

– Видно ты здесь в своей тарелке.

– Что-то вроде. С дизайном вообще не пошло. Заказчики капризные, творческий подход не ценят, а я ведь pure artist. Видимо, ковид, во всех смыслах в людях вкус притупил.

Последнее замечание Соник произнёс шепотом, будто заказчики стояли прямо за его спиной. Адиль даже немного отстранился.

– Вот и решил на носы переключиться. Плюс водить за них куда удобнее, – он вновь заговорщически склонился к Адилю. – Здесь легче прослыть за профи, you know. Главное следить, чтобы кофейные зёрна не выдыхались, и уже будешь на голову выше коллег по пахучему бизнесу. Подумываю в скором времени свой аромат затеять.

– Да, есть в тебе что-то от Гренуя.

– Бросьте свои намёки, товарищ следователь. Опять этот тип объявился да? Я же знаю, наша the police просто так не потревожит. Уже и не помню, когда последний раз вспоминал про этого вашего Джалила.

– Я же тебя ещё ни о чем не спрашивал.

– Да я так просто, к слову.

– Анонимных сообщений на почту больше не приходило?

– Даже если бы и приходило, мне это уже не интересно. С новой работой на жизнь хватает. На сомнительные авантюры больше не подписываюсь. Ночью в парк не хожу, спать ложусь рано, drink milk, do sport. Да и почту ту я удалил. Если вспомню название, может, смогу восстановить, тогда посмотрю, вдруг и вправду что-то пришло.

И опять Адиля не покидало ощущение, что паренёк привирает, пусть на этот раз чуть более убедительно. Все его ужимки и кривляния, скорее всего, были вызваны тем фактом, что он был вроде как чист перед следствием, нежели радостью от успехов на новом месте работы. Адиль не знал связан ли он с убийствами или нет, но смутное предчувствие, что скоро он вновь подключит к разгадке дознавательный бур Тагира, его не покидало. Первая попытка, которую они предприняли на следующий день после визита в больницу не увенчалась особым успехом, если не считать того факта, что Соник и вправду не опознал Шагаева, фото которого Тагир сутками тыкал парню в лицо. Пока что Адиль решил пожалеть Соника и позволить ему и дальше предаваться ароматерапии. Адиль был уверен, что ещё пара месяцев невнимания со стороны следствия накроет плотным дурманом бдительность паренька, а внезапная встреча с Тагиром таки заставит кудрявого ненароком о чём-нибудь проговориться.

– Ладно, спасибо за духи. Удачи с ароматом. Знаешь, даже, завидую твоей работе, особенно когда смотрю на твоих напарниц.

– Первым делом – ароматы.

– Как знаешь. Ой, я и забыл, у тебя ведь уже есть девушка.

Соник не стал развивать тему, но Адиль и не настаивал. Он вышел к остановке, и не понял, как перебежал дорогу и вновь направился к дому Шагаева. Свет на кухне по-прежнему горел. Через минуту в окнах опять появилась Индира. Из дома девушка вышла через полчаса, но к тому времени очарование заготовленных для неё фраз уже выветрилось. Он прошёл за ней ещё пол квартала, глядя, как подол платья обхватывает при ходьбе её икры.

Он вспомнил себя пацаном, когда дядька застукал его со спущенными штанами перед телевизором, транслировавшем дефиле женского белья. Взгляд Адиля тогда не опускался ниже коленей, но именно в икрах девушки дядька научил его находить истинную красоту.

«По этим балясинам ты смело можешь судить о красоте всего здания», – самый поэтичный совет, что слышал Адиль в своей жизни. С тех пор через его глаза и руки прошло много икроножных мышц, но красота тех, что удалялись от него, была несравнима. Он представил их в своих руках, представил, как поднимается выше, и в этот момент перед глазами встали присыпанные листвой ноги Младенцева. Адиль резко остановился. Рядом раздалось чавканье. Полненький мальчуган в заляпанной кетчупом жилетке уставился на Адиля, не переставая жевать. Судя по всему, это была его первая шаурма в жизни, и он отдался ей полностью. Адиль посмотрел в след Индире, понял, что не станет догонять её, и повернул в сторону парка. Уже почти стемнело, и он решил, что самое время возобновить свои вечерние дежурства, по традиции закончив обход визитом к Вефадерову.

