Читать онлайн Судьба со словарем бесплатно
Вступление
Благодарственное письмо
Над художественным оформлением и макетом данной книги работал дизайнер и фотограф Георгий Юрьевич Марков. Автор сердечно благодарит Георгия за его неоценимый труд.
Артём Янтарёв, май 2023
Поэт служит в храме
Редкий случай: издать в зрелом возрасте первый поэтический сборник и получить признание читателей. Именно так произошло с Юрием Краснощековым, алтарником храма святителя Митрофана Воронежского в Москве, издавшем в 2016 году книгу «Чаша»[1]. Многие прихожане только тогда узнали, что спокойный, чинный мужчина в золотистом облачении, помогающий священникам на службах, уже много лет пишет стихи.
- Весною вишня расцвела —
- не видно веток, вся бела.
- Зимою снег – и всё бело,
- как будто время расцвело!
На обложке сборника «Чаша» – аисты: символ жизни, но ещё и знак того, что для читателей появился новый поэт. Свидетельство о рождении.
– У Юрия есть особое качество – он умеет видеть в окружающем светлые стороны, – говорит писатель Герман Арутюнов. – Во всём, что он пишет, есть тихая тайна, похожая на огонёк свечи или лампадки.
Одно из самых таинственных его стихотворений начинается именно с этого образа:
- Язычок свечи в ночи
- так похож на мотылька.
- Ласков и ненарочит
- осторожный его шёлк…
С тех пор вышла еще одна книга, тоже названная показательно и символически: «Большие Дворы»[2]. Большие Дворы – это и конкретный топоним (поселок городского типа в Подмосковье), и метафора нашей страны, и, в немалой степени, образ жизни и мироощущения поэта.
Именно так, Большим двором, воспринимает и принимает Юрий Краснощеков жизнь, где всё идет в дело, всё не зря, всё по воле Божьей, всё вызывает заинтересованный и, как правило, приязненный отклик: от грядки с горохом на огороде, до старых, еще дедовых, рукавиц, бережно хранящихся в заваленном другими вещами чулане.
Некоторые стихи могут напомнить китайские и японские миниатюры, и сходство тут не только внешнее. Так же, как восточные поэты, Юрий прежде всего апеллирует к традиции, к насыщенному читательскому контексту. Его образы всегда что-то напоминают, отсылают нас то к поэзии серебряного века, то к французским символистам, то к плеяде советских «шестидесятников». Вне этого контекста адекватное восприятие поэзии невозможно, именно он определяет сложную перекличку мотивов, которые переосмысливаются автором и вовлекаются в новые взаимосвязи.
Другим признаком, роднящим творчество Юрия с дальневосточной традицией, является особая роль природы в образной структуре текстов. Если для европейской поэзии явления природных циклов и стихий чаще всего становятся источником эмоциональных размышлений автора, то у Юрия они обладают самостоятельной духовной субъектностью, это такие же феномены сотворённого Богом мира, как и сам человек. Мы не вправе отсчитывать всё, что вокруг нас, лишь от собственного «я» с его изменчивым настроением; для достижения творческого откровения необходимо взглянуть на природу отстраненно, и тогда она откроется свежему, детскому взгляду новой красотой.
…Утро – здоровое, сочное – кочанчик капусты!
Это одухотворение окружающего, всматривание в него как в чудесное проявление онтологически равноправного бытия нередко приводит автора к некоторой орнаментальности, избытку цветов, сравнений, красок, эпитетов, сверканию драгоценных камней, благоуханию экзотических растений, разнообразию изысканных вкусов. Однако его несомненная тяга к восточной неге, к созерцательному восхищению радостями бытия уравновешивается христианской аскезой, богослужебными реминисценциями, сознанием иной, более высокой и полной истины, заключённой в Священном Писании. На глубинном, возможно, подсознательном уровне поэтика Юрия проникнута тем, что ежедневно входит в его сознание и память во время служения в храме святителя Митрофана. Вот, казалось бы, обыденная, далекая от всякой трансцендентности картинка:
- Парень выплюнул косточку
- вишни в спокойный кулак.
Эффект достигается здесь не только неожиданным, скупым и точным эпитетом «спокойный», но и прерывистостью поэтического монтажа: картинка обрывается, взгляд перескакивает на другое, при этом читатель, зафиксировав определённый образ, вправе развить его, увидеть крепкую руку героя, его широкую ладонь, в которую уютно проскользнула косточка, более того – почувствовать себя «сухим остатком», неумираемой сердцевиной исчезающей в природном цикле потребления ягоды, которая обрела новую жизнь в спокойной деснице. «…И тамо бо рука Твоя наставит мя и удержит мя десница Твоя». «Назначение поэта, – писал Поль Валери, – отнюдь не в том, чтобы испытывать поэтическое состояние: это его частное дело. Его назначение – вызывать то же самое состояние у других».
Для «Судьбы со словарем» – третьей книги гепталогии «Молитвенный Круг» – Юрий выбрал литературный псевдоним Артём Янтарёв. В данном случае это продиктовано художественными задачами. Поскольку название книги «Судьба со словарём», название чёткое и ёмкое по смыслу, то, естественно, вступает в силу алфавитный принцип распределения текста. Это отражено и в композиции книги, и в выборе псевдонима: Артём Янтарёв – от „А“ до „Я“.
Впрочем, поэт сам, и не без юмора, объяснился с читателями насчёт своего псевдонима в стихотворении, которое так и называется: «Мой псевдоним». Заинтересованный читатель без труда найдет его в этой книге.
Мне лично как человеку более традиционной культуры такие эксперименты не представляются очень продуктивными, всё-таки главное сами тексты. Но отказать поэту в его праве поработать и с формой как отдельных стихотворений (они тоже есть в книге – помимо силлабо-тонической метрической системы, поэт пишет и свободным стихом, использует широкий инструментарий современного стихосложения), так и книги в целом – нельзя. Тем более что в данном случае это не выглядит тяжеловесным. А смысловые границы книги от такой игры расширяются. Да и время откладывает свой отпечаток на поэта. Как сейчас модно говорить, всему нужен свой менеджмент. Поэзия – не исключение. Этому учат даже в университетах. В Санкт-Петербургском, например, есть специальность «Менеджмент продвижения поэтической книги». В современных издательствах, начиная работать с автором, ему говорят в первую очередь не о качестве его текстов, а о том, что он, автор, должен прежде всего создать – иногда самыми причудливыми ухищрениями, зачастую, по большому счету, никакого отношения к искусству не имеющими, – свой личный бренд. И не просто создать, но и продвигать его.
Ну, что ж, как говаривал еще Андрей Вознесенский, «какое время на дворе – таков мессия».
По профессии Юрий Васильевич журналист, работал в «Пионерской правде», «Юном натуралисте», «Огоньке». В девяностые и нулевые судьба заносила в журналы «Автомагазин» и «Ювелирное обозрение». И удивительное дело: даже в специализированных изданиях он умел быть поэтом. Берёт интервью у какого-нибудь начальника, спрашивает о событиях прошлого и добавляет: «Память тянет как горбушу на нерест…». В итоге вопрос запоминался куда лучше, чем ответ.
Жизнь его прошла на одном месте, в Тимирязевском районе Москвы. Здесь родился и вырос в доме на улице Вучетича, гулял и сочинял первые стихи в Тимирязевском парке, учился в школе № 207 в Астрадамском проезде.
