Читать онлайн 12 месяцев стихов бесплатно

12 месяцев в году

Двенадцать месяцев надежд,
тревожных снов, бесплодных мук,
чтоб погасить в себе мятеж
горячих губ и жадных рук.

Я целый год схожу с ума,
мечусь в горячечном бреду
и мне свобода, как тюрьма,
двенадцать месяцев в году.

Двенадцать месяцев в году,
сквозь неизвестности метель,
я к сердцу твоему иду,
чтоб зиму в нём сменил апрель.

Готов капризы выполнять,
терпеть твой вздор и ерунду,
ложиться вместе и вставать
двенадцать месяцев в году.

И на тебя одну смотреть,
как на счастливую звезду,
и ни о чём не сожалеть
двенадцать месяцев в году.

Двенадцать месяцев в году,
по три для каждого сезона,
и в каждом я напрасно жду
тебя, но видно нет резона…

Судить себя не буду всуе,
закрою двери и уйду,
прости, что я тебя ревную
двенадцать месяцев в году.

Январь

Вот опять новый год

Вот опять Новый год, вновь хлопочет народ,
наряжая игрушками ёлки,
а детишки под ними ведут хоровод,
не боясь уколоться иголкой.

Ведь под ёлкой их ждёт и там каждый найдёт:
долгожданный и щедрый подарок,
он с ума ребятню, да и взрослых сведёт
и для счастья не нужно ремарок.

Новый год раз в году, раз в году – мы не мы,
мы хотим оторваться от будней,
чтобы взять у весны радость счастья взаймы,
и чем громче, тем мы безрассудней.

Не жалея затрат, закупаемся впрок,
всё, что нужно для вкусных застолий,
кулинарных рецептов бурлит кипяток,
чтобы сдо́брить его алкоголем.

Поднимается бурно шампанского ток,
под куранты в хрустальных бокалах,
Новый год – он для всех, как надежды глоток
и мечта о своих идеалах.

Новый год – это гавань для счастья и грёз,
каждый ждёт исполненья желаний,
чтобы жизнь была в радость и не было слёз,
и причин для любых расставаний.

Новый год – он, как будто причал кораблю,
что прошёл сквозь шторма́ и сквозь бури,
чтоб желанное кто-то услышал – «люблю»,
и де-факто скрепило де-юре.

В нём мечта, чтоб исправить, что было не так…
Ну, а было не так ли, что было?
Смысл капризов судьбы зачастую двояк,
важно, чтобы душа не остыла.

Всё плохое забыть, убежать от невзгод,
как метель заметает просёлки…
Каждый год в Новый год грезит счастьем народ,
наряжая надеждами ёлки…

Кошка под ёлкой

Под ёлкой новогодней кошка спит,
в сугробе утонув из белой ваты
и, разделяя радости приматов,
сняв пробы с блюд, доверчиво сопит.

Наверно, снится кошке Новый год,
но не такой, как людям, а кошачий,
что вылижет она котят незрячих,
которых ей подарит рыжий кот.

Совсем неважно, как её зовут,
высокопарно или просто Мурка,
лежит под ёлкой меховая шкурка,
покой, вселяя в душу, и уют.

Всё украшенья ёлки, как искус,
что были не по нраву сбиты лапой,
лишь Дед Мороз один не поцарапан,
но всё же был испробован на вкус.

В году грядущем собираясь жить,
накрыла лапой дедушку Мороза,
баюкает мурчанием прогнозы,
пытась новый год заворожить.

В тепле под ёлкой наслаждаясь сном,
к напастям подходя с кошачьей меркой,
чуть вздрагивает хвост от фейерверка,
который раздаётся за окном.

Звенит хрусталь, звучит за тостом тост,
веселье, смех и звякает посуда,
но кошка спит и ждёт, как люди, чуда,
свой распушив, еловой лапой, хвост.

Под утро, вспомнив вновь про аппетит,
игрушку, словно старый год отпустит,
и замурлычет, чтоб забылись грусти…
Как славно, что под ёлкой кошка спит…

Новый год. Мемуары

Закончился праздник, осыпалась ёлка,
мигает гирлянда с открытой издёвкой,
обложенный ватой лежит Дед Мороз…
Прошедшего праздника жалко до слёз.

Снегурочка пробкой шампанского сбита,
лежит неподвижно, как будто убита,
шары лупоглазо взирают с ветвей,
мечтают в коробку вернуться скорей.

Как провод нарезанный мелко, иголки
засыпали всё основание ёлки,
и вид обнажённой еловой коры
приводит в уныние взор детворы.