Это были первые человеческие ноги в меню мистера Пига. Теперь он понял, почему хозяин держал его без еды столько времени. Мистер Пиг провёл в кромешной темноте так долго, он боялся, что про него забыли. Но когда хозяин спустился с ведром, он понял, что его любят. Из ведра шёл такой аромат, что мистер Пиг услышал, как его слюна капает на пол. Хозяин провёл рукой по его щеке, потом что-то резко вытянуло всю слюну из пасти. Он понял, что хозяин его очень любит, и просто дразнит его. Хозяин придал им очень аппетитный вид. Гладкие, с кровавыми мякишами на месте ногтей, пахнущие сыром с лёгкой примесью жженого волоса. Он ткнулся пятачком в большой палец и потерял над собой контроль. Он съел их гораздо быстрее, чем рассчитывал и не только потому, что был голоден. Ничего вкуснее мистер Пиг ещё не пробовал. Хозяин чётко уловил, что ему не хватило одной порции. Он взвизгнул, требуя добавки, но хозяин, посмеиваясь, зацокал языком. «Много нельзя. Потерпи и принесу ещё», – шепнул на ухо хозяин. Мистер Пиг всхрюкнул в надежде, что следующая порция окажется куда больше. Хозяин погладил его ещё раз, давая понять, что следующий раз его питомец наестся досыта. Он забрал ведро и поднялся к себе. Мистер Пиг улёгся на бок. Вновь стало темно. На этот раз ему не было страшно, и он засопел от удовольствия, чувствуя, как брюхо окутывает сладким теплом.

День города

Во всех местах, где трудился Младенцев, новость о его смерти была воспринята одним и тем же образом. В реакциях бывших коллег наблюдалась отчётливая полярность. Рядом с теми, преимущественно девушками, кто воспринял его смерть крайне болезненно, некоторых Адилю пришлось успокаивать по нескольку раз, были и те, которых она затронула не больше чем известие о звезде, погасшей за миллионы световых лет от Земли. Казалось, справься у них Адиль о Младенцеве, когда тот был бы жив, он бы получил ещё меньше информации. Люди в противоположном эмоциональном полюсе, мужском по преимуществу, все как один с деланным сожалением покачивали стриженными по последней моде головами, но было видно, что для них известие о смерти их коллеги было равносильно известию, что у них оный коллега вообще был, а с некоторыми даже делил кабинет. Начальники юридических фирм, ни в одной из которых Младенцев не задерживался дольше года, отмечали, что на контакт с окружающими он в большинстве случаев шёл как на заклание, и в повседневном болоте держался сугубо в рамках персонального этического периметра, что для юриста, в принципе, было не самой плохой жизненной стратегией.

Адиль выдохся уже после четвёртого места работы Младенцев и передал эстафету Ильясу. Младший следователь Касаев за полуторо суток закончил обход всех палат и фирм, мелькавших в трудовой книжке юриста, начав с самой первой. Он вернулся в отдел, держа в руках полный список процессов, в которых участвовал Младенцев на протяжении всей своей официальной юридической практики.

Но куда более полезную, хотя и менее значимую, на первый взгляд, информацию Ильяс получил в самой последней фирме. Информация эта вырисовывалась из небольшой детали в картине гастрономических предпочтений Младенцева, которой со следователем поделилась Светлана Борисовна, взбитая стенографистка, годившаяся Алексею в матери, и с материнской же теплотой и умилением отзывавшаяся как о нём, так и о его любимом продукте питания.

– Знаете, Ильяс, стоило кому-нибудь принести в контору тортик, Лёша тут же налетал на него как воробышек и склёвывал все малинки, до которых мог добраться. Аккуратно так подхватывал пальчиками и сразу в рот. В такие моменты от его скромности не оставалось и следа, простите.

Как же я смеялась, когда за оставшуюся у кого-то на куске торта ягоду, он был готов отдать свой кусок целиком, к которому он и не прикасался. Мучное и сладкое он не любил, хотя был довольно крупненьким. Он напоминал мне моего сына в детстве. Я когда узнала его фамилию, так смеялась и прямо таки влюбилась в этого парнишку. Вот, знаете, будто смотришь на 40 летнего парня с внешностью и телосложением пятилетнего мальчика. Ой, как же жалко!

