Читать онлайн Красный город. Певец-2 бесплатно

Глава первая. Южанин

В самом конце весны, выдавшейся во второй год правления короля Виллема необычайно тёплой, по южному почтовому тракту одна за другой двигались группы оборванных, измождённых людей. Матери несли на руках притихших младенцев, дети постарше шли сами, испуганными глазами посматривая по сторонам и прижимаясь к родителям. Немногочисленные мужчины тянули за собой примитивные тележки, на которых был свален нехитрый скарб обездоленных, в основном грязное тряпьё. В деревнях, через которые они тянулись, эти процессии часто подвергались нападению дворовых собак, приходивших в неистовство от запаха чужаков.

Это были беженцы с юга, охваченного конфликтом между наследниками нурсийского трона. По слухам, Каллимарк, правитель полунезависимой Каллии, наконец поддержал Хаберта. Хаберту, единственному оставшемуся в живых законному сыну покойного короля Кеога, было на тот момент всего тринадцать лет. А ведь ранее о своих притязаниях на трон объявил Гунвальд, бастард Кеога, зрелый мужчина и воин, командующий восточными отрядами королевства. Не будучи уверенным в исходе своей затеи, он не решался на поход к столице, однако постоянно теснил разрозненные отряды Хаберта, не имевшие единого командования. Гунвальд, набравшийся опыта в постоянных столкновениях со степняками, обладал завидным терпением и понимал, что рано или поздно жители страны, устав от анархии, сами призовут его править ими. Всё-таки он не был выскочкой, королевская кровь так же текла в нём.

Однако усиление Гунвальда вызывало опасения у Каллимарка, чей род с давних пор не ладил с родом Или, из которого была мать Гунвальда. И если прежние короли благосклонно относились ко всему, что происходило в Каллии, Гунвальд, окажись он на троне, несомненно постарался бы лишить вольных герцогов остатков независимости. Пока Гунвальд негласно правил на своей окраине, Каллимарк – на западе страны, а слабый король сидел в столице, всё текло своим чередом. Господа собирали дань, крестьяне пахали и сеяли, горожане производили… Но когда Гунвальд двинулся на запад, Каллимарк, оценив перспективы, объявил себя защитником королевской власти и ввёл отряды в столицу – на помощь тринадцатилетнему Хаберту, законному королевскому сыну, пока ещё сидевшему на троне в опустевшем дворце.

Гунвальд в ответ послал летучие отряды конницы и разорил житницы Каллимарка на севере страны. Каллимарк не остался в долгу и заставил юного короля объявить военачальника восточной армии предателем. Подчинённые Гунвальду войска скептически отнеслись к этому указу, потому что всем было ясно, чьими чернилами он писан. Тем не менее всякий, кто решал обогатиться за счёт сторонников Гунвальда, отныне считался не разбойником и мародёром, а борцом с изменниками. По стране прокатилась волна грабежей, повлекших за собой ответные грабежи и бесчинства. Нурсия медленно погружалась в полную анархию.

Измученные простолюдины, не разбираясь в династических вопросах, понимали одно: их грабят и те, и другие. Поэтому всё чаще в деревнях возникали отряды самообороны, воевавшие не за Гунвальда или Каллимарка, а за самих себя. Конечно же, не всем удавалось отстоять свои дома от разграбления. И тогда ручейки, а за ними и реки беженцев потекли на север, к инийской границе.

Перебираясь всеми правдами и неправдами на спокойную сторону мира, южане стремились уйти как можно дальше на север. Им казалось, что лапа страшного зверя войны вот-вот утащит их обратно, в огонь и страдания. Поэтому обозы беженцев, даже перевалив через границу, двигались вперёд, добираясь почти до самого Красного города. Лишь там многие могли перевести дух и почувствовать себя в безопасности.

Въезжая близ Кандиокса в местные леса, Анн заприметил сидевшего на опушке молодого мужчину, по виду – как раз нурсийца. На нём была характерная длиннополая расписная рубаха, изрядно потрёпанная временем, и мягкие сапоги из дешёвой кожи.

– Мир Вам, господин! Далеко ли до города? – спросил почтительно мужчина, поднимаясь с земли при виде всадника.

Анн придержал лошадь.

– Думаю, ещё день пути.

Незнакомец подошёл ближе и поклонился.

– Не согласится ли господин, чтобы я сопровождал его? Я неместный и боюсь заблудиться в этих лесах.

– Заблудиться?

– Деревню, где я вырос, окружала сплошная равнина.

– Если хотите, следуйте за мной. Я поеду не быстро.

– Благодарю доброго господина! – мужчина вновь поклонился. – Моё имя Бхек. Если я смогу быть чем-то полезен господину, пусть господин только скажет!

– А что ты умеешь? – улыбнулся Анн. – Я привык путешествовать в одиночку.

– Несмотря на доброе оружие и коня господина, в дороге встречаются и нехорошие люди. А я крепок и умею владеть оружием.

Бхек вернулся к тому месту, где сидел до появления Анна и вытащил из травы крепкую палку. А затем снял с дерева колчан со стрелами и самодельный лук.

– Что же мешает тебе двигаться дальше самостоятельно? – спросил Анн. – По виду ты бравый молодец.

Бхек опустил глаза и замолчал. Затем, решившись, ответил:

– Господин прав, называя меня смелым. Я могу постоять за себя. Вот только вряд ли местным жителям понравится чужак, который разгуливает по их землям с оружием.

– Понятно. Ты хочешь, чтобы я послужил оправданием твоему появлению здесь.

– Да, а я послужу господину.

– Куда же ты идёшь на самом деле? – Анн тронул поводья и лошадка неторопливо двинулась вперёд. Бхек держался слева, в нескольких шагах от всадника.

– Я ищу свою семью.

Бхек бродил по землям Инии уже давно. Его одежда истрепалась, а на лице появилось выражение бесконечной усталости.

– Как ты разлучился с ними? – спросил Анн.

– Будь прокляты все, кто затеял эту войну! – сплюнул Бхек. – Когда всё только начиналось, к нам прислали отряд, чтобы охранять наши земли от всадников Гунвальда. Очень уж те допекали нас. Да только эта саранча оказалась не лучше другой!

– Сколько же их было?

– Почти сотня, господин.

– Всадники или пехотинцы?

– Пехотинцы. Потому-то и не отходили они от деревни далеко. Командир произносил много слов о том, какой Гунвальд плохой и как будет хорошо, когда мы победим его. А после этого жаловался, что не может быть одновременно во всех местах. Наши посевы жгли тут и там, а отряд сидел в деревне! Мы на сходе решили помочь солдатам, тем более, что командир сам постоянно намекал на это. «Вы, такие-сякие, ленивые лежебоки, – говорил нам, когда пил наше пиво по вечерам. – Не хотите свою деревню защищать, а нас ругаете!»

– И что же вы?

– А тут на беду снова Гунвальд шалить стал. У моего кума спалили дальний амбар, да ещё вместе с работниками. Я семью к тётке подальше отправил, а сам и записался в отряд к этому крикуну. И многие мужчины так сделали. А какой ещё выбор у нас был?

– Да, выбор небольшой, – усмехнулся Анн

– Вот Вы смеётесь, господин, а соседняя деревня Гунвальду присягнула. Устали там от безвластия.

– На то и расчёт был, – сказал Анн. – Этот Гунвальд показал, кто хозяин, за кем настоящая сила.

– Да будь проклят и он, и наш король-сопляк! – сказал Бхек, и лицо его исказилось от гнева. – И тот день, когда я родился на свет!

– Да ты-то здесь при чём?

– А при том, господин, – глухо сказал южанин и замолчал.

Анн не стал мучить его вопросами. Через некоторое время Бхек сам продолжил:

– Вскорости весточка долетела. Нехорошая. Деревню, куда я семью отправил, тоже потревожили. Да не просто потревожили, – ну, там посевы вытоптали или скот угнали, – а почти всю сожгли. Кому посчастливилось, тот спрятался. А прочих в полон угнали.

– А твои как?

– Мои в подполе отсиделись, когда дом рушился. Потому их и не взяли. Они спустя день откопались и к вам сюда пошли. С тех пор и не знаю, что с ними.

– А ты? Ты как попал к нам?

– Я сначала отомстить хотел, как и другие. Кто жену потерял, кто деток, кто всех сразу.

– Вы же крестьяне! Какие из вас воины?

– Не скажите, господин! Мы и на кушаках побороться любим, и охотники промеж нас имеются. Меня вот с детства отец к луку приучал.

– Я заметил, – сказал Анн, – он у тебя самодельный.

– Верно, – отвечал Бхек, – неказист, зато бьёт хорошо.

– И что же дальше случилось?

– А дальше слух прошёл, что один из отрядов Гунвальда у соседей на постое находится. И наш командир решил наконец удаль показать.

– Неужели воевать решил?

– Собрал нас на площади и заявил, что в том, мол, его стратегский замысел был. Дождаться, когда враги подумают, что мы ничего не можем, и ударить на них все силой. Вышли мы, значит, воодушевлённые, в ночь, да без огней, чтобы случайный кто не заметил, и марш-марш!

Бхек замолчал, заново переживая те события.

– Вошли в ту деревню, а везде тишина. Где кто – непонятно. Часовых не видно. Мы вперёд. Крадёмся. А потом стрела из-за кустов прилетела. «Не щадить никого!» – орёт кто-то. «Смерть Гунвальду!» – орёт столичный. Тут все и озверели.

– И где же прятались ваши враги? – спросил Анн.

– А нигде. Не было их. Мы запалили ближайшие дома и давай всех класть, кто оттуда выскакивал. Разбери поди, кто там солдат, а кто его пособник! Все в исподнем выбегают. Потом уже сообразили, что неладное творится, да поздно. По нам в ответ стрелы посыпались, да местные мужики с кольями повылезали.

– И вы не остановились?!

– А как остановишься, когда за твоей спиной солдаты стоят и командир кричит: «Пленных не брать»! А с другой стороны слышат это и прут на тебя от отчаянья.

– Не было гунвальдовцев?

– Не было, – с горечью сказал южанин. – Мы в той деревне вырезали таких же, как сами. А командир ухмыляется: ошибка, мол… Потом солдаты пошли по домам шарить…

– Да уж…

– Вернулись к себе – я скотину соседу отдал, дом заколотил и на север пошёл, семью искать. И назад не хочу. Будь прокляты все эти короли и их наследники!

– Тс-с-с, – Анн приложил палец к губам, – я понимаю твоё горе, но лучше бы тебе не произносить таких слов. Иначе семья не дождётся: вздёрнут на первом же дереве.

Бхек тяжело посмотрел на юношу, но ничего не сказал. Анн сделал вид, что не заметил этого взгляда.

Глава вторая. Чужаки

Кандиокс встретил их запахом дыма.

Анн приподнялся в стременах, пытаясь разглядеть происходящее. Над предместьем небольшого городка повисли серые клубы дыма. Муравьиные фигурки людей метались туда-сюда, затем вдруг разом исчезли.

Анн задумчиво потрогал рукоять своей шпаги и перевёл взгляд на спутника.

– Происходит что-то нехорошее, – сказал он. – Я поскачу туда, а ты, если хочешь, следуй за мной. Собственно, тебе теперь не нужен спутник. Лес мы миновали.

И, не дожидаясь ответа, пришпорил Райни.

То здесь, то там горели нехитрые дома бедняков, сделанные из жердей, нарезанных в лесу.

Райни беспокойно зашевелила ушами, однако Анн всё же заставил её двинуться вперёд. Из-за поворота улицы на него выскочил какой-то взъерошенный горожанин, державший в руках топор. Спустя мгновенье к первому присоединился второй. В их глазах, налитых кровью, плескалось безумие.

Анн вытащил из ножен шпагу.

Это немного остудило пыл бесчинствующих. Осознав, что перед ними далеко не простой человек, они отступили и даже заставили себя поклониться.

Слева от Анна раздался шорох. В бедной лачуге кто-то прятался. Горожане с палками ликующе возопили и бросились туда. Анн услышал, как вслед за этим раздался хруст проламываемых костей и посмертный стон. Не успел он опомниться, как убийцы уже мчались дальше по улице в поисках новой жертвы.

Анн спешился и, не выпуская из рук шпаги, осторожно двинулся вперёд. К запаху дыма примешивалась ещё отвратительная вонь грязных жилищ.

Отведя в сторону полотняную занавеску, прикрывавшую вход, он увидел лежавших на глиняном полу двух человек. Пожилой мужчина и, вероятно, его сын. Оба были мертвы. Им раздробили головы.

– Да что же тут происходит?! – ошеломлённо пробормотал Анн.

Он вернулся к лошади.

Ещё пару раз он натыкался на группы людей, которые бегали от хижины к хижине, выискивая себе жертву. На Анна, к счастью, не обращали внимания. Он попробовал окликнуть одного из них, однако тот лишь втянул голову в плечи и нырнул в проход между лачугами, куда Анн не рискнул соваться.

Из отдельных мест до его слуха долетали крики раненых.

Наконец перед ним открылась городская стена.

У её контрфорсов возвышалось несколько виселиц. Под охраной городской стражи теснились прижатые к стене грязные и оборванные люди. Толпа горожан ликующе гудела.

Командовал всем молодой офицер, возрастом чуть старше Анна.

Анн подъехал к нему и поклонился, не сходя с лошади.

– Кавалер Аой, – назвал он своё имя.

– Кавалер Шенк, – отвечал ему молодой офицер.

– Там убивают, – сказал Анн и показал себе за спину.

– Мне это известно, – пожал плечами Шенк.

– И что Вы намереваетесь предпринять?

Шенк расхохотался. Анн посмотрел на него, как на сумасшедшего. Этот город, казалось, впал в коллективное безумие.

– Не судите поспешно! – поспешил сказать Шенк, заметив впечатление, произведённое им на новое лицо в Кандиоксе. – Вы не знаете всего, что творилось в городе последние месяцы.

– Так расскажите мне!

Офицер, потеряв к нему интерес, отвернулся и поднял руку.

Толпа затихла.

– За бесчинства, учинённые по отношению к жителям Кандиокса, именем короля Виллема эти люди приговариваются к казни через повешение!

– Смерть им! – завопили отдельные голоса в толпе.

– Смерть всем чужакам! – подхватили другие.

Несчастных подтащили к виселицам и накинули им петли на шею.

Шенк вновь поднял руку в боевой перчатке.

– Правосудие свершилось, – сказал он. – Да будет на всё воля короля и светлых духов! Чужакам преподан хороший урок. С этой минуты все счёты сведены. Более – ничего! А этих – казнить!

Из-под ног осуждённых выбили скамьи, и тела несчастных задёргались в воздухе.

– Правосудие свершено! Расходитесь! – вновь выкрикнул Шенк.

Толпа начала редеть.

– За что их? – настойчиво спросил Анн.

– С некоторых пор честным людям не стало покоя, – с досадой произнёс Шенк. – Южанам разрешили поселиться в пригороде, и поначалу они вели себя мирно. Жили себе и жили. Однако очень скоро начались кражи, домогательства к почтенным гражданам. Недавно пропали две девочки. Тела нашли вниз по реке.

– Это чужаки сделали?

– Все посчитали, что это дело южан.

– А что же вы сразу не прогнали их?

– Их женщины стирают бельё за небольшую плату. Мужчины помогают на полях и на рубке леса.

– У Вас большой отряд?

– Десять стражников. Здесь ведь всегда было мирно. До них.

– Понимаю, – сказал Анн. – Сегодня случилось что-то такое, что вызвало всеобщий гнев?

– Да, дочку нашего пекаря обнаружили в беспамятстве у городских ворот. Над ней надругались и бросили у сточной канавы. Кто из своих мог сотворить такое?

– Вновь чужаки?

– А кто же ещё! Громить обидчиков пошёл весь город. Не вздёрни я первых попавшихся, случился бы бунт. Надеюсь, что сейчас страсти утихнут.

– А как их поймали? – спросил Анн.

– Их и не ловил никто.

– Но как же?

– Толпа сама приволокла их. Я должен был принять её приговор.

– Могу представить, как этот приговор выносился, – мрачно сказал Анн.

– А что бы Вы сделали на моём месте? – со злостью произнёс Шенк. – Вы приехали и уедете. А отвечаю за порядок в городе. Этих-то никто не звал к нам. И уж коли пришли, так пусть живут по-нашему, а не по своим обычаям! У них там, возможно, и принято девчонок насиловать. А здесь пусть тихо сидят!

– Что же теперь? – спросил Анн.

– Побуянят да по домам разойдутся, – сказал, успокаиваясь, Шенк. – Больше никого вешать не придётся.

Ошибочность его слов выяснилась почти сразу.

Из лабиринта трущоб появилось четверо горожан, тащивших отбивавшегося от них человека.

– Вот ещё один, вооружённый! – вопили они. – И его повесить!

Анн узнал Бхека по обломкам лука, которым размахивал один из пришедших. Сам Бхек был настолько сильно избит, что лицо его представляло одну отёчную маску.

Анн почувствовал, как гнев ударил ему в голову. Не помня себя, он подъехал к бесчинствующим и стал охаживать их боевым кнутом. Двое сразу повалились в грязь, остальные взвизгнули от боли и отскочили, ошеломлённые натиском незнакомца.

– Прочь, собаки! – звонкий голос Анна перекрыл шум толпы. – Это мой человек, и отвечать вы будете перед самим герцогом, верховным правителем Кандиокса!

Недовольно ворча, побитые отползли подальше. Зато подступили другие. Взгляды их были дики. Анн, закрыв Бхека лошадью, вновь поднял кнут.

На помощь ему подоспел Шенк. По его знаку стражники подхватили полумёртвого южанина и оттащили подальше.

– Пошли вон, пока я не взял вас в кандалы! – холодно сказал офицер недовольным.

Как ни странно, его спокойный тон более, чем кнут Анна, подействовал на жаждавших крови. Продолжая глухо ворчать, молодчики отступили.

– Это действительно Ваш человек? – спросил Шенк.

– Он сопровождал меня в пути, – отвечал Анн. – А перед городом отстал, потому что я ускакал вперёд, заметив дым.

– Я полагаю, что вам лучше не останавливаться в нашем городе, – задумчиво сказал офицер. – Кто знает, что может произойти. Настроение толпы переменчиво. Они могут вспомнить, что их много. Простите меня за прямоту, кавалер Аой!

– Я согласен с Вами, – сказал Анн. – Благодарю за помощь!

– Пусть этот горемыка держится за Ваше стремя. Двое из моих стражников выведут вас на окружную дорогу. А там вы уж сами…

Когда стражники оставили их, Бхек с горечью сказал:

– Каких духов я прогневал, что всё пошло так?

– Ты ведь остался жив, – удивился Анн. – Разве это плохо?

– А моя семья? Где она?

– И что ты будешь делать?

– Я останусь здесь. Буду искать.

– Это опасно для тебя, – сказал Анн.

– Ничего не поделаешь.

Юноша достал из кошелька две золотые монеты и протянул южанину.

– Возьми, это поможет тебе. В город тебе пока лучше не соваться.

По лицу Бхека потекли грязные слёзы.

– Благодарю, господин! – сказал он, кланяясь в ноги Анну.

Анн кивнул ему и тронул поводья.

Глава третья. Короли и охота

Cтычка с толпой опустошила юношу. Огромный мир, в который Анн, преисполненный надежд, отправился из Школы, оказался щедр на неприятные сюрпризы. Жизнь и до этого не баловала его: чего стоили смерть отца при встрече с чудовищным порожденьем тьмы – стригесом, или постоянные стычки мальчишками из деревни, или провал на вступительных испытаниях в училище землемеров! Однако годы, проведённые в Школе Фланка, научили его умению вслушиваться в мир вокруг и открывать в нём то ценное, что всегда существовало, хотя и бывало скрыто от невнимательного взора. Приглашение ко двору, внезапно доставленное в Школу, наполнило Анна смутными надеждами. На что он надеялся? На то, что узнает неясную историю своего настоящего отца – Эллингтона, который бесследно сгинул, преследуемый недоброжелателями. На то, что сможет найти своё место в мире, своё настоящее призвание, ведь этому учил их всех Фланк. Ну и, конечно, сердце юноши замирало при словах «Красный город»! Не так, чтобы очень, совсем чуть-чуть, но кто бы стал утверждать, что никогда не мечтал оказаться в блистательной столице Инии?

И вместо множества счастливых людей рядом с собой Анн обнаружил толпы страдальцев. А вместо справедливости – тьму, невежество, злобу к ближнему своему.

Таверна в деревушке чуть севернее Кандиокса выгодно отличалась от своих городских сестёр спокойствием и прохладой. Оставив Райни у коновязи и приказав мальчику-слуге дать ей корма, Анн прошёл внутрь помещения. Он сел у окна и попросил хозяина принести ему обед. Тот принёс куриную похлёбку и огромный кусок свежего, ароматного хлеба.

– Господин желает что-то ещё?

– Ах, да! – рассмеялся Анн. – Принеси холодного пива!

Хозяин повеселел и бухнул на стол кувшин средних размеров.

Поглядывая в окно, Анн вновь и вновь думал о погроме, устроенном толпой. Приходилось признать, что римонский граф-наместник, иногда удивлявший его своей жестокостью, по-видимому, лучше знал законы этого мира, чем здешняя власть. Графа считали жестоким, однако всегда признавали его справедливость. Беспощадную справедливость.

Должна ли справедливость быть именно беспощадной? Правитель маленького городка, мимо которого ехал Анн, оказался слабым. Толпа знала это задолго до того, как пошла громить лачуги беженцев. Могло ли быть иначе? Анн, поддавшись гневу, стал охаживать бесчинствующих ударами боевого кнута – и они оставили несчастного Бхека. Почему офицер не поступал так?

Ну да, он же говорил, что гарнизон города малочислен и слаб. И всё-таки… Офицер был на стороне толпы…

И кто знает, что могло случиться! Удары кнута лишь на время охладили пыл смутьянов. Что же дальше? Браться за оружие? Да ведь он равным образом не знал ни южанина Бхека, ни горожан, не знал причин, по которым один пришёл в Кандиокс, а другие ополчились против него! Значило ли это, что самым разумным было проехать мимо? Но мог ли он…

– Надо же, а я догнал Вас! – вывел его из размышлений чей-то голос. В таверну вошёл средних лет человек в запылённой серой одежде. Несмотря на простоту одеяния, интонации речи вошедшего, жёсткие складки на лице, уверенный взгляд – всё выдавало в нём того, кто привык чаще приказывать, нежели получать приказания.

– У Вас есть какое-то дело ко мне? – поинтересовался Анн, вставая с места.

– О, ничего серьёзного! – рассмеялся незнакомец и поклонился. – Я хочу выразить своё восхищенье! Мне рассказали в Кандиоксе эту историю. Просто великолепно! Офицер городской стражи ломает голову, с кем его свела судьба. Он описал Вашу одежду и лошадь, так что мне совсем не трудно было догадаться, что Вы – это Вы. Моё имя – кавалер Харт.

– Кавалер Аой, – поклонился Анн.

– Если Вы не против, я сяду за Ваш стол. Всё равно здесь больше не с кем поболтать.

– Буду рад.

Анну не пришлось выбирать темы для беседы. Харт сначала сосредоточенно ел, отрезая от принесённой бараньей ноги большие куски мяса и запивая их вином, затем спросил:

– С чего вам вздумалось вступаться за этого мерзавца?

– Я бы не сказал, что Бхек мерзавец, – удивился Анн.

– О, не делайте поспешных выводов! Тот или другой, уж я-то насмотрелся на них! Я служу здесь посланником при герцоге. Передаю разные депеши из одного города в другой. А Вы откуда?

– Из Римона.

Харт прищёлкнул языком.

– С вашим графом-наместником не забалуешь! А здешний распустил народ. Офицер думает, что Вы – тайный посланник герцога. Приехали посмотреть, как обстоят дела в Кандиоксе.

Харт помолчал, потом прибавил:

– Хотя мне иногда жалко становится их. В Нурсии-то совсем худо. Вот и бегут оттуда людишки.

– Я знаком с мальчиком, который родом из Нурсии. Никому не пожелаешь такой судьбы, – сказал Анн. – Потерять родителей, оказаться одному в чужой стране. При этом он очень достойный мальчик. Однако простите моё невежество: не могли бы Вы мне рассказать, что там происходит. Одно из моих поместий находится в южных краях. Я давно не получал известий оттуда. А Вы, несомненно, человек осведомлённый.

– А то происходит, что проклятье на королевской семье.

– Тот, кого я отбил у толпы, тоже говорил что-то о проклятии.

– Это всего лишь слова, – махнул рукой Харт. – Я могу рассказать Вам о событиях годичной давности, а уж Вы сами решите, что и на кого теперь думать.

И он начал рассказ.

– По долгу службы, как Вы понимаете, мне приходится иметь дело со всякими депешами. Так что многие новости мы, посланники, узнаём раньше важных персон, сидящих в замках. Особенно важные. Такие мы не привозим в запечатанных конвертах. Их мы выучиваем и передаём из уст в уста…

– Простите, но если вдруг кого-то из посланников схватят по пути и подвергнут пытке? Не выдаст ли он тайное? – перебил его Анн.

В качестве ответа Харт приложил лезвие ножа к своей руке и сделал надрез. Затем вытер кровь салфеткой, смоченной вином, и как ни в чём не бывало, продолжал:

– У всех нас врождённая нечувствительность к боли. Именно поэтому нас ценят. Однако не будем отвлекаться! Покойный король Нурсии Кеог оставил правителем старшего сына – Ниала. Пока был жив отец, Ниал не принимал участия в управлении страной. Поговаривали, что он излишне импульсивен и не умеет сдерживать свой гнев. И Кеог не подпускал старшего сына к государственным делам.

– Сейчас на троне Хаберт, – сказал Анн. – Ещё мальчик.

– Возможно, Кеог и собирался передать престол Хаберту, хотя трудно сказать, как бы он это сделал. Пришлось бы менять законы наследования.

– Неужели Кеог так разочаровался в старшем сыне?

