Читать онлайн 93 дня для тебя… бесплатно

Часть 1. 93 дня для тебя… Предисловие

От автора: впервые сюжет не основан на случаях из жизни и в нём не использован собирательный образ. История – гольная авторская выдумка, не призыв к действию и уж точно не пример для подражания. Здесь нет юмора, только ирония и сатира (возможно предстоит обзавестись лупой, но это не точно).

От Кати Белочкиной: я вляпалась. Крупно и с последствиями.

Это не тот случай, когда ты стоишь на остановке в ожидании автобуса и нервно поглядываешь на часы. Глаза гипнотизируют циферблат, мозги подсчитывают доступные минуты перед собеседованием с работодателем, автобус резко тормозит, и через секунду с макушки течёт ледяная жижа, по носу несётся ручей, следуя его пути, ты опускаешь голову ниже… чтобы рассмотреть, как белое новенькое пальто одним движением по асфальту демонских автобусных колёс превращается в грязно-коричневое нечто, да ещё с потёками машинного масла.

Или, когда ты спешишь вдоль парковой аллеи на свидание к парню, потому что опоздание по вине гремучего босса перевалило за три четверти часа, скорым темпом переставляешь ноги в божественных шпильках (ценник в месячную зарплату прямо говорит – для пошива божественной обуви использовалась шкура половины демона, что лопухнул с автобусными колёсами). И когда ты видишь, что впереди маячит облюбованный вами парковый фонарный столб, как одна нога в чём-то увязает, мешая торопливым шагам. Сначала ты прикладываешь усилия, думая, что ноги устали, перебираешь ими шустрей. Возможно, бросишь мимолётный взгляд книзу, но лучше бы этого не делать. Потому что одна туфля волшебного угольного цвета из мягкой бархатной замши (шкура демона с изнанки просто обязана быть таковой) в окружении массы невнятного коричневато-серовато-черновато-«о-нееет-только-не-это»-зеленоватого цвета. Зловонная собачья кака, расплющенная – уже бывшими туфлями – в лепёшку, будто неразорвавшийся снаряд, прилипает к твоей ноге. И ты перед роковым решением – позвонить парню и отменить встречу, возможно прощаясь навсегда с предположительным будущим мужем и распланированной в твоей голове свадьбой. Или же прийти на свидание с лепёшкой… тогда парень убежит сам, и поиски мужа придётся начинать заново.

В общем я распиналась не с целью вызвать жалость. Но чтобы предостеречь. 90 шансов из 100 Катя Белочкина могла стать Катей Голобоковой, 99 из 100 – Катей Чистяковой и 99,99 из 100 – мадам Годен. В итоге я… просто Катя Белочкина.

Как бы крепко вы не вляпались в обаятельного парня, работу с директором-рабовладельцем или собачье дерьмо, для вас же безопаснее обходить стороной протоптанные мною дорожки. Уж лучше вам свернуть до того как… или не говорите, что я вас не предупреждала.

Глава 1

Самолёт рейсом из Парижа кружил над Москвой. Командир корабля объявил, что заходит на посадку, пассажиры пристегнули ремни. В наушниках играла любимая «Je veux» в исполнении Zaz, я уткнулась носом в иллюминатор, обозревая любимый ландшафт. Во Франции зелено. Но мне казалось ни одна страна в мире не сравнится с родными пейзажами. Дома зелёный цвет виделся густым, ярче как будто. Те же леса Амазонии ясное дело опередят по глубине и разнообразию цветовой палитры, но я там никогда не была. А если сравнивать с Европой, то от наших видов захватывало дух, сколько раз на них ни смотри. Цветовая гамма потрясала: от жёлто-зелёных «лаймового пунша» и «бабушкиных яблок», через майскую зелень и оттенки «гнома», «зелёной утки» и «влюблённой жабы», до насыщенно-тёмных – елового, миртового, «Красного моря» или коричневато-мшистых с «ящерицей». Европа же… что тут скажешь… она покоряла меня своей новизной, не больше и не меньше.

Я не исключала, что срабатывал неизведанный человеком зов предков. Тем не менее увлечённо впитывала красоты отечества, подсвеченные чистым воздухом и золотистыми солнечными лучами – вчерашний затяжной ливень поспособствовал, а не однотипной ночной иллюминацией, с которой приходилось довольствоваться причудливыми формами освещаемой площади.

– Кати́, скинь мне своей плей-лист, – Али́с толкнула в бок, когда мы стояли в нудной очереди паспортного контроля.

Подруга могла избежать тягомотных проволочек, её отец предложил выкупить им с бойфрендом билеты бизнес-класса. Но Али́с воспротивилась, парень поддержал. Они вообще отличались самостоятельностью, а также тем, что всё делали вместе. Не мудрствуя, парочка заявила, что не примут подачек от родителей и полетят вместе со мной экономом на самостоятельно заработанные деньги. За время перелёта я не единожды взгрустнула, что зря не поменяла билет на другую дату. Через bluetooth переслала желаемое, иначе жди беды.

Мы все удивлялись, насколько Али́с и Лео противоположны характерами. Но который год они вместе и неразлучны. Twix – их прозвище на двоих в нашей студенческой тусовке. Хоть я тусовщица скорее временная, чем постоянная. Выдержала год и вернулась. Соскучилась по школьным друзьям. Танюха меня заждалась. «Кому ты врёшь, Катя?»

Мы с Али́с – пардон, это в Париже она Али́с, на родине же Алиса Петровна – из одного города, но познакомились, не поверите, во Франции. Она ребёнком покинула Россию, но мы обе вынужденно приняли волю матерей. Её мама́н давно замужем за французом, моя выскочила две недели назад, а я вдруг и резко захотела домой, на родину.

– Папуля! – с громким визгом Алиса бросилась к высокому худощавому мужчине, повиснув у того на шее. Он крепко обнимал в ответ и даже покружил. То, что мужчина Алискин отец я догадалась не по выкрику «папа». Внешностью Алиса пошла в отца, как говорится, антропологические признаки – на лицо. Больше всего меня сразили глаза, особенно когда рассмотрела мужчину поближе. Удивительный серый цвет мерцал и завораживал холодностью. Но при взгляде на дочь сквозила внутренняя теплота.

– Пап, познакомься, это Кати́, то есть Катя по-нашему, и Леонардо. Но все зовут его Лео.

– А Лео по какому: нашему или вашему?

Хм, он пошутил или недоволен, что дочка привезла с собой жениха. Отца в принципе можно понять, 19 лет не тот возраст, когда родители счастливы познакомиться с избранником кровинушки, но Твиксы вроде не планировали играть свадьбу немедля. Или смуглая внешность Лео, тёмные пружинки волос и прикид из чёрных шаровар с арабским платком на шее пошатнули отцовскую выдержку.

– Bonjour monsieur.

Мужчины обменялись приветственным рукопожатием, и Лео знатно перекосило. Ого, Алискин отец не промах, сразу дал понять кто в семье будет главным.

Я отвернулась, чтобы не лезть в семейную идиллию. Мне бы вызвать такси до дома, где я сполна вкушу блаженной тишины. Трескотня Алисы способна оживить мертвеца, отдавшего концы лет 150 назад. Скелет поднялся бы только ради того, чтобы заставить её замолчать. Я вертела головой, выискивая стоянку скопления такси, может и ждать не придётся.

– Ты чего?

Тычки от подруги порядком достали, но в недалёком будущем наши встречи переведутся в режим видеосвязи, исключая физический контакт, поэтому я улыбалась и как можно шире. Алиса странно посмотрела в ответ. Но главное – обозначить дружелюбное отношение к человеку. Улыбка есть, даже если она похожа на то, как мы демонстрируем зубы дантисту. Нужно преподнести сам факт как таковой, а что визави напридумывает – не на моей совести.

– Вспоминаю, где зона такси.

– Не говори ерунды. Мы тебя отвезём. Правда папа?

– Никаких проблем. Места в машине всем хватит.

Стоило признать, что ехать с комфортом в автомобиле класса-люкс, намного приятнее, чем трястись в скрипучем салоне отечественного автопрома марки «ведро с болтами». Я закономерно пришла к выводу, что отец подруги совсем не прост, а значит следовало проявить вежливость и скромность высших степеней. Чем быстрее мы расстанемся, тем лучше.

– Катерина, а ты почему решила вернуться?

– По родине соскучилась, – я не удержалась от смешка.

– Вот, а я что говорю. Ясно же, что Катя дурью мается. Ну выскочила мать замуж, и что с того. Надо было требовать с нового отчима аренду отдельной квартиры, а не сбегать.

Пока я пялилась в окно, сидя с Лео на заднем сиденье, и вспоминала весёлые школьные годы, слушая возражения внутренней ехидны, что вспоминала я не годы, а кого-то другого, Алиса, судя по всему, успела обсудить с отцом меня же. Они иногда о чём-то перешёптывались, но я не вникала. Только отметила про себя странность, что отец с дочерью награждали друг друга длинными взглядами, понятными им двоим.

– Любовь к родине тоже отличный повод, чтобы вернуться. – Алискин отец неожиданно меня поддержал. Кстати, как его зовут? То, что у подруги отчество Петровна я знала, но не называть же мужика сходу дядей Петей. Судя по его машине и часам на запястье, по имени-отчеству вернее будет и уж точно полезнее для здоровья.

Может Лео знал, должен парень как-то обращаться к предполагаемому будущему тестю, одного «месье» явно недостаточно.

– Псс, Лео, – прошептала, и поманила пальцем, чтобы он наклонился. – Как зовут отца?

– Пьётр А-рр-кадь…, – французское произношение застряло. Но мне усечённого варианта вполне хватило, чтобы нехитрыми мозговыми вывертами сопоставить с Петром Аркадьевичем.

– А может для начала к нам заедешь, Кать? Поужинаете все вместе нормально, перелёт небось вымотал. А у тебя, я так понимаю, квартира пустая. Ни еды, ни продуктов, и не убрано, – неугомонная семейка, помноженная на два, не сдавала своих позиций. – Заодно переночуешь спокойно, спальных мест достаточно. – Пётр Аркадьевич знал, чем соблазнять. Если характером Алиса пошла в отца, то мне заранее страшно. Но как бы внутренне я ни противилась, прекрасно понимала, что еды дома ноль, мои шансы дойти до ближайшего магазина и того меньше. Сил действительно оставалось на каплю. Перелёт с пересадкой и в компании с Алисой, у которой сон в самолёте – удалённая из списка дел позиция, испытание не для слабонервных.

– Катя, соглашайся. Мы тоже с Лео сегодня заночуем у папы. А завтра поедем в гостиницу.

– Что ещё за гостиница? – возмутился Пётр Аркадьевич, – что за глупости ты говоришь, дочь? – а вот и родительская строгость объявилась. Наблюдать за семейными перипетиями мне, лишённой отцовского воспитания как такового, весьма любопытно.

Я обернулась к Лео, но тот не отводил взгляда от окна, рассматривая незнакомую обстановку.

Первый взгляд на неизведанное – самый острый, волнительный. Эмоции распирают: любопытство, восхищение, удивление, неприятие, жгучий ненасытный интерес. Вся мешанина щедро поливается замысловатыми городскими пейзажами, необычными человеческими лицами, что чудится будто незнакомые люди и двигаются как-то по-особенному, не так, как ты привык видеть с детства. Хотя с чего бы, две руки плюс две ноги. Всё как у всех. Но ощущения новизны и «мечтательно-воображательные» картины пасторали застилают здравый смысл.

Я отлично понимала эмоции Лео. Но странно другое, почему ко мне не прилипла та загадочная зависимость от путешествий, которой страдало большинство людей.

Да, первые впечатления избыточные, яркие до невозможности, но позднее ко мне подкрадывалась усталость и апатия. По-простому – откат работал на полную катушку. Слишком быстро новизна приедалась, превращаясь в узнаваемые и от того раздражающие места. Вдруг и резко замечалось всё то отрицательное, на что несколько дней назад глаза упрямо закрывались. Перепрыгнув через жирную городскую крысу, которая елозила по асфальту облезлым хвостом и недовольно зыркала влажными чёрными бусинами, я поначалу желала ей хорошего дня, а через время слала проклятия.

Человек удивительное создание – не обращает внимания на то, что под носом, а бегает за воображаемой мечтой.

Целый год я именно так себя вела. Но месяца три назад, когда мама́н объявила дату свадьбы, я задумалась о собственной будущей судьбе и вдруг поняла, что не хочу оставаться во Франции. «Ты прекрасно знаешь, что, точнее кто гонит тебя вернуться». Точным попаданием «а-ля Килиан Мбаппе» я пнула неудобные мысли.

– Катя, чего молчишь? – Алиса развернулась ко мне с переднего сиденья и тормошила колено. – Останешься с нами?

– Останусь, – но на всякий случай уточнила, – до завтрашнего утра.

– Отлично. Пап, она остаётся! – громко воскликнула Алиса. На что я рассмеялась, а Пётр Аркадьевич, мне показалось, умилился:

– Я слышал, солнышко, – голос его такой же ласковый и нежный, как и слова, – но мы с тобой не закончили разговор по поводу гостиницы, – уже строго, по-отцовски, но всё равно солнечно и тепло.

