Читать онлайн Сквозь песок: Мир на ладони бесплатно

Глава 1. Шамбала

Дневники отречённой

Я – наёмница. Мои наниматели важные люди. Правители, чиновники, служители разных культов. Всем им всегда что-то нужно. Что-то такое, чего сами они не в силах достать. Обычно они слабы для того, чем я занимаюсь, или попросту боятся запятнать репутацию. Им нужен кто-то, как я. Нет, им нужна именно я. Ведь я единственная: невидимая, как воздух, неуловимая, как ветер, призрак – как меня прозвали в кругах знающих людей. Женщина, ведущая жизнь мужчины, а значит не женщина и не мужчина, не ровня ни тем ни другим – я ни у кого не искала признания и братства. Я стою отдельно от всего. Сама по себе, без общества. Так меня воспитали. Чтобы служить. Служить вещам, которые я ищу, добываю или краду. Служить смерти, которая забирает людей с моей помощью.

Я почитаю тех, кто поставил меня на этот путь. Почитаю даже сейчас, когда земля погребла каждого из них в земных недрах, не оставив ничего, что могло бы вернуть жизни их или наследие их. Наследие связанных одиночек, клана одиночек. Моего клана. Осталась только я. И лишь доверенные мирские люди напоминают мне о сгинувшем доме. Они разделяют мою скорбь и всё еще готовы помогать в деле. Они связаны клятвой и не посмеют ослушаться. Иначе их ждёт расправа, что подкрепляет клятву сильнее, чем хорошее жалованье.

Прежде никогда я не доверяла мысли письму. Это запретное действо. Но вопреки правилам, чувствую, что должна. Моё нутро остро наставляет обличить события прошлые и грядущие в письменное слово. Чтобы оставить путь отречения тем, кто решит подобраться к вратам Великого духа. Новое поколение отречённых, коих я жажду пробудить, должно знать, что если существуют силы, с которыми не справятся отречённые, то никто не устоит. Но я верю, что Великий дух, безразличный к земному, не станет мешать, а боги людей окажутся слабы, чтобы остановить меня. Верю, что моё чутье не обманывает меня. Я иду по следу.

Мой последний доверитель, великий лугаль Бильгамес, что славно правит в Уруке и его богатых окрестностях, поручил мне сложное дело. Поиск предметов, чья истинная суть и предназначение скрыты за мнимой формой. Он не дал знаний, как они выглядят. Никто не знает. Их можно определить по силе сопротивления стихиям. Но что способно сопротивляться стихиям? Что может победить их в поединке? Даже крепкие стены подтачивает вода, а огонь сжирает всё. Что же это? Что это, как ни магия? Но в нашем мире нет магии. Одни только крикливые шарлатаны. И всё же я должна отыскать эти предметы. Довольно будет одного!

Мне известно о свойствах и назначении. Я знаю, откуда начать путь. Слышала, множество бед приходит с тех мест, куда я иду. Но я не страшусь. Опасность и жестокость – мои вечные спутники. Я подобралась слишком близко к смерти, побраталась с ней. И даже когда она захочет обнять меня крепко, что легкие не смогут дышать, я не откажусь от неё. Я буду достойна своего погибшего клана. Пока жива моя память – жив и клан.

***

Огрубевшие пальцы положили заточенное шило на край стола и аккуратно смахнули мелкие комочки глины с ещё мягкой таблички. Россыпь клинописных знаков тесно покрыла красноватую поверхность подобно созвездиям, раскрывая слова и смыслы, что принадлежали клану отречённых, а теперь предательски начали путь в мир. Когда табличка подсохла, хрупкий лист опустился в твёрдую сумку из лёгкой древесины. Внутри покоилось ещё несколько чистых, ждущих новых откровений. Медный карандаш повис сбоку, в кожаном кармашке.

Отречённая накинула капюшон, встала из-за стола. Полы её плаща затвердели от грязи и волочились по деревянным доскам с грохотом. Наёмница толкнула скрипучую дверь и вышла на сухой воздух, что вздулся колючим песком и стремительно окутывал всякого покинувшего укрытие. «Вчера ливень, сегодня песчаная буря! Что не так с этой пустыней?» – подумалось ей. Она надвинула на лицо кусок ткани, обмотанной вокруг шеи, и, сопротивляясь буре, направилась к повозке. Забралась внутрь, скрылась под крышей из грубого полотна, которую соорудил провожатый, что всячески помогал в дороге с бытовыми нуждами. Он оставил изобильные берега Тигра, жену и четверых ребятишек и следовал клятве. А сейчас копошился в углу, хорошенько упаковывая провизию.

– В городе ты оставишь меня, – холодно бросила отречённая.

– До него ещё далеко, госпожа, – ответил служка, не отрываясь от дела.

– Я изучила карту. Это последнее дорожное пристанище на пути к пещерам. Скоро тебе придётся меня оставить. Тебе пора домой, к семье. Клан благодарит тебя.

– Ещё рано прощаться, – возразил он беспечно. – Путь на юго-восток долог!

Отречённая промолчала. Сдёрнув край покрывала, она выглянула наружу. Буря потихоньку стихала.

– Пора ехать, – прошептала она.

– Еще рано, госпожа, – заботливо настаивал помощник. – Кони не пойдут. Подождите, когда солнце склонится к горизонту.

Девушка нетерпеливо вздохнула. Задёрнула ткань, облокотилась на большой мешок и закрыла глаза.

– Тогда я подремлю.

Вихри белого и жёлтого песка, гонимые ветром с севера-запада и солончаков, скрыли стремительно плывущее к горизонту солнце. Старые хижины и хилые деревья оазиса засыпало словно пеплом. Равнинные твари еще прятались по своим убежищам, а редкие островки растительности, победившие соляные отложения, приникли к уже высохшей земле в томительной дрёме. Обширная котловина, простирающаяся на десятки дней пути, зажатая цепями нагорий и гор, распространила тяжёлую волю на всё живое окрест, заставляя терпеливо ждать щадящих условий.

Служка развернул кусок холщовки и накрыл ею отречённую.

– Скоро похолодает, – прошептал он и вернулся к сумкам с дорожным инвентарем. – Почищу ваше оружие.

В путь они тронулись в сумерках, держась направляющих звёзд. Несколько дней двигались по безлюдной местности с разреженной растительностью и мелкой живностью, снующей по потрескавшейся земле. И вот вдали показались горные хребты.

– Пройдем немного восточнее! – крикнул помощник с козел, управляясь с двойкой гнедых.

Наёмница высунулась наружу и села рядом.

– Здесь начинаются границы царства, – сказала она. – Но пока ничего не видно.

– Вы слишком торопитесь, госпожа! – засмеялся спутник и погнал коней резвее.

Телега заскрежетала по неровной почве.

Позже они вырвались на широкую дорогу, испещренную свежими следами множества колёс и ступней. Вдали виднелись другие повозки, въезжающие на зелёные территории обширного горного государства. Трава стелилась здесь плотным ковром до самых гор, а мелкие лагеря приезжих густо вырастали из земли.

Город возник прямо из горы. Будто вырубленный из скал, его многочисленные башни тянулись высоко в небо. Городская стена поднималась из каменистых груд, покрытая щедрой паутиной растений. Широкие ворота стояли распахнутыми и жадно всасывали всех алчущих посетить древнее государство.

Подъезжая к арке, отречённая обратила внимание на отсутствие стражи. Город явно остался без хозяев, предоставленный сам себе, лишённый ухода и заботы. Высокие башни вблизи явили удручающее зрелище. Их станы серьёзно истрепались временем и вандалами, местами надломились, изысканную облицовку разграбили, а оконные ставни вырвали с кусками стен. Некогда блистательные, указывающие путь в небо, а теперь заброшенные, башни вопили о желании уйти на покой или вновь воспрянуть духом.

– Значит это правда, – подчеркнула отречённая. – Город без правителя и армии.

– Дааааа, – протянул помощник, натягивая поводья и пропуская пеших путников. – Совсем не похоже на те легенды, что слагают об этом месте! Теперь тут только разбой и запустение. Но если кому-то когда-либо удастся отыскать сокровища, скрытые в этих горах, тот сумеет стать просвещённым человеком!

– Пока здесь только воры и убийцы, – сухо заметила она, рассматривая суетливых прохожих с чёрными от грязи лицами. – Довези меня до главной горы. И там расстанемся. Езжай за толпой.

Она указала на тесный ряд людей и повозок, медленно продвигающихся вглубь города стройным караваном.

– Всех сюда привела алчность и жадность, – метнула наёмница и глубже спрятала лицо в капюшон, ощущая, как брезгливость к людям шевелит душу.

Повозка аккуратно встроилась в поток и поплыла к горе, чьи ребристые склоны усыпало многоярусными каменными дворцами и убегающими ввысь архитектурными пиками. Флюгеры с изображением неизвестных фигур всё ещё венчали наконечники крыш: никто не отважился забраться так высоко и сорвать их. Главный дворцовый комплекс достигал поистине невероятного размаха: порушенный, но величественный, он напоминал о блистательном загадочном прошлом – об обещанных сокровищах, которых так неистово жаждут люди.

У дворца людской караван разрывался и разбегался во все стороны. Многие здания обжились приезжими довольно грубо и безыскусно. А чего устраиваться? Никто из живущих не останется здесь навсегда – только отхватят своё и покинут руины. Ни сочувствия ни почтения, ни к камню ни к памяти.

– Сколько здесь входов? – спросила отречённая, не в силах объять взглядом сразу весь комплекс.

– Несколько сотен. Стоит проехать выше. Там людей должно быть меньше, – ответил служка, разворачивая повозку на подъём.

Вскоре он остановил лошадей в узком переулке у низкой пристройки с выкорчеванной дверью.

– Здесь подойдет, – бросила наёмница и спрыгнула с козел.

Группа людей, идущая следом, остановилась поодаль и шепталась, оглядывая хорошо сколоченную повозку. Отречённая запустила руку под плащ, готовая схватиться за оружие, и угрожающе наблюдала, мысленно нанося незнакомцам смертельные раны. Компания ответила не менее жестокими взглядами, но всё же прошла мимо.

– Не задерживайся! Возвращайся скорее к жене и детям! – строго наказала она, доставая из повозки ещё одни ножны и вешая их за спину.

– Не думайте обо мне, госпожа! – отвечал помощник, хорошенько завязывая узел с походным скарбом. – Вот, держите! Здесь всё, что нужно!

Отречённая приняла мешок и повесила его на плечо.

– Здесь очень много бандитов, – сурово сказала она. – Мы только прибыли. Кто-то уже приметил нас. Если тебя поймают охотники, они вытрясут из тебя всё, что знаешь, и не оставят в живых.

– Но я ведь ничего не знаю!

– То-то и оно. Придётся хорошенько помучиться, прежде чем они убедятся, что ты бесполезен.

– Я тотчас же покину город! – сглотнул помощник и почтительно склонил голову. Затем он подался вперед и с блеском в глазах зашептал:

– Говорят, что сердце города скрыто глубоко в горах, на цветущей равнине, охваченной водами внутреннего моря. Говорят также, что правители вовсе не сгинули, а обитают именно там. Они забрали с собой только самых лучших людей и одарили их невероятными знаниями и мудростью. И теперь все они бессмертные. Слышали вы это?