– В том и загадка, – кивнул головой Харт. – Да, ходили слухи, что Ниал по-особенному невоздержан в любовных связях… Так кого этим удивишь? На то и молодость, чтобы человек мог перебеситься. Ещё Ниал любил спорить по всякому поводу. Возможно, отец опасался, что, став королём, его сын сразу же ввяжется в конфликты с соседями. А был и ещё один слух. Не то, чтобы слух, – так, слушок, но очень уж странный! Якобы Кеога заворожил один колдун. И ворожба эта стала для него проклятьем. Король не болел, не разорял страну, не устраивал изнурительных войн, но… – Харт выдержал паузу и продолжил: – при том, что некоторые действия короля казались абсолютно правильными, они тем не менее выходили стране боком. Как, например, в истории с морскими пиратами. Кеог сделал ставку на сильнейшего и купил его с потрохами, чтобы тот усмирил остальных. Посчитал, что чин адмирала и хорошая сумма золотом решат всё. Однако кто мог предвидеть, что после сделки пират неожиданно подавится рыбной косточкой и умрёт? А полученное золото превратится в новые пиратские корабли?! И таких историй было несколько.

– А откуда взялся колдун?

– Я же говорю, что это не более, чем слух. Разве не ошибаются короли просто так? Разве должны они отчитываться перед кем-то?

– Не должны.

– То-то и оно… Ничего нельзя доказать.

Харт покончил с бараньей ногой и налил себе ещё вина.

– Так вот: когда Кеог неожиданно скончался, Ниал первым делом повелел устроить пышные празднества в столице. Траур был формальным, потому что новый король желал как можно скорее выйти из тени старого. А как выйти? Поразить, удивить, ошеломить…

– Старое да уступит место новому?

– Именно так! И высочайше было объявлено о грандиозной королевской охоте. На востоке Нурсии, как Вы знаете, начинаются предгорья. Они тянутся на несколько дней пути, и там множество отличных мест, в которых хорошо охотиться. Ниал выбрал то, где обитали страшные кромские быки. И объявил всем, что собственноручно убьёт быка, чтобы никто не сомневался в его величии и силе.

– Я читал, что кромские быки исключительно опасны, – заметил Анн, вспомнив библиотеку Школы. – Они, конечно, не относятся к чудовищам, но обычно на них не устраивают охоту: мясо плохое.

– Отвратительное мясо, – согласился Харт, – жилистое, жёсткое…

– И чем всё завершилось?

– После того, как королевский двор неделю развлекался более мелкой дичью, загонщики повели всех дальше. И вот там всё и случилось. Из лощины выскочил огромный кромский бык. Ниал, к его чести, не дрогнул. Молодой король легко соскочил с лошади и приготовился встретить быка копьём. Копьё специально оковали сталью, чтобы оно выдержало удар. На беду короля, всё происходило в небольшом перелеске. Бык, ослеплённый яростью, наскочил на дерево средних размеров. Вы представляете силу этого удара, кавалер Аой? Дерево сломалось и рухнуло. По нелепой случайности самый большой сук ударил короля голове. Да так, что Ниал, обливаясь кровью, осел на землю. Его унесли в палатку, где он, не приходя в себя, и умер на следующий день.

– А бык? Что стало с ним?

– Его добили доезжачие. Слава же не досталась вообще никому.

– Так вот почему Хаберт оказался на троне, – сказал Анн.

– Как Вы думаете, можно ли и это решение отнести к проискам того самого колдуна? – спросил Харт.

– Не знаю. Всё очень естественно, обычно.

– Вот-вот: только слухи…

– Если и так, то зачем все эти смерти потребовались загадочному колдуну? За власть борется один человек с другим. Один королевский сын с другим королевским сыном. О колдунах никто даже не слышал!

– Скорее всего, Вы правы. Обычная человеческая глупость. И теперь из-за неё на нашу страну обрушиваются волны беженцев, которые, не ровен час, прорвут пограничные заставы. Эти южане нагадили в своём доме и готовы гадить у нас.

Посланник Харт закончил свой обед и поднялся из-за стола.

– Не сочтите за дерзость, будьте осторожнее! Южане не отличаются цивилизованностью, а наши люди – терпением. Вы рискуете оказаться между молотом и наковальней, вступаясь за пришлых. Хотя это всего лишь моё мнение. А сейчас, простите, должен откланяться.

– Благодарю за рассказ и совет, – отвечал ему Анн.

– И всё же: почему Вы вступились за того бедолагу?

– Человек, который многому научил меня, сказал однажды: зло торжествует от бездействия добра, – Анн посмотрел на посланника. – Простая мысль.

Харт усмехнулся, но ничего не сказал в ответ. Оставив на столе пару монет, он кивнул Анну и вышел.

Анн ещё некоторое время отдыхал, затем расплатился с хозяином и тоже отправился прочь от Кандиокса.

Глава четвёртая. Красный город

Во второй год правления короля Виллема столица Инии представляла уже не тот сонный город, каким она была во времена пребывания на троне королевы-матери. Виллем внезапно объявил, что печали более нет места в знаменитом Примейоне – дворце, где всегда жили властители Инии. Никто не мог усомниться в искренности нового короля, и многие порадовались, что прекрасное здание со множеством тенистых внутренних двориков, галерей, в которых были собраны лучшие произведения искусства, здание, окружённое величественными стенами и прочными боевыми башнями, теперь оживёт.

Примейон строили на века, и века он служил верой и правдой королевской династии. Королева-мать затворилась в одном из флигелей дворца, оставив прочие пространства для живой жизни и увеселений. Однако насколько это соседство устраивало нового владыку?

Этот вопрос задавали себе не только аристократы. И горожане хотели знать, где станет жить король. Останется ли он в Примейоне по примеру своих предков? Или же, как о том прошёл слух, переберётся ли куда-то?

С его отъездом всё могло поменяться. Королевские повара станут заказывать припасы для кухни в других местах, придворные модницы соблазнятся нарядами других белошвеек… Наконец, не стоило забывать и о людском тщеславии! Найдётся ли тот, кто сможет равнодушно произнести фразу: «Я живу у самого Дворца»? Или, приглашая к себе гостей, с нарочитой небрежностью бросить: «Как дойдёте до башни Львов, сворачивайте направо, а там уже и мой дом»?

Особенно активно домыслы курсировали в южной части Красного города. Когда-то давно там стихийно возникли предместья бедноты, затем все они однажды выгорели в страшном пожаре (в правление деда нынешнего короля), после чего на месте пожарища проложили новые улицы с регулярной планировкой.

Там селились купцы и пришлые, а знатные и родовитые семьи всё равно предпочитали жить ближе к Примейону. Так незаметно Красный город поделился на две части: одну – более аристократическую по своему духу, в которой даже простой ремесленник мнил себя аристократом, и другую – простонародную, в которую на протяжении десятилетий вливались всё новые и новые потоки жителей из самых разных краёв.

И вот теперь южная часть ликовала, потому что король Виллем, несомненно, собирался покинуть всех этих «северных» зазнаек… О внезапном решении короля – как о деле давно решённом – говорили во всех без исключения пивных города, на торговых пристанях и ярмарочных площадях.

Более других вопрос переезда двора волновал обитателей Утёса. Его хозяин, Герцог Хоувен, крепкий мужчина за шестьдесят, коротко стриженый, с седой бородкой, был женат на сестре прежней королевы и привык считать себя хранителем Красного города. Мрачный и величественный замок возвышался на горе в излучине реки. Примейон стоял на одном берегу, Утёс смотрел на него с другого берега. Вниз и вверх по Чёрной реке лежали Северная и Южная заставы, в которых тоже были гарнизоны, однако лишь со сторожевых башен Утёса в любую сторону открывались окрестности едва ли не на день пути.

Однако теперь Утёс уже не мог в метафорическом смысле считаться ближайшим к королю. Маргрит, герцогиня Хоувен, тётка Виллема, тяжело переживала внезапный переход из членов королевского дома в разряд обычных королевских родственников. Король Виллем оказывал ей привычные почести на приёмах и празднествах, однако – не более того. Лишь сам герцог ещё влиял на жизнь в столице и королевстве, нося первый по рангу титул среди придворных, однако и с ним Виллем советовался уже не так часто.

– Тебе не кажется, что мой племянник мог бы прислушиваться к тем советам, которые ему дают от чистого сердца? – спросила Маргрит своего мужа, когда герцог Хоувен, закончив расстановку ночного караула в Примейоне, вернулся в Утёс.

Герцог был не в духе. Он сделал осторожную попытку узнать что-либо насчёт предстоящего переезда, снизойдя даже до разговора с королевским камердинером, но тот лишь развёл руками. Начальник секретной службы, господин Крософт, тоже не сказал ничего определённого. Этому, впрочем, герцог не удивился. Кому, как не Крософту, хранить тайны! Герцог даже обмолвился о необходимости противостоять врагам королевства, которые якобы планировали покушение на Виллема. Враги могли устроить нападение по пути следования королевского кортежа. По сей причине ему, Хранителю трона, надлежало знать, на какой из дорог должно расставить посты, если Виллем вдруг отправится куда-либо, и так далее и тому подобное.

– На что король только расхохотался и заявил, что я, верно, обознался, сидя на вершине своего Утёса, и принял за врагов королевства обычных торговцев! – в раздражении сказал Хоувен.

– Это ужасно, – вздохнула Маргрит. – Он был таким милым мальчиком в своё время.

– Мальчики имеют обыкновение вырастать и… ну да ладно! По крайней мере, потом он улыбнулся мне при всех и долго расспрашивал о каких-то пустяках.

– Тем не менее ничего определённого ты не узнал?

– Ничего.

Маргрит покачала головой:

– Иной раз мне кажется, что Виллем специально хочет позлить нас. Возможно, он вовсе никуда не собирается.

– Вам, женщинам, свойственно выдавать желаемое за действительное, – хмыкнул Хоувен.

– Так что же ты собираешься делать?

– Пока не знаю. Однако сегодняшние крикуны на улицах навели меня на одну мысль. Я должен хорошенько обдумать её.

– Это как-то связано с нами?

– Да. Мы не должны упускать управление из своих рук, иначе род Хоувенов быстро превратиться в ничто. Кстати, Питер в замке?

– Да, приехал несколько часов назад.

– Мне нужно обсудить с ним кое-что. Сегодня я буду всю ночь работать у себя в кабинете. Будь добра, распорядись, чтобы ужин принесли туда. На двоих.

– Ты будешь с Питером?

– Да, к сожалению, больше я не могу никому доверять.

Граф Питер Хоувен лишь отдалённо походил на своего отца – как внешностью, так и характером. Если старому герцогу нельзя было отказать в элегантности, то его сын напоминал кряжистый дуб. Герцог миновал возраст обычной мужской красоты, однако сумел сохранить в себе ту необъяснимую привлекательность, которая притягивала к нему даже женщин много моложе его. Черты же сына носили следы красоты уже былой – соблазнительно грубой, животной, агрессивной, но – растраченной в бесконечных увеселениях и походах по кабакам. Граф Питер должен был нуждаться в человеке, чтобы терпеть его подле себя. Единственным, с кем его связывали незримые узы приязни, был его отец.

Младший Хоувен не заставил долго ждать себя.

– Что-то случилось? – спросил он, протирая глаза. – Я уже собирался спать.

– Сегодня ты рано, – иронично заметил отец.

Так как граф промолчал, герцог Хоувен продолжал:

– Как ты полагаешь, какой замок решит выбрать Виллем в качестве своей резиденции? Если, конечно, слухи верны.

– Я выбрал бы Красногорье, – сказал Питер. – Но я не король.

– Красногорье? – задумался герцог Хоувен. – Нет, это невозможно, он расположен слишком далеко от столицы.

– Зато хорошо укреплён.

– Это так. И всё же я сомневаюсь…

– Отец, мы не могли бы поговорить об этом завтра? – недовольно поморщился Питер. – Меня жутко клонит в сон.

– Не изображай из себя болвана, которым ты не являешься! – взорвался герцог. – Ты хочешь, чтобы наша семья лишилась всех рычагов влияния при дворе? Что ты тогда станешь делать? Именно ты! Без моей помощи!

– О, духи! – простонал граф. – Отец, да ведь тебя нельзя просто так сместить с важных постов! Все же знают ордонанс деда нынешнего короля. Только смерть позволяет назначить нового хранителя Примейона и Красного города. А ты не жалуешься на здоровье.

– У меня не очень хорошие предчувствия, – серьёзно сказал герцог Хоувен. – И я прошу у тебя помощи.

Граф Питер вытаращил глаза и, казалось, забыл о сне.

– Ты просишь помощи?! У меня?! Всегда было наоборот. Ты же сам называл меня ни к чему не годным побегом на древе Хоувенов!

– У тебя есть возможность исправить это.

– Отец, право… Я, конечно…

– Мне потребуются твои знакомства.

– Мои знакомства?

– Да. Самые низкопробные знакомства, самые позорные связи в столичных кабаках и притонах.

– Хм, но я… Если так можно считать… сказать по правде…

Герцог Хоувен повелительным жестом прервал этот поток бессмысленных восклицаний со стороны сына.

– Не отпирайся от того, что я и без тебя знаю. Ступай к себе и обдумай мой вопрос! А утром я жду тебя, и мы продолжим разговор. Повторю тебе: мне нужна информация.

И герцог вновь склонился над бумагами, перестав обращать внимание на графа Питера.

Глава пятая. Тихие улочки Нины

На самом краю старого Города, в том месте, где улочка с поэтичным названием Бархатный Бугор прихотливо изгибается туда-сюда и почти выходит к Каменице, которая уже через двести шагов впадает в Чёрную речку, стоял небольшой домик. От любопытных взглядов его скрывал прочный заборчик и густая сирень вдоль него. Слева можно было заметить резную калитку с хитроумным замком. Иногда она отворялась, пропуская уже начавшего седеть человека со свёртком в руках или совсем юную девушку с корзиной.

Путь девушки был почти всегда один и тот же. Сначала она заходила на рынок – не огромный, который шумел в центре Красного города, а местный, где овощи и фрукты продавались в два, а то и в три раза дешевле. Затем, заполнив свою корзину, она отправлялась к реке. Девушка не разбиралась в сигнальных флагах и расцветках кораблей, но с удовольствием махала рукой всем проплывавшим мимо. Иногда ей случалось встретить подружку или знакомую, и тогда они некоторое время весело болтали, спрятавшись от солнца в тени деревьев. Всё это по обыкновению занимало не более двух часов. Затем девушка возвращалась домой, калитка, словно по волшебству, открывалась при её приближении, пропуская внутрь прелестную обитательницу домика. Из-за стены некоторое время доносились голоса, и улочка вновь погружалась в состояние покоя.

Девушку звали Нина. Гор Пико, пожилой человек, живший в том же доме, приходился ей отцом. Он был искусным сапожником, носил тёмный плащ и широкополую шляпу, закрывавшую половину лица.

Мать Нины давно покинула этот мир, зато хозяйством в доме занималась почтенная тётушка, старшая сестра гора Пико.

Когда гор Пико овдовел, а случилось это вскоре после рождения Нины, тётушка приехала к брату, чтобы помочь управляться с малюткой, да так и осталась у него навсегда. Пока гор Пико снимал мерки с ноги заказчика да пока относил изготовленные сапоги своим клиентам, тётушка Тильда хлопотала по дому, провожала и встречала племянницу, переговаривалась через заборчик с соседкой – такой же почтенной дамой в возрасте, как и она сама.

Бархатный Бугор был местом, где редко случались какие-то происшествия, поэтому тётушка Тильда совершенно не волновалась, когда Нина уходила из дому. И даже прогулки к реке не пугали её. Тётушка лишь поднимала глаза к небу и проникновенно говорила: «Молодость, молодость…»

Впрочем, Нина не давала повода злословить на свой счёт.

Будучи обладательницей чудесных длинных волос тёмно-русого цвета, выразительных тёмных глаз и нежной улыбки, она могла бы командовать целой армией поклонников. Подружки Нины давно знали, что такое вечерние минуты в каком-нибудь укромном уголке: заботливый и внимательный добрый молодец всё порывается укрыть спутницу от речной прохлады, а ещё безостановочно рассказывает интересные истории. Нина же только отшучивалась на вопросы, есть ли у неё поклонник.

Конечно же, она ловила на себе восхищённые взгляды соседских парней, да и на улицах города прохожие откровенно заглядывались на неё. И не только обычные горожане, но и знатные люди – те, кто проезжал мимо на хорошей лошади. Иногда она рисовала себе волшебные картины, как ради неё кто-то совершает неслыханный подвиг. Правда, всякий раз этот кто-то был другим: то блондином, а то обладателем тёмных волос, то он лихо командовал отрядом солдат, а то оказывался капитаном корабля…

Однако, помечтав немного, девушка стряхивала с себя сказочное наважденье и принималась за домашние дела.

Иногда она заглядывала в мастерскую своего отца.

– С чем на этот раз? – улыбаясь, спрашивал гор Пико, который обожал свою дочь.

– А вот посмотри, – отвечала она и показывала ему кусочек холста, на котором сплетались причудливые линии. – Как ты думаешь, это будет красиво?

Гор Пико брал ткань в руки и рассматривал с разных сторон. А потом, по обыкновению, обнимал Нину и целовал в лоб.

– Значит, тебе нравится?

– Это великолепно, дочка!

Гор Пико делал не просто хорошие сапоги. Каждую пару он украшал неповторимым рисунком, поэтому ни один модник в столице не мог посетовать на то, что его обувь похожа на чужую. Нужно ли говорить, что все рисунки рождались в голове Нины!

Нина подсматривала свои образы то в причудливом переплетении веток сирени, то в линии облаков, то в радостном гомоне праздничного базара. Однако больше всего она любила рисовать птиц. Иногда – каких-нибудь заморских красавиц с роскошным опереньем. Иногда – простых чаек и стрижей, проносившихся над рекой. Когда она выходила к Чёрной реке и вглядывалась в дымку над противоположным берегом, её душа сама превращалась в чайку.

Статный сын гора Доста, живший через десяток домов вниз по их улице, однажды вызвался нести её корзину, когда Нина возвращалась с рынка. Неожиданное согласие девушки так обрадовало юношу, что на следующий день он с самой зари ждал её у калитки. И на следующий тоже. Нина вышла из дому лишь на третий день.

– Тебя не было вчера, – сказал младший Дост.

– Я в прошлый раз купила достаточно еды, – просто отвечала Нина. – Поэтому и не выходила. Да и тётушке надо было помочь.

Младший Дост проводил её до рынка, где Нина попрощалась с ним. Она сделала это мягко, но в то же время непреклонно.

– Спасибо, что проводил, но тебе уже пора идти по своим делам, – сказала Нина, – а мне тут много чего выбрать надо.

И принялась перечислять. Список вышел большой-пребольшой, так что у поклонника всё перепуталось в голове. Он кивнул девушке, повернулся и пошёл, а та смеющимися глазами смотрела ему вслед.

Ничуть не более успешным в ухаживаниях оказался и сын ювелира. Надо заметить, что тётушка Тильда дружила с женой гора Рингеля. И когда его сын стал подозрительно часто проходить мимо дома гора Пико, почтенная дама сразу поняла, в чём тут дело.

– На Нину-то уже вовсю поглядывают, братец! – сказала она.

– Само собой, – отвечал гор Пико, – красавица-то она в свою мать.

– И что ты думаешь? – продолжала тётушка.

– Я ничего не думаю.

– А вот надо бы, – заметила тётушка. – А то объявится какой-нибудь хлыщ, запудрит ей мозги…

– Это вряд ли! – рассмеялся гор Пико. – Никогда в такое не поверю!

– Почему? – опешила тётушка.

– Ты же её воспитывала, сестра! Да и она – барышня разумная, на пустышку не обратит внимания. Если появится кто, я уверен: ко мне или к тебе придёт и честно обо всём расскажет.

– Наверное, ты прав, – задумчиво сказала тётушка, которой очень польстило признание её воспитательного таланта.

Сын ювелира сделал неуклюжую попытку подарить Нине нечто ценное. Он подстерёг девушку, когда та укладывала в корзину пучок петрушки, и, страшно смущаясь, сказал:

– Нина, а это ты, наверное, уронила?

Девушка с удивлением посмотрела на петрушку, которую она крепко держала в руке, и лишь затем перевела взгляд вниз, себе под ноги. Там в пыли поблёскивала тонкая золотая цепочка.

– Это не моя, – вздохнула Нина, очень хорошо понимая, откуда могло взяться украшение. – Наверное, это ты сам уронил.

– Я? Уронил? – смутился сын ювелира.

Нине даже жалко стало его.

– Откуда у меня взяться золоту? – спросила она. – Отец не балует меня. А вот тебя-то дома заругают!

Юноша, красный, как рак, наклонился, схватил цепочку и убежал.

– Молодец, девка! – хмыкнула торговка, наблюдавшая эту сцену. – Не стала брать не своё.

– Да, не стала.

– А ведь хотелось, небось?

Нина решила не отпираться и кивнула.

– Не переживай, – протянула дружелюбно торговка, засовывая ей в корзину ещё один пучок зелени, – будут у тебя ещё и цепочки, и хорошие люди! Уж я не совру!

– Я верю, – засмеялась Нина и распрощалась с ней.

Так и текла её негромкая, честная жизнь. Лишь один раз Нина испытала беспокойство. В тот день за девушкой увязался наглый незнакомец. Ещё на рынке он смерил её липким взглядом, ухмыльнулся, но ничего не сказал. Глаза у него были холодные и сальные. Он стоял у лавки, в которой продавали шерстяные коврики из Норландии, и делал вид, что выбирает себе один из них, а сам тем временем шарил взглядом по сторонам.

От незнакомца за сто шагов несло знатным сыночком, который ни в чём не привык себе отказывать.

Нина поёжилась. Благо, рядом оказалась давняя знакомая, которая с удовольствием приняла предложение поболтать. Девушки взялись за руки и вместе пошли по улице. Только тогда этот тип отстал.

Глава шестая. Король и герцог

Примейон, чудо столицы, город в городе, жемчужина в короне короля Виллема, просыпался рано. Едва раздавались голоса первых петухов, как по его залам и переходам начинали сновать вышколенные слуги, вычищая новый день от остатков вчерашнего. Они наводили порядок в галереях и танцевальных залах, протапливали камины и расставляли свежие цветы из оранжерей.

Такой порядок завёл ещё дед короля Виллема. Разве что Виллем, в отличие от предка, не любил ранних пробуждений.

Поэтому главный камердинер терпеливо ожидал, когда король откроет глаза. Лишь затем он давал знак остальным, двери королевской спальни открывались, и в неё входили наиболее приближённые к трону лица.

Двое младших камердинеров вносили в большом золотом кувшине слегка подогретую воду. Виллем умывался, и в дело вступали ответственные за гардероб короля. Однако одежду король брал не из их рук. Сорочку, камзол, панталоны и всё прочее ему с поклоном вручал наиболее знатный из присутствующих при утреннем туалете придворных.

Затем брадобрей приводил в порядок волосы короля, после чего Виллем наслаждался лёгким завтраком. Если в зале для аудиенций в этот день высочайшего внимания дожидались иностранные послы, то королю приносили его шпагу и плащ, и Виллем совершал торжественный выход. В прочих случаях король сразу отправлялся в рабочий кабинет, где выслушивал последние новости от государственных советников. Тем временем слуги убирали королевскую спальню.

В покоях королевы и наследников всё также совершалось по давным-давно заведённому обычаю. Чтобы жизнь в Примейоне текла без потрясений, требовались усилия многих: портных, сапожников, бельёвщиков, галантерейщиков, привратников, стражников, стекольщиков, камерных слуг… Над всеми же возвышалась фигура герцога Хоувена – Хранителя главного королевского дворца.

Сам герцог редко присутствовал при утреннем туалете короля. Так сложилось ещё во времена правления его свояченицы. Посмеиваясь, он говорил иногда, что даёт другим семьям почувствовать их значимость. Хотя все хорошо понимали, от кого на самом деле зависит течение событий в Примейоне и чьи люди занимают ключевые посты в государстве.

Однако в это утро герцог, вопреки своему обыкновению, находился в передней. От спящего короля его отделяла лишь одна дверь. Хоувен с нарочитым спокойствием следил за работой садовников, которые занимались выравниванием линии кустарников в саду под окнами королевской опочивальни. Его волнение могли выдать лишь пальцы рук, пару раз отбивавшие какой-то музыкальный такт на подоконнике.

– Я бы дорого дал, чтобы узнать эту мелодию, – задумчиво произнёс господин Крософт, начальник секретной службы короля.

– Герцог чем-то взволнован, раз появился в такую рань, – ответил его помощник, – обычно он приезжает во дворец не раньше полудня.

– Проследите сегодня за герцогом, когда он покинет Примейон!

– Вы думаете, он не останется?

– Маловероятно. В котором часу вчера герцог уехал к себе? У него тени под глазами.

– Уже за полночь.

– Не просто же так он лишил себя сна! В общем, распорядитесь, Шактас! Пусть с него не спускают глаз!

Двери королевской спальни отворились, и главный камердинер возгласил:

– Король проснулся!

Придворные устремились вперёд, а помощник кивнул Крософту и незаметно исчез из залы.

«У Виллема сегодня хорошее настроение, – с удовольствием отметил герцог, подавая королю расшитую гербами сорочку, – он не успел одеться, но уже шутит».

И действительно, король сначала посмеялся над вчерашним проигрышем самого герцога, который из-за фантастической неуклюжести потерял войско в настольной игре «конница против пехоты». Затем досталось господину придворному маршалу, а после этого Виллем начал рассказывать какие-то неправдоподобные истории о разных способах охоты на диких зверей.

Дождавшись, пока высочайшее тщеславие рассказчика было удовлетворено, герцог почтительно кашлянул. Король, уже одетый и позавтракавший, ничуть не обиделся, что его прервали. Он повернулся к герцогу и весело сказал:

– Вот только не говорите мне, Хоувен, что Вам что-то попало в горло! Вы явно устали от моего многословия.

Герцог поклонился.

– Мне всегда доставляют истинное удовольствие рассказы об охоте, да ещё из Ваших уст!

– Ну, полно преувеличивать!

– Может быть, нам стоит устроить охоту? Медведи в дайенских лесах заждались встречи с нашими доблестными кавалерами.

– Это хорошая мысль, – согласился король, но более ничего не сказал.

Герцог помедлил, оценивая настроение короля:

– Нижайше прошу меня простить, Ваше Величество, однако…

Король, уловив по тону, что предстоит скучный разговор, поморщился и замахал руками:

– Как Вы любите портить моё пищеварение, герцог! Вы явно собираетесь сообщить мне какую-нибудь неприятную новость.

Герцог нашёл, что ему лучше промолчать. Виллем вздохнул:

– Позже. А пока, господа, мне следует нанести визит королеве.