Приятно, когда тебя так встречают. Человеку необходимо знать, что он кому-то нужен, что его где-то ждут. Я не представляла, как можно жить без этого знания. Мама́н встречала меня так в Орли год назад. До этого мы не виделись столько же. Она частенько уезжала по работе во Францию, но только пару лет назад приняла окончательное решение о смене места жительства. Мне же пришлось отвоёвывать право закончить родную школу. Близился выпускной год вместе с итоговым тестированием, я на нервах, мама тем более. Несколько грандиозных скандалов с побегом из дома – за мной грех, битьём посуды – мама грешна, следом угрозы лишить меня средств к существованию, мои ответные – бросить школу и податься в артисты (у мамы пунктик по поводу образования и артистов). В итоге последний класс я закончила в родном городе, втихаря поступила на факультет французского языка (по маминым стопам, между прочим), оформила удалённое обучение и только после этого прилетела к ней. Мой расчёт, что после долгой разлуки, мама не сильно отругает за поступление, с треском провалился. Кричала она знатно. Само собой с битьём посуды и моим домашним арестом, который, к её чести, не продлился больше суток. Мамина экспрессия походила скорее на итальянскую. Но всё это она выдала после того, как вволю наплакалась и затискала меня в объятиях.

Сейчас отстоять независимость было гораздо легче чем в прошлый раз. У мамы появился Пьер, я получала второе высшее во Франции – мама́н счастлива, я во время экзаменов спала от силы три часа в сутки и питалась кофеином. Но это не такая большая плата за улыбку и весёлое настроение родного человека, правда?

Квартира у Петра Аркадьевича шикарная. Забавно, что в одной комнате с подругой вместо Лео поселили меня. Может Алискин отец и старался выглядеть современным, но под собственной крышей «непотребства» явно не терпел.

Лео скривился, но промолчал, я усмехнулась и тоже смолчала. Только семейка Загородневых, что отец, что дочь довольствовались обществом друг друга и не обращали на бытовые мелочи – вроде меня и Лео – внимания.

Лично я не возражала, в эмоциональном фонтане по имени Алиса накупалась на год вперёд. Чудесно, что Загородневы соскучились и теперь общались между собой, давая окружающим передышку. Я ей моментально воспользовалась. После ужина первой сбегала в душ. А стоило моей голове коснуться подушки, как я провалилась в чёрную дыру.

Глава 2

– Катя, вставай. Скоро обед. – Кто-то нещадно тормошил моё разомлевшее, измученное тело.

Я повернулась на другой бок и рявкнула: – Изыди.

Кто бы ни был, он заслужил. Для надёжности я накрыла голову подушкой, которую вытащила из-под себя же, чтобы не слышать ничего кроме блаженной тишины.

– Катя, подъём! – Чужеродный вопль в самое ухо мгновенно разогнал сонливость.

– Что? Кто? Пожар? – Подскочив, я озиралась по сторонам и протирала слипшиеся глаза.

– Уже полдень. Вставай соня. Мы идём обедать.

Можно было догадаться, что Алиса не оставит меня в покое.

– Ты сказала полдень? Ничего себе… Хм, приятного аппетита. И я захлопну за собой дверь.

Рот зевал, тело истомно потягивалось, одной ночи на восстановление мне не хватило.

– Ты идёшь с нами. Вставай Кать.

– А где Лео?

– Он в гостиной, ищет в телевизоре французские каналы.

– А они там разве есть?

– Откуда мне знать. Вставай уже. Или ты пойдёшь в пижаме?

Подруга с иронией разглядывала мой помятый вид. Майка и шорты с кошачьими лапками мало предназначены для похода в кафе. Но я не собиралась никуда идти, особенно туда, где будет присутствовать кто-либо с фамилией Загородневых.

– Не скажу, что причина в пижаме, но я точно никуда не иду, – мне пришлось вложить в голос всё упрямство, которое по словам мамы я унаследовала от неё же.

Только Алиса оказалась хитрее. Она вдруг стянула покрывало, которое до сих пор прикрывало мне ноги, сцапала одну из них и принялась щекотать ступню.

– А-ха-ха… Алиска… Перестань!

– Ты идёшь с нами обедать?

– Только не это… а-ха-ха, ну погоди. Вот я до тебя доберусь.

И я попробовала добраться, честно. Пусть моё телосложение не настолько спортивно, как хотелось бы, но я никакой не задохлик. Алиса же уселась в изножье кровати спиной ко мне, и на удивление крепко удерживая ступню, не переставая щекотала.

Я как ни пыталась вырвать ногу или подобраться сбоку, подруга умело прикрывалась спиной и мастерски уворачивалась, словно репетировала сцену множество раз. Мои шлепки вреда ей не приносили, не драться же нам в самом деле. К тому же громкие вопли быстро расходовали силы. Я пощекотала Алису между рёбер, но она даже не шелохнулась.

– А-а-а, ты не боишься щекоток!

– Не-а, папа приучил. В детстве он так часто меня щекотал, что в итоге я привыкла и перестала бояться. Я не расслышала, ты идёшь с нами или нет?

– Да иду я, иду! А-ха-ха… Наглая шантажистка. Чёрт. Ты же мёртвого достанешь своими выкрутасами.

Алиса отпустила мою ногу сразу же, как только добилась согласия. И мой истерический гогот моментально обернулся глухим раздражением: – Ты никогда не слушаешь, что тебе говорят. Как тебя Лео терпит?

– Лео меня не терпит, он меня любит… Ты не обижайся, Кать. Я слышу, что ты говоришь. Но также помню, что в твоём холодильнике пусто. А после обеда мы с Лео тебя проводим.

Куда она собралась меня провожать, если совершенно не ориентировалась в городе, я уточнять не стала.

– Ну уж нет. Я иду обедать, но после уезжаю домой. Одна! – припечатала резко, впрочем, не надеясь на успех.

– Как хочешь. Одна, значит одна, – легко согласилась подруга. Я испытала её паузой и буравящим взглядом, но никакого подвоха не заметила. То, что она притворщица с колоссальным стажем мне было известно давно, но Алиса лишь недоумённо переспросила:

– Что?

– Ничего. Я в душ. Через 15 минут буду готова.

Кафе располагалось неподалёку, за несколько кварталов. Но я была рада прогуляться пешком. Даже летний зной не смущал. Могучие клёны, высаженные цепочкой между дорогой и тротуаром, давали широкую ажурную тень из вороха ярко-зелёных остроконечных листьев, чтобы не опасаться теплового удара. На асфальте тротуара темнели причудливые криво изогнутые тени. Старый городской центр совмещал в себе старинные и современные постройки, что выглядело вразнобой и даже фальшиво. Но ощущение «я дома» поднимало настроение вверх. Наша с мамой квартира находилась в одном из спальных микрорайонов, в школу я ходила там же, поэтому в центре мне доводилось бывать не часто.

– Привет молодёжь. Выспались? – Пётр Аркадьевич уже занял один из столов на открытой летней террасе и потягивал лимонад в запотевшем стакане.

– Я и Лео – да. А Катю с трудом растолкала.

Все посмотрели на меня, и я потупила взгляд, опуская подбородок ниже, уши опалило жаром.

– Наверно воздух на родине слаще, чем в Париже, – съехидничала Алиса.

– Солнышко, что скажешь, твой друг рискнёт попробовать русскую кухню или ему специально лягушачьих лап наловить? Здесь неподалёку парк с фонтанами, голодным не останется.

– Пап, у тебя устаревшая информация. Французы питаются не только лягушками, – рассмеялась Алиса. Я же смотрела на Лео, который не догадывался, что говорили о нём. Он сидел со спокойным отрешённым лицом, медленно поворачивая голову то вправо, то влево происходящее за столом его нисколько не касалось, его взгляд задерживался на посетителях кафе, прохожих, и даже на автобусах с автомобилями, что безостановочно сновали вдоль улицы. Я понадеялась, что он не сильно разочаровался, что в российской глубинке в 35 градусную жару ездили на современном транспорте, а не на оленьих упряжках. Бессмертный шаблон про оленей, медведя с балалайкой, русскую водку и самых красивых девушек за последний год набил оскомину.

– Как ты? – я обратилась к нему на французском.

– Отлично, – Лео ответил искренней улыбкой, и его глаза сверкнули чистой радостью. Непросто очутиться в чужой стране и без знаний языка.

– Ты не против национальных блюд? Отец Алисы хочет тебя угостить.

– Я не против, – преувеличенно бодро высказался он, но сразу сдулся, – только если это съедобно.

Алиса услышала и хлопнула его по плечу: – Не дрейфь, Лёва, обещаю, что наша окрошка повкуснее ваших улиток будет.

Лео не рискнул произнести вслух новое слово «окрошка», но шевелил губами и кивал в такт слогам. А тем временем Пётр Аркадьевич, подозвав официанта сделал заказ для всех. По названиям блюд я поняла, что Загородневы решили провести гастрономическую экскурсию боем. Мне оставалось безмолвно сочувствовать и уповать на крепость французского желудка, а также веру Лео в Алису.

Почти не вслушиваясь в речь за столом, я некрасиво пялилась по сторонам. Отец с дочерью оживлённо переговаривались, они соскучились и при каждой встрече активно устраняли пробелы. Зачем Алиса потащила с собой Лео оставалось загадкой. Было бы намного проще прилети она сама по себе. Мы вроде как взрослые, но подруга не тяготилась общением с отцом. Быстро промелькнувшее совестливое воспоминание о себе же заставило меня прикусить язык. Когда я не видела маму год, то следующий месяц ходила за ней хвостиком.

Молодая брюнетка с двумя детьми и пожилой женщиной зашли на летнюю площадку и выбирали столик. Моё внимание зацепило то, что руководила всеми светловолосая маленькая девочка, не старше лет пяти.

– Мам, я не хочу за этот столик.

– Почему солнышко? Здесь большая тень, а нам нужен отдых после прогулки.

Ещё вчера из аэропорта мы успели оценить нынешнюю жару. Климат-контроль в автомобиле Петра Аркадьевича, а после кондиционер в его квартире настроили меня на доброжелательный лад, что перед сном я поблагодарила небеса за знакомство с неугомонной Алисой. Её склонность болтать без умолку, не обращая внимания на внезапное одиночество по причине спасшихся бегством собеседников, в благодушные минуты меня даже умиляла.

– Пойдём за тот! – Девочка махнула рукой в нашу сторону и тут случилось необычное.

Пётр Аркадьевич полуобернулся на звонкий детский голос и с него сошло лицо. Вот прям за секунду. Когда мы пришли он весь сиял, особенно при взгляде на Алису. Даже поднялся с кресла при нашем появлении и отодвинул стул для дочери, а Лео повторил то же самое для меня. Если Пётр Аркадьевич обращался к Алисе, то обязательно накрывал её ладонь своей, наверно хотел убедиться, что видел не мираж. Сейчас он побледнел. Я испугалась, что ему плохо с сердцем. Алискин отец на вид совсем не старый, но кто знает. Не юноша уже. Может у него заболевания какие имелись, хронические. Я хотела позвать официанта, чтобы принёс холодной воды со льдом, но Пётр Аркадьевич меня опередил.

– Мира! – он окликнул одну из женщин и все четверо новоприбывших посмотрели на него. Странно. Он звал Миру, а обернулись все, кто пришёл вместе с ней. Даже её сын.

– Петя? – она удивилась и тоже побледнела, посмотрела поочерёдно на двоих детей затем на вторую женщину, вероятнее всего маму. Сходство между ними прослеживалось. Не броское, но догадаться было не сложно.

– Садитесь с нами. Я с дочерью. Заодно познакомитесь.

Ничего себе. Подруга привезла Лео на смотрины к отцу, а тот, судя по всему, не отставал. Официант помог сдвинуть столы, все рассаживались и представлялись друг другу. Я же приклеила шаблон улыбки на лицо и не пыталась запомнить ни лиц, ни имён. Но понаблюдать за собравшимися было любопытно.

Пётр Аркадьевич усадил Миру рядом с собой. Не только я отметила пикантность. Алиса по-другому всматривалась в симпатичную молодую женщину. Оценивающе. Словно уже отвела ей некую роль и теперь анализировала достойна ли та оказанной высокой чести.

Как бы найти деликатную причину для ухода. Они все без сомнения милые люди, но оживлённые посиделки… Мы с мамой всегда жили вдвоём, теперь она с Пьером и, честно говоря, втроём под одной крышей для меня – многолюдно. Двое – идеальный баланс между одиночеством, и тем, когда во время завтраков-обедов-ужинов чувствуешь себя, словно на восточном базаре.

– Кто все эти люди? – спросил у меня Лео. За суматохой о нём как-то позабыли.

– Папины знакомые.

– А почему маленькая девочка постоянно что-то громко говорит?

– Наверно она любит поболтать.

– Разве детям разрешают кричать за столом, когда взрослые разговаривают?