Знаете, я всегда ругала своего сына, что он продал нашу семейную дачу. Ах, с каким же удовольствием я бы вырастила на ней Лешеньке малинки и накормила бы его досыта. Теперь уже только на могилку принесу ему. Ах да, не могли бы вы помочь, узнать, где он будет похоронен? Не хочу лишний раз бередить душу его родителям.

– Конечно, Светлана Борисовна. Я обязательно сообщу вам. Мы очень вам признательны. Берегите себя.

Ильяс оставил женщине свой платок и выразил искренне восхищение её добросердечию, которое хоть как-то приблизило их с Адилем к ответу на вопрос о выпачканных пальцах юриста.

На работу с послужным списком Младенцева ушло несколько дней. За свою недолгую карьеру юрист сменил почти с дюжину фирм. В основном он занимался защитой потребительских прав, временами проскальзывали дела по алиментам и пенсионным выплатам. К своим 35 годам Младенцев успел призвать к финансовой ответственности с десяток необязательных отцов, стольким же пенсионерам помог выгрызть у государства не начисленные по ошибке средства. Остальные его дела, связанные с представительством в суде жертв отравления, мошенничества или некомпетентного обслуживания, с переменным успехом выводили кривую карьеры на следующий уровень.

Данных Шагаева ни в одном из материалов не значилось. С заявлениями о перерасчете пенсии ни к Младенцеву, ни к какому-либо другому юристу он не обращался. Ни законных, ни внебрачных детей у Шагаева не было. Без увязки с трудовиком становилось понятно, что проверка каждого папаши, привлеченного Младенцевым к финансовой ответственности, или клиента, не довольного тем, как юрист отработал свою далеко не самую скромную ставку, выльется в недели безрезультатной возни. Адиль уже отпачковывал папаш от клиентов, с намерением поручить первых истосковавшемуся по работе с населением Тагиру, когда Ильяс вновь подтвердил свой статус волшебника, избавив всех троих от муторной проработки возможных подозреваемых.

Он разложил на столе Адиля материалы по самому первому делу Младенцева с отмеченными именами всех его фигурантов. По прочтении материалов никого не удивило, что юрист предпочёл воздержаться от упоминаний об этом деле во всех своих резюме. Схожей политики неразглашения, очевидно, придерживались и все остальные фигуранты. Главным же был тот факт, что всех их связывало одно весьма знакомое Адилю учебное заведение, куда он немедленно и отправился.

Сплошь выложенное белоснежным кирпичом здание 33 Гимназии с любой точки обзора обдавало смотрящего вязким амбре престижа и привилегированности. Разведённый по обе стороны главной лестницы палисадник, сияющие словно линзы в обсерватории окна, огромный аквариум с подсветкой в украшенном экзотической флорой фойе, классные журналы с тиснением на переплётах из искусственной кожи, журнал замены масла в столовой, подтянутые охранники, накрахмаленные учащиеся и величавые учащие, девственная штукатурка, не знавшая ни единой подошвы, и даже нотка хлорки в пышущих операционной стерильностью санузлах: каждая деталь образовательного организма транслировала его заслуженный статус.

В приёмной Адиль прождал всего пятнадцать минут, прежде чем габаритная директриса удостоила его аудиенции. Всю дорогу до школы он представлял себе, как заставит, наконец, мисс Ретчет, изнемогавшую под беременем двух степеней почёта в педагогике, рассказать, всё, что ему нужно. Он дождался, пока та уложит все свои габариты в дорогое кресло, после чего прямо в почётный лоб задал вопрос о причинах увольнения бывшего трудовика почётной гимназии.

– Мы бы не хотели распространяться относительно личных моментов, которыми руководствуются наши учителя при принятии тех или иных решений… Как я уже говорила, Джалил Шагаев уже давно не наш сотрудник, и мы ничего не хотим о нём знать. Он уволился по собственному желанию, и я думаю о причинах побудивших его к этому вам лучше спросить у него.

– Я помню. Если не ошибаюсь то же самое, слово в слово, я услышал от вас и в прошлый раз. Но дело в том, что сейчас ситуация изменилась, и ваше нежелание я могу легко переквалифицировать из статей вашего личного этического кодекса по отношению к бывшим сотрудникам в статью несколько другого кодекса. Как же она там звучит… что-то про препятствие следствию, вроде бы… укрывательство. Память не к чёрту, знаете.