Хоувен удовлетворённо поклонился и отступил в сторону. Виллем двинулся к покоям семьи.

– Итак, герцог? – спросил король, когда двери кабинета закрылись за вошедшим хранителем Примейона. – Чем Вы собираетесь огорчать меня?

– Речь не об огорчении, Ваше Величество, – серьёзно сказал герцог, – скорее, о необходимости его избежать. На юге становится всё более неспокойно.

– Да, это так, – согласился король. – В канцелярию поступает много жалоб от владельцев поместий в наших южных землях.

– Им докучают беженцы, которые перебираются через границу.

– Однако половина из этих жалобщиков лукавят, – заметил король. – Несчастные работают у них в поместьях за еду, не получая ничего больше. И стоит заикнуться об оплате, как их прогоняют прочь, а взамен набирают новых. Легко представить себе, почему кто-то решает поджечь посевы.

– Тем не менее, они чужаки.

– Вы же не предлагаете гоняться за ними с армией, чтобы покарать скопом всех: и правых, и виноватых?

Герцог поморщился:

– Это было бы неразумно, Ваше Величество, Вы правы.

– Тогда что же?

– Не поддержать ли нам одну из воюющих сторон на юге?

– Каллимарка или Гунвальда?

– Вы хотели сказать «Хаберта или Гунвальда»?

– Хаберт – всего лишь слабый подросток, не способный править самостоятельно. За ним стоит Каллимарк. Вы понимаете это не хуже меня, герцог.

– Тогда Каллимарка или Гунвальда?

Король улыбнулся:

– Об этом выборе я и спросил Вас. И Вы пытаетесь переадресовать мне мой же вопрос.

Герцог, пытаясь прочитать по лицу короля, какую из сторон тот предпочёл бы, сказал с осторожностью:

– Гунвальд, конечно, незаконнорождённый сын, но за ним реальная сила. Он будет благодарен за признание его притязаний на трон Нурсии.

Это соображение не произвело впечатления на короля.

– За ним не только реальная сила, но и сила кочевников, – возразил он. – Степь не знает слова «благодарность».

– Значит, Хаберт? Он же Каллимарк?

– Каллия, как Вы помните, весьма слабо связана с остальной Нурсией, – покачал головой король. – Кто кого в итоге подчинит после нашей поддержки? Не окажется ли Каллимарк властелином, а Хаберт – его подданным, причём подданным мёртвым? И какой пример это подаст нашим баронам, особенно на окраинных землях?

– Тогда кто же?

– Мы не станем сейчас вмешиваться, – сказал король.

– Тем не менее, наш юг неплохо бы укрепить. Слово из Примейона весомо прозвучит и для нурсийцев, и для южных городов.

Произнося «Примейон», герцог внимательно следил за королём.

– Я мог бы подготовить проект королевского указа о различных мерах по…

Король Виллем прервал его:

– Дорогой Хоувен, в этом пока нет необходимости. Слишком всё неопределённо, чтобы мы искали какую-либо определённость. – И рассмеялся: – Меня сегодня положительно тянет острить!

Герцог тоже улыбнулся, при этом говоря про себя: ну, что же, зайдём с другой стороны!

– Да, Вы правы, Ваше Величество! Делать в настоящий момент ставку на одну из сторон было бы преждевременно. Гунвальд может рассориться со своими союзниками, а у Хаберта слабое здоровье. Кто знает, кто знает…

Король кивнул.

– Хотя, если всё так и дальше пойдёт, эти южане скоро доберутся до нашей столицы. Одни напуганы, другие ищут приключений, но и те, и другие могут очень быстро перемещаться в своих кибитках. Мои люди сообщают, что беженцев видели в нескольких днях пути от Красного города.

– Разве это пугает Вас? – спросил Виллем.

– Я намереваюсь принять дополнительные меры по охране спокойствия и порядка в городе. И во дворце. В Примейоне никто даже не почувствует присутствия гостей с юга! – и герцог снова попытался уловить на бесстрастном лице короля хотя бы лёгкую эмоцию.

Виллем кивнул ему:

– Подготовьте черновик указа с перечислением мер, которые мы намереваемся принять!

– Хорошо, Ваше Величество!

– А теперь оставьте меня, я хочу выслушать ещё нашего казначея.

Герцог Хоувен отвесил почтительный поклон королю и быстро покинул кабинет.

Глава седьмая. Об опасностях прогулок по людным местам

Нина вовсе не собиралась идти куда-то, однако её подруга так настаивала, что девушка не смогла отказать ей. Мари, случайно столкнувшись с Ниной утром на рынке, схватила её за рукав и взволнованно зашептала в ухо:

– Нам непременно нужно поговорить! Непременно нужно! Давай встретимся позже: я кое-что расскажу тебе!..

Нина, изумлённая подобным натиском, кивнула. Её подруга всегда спокойно относилась к разным происшествиям в своей жизни. И уж тем более она никогда не хватала собеседников за одежду. Вывести её из себя могло лишь нечто особенное.

Когда Нина с корзиной на руке подошла к условленному месту, Мари была уже там. Посмотрев на Нину, она вдруг порозовела:

– Я, наверное, выгляжу, как дурочка? – спросила она.

Брови Нины поползли вверх.

– Да что с тобой такое? Прекрасный принц сделал тебе предложение? – попыталась пошутить она.

После её слов Мари переменилась в лице.

– Не принц, но… вроде того… понимаешь, я вчера…

– Ничего не понимаю, – сказала Нина и взяла Мари под руку. – Чем топтаться здесь, давай-ка мы прогуляемся немного, и ты спокойно расскажешь, что произошло.

Вчера к Мари обратился незнакомый молодой человек, приятной наружности, вежливый в обращении, хорошо одетый, и назначил ей свидание. Мари так растерялась, что отвечала ему довольно сумбурно и невнятно, однако на вопрос, придёт ли она, ответила утвердительно. Как такое произошло, она не могла объяснить.

– Это было, словно в тумане, – стремительно рассказывала она Нине, – он мне что-то говорит, я ему что-то отвечаю, и сама не понимаю, что отвечаю. Он, наверное, посчитал меня совсем глупой.

– Вовсе не глупой, если просил тебя о встрече.

– Может быть, мне показалось?

– Что показалось?

– Ну, что он хочет встретиться со мной.

– Почему?

– А зачем ему встречаться со мной?

– Вот он и расскажет тебе! – засмеялась Нина.

И в этот момент в прелестную головку Мари пришла гениальная идея, которой она поделилась с Нина.

– Ты должна пойти вместе со мной!

Нина от неожиданности споткнулась о брусчатку и едва удержалась на ногах.

– Он приглашал тебя или меня?

– Меня, – отвечала Мари.

– Вот ты и иди на это свиданье!

– Я боюсь! И не пойду без тебя. Неприлично девушке одной с молодым человеком общаться.

Нина с сомнением протянула:

– А что я своим скажу?

– Ты не волнуйся, я всё рассчитала! – обрадованно зачастила Мари. – Скажешь им, что встречаешься со мной. Это ведь правда! А потом пойдём на берег и там полюбуемся кораблями. Ну как бы просто так. Ты на него посмотришь. И шепнёшь своё мнение: стоит ли с ним встречаться. А то все они такие…

– Какие?

– Ну… такие!

– Ой, не знаю…

И всё-таки Нина согласилась составить компанию подруге.

Решив, что и ей следует приодеться, она вытащила из сундука нарядную кофточку, которую надевала лишь по праздникам. Потом засомневалась: не добавить ли к ней красивые бусы и шейный платок, подаренный отцом в прошлом году. Однако решила, что хватит и новой кофточки.

Почтенная тётушка Тильда, вопреки опасениям Нины, не стала допекать племянницу вопросами, а неожиданно пожелала хорошо провести вечер.

Нина ещё больше удивилась бы, если бы узнала, что случилось после её ухода. Тётушка Тильда с загадочным видом заглянула в мастерскую брата и сказала:

– А ведь Нина пошла к подруге и принарядилась…

Гор Пико, увлечённый перенесением рисунка с бумаги на кожу, никак не отреагировал на фразу сестры.

– Ты ведь понимаешь, что это может значить?

Гор Пико оторвался на миг от своего занятия и сказал:

– Принарядилась… Все девушки наряжаются. Вас, женщин, хлебом не корми, дай что-нибудь эдакое на себя надеть!

– Ей очень к лицу кофточка, которую ты подарил. Вот если бы у неё была ещё одна, такая же красивая…

И тётушка начала развивать свою мысль.

Гор Пико решил, наконец, узнать, к чему был затеян этот странный разговор. Он отложил инструменты и с нарочитой строгостью произнёс:

– Сестрица, выкладывай начистоту: что у тебя на уме?

Тётушка Тильда сделала вид, что ни о чём особенном она и не говорила. Пожала плечами:

– Девушкам прилично иметь не один хорошенький наряд. И хорошо бы, чтобы нашу Нину не считали замарашкой.

– Не говори глупостей, Тильда! – рассмеялся сапожных дел мастер. – Наша Нина чудесно выглядит в любой одежде! Однако ты права: я завтра же куплю ей что-нибудь новенькое.

Гор Пико вернулся к работе, а тётушка удовлетворилась достигнутым.

Лишь когда она была уже в дверях, мастер вдруг поднял голову и крикнул ей вслед:

– Подожди, я не очень понял: а что, у Нины появился поклонник?

Тётушка Тильда сделала вид, что не расслышала его слов. Это была маленькая месть с её стороны.

…Мари уже поджидала подругу на условленном месте.

– Ты уверена, что мне всё-таки стоит сопровождать тебя? – спросила Нина.

– Мы же договорились, – всплеснула руками Мари, – не отказывайся! Ты ведь даже принарядилась.

– Ох, не знаю. Неспокойно мне. Я, пока шла к тебе, слышала крики на соседних улицах.

– Крики?

– Да! Это в нашем-то тихом уголке!

– Что́ тут может случиться! – решительно отмела все страхи Мари, и они зашагали на излюбленное место гуляний городской молодёжи – живописную террасу над Чёрной речкой.

Тем не менее неприятности не заставили себя ждать. У реки девушки наткнулись на каких-то бродяг. Те сидели в тени раскидистого платана. Бродяги заулюлюкали, а один поднялся с земли и направился прямо к Нине и Мари.

Не сговариваясь, девушки развернулись и побежали прочь. Бродяги разочарованно засвистели им вслед.

– Кто это был? – испуганно произнесла Мари.

– Не знаю, – ответила Нина, – надеюсь, что городская стража быстро наведёт порядок.

– Я тоже очень надеюсь. Я ведь никому не сказала, куда иду, —призналась Мари.

– Хорошо, если у твоего поклонника окажется шпага на боку, – заметила Нина. – Тогда бы мы никого не боялись.

Мари вытянула руку.

Там, где улица Швейников сливалась с Зелёным переулком, поднимался чёрный дым. Горел дом.

– Да что же такое происходит?! – воскликнула Нина. – Я думаю, нам лучше поскорее вернуться.

На обратном пути им встретились люди, направлявшиеся в сторону королевского дворца. Они шли и кричали о необходимости защищать короля.

Взбудораженная толпа поглотила Нину и Мари, увлекая с собой.

– Кто вы? Что вы хотите? – спросила Нина.

– Мы хотим освободить короля! – ответил один и закричал во всё горло: – За короля! За короля Виллема!

– Да кто же его пленил? – удивилась девушка. Она хотела поделиться своим удивлением с Мари, но той уже не было рядом. Неодолимый человеческий поток разделил подруг и закружил в своём водовороте.

– Мари! – закричала Нина, но та не слышала её.

Впереди послышались грозные крики.

В бегущих врезались какие-то другие люди, которые также кричали «за короля!» и также готовы были сражаться с врагами не на жизнь, а на смерть.

Нина окончательно перестала что-либо понимать. Все вокруг кричали, наносили друг другу удары, падали и поднимались. Ей показалось даже, что она узнала некоторых. Девушка в ужасе прижалась к дверям случайного дома. Бежать влево или вправо не имело никакого смысла: повсюду вспыхивали неистовые драки.

Она затарабанила в дверь:

– Пустите меня, умоляю! Откройте, я дочь гора Пико, сапожника с Бархатного Бугра!

На призывы о помощи в доме не ответили.

Потом перед Ниной возник дюжий молодец, по одежде – из Заречья, и крикнул ей в лицо:

– Вот из-за таких, как ты!..

Он не стал уточнять, чем могла провиниться перед ним девушка, а просто занёс над её головой огромный кулак. Нина зажмурилась, но ничего не произошло.

Потом кто-то схватил её и потащил в сторону. Спасителем оказался светловолосый юноша, в зелёной куртке и холщовых штанах. В правой руке он держал тяжёлую палку. Уклоняясь от особенно буйных, пробираясь за спинами испуганных прохожих, оказавшихся по злой случайности втянутыми в стычки, награждая ударами приближавшихся драчунов, он выбрался на пустую улицу и только тут выпустил руку Нины из своей.

– Прошу прощенья, если я был немного груб, – смущённо сказал он девушке. – Но Вы бы пропали там.

– Там осталась моя подруга…

– Барышня в сиреневом платке? – спросил незнакомец.

– Да. Вы видели её?

– Она в безопасности, укрылась в чьём-то доме.

– Но где же городская стража? – воскликнула Нина.

– Я не видел ни одного стражника поблизости, – сказал спаситель. – Если позволите, я провожу Вас.

– Если Вы уверены, что с Мари всё в порядке…

– Уверен! – твёрдо отвечал юноша. – Значит, её зовут Мари. А Вас? Предлагаю познакомиться. Моё имя – Нико. Я торгую мёдом.

– Меня зовут Ниной, – сказала девушка. – Давайте же поспешим! Мои родные, должно быть, взволнованы до смерти.

Глава восьмая. Любопытство скучающего

Беспорядки в тот вечер вспыхнули не только вблизи дома гора Пико. Словно по мановению чьей-то безумной руки, в самых разных концах Красного города поднимались волны глухого недовольства, переходившие в страстное желание найти и покарать неведомых обидчиков. Самым удивительным было то, что смутьяны везде выкрикивали самые что ни на есть верноподданнические призывы.

– За короля! – возглашали на главном рынке столицы, после чего в мгновение ока прилавки оказывались перевёрнутыми, а не успевшие разбежаться торговцы основательно побитыми.

– Да здравствует король Виллем! Смерть врагам его! – вопили какие-то подозрительные оборванцы у Королевского моста, соединявшего старую и новую части города.

Результатом их воинственного настроения стала пара перевёрнутых повозок, по неосторожности проезжавших там.

– За Инию, за нашего короля! – не унимались типы, походившие на мастеровых из Корабельных Рядов, все как один – крепкорукие, жилистые, вооружённые цепями и палками.

Стоило им заприметить какого-нибудь «чистенького» горожанина, как они устремлялись к нему – и горе было не обладавшему быстрыми ногами!

Вряд ли кто-то мог бы сказать, чего добивались все эти люди. Складывалось впечатление, что это народ поднялся на борьбу с захватчиками, угрожавшими власти Виллема. Однако всё происходило не где-нибудь на окраине королевства, а в самом её центре, и пока что никому не удалось захватить или увидеть хотя бы одного врага.

Городская стража, придя в себя, решила, что лучшим средством прекратить беспорядки будет наказание и правых, и виноватых. Командиры отдали приказ, горнисты затрубили в рожки, рядовые построились в шеренги и двинулись по улицам, разгоняя бунтовщиков. Однако было довольно странным делом награждать ударами тех, кто во всю глотку кричал «За короля!» Вероятно, по этой причине солдаты действовали не очень уверенно, опасаясь, что их самих запишут в бунтовщики.

Всё происходившее откровенно забавляло молодого человека в кавалерском плаще, который стоял на правом берегу у моста Хоувенов и наблюдал за бесплатным развлечением.

Это был молодой человек приятной наружности, с длинными тёмными волосами, выдававшими его принадлежность к знати. В мочке левого уха у него красовалась дорогая серьга, хорошо сочетавшаяся с не менее изысканной застёжкой на плаще. О плаще следует сказать отдельно: красивую тёмную ткань украшали не менее красивые серебристые нашивки с изображением ястреба. Хозяина плаща звали Кенелм, и принадлежал он к обществу молодых дворян, известных как «быстрые ястребы». Их предводителем был Младший Мани, сына герцога Мани. «Быстрые ястребы» развлекались тем, что задирали новичков, приезжавших искать счастья при королевском дворе, устраивали довольно злые шутки над запозднившимися прохожими на ночных улицах Красного города, а также участвовали во всех охотничьих забавах и военных походах.

Похлопывая рукой в бархатной перчатке по каменному парапету набережной, молодой человек изредка даже отпускал подбадривающие восклицания, адресованные тем, кто метался туда-сюда перед его глазами.

За свою жизнь он не опасался. Так, бродягу, по недомыслию устремившегося к нему, он просто оглушил эфесом шпаги, после чего перекинул обмякшее тело через ограду. Внизу раздался плеск, однако аристократ даже не посмотрел на воду.

Наконец происходившее наскучило ему. Он вздохнул и решил прогуляться по направлению к Королевскому мосту, отделявшему северную часть города от южной.

– Сдаётся мне, что там можно найти нечто не менее увлекательное! – сказал молодой человек самому себе. – Давненько у нас не происходило подобного. Будет о чём рассказать завтра!

Кенелм решил не идти вдоль реки – по кратчайшему пути, а углубиться в старый город, потому что именно там, очевидно, творилось всё самое интересное.

И он не ошибся.

Застигнутые врасплох беспорядками горожане метались по улицам, в растерянности взывая:

– Стража! Стража!

На площади перед городским магистратом толпа жгла чучело главного магистра по налогам. Пожалуй, это было единственным местом в городе, где царило относительное согласие. Однако уже в нескольких шагах отсюда, на улочке Стекольщиков, развернулось настоящее сражение.

Возбуждённые стелившимся по мостовой дымом, люди закричали, что враги короля подожгли весь город и что надо идти к Примейону. Толпа двинулась к королевскому дворцу, как вдруг навстречу ей вышел небольшой отряд стражников.

Командовал этим отрядом весьма решительный офицер, который, недолго думая, приказал построиться и взять копья наперевес.

В ответ полетели камни, разбившие головы нескольким солдатам.

Офицер, разозлённый сопротивлением, скомандовал колоть и рубить. Пролилась кровь.

Толпа побежала.

Кенелму удалось отскочить в боковую улицу, по которой он добрался до маленького рынка. Довольный, он весело и жадно запоминал мельчайшие подробности стремительно развивавшихся событий, собираясь на следующий день поразить ими своих товарищей.

Он даже успел сорвать пару поцелуев с уст растерянных девушек, попавшихся ему по дороге. Пока они приходили в себя, напуганные этой дерзостью ещё больше, чем беспорядками, он благородно поворачивал их лицом в безопасном направлении и легонько подталкивал в спину. Сам же устремлялся дальше.

Он заметил, что по параллельной улице к рынку двигался отряд стражников. Их мерные шаги печатали грозный ритм.

На самом рынке усиливались крики: «За короля!»

«Похоже, что сегодня имя короля звучит особенно возбуждающе! – усмехнулся Кенелм. – Что же, вторая битва за полчаса – это нечто! Горожане такие потешные!»

– Освободить короля! – вопили одни.

– Смерть врагам! – подхватывали другие.

– К оружию! К оружию! – слышались знакомые призывы.

Кенелм невозмутимо проскальзывал мимо беснующихся людей, грубо отталкивая самых неуклюжих.

Взгляд его упал на перевёрнутые лавки и столы торговцев.

– Вот это дело! – сказал он.

Быстро придвинув друг к другу несколько столов, Кенелм забросил наверх широкую скамью и сам взобрался на неё. Обнажив на всякий случай шпагу, он принялся наблюдать за всем со своего возвышения.

Так, он заметил, как в одну толпу, бегущую к рынку, врезалась другая, ранее собравшаяся в боковой улице.

– Эге, да тут не все сходят с ума! – сказал себе Кенелм.

В развернувшемся на площади хаосе несколько людей в неприметной одежде слаженно управляли бегущими и орущими. Они первыми бросались в нападение, они громче всех выкрикивали призывы, которые затем подхватывали остальные.

Приведя же массу в движение, они аккуратно отходили за спины прочих. Воодушевление, переходящее в неистовство, следовало постоянно поддерживать, поэтому подстрекатели сновали туда и сюда, появляясь там, где пламя бунта грозило угаснуть.

– Да кто же они такие?! – воскликнул Кенелм. – Вероятно, если изловить одного из них, начальник городской стражи будет весьма признателен за такую услугу. Кто знает, возможно, и сам герцог Хоувен заинтересуется этим…

И он уже собрался приступить к выполнению задуманного плана, как вдруг его внимание привлекла красивая девушка. Она выглядела до крайности перепуганной.

– А девица-то – весьма и весьма! – прищёлкнул языком «быстрый ястреб». – Пожалуй, начальник стражи может подождать.

Кенелму пришло на ум, что признательность за спасение легко превратится из простого благодарного взгляда в нечто более весомое.

И он соскочил на землю.

Его некстати задержали два подвыпивших толстяка. И пока он расчищал себе путь, девушка исчезла из виду.

Кенелм с досады заскрипел зубами.

Потом он вновь заметил её. Девушка стояла, прижавшись спиной к закрытой двери дома, в ужасе от дерущихся, рычащих, вопящих людей вокруг. Мужик с взъерошенными патлами на голове уже протянул к ней свою ручищу. Ей бы не поздоровилось, однако юноша в зелёном камзоле стукнул здоровяка палкой прямо по затылку, и тот рухнул наземь. Спаситель схватил девушку за руку и потащил прочь.

– Что за злые духи принесли сюда этого молодца! – с досадой на соперника сказал Кенелм.

На площади наконец-то появилась городская стража.

Подстрекатели мгновенно испарились, и, оставшись без предводителей, оба войска тут же капитулировали.

Перешагивая через незадачливых горожан, которых солдаты уложили для острастки лицом вниз на брусчатку, Кенелм направился прочь от рынка. Проходя мимо офицера, он поклонился тому и бросил на ходу:

– Удачи Вам в поимке зачинщиков!

Офицер проводил его недобрым взглядом и не ответил. Городская стража много натерпелась от проделок высокородных «ястребов», а потому искреннее, в сущности, пожелание Кенелма прозвучало едва ли не издевательски.

Глава девятая. «Ястреб» и слуга

Вернувшись к себе домой, Кенелм некоторое время задумчиво сидел в кресле. Нутром опытного придворного он чуял непонятную ему интригу, связанную со случившимся в Красном городе. Беспорядки, вспыхнувшие на ровном месте, несомненно, были кем-то хорошо подготовлены. Зачинщики действовали по заранее продуманному плану, кричали одно и то же.

– Вот как ты думаешь, Манор, – обратился «ястреб» к своему слуге, – если все вокруг старательно кричат: «За Виллема», – что́ бы это могло означать?

– То, что они за Виллема, – недоумевая, ответил Манор.

Подобная доверительная беседа господина со слугой была совершенно обычным делом. Манор – плотный невысокий человечек лет пятидесяти, с круглым лицом и белёсыми волосами, с глазами почти без ресниц – был чрезвычайно полезен ещё покойному отцу своего нынешнего хозяина. Кенелму он достался, так сказать, по наследству. Манор был верным помощником во всех делах, которые следовало скрывать от посторонних глаз.

– Я говорю о сегодняшних событиях, – с досадой сказал Кенелм.

– Я занимался делами на конюшне, господин, и не видел своими глазами ничего. Однако если все кричат одно и то же, это значит, что им приказали кричать так.

– Но кто?

– Противники короля.

– Какой же смысл кричать «За короля», если ты против?!

– Чтобы тебя нельзя было обвинить в бунте, если всё вдруг вскроется.

– А ведь и правда, – озадачился Кенелм.

– И что делали эти крикуны? – спросил Манор.

– Ломали и крушили.

– Вот видите! Невозможно одновременно выступать за порядок и нарушать его. В этом есть, мягко говоря, лукавство.

– Да, да, ты прав. Я не мог понять, чего они добиваются.

– Городская стража разберётся.

– Стражники либо появлялись слишком поздно, либо обходилась с бунтовщиками слишком жёстко, так что теперь разговаривать можно лишь с трупами.

– Герцог славится своей страстью к порядку. Бунт – вызов ему лично. Следует понять, кто та важная персона, которая всё затеяла.

– Интересно, что скажет король? Ему, конечно, доложили обо всём, – сказал Кенелм. – Приготовь моё парадное платье, завтра я непременно должен быть на вечернем приёме во Дворце.

Манор кивнул и повернулся, чтобы идти, однако молодой хозяин остановил его в дверях.

– Едва не забыл. Есть ещё одно поручение для тебя…

Кенелм вновь и вновь возвращался мыслями к девушке, которую он увидел на рынке.

В своей жизни он знавал многих красоток. Молодость, нагловатая уверенность в себе, подкреплённая высоким происхождением и состоянием, – всё это позволяло Кенелму без особенных усилий получать то, что ему хотелось. Дамы из знатных семей, завязывая с ним интрижку, ещё до начала близких отношений понимали, что их любовник не из тех, что будут впоследствии докучать им своей ревностью. Эти романы были стремительны, красочны и совсем не обременительны для обеих сторон. Девицы же попроще летели на призыв «быстрого ястреба», как мотыльки на огонёк свечи. Небрежное движение руки, бросавшей на прилавок горсть монет; испытующе-бесстыдный взгляд серых глаз, проникавший за лёгкую ткань лучшего платья; не допускающий возражения тон, которым Кенелм назначал время свидания, – всё это сводило простушек с ума.

Кенелм досадовал на то, что стражники, а затем и светловолосый мо́лодец появились так не вовремя. Не будь их, он бы и сам спас несчастное создание, застигнутое волнами моря житейского.

Увлёкшись фантазиями, он стал представлять себе, как одной рукой обнимает девушку за талию, а в другой держит шпагу. Незнакомка испуганно прижимается к нему, а он награждает ударами наглецов, осмеливающихся преградить им путь. Когда же они доходят до дома, в котором живёт эта красавица…

Избалованный вниманием, начинающий скучать в привычном обществе, молодой аристократ давно уже искал для себя нечто особенное.

Манор почтительно кашлянул, прерывая фантазии своего хозяина.

Да, но где же дом, в котором она живёт?