– Ох Лео, ты сам-то давно перестал быть тем маленьким мальчиком, – я беззлобно подколола парня, заступаясь за малышку, но он неожиданно обиделся, надул губы и отстранился. Можно подумать в их Париже все кругом такие воспитанные, преступность нулевая, вокруг спасибо да пожалуйста, ни тебе безработных, ни тебе социального и расового неравенства. Угу, легко обсуждать людей, кто далёк от тебя не только расстоянием, но в первую очередь образом жизни. А ты попробуй осудить для начала соотечественников, а лучше родственников. Я тоже решила обидеться.

– Мы зря подсели. Ты давно не видел дочь, а Полина, когда взбудоражена, поучаствует в любой беседе, которую только услышит. – Мира казалась смущённой.

– Мам, а ты купишь мороженое? – её дочка выглядела счастливой, но действительно не замолкала. Я бросила короткий взгляд в сторону Алисы и хмыкнула про себя.

– Ты помнишь, как правильно обращаться с просьбой, солнышко?

– Мам, пожалуйста.

– А ты Павлика угостишь?

Девочка нахмурилась, о чём-то подумала и с явной неохотой выдала: – Павлика да, тебя и бабушку тоже. А больше никого.

– Мы с бабушкой не хотим мороженое, а Павлик будет рад.

Пётр Аркадьевич подозвал официанта и решил вопрос с мороженым. Его широкий жест оценили все, потому что вскоре на совмещённых столах красовалось не меньше двадцати креманок с десертом. Молоденький официант расставлял их с вылупленными глазами и не пытался скрыть замешательства.

Мне показалось странным, что у темноволосой и кареглазой Миры – дети синеглазы и с русыми волосами. И тем удивительнее было услышать, когда её сын произнёс:

– Мира, ты не против, если я схожу погулять? – он кивнул на смартфон, – Сашка позвал встретиться.

– Не против Павлик, только не задерживайся допоздна. Хорошо? Иначе мы с Полей будем волноваться.

– Конечно. Как обычно.

Выходило, что старший сын ей не родной, если звал по имени? Она качнула головой, а мне были хорошо знакомы её взгляд и выражение лица – точно так же на меня смотрела мама.

– Ты чего притихла? – Алиса подкралась со спины и зашептала в ухо.

– Разглядываю подружку твоего отца, – мне пришлось вывернуть шею, и в другую сторону от Лео.

– Тоже заметила? Я первый раз вижу, чтобы он на кого-то так смотрел.

– Поверю тебе на слово.

– Может прогуляемся к тебе? – подруга решила оставить отца наедине с его знакомой, но наши планы не совпадали.

– Алиса, мне кажется, под воздействуем местного воздуха ты стала глуховата, – вернула ей шпильку, а через мгновение меня осенило. Я зашептала громче, но, чтобы не услышали остальные: – Ты хочешь уединиться с Лео?

– Дура! – громко заржала Алиса, и все присутствующие обернулись на нас. – Пап, мы с Лео проводим Катю. Хорошо? Увидимся вечером.

Прежде чем уйти, Алиса поцеловала отца в обе щеки, Лео проделал тоже самое. Видеть вытянувшееся лицо Петра Аркадьевича было смешно. Мира и её мама тихо посмеивались, а шумная малышка не обратила внимания. Ну да, она в том возрасте, что поцелуи в щёчки равноценны чистке зубов, даже если целовались два мужика. Судя по Лео, французы до самой старости отказывались выходить из нежного возраста. Всё бы им целоваться да обжиматься.

– Как тебе окрошка? —первым делом я поинтересовалась у парня, когда мы вышли из кафе. После поцелуев с будущим тестем – обескураженное и брезгливое лицо которого, долго будет служить моему отличному настроению – Лео заслужил от меня прощение.

– Ок-рро-ш.., – он проглотил окончание, – это салат залитый чем-то кислым?

Мы с подругой хитро переглянулись. У обеих в животе плавала та самая окрошка, и нам с ней было очень хорошо.

– Не очень. А вот творог в тесте со сметаной мне понравился.

– Это вареники, – объяснила Алиса.

– Да. Но тот салат в кислом бульоне… – Его передёрнуло.

– Сейчас заберём от папы твои чемоданы и отвезём тебя. Окей? – просвтетила Алиса о дальнейших планах и бесхитростно посмотрела на меня

– Зря. Лучше бы показала своему парню окрестности. – Кто меня тянул за язык…

– Между прочим это ты должна водить нас экскурсии! Я может русским владею безупречно, но города не помню. Я же уехала чёрте сколько лет назад… – подруга возмущалась справедливо.

– Ты права, извини. Тогда придётся мне стать вашим гидом.

– Ура-а-а! Лё-ва, – Алиса трясла парня за руку и называла его на русский манер. Но тому нравилось, судя по довольной физиономии, – Катя будет с нами весь отпуск, так что мы с тобой не заскучаем.

Мне пришлось срочно вспоминать технику глубокого дыхания, философские течения, пропагандирующие пофигизм, и готовиться к неизбежному.

Глава 3

Следующая неделя вышла не менее бурной, чем сдвоенные сессии в институтах. Я встречалась со школьными друзьями и совмещала поездки с Алисой. В итоге психанув из-за регулярного недосыпа, я просто перезнакомила всех друг с другом. И в субботу, то есть сегодня, мы большой толпой собирались в клуб. Танюха – моя школьная подруга – обещала, что будет «улётно». Алиса обеими руками за любой переполох, а Лео просто счастлив, если довольна она.

Нас троих к месту встречи привёз водитель Петра Аркадьевича.

– Алиса Петровна, позвоните по этому телефону, когда будете готовы ехать домой, я вас отвезу. – Он протянул подруге визитку, сел обратно в машину и сразу уехал.

– Классный у тебя отец. Все бы родители были такими прогрессивными. – Я не завидовала, но удивление испытала. Непривычно. Мама у меня не диктатор, но, помнится в школьные годы, прежде чем отпустить куда-то с друзьями, особенно на вечеринку, она проводила двухчасовой допрос с пристрастием, причём не только мне, но и Танюхе доставалось. С перечислением всех лиц, кто будет вместе с нами, их биографий, родословных, с обязательным приложением списка телефонных номеров, адресов, а также имён родителей. Когда я впервые осталась одна, то мы с мамой прописались в интернете. Сообщения она отправляла ежечасно, а звонила минимум 5 раз за сутки. Так прошёл год. Но сцепив зубы я с фанатичным упрямством доказывала ей свою самостоятельность, поскольку переезд не вписывался в мои планы категорически.

– Что есть, то есть. Где Таня?

– Не знаю. – Я продолжала оглядываться, но безрезультатно. Наши пригласительные, чтобы не платить за вход у неё.

Люди многочисленными шумными компаниями просачивались внутрь, а мы тремя сиротинками стояли снаружи. Двухэтажное здание, опоясанное блестящей иллюминацией, сочно искрило вспышками, слышались ритмичные басы, ноги приплясывали в такт, хотелось внутрь. Но Танька…

– Катюха, привет! – я оглянулась на громкий голос, а тонкие руки уже обнимали.

– Мы тебя заждались. Почему так долго?

– Прости. По телефону заболталась. Вышла пораньше, но тут позвонила Светка, помнишь каланчу долговязую, Радионова которая. Она в Америке теперь живёт. Иногда звонит и треплется часами. У них разговоры копейки стоят, представляешь.

– Пошли внутрь, уже надоело смотреть как всё веселье проходит мимо, – остановила нескончаемый поток. Мы могли до утра простоять перед входом и слушать рассказы о жизни всех бывших одноклассников.

Внутри блестело и сверкало ещё ярче, чем снаружи. Музыка грохотала и защищала от болтовни.

– Нам наверх, – Таня прокричала мне в ухо и потащила за руку к лестнице. Повезло, что Алиса не отходила далеко и в последний момент я уцепилась за неё, та сообразила быстро и проделала тот же фокус с Лео. И мы гуськом ведомые Танькой очутились на втором этаже. Тут музыка звучала тише, и чтобы услышать друг друга не было нужды орать, срывая глотку.

Компания собралась большая, почти половина моего бывшего класса, кто-то из параллельных, судя по тому, что их лица казались знакомыми. Имён я не помнила, да и вряд ли нуждалась в них. Таня начала болтать с Алисой на тему кто с кем или, кто был когда-то с кем и чем всё закончилось, потом её окликнули и я потеряла из виду одну из болтушек.

Сама же заняла свободное место ближе к краю, где на мою удачу стол ломился от воды и газировки – кто-то из присутствовавших успел позаботиться – открыв воду, я припала к горлышку. Жажда замучила, а тратить время на поиск официанта или самой дойти до барной стойки за стаканом, мне показалось утомительным. Возня Алисы под боком отвлекала, но я не обращала внимания. Тогда подруга начала дёргать подол моей джинсовой юбки, и я вынужденно повернулась, недовольно сдвинув брови. Потому что мои губы и горлышко бутылки идеально подходили друг другу, прохладная вода живительным ручейком увлажняла горло, и ничто на свете не способно нас разлучить. Алиса, округлив глаза, кивала в сторону, я проследила за её взглядом и натолкнулась на другой… мрачный, тяжёлый, жаждущий, который смотрел прямо на меня.

Ну почему?! Почему все боги на небе глухи к моим мольбам?! Почему ОН впервые смотрел на меня, а я с вытянутым в удивлении лицом, занималась тем, что облизывала горлышко бутылки. О, мои волосы седели от стыда прямо сейчас!

– Ты льёшь воду мимо. – Подруга схватила со стола салфетки. Суровый взгляд неохотно сместился с губ вниз, туда, где по груди Алиса водила бумажными салфетками.

«Боги меня ненавидят».

Мрачный взгляд нехорошо блеснул, кончик рта издевательски скривился:

– Малышка, если тебе нужна помощь, я готов.

«За год он стал ещё красивее».

– Что за бред, парень. С таким тупым подкатом тебе до старости ходить в девственниках.

«Р-р, Алиса, зачем ты лезешь куда не звали? Ты видела его тело? Да он с восьмого класса не девственник!»

– Денис, приветик. Ты узнал Катюху? – неизвестно откуда появившаяся Таня, минуту назад которой и близко не стояло, водила ладонями по рельефному татуированному бицепсу и тёрлась своим телом о Дениса. А мне лишь титанической волей удалось приморозить себя к стулу. Избавившись от дурацкой бутылки, я вынужденно вцепилась пальцами в край столешницы, чтобы не проредить теперь уже бывшей подруге шевелюру. Хотя… её манёвр оказал мне большую услугу, и вскоре я с восторгом наблюдала за мужским шокированным лицом.

– Катюха? Ты?!

«Странный вопрос учитывая, что Таня произнесла моё имя».

И я таки дождалась своего звёздного часа! Удачу следовало цапать за кончик вёрткого хвоста, пока мои губы ничего не облизывали. Чуть надменный взгляд из-под ресниц стрелял на поражение, выверенная до миллиметра полуулыбка с каплей иронии была обязана интриговать:

– Привет, Ден. Давно не виделись. Как поживаешь?

«Отрепетированное перед зеркалом выражение лица и заученная фраза сыграли мелодию по нотам. Да, смотри на меня смотри…»

Алиска притихла, до неё дошло кто именно пялился на нас, пока она натирала мою грудь, то есть футболку. О, не-ет! Танцпол под ультрафиолетом, салфетки белые… а я – пятнистая девица, вероятно, чем-то инфицированная.

Худшей встречи с Денисом было невозможно представить.

Почему я не догадалась надеть белую футболку вместо чёрной. Дура, для кого в шифоньере висело диоровское гипюровое платье позапозапрошлых лет, позаимствованное у мамы. И почему ажурное бельё осталось на полке там же, а на тебе хлопковый лифчик с трусами из штучной коллекции Вики Секретовны специально для бабушек «Комсомолу посвящается» и с аппликацией голубых сердечек. Это мне ещё повезло, что перед выходом я скопировала наряд Алисы – сняла джинсы и заменила короткой джинсовой юбкой.

Ноги скрывались под столом, значит Ден их не увидит. Встать и продемонстрировать?

– Катя, – Алиса наклонилась ближе, к самому уху и зашептала, – ты странно на него смотришь.

Приглядевшись внимательнее, я согласилась, что вместо давящей суровости, выражение его лица изменилось на… растерянное? Денис вскоре отошёл на другой конец стола, и между нас человек десять. Я – не ходячая бацилла, я – прирождённая неудачница.

Но когда наши сдавались… отодвинув стул назад и склоняясь под разными углами, я ловила подходящую прямую, на которой удалось бы скрестить взгляды с Денисом.

– Катя, прекращай. – Алиса ущипнула меня за ляжку.

– Эй, больно! – Когда обернулась, то передо мной предстало бесстыдно хихикающее лицо подруги.

– Ты ведёшь себя как дура.

– Почему если дура, то сразу я.

– Ты на него пялишься.

– Не-а, ни капельки.

Она потянулась за новой салфеткой и протёрла уголки моих губ: – Ага. Я так и подумала. – Её серые глаза насмехались сильнее слов.

– Лео своего не проворонь, а то смазливый кудрявый со средиземноморским загаром мальчик без внимания не останется.

Стоило услышать заветное имя, Алиса моментально забыла про меня и увлеклась любимым парнем. А я, больше никем не порицаемая, продолжила украдкой поглядывать через плечо, силясь разглядеть… но всё без результата.

