Читать онлайн У меня на родине… Избранные стихи бесплатно

ISBN 978-5-4496-7561-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

А родина это…

Далёкие дали, картинки в журнале —
Красивые виды чужих городов.
Шумят магистрали, встречают вокзалы,
Гудят поезда, тишину распоров.
А родина – это седые рассветы,
Густые закаты, туман над рекой…
Берёз силуэты, в кармане конфеты
И чистое небо звенит синевой.
Густые покосы и свежие росы,
Журчащий в кустах озорной ручеёк…
В стихах или в прозе приходят вопросы
И тут же – ответы обрывками строк.
Здесь всё дорогое, до боли простое:
И дом твой, и небо, родная земля…
Здесь сердце в покое, а в мыслях былое
И память о людях, чья жизнь отцвела.
Поймёшь ты однажды, что родина в каждом
Живёт от начала до самых седин
Томительной жаждой, и ниточкой важной,
И самой надёжной средь прочих твердынь.
Ты можешь уехать, добиться успеха,
Другие своими назвать города,
Но ласковым эхом, грустинкой и смехом
То место под солнцем с тобой навсегда!

Умирает село, умирает

Умирает село, умирает,
Неохотно, мучительно, туго.
Покрываются мохом сараи,
Зарастает кустами округа.
А когда-то здесь лязгали пилы
И звенели боры топорами.
Сколько было потрачено силы,
Чтобы улицы встали дворами!
Чтоб у каждого дома скамейка,
На окошках – строчёные шторы,
Палисадник – кромлёная рейка,
На воротах – резные узоры…
Дребезжали колодцы натужно,
Били воду железные вёдра,
Петухи горлопанили дружно,
Гнал бурёнку проснувшийся отрок.
А теперь позаброшены избы,
На деревне – десяток народу,
Да в немногих домах на отшибе
Летом дачников ждут огороды.
Но сбивается стаями память
Тех, кто вырос в деревне когда-то,
Нависает над рухнувшим храмом
Серой тучей, слегка жутковатой.
Чей-то голос немного осипнет,
Затуманясь кристальной слезою…
Деревянная родина гибнет,
Потихоньку сливаясь с землёю!
…
А погост зарастает тимьяном
И осинником, страшно ползучим:
В этом мире, таком многогранном,
Места нет уголкам невезучим!

Разрушенная церковь

Церковь эту колотили злые люди и ветра:
Посрывали крышу, шпили —
на дыре торчит дыра.
Много лет среди посёлка, неприглядная на вид,
Вся в порезах и осколках укоризненно стоит,
Словно рана кровоточит… А в округе ковыли…
И такие церкви нынче на просторах всей земли…
Починить никто не может, не под силу и сломать.
Несомненно, век их прожит,
но скорбит природа-мать:
Кружат стаями вороны и сажают каждый год
То берёзку с тонким клёном,
то рябинок целый взвод…
Плакать – больше нету толку,
вот и новый храм готов,
Ведь нельзя прожить посёлку
без иконок и крестов.
Под берёзой многомудрой скромный ОН сооружён,
И плывёт в окошки утром
колокольный сладкий звон…
…
А разбитая, нагая, исковерканная в прах
Грезит, сердце разрывая, о своих колоколах.

2017 год

Запах родины

Полынью пахнут русские поля,
Ромашки завораживают взгляды,
Тревожат сердце волны ковыля
И лес зовёт тенистою прохладой.
Буянит полуночный майский гром,
Живое солнце брызгает лучами,
Под летним разухабистым дождём,
Приятно спать короткими ночами.
Берёзы дышат ветром озорным,
Трава благоухает ароматом,
И восхищают колером своим
Малиново-багровые закаты.
А радужная пёстрая дуга
Из всех цветов пятнистого букета
Настолько живописна и ярка,
Что кажется девятым чудом света!
Речушек безмятежная вода
Искрится под приветными лучами…
Вверху бегут молочные стада,
Которые зовутся облаками.
Кислинкою брусничной отдаёт
Прозрачная оранжевая осень,
А стая журавлей крылом взмахнет
И, может быть, перо на счастье бросит.
Каким коротким словом передать
Моей земли окраску, цвет и запах?
Она всегда прекрасна, будто мать,
Привычной красотой без бус и шляпок!
Проходят дни безумной чередой…
И вдруг возникнет строчкой бестолковой,
Что запах у Отечества родной,
А цвет очей небесно-васильковый.