Это и следовало выяснить.

– Завтра ты отправишься на рынок в Речном конце и выяснишь всё, что сможешь, об одной девушке! – сказал Кенелм слуге.

– Осмелюсь спросить, о какой? Там может быть много девиц.

– Она была сегодня в чём-то голубом. То ли шаль, то ли накидка, я запамятовал. У неё тёмные волосы…

– Брюнетка? – уточнил Манор.

– Нет, нет, не настолько. Тёмно-русые.

– А рост?

– Невысокая. Я не люблю дылд, ты же знаешь.

– Милорд намекнёт, кого мне до́лжно искать? Знатную особу или простую горожанку?

– Эта из простых. Впрочем…

Кенелм взял паузу, во время которой пытался вспомнить ещё какие-нибудь детали.

– Чем больше думаю о ней, тем более уверяюсь, что она – незаконнорождённая дочь какого-нибудь графа. И одета была совсем незатейливо, а ведь чувствовалось в ней нечто особенное! – воскликнул Кенелм.

– Уж не изволили ли Вы влюбиться в эту особу? – засмеялся на правах старого слуги Манор.

– Что за глупости приходят тебе на ум! – фыркнул Кенелм.

– Простите!

– Итак, завтра ты осторожно выведаешь, как её зовут, где она живёт… Насколько она покладиста…

– Понятно, – кивнул Манор.

На следующее утром он выбрал в своём гардеробе самое скромное платье, в котором походил больше на ткача, нежели на слугу знатного господина, и отправился на рынок.

Расхаживая с большой плетёной корзиной между торговыми рядами, Манор весело торговался с разбитными тётками из столичных предместий. Шутка за шуткой, прибаутка за прибауткой – и вот он уже знал, в какой день что́ лучше покупать, откуда на прилавках появляется птица, откуда привозят овощи…

О предмете воздыхания своего хозяина он спрашивал как бы между делом. Отпустил комплимент одной красотке, похвалил ловкость и сноровку другой – та в мгновенье ока собрала ему целый набор из трав для ароматного супа. Даже намекнул, что он – вдовец, недавно приехал в Красный город и не прочь снова жениться. Вот только пока присматривается к нравам местных девушек. Кому не известно, что худая жена в доме – хуже врага-кочевника! Горюшка с нею не оберёшься, а ему бы хотелось мира и спокойствия.

– Наши-то девки ничего, но с характером! – засмеялась одна краснощёкая баба с лукавыми глазами. – Абы за кого не пойдут.

– Э, да ты никак на возраст мой намекаешь? – подхватил шутку Манор и приосанился. – Оно-то, конечно, того, да только я ещё мужчина вполне себе.

– Вижу, что представительный.

– И хозяйство есть. Коли раньше жены помру, она на бобах не останется.

– Так зачем тебе эти девахи?! – всплеснула руками торговка. – Ты меня бери! Я баба ещё хоть куда!

Манор внимательно посмотрел на неё и сказал:

– Ой ли? Да ведь ты уже замужем, красавица!

Баба подмигнула ему:

– А не будь замужем, взял бы?

– Я бы тогда и не размышлял вовсе! – заверил её пройдоха. И даже руку к сердцу приложил.

– Ну, смотри не прогадай, – сказала баба. – Могу про одну рассказать. Скромница невероятная, ни с кем не гуляет. Прям тебя дожидается.

Манор для убедительности раскрыл рот, словно в изумлении.

– Да неужто такие ещё водятся в Красном городе?

– Да говорю же: по твою душу сохраняет себя девка!

Манор в притворном сомнении потрогал свои руки, ноги, погладил начавшую лысеть голову. Затем махнул рукой: давай!

И баба во всех подробностях рассказала ему, по каким дням и в котором часу на рынок заглядывает Нина.

– Авось сыщешь счастье, – насмешливо добавила она. – Жених…

Когда Манор уходил, вдогонку ему задорно бросила:

– Если что, ко мне возвращайся! Я-то поболее умею, чем девки!

Манор кивнул. Зато, свернув за угол, выругался.

– Ишь, короста красномордая, – смачно сплюнул он в придорожную канаву, – умеет она… Да я с такими дамами знаком, что тебе и рядом не стоять.

Несколько медных монет, доставшихся уличным мальчишкам, быстро помогли Манору разыскать дом, где жила Нина.

В отличие от незадачливых поклонников доверенный слуга Кенелма не стал досаждать девушке. Он лишь разок прогулялся по Бархатному Бугру, схватывая зорким глазом важные подробности здешней жизни: устройство запоров на садовых калитках, деревья, дававшие возможность при случае перемахнуть с улицы в сад, наличие любопытных соседей, проводивших вечера на лавочках возле своих домов…

Затем он нашёл себе удобный наблюдательный пункт, с которого было хорошо видно, кто входит в дом гора Пико или выходит из него, вооружился терпеньем и стал ждать.

«После вчерашнего потрясения интересующая нас особа вряд ли проникнется желанием сходить на рынок. Может, через пару дней, но не сегодня. А вот её спаситель непременно появится!» – сказал самому себе Манор.

Почему он был в этом уверен?

Манор рассудил здраво: разве мог бы «спаситель» остаться равнодушным к спасённой? Она была молода, скромна, испугана – испуганные девушки чудо как привлекательны! – только полный глупец не почувствовал бы себя героем. А героям очень легко влюбиться в тех, кого они спасли…

Юноша в зелёном камзоле медленно шёл по улице, держа в руках небольшой свёрток. В его походке ощущалась робость: так идут люди, которые не вполне уверены в том, что их затея хороша. Юноша два раза останавливался посмотреть на резные ставни домов, мимо которых проходил, зачем-то приоткрывал свой свёрток и вновь приводил его в порядок. Когда ему показалось, что впереди стукнула чья-то калитка, он смущённо остановился и принялся поправлять что-то в одежде.

Когда юноша, наконец, благополучно добрался до дверей дома гора Пико, Манор, замерший в тени огромной акации, напряг слух. Он жаждал узнать, как встретят этого странного гостя. Недовольным вопросом или радостными восклицаниями? Однако вместо скрипа калитки толстяк услышал удаляющиеся шаги. Манор высунулся из-за дерева и увидел спину юноши.

Глава десятая. Влюблённый бортник

Манор хорошо изучил человеческий характер.

Это действительно был Нико.

Передав вчера Нину с рук на руки тётушке Тильде, он вернулся к себе, донельзя возбуждённый случившимся. Встреча, о которой он давно грезил, случилась – и совершенно ошеломительным образом!

Юноша давно рисовал в своём сознании картины, как однажды завяжет знакомство с прекрасной девушкой, и как их симпатия окажется взаимной, и как они станут вместе прогуливаться… ну, например, по красивым зелёным лугам у реки, и как девушка будет держать его под руку во время таких прогулок.

Он довольно слабо представлял, где должно было случиться особенное знакомство, а потому в свободное время ходил и на вечера танцев, которые устраивались городскими старшинами, и на разного рода игры для молодых горожан невысокого происхождения. Однажды он даже получил хороший приз – монисто с тёмно-синими камнями. Для этого Нико пришлось быстрее всех забраться на высоченный столб, вкопанный в землю, зрители не успели сосчитать до десяти. Соперники наградили его завистливыми взглядами, но не стали пытаться подражать ему в ловкости.

Нико взял из рук судьи красивое монисто и подарил понравившейся девушке, сидевшей на зрительских местах в первом ряду. Та отчего-то смутилась и бросила взгляд за спину Нико.

Нико не стал оборачиваться, чтобы рассмотреть своего счастливого соперника.

– Я тебе его просто так дарю, – сказал он, – и милому своему об этом скажи! А то же ведь запретит носить…

Сказал и пошёл.

Вот такими оказывались они – те, что ему нравились. Уже давным-давно знакомыми с парнями, за которых собирались через год-другой замуж.

А те, которым нравился сам Нико, производили на него впечатление, далёкое от любви. Разбитные крепкие девахи – с откровенным взглядом, в котором читалось много чего, помимо скромности, в красивых нарядах, от которых веяло неуловимой обыденностью, с кучей родственников, которые при первой же встрече с Нико обсматривали его не хуже заправского колдуна, выбиравшего жертву. Все они вызывали лишь опасение.

Даже прогулявшись с одной из таких поклонниц пару раз вдоль реки, Нико обыкновенно ссылался на необходимость съездить за мёдом на дальние пасеки, после чего откланивался навсегда. Он не хотел попасть под каблук.

Примерно так всё было и в тот вечер.

Нико умиротворённо слушал весёлую болтовню темноволосой и круглолицей дочки мельника, гостившей в Красном городе у своей тётки. Девушка гладила его по руке и вдохновенно фантазировала на тему их совместного будущего. Против совместного будущего Нико не имел ничего против, однако его настораживала роль, которую ему отвели.

– Отец отдаст нам небольшой домик рядом с мельницей. Всё равно он пустой стоит.

– А где же вы живёте сейчас? – удивился Нико.

– У нас другой дом есть, – сказала девушка. – А этот он построил для меня, когда я ещё маленькой была.

– Для тебя? – вытаращил глаза Нико.

– Ну да, для меня и моего будущего мужа. Отец меня очень любит. Он всё сделает, что я захочу.

Нико кашлянул смущённо, но дочь мельника ничего не заметила и продолжала:

– Согласись, это же очень удобно! Родители не заскучают без меня: дома-то рядом. И мне не придётся идти в чужую семью. Вдруг муж окажется дураком, который станет пить и драться. Нет, тут надо приглядеться сначала.

– И ко мне ты приглядывалась?

– Конечно. Ты хороший. Иначе бы я тут с тобой не сидела. Ты работящий, серьёзный, спокойный. Я с тобой ничего не боюсь.

– Я иногда долго не бываю дома, – сказал Нико. – Не заскучаешь? Я же бортник. Мне надо мёд привозить.

– А зачем тебе за мёдом ездить, когда ты можешь у отца на мельнице работать? – удивилась девушка. – Ему толковые ребята нужны: зерно принять, муку продать, расчёт сделать. А ты ведь совсем свой будешь, жульничать не станешь.

Нико помолчал некоторое время.

– Я привык к лесу, пчёлам. Вряд ли у меня получится на одном месте усидеть.

– Это ты ерунду говоришь! – надулась дочь мельника. – Я в тебя влюбилась, всё продумала уже, а ты глупости мне рассказываешь!

– Почему глупости?

– Да потому! Что должен делать муж? Обеспечивать дом и свою жену. А что я буду делать, когда медведь в лесу тебя задерёт? Лапу сосать, если папенька не поможет?

Нико развеселился, представив девушку с лапой во рту. И длинную зиму.

Проводив грозную барышню, он с облегчением распрощался с той, которая не стала особенной.

– Ты придёшь завтра? – спросила дочь мельника. – Тётушка хочет испечь пирог с гусятиной.

– Я завтра на пасеку уезжаю, – сказал беззаботно Нико. – Когда вернусь, тогда…

А сам мысленно прибавил: «Никогда» – и направился в кабачок на улице Шорников, где пиво имело просто отменный вкус.

Там его и застали беспорядки, вспыхнувшие в городе.

В окна кабачка полетели камни. Вышибала вдруг ввалился внутрь, прижимая руку к окровавленной щеке. Хозяин забегал взад-вперёд по зале, не зная, что делать: то ли баррикадировать дверь, то ли защищать окна…

«Эге, что-то необычное происходит», – сказал сам себе Нико и осторожно выглянул на улицу. Происходившее там его впечатлило настолько, что он подобрал увесистую палку, валявшуюся неподалёку, и отправился на Каменистую улицу, где снимал небольшой домик. Там же у Нико был и склад с подвальчиком, в котором он хранил бочонки с мёдом. И ему очень не хотелось, чтобы до них добрались чужие.

Пробегая рынок, Нико очутился в центре эпического сражения, в котором все сражались со всеми. Отмахиваясь от дураков палкой, корча пугающие рожи, он всеми силами стремился выбраться из свалки. Кое-как ему это удалось. Он перевёл было дух, но тут же заметил, как какой-то громила заносит здоровенный кулак над головой девушки, вжавшейся в стену дома.

Этого Нико не мог стерпеть.

Он подскочил к хулигану и со всей души огрел того по затылку. Потом схватил испуганную девушку за руку и потащил прочь.

Через некоторое время девушка пришла в себя и робко пробормотала:

– Пожалуйста, мне надо на Бархатный Бугор.

Когда они пришли, она сказала:

– Благодарю Вас, господин!

– Я не кавалер, – засмеялся юноша.

– Всё равно. Благодарю Вас.

Все слова, которые обычно произносятся в этом случае, вылетели из головы у молодого бортника. Впервые посмотрев в глаза спасённой, он испытал что-то непонятное. Будто его ужалил огромный шершень, но укус этот был не болезненным, а сладким. Или нет, не так: будто он в мгновенье ока взобрался на верхушку высокого-высокого дерева в лесу и увидел целую равнину из волнующихся зелёных крон. И, словно птица, полетел над ними, хотя очень боялся упасть. Нет, вновь не так. Просто внезапно наступило утро – солнечное, прозрачное, в котором всё вокруг было лёгким и душистым, как цветы, и даже он сам был таким цветком…

– Ну, я пойду, – сказала девушка, – мои, наверное, волнуются.

И исчезла за дверью.

Нико смутно помнил, как потом добрался до своего домика. Он бы вообще не пошёл к себе, а остался охранять дом Нины, но на её улице никто не бесчинствовал, не кидал камни в окна, не бегал с угрожающими криками. А просто так торчать у чужой калитки Нико счёл глупым.

Покормив дворового пса, Нико сел на крылечке и погрузился в размышления.

– Это что же получается? Влюбился я что ли? – сказал он, глядя на звёзды, высыпавшие на небо. – И имя-то у неё какое красивое!

Душа Нико возликовала бы, если бы он знал, что и Нина погрузилась в похожие размышления. По возвращении домой она три раза пересказала отцу и тётке историю своего чудесного спасения, выслушала от почтенной Тильды бесчисленное количество сетований на дурные нравы больших городов и дала такое же бесчисленное количество клятв быть впредь осторожнее. Хотя куда осторожнее – пойти вместе с подружкой на прогулку, да не в дикий лес, а на берег реки, где много людей. Или же выходит, что в диком лесу бывает безопаснее?

Нина сослалась на то, что ей нужно отдохнуть от пережитого волнения, и ушла к себе. А там села у окошка и тоже стала глядеть на звёзды. И по всему выходило, что она – влюбилась…

Глава одиннадцатая. Лики Красного города

Впереди была застава, за которой виднелся Город. Домчать до первых домов – невысоких, с красно-серыми крышами, было уже парой пустяков. А далее… Не будет же так, как в Римоне? «Откуда Вы, сударь?!» – «Из далёких южных краёв». – «Назовите своё имя или имя поместья, в котором Вы рождены!» – «А по какому праву Вы спрашиваете меня об этом?!» – «По праву начальника городской стражи!» – «Я из эквов, да будет Вам известно, и рождён я…»

Анн тронул поводья и поехал вдоль длинной вереницы людей, скопившихся перед воротами. Он был эквом, и ему не подобало ждать вместе со всеми.

Стражник окинул его испытующим взглядом.

– Откуда Вы, сударь, и зачем направляетесь в Красный город? – спросил он строго, впрочем, без враждебности.

Вспоминая уроки Фланка, Анн соскочил с лошадки. Учтивость ещё никому не вредила.

– Я кавалер Аой и направляюсь ко Двору.

– С какой целью?

– Простите? – высокомерно поднял бровь Анн, внутренне улыбаясь собственной игре.

– С какой целью?

– Мне представляется, что Вас это не должно волновать.

Стражник сделал знак, и к ним подошёл начальник караула.

«Неужели я взял неправильный тон?» – подумал Анн.

– Вы надолго в столицу? – любезно спросил Анн начальник, который оценил одеяние юноши – запылённое, однако сшитое из дорогих тканей.

– Да, я намереваюсь быть представленным королю, – отвечал Анн, обрадованный явным нежеланием собеседника раздувать конфликт.

– Издалека?

– Моё поместье лежит на юге. Кавалерство Аой.

– На юге? Хм, похоже оттуда и до нас докатились нехорошие дела, – сказал начальник каракула.

– Поэтому такие строгости? – понимающе поинтересовался Анн, показывая рукой на толпу перед проходом.

– Вчера в городе были серьёзные беспорядки. Прошу простить меня, но мне бы хотелось взглянуть на Ваши бумаги.

И начальник протянул руку.

– Со всей готовностью, – улыбнулся Анн и открыл свою дорожную суму.

Начальник пробежал взглядом бумаги юноши, затем с поклоном вернул их.

– Однако Вы не спрашиваете бумаг у них, – сказал Анн и показал на крестьян, ремесленников и прочих, которые общались со стражниками.

– Беспорядки устраивает не этот сброд, – пренебрежительно махнул в их сторону офицер. – Нужно ловить главарей.

– Уж не считаете ли Вы, что… – вспыхнул Анн и положил руку на рукоять своей шпаги.

Офицер ещё раз поклонился:

– Сударь, я просто выполняю приказ, данный герцогом Хоувеном.

– Простите мою вспыльчивость, – сказал Анн.

– Красный город приветствует Вас.

Анн вскочил на лошадь, выпрямился и с достоинством проехал под сводами заставы. Офицер же вытащил из кармана маленькую книжечку и вписал туда имя юноши. Анн оказался двенадцатым кавалером, направлявшимся в столицу.

Спустя несколько минут Анн уже позабыл и лица стражников, и сам разговор. Его глазам открывался огромный город, о котором он столько слышал от Учителя. Это был город, в котором ему предстояло найти прошлое и обрести будущее.

Анну вспомнилось, как когда-то – давно, в прошлой жизни – он так же въезжал в город, показавшийся ему невероятно большим. Тогда с ним был отец, и мальчик знал, что всё будет хорошо. Судьба его, конечно, развернулась очень круто, в совершенно другом направлении, но ощущение Анн не позабыл. Здесь, в Красном городе, он на какое-то мгновенье вновь пережил и чувство наивного любопытства, и робость при виде домов, чьи крыши подпирали небо, и недоумение, с которым он натыкался на вечно спешащих прохожих…

Между заставой и собственно городом оставалось ещё место, занятое выгоном для скота. Дорога здесь уходила вправо, к реке, от которой до путников долетали порывы влажного воздуха и крики чаек. Потом пошли уже улицы.

Всё выглядело иначе, чем у них, в Римоне.

В Красном городе больше строили из камня, и строили выше. Одноэтажные домики ютились только на самых окраинах, прячась за зелёными изгородями. Чем ближе к центру продвигался Анн, тем выше делались серые стены зданий. На первых этажах почти везде располагались торговые лавки и склады. Зазывалы старались от души, намётанным глазом высматривая и добрую упряжь на Райни, и золотые шпоры на сапогах всадника.

Возле одного из магазинов, в дверях которого стояла чисто одетая женщина, Анн придержал лошадку.

– Моё почтение, хозяюшка! – обратился он к ней.

– И Вам доброго здоровья, господин! – отозвалась она с достоинством. – Не хотите ли взглянуть на новые шелка, которые привёз вчера мой муж?

– Может быть, в следующий раз. А пока мне нужно добраться до места, именуемого Дубовой горой.

– Хорошее место. Там живут одни богатые господа.

– Далеко ли ещё ехать?

– Отнюдь нет, от силы – на пару поворотов песочных часов. Пусть господин на следующей улице свернёт налево, и тогда он попадёт к Королевскому мосту. Нужно будет переехать по нему Каменицу и снова взять левее. А там уже недалеко, всё время вдоль речки.

– Благодарю, хозяйка! – весело воскликнул Анн. – Как-нибудь загляну к Вам.

Дубовая гора на самом деле была небольшой возвышенностью, на которой в незапамятные времена росло множество могучих деревьев-великанов. Красный город, возникший у слияния двух рек, постепенно разрастался – и этот холм облюбовали представители знатных семейств. Мёрды, де Бройны, Гейеры, Мойлены и многие другие возвели здесь свои особняки, соревнуясь друг с другом в роскоши и фантазии.

В первый же день Анну открылись три лика Красного города.

Сначала он насмешливо посматривал на серые пространства южных предместий, однообразные и скучные до зевоты. Они ничем не отличались от таких же предместий Римона, Лаборики и даже Кандиокса. В предместьях обитали те, кто не мог похвастаться своей родословной и чья городская жизнь насчитывала лишь одно или два поколения. Эти люди нанимались чернорабочими для всяких нужд к более зажиточным горожанам, шли в гребцы на речные барки и в портовые носильщики, они брали на хранение товары у мелких купцов и трудились сезонными сборщиками фруктов на полях близ города. У большинства из них имелись родственники в окрестных деревнях, которые, оказываясь по случаю в Красном городе, восхищённо цокали языком и тоже мечтали перебраться в столицу.

Дома в предместьях почти все походили один на другой.

Слеплены они были из глины и крупных камней, грубо оштукатурены. Перед входом по обыкновению имелся навес, закрывавший часть двора от солнца и дождя. Там же на натянутых верёвках сушилось бельё, играли дети, расхаживали суетливые и бестолковые куры. Где-то в глубине двора, за фруктовыми деревьями, можно было приметить белеющий сарай и прочие хозяйственные постройки.

Анн нарочно съехал с широкой мощёной дороги в сторону, чтобы увидеть всю столицу, даже тот её облик, что открывается лишь не равнодушному путешественнику. Жить ему предстояло не с каменными домами и парадными трактами, а с людьми.

А они присматривались к нему, удивлённые внезапным вторжением в их обыденную действительность хорошо одетого всадника, не похожего ни на придворного щёголя, ни на сынка одного из столичных богатеев, ни на переодетого офицера из городской стражи… Анн несколько раз замечал настороженные взгляды, бросаемые на него из-за кустов малины, густо росших вдоль заборов…

Так же вели себя и те, с которыми он общался в Римоне и в Приволье, в Лебедином Стане и прочих маленьких городках и селеньях… Кажущиеся поначалу неприветливыми и недоверчивыми, позже они всегда открывались с другой стороны. Сколько раз по вечерам в обычной таверне Анн слышал от них проникновенные песни и чудесные истории! Сколько раз они предлагали ему бесплатный ночлег, когда непогода заставала его в пути! Сколько раз он помогал им, а они помогали ему!

– И всё же: если это – Красный город, то почему о нём столько говорят?! – насмешливо сказал Анн. – Люди как люди…

Его мнение стало стремительно меняться, как только Анн выехал к Королевскому мосту. Это был уже совсем иной город – насыщенный весёлым разноязыким гомоном моряков с речных судёнышек и плавной, певучей речью квартала швейников и торговцев глиняной посудой, наполненный разноцветием тканей и переливами флагов. Дома, мимо которых проезжал Анн, вдруг выросли, словно дети, перешедшие в возраст юности, и каждый из них стремился отличиться от прочих. В одном взор притягивали милые балкончики, с которых, верно, приятно вечерами любоваться речным простором. В другом совершенно очаровательны были арки для проезда конных экипажей во внутренний двор. В третьем вызывали улыбку претенциозные скульптуры львов на фасаде…

Одна речушка здесь впадала в другую, как подросток тянется к опыту взрослой жизни. В результате их слияния образовалась огромная спокойная гладь, по которой взад и вперёд сновали лодки, перевозившие товары с судов на берег. Отдельные барки и струги были пришвартованы прямо к каменной набережной. Возле них девушки перебрасывались шутками с молодыми купцами. Не обходили вниманием они и Анна. Юноша ехал по набережной и почти физически ощущал бурление здешней жизни.

Перебравшись по Королевскому мосту на левый берег Каменицы, Анн задумался. Старый город лежал перед ним на возвышенности, дорога от моста поднималась вверх и скрывалась среди высоких деревьев, за которыми виднелись симпатичные черепичные крыши окраинных домиков. А за ними возвышались купола и островерхие шпили дворцов, принадлежавших столичной знати, матово поблёскивали чердачные окошки в домах горожан. Анну захотелось поехать дальше, к самому Примейону, чтобы полюбоваться и на него, однако он вздохнул и повернул Райни налево. Сперва следовало почистить одежду от дорожной пыли, дать отдохнуть лошадке, хорошо служившей ему в долгом пути, а самое главное – встретиться господином Летуаном, в поэзии носившим имя Орнелий Бюсси.

На дороге вдоль Каменицы тоже было на что посмотреть.

Пространство между Королевским мостом и мостом Менял занимали ещё более красивые здания. Даже таверны здесь выглядели иначе. Слуги, одетые в белоснежные фартуки, встречали гостей у самых ворот, а внешние дворики для гостей были прикрыты от солнца зелёными навесами.

Не удержавшись, Анн остановился у заведения «Семь зелёных роз». К нему тут же подошёл мальчик, чтобы позаботиться о лошади. Анн бросил ему повода и поинтересовался:

– Неужели розы бывают зелёными?

Мальчик кивнул и повёл Райни к коновязи.

– Что желает господин? – спросил появившийся хозяин.

– Чего-нибудь прохладного.

– Могу предложить господину разбавленный сок здешних ягод.

– Это вкусно?

– Попробуйте! – улыбнулся хозяин. – Ещё никто не оставался разочарованным.

Анн, не утоливший своего любопытства, и у него спросил о зелёных розах. Хозяин снова улыбнулся и показал гостю на невысокий кустарник рядом со столом.

Это точно были розы. Такого удивительного оттенка, что их цвет сливался с цветом листьев и стебля! Если бы хозяин не ткнул в них пальцем, Анн бы и не заметил.

– Господин никогда не видел подобных?

– Никогда, – подтвердил Анн. – Я вообще был убеждён, что в мире не существует зелёных роз! Как и чёрных.

– Половина правды в этом есть, – философски заметил хозяин.

Анн утолил жажду и продолжил путь.

Дорога далее сворачивала от реки и поднималась уже на саму Дубовую гору, чтобы там разбежаться на несколько улиц и переулков. Анн очутился в окружении величественных особняков с не менее величественными и прекрасными оградами. Замок римонского графа-наместника смотрелся бы рядом с ними, пожалуй, всего лишь как грубое военное укрепление, совершенно не предназначенное для мирной жизни.

По лужайкам перед особняками бегали вежливые псы, охранявшие покой владельцев. Изредка показывались слуги, ухаживавшие за деревьями в саду или поправлявшие что-то по хозяйству. Слышался детский смех: юные отпрыски знатных фамилий забавлялись игрой в мяч или взлетали на качелях к кронам деревьев.