На ветках у ёлки застыли неловко:
стеклянный зайчишка, из ваты морковка,
сердечко и ангел, на счастье подкова,
сапог для подарков повис бестолково.

Хвалебные речи, помпезные тосты,
чтоб всё удавалось и быстро, и просто,
но после того, как бокалы разбили,
позвать в новый год своё счастье забыли.

Все гости заснули (ведь выпили много),
не будем судить их предвзято и строго,
толпой полегли, как статисты массовки,
лишь ёлка герой новогодней тусовки.

Закончилась ночь, конфетти, как надежды,
усыпали пол разноцветьем небрежно,
пугливо дрожит мишура, как плутовка,
осталась от праздника лишь упаковка.

Осыпалась радость иголками с ёлки,
как будто сошла на чужой остановке…
Закончилось время желаний и грёз,
прошедшего праздника жалко до слёз…

Закончился праздник

Закончился праздник, как молодость,
блестящую сняв мишуру,
и будней учтивая хо́лодность,
предложит закончить игру.

С укором почтит расточительность,
восторги не приняв в расчёт,
и снимет с себя поручительство,
включая обратный отсчёт.

А праздник, как пена шампанского,
покрыв серых дней суету,
уступит меню пуританскому,
как радостный крик в пустоту.

День будний не терпит сожительства
с днём праздным и вновь настаёт,
у времени нет совместительства,
кто в будущем прошлым живёт.

Спадёт с глаз наивная ро́зовость,
тяжёлым похмельем с утра…
Закончился праздник, как молодость,
слетела с надежд мишура…

Новый старый год

В толк не возьму календаря обновы:
год нынешний зовётся годом старым,
(так, словно сел писать он мемуары),
а год грядущий называют – новым.

Не старый год, а лишь слегка усталый,
от трепетной капели и сирени,
от духоты июльской и от лени,
от осени с любовью запоздалой.

А новый год лишь кажется всем новым,
как будто после ливня тротуары,
он думает, что прежнему не пара,
своим началом празднично-еловым.

Спешит с прошедшим поменяться местом,
чтоб воздухом удачи надышаться,
беспечно над судьбою потешаться,
идти неспешно, не спасаясь бегством.

Но как бы фейерверки ни звучали,
победным громом, криками оваций,
надежду для того, чтоб отыграться
возьмёт с собой… И прошлые печали…

Возьмёт с собой мешок ошибок прежних
и будет снова делать их упрямо,
и двигаться по кругу, а не прямо,
нехоженой тропой через валежник.

Идти, боясь с привычками расстаться,
вдруг потерять любимую игрушку,
ненужную для сердца безделушку,
наивно веря в ложь, и спотыкаться.

Так делать что? Да всё предельно просто:
не обижать год прежний мелочами,
салют ему, чтоб мы не обмельчали,
чтоб праздник начинался новым тостом.

Лукавых истин календарь исправим,
внесём поправки ёлкой с хороводом,
надежда будет нам грядущим годом,
а для ошибок прошлый год оставим.

Про деда мороза

Который год я тщетно жду его,
а он лукавый где-то мимо ходит,
но каждый год под ёлкой ничего,
меня своим отсутствием изводит.

Ни мандаринов, ни игрушки нет,
а на ветвях игрушками – купюры,
мог положить хотя бы горсть конфет,
чтоб соблюсти сценарий процедуры.

Но НИ-ЧЕ-ГО… уже который год,
не нахожу я в Новый год под ёлкой:
раздрай в душе полнейший и разброд,
и колет душу грусть мне, как иголкой.

Быть может, был нетрезвым почтальон,
не доставляя письма адресату?
А может, подошёл к концу фреон,
который не дают без предоплаты?

Наверное, стал Новый год другим:
нет тех, кто должен быть на эту дату,
кто самым близким был и дорогим,
и лишь сейчас мы чувствуем утрату.

Возможно, есть единственный ответ,
и не в запросах он максималистских:
нет мамы… и теперь подарков нет,
а есть презенты от друзей и близких…

Январская весна

Вдруг в Москве, в январе, наступила весна,
в придорожных сугробах заснули метели,
и кому-то опять стало вновь не до сна,
поздней ночью мешают заснуть им капели.

Всё в природе не так, всё куда-то спеша,
перепутаны сны, времена и погода,
и скулит, как щенок, одичало душа,
озадачившись вдруг продолжением рода.

Словно кто-то часы перевёл невзначай,
календарь перепутал с минутною стрелкой,
и весна, как по ней в январе не скучай,
на поверку окажется всё же подделкой.