– Не болтай! – одёрнула отречённая хмуро. – Когда доберёшься до речного города, отправь гонца к нанимателю. Сообщи, что я вступила в Шамбалу. Затем отправляйся домой. Всё, поезжай!

Она хлестнула лошадь, и помощнику ничего не оставалось, как взяться за поводья.

– Будьте осторожны, госпожа! – крикнул он напоследок и пустился в обратный путь.

Задрав голову, отречённая мрачно окинула вырастающие друг из друга дворцовые громады. Покопавшись в дорожной тубе, она извлекла кожаный свёрток, что отдал ей лугаль Бильгамес. Знаменитый на всю Месопотамию правитель города Урука стал единственным доверителем на её памяти, кто сумел каким-то образом отыскать её лично, минуя сложный ряд попечителей, единственный, кто не искал способа явить отречённого ко двору, а пришёл сам, скрытый под личиной бедняка. Оглядевшись, она размотала свёрток и упёрлась в начертанные рисунки – карту ходов и пещер. Карта показывала не много, но достаточно, чтобы не тратить время и ресурсы на блуждания по лабиринтам, а пуститься сразу в глубину гор.

– Да.... здесь подойдет…

Она убрала свёрток, оглядела тёмный побитый вход и смело вошла внутрь. Пересекла комнату с облупившимися стенами и пыльными столбами света от поколотых окон и очутилась в узком проёме с примыкающей круговой лестницей, ведущей вверх. Тусклый свет и здесь поглаживал обшарпанные стены, а ребристые ступени вяло тянулась к небольшому парадному залу с несколькими коридорами. На запорошенном песком полу еще остались следы мелкой мозаики, но редкие островки разноцветной выкладки уже не могли показать, что она изображала прежде. Отречённая нырнула в крайний коридор слева, осторожно пробралась в полутьме и попала в вытянутый зал с высокими рядами колонн. Редкие окна едва роняли щуплые лучи, но зато множество факелов играли тёплыми оранжево-красными всполохами, причудливо разгоняя тени. Сюда же вели другие проходы, из соседних построек. Небольшая группа людей сидела на досках у одной из колонн, что-то весело обсуждала и уплетала хлебные лепёшки. Котелок с едой висел над углями, поклажа была разбросана. Компания явно торчала здесь несколько дней. Отречённая миновала помещение по затенённым местам, прихватила один из факелов и юркнула, как ей показалось, незамеченной в следующий коридор с ещё одной лестницей. Крутые ступени струились вниз и постепенно расширялись.

«Внизу обширная пещера с водохранилищем… Где-то здесь должен находиться скрытый вход в другие пещеры…».

– «Не доходя до купальни»… – припомнила она слова Бильгамеса, выйдя на широкий лестничный пролёт. Стены сомкнулись над головой сырой облезлой аркой.

Наёмница обшарила стену справа, пока пальцы не наткнулись на неплотно сидящий камень. Прислушалась к звукам, убедилась, что никто не спускается следом, толкнула. Стена поддалась: повернулась на центральной оси, часть плиты выдвинулась вперёд, часть отошла внутрь. Дальше пришлось двигать руками. Затем отречённая вернула плиту на место и, освещая путь огнём, направилась по узкому тоннелю вниз. Покатый спуск облегчил длительную ходьбу в душном пространстве, но счёт времени потерялся. Наконец кожи коснулась долгожданная прохлада, а зрачков – мерцающая синева впереди.

Когда мрачный тоннель остался позади, ей открылся обширный грот с чистейшим голубым озером. На карте озеро соединялось с водохранилищем в купальне. Очевидно, что озеро находилось здесь не для забав царских гостей, да и отсутствовали следы рукотворства. Отречённая омыла лицо, поглядывая на густые тени, изучила тёмные проходы, ведущие в протяжённую систему пещер. По слухам здесь вырос настоящий лабиринт катакомб, куда опасно ходить без карты. Особо везучие смельчаки сумели вернуться из пещер и за хорошую плату поделиться расположением запутанных ходов. А их тут множество! Отличная защита от нежелательных гостей! Лабиринт как будто создавался специально, чтобы сбить с толку, лишить возможности отыскать скрытые помещения и выбраться из подземного чрева. Это место обросло невероятными легендами о мистических сокровищах, могущественных богоподобных людях и сакральных знаниях. Но отречённая задавалась только двумя вопросами: куда всё исчезло, и есть ли возможность разыскать здесь то, что поручил Бильгамес? На случай провала, был ещё один легендарный город, о котором поведал доверитель. Но идти туда куда опаснее – на север. «…Надеюсь, хоть один из предметов окажется здесь!»

Отречённая достала крюк-кошку с верёвкой и закинула его в проход повыше. Пробравшись наверх, она разожгла огонь и пустилась по подземным коридорам. Некоторые катакомбы выглядели довольно ухоженными: владельцы тщательно обнесли стены отполированными камнями и оставили в них выемки для источников света и выступающие ванночки для воды. Такие катакомбы хаотично сменялись никак не обработанными тоннелями, прирастали к ним без логики и часто заканчивались тупиками или круглыми комнатками с различными углублениями и выступами, а позже перестали встречаться вовсе, уступив место сплошным перекрёсткам ходов. На одном таком распутье наёмница остановилась. Здесь закончилась карта подземной сети на ее свёртке.

Прежде чем пойти вслепую, следовало перекусить. Солнце наверняка уже село, настало время отдыха. Крупный перекрёсток с шестью проходами располагал для этого удобными плоскими камнями. Отречённая установила факел в углублении отвесной стены, развязала мешок, достала хлеб с вяленым мясом и устроилась на подходящей каменюке. Вцепившись зубами в солонину, она задумалась о том, что не встретила ни единого скелета, хотя слышала, что здесь погибло великое множество людей. Куда подевались все кости? Мысль прервалась: до слуха дотянулись звуки человеческих голосов. Бросив еду в мешок, она затушила огонь и скрылась в одном из проходов за небольшим выступом.

Трое вышли из неизвестного тоннеля. Они говорили на незнакомом языке. Чёрная кожа, крупные тела, скрытые за плотной цветастой одеждой, увешанные оружием и походным скарбом. Ещё одни искатели сокровищ, попавшие в пещеры через другой вход. Они тоже решили остановиться на привал и сбрасывали с себя поклажу. «Разбойники! – скрипнула зубами наёмница. – Сколько же здесь ходит таких ловцов удачи? Неприятная помеха!» Она извлекла из-за пояса три небольших метательных клинка и приготовилась использовать их.

Что-то вытолкнуло её на площадку. Отречённая покатилась кубарем, а зажатые между пальцами лезвия блеснули перед глазами жертв. Троица тут же схватилась за оружие. Наёмница вскочила, метнула один из клинков. Самый неудачливый расхититель упал наземь, хватаясь руками за истекающее кровью горло. Двое других успели напасть, но короткий кинжал в кулаке отречённой отразил первый удар. Затем второй, третий – кинжал лихо парил, защищая от противников. Свет факелов яростно трепетал от ветра сражения, готовый перекинуться на мешки. Он внезапно потух, погрузив сражающихся во тьму. Лязг оружия прекратился. Один из воров сдавленно закричал.

До отречённой отчетливо донеслись звуки рвущейся плоти и костей. Тёплые солёные капли брызнули ей на щёки и губы. Не поддаваясь панике, она восстановила в памяти последние действия и расположение проходов. Отползла к ближайшей стене, ощупью протиснулась в тот из тоннелей, откуда приволокло троих несчастных. Твёрдо ринулась вдоль стены, прислушиваясь к удаляющимся крикам и скрежету… Зубов? Мешок со снаряжением остался где-то там – ни огня теперь, ни еды.

Скоро звуки стихли – на голову обрушилась давящая безжизненность глубокого подземелья. Но отречённая передвигала стопами, не останавливаясь ни на миг, и вскоре вышла к новому разветвлению. Кое-как подсчитала количество тоннелей, отметила особенность каждого. Преследования как будто не было. Жуткие мысли о том, что за убийца прятался в темноте, она отгоняла. Иначе страх, как проказа, проникнет в жилы, затуманит разум и выбьет жизнь. Меч она держала наготове.

Уставшие, точно выколотые глаза вдруг различили рельеф пещеры. От дальнего тоннеля, словно из колодца с отражением кровавой луны, подполз тусклый свет. Постепенно он выхватил больше деталей, уточнил грубые линии откосов. Неровные скалы поднялись здесь высоко и сгинули где-то в кромешно-чёрном шаре потолка. И там наверху что-то явно двигалось. Отречённая прижалась к стене, напрягла зрение, вглядываясь в вязкую темноту, но различить форм не сумела. А свет всё гуще проникал в пещеру. Уже слышалась человеческая речь. Но люди так мало волновали. Куда больше заботила тьма.

Двое вошли в пещеру. Такие же тёмно-цветные, как предыдущие. Один заметил её прежде второго и толкнул товарища, тыча пальцем в расхитительницу с обнажённым мечом. Её боевой вид вызвал на их лицах хищные ухмылки. Первый сделал шаг ближе, потянулся за пояс и извлёк меч с двойным изгибом клинка. Второй установил факел между камней и тоже приготовился к весёлой драке.

Отречённая не шевелилась. Она задрала голову и смотрела в пространство над головами противников. Два сверкающих пятна захватили её внимание. Они поглощали свет, полыхая огнем факела, росли во тьме, рисуя подступающие формы: иссиня чёрные мощные, бликующие в тёплом свете, что спотыкался о мускулистый рельеф. Чудовище сползало словно дикая кошка по дереву, пластичная как жидкий металл, как нефть, стекающая по разломам, обтянутое гладкой зеркальной кожей с кривыми отражениями. Тонкие длинные пальцы с изогнутыми когтями обхватывали каменистые выступы паучьими лапами; овальные глаза, зажатые меж выдающихся бровей и скул, лениво моргали полупрозрачными перепонками как у рептилий; приплюснутая голова втягивалась в плечи и выныривала обратно, крутилась по-совиному на пол оборота; длинный хвост извивался на скалах. Размером его тело превосходило человеческое в два раза, членения были звериными, и только колени сгибались в обратную сторону, что, казалось, переломятся. Существо уставилось на зачарованную добычу. Пасть хищно раскрылась, широкий ряд острых зубов упёрся в безгубую кожу.

Ужас охватил отречённую, и она пошатнулась. До расхитителей наконец дошло, что испугалась она вовсе не их. Поздно – монстр бросился и сбил обоих с ног. Голова одной из жертв, зажатая когтями, ударилась о кусок скалы и раскололась как керамическая статуэтка, залив кровавым месивом ребристый камень и металлические пальцы существа. Второй повис в воздухе, болтая ногами, и отчаянно пытался отцепить лапу со своего лица – освободить глаза, ноздри и рот от сдавливающей хватки. Когда воздух в легких закончился, его тело задёргалось в предсмертной судороге и испустило дух.

Разыгрывая ужасающее представление, монстр не сводил глаз с расхитительницы. Отречённая стиснула рукоять меча – ладони и пальцы заныли от боли. По ногам вновь пробежала предательская дрожь, живот скрутило спазмами. Но холодный голос разума кричал сквозь пелену первобытного страха: «Возьми себя в руки! Ты боец! Бежать некуда! Он сильнее, быстрее и ловчее! Если смерть заберёт тебя сейчас, значит такова воля Великого духа! Клан ждёт меня! Погибни достойной их!»