Где-то здесь находился и особняк старого поэта, извещённого Фланком о приезде Анна.

Глава двенадцатая. Дом господина Летуана

Ворота из потемневшей меди, перед которыми остановил свою лошадку Анн, украшал герб с летящей птицей на синем поле. Столбы, на которые опирались тяжёлые створки, поросли мхом. Анн спешился и толкнул изящную калитку. Она легко открылась. Сбоку звякнул колокольчик.

К дому вела посыпанная мелким камнем дорожка.

Однако что было делать с Райни?

Из затруднения юношу вывел неизвестно откуда появившийся слуга – упитанный крепыш в синей ливрее. Он бросил беглый взгляд на гостя и, не задавая вопросов, взял поводья из рук Анна.

– Добрый день, – сказал Анн. – Правильно ли я понимаю, что это дом господина Летуана, ибо на воротах висит его герб?

Слуга молча указал на дом и куда-то повёл Райни.

Между воротами и домом лежало живописное озерцо неправильной формы. Берега его были выложены разноцветными камнями.

Дорожка огибала водоём с обеих сторон, превращая его в центр всей композиции. Направо и налево от этого места разбегались лучами ещё четыре или пять тропинок, обсаженных цветами. Среди декоративного кустарника кое-где виднелись резные скамьи.

Сам дом господина Летуана представлял мрачноватое сооружение в три этажа. Сложенный из больших грубых камней, дом был построен давно, вероятно, ещё в пятом или шестом колене до нынешнего хозяина. На это намекала боевая башня, выглядывавшая сзади. Однако хозяин, будучи поэтом, придал своему жилищу соответствующий оттенок. Тёмные стены он украсил фигурами и головами легендарных зверей, о которых часто заходила речь в его стихах. По краю левой стены садовник пустил весёлый вьюнок, разросшийся во все стороны. Рядом с суровыми проёмами окон появились ящики с нежными цветами. Вход же в дом, когда-то напоминавший оборонительное сооружение, был превращён умелой рукой архитектора во впечатляющую арку с декоративными вазами, изгибами лестниц и даже двумя фонарями.

– Я рискую произнести банальность, однако прежний мальчик превратился в достойного юношу, – посмеиваясь, произнёс хозяин дома, когда Анн подошёл к парадному крыльцу.

Анн вежливо поклонился.

Они прошли через зал приёмов, миновали два коридора, затем свернули и оказались в небольшой, со вкусом обставленной комнате с балконом, выходившим в тенистый сад. В углу комнаты виднелась ещё одна дверь. Она вела в ту самую башню, что изумила Анна. Хозяин приспособил её для встреч с самыми близкими людьми, устроив здесь кабинет и хранилище важных вещей.

– Прошу, располагайтесь! – сказал господин Летуан. – Скоро нам подадут обед, а пока мы можем поговорить.

– Благодарю Вас, – отвечал Анн, опускаясь в уютное кресло, стоявшее у самого окна.

– А ведь и тогда мы сидели почти так же, – сказал господин Летуан, чуть прикрыв глаза. – Как поживает мой друг Фланк? Он по-прежнему набирает себе учеников?

– Да, ничего не изменилось.

– Всё такой же.

Анн поведал все новости, которые могли быть интересны столичному жителю. Тот слушал с живым интересом, изредка задавая уточняющие вопросы.

Когда Анн дошёл до обретения им дневника Эллингтона, старый поэт в невероятном возбуждении вскочил на ноги:

– Я всегда был уверен, что его речь не умолкнет бесследно! Это просто чудо! Невероятное чудо!

Он заставил юношу дважды пересказать некоторые подробности.

– И теперь выходит, что Вы…

– Да, я – сын…

– Тсс, в Красном городе не следует необдуманно произносить некоторые имена! – приложил палец к губам господин Летуан.

– Даже здесь не следует?

– У всех стен во всех домах есть уши.

– Я буду осторожен!

– Дневник с Вами?

– Нет, я оставил его у Учителя.

– Это разумно, – кивнул хозяин. – Кстати, я не спросил: что привело Вас в столицу? Мой друг ограничился в письме весьма и весьма туманными намёками. Я не сразу догадался, что кавалер Аой – это Вы и есть.

Анн рассказал историю своего знакомства с дамой из столицы, которую он случайно спас.

– Я не знаю её имени, а она – моего. Несомненно, это она так заинтриговала короля, что в Школу прислали высочайшее повеление прибыть мне в Красный город.

– Да, скорее всего, так и было, – согласился господин Летуан и потёр виски. – Однако Вы должны проявлять осмотрительность в выборе слов, когда станете рассказывать о случившемся.

– Осмотрителен? Я и не собирался ничего приукрашивать!

– Само собой, само собой… И всё же… Порок так же не стоит преувеличивать, как и добродетель.

– Кажется, я понимаю Вас, – сказал Анн.

– Вот и отлично!

В дверях возник слуга.

– Позволите подавать обед?

– Да, конечно, мой гость проголодался в дороге, – сказал господин Летуан. – Кавалер, прошу Вас отдать должное моему повару!

Обед и впрямь оказался замечательным.

Анн с наслаждением поглощал сначала суп из раков, а затем жаркое из перепелов в особенном фризийском соусе.

Дав гостю время насытиться, господин Летуан велел слуге принести лёгкое охлаждённое вино. Затем спросил:

– Чем Вы думаете заняться в Красном городе?

– Я хочу разыскать ту нить, которая поможет размотать мне весь клубок в одной истории, – ответил Анн.

Господин Летуан помолчал, ничем не выдавая своих эмоций. Затем он поставил бокал с вином на стол и откинулся на спинку кресла.

– Это будет невероятно трудно.

– Я знаю.

– И так же невероятно опасно.

– И к этому я готов, – решительно отвечал Анн.

– Вы, конечно, не станете расспрашивать людей напрямую?

– Разумеется, не стану. Мне потребуется время. Сколько – не знаю, но я готов ждать.

– Значит, вы рассчитываете задержаться при дворе?

– Да. Надеюсь сойти за обычного провинциала, потерявшего голову от счастья быть при дворе, а потому не озабоченного возвращением в родные пенаты.

– Фланк просил меня помочь Вам и советом, и делом, – со всей серьёзностью сказал господин Летуан. – И вот как, на мой взгляд, следует поступить. Вы переночуете здесь, а завтра снимете себе квартиру поблизости от Примейона. Если я просто помогу молодому человеку из провинции по просьбе старинного друга, это ни у кого не вызовет подозрения. Однако если этот молодой человек поселится у меня, то логичным окажется вопрос: кто он мне? И тогда Ваше сходство с отцом, и моё участие в Вашей судьбе могут вызвать опасные воспоминания. Прошло много времени, портреты уничтожены, однако кто-нибудь непременно да вспомнит образ…

– Да, Вы правы, – ответил Анн.

– Поэтому на людях я буду относиться к Вам очень спокойно, не удивляйтесь. Вы сможете подумать, что я и имя-то Ваше позабыл, если вдруг меня спросят о Вас.

– Главное, чтобы Вы не позабыли меня по-настоящему!

– Этого не случится. Кстати, чем Вы займётесь в Красном городе? Фланк писал мне, что Вы хорошо поёте.

– Несколько дней мне давал уроки великий Бродель…

– Положим, не такой уж он и великий! – фыркнул господин Летуан. – Недавно он так извратил мои строчки, что мне дурно стало.

Анн вспомнил некоторые моменты своего общения с Броделем и не смог сдержать улыбки. Собеседник заметил это.

– Не подумайте, будто бы я вовсе отрицаю его искусство. Из ныне живущих Бродель – самый умелый певец в Инии. Вы многому сможете научиться у него. Однако он склонен усложнять простое.

– Господин Летуан, – сказал Анн, – я был бы очень благодарен Вам за пару советов относительно поведения при дворе.

– Не уверен, что они окажутся толковыми, – с сомнением покачал головой поэт, – я стараюсь бывать там как можно реже, и поэтому совершенно не в курсе всех интриг.

– Люди редко меняются в одночасье, как говаривал мой Учитель.

– В этом он прав! Негодяи остаются таковыми при любом короле. Я бы посоветовал Вам остерегаться семейства Хоувенов.

– Сразу всех?

– Герцог ещё имеет остаточные представления о чести, а вот его отпрыск со своим незаконнорождённым сыном…

– Надеюсь, что наши пути не пересекутся.

– Ещё будьте осторожны с теми, кто называет себя «быстрыми ястребами»!

– Кто они такие? – спросил Анн.

– Это отпрыски, в сущности, хороших семейств, которые несколько заигрались. Они бесчинствуют на ночных улицах, объясняя это своей склонностью к шуткам. А ещё задирают незнакомцев днём, подавая дерзость как испытание характера.

– И что они хотят доказать этим?

– Никто не знает.

– Разве ни одного из них не поймали и не наказали примерно?

– Пока что никто из них не дал отчёта за свои действия.

– Как возможно такое?

– Городская стража не хочет связываться с высокородными, а всесильный герцог Хоувен, до которого иной раз доходят жалобы, отшучивается: мол, молодой задор непременно пригодится Инии на войне, а потому глупо рубить сук, на котором сидишь. А тот, кто лишился ночью своего плаща, мог бы возвращаться домой пораньше…

– Я буду осторожен, но не труслив, – сказал Анн.

– И ещё: мой кошелёк – в Вашем распоряжении, – добавил господин Летуан. – Несомненно, Вы достаточно обеспечены, но может возникнуть ситуация… Вы понимаете. В таком случае – не испытывайте ложного стеснения!

– Мне не потребуется много денег, – заверил его Анн.

– Для визита во дворец Вам следует купить подобающий костюм у здешнего мастера. Долой провинциальные вкусы! Остановиться я рекомендую у вдовы Катар. Она просит совсем немного за три комнаты на втором этаже. Плату следует внести сразу за полгода.

– Где живёт эта вдова?

– На улице Часовщиков. Не очень далеко от Примейона.

– Это замечательно!

Господин Летуан дал своему гостю ещё несколько советов, после чего предложил перейти из трапезной в сад.

– А вот здесь расскажите мне о главном, – сказал он, превращаясь в Орнелия Бюсси, знаменитого придворного поэта, – сочиняете ли Вы сами в настоящее время? И если сочиняете, то в каком роде?

Глава тринадцатая. Дом вдовы Катар

Вдова Катар, сухощавая дама, уже перешагнувшая возраст поисков и свершений, спокойно жила в большом доме на Кленовой улице, доставшемся ей от покойного мужа.

Конечно, это жилище нельзя было сравнить с особняком господина Летуана! Здесь всё было проще, скромнее. Стены из закопчённого известняка не могли похвастаться той затейливой декоративной отделкой, которая казалась совершенно обычной на Дубовой горе. Окошки были меньше по размеру, хотя и пропускали достаточно света. Черепица на крыше давно не менялась. Во многих местах она покрылась плотным мхом, однако в дождливые дни верхние комнаты оставались сухими, а потому поправка крыши всякий раз откладывалась до лучших времён.

Парадные окна выходили прямо на улицу. Зелёный дворик располагался позади дома. Туда от калитки вела дорожка, густо увитая виноградом и плющом.

Вероятно, хозяйка была предупреждена о возможном постояльце. На её лице не выразилось ни малейшего удивления при виде Анна.

Не успел он изложить причину своего появления, как госпожа Катар уже показывала ему комнаты на втором этаже.

– Я сама редко сюда поднимаюсь, – посетовала она, – годы, знаете ли, не позволяют бегать по лестницам так, как раньше.

В первую комнату можно было попасть с центральной лестницы. Два небольших дивана, круглый стол, несколько стульев, большое овальное зеркало на стене – такова была её обстановка. Неведомый мастер выкрасил стены в приятный зелёный цвет, а окна украсил ткаными занавесками с необычным рисунком.

В углу комнаты темнел небольшой камин.

– В зимние времена у нас случаются прохладные ночи, – сказала вдова Катар, – так что с очагом удобнее будет. Дров достаточно на заднем дворе, об этом не беспокойтесь.

Вторая комната поразила Анна, так как представляла собой… небольшую библиотеку.

Перед окном находился удобный письменный стол с несколькими ящиками и отделением для бумаг. А вдоль трёх стен стояли книжные шкафы, заполненные разными изданиями. Предвкушая вечернее знакомство со всеми этими сокровищами, Анн спросил:

– И я могу брать любые и читать?

– Разумеется, – с улыбкой произнесла хозяйка, – мой прежний постоялец иной раз целыми днями не выходил из дому, всё сидел тут. Думается мне, что и Вы найдёте вещицы себе по вкусу.

– Откуда они у Вас?

– Так что́ же Вы думаете: я женщина тёмная и необразованная, раз комнаты сдаю? – чуть ли не обиделась вдова Катар.

– Простите меня за неловкий вопрос! – воскликнул юноша. – Ваш покойный муж, верно, имел отношение к тем, кто любит не только охоту и прочие благородные занятия?

– Да, да, имел отношение, – подтвердила вдова Катар. – Он был смотрителем королевских школ в здешних местах. А уж по долгу службы проверял и библиотеки. И какие истории, почерпнутые из книг, он мне рассказывал вечерами!

– А кто был Вашим прежним постояльцем?

– О, сударь, очень уважаемый человек. Рассказывал о себе, что служит в королевской службе мер и весов.

– Мер и весов?

– Да, именно так. У нас на рынке товар взвешивают не так, как, например, во Фризии или на юге. То, что у нас называется локлем, во Фризии потянет самое большее на половину того. Мой постоялец сравнивал разные меры и находил точное соответствие между ними.

– Учёный человек!

– Знаете, какое любимое развлечение было у него на досуге?

– Какое?

– Однажды я совершенно случайно заглянула к нему. Кажется, собиралась спросить, что он пожелает на завтрак. Я постучала, а он не ответил. Только я слышу: в комнатах кто-то ходит…

– И Вы насторожились? – подыграл юноша почтенной вдове.

– Мало ли что! Вдруг лихие люди в дом забрались. Я уже приготовилась слугам крикнуть, чтобы они на помощь бежали, а сама дверь приоткрываю…

– У Вас слуги? – удивился Анн.

– Раньше были, пока ещё могла платить им. А потом тяжело стало: в столице жизнь дорогая, знаете ли. Ну да Вы, молодой человек, – сами вон какой молодец! С лихими людьми, в случае чего, и без помощи справитесь!

– Что Вы, что Вы! – замахал руками Анн. – Я человек мирный, знакомства с лихими людьми вообще не ищу!

– И правильно! – сказала хозяйка.

– И что же дальше было? – спросил Анн, которого заинтересовала забавная история.

– А никого там и не было! – торжествующе воскликнула вдова, довольная вниманием к её рассказу. – Я голову просунула в щёлочку – никого!

– И Вы храбро двинулись вперёд?

– Двинулась, – подтвердила вдова Катар. – Он был в кабинете. Держит книги в руках: одну в левой руке, другую в правой. Держит и так задумчиво бормочет: «Не тяжелее ли вот эта, чем она должна быть? Или обе одинаково весят? Сравню-ка вон с той, на верхней полке!..» И давай книги менять, а потом снова сравнивать и бормотать что-то под нос себе!

– Странно, да, – согласился Анн.

– Впрочем, я привыкла. За постой платил исправно, в буйстве не был замечен. Мне и хорошо. У всех свои странности. Если бы я на всё обращала внимание, так без постояльцев бы осталась.

– И долго ли он жил у Вас? Ведь чтобы всё это прочитать, э… взвесить, – Анн обвёл книжные шкафы рукой, – понадобится немало времени.

– Сколько жил, столько и взвешивал. Каждый день. Выходил, конечно, на службу, но и только. А так всё дома…

– Ваши книги пришлись ему по душе.

– Значит, хорошие книги, – простодушно заметила вдова Катар.

Третья комната была спальней. От двери к огромной кровати под балдахином (!) вела чистенькая, хотя и немного выцветшая ковровая дорожка. В дальнем углу располагалось всё, что могло потребоваться благородному человеку для совершения утреннего туалета. На стенах висело несколько картин, изображавших времена года. На видном месте стоял сундук, окованный прочными пластинами и украшенный сине-красной росписью.

Окно спальни выходило на задний двор.

– А здесь, обратите внимание, секретный вход, – сказала хозяйка и подвела юношу к незаметной маленькой двери за ширмой.

Архитектор устроил там небольшую потаённую лестницу, по которой можно было сразу спуститься во двор, минуя первый этаж, где жили вдова Катар и её компаньонка.

– Молодость, молодость, – сказала хозяйка и лукаво посмотрела на своего нового постояльца, – я ведь уверена, что Вы не каждый день станете приходить к ужину! Так что если Вам потребуется задержаться по своим делам, то вот Вам ключ от этой двери.

Анн горячо поблагодарил почтенную вдову, не упустив, однако, случая заверить её в благопристойности своего поведения.

– Разумеется, – согласилась вдова, – однако иной раз случается, что мы не можем полностью располагать собою. Судьба оказывается выше наших желаний, пусть даже самых благородных.

Анн кивнул, подумав, что покойный муж вдовы совершенно определённо приобщал свою жену к художественному слову.

– Меня устраивают комнаты, – сказал он. – Я рассчитываю на долгий срок. Год, два… Какую сумму я должен заплатить Вам?

– Если считать по восемь за месяц, я бы хотела получить сорок золотых. Я беру вперёд.

Анн достал кошелёк и отсчитал требуемое.

– За лошадь не волнуйтесь, Элиза отвела её в стойло, – добавила вдова Катар.

– Благодарю Вас! Райни отлично послужила мне в дороге, ей пора отдохнуть.

– Чем рассчитываете заняться в ближайшее время?

– Завтра или послезавтра я собираюсь отправиться во дворец.

– Во дворец?!

– Да, по определённым делам.

Как ни хотелось юноше похвастаться значимостью сего события, он решил не посвящать любопытную вдову во все подробности своего дела. По тому, как заблестели глаза вдовы Катар, Анн понял, что история внезапного спасения благородной дамы, изрядно приукрашенная и снабжённая для пущей важности участием неприятельской армии, завтра же разойдётся по всей округе.

Вдове Катар, впрочем, и скромного намёка оказалось достаточно, чтобы проникнуться глубочайшим почтением к провинциалу. Ещё бы – его примут в Примейоне!

Она сообщила Анну ещё пару правил, принятых у неё в доме, и, собираясь покинуть его, сказала:

– Надеюсь, сударь, что Вам тут спокойно будет. И мне тоже, когда мужчина в доме. А то ведь на днях страх что приключилось! Можете себе представить: откуда ни возьмись – какие-то злодеи, крушат всё вокруг, кричат правильные слова за короля, а сами так и норовят какую-нибудь пакость сотворить! Хорошо, что стража вовремя спохватилась.

– Злодеи? – спросил Анн, вспомнив странное поведение офицера на Южной заставе.

– Отроду такого не водилось, чтобы у нас по улицам бегали с палками и камнями! А вот же, появились. Соседка утверждает, что…

Анн, опасаясь словоохотливости вдовы Катар, перебил её и поинтересовался местонахождением ближайшего портного.

Та обрадовалась случаю быть полезной столь уважаемому постояльцу, напрягла память и выудила из неё нужное имя.

– Гор Лаведан, помнится мне, шил платье для господина Крепфа, друга моего покойного мужа. А он-то был знаком с весьма важными господами! Иные из них и в самые достопочтенные дома захаживали… Вот, помнится мне…

– Простите, уважаемая госпожа Катар, – снова прервал её Анн, улыбнувшись при этом самым обворожительным образом, – а где находится дом этого гора Лаведана?

– Так это же совсем недалеко отсюда! – воскликнула вдова.

И, подведя юношу к окну, из которого виднелась часть Кленовой улицы, она принялась весьма пространно объяснять ему дорогу к мастеру. Попутно Анн стал обладателем кое-каких сведений об истории знакомства покойного господина Катара с гором Лаведаном, а также о том, как во время визита к гору Лаведану одной высочайшей особы, имени которой лучше не упоминать, чтобы не уподобляться досужим сплетникам, кошка гора Лаведана вытащила своими коготками нитку из платья этой особы. Случился бы грандиозный скандал, если бы не мастерство гора Лаведана. Он в мгновенье ока вооружился своими иглами и так искусно починил платье, что найти место, в которое вонзились острые коготки несмышлёного животного, никому не удалось…

Анн, почувствовав, что у него начинает мутиться в голове, поспешил поблагодарить почтенную даму, спустился вниз и отправился к швейных дел мастеру. И ещё он понадеялся, что четыре десятка ступеней, ведущих на второй этаж, будут достаточной преградой для дамы, больше всего на свете желающей поговорить.

Глава четырнадцатая. Гор Лаведан и сложное искусство шитья

Как ни хотелось Анну поскорее взглянуть на Примейон изнутри, он должен был ждать. Гор Лаведан при первом визите юноши в мастерскую задумчиво окинул его взором, хмыкнул и изрёк:

– Вне всякого сомнения, господину требуется особенное платье для визита в королевский дворец?

– Да, но откуда Вы узнали? – пробормотал донельзя изумлённый Анн. – Я ведь…

– Да, да, господин ничего не рассказывал мне, однако это и так понятно. Разве может усидеть дома благородный молодой человек, когда все вокруг хотят узнать, что́ задумал король? А где это узнать, как не во дворце? Однако молодые люди желают не просто попасть в королевский дворец, они хотят быть замеченными. И для этого они приходят ко мне, лучшему мастеру в Красном городе. До Вас, сударь, у меня побывало уже трое. Только за этот день.

– Это значит, что Вы настолько загружены работой…

– Это значит, что я лучший, – усмехнулся гор Лаведан. – Кто направил Вас ко мне?

– Один из моих знакомых, господин Летуан.

– О! – с неподражаемой интонацией произнёс швейных дел мастер и повнимательнее взглянул на юношу. – Вы поэт, как и он?

– У меня, к сожалению, нет такого таланта, – скромно сказал Анн, – хотя искусство слагать изящные строки мне по душе.

– Вот и хорошо, – неожиданно сказал гор Лаведан. – Я чрезвычайно уважаю господина Летуана, то есть поэта Орнелия Бюсси, но его искусство кажется мне слегка оторванным от жизни.

– Вы так считаете? Отчего же? – нахмурился Анн.

– Платье, которое я шью, греет человека. А что делают те стихотворные безделушки, которыми забавляют себя при дворе?

– Те безделушки, как Вы изволили выразиться, могут согреть человеку душу, – убеждённо сказал Анн.

Он хотел было развить собственную мысль, однако гор Лаведан рассмеялся и протестующе поднял руки.

– Не будем спорить! Вы человек, который не отступится от своего, коли считает это верным. Мне такие люди по душе, как и сам господин Летуан. Да и умение рифмовать – штука, в сущности, занятная. Я иногда, когда шью, прошу свою племянницу спеть мне что-нибудь. И знаете, оно как-то легче всё выходит!

Говоря это, гор Лаведан вытащил из кармана складной метр и со сноровкой, безошибочно выдающей настоящего мастера, снимал мерку с юноши. Не успел тот опомниться, как всё было сделано.

– Вы желаете, конечно, самый модный на сегодня наряд? – спросил гор Лаведан.

– Не думаю, что я хотел бы походить на попугая или другую чудную птицу, – честно сказал Анн, чем вызвал настоящий взрыв восторга у собеседника.

– Достойно, достойно! Все требуют себе самое-самое из самого-самого. И каждый новый посетитель – больше своего предшественника. Признаться, я уже испытываю опасения из-за их страсти к эффектам. Моя репутация грозит рухнуть, если я недостаточно нашью перьев на шляпы или украшу чей-нибудь камзол слишком малым количеством драгоценных камней.

– А сколько это – «малое количество»? – осторожно спросил Анн.

– Десятка три. Может быть, четыре. Вы ведь не потребуете от меня нашить Вам пять десятков?

– А это обязательно?

– Если Вы хотите, чтобы Вас заметили, следует нашить.

Анн покачал отрицательно головой.

– Думаю, что это лишнее. Я желаю получить платье, в котором меня не назовут провинциалом. Не более того.

– Значит, одного десятка драгоценных камней хватит?

– Мне кажется, что можно вообще обойтись без них.

– Господин не оставит мне ни одного единственного изумруда или сапфира, чтобы я нашил его выше или ниже, левее или правее, и не украсил бы платье вышивкой, напоминающей искусную оправу, и не расположил бы?..

– Да нет же, послушайте Вы меня! – в раздражении воскликнул Анн. – Я желаю получить всего лишь модное платье! Однако мне вовсе не нужны ни двадцать, ни пятьдесят каких-то камней!

– Да, на общем фоне Вы точно станете выделяться! – задумчиво сказал гор Лаведан. – И это восхитительно! Это невероятно!

– Почему? – удивился Анн.

– Вы положите начало новой моде. Вот увидите: на следующий день после Вашего появления при дворе все начнут срывать с себя изумруды и сапфиры. А гор Лаведан, как и всегда, окажется именно тем, из чьей мастерской выходят новинки швейного искусства! Пожалуй, я сделаю Вам скидку. Вы принесёте мне хорошую прибыль!

– Я полностью доверяю Вам. Однако – без камней!

– Договорились!

В это мгновенье звякнул дверной колокольчик. Послышались быстрые шаги, и в примерочную вошёл хорошо одетый молодой человек. Он так торопился, что не обратил внимания на стоявшего в стороне юношу.

– Эй, мастер Лаведан? – крикнул вошедший.

– Кто меня спрашивает? – откликнулся мастер из другой комнаты.

– Спрашивает хороший заказ, – расхохотался незнакомец. – Этак на пятьдесят или шестьдесят золотых монет.

Анн переменил своё намерение уходить. Ему захотелось изучить визитёра.

Под мышкой щёголь держал дорогую трость, в правой руке – увесистый свёрток. Шляпа, которую незнакомец не потрудился снять, была украшена белоснежным пером цапли, а также бордовой лентой с нашитыми на ней драгоценными камнями. Ожидая мастера, щёголь в нетерпении постукивал пальцами по краю прилавка. На вид ему было лет двадцать пять.

«Он из тех, что соревнуются в количестве драгоценных камней на одежде, – подумал Анн. – Не сглупил ли я, решив вообще отказаться от них? Выглядит неплохо. Хотя, конечно, нашить себе полсотни камушков я не могу позволить. Да и что бы сказал по этому поводу Фланк?»

