Читать онлайн Ферма механических тел бесплатно

Ферма тел – научно-исследовательское учреждение, где изучается разложение человеческого тела в различных условиях

Глава 1. Туманы столицы

Тагарта по обыкновению была окутана мглой. Предрассветные туманы поднимались с реки Детаит, дым валил из печных труб далеких викторианских особняков, смогом затягивались заводы и фабрики. Я тоже вносила свой вклад в эту неотъемлемую часть столицы Анталаморской империи, выпуская в воздух клубы сладкого сигаретного пара.

Меня окружали уже проснувшиеся промышленные кварталы. Грохотали цеха по производству двигателей внешнего сгорания и запчастей для цеппелинов и наутилусов. По брусчатке со звоном катились омнибусы и паровые телеги. Их с бранью обходили толпы мрачных работяг – людей и гномов, спешащих на дневную смену. Навстречу им плелись толпы таких же мрачных ночных смен. На перекрестках голосили мальчишки-газетчики, размахивая свежим выпуском, напечатанным на дешевой бумаге разбавленными чернилами.

– Новость дня! Над Тагартой замечен знаменитый дирижабль-призрак! Неуловимый «Буревестник» сбил пассажирский цеппелин из Контремской конфедерации и скрылся в шторме фронта окклюзии!

Надо же, какие наукообразные выражения! Запущенная правительством пару лет назад программа ликбеза населения в действии. Фыркнув, я махом осушила остатки сладкого ликера в одноразовом стаканчике. Сунула паровую сигарету в карман рабочего комбинезона и спрыгнула с крыши общественной столовой.

Пневматический экзоскелет, прячущийся под невзрачной серой тканью, компенсировал ускорение свободного падения, так что приземлилась я мягко, как кошка. Мимоходом возгордившись собственным творением, не уступающим по качеству гномьим аналогам, я с удвоенной мехаскелетом скоростью припустила к своей клинике.

Если новость о «Буревестнике» уже попала в газеты, значит, Бартоломью уже ждет меня. В том, что капитана воздушных пиратов опять нужно чинить, я не сомневаюсь. Мне плевать, что он не ценит свою жизнь и кидается под каждую мимо пролетающую пулю. Но вот за свою работу, которую он обесценивает таким безалаберным отношением, мне обидно. Я вообще-то самый востребованный подпольный мехадок в столице, а не медсестричка по вызову!

Впрочем, для человека, заменившего мне семью и однажды спасшего от трибунала, я готова на многое. Даже в свой единственный выходной в году – годовщину смерти моих настоящих родителей. Их я почти не помню. Погибли они пятнадцать лет назад, когда мне было семь. Аварию в цехе по сборке паромобилей я помню до сих пор, а лица родителей забыла.

Последующая жизнь в сиротском приюте безжалостно стерла все счастливые воспоминания и отобрала остававшуюся у меня память. Башня Бенни близко к сердцу воспринял отказ двенадцатилетней девчонки раздвигать перед ним ноги. В отместку спалил мою фотографию с родителями, разорвал в клочья палантин с защитными сигилами1, доставшийся мне от мамы, и растоптал папины гогглы с пировидиконом.

На пути из промышленного района в квартал Красных фонарей навстречу мне вдруг выступило размытое привидение, заставив мои волосы встать дыбом, как наэлектризованные. Опасаясь пройти сквозь него, я вильнула в сторону, чуть не врезавшись при этом в какого-то дроу. Сердце екнуло, показалось, что наткнулась на Теша. Обознавшись, обругала себя за глупые эмоции. И чего я продолжаю искать в каждом встречном эту скотину? Я вообще-то его возненавидеть собиралась.

Тадеуш Шабат, широко известный в узких кругах как барон Суббота, хунган2 и один из лидеров преступной группировки «Калавера3», не встречается мне уже полгода после памятного скандала. Даже поставки анестетиков и колюще-режущих инструментов для моей клиники осуществляет через третьих лиц.

Я решила бы, что он обиделся, если бы не знала, что он психопат и адекватные эмоции испытывать не способен. На самом деле он просто решил меня повоспитывать, зная, что из-за своей экстрасенсорной особенности я все равно рано или поздно вернусь к нему. Разумеется, вернусь, но может к тому времени хоть осознаю, что невозможно быть счастливой с тем, для кого я всего лишь астральный актив.

Я увернулась от очередного праздношатающегося привидения. Не многовато ли их развелось на улицах Тагарты? Анталамория всегда была богата не упокоенными астральными сущностями, то бишь духами, из-за которых пришлось развивать паровые технологии. Электрические приборы слишком непредсказуемо реагируют на эктоплазму4, так что да здравствуют паровая турбина Парсонса и двигатель внешнего сгорания Стирлинга!

Но в последнее время муниципальные чистильщики совсем обленились. Хотя они этих духов и не заметят, пока не наденут специальные гогглы с пировидиконом, который улавливает и преобразует в видимый спектр инфракрасное излучение, испускаемое духами. А вот мне не повезло родиться медиумом.

Я бы тоже не обращала на этих полупрозрачных бедолаг внимания, если бы не опасалась стать ими одержимой. У медиумов больше шансов стать вместилищем для привидений и призраков, чем у прочих типов экстрасенсов. При этом управлять духами мы не способны от слова совсем. Закон Мерфи в действии.

Да чтоб его отцентрифужило! Стоило только вспомнить о законе подлости, как он не преминул проявить себя! Буквально за одну улицу от моей клиники меня подкарауливала гренадерская фигура из разряда «поперек себя шире» с лысой башкой и паскудной ухмылкой на мясистом лице. Счастье лицезреть нашего дорогого окружного жандарма Сьюзена, которого за спиной все звали Кудряшкой Сью, не сулило ничего, кроме проблем.

– Гаечка, здравствуй! – слишком приторным для такой отталкивающей внешности голоском засюсюкал констебль Сьюзен, по-бабски всплеснув руками.

Я притормозила, подобострастно кланяясь, как того требуют правила поведения на дне. Паскудная ухмылка жандарма расширилась, отчего он стал похож на недружелюбного бульдога. Чего ему от меня понадобилось так скоро? Я же только на прошлой неделе «отстегнула раздачу», замазывающую его зенки на моих пациентов!

Он поймал в свою лапищу мою ладошку, прижавшись к ней мокрыми губами. А я слишком поздно вспомнила, что по случаю единственного выходного, в который не планировала никаких встреч, сняла опостылевшие медицинские перчатки. Фатальная беспечность для медиума-эмпата. Способности, не заблокированные винилом, мгновенно вошли в резонанс с чужой эндоплазмой.

Душа Кудряшки Сью была завистливой, жадной, жестокой и похотливой. Меня затошнило и я, очнувшись, выдернула руку из хватки жандарма, не дожидаясь, когда контакт достаточно укрепится, чтобы погрести меня под его эмоциями и чувствами. И тут же, сглаживая свою невоспитанность, снова поклонилась.

– И вам типа не хворать, констебль Сьюзен.

Ненавижу целовать задницу таким, как он. Но хочешь выиграть – умей играть. Выжить в трущобах Анталамории, не извалявшись в дерьме, невозможно.

– Гаечка, медсестричка наша незаменимая, знаешь ли ты, что в этом районе замечен особо опасный государственный преступник? – жандарм сделал страшные глаза и, зацепив меня под локоток, утянул в ближайший тупик. – Оппозиционер и террорист! Он сбил сегодня гражданский цеппелин, полный невинных людей!

До меня только что дошло, о чем вещал разносчик газет. Барти напал на пассажирское судно! Раньше его бунт против господства Анталамории ограничивался контрабандным вывозом людей и контрафактного оружия из империи в конфедерацию. Жертвы среди мирного населения не в его стиле, он же вор, а не убийца.

Мне плевать на невинных людей, но с их гибелью Барти автоматически присваивается статус террориста. А террористами, как и оппозиционерами, занимается Бюро общественной безопасности, они же бобби, то бишь тайная полиция. У капитана совсем резьбу сорвало? Он же подставляет весь квартал Красных фонарей!

– Не врубаюсь, констебль, – закосила под дуру я, благо для этого мне даже притворяться особо не надо. Заискивающе взглянув в глубоко посаженные глазки «очень дорогого» жандарма, отсчитала пять ассигнаций по десятке империалов. – Вы уж отцинкуйте о том бобби.

Взятка исчезла в нагрудном кармане черного мундира с профессиональной скоростью. Но сальный взгляд стал лишь еще алчнее. Жандарм облизнулся как бульдог и приблизился, вжимая меня своей гигантской тушей в кирпичную кладку глухого забора.

– Я ценю твою эталонную гражданскую ответственность, Гаечка, однако, на сей раз она низковатая. Ведь террорист вызывает бо́льшую угрозу, нежели воздушный пират и контрабандист. И мне, как заботливому хозяину квартала, чтобы справиться с ней без привлечения нашей достославной тайной полиции, придется затратить побольше ресурсов.

У меня поджалась задница от дурного предчувствия. Вот ведь жадный подонок! Я и так отдала ему свой месячный заработок, вдвое превышающий стандартную взятку! Нет у меня больше ничего! Я отчаянно осмотрела черную форму жандарма и наугад предложила:

– А ну как договоримся, констебль? Я завсегда готова послужить нашей доблестной жандармерии! Подгоню по блату запчастей для мехаскелетов!

В долгосрочном периоде мне это, естественно, выльется в крупные убытки, но это будет меньшее из зол. Сейчас я спасаю даже не Барти, а саму себя. Потому что, если Кудряшка Сью сдаст контрабандиста тайной полиции, то бобби рано или поздно выйдут на меня. Плевать, что я владею нелегальной ремонтной клиникой механических имплантов и протезов и оперирую без образования и лицензии, что грозит ссылкой на угольные рудники. Ведь ссылка видится благом по сравнению с участью незарегистрированного медиума-эмпата.

Мимо прошмыгнул один из подкармливаемых мной бродячих котов. Бандит, узнала я по выцарапанному глазу и разодранному рыжему уху.

– Ну, давай договоримся, – благосклонно проворковал констебль. – Мехаскелет мне без надобности, но, думаю, мы придумаем, как еще ты сможешь… послужить жандармерии.

О, как. А я полагала, что мои неровно обрезанные короткие волосы, вечно заляпанный моторным маслом мешковатый рабочий комбинезон и жаргонный лексикон отбивают желание уложить меня в койку. Ну, за исключением разве что такого известного извращенца, как Теш. Ошибалась, значит. От мысли о жандарме, пыхтящем надо мной и капающем на меня слюнями и прочими телесными жидкостями, затошнило. Демонстративно харкнув на мостовую, я в его манере просюсюкала:

– Заведенье «Розовая роза» за поворотом всегда к вашим услугам, дяденька.

Вечно из меня сарказм прет, когда нервничаю.

– Ты не в том положении, чтобы ломаться, Гаечка, – угрожающе рыкнул он, расплющивая меня своим брюхом по кирпичной стене. Потная лапища больно сжала мою ягодицу, вторая зарылась в волосы.

– Барон Суббота не прощает нанесенный его собственности ущерб, – процедила я, уворачиваясь от мокрых губ. Очередного лицезрения его души я не вынесу.

– Как мы заговорили! Только вот мне сообщили, что Тадеуш Шабат не появлялся здесь уже полгода. Кажется мне, о тебе позабыли, как о надоевшей игрушке, – гоготнул жандарм и потянулся к поясу брюк, но внезапно был остановлен жестким мелодичным голосом.

– Тебе кажется, легавый.

Мы с констеблем дружно обернулись на приближающуюся широким шагом Полли, более известную под сценическим псевдонимом Шпилька. Черные кожаные ботфорты до бедер и перчатки до плеч обтягивали конечности одной из самых известных ночных бабочек, как вторая кожа. Алый корсаж в стиле бурлеска подчеркивал белизну кожи и утягивал ее талию до умопомрачительных размеров, а черные локоны были с нарочитой небрежностью собраны в два игривых хвостика. Образ куколки портило жестко-надменное выражение лица, но ее клиенты того и требовали. Рядом с ней с грозным видом трусил Бандит.

Кудряшка Сью нехотя отлип от меня и угрожающе рыкнул:

– Мы не договорились, Гаечка. Или ты отдаешь должок или жди гостей, сучка. Тебя, потаскушка, это тоже касается.

– Мы тебя поняли, «кобебль», – издевательски поклонилась Полли. Дождалась, пока жандарм удалится, и с яростью обернулась ко мне, благодарно почесывающей сбегавшего за подмогой рыжего кота. – Собралась лечь под легавого?

Дожили, меня обвиняет в безнравственности проститутка! Я досадливо скрипнула зубами и встала с корточек.

– Нет. Вырубила бы его, на мне же мехаскелет. Барти в клинике?

– А то. Этот ублюдок опять изгадил весь пол моторным маслом, – выплюнула Полли, хлестнув стеком по ноге.

Шпилька предупредила бы, будь раны капитана критичными, поэтому я подавила порыв стремглав кинуться к нему на помощь. А вот выяснить, что ее так вывело из себя, не помешает. Воздушного пирата она недолюбливает из-за его идеалистичной принципиальности, но не до такой степени, чтобы оскорблять по матери.

– Бесишься, потому что он террором навел на наш квартал тайную полицию?

Шпилька рывком приблизилась ко мне, окутав резким ароматом мускусного парфюма, не до конца перекрывающим запах пота, и прошипела на ухо:

– Бобби меня не волнуют. Нет, этот кретин из-за своих кретинских принципов перешел дорогу многим серьезным людям. На том пассажирском дирижабле должна была пройти встреча членов Лиги антиимпериалистов, а этот ублюдок ее сорвал!

Дерьмово. Шпилька – вербовщик Лиги и ценный связной. Поэтому всему, что она говорит об антиимпериалистах, можно верить. Мне она тоже предлагала вступить в ряды борцов с властью зарвавшихся «вшивых интеллигентов», но я отказалась. Я не считаю, что скромный мехадок сможет чем-то быть полезен оппозиции. А проблемы с законом мне и без того регулярно подкидывают пациенты.

Шпилька достаточно разумна, чтобы не фанатеть от идеи революции, а просто служить ей, как послушный раб системы. Поэтому мой отказ ее не оскорбил и не испортил наши отношения, которые куртизанка шутливо обзывала «дружбой с натяжкой». За это я ее и ценю. Человек она не особо приятный, зато весьма полезный. Больше половины клиентов подгоняет мне именно она. Однако это не дает ей права оскорблять единственного близкого мне человека, пускай на сей раз он действительно перешел черту. Но заземлю его за это я сама!

– Хватит поносить Бартоломью, Полли, – оборвала я «подругу», стараясь не обращать внимания, как нехорошо у меня засосало под ложечкой от ее слов о серьезных людях. – Он не оппозиционер и не мог знать о готовящейся встрече.

Хотя он тоже из «сопротивленцев». Цепляется за утопичный мир, которого никогда не было и не будет. После Третьей опиумной войны, целью которой было превентивное экономическое и технологическое ослабление Зангаоского царства, готовящего на нас наступление, патриотичный авиатор слегка разочаровался в своей родине. И превратился в гоняющегося за своеобразной справедливостью контрабандиста, крадущего у Анталамории «мозги»: опальных ученых, непризнанных деятелей искусства и предпринимателей криминального склада характера.

– Незнание не освобождает от ответственности, – презрительно хмыкнула брюнетка и снова хлестнула стеком по ботфортам. – Я просто предупреждаю, Гайка. Если по следу твоего дражайшего капитана члены Лиги, желая стребовать долг, выйдут на тебя, я им препятствовать не стану.

Я закатила глаза и обошла бордель «Розовая роза», посчитав тему исчерпанной. На дне каждый сам за себя и настоящих друзей нет – тоже мне новость!

– Ах, да, Генри! – окликнула меня вдруг Шпилька неуловимо изменившимся голосом. Я притормозила, обернувшись на ночную бабочку, в густо-подведенных глазах которой мелькнула печаль. – Я там тебе оставила… чертову мать, не знаю, как это назвать, не подарок же! В общем, подними и от меня стаканчик за предков.

На душе потеплело. Я растроганно шмыгнула носом в ответ на эту неловкую искренность и кивнула. Шикнула на бродячих котов и толкнула неприметную заднюю дверь, ведущую на узкую лестницу вниз. Скудный свет электрических ламп опять мигал, и я поставила себе зарубку на память проверить динамо-машину в трансформаторной.

Операционная, громко именующаяся клиникой, встретила меня привычным бардаком, умиротворяющим запахом солярки и медицинского спирта, устрашающего вида наркозным креслом и цепляющимся за него Бартоломью.

– Да чтоб тебя отцентрифужило! – от души ругнулась я, узрев лужу моторного масла, расползающуюся под его правой ногой.

От вида сгорбленной долговязой фигуры в кожаном синем плаще, оставшемся в память о военной службе, и съехавшем на лоб цилиндре, сердце застучало быстрее. Все чаще чужие страдания вызывают во мне нездоровое возбуждение.

По словам Теша, на войне я просто нахваталась негативных эктоплазменных эманаций. Он периодически маскирует их влияние, но это не лечение. Теш хунган, а не экзорцист, его специализация сделки с демонами, а не очищение душ. Более того, со времен последней маскировки прошло полгода и, кажется, скоро я превращусь в вуайериста, подсматривающего за работой Шпильки, или стану постоянным зрителем подпольных боев.

Постаравшись отрешиться от кровожадного предвкушения, я толкнула бравого капитана в кресло. Машинально затянула фиксирующие ремни, нацепила увеличительные гогглы и закопалась в его поврежденную механическую ногу.

– Дерьмово выглядит, – присвистнула я. Шестерни и патрубки, которые я чинила не далее, как месяц назад, превратились в мешанину крови, касторового масла, латуни и свинца от пуль. Любит же он их собой хватать!

– Заслуженно, – Буревестник болезненно оскалил стальные зубы. – Я добавил тебе неприятностей, Генрика. По моему следу идет тайная полиция и Лига антиимпериалистов. Но я в долгу не останусь, компенсирую все, будь уверена.

Я искоса поглядела на виноватого капитана, очищая рану. Он не знает, что я медиум. И не знает, чем мне грозит встреча с Бюро общественной безопасности, поэтому и откупается компенсацией.

– Что произошло? Я тебя знаю, ты никогда не переквалифицировался бы из контрабандиста в террориста беспричинно.

Барти презрительно дернул ржаво-каштановыми густыми усами хэндлбар5.