Верхняя губа женщины едва взрогнула. Казалось, своей мимикой директор руководила с такой же беспощадностью, что и всей школой. Адиля порадовался тому факту, что, наконец, удалось вызвать хоть какоё-либо движение на этом лице, после чего продолжил.

– Давайте я вам объясню относительно новой связующей детали, которую мы выявили, изучив биографии жертв, а точнее изучив биографию последней. Заодно освежим картину с нашей прошлой встречи, если вы не против? Мы очень ценим вашу работу, особенно, учитывая тот факт, что дети некоторых наших сотрудников обучаются в этих стенах. И я, конечно же, понимаю вашу загруженность, поэтому постараюсь отнять у вас как можно меньше времени.

Мы встретились с вами чуть больше года назад, когда мне пришлось огорчить вас вестью, что ваши ученики остались без преподавателя по физической культуре. Вы отрекомендовали Гамида Бетрейдова с самой лучшей стороны, и вероятно в порыве отчаяния забыли упомянуть, что он каким-то образом связан с Зауром Исканделовым, который учился в вашей школе, и тело которого нашли за год до убийства вашего подчинённого.

– Я не могу помнить всех учеников, молодой человек.

– Разумеется. Тем более, что я тогда и не упомянул о нём. Его последнюю фотографию вместе с отцом я показал вам уже в нашу вторую встречу, когда рядом с теом Карины Инесовой был обнаружен ваш бывший преподаватель трудовой дисциплины. И мне кажется, стоило вам взглянуть на фотографию, на вашем лице будто бы промелькнула тень от воспоминания, которая возможно могла помочь следствию. Но, к сожалению, тень эта быстро развеялась, как только вы услышали, что ваша гимназия – это единственная выявленная нами связь между жертвами. И действительно, ну мало ли ребят училось в вашей школе? Ну стал один из них жертвой убийства? А то, что дальше к нему присоединился учитель, который когда-то обучал его футболу и гимнастике, после чего в деле, в качестве потенциальной жертвы, начинает фигурировать ещё один человек, преподававший в этих стенах – всё это, согласен, слабые аргументы для выстраивания какой-либо логической цепочки и уж тем более мотива. Но вы не представляете, что нам открылось сегодня! Вам это будет интересно. Мы просмотрели послужной список Алексея Младенцева, юриста, чьё тело обнаружено в парке на этой неделе, и нашли любопытную информацию – краткое упоминание о деле, о котором покойный юрист, очевидно, тоже не хотел распространяться, но регистрация которого всё-таки сохранилась в его первой адвокатской конторе, где он начинал свою практику. И кто же там фигурирует? Вы не поверите – все выше обозначенные лица! Кроме Карины Инесовой, простите. Но что самое удивительное, фигурируете там и вы, уважаемая Джарида Карумовна. А в качестве лица, интересы которого представлял адвокат Младенцев, обозначен не кто иной, как Джалил Шагаев. Возможно мне опять кажется, но прямо сейчас на вашем лице я заметил уже не тень, а самые настоящие проблески того самого воспоминания. Пожалуйста, скажите же, что я не ошибся.

Всё, я закончил. Теперь продолжительность нашей встречи зависит только от вас.

Директор поднялась со стула и заперла дверь. Она обернулась, оглядела кабинет и вздохнула, обнаружив следователя на прежнем месте.

– Ко мне пришёл отец Заура. Ворвался в кабинет и чуть ли не в лицо прокричал, чтобы Шагаева уволили. За день до этого Заур вроде как сказал своей классной, что трудовик приставал к нему. Остальные дети уже вышли, а они с ним вроде бы доделывали какую-то поделку. Гамид зашёл в класс и увидел, как мальчик вырывался из рук Шагаева. Он спросил у Шагаева, что происходит, тот отпустил Заура и пробурчал в ответ, мол, парню надо лечить нервы. Сказал, что Заур разозлился и пытался ударить его, когда Джалил хотел помочь ему правильно взяться за станок, чтобы нанести узор.

