Читать онлайн Пять сказок о жульстве бесплатно

Пять сказок о жульстве

Сказка о городском хитроване усатом таракане и лесном труженике лохматом шмеле

1

Во многих своих сказках я уже неоднократно затрагивал тему взаимоотношений между дикими, лесными, и домашними, ручными зверятами. Притом как большими зверятами, так и маленькими, например: отношения рыси и котёнка, щенка и волчонка, или зайчонка и цыплёнка. Однако ни разу не всплывала тема общения насекомых; допустим, обычных городских, и вольных, полевых. А ведь эта тема тоже интересна и имеет право на существование. А всё потому, что у нас в домах, так же, как и на природе, живёт масса разнообразных шести- и восьминогих гостей из мира крошечных существ.

Ну, кто у себя в ванной не встречал попавшего в неприятности паучка или маленького муравьишку, все мы это видели. Скребутся бедненькие по гладким керамическим стенкам ванны, и выбраться не могут, соскальзывают. Кто-то, конечно, сразу смывает кроху в слив мощной струёй из душа. А кто-то и жалеет, берёт обрывок старой газеты или картонку, и старается пересадить на него оказавшегося в западне пленника. А потом, разумеется, выпускает его куда-нибудь на свободу; либо на балкон, либо в форточку на ближайшее дерево.

Ну а кто в своей городской квартире не находил мотылька или муху, они залетают к нам, как к себе домой. А то и кусачая оса пожалует, и тогда просто беда, хоть самому беги из дома, просто караул. Но всегда находится какой-нибудь смельчак с полотенцем, (либо папа, либо старший брат, или храбрый сосед) и прогоняет жужжащую гостью в раскрытое окно. Правда, всё это заблудившиеся гости извне, с улицы, а вот настоящими домашними насекомыми можно справедливо назвать их величество ТАРАКАНОВ.

Уж если эти господа поселятся где-нибудь в районе кухни или ванной, то всё, они считают эту территорию своей, и борьба с ними за неё порой принимает самые жестокие формы. Тут уж в ход идут любые средства, начиная от едкого дуста или дихлофоса, и кончая простым кипятком. Ну, у кого в детстве мама ни шпарила тараканов из чайника за холодильником, где у них обычно гнездо, потому, что там тепло от мотора. Таракашек там пруд пруди, и притом постоянно, хоть каждый день шпарь, они оттуда не выводятся.

Впрочем, современные дети не поймут нас прежних, ведь в настоящее время тараканов в домах практически не осталось, различного рода излучения от наших гаджетов просто выжили их. Не терпят таракашки всякие там электромагнитные, инфразвуковые и сверхвысокочастотные волны, бегут от них кто куда; кто на соседнюю помойку, кто в ближайший парк, а кто и в дальний лес. Там подальше от вредных излучений им гораздо привольней.

И вот об одном таком беженце, таракане, и пойдёт дальше речь. Хотя тема о тараканах вовсе не новая, её затрагивал ещё в прошлом веке гениальный советский детский писатель Корней Иванович Чуковский в своей непревзойдённой сказке «Тараканище». Ну а кому интересно, о чём в ней говорится, непременно прочтите её. Мне же историю о таракане поведал не великий писатель прошлого, а весёлый и озорной юный зайчишка из настоящего, о котором, кстати, я уже неоднократно упоминал в своих предыдущих сказках.

Каждый свой летний выход в лес я встречаю его в условленном месте, и он мне сразу рассказывает какую-нибудь новую историю, случившуюся с лесными обитателями. Вот и на этот раз зайчишка поделился со мной историей самого заурядного городского таракана покинувшего свою насиженную обитель и волею судеб оказавшегося в лесу. Заверяю вас, история необыкновенно познавательная и приятно занимательная. Итак, я начинаю пересказ со слов своего знакомого зайчишки, весёлого плутишки.

2

Сбежав от вредного городского излучения, таракан первое время чувствовал себя, как говорится, не в своей тарелке. Он попросту не мог привыкнуть к широте и простору окружающего мира. В квартире-то у него было своё конкретное место, свой угол на кухне, и он в компании других таких же тараканов-соплеменников чувствовал себя весьма комфортно. Но сейчас, здесь на природе, без тепла от работающего мотора холодильника, без капель свежей воды в раковине, и без мягких хлебных крошек со стола, он ощущал себя брошенным сиротой-попрошайкой на паперти.

Но только тут, в отличие от паперти, в этих враждебных и абсолютно чуждых ему зарослях травы, никто не подавал, тут всё надо было брать самому. Самому искать хоть капельку чистой воды, самому добывать хлеб насущный, самому согреваться и создавать уют прохладными, тёмными ночами. Однако таракан был неробкого десятка, их род вообще не из стеснительных, совестью они не страдают, вечно куда-нибудь лезут, нагло прут, так что и он не отличался смирением и скромностью. Таракан дерзко и нахально шёл вперёд, не зная преград. Не прошло и пары суток, как он приспособился к новым условиям.

Кстати, не надо забывать, что таракан прежде был домашним, и не раз смотрел по телевизору передачи о дикой природе, из них он узнал много чего полезного, притом одно время он даже жил в том телевизоре, греясь прохладной зимой о его лампы накаливания. Но это лишь до тех пор, пока хозяева не купили жидкокристаллическую панель, а она холодная, словно лужа промозглой осенью и не дарит никакого тепла, от неё исходит лишь опасное излучение. Хотя, как утверждают некоторые учёные умы, тараканы выживут и в случае атомного апокалипсиса. Но это уже как кому повезёт.

А пока, немало знакомый по фильмам с окружающей средой, таракан, смело шагал дальше, дабы найти себе приемлемый приют и удовлетворяющий его потребности избыток пищи. И как нестранно к исходу первой пятидневки он достиг цели, добрался-таки до зелёного, пышного леса, где имелось всё, что он хотел. Надо было, только научится это брать. А таракан так и поступил, уже через пару дней он вполне освоился и привык к жизни в глубинке, даже устроил себе убежище под опавшим листком. Хотя, разумеется, ему по-прежнему не хватало домашнего тепла и уюта.

С едой он тоже вроде как разобрался, потреблял в пищу всё, что было съедобно; цветочную пыльцу, грибные споры, остатки желудей, а иной раз даже атаковал мелких мошек и гнус, ведь тараканы плотоядные существа, и об этом тоже надо помнить. Но больше всего ему нравилась цветочная пыльца; сахарная, питательная и приятная на вкус, она кружила ему голову и придавала массу энергии.

– Ах, моя сладкая радость,… любовь моя,… если бы я знал, что в лесу есть такое лакомство, я бы уже давно сбежал из города!… Меня бы даже и сахар на кухне не задержал,… ха-ха,… уж лучше нектар из пыльцы на приволье, чем сироп в тесноте и застолье,… ха-ха-ха!… – не раз вдоволь наевшись пыльцы, похохатывая, кричал он на весь лес во всё своё тараканье горло. Но только кто его слышал? кому он тут нужен? ни друзей, ни родни. Притом ему лишь казалось, что он кричит во всеуслышание, а на самом деле его надрывный писк был еле приметен во всей той огромной какофонии звуков, что раздавались вокруг.