– Анталамория собирается возобновить войну между конфедератами и коренным эльфийским населением Вестконтина. Пытается восстановить свой авторитет в бывших колониях по излюбленному принципу «разделяй и властвуй». Генрика, на том дирижабле перевозили плененных эльфийских шаманов под прикрытием пассажиров. Я бы сбил его и спас эльфов, даже будь на борту наша Императрица вкупе с Президентом Контрема.

Кулаки зачесались выбить капитану вставную стальную челюсть, но губить стоматологический шедевр, который сама же и делала, было жаль. Эльфийские шаманы, поршень мне в выхлоп! Редкость, которую пора вносить в Красную книгу, пусть и неполиткорректно уравнивать этих дикарей с животными.

Теперь понятно, почему так всполошилась тайная полиция, ведь потерян ключ к господству в колониях. Ох, Барти, это не неприятности, это катастрофа! Я надеялась обойтись без крайних мер, но теперь придется на какое-то время залечь на дно, если не хочу попасть под горячую руку машины правосудия.

Пока размышляла над дальнейшими действиями, споро очистила место повреждения, высыпав в раковину с полдюжины мелких свинцовых снарядов. И озадаченно уставилась на сложнейшие атакующие сигилы на пулях. На такие убийственные игрушки индульгенцию имеют только экзорцисты. Но это слишком абсурдно для одного дня! Неужели Барти из-за своих кретинских, правильно Полли их называет, принципов попал на прицел не только тайной полиции и антиимпериалистов, но и Церкви?

Нервирующая безысходность ситуации, в которую я попала по вине единственного близкого человека, обострила садизм и перекрыла врачебный профессионализм. Барти же любит острые ощущения? Вот их и получит!

– Генрика, черт тебя дери! – Бартоломью заметил, что я готовлюсь приступать к работе без анестезии, и дернулся в кресле, как сломанная заводная игрушка. Обычно лихо закрученные усы капитана яростно растрепались, но меня это не проняло. – Я же сказал, что с меня причитается. Верни наркоз, садистка!

– Он входит в компенсацию, – саркастично отрубила я и приступила к сварке.

– Вся в меня, чертовка, – с отеческой гордостью просипел контрабандист, от боли впиваясь в подлокотники кресла.

Я фыркнула и сосредоточилась на работе. Так, надо заменить патрубки с касторкой, перепаять пневматическую подвеску, вправить железное колено, смазать шарниры и поставить заплатки на обшивке. Вообще-то, в данном случае проще поменять имплант на новый, но я не знаменитый Цадок Дедерик, я фермой механических тел не владею. Поэтому придется довольствоваться тем, что есть.

Спустя шесть часов я сняла с капитана фиксирующие ремни и, вытолкав его с нагретого места, обессиленно рухнула в кресло. Сдула со лба рыжую челку и прищурилась на проверяющего работоспособность конечности Барти.

– Компенсацию жду сегодня же, бравый вояка, – сонно буркнула я, сворачиваясь калачиком в кресле, провонявшем моторным маслом. – И сваливай уже.

– Раскомандовалась, – довольный моей работой, хмыкнул Буревестник. Заботливо укрыл меня какой-то ветошью, неловко потрепал по стриженной макушке и невнятно буркнул. – Будет сделано, сокровище.

Не уверена, не померещилась ли мне последняя фраза, ведь я уже проваливалась в сон. И, как мне показалось, сразу же проснулась, заслышав предупредительный стук в дверь. Я сонно глянула на часы, убедилась, что проспала аж до заката, и озадаченно уставилась на дверь. Все мои знакомые стучать не приучены, незнакомых приводит Шпилька, которая вовсе дверь распахивает с ноги, а Кудряшка Сью считает себя хозяином квартала Красных фонарей, поэтому во все здания входит, как к себе домой.

Я уже понадеялась, что поздний посетитель ошибся зданием, но стук повторился. Раздосадованная, я выбралась из кресла, с хрустом потянулась и открыла металлическую створку. Меня окутал одуряющий аромат орхидеи и амбры. В глаза бросились два изящных темно-фиолетовых цветка. Редчайшие черные орхидеи. Орхидеи. Как всегда.

Я перевела ошарашенный взгляд на нежданного гостя. Потрепанный пурпурный костюм-тройка в тонкую белую полоску на голое тело. Видавший виды невысокий цилиндр с надетыми на него за ненадобностью гогглами с дорогущим пировидиконом. Графитово-серая кожа, татуированная белыми веве6 для призыва духов и защиты от них, водопад белых волос до пояса и порочные серые глаза. Довершала образ хунгана костяная трость и белая маска-калавера в виде узорчатого человеческого черепа.

Тадеуш Шабат собственной персоной. Моя заноза в сердце и заднице одновременно. Дроу снял маску-калаверу, глубоко поклонился и придал лицу выражение сочувствия, соответствующее моей сегодняшней годовщине. Адекватные эмоции психопату не доступны, но он достойно освоил подражание им. По крайней мере на душе у меня потеплело.

– Здравствуй, Теш, – моя искренняя улыбка ввергла в ступор нас обоих. Я все еще рада видеть эту сволочь, для которого являюсь лишь очередной игрушкой в его астральной коллекции. Заявляю, как врач, что идиотизм – это диагноз.

– Решил, что не стоит оставлять тебя в этот день одну, – бархатный голос был пронизан заботой.

Захотелось уткнуться лбом в грудь его обладателю и просто стоять, вдыхая аромат экзотических цветов и амбры. Пришлось напомнить себе, что все чувства дроу – фальшь. И хунгану я интересна только потому, что мне не повезло родиться неслабым медиумом.

– Не утруждай себя этим представлением, – саркастично смилостивилась я. – Шпилька просто вынесла тебе мозг, потому что у меня на клинике ослабли защитные сигилы, вот ты и вспомнил обо мне.

– А они действительно ослабли? – в серых глазах мелькнуло порочное любопытство, острые клыки хищно оскалились.

Ни извинений за его выходку полгода назад с попыткой заставить меня поучаствовать в его экспериментах по изучению одержимости. Ни вопросов о том, как я жила все это время. Я его волную лишь тогда, когда усиливается моя связь с мертвыми. Что и требовалось доказать, как говорится.

Я закатила глаза и кивнула, попутно отбирая так и не врученные мне орхидеи. Душевности подарку не хватает, но вкус у дроу безупречный. Хотя аромат экзотических цветов всегда казался мне излишне приторным. Мне по душе подсолнухи.

Он шагнул в клинику, как к себе домой. Только в отличие от констебля Сьюзена в его движениях не было нарочитости. Потому что барон Суббота был настоящим хозяином квартала Красных фонарей.

Мимоходом он скинул пиджак и цилиндр на изгвазданное кресло, не побрезговал остатками вчерашнего ужина, которые я так и не доела, поддернул брюки и присел на корточки перед начертанными на стенах сигилами. Я, привычная к его раздражающему самоуправству, поставила цветы в высокую тонкую вазу, спаянную собственноручно из подручных материалов после знакомства с ним. Раньше мне никто цветов не дарил.

Стянула с себя рабочий комбинезон и мехаскелет, оставшись в полосатых коричнево-бежевых брюках и серой мужской рубашке. Глянула в мутное зеркало, которое некогда притащила мне Шпилька, поправила короткие рыжие кудри, вечно вьющиеся мелким бесом от влажности, и присела на пол рядом с Тешем.

Белые татуировки на серой коже жилистых рук, рассыпавшиеся по пурпурному жилету белые волосы… на него даже смотреть больно, сердце щемит от нечеловеческой красоты. Как и от осознания, что я для него всего лишь очередной актив.

Хунган мелом и углем подновил линии печатей по периметру клиники, защищающих меня от визитов призраков. Прикрыл глаза, грациозно помахал тростью и прошептал пару неразборчивых фраз. Одной проблемой меньше.

– Спасибо.

– Ты же знаешь, Генри, для тебя всегда пожалуйста, – проворковал Теш, садясь спиной к стене и притягивая меня к себе. Я не сопротивлялась, ведь все-таки соскучилась.

На самом деле, если бы барон Суббота не был единственным, кто способен спасти меня от одержимости, я бы не позволила нашим отношениям зайти так далеко. Я ведь не безмозглая, и понимаю, к чему может привести заинтересованность во мне гангстера. Пока ему выгодно позволять мне работать с враждующими между собой криминальными личностями, сохраняя нейтралитет. Но вдруг ему однажды надоест делиться мной с конкурентами, и он решит, что пора меня приобрести в личное пользование?

А с мафией ведь какая проблема: войти в «семью» легко, а выйти почти нереально. Так что приватизироваться я не желаю. Такая вот я капризная дама. И на оси я вертела факт, что, живя на дне, долго сохранять ничейную сторону гангстеры никому не позволяют. Впрочем, вряд ли Теш рискнет нарываться на конфронтацию со своими конкурентами из-за обладания мехадоком. Он ведь знает, что свою эмпатию я люто ненавижу и пользоваться ею в угоду ему не собираюсь. А больше я ему ни на что и не сдалась, как это ни горько.

Изящная ладонь с острыми когтями вдруг легла на мое бедро, похотливо сжав. Я слабо застонала, чувствуя, что вся моя выдержка плавится, как металл в печи. По чуть пухлым губам дроу поползла тщеславная ухмылка. Скотина, знает же, что из-за своей способности считывать душу при прикосновении к человеку, я эти полгода никого к себе не подпускала. В отличие от него, меняющего любовниц раз в неделю. Я уж молчу про шлюх.

Но на все обиды на эту сволочь пришлось плюнуть, когда одним рывком он усадил меня к себе на колени. Я безвольно распласталась по литым мышцам груди Теша, как всегда, становясь игрушкой в его руках.

Горячие ладони сместились с моей талии вниз, притискивая теснее, давая почувствовать его желание. Я зарылась пальцами в шелк белых волос, склоняясь над нечеловечески совершенным лицом. Теш подался вперед, больно кусая мои губы.

Мои способности активировались тут же. Душа потянулась к его душе, но, ощутив лишь безучастность, успокоилась. Шутка ли, что единственный, к кому я могу прикасаться, не опасаясь свихнуться под натиском чужих чувств, это тот, кто чувствовать вообще не умеет.

Он положил мои ладони на пуговицы его жилета, и я послушно принялась их расстегивать, обнажая гладкую темно-серую кожу. Его пальцы лениво заползли мне под рубашку, царапая когтями грудь. Я гнулась под его прикосновениями, как сталь дурного качества. Он сквозь полуприкрытые белые ресницы алчно ловил бесовским взглядом каждый мой жест, кусая в шею.

Грохот за дверью заставил меня дернуться, как от бомбежки, оторваться от расстегивания ремня Теша и осоловело глянуть на выход. Дроу вцепился пальцами мне в подбородок, требовательно возвращая к себе.

– Не останавливайся, – выдохнул он мне в губы приказ и в свою очередь потянулся к застежке моих брюк.

– Подожди, – севшим голосом взмолилась я, не в силах остановить Теша, принявшегося кусать мою грудь. – Я должна открыть. Вдруг кто-то помрет у меня под дверью!

Зря я это сказала. Такого извращенца, как Теш, подобное только заводит, а не приводит в чувство. Я мученически взвыла, когда его когти преодолели ткань брюк, нырнув внутрь, и резко вскочила. Я должна открыть дверь! Вдруг это Барти?

Но Теш тягуче поднялся следом, поймав меня за волосы. Я вскрикнула, когда он грубо толкнул меня животом на стол, и поняла, что пора спасаться. Хунгана периодически клинит, и он пытается поиметь меня, как это полагается по их жестокой вере вуду. Но уж извините, я в ритуальные шлюхи не нанималась!

Такой вот я человек-противоположность. Любоваться чужой болью – всегда пожалуйста, а испытывать ее сама – ни в коем случае. Двинув ему локтями под дых, я скинула его с себя, замахнулась разводным ключом и испуганно рявкнула:

– Приди в себя, психопат!

Убедившись, что взгляд серых глаз становится осмысленным, я опустила импровизированное оружие, поддернула брюки и кинулась к двери. Что за безумный день сегодня, все дружно решили сойти с ума в мой единственный выходной в году? Распахнув металлическую створку, я взвизгнула и оказалась погребена под чьей-то неподъемной тушей. В нос забился запах пороха и едва заметный аромат крепкого конфедератского кофе.

– Да чтоб тебя отцентрифужило! – в сердцах пожелала я бессознательному типу, спихивая его голову со своей груди. Обернулась на поправляющего одежду дроу и, досадуя на его недогадливость, повелительно рявкнула. – Теш, поршень тебе в выхлоп, помоги мне!

Он высокомерно заломил белую бровь, но, привычный в своей стране к матриархату, подчинился. Совместными усилиями нам удалось уложить пациента в наркозное кресло. Я бегло осмотрела непримечательный серый мундир, фуражку и механические пальцы левой руки незнакомца. На первый взгляд никаких повреждений, которые могли бы вызвать потерю сознания.

– Оставь нас, – через плечо велела я Тешу, закатывая рукава рубашки.

– Ты его знаешь? – поинтересовался Теш, чересчур пристально разглядывая гостя. Я встала между ними, перекрывая обзор. Анонимность пациентов прежде всего, ага.

– А ты вдруг решил позаботиться обо мне? – саркастично огрызнулась я, потирая живот. Место ушиба болело все сильнее.

– Ты ценный экземпляр, – как ни в чем ни бывало пожал плечами Теш.

А я даже не обиделась, лишь в который раз подтвердила свой диагноз. Только идиотка может думать, что за нашими отношениями скрывается нечто большее, чем больная тяга психопата к коллекционным игрушкам.

– Генри, – он приблизился и, не обращая внимания на вялые попытки сопротивления, укусил мою нижнюю губу. – Мы не закончили. Я заглажу свою вину, обещаю.

Прозвучало двусмысленно и оттого соблазнительно. Я фыркнула, выпуская пар, и примирительно кивнула.

– А я обещаю не брать на встречу разводной ключ.

Только когда за хунганом закрылась дверь, я вспомнила, что встретиться в скором времени у нас вряд ли получится. Мне же на дно залечь придется. Поджав губы, вернулась к пациенту. И первым делом избавила его от револьвера в набедренной кобуре, в котором по переломной раме опознала «Уэбли», состоящий на вооружении армии Анталамории с начала двадцатого века. В нем, кстати, не хватало трех пуль. Я покосилась на раковину, куда скидывала снаряды, выцарапанные из Барти, и пригляделась к пациенту внимательнее.

На вид лет на десять-пятнадцать меня постарше и явно житель с противоположного берега Детаит. Серое сукно мундира, характерное для военных чиновников, подчеркивает болезненную бледность кожи с тенью щетины на щеках. Острые скулы и прямой длинный нос с узкими вырезами ноздрей вызывают ассоциации с ящерицей, а тонкие губы и слегка раскосый разрез глаз выдают зангаоские корни.

Я натянула медицинские перчатки, сняла с него фуражку и тщательно осмотрела голову на предмет повреждений. Иссиня-черные волосы незнакомца, начинающие седеть у висков, почти достигали плеч, что вызвало некоторые сложности с осмотром. Но никаких травм я не обнаружила.

Ощупывание ног тоже ничего не дало, кроме предположения, что мой пациент на службе занимает элитный пост. На это намекало высочайшее качество выделки черной кожи сапог до колен с серебряными шпорами и отделанная серебряной нитью форма. Впрочем, револьвер-то его тоже стоит, как три моих месячных заработка.

А вот под мундиром кажется есть кое-что интересное. Металлическая левая рука отказывается сгибаться, а по плечу от нее к позвоночнику идет нечто вроде экзоскелета. Тоже наверняка парализованного. Я с пыхтением и кряхтением принялась стягивать с пациента мешающие осмотру мундир и белую рубашку.

На самом деле, Теш зря беспокоится о моей сохранности. Обороняться от пациента мне пришлось лишь раз, когда я случайно шибанула Барти током. После того случая наркозное кресло обзавелось фиксирующими ремнями. А суметь постоять за себя, когда твой оппонент прикован, любая немощь сможет.

Так я думала, пока полы рубашки незнакомца не разошлись под моими пальцами, явив мне бледную грудь, испещренную черными сигилами. Сложнейшими атакующими и изгоняющими сигилами, просто-таки вопящими о том, что их обладатель могущественный экзорцист.

Я мигом пожалела, что отослала хунгана. Потому что одной со служителем Первого особого отдела Святейшей Енохианской Церкви, способным сковывать душу, мне не справиться.

Глава 2. Самый проблемный пациент

Экстрасенсов в Анталамории отделили от некромантов и перестали сжигать на кострах всего лишь век назад. После Второй научно-технической революции империя окрестила себя светским государством. И милостиво позволила жить на своей территории спиритуалистам и медиумам, исповедующим енохианство, и иноверным жрецам вуду и гаруспикам7. Разумеется, не задаром.

Отныне каждый ребенок, в коем обнаруживаются экстрасенсорные способности, принудительно зачисляется в школу эзотерики. И по ее окончании обязан послужить во имя облагодетельствовавшей его империи. Поэтому экстрасенсов чаще всего приписывают к государственным больницам, в муниципальные службы, к жандармериям и в похоронные бюро. А контролируют деятельность экстрасенсов инквизиторы из Второго особого отдела Святейшей Енохианской Церкви.

Но, главное, брак экстрасенсов также считается делом государственной важности. И «скрещивают» нас только друг с другом. Для выведения породы, ага.

Я знаю, что способности у меня значительно превышают средний показатель. Далеко не каждый медиум по совместительству является эмпатом и может считать душу и воспоминания при прикосновении к человеку. И если обо мне станет известно властям, меня гарантированно отдадут на растерзание тайной полиции. Еще бы, такое подспорье при допросах! А мелочи вроде того, что я свихнусь спустя пару месяцев подобной работы, государство не волнуют.

Меня такой бесславный конец и последующая за ним роль племенной кобылы как-то не прельщает. Поэтому надзирателей из числа священников я успешно избегаю. Точнее, избегала до того момента, пока в мою клинику не ввалился один из них! Экзорцист, а не инквизитор, и на том спасибо, но распознать во мне медиума и сдать меня государству ему это не помешает.

Я в отчаянии пнула разводной ключ. Тот со звоном отлетел к стене, и экзорцист слабо застонал. Я выматерилась и безжалостно его сковала. Схватила скальпель и решительно приставила к его горлу. Нежданный гость чертыхнулся, завозился в кресле и распахнул раскосые чернильно-черные глаза.

Взгляд у него оказался рассеянный, слегка не от мира сего, с едва заметной тоскливой поволокой. Очень знакомый. Я такой лицезрела в зеркале каждый божий день на протяжении трех лет после окончания войны. Взгляд, характерный для людей, повидавших немало дерьма на своем веку, от которого так и не оправились.