Игрушки из времен СССР

В шкафу храню игрушки новогодние,
В коробке из времён СССР —
Облезшие, потёртые, немодные,
Какие-то невидные теперь.
И место занимают, и ненужные,
Но дрогнет, чтобы выбросить, рука
Зайчишку с облупившимися ушками,
Фигурку бородатого грибка.
Сосульки и снежинки разноцветные,
Набор больших и маленьких шаров…
Игрушки эти пыльные, заветные
Дороже всех невысказанных слов.
А память цепко держится за прошлое
И помнит каждый детский Новый Год,
Где ниточка серебряного дождика
В волшебный мир с собою позовёт.
И шишечки с фрагментами орнамента,
И разных гномов, белочек, пичуг.
Их брали осторожно руки мамины
Из маленьких моих неловких рук.
Облезшие, потёртые, немодные,
Но так же до безумия манят…
А мама в пору ту предновогоднюю
Была моложе нынешней меня.

Просто поселок

Казалось бы, просто посёлок,
Где люди живут, как везде…
Стоит среди сосен и ёлок,
Купаясь в лугов широте.
Здесь тихие зори над прудом,
А ветер играет волной.
Здесь травы блестят изумрудом
И воздух какой-то родной.
Тропинки, знакомые с детства,
Ведут за околицу в лес —
Пройтись, подышать, наглядеться
На синюю бездну небес.
Здесь нет городского трезвона
И некуда сильно спешить.
Сменяются плавно сезоны
И хочется правильно жить,
Читать позабытые книги,
Здороваться с каждым подряд.
В июле, сходив за черникой,
Набрать по дороге маслят.
Казалось бы, просто посёлок,
Уральский, негромкий, простой,
Знакомый и милый до боли,
Живой, настоящий, земной.
Родная моя Синячиха…
Опять начинает темнеть,
А ночью над речкою тихо
Луна – молодая купчиха
Рассыплет блестящую медь!

Кружева деревянные

Кружева деревянные,
Расписные наличники…
Лихо катится в прошлое
Эта мода теперь…
Красота стародавняя
И какая-то личная,
С тихим вздохом отчаянья
Ускользает за дверь.
Но останутся искоркой,
Не сотрутся из памяти
Деревенская улица
И резная скамья,
На окне завитушины
И строчёночки мамины,
А на лавочке крашеной —
Только кошка да я.
Дом дышал всеми лёгкими
И проветривал брёвнышки,
А наличники с листьями,
Как живые глаза.
Под окошками кустики
Хризантем и шиповника…
Так отчётливо вспомнилось,
Что скатилась слеза.
На очельях наличников
И цветы, и орнаменты,
Деревянные ёлочки
На торцах по углам.
Вроде трижды забытое,
Только память упрямая,
Не взирая на прошлое,
Верит сказкам и снам.
Кружева самобытные,
Расписные наличники…
А теперь, как новация,
Всюду стеклопакет.
Красота стародавняя
И какая-то личная,
В этом мире бушующем
Ты уже раритет.

Этажи

Этажи, этажи, этажи
и бетонные лестницы…
Где-то шумные лифты,
а где-то ступеньки бегут.
А по ним наша жизнь то неспешно,
то поступью резвою
Выбирает всегда
ей одной подходящий маршрут.
Дерева, дерева, дерева
под окошками шепчутся.
На рассветах румяных
щебечут в листве воробьи.
Мы бредём в своё счастье порою
дремучими дебрями.
А оно, между тем, где-то рядом,
в минутах ходьбы.
Облака, облака, облака
и приветное солнышко
Наблюдают снаружи
за нашей людской суетой.
И кому-то удача даётся
по малому зёрнышку,
А кому-то и зёрнышко это
маячит мечтой.
Синева, синева, синева
и закатные сумерки…
Полосатая зебра
всегда сторожит у дверей.
Спорят ангелы с бесом,
кричат спозаранку без умолку,
Чей-то враг набирает за пазуху
серых камней.
Этажи, этажи, этажи,
чердаки поднебесные…
Выше – крыша, а ниже – холодный,
зловещий подвал…
Так и ходим всю жизнь между высью
и тёмною бездною,
Исполняя судьбою отпущенный нам ритуал.