И всё же таракан был полностью уверен, что его слышит каждый житель леса. Хотя в действительности его неприятный, скрипучий голос раздавался лишь в небольших пределах крохотной полянки. Его слышали только некоторые создания, живущие по соседству; быстрая многоножка, склизкая улитка, вездесущие муравьи, да жук скороход, что иногда пробегал мимо. И при этом все косились на таракана странными взглядами. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, ведь до сего дня никому из них ни приходилось видеть столь странного представителя городской фауны.

Обычно здесь, в лесу, в глубинке, ведут себя скромно, тихо, почти скрытно, стараются не шуметь, дабы не привлекать внимания и не попасть на обед какой-нибудь птице или кроту. А тут этот индивид, идёт, орёт во всё своё горло, ни от кого не таится, усищи свои расправляет, челюсти на показ выставляет, да ещё и прихохатывает, шельмец. Ну чем ни наглое, вызывающее поведение. А таракану всё нипочём, он видит, что все от него шарахаются, ну и давай ещё больше куражиться. Ведь доселе такого никогда не было, чтобы его побаивались. Там, у себя в городе, всегда он убегал, да по щелям прятался, а здесь герой.

Вот он так день проходил, второй, третий. И всё кичиться, и кичиться. А на четвёртый совсем обнаглел, стал уже на окружающих бросаться. То на муху напустится, мол, она не так жужжит. То кузнечика «безмозглым скакуном» обзовёт, а это очень обидно. То старушку гусеницу пнёт, дескать, медленно дорогу переходила. И даже на заблудившуюся лягушку злобно косился. А накануне так вообще на паука с упрёками напустился, давай его ругать, что тот паутину не в том месте сплёл. Паук сначала вроде хотел укусить таракана, да съесть его с потрохами. Но потом видит, перед ним зверь-то непростой; весь в хитиновой броне, усищи у него, словно шпаги торчат, а то и ещё хуже, будто ядовитое жало у осы. И забоялся паук, не решился нападать, да поскорей подобру-поздорову убрался к себе в домик.

А таракан от такого его бегства только ещё больше спеси набрал. Вообще возгордился, грудь колесом выпятил, хохочет. А то как же, ведь главного лесного хищника победил, напугал и словно шавку в домик загнал. А многие из местных жителей увидели его такой поступок, обратили внимание, и пошёл по лесу слух гулять, дескать, бродит по чаще страшенный пришелец, никого не боится, всем угрожает, и даже хищникам зла желает. Население в глубинке и так уже напуганное, а тут ещё этот слух. И стали все прятаться, едва завидев таракана. Отчего он вдруг вновь себя одиноким почувствовал, кичиться-то не перед кем, все спрятались, и ему опять сильно захотелось домашнего уюта и тепла.

– Эх, вот ведь как всё обернулось,… и вроде еды у меня вдоволь появилось,… голодным не хожу, а вот подходящего жилища нет!… Вон, даже у паука-разбойника свой домик, своё убежище имеется,… а у меня нету!… Надоело под листочком спать да в траву кутаться,… свою собственную норку хочу,… чтоб залезть в неё поглубже, и как под мотором холодильника себя почувствовал, в тепле, сухости и холе… – загрустив, замечтался таракан, и тут же решил себе домик-жилище искать.

И вот тут стоит пояснить, почему он решил искать, а не строить жилище, как это делают другие насекомые, тот же паук или осы с пчёлами. А всё потому, что тараканы природой не предназначены для строительства, они лишь ищут, где бы им притулиться да затаится, нет у них созидательного инстинкта, ведь по натуре они паразиты, что-то вроде трутней у пчёл. А наш таракан к тому же ещё и обнаглел сверх всякой меры, он не только нацелился искать для себя уютный дом, но если придётся, то и собирался выгнать из него всех, кто в нём живет. Иначе говоря, намерился отобрать дом у прежних хозяев. Вот такой нахал.

Впрочем, в природе не раз бывали случаи, когда весьма крупные насекомые, такие как пауки-тарантулы или шершни, выживали из нор небольших мышей и даже мелких змей. Без драк, конечно, не обходилось, приходилось и побороться, но всё равно изгоняли законных хозяев. Так что получается, нет ничего удивительного в том, что и таракан до этого додумался, не ему первому пришла в голову такая мысль.

3

И вот идёт наш таракан по лесу, к шуму-шороху исходящему от лесной подстилки прислушивается, да усами шевелит, принюхивается, ищет, где запах повкусней, да дух от земли потеплей. Надеется таким способом уютную норку обнаружить. И тут вдруг его обоняния коснулся давно знакомый и такой приятный аромат цветочного нектара.

– Ах, какая вкусняшка,… обожаю этот запах,… аж слюнки потекли!… И откуда же так сильно пахнет!?… Странно, цветов поблизости нет, а аромат есть!… Прям загадка!… – воскликнул он и принялся осматривать всё вокруг, искать источник аромата. Глядел-глядел, и видит под кусточком, у самой кочки, под листочком, таится вход в скромный лаз.

– Ага!… а вот и то, что я искал!… Вход в тайное убежище, откуда исходит дивный аромат и веет теплом!… Уверен, мне там понравится!… – несколько по-городскому высокопарно и самонадеянно, заключил таракан, и сходу бросился в нору. А там его ждало более чем приятное открытие. Максимум на что он рассчитывал, так это лишь на скромное пространство под землёй с несколькими сорванными цветами полными нектара, запасёнными какой-нибудь полевой мышкой или землеройкой. А тут на удивление оказалась огромная, внушительных размеров, продолговатая, просторная нора, почти наполовину уставленная сотами с пыльцой, нектаром и даже готовым мёдом. Такого угощения таракан увидеть, конечно, не ожидал.

– Ах!… ха-ха-ха!… да это же склад самой наивкуснейшей вкуснятины!… Ох, уж я сейчас наемся до отвала!… И мне безразлично, кто владелец этого богатства!… отныне оно моё!… И пусть хоть кто-нибудь попробует отобрать его у меня, не получится!… Здесь теперь всё моё, и мёд, и нектар, и даже нора моя!… Я тут хозяин!… ха-ха-ха!… – жадно посмеиваясь, прокричал он, и уже было нацелился на ближайшие соты с мёдом, как сзади, от входа, послышалось протяжное жужжание. Это возвращался истинный владелец найденных сокровищ. Им оказался большой, лохматый шмель. Он только что прилетел с очередной ходки, и нёс новую порцию пыльцы с нектаром. А здесь объявился неизвестный вор, отчего шмель тут же пришёл в ярость.

– Ты ещё кто такой!?… Усатый, нагловатый, ко мне забрался, разбойником оказался!… Ну, я тебя сейчас взгрею, чтоб ты знал, с кем связался!… – грозно пробурчал он, обнажил своё острое жало и сходу на таракана двинулся. А тот аж весь задрожал, заблажил, загомонил, да заверещал, как сумасшедший.

– Эй-эй, здоровяк!… А ну погоди, лохмач!… Не смей меня трогать!… Я существо городское, к вашим лесным порядкам не приученное, а потому обижать меня нельзя!… К тому же я и за себя постоять могу,… видишь, какие у меня усищи!?… Они как шпаги!… Проткну тебя ими, не помилую!… Зато ты мне своим жалом ничего сделать не сможешь!… На мне вон, какие доспехи, хитиновые,… их никто не пробьёт!… Меня уж и оса победить пробовала, и ничего у неё не получилось!… И даже паук на меня бросался!… и всё без толку!… только зубы пообломал да трусливо сбежал!… Я теперь в лесу страшнее всех!… меня всякий знает!… вот так-то!… – хвастливо заявил таракан, и смотрит на шмеля, ждёт его реакции, всё же боится, что тот его не послушается и нападёт.