Пациент оценил свое положение и криво, словно разбитый инсультом, улыбнулся. Довольно миролюбиво и отрешенно для человека со скальпелем у горла. И хрипатым, прокуренным голосом осведомился:

– Гайка, я полагаю?

Нет, болт! Левая сторона лица у него действительно менее подвижная. Почти незаметно, но не для врача. Вправду инсульт.

– Как ты вышел на меня? – я не впечатлилась его дружелюбным видом и лишь плотнее прижала скальпель к кадыку.

– Шпилька дала о тебе великолепные рекомендации.

Она вообще много кому дает. И ей стоило бы научиться открывать рот только по работе. Однако рекомендует она меня только проверенным людям. Чаще всего, оппозиционерам. К тому же, пули, что я выковыряла сегодня из ноги Барти, были освященными. Совпадение? Или передо мной действительно один из тех «серьезных людей», которым Буревестник сорвал встречу на том пассажирском цеппелине? Плевать на профессиональную этику, я не стану его чинить, пока не выясню, кто он такой!

– А что, святоши так тесно общаются со шлюхами, что доверяют им выбор своих лечащих врачей? – вечно из меня сарказм прет, когда нервничаю.

– Только с теми, которые состоят в Лиге антиимпериалистов, – иронично подтвердил мою догадку экзорцист, несинхронно моргнув. Впервые за две минуты. Как есть ящерица!

То, что передо мной оппозиционер, решает некоторые проблемы. К примеру, властям такой пациент меня не сдаст. Но на мирный лад все равно не настраивает. Потому что из всех мехадоков столицы, половина из которых тоже в Лиге, он пришел именно ко мне. Хотя как раз я запросто могу сдать его властям. А это значит, что пришел он не ко мне. Он пришел за Барти, выследив его, как и предупреждала ночная бабочка!

– Шпилька, когда «давала рекомендации», не могла не обмолвиться, что я уже в курсе произошедшего сегодня ночью, – процедила я, чуть смещая скальпель так, чтобы под ним выступили алые капли. Садизм требовал своего. – Я знаю кто ты, и зачем на самом деле здесь. Но обратился ты не по адресу, святоша. Я не сдаю своих постоянных клиентов и не ремонтирую тех, кто собирается причинить им вред. Репутация, понимаешь ли.

– Понимаю, док, – кивнул экзорцист, стеклянным взглядом смотря куда-то сквозь меня. – И у меня репутация. А выходка Буревестника ее пошатнула. Будет справедливо, если он же ее и восстановит.

– Каким образом? – я упрямо поджала губы.

Еще один поборник справедливости! И впрямь стоит их познакомить с Барти, они однозначно найдут общий язык.

– Мне нужен тот, кто доставит в конфедерацию одну посылку. Ее должен был передать пассажир того дирижабля, на который напал Буревестник.

На котором перевозили пленных эльфийских шаманов, как подтверждение преданности короне Анталамории. Который в последнюю очередь заподозрили бы в помощи антиимпериалистам. План, стоит признаться, отличный. Надежный, как гномьи часы. Был бы, если бы в него не вмешался Барти. Ох, ну почему все не может быть проще? Кстати…

– А что мне мешает сдать тебя твоим друзьям священникам? Или вовсе заземлить прямо сейчас?

Очень соблазнительная мысль. Как говорится, «нет человека – нет проблем».

– Характер посылки с грифом «совершенно секретно», – невозмутимо пояснил экзорцист, а я оцепенела. – Ее не свяжут со мной, пока я не вызываю подозрений. Но донос на меня или мое убийство заинтересует тайную полицию. Начнется расследование, и не думаю, что тебя обделят вниманием.

Поршень мне в выхлоп! Да меня просто-таки загоняют в силки бобби! Я какое-то время еще скользила бездумным взглядом по ящериным чертам лица пациента, претендующего на почетное звание самого проблемного. Искала намек на блеф. Но, кажется, он предельно искренен. Скальпель с большим сожалением пришлось опустить.

Ну, что же. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Сейчас я отремонтирую его, и сплавлю Бартоломью. Капитан меня в это втянул, ему и вытягивать.

– Экзоскелет парализован? – отгораживаясь деловым тоном, вопросила я.

– Именно. Я продемонстрирую, если позволишь, – эта кривая инсультная улыбка странным образом располагает к себе ее обладателя.

Связанным экзорцист нравится мне гораздо больше, но делать нечего.

– С каких это пор священники предают родину и вступают в ряды оппозиционеров? – настороженно пробурчала я, неохотно расстегивая ремни.

– С тех самых, как империя решила сделать из священников наемных убийц.

Мне удалось не дернуться. Значит, как экзорцист мой пациент достаточно силен, чтобы вышвырнуть душу человека из тела прямиком в астрал. Не каждому такое дано. Неприятное открытие.

Впрочем, вряд ли Императрица рискнула бы вызвать гнев своих ненаглядных святош без крайней нужды. И вряд ли рискнула бы применить их способности против мирного населения, приближая тем самым революцию. Нет, Церковь, должно быть, стала оружием в целях, гораздо более «праведных». Я нашла взглядом медаль на лацкане мундира экзорциста и понятливо вздохнула.

– Третья опиумная война?

– Черт бы ее побрал. Бывший капитан батальона специального назначения Ли Мэй Хелстрем, честь имею, – пробормотал мужчина, растирая запястье правой руки о бедро, даже не пытаясь гордо отсалютовать, как того требует военный этикет.

Третья опиумная война шла у нас восемь лет назад с Зангаоским царством. Ли Мэй – имя однозначно зангаоское. Судя по раскосым глазам, зангаоской крови в нем около половины. А служил он в спецназе. Ставлю свой мехаскелет на то, что он был агентом внешней стратегической разведки. Другими словами, диверсантом и шпионом. Дерьмово, когда такой экземпляр разочаровывается в своей стране и начинает торговать государственными тайнами.

– Старший фельдшер гвардейской десантно-штурмовой дивизии, Гайка, – в свою очередь отрекомендовалась я, не торопясь раскрывать свое имя.

Хелстрем уставился куда-то сквозь мою переносицу. Должно быть, сопоставил мой внешний вид и год начала войны. Я поджала губы, мол, так вышло. Мне казалось, что хуже сиротского приюта быть ничего не может. Поэтому, когда по столице ходили вербовщики, я с готовностью впарила им свою кандидатуру. А что война не место для четырнадцатилетних девочек, я поняла слишком поздно. Аккурат в тот момент, когда меня снесло чьей-то оторванной ногой. Зато так я познакомилась с Бартоломью. К тому же, потом я все равно дезертировала.

Я помогла Хелстрему принять вертикальное положение и избавила его от рубашки, стараясь лишний раз не прикасаться к коже, испещренной татуировками. Не знаю, как мои способности отреагируют на близость экзорциста даже через винил перчаток. Посадила его спиной к себе и, не сдержавшись, присвистнула.

Механическая рука продолжалась имплантированной лопаткой и позвоночником. Все протезы были стальные с инкрустацией из серебряных сигил. Места соприкосновения с органическими тканями обшиты нержавейкой, во избежание окисления. Дорогая игрушка. При этом выглядят конечности единым слитком металла, а не мешаниной заплаток, как обычно бывает у моих пациентов. Это не имплант, а произведение искусства!

– Работа Цадока Дедерика, – я любовно провела кончиками пальцев по клейму на лопатке. Попасть в подмастерья к этому гениальному гному было моей несбыточной мечтой.

Хелстрем покосился на меня с недоверием и робкой благодарностью. Наверняка привык, что в высшем обществе калеки не в чести, а к людям с металлическими частями тела относятся с завуалированной жалостью и брезгливостью.

Фыркнув, я сосредоточилась на портящем шедевр входном отверстии явно от пули в плече экзорциста. Тщательно осмотрела весь протез, но выходного отверстия не обнаружила. Снаряд, видимо, застрял и повредил плечевой шарнир, связанный с позвоночником. Весь имплант парализовало, а из-за его крепления к нервам спинного мозга Хелстрем потерял сознание.

– Подлатаешь?

– Ремонт займет около часа, но восстановление плеча в исходном виде не гарантирую, – честно предупредила я.

– И черт с ним. Главное, верни работоспособность протезу, будь так любезна, – отмахнулся он.

Надо же, какая неприхотливость! Я принялась за работу, про себя отметив, что для священника он многовато чертыхается. Хелстрем оглядел операционную и остановился взглядом на двух черных орхидеях в вазе на столе.

– Перед тем, как потерять сознание, мне показалось, что я слышал мужской голос за дверью. С акцентом илитиири.

А выглядит рассеянным. Притворяется, или из-за профессиональной деформации способен оценивать обстановку, даже думая о другом? Я раздраженно покосилась на черный затылок. Ему неймется добавить мне проблем, да? Очень хотелось ответить «тебе показалось», но лгать представителям Особых отделов Церкви себе дороже.

– Да, у меня был… пациент. Помог оттранспортировать тебя в кресло и ушел.

Умные мысли приходят в голову, когда глупости уже сделаны. Меня только что осенило, что Теша стоило отослать прочь сразу же, тогда он не успел бы запомнить Хелстрема. А дотащить бессознательное тело я запросто могла самостоятельно с помощью мехаскелета, как делала с множеством клиентов до этого. Но я же всегда лечу поперед паровоза!

– Насчет него стоит беспокоиться? – без особого беспокойства поинтересовался экзорцист.

Я наконец-то извлекла пулю. Убедилась, что на ней действительно отметки «Буревестников», мученически возвела глаза к потолку, и уточнила:

– А ты когда-нибудь встречался с бароном… с людьми барона Субботы?

– Енох миловал.

– Тогда беспокоиться не о чем.

Он бросил на меня косой взгляд, в котором мелькнуло уважение моим знакомствам. Ай, да было бы чем гордиться: связям с мафией! Не о таких достижениях я в детстве мечтала. Мне, конечно, грех жаловаться, устроилась я гораздо лучше моих приютских знакомых. Но иногда я позволяла себе помечтать о лицензии мехадока, легальной клинике и пациентах, ради разнообразия не связанных с криминалом.

Отогнав несбыточные фантазии, я приступила к восстановлению хода шарнира. Задача была не из легких, ведь корежить шедевр Цадока Дедерика еще больше у меня не поднялась рука. Поэтому ремонтировать пришлось через отверстие, проделанное пулей. Чувствовала я себя при этом заправским хирургом.

– Почему мехадок? – хрипловато прервал мои пыхтения Хелстрем спустя полчаса. – Девушки обычно предпочитают становиться врачами, а не механиками.

Что странно. С машинами гораздо меньше шансов грохнуться в обморок от вида повреждений. Но, если бы не моя эмпатия, я бы тоже стала настоящим врачом. Хотя, подозреваю, обычно дамочки становятся врачами из-за тяги спасать жизни. А я в силу все возрастающего садизма. Но не думаю, что после такого откровения уровень доверия экзорциста ко мне повысится.

– Папа очень ждал сына, – ответила я правду, но другую. – Родилась я, но реализации родительских амбиций это не помешало.

Да что там, родители даже имя мне поменять не удосужились! Просто вместо Генриха нарекли Генрикой. Должно быть, им нравилась ассоциация с «гением», но я, признаться, от своего имечка и даже от его сокращенной формы не в восторге.

– К тому же мама была наполовину гномкой. Так что мне, можно сказать, на роду написано было стать механиком. Ну, а медицинский уклон моя профессия приобрела на войне.

Надеюсь, святошу не смущает, что его чинит мехадок без образования и лицензии. Впрочем, чего еще он мог ожидать от подполья? Но, похоже, мне пора проявить ответный интерес. Не дают покоя мне его ругательства.

– А разве экзорцистам позволено чертыхаться?

А также всуе поминать Еноха. Теш мне что-то рассказывал о подобных запретах для экстрасенсов. Люди, чья связь с астралом сильна, могут одной экспрессивной фразой ненароком призвать какую-нибудь сущность оттуда.

Хелстрем отчего-то напрягся, как варан перед броском. Я, почуяв перемены его настроения, незаметно приостановила восстановительные работы. А то вдруг я сейчас сниму паралич с его металлической конечности, а он ею меня придушит? За безобидный вообще-то вопрос! Но кто разберет, что за дьявольщина творится в головах у святош.

– Откуда тебе известно, что я экзорцист? – у меня волосы встали дыбом от его замогильной интонации.

Отрешенность пациента чересчур меня расслабила. Осторожно, Генри. Еще немного, и он решит проверить меня на экстрасенсорные способности. Надо срочно перевести стрелки. Благо, есть у меня одна сволочь под боком, которую не жалко.

– Мой знакомый экстрасенс, который ставил защиту на эту клинику, объяснил мне классификацию сигил. На тебе, вроде бы, атакующие и изгоняющие, вот я и решила, что ты экзорцист, – затараторила я максимально беспечно, одновременно примериваясь к разводному ключу. Надо же было его так далеко пнуть!

Но Хелстрема такой ответ удовлетворил. И… расстроил? Да, плечи ссутулились, а взгляд стал совсем тоскливым. Но что я такого сказала? Мне вдруг до покалывания в кончиках пальцев захотелось использовать свои способности, чтобы узнать, что творится в душе у человека. Впервые в жизни. Искушение было столь сильным, что походило на наваждение. Я неверующе выпучилась на задрожавшие руки, чего не наблюдала за собой с войны. Испугавшись саму себя, аккуратно отложила инструменты и отошла к столу, закопавшись в ящики.

Так, где-то тут у меня были пластинки серебра. Хранила я их скорее, как оружие против призраков, но потратить часть на восстановление работы Цадока Дедерика не жалко. В кои-то веки я возблагодарила царящий в клинике «творческий беспорядок». Искать пришлось достаточно долго для того, чтобы отвлечься от пугающе странных мыслей и успокоиться. И я уже не надеялась на ответ, но стоило вновь приблизиться, как Хелстрем с напускным безразличием согласился.

– Экзорцистам – нельзя.

Это что же получается, он не экзорцист? При этом однозначно экстрасенс, ведь обычным людям столь сложные татуировки, как у него, без надобности. Но при Церкви есть лишь два Особых отдела. И, если он не принадлежит к Первому, то он из Второго? То есть инквизитор? По сути, тот же жандарм, только ликвидирующий не грабителей и убийц, а незарегистрированных экстрасенсов и некромантов.

От дальнейших вопросов я благоразумно воздержалась, чтобы ни в коем случае не навести его на закономерные мысли о причине моей осведомленности в этой сфере. Хотя и интересно, что вообще на войне забыли инквизиторы. Как экстрасенсы они слабоваты, только и могут, что по ауре вычислить другого экстрасенса. Их сила в знании законов и отличий разрешенной экстрасенсорики от запрещенной некромантии. Они скорее крючкотворы, нежели солдаты.

Шов на заплатке, естественно, получился неидеальным. Но если не приглядываться, то и не заметно. Мне стоило бы заслуженно гордиться своей работой, но получалось лишь думать, что я починила своего врага по пищевой цепочке. Как бы понять, просканировал ли он уже мою ауру?

Хелстрем придирчиво согнул пальцы серебряно-стальной руки, покрутил кистью и сделал пару махов, проверяя движение лопатки и механического хребта. Зрелище округляющихся раскосых глаз польстило.

– Я в долгу не останусь, Гаечка, – Хелстрем впервые взглянул мне в глаза прямо, а не сквозь. Но меня чуть не перекосило. Не хватало еще, чтобы передо мной расшаркивался инквизитор!

– Не стоит благодарности. Для оппозиционеров у меня предусмотрены квоты на бесплатное внеочередное обслуживание, – не удержалась я от сарказма.

– Особенно если они по совместительству являются инквизиторами? – в раскосых глазах сверкнули смешинки.

Я фыркнула, не отрицая очевидное. Но вот пациент мой какой-то на редкость недипломатично-прямолинейный для шпиона. И слишком рассеянно-миролюбивый для военного. Впрочем, недомолвок мне и с Тешем хватает, а так хоть какое-то разнообразие. Хелстрем надел рубашку и достал из внутреннего кармана мундира затасканный портсигар со стершимся покрытием.

– Не возражаешь? – он махнул самокруткой, дождался моего кивка, чиркнул колесиком зажигалки и с наслаждением затянулся вонючим дымом. – Будешь?

Я отрицательно помотала головой в ответ на протянутый портсигар. Я редко потакаю своим вредным привычкам, но, если уж гублю свое здоровье, то с комфортом. Закрываю Гештальт элементами красивой жизни, которая была у меня до гибели родителей. Предпочитаю сладкие ароматы, а не ядреную смесь горьких специй, горелого дерева и копченого мяса, от которой и паромобиль на ходу заглохнет. Не удивительно, что после эдакой отравы он хрипит, как туберкулезник.

– Возвращаясь к цели твоего визита, – я невоспитанно запрыгнула на стол и свернула ноги кренделем. – Посылка, естественно, должна быть отправлена в Контрем как можно скорее?

– Было бы неплохо, учитывая, что на ее поиски кинули Ллос, – беспечно подтвердил он, пряча руки в карманах брюк, а я присвистнула.

Да у него стальные яйца! За ним по пятам идет лучшая ищейка тайной полиции, бескомпромиссная дроу, и к тому же мамбо. А он даже не чешется! Меня вот малость потряхивает от всего этого дерьма. Угораздило же вляпаться!

– Проблема в том, святоша, что я не шутила, когда говорила, что ты обратился не по адресу. Я не сдаю своих клиентов. Бартоломью сам назначает время и место встречи с незнакомцами.

– Он подставил тебя, а ты его защищаешь? – Хелстрем также невоспитанно поскреб щетину, но в чернильном взгляде мелькнуло уважение.

Он решил, что я, живя на дне, сумела сохранить остатки самоотверженности? Надо же, такой взрослый дядя и такой наивный. Защищаю я всегда только себя саму. Сохранить себе жизнь – лучшее, что я могу сделать для Барти в благодарность за ее спасение. Поэтому придется спустить этого святошу с седьмого неба на грешную землю.

– Вот еще, – грубо заржала я. – Я просто не хочу, чтобы на допросе тайной полиции ты случайно выдал одно из убежищ нашего квартала.

Черные брови приобрели драматичный излом, Хелстрем расстроенно затушил сигарету в раковине и виновато улыбнулся.

– Черт возьми, док, а я думал, ты умнее, – жизнь вообще полна разочарований. – Если посылка сегодня не будет отправлена, Лига объявит «Буревестникам» войну.