– В десятом классе мы с другом Женей Михейкиным написали в стенгазету статью «Школа на распутье» о недостатках школьной жизни, – рассказывает Юрий Васильевич. – Шёл 1978 год, и критика была не в почёте. Газета провисела полдня, а затем исчезла в недрах директорского кабинета. Но наказания не последовало, просто нам сказали, что выпуск неудачный.
Главной опорой в его жизни была мама Анна Федотовна. Она почти сорок лет преподавала математику в школе № 1164 на улице Писцовой. Часто рассказывала о войне, о юности в оккупированной калужской деревне, о том, как её повезли на работу в Германию, а по дороге состав разбомбили…
Мама была верующей, Юрий с детства ходил с ней в церковь. В старости она болела, не могла встать, сын заботливо ухаживал. Когда она умерла, написал стихи, в которых есть строчка: «Вздох весеннего тепла в тихий свет перетекает…»
И в заключение еще несколько слов о форме подачи стихотворений в книге «Судьба со словарём». Книга продумана, выверена до мелочей. Тем более, мелочей – ни в жизни, ни в искусстве – как известно, не бывает. Всё у Артёма имеет своё значение, всё раскрывает замысел книги. Вот – подзаголовки: «Свеча», «Семисвечник». Казалось бы, зачем они? Принцип расположения стихов – алфавитный. Книга – как словарь.
Впрочем, внимательному читателю нетрудно будет заметить, что иногда – достаточно редко, – но алфавитный порядок расположения стихов нарушается. Это тоже неслучайно, лёгкое изменение общего порядка необходимо поэту для раскрытия опять же художественной идеи. Так происходит, например, когда после семисвечника «Богословие» следует «Безмолвие».
Но вернемся к подзаголовкам. Не уводят ли они от главного? Судьба-то – со словарём.
Но нет, оказывается, они не лишние. Напротив – подзаголовки раскрывают другую, не менее, а может быть, и более значительную идею книги: стихи – светские молитвы, поэтическая книга – богослужение.
Михаил Устюгов, журналист, главный редактор газеты «Крестовский
мост», ведущий рубрики «Разговор без суеты» в газете «Север столицы».
2017–2019
Цвет времени
Артём Янтарёв (Юрий Краснощеков) занимается литературой давно, написал несколько поэтических книг: «Пони», «Я подарю тебе черёмуховый дождь», «Чаша», «Большие Дворы».
Он предстает перед читателем как человек, внимательно следящий за всеми поворотами своей жизни и фиксирующий их в слове. Мы встречаем в его текстах любовь и печаль, радость и тревогу.
Янтарёв может говорить о возвышенном, а может погрузиться в дебри повседневности. Например, написать стихи о готовке супа. В них он приближается каким-то боком к конкретизму (возможно, не подозревая о его существовании).
Автор в меру наивен, в меру архаичен. Он живет в счастливом мире, где существуют читатели поэзии. И обращается к ним, как к старым друзьям, со своими раздумьями и наблюдениями.
Лично мне показались более интересными те его тексты, в которых он все-таки о них забывает, и ищет современное слово, цвет времени.
Борис Колымагин, поэт
2019
Конфигурация Фета
Артём Янтарёв (Юрий Краснощеков) – личность многогранная и самобытная. У него богатый жизненный опыт, разнообразные творческие интересы и пристрастия. И пишет он всю сознательную жизнь. Журналистика, очерки, эссе, рассказы, стихи и поэмы, роман – многое создано за четыре десятка лет. Перед нами одарённый, талантливый современный поэт. Вот стихотворение «Поэзия»:
- Конфигурация Фета
- и геометрия ветра,
- прикосновение света,
- как и фактура фетра,
- ореховая конфета,
- дамский каприз, карета,
- адажио из балета, лего,
- календула, пледа
- мягкость, мятного чая
- с добавками каркадэ
- в первой декаде мая
- глотки, экслибрис «А. Д.»,
- алеаторика трёпа,
- в ковре травяного тропа
- ниточка нужного звука,
- апекс движения трюка,
- одновременно трюфель
- и пятачок свиньи,
- его извлекающий, Bufo
- bufo, Альфред де Виньи.
Используя приём перечисления, автор демонстрирует стихотворческую игру смыслов и образов, совместимого и случайного, ясного и скрытого. Что предлагает нам Краснощеков – мозаику? инкрустацию? игру в словесные пазлы? осколки детского калейдоскопа? а может, фрагменты стекла драгоценного витража? Или как алхимик колдует над рецептом того, что есть поэзия? Какая разница! Автор являет поэтическую искусность. И перл самоидентификации. Вчитаемся, ибо поэтическое обладает магией. И требует послевкусия. Вдумчивого.
Ещё раз, медленно: ореховая конфета, дамский каприз, карета, адажио из балета, лего, календула, пледа мягкость…. Череда понятного. В обрамлении замысловатых и ясных для автора «фигур речи»: – геометрия ветра… алеаторика трёпа, в ковре травяного тропа ниточка нужного звука, апекс движения трюка… Здесь же загадочный экслибрис „А“ – точка – „Д“ – точка (при чтении «АД»). А ещё: жаба серая обыкновенная, названная на латыни «буфо-буфо». И современник Пушкина, французский поэт-романтик Альфред де Виньи. (Что мы знаем о нём? Чем не символ забвения!) Про трюфель и пятачок свиньи, его извлекающий, каждый волен порассуждать на свой лад.
Читающий вовлечен в игру, почище детского конструктора «лего». Нас подхватил хорошо знакомый поток: желание выплеснуть на чистоту бумажного пространства сиюминутное откровение. Вобрать и отразить в слове ту частицу бытия, что примагничена и прочувствована. Освоена. Выдохнута. Остановлена. Запечатлена. (Или в другую игру – разобраться в прочитанном).
Это свойство поэзии отметил Андрей Вознесенский:
- Стихи не пишутся – случаются,
- как чувства или же закат.
- Душа – слепая соучастница.
- Не написал – случилось так.
Музыковеды считают внезапность рождения мелодии и её нотной записи композитором явлением искусства, у которого есть определенное название в арсенале музыкальных терминов: алеаторика (от латинского alea – «случайность», «игральная кость»). Выходит, что для Юрия Краснощекова случайность поэтической игры выражена в музыковедческом термине «алеаторика». Стоп.
В перечислительном ряду стихотворения «Поэзия» слово с латинским корнем стоит в паре: «алеаторика трёпа». Ну, а трепотня, пустая болтовня (а то и враньё), никчемный разговор или в просторечии «трёп» – как они сочетаются с возвышенным, с искусством? Была бы к автору благосклонна муза поэзии Эвтерпа, слушая про фактуру фетра, апекс движения трюка, алеаторику трёпа?
Прочтём ответ у музы русской поэзии Анны Ахматовой:
- Мне ни к чему одические рати
- И прелесть элегических затей.
- По мне, в стихах все быть должно некстати,
- Не так, как у людей.
- Когда б вы знали, из какого сора
- Растут стихи, не ведая стыда,
- Как желтый одуванчик у забора,
- Как лопухи и лебеда.
- Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
- Таинственная плесень на стене…
- И стих уже звучит, задорен, нежен,
- На радость вам и мне.
Ахматова словно окликает автора «Поэзии» на исходе ХХ века. Уместно теперь отметить, что стихотворение Краснощекова написано в девяностые годы – и радость в нём, как и во времени его создания, обнаруживается подспудно. Зато очерчены окоём и глубина миросозерцания автора. А задор пишущего – в начале первой строфы. Ибо «конфигурация Фета» прокламирует особое восприятие и выражение поэтического через выбор слов.