Платье из марли

Накрахмаленное платье,
По подолу мишура:
Шили мне его из марли
Мама с бабушкой вчера.
Мы корону из картона
Мастерили всей семьей —
Вата, бусины, снежинки
И фольги зеркальный слой.
Гольфы белые и туфли —
Всё расшито конфетти.
Как же хочется скорее
Мне на утренник пойти!
Завтра буду я принцессой
На рождественском балу,
Или маленькой снежинкой
На порывистом ветру…
Были в жизни бал и ветер,
Были бури и мороз,
Были яркие наряды
И букеты свежих роз…
Только платье с мишурою,
Что из марли шили мне,
Постоянно в новогодье
Вижу в белой пелене.
Миражом зовёт куда-то
В незапамятную даль..
И от этого на сердце
Бесконечная печаль.
Там, вдали, осталось детство
И родных окошек свет,
Ёлка, бабушка и мама,
И на утренник билет.
А, прожив еще полвека,
И в нарядах зная толк,
Понимаю, всех дороже
Мне простое платье то.

А сколько их, таких…

А сколько их таких,
Как будто под копирку,
Селений, хуторов
И малых деревень —
С берёзами у изб,
С заборами впритирку,
Со смуглой густотой
Копчёных солнцем стен…
Церквушек купола
Раскиданы по весям,
Где – празднично блестят,
Где – сгинули давно.
Дорожки и пути —
И те всё чаще лесом.
Так было испокон
У нас заведено.
Провинция живёт
Буквально в прошлом веке,
Дома гниют быстрей,
Чем движется прогресс…
Нуждается земля
В умелом человеке,
А люд из этих мест
Почти уехал весь.
Заброшены давно
Колхозные амбары,
Гуляют по полям
Ярутка и осот.
Когда-то этот вид
Считался бы кошмаром,
Но время вспять уже,
Наверно, не пойдёт.
Порою набежит
Такая ностальгия,
Что, кажется, сейчас
Словами исцелю…
Я всё это до слёз
Люблю, моя Россия!
Как хворое дитя,
Жалею и люблю!

Деревни

Там сладко пахнет свежим сеном,
А воздух, звонкий и густой,
Течёт живительно по венам
И дарит внутренний покой.
Везде краса, везде раздолье,
Дорог избитых колеи
Ведут, волнуя тихой болью,
К просторам матушки-земли.
Избушек ставни расписные,
И тополей зелёный цвет…
Пейзажи чистые, простые,
Родней которых в мире нет!
Корней далёких голос древний
Зовёт настойчиво туда…
Ведь душу трогают деревни,
А не большие города!

Мне сейчас бы снова в детство

Мне сейчас бы снова в детство
Ненароком, ненадолго,
На денёчек или просто
Хоть на несколько часов,
Чтобы вволю наглядеться
На траву нежнее шёлка,
На мигающие звёзды
И на стаи облаков.
Посидеть с подружкой лучшей
На скамейке возле дома,
Поболтать о чём-то важном
Или просто ни о чём.
Переждать большую тучу,
А потом у водоёма
Сделать парусник бумажный,
Что прокатит нас вдвоём.
Покачаться на качелях
Из доски и гладкой чурки,
Поиграть с детьми помладше
В вышибалы и лапту.
Вон черёмуха поспела!
Губы стали цвета шкурки…
А малина всё же слаще!
Но уже невмоготу…
Где ты, детство золотое,
Убрело в какие дали?
За моря и океаны
Или в космос ледяной?
Ты в ласкающем прибое,
В новогоднем карнавале,
Ты в журчании фонтана
И в тумане над рекой.
Ты осталось в старых книжках,
Что я внуку прочитала,
Ты живёшь в красивой кукле,
Той, которую храню…
Хоть проходишь слишком быстро,
Но у детства нет финала,
Возвратится, лишь аукни,
Память в нашу тишину.
Мы хохочем вместе с внуком,
И бабуля, и дедуля…
Мы играем на поляне
В вышибалы и лапту.
Ведь назло суровым вьюгам
И годам, что промелькнули,
Мы всё так же неустанно,
Свято верим в доброту.