Чудовище швырнуло бездыханный труп в стену. Его нога с бульканьем вырвалась из тягучих тканей размозженного черепа. Монстр глубоко согнул колени и опустился перед трупом. Челюсть разошлась, ярко-алый язык выгнулся между клыков и смачно лизнул руку мертвеца. Затем когтистые пальцы вырвали её и сунули в зубастое зево, а горло заурчало от удовольствия. Отречённая ощутила вкус рвоты.

После недолгой трапезы чудовище вытянулось во весь рост и метнуло кровожадный прищур на живую добычу. Наёмница напряглась всеми мышцами, ожидая быстрого нападения. Но монстр и сам как будто чего-то ждал. Может, когда она обделается от страха?

Наконец ему надоело, он высунул слюнявый язык и остервенело прыгнул.

Отречённая ударила по чёрной плоти и пронеслась под лапами существа, вздымая каменную крошку. Плащ слетел с её плеч. Она встала позади монстра, ощущая как прикосновение клинка отразилось от металлической кожи высоким звоном, который теперь звучал в её костях. Удар не нанес врагу никакого повреждения: тот играючи повис на отвесной скале словно обезьяна, раскинув врозь свои задние конечности кузнечика. Наёмница приникла к земле, прижимая бесполезный меч, выудила из рукава метательные ножи. Демон наблюдал, растягивая пасть в свирепой улыбке, глаза-фонари подмигивали, язык жадно высовывался из-под выдающихся вперёд клыков. Он втянул шею и снова прыгнул. Отречённая запустила одно из острых лезвий, нацелившись в глаз противника. Враг разгадал намерение, вздёрнул лапой, отбросил предмет в сторону. Вогнутые лапы приземлились, как кувалда, но жертва успела откатиться по содрогнувшейся земле. На этот раз монстр не дал перевести дух добыче и обрушился в новом прыжке. Отречённая едва успела отбежать.

Теперь она наносила отражающие удары без продыха, ощущая как нехватка воздуха и влаги режет горло. Силы оставляли её. Наконец тяжёлая лапа выбила меч, и чудовище наступило ей на грудь, примяв к земле. Обездвиженная, она продолжала защищаться и потянулась к кинжалу. Но демон опередил, сорвав оружие гибким хвостом. Кинжал отлетел, без возможности дотянуться до него. Леденящие пальцы сдавили запястья, хвост обвился вокруг ног, широкая спина согнулась, морда приникла к вспотевшему от боя лицу. Кислое металлическое дыхание покрыло кожу, глазищи пронзили душу. Но он медлил. Насытившийся или любознательный? И вдруг заговорил. На человеческом!

Наёмница растерялась. Монстр взвыл. Совиная голова крутанулась назад-вперёд. И снова из пасти вырвались звуки человеческой речи, но язык оставался не знакомым. Отречённая как могла двинула головой в знак непонимания. Тогда монстр рыкнул еще нетерпеливее и заговорил уже на третьем языке.

– Я не понимаю… – хрипло вырвалось из её глотки.

Демон склонился совсем низко, почти упираясь коротким носом – отречённая чуть не задохнулась от крепости металлической вони.

– Не понимаю… – повторила она сдавленно.

Рот монстра широко растянулся, он заговорил на родном для неё языке.

– Ты не похожа на остальных людей. Кто ты такая?

– Мне тяжело дышать… – прохрипела она, чувствуя, как грудина вжимается в землю.

Существо взревело. Сдёрнуло лапу, перекинуло человека через плечи, сжало конечности стальными пальцами и бросилось стремглав в один из тоннелей. Темнота снова обступила со всех сторон.

Нёсся монстр долго. Как далеко они забрались, отречённая и думать не хотела, уже распрощавшись с жизнью. Смерть в пасти монстра средь легендарных подземелий, где царствует кромешная тьма – не о такой смерти ей мечталось. Но есть ли выбор? Только у самоубийц. Ледяные лопатки демона, власть голодного зла – вот что доведет её до храма Великого духа. Самое время принять такой исход.

Монстр разжал лапы и опустил добычу наземь. Ступни и ладони девушки погрузились во что-то мягкое. Тысячи мелких частиц просочились между пальцев. «Песок!» – догадалась она, сгребая кучки. В лицо дунуло, но не дыханием чудища, а свежим чистым поветрием.

– Кто ты такая? – прогремел голос. Ему вняло громкое эхо.

– Я из клана отречённых… – начала она, но голос прервал её.

– Отречённые – это только человеческий клан убийц и расхитителей, алчущих славы на службе у других людей. На вкус – немногим слаще остальных.

Отречённая яростно сжала кулаки, чувствуя сочащийся сквозь пальцы песок. Ногти впились в кожу почти до крови.

– Ты ничего не знаешь про отречённых! Я – последняя из них.

– Мне все равно, как они сделали тебя своей марионеткой и сколько лет ты живешь по их законам. Я должен знать, ЧТО ты такое!

– Человек, как и те несчастные, кого ты сожрал… – просипела она.

Существо вцепилось ей в глотку, прижалось головой к щеке.

– Если бы ты была человеком, я прочитал бы твою кровь, даже не прикасаясь к тебе. Мне бы открылась вся суть тебя и твоих мыслей, источник твоей жизни, отведённый срок. Но я вижу лишь пустоту внутри твоего тела. Мои пальцы ощущают: ты уязвима, хрупка и податлива, как любой человек. Я слышу биение твоего сердца и поток крови, бегущий по венам. Вижу цвет и плотность твоих внутренностей. Чую запах. Твой запах отличается. Ты пахнешь чем-то, что я не могу определить.

– Мне сложно понять твои речи… – проговорила наёмница, пытаясь высвободить шею.

Пальцы монстра разжались. Он толкнул добычу в песок.

– Ты явилась сюда, чтобы отыскать Святилище Бессмертных? Найти скрытые богатства и утерянные сакральные знания? Или, может, твой наниматель желает отыскать самих Бессмертных? «Людей без кожи и крови, путешествующих по всей Вселенной и другим мирам, если им угодно»? Ты тоже жаждешь жить с ними среди звёзд? Хотя ты не можешь ничего желать, кроме службы чужим идеям! – издевательски громыхал монстр среди тишины.

– Отречённые не служат чужим идеям! – вспыхнула она. – Мы служим смерти и переходящим вещам! Наниматели для нас безлики!

– Ваш культ меня не волнует. Он жалок.

Отречённая в гневе метнула нож. Послышался звон удара. В темноте раздался леденящий хохот.

– Никто не смеет говорить так об отречённых. Только смерть – плата за такие слова!

– У тебя достаточно времени попытаться убить меня. Но ты не преуспеешь.

– Ты не собираешься убивать меня? – горячо крикнула она, желая прекратить спектакль.

– Нет.

– Кто ты такой?

– Царь Страха – моё людское имя. Я правлю Шамбалой.

– Ты убил правителей?

– Я правил здесь всегда! Это моё Царство! – свирепо рыкнул он, очевидно, задетый словами.

– Никто не говорит о Царе Страха!

Монстр захрипел гортанно.

– Это долгая история противостояния. Я поведаю её, как только мы закончим, – наконец ответил он.

– Закончим с чем?

Монстр сипло задышал, как будто сама тьма злобно и жадно ухмылялась вопросу.

– Я должен прибраться за собой после трапезы. Вижу, и твой желудок сжимается от голода. Мне придется оставить тебя ненадолго. Если вздумаешь бежать, знай: со всех сторон обрыв. Внизу – только бесконечная бездна. Падать будешь до самого сердца мира, и сгинешь в его чреве, как червяк. Лучше не двигайся, если хочешь пожить подольше.

Голос стих. Демон поднял ветер, уносясь куда-то во тьме – клубы песка накрыли пустошь.

– Лучше не двигайся… – повторила она, сплевывая песок. – Конечно…

Наёмница опустилась на живот и поползла на поиски обрыва, тщательно ощупывая путь руками: песок стелился по ровной поверхности, словно вокруг лежала пустыня, скрытая в беззвёздной ночи. Ползла долго, пока не надоело. Тогда она поднялась на ноги, осторожно сделала несколько шагов, размахивая руками в воздухе в надежде нащупать какой-нибудь выступ, но безрезультатно. Возобновила ползание с верой, что рельеф вскоре изменится. Тщетно. Песок плыл бесконечно – мышцы слабели. «Обманул меня? Нет обрыва!»

Окончательно выбившись из сил, она перевернулась на спину передохнуть. Уронила затылок в песок, закрыла глаза, прислушалась. До слуха донеслось едва слышное шуршание, какое-то копошение – оно явно приближалось, усиливаясь невнятным ворчанием; голоса нарастали, неразборчивая трескотня потянулась отовсюду. Отречённая извлекла из рукава последний метательный кинжал, зажала его между пальцев, встала на корточки. К своему удивлению, ей удалось различить лезвие клинка. Да и песок вдруг замерцал тусклым светом. Задел он и маленькие следы стоп на песке, которые множились повсюду, рисуя хаотичные линии. Как будто детские, но очевидно, не человеческие ножки поднимали песчинки в воздух, заставляли их светиться живым ковром, словно планктон в океане, потревоженный плавниками рыб. Но хозяев следов словно не существовало. Только неровные цепи тоненьких отметин с острыми коготками прокладывали дорожку к человеку, закручиваясь спиралью.

– Не двигайся! – вдруг прогремел голос Царя Страха с нервным накалом.

Сквозь вздымающиеся кристаллы света отречённая различила стремительное приближение металлического монстра. Быстрый как буран, он рассекал воздух со свистом, поднимая плотные волны песка. Кожа его жадно напиталась отблесками, лоснясь струями бликов. Отречённая зачарованно смотрела и не знала, чью атаку ей придется отражать прежде.

– Вы не заберёте её у меня! – проревел монстр и завис в высоком прыжке. Как охотящийся коршун, он выставил лапы вперёд, нацелившись схватить добычу. Его огромные глаза и пасть широко раскрылись от хищного возбуждения.

Отречённая вскочила, спотыкаясь, и что есть мочи ринулась в сторону, в толпу невидимых созданий. Десятки острых коготков тотчас вцепились в неё, норовя разорвать одежду и кожу. Её ослепило сильнейшее свечение и какая-то невиданная волна оторвала от земли, опрокинула на спину, высвободив из сонма рвущих когтей.

Царь Страха не достиг цели. Его напряженно-согнутые пальцы столкнулись с незримым щитом, разделившим тьму и свет. Ударная волна разошлась во все стороны, пронзила горы от основ до вершин, покрыв каждую низину и хребет потоком мощной энергии. Молнии вырвались за пределы скал, дошли до растянувшихся вдоль котловины подножий. Дворцы города задрожали. Своды рухнули. Горы осели, засыпав тоннели и пещеры, погребая самых рьяных искателей сокровищ. Везунчики в панике бежали, уворачиваясь от камнепада и разверзшейся земли.