«Кроме корня, каждое слово имеет свойственные его почве запах, конфигурацию и влияние на окружающую его область мысли». Это – постулат Афанасия Фета. И стержень поэтического манифеста Юрия Краснощекова (Артёма Янтарёва). Вячеслав Щепкин, поэт, психолог, историк 2019
Долгие подступы к этой книге
Заметки от автора
Долгие подступы к этой книге. Так бывает, когда понимаешь, что задуманный текст слишком созвучен твоей судьбе, и не решаешься писать его, как не сразу, а лишь после того, как узнаешь человека, осмеливаешься раскрыть перед ним свою душу.
Из чего эта книга?
Или лучше сначала так поставлю вопрос: от кого эта книга?
Покатолько в плане литературы. Минуя автобиографию, страну, век и прочее высокое и важное, включая и то, что вынесено первым словом в название книги.
Итак – от кого? Не перечислю всех, даже дух захватывает – как много. Вся литература по сути. Но хотя бы начну это перечисление, уже в нем самом – увлекательный полет и захватывающее погружение…
– От тщательно продумывающего свои книги, умело уравновешивающего их композиционно и импровизационно Милана Кундеры.
– От магического и мистического Маркеса.
– От верно нащупывающего стволовой несущий опорный конструкт – позвоночник книги, ее центральную ось – изысканного и тонкого Кортасара.
– От суховатого и склонного к академическому философствованию Камю, доказывавшего абсурд бытия, погружаясь в глубины своего сознания.
– От холодноватого, обманчиво механистического, захватывающего Кобо Абэ.
– От загадочных миров Голдинга, что поувлекательнее будут расхожей фантастики.
– От городских и даже квартирных, в меру веселых и в меру не страшных бесиков Булгакова.
– От цепкой и властной руки Набокова.
– От, от, от…
Но к каждому из этих коротко очерченных писательских миров мне хочется поставить «Не»:
– Не Кундера.
– Не Маркес.
– Не Кортасар.
– Не Камю.
– Не Абэ.
– Не Голдинг.
– Не Булгаков.
– Не Набоков.
– Не От, от, от…
Из этой диалектической взаимоисключаемости «Да» и «Нет» и возникла книга.
Не удивляйтесь, что поэтическая книга – отталкивается от прозаиков. Одновременно – притягиваясь к ним. Я вообще твёрдо убежден, что поэзия и проза – это одно и то же. Обе растут из одного корня. Обе питаются одним небом. Разница только в форме подачи текста.
Морфологические особенности прозы позволяют ей систем-нее исследовать главный предмет литературы – человека. Поэзия смелее и глубже затрагивает потаённые миры наших душ. Без воздуха поэзии в прозе можно задохнуться. Все настоящие прозаики это хорошо понимают. Возьмём современную российскую прозу.
Многие книги современных писателей строятся по поэтическому принципу – как развернутые метафоры. Причем независимо от масштаба повествования. Одна развернутая метафора – это и небольшой рассказ Захара Прилепина «Белый квадрат», это и крупное прозаическое полотно Сергея Шаргунова «1993». Весь пятисотстраничный роман – развернутая метафора горящих троллейбусов (авария на Дмитровском шоссе утром 24 июня 1993 года): с первых страниц книги и до ее финала, до горящего здания техцентра в Останкино, до всех кровавых событий того октября.
* * *
Метафора – по вольному переводу с греческого – дверь. Дверь в иные пласты, другие миры, которые не так уж далеко от каждого из нас.
Жить в узости заданного тебе не тобой, навязанного тебе – значит, обеднять себя.
Жизнь – это выходы за пределы.
Метафора – универсальный способ для таких выходов.
Правда, здесь важно не перепутать выход и выходку. Но это уже другой разговор.
* * *
О трагичности. В долго длящейся безмятежности есть что-то тягостное. Как есть нездоровое в полном здоровье. Душа живёт
не только ровностью, но и разломами.
* * *
Есть только один критерий поэзии – это поэзия или не поэзия.
Всё остальное, особенно так называемое выделение направлений, служит целям удовлетворения тщеславия литературоведов и критиков.
Ну, какая, посудите, разница поэзии, назовут ее метаметафоризмом или метареализмом, реализмом или конструктивизмом, концептуализмом или импрессионизмом, сюрреализмом или конкретизмом? Или еще как – столь же замысловато, сколь и пустозвонно.
* * *
Есть геометрия Евклида. Есть проективная, аффинная, начертательная геометрии. Есть геометрия Лобачевского. Есть геометрия Римана.
А есть – геометрия ветра. Которая вбирает в себя все шесть предыдущих и убирает их за ненадобностью. Геометрия ветра – это поэзия. Это – многосвечник сущего.
* * *
Время, в котором мы живем, читатель, достаточно взвихрено. (Помните, у Ремизова была книга «Взвихренная Русь»?) Ну, вот что-то подобное в современной поэзии. Она многовекторна, пестра. Обобщенно все течения и школы, группы и кружки можно разделить на два лагеря: традиционалисты и новаторы. Это противостояние было всегда. И во время Пушкина, и в наше.
Я намеренно в книге перемешал и объединил стихи как традиционные, так и новаторские. Я вообще считаю, что поэт – явление универсальное, всеохватное. Всё проникающее.
Не зря одно из имён Бога – Поэт.
Поэт стремится отразить в своём творчестве интересы всех людей. Задача трудная, может быть, неосуществимая, но стремиться к ее решению надо. Уже на самом этом пути поэта и его читателя ждут открытия.
Поэт – человек-оркестр.
Ещё, из области недовольств
Надоело родное ханыжество – в себе и не в себе («ханыжество» – индивидуально-авторский неологизм от слова «ханыга») – дремучая смесь хамства и ханжества, опущенности и опустошённости, попрошайничества и зазнайства! Стойкая одурманенность всеми способами: от банального алкоголя до столь же обыденной глупости! Повальная пошлость вяло-наглых, брюзжащих и кричащих, не слышащих ни музыки слова, ни музыки вообще соотечественников. К коим отношу и себя! И себя! Бездонная спячка духа, кто-то ткнулся мне в бок справа, кто-то притулился слева – оба размашисто захрапели! Что – подпевать? Как-то, не очень…
* * *
Ещё. Есть категория моих соотечественников – они всё как бы хороводы водят: веселятся. Частят частушками, ныряют в шубки шуток, накидывают на ветви ушей гамаки улыбок, и качаются-качаются-качаются в них спросонья и бодрясь. Быть весёлым неплохо, но у них веселье за счёт ума.
Две цитаты
Под поэзией я понимаю тайны иррационального, познаваемые при помощи рациональной речи.
(В. Набоков)
Он же в книге «Николай Гоголь» – о «Шинели»:
На этом сверхвысоком уровне искусства литература обращена к тем тайным глубинам человеческой души, где проходят тени других миров, как тени безымянных и беззвучных кораблей.
Теперь несколько камертонов к самой книге
Поднимаясь по этажам родного подъезда, нанизываю чеки запахов… На что-то в себе нанизываю, как на штырь какой-то внутри себя:
- Макароны по-флотски.
- Жареная картошка.
- Квашеная капуста…
- Хватит купить по ним —
- путёвку в прошлое?
* * *
Девяностые. Голодно. Книжный магазин на Новом Арбате. Покупка книг у населения.
– Как долго! – вздыхает парень.
Пожилой мужчина перед ним, полуобернувшись, мягко:
– Учитесь терпению, молодой человек. Очередь – это тоже прекрасно!