Возносится храм в облака куполами

Заря отражается в яркой сусали
А воздух у речки живительно прян…
Тут стены часовен хранят, как скрижали,
Негромкое имя – Самойлов Иван.
Возносится храм в облака куполами,
Домишки – свидетели прошлых веков…
Облечь бы в стихи, но не скажешь словами,
Как много во всём и любви, и трудов.
Есть люди простые, а есть фанфароны,
Везде выставляют себя напоказ…
Уральский Иван не мечтал о короне:
Другая была у него ипостась.
От сердца горячего – людям на память,
От щедрой души – на года, на века.
Нельзя Синячихе без этого храма,
А мельницу пусть отражает река!
Пускай застывает ретивое время
И окна домишек грустят о былом…
Мы, слушая их, начертаем поэмы
Про то, как мы жили, о том, как живём.
Здесь прошлое в сердце заходит без стука,
Здесь дух замирает от наших красот.
Как будто бы Русь разлилась по округе
И каждого путника в гости зовёт.
Впитай навсегда и душой, и глазами
И кузницу эту, и бревнышки бань…
Наполнись добром, стариной, чудесами
И выдохни тихо: «Спасибо, Иван!»

* Иван Данилович Самойлов (6 сентября 1922 года – 7 августа 2008 года) – краевед, основатель и директор государственного Нижне-Синячихинского музея-заповедника деревянного зодчества и народного искусства.

Старые фотки

Старые фотки, семейные, светлые…
Смотришь на них и на сердце тепло.
Греют, зовут, но как будто бы сетуют:
Много водицы с тех пор утекло!
Дети сидят на пружинном диванчике,
А за диваном на стенке ковёр…
Время безжалостно, время обманчиво.
Время – актёр, сценарист, режиссёр.
Пухлые пальчики, глазки невинные.
Держатся за руки очень смешно.
Годы прошли, словно ночь воробьиная,
Дети – родители сами давно.
Но ностальгия такая уютная.
Вспомнишь косички, костюмчики, плед…
Всё забывается – страшное, трудное,
Не забывается светлое, нет!
Взгляды наивные, губки надутые…
Мы, молодые, с детьми на руках…
Жизнь без мобильников, мир без компьютеров,
Всё основательно, не впопыхах.
Яркие фото становятся тусклыми,
Чёрное с белым теснит желтизна…
Смотришь на снимки и чувствуешь грустное —
В сердце щемящая зябнет струна.

Радуга над храмом

Блестят сусальным золотом кресты
И небо держат маковки упрямо…
Захватывает дух от красоты
Всегда, когда смотрю на стены храма.
И, мимо проезжая каждый раз,
Охватываю взглядом панораму,
Чтоб мысленно промолвить пару фраз:
«Когда то здесь меня крестила мама…»
А бабушка моя пятнадцать вёрст
Сюда ходила пыльною дорогой
Без всякой показухи и позёрств —
К пречистой Богородице и Богу.
И память эта прочего святей.
Она звенит в подкорке глуховато…
Когда-то ведь и я своих детей
Крестила здесь в лихих восьмидесятых.
Всего и не упомнишь, жизнь длинна…
Бывает, что всплывёт, как в амальгаме —
Когда плескалась страшная волна,
Я свечки в храме ставила… за маму.
Вчера опять нахлынуло в пути
И в мыслях не осталось без ответа:
Не встать, не оглянуться, не пойти —
Над церковью мосточек семицветный…
Захватывает дух от красоты,
Словами не опишешь, мало проку…
Спустилось чудо с синей высоты,
Чтоб радугою встать – дорогой к Богу.