Застращать-то он шмеля застращал, схитрил таракашка, обманул, и даже попытался удивить своей славой силача, хотя на самом-то деле он простой задавака, трус и бахвал, и теперь не знает, что с ним шмель сделает; то ли пощадит, то ли прихлопнет, как букашку. Но шмель в душе был большой добряк и романтик, и лишь в редких случаях пускал вход своё жало, зла мало кому желал. Да тут ещё вспомнил, что ему накануне знакомые мотыльки рассказали о необычном поселенце в лесу. Шмель частенько с мотыльками вместе с цветков пыльцу собирал, вот они ему и рассказали.

– Ага,… а я ведь, кажется, про тебя слышал,… так ты выходит, тот самый городской пижон, о котором сейчас все в лесу говорят,… мол, ты никому спуску не даёшь, нагло себя ведёшь,… старушек гусениц бьёшь, кузнечиков оскорбляешь, и даже на лягушек косые взгляды бросаешь!… Да ты похуже любого разбойника будешь,… тебя все боятся, прячутся, избегают с тобой встреч,… видеть тебя не желают, а ты вот он,… у меня в доме объявился!… На глаза мне попался, и ещё усами грозишь!… Ну и что же нам теперь делать?… я ведь тоже уступать не собираюсь,… не дам тебе мой дом разорять!… – сурово насупившись, заключил шмель, но жало своё всё же убрал, чтоб слишком не накалять обстановку. И тут таракан вновь на хитрости пустился. Нашёл-таки выход из создавшегося положения.

– Хм,… хороший вопрос,… что нам делать?… но есть на него ответ,… нам следует объединиться!… Ну, сам посуди,… ты сильный, отважный боец, и я тоже неслабый малый,… а вместе мы ещё сильнее будем!… Так зачем же нам драться?… наносить друг другу увечья, делать калеками, когда объединившись, мы наоборот, сможем двойную выгоду иметь!… Ты станешь летать, приносить нектар, делать мёд,… а я буду его охранять от чужих посягательств!… Вот ты подумай, а вдруг бы к тебе вместо меня кто-то другой забрался,… например, мышь!… Ну и съела бы она все твои припасы, разорила бы соты и сбежала!… А ты и знать бы ничего не знал,… прилетел, а тут полнейший разгром!… Ну а когда я стану охранять, то разора не допущу,… вмиг всех похитителей разгоню!… А ты мне за мою службу небольшую плату дашь,… я у тебя чуток медка поем, да поживу в тепле и доле!… Ну, так как?… устраивает тебя такое?… – предложив столь необычные услуги, спросил таракан.

– А что,… мне нравится твоя идея,… вроде всё по-честному,… так что живи, сколько хочешь,… нора у меня большая, на двоих хватит!… Да и запасов немало, тоже в достатке,… ешь, сколько влезет!… Тем более ты вон, какой худой,… в тебя много-то и не влезет!… И ты прав, уж если бы воры вместо тебя залезли, то всё разорили бы,… уж лучше с тобой жить, чем постоянно боятся, что кто-то чужой ко мне заберётся,… ха-ха… – быстро поразмыслив, согласился шмель и даже по-доброму хохотнул. И с этого момента стали они жить вместе, сообща службу нести.

4

Да только жизнь-то хороша, оказалась лишь у одного таракана. А вот шмель по-прежнему трудится не покладая лапок и крыльев. И даже больше летать стал, крутится, словно белка в колесе, ведь теперь ещё один рот добавился, таракана кормить надо. Но шмель этого недопонимает, трудится с утра до ночи, жужжит-летает. А таракан целыми днями в норе валяется, да мёд с нектаром уминает, аж за щеками трещит; располнел на сладком-то, раскормился, и в конец обленился. Ведь всё что он сделал за последнее время, так это лишь натаскал в нору для себя мягкой, пышной подстилки из одуванчиков. И спит себе, усами шевелит, да ножкой во сне подрыгивает.

А между тем в нору к шмелю так никаких чужаков и не лезет, никто не посягает на его запасы. Но это не потому, что там таракан вахту несёт, вовсе нет, а оттого, что никому и в принципе в голову не придёт разорять шмелиные запасы, ибо в лесу всякий знает, что шмель в отличие от пчелы может и несколько раз подряд ужалить, и даже до смерти. Так что к нему лучше не соваться. А таракан хитрец, зная это, ловко обыграл ситуацию, сжулил, навязал шмелю свои услуги, всё перевернул в свою пользу и теперь пожинает плоды; объедается, от лени мается, да на мягкой подстилке в уюте валяется.

Однако долго так продолжаться не могло, притом не потому, что шмель догадался о коварстве таракана, он-то как раз об этом подумал бы в самую последнюю очередь, ему некогда, трудиться надо, а продолжаться это не могло оттого, что таракану самому всё стало надоедать. Ведь по натуре тараканы существа суетливые, быстроногие, им бы поноситься, пошустрить, где бы чего стащить. Спокойная жизнь им совсем не по нутру. А потому прошла неделя, другая, такой сладкой жизни, и наш таракан загрустил.

– Эх, как же было хорошо, когда я мог целыми днями бесцельно по лесу мотаться,… бегал, где хотел и как хотел,… и при этом ничего не делал!… Правда, я и сейчас практически ничего не делаю,… но и свободно тоже не мотаюсь!… Отойти никуда не могу,… не имею права, ведь у нас со шмелём договор,… бросать склад с его припасами мне нельзя,… тогда я лишусь и крова, и еды!… Да уж,… сам не ждал, не гадал, а в ловушку попал!… Оно, конечно, поначалу всё было хорошо,… ешь от пуза, сколько влезет, спи, отдыхай вдоволь!… Но теперь и погулять захотелось, а не дозволено… – печально рассудил таракан, лишь чуток выглядывая из норки, а дальше ему высовываться по договору запрещено, даже строчка об этом такая есть «сторож должен неотступно следить за объектом, ибо замены ему нету». И вот тут на этот счёт у таракана появились мысли.

– А что если я найду себе замену!?… нет, не навсегда конечно, а лишь на время!… Допустим, захочется мне погулять,… вот я и оставлю за себя замену,… а если кто непрошенный пожалует, то замена тревогу и поднимет!… Впрочем, кто же осмелится без спросу пожаловать к шмелю,… все же знают, что к нему лучше не соваться!… Хотя я же сунулся,… так что на всякий случай лучше найти себе замену,… уж совсем-то пустой дом оставлять нельзя!… Но вот только кого найти?… нужно чтоб и смелый был, и ловкий, и на вид грозный,… а кто у нас такой есть, надо ещё посмотреть… – вновь задумался таракан, и опять из норы высунулся, взглянуть, кто там снаружи бегает и сможет на время его заменить. Смотрит, гусеница ползёт.

– Нет, эта не подойдёт,… её никто не боится,… а если случится, то её и саму съедят,… такой охранник нам не нужен,… ха-ха… – усмехнулся он и снова стал наблюдать. Видит, жук стригунец во весь дух мчится.