То есть мне придется или разом перейти дорогу Инквизиции и антиимпериалистам, или подставить весь наш квартал, наведя чужака на убежище. Такого соседушки мне не простят. Выгонят взашей, и негде мне будет скрыться от бобби. Да на оси я вертела такие альтернативы!

Чувствуя, как от безысходности начинает буксовать мозг, решила «смазать» его шестеренки. Взгляд сам собой уперся в стоящий на столе «не подарок» от Шпильки. Ого, кремовый ликер! Где она его раздобыла? Эдак я прощу ей даже наводку Церкви!

Открутив крышку, я глотнула прямо из горла. Терпкая сладость согрела внутренности, снижая градус раздражения. Пациент наблюдал за моими действиями с ироничным добродушием. Спокойный и неумолимый, как танк. Мне бы его стальные яйца! Я задумчиво покачала бутылку.

Как лучше решить эту задачу? В исходных данных у нас обязательная встреча двух криминальных личностей. Отсутствие времени на согласование встречи – это константа. Искомая переменная – организация встречи без вреда для жителей дна, а зависимая от нее – реакция этих самых жителей на чужака. Ага, вот и ответ! Уравнение будет с положительным знаком, если исключить чужака! Я сделала еще глоток, блаженно закатив глаза, по-кошачьи облизнулась и решительно отставила бутылку.

– Раздевайся, святоша, – с паскудной ухмылочкой Кудряшки Сью велела я.

Мне наконец-то удалось выбить этот танк из колеи! Раскосые глаза стали круглыми, как блюдца. Ну да, в бульварных романах эту фразу обычно с пафосом произносят представители мужска полу, но мы не в сказке живем. Впрочем, и намерения у меня отнюдь не романтические. Вдоволь потешив себя видом ошарашенного пациента, я фыркнула и направилась к одному из жестяных шкафов.

– Ты можешь чертыхаться сколько угодно, но от тебя веет святостью за километр. Сейчас будем усиленно тебя портить.

Удачно еще, что на аристократа мой пациент не похож. Парвеню8, скорее всего. Выбился в люди из дерьма, хоть и достаточно давно, чтобы от него отмыться. Ну, ничего, изваляем заново. А вот с аристократом в махровом поколении так бы не вышло. Мне даже завидно, что статус буржуя работает, как грязеотталкивающее покрытие.

Хелстрем рассеянно скользнул взглядом по моему лицу, ища что-то одному ему ведомое. Кивнул своим мыслям и послушно стянул рубашку. Я невольно умилилась – святая простота! Повезло ему, что я не любительница жестоких розыгрышей, популярных и смешных только у жителей дна.

– Пойдешь со мной к Буревестнику. Но подставляться я ради тебя не стану, поэтому замаскируем тебя под трущобного, – поощрительно пояснила я, примериваясь к фигуре инквизитора, далекой от тщедушных зангаосцев.

Одного роста с Тешем, то есть на две головы выше меня. Плечи чуть уже, а бедра, наоборот, пошире, чем у дроу. Впрочем, ни у одного человека не бывает такой же атлетической фигуры, как у серокожих блондинов. Зато по мышечной массе Хелстрем обыгрывает сухощавого Теша, как варан змею. Я критически осмотрела мускулы, не перевитые жилами, как у хунгана. Что-то я уже сомневаюсь, что имеющиеся у меня мужские комбинезоны на него налезут.

Хотя, вот этот из «вареного» денима может быть. Он мне от Броневика достался. Гному, помню, он был длинноват, зато на пузе не расходился. Довольная, я сняла комбинезон с вешалки, прихватила перчатки, чтобы спрятать приметную механическую руку, обернулась и присвистнула. Да у нас тут демонстрация! Решил убедить меня в ошибочности суждения о его святости? Ладно, убедил, доказательства представлены… весомые. Инквизиторов я и правда иначе себе представляла. Несколько… поскромнее. Во всех отношениях.

Запретив себе даже в мыслях сравнивать Хелстрема с Тешем, я протянула ему комбинезон с перчатками и отвернулась. Подбери слюни, Генри, он вообще-то преследует таких, как ты! Пора бы действительно наведаться к барону Субботе и покончить с полугодовым воздержанием. Если бы не оно, я ни в жизнь не стала бы заглядываться на инквизитора. Откопав бесхозный рюкзак, не глядя отдала ему.

– Сложишь сюда свое барахло. Понесешь с собой, потому что в клинику мы не вернемся. Револьвер верну после окончания вашего с Бартоломью рандеву, – безапелляционно сообщила я, шлепнув Хелстрема по рукам, потянувшимся было к «Уэбли».

Когда я рискнула снова обернуться, выглядел святоша типичным забулдыгой-работягой. Он раскурил еще одну вонючую сигарету, оглядел мешковатый, все-таки слегка коротковатый джинсовый комбинезон и криво улыбнулся.

– Ностальгия.

Точно парвеню. Опять возникло неуместное желание узнать о нем побольше. Но я напомнила себе, что передо мной человек, которого рано или поздно осудят за измену родине. О таких лучше вообще ничего не знать. Таких лучше всего сразу сдавать властям.

Он мне наверно даже нравится. Взглядом не от мира сего, который не пытается без смазки влезть в душу, в отличие от порочного взора Теша. Стальными яйцами, нечасто встречающимися у современных мужиков. Не жестокой иронией и доброй улыбкой. Но не будь я неучтенным медиумом, сдала бы его тайной полиции без промедлений. Жизнь в приюте научила заботиться исключительно о своей шкуре.

Я отмахнулась от несбыточных фантазий о волшебном решении всех проблем разом, и продемонстрировала ему последнюю деталь образа. Стальной обруч на голову, фиксирующий глаза в закрытом состоянии. Применяется обычно после операций или установки оптических имплантов вроде вживления астральных линз.

Хелстрем иронично улыбнулся, но обруч принял безропотно. Достал из внутреннего кармана мундира конверт, переложил в комбинезон, закинул рюкзак за спину и надел обруч, закрывая глаза. А я оцепенела, не в силах оторвать взгляд от кармана, где спрятался конверт. Инквизитор говорил о посылке, которую требуется отправить в конфедерацию. И я себе почему-то представила эдакую бандероль. Но при себе у него ничего похожего нет. Зато есть конверт.

Поршень мне в выхлоп, это и есть секретные сведения, украденные у империи? В голову вдруг стукнула потрясающая своей простотой и подлостью мысль. Если я верну эти сведения тайной полиции, я смогу выторговать свою свободу, как медиума!

Завороженная открывающимися перспективами, я подхватила всегда собранный «тревожный чемоданчик» – мешок со всем необходимым для спешного побега. Закинула туда же «не подарок» Шпильки, надела мехаскелет и комбинезон, сунула за пояс «Уэбли», а в нагрудный карман опустила скальпель. Поджав губы, перевела взгляд на инквизитора. Он безоружен и слеп. И, похоже, доверчив, как агнец божий. Грех таким случаем не воспользоваться! И плевать, что отчего-то поджимается задница.

Я выключила свет, вывела святошу из клиники и закрыла дверь. Поднялась по лестнице, толкая его перед собой и отпихивая бродячих котов. В унисон отметила, что починить динамо-машину и мигающий свет уже, видимо, не судьба. Наверху, к моему вящему неудовольствию, нас поджидала Шпилька. Клиентов у нее сегодня что ли недостаток? Мне и так дерьмово, не хватало только моральных нотаций от куртизанки.

– Куда направляетесь? – ее взгляд впился в обруч на голове мужчины.

– Хелстрем потребовал отвести его к Бартоломью, – дипломатично ответила я недрогнувшим голосом, минуя ночную бабочку. И не солгала, между прочим. Хелстрем ведь потребовал? Потребовал. А собираюсь ли я удовлетворять это требование, никто не уточнял.

Ну не должна я его отводить к Барти! Потому что тогда потеряю шанс на спасение. Будто я не знаю, что Буревестник будет только рад поспособствовать утечке государственной тайны заграницу. Заветный конверт я больше не увижу, потому что контрабандист однозначно встанет на сторону оппозиционера. Значит, топаем прямо в Бюро общественной безопасности Анталамории.

– Я не требовал, я попросил, – уточнил инквизитор, когда мы беспрепятственно свернули на соседнюю улицу. Только вот вела она не в сторону трущоб.

– Ты явно не умеешь просить, – саркастично фыркнула я, вспомнив категоричное условие о войне Лиги антиимпериалистов с контрабандистами.

– Ты просто не знаешь, как я умею требовать, – с хрипотцой заключил Хелстрем уже знакомой замогильной интонацией, от которой у меня волосы встали дыбом. – Ведь, если бы я не попросил, а потребовал отвести меня к Буревестнику, ты не посмела бы даже подумать о том, чтобы сдать меня тайной полиции.

Так, ладно, беру свои слова назад. Он отнюдь не так прост, как кажется. И разведчик из него что надо. Не знаю, догадался ли он, куда я его веду, или это блеф, но цели своей он достиг. Я усомнилась в правильности своего решения. Толкнув его в переулок, я сдернула со слишком умной башки обруч и вперилась в чернильные раскосые глаза.

– Ну, давай, заставь меня изменить свое решение.

– Я уже заставил, – с виноватой улыбкой развел руками Хелстрем. – Ты ведь уже передумала, док.

– Как ты…

– Ты не заземлила меня ударом по затылку. Если бы ты была уверена, что тебе нужен конверт, так и поступила бы едва узнала, что я расколол тебя.

Мне стало отчетливо не по себе. Впервые встречаю человека, который читал бы меня лучше, чем я сама. А я его еще не воспринимала всерьез! И кто тут теперь наивный?

– Что-то мне подсказывает, что заземлить тебя у меня все равно не получилось бы, – нервно скопировала я его инсультную улыбку.

– Не получилось бы, – добродушно пожал плечами Хелстрем и, пятерней зачесав длинноватые патлы, миролюбиво предложил. – Я могу помочь тебе убедиться в правильности решения не сдавать меня тайной полиции, если пожелаешь.

– Пожелаю, – буркнула я, просто чтобы выяснить, какие еще козыри у него припасены в рукаве.

– Бобби не торгуются, док. Они просто берут то, что считают принадлежащим империи. А экстрасенсы, даже если возвращают украденные секретные сведения, остаются собственностью государства.

Стоило прислушаться к своей заднице. Хелстрем назвал меня просто экстрасенсом, но думаю, ему удалось распознать во мне медиума. И пусть он ничего не требует, но это не отменяет факта, что теперь у него в руках мощнейший рычаг давления на меня. Я почти физически ощутила, как захлопывается капкан.

Что поделать, не везет мне по жизни с мужиками. Я скрипнула зубами и нахлобучила обруч на извиняющиеся глаза инквизитора. Он еще и виноватого из себя строит! Кто вообще на дне извиняется за свою силу? Святоша! Закатив глаза, я вцепилась в его предплечье и потащила к Буревестнику.

На Тагарту опустилась августовская ночь. Вдоль улиц зажглись газовые фонари, но их свет рассеивался и приглушался в вечном тумане и паре от теплотрасс, обвивающих здания. Квартал озарился характерно алыми вывесками, нервно подмигивающими вьющимся вокруг них астральным эманациям. Все астральное всегда липнет к местам прохода электрического тока.

За вывески цеплялись мальчишки с самодельными ловушками, собранными из вентиляторов и электрофорных генераторов Вимшурста, в которые эманации всасываются легко и быстро. Мальчишки их потом продают за мелочь муниципальным чистильщикам, пренебрегающим своими прямыми обязанностями из-за опаски соваться в трущобы.

Мимо продребезжал полуразвалившийся омнибус. Я проводила его завистливым взглядом. Если бы не святоша, запрыгнула бы на запятки и проехала безбилетником пару улиц. Минут пятнадцать сэкономила бы, не пришлось бы искать обходные пути по вонючим переулкам, где зачастую можно нарваться на перо в печень. Но шагать с приметным зангаосцем на буксире, припадающим на разбитую инсультом левую ногу, напролом через толпу желающих поразвлечься не лучшая мысль.

Одно из убежищ контрабандистов, которое чаще всего использует Барти, располагается под букмекерской конторой, принадлежащей Броневику, как и подпольные боксерские ринги с тотализаторами. Я приветственно кивнула пирату из команды «Буревестника», сторожившему задний вход, и на пальцах объяснила, что веду к его капитану оппозиционера. Бородатый детина в синем авиаторском плаще, указывающем на его военное прошлое, понятливо кивнул и бесшумно скрылся за дверью.

Спустя пару минут я втолкнула туда Хелстрема и спустилась с ним по лестнице в подвал, который в обязательном порядке наличествовал в каждом здании квартала Красных фонарей. Послание возымело свой эффект, встречали нас в полной боевой готовности. Неопытному гостю могло показаться, что в захламленном полутемном помещении сидит лишь Бартоломью за грубо сколоченным деревянным столом на колченогом стуле. Но я прошлась взглядом по грудам тряпок у стен и насчитала по меньшей мере пять дул револьверов, держащих на прицеле инквизитора. Мне стало чуть спокойней. Барти благосклонно мне кивнул, и я сняла с Хелстрема головной обруч.

Он, как и в случае со скальпелем у горла, мгновенно оценил обстановку. Что-то мне подсказывает, что ни один пират, сидящий в засаде, не был упущен кажущимся рассеянным священником. И скорее всего револьверов он насчитал больше, чем мой дилетантский в этих вопросах взгляд.

– Инквизитор Святейшей Енохианской Церкви, магистр Ли Мэй Хелстрем, – он протянул руку капитану воздушных пиратов и безмятежно улыбнулся. – Бывший сотрудник внешней разведки, действующий консультант Инновационного центра Тагартской школы эзотерики и член Лиги антиимпериалистов.

Барти театрально подкрутил ржаво-каштановые усы, хитро покосился на меня и оскалился стальными зубами. Шлепнул ладонями по коленям, поднимаясь, сбросил цилиндр на стол и с хлопком ответил на рукопожатие.

– Капитан Бартоломью Буревестник, капер на службе военно-воздушных сил Контремской конфедерации. Бывший военный авиатор, действующий воздушный пират, контрабандист и с недавних пор террорист.

Я закатила глаза. Эти позеры друг друга стоят.

– Присаживайтесь, магистр Хелстрем, – Барти приятельски хлопнул инквизитора по плечу, указывая на стул напротив. Снова подкрутил хэндлбар и провокационно развалился на стуле. – За срыв встречи оппозиционеров я оправдываться не намерен, так и передайте своим единомышленникам. Я сбил бы тот пассажирский цеппелин даже если бы знал о встрече, это дело принципа. Но вину свою признаю и готов восполнить убытки в полной мере.

– Этого будет более чем достаточно. Если бы Лига объявляла вендетту за каждую сорванную встречу, не осталось бы времени не подготовку революции, – невозмутимо отмахнулся Хелстрем, чем, кажется, прошел проверку контрабандиста на вшивость. – От вас, капитан Буревестник, требуется лишь доставить в конфедерацию посылку и вернуться в империю с ответом от адресата не позднее, чем через месяц. Обязательным условием является немедленное отправление.

– Договорились! – не раздумывая, согласился Барти, а мне только и оставалось, что снова закатить глаза.

Как я и думала, контрабандист сразу встал на сторону оппозиционера. Для него ведь главное подгадить империи, а каким именно образом, его не волнует. Хелстрем достал памятный конверт, чиркнул на нем пару строк и постучал ногтем по надписи.

– Здесь адрес доставки, – он передал конверт контрабандисту и дружелюбно поинтересовался. – Полагаю, угрозы о действиях антиимпериалистов в случае нарушения условий нашей сделки излишни?

– Совершенно, – подтвердил Бартоломью, пряча государственную тайну во внутреннем кармане плаща, и оскалил стальную челюсть. – У нас с вами одинаковые цели, хоть и разные средства их достижения.

Это он намекает на то, что Лига прикрывалась эльфийскими шаманами для организации встречи? Дались же ему эти дикари!

– В таком случае не смею более злоупотреблять вашим гостеприимством, капитан Буревестник, – по-военному коротко поклонился священник и вопросительно обернулся ко мне.

– Мои люди сопроводят вас до промышленных кварталов, магистр Хелстрем, и позаботятся об отсутствии слежки, – вместо меня ответил Барти. – Гайка не слишком компетентна в этих вопросах.

Я могла бы поспорить, приведя в качестве аргумента мои успешные прятки от тайной полиции в течение пятнадцати лет. Но не жертвовать же конспирацией ради самоутверждения? К тому же, чем скорей я расстанусь с Хелстремом, тем лучше.

Как сакраментально говаривал старина Петер Шестопал, фрезеровщик на заводе, где родители работали: «главное вовремя высунуть». Речь тогда шла о пальцах, коих в сумме на двух руках у него осталось шесть, но я решила, что этот девиз неплохо подходит к моей жизни в целом. Ли Мэй мне нравится, но не стоит обманываться. Приятелем инквизитор неучтенному медиуму никогда не станет.

– Я в долгу не останусь, док, – напомнил Хелстрем с неожиданно теплой улыбкой, от которой в уголках чернильных глаз появились морщинки-лучики.

Я подумала, что живость идет ему гораздо больше тоскливой отрешенности, и неискренне улыбнулась, возвращая «Уэбли». Не сообщать же этому святому человеку, что в ближайшие месяцы я буду бомжевать по помойкам, где искать меня среди такого же отребья будет бесполезно.

Проводив взглядом крепкую фигуру, на которой рабочий комбинезон с чужого плеча почему-то сидел не хуже мундира, я устало плюхнулась задом на стол. Слишком много событий для одного выходного дня для одной несчастной меня.

– За этим конвертиком охотится Ллос, – предупредила я Барти, откидываясь на стену и вытягивая гудящие ноги. – Поэтому я залягу на дно на какое-то время.

Контрабандист задумчиво пошевелил усами. Встал, похромал к одной из куч хлама, выудил потрепанный мешок и кинул мне на колени. Мельком заглянув внутрь, я присвистнула. Навскидку отсыпанных мне пяти пачек ассигнаций номиналом в десятку империалов хватит и на покрытие долга констеблю Сьюзену и на вполне сносную жизнь в бегах. Хоть что-то приятное за сегодня.

– Генрика, лети со мной в Контрем, – завел свою любимую шарманку Барти, тяжело опускаясь за стол и доставая из-за пазухи новенькую флягу – мой подарок на недавний пятидесятый юбилей. – Оставаться здесь опасно. Все равно выяснить что-то о той аварии почти нереально. Пятнадцать лет прошло.