Мельница

Стоит у речки старенькая мельница,
Которой миновала сотня лет,
Противится порывистым метелицам
И стаям перелётным шлёт привет.
Вокруг трава медовая колышется,
Поют в кустах шальные соловьи,
И, может быть, как в старых русских книжицах,
Русалки ночью плачут о любви.
Куда несчастным деться без обители,
Куда приткнуться бедным на земле?
А тут эфир чертовски упоителен,
И даже тихий омут уцелел…
Прохожий, наберись побольше смелости —
Кругом парят флюиды колдовства…
Под лунным светом дремлет сердце мельницы —
Тяжёлые, из камня, жернова.
Малиновый закат зарёй прощается,
Затихла в речке сонная вода.
Вдали пути-дороженьки встречаются
И газы выдыхают города…
Несётся жизнь – шумит, течёт и мелется:
Рассвет, закат и вновь седой рассвет…
Стоит у речки старенькая мельница —
Из времени минувшего привет.

Пока живёт деревня

Перекусить бы салом с разваристой картошкой,
Селёдочки кусочек, зажмурясь, пожевать,
Капустки из бочонка набрать большую плошку,
Да, выйдя на крылечко, Россией подышать.
Навоза запах терпкий с соседнего подворья,
Крапива у забора на страже, как солдат…
То слышится гармошка, то шелест разговора:
Живет село родное, куда не кинешь взгляд.
Там гуси вереницей спускаются под горку,
Тут куры что-то ищут меж листьев лопуха…
На бреющем полёте высматривает зорко
Сердитый старый коршун летящего жука.
Петух с хвостом трехцветным
горланит, что есть мочи,
Картошка белым полем цветёт, лаская глаз…
Медведица большая «звездит» июльской ночью,
И люди коренные живут не напоказ.
Здесь банька по субботам под веничек дубовый
Здоровьице поправит и душу ободрит,
А после пара выпьет, кто водки… стограммовый,
Кто квас ядрёный крепкий, что зубы леденит.
Здесь незамысловатость
в пейзажах безыскусных,
Здесь кони и коровы по улицам снуют…
Здесь в избах деревенских, устало-заскорузлых
Какой-то сокровенный, бесхитростный уют.
Село моё родное! Как много в этом слове…
С утра и до заката хлопот невпроворот!
Суровое, простое, без лжи и пустословья…
Пока живет деревня, жив русский наш народ!

2017 год

Бабушке

Пимы, доха, пуховый полушалок,
Под ним платочек штапельный в горох…
Молитвы под иконами шептала,
И осуждала горьких выпивох.
Добротно, основательно, серьёзно
Бралась за все домашние дела.
Считать в уме умела скрупулёзно,
Но «грамотной сродяся не была».
Почти с пелёнок в поле помогала,
Усвоив опыт чуть не с молоком…
Потом сама детей своих рожала
И семерых родила чередом…
Пережила и войны и разруху,
Хлебнула недостатка и беды,
Семьёй делили скудную краюху,
Крапивных щей сварив для «вкусноты»».
Похоронила мужа слишком рано —
Недолог был тогда мужицкий век,
Ни разу не бывала в «лесторанах»,
Не признавала «химий» и аптек.
Крючком вязала чисто виртуозно,
Ведя узоры просто, от души.
Из печки русской вечером промозглым
На стол метала «с пылу» беляши.
А после нам, внучатам, песни пела,
И тот старинный песенный напев
Сейчас я вспоминаю то и дело,
Сама уже изрядно поседев.
Как нитку бус из старого комода,
Тяну воспоминаний бечеву…
Шепчу в туман потрёпанного фото:
«Спасибо за любовь и за заботу!
Пока, родная, помню, я живу!»