* * *
Получив в кассе заветные сорок или пятьдесят рублей, когда как, я перебегал по подземному переходу через проспект и в гастрономе напротив книжного магазина на вырученные от продажи книг деньги покупал буханку до головокружения свежего, теплого, ароматного хлеба.
Самая великая книга на Земле!
* * *
Догорающий лиловый закат, газированный пузырьками городских фонарей. Как разводы света на воде – ломко и быстро проблескивают лакированные покрышки автомашин.
* * *
Снег. Весна на кончиках пальцев. ***
Снег – Ренессанс цветущего сада.
* * *
Никакой снег не указ тому, у кого нет совести, кто потопил ее – как эскадру алопарусных фрегатов молодости – в пучине лени, склок и сплетен, у кого чувство выродилось в назойливую слезливость, жесты заменили доводы, а пустопорожняя болтливость – работу.
* * *
Судьба: суд и бой, и мягкий знак, их объединяющий, роднящий,
сближающий – в целое – в центре. Судьба! Суд – Бога!
* * *
Синий шелест снега, вечер распишется тонким почерком веток по строчкам трамвайных проводов, розовая кофточка под белым плащиком, фигурка, сжавшаяся на заднем сиденье трамвая знаком вопроса. Снежинки большие пушистые таинственно мерцают по городу.
* * *
Под синий шелест легкого снега читать стихи. ***
Ледяные проруби телефонного диска – больно в нём тонкому пальчику. Девушка-ромашка: золотая пушистость осыпанных
снежными искрами волос в белом обрамлении плаща.
* * *
Иногда мне кажется, что не я веду пером по бумаге – архаично, или, современнее, шариком шариковой ручки, или, совсем актуально, не я стучу по клавишам компьютерной клавиатуры, а перо и шарик ведут меня, а клавиши усердно отстукивают по мне, прослушивают, выслушивают меня. Здесь нет никакой мистики, просто вон тот перекресток, бензоколонка, бабушка, отчитывающая за что-то внука на остановке, – они, что, случайны?
Артём Янтарёв
2019
Словарь
А я?
А я?
- Своей души я Нестор.
- Зигзаги её, суть.
- Овраги её, жуть.
- Неповторимый путь.
- Непоправимый путь?
- Писал о главном Нестор.
- А я? Пишу ли я
- о главном, если честно,
- без скидок, без вранья?
- И вот ещё: а так ли
- все факты ставлю в ряд?
- В угоду темпу, такту
- не искажаю взгляд?
- Боюсь, что искажаю.
- И много мелочей.
- Что не помогает,
- конечно же, моей
- душе – стать чище, лучше,
- светлее и полней.
- Ах, души, наши души!
- Что может быть ценней
- у нас, людей! Так что же,
- в делах и в суете,
- заботит меня, Боже,
- не то, не так?! Не те
- мысли излагаю,
- чувства берегу.
- Где идти – порхаю!
- Где стоять – бегу!
- А есть ещё в запасе
- сил сколько-то? Есть время
- спокойно, не в запарке
- исправить непременно?
- Любое время кратко.
- Но есть чего терять.
- Звонок! – «Сдаём тетрадки!» —
- И сдам свою тетрадь.
«Я жил как жил. Я был упрям…»
- Я жил как жил. Я был упрям.
- Но не настолько, право.
- чтобы стихи не слушать трав,
- когда поспели травы.
- Я жил как жил. И крив я был.
- Но не настолько, право,
- чтобы тропинку до могил,
- где бабушка и мама,
- забыть. Я жил. Я жил как жил.
- Всевышний всех рассудит.
- Я ненавидел. Я любил.
- За всё спасибо, люди.
А
Акценты
семисвечник
Август
Б. Л. Пастернак. Август
- Был всеми ощутим физически
- Спокойный голос чей-то рядом.
- – Как думаешь, там хорошо? —
- спросил я у сонной травинки.
- – Спасибо, что ты пришел, —
- сказала она без запинки.
- Прошелестела светло
- и прошуршала весомо.
- – Спасибо, что нас свело
- твое мне понятное слово.
- – Как думаешь, там легко? —
- спросил я у резвой речушки.
- – Спасибо, что ты такой,
- устроим с тобой побегушки.
- – Как думаешь, добежим? —
- спросил я у тонкой тропинки.
- Вздохнули вблизи камыши
- и вздрогнули нежно росинки.
- Со дна поднимался карась,
- солнышко – из-за леса.
- Залив, добротою лучась,
- смотрел на меня с интересом.
- Как золото и аметист —
- вместе иван да марья.
- С ноткою «Амели»[3]
- ко мне подлетел комарик.
- Удилище я расчехлил,
- а комара спровадил.
- А карася угостил
- горстью хорошей привады.
- Что на меня нашло? —
- Стянул на чехле резинки,
- рыбачить не стал, а пошел
- дальше по тонкой тропинке.
- Тихо летали стрижи
- и семена иван-чая.
- На каждый вопрос души
- сдержанно отвечая.
Ангел
- Почему однажды сон
- станет явью той же?
- В сон сложнее я влюблён.
- Он нужнее. Он же…
- Я в компании артистов.
- Но сначала не из них.
- И не то чтоб утром мглистым.
- И не так, чтобы утих.
- Устаканилось застолье.
- Тосты разошлись.
- Мысли разошлись с любовью.
- И с судьбою жизнь.
- Где мотив и где любовь?
- Кто и с кем остался?
- Ангел с радужной трубой
- все же задержался.
- Разыграл бравурно сон.
- И ушёл разутый.
- Тихий в золоте икон
- лик его лазурный.
Алтарник
- И вновь подо мной солея.
- Снова схожу с амвона я.
- Жизнь относительно Бытия —
- камни в сравненьи с колоннами!
Анабас[4]
- Как только пруд пересыхает,
- он отправляется в поход.
- Как далеко? – Пока не знает,
- он лишь ползёт, ползёт, ползёт.
- Да по росе – так больше влаги,
- на плавниках – ползёт, ползёт.
- Ну, хорошо, в каком овраге,
- где ручеёк, передохнёт.
- И вновь ползёт, ползёт, ползёт.
- Ему однажды – повезёт!
- Его не втопчут в грязь волы.
- Найдет он полный пруд воды!
Молиться
- Когда пушистый в мире снег
- и чем-то грустным веет,
- тогда мне хочется о всех
- молиться, как умею.
Пока…
- Пока улыбается дождь
- сквозь солнце тепло и знакомо.
- Пока на охоте еж
- утюжит лужайку у дома.
- Пока открывает ночь
- серебряным пением зяблик.
- Покуда жена и дочь
- варят варенье из яблок.
- Лошадь пока в поводу
- ведут мимо дома красивую.
- Воздух пока в саду
- грушовкою пахнет и сливою.
Расставляйте акценты!
- Расставляю акценты.
- Осень сдвинула брови.
- Все мы – реципиенты
- Духа и Крови.
- Дух так прямо не спросит:
- «Что, мол, делал ты, кроме…»
- Кровь нас тоже не бросит,
- но уже по-другому.
- Задержусь на мгновение.
- Загляжусь в многоточие.
- В нем вся суть растворения,
- раскрывания, прочего…
- В зорьки долгие, летние
- рыбы плыли не снулые.
- Были девушки бледные.
- Были девушки смуглые.
- Забивал в стену гвоздь я.
- Загонял саморез.
- И смотрел я на звезды.
- И тащил я свой крест.
- Расставляйте акценты!