Сквозь пальцы отречённая уставилась на всепоглощающий свет, заполонивший всё вокруг, на оторванные куски скал, мгновенно теряющиеся в белизне. Испуганно смотрела на Царя Страха, яркой звездой пульсирующего в свете: металл его кожи накалился докрасна, алый, как кровавый закат. Согбенное существо уносило подальше от неё. И вот оно скрылось в пасти света, а затем исчез и сам свет, всосавшийся в себя, в одну маленькую точку. Тьма вернулась. Вокруг вновь закружил песок и необъятное неразгаданное пространство.

Голова отречённой закружилась. Она вся осела и подогнула занывшие ноги.

– Что за мелкие ублюдки?.. – огрызнулась она, теребя израненные коготками конечности. Липкая кровь сочилась из многочисленных ранок.

Её будто услышали: шебуршение и ворчание возобновились. Наёмница сжала нож и совершила упреждающий выпад. Ощутила, как лезвие нашло чью-то плоть: послышалось кровавое бульканье – значит попала в шею.

– …Да вы совсем ничтожные! – фыркнула она. Твари едва достигали ее бедра.

Карлики злобно заверещали. Настроенные враждебно они кинулись всем скопом. Острые коготки и зубы жадно впились в тело. Отречённая вскрикнула и сжала зубы. Боль и ярость заполнили её жилы, поспешили прорваться наружу ответной атакой. С громким воплем она ринулась хватать мелкую пакость, сдавливать их, отрывать от себя, ломая тонкие шеи и ручки, вонзать кинжал в податливые тельца. Но гадов только прибывало, будто рождал их сам воздух.

Они налетали жужжащим роем. Она вырывалась, отмахиваясь, но алкающие ручонки скрутили ноги. Тогда она пнула двоих как мерзких крыс и ринулась куда-то вперёд, но новая парочка вцепилась в волосы и спину. Ещё один вгрызся в бедро и чавкал, запуская язык в рану. Отречённая взвыла от боли. Избавилась от карликов сзади, в безудержном гневе схватила лакающего гада и отсекла ему голову. Тёплая кровь покрыла руку. Следующему нож угодил в глаз. Какие-то мерзко пахнущие жидкости брызнули в лицо. По телу пробежала судорога.

Многочисленные раны сжигали словно в горниле. Но наёмница не сдавалась, боль и усталость уступили боевому возбуждению. Она желала убивать. Звериные инстинкты и взращенные с детства навыки ринулись наружу, заставляя действовать смертоносно, безжалостно, безумно. Она ломала кости обидчиков, рвала мышцы и сухожилия, залитая кровью – своей и чужой. Когда атаки тварей поредели, она сама кинулась на них, выискивая в темноте, до тех пор, пока темнота вновь не замерла в безмолвии. Тогда она разжала руки, выпуская последнего бездыханного карлика, чей предсмертный стон наполнился страданием, и опустилась на колени, встречая всепоглощающую тишину. Песок слипся от пролитой крови, отречённая легла прямо на него, поверженная бессилием.

Погодя она превозмогла болезненную агонию и, бормоча что-то как не в себе, не выпуская кинжала, поползла по песку, всё ещё надеясь достичь обрыва. Скоро руки её упёрлись во что-то твёрдое и гладкое. С трудом поднявшись, она обшарила преграду, попыталась дотянуться до верха, дойти до поворота, но стена казалась росла без конца и края. В отчаянии она сжала кулак и ударила по стене. Стук разнёсся металлическим звоном.

– …Прямая, гладкая, металлическая… Значит рукотворная, – пересохшим горлом пробормотала отречённая, вспоминая, что ещё не лишилась рассудка. – Она должна где-то заканчиваться… Или нет?.. Если это огромное помещение? Если внутри Святилище Бессмертных?.. Тогда должен быть вход. Если стучать – кто-то услышит?.. Враг?.. Друг?.. Скорее враг. Пока эта тьма скрывает только монстров… Злобных и…

Ещё никогда отречённая не чувствовала себя пищей, куском мяса и костей, которых желали и не поделили странные создания. Сможет ли Царь Страха отыскать её теперь? Вернутся ли карлики? Крепкая вонь их внутренностей всё ещё била в нос и дурманила разум… И ещё эта давящая темнота, выкалывающая зрачки! Как же смертельно она устала от неё!

Отречённая скатилась на песок и боком налегла на холодную стену.

– Что же делать?.. Стучать? – Её рука зависла перед ударом, костяшки пальцев заныли в напряжении.

– Нет… лучше ножом! – Взялась за кинжал, но чуть не выронила оружие.

Повисла, содрогаясь всем телом. Воспоминания о последних событиях заставили передумать.

– Нет! Надо идти! Буду идти, пока стена не закончится! Или сдохну под ней! Вперёд! Пошла!

Новые силы прилили в тело. Наёмница решительно встала на ноги, навалилась на стену и покатилась по ней плечом, запретив себе даже думать об остановках.

Время потерялось. Наконец стена закруглилась и упёрлась в другую стену: наклонную, ребристую, с многочисленными выступами. Стена, по которой можно взобраться наверх!

Отречённая бросила последние силы и начала подъём, не задумываясь, что ждёт впереди. Мышцы и кости дрожали, голова кружилась и разрывалась от ломящей боли, запёкшиеся раны рвались и кровоточили, но ничто не задерживало её. Она взбиралась, предчувствуя, что путь её не окончен, что камни не погребут её, как погребли весь клан, разверзнув землю под поселением и сомкнувшись каменным дождем с холодных гор.

Добралась до вершины. Вдохнула воздух, почуяв новый неясный аромат в мягком дуновении ветра. Цветочный? Пряно-травянистый? Откуда он? Тьма и здесь застила пеленой. Только руки нащупали склон обратной стороны глыбы. Отречённая села передышать, устроившись между двух больших камней, и впала в полудрёму, позволив сну одолеть себя.

Когда она очнулась, то не смогла размежить веки. Ссохшиеся кровавые корки покрыли ресницы и горели красным заревом. Но то не кровь, грязная и коричневая, а яркий свет пробивался сквозь них. Потянулась онемевшей рукой к глазам, содрала куски крови и песка; щурясь, приоткрыла веки. Дневной свет хлынул в оголодавшие зрачки, слёзы побежали ручьями, обжигая солью ссадины и порезы. Когда глаза привыкли к свету, она выбралась из укрытия. Огляделась.

Горный гребень, на который она взобралась, высился лишь низкой крохотной точкой на протяженной линии кряжей, чёрных как ночное море, уходящих далеко в обе стороны, вырастающих до небес и не имеющих конца и края. Склоны хребта, откуда наёмница взобралась, заслоняло непроглядное вещество – клубы чёрной пыли, вздымающейся на горизонте в беспредельную высь. Другая сторона воплощала миролюбивый пейзаж: у подножия начиналась огромная равнина с цветущими полянами и деревьями, что пропадала вдали среди бархатных холмов, над которыми простиралось чистое небо, без облаков, сиренево-кремового цвета. Не хватало только важной детали – солнца. Хотя свет лил ярко, прямо отовсюду, лишая зелёный мир видимых теней. Внизу, между деревьями и кустами вилась проселочная дорога, пролегающая вдоль хребта.

«Спуститься! За людьми и водой.... Иначе в следующий раз я уже не смогу проснуться...»

Отречённая начала медленный спуск, отчаянно и твёрдо хватаясь за чёрные выступы, не задумываясь, почему все грани такие гладкие и блестящие, будто самая усердная рабыня очищала их от пыли и полировала всю жизнь напролет.

Спуск давался сложнее подъёма. Зрение притупилось, ноги и руки плохо слушались и едва находили опору, скользя по гладкому металлу. Последние крохи сил замирали на кончиках пальцев. Отречённая жалась к отвесному утёсу, проклиная слабость человеческого тела. Остатки вооружения тяжело повисли на бёдрах. Она глянула вниз на кроны деревьев. Три человеческих роста до зелёных шапок – кажется, можно прыгнуть. Оттолкнулась. Прыгнула. Ветки сломались. Обломав ещё ряды, ей удалось ухватиться за толстую ветку на нижнем ярусе, прильнув щекой к грубой коре, что тотчас располосовала кожу до мяса. Вчерашние раны разошлись, но отречённая удержалась, стиснув зубы. Затем она пододвинулась к стволу, нащупала ногой ветки ниже, и, перебирая сучки, коснулась наконец земли, мягкой, покрытой плотной ровной зеленью, будто выстриженной по линейке. Промочила рукавом кровь на щеке – обнажённые мышцы отозвались острой болью. Хотела бы она промыть раны! В надежде выйти к какому-нибудь озеру, она поплелась вниз по склону и, едва держась на ногах, ступила на дорогу, которую заметила с вершины.

Широкая тропа стелилась ковром, не утоптанная копытами, колёсами или ногами. Тот, кто жил в этих местах, уложил связанное в покрывало сено на траву, оставив травинкам возможность прорастать сквозь дырочки мелкой вязи. Покрывало выглядело свежим, как хорошая еда для скота. Наверное, недавно положили. В душе наёмницы затеплилась надежда: фермеры помогут с восстановлением. Найдется у неё и немного серебра для них. Но сколько бы она ни шла, ничего не менялось: дорога так и вилась вдоль металлической цепи гор, обрастая густым лесом. Ветер приносил запах свежей листвы и однообразно завывал в уши, и больше ни единого звука. Ни пения птиц с веток, ни копошения насекомых или мелких зверюшек. Ничего. Только примерно раз в час что-то громыхало в небе: иногда как крики птиц, то сладко-певучие, то скрипучие, иногда как вой или рык диких животных. Звуки обрушивались с подозрительно одинаковой интенсивностью, но ни разу отречённая не приметила их источника.

Небо неспешно охватили сумерки. Серая сталь слоями измазала загустевший лилово-кремовый цвет и притушила ярко-фиолетовые всполохи. Наёмница упала на дорогу и вползла на мягкий склон маленького холмика, примыкающего сбоку. Горло резала сухая боль, в голове бились гром и молния, раны вздулись и горели. Она боялась сомкнуть глаза, внимая небу без облаков и звёзд, смотрела: как темнеют серые полосы, как тьма сжирает горные вершины и деревья. Всё погрузилось в болото теней – не понять, закрылись ли глаза – зловещая тьма вновь сделала своей пленницей. Позже отречённая заснула, смиренно вверяясь судьбе.

***

Чудовище прерывисто хрипело под массивом колотых камней: придавленное, разодранное, униженное. Кипящая чёрная кровь с бульканьем сочилась из рваных мышц, шмотками раскиданных по ребристым валунам, и смешивалась с кровью земли – вяжущей нефтью, поднявшейся из недр нагорья после яростного столкновения двух вражеских энергий.

Царь Страха стиснул раздробленные челюсти и, превозмогая муки плоти, напряг поломанные грудь и плечи. Ещё живая сила зверя, его гнев и бешенство, помогли вытолкнуть обломки обрушившихся стен – с дьявольским рыком первородного демона-бога. Застывшие в разломах гор и трещинах костей следы железа и меди раскалились огненным жаром и густыми каплями потекли вниз, возвращаясь в земное чрево. Тяжелый запах металла и чёрного дыма заполонили тёмное пространство пещеры и раздувшиеся ноздри монстра. От каждого вдоха кости его хрустели и грохотали, а мышцы срастались и возвращались туда, где им положено служить – в выносливое крепкое тело, ловкое, сильное и бессмертное. Но чувствующее физическую боль.