2018 год

Не стирается в памяти прошлое

Не стирается в памяти прошлое,
Так наверное свыше дано.
Только помнится больше хорошее,
Хоть оно и случилось давно.
А плохое тихонько теряется
В необъятной пучине годов,
Но порой полинявшей мозаикой
Возникает из писем и снов.
И навалится вновь позабытое,
Пережитое тысячу раз,
На засовы стальные закрытое,
И накроет тревогою нас.
Вспоминаешь по крохе, по капельке,
Словно тянешь незримую нить…
Всё печали припомнишь и грабельки,
Перепишешь всё мысленно набело…
И не веришь, что мчавшись ухабами,
Ты такое сумел пережить.

А за что ты любишь родину?

А за что ты любишь родину?
За малиновый рассвет,
За тропинку огородами,
Где ходил немало лет.
За берёзки белоствольные,
За простые васильки.
За луга её раздольные
И ромашки у реки.
У земли красоты разные,
В каждом месте что-то есть…
Где озёра – глади ясные,
Где диковинок не счесть…
Небосвод, везде лазуревый,
Он на родине синей.
Даже если высь нахмурилась,
В мир края нет милей.
Здесь звучали колыбельные
Над кроваткою твоей,
Здесь зарубки самодельные
На наличнике дверей…
Здесь живут воспоминания,
Притаившись в уголках:
Ты искал своё призвание
И мечтал о чудесах…
Научился справедливости,
Принимая всё, как есть…
Ошибаясь, делал выводы,
Что в почёте ум и честь…
Так за что ты любишь родину?
За рубиновый закат,
За надежды, что мелодией
В голове твоей звучат,
За волнение прекрасное:
Тут пьянеешь без вина…
Есть красоты в мире разные,
Только Родина одна!

Половики

Как же любим мы всё современное,
В вечной тяге «пожить по-людски».
Только в мыслях бывает смятение,
Если вижу я половики.
Домотканые, пёстрые, милые,
Может, даже наивные чуть…
На тряпичное их изобилие
Так и тянет поближе взглянуть.
Вот такие же точно, в полосочку,
Были в доме когда-то у нас…
И раздумия в детство уносятся —
Им полвека совсем не указ.
Половицы помытые, влажные,
Прилипает на них половик.
Всё такое родное, тогдашнее
Перед взором мелькнуло на миг.
Речка летняя, плотик бревенчатый,
Над водою кружат мотыльки.
Щётка с мылом работой повенчаны…
Моем с мамой мы половики.
А потом в огороде развешаем,
Чтоб на солнышке сохли весь день.
И они, разноцветные, свежие,
Украшают собою плетень.
А теперь своим видом бесхитростным
Навевают безбрежную грусть…
Ленты ткани, сплетённые нитками,
Ближе всяких изящных искусств.

Там, где прадеды сеяли рожь

Там, где прадеды сеяли рожь
И косили когда-то поля,
Не проедешь сейчас, не пройдешь.
Запустела родная земля.
Только пчёлы летают над ней,
Собирая густую пыльцу…
Я зачем-то средь прочих речей
Помянула об этом отцу.
Омрачился слегка у него
Катарактой подёрнутый взгляд.
«Я ж косил там, всего ничего,
Лет так двадцать, наверно, назад.
Отбивал на закате косу,
А потом на рассвете вставал.
И, пока не ссушило росу,
По душистому лугу шагал.
По сырому – оно хорошо!
Да и птицы поют на заре…
Мурава на покосе, как шёлк,
Вся в прозрачном живом янтаре.
На свободе зудело плечо
И вело за размахом размах.
Сердцу было почти горячо
В золотистых рассветных лучах.
Лёгким вжихом дышала коса,
И за выдохом следовал вдох.
А вокруг – облака и леса:
Перемежка от всех суматох…
Но скотинушки было не счесть!
И конюшни полны, и хлева.
Надо всем заготовить поесть,
А первейшее – это трава.
На пастьбу собирали стада:
По корове, по две из двора.
Без бурёнки тогда никуда,
Непростая случилась пора.»
Говорит, рассуждает, ворчит
Мой морщинистый мудрый отец.
Вспоминает бесхитростный быт,
Словно трогает старый рубец.