– О, нет,… этот тоже не подойдёт,… слишком шебутной, не усидит на одном месте,… будет по норе носиться, все соты переломает,… лучше ещё кого-нибудь присмотрю… – вновь отверг кандидатуру таракан, и опять на улицу глядит, а там не спеша муравей идёт, деловито так своими усиками-антеннами пошевеливает. Ко всему принюхивается, примеряется, смотрит, что такого полезного можно в муравейник отнести.

– Ого!… а вот он-то мне и нужен!… И ростом как раз, и видом удачен, и смел, и проворен,… хорошая замена из него для меня получится!… – мигом решил таракан и муравья окликнул, – эй, муравей, дружище,… подойди-ка ко мне поскорей,… у меня к тебе дело есть!… Уж если сговоримся, то я тебя не обижу, хорошо заплачу, благодарность выражу!… иди, не бойся… – мягонько так позвал муравья и даже улыбнулся ему. Ну а муравей видит, к нему по-доброму обращаются, не нападают, в драку не вступают, и отвечает.

– А чего мне боятся,… мы муравьи народ отважный,… друг за дружку горой стоим,… если что, вмиг вступимся,… никто к нам особо и не пристаёт!… Да и ты я гляжу, зла мне не желаешь, по-хорошему приглашаешь,… хотя и ходит про тебя по лесу недобрая молва,… дескать, ретив ты и своими усами можешь, кого угодно проткнуть,… даже жизни лишить!… Так что не пойму, зачем я тебе понадобился?… – слегка смущённо говорит муравей, а сам лукаво улыбается, признал таракана, не раз слышал о его выходках, а тут ещё и увидел. А таракан сразу в разъяснения пустился.

– Ну, это зря про меня так говорят,… на самом деле я хороший,… вот сторожем здесь в шмелиной норе устроился!… А от тебя мне надо, чтоб ты за меня всего-то полчасика подежурил,… посиди тут, никого не пускай,… покарауль соты с нектаром и мёдом,… а я схожу пока прогуляюсь, разомнусь немного, свежим воздухом подышу!… А как вернусь, тут же с тобой рассчитаюсь,… мёдом угощу!… И если ты согласишься, то мы можем так хоть каждый день повторять,… ты за меня подежуришь, а я тебе сладостями отплачу!… Ну, как ты на это смотришь?… – вновь заискивающе спросил таракан.

– Хм,… ну, отчего бы и не подменить тебя,… тем более ты мёдом рассчитаешься,… а мы муравьи сладкое страсть как любим!… Хорошо, я согласен,… иди, гуляй, разминайся, дыши свежим воздухом… – мигом согласился муравьишка, и они поменялись местами, таракан вылез наружу, а муравей заскочил в норку.

5

Ох, и обрадовался же таракан своей воле. Выбрался наконец-то на свободу из сладкой темницы, и сразу бросился по лесу бежать, давай на приволье резвиться. Проказничать не забывает, и как прежде встреченных им насекомых да паучков своими усами пугает, задирает. При этом урчит, шумит, хохочет. От всей души веселится, над другими потешается, успокоиться никак не может, развлекается.

И вот забавлялся он так, забавлялся, бежал-бежал, и до самого болота добежал, а там лягушка на кочке сидит и мошкару ловит, кормится. А уж мошкара-то вокруг неё облаком вьётся, и старается наоборот лягушкой полакомиться, прямо целиком слопать её желает. Ну а кто на болотах бывал, тот знает, что такое мошкара или гнус – это просто проклятье какое-то. Облепит тебя со всех сторон, и лезет повсюду; и в нос, и в рот, и в глаза, и за шиворот, и за пазуху, и даже в уши. И спасу от неё нет никакого.

Вот и в этом случае, облепила мошкара лягушку и лезет ей повсюду. А лягушке-то лишь этого и надо, она словно приманка у охотника, как говорится – на ловца и зверь бежит, мошкара ей в глаза, а она её своим языком только успевает слизывать, да в брюшко себе отправлять. Мошкара для неё, как рыбья мелюзга для рыбака на ушицу годная. Языком раз махнёт и будто ложку ухи проглотила. А таракан, как увидел такой способ питания, так тоже кушать захотел, в нём мгновенно зверский аппетит проснулся.

– Вот так способ пообедать!… я тоже так хочу!… Надоело мне, у шмеля лишь одни сладости есть, даже приторно стало,… разнообразия желаю!… А тут как раз хоть какое-никакое, а мясцо,… а его давно уже не пробовал,… последний раз в городе на помойке при кафе остатки куриной ножки подъедал!… А тут вон как,… считай, дичь сама в рот летит!… Надо только лягушку прогнать, и вся мошкара моя!… Ох, и перекушу же я сейчас… – жадно пуская слюнки, подумал таракан, и тут же на лягушку свои усищи, словно кинжалы выпятил. Крылья распустил, взъерошился весь, чтоб больше лягушки казаться, да как заурчит, зашипит, заверещит.

А, между прочим, тараканы весьма грозно и страшно шипят, почти так же, как змеи. Естественно лягушка испугалась, они хоть слабо видят, но слышат великолепно. Кстати, у них нет ушей, слышат они мембранами, находящимися под глазами, звук мигом попадает им в мозг, отсюда, и быстрая реакция. А у таракана ещё и усы шевелятся, словно раздвоенный язык змеи. А надо заметить, лягушки очень боятся змей. Вот и эта лягушка сослепу приняла таракашку за змею, да от страха-то тут же в болото и сиганула, нырнула и нет её. А таракан на радостях на кочку взобрался и давай мошкару ловить. Минут за пять, чуть ли ни с десятком управился. Наелся, будто рыбак на привале, и его сразу в сон потянуло.

– Ой, чего-то я с голодухи переел,… вон, как спать захотел,… надо скорей в норку к шмелю возвращаться,… выгонять муравья с моей лежанки, да самому ложиться отдыхать,… не то прямо здесь усну… – вмиг решил таракан и галопом понёсся обратно в нору. Но там его ждал довольно-таки неприятный сюрприз.

Оказалось, что муравей за время отсутствия таракана проявил свои не совсем хорошие качества. А вернее сказать проявил вполне присущие его народу нравы. Хотя муравьи в этом нисколько не виноваты, уж такими их природа сделала, это у них инстинкт такой. А заключается он в том, что муравьи, всё хорошее, что им на пути попадается, домой тащат, к себе в муравейник. Ну, не могут они устоять супротив зова природы. Вот и наш муравей, ходил-ходил возле сот с мёдом и нектаром, да всё облизывался.

– Ну, как же такое-то богатство да на меня оставили,… да я же слаб от такого соблазна,… это ж какое сокровище передо мной!… Вот бы его всё, да к нам в муравейник!… Ох, не смогу утерпеть,… ведь унесу же, не сдержусь,… да что же это со мной делается,… мне охранять поручили, а я стащить хочу… – трепеща и задыхаясь от смачного аромата мёда, размышлял бедный муравей, борясь с соблазном. И вполне естественно, что не выдержал столь явного искушения.