Мы пытались уговорить отца не поднимать шум, но он и слышать ничего не хотел. На следующий день я собрала всех вместе, Шагаев пришёл с адвокатом, полностью уверенный в себе. Исканделовы тоже были не одни. Отец Заура показал засвидетельствованные отпечатки на руках парня, на воротнике и джинсах. У Шагаева руки были то ли в краске, то ли в лаке. Адвокат был явно не готов к такому.

– А физрук ничего не сказал?

– Поначалу Гамид не выступил ни в поддержку Джалила, ни в обвинение. Только и разводил руками всю встречу, открещиваясь от любых показаний. Но уже на следующей встрече, когда нужно было решать, будем ли мы доводить дело до суда, Гамид сказал, что всё-таки видел, как Джалил… прикасался к парню. В общем, судя по лицу его адвоката, я поняла, что дело плохо. Договорились с отцом Заура, что его отстранят, ну а дальше Шагаев без лишних слов написал заявление и больше мы с ним не виделись.

– Какое ваше личное впечатление о Шагаеве? Последний вопрос.

– Я была в шоке, если честно. Такие вещи просто так, вдруг, не проявляются, по моему мнению. Ребята были от него в восторге. В педсовете все были очень довольны его методикой преподавания, его отношением к детям. Классы, с которыми он работал, регулярно участвовали в выставках работ из дерева. С одним классом Джалил даже арбалет смастерил, помню. Получили приз от Минобра. Так что вся эта история… как удар обухом.

– И поделка, которую делали Заур с Джалилом, не сохранилась?

– Вы сказали – последний.

– Этот, скорее, риторический.

– Нет. Я её даже и не видела. Как-то не до неё было, знаете ли.

Ветер продолжался до конца недели, не утихая ни днём, ни ночью. На некоторых улицах прохожие будто попадали в турбины, а исполненные благодарности дворники собирались в небольшие кампании, распивая чай и не мешая стихии, выполнять за них их работу. Лучшего повода подвезти Индиру до дома Адиль не мог и представить. Она терпеливо выстаивала в ожидании своей маршрутки третий день подряд, игнорируя его «Пассат», расположившийся у остановки ровно по кромке разметки. Но к пятнице сдалась и села в машину.

Жила она в другом районе, так что времени на общение у них было достаточно. Наконец, в глазах девушки он увидел намёк на признательность, и даже расположение. До того, чтобы пригласить её куда-нибудь было ещё далеко, а сводить разговор к пресловутым фигуркам её брата Адилю не хотелось, поэтому половину пути они проехали почти что молча. Даже если она и выяснит, какую из расставленных в серванте безделушек Джалил делал тогда с Зауром, и есть ли она там вообще, то это ничем не поможет Адилю в деле, а только ещё более ощетинит трудовика и закроет какую-либо возможность для контакта. К тому же Индира уже засвидетельствовала железное алиби брата по делу Младенцева, поэтому сейчас Адиль выбрал единственную адекватную тактику – продолжать молчать и ехать как можно медленнее. И когда она прервала тишину, попросив закурить, он с трудом поверил своим ушам. Они стояли посреди пробки на мосту и не будь у Адиля сигарет он бы не нашёл причин не выйти из машины на их поиск. Он потянулся было к внутреннему карману куртки, но вспомнив, что ещё одна пачка лежит в бардачке, сменил траекторию. Адиль открыл бардачок, скользнув костяшкой по её колену, и достал целую пачку.

– Я немножко похозяйничаю, – Индира не дождалась пока он закроет бардачок и наклонилась к прикуривателю.

– Конечно. Только он не работает, – не отпуская бардачок, он достал другой рукой зажигалку и протянул Индире.

Она, не сдерживая смеха, потянула последнюю незанятую руку в машине к зажигалке и, чиркнув несколько раз, поднесла сигарету к огню.

– Как может не работать прикуриватель?! Вы вообще за машиной не следите?

– Именно так. Я бензобак-то не могу запомнить с какой стороны, а вы о таких чудесах техники говорите.

– И как вы ещё умудряетесь свою работу выполнять?

– Вот и для меня загадка.

– Я вас знаю. Я имею в виду, что слышала о вас. Вы ведь поймали того парня да, который девочек подговаривал?

– Мне повезло, я бы так сказал.

– Тем не менее.

– А вы откуда знаете?

– Я работала бухгалтером в школе, где училась первая девочка. Там до сих пор про это говорят. И про вас тоже.