Там, на юге

Там, на юге, горячее солнце,
А на море то волны, то бриз,
Там луна золотистым червонцем
Отправляется ночью в круиз.
Там, в шаландах, корзины кефали
А на пляжах резвится народ.
Только память девчонку с Урала
Очень часто с собою зовёт.
То к волшебной берёзовой роще,
То в сосновый таинственный бор,
Всё там чище казалось и проще,
И деревья вели разговор..
Распевали лесные пичуги
И шептала о чём-то листва,
Земляника загадочно в руки
Попадала, коснувшись едва.
Колыхались покосные травы
И бежали упругой волной,
В синем небе отарой кудрявой
Шли барашки над тихой рекой.
Рядом море, а в памяти речка.
Рядом горы, а тянет на пруд.
И родные, с Урала, словечки
Обязательно сердце кольнут.
Жизнь несётся дорогой зыбучей,
И привыкнуть давно бы пора,
Что на юге и солнышко лучше
И теплей, и нежней вечера.
Но зовут бирюзовые дали
И озёра с холодной водой,
В паутинке прозрачный хрусталик,
Яркой радуги мост расписной…
И на юге прекрасного много!
Только мысли стремятся в полёт
На Урал, дорогой и далёкий,
Что покоя душе не даёт.

Речка синяя

Синячиха – речка синяя,
Малой родины исток.
Не широкая, не длинная —
Путь до устья не далёк.
Заросли брега пологие
Островками череды,
Тополя стоят высокие,
Плачет ива у воды.
То живая, то зыбучая —
Ветер тешится с волной —
Отражаешь солнца лучики
И луну в тиши ночной.
Ой, ты реченька-кудесница,
Знаю, реки есть быстрей,
Но живу твоими песнями,
Нет их звонче и добрей!
Каждой ноткой серебристою
Ты вливаешь в душу свет.
Моя милая, речистая,
Ближе речки в мире нет!
Встало солнце над вершинами
И воспрянул мой мирок…
Просыпайся, речка синяя,
Малой родины исток!

Деревенские зарисовки

Деревня раскудрявилась дымком.
Дома стоят в тяжёлых снежных шапках.
И кажется, что пахнет молоком
Идущая куда-то мимо бабка.
У женщин деревенских глаз остёр:
Куда спешишь? Проезжий или пеший?
А то, поди, какой-то сутенёр,
Возьми его Лешак (ну, то есть, Леший)!
А вот копна у дома на углу.
И рядом с ней – каурая лошадка,
Привязана поводьями к стволу
Берёзки у забора – для порядка.
Бубнит у магазина на столбе
Смешная штука – громкоговоритель.
Он выглядит, как шляпа на грибе
И здесь, в деревне, явный долгожитель!
Взбрехнет собака где-то на краю,
В сторонке мык доносится коровий,
Несёт мужик от проруби бадью
В лохматой безрукавке рыжей, псовьей…
А я иду по собственным делам
К Семёновне… Изба седьмая справа.
Здесь счёт ведётся не по этажам,
Деревня – самобытная держава!
Сидит за баней кот окраса «ночь»,
Петляет проторённая тропинка.
А я гоню дурные мысли прочь,
Зачем как воду в ступе их толочь?
Я радуюсь: живёт моя глубинка!

Узоры

А вы помните старые окна,
Из начала ребячьих начал?
Там, зимой, на заснеженных стеклах
Нам мороз волшебство рисовал.
Между рамами – валики ваты
С разноцветным простым конфетти,
И игрушки – зверюшки, фрегаты,
Что в кладовке сумели найти.
Щели в рамах заклеены прочно,
Чтоб не дули тугие ветра,
И тепло оставалось бессрочно,
Начиная с конца сентября.
Ах, какие сады и ажуры
Рисовал нам мороз на стекле,
Выводил то цветы, то фигуры,
То снежинки в седом дефиле!
Прикасаясь к узору ладошкой,
Или пальцем скользя по стеклу,
Становились мы чище немножко
И себя доверяли добру.
На земле непонятного много.
Что-то живо, а что-то мертво…
Но эпоха пластмассовых окон
Отняла у детей волшебство.