Буквально молнией сносился к себе в муравейник, привёл целый отряд собратьев, и они уже вместе практически за три минуты обчистили всю шмелиную кладовую. Ни капельки мёда не оставили, всё с собой утащили, был запас и вот его уже нет. Ох, уж эти муравьи, хотя опять-таки, за что же их винить, ведь они так устроены. Это таракану, городскому франту, надо было знать, с кем связываться. А он, кстати, сейчас, как раз уже подходил к норе. Идёт и чует, что-то тут не так, запах мёда аж снаружи чувствуется, а не должно такого быть.

– Это ещё что такое?… неужели мёд на поверхность выносили?… вон, им уже и на подходе пахнет… – поводя усиками, заключил таракан, и сходу как бросится в нору, думает, он сейчас муравью разнос устроит. Врывается, а там ни муравья, ни мёда, лишь одни следы от муравьиных лапок.

– Ах, он обманщик!… Ах, негодник!… Я ему самое дорогое, что у меня было, доверил,… своё тёплое местечко и сладкую еду,… а он обворовал меня, плут!… Привёл свою компанию, и всё стащил, воришка!… – стоит, кричит, разоряется таракашка и даже не осознает, что обокрали-то не его самого, а его благодетеля, шмеля. Таракан уж и забыл про него, лишь о себе и думает, эгоист.

Но шмель быстро о себе напомнил. Как раз пришло время вернуться ему домой и принести новую порцию пыльцы и нектара, пополнить запасы, так сказать. Возвращается, а тут такое дело, весь запасник подчистую подмели, только один таракан стоит и муравьёв на весь свет костерит. Ну, шмель, разумеется, вскипел и к таракану за объяснениями обращается.

– А ты-то где был!?… спал что ли!?… Да не таращься ты на меня своими глупыми глазищами,… понял я уже, что нас муравьи обокрали!… Ах, цыганский народец лихой!… Но ты-то куда смотрел, хлыщ городской!?… только усами шевелить и можешь!… – напустился он на таракашку, лапами своими мохнатыми машет, скалится, ну вылитый медведь, а не шмель. Испугался таракан его такого вида, и лепечет еле-еле.

– Да я,… а он,… я ему доверился,… думал, пойду, погуляю, ведь засиделся,… попросил его покараулить,… а он обманул,… своих привёл, всё вынес. Прости ты меня,… я всё исправлю,… стану день и ночь работать, всё возмещу… – тараторит бедолага, оправдаться желает. А сам-то понимает, что вернуть уже ничего не получится. Попробуй-ка, пойди в муравейник, попроси мёд обратно отдать, так там не то что отдадут, но и тут же всё последние заберут, живым бы уйти. Вот и приходится таракану, чтоб в норке остаться, прощенье просить. Но шмель непреклонен, осерчал сильнее лютого волка, рвёт и мечет.

– Да пошёл ты прочь!… Чтоб я тебя здесь больше не видел, недотёпа!… От тебя лишь одни убытки!… и сторож из тебя никудышный!… Да пропади ты пропадом, усатый неудачник!… – раскричался он на таракана, всячески его обзывая. Однако таракан тоже не сдается, не стерпел унижения и сам вскипел.

– Ах ты, увалень лохматый!… деревенщина лесная!… Меня городского гражданина неудачником называешь!… да как ты смеешь!… Гонишь меня прочь, ну что ж, ладно,… но только я сам уйду!… И без тебя проживу!… без твоих сладостей обойдусь!… Уж найду, чем прокормиться,… а ты сиди тут у себя в берлоге, как медведь!… Счастливо оставаться, увалень!… – в сердцах крикнул таракан, да вспомнив о болоте с сытной мошкарой, выскочил вон из шмелиной норы.

– Скатертью дорога, хлыщ усатый!… – только и успел издевательски крикнуть ему вслед шмель, и тут же взялся порядок в доме наводить. С нуля стал строить соты, да переливать в них принесённый нектар. Природа не терпит пустоты, а любимая работа успокаивает нервы, как раз самое то, что сейчас нужно было шмелю.

6

А тем временем таракан уже до болота добрался. Ну а пока он бежал и психовал, то снова проголодался. Подходит к уже известной ему кочке, а на ней опять лягушка сидит, мошкару ловит, усиленно питается. Ну, таракан, разумеется, согнал её вполне привычным образом; усы выпятил, да раздулся. А как она в болото сиганула, так он сам на кочку взобрался и уселся поудобней. Мошкара тут же его и облепила. И вот сидит он, мошкару поедает, пузо набивает и про шмеля всякие гадости думает.

– Ах, он толстобрюхий увалень,… меня, можно сказать его единственного и лучшего друга, прогнал!… Да где он ещё такого сторожа найдёт, чтоб за миску мёда, да весь его запас охранял!… Ха-ха,… нет таких простофиль,… а уж я-то без него обойдусь,… мне и здесь, на болоте хорошо!… Вон сколько тут еды, словно рыбы в пруду, выловить её не выловить… – утешает себя таракан, а сам по мере сытости тосковать о шмеле начинает.

Привык он уже к своему лохматому благодетелю; к его сладкому приятному запаху нектара, к его монотонному усыпляющему жужжанию, к его доброму простодушному нраву. Заскучал таракашка о шмеле, пригорюнился бедолага. А тут ещё как назло мошкара донимать его принялась. Он уже наелся под завязку, полностью сыт, а ему от них отбоя нет. Теперь они, словно рыбы-пираньи, атакуют его, живьём заедать начинают. Тучей напирают на него, и кусают своими крохотными челюстями, ведь они тоже хищники, проворные кровопийцы, хоть и совсем маленькие.

Не выдержал таракан их натиска, спрыгнул с кочки, и в сторонку метнулся. Но мошкара не отстаёт, так и напирает на него. Столько мошек налетело. Таракан ещё дальше отскочил, они снова за ним. Облепили его со всех сторон, дышать не дают. Не знал таракашка, что на то на болоте лягушки нужны, чтоб численность мошкары регулировать. Нет лягушки, и тут же мошкара расплодилась, всё вокруг выедать начала. Это как в далёкой африканской саванне, кабы там льва не было, так антилопы вмиг бы расплодились, всю траву поели бы, уничтожили её, и вместо зелёных лугов образовалась бы там бесплодная пустыня. В природе всё уравновешенно, во всём баланс должен быть.

А тут таракан согнал лягушку с насиженного места, вот мошкара на него и накинулась, и ему уже не до еды стало. Ни один таракан в мире столько мошкары не съест, чтоб на болоте вновь баланс восстановить. Нужна только лягушка, лишь она знает, как с мошкарой справится. Оттого и не выдержал таракан и давай во всё горло лягушку на помощь звать. А она обратно не идёт, ведь он-то ей змеёй представился, боится она его теперь. И тогда таракан такого стрекоча из болота задал, что только усы засверкали. Насилу от мошкары оторвался. Остановился отдышаться, а сам опять про шмеля вспоминает.

– Нет,… у него такого не было бы,… там сиди себе спокойно, медок кушай, да его приятное жужжание слушай!… Эх, глупец я, что с ним разругался,… ведь сам же муравья-воришку в дом впустил,… значит, сам и виноват,… а я возражать начал, вот и поссорились!… Ох, что ни говори, а надо к шмелю идти и повинится,… приду и точно прощенья попрошу… – отдышавшись, решил он, и сразу к шмелю направился.

7

А между тем шмель уже полностью навёл порядок в норе; всё почистил, распределил, по местам разложил, и тоже вспоминать стал, как они с тараканом вместе жили.