Ожидание затягивалось. Незнакомец в раздражении повёл глазами по сторонам. Сделав вид, что он только заметил Анна, пренебрежительно фыркнул. Отвернулся.

Другой на месте Анна смолчал бы и ушёл или почувствовал себя оскорблённым и сказал бы что-нибудь резкое. Однако юноша просто уселся на деревянный стул, оказавшийся рядом, и стал ждать. Своеобразное очарование ситуации придавало то, что второго стула в помещении не было.

Пока незнакомец соображал, что ему делать, появился гор Лаведан. Он расплылся в улыбке:

– Ах, господин Мёрд! – воскликнул мастер. – Простите меня за заминку. Рассыпались иголки. А как же не подобрать их? Это ведь не к добру – по рассыпанным иголкам ходить! Вот и пришлось поползать по полу. Простите сердечно!

– Пустяки, – сказал Мёрд. – Мне нужно платье для торжественного приёма.

– Конечно, конечно. Я сошью Вам платье! Всем ныне требуется платье для приёмов.

– Уж не ему ли? – засмеялся Мёрд и показал на юношу, скромно сидевшего на своём стуле.

Анн встал и со всей серьёзностью, какую только смог в себе найти, поклонился. Затем снова сел.

– Вы правы, господин, – сказал мастер.

– Впрочем, каждый может искать себе счастья при дворе, – небрежно заметил Мёрд. – Иногда провинциалам даже выпадает счастье занять маленькую должность. Кстати, я не говорил, что на ближайшем приёме ожидаются великие события? Возможно, герцог Хоувен окажет мне честь. Я должен хорошо выглядеть, когда госпожа Удача начнёт раздавать свои подарки.

После такой оптимистичной тирады он потерял интерес к юноше. Повернувшись к гору Лаведану, Мёрд принялся негромко обсуждать с ним детали одежды. Анн делал вид, что увлечён видом из окна, однако прислушивался к разговору. Мастер не обманывал: Мёрда очень интересовало расположение и количество драгоценных камней, расцветка лент и прочая дребедень.

Обговорив детали, Мёрд оставил на прилавке свёрток с монетами и направился к двери. Сделав пару шагов, он вдруг остановился и умышленно громко сказал:

– Надеюсь, у моего платья не окажется жалких подражаний? А то ведь эти провинциалы так завистливы.

Гор Лаведан в невольном смущении посмотрел на Анна. Юноша улыбнулся самой искренней улыбкой:

– Что Вы, сударь! Гор Лаведан никогда не шьёт одинаковых платьев! Даже в провинции это знают.

Когда щёголь покинул лавку, швейных дел мастер сказал:

– У Вас великолепная выдержка, сударь. Ведь этот – из числа самых задир при дворе. Не одну жизнь загубил.

– Загубил?

– Оно ведь как случается: слово за слово, а там уже и оружием махать начинают.

– И он хорошо… машет?

– К сожалению. Пока что все его противники отправлялись или на кладбище, или надолго в лазарет. В зависимости от их ранга.

– Значит, я рискую попасть на кладбище.

– Простите меня, сударь, но он весьма задирист. Хотя платит щедро. Да, щедро. Хороший клиент.

– Благодарю за предостереженье! – искренне сказал Анн. – Я не обижаюсь. Ведь я действительно провинциал.

Гор Лаведан внимательно посмотрел на него.

– Да помогут Вам духи! А платье я сошью такое, что… Поверьте слову мастера!

Глава пятнадцатая. Распорядитель королевского двора господин Сакр

Из года в год в первую неделю месяца разноцвета, или Кузнечиковой Поры, в королевском дворце Примейон устраивали пышные празднества.

Не только окна дворца в это время светились до утра. В волнительном состоянии пребывали и те, кто снабжал королевский двор прекрасными тканями, разными заморскими диковинами и сладостями, кто развлекал собравшихся песнями и танцами, акробатическими трюками и игрой на музыкальных инструментах. Прежде спокойные улицы Красного Города днями и ночами заполняли искатели счастья. Это человеческое море волновалось, перетекало от одного берега к другому, выплёскивалось на набережные. И даже усталое утро нового дня приносило не умиротворение, а всего лишь начало новых хлопот.

К чувству радости изредка примешивалось ощущение чего-то неясного, смутного, однако оно было совсем мимолётно. Королевство не тревожили ни войны с кочевниками, ни обычные споры на границах с соседями. На южных границах происходили волненья, однако эти южные границы пролегали настолько далеко от Красного города, что об их существовании забывали. Недавние беспорядки, нелепые и беспощадные, завершились так же внезапно, как и вспыхнули.

Герцог Хоувен, по слухам, предложил Виллему провести некоторые реформы, которые должны были усилить королевскую власть. Злые языки поговаривали при этом, что усилиться могло в действительности лишь влияние самого герцога. Однако этим разговорам старались не давать ходу. Партия герцога, пока ещё самая многочисленная при дворе, ревностно следила за благонравием.

Сторонники герцога особенно ждали тронной речи короля Виллема. Если король примет проект реформ, а он должен был их принять, на многих обещал пролиться золотой дождь. Умный человек всегда радуется жизни в эпоху перемен, потому что с этой эпохи по обыкновению начинаются истории взлёта, о которых затем рассказывают потомки.

Ждали ответа и послы несчастной Нурсии, раздираемой внутренней смутой. Уже год они томились в приёмных Примейона, однако Виллем не говорил им ни да, ни нет. Поддержит ли король законного наследника трона Нурсии? Станет ли молча наблюдать за тем, как отряды претендента создадут кольцо вокруг столицы, чтобы лишить малолетнего короля поддержки подданных? Или же король дожидается полной анархии в Инии, а затем и её распада? Чтобы присоединить к своему королевству лучшие земли?

Однако о подобных вещах если и говорили, то только шёпотом и лишь с наиболее доверенными людьми. Праздник есть праздник. А потому на первом месте были танцы, приёмы, охота…

Платье для Анна пошили точно в срок, за день до начала торжеств. В дом вдовы Катар постучал посыльный мальчик. Служанка Элиза, взбежав по лестнице на второй этаж, закричала:

– Господин Аой! Господин Аой! К Вам пришли!

Анн выглянул из своих комнат.

– Кто меня спрашивает?

– Посыльный от лучшего мастера…

Не дослушав её, Анн слетел вниз.

– Ваше платье дожидается Вас, господин, – сказал мальчишка. И добавил: – С Вас медная монетка.

Анн, не мешкая, помчался в мастерскую гора Лаведана.

Там он обнаружил настоящий цветник. Придворные дамы, разного возраста, различной важности и улыбчивости, обмахивались веерами и сплетничали друг с другом. На взгляд Анна, они все были ослепительны.

В растерянности он замер на пороге, не зная, как справиться с сиянием внимательных и оценивающих глаз.

Из затруднения его вывел помощник мастера.

– Прошу Вас! – сказал он, приглашая в примерочную.

Дамы благосклонно отнеслись к сему. Наиболее сообразительные из придворных красавиц даже шепнули: «Вероятно, это поставщик великого Лаведана. Стоит выспросить у мастера, что за ткани он предлагает».

– Каково нашествие? – посмеиваясь, спросил гор Лаведан. – Их слишком много, чтобы чувствовать себя спокойно.

– Согласен с Вами, – осторожно сказал Анн.

– Примерьте!

Платье было великолепным. Нежного вишнёвого цвета, сшитое из мягкой и бархатистой на ощупь инийской ткани, оно безукоризненно сидело на юноше.

Анн рассы́пался в благодарности.

– Не благодарите. Вы привлечёте ко мне много, очень много клиентов, – ответил ему гор Лаведан. Я не ошибся. Это платье произведёт впечатление при дворе. Только…

– Что Вы хотите сказать? – насторожился Анн.

– Будьте осторожны! Тот, кто привлекает внимание, часто вызывает зависть. Шутка ли: потратить уйму денег и драгоценных камней, чтобы проиграть какому-то новичку, появившемуся в Примейоне буквально из ниоткуда!

– Благодарю Вас за совет, – сказал Анн. – Я буду осторожен.

– При случае скажите, у кого заказывали это платье!

– Даю слово, мастер!

– Мой помощник вечером доставит платье Вам домой. Негоже кавалеру носить свёртки под мышкой.

Анн ещё раз поблагодарил мастера и вышел.

Гор Лаведан оказался пророком. Когда Анн на следующий день появился у ворот Примейона, стражники посмотрели на него с нескрываемым интересом.

Его глазам открылось огромное пространство, достаточное для того, чтобы здесь в один ряд могли выстроиться не менее сотни карет. Направо и налево вдоль внутренних стен убегали посыпанные мелким серым камнем дорожки. Повсюду сновали посыльные, курьеры, помощники поваров. Какой-то толстяк, отдуваясь, тащил большую цветочную кадку с диковинным растением. Две фрейлины, наблюдавшие за его стараниями, о чём-то шептались и тихонько хихикали. Из подъехавшего экипажа с помощью слуг выбиралась почтенная дама, морщившаяся от подагрической боли и на чём свет бранившая поддерживавших её под руки неумех.

Анн двинулся дальше, по дорожке, вымощенной идеально ровной брусчаткой. «Уж не в Школе ли Фланка учились здешние мастера? —сказал он самому себе. – Здесь пройдёт не только солдат в грубых сапогах, но и любая герцогиня в туфлях для бального зала».

Анн справился, где можно найти одного из аметов. «Просто так тебя никто не будет слушать, – говорил Фланк. – Тебе нужен человек в зелёном берете. Он представит тебя главному распорядителю. А уж тому ты отдашь письмо – приглашение во дворец».

Аметы, люди в зелёных беретах, несколько раз попадались юноше на глаза, но тут же куда-то исчезали. Спустя минуту он замечал их совсем в другой стороне, бурно жестикулирующих, отчитывающих нерадивого слугу или выслушивающих важных дам.

Устав гоняться за этими неуловимыми людьми, Анн задумался: а что он, собственно, потеряет, если немного подождёт? Может, лучше присмотреться к происходящему, чтобы не выглядеть испуганным школяром, попавшим в восхитительный и страшный взрослый мир?

Он нашёл удобное местечко рядом с прекрасным фонтаном и принялся разглядывать проходивших мимо него придворных и гостей. Это было даже полезно! Он подмечал, как принято приветствовать знакомых и незнакомых, как надо осведомляться о той или иной нужде. Некоторые наблюдения оказывались довольно забавными. Один пожилой господин напоминал сущего петуха: так потешно он вышагивал, поднимая ноги в коленях и опираясь на трость. Другой семенил, словно у него было не две ноги, а все сорок.

Анн тихонько рассмеялся, впрочем, тут же прикрыв рот рукой.

– Ну, чистая сороконожка, верно? – произнёс кто-то за спиной.

Анн обернулся.

– Его так и зовут. «Господин из Кэвилла».

– Почему из Кэвилла?

– А там много такой живности. Можно было бы звать «господин из Примейона», да боюсь, что Виллем будет против.

Анн промолчал, не зная, куда может завести его этот разговор.

– А кстати, как Вы относитесь к небезызвестному труду Отрана Кэсси? Вы читали его?

– Да, я помню его мысль о разделении благородных занятий на пять видов, – сказал Анн.

– Правда? А я вот подзабыл этот фрагмент…

– Он пишет, что благородный человек всегда занимается одним из пяти дел: испытывает грусть при виде благ другого, радуется при виде бед другого, перешёптывается за спиной другого, возводит хулу на другого и питает ненависть к другому.

– И Вы согласны с ним?

– Отран Кэсси размышлял, основываясь на долгих наблюдениях, а я ещё даже не представлен ко двору.

– Достойный ответ! – воскликнул незнакомец. – Однако сейчас Вы можете представиться мне. Рад, что встретил человека, который читал весельчака Кэсси.

– Моё имя – кавалер Аой. Не уверен, что Вам это говорит о чём-то. Мои земли лежат далеко на юге.

– Вы из эквов?

– Да, верно.

Собеседник юноши сорвал с головы забавную шляпу и махнул ею так, будто собирался запустить сей предмет в близрастущие кусты:

– А я вот обыкновенно развлекаю куманька Виллема. Господин Боэций, к Вашим услугам. Надеюсь встретиться с Вами вновь!

Он вторично взмахнул шляпой и пошёл прочь. Через пару шагов обернулся и указал рукой на соседнюю аллею:

– Кстати, если Вы всё-таки желаете попасть в Примейон, обратите внимание на того человека в зелёной шляпе!

– Благодарю Вас! – крикнул Анн и устремился к амету, так удачно оказавшемуся рядом.

Человек в зелёной шляпе вытащил из кармана записную книжечку и записал титул Анна. После этого указал ему на неприметную дверь в стороне от роскошного входа во дворец, к которому текла река придворных.

– Вам туда, сударь! Церемониймейстер должен освежить в Вашей памяти некоторые тонкости придворных правил. Главное: ожидайте, пока герольд не выкрикнет Ваше имя. Лишь после этого входите в главную залу. О бумаге, в которой король призывает Вас в Примейон, я доложу главному распорядителю.

– Да, я всё понял, – кивнул ему Анн.

– Должен заметить, у Вас интересное платье!

– Вы так считаете?

– Несомненно.

Церемониймейстер недолго экзаменовал юношу. То ли причиной этого была суматоха начинавшегося торжества, то ли Фланк так хорошо подготовил своего ученика к визиту в королевский дворец, однако уже через несколько минут Анн был внесён в официальный список гостей Примейона. После этого его провели каким-то длинным коридором прямо к парадной лестнице. Далее, на втором этаже, находился зал торжественных приёмов. На слугах, стоявших у начала лестницы, были уже не зелёные, а светло-серые ливреи. Благородные кавалеры и сопровождавшие их дамы проходили мимо, не задерживаясь. Анн, помня наставления, остановился у дверей.

Примейон не случайно был тем местом, куда мечтали попасть все благородные кавалеры и дамы. Роскошь внутренней отделки поражала воображение даже самого искушённого ценителя. Беломраморные лестницы, устланные длинными мягкими коврами на всю свою длину, кажущиеся воздушными колонны из лучшего норландского камня, переливающееся золото дверных проёмов и окон, беззвучно скользящие по паркету слуги, предлагающие напитки, о которых не каждый и слышал, – всё это до конца жизни оставалось в памяти счастливчика, хотя бы раз приглашённого ко двору. Гости старались соответствовать ошеломляющей роскоши дворца. Форма и расцветка их одеяний отличались самыми смелыми сочетаниями. Анн едва удержался от возгласа изумления при виде важного господина в двухцветных панталонах, правая сторона которых напоминала спелый помидор, а левая была белой, как снег.

Наконец, герольд, найдя взглядом ожидавшего юношу, громко возгласил:

– Кавалер Аой, владелец земель его имени в южной стороне!

С бьющимся сердцем Анн вступил в зал, где собиралось самое именитое общество Инии. Вспоминая советы своих друзей, он не задержался у входа, но и не стал всеми правдами и неправдами пробираться ближе к трону. Юноша нашёл себе место у колонны в середине зала. Отсюда всё было великолепно видно: и входившие гости, и королевские места…

Рядом с тронным возвышением стояли члены королевской семьи и влиятельные лица королевства. Младший брат Виллема, герцог Констант, о чём-то переговаривался с женой, происходившей из рода Криспинов, стражей Восточных границ. Об этом свидетельствовали серебряные колоски, нашитые как эмблема на её пояс. За ними стояли две очаровательные девушки. Одна о чём-то жарко говорила другой, но вторая в ответ только меланхолично пожимала плечами. Их внимательно слушал красивый юноша, по-видимому – Виллион, наследник инийского престола. В паре шагов от этой группы коротко стриженный, седой мужчина, с жёстким взглядом из-под густых бровей, беседовал с главным распорядителем празднества. Это был герцог Хоувен, обладавший безграничной властью и сыгравший в прошлом неясную роль в трагической судьбе Эллингтона.

Скромное одеяние Анна вызывало интерес. Кто-то хмурился, пытаясь понять, в чём состоит соль подобной простоты. Другие с плохо скрываемой завистью кривили губы: строгий и изящный вишнёвый костюм юноши великолепно смотрелся на фоне вычурных нарядов придворных модников.

Несколько юных красавиц даже наградили Анна весьма смелыми взглядами. Несколько кавалеров как бы случайно прошли мимо, на самом деле запоминая детали его костюма. Анн сохранял спокойствие и дружелюбную, слегка рассеянную улыбку на лице.

– Ба, да это же наш провинциал!

Тот самый напыщенный кавалер, с которым Анн столкнулся у гора Лаведана, стоял в двух шагах от него и скептически рассматривал простое одеяние юноши. Мёрд был одет в переливающуюся бриллиантами нежно-голубую камизу с длинными рукавами, на которую он набросил белый плащ с золотой застёжкой. Ворот плаща украшала опушка из тёмно-серого меха. Под руку его держала дама.

– Провинциал? – поинтересовалась спутница Мёрда.

– Да, моя дорогая, мы на днях встретились у моего мастера. Он пытался заказать себе достойный наряд.

И Мёрд продолжил, словно не замечая Анна:

– Что поделать, гор Лаведан иногда вынужден шить то, что от него требуют. Дешёвка. Я бы не рискнул показаться в таком виде. Кстати, приоткрою Вам маленький секрет, дорогая. От сегодняшнего приёма я ожидаю очень-очень важных новостей. Мой покровитель намекал, что ему может потребоваться для одной из должностей некто умный и расторопный. И как Вы, возможно, понимаете…

Пока Анн размышлял, как ему поступить, Мёрд вместе со спутницей удалились. Момент для остроумного ответа был упущен.

Герольды у дверей королевского выхода вскинули трубы.

«Все, слушайте все! – прозвучала мелодия. – Их королевское Величество Виллем здесь!»

Распахнулиcь тяжёлые створки. Через пару мгновений появились два пажа, несущие символы королевской власти. За ними выступал главный церемониймейстер с жезлом. Остановившись рядом с троном, он стукнул жезлом об пол. Трубы снова сыграли «Прибытие короля», и тут только в зал вошёл Его Величество Виллем. За ним следовала королева.

Виллем остановился у подножия трона и предложить жене руку. Вместе они поднялись на возвышение и опустились в кресла.

Анн жадно разглядывал короля. Это был строгий горбоносый человек лет сорока, с длинными – по-королевски – волосами, падавшими ему на плечи. В отличие от своего младшего брата, вспыльчивого и неуравновешенного, Виллем всегда казался воплощением спокойствия. При этом многие, после того, как он взошёл на трон, были обмануты его внешней невозмутимостью. В настоящей королевской силе скептики убедились, когда Виллем сжёг дотла пару замков бунтовщиков и выслал их семьи на окраины королевства.

Вот и сейчас королю оказалось достаточно просто посмотреть на прихлынувшую к трону толпу придворных, чтобы задние перестали подталкивать передних и порядок восстановился.

– Это всё дамы, – усмехнувшись, сказал Хоувен, – им не терпится услышать, как объявят о начале танцев.

– Нашим красавицам придётся подождать немного, – улыбнулся король. – Хотя я понимаю их нетерпение. Я и сам не могу дождаться тура с милой королевой.

Дамы в зале восторженно зашептались. Вспомнив, что рассказывал ему о прежнем дворе Фланк, Анн подумал, что в Примейоне многое поменялось.

Герольды протрубили, призывая всех к вниманию. Глашатай королевского дворца вышел из-за спин королевской охраны со свитком в руках. Поднявшись на одну ступень королевского трона, он поклонился королевской чете, затем повернулся к придворным и развернул свиток.

– Указ! Указ! – прошелестело по рядам.

– Слушайте все! – возгласил глашатай. – «Я, Виллем, король Инии, покровитель Серых степей, Артмагенских гор и Озёрного края, во второе лето своего правления и в седьмой день месяца разноцвета решил, руководствуясь желанием блага нашему королевству и его народу: поскольку ведение всех дел в дорогом нашему сердцу Примейоне требует неустанного приложения многих усилий и постоянного внимания, учредить должность верховного управителя королевского двора. Означенному верховному управителю надлежит ведать дворцовой стражей и прочими заботами Нашего пребывания здесь, как то: королевской канцелярией и приёмом послов, проведением королевских празднеств, выдачей от нашего имени поручений кавалерам, ищущим королевской службы. Облечь указанными обязанностями господина Сакра, который должен будет раз в месяц докладывать нам об их исполнении».

Господин Сакр, до того почти никем не замечаемый, хотя он и стоял неподалёку от трона, по знаку Виллема приблизился к королю. Виллем протянул ему руку для поцелуя.

– Я полагаю, Вы справитесь с этой непростой службой, —улыбаясь, сказал король.

– Ваше Величество может быть уверенным во мне! – почтительно, но твёрдо отвечал новый министр.

– Вот и славно! А теперь, наконец, танцы! Церемониймейстер, начинайте! – воскликнул Виллем и хлопнул в ладоши. – Кстати, где наш дорогой дядюшка, герцог Хоувен?

– Я здесь, Ваше Величество, – отозвался побледневший герцог, выступая вперёд.

– Вы ведь готовы пойти во второй паре? Первую, уж не обессудьте, составим я и королева. А вторая по праву Ваша! Я и спутницу Вам подобрал. Смотрите, как чудесно выглядит сегодня герцогиня Аталья! Герцогиня, пройдёте тур с герцогом?

Дама присела в поклоне, выражая согласие. Герцог, скрипнув зубами, предложил ей руку.

– Вот и отлично! Мне приятно наблюдать мир и благоденствие среди моих добрых подданных.

Глава шестнадцатая. Поединок

Заиграла музыка, и пары танцующих начали выстраиваться в сложную фигуру, открывавшую первую композицию. Анн не владел искусством придворного танца, поэтому решил понаблюдать за всем со стороны. В этот момент его неожиданно и довольно грубо толкнули в плечо – да так, что Анн едва удержался на ногах.

Выпрямившись, юноша с недоумением взглянул на человека, врезавшегося в него. Это был всё тот же кавалер Мёрд, всего лишь час назад посмеявшийся над ним.

– Не стойте у меня на пути! – зло буркнул Мёрд и хотел двинуться дальше, но слова Анна, которому от гнева кровь бросилась в лицо, заставили его задержаться.

– Быть может, нам стоит прогуляться вместе, господин как-вас-там? Вы очень спешите?

Мёрд со злой радостью посмотрел на него. Он не знал, на ком сорвать свою злость, и Анн подвернулся как нельзя кстати.

– А, провинциал! Вам-то я всегда готов составить компанию.

Это было произнесено так невозмутимо, что никто ничего не заподозрил. Мёрд подхватил юношу под руку и повёл по одному ему известному маршруту, успевая даже на ходу обмениваться приветственными репликами со знакомыми. При этом он мило улыбался и даже что-то говорил Анну.

Когда они оказались во внутреннем дворике, густо усаженном деревьями и как нельзя лучше подходящем для подобных свиданий, Мёрд отступил на шаг и спросил:

– Признавайтесь, Вы сошли с ума?

– Вы трижды задели меня, – отвечал юноша. – Один раз легко назвать случайностью, повторение случившегося – нелепость, однако никому не позволено отпихивать меня, словно тележку садовника.

Мёрд расхохотался.

– Вы сказали: «тележку садовника»? Да из каких же Вы краёв? Что за чудное сравнение!

И он, поклонившись, вытащил шпагу.

Анн досадовал, что поддался мгновенной вспышке гнева. Не тому учил его Фланк, совершенно не тому… Однако мог ли настоящий кавалер стерпеть подобное оскорбление? Род Эллингтона не принадлежал к захудалым…

Мёрд, записной скандалист, рассчитывал разделаться с противником за пару минут. Он нанёс сильнейший удар прямо по шпаге Анна, желая ошеломить того. Затем исполнил обманное движение и оказался сбоку. Следующий выпад непременно должен был достичь цели. Клинок блеснул, устремившись к плечу юноши, и… ушёл в пустоту.

Если бы Анн не был столь напряжён и взволнован, он бы легко смог воспользоваться промашкой опытного дуэлянта. А так он всего лишь отмахнулся от Мёрда, будто веткой от назойливой мухи, – и острый клинок едва не рассёк тому лицо.

Озадаченный Мёрд отскочил, принимая защитную стойку.

Пока он размышлял, в чём дело, Анн сам напал на него. Атака была скромна, потому что юноша не знал, как выйти из создавшейся ситуации. Быть убитым ему, разумеется, не хотелось, однако и убивать кого-то в первый же день пребывания в Примейоне представлялось дурной идеей.

К тому же Анн быстро понял, что не случайно с его противником старались не связываться.

Мёрд, раздосадованный затягивавшимся поединком, с каждой минутой становился сосредоточеннее. Если в начале он намеревался только ранить этого новичка, уложить его на пару недель в постель, раз и навсегда научив не поднимать голос на сильных мира сего, то теперь Мёрд отбросил мысли о милосердии. Юнец должен был почувствовать на собственной шкуре, как связываться с «ястребами».

Он теснил Анна, нападая то справа, то слева, пытаясь вскрыть его защиту с помощью самых изощрённых и коварных приёмов. Неискушённого противника действия Мёрда давно бы уже поставили в тупик, однако Анн каким-то чудом держался. Даже одежда его не пострадала, не была разрезана молниеносным движением стали.

Мёрд не мог предполагать, что Анн учился не у рядового наставника фехтования, а у самого мастера Кон-Тикута.

Анн раскрыл своё сознание, отдавшись на волю ощущений. Шорох камушков под сапогами Мёрда лучше прочего говорил ему о нападении. Отблески света на листьях подсказывали о перемене позиции. Дуновение ветерка помогало чувствовать расстояние – до живой изгороди у края дорожки, до деревьев за спиной…

Движение шпаги Мёрда превратилось из молнии, едва уловимой человеческим глазом, в плавное и тягучее перетекание длинной серебристой линии – снизу вверх или слева направо, по кругу или прямо вперёд. И Анну оставалось лишь следить за тем, чтобы не соприкасаться с этой линией, подныривать под неё, самому перетекать в сторону, отступать…

Это оберегало его от неприятностей, однако Анн постоянно защищался. Бой с холодным оружием не был его коньком в Школе. Юноше не хватало опыта, чтобы подловить атакующего и наказать за бесконечные самоуверенные атаки. А Мёрд всё атаковал и атаковал, надеясь, что соперник вот-вот дрогнет.