Высокий свод пещеры, мгновение назад повидавший ослепляющую зарницу и бурно разорвавшийся над древним узником подземелий, вновь стоял нетронутым – пологим, сверхъестественно гладким и непроницаемым. Самая плотная тьма вернулась в воздух, и только сокрытые ветры, приходящие из сети катакомб, доносили песок и соль верхних пустынь. С дуновением пришло и знание: последние башни города разрушены, и многовековые руины, привлекающие толпы ворья и искателей приключений, обратились в прах. Это значит, что краски Шамбалы померкли окончательно, и никто, ни единая душа, больше не заплутает в паутине мрачных коридоров.

Но не судьба Шамбалы, не пища волновали воспалённый ум Царя Страха. Он осознал, что ещё минуту назад перед ним открылась разгадка – и он держал её крепко… За тощее слабое человеческое тело. Но они отняли её!

Мерзкие карлики вновь нарушили границы! Беспринципные жалкие отродья! Рабы ложного бога!.. О, если бы не эта темница! Он бы тогда настиг их и покарал, хитрых назойливых бестий!

Будь проклят тот, кто зовёт себя Царём Мира! Тот, кто забрал сокровища, вырвал сердце древнего государства, и обрёк истинного Царя на вечность в заточении между мирами! Здесь, где соприкасаются чуждые друг другу измерения, где малейшее взаимодействие первооснов высвобождает великую мощь, здесь оказалось то, что так долго пряталось! Как глуп и несведущ Царь Мира! Как слепы люди!

Если бы он только мог вернуть мгновение, то не мешкал бы, не позволил бы своей страсти к играм и загадкам затуманить зрение и разум. Он бы просто сожрал эту женщину! И освободился из плена!

Дурак! Как она пахла! Как осколки первых вселенских звезд, что падали на Землю на заре её формирования! О, этот дивный аромат изначального, такой острый и свежий, обволакивающий беспредельными полнотой и пустотой – затаился за вонючей примесью человека и его многослойных одежд, что застревают в зубах. Не распознал! Не разглядел! Полумёртвый охотник!

Царь Страха сокрушенно взревел и кометой ринулся в тоннель. За живыми. Шамбала не могла унести всех разом, не оставив своему господину прощальный подарок.

Глава 2. Свет Ар-нам-нэлана

Дневники отречённой

Мой учитель купил меня у родителей. Он рассказал, что я была пятым ребенком в нищей семье, что меня зачали на продажу клану ради выживания семьи. Родители получила щедрый откуп. То был разумный поступок. Я благодарна этим рассудочным людям за то, что они позволили себе, своим другим детям и мне вести хорошую жизнь, не побираться и не умирать от голода. Я не получила и толики любви, но не жалею об этом. Многие говорят, что любовь делает людей слабыми. Учитель и старейшины всегда повторяли, что только холодное сердце позволяет быстро достигатьцелей. Что лишь чувство долга в ясном рассудке способно вести по намеченному пути. Пути служению. Но нельзя вверяться во служение человеку, переменчивому, слабому и хитрому: он заведёт во мрак своего властолюбия и внутренних метаний, лишит чёткого видения служения. «Не служи человеку, служи неизменным вещам. Только смерть и твёрдые вещи постоянны и переходят от человека к человеку. Дари смерть и передавай предметы тем, кто их выбрал, и уходи. Уходи от людей. Не питай к ним чувств слабых. Они – лишь вместилище смерти и хранители вещей. Но используй их для достижения цели. Используй кратко. Использовав – уходи. Тенью, не оставив в их жизни следа. Не плоди ненавистников и слепых обожателей». Я живу с этими словами, повторяю их, и никогда не чувствую сомнений.

Меня учили, что одиночество – самый главный дар, данный человеку. Он позволяет сохранить себя, чувствовать своё нутро, отличное от всего окружающего, отчётливо и ясно. Оно закупоривает чистое изначальное «я» и не позволяет ему меняться под внешними воздействиями, оставляет нерушимый фундамент, до которого не способны дотянуться изворотливые умы посторонних. Поэтому нельзя искать глубокой связи с другим человеком, нельзя пытаться влиться в общество. Только под защитой возведённого на алтарь одиночества я ограждена от сердечных и умственных потрясений, которые обрекают людей на страдания. Я сильная. Моё нутро не нуждается в людях и чувствах к ним и от них. Только репутация клана имеет значение и наше служение.

Учитель научил меня быть рядом с людьми, но не питать к ним чувств. Даже когда они помогают. Лишь отдавать им долг. Звонкая монета удовлетворит любого. В другой оплате нет нужды. Учитель научил меня не питать ничего даже к нему, научил воспринимать его как инструмент клана, что весь клан – инструмент, а все отречённые в нем едины, хотя и связаны лишь целью одиночного служения. Отречённые имеют общую духовность, но физически почти не контактируют друг с другом. Этот распорядок важно чтить, ибо только законы клана прокладывают нерушимый путь во внешнем мире.

Но когда одиночество обрушивается необъятно, и меня вдруг одолевает страх впасть в сомнения, я вспоминаю места, в которых родилась. Учитель показал мне их, сказал, что я до тех пор не отречённая, пока не узнаю земли, где глаза мои впервые увидели свет мира.

Я родилась в маленьком поселении между двух больших рек, посредине, в стране благородных владык всех черноголовых – в священном Шумере. Родилась прямо на земле, когда солнце поднималось к зениту. Люди той деревни не ведают жизни иной, кроме пахоты. Их дети рождаются, а старики умирают. Земля вокруг питает их род. Но земля бывает жестокой и приносит беды. Меня зачали в неурожайное время, но мои только открывшиеся глаза видели щедрые поля, способные прокормить десять таких поселений. Не только клан заплатил моим родителям, но и сама земля дала на редкость богатый урожай, благословляя начало моего пути. Моя жизнь изначально и всецело сопряжена с путем отречённых. Отречённых от чувств, связывающих людей вместе. Учитель сказал мне: «Смотри и ты узришь своё рождение. Эти земли приняли тебя с великим почётом. С тех пор поселение больше не ведало голода и разрослось в несколько раз. А ведь в тот сезон на свет появилась только ты». С тех пор я ношу этот знак в своей памяти. Мне минуло десять лет, когда Учитель привел меня туда. Но родителей я не видела. В том не было нужды. Потом мы снова ушли на север, в горы.

Так что же? Теперь я далека от тех мест, как никогда. И от своей истории. Но что бы ни случилось, я там, где должна быть. Иду по следам скрытых вещей, ждущих нового хозяина.

Я не чаяла очнуться и написать столько символов, но удача улыбнулась мне и вырвала из темноты. Моё тело и дух повержены, но теперь я совсем не чувствую боли. Своим спасением я обязана человеку с дороги. Дороги необычной, как и всё вокруг…

***

– Я рад, что у тебя появились силы и ты уже способна к владению ослабшими пальцами, – прозвучал вкрадчивый голос.

Отречённая перестала царапать знаки на сухой глине и оторвалась от дневника. Она посмотрела на спину человека, что вёл повозку – вел ровно, бесшумно, будто колеса скользили по воздуху. Дневной свет благодатно освещал его голову и широкую сутулую спину, покрытые длинным плащом из белой ткани. Телегу тщательно обивало темно-синее покрывало, под которое хозяин уложил что-то мягкое и согревающее как пуховина; вокруг лежали связанные мешки, крупные и мелкие, аккуратно расставленные вдоль кромок повозки, а один из мешков придерживал затылок девушки. Толстое легкое одеяло цвета парного молока бережно укрывало с головы до ног, словно в родной постели. Все раны затянулись, краснота и гниение исчезли. Лес вокруг смыкался высокими деревьями, каких отречённая в жизни не видела, пряным ароматом и сочными красками, а чёрные горы суровыми стражами следовали по левую сторону, где-то отдаленно. Как будто бед и не бывало.

– Вы говорите на кутийском? – вполголоса проговорила наёмница, ощущая сухость в горле.

Человек беззлобно рассмеялся и закашлялся.

– Разве я говорю на кутийском? – спросил он, не поворачиваясь.

Отречённая нахмурилась, но всё же заметила, что язык звучит иначе.

– Язык, на котором ты пишешь, тоже не кутийский, – добавил он.

– Это шумерский… – сконфузилась она, убирая табличку в сумку. – Обычно я не говорю на нем. Только пишу. Кутийский язык не имеет письменной формы.

– Большая потеря для языка. Впрочем, каким бы ни был язык, главное – что он может передать. Не столь важна форма, сколь содержание. Верно говорю? – человек снова рассмеялся. Отречённой показалось, что голос принадлежит старику, но озаботило её другое.

– Как я вас понимаю, если мы говорим на разных языках?

– Такое место, – ответил хозяин повозки. – Здесь все понимают друг друга.

Отречённая откинула одеяло и приподнялась, намереваясь выползти из уютного угла.

– Тебе лучше ещё полежать. Лекарства только входят в полную силу. Чтобы справиться с чёрным отравлением, нужно не мешать им работать внутри тебя, – беспокойно затараторил спаситель, помахивая рукой, чтобы раненая легла обратно. Худая узловатая кисть порхнула в воздухе белой чайкой, почти в тон одеянию старика. Отреченная замешкалась. Таких выбеленных альбиносов она ещё не встречала. Может, руки обмотаны тканью?

– Что такое чёрное отравление? – спросила она, не торопясь обратно под одеяло.

– Смертоносное действие слюнного яда гоблинов, после встречи с которыми обычно никто не выживает! – многозначительно ответил он. – Они живут в недрах Чёрных гор, и редко покидают их…

– Я хочу сказать! – Он отклонился назад и напустил загадочности в голос, – что эти тёмные создания никогда не покидают обратную сторону гор. Разве что проникают в горные пустоты.

– И что же им мешааааает? – протянула наёмница, пытаясь разобраться, к чему клонит этот странный старикан.

– Да не положено им! – захихикал тот и переменил тему. – При тебе столько интересных вещиц. Вот, к примеру, таблички – из чего они?

– Эээ…Глина.

– Глина, – задумчиво повторил он. – Никогда не трогал глины! Я бы хотел изучить свойства этого материала.

Отречённая инстинктивно схватилась за сумку с табличками, не намереваясь делиться дефицитным материалом.

– Не беспокойся, я не посмею взять без спроса! – поспешил успокоить старик, его голова повернулась в бок, но лицо всё ещё скрывал капюшон. – Если тебе так важно писать, то я с удовольствием обменяю одну такую вещицу на гораздо более удобное, тонкое и лёгкое изделие для письма. У меня найдётся множество полезных для тебя изобретений, о которых ты и не ведовала!

«Почём ему знать, что я ведовала, а что нет? Просвещённый?» – подумалось ей. Она уже чувствовала себя довольно сносно, и лежать не хотелось. Стоит ли слушаться старика, когда организм требует движения? Приподнялась на локтях и с напором вперилась в широкую старческую спину.

– А не найдется ли у вас воды для моего пересохшего горла?

– Воды? – с каким-то детским удивлением переспросил он.

– Да. Воды.

– Не найдется.

«Вода – тоже дефицит? Или он жадничает?»

Старик вытянул руку и судорожно указал пальцем в ближайший к нему угол повозки.