– Я выдохлась, – проворчала Алиса, когда мы втроём вернулись с танцпола и рухнули на стулья. – Как будто из дома не уезжала. – У каждого в руке появилась вода. Подруга выглядела довольной и в груди потеплело, что родина не посрамилась перед своими отпрысками и наши, между прочим, далеко нестоличные ночные клубы оказались ничем не хуже парижских.

– Как жизнь, Катюха.

Этот божественно-музыкальный голос, словно его обладатель только спустился с Олимпа, хотелось слушать бесконечно. Я медленно повернулась и врезалась в горящие глаза Дениса, а горлышко бутылки – опять! – у моих губ.

– Мм… н-нормально. – Избавляться от заикания пришлось кашлем в сторону. – А ты как?

Ден обогнул Алису с Лео и занял место с другого бока от меня. Он придвинул стул поближе, рукой опираясь о спинку моего. В ушах грохотал пульс, будет чудом если сегодняшний вечер не закончится для меня сердечным приступом. Денис больше не казался растерянным, а его голодный интерес стал моей высшей наградой. Все бессонные ночи, мокрые от слёз подушки, глухая тоска, сжимающая сердце костлявой кистью, утопление в полнейшей безнадёге – всё это стоило пережить, чтобы сегодня встретиться с ним.

– Я тебя не узнал.

Кто бы сомневался… Денис Голобоков. Первый парень в школе. Самый популярный, самый спортивный, самый привлекательный, самый общительный, самый умный… хм, с последним я чуток преувеличила, но кого интересовал уровень IQ, если все девочки нашего класса на уроках физкультуры беспардонно пялились на идеальное тело, перевитое канатами мышц с выбитыми чёрными узорами на бицепсах. Тёмно-карие глаза, опушённые густыми ресницами, одним взглядом погружали в глубокий транс. Денис не знал отбоя от поклонниц уже тогда, когда у некоторых из нас только-только начала расти грудь. А сейчас ни одна девушка мимо не пройдёт без риска свернуть шею. Разве можно быть настолько красивым? Каштановые волосы отросли до плеч. Мм, какие они на ощупь, наверно столь же мягкие, как его приоткрытые покрасневшие губы, которые на вкус, что божественный нектар. Карие глаза темнели до черноты и гипнотизировали, отнимая волю. Какая к чёрту воля? Если раньше я мечтала лишь о встрече, а сейчас могла провести кончиками пальцев по его небритой щеке, и мне сводило десны от того, что я хотела не касаться, я жаждала его облизать, всего, как обжигающий лёд в знойный летний день или жаркую ночь… мм, без разницы. Главное, чтобы в наличии имелся Денис и мой язык на нём.

– Я тебя тоже, – не с первой попытки мне удалось протолкнуть корявые слова пересохшим ртом. Я же только осушила полбутылки воды!

– Да я то что. Ты превратилась в сногсшибательную красотку, глаз не оторвать. – Денис рассматривал меня откровенно, с восхищением. Что мою грудь стискивало и вздохи вынужденно стали короткими и частыми. – Где ты теперь? Танюха что-то говорила про Америку?

– Нет, я в Париже. В Америку, кажется, Светка переехала.

– И как, нравится? – он говорил, а сам пялился на мои губы. И как только я заметила, то провела по ним языком. У Дена дёрнулся кадык.

– Пойдёт. Там же мама. А кроме неё у меня никого.

– А я собирался в Москву. Но в итоге застрял здесь.

– Почему?

– У старшего брата автомастерская. Я со школы ему помогал, но так по мелочи. Потом его жена забеременела, кстати, племяннику полгода.

– Поздравляю! Ты стал дядей. Прикольно.

– Да уж. Но теперь всё изменилось, брат пропадает дома с семьёй, а я – в мастерской. Забил на учёбу пока что или навсегда…

– Ясно.

«Мне плевать куда ты там собирался и что изменилось, главное не переставай смотреть на меня».

– А ты надолго к нам?

– Планировала навсегда, но что в итоге получится не знаю.

– О как. – Карие глаза округлились и чуть посветлели. – Неужели у нас лучше, чем в Париже?

– Не знаю лучше или хуже. Просто соскучилась по дому.

– Это же отлично, Катюха. – Денис широко улыбнулся и обнял меня за плечо, как близкую подругу. Но быстро отпустил со словами: – Извини, не сдержался.

– Без проблем.

«Верни свою тяжеленную лапу обратно или я за себя не отвечаю».

– Эй голубки. – Алиса совсем близко от моего лица пощёлкала пальцами, и я махнула на неё рукой, чтобы отогнать назойливую муху, а не подружку. У меня случился самый важный разговор в моей жизни, а она… – Мы с Лео вниз, танцевать. Катя, пошли с нами.

– Я пока передохну. Идите без меня.

– Забавные у тебя друзья, – произнёс Ден, глядя вслед удаляющейся парочке.

– Есть немного. Из Франции привезла. Алиса наша, местная. А Лео совсем не говорит по-русски, но парень отличный.

– Да мы им такой отдых организуем, что обратно не вернутся. – Ден продемонстрировал неподдельный азарт. – Если хочешь пойдём потанцуем.

– Ты танцуешь? – Настал мой черёд удивляться.

– Ну я не думаю, что это сложнее чем разобрать и собрать движок.

Через два танца боги услышали мои обновлённые молитвы и диджей врубил заунывную мелодию, но что сверхважно для меня – она была медленной.

Горячие ладони Дена тут же очутились у меня на талии и притянули вплотную. Я оглаживала его бицепсы снизу вверх, остановившись плечах. Взгляды скрестились. Широкие горячие ладони поползли ниже, и прихватив за бёдра, крепко сжали. Денис потёрся о меня, чтобы я прочувствовала его вздыбленный пах.

Несколько лет подряд новогодние желания, загаданные мною под бой курантов, не отличались разнообразием, я думала только о том, чтобы Денис стал моим первым. Но фантазии были какими-то поэтическими, я никогда не заходила дальше того момента, как он признавался мне в любви, стоя на одном колене.

Сердце зачастило быстрее чем когда я отрывалась на танцполе под сумасшедшие биты ударных. Пульс отдавал в виски. Я забывала дышать. Единственное, что способно оторвать меня от проникновенного взгляда, это идеально вылепленные губы, настолько яркие и чётко очерченные, что я нуждалась в доказательстве, хотела провести по ним подушечкой пальца и убедиться не нарисованные ли они. Мы покачивались под музыку, но слышался только ритм наших сердец. А через мгновение губы Дениса прижались к моим. Сначала просто дотронулись, затем потёрлись чуть-чуть, затем поласкали каждую губу по очереди, а вскоре его язык на полную мощь проникал в моё горло, я же хватала его за затылок, чтобы не смел останавливать мой первый поцелуй.

Не совсем первый, конечно. Мне довелось целоваться в Париже. Два раза. Нужно ли уточнять, что парня было тоже два. Принято считать, что французы охочи до страстей. Моё любопытство, иногда теряющее границы адекватности, жаждало подтвердить либо опровергнуть. А ещё волновало: настолько ли французские парни изобретательны и нежны, как полагал мир. Но в родном городе и с Денисом я целовалась впервые. Так что наш поцелуй засчитывался первым, поскольку факторов предостаточно.

Ласки оборвались слишком рано, Ден обхватил моё лицо и обжёг не губами, а словами:

– Кать, давай уйдём отсюда.

В голове колокольный звон, под который моё тело крутило сальто-мортале. Когда тёмно-карий взгляд проникал в сердце, я не смела даже моргнуть:

– С тобой? – это единственное, что меня волновало. Неважно куда, главное – с ним.

– Со мной. Только ты и я.

«Что выберешь: помощь зала, звонок подруге или подаришь “цветочек” мужу в брачную ночь?» – внутренняя ехидна издевалась надо мной. Но мне посчастливилось схватить мечту не за хвост, а прикарманить тушу целиком.

– Пошли.

Он переплёл наши пальцы и больше не отпускал. Перед уходом мы поднялись наверх, чтобы я попрощалась с подругами. Алиса сидела на коленях Лео, и парочка самозабвенно целовалась, как мы с Денисом недавно.

– Алиса, – тронула её за плечо, – я ухожу.

– Куда? Зачем?

Подруга посмотрела на меня серым туманом, и я усомнилась, что она видела кого-то кроме Лео.

– Я с… – кивнула на Дениса, – вы сами доберётесь домой?

– Пф, конечно. – В подкрепление слов она махнула рукой.

На всякий случай я напомнила Лео, чтобы не забыл позвонить водителю. Беспокойство за друзей колебало решимость уйти, но Лео не употреблял спиртного никогда, поэтому я понадеялась на его здравомыслие. Алиса же за вечер попробовала пару коктейлей, но пьянела не от них. Просто я случайно заметила, как рука Лео выбралась из-под её короткой юбки.

Когда мы с Деном наконец вышли на улицу, я не могла насытиться прохладной свежестью. Казалось, что перестала дышать с первой минуты нашей встречи. Мыслей в голове было так много и скорость, с которой они думались приближалась к сверхзвуковой. Я не успевала проанализировать одну, когда на неё наслаивалась другая. Сегодняшний день уже стал наисчастливейшим для меня, но обещал превратиться в незабываемый.

Я уходила с парнем в ночь, мечтая и страшась того, что он возможно сделает со мной. Но это же Ден! Тот самый из моих снов. Тот которому в своих фантазиях я разрешала всё, а собиралась позволить больше.

– Катя. – Он развернул меня лицом к себе. Дотронулся до подбородка и огладил подушечкой пальца нижнюю губу. – Проголодалась? Поедем перекусим чего-нибудь?

Слова застряли в горле, сил хватило только на то, чтобы кивнуть. А через мгновение мы снова целовались. Приехало такси и наши губы разомкнулись, разумеется под аккомпанемент моего недовольного ворчания. Ден озвучил водителю адрес, но я не слышала названия улиц. Его губам место на моих. Если Денис прерывал наши ласки, я тянула его за грудки, цепляясь за футболку. Тогда он стискивал меня в объятиях своими мощными ручищами, а после целовал, целовал, целовал…

Глава 4

3 года спустя или чуть меньше.

– Доброе утро, котёнок, пора просыпаться. – Горячие ладони под покрывалом оглаживали ягодицы, сжимая иногда сильно или едва заметно.

Вставать не хотелось, утреннее солнце слепило, тело млело, вспоминая вчерашний вечер, и предвкушало, чувствуя зарождающий жар между бёдер сейчас. Из-за горизонта выглядывала преддипломная гильотина, а в постели уютно, безмятежно, тепло… о, пардон, жарко…

– Мр-р. – Я повернулась к нарушителю сна: – Доброе утро. Ты давно встал?

– Полчаса назад и не только я. – Уверенным жестом моя ладошка оказалась приложена туда, где стояло то, что и должно по утрам у крепкого, выносливого, божественно сложенного молодого парня.

Жар усиливался, я охотно позволила своей маленькой ладони скользить по мощному стволу, а сухая, мозолистая накрыла сверху. Оказываясь возле крупной головки, я успевала пройтись по навершию подушечкой большого пальца, что вызывало сдавленные басовитые стоны. А я широко улыбалась, иногда облизывалась. Неожиданный бутерброд с моей зажатой рукой посередине взбудоражил, особенного я не делала, но стоны и шипение поднимали самооценку, словно от меня одной зависела их громкость. Он сам сжимал мою ладонь так, как ему нравилось, ускоряя или замедляя наши слаженные движения.

– Катёна, я не выдержу. Пошли в душ.

Шевелиться всё ещё лень, кровать идеально подходящее место для горизонтального положения и минимальных энергозатрат с моей стороны. Но моя рука, которая вот только нежила что-то шелковистое, каменное и несгибаемое, оказалась вероломно пленённой. Я была грубо сдёрнута с кровати, что голые пятки скользили по паркету не поспевая, мой похититель не церемонился и не обращал внимания на возмущённые вопли. Он нетерпеливо впихнул меня в душевую кабину и собственным телом перегородил выход и единственный путь к отступлению.

Зато пока он настраивал температуру воды, я изучала языком крепкую грудь, изредка задевая коричневые пятнышки сосков.

– Не балуйся. – Мужчина торопился, от него раздавались сдавленные ругательства, но замирал, когда я губами обхватывала сжавшиеся камешки, а последующие громкие звуки от него с лихвой компенсировали раннее пробуждение и похищение из кровати.

Мне было сложно удержать свои руки не на члене, который поутру казался безупречным, восхитительным творением природы. Мои губы … они тоже мечтали испробовать совершенство на вкус, даже несмотря на то, что он был знаком давно и полюбился. Воспользовавшись минутной заминкой, я опустилась на колени. Мускусный аромат забивался в ноздри и почти ощущался на языке, я вовсю фантазировала как обхвачу…

– Плохой котёнок. – Кисти рук снова в плену, а через мгновение я стояла на ногах спиной к мужчине, упираясь ладонями в холодную плитку цвета морской волны, который темнел до синевы, светлел до едва голубого или менялся до изумрудного, создавая узор натуральных волн. Тёплая вода омывала тело, но пожар внизу живота не затухал. Я слизывала капли с губ, и жалела, что не успела попробовать другое.