Я вытащила из рюкзака бутылку ликера и, не чокаясь, отсалютовала Барти. Приняв на грудь, мы дружно занюхали рукавами и убрали тары. Я возвела глаза к заплесневелому потолку и отрицательно помотала головой. Не могу я уехать. Хотя и не по той причине, которую раз за разом озвучиваю Барти.

Он считает, что я одержима идеей найти виновных в смерти моих родителей. Мол, они на самом деле перешли дорогу тайной полиции, потому их и заземлили. Лично я считаю, что это ерунда. В цехе просто была авария, какие происходят ежегодно на столичных фабриках. Это был обыкновенный несчастный случай. Но Барти, сторонник теории правительственных заговоров, в придуманную мной ерунду охотно поверил.

На самом же деле я отказываюсь покидать Анталаморию из-за своих способностей, чтоб их отцентрифужило. Империя при всех своих тайных агентах и браках экстрасенсов по расчету остается лучшим местом для медиума-эмпата. Из-за длительного периода уничтожения всего потустороннего Анталамория, в отличие от других стран, почти избавилась от духов, заселявших ее. Как это не прискорбно, но только здесь я могу избегать одержимости.

Хм, а нет ли каких-нибудь сигил для блокировки экстрасенсорных способностей? Надо было поинтересоваться у святоши.

Глава 3. Призрак без определенного места жительства

Шестеренка с приятным щелчком встала на место. Я обновила завод в отремонтированных часах и довольно понаблюдала за мерным ходом маленького позолоченного маятника. Эту роскошь я откопала на помойке на окраине Тагарты в весьма плачевном состоянии. Рядом с телом девочки лет одиннадцати в разорванном платье. Закономерное явление после очередного бунта, прокатившегося неделю назад по столице среди пролетариата.

Сняв гогглы с увеличительными линзами, потерла кулаками глаза. Те отозвались зудом и пеклом. Хотела бы я, чтобы это было симптомами обычной усталости, но терплю я их уже два дня и вынуждена поставить диагноз. Конъюнктивит, чтоб его отцентрифужило. Не самое страшное, что можно подцепить в трущобных нищенских притонах, но приятнее он от этого не становится. Надо добыть антибиотики, пока не началось загноение.

Я с кряхтением поднялась, запрещая себе обращать внимание на нещадно чешущийся живот, который ночью искусали клопы. Последствия игры в кошки-мышки с Бюро общественной безопасности.

Ненавижу игры. Ненавижу прятки, салки, карты и даже благородные шахматы. Возможно, я любила играть, когда были живы родители. Не помню. Зато прекрасно помню, как проигрывала все свои немногочисленные сбережения заводским пацанам в третями, буру, рамс и терс, чтобы только научиться обыгрывать Башню Бенни и не раздеваться перед ним. Помню, как на ненавистных уроках ненавистного святого отца Клавдия лучше всех учила теорию вероятностей и математическую статистику, чтобы при кручении бутылочки не выпадал Башня Бенни. Помню, как перебарывала панику перед темнотой и привидениями, прячась в подвале приюта, потому что туда Башня Бенни не рисковал соваться.

Ненавижу игры. Но жизнь научила в них играть и выигрывать. Поэтому за этот месяц тайная полиция так и не сумела найти меня. Хотя искала, я точно знаю. Никто другой мою клинику не посмел бы разгромить. Даже сигилы стерли бесследно. Интересно, можно ли по печатям понять, что именно они охраняют – клинику, пациентов или врача? Будет обидно, если сигилы, призванные защищать меня, сообщат тайной полиции, что мехадок Гайка на самом деле медиум.

Откуда-то возобновило скулеж местное привидение. За стенкой ритмично заскрипел пружинами матрас. Спустя пару минут ему стали вторить неискренние визги. Я фыркнула, подхватила часы, мешок с пожитками и покинула ночлежку.

Окраины Тагарты встретили меня туманом, загустевшим с наступлением сентября, противной моросью дождя и мрачными грудами общежитий для чернорабочих. Мимо по лужам проковыляла оборванка, держа за хвосты пяток жирных крыс, на ходу глотая горсть свинцовых пилюль – дешевое средство, помогающее высинить десны и заодно скинуть ребенка. В канаве храпела целая артель грузчиков, купаясь в промышленных отходах, недопитом самогоне и собственных нечистотах. Изнанка самого красивого и самого дорогого города Анталамории. В такие моменты как никогда хочется уехать куда подальше. Только вот некуда.

По всей империи семимильными шагами разрастается пропасть между социальными слоями: буржуазией, нуворишами9, пролетариатом и маргиналами. В проигравшем войну Зангаоском царстве по экспоненте растет опиумная наркотическая зависимость среди всего населения. Вольные народы Бадавийской пустыни страдают от набегов орд орков с их бокорами10, практикующими запрещенное во всем остальном мире колдовство. Контремская конфедерация сражается с ругару, чупакабрами, вендиго и прочими тварями, насылаемыми эльфами в отместку за вырубку их священных лесов в угоду индустриализации. А кланы гномов и дроу в горах Харбарга чужаков никогда не примут.

За скорбными размышлениями я не сразу поняла, что потусторонний скулеж никуда не делся, хотя от ночлежки я уже отошла на пару улиц. Обернувшись, выматерилась. Сквозь толпу рыбного рынка, размазывая по щекам слезы, плелся полупрозрачный мальчишка лет шести в девчачьем буржуйском платье.

С вставшими дыбом волосами я прошла еще пару улиц по направлению к кварталу Иммигрантов. Пацаненок безустанно ревел и упорно плелся за мной. Я собрала всю свою волю в кулак и свернула в безлюдный тупичок. Не представляю, как я буду обороняться, ведь при себе у меня нет ни единой серебряной монетки. Но этот полный безысходности вой на одной ноте меня уже достал!

Через пару минут призрак безошибочно свернул за мной, по-прежнему не отнимая кулачков от глаз. Призрак, а не привидение, потому что только призраки имеют четкие контуры и преследуют людей. Хотя обязательным условием для преследования является связь умершего с живым. А что может быть общего у меня и детеныша из аристократической семьи?

– Хватит за мной таскаться! – истерично потребовала я.

Призраки плохо видят и слышат материальный мир, потому что уже не принадлежат ему. По этой же причине живые воспринимают астрал туманом, заполненным шепотом. Но это не касается медиумов, находящихся одновременно в двух мирах, и оттого восприимчивых к астральному излучению больше прочих экстрасенсов. Поэтому пацаненок с отчаянной надеждой уставился на меня и всхлипнул.

– Вы меня видите? И слышите?

Голосок у него был столь жалобный, что даже мой садизм, обычно активизирующийся в подобных ситуациях, забуксовал. Мне слегка полегчало от осознания, что негативные астральные эманации еще не окончательно ассимилировались с моей душой, и частично человечность во мне еще сохранилась.

– Вижу и слышу, я же медиум, – попыталась успокоить я призрака.

Но воспитатель из меня видимо дерьмовый, потому что пацаненок вдруг разревелся с новой силой и молнией метнулся ко мне с распростертыми объятиями. Я едва успела шарахнуться в сторону. Он влетел в стену за моей спиной, вынырнул обратно на улицу и с ревом зашел на вторую попытку меня обнять.

– А ну заглохни! – нервно рявкнула я, вновь вильнув в сторону.

Мальчонка обиженно заткнулся, сверкая невыплаканными слезами в глазах.

– Притормози с объятиями, пацан, – попыталась сгладить я свою грубость, гадая, как запретить ему лезть ко мне, не наводя при этом на мысль, что медиум – это очень удобный вид транспортировки мертвых душ. – Нельзя же трогать незнакомых людей!

– Я не пацан, я лорд Эрик Каспериан, – можно подумать, мне это о чем-нибудь говорит. – И вы не незнакомая, вы ведь как моя сестренка. Тоже видите и слышите меня, – с упреком хлюпнул сопливым носом лордик и хлопнул по-девичьи густыми и длинными ресницами.

Ох уж эти тепличные детишки, никакого инстинкта самосохранения! Не обязательно его сестренка медиум, как я. Она может быть и призраком, как он. Как бы выяснить, понимает ли пацан вообще, что не живой? А то ляпну ненароком очевидную для меня вещь и сломаю хрупкую детскую психику. Вот только обезумевшей астральной сущности мне и не хватает, ага!

– Все равно меня трогать нельзя, я заразная, – категорично заявила я и показательно оттянула покрасневшее веко.

Лордик несчастно хлюпнул носом, но послушно сделал шаг назад. Значит, все еще считает себя живым, раз болезней боится. Это осложняет ситуацию. Я присела на корточки, осматривая мальчишку внимательнее. Белое почему-то девчачье платье в рюшках, лакированные туфельки, на которые я пускала слюни в нищем приютском детстве, ангельское личико и шапка русых кудрей.

– Как вы оказались здесь, лорд Каспериан? – из меня против воли полезла ответная вежливость. Надо же, родительское воспитание все еще дает о себе знать. Они учили относиться к окружающим также, как окружающие к тебе.

– Мы с сестренкой бежали… дома были плохие люди, и мы сбежали… а потом я потерялся… – призрак стал меловым, в глазах мелькнула паника. – Где Эрика?!

Эрикой должно быть зовут сестренку. Или звали. Судя по одинаковым именам, дети были близнецами, которые часто бывают экстрасенсами. Тогда Эрика и впрямь могла быть медиумом. Но сейчас у меня проблема более насущная. Кто знает, как успокаивать детей?!

– Мы ее обязательно найдем, – как можно уверенней отмахнулась я, попытавшись скопировать успокоительную невозмутимость Хелстрема. – Но позвольте узнать, почему вы преследовали меня, лорд Каспериан?

– Я… не знаю… я не преследовал! Я шел домой! – губа мальчишки снова опасно задрожала. – Меня всегда также к дому тянуло… я думал, что дом рядом…

– А вот так? – я поспешила его отвлечь от подступающей истерики и отбежала на пару шагов.

Лордик, как привязанный, шагнул следом. Чему и сам весьма удивился. Я присвистнула. То есть я воспринимаюсь им как дом? Ничего не понятно, но очень интересно. А еще интересней, как мне теперь от него отделаться. Похоже, придется навестить Теша. Изгнания, конечно, не его специальность, но других знакомых экстрасенсов у меня нет.

А еще я за антибиотиками собиралась. Кстати, надо бы предупредить пацана, чтобы не болтал, на людях-то ответить ему я не смогу. Я мученически возвела глаза к истекающему дождем небу, снова присела на корточки перед Эриком и принялась с серьезной миной нести бред.

– Чтобы найти вашу сестру мне понадобится острое зрение. Поэтому сначала мне нужно вылечить глазки.

– А потом пойдем искать Эрику? – с отчаянной надеждой хлопнул ресницами пацан.

Я кивнула, не сумев озвучить заведомо ложное согласие. Грешно обманывать детей, но мне и своих проблем хватает. В конце концов, в няньки мертвым аристократам я не нанималась.

– Мы сейчас в плохом месте, поэтому, будьте любезны, идите прямо за мной, не глядите по сторонам и молчите. Кстати, меня зовут Генри.

Лордик испуганно хлюпнул носом, но послушно пристроился сзади. У меня от вида поникшей полупрозрачной фигурки отчего-то защипало в носу. Простудилась, наверно.

Вырулив на улицу, я, стараясь не коситься на призрака, двинулась в сторону квартала Иммигрантов на поиски зангаоских аптекарей. Их страна до сих пор остается лидером в фармацевтике. И в производстве биологического оружия. Узкоглазый аптекарь, нашедшийся прямо на улице, жестом фокусника выудил из широких рукавов национального ханьфу11 антибактериальные капли. Купив их и антибиотики на остатки компенсации от Барти, я закапала в глаза и обратила внимание на лавку бадавийского старьевщика неподалеку.

Толкнуть что ли часы здесь? Отремонтировала я их от нечего делать на свои средства, а, как говорится, если делаешь что-то хорошо, не делай это бесплатно. Значит, идем отбивать затраты.

В лавке за стойкой дремал смуглый бадави в белой галабее12 и куфии13.

Тлели угли в высоком кальяне, от которого тянулся дурманящий аромат экзотических фруктов. В свете электрической лампы кружились пылинки. Но не успела я выставить часы на стойку, как свет припадочно замигал, а воздух прорезал потусторонний вопль. И, судя по задумчивому, но ничуть не обеспокоенному взгляду бадави на лампу, слышала его только я.

– Это мои часы! – удалось мне расшифровать этот ультразвук. – Они стояли в комнате Эрики!

Стоило догадаться. Я с виноватой улыбкой мотнула головой в ответ на немой вопрос старьевщика, мол, передумала, и вышла из лавки. Эрик скакал вокруг, с визгами пытаясь добиться от меня, откуда у меня его вещь, но приблизиться попыток пока не делал. Славно, потому что я уже не была уверена, что правильно классифицировала астральную сущность.

Ведь к предметам могут быть привязаны лишь демоны. Джинны в лампах, черти из табакерок и ящики Пандоры тому подтверждение. Хотя без астральных гогглов или предварительного транса даже медиум не способен воспринять органами чувств высших духов. Надеюсь, это значит, что Эрик обычный призрак, а не то, что у меня исключительная суперсила.

Меня так и подмывало выкинуть часы в ближайшую канаву, но от потакания этой слабости могло быть больше проблем, чем пользы. Потому что, если я уже подхватила помимо чесотки и конъюнктивита какое-нибудь проклятие, то без этих отцентрифуженных часов снять его не получится. Угораздило же вляпаться!

Дождь уже кончился, и народу по улицам фланировало немало из-за высокого уровня безработицы среди иммигрантов. А это исключало возможность разговоров с невидимым собеседником без привлечения лишнего внимания. Поэтому я размашисто зашагала к кварталу Красных фонарей, поближе к безлюдным в утренние часы переулкам и Тешу.

Эрик спустя полчаса рыданий пришел к выводу, что я заодно с теми «плохими людьми», разгромившими его дом, и попытался сбежать. Хорошо, что у него заработал инстинкт самосохранения, плохо, что затея не выгорела. Из-за привязки к часам лордик просто бегал по кругу, центром которого была я.

Погруженная в философские размышления о разнообразии дерьма, в которое меня не устает макать жизнь, я не сразу заметила, что Эрика наконец-то озадачил его свободный проход сквозь стены и игнорирование со стороны окружающих. Чует моя задница, пацан близок к катарсису.

Мимо потянулись знакомые здания с вульгарными вывесками. Я слегка расслабилась, а потому к внезапному нападению оказалась совершенно не готова. Что-то тяжелое ударило меня по затылку, а острые шилья впились в лопатки. Я взвыла и машинально приложилась спиной об стену, стряхивая с себя агрессора. Тот оскорбленно зашипел и пушистой рыжей тушкой шлепнулся мне под ноги.

– Бандит, поршень тебе в выхлоп! – застонала я, потирая расцарапанную спину. – Сколько раз я запрещала тебе прыгать на меня с крыш!

Кот лишь презрительно прищурил единственный глаз, мол, на хвосте я вертел твои запреты. Я закатила глаза и огляделась. Одноглазый является обычно со своей бандой. И точно, из переулка на меня бесновато зашипел черный Джек Потрошитель, между ног бойко прошмыгнул колченогий серо-полосатый Пират, а следом грациозно проковылял некогда аристократично-белый, а ныне вшиво-плешивый Его Святейшество, любимец Теша.

Ничего не могу с собой поделать, подкармливаю потихоньку этих уродцев. Изнеженных ласковых лентяев не жалую, а с бродягами, сражающимися с канализационными крысами и дворовыми псами за место под солнцем, чувствую крепкую духовную связь. Не желая привлекать лишнего внимания к нашей разношерстной компании, шмыгнула в переулок к Потрошителю. Через минуту к нам присоединился поникший Эрик.

– Я умер, да?

И давно. Лет пять назад, судя по тому, что его сестре-близняшке было лет одиннадцать к тому моменту, как она оказалась в мусорной куче окраин столицы.

Я выудила из сумки подсохшие кусочки жареного голубя. Помоечная птица, как и чайка, но мясо кур и уток для трущоб неоправданно дорого. Кинула их котам, не заботясь, как они их поделят, и обернулась к лордику, скорбный вид которого вновь вызвал покалывание в носу, глазах и горле. Не замечала за собой раньше такой сентиментальности. Материнский инстинкт просыпается что ли?

– Да, Эрик. Прости, что игнорировала тебя, мне нельзя было выдать окружающим, что я медиум. Ведь никто больше тебя не видит и не слышит. Понимаешь?

Пацан кивнул болванчиком. Будь я в его состоянии, все слова в одно ухо влетали бы и из другого тут же вылетали. Но будем надеяться, что воспитание аристократа получше, чем мое, и его приучили внимать собеседнику в любой ситуации.

– Могу я с тобой поговорить, как со взрослым человеком?

Очередной безразличный кивок и взгляд себе под ноги. Я призвала всю свою выдержку и красноречие, достала часы и с расстановкой заговорила:

– Эрик, я не имею никакого отношения к тем, кто разрушил твой дом.

Это были бунтовщики, озверевшие от восемнадцатичасового рабочего дня на фабриках, принадлежащих таким, как его родители, но ему это знать не нужно.

– Эти часы я нашла далеко от твоего дома.

Рядом с телом сестры в разорванном сзади, окровавленном по подолу платье.

– Я готова вернуть их тебе, но прежде нам стоит разобраться, почему ты с ними связан, согласен?

А заодно выяснить, не демон ли он.

– Позволь познакомить тебя с моим другом, который сможет помочь тебе встретиться с твоей семьей.

Маленький лорд Каспериан наконец поднял на меня потухший и безнадежный взгляд. Сглотнул и понятливо выдавил:

– И с Эрикой, да?

Я не ответила, только смахнула набежавшие злые слезы. Я, конечно, к буржуям тоже никаких симпатий не испытываю и полностью согласна с необходимостью чистки Палаты Лордов. Но я категорически против власти подонков, насилующих и убивающих одиннадцатилетних девочек!

– Тогда познакомь меня, пожалуйста, со своим другом, Генри, – отчаянно хлюпнул носом Эрик и кулачками тоже смахнул слезы с глаз.

Я собрала всю свою волю, чтобы улыбнуться как можно более ободряюще, и решительно поднялась. И оцепенела, услышав до омерзения знакомые похабные интонации:

– Рикки, неужто это ты, дрянь ржавая?

«Рикки», словно какую-то шлюху, меня звал один-единственный человек. Который, как я надеялась, уже давно заземлился в какой-нибудь сточной канаве. Но, как показывает жизненный опыт, такие твари обычно выживают.