– Меня даже приглашали несколько раз и продолжают это делать. Что-то вроде профилактической беседы или ещё какая-то глупость.

– Вы не пошли?

– Нет, конечно. Забыть о том, что сделал этот, скажем так, парень у меня никогда не получится, это я уже понял. Но от перспективы лишний раз это переживать я уж точно могу себя избавить.

Она приоткрыла окно и выбросила сигарету.

– Пожалуйста, не думайте так о моём брате. Ему очень тяжело, причём давно. От него все отвернулись.

– А что вы имели в виду, когда сказали, что ему стало лучше? Помните, в день нашей последней встречи, когда я с коллегой приходил? Вы на нас ещё тогда накричали.

– Конечно, помню. Извиняюсь, что вспылила тогда. Он просто так кричать начал, я даже не поняла в чём дело.

– Этого я не хотел, прошу прощения.

– После того случая в парке, когда его избили, он совсем замкнулся. Больше полугода из дому не выходил. А в конце весны будто ожил. Гулять начал. В торговый центр даже сходил пару раз. Пробежки возобновил в этот парк чёртовый. Как-будто воля к жини появилась вновь у человека. Я была за него так рада. И тут снова вы и опять с вопросами об этих проклятых убийствах. Боюсь, как бы он опять не замкнулся.

– Вы мне что-то хотите сказать?

– Знаю, мой брат со странностями. Я и сама могла бы рассказать о нём вещи, которые его не очень красят. Но делать этого не буду, чтобы не настраивать вас лишний раз против него. Сейчас, жалость, это единственное, что я к нему испытываю. Можно вас попросить больше о нём не спрашивать? Пока что мне нужно самой ответить себе на некоторые впоросы. Ну, знаете, личного плана. Говоря начистоту, я даже не могу сказать, люблю ли я его. Как брата, разумеется, люблю, но как человек он для меня всё более чужим становится.

– По правде я и не думал говорить о нём.

– А зачем вы меня тогда караулите каждый день?

– Ну, хотя бы затем, что бы мы, наконец, перешил на ты.

– И зачем это тебе?

– Хочу говорить с тобой. Обо всём. О вещах, которые тебе интересны. О нас.

– Я подумаю. Разворачивайся – эта пробка в такое время не закончится ещё долго. Отсюда я уже сама дойду, спасибо.

– Исключено.

Она опять отвернулась к окну, в отражении которого Адиль ясно различил её улыбку.

Они договорились встретиться на День города. Празднование несколько раз переносили, но изголодавшиеся по народным гуляниям горожане исписали все административные странички в соцсетях, чтобы до зимы обещанный концерт с фейерверком были им представлены. Ожидаемого всеми после сумасшедших ветров похолодания так и не случилось. Вдоль прогретых мягким солнцем улочек дождавшиеся своего праздника горожане струились к центральной площади. Индира в лёгкой курточке, клетчатых бриджах и кедах была похожа на первокурсницу. Своего спутника она через раз называла старшим братом, и с каждым разом это веселило её всё больше. Адиль был не против, особенно – её бридж, и постоянно отставал, то, якобы, заметив кого-то, то покупая им кофе, то прикуривая. Индира к сигаретам больше не притрагивалась, признаваясь, что тогда в машине была минутная блажь в память об ушедшей молодости и первых затяжках в университетском туалете. Она, как оказалсь, любила рассказывать о себе, не в последнюю очередь потому, что Адиль с неподдельным интересом слушал, пробрассывая смешные комментарии и праллелли из своего студенчества в каждую её историю. Они почти прошли парк, всю дорогу через который Адиль почти не думал о том, что возможно прямо сейчас Упырь облюбовывает новое дерево. Выйдя к университетской площади, они зашли в кофейню, где Индира угостила Адиля половинкой своего круасана. Он втянул было полезшую по губе начинку, но не успел. Индира, заливаясь от хохота, протянула ему салфетку. У Цума они съели по большому рожку мягкого мороженного, закрепив ностальгию по студенческим променадам. Она взяла его за руку, перепрыгивая лужу в конце пешеходного перехода, и не отпускала до самого входа в Цум где было решено закупиться хлопушками. В ответ на предложение о сладкой вате Индира чуть не вскрикнула от счастья:

Продолжить чтение