- Осень сдвинула брови.
- Все мы – реципиенты
- Духа и Крови.
Ад[5]
- Помрёт. Не пригодился
- даже на помёт[6].
- Их посёлок спился.
- Пьёт который год.
- Их завод закрылся.
- Накрылся их завод.
- Их посёлок спился.
- Пьёт и пьёт, и пьёт.
- Мать – алкоголичка.
- Батя – вечно пьян.
- Пьяная – сестричка.
- Братец – в стельку пьян.
- Сам он пристрастился.
- Сам запойно пьёт.
- Сам он опустился.
- Дни и ночи пьёт.
- Помрёт. Не пригодился
- даже на помёт.
- Весь посёлок спился.
- Спился весь народ.
Асфальт
свеча
- Вокруг положили новый асфальт.
- У дома оставили старый.
- Ещё незатейливый факт
- на мозг его лёг усталый.
- И бредёт он, больной и сутулый,
- и не нужный уже никому.
- Он родился когда-то под Тулой,
- переехал когда-то в Москву.
- Как у дома асфальт, лицо его в рытвинах:
- оспой переболел[7].
- Одно серебрится молитвенно
- в сердце: здесь ещё, цел.
- Погодка вполне беспогодна[8]
- и беспороден удел.
- Но сердце его бесподобно
- светится: здесь ещё, цел…
Б
Базар и образа
семисвечник
Базар и образа
- Буза, лузга, базар…
- Но в сердце – образа!
Грамматическое
- Главное, знать:
- где приставка, где корень.
Чек
- Снова дождь, огромный, главный.
- Он – нанизыванье вех.
- Он на нити пряжи плавной
- чек за чеком… Чек,
- мой, нанизывает… В полночь
- расплатился чтоб!
- …Но еще есть день и помощь.
- И не всё так в лоб.
Вопрос
- Среди житейских выгод
- и поисков тепла
- кому ты будешь выгон[9],
- кто выберет тебя?
Венец
- И снова в доме запах гречи —
- она сытна и дешева.
- Венцом готов спуститься вечер —
- Твоя ль готова голова?
Логика
- Не понятна нашей логике
- Логика Его, Творца!
- Что же занимаем ложною
- массою всего мозги!
Открытый финал
- Нет вечной любви. Очевидно. И гадко.
- Как на душе – фингал.
- Но любая любовь – любая! – загадка.
- А значит – открытый финал!
Биология
- Дух упирается, как скалолаз,
- в стенки моей биологии.
- Карабкается растопыркою вверх.
- Соскальзывает с досадою вниз.
- Из того и другого
- я извлекаю мелодии.
- Под молоточками солнца
- сосулек звенит карниз.
Богомол с облаком
- Свет, мягкость, тишина.
- Ромашковый луг.
- Хорошо. Правда, хорошо.
- Правда.
- Так, значит, доказательство того,
- что истинно, а что нет,
- в сердце, в твоем сердце,
- в том, в чем и с чем тебе хорошо.
- Тебе.
- Тебе хорошо.
- А немного иное сочетание генов,
- и другому —
- с другим и в другом хорошо.
- И он, другой, будет отстаивать свою,
- другую, истину.
- Где же Истина?
- Одна.
- Стоп! Одна. Кто сказал, что она одна?
- Сны Чанга, ах, сны Чанга, снова сны Чанга[10].
- Снова лопоухое детство в лопухах и сныти.
- Сны Чанга. Капитан, собака, Бог.
- Надо бы перечитать рассказ!
- Перечитал. Что дало?
- Проблеск, просвет, запах тишины,
- ощущение покоя.
- Свет на вкус.
- Но ответ, Ответ?
- Ах, тишина – одно из обличий
- Великого Покоя,
- Вечного Покоя.
- Ответа не будет.
- У Бунина своя, N-я правда,
- где N – богомол с облаком!
Богословие
семисвечник
Я и моя душа
…Мнози глаголют души моей: несть спасения ему в Бозе его.
Пс. 3:3
- Вот я, вот моя душа.
- Они не одно и то же.
- Скорбь мою этим круша,
- меня ободряешь, Боже!
- Я преисполнен лени,
- трусости, лжи.
- Я исчезаю в тлене.
- Участь души?
Что это?
- Всполохи, словно птицы,
- светом бьют, что крылом.
- Что это? Фары? Зарницы?
- Тёмен и пуст окоём.
- Нет источников света.
- Которые знает мир.
- Ещё: всё случилось это,
- когда я читал Псалтирь.
- Читал в полутьме (с текстом свыклися очи),
- часу так в седьмом, в канун как раз ночи.
- Разве что слабая лампа аквариума
- малой подсветкою зренье одаривала.
- Стих, где открылось мне, олуху,
- что я и душа не одно.
- И вот – непонятными всполохами
- озарено окно.
- Всполохи, словно птицы,
- светом бьют, что крылом.
- Что это? Фары? Зарницы?
- Ни тех, ни других за окном.
Увижу?
М. Ю. Устюгову
И в небесах я вижу Бога!
М. Ю. Лермонтов
- Брат, живя, мы уже пребываем в Вечности.
- Да я вот переминаюсь с ноги на ногу у порога.
- Уставлен мой путь, малыми свечками, свечками…
- В загадочном свете их увижу ли Господа Бога?
Знание и вера
- Когда знание само себя съест,
- само распишется в своей полной несостоятельности,
- само себя отправит по другому ведомству,
- забав и трюков, —
- классический релятивизм,
- квантовые парадоксы,
- будущие открытия
- (они поглубже прежних-то будут!), —
- тогда останется только вера.
- То-то же!
Бог говорит
- Он говорит с нами так:
- Со-Бытиями, без слов.
- Он знает: мы видим Знак.
- Слышим, Он знает, Зов.
- Но свой продолжаем почин,
- как нам наше «я» велит.
- И в этом одна из причин
- того, чему быть надлежит.
- Ещё семисвечник зажжён —
- неделя ещё о том,
- что делать, что нам закон.
- А мы —
- свою
- линию
- гнём.
- Порой вразумляет трикирем —
- трёхдневием… в две свечи…
- А мы всё своё чирикаем,
- по горло уже в ночи!
Слово человеческое
До дней последних донца.
В. В. Маяковский. Необычайное приключение…
- Bновь слово заблется – блесна!
- А мысли мнится – Ездра![11]
- Рывок не выполнит весна
- за ним! – И – в аут, бездна!
- Здесь фраза просится: ВАР[12], и
- до дней последних донца
- в бульонистости зари
- желтком набухло солнце[13].
- Проворной ложкою размять
- под серый гул из телика
- и полной ложкою хлебать
- в своей его тарелочке.
- По жилам катит солнце пусть
- энергии составы
- и голове укажет путь
- и укрепит суставы!
Странный диалог
- – Побеспокоиться надо б заранее!
- А так – все места уже заняты!
- – И на балконе?
- – А то нет!
- – В проходе, у стенки, стоячее, мне?
- Всё хорошо, лишь бы не на Земле!
Безмолвие
свеча
Н. О.
Одно из имен Бога – Начальник тишины
Молю, Дево, душевное смущение и печали моея бурю разорити: Ты бо, Богоневест-ная, Начальника тишины Христа родилa еси, едина Пречистая.
Канон молебный ко Пресвятой Богородице, песнь 3
- Говорить не надо вовсе.
- Есть у нас глаза. Ладонями…
- – Встретимся сегодня в восемь? —
- передал тебе безмолвно я.