Коты шустро слиняли. Я обернулась к троице приближающихся мужланов, сконцентрировавшись на главаре. Дружков сменил, а сам не изменился. Скошенный, как у неандертальца, лоб, не обремененный печатью интеллекта. Глубоко посаженные глаза навыкате, вечно слюнявый рот. И великанский, под два метра, рост. Хотя так-то я в курсе, что погоняло свое Башня Бенни получил отнюдь не за рост.

О, я нашла отличие! Запавший едва заметно, но не для врача, нос. Сифилис. Задница поджалась, но я напомнила себе, что уже не та безответная девчонка, какой была десять лет назад. Проверила готовность мехаскелета, вскинула подбородок и распрямила спину до ломоты в плечах, как когда-то мама учила.

Как бы понять, слышал ли он мою болтовню с пустотой и понял ли, что я медиум? У меня и без того хватает причин заземлить его, но вот проблема, именно этого я и не могу сделать. В рукопашной я не сумею убить Бенни молниеносно и безболезненно. А в противном случае слишком велика вероятность появления призрака, преследующего убийцу.

– Эк тебя раскорячило! Сиськи отрастила? А соплячкой была доска два соска. Ну, дай оценю! – хрюкнул Бенни и потянул лапу, но я не позволила себе сгорбиться. Хотя его слова, как в далеком детстве, прицельным ударом разрушили самооценку. Зачем строю из себя аристократку? Я же крыса помойная… и пусть! Все равно выше его на целую ступень эволюции!

– Проваливай, Бенни, – не своим голосом рявкнула я и резким движением, усиленным мехаскелетом, отбила потную ладонь с мое лицо размером. – Второго шанса не дам.

Я не стала грозить убить его перед дружками, опасаясь спровоцировать всех. Против троих бугаев мне даже с мехаскелетом не выстоять. Про то, что не далась в детстве, значит, не дамся и сейчас, напоминать тоже не стала. Зачем пробуждать в этом неандертальце охотничий инстинкт? Если мозгами пораскинет и оценит мою возросшую силу, то свалит подобру-поздорову… это я размечталась. Невозможно пораскинуть тем, чего в черепной коробке отродясь не водилось.

Зенки у Бенни выпучились пуще прежнего и опасно налились кровью. Ноздри сифилитичного носа затрепетали, в штанах стремительно выросла башня, как наглядное подтверждение клички. Дальнейших метаморфоз и угроз я ждать не стала, технично влепив кулак ему в харю.

По кастету пневматического экзоскелета потекла кровь, и я отстраненно поставила себе зарубку на память, потом обязательно его продезинфицировать. А душу от вида алых капель запятнало нездоровое удовлетворение. Ох, невовремя этот неандерталец мне повстречался! Мне уже семь месяцев не лечили мой садизм.

Дружкам Бенни стоит отдать должное, в атаку они кинулись без лишних спецэффектов. Просто дружно шагнули вперед, профессионально метя кулаками мне в скулы. Так, группу поддержки я явно недооценила. Сконцентрировалась на Бенни и не сумела распознать в его прихлебалах любителей подраться на подпольных рингах. Я нырнула им под руки, перекатилась, крутанулась и врезала им под коленями, со сладким хрустом ломая кости. Прямо как на войне.

– Не смей обижать Генри! – возопил вдруг тоненький голосок, и призрак, о котором я успела позабыть, молнией метнулся к очухавшемуся Бенни.

– Прочь! – рявкнула я на него, впечатывая кастет в… башню. Ну, куда дотянулась, все еще сидя на корточках.

Порыв Эрика весьма трогателен, но вот Бенни последний человек, в которого стоит вселяться. После его головы душевное состояние шестилетнего мальчишки точно придется лечить. Хм, а есть ли у призраков психика?

Мой кошмар детства харкнул кровью и с чувством пнул меня в грудь, опрокидывая на спину. Сердце пропустило удар, воздух не торопился наполнять легкие. Моим замешательством воспользовались дружки Бенни, вжав мне руки и ноги в брусчатку. Я затрепыхалась, как сломанная заводная игрушка, но в таком положении мехаскелету неоткуда было взять инерцию, которую он мог бы усилить в удар. В груди в такт пульсации азарту и боли нарастала паника.

Где носит Кудряшку Сью, когда он так нужен?!

– Вот так, парни, подержите ее чуток, – похабно скривился Бенни, утерев кровь с разбитого лица, и почесал пах.

Меня чуть не стошнило, но изображать из себя «ледю» было не время. Поэтому я отложила истерику до лучших времен и примерилась, как бы половчее вывихнуть себе ногу, чтобы освободить ее из захвата бугая и пнуть Бенни. Справлюсь, на войне и руки приходилось себе ломать, лишь бы сбежать из зангаоского плена.

– Пришло время расплачиваться по счетам, ржавая, – торжествующе прошипел Бенни, склоняясь ко мне и обдавая вонью разложения изо рта. – В приюте ты одна нос от меня воротила, буржуйка недоделанная.

Ну, надо же, какая у нас тонкая душевная организация! Помним обиды десятилетней давности! Паника перекрыла здравый смысл, и я все-таки не сумела сдержать сарказма.

– Если бы и ты периодически воротил нос, то сейчас он сам у тебя не сворачивался бы. Что, пристроил свою башню не в тот фундамент, Бенни?

Он взревел раненым зверем и схватил меня за шею, сдавливая. Я с ненавистью взглянула в его душу, открывшуюся мне. Насквозь гнилую. И рывком выдернула ногу из захвата одного из бугаев, чувствуя, как растягиваются связки и смещается хрящ в лодыжке. Плевать, я буду драться не на жизнь, а на смерть!

Но не успела я замахнуться покалеченной конечностью, как у меня перед лицом сверкнул металлический росчерк. Давление чужой эндоплазмы исчезло, а голова Бенни с противным хлюпом шлепнулась на брусчатку. Белые мужские ботинки спихнули с меня тушу Башни, и рука с вздувшимися под серой кожей венами вздернула меня в вертикальное положение.

– Цела?

Я шокировано взглянула в прищуренные серые глаза за маской-калаверой, все еще не понимая, что произошло. Вдохнула аромат орхидеи и амбры и затряслась, распластавшись на груди дроу под потертым пурпурным жилетом.

Теш. И не один, еще двое дроу из «Калаверы» добивали оставшихся бугаев, пока третий караулил вход в переулок.

Спасена. Поршень мне в выхлоп, а я только настроилась героически помирать! Из глотки вырвался истеричный не то хохот, не то плач.

– Спасибо…

– Ранена? – прошипел Теш, слегка меня встряхивая.

Он сегодня эмоциональней обычного. Беспокоится о сохранности «ценного экземпляра»? Я судорожно вздохнула и отрицательно помотала головой.

– Я в порядке. Как ты здесь оказался?

– Лоа14 предупредили, – процедил Теш, словно ему банальную телеграмму прислали. В те редкие моменты, когда он не пытается подселить демонов в кого-нибудь, меня даже восхищает, с какой непринужденностью он с ними общается. – А привел Его Святейшество.

Я мысленно пообещала себе увеличить паек моей шерстистой банде. Теш сдернул с цилиндра гогглы-пировидиконы и пристально осмотрел переулок за моей спиной. У меня волосы встали дыбом, как наэлектризованные, и я знала, что это значит.

– Пойдем отсюда, – холодно велел он, утягивая меня за собой, и убрал тонкий кинжал в ножны-трость.

Крепкая рука походя обвила мою талию, притискивая к сильному телу. Я скрипнула зубами, но послушно похромала за хунганом. Мне все равно нужна его помощь с Эриком, так что устраивать скандал и качать права бессмысленно. Но как же напрягают эти его деспотичные замашки!

Он никогда не считается с моим мнением и не принимает в расчет мои планы. Понимаю, конечно, что он вырос в королевстве Илитиири, где царит исключительный матриархат, и таким образом закрывает Гештальт. Но я эмансипированная суфражистка и без пяти минут феминистка, и в материал для доказательства мужественности не нанималась. Хочет покомандовать, пусть ищет себе какую-нибудь «ледю» со шлейфом благородных предков и титулов, которой не привыкать чувствовать себя вещью в чьей-то собственности.

Некстати вспомнилось, как Хелстрем уточнял «если позволишь». Хотя уж он-то запросто мог мне приказывать, учитывая количество рычагов его давления на меня. Тряхнув головой, отогнала неуместные мысли и обернулась на переулок, в котором сгинул мой кошмар детства. Точнее, сгинула его телесная оболочка.

Эрик где-то прятался, но часы были при мне, так что он не потеряется. Зато за нами вдруг увязался обычно шарахающийся от людей Потрошитель, шипя на демонстративно его не замечающего Его Святейшество. Двое дроу остались подчищать следы преступления, третий, повинуясь жесту Теша, прикрыл мне спину. Кроме них там никого не было, но чутье медиума было не обмануть.

– Он вернется, – сипло проблеяла я, всеми силами стараясь унять дрожь.

Пора бы уже перестать изображать из себя даму в беде. Сама же мечтала заземлить этого ублюдка. Стоит быть благодарной Тешу хотя бы за то, что он избавил меня от необходимости делать это самой. А скрываться от призраков мне не привыкать.

– Мои парни позаботятся, чтобы его похоронили по енохианскому обряду, но все будет зависеть от того, насколько сильна его ненависть к тебе, – в бархатном голосе проскользнула сталь. – У тебя много врагов.

Недосказанность была слишком явной, чтобы не обратить на нее внимание. Я притормозила, осторожно коснувшись его покрытой белыми татуировками руки.

– Что-то не так?

Теш обернулся, снял маску и вздернул белую бровь. А до меня, наконец, дошло, что он вовсе не обеспокоен, как мне показалось поначалу. Он в бешенстве.

– А ты не догадываешься, Генрика? – оскалился он.

В последний месяц все идет несколько «не так», поэтому можно поконкретнее? Теш мазнул взглядом по сторонам, убедившись, что мы на улице одни, и, нависнув надо мной, прошипел:

– Генри, почему ты мне не сказала, что тобой интересуется тайная полиция?

Я затравлено отшатнулась. Почему? Да потому что он маниакальный собственник! Он же меня под замок посадит, лишь бы я другим не досталась! Возникло отчетливое подозрение, что дроу за моей спиной страхует меня не от внезапной атаки, а от моей возможной попытки побега.

– Ты осознаешь, что было бы, найди бобби в твоей клинике мои сигилы?

А они не нашли? Так это он их стер? Но зачем ему это?

– Они же были нанесены без санкционирования Церкви! – осенило меня, и мне сразу как-то поплохело. – Теш, я не хотела подставлять тебя!

– Да плевать мне на тайную полицию, меня они не посмеют тронуть! – неожиданно вызверился хунган, хватая меня за плечи. А я отстраненно задумалась, откуда у него такая уверенность в собственной неприкосновенности. – Я о тебе беспокоюсь, Генри! Я искал тебя! Где ты была все это время? Я думал, что потерял тебя!

– Что? – невоспитанно заржала я, чувствуя, как против воли теплеет на душе. – Меня же всего месяц не было. Ты до этого полгода обо мне не вспоминал.

Лицо Теша потемнело, словно я его оскорбила.

– По-твоему, я на полгода оставил бы без присмотра сильнейшего медиума нашего поколения?

А он не оставил? Неужели следил за мной все то время? Ну да, одновременно и защищал, и доказывал мне, что без него я не выживу, и в то же время ставил эксперимент, проверяя мою реакцию на его длительное отсутствие. В этом весь Теш. Адская смесь порочного любопытства и циничной рациональности.

Сердце подсказывает, что от такого нужно бежать, куда подальше. Но разум настойчиво твердит, что пока он единственный, рядом с кем я буду в относительной безопасности из-за своей отцентрифуженной эмпатии. К тому же, у меня поджимается задница от одной только мысли о том, как вызверится Теш, если я сбегу от него. Он не прощает своеволия своим игрушкам.

– Ты не желала быть зависимой от меня, верно? – Теш придал лицу выражение сочувствия, оцарапав острыми когтями мою скулу. Вот же тщеславная сволочь. Я ведь уже завишу от него, и мы оба прекрасно это знаем. – Поэтому не сообщала, что тебя разыскивает тайная полиция?

– Я могу сама о себе позаботиться, – вскинулась я в нелепой браваде, пряча глаза за рыжими кудрями.

– Нет, не можешь, Генри, – хунган растянул пухлые губы в самовлюбленном оскале, резко убирая мою челку. – А я могу. Со мной тебя даже бобби не посмеют тронуть. Поэтому отныне ты официально под покровительством «Калаверы».

Я присвистнула. Ушам своим не верю, он собирается принять меня в «семью»? Ему все-таки надоело делиться мной с другими, и он решился заполучить меня в единоличное пользование. А вдруг… нет, быть не может, чтобы он заставил меня считывать души врагов «Калаверы»! Он же не настолько жесток!

У психопатов, конечно, атрофированы сочувствие и способность сопереживать. Но даже если мыслить логически, отбросив чувства, можно прийти к выводу, что использовать меня, как медиума, не выгодно. Я свихнусь через пару месяцев, а отношения с прочими «семьями» столицы будут испорчены безвозвратно.

– Теш, – я поджала губы, чтобы они не дрожали позорно. Что за сплошная полоса невезения в моей жизни? – Не заставляй меня…

– За кого ты меня принимаешь? – деланно оскорбился хунган, а я чуть было не ляпнула «за расчетливую скотину». Потому что иначе я не понимаю, зачем ему конфликтовать с Барти, Броневиком и Анархистами из-за какого-то мехадока. – Мы поговорим об этом потом, Генри.

Моя задница чуяла феерические неприятности, но тон хунгана ясно давал понять, что это был приказ, а не предложение. Жизнь на дне меня хорошо выдрессировала, и я не стала перечить гангстеру перед подчиненным. Остаток пути мы прошли в молчании.

Знакомую тяжелую дверь «Виновницы» с изображением цветочного черепа передо мной услужливо распахнул тот дроу, что исполнял роль моего конвоира, слегка при этом поклонившись. Меня чуть не перекосило. Теш пытается нанести золотое напыление на стальные прутья моей клетки? Или я чего-то недопонимаю? Так, с проблемами разбираемся по мере их поступления!

– Теш, я тут наткнулась то ли на демона, то ли на призрака, привязанного к предмету.

Белая бровь изумленно взметнулась вверх. В сером взгляде впервые за сегодняшний день мелькнул интерес, которого не наблюдалось даже во время вопроса «Где ты была все это время?». Я закатила глаза. Ну хоть бы раз он притворился, что я интересую его как человек, а не как сосуд астральной энергии.

Лестница с коваными ажурными перилами привела нас в огромный бар, выдержанный в типичном для дроу готическом стиле. Я не знаток искусства, но после стольких лет общения с Тешем готику узнаю везде.

Мебель из красного дерева с обилием острых углов, зеркала с начертанными на них белой краской веве и газовые люстры в виде канделябров со свечами – настоящая роскошь по меркам квартала Красных фонарей. Бедняки привыкли обходиться вечно мигающим, зато дешевым электричеством.

Занято было лишь пять столиков из полусотни, но типчики не внушающей доверия наружности, видимо, были не простой шпаной. Потому что на сцене перед ними, несмотря на утренний час, во всю распиналась златокудрая шансонетка, томно исполняя какой-то полупристойный романс.

Бармен с глубоким поклоном выставил перед Тешем поднос под крышкой, который тот походя подхватил грациозным жестом и понес к себе в кабинет. Я невольно сравнила эту его непосредственность в быту с полным штатом слуг на побегушках у Броневика. Шагнув следом за хунганом в его кабинет, немедля выставила на журнальный столик проблемные часы, чудом не пострадавшие в схватке с Бенни.

– Эрик! – позвала в пустоту я, собираясь примерить свою пятую точку на кожаный диван. Но, оценив свой внешний вид после бомжевания по столичным нищенским притонам, вынуждена была отказаться от удобства и осталась стоять. Правила приличий для меня не важнее собственного комфорта, но я не настолько богата, чтобы потом компенсировать испоганенную мебель.

Теш снял крышку с подноса, изящно кинул в рот канапе и протянул пару шпажек мне. Пока я старалась не заляпать пол слюнями от вида ветчины и сыра, он сдернул с цилиндра и водрузил на нос гогглы-пировидиконы. Хищно оскалился и с порочным любопытством принялся рассматривать осторожно высунувшегося из стены полупрозрачного мальчишку.

– Хватит пугать ребенка, – одернула я этого психопата с набитым ртом, за что была награждена недовольным взглядом от обоих представителей мужска полу.

Ну, с лордиком все понятно. А вот аристократические замашки Теша меня здорово озадачивают. С набитым ртом не говори, на столе не сиди, в помещении не кури, пальцем не показывай. И откуда только понабрался? Гангстер же!

Теш бережно, как никогда не касался меня, достал специальные фотоаппарат и эхограф, улавливающие и конвертирующие астральные излучения и шумы. Впрочем, на его нежность и ласковость в обращении с астральными детекторами я не обижаюсь. Я же, в отличие от них, не стою, как дирижабль.

Прожевав, я перенесла вес на здоровую ногу, присела на корточки перед призраком и улыбнулась. Сказал бы мне кто вчера, что сегодня я буду искренне рада видеть сгусток эктоплазмы, засмеяла бы.

– Эрик, это друг, о котором я рассказывала, Теш. Теш, лорд Эрик Каспериан.

– Приятно познакомиться, милорд, – Эрик с подозрением поклонился серокожему блондину.

– Не слышу, – констатировал очевидное Теш и щелкнул фотоаппаратом.

Внимательно изучил пленку на просвет, удовлетворенно кивнул и глянул на эхограмму, записанную эхографом в виде ломаных линий на белой бумаге. Он эту абракадабру читает, как алфавит. Выключив дорогостоящие аппараты, чтобы не тратить лишние ресурсы, сдернул с рабочего стола уиджи15.

– А он меня слышит? – обратился хунган ко мне, усаживаясь на пол и скрещивая ноги. Я кивнула следом за Эриком. – И видит, хотя я нахожусь вне сигилы вызова. Любопытно… Нет, Эрик не демон, – отмахнулся он от занервничавшей меня. – Пленка не засвечена, значит, отсутствует рентгеновское излучение, характерное для ангелов и демонов. Да и на эхограмме инфразвука нет, читается только ультразвук. Но на стандартного призрака он тоже не похож…

Я помочь уже ничем не могла, поэтому принялась планомерно уничтожать запасы канапе, оставив хунгана и призрака общаться через уиджи. Спустя полчаса активного ползания планшетки-указателя по доске я поняла, что окончится беседа, явно увлекшая обоих, еще не скоро.