– Открой этот мешок и достань из него синий сосуд. Прими содержимое. Твое горло сразу смягчится и жилы наполнятся живительной силой. Но только синюю! Не перепутай! – наказал он.

Наёмница согнула колени и подползла к мешку. Развязала тугую веревку, заглянула внутрь – десятки маленьких бутылочек из крашенного металла игриво блеснули из тени. Несколько синих лежало сверху. Откупорив одну, она решила изучить содержимое, но горлышко оказалось слишком узким. Нос тоже ничего не почуял.

– Не бойся! – успокоил старик. – Зачем мне травить отравленную?

Отречённая опрокинула жидкость в горло, и поразилась воздушности и приятному пощипыванию. Она попыталась смочить губы оставшимися каплями, но обнаружила отсутствие влаги. Тогда она постучала горлышком по ладошке, но то уже высохло.

– Какая странная жидкость… – пробормотала она.

– А это и не жидкость! А самую малость сжиженный газ. Да и не газ вовсе, – весело подтрунивал старичок. – Состояние вещества не имеет значения. Важен его эффект! Верно говорю? Ну? Как теперь твое горло?

«Этот дед очень странный! А горлу и правда полегчало! Кажется, и пить больше не хочется!»

– Лучше. Спасибо, – ответила она сдержанно.

– Вот и славно. Брось баночку обратно и хорошенько завяжи мешок.

Ей не нравилась вольность, с которой этот чудаковатый старикан обращался к ней, словно она какой-то малолетний подмастерье! Но выполнила просьбу, памятуя, что обязана ему жизнью. Однако торопиться в постель не стала. Что это за человек такой, что ни разу не удосужился повернуться лицом? Потому она подалась вперед и прильнула к большой подушке, на которой восседал сей неблаговоспитанный тип. Но тот пуще задвинул голову в капюшон.

– Плохие манеры, – сухо отметил он. – Приляг. Путь еще далёк. Синих баночек может не хватить, если ты будешь много двигаться.

Но отречённая будто оглохла. И даже забыла, как дышать, замерев каменным идолом. Она уставилась на тонкие ноги и чёрные копыта двойки соловых лошадей, изящно гарцующих впереди – гарцующих прямо по воздуху, примерно на высоте одной ладони над искусственным настилом дороги. А ведь и в самом деле: всё это время ни топот копыт, ни скрежет колёс не нарушали шелеста листвы и свиста ветра, замешкавшегося в щелях повозки.

Колёса! Отреченная соскочила с места и перекинулась через борт почти всем телом. Никаких колес! Повозка скользила по воздуху, как по маслу.

– Магия! – перепугано вскрикнула она с намерением выпрыгнуть из телеги.

Тут уж старик не усидел. Очутился рядом в одно моргание, схватил за шею, пригвоздил к днищу телеги. Белая кожа тыльной стороны руки натянулась на вздувшихся венах.

– Ты напугаешь коней! И они не пойдут дальше! – выпалил он, горя раздражением. Капюшон всё еще нависал над его лицом, но длинные белые волосы касались щёк отречённой.

– Это не магия! А только магнитные поля и грамотно установленные магниты в повозке и на копытах!

– Я не понимаю, что значит «магнитные поля»… «магниты», – пробубнила наёмница, ощущая, что рука старика держит её с осторожностью.

Он ничего не сказал, а только разжал пальцы. Вернулся на подушку, сел к отречённой затененным лицом. Кони спокойно шли.

– Прости за эту вынужденную грубость. Ты хотела посмотреть на меня. Что ж, смотри! – И сдёрнул капюшон.

Видела ли она такую белизну? Плотную, гладкую, без изъянов, лишённую иных оттенков? Всё равно, что маска, отполированная до блеска, или нетронутый снег высоко в горах. Совершенно не похоже на кожу людей-альбиносов, что когда-либо встречались ей. По этой коже не угадаешь, какого возраста «старик». Может, и не старик он вовсе!

Но больше кожи поразили черты лица. Большие глаза насыщенного фиолетового цвета со светло-лиловыми отблесками под густыми конскими ресницами; длинный, прямой, узкий нос, с тонкими щелями ноздрей и с высокой переносицей, выдающейся вперёд надбровной дуги; выступающие изгибы лба и бровей без единого волоска. Нос и брови, высокие острые скулы, тяжёлый подбородок будто прилепили к его лицу, обмазали толстым слоем глины и обтесали так, чтобы выделить каждую мышцу. Не человеческий вид!.. Может быть, он какое-то божество? Или кто-то проводил над ним опыты? Но самое главное – он явно не собирался причинить ей вред.

– Как зовут тебя, чужестранка? – с любопытством спросил он, когда девушка вдоволь нагляделась и присела у дальних мешков.

– Нингаль, – ответила она. – Но с детства я привыкла, что меня не называют по имени или зовут коротко Галь.

– Моё имя Брис Турага. Большая честь познакомиться с тобой, Нингаль. В наших краях таких, как ты, нет. Потому ты не должна враждебно относиться к моим просьбам. Это большая удача, что тебе встретился именно я.

– Что значит такие, как я?

– Темнокожая с глазами цвета ореха.

– Я не темнокожая. Темнокожие приходят с Юга.

Брис Турага улыбнулся розовато-сверкающими ровными зубами.

– Ты поймешь, когда мы прибудем в город.

Отречённая нахмурилась, отвела взгляд в сторону, на округу. Извивающиеся стволы деревьев с раскидистыми кронами закрывали кремовое небо. Свет лениво струился сквозь крупные полупрозрачные листья, ниспадал на траву и кусты изумрудным цветом, так что лесная глушь казалась наполненной драгоценными камнями. Но солнце так и не появилось на небосклоне.

– Что за город? И много ли до него дней? – спросила Нингаль, размышляя, не возвращаются ли они в Шамбалу.

– Мы на пути в Ар-нам-нэлан. До него еще три дня ходу.

«Ар-нам-нэлан… Этого места наниматель не упоминал».

– Будут ли другие поселения по дороге?

– Нет, – вздохнул печально Брис и вернулся к управлению лошадьми.

Нингаль подобралась к странному типу, упёрлась руками в подушку.

– Слишком далеко. Мне с вами не по дороге. За три дня я далеко удалюсь от Шамбалы. Не известно, сколько я уже проехала с вами. Не могли бы вы снарядить меня в обратный путь? Я хорошо заплачу.

Брис снисходительно рассмеялся.

– Хочешь вернуться в Чёрные горы? – спросил он, бросая короткий взгляд через плечо.

– Нет. Но вы верно сможете указать обходной путь до города. Вероятно, Шамбала – не так уж далеко от этих мест.

– Вовсе нет. Такого города нет на карте нашего мира. Сожалею, не могу помочь.

– Я должна вернуться, – настаивала Нингаль, голос её сделался стальным и угрожающим.

– Видишь ли, – начал он спокойно, – там нет ничего, кроме Чёрных гор. Ты будешь идти вдоль глухой стены и никогда не обойдешь её. А за горами – лишь Чёрная Мантия. Это смертоносный густой туман, застилающий сначала зрение, а потом разум. Да и не туман это вовсе. На той стороне погибель.

– А гоблины?

– И гоблины, – улыбнулся Брис. – Но они, повторюсь, обитают только на склонах гор и в пещерном лабиринте, входы в который удивительно переменчивы. Да и не безопасны они для остальных!

Он сделал выразительную паузу и продолжил серьезно:

– Ты пришла с той стороны. Это много значит. Что именно – предстоит выяснить. Идти тебе теперь некуда, можешь мне поверить. Как только ты поймешь, куда попала, прежняя жизнь перестанет иметь значение.

– Вы… мудрствуете почём зря… Я обязана вернуться. И вы мне поможете, – с опасным холодом произнесла она, а руки её соскользнули с подушки.

– Ты не в праве решать, девочка. Твоя жизнь теперь в моих руках.

Как Брис Турага напал первым, Нингаль не поняла. Но он вновь оказался проворным и быстрым противником. Ему даже не пришлось отражать выпад, который отречённая мысленно заготовила. Кони в миг остановились, ноги «девочки» оторвались от опоры, и тело медленно опрокинулось назад. Она замерла в воздухе невысоко над днищем и не могла пошевелить даже кончиками пальцев.

– До чего же своевольна эта молодёжь… – проворчал Брис и поднялся. Фиолетовый свет в его глазах пылал яркими дугами и быстро бегал вокруг зрачков в разные стороны, кожа на лбу вздулась и исходила складками.

– Хотела магию? Получай магию! – взбунтовался он, нервно закатывая рукава, подошел к раненой и положил ладонь на её лоб. – Твой дух на пределе. Если будешь так напрягаться, то живой до Ар-нам-нэлана не доберёшься. Ты хочешь жить или нет? Моргни, если хочешь.

Он склонился над её лицом, и отречённая смогла рассмотреть щедрую сеть движущихся трещинок на складках лба, словно то реки с сотнями притоков, и внутри каждого бегала сверкающая фиолетовая вода. Растерянная, она моргнула.

– Вот и славно! – сказал он, поглаживая волосы пленницы. – А теперь ты немного поспишь, раз нам так не просто договориться. Чувствую, что котёл вражды пылает в твоём сердце.

Бережно он опустил Нингаль на одеяло и хорошенько укутал вместе с головой.

– Извини, так будет лучше.

Не в силах сопротивляться отречённая погрузилась в беспамятство.

***

Свет прорезал глаза. Нингаль поняла, что лежит на мягких подушках в широкой кровати, под бархатистым одеялом, а над головой возвышается пышный балдахин из цветов и вьющихся ветвей с изящными тонкими листиками. Остальное в комнате плыло бесформенными пятнами. Да и саму комнату вскружило в пьяном танце, как только Нингаль села на кровати. Голова и зрение всё еще испытывали магическое действие или побочный эффект, в висках горячо пульсировало, кожу покрыл румянец негодования. Отречённая обнаружила на себе длинную сорочку, что вскипятило кровь сильнее! Этот проходимец Брис снял с неё одежду, забрал ремень с остатками оружия и личную сумку! Вор! Только отречённые имеют право красть вещи, ибо не жаждут владеть ими, а обязаны передавать надёжным владетелям! Нингаль сжала одеяло в кулаки: как она желала проломить голову негодяю, возомнившему себя не только спасителем, но и всея господином. Босая, она поднялась на ноги, придерживаясь за резную колонну балдахина.

Пол оказался гладким и тёплым. Мебель вокруг потихоньку приобрела чёткие очертания, как и вся комната: круглая с высоким потолком. Огромное вытянутое окно, вырезанное в деревянной стене от самого пола, застенчиво пряталось за складчатой тюлью, сверкающей изящными золотыми узорами. К окну отречённая и направилась: шаркающей походкой, согнувшись в три погибели от одолевших внезапно колик. Одёрнула тюль, натужно сфокусировала зрение, щурясь от света. И едва не вывалилась наружу! Прямо в пропасть: так высоко над землей располагалась её комната. Вид за окном чуть не снес с ног.

Такой величественной красоты Нингаль в жизни не видела! Ни великолепный шумерский Урук, единственный в своём роде, живой, развивающийся, первый город в её жизни, ни стремящиеся задеть небо безжизненные дворцы Шамбалы – ничто не пошло бы в сравнение! Какая нужна смелость, чтобы даже вообразить подобную фантастическую картину? Нингаль упала на толстый оконный косяк и широко открыла глаза, поглощённая формами и линиями города.