- Ты услышала меня.
- Твой ответ надёжно послан.
- – Да, сегодня, ровно в восемь, —
- ты услышала меня.
- Словно комнат анфиладой,
- словно комнат анфиладой,
- шли безмолвьем снегопада,
- шли безмолвьем снегопада.
- Шлёт кому-то вёрткий умник
- слов громады громкий бред…
- Но в безмолвье глубже сумрак
- и с безмолвьем ярче свет.
Бесноватость
свеча
А. С. Пушкин
- Не дай мне Бог сойти с ума.
- Нет, легче посох и сума.
- По Евангелию, больше всего Господь излечивал бесноватых.
- Тогда не знали слова «психиатрия».
- Тогда бесноватость была аналогом нынешних психопатологий.
- Господь показал: сумасшествие – самая грозная болезнь.
- Страшнее слепоты, парализованности, проказы.
- P. S. Изюминка сумасшедшинки должна быть во всём.
- Но это должна быть именно изюминка.
- А не изюмище!
Брюзжатики, хватит!
свеча
- После детсада в «Пиццу»
- мы с дочкой зайти не прочь.
- Нравится дочке, мне не грустится.
- Думаю, глядя на дочь:
- Хватит брюзжать, сатанеть
- жабрами, фибрами всеми!
- Живём в неплохой стране!
- И в неплохое время!
В
В одиночестве побыть
трикирий[14]
Слава в вышних Богу,
и на земли мир,
в человецех благоволение.
Лк. 2:14
Снег
- Какой красивый в мире снег!
- Красивее нет ничего!
- А я обычный человек
- смотрю так редко на него.
- Смотрю счета. Смотрю проекты.
- И прочее, при деле.
- На накрахмаленных манжетах
- чтоб запонки сидели.
- А снег, такой красивый снег,
- красивее нет ничего!
- А я обычный человек
- смотрю так редко на него!
- А я обычный человек
- смотрю так редко на него!
Январь
- Дали серые, дремучие.
- Января люблю я ларь.
- И морозы его злючие.
- И тепла густую хмарь.
- И узоры чёрно-белые
- опушённых снегом крон.
- И безмолвье онемелое.
- И бокалов тонкий звон.
- Ибо праздников немало.
- Я люблю январь за то
- чувство: «Всё ещё – в начале.
- Впереди ещё – всё-всё!»
- Пусть обманчивое чувство,
- тянет ложью за версту,
- за уменье, за искусство
- дать надежде широту
- я люблю январь. Он нежен,
- но нисколько не слюняв.
- И ни капли не поспешен —
- затаён и величав.
- Я люблю его ночное
- небо; небо на заре.
- Даже серое – святое
- в задушевном январе.
- И за то люблю, что часто
- не даёт писать, звонить.
- Я люблю январь за счастье
- в одиночестве побыть.
45 минут
- Что же, ровно сорок пять,
- сорок пять минут[15]
- длился, лился снегопад,
- или как зовут
- эти струи, сети, скрепы,
- это чудо вновь?
- Внове я услышал Небо.
- Возвратил Любовь.
- Вот такой во мне урок.
- А вовне, вовне
- миллионы белых строк
- плыли в тишине…
В храмах потребления
Сей же род…
Мф. 17:21
Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
А. А. Блок, Скифы
- Мы в храмах потребления,
- храм каждый важен, гулок.
- На службах мы хождения —
- на службах мы покупок!
- По залам к дальним полкам
- с товаров пестротой
- тележки катим ловко
- мы перед собой.
- Кричит, кричит: «Спешите! —
- Ашан Магнитыч Цум. —
- А кошельки – расширьте
- по части денег ссум!»
- О, храмы потребления!
- Огромен каждый, гулок.
- На службах мы хождения —
- на службах мы покупок!
- Дом под завязку полон.
- Товару – тьмы и тьмы.
- С поклоном, к новым полкам
- тележки катим мы.
- Остановиться б надо.
- Нарушить странный код.
- Но колокол рекламы
- на службу вновь зовёт!
Вальс
свеча
Т. К.
- Вы у выхода стояли.
- Шел вам, светлой, черный шелк.
- Танцевали в тесном зале.
- Я решился. Подошел.
- Вы сказали мне, глазами:
- «Я согласна. Этот вальс
- пронесем, как вазу, с вами
- через фальшь и через фарс?»
- Танцевали в ярком зале!
- Пар и зрителей – не счесть.
- Лица строгие – в опале.
- А простым – хвала и честь.
- Провожал до дома вас.
- Может быть, не современно?
- Все рассказывал про вальс.
- И молчал – о cокровенном…
Из…
дикирий[16]
- Утро. В парке. Солнце светит.
- Пес несется со всех лап…
- Он у нас азартный, сеттер,
- ну а в парке столько жаб!
- Но, догнав, в момент теряет
- всякий к «дичи» интерес.
- Не охотится – играет,
- превращает парк он – в лес.
- А театры! Те, что с вешалки
- начинаются, с фойе.
- По воде прогулки вешние,
- раз вдвоем – милы вдвойне!
- Пароходик тянет плавно.
- Рейс – совсем не знаменит!
- Просто – думою о главном
- дивной музыкой звучит…
- Вечер. Повернули к дому,
- то есть в порт. Подали трап.
- Все иное (хоть знакомо) —
- шпиль вокзала, запах трав…
- Старый парк… Ажурно (вкусно!)
- вяжет свет луна. Домой,
- мы идем домой! Искусно
- каблучки по мостовой,
- словно кошка лижет шерстку,
- смачно щелкают – дробят
- тишину; как ягод горстку —
- нам улыбку дня сулят…
- И назавтра, вправду, ярко
- светит солнце – красота!
- Сольной партией из парка —
- песня певчего дрозда!
Весенняя улица[17]. Стихи о неизбежном
семисвечник
Коры кусочек
- Какой-то домик скособоченный,
- опад, древесная труха.
- Коры кусочек на обочине
- с узором мха.
- Как ценишь самое простое,
- когда направишься к дверям!
- Я гость. Пора. Иду в Другое —
- в Одно где слиты Мир и Храм.
Два дня
- Куда лететь душе,
- когда она расстанется
- с телесной оболочкой,
- в те два последних дня
- земного пребывания?
- Окраина, окраина.
- Бабушкин барак.
- Длинный коридор.
- И восемнадцать комнат
- налево и направо.
- И перед каждой комнатой
- с внешней стороны
- кроха огородик:
- овощи, цветы.
- А кое-где смородина.
- И в бабушкиной комнате
- мебель: стул, кровать.
- Вешалка с одеждою.
- В три полки этажерка.
- Лекарства. Хлеб. Вода.
Каменный век
Вот тот мир, где жили мы с тобою.
Ф. И. Тютчев, Накануне годовщины 4 августа 1864 г.
- Зданья, в камне… Видно, мы
- в каменном всё веке…
- У сумы и у тюрьмы
- каменные веки…
- Ну, а бабушки глаза…
- Подхожу я к месту,
- где жила она… Слеза
- здесь моя не к месту.
- Деревянный был барак,
- старый, ветхий, скромный,
- общей кухни овощ, злак,
- говорок негромкий…
- Здесь отель теперь. Фасад
- в лампах весь… Лоснится…
- Ну, а бабушки глаза…
- Что вам там приснится?
- Резок «прогрессивный» свет,
- бабушка, у нас.
- Помнишь? – Нёс тебе букет…
- Как несу сейчас…
- Камни, камни… Видно, мы
- в каменном здесь веке.