Патовую ситуацию разрешили громкие шаги на соседней дорожке. Из-за угла появился молодой дворянин, с ним была очаровательная спутница. Парочка явно искала уединения.

Кавалер вытаращил глаза.

– Мёрд, что Вы делаете, будь я проклят?! Вы дерётесь во дворце?!

– Если бы я дрался, – заметил Мёрд, с облегчением вкладывая шпагу в ножны, – один из нас давно бы нуждался в помощи лекаря. Так, развлекаемся…

Он повернулся к Анну и вопросительно поднял брови, понуждая того подтвердить сказанное. Мёрд вдруг сообразил, что рискует попасть на виселицу за оскорбление короля.

– Да, беру уроки у мастера, – с затаённой иронией сказал юноша.

Удовлетворённый Мёрд кивнул:

– На сегодня закончим. Нашего внимания требуют дамы. Желаю вам приятно провести этот вечер.

И Мёрд неторопливо удалился, словно бы потеряв к Анну всякий интерес. В другом направлении исчезла и влюблённая парочка. Анн остался один.

– Хм, я остался жив, – сказал он самому себе с некоторой озадаченностью.

– И это неплохо. Вы не находите? – из-за дерева появилась тёмная фигура, лицо человека нельзя было разглядеть. Зато голос его Анн мгновенно узнал.

– Господин Боэций! – воскликнул он. – Если Вы покажете мне дорогу, то я хотел бы вернуться туда, где поют и танцуют.

– Мёрд завёл Вас далековато, – хмыкнул шут. – Сегодня у него плохое настроение.

– Отчего же?

– Его покровитель лишился возможности раздавать хлебные места. А Мёрд очень рассчитывал на одно из них.

– Кажется, понимаю, – сказал Анн. – Господин Сакр – это тот, кого никто не ожидал увидеть?

– Вы правильно поняли. Король сделал интересный ход. Многие огорчились или ещё огорчатся. Однако всё это пустяки. Расскажите лучше, как Вы устояли против Мёрда?

– Наверное, мне просто повезло, – отвечал Анн.

– Да уж, именно повезло. Мёрд использовал почти все свои приёмчики, чтобы продырявить Вас, однако Вы пару раз сами едва не продырявили его.

Анн промычал нечто неопределённое.

– Ну да ладно, не хотите рассказывать – не рассказывайте! – махнул рукой Боэций. – Лучше вернёмся к танцующим. Там не столь мрачно, как в этих аллеях.

Глава первая. Весна, «быстрые ястребы» и все прочие

В самом конце весны, выдавшейся в Красном городе и его окрестностях по-настоящему волшебной, состоявшей, казалось, из одних нежных вечеров и воздушно-тёплых ночей, ясных рассветов и наполненных бело-зелёной свежестью дней, трудно было не влюбиться – в давнюю знакомую, с которой до этого много раз безмятежно здоровался на улице перед домом, в случайную встречную, отчего-то улыбнувшуюся тебе, в мимолётную красавицу, выглянувшую из окошечка кареты, да и просто в юную, бурлящую, торжествующую новую жизнь!

Виллион, юный, темноволосый, лёгкий, как весенний ветер, сын короля Виллема, строил грандиозные планы предстоящих увеселений. Сначала он собирался отправиться на охоту в Серые пустоши, где, поговаривали, вновь появились лисы с особенной окраской. А затем – о, Виллион уже предвкушал это! – он должен был танцевать на балу, на котором первая красавица из придворной молодёжи получила бы из его рук неповторимую меховую накидку.

Его младшая сестра Надя всячески поддерживала эту затею. Её давно уже обещали в жёны правителю Каллии, однако теперь по вполне понятным причинам заключение брака было отложено. Шестнадцатилетнюю девушку такая задержка ничуть не огорчала, и она беззаботно наслаждалась танцами и увеселительными прогулками по реке. Господин Дердок, камерарий Примейона, настоящий волшебник, украшавший галереи и комнаты дворца лучшими на свете цветами, постоянно получал заказы на изготовление розовых венков или плетение невесомого изумрудного плаща из гибких стеблей бархатной приморской бельгонии. Холостяк Дердок с высоты собственных сорока лет только посмеивался над беззаботными причудами юной принцессы, однако частенько его взгляд при этом затуманивался какой-то непонятной мечтой. Уж не был ли и он, как многие, влюблён в Надю?

Напротив, старшая сестра Виллиона, Ариана, словно не замечала бушующей весны. Её за глаза называли «прекрасной затворницей», и она, оправдывая это милое прозвище, всё время проводила в библиотечных покоях, занимавших целое крыло Примейона. Конечно, и оттуда можно было вдыхать ароматы сирени и акации, долетавшие с окружающих улиц, а из окон библиотеки открывался чудесный вид на Чёрную речку, но всё же…

Весна волшебный образом действовала даже на господина Крософта, начальника королевской секретной службы. Он чаще улыбался и даже как-то попытался пошутить, встретившись в пустом дворцовом переходе с женой военачальника Майуса. Старый служака большую часть времени проводил со своими территориальными войсками на северной границе, а вот эрлин Майя нечасто покидала Красный город. Завидя издали зелёный шлейф её роскошного платья, господин Крософт галантно поклонился и сделал даме милый комплимент. И даже добавил: «Ах, как прекрасны, должно быть, розы наших столичных улиц, если их благоуханье так дивно сочетается с очарованьем красоты благородной эрлин!»

Жена военачальника Майуса поблагодарила его нежной улыбкой и сделала при этом правильный вывод из милых слов господина Крософта. Более она не посещала некий домик на Розовой улице. Если бы кто вздумал наводить справки о даме, которая несколько раз приезжала туда, скрывая лицо под маской, он так бы ничего и не узнал, потому что немногое можно узнать о волшебном ветре весны, полном иллюзий и мимолётных обманов.

Что же говорить о прочих, не связанных этикетом или положением избранника или избранницы! Кухарки и посудомойки строили глазки лакеям, относившим кушанья в трапезные залы. Стражники у дворцовых ворот расправляли и без того широкие плечи и принимали бравый вид при виде симпатичной горожанки. Даже «быстрые ястребы» не так часто срывали по ночам плащи с запоздавших подвыпивших гуляк, а маршруты их прогулок по спящей столице подозрительно часто пролегали мимо реки, чьи воды так чудесно переливались в отблесках лунного света. Поговаривали даже, что кое-кто из «быстрых ястребов» несколько раз пропустил общие забавы, потому что был занят ухаживанием за красоткой, ответившей храбрецу взаимностью.

Даже внезапные беспорядки не смогли пригасить волшебное очарование, захватившее город. Храбрецы, которым посчастливилось проявить смелость во время уличных бесчинств, с воодушевлением били себя в грудь, сидя на следующий день в каком-нибудь кабачке и рассказывая небывальщины. При этом они не забывали подмигнуть разбитной дочери кабатчика или развесившей уши служанке-простушке из предместья. А те, кому не довелось свершить эпических подвигов, недовольно хмурились и даже отворачивались от этих болтунов. Хотя и они мечтали о том, как они спасут какую-нибудь принцессу от злого дракона. И вовсе не беда, что ликом эти принцессы походили на хорошеньких горожанок с соседних улиц, а драконов близ города сроду не водилось.

Как всегда, много было смелых, но ещё больше – завистливых. Завистливые пили за здоровье короля Виллема, и первыми хохотали над глупыми бунтовщиками, и с готовностью слушали невообразимые истории, вылетавшие из уст их вдохновенных товарищей. Однако временами, когда этого никто не мог заметить, они тихонько сплёвывали свою зависть на грязный пол и бормотали себе под нос что-то вроде:

– Да чтоб твоя утроба лопнула от такого вранья!

– Что, неужели врут? – негромко поинтересовался у своего соседа невысокий полненький человечек, заметивший эту неприязнь к очередному герою. – Ты уж прости, дружище, за любопытство, ведь я только вернулся! Хозяин посылал в Мунк за шерстью.

– Происходило, – буркнул завистник.

Но толстяк не унимался.

– Слушай, расскажи, а? Я тебе и пива поставлю. А то ж меня засмеют. Вернусь, а друзья спросят: мол, как же так, самое интересное пропустил!

– Поклянись, что поставишь!

– Всеми духами клянусь! Да ты же, небось, своими глазами всё видел! И врать, как вон те, не станешь. Настоящие-то герои, они неразговорчивые…

– Видел, – подобрела завистливая душа, – как не видеть, когда всё главное на нашей улице, считай, развернулось.

– Вот и я говорю, – поддакнул толстяк. – Эй, служаночка, красавица, а принеси-ка нам с товарищем по самой большой кружке вашего лучшего пива! Не с кем-нибудь сижу, а с героем!

Странно устроена человеческая душа! Польсти человеку маленькому, мелочному, злобному, так он расцветёт на мгновенье, но не подобреет. Минуты не пройдёт, как он с восторгом примется поносить близких. И случайного почитателя своего не забудет. Мол, для чего он старается, похвалы расточает? Уж не задумал ли чего?

Не успела опустеть третья или четвёртая кружка «лучшего» пива, как завистник устремил мутный взгляд на своего добродетеля и спросил заплетающимся языком:

– Слышь, а ты кто вообще такой? Что-то я тебя раньше здесь не видел. Ты чей?

Толстяка подобный поворот совершенно не смутил. Он захохотал, хлопнул запьяневшего по плечу и сказал:

– Да Манор я, Манор! А ты Бидол. Мы же собирались с тобой вывести на чистую воду этих субчиков.

– Точно, я Бидол, – подтвердил тот. – А откуда?.. А… ну да…

– Ты же ещё собирался разоблачить этого злодея!

– Собирался, – подтвердил Бидол и икнул. – А кого?

Манор пересел поближе к пьяненькому и зашептал ему на ухо. Потом он встряхнул Бидола, стукнул кулаком по столу и воскликнул:

– Все эти болтуны онемеют от зависти!

– Какой ты молодец! – сказал Бидол и полез целоваться.

– Ну, ну, не стоит благодарности, – сказал невозмутимо толстяк, отодвигаясь от слюнявых поцелуев. – Сначала дело…

– Это ты намекаешь, что я не справлюсь?

– Неплохо было бы проверить…

– Хочешь проверить? – оскорбился Бидол. – Вот я тебе сейчас физиономию начищу, будет считаться проверкой?

Манор с подчёркнутым уважением воскликнул:

– Верю! Мне и нужен такой смельчак!

– Не боись, мы их изловим в два счёта! – смягчился Бидол.

Пошатываясь, горожанин отправился к стойке кабатчика. Там он смачно рыгнул и застучал по столешнице, привлекая внимание:

– А ну-ка, кто тут храбрый?

– Эй, Бидол, что разорался? – пренебрежительно откликнулись из противоположного угла.

– Знал бы ты, в чём причина, так первым бы бежал ко мне! – злорадно заметил на это Бидол. – Небось благодарность от нашего короля Виллема никому не повредит.

– Да в чём же дело?

– Я знаю, где можно изловить настоящих бунтовщиков.

Кабачок взорвался хохотом.

– Хм, на ту ли лошадку я поставил? – вполголоса спросил себя вернейший слуга «быстрого ястреба» Кенелма. – Неподходящая у этого типа репутация…

Тем не менее несколько искателей приключений всё же нашлись. Бидол вернулся к толстяку.

– Только, уважаемый, половину оплаты вперёд, иначе никак.

– Совсем никак?

– Задарма они своей шкурой рисковать не согласны. Дело ведь непростое. Можно три раза погибнуть от разбойничьей руки.

– Правда твоя, – вынужденно согласился Манор и протянул ему небольшой мешочек с медными монетами. – Остальное получишь серебром, как договаривались. И не забудь о королевской благодарности!

– Об этом Вы лучше им расскажите, – пьяно ухмыльнулся Бидол и спрятал мешочек во внутренний карман своей куртки.

Импровизированный отряд насчитывал, помимо предводителя, ещё четверых. Манор некоторое время испытующе рассматривал не вполне трезвое воинство. Пара молодых увальней воинственно размахивала крепкими палками, найденными в каморке сторожа и предназначавшимися, вероятно, для мётел. Двое других были вооружены чуть лучше: на боку у них болтались короткие мечи. В какой-то момент Манор вздохнул, однако выбирать не приходилось.

Ему пришлось безостановочно молоть языком, громоздя одну небылицу на другую и ложью подпирая ложь. Бидол и вояки прониклись воинственным духом до такой степени, что едва не накинулись на какого-то вполне мирного иностранца, вышедшего прогуляться. Тот необдуманно остановился и принялся рассматривать странную процессию. И не миновать бы кровопролития, если бы в тот момент возле иностранца не остановилась роскошная карета. В ней открылась дверца, и пара изящных женских ручек обвилась вокруг шеи любопытного.

– А хороша бабёнка! – заметил Бидол. – И чего она в этом сморчке нашла?

– Да известно чего! – заржал один из его подручных. – Это он с виду сморчок, а как одежду скинет, так настоящий гриб-боровик! Небось, любовь у них.

– А ну, не расслабляться! – рассердился Бидол. – На серьёзное дело идём.

Глава вторая. Серьёзное дело

– Так кого ловить будем? – спросил Бидол, когда вся компания добралась до Бархатного Бугра.

– Я думал, ты сам догадался, – дипломатично сказал Манор, ухмыльнувшись в сторону.

– Это ты о чём?

– Сам посуди: будет ли человек гадить там, где живёт?

– Если дурак, то будет. У меня такой сосед, что к нему во двор заходить страшно. Вонь, мусор везде…

– Так он просто дурак, наверное?

– Ясное дело, дурак, коли дом свой так запустил! Впрочем, и жёнка его такая же!

– Дураков мы в расчёт не берём. А вот коли умный попадётся? И ему-то, умному, захочется пакость ближнему содеять?

Бидол осклабился.

– Ты спрашиваешь! Я вот, когда грабли для хозяйства искал, а деньжат на тот момент не было, пошёл на другой конец города. Если уж брать взаймы, то подальше от себя.

– Взаймы?

– А что, думаешь, не верну?

– Да нет, ты прав, конечно, – торопливо ответил Манор, которому вовсе не хотелось обсуждать похождения жадного и глупого горожанина. – Я о чём толкую: на одних улицах прилавки переворачивали да окна били, а на других всё тихо-спокойно было.

– Почему?

– Да ясно же! В одних местах буянят, а в других – сами живут.

Бидол даже остановился, чтобы обдумать эту мысль. Манор выждал некоторое время и продолжил:

– И вот теперь мы можем пойти туда, где живут эти зачинщики. Одного я точно знаю.

– Пойти и поймать! Это я и сам понял сразу! – сказал горожанин, однако тут же насторожился: – А почему ты сам их не изловишь? Или ты хочешь, чтобы мы всю грязную работёнку сделали, а потом ты первым начнёшь кричать «стража»?

– Да что ты, что ты! – даже испугался Манор. – Из меня же вояка никакой! Вот вы – герои, а я – так…

– А, тогда всё по-честному, – успокоился Бидол.

Манор заставил своих ловчих укрыться в тени раскидистого дерева, из-под густых ветвей которого было очень удобно обозревать поле предстоящего сражения. Хотя Бидол не понял, чего они ждут. Не проще ли сразу напасть на врагов короля Виллема, которые укрылись в этом домике?

– Тише! – поднёс палец к губам Манор. – А вдруг они там все до зубов вооружены? И мы так прямо к ним через забор полезем?

– А что же делать?

– У меня есть план. Надо немного подождать: вдруг из этого домика кто-нибудь выйдет. И тогда мы его схватим и разузнаем всё насчёт остальных.

– Замечательно у тебя голова варит! – восхитился Бидол, после чего растолковал замысел нетрезвым подручным.

План был одобрен.

Ждать пришлось недолго. Как и рассчитывал Манор, спаситель девушки появился на улице.

Нико не мог усидеть дома. Кто бы мог предположить, что всё так повернётся! Сначала – расставание с девушкой, которое, признать, не огорчило его. Нико достаточно уважал себя, чтобы превратиться в покорного телёнка на поводке у юной эгоистки. Затем – невероятная встреча с Ниной, образ которой не выходил у него из головы. И встреча в какой момент – среди диких криков, ломающихся прилавков и окровавленных людей!

Можно ли рассчитывать на продолжение знакомства? Не покажется ли он навязчивым?

Не зная, что предпринять, Нико просто отправился на ту самую улицу. «Погуляю там, – решил он. – Хотя бы на домик её взгляну. Сама-то вряд ли выйдет: поздно уже».

На это и делал ставку Манор, циничный слуга в том возрасте, что позволяет легко предугадывать поступки молодых безумцев, захваченных своим чувством. Ноги влюблённого спасителя должны были сами привести его на Бархатный Бугор.

– Тсс! Кто-то идёт!

– Это он? – хрипло спросил один из подручных Бидола.

– Видите, как осторожно переступает? – отвечал Манор. – Неспроста, неспроста… опасается, видать…

Кабацких пьянчужек воодушевил тот факт, что их враг опасается чего-то. Манору и Бидолу стоило немалых усилий удержать их от немедленного нападения.

– Стойте, дурни, стойте! – зашипел Бидол. – Охота вам потом гоняться за ним? Подойдёт ближе, тогда и схватим!

Нико же ничего не замечал. Он был влюблён. И смел. И робок.

Для Манора всё это было просто подарком.

– Ну, что я вам говорил! – зашептал он. – Верный королю горожанин не ходит так. Это точно заговорщик! Дело провалилось, вот он и пугается теперь каждого шороха.

Когда Нико приблизился, лихая компания вышла из тени и окружила юношу.

– А ну признавайся, сколько вас – супротивников короля Виллема! – произнёс Бидол, принимая грозный вид.

Нико, изумлённый внезапным появлением непонятных людей, на всякий случай отскочил и прижался спиной к забору.

– Ага, он точно из этих! – хрипло пробасил косоглазый крепыш, не протрезвевший за всю дорогу.

– Из кого я? – не понял Нико. – Из этих? Вы точно, ребята, меня ни с кем не спутали?

– Ты нам зубы не заговаривай! – сказал Бидол и замахнулся палкой. – Сколько вас там?

– Сколько кого и где, я не знаю, – буркнул Нико, – а вот переведаться с тобой не против, коль ты так.

И он изо всей силы ударил своей дубинкой по палке Бидола. Тот, не ожидавший нападения, взвыл от боли в пальцах.

– Ах, так? Бей его! – крикнул кто-то.

– За короля Виллема! – поддержал другой.

– И вы тоже кричите «за короля»? – не смог сдержать удивления Нико, уворачиваясь от ударов.

– Вы слышали? – торжествующе завопил Бидол. – Он сам признался! Хватай его!

Поняв, что напавшие на него настроены серьёзно, Нико перестал сдерживаться. Одному из противников он ловким ударом разбил голову, и тот, обливаясь кровью, рухнул на землю. Другого, изловчившись, ловко пнул между ног. Бедняга взвыл и начал хватать ртом воздух, надолго выйдя из строя.

Остальных сопротивление юноши только разъярило. Они действовали бестолково, однако их было четверо против одного. Как ни прыгал из стороны в сторону Нико, всё равно удары настигали его. А Бидол старался ухватить его за одежду. Каким бы ловким ни был Нико, пара грузных тел, придавивших юношу к земле, закончила бы схватку победой нападавших.

Кто знает, чем бы всё завершилось, если бы в соседних дворах не забрехали истошно собаки, а чей-то голос не закричал на всю округу: «Караул!»

Манор, смекнув, что события пошли не по его замыслу, предпочёл незаметно удалиться.

– Пускай эти дураки сами объясняют, за какого они короля, – сказал себе под нос Манор, семеня прочь. – Протрезвеют в холодной, будут умнее. Не могли с одним пареньком справиться!

Манор так спешил исчезнуть с поля битвы, что даже не увидел, как за спиной Нико внезапно отворилась калитка и чья-то рука втащила его во двор. Лязгнул запор.

– Эй, открывай! – заголосили кабацкие смутьяны.

– Открывай, всё равно тебя достанем!

В этот момент подоспела стража.

Командовавший отрядом офицер обнажил шпагу.

Бидол со товарищи возопили:

– Господин офицер, мы – законопослушные слуги короля Виллема! В этом дворе укрылся смутьян и бунтовщик!

– Ого! – воскликнул офицер. – Я уже слыхивал крики «за короля Виллема»! А ну-ка, взять их!

– Вы ошибаетесь! – испуганно закричал Бидол. – Там укрылся враг короля!

К офицеру подошёл один из стражников и что-то шепнул.

– Никакого врага там нет, – отрезал офицер, – в этом доме живёт достойный горожанин. А вот кто вы такие, мы ещё разберёмся!

– Это толстяк нас подговорил! – успел ещё крикнуть Бидол.

– Я не вижу никакого толстяка, – усмехнулся офицер. – Разве что вот этого, рыжего, – и он ткнул остриём шпаги в живот самого упитанного из пьянчужек.

Солдаты взяли пики наперевес. Бидол и остальные, видя, что дело плохо, бросили дубины и безропотно позволили связать себя.

Глава третья. Господин Боэций злословит

– Признаться честно, я не думал, что Вы влипнете в такую историю! – сказал Боэций.

– Да и я не мог предполагать, что Вы там появитесь, – отозвался Анн. – Мне казалось, что все заняты танцами.

– Что поделать, любопытство подвело! Человек, которого я очень хорошо знаю, удаляется с тем, кого я совсем не знаю. С чего бы это? Уж не потребуется ли там и третий?

– Могу признать, что Вы отнюдь не помешали.

– Не стоит благодарности. Я не люблю Мёрда. Впрочем, он платит мне тем же.

– А здесь все такие? – спросил Анн, останавливаясь у оконной ниши. Отсюда был виден весь зал.

– Вы имеете в виду Мёрда? О, люди превращаются в весьма противных особ, когда задеты их интересы!

– А часто ли они бывают задеты?

– Мёрд очень рассчитывал на должность, которую ему обещал Хоувен. И вдруг король не наделяет герцога дополнительными полномочиями, которых у него и без того предостаточно. Напротив, придумывает новую верховную должность и ставит на неё своего человека. И всё! Фьюить, новые назначения от Хоувена!

– Интересное решение.

– Виллем такой! Долго думает, а потом что-то сделает – и не ясно, как так он в выигрыше оказался!

– Но так ли уж нужна Мёрду эта должность? – спросил Анн.

– Содержание даже одной любовницы требует многих расходов. А если она не одна?

– У Мёрда их много?

– В некотором роде да.

– То есть как?

– Видите даму с синими перьями на шляпке, которая сейчас выполняет третью фигуру в королевском проходе?

– Да, вижу.

– Она считалась возлюбленной кавалера до прошлого месяца. Теперь же дамой его сердца называют другую. К сожалению наших сплетниц, они пока не определились с тем, кто она.

– Но как такое?! – воскликнул Анн.

– В подобных делах дамы обладают особенной интуицией.

– Но как же они сами выносят столь ветреного кавалера?

– Кавалер Мёрд – единственный сын и наследник огромного состояния. Его отец уже довольно стар и не выезжает из своих владений в Приречных землях. Поэтому дамы прячут гордость в дальний-предальний чулан памяти и – надеются на лучшее.

– Любопытно.

– Связываться с отцом и просить у того денег сверх определённой суммы Мёрд не хочет, потому что это вызвало бы вопросы, да к тому же старик мог бы и заставить сына жениться на какой-нибудь из этих глупышек. Поэтому Мёрд изображает – для него – величайшую занятость на королевской службе.

– И служит?

– И служит. Жалованья не всегда хватает, поэтому новая синекура была бы очень кстати.

– Теперь мне понятна его раздражительность, – сказал Анн.

– Впрочем, он-то ещё служит, а вот другие… Кстати, позвольте полюбопытствовать, а Вас что привело ко двору?

– Возможно, я и не появился бы в Красном городе по собственной воле, – отвечал Анн, несколько лукавя из осторожности. – Мне довелось некоторое время назад оказать услугу одной важной даме.

– Вы тот самый юноша, что спас нашу Белую Даму! – подумав, сказал Боэций. – Тогда интерес Виллема к Вашей персоне понятен.

– Вы знаете о случившемся?

– В общих чертах, – уклончиво сказал Боэций. – Я слушал, как господин Крософт докладывал о происшествии Его Величеству.

– И Вы знаете, кем был тот разбойник с большой дороги?

– Знаю. Просто необъяснимо, почему он осмелился на подобный шаг! Всё же это не простую крестьянку обидеть.

– Так он арестован?

– Увы, стражники опоздали. Или же не очень торопились исполнять приказ. Злодей бежал.

– Но как же так?

– Добродетель и злодейство весьма часто схожи, – философски заметил Боэций, – смотря с какой стороны посмотреть.

– Не могу с Вами согласиться, – сказал Анн. – И мой учитель не согласился бы.

– А кто он? – как бы между прочим поинтересовался Боэций.

Анн вспомнил наставления Фланка и назвал первое пришедшее на ум вымышленное имя, добавив, что это всеми уважаемый человек в его родных краях.

– Я бы с интересом поспорил с этим умным человеком, – невозмутимо продолжал Боэций. – Моя должность просто обязывает подвергать разного рода «непреложные истины» осмеянию. Смех шута освежает взгляд на окружающее. Взгляните на ту группу молодых людей, они сейчас дружно поднимают кубки за короля!

Анн устремил взгляд в указанном направлении.

– Их называют «быстрыми ястребами». В золотом плаще – младший Мани, сын герцога Мани, их предводитель. Мёрд, замечу, из их числа. Однако сегодня он так раздосадован, что отсутствует в этой компании.

– И чем же они занимаются?

– Срывают по ночам плащи с запоздалых путников, заставляют их залезать на памятники и садиться позади великих воителей прошлого, крича при этом что-нибудь забавное. Некоторым сельским девушкам приходится несладко во время выездов этих молодцов из Красного города. Они подражают беззаботным пастухам древности в общении с поселянками, после чего тех не берут замуж. И это ещё самые безобидные проказы.

– И городская стража смотрит на всё сквозь пальцы?

– Это знатные люди, – развёл руками шут. – Никому не хочется связываться с герцогом Мани или герцогом Хоувеном. Пока всё обходится без откровенных бесчинств, это преподносится как свойственное молодости дурачество, пусть даже и злое. А Хоувен даже нахваливает их. Герцог называет их в шутку элитой будущей войны.

– Войны? С кем? – удивился Анн.