– Любимый, тебе пора заняться делом. – Моя попка бесстыдно тёрлась о того, кто довёл до кипящего состояния.

– Я бы так и поступил, любимая, но ты сама мне препятствуешь.

– Хм… – Я сильнее вжалась ягодицами в торчащую часть его тела, которой положено быть внутри меня. – Мне казалось, что мои действия расцениваются как способствующие, но никак не препятствующие.

– Ка-тё-на, ты дразнишь.

«Естественно, любимый, до тебя только дошло?»

– А ты помнишь, что случается после, мм? – его пальцы пробрались к бугорку, который жадно пульсировал и требовал ласки. Нежные движения по кругу, затем вниз, чтобы собрать проступившую влагу и вернуться.

– Не-ет… о-о-о, как хорошо… Совсем не помню… Да-а…

Губы жёстко сомкнулись на задней части шеи, лаская грубо, царапая зубами, травмируя нежную кожу. Ну во-от, будет новый засос. Я же предупреждала, чтобы никаких отметин на видных местах. Мне на учёбу в конце концов.

– О-ох. – Скользкие ласки напирали, убыстрялись, воспламеняли, – ещё-о-о… Только не останавливайся.

Два пальца вошли внутрь под углом, что глоток воздуха застрял поперёк горла, а из моих глаз выкатились две слезинки. Подушечка большого надавила на клитор, зубы прикусили шею, и я вытолкнула громкоголосый стон, пока билась крупной дрожью. Низ живота часто сжимался, а я выкрикивала любимое имя.

Пальцы выверенными движениями возносили меня к облакам, прочно удерживая на вершине, пульсация казалась непереносимой, наверно матка скрутилась узлом, но добровольно прекратить мучения было невозможно. Пальцы исчезли, а я не успела даже вздохнуть. Полностью, без остатка, выбивая воздух из лёгких, крепкий член заполнил меня на всю длину. Я вонзила ногти в кафельную плитку, но пальцы скользили. Тогда я поднялась на носочки, чтобы чуть умерить натиск. Волны оргазма бурлили, я кряхтела, головокружительная эйфория не ослабевала.

– О-ох, я больше не могу.

– Чш, котёнок. Ещё как можешь. Не убегай, прижмись попкой.

Мужчина перехватил мои запястья и вытянул вверх, упирая в стену, второй рукой притягивая за талию ближе к себе. Я прогибала спину до ломоты в позвонках, чтобы он тут же вошёл глубже, а я застонала громче.

– Полегче, котёнок, не сжимай, иначе мы закончим слишком быстро.

Быстро? Мне казалось, я не переставала кончать, внутри всё ходило ходуном, будто первый оргазм загостился и отказывался прощаться. Я не могла расслабиться даже если пыталась. Ошеломительный эффект продлённого удовольствия доводил до изнеможения. Наслаждение с каждым движением разгоралось ярче, разбрызгивая пламя вокруг.

Твёрдый член входил установленным ритмом, не сбиваясь, не останавливаясь, я могла только поскуливать, и сильнее выпячивать попу назад. Мышцы одеревенели, и я почти не чувствовала своего тела, кроме дикого, одержимого пожара, сводящего с ума.

Любимый ускорился, вышел на финишную прямую, и я даже обрадовалась, что моё удовольствие покорив недосягаемую высоту, получит наконец передышку. Оргазм – это сладко. Затянувшийся оргазм похож на чистый мёд, царапающий горло. Сверхоргазм – уже приторность, нуждавшаяся в глотке воды.

Мужские бедра впечатались в меня напоследок, замирая. Ладонь освободила запястья, но лишь для того, чтобы нырнуть под мой подрагивающий живот и возобновить острую ласку.

– Ах ты ж чёрт…

– Не ругайся, просто расслабься.

Глумливый смешок опалил ухо, томительные экзекуции не останавливались и мне понадобилась не больше двух минут, чтобы раствориться во взрыве, прокатившемся по каждой клеточке измученного тела. Я не только ослепла, но и временно оглохла. Кровь шумела в ушах, а сердце билось о рёбра. После мы долго обнимались в тишине, которую нарушали сбивчивое дыхание да журчание воды.

– Котёнок, ты как?

Я неохотно открыла глаза, чтобы рассмотреть белозубую ликующую широкую улыбку. Фантастический оргазм полностью смыл ориентиры, в том числе память о собственном имени.

– Кто мы и где мы?

– Планета Земля вызывает Катёну. Я рад, что тебе хорошо, но ты опоздаешь в институт, а я на работу.

Прежде чем остаться в одиночестве, я удостоилась томного бархатистого поцелуя.

– Изверг, сам довёл до умопомрачения и сам сбежал. А что делать мне? – Поскольку стоять без поддержки и не шататься получалось плохо, пришлось опереться о стену.

– Ворчунья. – Вихрастая светлая голова заглянула обратно в ванную комнату, явила подвижную физиономию и выдала короткую, ёмкую фразу: – Пока ты моешься, я организую завтрак. – И окончательно исчезла.

Готовка – самое нудное занятие после мытья полов, только поэтому я свернула брюзжание. Удовольствие постепенно скрывалось за дымкой, я горела пламенем, но не жадным, а спокойным, сытым и уже не дёргалась в конвульсиях.

Пока я завёрнутая в халат и с тюрбаном на голове, цедила апельсиновый сок, сидя за кухонным столом, передо мной появились чашка кофе и тарелка с бутербродами.

– Поешь как следует.

– А я что делаю. – Всё-таки активные движения с утра пораньше – то, что любил Антон, но терпеть не могла я. Заранее проигрышный аргумент для недовольства.

– А ты сидишь и корчишь гримасы. Но точно не завтракаешь.

– Остынь папочка.

– А ну цыц, иначе вечером отшлёпаю чью-то непослушную попу. – Прозвучало от него угрозой, но я хихикнула.

– Ещё посмотрим кто кого отшлёпает.

Не нарываться – не получалось никогда. Глядя на Антона, я ловила себя на мысли, что мне его мало. Полчаса назад мы сношались хуже кроликов, а сейчас я с трудом представляла, как дождусь его возвращения с работы. Моя провокация осталась без ответа.

– Чем займёшься после института?

В отличие от меня он поглощал один бутерброд за другим, прихлёбывая ароматный кофе.

– Хотела съездить на квартиру, проверить почту и посмотреть всё ли в порядке.

– У соседки снизу кажется есть твой телефон. Она бы позвонила.

– Я знаю. Просто на всякий случай. Хочу убедиться.

– Ты помнишь, что на выходных мы едем к моим на обед?

– Такое вряд ли забудешь.

– Не трусь. Ничего страшного не случится. Родители как правило не кусают молоденьких голубоглазых девочек.

– А кого они кусают?

– Вечером точно отшлёпаю. – Из-под насупленных светлых бровей сверкнул недовольный взгляд.

– Жду не дождусь.

Антон расправился с завтраком быстрее и складывал грязную посуду в раковину:

– Тебе придётся ехать самой. Я уже опаздываю.

– Ничего страшного. Я не такая уж беспомощная, чтобы не добраться в институт.

– Если бы ты не дрыхла, как сурок, то мы бы везде успели.

С этим было легко поспорить, потому что редкое утро проходило без спешки, и причина крылась не во мне одной. Я застала Антона в коридоре, он обувался. Рассовав по карманам ключи, телефон и портмоне он обернулся и раскрыл объятия. Прильнув к мягким губам, я вдохнула яркий кофейный аромат. Но поцелуй оказался слишком ко́роток, Антон меня отстранил:

– Сегодня встреча с новым заказчиком, мне нельзя опаздывать.

– Тебе всегда нельзя. – Если что, губы надулись сами, не виноватая я. Расставаться по утрам непросто, даже угроза собственного опоздания не пугала. Все вечера и ночи принадлежали нам, но мне всё равно не хватало.

– Катёна, не капризничай. Я же не начальник, чтобы приходить, когда вздумается. Вот дорасту до директора, тогда сможешь требовать. Сейчас же придётся подстраиваться. – Антон нежно чмокнул меня в нос.

– Ну когда-нибудь ты им станешь, и мы будем валяться в постели до обеда.

На прощанье он поцеловал ещё разок, притягивая мой затылок одной рукой, но поцелуй вышел не таким глубоким, как хотелось.

Мне тоже следовало поторопиться. Предстоящие экзамены и подготовка к ним за последний месяц потрепали нервы прилично. Учитывая, что я параллельно училась в парижском универе. Хорошо, что те экзамены я сдала заранее, раньше установленного срока. Иначе от перегрузки можно было элементарно «затеряться в каком-нибудь психоделическом лесу и уже не вернуться».

Антон терпеливо относился к моему решению закончить один вуз для мамы, второй – для себя. Следил за графиком экзаменов, требовал соблюдать распорядок дня, заставлял учить конспекты и даже помогал с теми, что на русском языке. Но такие были в меньшинстве…

Погода стояла почти летняя, май месяц радовал не серыми тучами с непрерывными дождями, когда три дня с неба извергалась вода сплошным потоком, затем на сутки распогодилось, и следом новое трёхдневное обрушение вод. Что на моей памяти происходило наверно каждый год, но не в этот раз. Жёлтое солнце огибало ватные пушистые облака, небо переливалось насыщенным голубым, напоминая глаза Антона. Тёплый ветер ласкал щёки, и я пожалела, что надела избитые джинсы с курткой. Пришла пора вспомнить, что я девушка, и достать из чехлов платья. Когда мои ноги оплетали юбки из струящейся ткани, Антон распалялся за один брошенный взгляд, но если я выбирала мини – он не смотрел, тогда он делал то же самое, что сегодня утром, предыдущей ночью и предшествующие полтысячи дней.

Глава 5

Почтовых уведомлений за три месяца – с моего последнего визита в нашу с мамой квартиру – скопилось предостаточно. Окна распахнуты настежь, тюль шевелился ветерком. Я больше предавалась мечтам, чем разбирала письма. Телефонный звонок не отвлекал ни от чего.

– Антош, привет. – Мы расстались утром, но здоровались при каждом звонке.

– Привет, Катёна. Как дела, ты где?

– Нормально. Я в квартире.

– Сходим вечером в кино?

– Давай. А ужинать ты когда собираешься: до или после?

– После вместе поужинаем. Если у тебя нет других планов.

– Разумеется нет, откуда им взяться. Но ты весь день на работе, голодный.

– В отличие от тебя, я не забываю поесть. Ты обедала?

Я притихла. Чем-чем, а прозорливостью мой любимый обладал колоссальной. Или просто успел меня изучить.

– Что и требовалась доказать. Я как раз пообедал, а ты нет. Так нельзя, Катён. Свалишься на экзамене в обморок от истощения и всё. Что и кому тогда докажешь?

– Не ругайся. Сейчас закончу здесь и пообедаю.

– Мама звонила. Напомнила, что они с отцом ждут нас в субботу. И похвасталась праздничным меню, составленным, между прочим, специально к твоему приезду, чтобы порадовать.

Любое упоминание мамы или обоих родителей Антона приводили меня в одно и то же состояние. Сегодняшний день не исключение. Я обливалась липким потом, губы подрагивали, рот беспомощно открывался-закрывался, но звуки не вылетали.

– Чего молчишь, трусиха? Кстати, ты выбор колец доверишь мне или предпочитаешь сама.

– К-каких колец, Ан-тон? – вздрагивала не только я, но и слова.

– Обручальных, понятное дело.

– Мм, а зачем нам кольца? – Сердце одним ударом с силой било в грудь и замирало, но вскоре возвращалось к учащённому ритму до нового пробивного удара.

– Носить.

– А мы их будем носить?

– Катёна, не тупи. Мы давно живём вместе, в выходные ты знакомишься с моими родителям, твоя мама от меня в восторге, понятно же для чего нам кольца.

Я наконец убедилась, что он не шутил, только понимания это не добавило.

– Антош, вообще-то, прежде чем покупать кольца, стоило поинтересоваться у девушки готова ли она к смене статуса.

– А ты разве не согласна?

Антон не собирался упрощать мне жизнь. Но видимо молчание затянулось:

– Я так понял, что нет.

– Ты спрашиваешь согласна ли я выйти за тебя замуж?

– Ну да.

– По телефону?

– Да… а что?

– Антон! – если бы его имя можно было прорычать, я это сделала. – Антон! – и ещё несколько раз.

– Катёна, ну что ты… как ребёнок. Встретимся вечером и обсудим, хорошо?

– Что мы будем обсуждать? Как ты мне предложение по телефону делал?

– Катюш, – он никогда не окликнул бы меня по имени. Поскольку с первых дней знакомства использовал выдуманное им самим же прозвище – скрестив Катю и котёнка у Антона получилась Катёна. А если он назвал меня иначе, следовало заранее готовиться к сюрпризу. Но хорошему или плохому я не сообразила, крепко увязнув в болоте растерянности. – Я тебя люблю. Очень.

Признание получилось искренним и трогательным. Вовсе не страстным, нетерпеливым или требующим ответных слов. Оно показалось неожиданно добрым, с таким скорее обращались к ребёнку или домашнему питомцу. Я вроде ни то, ни другое, однако слёзы умиления навернулись.