На всякий случай

Чтоб в доме нашем не было беды,
Чтоб отогнать болезнь и злое лихо,
Несла из храма бабушка воды
Крещенским утром, радостным и тихим.
А дома окропит углы и печь,
Нацедит по глоточку каждой внучке,
И будет банку ревностно беречь,
Поставив в тёмный шкаф
на всякий случай.
И так оно велось из года в год:
Вода, лампада, свечи и икона…
Мелком начерчен крестик у ворот,
Как будто это символ бастиона.
А если захворает кто порой,
Или от глаза скверного, дурного,
Лечила ближних бабушка водой,
Шепча молитвы благостное слово.
А мы теперь, чуть что, по докторам —
Уколы, капли, мази и пилюли…
Трещит от них бюджет по тонким швам…
Но часто вспоминается бабуля.
Морщинистой рукой святой воды
Нальет в стакан из баночки литровой…
И голос тихим эхом с высоты:
«Хлебни и будешь, внученька, здоровой!»
Давно истлели в прошлое мосты,
А жизнь несёт лавиною могучей,
Но каждый год бутылочку воды
Из храма я несу…
на всякий случай.

А вы всё ждёте чуда?

Разрушен храм в уральской деревеньке —
Таких церквей немало по стране.
Здесь нет дверей, поломаны ступеньки,
И жуткая пробоина в стене.
При взгляде вверх накатится слезинка,
Бывают в мире дивные дела:
На крыше раскудрявилась рябинка
И ягоды румяные дала.
Не вымерзла, не высохла, не пала,
Корнями уцепившись за кирпич.
Какая сила там ее держала,
Наверное, умом и не постичь!
Пути Господни неисповедимы,
Как, впрочем, и желанье просто жить.
Идут года, проходят мимо зимы,
И ветер куролесит во всю прыть…
Какая, право, люди, сила воли —
Упорство нам не каждому дано!
Расти и не роптать на злую долю…
А вы всё ждёте чуда?
Вот оно!

Танцплощадка нашей юности

За оградою чугунною,
В старом парке у пруда…
Танцплощадку нашей юности
Вспоминаю иногда.
Подпевали липы шёпотом
Незатейливым хитам
И, не тратя время попусту,
Поднимались к небесам.
Льётся трепетная музыка,
Пары медленно скользят…
На девчонках нитки бусинок,
Взгляды радостно горят.
Их подолы расклешённые
Крутит ветер возле ног…
Как в картинках кинохроники,
Этот вечер так далёк!
Выбивают дробь весёлую
По площадке каблучки.
Впереди дорога долгая,
Взрослой жизни тупики…
Возмужали сосны стройные,
Стали крепче и мудрей,
Закалились кроны хвойные
В непогодах январей.
Поседели одноклассники —
Не до танцев им теперь.
Мчится время неподвластное,
Пополняя груз потерь.
Нет ограды с завитушками
Больше в парке у пруда,
Только шепчутся верхушками
Там деревья иногда…

Мне сейчас бы те косички

Мне сейчас бы те косички,
Белый фартучек и бантик,
Те же острые коленки
И пытливый ясный взгляд,
Бархатистые реснички,
Две пятёрки по диктанту
И хорошие оценки,
Что в журнале встали в ряд.
Мне сейчас бы на крылечко
Двухэтажной средней школы,
Где пофоткаться собрали
Мой шестой любимый класс.
Там шутливые словечки,
Безобидные подколы,
А неясности в журнале
Не печалят вовсе нас.
Стрижки, бантики, косички…
Парни галстуки поправят,
Пионерские, конечно,
И шутливо скажут «Чиз»…
А девчонки по привычке,
Кто смешливо, кто лукаво
Или, может, чуть беспечно
Спародируют актрис.
И останется навечно
Чёрно-белая картинка,
Где на воздухе согретом
Мы застыли на крыльце…
Только время быстротечно
И бежит слезой грустинка

Продолжить чтение