– Да кто же это знает! – рассмеялся Боэций. – Может быть, с южанами, а может – с северянами. Были бы иноземцы, а повод найдётся. Вот у вас на юге какой повод?

– Да кто же знает! – сказал, не задумываясь, Анн и понял, что почти в точности повторил слова Боэция.

– Именно. Поэтому очередную выходку «быстрых ястребов» обсуждают, многие – даже ждут с любопытством, но наказывать их никто не спешит. Пострадавшие не жалуются, на устои власти они не посягают, чего же цепляться понапрасну к молодёжи?

– Значит, Вы советуете мне быть с ними осторожным?

Боэций, подчёркнуто глядя не на Анна, а куда-то вдаль, произнёс:

– Воля Ваша, кавалер, принимать мои слова на веру или не принимать. Я всего лишь рассказчик.

Анн поклонился и показал, что ему интересно продолжение истории собеседника.

Боэцию пришлась по душе сдержанность юноши.

– В Вас мне видится полезное качество, – сказал он, – Вы умеете промолчать. При дворе это может пригодиться.

– Мне нравится больше слушать, нежели говорить, – сказал Анн.

Боэций усмехнулся:

– В таком случае Вы непременно обязаны сочинять. Все молчуны, которых я знаю, либо глупцы, либо сочинители.

«Если я сейчас растаю и в надежде на похвалу начну декламировать что-нибудь, то плохой из меня кавалер Аой, – смущённо подумал юноша. – Тогда уж лучше сразу всем объявить, что я – сын Эллингтона».

Из затруднения его вывел сигнал, поданный музыкантами к началу второй части танцевального отделения. Дамы и кавалеры, стоявшие до этого группками и сплетничавшие друг о друге, начали занимать исходные позиции для одного из сложнейших по рисунку инийских танцев – «бриллиантового бассе». Его движения и фигуры строились на умении невесомо скользить над полом и в этом скольжении словно вычерчивать длинные и короткие грани знаменитых драгоценных камней, не допуская высоких прыжков и воздушных поддержек. Небыстрая скорость движений создавала у неопытного танцора обманчивое ощущение простоты – до тех пор, пока тот не обнаруживал, что вместо танца он всего лишь переходит с одного места на другое.

Анну более приходилось практиковаться в народных танцах, когда он лихо отплясывал морреску вместе с пахарями в маленьких сельских тавернах или кружился в яичном танце с бродячими разносчиками товаров. Однако и бриллиантовый бассе был ему знаком. Анн поклонился собеседнику, извиняясь за прерванный разговор, и шагнул в сторону танцующих.

Почти все уже разделились по парам. Королевский распорядитель двигался вдоль рядов, выравнивая линии. В затруднении Анн обвёл взглядом присутствующих и встретился глазами с привлекательной дамой в белом, которая хлопнула по руке стоявшей рядом подруги и что-то весело шепнула ей. Та начала было выговаривать ей, однако дама только пожала плечами и легко скользнула на свободное место в ряду. Двигаясь, она снова бросила быстрый взгляд на юношу.

Анн понял этот вызов-приглашение. Улыбнувшись в ответ, он поторопился встать рядом с незнакомкой.

Глава четвёртая. Бриллиантовый бассе

Точно описать бриллиантовый бассе вряд ли удастся даже настоящему художнику слова. Слишком многое зависит от распорядителя танцев, который проводит бесконечные часы за вычерчиванием тростью на земле стройной паутинки линий-движений. А ещё важно количество тех, кто отважится принять участие в этом торжестве стройных пропорций и хрупких воздушных граней, словно рукой волшебника снятых с настоящего драгоценного камня и расправленных в танцевальном зале. И, наконец, главное в бриллиантовом бассе заключается в умении чувствовать вдохновенье друг друга. Не будь этого, плавное, то ускоряющееся, то затихающее скольжение танцующих превратится в хаос, в череду неуклюжих столкновений и растерянных шагов в сторону.

В этом танце – единственном таком на свете, как объяснял Фланк своему ученику – не бывает лучших или худших. Проигрывают в случае неудачи все, но точно так же все вместе могут создать и шедевр, о котором затем расскажут в балладах.

– Как человек осторожно поворачивает в пальцах бриллиант – всматриваясь в его отблески, наслаждаясь перекрестием видимых и угадываемых граней, так и в танце раскрывается дух камня. Бриллиант хорош в оправе перстня, но им можно любоваться и на расстоянии. И зрителю станут видны то отсвет закатного солнца, то сложение перспектив, то игра линий, – говорил Фланк, заставляя учеников по очереди смотреть на свои «мучения» со стороны.

– Да мы никогда не будем так танцевать, – возражали ему. – Разве же сподобится на бассе кто-нибудь на деревенской свадьбе?

– На городском празднике жестянщиков повеселее надо ногами дрыгать, – вторили другие.

На что Фланк только улыбался загадочно и отшучивался:

– Должно же быть в вас хотя бы одно умение, которое никогда и нигде не пригодится!

Против такого довода возразить было сложно.

Анн и Нико немало попотели, проникаясь хитроумным рисунком танца и потешая остальных учеников беззвучными обращениями к воображаемым партнёрам. Чтобы не забыть ничего, они вдвоём частенько повторяли уроки Фланка вне стен танцевального зала, и кто только не подтрунивал над ними, проходя мимо!

Эти милые воспоминания пронеслись в сознании Анна, когда он встал рядом с незнакомкой и поднял левую ладонь, в которую она вложила свою.

Распорядитель танцев, удостоверившись, что пары готовы, подал знак музыкантам. Зазвучали флейты, затем вступили малые барабаны. По спине пробежал знакомый волнительный холодок. Поднялась к сердцу готовность сделать первые шаги. Затем вступили лютни, и бассе начался.

Первыми в центральной линии выступали герцог Констант, младший брат короля, и его жена. Герцог пребывал в отличном настроении духа и расточал улыбки направо и налево. Цветущая пора жизни, в которую он вошёл, отсутствие серьёзных забот, которые вначале несла королева-мать, а затем взвалил на себя Виллем, удачный брак по расчёту, давший ему наследника, – всё это превратило его в человека, просто наслаждавшегося существованием и готового разделить радостью с другими. Никто в Примейоне не умел так лучезарно улыбаться, как герцог Констант. Рядом с беззаботной герцогиней Лаурентиной из рода Криспинов, стражей Восточных границ, Констант действительно выглядел как та самая волшебная точка на поверхности драгоценного камня, что непроизвольно и необъяснимо вдруг приковывает к себе наш взор.

Левую же линию устремляла вперёд средняя дочь короля Виллема, опиравшаяся на руку младшего Мани. При всей необузданности характера предводитель «быстрых ястребов» был аккуратным и сведущим в гармонии передвижений танцором.

Справа лидером был Виллион, наследник короля. Его рука касалась руки незнакомой дамы в жемчужной диадеме на светлых волосах. Язвительный Боэций не успел ничего рассказать о ней, поэтому Анн мог только восхищаться элегантностью этой отважной спутницы принца. Бриллиантовый бассе не допускал грубых и откровенных прикосновений. Каждый из партнёров должен был одновременно касаться и словно бы не касаться другого. Следовало настолько хорошо чувствовать спутника, чтобы сливаться с ним в едином движении, не приближаясь и не отдаляясь в переменах шага или направления, в замедлении или убыстрении. И настоящей катастрофой становился момент, когда один, потеряв равновесие или смутившись необычным поворотом, схватывался в поисках помощи за руку или плечо другого! Впрочем, дама в жемчужной диадеме была так же легка, как и юный принц, ей удавалось читать его замысел, лишь только он возникал в голове у спутника.

За этими блистательными парами двигались другие: камерарий Дердок и улыбчивая жена толстого интенданта финансов; некоторые из «быстрых ястребов», получившие в спутницы прекрасных девушек из провинции, которых родители с умыслом привезли именно на этот бал в Примейоне; несколько пар образовывали дамы и кавалеры более почтенного возраста, в их движениях ощущалось радостное желание тряхнуть стариной.

Участников бриллиантового бассе набралось не так много. Далеко не каждый отваживался рискнуть, ибо промахи в этом танце всегда выглядели столь нелепыми, словно их показывали публике через увеличительное стекло. Впрочем, и грация, и точность движений, в свою очередь, являлись с удвоенным эффектом.

Спутница Анна изредка бросала на него одобрительные взгляды. Это была уверенная в себе красавица лет тридцати-сорока, очевидно замужняя, ибо она носила на груди особенную заколку, изображавшую двух птиц, сплетающих крылья. Анн ни разу не заметил, чтобы она посмотрела куда-то в сторону, её взоры падали лишь на герцога Константа, задававшего движение бриллиантовых граней, да на самого Анна, который старался сохранять невозмутимость, ибо совершенно не представлял себе, о чём он должен – и должен ли? – беседовать с ней.

Наконец, дама в белом не выдержала и сказала:

– Нас не представили друг другу, но я нарушу этикет и сама спрошу Ваше имя.

– Кавалер Аой, – поклонился на ходу Анн, вплетая поклон в случившийся кстати поворот линии. Это выглядело и как вежливость, и как подчёркнутая ненавязчивость.

Дама оценила его ловкость и с видимым удовольствием совершила вслед за Анном особенно трудный переход из левой линии в правую. После чего спросила:

– Где Вы учились искусство бассе?

– В далёкой провинции, где не имел возможности танцевать с такими прекрасными партнёрами.

– И там же Вы научились беззастенчиво льстить?

Дама испытующе взглянула на юношу, но ничего не сказала более. Пока что Анну удавалось ничего не испортить, но впереди танцующих ожидали ещё две особенные «грани». Настоящая сложность в бриллиантовом бассе заключалась в необходимости запомнить последовательность перехода между линиями, порядок превращений одной «грани» в другую. Королевский бриллиантовый бассе включал пятьдесят семь превращений, по числу граней настоящего драгоценного камня. Однако о таком танце рассказывали только в легендах. В Примейоне по обыкновению ограничивались семнадцатью или, много реже, двадцатью четырьмя гранями.

Распорядитель танцев, заметив, что две пары начали задумываться и на глазах терять уверенность, подал знак своим помощникам. Те ловко увели уставших в сторону во время очередного превращения линий. Благодаря такой предусмотрительности успешно прошли двадцать вторую грань.

Во время следующего «блистания» распорядитель изъял из общего рисунка ещё две пары. Это были придворные, которые служили ещё матери нынешнего короля во времена её молодости. Несмотря на опыт, они явно начали терять лёгкость в ногах.

Анн удивлялся тому, что до сих пор не удалили его самого. Вероятно, сказывались долгие тренировки у мастера Кон-Тикута: тот добивался от всех учеников, чтобы они умели не только прыгать и бегать, но и едва слышно скользить по земле. Анн приседал и выпрямлялся, перетекал из шага в шаг, оставаясь при этом на одном и том же расстоянии от дамы.

А его партнёрша просто наслаждалась происходящим. Шаг её был так же уверен, как и в начале танца, движения – так же элегантны, дыхание – так же спокойно.

И когда прозвучали последние музыкальные такты и все по знаку распорядителя замерли, она совершенно невозмутимо улыбнулась Анну и шепнула: «Благодарю Вас за партию, кавалер Аой!»

Глава пятая. Король вопрошает

Пока Анн демонстрировал свою ловкость в танцевальном искусстве, господин шут успел побывать на открытой террасе, примыкавшей к большому залу, о чём-то задиристо побеседовать с группкой молодых дворян, а теперь находился в компании королевской дочери, которой он показывал забавные фокусы с плетёными разноцветными нитями. Та заливисто хохотала, всякий раз почти закрывая глаза и чуть откидывая голову назад. Королева, наблюдая излишне вольное поведение дочери, хмурилась, однако Надя делала вид, что ничего не замечает.

Тогда королева перенесла своё неудовольствие на Боэция.

– Вы подаёте дурной пример принцессе, – сказала она.

– Ах, мама, оставь! – заявила Надя. – Я уже почти замужняя дама.

– Вот именно что «почти», – заметила королева. – И чтобы стать ею по-настоящему, следует вести себя подобающе.

– Ваше Величество, мы беседуем о самых философских вещах на свете, которые можно только себе представить, – почтительно возразил Боэций, поворачиваясь к королеве Аурике и поднимая руки, в которых держал какие-то верёвочки.

– Это Вы называете философией? – усмехнулась королева, однако заинтересовалась фокусами шута.

В правой руке Боэция возник тонкий серый шнурок, сиротливо свисавший к полу.

– Се человек! – возгласил Боэций, любуясь шнурком и покачивая его то в одну, то в другую сторону.

– Аллегория нам понятна, – нетерпеливо сказала королева, – однако с таким же успехом Вы могли бы сравнить человека с горошиной, или с камушком, или с веточкой…

Боэций, не отвечая на это нападение, продолжал покачивать свой шнурочек, изредка продевая его сквозь какие-то тряпочки и петли других шнурков, которые держал левой рукой. И он делал всё так ловко, что прежний сирота серой масти вдруг на глазах у публики растолстел, посолиднел и превратился едва ли не в крепкий кусок корабельного каната. Да и цвет его изменился: теперь это был уже разноцветный, солидный персонаж, словно бы по случайности оказавшийся в компании других шнуров.

– Так, так, так… – рассмеялась проницательная королева. – Да Вы злой человек! К чему бы это совпадение, скажите?

– Какое, Ваше Величество?

– Серый, синий, белый… Да ведь это же цвета нашего господина Бермон…

Боэций в притворном ужасе воздел руки к потолку, умоляя не произносить имени.

– Что́ Вы, Ваше Величество! Всё случайность!

– И вовсе никто не думал о господине… – начала Надя, но её перебил отец, закончивший беседу с господином Сакром.

– Не думал, – сказал Виллем, – и даже думать не мог.

– Что ж поделать! Некий господин, о котором никто не думает, сам собой превратился из простого серого шнурочка в солидную фигуру, ах, прошу прощения, в солидный канат, наживающийся на поставках в королевскую армию, – сказал Боэций.

– Разве шнур имеет возможность наживаться? – спросил король. – Он же просто шнур, не человек.

– Вот об этом мы как раз и размышляли, – отвечал Боэций.

– Вы подготавливаете её к будущему правлению в таких вопросах, о которых она не рассуждает со своими учителями, – заметила королева Аурика.

– С учителями мне скучно, мама, – буркнула Надя, – а господин Боэций – презабавный забавник. Он всё так просто объясняет.

– А чему ещё он тебя учил? – заинтересовался король.

– Если Ваше Величество позволит, – сказал шут.

– Да, да, пожалуйста.

Боэций ловко рассортировал свои верёвочки по карманам, оставив в руках лишь одну.

– Цвет здесь тоже важен? – не утерпела королева.

– Вовсе нет, Ваше Величество, – поклонился Боэций. – Он мог бы играть свою роль, однако философия в другом.

И он принялся оборачивать шнурочек вокруг ладони. Его длины хватило на три оборота, затем шнурок закончился.

– Короток, – заметил король.

– Как наша жизнь, – согласился шут.

– И это всё? – рассмеялась королева. – Моя дочь, например, не поверит Вам. Да и я не поверю, пожалуй.

– Увы, – грустно кивнул Боэций и стал распускать шнур.

Вопреки ожиданиям, длина его увеличилась едва ли не вдвое. К тому же продолжение шнура оказалось другого цвета.

– Как так? – удивился Виллем. – Откуда Вы взяли?.. Как это?..

– Я вовсе не при чём, государь, – отрёкся от своего деяния шут. – Такова жизнь.

И снова обернув шнур вокруг ладони, а затем распустив его, он показал, что тот опять удлинился.

– Браво! – захлопала в ладоши Надя. – Вы настоящий волшебник. Как Вам удаётся незаметно вытаскивать другие верёвочки из карманов, связывать их вместе и представлять нам? Это же сущее волшебство!

– Это философия, дочь моя, – проговорила королева. – Одни события тянут за собой другие. И они сами собой связываются воедино. Да так ещё, что, бывает, не развяжешь потом.

Надя задумалась на секунду, хотела что-то сказать, но промолчала. Зато сказал король:

– Кажется, я понял господина Боэция.

Королева, средняя дочь короля, да и сам Боэций вопросительно посмотрели на Виллема.

– Наш дорогой учитель философии, мне послышалось, что в этом зале находится некий господин Аой. Не тот ли это темноволосый кавалер, с которым Вы так мило беседовали?

– Вы правы, Ваше Величество, – подтвердил шут.

– Пусть подойдёт, мы желаем пообщаться с ним.

Анн стоял, держа в руке бокал лёгкого южного вина. Жажда его вовсе не томила, однако, ещё не знакомый со многими обычаями, он боялся сделать нечто неподобающее и потому прятался за дегустированием напитков.

– Я бы сказал, что Вам крупно повезло, – проговорил Боэций, приближаясь к нему. – Король требует Вас к себе.

– Король? – растерялся от неожиданности юноша.

– Что же, Вы, кажется, не рады? Иные ожидают такого внимания по несколько месяцев или лет. Поторопитесь, негоже заставлять короля ждать! Ах, да отдайте же мне Ваш дурацкий бокал!

Боэций забрал вино из рук Анна, едва заметно подмигнул ему и легонько подтолкнул в спину.

– И помните, что́ я Вам говорил…

Порозовевший от волнения Анн двинулся туда, где стоял король. Ему казалось, что все в огромном зале смотрят на него: и напыщенные и раскрашенные девицы, и нагловатого вида молодые кавалеры. И даже слуги, казалось, с ухмылками следили за ним.

«Вот будет весело, если я сейчас споткнусь и упаду, – подумал Анн. – Мне, конечно, рассказывали о подхалимах, нарочно приземлявшихся в лужу из вина или падавших лицом в роскошный торт, однако же… Надо посматривать под ноги…»

Приблизившись к королевской чете, Анн почтительно поклонился и замер в ожидании.

Виллем протянул руку для поцелуя.

Анн прикоснулся губами к перстню – символу высшей власти.

– Ваше имя, кажется, кавалер Аой? – осведомился король.

– Верно, Ваше Величество.

– Мне передали, что Вы прибыли в Примейон.

Анн вновь поклонился, решив, что лучше будет молчать, нежели произносить благоглупости.

– И Вы не удивлены, что Ваш король призвал Вас издалека?

– Воля Вашего Величества – закон, – сказал Анн.

– У юноши весьма правильная позиция, – ввернул своё слово Боэций, незаметно возникший за спиной короля. – Не то, что у многих, от кого сейчас одно беспокойство.

– Мы призвали Вас, чтобы узнать обстоятельства одного запутанного происшествия, – сказал после паузы Виллем.

К замешательству Анна, оркестр именно в это мгновенье перестал играть – и слова короля прозвучали в зале громко и отчётливо. Все навострили уши и придвинулись ближе.

– Я готов рассказать то, что знаю, Ваше Величество, – сказал Анн.

– Примерно год назад одна дама путешествовала близ Римона. И с ней приключилась неприятная история. Принадлежа к нашему двору, она рассчитывала на уважение и действительно получала таковое. Однако некий негодяй вознамерился обесчестить её. Лишь случай помог ей избежать незавидной участи, – здесь Виллем сделал многозначительную паузу. – Мы надеемся, что с Вашей помощью вся картина прояснится.

– Вот искусство королей! – воскликнул Боэций и сплёл из своих верёвочек некий замысловатый узор.

– О чём это Вы, господин шут? – спросил Виллем.

– Только короли умеют сказать одновременно много и ничего. Бедный юноша не знает, с какого конца начинать свою историю и о чём ему следует рассказывать.

– Ну, ну, по́лно, – поморщился король, – кавалер Аой вовсе не производит впечатления ограниченного провинциала. Наш главный распорядитель, думаю, оценил его поклон. Полагаю, что и ум кавалера столь же изящен.

– Я осмелюсь возразить Вашему Величеству, – сказал Анн. – Этот человек вовсе не посягал на честь дамы.

– Как?! Вы уверены в этом?

– Абсолютно уверен, Ваше Величество! Он собирался убить её.

Король нахмурился.

– Это очень серьёзное обвинение.

Анн отвёл тёмные волосы со лба, поднял взгляд и произнёс:

– Своей честью кавалера клянусь, что не преувеличиваю.

Дама в белом, с которой Анн стоял в паре в бриллиантовом бассе, внезапно воскликнула:

– Ваше Величество, справедливости!

– Продолжайте! – сказал король, нахмурившись.

– Всё произошло глубокой ночью, – заговорил Анн. – Я находился в лесу, неподалёку от дороги. Я люблю пение, Ваше Величество, и часто странствую в надежде услышать красивую песню, которой не знаю. И временами случается так, что ночь застаёт меня в безлюдном, диком месте. Так было и тогда. И вот я услышал звуки скачущей лошади. Затем шум падения.

Выбежав на дорогу, я увидел лежавшую без сознания женщину. Мне удалось привести её в чувство. Едва эта женщина пришла в себя, как в ужасе стала заклинать меня спасти её от преследователей.

– Как же Вам удалось спасти её? Вы сражались?

– Нет, Ваше Величество. Я был почти безоружен. Однако я хорошо знаю лес. Мы укрылись в самом тёмном месте, которое там было. Преследователи этой дамы кричали, что её нужно отыскать и убить. Как уже убили её слуг.

– Но почему они хотели это сделать?

– Этого я не могу знать. Мне удалось перехитрить их. Всадники подумали, что даме удалось пересесть на запасную лошадь, а потому не стали мешкать и поскакали дальше, надеясь догнать беглянку.

– Что было потом?

– Потом я предложил ей свою помощь и проводил почти до ворот Римона. Вблизи города дама отослала меня, сказав, что уже ощущает себя под защитой графа-наместника и более ей ничто не угрожает.

– Охотно верю! – впервые рассмеялся король. – Римонский граф-наместник славится своей строгостью.

– Я был счастлив помочь бедной женщине, хотя она и не открыла мне своего имени.

– Вы пытались как-то проникнуть в её тайну? – спросил король.

– Нет, я не смел настаивать, – просто отвечал Анн.

– То есть никакого личного мотива у Вас не было?

– Не было, Ваше Величество.

Король задумался.

– Справедливости! – вновь негромко произнесла дама в белом. Глаза её горели, а грудь в возбуждении вздымалась.

– Я спрошу, и вы дадите мне ответ. Бойтесь солгать! – сказал наконец король. – Видели ли Вы лицо преследователя?

– Нет, лица я не видел. Однако я слышал, как один преследователь называл другого по имени.

– И какое же имя было произнесено?

– Главного среди них другие называли так – Сирил. Это был крупный мужчина на хорошем коне, которому подчинялись четверо или пятеро всадников. На всех были тёмные плащи. У одного из слуг расцепилась застёжка, и я смог заметить герб его господина.

– Что было на гербе?

– Птица в небе, раскинувшая крылья. Кажется, ястреб.

Глава шестая. Король судит, эрлин рассказывает

– Это многое проясняет, – кивнул головой Виллем.

Герольды вскинули трубы и исполнили призыв ко вниманию, после чего в зале установилась тишина.

– Король желает говорить! – возгласил распорядитель.

– Некоторое время назад благородная дама, графиня Элейн Мар, подверглась нападению. Были убиты её слуги, и она сама едва не распрощалась с жизнью…

В толпе придворных зашушукались. Видимо, не все знали о случившемся.

– Мы рады, что графиня избежала опасности, – продолжал король. – Кстати, где она сейчас?

– Государь, она до сих пор тяжело переживает случившееся, а потому безвыездно пребывает в родовом поместье, – сказала дама в белом, почтительно приседая перед королём.

– Напрасно она решила, что наш суд не будет справедливым, – хмыкнул Виллем. – Мы достоверно узнали, что имя напавшего на неё принадлежит барону де Бройну, который давно уже находится под подозрением. По этой причине мы полагаем, что наш суд, будучи законным и справедливым, должен быть свершён безотлагательно. Барон де Бройн по своей поимке приговаривается нами к ссылке на рудники. Его имущество, поместья и доли во всех торговых предприятиях изымаются в пользу казны. Если у барона обнаружатся наследники, они смогут получить треть изъятого по достижении возраста совершеннолетия.

– Король вынес свой суд! – возгласил распорядитель двора.

– Вы поступил благородно, – сказал Боэций Анну, – но почему-то я не уверен, что стоило вдаваться в такие подробности, как имена и прочие приметы.

– Разве не до́лжно карать виновных и защищать слабых? – спросил в ответ Анн.

– Да, это правильно. Короли тем и занимаются. Иногда им помогают маленькие люди, вроде нас. И вот нас-то чаще всего и перемалывает мельница справедливости. Будьте отныне осторожны. У этого барона много друзей и родственников.

– Я не боюсь, – улыбнулся Анн, – но благодарю Вас за совет! Вы, впрочем, предупреждали меня. Наверное, я плохой ученик.

– Зато Вы отлично танцуете, – сказала подошедшая к ним дама в белом. – У меня давно не было подобного партнёра.

– Не вводите юношу в искушение, дорогая эрлин Майя! – воскликнул Боэций. – То же самое Вы говорили во время прошлогоднего бассе кавалеру… э… кавалеру… Вот только как его звали? Эх, память, память…

– Это было давно и неправда, дорогой господин Боэций, – безмятежно возразила дама.

– Ваше слово – закон!

– Я намерена обсудить с кавалером некоторые детали нашего танца, – сказала эрлин и, взяв Анна под руку, увлекла его в сторону.

– Теперь я знаю Ваше имя, – сказал Анн.

– Как удивительно: Вы оказались тем самым человеком, приезда которого я ждала так долго. Дама, которую Вы спасли, – моя добрая подруга.

Анн поклонился.

– Кто же знал, что Вы окажетесь не простым воспитанником какой-то там загадочной школы в горах, а человеком благородного происхождения!

– Я считаю, что благородство даётся воспитанием, а не по праву рождения, – заметил Анн. – Пример барона де Бройна это доказывает.

– Пожалуй, Вы правы.

– Но как Ваша подруга оказалась одна на пустынной дороге?

– Она путешествовала, а этот барон де Бройн – один из самых опасных людей в Красном городе, – начала дама в белом.

– С момента моего приезда мне только и рассказывают об опасных людях, – перебил её, не удержавшись, Анн.

– Это столица, здесь крупная рыба всегда пожирает мелкую.

– В провинции куда спокойнее.

– Элейн тоже так думала. Однако барон, который выказывал симпатию к ней ещё здесь, вздумал отправиться следом.