– Я тебя тоже люблю.

– Это главное. Правда?

– Угу. – Из меня прорывались всхлипы, и я поторопилась заткнуть рот кулаком.

– Тогда до вечера. Встретимся перед входом в кинотеатр. Не опаздывай.

Отложив телефон, я долго сидела на диване в гостиной, застывшим взглядом прослеживая шевеление тюля в проёме окна. С востока тянулись клочковатые облака, но ветер, что чабан, подгонял их злобными тычками, тогда они спотыкались, объединялись в стадо, образуя одно большое облако, но ветер всё равно был сильней. Изумрудно-серебристые макушки тополей шелестели и кланялись вслед трусливым облакам.

Глядя сквозь окно, я представляла, как мама прошлым вечером встречала Пьера с работы. Они непременно бы обнялись, едва мужчина переступил порог, и поцеловались тут же у входной двери. Затем она звонко смеялась и раскладывала по тарелкам пасту с морепродуктами, её любимую. Они ели, пили вино, шутили, примостившись на узком балкончике, что два воробья на жерди, и смотрели на яркие лучи Эйфелевой башни, рассекающие небесное покрывало на треугольные лоскуты, или как множество огней складывались в неповторимые, диковинные узоры, окрашенные в национальные цвета. После ужина сначала он целовал её кисть, затем вставал, чтобы чмокнуть щёку, или касался губами виска, замирая на несколько вдохов. Насыщаясь цветочным парфюмом и близостью. Пьер сам относил грязную посуду на кухню, а после они сидели в обнимку на диване и шептались, попивая вино. Мама с Пьером стала счастливой.

Воображаемая сочная картина меняла ракурсы, я видела женское волнистое каре и смуглые пальцы Пьера между светлыми локонами. Он часами перебирал мамины пряди и не уставал. Мне казалось я тоже рядом с ними, там, в их Париже, поужинаю, а после поеду в… да куда угодно… За один год с Алисой мы побывали во множестве мест, воспоминания о большинстве которых парижане схоронили в прабабушкиных деревянных сундуках. Может мы вновь нагрянем в Латинский квартал. «Полидор» с запахом архаичности всегда встречал радушием и ценами без апломба. Его состаренная потёртая с выбоинами деревянная мебель заставляла гадать о возрасте, на вид не меньше, чем самому ресторану. С Алисой мы отполировали не один стул. Так странно смотреть на то, что существовало и видело то, что ты никогда не узнаешь, не дотронешься, не постигнешь. Кто-то обессмертил «Полидор» в книгах, но он будто не нуждался в помощи жалких потуг человечишек. Вопреки всему он просто был. Нечто фундаментальное, постоянное, принимаемое за факт, что не должно и не изменится, как бы не менялся мир вокруг и как бы в своей агрессии ни сходили с ума люди. Мы с Алисой могли сколько угодно натирать дерево ладонями в настоящем, но прошлое ускользало быстрее тикающих секунд. Станется я загляну на огонёк, чтобы отметить двухсотлетие ресторана. Если к знаменательному юбилею не растеряю желание выходить из дома…, или в принципе буду способна ходить (то, что ресторан «Полидор» будет стоять на прежнем месте, так же как сегодня, вчера, 100 лет назад и 100 лет вперёд не вызывало сомнений).

Только зачем мне Париж с мамой и друзьями, если здесь дома меня ждал Антон. Искристые тёмно-голубые глаза изо дня в день смотрели открыто и с нескончаемым обожанием. Восхищение, исходящее от него, наполняло меня не только ответными чувствами, а прежде всего верой, что я ценна сама по себе (без купона на скидку и сезонной распродажи, без идиотского дня «Чёрной Пятницы» или сатанинской даты, переплюнувшей три шестёрки – 11.11.) Он научил верить в себя, потому что сам не сомневался во мне. То время, что мы вместе, промелькнуло будто один день. Я уже не представляла нас порознь.

Если бы не знакомство с родителями…

Неизвестность как таковая не страшила, хотя именно это качество легко применялось к любой характеристике предстоящих смотрин. Меня пугало, что – в лучшем случае – к окончанию застолья они сочтут меня недостойной партией, а что намного хуже – появится повод нас разлучить. Сложно сказать был ли Антон тем самым. Но закрывая глаза не получалось заменить его кем-то другим. Порою мне казалось, что я слишком сильно привязалась, чего делать скорей всего не стоило (как будто чувства поддавались дрессировке. В принципе почему нет, но сколько лет жизни – непоправимо обесцениваясь – растратятся на дело с нулевыми перспективами). А сегодня Антон рассуждал о брачных кольцах, как о безусловной ясности, будто мы обсуждали тему брака не меньше сотни раз. В реальности же мы не строили планов дальше летнего отпуска.

Так странно. Или волнительно.

Лишь бы родители не настроили его против меня. При всём желании окрестить меня побирушкой или приживалкой довольно сложно. Заказы на переводы не истощались, чтобы не сидеть на шее мамы с отчимом я подрабатывала с первых дней своего возвращения. Мама оформила дарственную на квартиру, так что я невеста с приданым. Антон… подающий надежды компьютерный гений, кибербезопасность из школьного увлечения превратилась в страсть и профессию. Только имелась одна такая немаленькая загвоздка, почти гвоздище… отец Антона – доктор физико-математических наук, с бесконечным шлейфом признаний и регалий. Профессор, академик, член чего-то по вселенским масштабам важного, архиумного, секретно-уникального в Москве, с таким перечнем достижений и наград, что мой покупной список рождественских и новогодних подарков многочисленным друзьям и знакомым окажется по размеру не больше стандартного стикера. Мама же Антона всю свою жизнь посвятила семье: мужу и единственному, обожаемому сыну. И тут заявлюсь я, простая девочка Катя, переводчик с французского.

Понятно, что любые родители хотели для своего ребёнка лучшего будущего. Только о лучшем или уровне лучшего у нас могли и были разные представления. Вот если бы в своё время я догадалась выучить китайский… наверно по-другому сложился разговор. В общем ясно было одно, знание французского вряд ли будет считаться достижением в глазах доктора наук и его жены, интеллигенция и эрудированность которых спокойно растянется до Луны, обогнёт её и вернётся на Землю. И как во всё это впишется девочка Катя – большой вопрос.

Глава 6

Вечером я приехала к кинотеатру гораздо раньше Антона. Нервы до сих пор не успокоились, и задирая нос к небу – вдруг на пять сантиметров выше воздух свежее – я подставлялась под охлаждённый ветерок. Вдох через нос, выдох через рот не меньше десяти раз. Специально подобранный шаг улитки погружал в размышления.

– Катюха, здоро́во!

Громкий и знакомый голос, окликнувший со спины, заставил обернуться. Заплетённые в косу волосы хлестанули по подбородку, настолько резким было движение.

– Привет, Денис. Как поживаешь?

– Нормально. Иду, смотрю и гадаю: ты или нет. Специально подошёл ближе, а это ты. – Добродушное лицо расплылось в улыбке, но меня улыбаться не тянуло.

– Как дела? – кажется, я уже спрашивала.

– Без тебя всё не так. Ну, ты же знаешь. – Он пятернёй почесал затылок, улыбка сменилась озадаченностью.

– Ден, – внутри меня моментально зародился протест, – мы же договорились обо всём. Тебе налево, мне направо, как говорится – расходимся бортами.

– Почему если я, то сразу налево, – он как будто обиделся или сделал вид.

– Хорошо, ты направо, я налево. Это образно, понимаешь?

– Чего это я не понимаю. Отлично понимаю. Ты вон какая фифа стала. Куда уж мне до тебя…

– Денис, перестань. Я никогда не считала тебя хуже. Ты сам навыдумывал глупости.

– А чего тогда бросила меня, Катюх?

– Денис. Прошу. Ну сколько можно? Столько времени прошло. К тому же у тебя всегда хватало поклонниц.

– Да я любую пошлю ради тебя. Катюх, возвращайся. Ты же знаешь. Я налево не ходок. Не пью, не курю, зарплату приношу, чего тебе не хватает?

Любви мне не хватало, Денис, любви. Но разве ему объяснишь?

– Я уверена, что рано или поздно ты обязательно встретишь достойную девушку. А мы… можем остаться друзьями.

– Сдурела? Какими на фиг друзьями. Это когда типа встречаются, чтобы переспать, а после разбегаются? Такими друзьями?!

Я поморщилась и завертела головой в поисках Антона. Быстрее бы он приехал, в его присутствии Денис не станет меня донимать.

– Кого-то ждёшь? – голос бывшего друга переменился. Хотя с чего бы. Мы расстались. Не так чтобы тихо, тем не менее разбежались окончательно. Были и скандалы, и громкие выяснения, даже секс по дружбе, один… хм, максимум два раза (Денис отказывался признать поражение, а я ведь не железная. Его влияние на меня в ту пору было заметным). В итоге он не придумал ничего лучше и сделал предложение. Будто замужество могло заставить меня снова его полюбить.

Парни – странный народ, зачастую они думали, мол позвал замуж и всё, осчастливил тетёху, и теперь до конца дней он, который жених, обеспечен покладистой, закрывающей глаза на все огрехи влюблённой дурочкой. Мужики испокон веков опасались брака, как чуму. Но низкий поклон феминизму, в наши дни не редкость встретить девушку, улизнувшую из-под венца в самый последний момент, теряющую на бегу туфли и оглядывающуюся назад с перекошенным ужасом лицом. Я в школьные годы пару раз видела, проходя мимо ЗАГСа, светопреставление с битьём виноватой физиономии букетом шипастых роз. Что тут скажешь… на ругань молодых можно было смотреть так же бесконечно долго, как на огонь. В подобные минуты высший смысл жизни постигался ускоренным курсом, поставленным на перемотку.

То, что брак не панацея от проблем, женщины поняли гораздо быстрее мужчин.

– Я люблю тебя, Катюх. Не получилось разлюбить.

Отвернувшись, я протяжно вдохнула и тоскливо выдохнула. Скорбное выражение лица с гневными чёрными всполохами в глазах напоминали мне о том, что я предательница. Будто выбросила 10-летнего пса, которого взяла слепым щенком, на улицу, растоптав годы дружбы, преданности, общих игр, дурачеств, прогулок в дождь и вьюгу. Но мы встречались с Денисом меньше года. И что мне было делать? Выходить замуж «потому, что позвали» и всю жизнь стирать промасленную робу, воняющую бензином до рвоты? Рожать детей «потому, что надо» и отстирывать детские вещи от мазутных чёрных пятен. Чтобы, прожив полжизни с нелюбимым, к сорока осознать, что «какого чёрта, блин, на фиг!» Развод, одинокая старость, внуки по выходным… Стоп, что-то я разошлась.

– Денис, как долго ты собираешься трепать нервы нам обоим? Лучше сразу озвучь сроки, чтобы я как-то подготовилась, что ли.

– Я люблю тебя.

– Но я не люблю тебя.

– А раньше говорила, что любишь.

– Я и любила раньше. Просто это были подростковые чувства, понимаешь? Я любила тебя лет с тринадцати наверно. А потом мы просто выросли, Ден. Так бывает.

– Да ни черта так не бывает. Ты либо любишь человека, либо нет. Если любила раньше, значит, не могла просто взять и разлюбить. И я тебе это докажу.

– Денис, – он что-то задумал? Потемневшие глаза блестели чем-то одержимо-упрямым. Но я узнала о его намерениях слишком поздно: – Что ты собрался…

А в следующее мгновение ко мне прижимались губы, которые до сих пор не стёрлись из памяти. Мягкие, властные, сочные и… не чужие.

Он удерживал лицо ладонями и поедал меня. Я часто замолотила кулаками по плечам, но Денис не дрогнул. Держал меня и целовал так, как хотел. Соскучился. Его жадность и глухое рычанье, которое не получилось сдержать, читались открытой книгой, и в мыслях я улыбнулась. Денис продолжал хозяйничать у меня во рту, словно мы не расставались, словно я до сих пор была его девушкой, а он тем самым парнем, которого я любила так долго, что не поверила самой себе и ужаснулась, когда осознала, что любовь прошла.

Какое-то время я продолжала молотить его, но с каждым взмахом мои движения становились более вялыми. Шальная мысль промелькнула: может он быстрее остановится, если не вырываться. Это же Ден. Ничего плохого он бы не сделал. Когда моё сопротивление иссякло, то спустя несколько минут Денис отстранился, сам. Хотел прижаться ко мне лбом, но я заорала во всю глотку и отпрянула:

– Идиот! Ты что творишь?! Совсем больной, что ли. Я с другим встречаюсь, ты понимаешь, с другим. Я его люблю, не тебя! – выпустив гневный пар, я повернулась спиной и вытерла мокрые губы тыльной стороной ладони. Этого мне показалось мало, я сплюнула в сторону и снова протёрла губы. Мне не было противно, за время наших свиданий мы обменялись всякими жидкостями наших тел, измеримых наверно литрами. Но это было раньше… Сейчас Денис скорее злил.