– Эх, тощая его душонка,… одно слово, франт городской,… всё бы ему кичится да себя нахваливать,… ох, таракашка-хвастунишка!… Зато, какой он был милый, когда я с леса возвращался,… бывало, спросит меня, как дела?… не устал ли я?… такой заботливый. Эх, где-то он сейчас ходит-бродит, бедняга,… небось, проголодался, да наелся всякой ерунды; поганок, да каких-нибудь ядовитых ягод!… А у меня-то здесь свежий нектар, новый медок зреет,… всё вкусное, сладкое, как раз, как он любит!… Эх, бедолага, носит его нелёгкая,… а скоро уже ночь на дворе,… ведь пропадёт же,… надо бы пойти поискать его… – тоже затосковав о своём сотоварище, завздыхал шмель, и уже было собрался идти искать его, как листочек на входе приотворился и в норку, повинно склонив голову, вошёл таракан.

Что тут сразу началось, они и сами не поняли, как оба сходу затараторили, завосклицали, давай друг у дружки прощенья просить, извинятся, мол, погорячились и тот и другой, повели себя неправильно. А потом обнялись, аж всплакнули, и поклялись, что больше ни за что ссориться не будут, даже по пустякам. Вот оно как бывает-то, через разлуку цену дружбе познали. И с этого дня они уж более никогда не ругались, все разногласия миром решали, так до сих пор и живут, горя не знают. Вот какую замысловатую историю рассказал мне мой старинный приятель, лесной зайчишка.

Кто-то, конечно, скажет уж больно много в ней совпадений с басней Крылова «Стрекоза и муравей», да и со сказкой о Лисе, Зайце и лубяной избушке тоже сходство есть, кстати, кто не помнит этих историй, советую перечесть, они очень интересны. И да, я согласен, что-то в них общее имеется. Но уж такова жизнь, и она устроена таким образом, что если захотеть, то в ней можно найти много всего схожего, совпадающего и даже идентичного. Однако неизменным всегда остаётся лишь то, что настоящая дружба, подлинные чувства, добрые отношения и истинная привязанность, непременно, преодолевают все препятствия, препоны, проходят любые испытания, исправляют любые изъяны, и в конечном итоге приводят к всеобщему процветанию и благополучию…

Конец

Сказка о молодце Христофорушке, тётушке Хлявке и её приёмной племяннице наивной Простоте

1

В незапамятные стародавние времена недалече от столицы нашего славного царства-государства в небольшом городке жил да был один молодой паренёк со странным именем Христофор. А имя своё, столь необыкновенное для наших краёв, получил он от своих родителей, кои назвали его так, потому что очень-но любили мечтать и верили, что как только их сын вырастит так сразу же и станет великим первооткрывателем, как и его знаменитый тезка-путешественник, в честь коего он собственно и был назван.

Однако мечтам родителей не суждено было сбыться. Толи они чего в воспитании сына не доглядели, толи он сам их особо не слушался, но только к четырнадцати годкам у Христофора и в уме не было, чтобы куда-то поехать или чего-нибудь открыть. Ну не получился из него первооткрыватель, зато вышел отъявленный домашний сиделец, и притом такой, что его и палкой из дома на улицу не выгнать.

Сидит он целыми днями в тереме, чай из самовара пьёт да бубликами закусывает, а более и делать-то ничего не желает. Ведь родители-то его в нём с рожденья души не чают, так и трясутся над ним, хлопочут, упираются, возятся с ним, как кошка с кутёнком. Дённо и нощно заботятся о его благополучии, всё ему на блюдечке преподносят, вкусностями его пичкают, а он ими только понукает.

– Принесите-ка мне ещё малинового варенья с блинчиками, да сметаны с пирогами,… и побольше-побольше, а то я пока тут сидел, чай пил да думу думал, чёй-то так устал, что уж шибко проголодался… – не раз насупившись, просил он добавки, да живот поглаживал.

Вот так Христофор и рос, сызмальства привык получать всё по первому своему требованию и, за всю свою недолгую жизнь, в отличие от сверстников, кои уже давно помогали своим родителям, и не работал, и не трудился. Впрочем, в совсем ещё юные годы, его всё-таки хотели хоть чему-нибудь обучить. Приходил к нему на дом учитель один из тамошних просвещённых, и пытался преподавать Христофору всякие разные науки, математику, письмо, чтение, да и ещё много каких премудростей. Ну, поначалу-то это всё Христофорушке вроде как интересно было, однако спустя какое-то время пыл его к знаниям иссяк и учёбу он забросил. Учителя того пришлось со двора отослать, на том всё и закончилось.

– Я и без всяких там ваших наук, о жизни лучше всех понимаю, и толк в ней знаю… – говаривал он не раз. И ведь в какой-то мере-степени он был прав, но вот только правота его была какая-то кривая, обходная, нечестная. И из всего им усвоенного он лишь одно понял и запомнил, что ему ни учиться, ни работать не надо, что ему и так всё в руки плывёт, и что он и так всё получит, и еду, и одежду, да и другие наилучшие блага. Знал наверняка, что обо всём родители его позаботятся, а ему-то и делать ничего не придётся, ему и так всё забесплатно достанется. Вот и привык Христофорушка жить задарма и ни о чём не беспокоиться.

– А зачем мне о чём-то думать,… если мне что-нибудь захочется, я у родителей поканючу, попрошу, они мне и принесут,… ну а коли сильно, что понадобиться, так я и потребовать могу… – бахвалясь, признался он как-то одному честному купцу-лоточнику, что захаживал к ним в дом и товары свои предлагал.

– Это как же получается,… значит ты перед родителями хитришь, юлишь и всё для того чтобы они тебя всем обеспечили,… и притом за просто так,… ты ведь ни капли не трудишься,… ты и палец о палец не ударил чтобы им помочь! Выходит ты лодырь и захребетник, и сидишь у родителей на шее,… сам-то ты ничегошеньки заработать не удосужился. Ну а вот случись с ними какое несчастье,… ведь они же не вечные,… что тогда с тобой станется, как тогда жить будешь!?… Ты об этом подумал? – неожиданно для Христофора спросил его купец.

– Как так, несчастье случиться! Быть такого не может… – вдруг задумался Христофор и даже лоб зачесал, – хотя, ты знаешь,… я и тогда не пропаду! Жалостливо выпрашивать и лукаво хитрить, чтобы свою выгоду получить я умею! Вот и пойду к людям,… они меня пожалеют, я им поплачусь, потоскую,… а они меня и накормят, и напоят, да ещё и впрозапас дадут,… а у меня ничего не пропадёт… – почесавшись, ответил Христофор, да тут же и прекратил сей неприятный для себя разговор.

Ему вдруг сделалось не по себе от того, что его прямо в глаза назвали бездельником и лоботрясом. Но ещё больше ему стало не по себе от того, что он осознал простую истину, настанет час и ему придётся, самому позаботится о себе, никаких помощников рядом просто не будет. Конечно, разговор-то он прекратил, но вот только мысли обо всём сказанном в его голове так и остались, и так они плотно в ней засели, что никак не давали ему покоя.

А меж тем, время шло, год сменялся годом, и Христофорушке исполнилось уже семнадцать. И вроде бы уже пора забыть тот разговор, успокоиться, да только у него это всё никак не получается, помнит он его крепко, засел он у него в мозгу. Случалось и такое, что Христофор по ночам не спал, всё думал как бы ему, так и дальше жить, чтобы никогда не трудиться и не работать.