Высокие и широкие – по-настоящему исполинские деревья уносились в кремовое небо и пропадали где-то в облаках, спуская пышные островки изумрудной кроны волнистыми ветвями. Стволы изгибались плавно и тягуче, теряясь корнями где-то далеко внизу, в парах розоватого тумана. Кора лоснилась разноцветными сияющими прослойками, а толстые ветки тянулись к соседним деревьям и любовно переплетались с ними, прокладывая мосты. Искусно выровненные в них дороги и ограждения с мелкой ажурной резьбой связывали многочисленные отверстия в стволах: где-то сквозные, а где-то закрытые створами с изображением диковинных животных. Некоторые ветви-мосты обвивали стволы так, что создавали широкие террасы с узорчатыми коврами. На ковры падали прозрачные тени от мясистых мохообразных крыш, нависающих над окнами разных форм и размеров. И стройные люди в длинных серебристо-топазных одеяниях, со светлыми волосами, ходили по мостам, выглядывали из окон, сидели под сенью голубого мха.

– Я в дереве… В дупле… – шепнула Нингаль, не веря собственным глазам.

Еще больше её поразила золотая бесколёсная карета, пролетающая мимо. Развивающиеся воздушные занавески, крепленные к спиральным поручням, задели оконную раму и пальцы отречённой. Инстинктивно она задёрнула тюль и прислонилась к стене.

– Проклятье! Куда я попала? – чуть не задохнулась она. От волнения боль в животе усилилась.

Входная дверь пронзительно заскрежетала. Кто-то копошился в замке.

«Ещё и заперли!» – возмутилась она и бросилась к кровати, схватив широкую металлическую чашу с прикроватного столика.

Прежде, чем кто-то вошел, Нингаль услышала голос Бриса.

– Будет лучше, если ты поставишь чашу на место. Никто не причинит тебе вреда.

Отречённая хмыкнула и отвечать не стала.

Брис громко вздохнул.

– Тебя удостоили высочайшей аудиенции. Король Арнэлан желает принять тебя в тронном зале. Это жест мира.

Наёмница недоверчиво выглядывала из-за кровати, наблюдая за слабой тенью в щели между дверными створками.

– Галь, тебе нужно поесть и принять снадобья! – озаботился Брис. – Это крайне важно для твоей жизни. Понимаешь?

«Поесть было бы неплохо…» – подумала она, хватаясь за скорченный живот.

– Хорошо! – крикнула Нингаль. – Я поем! Но снадобий никаких не приму! И никакой магии!

Брис затараторил «хорошо, хорошо» и вошёл в комнату. Отречённая вернула «вооружение» на столик, села на кровать.

– Что это? – спросила она, когда Брис поставил перед её носом поднос с плодами голубого и перламутрового цвета, начищенными до блеска.

– Фрукты, – улыбнулся он, присаживаясь рядом.

– Никогда таких не видела, – буркнула она и надавила пальцем на продолговатый голубой плод. Плоть оказалась мягкой и брызнула парообразным соком. «И здесь блестит!» – поразилась отречённая, растирая мелкие блёстки на кончиках пальцев.

– А мяса нет?

– В Ар-нам-нэлане не едят мяса. Здесь животные ценны живыми, – ответил Брис. – Ешь! Плоды дерева туя сытные и питательные. А на вкус просто объедение! Кусай смелее!

Он протянул руку и помог девушке донести плод до рта. Внимательно наблюдал, как она пережевывала и глотала пищу.

– Ну как? – нетерпеливо спросил он.

– Вкусно, – чавкнула Нингаль, ощущая, как парообразный сок обволакивает нёбо. На вкус плод туя оказался сладковато-горьким, чем-то похожим на сладкий картофель, но текстура мякоти больше напомнила речную рыбу.

– А теперь попробуй эти! Они – с низкорастущих дэрди, – веселился Брис и почти затолкал ей в рот небольшой перламутровый фрукт, по форме близкий к тыкве.

Плод дэрди понравился Нингаль больше. Плотный, солоноватый, его темно-розовая мякоть на запах и вкус отдавала горящими на костре дровами и сушёным бананом.

Когда опустошенный поднос остался одиноко стоять на краю кровати, отречённая попросила воды. Брис Турага протянул ей синюю скляночку.

– Я не стану больше принимать ваших снадобий.

– У тебя нет выбора. Иначе ты умрешь. Это не угроза – предостережение! – Лицо его посуровело. – Если ты не будешь принимать моих снадобий, то твоя кровь затвердеет, тело превратится в пыль и развеется по ветру. В наших краях нет воды, только магические смеси высокой энергии удерживают тела от распада. Они… они в своём роде восполняют баланс воды в живом организме. И ты должна быть благодарна судьбе, что среди моих смесей нашлось что-то, что приняло твоё тело. Я терял надежду много раз, когда боролся со смертью в твоих жилах, на той дороге. Прими эту удачу и будь благодарна ей, если не мне.

Отречённая отвернулась к окну и раздумывала, оценивая обстановку. От мысли, что придётся довериться незнакомцу с нечеловеческим лицом, бросило в дрожь. Конечно, нечеловеческое лицо как будто внушало доверия больше человеческого, но всё же… Доверить жизнь первому встречному в каком-то небывалом месте… Нингаль глубоко вдохнула и выдохнула. Протянула руку. Альбинос с довольной улыбкой вложил флакончик в её ладонь.

– Кроме того, мои смеси помогают бороться с недомоганием и головной болью! Их вызывает высокая концентрация магнитных полей. А также! Они очищают тело снаружи и внутри!.. – хвастливо засвиристел Брис, но быстро замолчал под стальным взглядом чужестранки.

– Вот и славно! – подчеркнул он, когда Нингаль разделалась с содержимым. Он хлопнул себя по коленям и поднялся с кровати. – В шкафу ты найдешь удобную одежду. Я подожду снаружи. Как закончишь гардероб, выходи.

– Как насчет моих вещей? – поинтересовалась отречённая напористо.

– Позже ты получишь свои таблички. Но не оружие.

Он прокашлялся.

– Не заставляй короля Арнэлана ждать!

И вышел за дверь.

Нингаль с неприятием уставилась на большой деревянный шкаф напротив кровати, нехотя прошлепала к нему, открыла дверцу. Длинные блестящие халаты, расшитые витиеватыми узорами, кинулись на неё возмутительной ослепительностью.

– Рядиться в развращающее разум тряпьё… – испустила она презрительно и содрала с вешалки самую, как ей показалось, скромную одежду плотного синего цвета. Тёмное серебро орнаментов, ограненные кусочки синего металла – вроде не так уж броско относительно остального. Высокий воротник, инкрустированный металлическими пластинами, стоял на вшитом каркасе из мягких проволок – этим можно скрыть шею. Нингаль накинула халат на сорочку, застегнула на пуговицы. Платье из четырех клиньев село по фигуре, подол упал в пол. Затем отречённая сунула стопы в щедро расшитую обувь на мягкой подошве и незамедлительно вышла за дверь, стараясь не думать о жутком наряде.

Брис ждал на широкой площадке у перил, смотрел вдаль, заложив руки за спину. Рядом, повиснув в воздухе, пришвартовалась вся в золоте летающая открытая карета, от вида которой отречённую одолел страх разбиться насмерть о землю. «Неужели мы в нее сядем?!»

Брис почувствовал присутствие чужестранки, повернулся навстречу и тотчас нахмурился.

– Надо убрать волосы. Небрежность не к королевскому двору!

«Какое дело может быть до этого королю?» – удивилась Нингаль, припоминая, что еще ни один высокий наниматель не ожидал и не требовал встречи только после того, как она скинет с себя всю дорожную пыль. К тому же, появление отреченного при дворе всегда неожиданно, так сказать, в атмосфере темных коридоров и углов. Вот уж где длинные блестящие одежды или уложенные волосы будут не кстати. Потому ни волосы ни одежды не занимали ум Нингаль, ни сейчас, ни прежде. Она нерешительно коснулась спутавшихся волос и обнаружила их невероятную мягкость, какой никогда не знала. Старик не соврал.

– Я не слежу за волосами… И обычно заплетаю косу, чтобы не мешали, – сказала она, сплетая неровные пряди.

– И подрезаешь кинжалом? – усмехнулся Брис, наблюдая, с каким обреченьем кривятся во все стороны локоны на кивающей голове.

– Дай-ка я сам! – не выдержал он и перехватил пряди.

Нингаль не сопротивлялась, раз уж так положено, и уставилась на карету. Пока Брис бережно и аккуратно укладывал волосы, она, покусывая губы, всеми силами пыталась отделаться от внезапно возникшей боязни полёта. Полёта, о котором люди ее мира не могли и мечтать! Бесстрашие, с которым отречённая боролась против врагов, разбилось о золоченые бока воздушной лодки, покачивающейся на невидимых магнитных волнах.

– Обязательно лететь? ..На этом? – голос Нингаль сделался низким от волнения. – Мы не можем дойти до королевского дворца по мостам?

Брис добродушно хохотнул.

– Когда ты увидишь дворец, то поймешь, почему в него невозможно попасть иначе. Тебе нечего бояться! Агалуза безопасна и удобна! Это лучшее средство передвижения!

– И оно совсем не магическое? – Она приметила отсутствие тягловых лошадей.

Брис снова испустил радостный смешок.

– Немного магическое. Совсем капельку! – ответил он, заканчивая наводить красоту. – Дай-ка посмотрю!

Он развернул её за плечи, восхитился собственным мастерством.

– Мои снадобья делают волосы совершенными и послушными! Нам пора! – воскликнул он и, взмахнув полами балахона, устремился к той пугающей штуке, которую назвал агалузой.

Нингаль еле сдвинулась с места. Поплелась следом, словно ноги заковали в цепи с грузом – вот-вот утопленник. Перед заходом в карету она зависла над пропастью и не решалась шагнуть через нее. Вцепилась в бортик, скорее намереваясь вырвать его, чем помочь себе перебраться. Воздуху в глотке стало горячо и тесно.

Брис протянул ладонь, поманил пальцами, довольный сытый лев, весь пылающий призывом не задерживаться на открытой площадке. Схватил за окаменевшую руку, решительно потянул, применив, по-видимому, дюжую силу, и отлепил пальцы девушки от несчастного бортика. Агалуза накренилась, отчего отреченная едва не выдохнула всю жизнь из себя. Брис втащил подопечную внутрь, захлопнул дверцу. Ног своих Нингаль почти не чувствовала.

– Страх высоты в этом городе неуместен! – строго сказал он. – Постарайся не выказывать неуважение местным изобретениям. Так ты обидишь изобретателей.

– Я не боюсь высоты! Я выросла в горах! И не боюсь смерти! Не боюсь разбиться! – чересчур рьяно одернула Нингаль, подогретая страхом. – Но я не хочу доверять свою жизнь непонятным изобретениям, работающим на магии! Я никогда не сталкивалась с магией прежде и слышала, что пользоваться ею крайне опасно! Человек не способен сам использовать магию! Говорят, для этого нужно заключить сделку с тёмными силами и дорого поплатиться! Не жизнью, а посмертием! Поэтому люди не летают!