Я мученически потопталась около двери в ванную комнату, не рискуя отвлекать Теша от работы, зная, как он этого не любит. А ждать, что он сам обратит на меня внимание, оторвавшись от очередного эксперимента, можно до второго пришествия Еноха. Но тут мне на помощь неожиданно пришел лордик, что-то быстро написав на доске и наградив Теша не по-детски укоризненным взором.

– Иди-иди, – повелительно махнул мне рукой хунган, даже не поднимая взгляд от уиджи.

Я фыркнула и похромала навстречу с блаженством. Потому что в ванной комнате барона Субботы наличествовала самая настоящая роскошь по меркам трущоб – водопровод! Заткнув слив огромной бронзовой ванны на гнутых ножках пробкой, я выкрутила вентили и капнула пенящееся масло. Пулей выпрыгнула из вонючих лохмотьев и с пошлым стоном опустилась под воду с головой.

Однажды и у меня такая же роскошь будет. Обязательно! Я размечталась и принялась с остервенением скрести себя мочалкой. А когда, наконец, почувствовала себя чище новенькой монетки, решила несколько обнаглеть и набрала ванну заново. Ох, какой кайф! Куда там эльфийским волшебным травкам…

Проснулась я от тихого щелчка. Приоткрыла один глаз и лениво принялась наблюдать за неспешно расстегивающим пуговицы на жилете Теше. Хунган выглядел усталым, но довольным.

– Это ты от призрака дверь на замок закрываешь? – хриплым спросонья голосом саркастично полюбопытствовала я.

– Он воспитанный мальчик и для него это как сигнал «не входить», – снисходительно парировал он, плавным движением скидывая с бедер брюки.

Я скользнула взглядом по серой коже гладкой груди, изукрашенной белыми татуировками, и ниже. И как наяву увидела Хелстрема в моей операционной. Я же запретила себе их сравнивать!

– Ты как будто в первый раз меня видишь, – самолюбиво прошипел Теш, а я тряхнула головой, избавляясь от наваждения, и чуть сдвинулась вперед, освобождая ему место.

– Соскучилась, – ответила я правду, но другую, малодушно радуясь, что намокшие волосы распрямились до плеч и скрыли глаза. Позорище, сплю с одним мужиком, а мечтаю о другом. Сучье какое-то поведение. – Ты выяснил, что не так с Эриком?

– Нет, – нисколько не огорченно просветил Теш, хозяйским жестом укладывая меня себе на грудь. Активировавшаяся эмпатия, как всегда, не различила ничего, кроме порочного любопытства, объектом которого была даже не я.

Я послушно расслабилась, подавляя желание перевернуться, чтобы быть лицом к лицу. Ему же нравится, когда я выступаю в роли механической куклы, для которой он сам выбирает положение рук и ног. Я бы хотела, чтобы хоть раз он ублажил меня, а не себя, но жертвенность – не то, чего стоит ждать от дроу. Впрочем, наслаждение, пусть и граничащее с ненавистной мне болью, Теш периодически дарит, так что грех жаловаться.

– Но его память гораздо более долгосрочная, нежели у других призраков. А еще он может взаимодействовать с материальными объектами. Я перенес уиджи за пределы усиливающей сигилы, а Эрик все равно смог двигать планшетку. Если бы он при этом не был разумен, я решил бы, что он полтергейст, – Теш обдал горячим дыханием шею, слегка прикусывая кожу у ключицы.

Я слабо застонала и стиснула руки на бортиках ванной, уже зная, что последует за этим поцелуем-меткой. Внутренности резко обожгло беспардонным вторжением. Я вскрикнула и дернулась, пытаясь ослабить напор, особенно чувствительный после длительного целибата. Но была схвачена за шею и повелительно возвращена обратно. Хунган не любитель долгих прелюдий.

– Возможно, тут понадобится полноценный экзорцизм, – как ни в чем ни бывало продолжил рассуждать Теш, слегка раскачиваясь подо мной. Я скрипнула зубами, пытаясь приноровиться к боли. – Феноменальный случай.

– А почему… почему он в девчачьем платье? – заплетающимся языком процедила я первое, что в голову пришло, лишь бы отвлечься от неприятных ощущений.

– Наследник, – прошипел Теш, сжал руки на моей груди и принялся ускоряться, против воли заставляя меня откликаться на сводящий с ума ритм движений. – Аристократы часто скрывают рождение наследника… маскируя его под девчонку. Так снижаются шансы покушения на его жизнь… со стороны родственников, следующих в очереди на наследование, – я вскрикнула от особо глубокого толчка, и одна его рука зажала мне рот, а вторая сползла по животу и ниже. Почувствовав коготь, я всхлипнула, выгнулась и дернулась в судороге. – Тише, Генри… у нас же ребенок… в соседней… комнате!

Он с силой впечатал меня в себя и вцепился клыками в шею, зашипев. Я дождалась, пока его перестанет трясти, и досадливо отвела его руку от своего лица. Наверняка синяки на подбородке останутся. И засосы на шее. И царапины на внутренней стороне бедер. Я скрипнула зубами, чувствуя, как неизбежно накрывает откат, извечный после нашей с ним близости. Наверно, это все-таки симптом нездоровых отношений.

В голове щелкнула шестеренка, ответственная за память. Я еще раз прокрутила про себя то, что говорил Теш, когда мне было не до поддержания светских бесед. «Аристократы скрывают рождение наследника во избежание покушений на его жизнь». Ни за что не поверю, что это общеизвестная информация. Прибавить к этому аристократические замашки Теша… Я посмотрела на гангстера снизу вверх и уточнила:

– Тебя тоже девочкой наряжали?

Теш хищно оскалился, оцарапав мне живот аккурат по укусам клопов.

– Давно поняла?

Ага, так «бароном» его прозвали неспроста?

– Только что, – я поморщилась от боли и рывком выкинула себя из ванной, прошлепав босыми ногами к тумбе. Выдвинула ящик, числящийся моим, вытряхнула из него запасные полосатые рыже-коричневые брюки и бежевую рубашку и торопливо натянула на себя.

В душе нарастало непонятное раздражение. На себя, за какую-то наркотическую зависимость от Теша. На Теша с его недомолвками. На безвыходную ситуацию с «Калаверой». Остро захотелось убедиться, что кому-то сейчас хуже, чем мне. Все аж зачесалось починить какого-нибудь истекающего кровью бедолагу. Или это укусы клопов, или мне немедленно пора очистить душу от влияния негативных эктоплазменных эманаций. Но у нас остался еще один нерешенный вопрос.

– Какую роль ты уготовил мне в «Калавере»?

Теш застегнул брюки и дернул бровью, после разрядки ленясь изображать человеческие эмоции. А я в этот момент особенно остро ощутила гигантскую разницу между нервирующим равнодушием хунгана и успокаивающей невозмутимостью инквизитора. Приблизившись, дроу поднял мое лицо за подбородок и впился в губы собственническим поцелуем-укусом.

– Ты же знаешь. Ту, на которую соглашалась все эти пять лет.

А можно без этих вот недомолвок, скотина бесчувственная?! Я решила бы, что он говорит обо мне, как о подстилке, если бы не знала, что для Теша это было бы слишком просто. Он ведь любит двусмысленность.

На что я согласилась? Нет, не согласилась, а именно соглашалась, в длительном периоде. Если бы это были какие-то провокационные вопросы, пусть даже со скрытым смыслом, я бы точно запомнила. А подарков никаких я не принимала. Может, были какие-то невербальные знаки, которые я не заметила? Аристократы ведь любят все эти языки мушек, вееров и…

Я хлопнула ресницами. И истерично заржала. Кажется, я феноменальная идиотка. Посчитала это обычным знаком внимания… Только как бы подтвердить свою догадку? Я словно в трансе вышла из ванной, но Теша в кабинете уже не было. Зато был Эрик, играющий с уиджи. Славно, он ведь аристократ, значит, должен знать.

– Эрик, – я присела на корточки перед лордиком, но сфокусироваться на бледном мальчишке никак не могла. Должно быть, взгляд у меня сейчас такой же потерянный, как у Хелстрема. – Что означает орхидея на языке цветов?

Маленький лорд Каспериан оторвался от спиритической доски, задумчиво сложил губки бантиком и хлюпнул носом.

– Совершенство и плодородие.

Совершенство и плодородие. Ну, разумеется. Ведь если я отказываюсь использовать свое «совершенство» по прямому назначению, значит, гожусь лишь на то, чтобы «расплодить» его.

Орхидеи пытались меня предупредить, а я, тормоз необразованный, не поняла. Теш собирается сделать из меня инкубатор для его наследников.

Глава 4. Цена свободы

Я увлеченно разбирала на шестеренки часы Эрика, когда дверь в мою новую клинику с грохотом распахнулась от удара с ноги. Я, узнавая эту манеру, на вращающемся стуле обернулась к Шпильке и присвистнула. По случаю выходного дня без макияжа она выглядела почти прилично.

Бордовая юбка-амазонка в пол, блуза цвета шампань с пышным жабо и сколотые на затылке в нарочито небрежный пучок черные волосы. Ни дать, ни взять зажиточная горожанка на променаде. Образ слегка портил стек на поясе и надменное выражение лица, но против профессиональной деформации не попрешь.

– Неплохо устроилась, подруга, – сдержанно похвалила она, оглядев оборудование операционной, организованной для меня Тешем в пустующем подвале «Виновницы».

Большинство инструментов его подручные перетащили из моей разгромленной клиники под «Розовой розой». Но разнообразие анестетиков и колюще-режущих инструментов – его подарок на новоселье. Как и поставки металлических запчастей от Броневика, хотя основным его бизнесом является не переработка металлолома, а торговля наугримским огнестрелом.

А вот от Анархистов жеста доброй воли Теш пока не получил. Они все еще не смирились с приватизацией лучшего подпольного мехадока столицы «Калаверой», пусть даже барон Суббота позволил мне продолжить латать его конкурентов. Ну, на то они и анархисты, чтобы не признавать власть одного человека над другим.

– Осуждаешь? – вынимая из ящика заказанные Шпилькой пару дней назад протезы, фыркнула я.

Шлюхи почему-то очень ревностно относятся к своему «искусству», конкуренции не терпят и ненавидят дамочек, что раздвигают ноги перед потенциальными покровителями якобы не за деньги.

– Не суди, да не судим будешь, – философски отмахнулась Полли и соблазнительно опустилась в наркозное кресло, закатывая правый рукав. – Нет, я просто изумляюсь.

– Что на меня кто-то позарился? – я почти обиделась.

«Почти», потому что Теш позарился не на меня, а на способности медиума. Да и, к чему кривить душой, чтобы запасть на мою невыдающуюся внешность и бедный внутренний мир надо иметь на редкость дурной вкус. Окончательно добить самооценку мне не дал хлесткий удар стеком по ребрам.

– Изумляюсь, что барон Суббота столько терпел и не присвоил тебя в первый же день вашего знакомства, хотя дроу выдержкой не славятся, – жестко взглянула на меня Полли, а у меня на душе потеплело. – Прекрати уже себя недооценивать, Гаечка. Мало того, что твоих знаний в механической хирургии хватит на целый учебник, так у тебя еще и талант находить общий язык даже с отъявленными мерзавцами. Думаешь, многие мехадоки могут похвастаться столь разнообразным и обширным кругом клиентов?

Подозреваю, что это побочный эффект от моей эмпатии. Не умея читать души, я вряд ли смогла бы даже на расстоянии улавливать эмоции окружающих. И не заметила бы за этой похвалой тщательно скрытое недовольство.

– Но ты все равно за меня не рада.

– Я всех этих подлых и агрессивных серокожих блондинчиков на дух не переношу, но искренне порадовалась бы за тебя, если бы ты втихаря не заказала у меня это, – Шпилька демонстративно покачала вынутый из кармана юбки флакон.

– Спасибо, – облегченно выдохнула я, забирая эссенцию сильфия и отсчитывая ассигнации на десять империалов из заработанных за эту неделю средств.

Сильфий стоит в два раза дороже, просто за вторую часть оплаты Шпилька приняла протезы. Дорогая штучка, на двадцать империалов можно лошадь купить, пусть и клячу. Но зато сильфий здоровье бережет, в отличие от отвара петрушки – народного средства, способного вызвать выкидыш и маточное кровотечение.

– Генри, – девушка накрыла мою ладонь своей и жестко заглянула мне в глаза. – Если тебе нужна помощь, чтобы исчезнуть или связаться с Барти…

– Спасибо, Полли, – я оборвала подругу, постаравшись скопировать безмятежную улыбку Хелстрема. Не объяснять же ей, что вдали от Теша мне опасней, чем рядом с ним. Башня Бенни может заявиться в любой момент. – Я справлюсь. Лучше скажи, где Барти?

– Опаздывает, – она недовольно хлестнула стеком по юбке. – Месяц, отведенный ему магистром Ли Мэем, уже истек. Но антиимпериалисты пока не дергаются.

И правильно делают, не стоит дразнить бобби, и без того лютующих после недавнего пролетарского бунта.

– А с тобой что случилось? – натянув виниловые перчатки, я нацепила увеличительные гогглы и придирчиво осмотрела едва успевшие зажить обрубки фаланг пальцев правой руки ночной бабочки.

– Решила поработать подстилкой у паровой телеги, – процедила она, не вдаваясь в детали.

А я, так и не переняв от Теша привычку лезть в душу без смазки, не стала допытываться. Раньше у Шпильки я не наблюдала проблем с координацией, но даже, если упасть на проезжую часть ей помогли, то кто я такая, чтобы разбираться с ее обидчиками? Все, что я могу, это сделать ей лучшую замену потерянным частям тела. А бередить душу подруги только из праздного любопытства – откровенное скотство.

– Нервы сохранены. Узнаю работу доктора Шприца, – похвалила я подлатавшего Шпильку хирурга и предложила. – Могу даже сделать полноценный имплант, соединив «когти» с нервами.

– Я не сомневаюсь, что ты и не такое можешь сделать, Гаечка, – на полном серьезе кивнула она. – Но «когти» при желании можно отнести к клинкам, а я не хочу, чтобы меня загребли за незаконное ношение холодного оружия. Поэтому мне нужен именно съемный протез.

Резонно, но как врач я искренне расстроилась. Зачем разбирать себя на составные части, если можно остаться целой? Славно, что Теш успел замаскировать у меня негативные астральные эманации. Иначе возросший садизм вынудил бы меня сейчас уговорить подругу на установку импланта просто потому, что для пациента это весьма болезненно.

Протезом, крепящимся к кисти с помощью кастета, Шпилька осталась довольна. Пообещала подогнать мне еще клиентов, чтобы скрасить мое заточение, доложить, как только вернется Барти, и ушла. Я провожать ее не стала, чувствуя, как снова начинают пульсировать связки в лодыжке, растянутые в схватке неделю назад. Вывих я себе давно вправила, но отек до конца еще не спал. На вращающемся стуле я вернулась к столу и продолжила копания в часах.

Теш пребывал в полнейшем экстазе от новой игрушки и провел уже всевозможные эксперименты с Эриком. Пытался изгнать через зеркальный коридор, призвать в пентаграмму, поймать в астральную ловушку и настроить контроль над ним. Даже попробовал подселить его в меня. Я на это согласилась только, чтобы выторговать свою свободу, как мехадока, иначе барон Суббота ни за что бы не позволил мне чинить его конкурентов. Но все усилия и жертвы оказались впустую.

Эрик не реагировал ни на что. Хотя последнее не удалось скорее всего потому, что Теш недостаточно квалифицирован для работы со светлыми духами. Я заикнулась было, что дело тут не в призраке, а в часах, но удостоилась лишь снисходительного взгляда хунгана и совета не лезть, раз ничего не смыслю в оккультизме и эзотерике. Я на правду не обиделась, но от своей идеи не отказалась.

Ко всему астральному у меня по-прежнему стойкая неприязнь, но часы – единственное, что я могу изучить механическим путем. А я лелею надежду, что, найдя какую-нибудь зацепку, смогу за нее выторговать себе еще чуть-чуть свободы.

Добро пожаловать в двадцатый век товарно-денежных отношений! Повезло еще, что Теш психопат, поэтому соблюдает выгодные ему договоренности, хотя среди дроу порядочность не в чести. Иначе участь моя была бы совсем плачевной.

Роль, которую он уготовил для меня в «Калавере», я не оспаривала. Неконструктивно. Признаться, что я понятия не имела о языке цветов? Так незнание не освобождает от ответственности. Истерить, что пользоваться чужой необразованностью бесчестно? Ну, я же не идиотка, чтобы требовать джентльменства от мафиози. Благородные бандиты только в бульварных романах встречаются. К тому же, с точки зрения двуличных дроу, все как раз максимально честно.

Так что я посидела какое-то время в прострации, переваривая новость о назначении меня на должность инкубатора для наследников сильнейших хунгана и медиума в Тагарте. Решила, что подписываться на такое пока не готова даже за обещанную защиту от тайной полиции. И принялась потихоньку выкупать себя из собственности гангстера, одновременно закидываясь волшебным отварчиком петрушки.

Цветы я приняла, значит, на предложение согласилась. Пусть так. Но сроки исполнения «соглашения» не оговаривались. Так что ко мне никаких претензий. Я фыркнула, мысленно поблагодарила приютское детство и войну за привитое умение выживать и сосредоточилась на часах.

Разобрала на винтики, собрала заново, разобрала еще раз. Не нашла ничего, что указывало бы на связь с астралом. Покрутила перед глазами позолоченный циферблат. Задумчиво уставилась на стальную подставку.

Может быть, я чего-то не замечаю из-за ограниченности восприятия? Например, излучение и шум, испускаемые сигилами, настолько слабые, что засечь их могут только астральные детекторы. Человеческим органам чувств, даже тем, что у медиумов, такое не под силу. Правда, хунган уже проверил часы с помощью детекторов, но вдруг он что-то упустил?

Делать мне все равно было нечего, поэтому я собралась к Тешу клянчить инвентарь. Нацепила поверх полосатых брюк коричневую юбку с оборками, прикрывающую только заднюю часть ног, затянула корсет, вместо медицинских перчаток надела митенки и припудрила неприличные веснушки.

Барон Суббота сейчас устраивает банкет по случаю какой-то особо удачной сделки по сбыту партии биологического оружия из Зангао в конфедерацию. Бывшие колонисты периодически подтравливают эльфов вирусами, которых не знали в Вестконтине. Я бы заявилась на эту сходку бандитов и в рабочем комбинезоне, но теперь принадлежность к «Калавере» обязывает соответствовать статусу. Я, конечно, борюсь за свои права, но только тогда, когда это оправданно и уместно. Феминизмом головного мозга пока не страдаю.