Что-то засвербело во лбу, какая-то маленькая точка, я бы подумала, когда наводят лазерный прицел, но у меня скорей всего глюки. Я подняла взгляд, только в ту же секунду матка рухнула вниз, а стук сердца оборвался. В таких случаях принято говорить – время остановилось. Не уверена, что с точки зрения науки фраза сколько-нибудь содержательна, но ощущения были похожими. Мы двое посреди пустоты. Я хотела разорвать плотный кокон. Он не казался уютным, настораживал и, честно говоря, пугал. Пустота слишком быстро заполнялась лютой, презрительной болью. Она передавалась через взгляд, за которым не прячась стоял Антон. Всё, что он чувствовал, было устремлено точно на меня. Если нам было суждено утонуть, я буду первой. Погибать молодыми – удел идиотов. Моя же надежда на справедливость придала жизненных сил, и я торопливо шагнула к Антону, чтобы укрыться за его широкой спиной, пережидая, пока взгляд вновь засияет нежностью.

Спрятаться мне никто не позволил, и я, неловко топчась рядом, вымученно блеяла:

– Ты? Давно стоишь?

– Достаточно.

– Милый. Всё не то, чем кажется. – Я первой покраснела от глупых слов.

Что с человечеством не так? Половина людей используют нелепую фразу, поливая бесконечным разнообразием соусов из обстоятельств. Вторая половина – саркастично ржёт, даже не обижаясь.

– Я видел достаточно, чтобы понять, что так, а что нет.

– Это не я. Антош. Он сам. Я не хотела.

– Ты уверена? Выглядело весьма убедительно…

– Если ты всё слышал, значит понял… я ни при чём.

– Катён, – он споткнулся о ласковое прозвище, и его лицо перекосило брезгливостью, – я видел и слышал больше, чем хотел. Можешь не унижаться и не утруждаться, придумывая отговорки. Мне они не нужны.

– Антон, что ты хочешь сказать. Я не понимаю.

– Ты отлично понимаешь.

– Антон. Всё не так. Неправильно. Я с ним не встречаюсь. Мы случайно столкнулись, пока я ждала тебя.

– Я так и понял. Катя, будь добра, сделай для меня кое-что.

– Конечно. Всё что угодно.

– Забери, пожалуйста, от меня свои вещи. Не хотелось бы их выбрасывать.

Я стояла с опущенными руками, отвисшим ртом и оплёванная суровыми словами. То есть как забери свои вещи, а я? Антон напоследок бросил короткое: «счастливо оставаться», словно поиздевался и быстро ушёл.

– Что ты наделал, Денис? – Повернулась к тому, кто был один в ответе за случившийся кошмар. – Как ты мог так со мной поступить? Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты же всё испортил.

– Извини, Катюх я же не знал, что ты того, действительно его любишь.

Что теперь значило его «извини». Слёзы потекли в три ручья быстро, обильно, мокро. Поначалу я утирала их ладонями, но обида оказалась сильнее. Вскоре я рыдала взахлёб, меня утешал Ден, обнимая и гладя по спине. От него пованивало даже сквозь парфюм духом мастерской, но тошнотворный запах успокаивал не хуже, чем объятия.

Глава 7

– Ну хочешь, я его догоню. Он не мог далеко уйти. Догнать? Я быстро бегаю, ты же помнишь. Я его догоню и всё объясню. Кать, чего молчишь?

Мне вспомнилось, что Денис каждое утро уходил на пробежку и возвращался потный, горячий, соблазнительный, и я плакала громче и горше.

– Я даже разрешу вмазать мне разок. Раз виноват, значит, мне отвечать.

– Иди о стену ударься, придурок. Ну кто тебя просил…

– Я же не знал. Кать, ну. Не знал я…

Кто бы сомневался! Когда мне приходилось заведённым попугаем талдычить сотни раз одно и то же, что любовь прошла, не было её у меня и взять не́откуда, разве только взаймы – Денис не знал, не верил, не слышал и ещё тысячу «не» вдогонку. А стоило увидеть соперника, и на него снизошло озарение, с первого долбаного взгляда.

Все мужики – придурки, или это я «везучая»?

– Извини, Кать. Я не думал… Эх, ладно, чего уж там…

Он замолчал, и я получила возможность вволю наплакаться на его широком плече. Косметика наверняка размазалась, и, как назло, в рюкзаке неделю назад закончились салфетки, а я до сих пор не купила свежую пачку.

Кое-как утерев щёки, я опустила голову, почти доставая подбородком груди, чтобы не пугать встречных прохожих, буркнула Денису «пока» и поплелась в сторону дома.

Но что теперь называлось «домом»?

Заученно поворачивать в родной двор и при этом не иметь возможности подняться в квартиру… Нелепо. Я словно чужак без роду и племени, приехала из недружественной страны и с протянутой рукой: «Дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде*».

[* из к/ф Баллада о солдате]

Плюхнувшись на лавочку возле подъезда и прижав к груди рюкзак, я пыталась сообразить, что делать дальше. Расценивать угрозу Антона всерьёз, не получалось. Перед глазами воссоздалось сегодняшнее утро и наш прощальный поцелуй. Пальцы невольно дотронулись до губ, мягкие иголочки и теплота мерещились видением. Поцелуй Дениса же будто не существовал – ни памяти, ни мыслей, ни узнавания. Один досадный эпизод, который исчез, стоило мне отвернуться.

Воспоминания зарядили решимостью, а через несколько минут я сидела на кухне в ожидании. Время шло, Антон не приходил. Я проголодалась, но вести себя по-хозяйски, как было с утра, почему-то не могла. Словно превращусь в нищую бродяжку, если Антон вдруг продолжит ссору и попрекнёт куском хлеба.

Я просто вскипятила чайник и пила мелкими глотками горячую воду, обжигая губы. Раздалась трель сообщения. Чуть не обварившись, я суетливо выудила из кармана джинсов телефон… Мама просила перезвонить. Плечи поникли, глаза защипало, но изменить ход событий я не могла.

Десяток сообщений и столько же неотвеченных звонков от Танюхи. Она надеялась вытащить меня в эти выходные на очередную тусовку. Но мы с Антоном должны были ехать к его родителям, и мне пришлось отказаться. А теперь я не знала – был у меня жених или уже нет.

Входная дверь хлопнула, и следующие секунды оказались самыми страшными. Ожидание, неизвестность, памятное злое лицо Антона – хотелось кричать, чтобы прекратить кошмар. Я сидела за кухонным столом с идеально ровной спиной, немигающим взглядом в сторону дверного проёма и сжимала горячую чашку, обжигающую кожу ладоней, а внутренности трещали, покрываясь толстым льдом.

– Вещи собрала?

Антон прошёл к холодильнику, достал газировку и припал к горлышку, жадно глотая. Кошмар продолжался…

– Какие вещи, Антон? Ты хочешь расстаться из-за недоразумения? Это же смешно.

– Катя, смешно во время выступления клоунов в цирке. Бабушки смеются, когда смотрят по телевизору выступление Петросяна или кого там сейчас показывают. А мне было не смешно. Твоя шутка вроде стендаповых. Настолько ниже пояса, что тянет не рассмеяться, а пойти блевануть.

– Ты говоришь полную ерунду.

– Для тебя возможно. Но не для меня. Слушай. Завтра рано вставать – мне на работу, тебе в институт. Я вызову такси.

– С ума сошёл? Какое к чёрту такси. Ты меня выгоняешь?

– Вовсе нет. Мы просто расстаёмся. Вещи, как я понял, ты не собирала. Без проблем. Давай условимся на субботу. Ты приедешь утром, всё соберёшь, и я даже помогу тебе, спущу их на первый этаж.

Я вертела между покрасневших пальцев чашку и ни черта не понимала. Антон не мог говорить всё то, что сказал. А я не могла расплачиваться за ошибки другого человека. Несколько часов назад мы говорили о свадьбе, сейчас же он выставлял меня вон. Выпитый кипяток собрался в желудке камнем. Я вспомнила, как мы с мамой и её сослуживцами давным-давно ездили летом на речку. Один коренастый, смуглый, с пышными чёрными усами дядечка рыбачил в запруде. Он с трудом выловил огромного сома, причём не удочкой, а широкими, как лопаты, ладонями. Едва удерживая в объятиях скользкого гада, и пока ему на помощь спешили другие дядьки, он просто саданул здоровенным кулачищем сому по темечку. Я стояла рядом и видела, как у несчастной рыбки вращались глаза. Кость у сома крепкая, сотрясение организовать не так-то просто. Дальнейшие действия усатого дяди лучше не вспоминать, вода в желудке забурлила, и тошнота стремительно поползла вверх к самому горлу. Боги, о чём я думала, пока рушилась жизнь. «Я – не сом, я – рыбак», – вдруг поможет? Глубокий вдох перед новой попыткой:

– Из-за чего ты взбеленился, можешь объяснить? Я тебя просто не понимаю. Ден-придурок меня поцеловал, когда я об этом не просила, а наоборот ругалась с ним. А ты вместо того, чтобы дать ему по роже, меня бросаешь? Это как называется, Антон?

– Кать, я не стану встречаться и уж тем более жить с девушкой без моральных принципов.

– То есть я, по-твоему, потаскуха, что ли?

– Заметь, это не я сказал.

– А кто?

– Ка-тя, – потирая лоб, длинно выдохнул Антон и вышел из кухни. Я за ним. Он нашёлся в спальне и уже начал раздеваться. – Я устал. Давай отложим ссору до выходных.

– В субботу мы собирались к твоим родителям.

– Вот даже не заикайся о них, – прошипел он.

Вопреки недавней усталости Антон подскочил ко мне за секунду и встал так близко, что наши носы почти прикасались, и принялся выговаривать яростно, злобно:

– Забудь обо всех «мы», о моих родителях и обо всём остальном. Отныне ты сама по себе, я сам по себе. Можешь бежать к своему первому парню и целовать его сколько захочешь, ко мне не смей приближаться.

– Антон, – писк вышел жалобным. Я не собиралась плакать, но грудь вдруг начала трястись, а вздохи стали свистящими и жадными. – Я же не виновата, что он полез.

Антон заметил выкатившиеся слёзы и отступил на шаг, а я воспользовалась случаем, чтобы утереть влагу. И лишь сейчас вспомнила, что даже не умылась по возвращении в квартиру и ни разу не взглянула в зеркало. Страшно представить, на кого я была похожа.

– Он может и полез первым, Кать, – сказал Антон. И посмотрел на меня с такой обидой и тоской, что моё сердечко болезненно забилось в невидимых варварских тисках. – Но ты целовала его в ответ…

Я молча таращила глаза. Истерика, мысли, слова – всё закончилось в один момент. Я просто не знала, что думать, что говорить. Как расценивать «я целовала Дениса в ответ»? Откуда чёрт побери мне знать. Неужели кому-то под силу определить, как именно целовалась пара? Да что такого особенного можно рассмотреть, когда двое людей прижимались губами, переливали слюни и дышали парами друг друга.

Лично мне для понимания нужны слова, лучше вразумительный набор фраз, ещё лучше крепкий, добротный рассказ с подробными описательными уточнениями. Прикосновения – это дымка, иллюзия, тающая с первым исчезновением самого касания. Исчезая, тепло чужого тела забирает с собой всё, что родилось: влечение, надежды, разочарования, предвкушение, негодование, планы на будущее.

Трогая кого-то, можно думать о сексе (не обязательно с тем, кого целуешь или касаешься), о недавней ссоре (опять-таки с кем угодно), об открытой банке маринованных огурцов в холодильнике, о запахе изо рта – своего или партнёра, о предстоящей защите диплома, о напоминании «не забыть позвонить маме». Думать, говорить, совершать поступки, целовать или щупать кого-то – настолько несовместимые понятия, что ставить между ними знак равенства… невозможно.

Брови хмурились, что я потёрла морщинку на переносице, но ничего дельного в голову не приходило.

– Такси вызвать или сама справишься?

– Сама, – ответила Антону на автомате, без раздумий. Потому что в голове крутился поцелуй с Денисом и мне никак не удавалось припомнить, чувствовала ли я что-то в тот момент.

Я очнулась из ступора, когда оказалась на улице. Город накрыла ночь, фонарь хорошо освещал дорожку к подъезду, но кто бы пролил свет на события? Снова села на лавочку и похлопала по карманам джинсовой куртки. Ключи от квартиры Антона остались в ключнице на крючке. Я повесила их выверенным до автоматизма действием. Зато отыскала ключи от собственной квартиры. Иначе пришлось бы унизительно возвращаться к Антону.

Всю ночь я не сомкнула глаз, прокручивая на повторе сцену с Денисом и последующую реакцию Антона. Но так и не поняла – где, в каком месте повела себя неправильно. Лекции в институте прошли мимо. На телефонные звонки я не отвечала, потому что ждала одного-единственного. Но тот, кто был нужен больше всех, не звонил.

До утра субботы оставалось полтора дня. Только как их прожить, если каждые десять минут я проверяла телефон, чтобы убедиться – сообщений нет, пропущенных звонков тем более. Антон не вёл страницы в социальных сетях. Он вообще считал опубликованную на добровольных началах личную жизнь на дурацких страничках, с дурацкими постами о том, кто, как, где и кого, в каких позах и как часто, величайшей глупостью. Мы переписывались в личном чате, я знала, что у него есть ещё один для коллег и единомышленников, но мне вход был закрыт в сопровождении банальных объяснений – это по работе, там скука смертная и десятиэтажный отборный мат.