- У сумы и у тюрьмы
- каменные веки…
Весенняя улица
- Осенью на Весеннюю
- иду я не торопясь.
- Таким иду, каков есть и я.
- Как есть, ни во что не рядясь.
- Ни в показуху гламурную.
- Ни в забытьё напрокат.
- Прохожу аккуратные урны я.
- И остановки в ряд.
- Сесть не могу я на транспорт:
- закончились деньги совсем.
- Есть ещё ценная радость —
- со всеми быть сердцем, со всем.
- Со связкой крылаток ясеня,
- что на асфальте лежит.
- С простой продавщицей ласковой,
- что местом своим дорожит.
- С булочками и сочниками,
- что за стеклом пекарен.
- С детками в пёстрых песочницах.
- Богу за всё благодарен.
Едут на могилки дочки
- Кроны голые. Почти.
- Кое-где ещё листочки.
- Папку с мамкою почтить
- едут на могилки дочки.
- Есть тарелочка кутьи.
- Куплены с утра цветочки.
- Папку с мамкою почтить
- едут на могилки дочки.
Слушатель
- И всё-таки, важную ноту
- я в жизни расслышать сумел?
- Ещё продолжаю работу,
- прислушиваясь к судьбе.
- Я проповеди Нагорной
- слушатель. Слушатель сна.
- И в ночь с понедельника
- на вторник[18]
- пошумливанья огня,
- который страницы закручивал
- в спирали и рассыпал,
- как будто смиренно заучивал,
- что сам же и пожирал,
- слушатель.
P. S
- Засаленный бархат дождливого утра.
- Кто помнит о Боге – тот сердцем поймёт:
- Есть в мороси осени – цвет перламутра.
- Есть в ржавчине осени – солнечный мёд!
- Зреет и зреет в сжатых до боли
- створках моей головы
- верного хлеба бескрайнее поле
- под необъятным шатром синевы…
- Эту жемчужину в час предрассветья
- я благодарно, в ладони, приму.
- Если на свете есть поле и дети,
- если из сердца восходит «Люблю»,
- так разветвлённо светло разрастаясь
- то ли в жасмина куст, то ли сирени, —
- легче мне будет со всеми расстаться,
- тихо расстаться, расстаться смиренно…
- Бережно помня каждую малость —
- штрих, полглотка, завиток…
- Кажется, скоро… Дочкина шалость
- тает пушинкою… И на восток…
- Кажется… Нет, не кажется, точно,
- путь мне держать куда-то к нему…
- Смолкла и стала серьёзною дочка…
- С календаря большеглазый лемур
- смотрит потешно… Далёкая смолка
- из детства откуда-то требует срочно
- сердцу откликнуться… Резвая дочка
- разом притихла, резвая дочка…
- С лодкой отчалю, с такою, какую
- сам заработал, трудливо ленясь…
- Стылую площадь, довольно пустую,
- листьев укрыла последняя вязь…
- Что мне связать тебе в утешенье,
- маленький мальчик, взрослым не ставший?
- Как в прятках из детства – пропал на мгновенье.
- Как в салках из детства – на миг отбежал ты…
Весёлые науки
Весёлая математика: знаки >, <
- Широкою юбочкой в сторону большего – >.
- Узеньким клювиком в сторону меньшего – <.
Весёлая физика: батарейка
- «Плюс» – это нос.
- «Минус» – попка.
Весна души
Великий пост
- 1. Связку воздушных шаров
- тянет струя эскалатора
- к выходу из метро.
- Звучно лопнул один.
- Ощущенье теракта!
- Непроизвольный вскрик девочки —
- перешедший мгновенно в смех.
- Весна!
- Столовая РГБ, бывшей «Ленинки».
- За 160 р. – постное великолепие:
- зеленые щи;
- салат из свеклы и грецких орехов;
- оладьи из тыквы;
- рулет из картошки, грибов;
- компот – курага.
- Весна!
- Стоматклиника на Арбате.
- Валики механических щеток
- с быстротой и усердием
- классических мальчиков —
- чистильщиков обуви —
- из дореволюционного прошлого
- натирают до ясного блеска
- штиблеты клиентов.
- Весна!
- На светофоре
- волосы рядом стоящей красавицы
- ветер наносит профессору на лицо.
- Весна!
- Язык не обманешь,
- мудр, проницателен.
- Алтарь закодирован был мне вначале.
- Язык сообщал.
- «Пионерская правда», писем отдел, 85-й.
- Десятки посланий детишек из Краснощековского
- (есть такой п. г. т. Краснощеково) на Алтае района.
- О, совпадение топонима и фамилии!
- Банальные просьбы —
- нехитрые вызовы
- потребительского умоустройства
- (от возраста не зависящего):
- пришлите, пришлите, пришлите…
- Книгу о Гуле Королевой,
- «Наша дружина, – мотивация, – носит ее имя».
- Адрес Наташи Гусевой
- (исполнительница главной роли
- в к/ф «Гостья из будущего»,
- любовь всей пионерии СССР).
- И т. д. и т. п.
- Но я отвлекаюсь.
- Весна!
- Дело не в содержании.
- Важно —
- валом шли письма
- с Алтая!
- Алтай и Алтарь —
- О, перекличка их!
- Братья
- омонимические!
- Понятно, ученый педант
- не преминет лягнуть меня
- за уклон и скатывание
- в «народную этимологию».
- Возможно.
- Но я и не сравниваю Алтай с Алтарем!
- Общий корень не вычленяю.
- Мне важно другое.
- Слово «Алтай» в начале
- жизни моей указало на слово «Алтарь»
- в её середине.
- Весна!
- Да здравствует Весна!
- Да здравствует Образование!
- Да здравствует Наука!
- Да здравствует Алтарь!
- Суммируем заглавные буквы опорных слов,
- получаем выдох удивления – ВОНА!
- Вона куда копнул!
- Весна!
- Очередь в раздевалку РГБ.
- Поворачиваюсь уходить.
- Но не ухожу.
- Прохожу вместо этого через узкий пещерный лаз:
- слева и справа – отвесные скалы
- магнитных металлоискателей.
- Что делать – террор, настоящий
- (не воздушные шарики!).
- По каньону фойе – сквозь обвешанные одеждой
- гардеробные стойки.
- У будочек контролеров на вход и выход,
- у подножия мраморной лестницы,
- последним в загогулине очереди в гардероб
- высокий в рясе и скуфие мужчина.
- Контакт глазами. Взаимоузнавание.
- – С Великим постом! Благословите, —
- ковшиком ладони под благословение.
- – Я алтарник, послушник Георгий.
- – Какого храма?
- – Митрофана Воронежского.
- – А, знаю, хороший храм.
- – А вы?
- – А я из Лавры, из Троице-Сергиевой,
- иеромонах Николай.
- – Батюшка, какой духовный опыт на пост?
- Что делать?
- – Молиться, службы.
- Больше, чем обычно, можно не намного больше,
- по силам.
- Коли раньше не полностью правило вычитывал —
- теперь читай полностью.
- Если прежде полностью —
- бери молитвы сверх него.
- – Что читать из отцов?
- – «Лествицу», авву Дорофея. Читали?
- – Нет, эти книги не читал. Читал другие.
- – Вообще насчет этого вам надо посоветоваться
- со своим духовником,
- он знает, что вам полезнее читать.
- И, задумавшись:
- – Да, весна души – так называли святые отцы
- время поста.
- Будем стараться.
- – Будем стараться! – откликаюсь радостно.