Только юность, которая чувством живёт,
может верить в весну в январе безмятежно:
дождь со снегом и слякоть – весной назовёт
и решит, что весна в январе неизбежна.

И захочет себя убедить и трубить,
без причин улыбаясь случайным прохожим,
что пора наступила желать и любить,
вопреки долгосрочным прогнозам расхожим.

И Вселенная стала для чувства тесна,
так, что хочется ввысь птицей взмыть без оглядки,
ведь сейчас, в январе, наступила весна,
видно, кто-то в прогноз допустил опечатку…

Январь 2020

Январь в туманах мнит себя весной:
то моросит дождём, то сыплет снегом
и закрывает город пеленой,
как время остов Ноева ковчега.

Зима, как шулер, щурится хитро,
её конёк – лукавство и подвохи,
и кашляет людской толпой метро,
сдержать не в силах выдохи и вдохи.

Пропитан воздух гарью и тоской,
по прошлым зимам, снегу и морозам,
спасенья нет от пробок на Тверской,
как, впрочем, и везде сплошная проза.

Асфальт кругом привычно чернокож,
и небо в тучах низкое чумазо,
а запах хвои в городе похож
на запах выхлопной трубы «камаза».

Как будто что-то лопнуло внутри,
нет радости во взгляде и в походке,
одно спасенье – сам себе соври,
что, наконец, объявят зиму в сводке.

И лишь вдали, у берега реки,
тростник дрожит от ветра, как блаженный,
и ждёт прикосновения руки
весны, врастая в лёд невольным пленным…

Январь

Январь… Зима… По Цельсию плюс пять,
случайный снег вокруг стыдливо тает,
как будто время повернуло вспять
и осень тёплым словом вспоминает.

С ветвей слетела жухлая листва,
зимой обожжены деревьев кроны,
а на газонах сочная трава,
в которой бродят важные вороны.

Толкутся в лужах голуби гурьбой,
кто воду пьёт, кто с лапок грязь смывает,
ещё чуть-чуть и дождь пойдёт грибной,
ведь чудеса и в январе бывают.

У эскимо отмечен рост продаж,
забыты дома шарфы и перчатки,
а вот мороз – насущный персонаж,
по-прежнему с зимой играет в прятки.

Январь… Зима… По Цельсию плюс пять,
погода роли не свои играет,
и время поворачивает вспять…
Жаль, что такого в жизни не бывает…

Привет из Ферганы

Шёл мокрый снег, и нет дорог, лишь тропки,
идущие так, будто вы пьяны,
снег на ветвях налип, как гроздья хлопка,
приветом из далёкой Ферганы.

Там нет сейчас зимы и волглой стужи,
дымится в казанах душистый плов,
а здесь у нас, то снег идёт, то лужи,
и истощён запас цензурных слов.

Там пьют, как это требует сценарий,
из расписных пиал зелёный чай,
а кто-то из небесных канцелярий
у нас сезоны спутал невзначай.

Не верится, что может быть такое,
как климат искажает широту,
в такой зиме теперь сильнее вдвое,
вкус плова ощущается во рту.

Зима капризней престарелой дамы,
для всех её желания – закон,
но нет грустней в природе мелодрамы,
когда в морозе сник тестостерон.

Зима должна быть всё-таки зимою,
а дождь со снегом – это не зима,
ведь невозможно жизнью жить двойною,
сводя народ причудами с ума.

Пускай мороз ударит настоящий,
узорами рисуя на окне
и хлопком с неба снег пойдёт хрустящий,
который и не снился Фергане…

Февраль

Февраль лукавый

Февраль лукавый… Солнце, как из меди,
блестит монетой брошенною вверх,
сугробы, словно белые медведи,
линяют, вяло сбрасывая мех.

Бранит ворона дворничиху смачно,
с нагретых солнцем крыш всё потекло,
и небо бесконечностью прозрачно,
как вымытое начисто стекло.

И стынут облака в бездонной сини,
как воробьев драчливых лёгкий пух,
и хочется лететь по небу с ними,
чтоб с высоты захватывало дух.

Струится тёплый воздух от проталин,
дрожит, пугая самого себя,
но сел февраль ещё в чужие сани,
весну ночным морозом теребя.

А всё равно пора уже поверить
в то, что весна с надеждой заодно
и хочется любви себя доверить,
и нараспашку отворить окно…

Сугроб

Расщедрился к исходу дней февраль,
теплом внезапным ублажил природу
и, как искусный прирождённый враль,
поверил сам в весеннюю погоду.

Сугроб осел, уменьшился на треть,
как будто воздух выдохнул из лёгких,
водою талой собираясь петь,
что для осипших дело не из лёгких.