– Эх, пока я молодой, это ещё, куда не шло,… людям на жалость давить да слезу с них вышибать то сгодится,… но ведь как только я вырасту да взрослым стану, кто же мне тогда что-нибудь подаст,… скорее работать заставят. Ох, надо бы мне что-то придумать,… какое-то жульство, плутовство хитрое затеять, чтобы и дальше продолжать забесплатно жить и ничегошеньки не делать… – сидя как-то поздним вечерком у окошечка задумался он.

Ну а как задумался, так тут же и давай всякие способы жульства сочинять, чтобы хитростью и обманом у людей денежки для собственного пропитания выманивать. И надо же такому быть, Христофорушка, невзирая на всю свою незрелость и молодость ума, вдруг умыслил столько разных лукавых каверз, что такое количество и самому отпетому мошеннику в голову не придёт. Уж очень он в этом плутовском деле изобретателен оказался. Но из всего изобилья придуманных им жульств ему понравилась лишь одна незамысловатая комбинация, при которой и особых-то усилий применять не надо, а дармовые денежки сами в карман потекут.

Однако возникла небольшая загвоздка, ведь для того чтобы воплотить эту затею в жизнь Христофорушке надо было из дома выйти и начать общаться с другими людьми. Вот тут-то ему впервые в жизни и пришлось самостоятельно принимать ответственное решение. И уж так он загорелся своей плутовской идеей, что теперь удержать его дома уже никто и ничто не могло, ни боязнь улицы, ни близость людей, ни какие другие предрассудки, ничего. И даже отец с матерью, как его не уговаривали, не смогли удержать. Пришёл час и Христофорушка выбрался наружу.

Поначалу на улице для него всё было в диковинку, ведь до этого он так никогда и не удосужился прогуляться по своему городку. И теперь поражался всему, что видел вокруг себя. Удивлялся, и мостовой, и фонарям, и домам, и людям, живущим в них, но более всего его поразило то, что люди увидев его, здоровались с ним и как-то по загадочному забавно улыбались. Ему было и невдомёк что в городке все уже давно про него знают, и наслышаны о его лени и не желании работать. Отсюда и такие загадочные улыбки с усмешками. Но погуляв немного по городу, Христофор быстро сообразил, в чём тут дело. Он был лентяем и лодырем, но вовсе не глупцом. Его природная острота ума и догадливость сразу дала о себе знать.

Он моментально разобрался, что к чему в городке и как всё в нём устроено. А разобравшись, понял, что здесь в его родном обиталище ему не удастся осуществить задуманное им жульство, и что его надо опробовать в каком-нибудь другом месте. Ведь тут Христофорушку все знали как облупленного, и никто бы не клюнул на его придумку. Погуляв так по городским улочкам ещё какое-то время, может день или два, и, попривыкнув ко всему окружающему, к суете, к чехарде и укладу, он решил долго дома не задерживаться, а поехать в другой город, и не абы куда, а аж в саму столицу, и там испытать своё плутовство.

2

Присел Христофорушка на завалинку, почесал затылок, порядил и так и эдак, а делать-то нечего, хочешь – не хочешь, а идти надо. Сборы были недолгими. Прихватив с собой узелок с кое-какой снедью и чуток серебряных монет, он, наскоро попрощавшись с родителями, спозаранку отправился в путь. Отец, было, кинулся за ним вслед провожать, забоялся бедняга, что с сыном что-нибудь в дороге может статься, однако Христофорушка его круто остановил и строго-настрого запретил за ним идти.

– Не надо батюшка не провожай,… ступай-ка ты лучше к матушке да успокой её,… а я отныне всё сам делать стану… – заверил он отца, повернулся и пошагал дальше. Родители поплакали, покручинились, да так и остались ждать его скорейшего возвращения из столицы. А столица хоть и была недалече, всего-то в нескольких верстах, но для Христофорушки сроду не ходившего пешком, да ещё и на такие расстояния, дорога к ней показалась нескончаемой. Он много раз останавливался, отдыхал и перекусывал. А пока отдыхал, время зря не терял, по сторонам смотрел да всё изучал, запоминал.

– Авось когда пригодится,… в жизни всякое бывает… – размышлял он. Какую птичку увидит, какого зверька заприметит, или же путника какого встретит, всё осмотрит, изучит, запомнит. И пока он так до столицы добирался, много чего для себя нового и интересного открыл. Оказалось, что хлеб, как он полагал, не на деревьях растёт, а в поле зелёным ковром стелется, ну а грибы и ягоды не из погреба надо доставать, а в лесу собирать. Но такие удивительные открытия его ничуть с толку не сбили, а только позабавили.

– Да много чего я ещё не знаю,… о многом я ещё даже и не догадываюсь,… но ничего, так жить веселей, каждый день что-нибудь да новенькое,… вот разузнаю всё, так я себя ещё покажу… – ободрял он себя. И вот, медленно, но верно Христофорушка наконец-таки добрался до столицы.

А добрался он до неё поздно вечером, когда уже все готовились ко сну, и до него никому дела не было. Ну а поэтому Христофорушке ничего не оставалось, как только всю ночь бесцельно и с разинутым ртом слоняться по роскошным улицам и площадям стольного города. Но он, и из этого, казалось бы, бесполезного занятия сумел извлечь необходимую для себя выгоду. Не вкладывая ни копейки, не платя никому ни гроша, всего лишь за одну ночь он с лихвой изучил всю центральную часть столицы.

Ничто не ускользнуло от его внимательного взгляда, всё-то он заприметил, всё-то отметил. И где какая площадь расположена, и где какой дом стоит, и какая к нему улочка ведёт, всё разведал, всё запомнил. Вот уж воистину цепкий ум. Так что уже ближе к утру, он мог запросто разбираться во всех хитросплетениях улочек и дворов города. Ну а с первыми лучами солнца он решил всё-таки остановиться и передохнуть. Присел он у колодца, зачерпнул водицы, достал из узелка, что у него от припасов осталось, и принялся завтракать.

А пока ел, так за всем, что его окружало, наблюдать принялся. Сидит, примечает, как город пробуждается, как люди просыпаются, куда идут, что несут, чем занимаются. Видит, на той стороне улицы булочник лавку свою открывает, из-за угла баба выходит гусей на базар несёт, а чуть поодаль молочник идёт тележку свою катит, молоко развозит. Жуёт Христофор корочку ржаную, а сам всё изучает, да на ус увиденное мотает. Ну а как поел, попил, так и определяться стал как ему дальше быть.

– Ну что же,… работать мне, конечно же, несподручно, однако чтобы затею мою исполнить, потрудиться придётся. А начну я с того что слух про себя запущу,… мол, приедет скоро на ярмарку знаменитый заграничный казначей который как по волшебству из одной монетки может две сделать,… ну а дальше оно всё само собой пойдёт… – ухмыляясь рассудил он и тут же за дело взялся. Картуз свой, что от отца достался, поглубже, дабы его никто запомнить не смог, на глаза натянул, отряхнулся, сапоги поправил, и вольной походкой к молочнику навстречу подался. Подходит к нему и весело так говорит.