- – А это вам. – И дает мне CD- и DVD-диски
- (Житие и поучения Тихона Задонского,
- Афонские старцы).
- – Есть на чем слушать, смотреть?
- – Есть. Спаси Господи!
- – Во славу Божию!
- Весна.
- Весна души!
- На выходе из РГБ таджик:
- – Батюшка, на вокзале живем, дети.
- – Я не батюшка. И вам надо на родине
- жизнь устраивать.
- А сам лезу в кошелек, протягиваю 50.
- – Мы русских любим. Я верующий.
- В Бога верую, мясо не ем, молока не ем.
- Замечает оставшуюся сотенную в кошельке.
- – Батюшка, дай сто —
- хлеба купить, молока купить, детям купить.
- Любое упоминание детей —
- в моем случае беспроигрышный
- маркетинговый ход.
- Протягиваю.
- – Но вам надо работать, зарабатывать.
- Таджик мужчина средних лет, не больной.
- – Спасибо, спасибо, батюшка!
- Весна.
- Весна души!
- 2. Весна – это если во всем.
- В малом – еще ощутимее.
- Весна – это если на слом
- идут наши доблести мнимые.
- Весна – это если вокруг
- помимо отменных нарядов
- не лишь лингвистически «Друг» —
- плечом ощущаем мы рядом
- слово, которому нет
- ни в словаре, ни в жизни
- замены – не просто «Привет!»,
- «Пока!», «Как дела, дружище?».
- Хотя и простой этикет,
- слово участья – весомо,
- полезно. Так лампочки свет
- нам в отсутствии солнца.
- Но все-таки солнце одно,
- и лампа любого накаливания
- его не заменит, оно —
- вне перепадов метания
- нашей энергосети —
- капризна и взбалмошна сеть!
- И лампу тогда светить
- понудить – что рака свистеть!
- Но солнца огромен свет.
- И ровно его напряжение.
- Дает миллиарды лет
- планетам тепло и движение.
- Но, кстати, из всех планет
- только одна планета
- с пользой берет его свет.
- Реплика в сторону эта,
- как написал б драматург,
- чтобы не отвлекаться
- от главного. Кто это – «Друг»? —
- вот что сегодня мне, братцы,
- важно понять, впитать
- каждою клеточкой сущей.
- Тот это, кто, так сказать,
- в тени, но вблизи. Неимущий
- ты? – Так, пожалуйста, вот
- и в деньгах тебе подмога!
- Знает на шаг вперед,
- что тебе нужно. Тревога
- в сердце, не на лице.
- В тени он – скромней не бывает.
- Ставя себя в конце,
- первым помочь успевает.
- Ангельская весна! —
- В каждом движенье полетном!
- Радость, что Богом дана.
- В скромном и в искрометном,
- в нежном и в твердом пути.
- Господь Всеблагий, дай нам силы
- верно служить, не сойти
- с главного, до могилы!
- Сами себе ее
- роем мы (смысл другой здесь!).
- Господи! Смутно берем,
- не заглянув даже в опись!
- Коль повезет – смарагд!
- Или сапфир – не хуже!
- Чаще же, миру в такт,
- стеклышки важно выуживаем!
- Весна – это если во всем.
- В малом – еще ощутимее.
- Весна – это если на слом
- идут наши доблести мнимые!
Вечер
Венок стихотворений
- 1. Всё схлынуло, всё минуло.
- Пусты трещат коробочки,
- сдвигаемые в мусорку
- усталою рукой.
- В душе, конечно, мирное.
- В душе, понятно, милое.
- В душе, вестимо, тихое.
- В душе моей покой.
- Как будто жизнь закончилась,
- а это только пауза,
- а это только музыка —
- как зорька над рекой.
- Сазаньим всплеском бухают
- и ждут меня рыбалочки!
- А что пусты коробочки,
- так это миг такой.
- 2. Зачастил словечками,
- танцор как каблучками,
- пастушок – овечками,
- небо – облачками…
- 3. Разъехались все по дачам.
- Замер трепет листвы.
- С верной судьбы подачи
- в центре вечерней Москвы
- остался я, тих и рельефен,
- как дальних ущелий пейзаж,
- где воздух столь многомерен
- и прост – как судьбы карандаш,
- который берет на заметку
- и намечает меня,
- как эту вот малую ветку,
- в окно что вписалась, маня
- выйти на воздух ущелий,
- в позднюю глубь синевы.
- Но я остаюсь, неизменен,
- в сердце вечерней Москвы.
- Поскольку в подобных точках
- есть всё для судьбы и мечты.
- Расположение почек
- прописано жизнью листвы.
- 4. Первой вкус черешни,
- равно и клубники
- «орёл, – снимает, – решка?» —
- прочие все ники,
- псевдонимы то есть
- затейливой судьбы.
- Судьбы мне внятна повесть,
- как дождику – грибы…
- 5. Вечер спокойно идёт
- к своему завершенью,
- зная, что его ждёт,
- веря в своё спасенье.
- Ибо проходит ночь
- и наступает утро.
- Банально как рифма, точь-в-точь,
- к «утру» – от «перламутра».
- 6. Выпью весь судьбы остаток,
- после бега как гонец,
- после зова как глашатай,
- после грядки – огурец…
- 7. Ну, вот…проходит…и ушло.
- Как солнце село за село.
- И бабушка из-под руки
- меня, бредущего с реки,
- разглядывает… Мой улов?
- Вам описать? Не хватит слов!
- Две-три уклейки да пескарь.
- Каков судьбы моей словарь!
- 8. Судьба моя слита с телом.
- Слова мои слиты с делом.
- Мечта моя слита с мечом.
- Да я у меча ни при чём!
- Разве что меченосец
- в детстве напоминал…
- Так что же я, гордый уродец,
- в распыл пустил номинал
- данной мне звонкой монеты?
- Что же – сиди не тужи.
- На краешке позднего света,
- на дальнем приступке души.
- 9. Как облако, замерло небо
- в небе другой глубины.
- Вдоволь конфет и хлеба,
- святости и вины
- на этой земле, припудренной
- не столь лепестками роз…
- Наивной и многомудренной,
- и милой, столь милой – до слёз!
- Но я слезой не нарушу
- гармонию тишины.
- Поскольку приходят в душу
- уже не одни только сны…
- 10. Мы с мамою чистили лук.
- На дольки его потом
- резали… Столько разлук
- с тех пор посетило дом!
- Не хватит отпущенных слёз.
- Отпущенных мне навек.
- До смысла их я не дорос,
- а тоже ведь – человек!
- 11. Что ж я себя усердно
- пинаю ногами всерьёз?
- Занято болью сердце,
- как сад – цветением роз…
- 12. Весною, вóлнами и рябью
- меня отметил вольный век.
- Я был в лесу случайный зяблик,
- я был, наверно, человек…
- Е. Я растворяюсь в синей-синей
- и сильной-сильной, как струна
- на деке Паганини, сильной,
- как мои память и вина,
- стране, отпущенной, наверное,
- с надеждой странной, чтобы синь
- оттаяла и, став сиреневой,
- мою всю оправдала стынь…
- 14. Краешком глаза заметив небо,
- подумаю: «Что оно даст?»
- Но в этом вопросе нежном
- весь смысл нашей жизни. Балласт
- останется здесь, за бортом,
- а шар, как воля и мысль,
- в омуте голубом
- растает, оставив и высь…
- 15. Отсвет солнца в стекло осой
- впился – сверкай не сверкай.
- Проходит, как жнец полосой,