Нет, не набрать ему былую стать,
не сохранить в себе мороза силу,
увы, старик юнцом не может стать,
как бы об этом тело ни просило.

Ведь чья-то радость может быть бедой,
для тех, кто предан был суровой стуже:
тот может стать лишь талою водой,
а для другого он теперь не нужен.

Жизнь не вернуть, в нём нет нужды весне,
зря клялся он зиме в любви до гроба,
но стал в итоге, как в кошмарном сне,
скупой слезой февральского сугроба…

Облака

Облака, как хлопковые кипы,
ветер не спеша уносит вдаль…
и летят они, наверно, к Кипру,
где лазурь морская, как эмаль,
на упавшем с неба медальоне,
там, где волны лижут языком
от безделья гладкие ладони
и мурлычут ласковым котом.
Парус яхты, словно оригами,
солнцем сквозь материю слепит,
а песок горячий под ногами
золотом расплавленным кипит.
Здесь покой не повод для каприза,
а ценить всё то, что есть пока,
без любви несчастной и без кризов,
душу выводить из тупика.
Жизнь порой похожа на бульдога
или ствол холодный у виска…
Здесь, в покое, путь короче к Богу
для святого и еретика.
А в Москве бормочет слякоть всхлипом,
непонятно: март или февраль…
Облака, как хлопковые кипы,
ветер не спеша уносит вдаль…

Март

Оттаяла земля и на пригорках
чуть тёплый воздух призраком струится,
покрылся снег брильянтовою коркой,
кристаллами каратными искрится.

На крышах воробьи, как дуэлянты,
за дам и право первой ночи бьются,
и пух на них висит, как аксельбанты,
пока они с любимой не сольются.

Не только ночью, но и днём свирепо,
утробно воют блудные коты,
ведь им весной не кажется нелепым
не миновать сердечной маеты.

На горке детвора вовсю резвится,
катая зиму на прощанье в санках,
тепло пришло, водою снег сочится,
и сброшены ненужные ушанки.

Ликует небо синевой бездонной,
в которой нет начала и конца,
играя бликом на стекле оконном,
зовёт домой пугливого скворца.

На ветках спорят бойкие синицы,
как долго им тепло придётся ждать…
Душе весной так хочется влюбиться
и счастье, как весну, не отпускать…

Март. Признаки весны

Зима порядком надоела,
пора весенних ждать щедрот,
и мощь сугробов ослабела:
с них ручейки бегут, как пот.

Орёт азартно кот при встрече
с таким же мартовским котом,
и есть в нём что-то человечье,
в его желании земном.

И вот сейчас, а не когда-то,
улыбки свет не сходит с лиц,
я слышу звонкое стаккато,
вовсю щебечущих синиц.

Теперь я точно не замёрзну:
повсюду признаки весны,
и дятел, азбукою Морзе,
читает мне стихи с сосны.

Как не поверить в воздух гулкий,
там на опушке, на лыжне,
когда случайно на прогулке
косуля улыбнётся мне…

Дырка без баранки (московские хроники 2020)

Сегодня снег сошёл в который раз,
что выпал ночью робко накануне,
вновь день в холодных сумерках погряз,
как па́тина скрывает блеск латуни.

Тосклив февраль, таким он не бывал,
и сам не знает, как могло случиться,
что он когда-то вьюгой завывал,
а ныне в феврале гнездятся птицы.

Так будто бы решился календарь
повергнуть зиму в состоянье шока,
похоже, март – мятежник и бунтарь,
решил на трон подняться раньше срока.

Народ не ропщет, только жаль и зря
коньки пылятся в доме, лыжи, санки…
Как может март быть после января,
ведь быть не может дырка без баранки?..

Весна

Капельной поступью весна
всю ночь под окнами бродила,
душе измученной без сна
о чувствах что-то говорила.

Играл капели клавесин,
сосульки падали монистом,
луна, как спелый апельсин,
манила коркой золотистой.

В бездонных лужицах на льду
вода испуганно дрожала…
Зима в своём ночном бреду
весну, как первенца, рожала.

Ещё раз о весне

И вновь весна, как сновиденье,
в котором сердцем ты не стар,
а в теле смутное волненье,
и даже слышен звук фанфар.

Под эту музыку капели
и пенье радостное птах,
опять царит смятенье в теле,
да так, что звон стоит в ушах.

Который год одно и то же,
весна колдует и манит,
и пробегает дрожь по коже,
когда душа к душе летит.

А может быть и впрямь влюбиться,
да так, как будто в первый раз
и в этом чувстве раствориться,
весенний выполнив наказ…

Луна

Стынет луна в замороженной луже,
словно глазунья в сковороде,
взятая в плен уходящею стужей,
плавает в чёрной, как уголь, воде.