– Ты, как я погляжу, по городу ходишь-бродишь, всё видишь, всех знаешь, с людьми общаешься,… так у меня к тебе по этому поводу одно дельное предложение есть. Поведаю я тебе одну добрую новость,… и очень выгодную,… а ты её всем кому своё молоко разносишь, и кого просто знаешь, расскажешь! А за это ты от меня монету звонкую получишь, да не одну,… будет тебе награда изрядная! Ну как, пойдёт такой договор? – нарочито добродушно улыбаясь, спросил Христофорушка.

– А как же не пойдёт! Конечно, пойдет,… кто же от звонкой монеты откажется! Вот только что же это за новость такая, что ты платить готов,… ты уж давай быстрей рассказывай… – сгорая от нетерпенья, живо поинтересовался молочник. Тут уж Христофор дал волю своей фантазии, и как начал ему заливать да врать-сочинять про гостя заезжего с необыкновенными способностями, что молочник аж глаза выпучил.

Дескать, гость тот берёт взаймы деньги незначительные, малые, а через месяц с большим приростом возвращает. И прирост тот, не просто большой, а даже великий. Мол, если берёт он монеты медные, то отдаёт серебренные, ну а уж коли серебряные берёт, то золотыми отплачиваеться. При этом за одну серебряную монету две возвращает, а за золотую денежку три даёт. И ещё добавил он, что, мол, много людей кои тому волшебному гостю денежки в долг давали, потом, так безмерно озолотились, такими богатыми стали, что им отныне уже никогда и работать не придётся. Вот какую невидаль Христофорушка молочнику рассказал. А рассказав, наказал.

– И теперь тебе, обо всём об этом, и о нём, о госте дорогом с его замечательными способностями, надо всем доложить. Вот и всех делов-то! – закончил он и в карман за наградной денежкой полез. А молочник как его дослушал, да про всё узнал, так аж в лице весь переменился.

– Да я и сам не прочь ему денег дать! – загоревшись лёгкой наживой, кричит, – у меня в загашнике на чёрный день запрятано,… так что же им там без дела-то лежать! Пусть-ка он мне их удвоит,… а то и утроит! – жадно затрепетав, воскликнул он, да и, не дожидаясь награды, бегом помчался по городу новость разносить, сам того не подозревая что слух лукавый распускает и Христофору дело тёмное вершить помогает.

– Так,… хе-хе-хе,… одного отправил,… сейчас следующего подготовлю… – ехидно хихикнув, заметил Христофорушка и, потирая руки, прямым ходом к булочнику направился. Заходит к нему и тут же с порога про необыкновенного гостя, иностранца богатого, давай сочинять да рассказывать. Всё так же, как и молочнику наговаривает, объясняет, но только в оконцовке ещё и приукрашивает. Якобы, те, кто с этим иностранцем уже связывался, давно по замку себе купили, дворцами обзавелись, а на сдачу от этих покупок кареты с вороными скакунами понабрали. И более того, для тех, кто первым ему денежку принесёт, тем гость подарки дарит, флаконы с волшебным эликсиром везенья. А кто тот эликсир выпивает, к тому сейчас же счастье приходит и удача улыбается. Ну, после таких присказок да рассказок булочник чуть с ума не сошёл.

– Вот это да! И даже эликсир везенья подарит! Уж мне-то он точно не помешает! Да я прям сейчас готов к нему бежать! Где он? Куда он? Когда приедет? – захлёбываясь от чрезмерных чувств, заголосил бедолага, совершенно не соображая, что он так же, как и молочник попался на хитрую уловку Христофора. Да уж дармовоё богатство глаза людям застит.

– Как это когда приедет?… можешь считать что он уже приехал! Ты главное всем своим покупателям и знакомым расскажи, чтобы они завтра на ярмарку приходили, и денежки с собой приносили! Да смотри, чтоб не опаздывали, а то всякое бывает,… вдруг припозднятся и мимо своей удачи пройдут,… ведь народа много будет, а ну как гость занятой со всеми пообщаться не успеет! Так что пусть-ка пораньше приходят и побольше денег приносят,… и чем скорей придут и больше монет принесут, тем быстрей и больше получат! Ты уж не сомневайся, дело-то верное! – ещё сильней подзадорив булочника, заверил его Христофорушка, и по-залихватски поправив картуз, вышел на улицу.

– Ну, вот и ещё один купился,… начнёт сейчас всем про богатства несметные тараторить,… ну и ладно, а я тем временем за другие дела возьмусь,… ох, как же весело жадным глупцам головы дурить… – довольный сделанным, ухмыляясь, подумал Христофорушка и скоренько в ремесленные ряды помчался. Там он, ни минуты не мешкая, сразу же к самому модному портному отправился. Заходит в мастерскую и прямо от дверей говорит ему.

– Послушай-ка любезный, а есть ли у тебя костюм приличный и дорогой,… но только такой, чтобы я за него тебе не сразу деньги отдал, а постепенно по частям,… я, видишь ли, в дороге поиздержался. Ну а задаток за него я тебе сейчас же отряжу,… вот горстку серебра возьми… – ласково, с заграничной картавинкой в голосе молвит, монетки из кармана достаёт, портному протягивает, а сам так и продолжает картузом лицо прикрывать, внешность свою скрывать. А портной-то как денежки увидел, так уже ничего и не замечает, быстренько монетки схватил, оживился, да за костюмом полез.

– Ну как же не быть,… есть у меня в запаснике такой,… и размер-то как раз подходящий! Ну а на счёт цены ты не беспокойся,… ничего, срядимся, рассрочку устроим,… главное задаток у тебя имеется… – говорит он и скорей костюм на Христофорушку примеряет, прилаживает. Христофор и оглянуться не успел, как костюм уже на нём оказался.

Стоит он, в зеркало смотрится, и узнать себя не может. Костюмчик-то на него как влитой сел. Нет, ну конечно если хорошенько присмотреться, то и нос из-под картуза его торчит, да и уши тоже его, а вот всё остальное, как неродное, преобразилось всё, и вроде это уже не Христофорушка стоит, а какой важный заграничный гость. Плечи расправились, талия утянулась, ноги стройные, ну красавец красавцем.

– Вот это мне подходяще,… это мне самое то! Знать не зря я к тебе зашёл,… ну и молодец же ты, быть тебе богатым! – зычно вслух похвалил он портного, а сам про себя подумал, – только бы этот швейка с меня картуз снимать не стал,… а то ведь чего доброго увидит моё лицо, запомнит, и пойдёт потом всем рассказывать кому костюм продал,… а этого мне никак не надо,… пора бы мне от него выбираться. Кхе-кхе-кхе!… – для проформы закашлялся он, и тут же распрощавшись, почти бегом выскочил на улицу.

– Ну что же, а теперь можно и погромче о себе заявить!… Как раз на этот случай у меня ещё пару золотых монет в сапоге запрятано осталось… – улыбаясь своему важному виду, хитро пробормотал он. Тут же золотой с сапога достал, в ладошке его зажал, да скорей на один из самых лучших столичных постоялых дворов поспешил. Благо он заранее их все изучил и теперь знал куда идти. А тот двор славился своей дороговизной и любовью иностранцев останавливаться именно там. И эта слава тоже входила в планы Христофорушки. Вот входит он в эту аустерию, и сходу заявляет хозяину.

Продолжить чтение