Я набрала сообщение «Привет, скучаю». Стёрла. Он ответит – сходи поцелуй Дениса, чтобы развеяться. «Привет, как дела?» – стёрла ещё быстрее. Зачем я буду что-то писать, если человек послал меня прямым текстом. Да пошёл он! Ну подумаешь, парень бросил, с кем не бывает. Раз в жизни случалось с каждым, в крайнем случае через одного.

Тем же вечером.

– Ма-ам, я не могу без него… У-у-у, люблю я его, понимаешь?

Больше часа я выла белугой, а мама елозила по монитору своего ноутбука пальцами, пытаясь дотянуться до меня, чтобы обнять, поддержать и утереть слёзы… Или врезать как следует.

– Доченька. Я очень хорошо тебя понимаю. Милая, все люди проходят через влюблённость и расставания. Нет на земле человека, кого миновала бы эта участь. Надо потерпеть.

– А как терпеть, ма-ам? – Я протёрла свой ноутбук салфеткой, потому что он перепачкался мокрыми разводами.

– Ох, Катюш. Как-как, обычно терпеть. Так же, как все терпят. У тебя экзамены скоро, выпускные. Помнишь?

– Да ну их эти экзамены. Надоело. К чёрту учёбу, к чёрту всех.

– Ты мне психи не показывай. Мы с тобой как договаривались? Ты лично обещала и на колени падала, что закончишь два вуза. А теперь в кусты? Подумаешь, парень тебя не понял, и что с того… Из-за такого же обалдуя, как ты сама, отправишь свою жизнь на помойку? Чего стоят обещания, если с первыми трудностями ты поджимаешь лапки и сдаёшься.

– Ничего себе первые… Я не сплю, не ем, а только и делаю, что учусь. Читаю, зубрю, снова читаю, снова зубрю. И никто не задумывается, какой ценой мне это даётся.

– Ой, брось. О цене заговорила. На парня времени хватало, и ты не жаловалась.

– Он не мешал.

– Ну-ну. Мне-то не ври. Скажи ещё, что вы от зари до зари книги читали да о высоких материях рассуждали.

– Не скажу. Но Антон всегда интересовался моими успехами и помогал чем мог. Ночью даже бутерброды готовил и кофе варил. – Недавно закончившиеся слёзы потекли с новой силой. – У-у-у, ма-ам, он мне раньше кофе в постель, а теперь «забирай свои вещи». Ма-а-ам!

– Тише дочка. Соседей всех перепугаешь воплями. Ну, будет. Знаю, тебе тяжело. Но надо держаться. Ты же у меня вон какая сильная выросла. А ещё умница, красавица. Я тобой очень горжусь. И Пьер тобой гордится. Он всем коллегам рассказывает какая у него падчерица золотая.

– Толку-то. Антон не считает, что я золотая. Небось змеёй подколодной называет теперь. А раньше котёнком называл.

– Значит так. Раз ты не в состоянии взять себя в руки, я вылетаю первым рейсом. Соберём твои вещи, съездим в деканат, попробуем договориться об отсрочке экзаменов. И вернёмся вместе в Париж. Встретишься здесь с друзьями, развеешься, и жизнь наладится. Решено. Давай прощаться. Я побегу собираться.

– А? Что? Куда?

– Не думаю, что возникнут проблемы с билетами. В крайнем случае полечу лоукостером.

– Мам, ты, конечно, приезжай, я тебе всегда рада. Но не поеду с тобой, ты только не обижайся.

Я неловко вытирала влагу под носом и ругала себя последними словами.

– Ну и что тебе делать одной? Мы с Пьером поддержим тебя, с нами всяко полегче будет, а там по тебе никто не скучает.

«А вдруг… Вдруг кто-то всё же скучает…, и мы помиримся».

– У меня есть Танюха.

– Тоже мне. Здесь у тебя друзей побольше, чем одна Танюха.

– Нет, мам. Не поеду. – Угроза переезда к маме моментально приструнила истерику. Рыдания закончились, и голова соображала гораздо быстрее. – Я столько готовилась. Осталось совсем чуть-чуть, закрою бакалавра и приеду.

– Точно? Не обманываешь?

– Как думаешь, Пьер найдёт для меня работу?

– Уже нашёл.

– Шутишь? Когда успел.

– Я же говорю, что он перед друзьями и коллегами без устали хвастает, какая ты молодчина. Так что без работы не останешься.

Последняя новость взбодрила особенно сильно. В родном городе я перебивалась переводами, но хотелось чего-то более глобального и постоянного, и хорошо оплачиваемого.

– Передай ему привет.

Мне пришлось несколько раз клятвенно заверить маму, что непременно прилечу после вручения диплома. И я поставила в памяти о-очень жирную галочку, двойную, нет тройную – больше никогда и ни при каких обстоятельствах не звонить маме, если я в истерике.

Глава 8

Суббота. День 3.

– Доброе утро. Я внизу, откроешь? – предупредила Антона по телефону, а через несколько минут с порога меня окутал плотный кофейный аромат. Во рту скопилась слюна, потому что из-за нервов я не позавтракала. Антон не расщедрился на приветствие, только глянул вскользь и пробурчал:

– Можешь не торопиться. Если что, я на кухне.

Жалкая надежда на то, что он изменит сомнительное в своей принципиальности решение, сдохла тут же. Глаза снова на мокром месте. Со дня нашей ссоры они толком не просыхали, успев выплакать, должно быть глубоководное море. Я понуро поплелась в спальню.

Ну что сказать, он точно не шутил и не передумал… Возле встроенного шкафа рядами теснились пустые картонные коробки.

– Да что ты за человек такой? – воскликнула я и ворвалась на кухню. Лицо полыхало бессильным гневом и несправедливостью. Я прижала ладони к щекам, чтобы остудить, но не помогало.

Антон же смотрел как-то безучастно, немного устало, тёмно-голубые глаза не зажигались при взгляде на меня. Тарелка с крошками возле раковины, на кухонном столе рядом с Антоном одинокая синяя кружка. Он никак не среагировал на моё появление. Словно я пшик, газовое облачко, дунь и нет.

– Ты даже не поленился и коробки притащил, чтобы от меня быстрее избавиться.

Скривив неприятную гримасу, из-за чего уголки губ некрасиво поползли вниз, он хотя бы перестал молчать:

– А куда ты собиралась складывать вещи? Вытаскивала бы из такси десятки пакетов и пёрла по лестнице? Если тебе так удобней, то, пожалуйста. Я хотел как лучше. Доплатишь таксисту, чтобы помог, или можно вызвать грузовое такси.

Ни разу в жизни, даже в разлуке с мамой, когда накатывала отчаянная тоска, что вой на луну казался спасением, я не чувствовала себя более одинокой, чем сейчас, стоя посреди кухни с опущенными руками, а неподалёку сидел Антон. Если бы на завтра назначили апокалипсис, наверно я бы не расстроилась, а вздохнула чуточку облегчённо. Мне, безусловно, жаль всех живых существ, включая простейших амёб, но переживать леденящее одиночество несоизмеримо сложнее. Почему мы с Антоном рассуждали, как лучше перевезти моё барахло, когда должны были говорить совсем о другом. Хотя бы про его нелепое предложение руки и сердца по телефону.

– Если ты хочешь как лучше, тогда поговори со мной. А ты приносишь пустые коробки, которые мало помогают с диалогом. Или «с глаз долой из сердца вон», так, Антон?

– Катя, мы обсудили всё, что требовалось. Я отлично понимаю твоё желание прогнать одну и ту же тему по десятому или сотому разу. Но я привык понимать с первого. Мне всё ясно. Осталось дождаться, когда до тебя тоже дойдёт. Только просветление ты встретишь у себя.

Обидные слёзы как по команде вновь заструились. Я не плакала, не истерила, словно какой-то невидимый кран поворачивался, и два ручейка текли без моего участия. Антон не скрывал досады. Он бросал на меня короткие взгляды и сразу отворачивался. Рассматривал кружку с недопитым кофе, смотрел в окно, даже чёрно-белую плитку на кухонном полу он разглядывал дольше, чем меня.

– Давай без мелодрам. Никто не умер, чтобы устраивать концерты.

– Эгоистичный придурок.

От обиды хотелось не плакать, а разгромить к чертям его супердорогой, супермощный компьютер – лишить его самого дорого и важного, чем он действительно дорожил. Чтобы хоть на краткий миг ревнивый чурбан прочувствовал, какой могла быть настоящая боль, а не ущемлённое самолюбие…

Мне казалось, что сердце разорвёт на клочки. Так много всего внутри и в душе́, и в голове. Но оно всё толкалось, перекрикивало друг дружку, что я никак не могла вычленить что-то одно. Приходилось то вертеться на месте, то сновать из комнаты в комнату. В коридоре я схватила с комода маленькую статуэтку Эйфелевой башни, долго рассматривала, вертя в руках и так и этак, поставила обратно, затем принялась методично обыскивать нижние ящики, ворошить какую-то мелочь вроде средств по уходу за обувью, или старые мамины записные книжки, одну из них я пролистала, зачитывая неизвестные номера телефонов, множество иностранных имён и парочку рецептов, один из которых шарлотка.

Я не раскладывала привезённые от Антона вещи. Так и ходила по квартире между коробок. Да и зачем?

Мама права, прежде всего мне нужно было получить диплом, а дальше…

День 5.

В понедельник я приехала к Антону пораньше, чтобы встретить после работы. На удивление он пришёл вовремя. Разумеется, я не надеялась на стопроцентный успех, но надежда такая вещь… заставить замолчать очень трудно. Сегодня мне пришлось потратить много часов на медитацию в стиле пофигиста, чтобы приструнить собственную надежду (поводок пришлось укорачивать втрое). Антон едва не прошёл мимо, вернее прошёл, потому что писал в телефоне сообщение, пока направлялся к подъезду, а я сидела на скамейке нахохлившимся воробьём.

Рукава белой рубашки закатаны до локтей, одна кисть сжимала телефон, вторая – в кармане светлых брюк, запястье сверкнуло браслетом часов. Когда-то его руки стискивали мою талию, чтобы притянуть ближе, провести носом вдоль виска, а затем нежно, или даже невесомо поцеловать, едва-едва касаясь губами, растянуть томительное удовольствие и не бросаться в страсть с обрыва…

Мне пришлось его окликнуть, иначе он бы так и прошёл, не замечая, не вспоминая, не сожалея.

– Антон, привет.

Он резко обернулся, удивился, но брови сдвинулись к переносице, и удивление исчезло.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду.

– Зачем?

– Давай поговорим.

– Кать, о чём нам говорить, когда всё сказано?

– О том, что случилось.

– Иди домой.

– Антон, я не хочу домой. Я хочу быть с тобой.

В ответ пустота. Молчание и пустота. Ни слов прощания, ничего. Светлая фигура напоследок мелькнула в тёмном проёме подъезда. Дверь плавно закрывалась на моих глазах, возводя нерушимую стену, очерчивая границы. Он там, я здесь. Одна короткая встреча, одно-единственное мгновение оказалось способно раскидать нас по враждующим лагерям. В голове мельтешила мысль резко стартануть и юркнуть в подъезд, пока дверь не захлопнулась, чтобы повторить попытку. Но посидев какое-то время на лавочке с грузом неуверенности и поразмыслив, я вернулась домой.

День 6 и последующие.

На другой день после лекций в институте, поездки в библиотеку, штудирования конспектов, когда я посмотрела на часы, то поняла, что опоздала. К возвращению Антона с работы я уже не успевала. Тут, как назло, один из постоянных клиентов подкинул заказ. Промучившись сомнениями, я решила посидеть вечер или ночь – как пойдёт – над работой, деньги на продукты и такси нужны всегда. Мама отправила мне перевод в тот же день, когда я съехала от Антона. Но пользоваться родительской добротой после того, как сама с пеной у рта отстаивала самостоятельность – низко.

Зато следующим днём я приехала пораньше, посидела на лавочке, пообщалась с бабульками-соседками.

– Ключи, что ли, забыла, девонька?

– Нет, поругались.

– А чего тогда ты здесь сидишь, а не он под твоими окнами? – удивилась одна из них.

– Он обиделся, поэтому сижу я.

– Ну и нравы. Ты ж девка молодая, хорошенькая, другого бы нашла.

– Не хочу никого искать, – вздохнула тяжело над своей горемычной долей. Другого не хотелось. Хотелось его, своего, родного, Антошеньку, красивого, умного, доброго, нежного. Который не пил, не курил, не выражался при дамах некультурно, умел красиво ухаживать, занимался спортом (слишком, на мой взгляд, занимался). Сплавы на байдарках – на любителя развлечение. Я точно не из счастливчиков. Серьёзный, ответственный, к детям и животным относился положительно. Отрицательно – к социальным сетям, пустой болтовне и глупости. Золото, а не мужик. Прямо готовый такой жених. Ага, был женихом, моим…