Будто на бархате чёрном уложен,
ярко блестя, золотой луидор,
и возлежа чуть устало на ложе,
ловит от подданных преданный взор.

Цельсием сутки строго расколоты,
в полдень – ручьи, ночью – всё под стеклом,
глядя на это небесное золото,
хочется март испытать на излом.

Хочется сделать шаг опрометчиво,
в лучшее веря, себя испытать,
лёд превращая в фату подвенечную,
лужу с луной, как судьбу, испугать.

Хрустнет ледок… нет, чудес не бывает,
вмиг всё покроется грязной водой…
Как хорошо, что луна не узнает,
что на неё наступили ногой…

Апрель

Весна… Опять теплом манит апрель,
забыть пытаясь козни зимней стужи,
в ручье корабль бумажный сел на мель,
совсем чуть-чуть не доплывя до лужи.

А в луже там, пиратами морей,
гуляют вездесущие вороны,
смывая с лапок холод февралей
и стерегут плывущих, как горгоны.

Почти растаял пухлый снеговик,
что кем-то слеплен был в начале марта,
он под ведром заржавленным поник,
и нет в нём новогоднего азарта.

На взгорках, где проталины дрожа
испуганной весной, тепло струится,
как будто шепчут что-то, ворожа,
что заставляет душу ввысь стремиться.

А в небе синь глазами не испить,
ведь взор постичь не может бесконечность,
и могут лишь ручьи поторопить
понять себя и жизни скоротечность.

Стучит по подоконникам капель,
сугробы тают и повсюду лужи…
Весна… Опять теплом манит апрель,
забыть пытаясь козни зимней стужи…

Весенний стих

Когда проснётся лист в набухшей почке,
туман зелёный скроет чёрный лес,
так, будто стих рождается из строчки,
чтоб удивиться чуду из чудес.

Увидев в солнце родственную душу,
на взгорке одуванчик расцветёт,
и шмель сердитый, разомлев на плюше,
весне свой стих любимый пропоёт.

Затем сирень вскипит ажурной пеной,
дурманя своим запахом сердца,
мир удивив душистой мизансценой,
призвав в свой стих искусного чтеца.

Есть у весны чтецы для пробужденья
от зимней спячки, ночью сон прерви,
услышишь как, отбросив все сомненья,
стихи поют о чувствах соловьи.

Поют любви и жизни аллилуйю,
которым никаких препятствий нет:
весна сметёт их, чувствами бунтуя,
чтоб вечной жизни обнажить секрет…

Шашлык

Ветерок потянул аппетитно,
жарят дачники первый шашлык,
просыпается зов первобытный,
приглашая народ на пикник.

В синем небе застыло раздолье,
над мангалами вьётся дымок,
прибавляет в размерах застолье,
собирая, как нити, в клубок.

Молотки развлекаются стуком,
им в поддержку – «Любэ» и Кобзон,
и звучит в этом море из звуков,
вперемешку, и рок, и шансон.

Словно праздник свобод и амнистий:
в честь весны накрывают столы,
жгут в кострах прошлогодние листья,
белой известью красят стволы.

Пахнут прелые листья грибами,
закрывают испуганный снег,
что лежит кое-где под кустами,
обретая последний ночлег.

Мать-и-мачеха, словно мимоза,
превратилась в пушистый комок,
и в набухшие почки берёза
щедро гонит по веткам свой сок.

Каждый год в это время – всё то же,
те же запахи новой весны,
так ведь быть по-другому не может,
лету зимние чувства тесны…

Просыпается зов первобытный,
от которого каждый отвык,
ждёт ответ на вопрос любопытный:
не пора ли к столу, на шашлык?..

Май

Чудит теплом и озорует май,
так, что его сравнить с июлем можно,
как будто бы пришёл на землю рай,
и в это не поверить телом сложно.

Спать не дают ночные соловьи,
своих любовных песен менестрели,
спешат пропеть признания в любви,
так, чтобы чувства, как сирень, кипели.

Сирень кипит, восторгами дыша,
салютом, победив зиму в сраженьи,
мир одурманить запахом спеша,
чтоб он поверил снова в пробужденье.

Смакуют ноздри сладкий аромат,
кусты сирени сплошь покрыты пеной,
в ней каждый миг весне поверить рад,
своей надежде зыбкой и смятенной,

что разгадаешь вечности секрет,
среди щемящих чувств и словоблудий…
Не говори своим надеждам – «нет»,

Продолжить чтение