В «Виновнице» было многолюдно, но Теша я быстро нашла у сцены, с которой немолодая полуорчанка тянула блюз. Барона Субботу окружили контремцы в стетсонах16 и крокодиловых сапогах с характерными пафосными ухмылками и зангаосцы в национальных ханьфу, расшитых золотой нитью.

Никак не могу привить себе завышенную самооценку, поэтому на подобных сборищах чувствую себя несколько не в своей тарелке. Мало ли какие у меня амбиции, сейчас я еще явно не на том уровне, чтобы пить вместе с обладателями крокодиловых сапог. Но ведь с кем поведешься, от того и наберешься. Поэтому пока есть возможность, я насильно выгоняю себя на такие мероприятия.

Теш вольготно развалился на кожаном диване, качая бокал с портвейном, и выглядел в шелковом белом костюме ходячим соблазном. С обеих сторон к нему вульгарно липли две девицы.

Первая в облике классической танцовщицы кордебалета контремских салунов призывно оголила загорелое бедро и вывалила на плечо Тешу свои обширные прелести. Вторая в укороченном ханьфу с нарисованным по царской моде кукольным лицом с порочной невинностью крутила в тонких пальчиках прядь белых волос дроу. Даром что лет ей не больше пятнадцати.

Их положению не позавидуешь, а вот качеству платьев и побрякушкам – вполне. Я в своих лохмотьях даже рядом со шлюхами выгляжу неотесанной деревенщиной. Зато это дает мне право не размениваться на взаимные реверансы, а просто бестактно отвлечь хозяина праздника.

Я, к сожалению, напрочь лишена способности изображать пресловутый вежливый интерес. Поэтому раньше при встрече с неприятными мне людьми пародировала снисходительный оскал Теша. Но сейчас я шагнула в круг гостей, почему-то скопировав обаятельную улыбку Хелстрема.

– Господа, позвольте вам представить моего мехадока, Гаечку, – заметив меня, оскалился Теш, не представляя мне «господ».

От этого небрежного уточнения, в чьей собственности я нахожусь, меня чуть не перекосило, но я сдержалась. И коротко по-мужски поклонилась, потому что мои книксены похожи на присядку тюремных заключенных.

Зангаосец сдержанно поклонился мне в ответ, не расцепляя рук, скрытых под широкими рукавами ханьфу. Контремец прошелся оценивающим взглядом по моим брюкам под юбкой и болтающимся на шее гогглам и спрятал усмешку за стаканом виски. Я сдержалась, чтобы не закатить глаза. Колонисты считают себя просвещенными, а шовинизм до сих пор не изжили! Впрочем, чего ожидать от страны, где по-прежнему процветает рабство.

Теш небрежно спихнул с себя танцовщицу и втянул меня на освободившееся место. Я отстраненно удивилась, как меня не испепелило на месте от взгляда обделенной шлюхи, и склонилась к уху Теша.

– Могу я взять твой набор астральных детекторов?

– Конечно, можешь, – хунган взглянул на меня с повелительным снисхождением. – Ты не должна спрашивать меня о таких мелочах, Генри.

Нет, должна. Потому что я здесь не хозяйка, не жена ему и даже не официальная любовница. А не то возьму что-нибудь без спроса и наложу на себя этим новые обязательства, сама того не желая. Обжегшийся на молоке, на воду дует.

Получив разрешение, не отказала себе в удовольствии дослушать блюз полуорчанки и покинула празднество. С трудом сдерживая предвкушение, которым не иначе как заразилась от Теша, забрала из его кабинета фотоаппарат с лампой «черного света» и гогглы-пировидиконы и вернулась в клинику. Эхограф мне не помощник, я с ним работать не умею. А просканировать часы на предмет ультрафиолетового и инфракрасного излучения вполне способна.

Вскоре ко мне откуда ни возьмись присоединился Эрик в компании черного Джека Потрошителя. Бесноватый кот, не дающийся в руки даже мне, его кормилице, как оказалось, ладит только с потусторонними сущностями.

Эрик опасливо покосился на мою грудь, а точнее на спрятанную под воротом подвеску с веве, пожалованную мне Тешем на случай возвращения из мертвых Башни Бенни. Покрутился вокруг, сосредоточился, как его учил хунган, и запрыгнул на стол, не проваливаясь сквозь него. Я с какой-то смесью гордости и досады отметила, что дурно влияю на мальчишку, бывшего воспитанным. Непутевая из меня получится мать.

Поймав себя на размышлениях о собственном будущем детеныше, чуть не окосела. Что это со мной? Организм на фоне стресса решил напомнить, что мне уже двадцать два и он не молодеет? Ничего, потерпит! Не рассматривать же гангстера на роль отца моих детей в самом деле. А в матери-одиночки я не нанималась.

Я разложила на столе детали часов, зажгла лампу «черного света» и выключила свет. В лучах ультрафиолета белым засветился Эрик, которого теперь заметил бы и не медиум, и бледно засияла сигила на моей шее. Запрятав ее поглубже под воротник, я согнала мешающего эксперименту призрака со стола и щелкнула фотоаппаратом. Вернув нормальное освещение, изучила негативную пленку на просвет, но кроме отпечатков ладошек и пятой точки Эрика на столе ничего не флюоресцировало.

Я скрипнула зубами и надела гогглы-пировидиконы, установив диапазон градусов тепла. И озадаченно уставилась на стальную подставку часов, которая на фоне прочих темно-фиолетовых деталей комнатной температуры казалась чуть синее. Неужели она холоднее? Как Эрик, который рядом с почти нестерпимо белой газовой лампой выглядит черным пятном.

Через пару минут интенсивного высматривания тепловых различий я поняла, что скоро все цвета для меня сольются в один и принялась искать контраст. Взгляд наткнулся на морозильную камеру. Возгордившись своей находчивостью, я поместила туда подставку и стальную шестеренку для сравнения, и перенастроила диапазон в пировидиконах на холод. И недоверчиво прищурилась на не торопящуюся охлаждаться подставку. А точнее, на вырисовывающиеся в ее центре очертания теплого квадрата.

Задумчиво вернув детали часов на стол, я сняла пировидиконы и надела свои увеличительные гогглы. Неужели я упустила какой-то скрытый механизм? Провозившись полночи и понажимав на все узоры и выступы, я, наконец, нашла спрятанную замочную скважину. Ключа, разумеется, у меня нет, но замки взламывать не сложнее, чем чинить Хелстрема. Открыв потайной ящичек, обнаружила в нем небольшой квадратный дагерротип.

Светловолосые близняшки в идентичных девчачьих платьях, одно из которых мне точно знакомо, сидят в бархатном кресле. Эрик был болезненно худым и пугал стеклянным взглядом неестественно широко открытых глаз. Эрика в свои шесть лет была чуть пухлее брата, радовала отсутствием его синяков под глазами, но взгляд имела такой же пустой. Мне стало отчетливо не по себе. С этим снимком что-то не так.

Дагерротипия уже давно распространена в империи. Технология съемки, основанная на светочувствительности иодистого серебра, являющегося оружием против духов, была быстро одобрена Церковью. И за полвека ее существования еще ни из одного снимка не вылез призрак, иначе о подобном стало бы немедленно известно Инквизиции. Тогда чем этот дагерротип отличается?

– Не помню, когда это было, – нахмурился Эрик.

А у меня волосы встали дыбом от догадки, почему взгляд Эрики такой не по-детски пустой. Потому что рядом с ней сидит уже не ее брат. Я держу в руках фотографию пост-мортем17. Снимок пулей вылетел у меня из рук. Это же было запрещено Церковью еще до моего рождения, как некромантия! Кстати, наверняка именно из-за лезущих из таких снимков призраков и запретили, обозвав емким словом «святотатство». Рабочая схема на все времена.

Я скрипнула зубами, костеря себя на чем свет стоит за то, что подобрала тогда эти отцентрифуженные часы на помойке. Везет мне в последнее время на государственные тайны. В том, что техника привязки духов к предметам давно засекречена, я не сомневаюсь.

И что теперь делать? По уму надо бы сдать эти часы с фотографией, привязанным к ней Эриком и анонимной припиской: «Пост-мортем!», в жандармерию. Пусть они сами передают их куда надо: инквизиторам или бобби. Но я же всегда лечу поперед паровоза, я Эрика уже Тешу показала! Хунган не расстанется с ним так запросто. А дарить ему эту экстрасенсорную технику попросту страшно. Я даже представить боюсь, как ее может применить самый сильный заклинатель демонов столицы, работающий на мафию.

Я отрешенно собрала часы, спрятала дагерротип обратно, убрала астральный инвентарь и устало потерла глаза. В смешанных чувствах вернулась в кабинет Теша и нерешительно затормозила на пороге. В этот предрассветный час я ожидала застать его в объятиях шлюх, как уже не раз до этого, но не в обществе гостей.

Незнакомец обернулся, оказавшись седым бородатым гномом с насмешливым прищуром глазок-буравчиков. Кто-то из людей Броневика? Странно, Теш обычно не назначает встречи с конкурентами одновременно с закрытыми вечеринками для деловых партнеров. Сам он, стоя у окна со сложенными на груди руками, резко кивнул мне, и я послушно вошла, убирая фотоаппарат и пировидиконы на место. На столе вольготно развалился плешивый Его Святейшество.

– Товарищ Шабат, вы позволите? – раскатистым басом поинтересовался гном у дроу тоном, не предполагающим отказа.

Я еще не слышала, чтобы с бароном Субботой так говорили, но вдоволь насладиться не сумела. Ледяной неотрывный взгляд Теша заставил поджаться задницу. Что его так взбесило?

– Гаечка, – обратился ко мне гном с добродушной улыбкой, не дождавшись ответа от Теша. – Я инженер-конструктор и сейчас ищу талантливого подмастерья. Вас на эту должность мне посоветовал один наш общий знакомый. Как он выразился, в уплату долга.

Хелстрем? Он не забыл о своем обещании? На душе у меня против воли потеплело. Очень трогательно, только вот кому именно меня сосватали?

– О, я не представился! – гном шагнул ко мне и протянул мозолистую ладонь. – Цадок Дедерик, владелец фабрики механических игрушек, будем знакомы.

Я на автомате пожала протянутую руку и подавила истерический смешок. Владелец «фабрики механических игрушек»! Какой изящный эвфемизм для крупнейшей в империи фермы механических тел. И меня приглашают туда на работу? Но, погодите-ка, Хелстрем вот так запросто «прислал» ко мне гениального изобретателя? Кто этот инквизитор вообще такой?!

– М-меня з-зовут Генрика, мастер Дедерик, – внезапно начала заикаться я. – Оч-чень приятно.

Я все еще не могла поверить в реальность происходящего. Неужели мне только что выпал шанс выбраться со дна общества, о котором я и мечтать не смела? Максимум социального лифта, на который я могла рассчитывать, это мафия, в которой я была бы игрушкой Теша. Да я вообще уже не надеялась развязаться с криминалом, куда влезла от безысходности!

Взгляд у Теша стал совсем нехорошим. Он лениво отлип от подоконника и неторопливо подошел, вставая между нами.

– «Калавера» подумает над вашим предложением, мастер Дедерик, – неглубоко поклонился он гному.

Тот, уловив намек, шарахнул кулаком по груди в традиционном жесте приветствия и прощания. Гномы народ гордый, никому не кланяются. Мастер ударил себя в грудь еще раз – персонально мне. Я поспешно клюнула носом коленки в ответном поклоне.

– Буду рад сотрудничеству, Генрика.

Прозвучало так, словно я уже согласилась стать его подмастерьем. Он намеренно дразнит Теша? Или действительно уверен в положительном исходе?

– Предложением? – осторожно переспросила я, когда за ним закрылась дверь.

Теш бросил на меня острый взгляд через плечо, вернулся к столу и опустился в кресло. Напряженный, как змея перед броском. Задумчиво погладил перебравшегося к нему на колени белого кота, решая, посвящать меня в детали сделки или нет, но все же указал взглядом на пачку ассигнаций на столе.

– Коротышка желает выкупить тебя за тысячу империалов.

Что, простите? Тысяча империалов? Это же… как три года моей работы! Да на эти деньги паровую телегу купить можно и даже подержанный паромобиль! Раб в конфедерации стоит в три раза меньше!

– Высоко тебя этот «инженер-конструктор» оценил, да? Обычного подпольного мехадока, – недобро оскалился Теш, и вот на это я обиделась. Он, конечно, шовинист до мозга костей и не терпит, когда с грудью влезают туда, где нужны яйца, но беспочвенно оскорблять дело моей жизни не имеет права. – Или это вовсе не он, а ваш «общий знакомый»? Какие же услуги ты ему оказывала, что он так проникся твоим «ремеслом», а, Генрика?

Так, вот только ревности маниакального собственника мне сейчас не хватает! Очень хотелось огрызнуться, но я сдержалась. Неразумно дразнить его перед сделкой всей моей жизни, на кону которой моя свобода.

– Всего лишь спасла, – дипломатично ответила я, не вдаваясь в подробности проблем Хелстрема. – Как и каждого, кто приходит ко мне в клинику.

Теш может надумывать себе, что угодно, но нам обоим известно, что он навсегда останется для меня первым и единственным. Мне тошно прикасаться к другим и чувствовать их грязные души. А «чистым» людям в моем окружении взяться неоткуда. Хунган наконец перестал сверлить меня уничижительным взглядом и презрительно дернул бровью.

– Но они все равно просчитались. Твоя ценность заключается вовсе не в том, что ты неплохой хирург-механик.

«Неплохие» ставят заплатки на протезы, а я из дерьма и палок могу создать рабочий имплант, но ему на это плевать. Дроу расисты похлеще эльфов. Их женщинам позволено управлять мужчинами, а человеческие не годятся ни на что, кроме как стать инкубаторами.

– Медиума твоей силы я не отдам и за пять тысяч империалов.

Не быть мне ответственным гражданином. Заранее извиняюсь перед всеми живыми и мертвыми, над кем Теш станет проводить свои эксперименты. Но я не могу упустить шанс лучшей жизни, который выпадает раз на миллион.

Меня воспитали не добрые сказки, которые на ночь буржуи читают своим чадам и которые учат думать о других. Меня воспитала атмосфера зверинца в сиротском приюте, байки фабричных работяг и солдатские лозунги. Поэтому я скрипнула зубами и выпалила:

– А за технику привязки призрака к предмету?

На душе стало паршиво при мысли об Эрике, которого я оставлю на растерзание психопату. Но самоотверженность у меня после приюта дерьмовая.

Хунган замер. Взгляд серых глаз стал холодным и острым, как лезвие клинка, спрятанного в его белой трости. Я почти физически ощутила его желание вскрыть мне череп, чтобы добраться до моих мыслей. Белый кот дернул хвостом.

– Генри, неужто ты разгадала тайну Эрика?

У меня от этого тона, в котором смешались любопытство, высокомерие и злость за то, что влезла, куда не просят, поджалась задница, но я твердо кивнула.

– Значит, дело все-таки в часах?

Поршень мне в выхлоп, вот зачем я положила дагерротип обратно в часы? Надо было спрятать, чтобы Теш сам не нашел! Когда же я научусь хоть немного просчитывать свои шаги?

– Нет, – состроив морду «кирпичом», ответила я полуправду. Фигурально ведь дело не в самих часах.

Теш требовательно вздернул бровь, но никаких подсказок я давать не собиралась. Я тут себя выкупить пытаюсь вообще-то, а не в шарады играю. И, кстати, мне стоит поторопиться с торгами, потому что Теш может сопоставить, что осенило меня после того, как я поработала с пировидиконами. И тогда уже грош цена будет моему открытию, ведь хунган повторит его гораздо быстрее. Поэтому подключаем четверть гномьей крови во мне, отвечающей за упорство и неотступность, и начинаем глухой шантаж.

– Я скажу, как привязать призрака к предмету, если выпустишь меня из «Калаверы».

– Генри, – с напускной усталостью развалился в кресле Теш и членораздельно, как ребенку, пояснил. – Я тебя вовсе не держу здесь, я же не чудовище, – сказал психопат. – Я просто пытаюсь защитить тебя. Рядом со мной тебе не грозят ни духи, ни тайная полиция.

Я вообще-то выжила в приюте, на войне и на дне столицы. К тому же Теш по любому не оставит «ценный экземпляр» без присмотра. Но мои аргументы будут отвергнуты тысячью и одним способом, поэтому я просто продолжила вести гномью манеру переговоров.

– Технику за свободу.

Хм, а мне это даже начинает нравиться! И гораздо больше, чем завуалированные уговоры дроу с кучей смысловых ловушек. Я человек простой, ага.

– Свободу? Какое интересное слово, – задумчиво дернул бровью Теш и пристально взглянул мне в глаза. – То есть сейчас, не ограниченная в передвижениях, обезопасенная от внимания духов и тайной полиции, работающая на все подполье, а не на одну лишь «Калаверу», ты не свободна?

Хочешь испортить отношения – начни их выяснять. Но, как говорят все горцы, к которым и я на четверть имею отношение, лучшая защита – это нападение.

– Ты заставляешь меня быть инкубатором для твоих наследников, Теш!

– Заставляю? – к первой белой брови присоединилась вторая. И столько искреннего изумления в голосе. – Ты что-то путаешь. Я никогда ни к чему тебя не принуждаю. Я просто предлагаю. Иначе не позволил бы тебе истекать кровью после каждой нашей близости.

У меня засосало под ложечкой. Он знал и не остановил? Но тогда получается, что я задарма пользуюсь защитой «Калаверы», не принося никакой пользы. Очень стервозно продолжать считать, что «ценность» меня, как «экземпляра», для хунгана все окупит.

– Тогда зачем я тебе, Теш?

– Привязался? – предположил он, будто и сам не был в этом уверен.

– К чему? – я не сдержала саркастичный смешок. – К моей неестественной зависимости от тебя, Теш?

Она ведь, должно быть, здорово тешит самолюбие деспота. Я может и рискнула бы предположить, что не замечаю чего-то важного, если бы он не страдал скудным эмоциональным диапазоном. Нет, ему просто важно чувствовать себя необходимым и незаменимым. Детские комплексы, не иначе.

Ведь в королевстве Илитиири матери – главы семей и кланов – относятся к сыновьям также, как в Анталамории отцы к дочерям. Как к расходному материалу, который годится только на продажу для укрепления положения рода. Извращенцы. Должно быть, что-то неуместное промелькнуло на моем лице, потому что взгляд Теша похолодел еще на пару градусов.