– Люди – нет! Зато летают эльфы! – ворчливо пролепетал Брис и нахлобучил на голову отреченной шляпу с широкими полями. Полупрозрачная серая ткань повисла над её лицом, закрыла голову и плечи со всех сторон.

– Какие эльфы? Кто такие? Вы эльф? И зачем закрывать мое лицо? – растерялась она, глазея снизу-вверх на посеревшую фигуру Бриса. «О, великий дух, зачем я позволяю так надо мной измываться? Это его снадобья одурманили меня? Или потому что всё здесь так не привычно? Так ново и загадочно?»

Брис рассмеялся.

– Я не эльф. Я из расы белых магов. А кто такие эльфы, ты скоро узнаешь! Ты присядь. Спрячься за бортиками. Так у зевак не будет случая приметить и рассмотреть тебя! Я скажу, когда мы будем на подлете ко дворцу.

– Меня кто-то рассмотрит в этом? – скептически уточнила Нингаль, указывая на шляпу.

– Обычно в Ар-нам-нэлан я прибываю один. Поэтому ты интересна многим любопытным взглядам! Не открывай лицо прежде, чем я позволю! – наказал он и прокашлялся. – Если ещё боишься, держись крепче за поручни!

Брис повернулся спиной, встал гордым капитаном у вытянутого носа ладьи, забормотал какую-то тарабарщину – агалуза покачнулась. «Заклинание!» – догадалась Нингаль и упала на мягкую скамью с замиранием сердца.

Агалуза мягко сошла с причала, поплыла по воздуху, постепенно набирая скорость. Нингаль вцепилась в спиральные балки, как в единственный шанс выжить, и так часто сглатывала горький сгусток страха, что все её сомнения в реальности магии сгинули окончательно. Чтобы успокоиться, она закрыла глаза и уплыла в мысли.

Нингаль вспомнила Учителя. Его слова: магии не существует, лишь божественное провидение создает в мире чудеса, и редкий человек может явиться его проводником или не может вовсе. Никто за всю историю клана не встречал таких, пусть люди и судачат о странных явлениях и местах. Учитель говорил, что люди неверно понимают увиденное или услышанное, люди не знают мира и как он устроен, но горячо хотят объяснить его, и всё загадочное кажется им магическим. Они просят помощи у богов, и боги помогают, но не наделяют силой владеть магией. Или наделяют? Что если Учитель не прав? Что если россказни – правда? Что если магия – естественная часть людского мира? Что если она проистекает отсюда? Могла ли Нингаль попасть к всемогущим богам? Быть удостоенной великой чести?Или её просто околдовали? Точнее – опоили? И теперь вокруг сплошные иллюзии? Нингаль нахмурилась: нет, слишком ярки ощущения, слишком натуралистично всё вокруг, осязаемо. Что если она всё ещё в Шамбале? В той самой Лучезарной земле, которую все ищут? Но старик говорит, что не знает Шамбалу. Врёт? Проверяет? Хочет понять, достойна ли Нингаль даров небожителей? Возможно ли, что он – проводник в сад богов? Белый маг… А кто такие эльфы? Так называют богов, раз уж они летают на подобных колесницах? Нингаль осознала, что летит, сжала веки и тут же переменила мысли. Она вспомнила, как слышала от некоторых людей, что попасть к Бессмертным можно только на крыльях священной птицы. Но кто бы осмелился назвать Царя Страха священной птицей? Или тех когтистых тварей… И как понимать слова говорящего зверя, что Нингаль не такая, как другие? Что он имел в виду? Достойная даров? Ведь он же не убил её. Да и кто такой Царь Страха? Отвергнутый бог? Бог-предатель? Связан ли он с этим местом? И самое главное – если это мир богов, та самая обитель бессмертия, то значит ли это, что лугаль Бильгамес не прогадал, потревожив её своими поисками и проникновенными речами? Великий правитель, жаждущий бессмертия, обескуражил наивными воззрениями. Но она не смогла отказать ему, вытребовав хорошую плату. Его вера, кроме того, вскрыла в ней какие-то странные надежды, которые она никак не может определить. Чего сама ждет она от этих поисков?

Тем временем агалуза приближалась к центру города. Брис окликнул Нингаль. Пришлось оставить домыслы и вернуться в реальность. Она осторожно поднялась и подошла к белому магу.

– Дворец Олеран – сердце Ар-нам-нэлана! – торжественно провозгласил белый маг, одной рукой указывая вперед себя, другой – смахивая ткань с лица чужестранки.

Нингаль остолбенела.

Умопомрачительное дерево шириной большой горы вырывалось из клубов тумана и величественно уходило в густеющие облака. Кора его будто шевелилась, сползала и поднималась быстротечными ручьями. Усеянная самоцветами узелков и природных завитушек, она одела ствол многочисленными слоями с тысячами трещин, словно кто-то прокалывал кору кинжалом, и та разошлась как нежное вареное мясо. Края разломов сияли и переливались тонкой окантовкой, перемежаясь яркими вспышками, будто солнце кидало на них игривые блики. Редкие крупные ветви ревнивыми спиралями закручивались вокруг ствола, не объединяясь с соседними деревьями, а многочисленные разветвления сплетались только между собой, образуя парковые дорожки и беседки невероятные по исполнению.

Изобилие сквозных отверстий придавало стволу полый вид. Лишь кое-где просматривалась сердцевина, отделенная от коры воздушным пространством и освещенная естественным светом. Часть веток-дорог ныряли в эти отверстия, создавали что-то внутри и, кажется, вновь тянулись наружу. Нингаль не могла разобрать: сплетения изумрудных листьев гигантского размера мешали обзору. В основании самой мясистой и раскидистой ветви расположилась высокая парадная арка, украшенная вычурным наличником, – единственный ничем не перекрытый вход. Торжественно приглашающий заглянуть внутрь.

Брис довольно рассмеялся, глядя на ожившего от изумления человека.

– Так-то! – сказал он. – Радостно видеть на этом лице что-то кроме агрессии.

Нингаль цинично напрягла лицевые мускулы и выдернула вуаль из пальцев мага. Ткань вновь ниспала на лицо.

«Меня сюда привёл путь отречения. Нечего глазеть на всякое…» – подумала Нингаль в попытке сбить восхищение.

Но и сквозь вуаль Олеран не стал менее ошеломляющим. Чем ближе агалуза подплывала к стенам дворца, тем настойчивее необыкновенный свет Олерана проникал в человеческую душу. А когда агалуза влетела в арку, отречённая едва устояла на ногах, пораженная внутренними конструкциями и убранством дворца. Подвешенные в воздухе площадки и изящные сооружения со всевозможными окошками, дверьми, мостиками, лестницами впечатляли размахом и глубиной воображения зодчих. Мастера по резьбе выполнили гениальную работу, изрезав деревянные поручни, створки, рамы и сами стены невиданными орнаментами и барельефами в виде сцен из жизни людей с вытянутыми ушами. Инкрустированные розово-лиловыми вставками одежды ослепительно сияли, напитавшись… магией? Никак иначе Нингаль не могла объяснить это сияние.

– Я страшусь ослепнуть… – непроизвольно прошептала она.

Брис положил руку на её плечо, слегка стиснул пальцы. Нингаль резко дернулась, освобождаясь от захвата.

– Не нужно касаться меня без необходимости! – предупредила она угрожающе.

– Я только хочу дать понять, что не стоит ни о чем беспокоиться. С тобой всё будет в порядке! А покуда стоит этот город и этот дворец, и подавно! – деликатно сказал он.

– Хорошо! Спасибо за заботу и усердие! – почти скороговоркой бросила Нингаль. Губы Бриса растянулись в сочувствующей улыбке.

Агалуза причалила к круговой площадке, протиснувшись между прочих летательных карет. Брис выбрался первым и помог человеку сойти. Отречённая чуть увереннее встала на ноги, хотя летающие платформы пугали не меньше. Такую странную смесь чувств из восхищения и страха она испытывала впервые, и совершенно не представляла, как разрешить это внутреннее буйство, норовящее пробить внешнее самообладание неистовым тараном. Брис отвлек её, кивнув в сторону широкой лестницы, примыкающей к воздушному причалу.

Нингаль увидела спускающегося человека. Он скользил по ступеням, сгибая колени размеренно и плавно. Погодя она осознала, что это вовсе не человек, но и на белого мага тот не походил. Длинные выступающие над головой уши, которые Нингаль приняла сначала за украшения, торчали из-под прядей пепельных волос острыми кинжалами. Светлолицый, он обладал кожей нежного розово-песочного оттенка, а черты не отличались от человеческих. Отреченная не помнила, что когда-либо видела такое гармоничное и пропорциональное лицо, такую гладкую кожу! Поэтому нехотя, но тактично оторвала взгляд, как только прекрасное творение Великого духа остановилось рядом. Она совсем позабыла, что её собственное лицо скрыто под вуалью, и смутилась, стараясь не глазеть. Высокий, стройный, статный длинноухий возвышался даже над Брисом. Нингаль осторожно накренила голову, чтобы ответить на вежливое приветствие светлолицего растерянным кивком.

– Король Арнэлан готов принять Вас, почтенный маг Турага! Прошу следовать за мной!

Втроем они зашагали к лестнице, ведущей к вытянутому конусом многогранному сооружению, высеченному в центре ствола. Длинные окошки прорезали его много выше человеческого роста и сужались кверху, захватывая нежный свет, окрашенный древесными тонами.

– Это эльф, – шепнул быстро Брис, склоняясь к уху отречённой. Он улыбнулся, прикрывая рот ладонью. – Великолепен, не правда ли?

Эльф посмотрел на них через плечо с мрачным укором. Брис закашлялся и устремился от Нингаль на шаг вперед, закладывая руки за спину. Когда они подошли к высокой двери, эльф толкнул толстые узорчатые створки, и те легко распахнулись.

За дверьми открылась просторная наполненная воздухом зала. Поодаль сверкал длинный стол с ажурными стульями и стоящий на пьедестале в конце зала трон, обставленный за спинкой статуями животных, от которых во всю заднюю стену расходились лучи причудливых символов. Остроконечный купол потолка собирал ступенчатые арочные своды, подхваченные деревянными колоннами вдоль стен. А верхний свет заигрывал с тенями в изгибах резных украшений, рассыпанных то там то сям с гармоничной последовательностью. Из зала ненавязчиво веяло свежей древесиной и тонким ароматом высокогорной травы.

Эльф остановился и жестом указал магу войти. Пропустил вперёд, и тут же преградил путь отречённой, когда ее нога чуть не ступила на перламутровый пол.

– Останьтесь здесь, – холодно вымолвил он. Брис обернулся и указал следовать правилам. Затем засеменил к группе эльфов, стоящих у дальнего конца стола в дымке несмелых утренних лучей.

Дверь, лишенная ручек, подвластная каким-то невидимым эльфийским чарам, медленно закрылась, и Нингаль осталась в компании сопровождающего. Впрочем, задерживаться тот не стал и вновь заскользил по лестнице вниз. Нингаль смотрела ему вслед, пока эльф не скрылся среди летающих мостиков на одной из агалуз. И всё, что крутилось в её голове в тот момент – его последний взгляд и безмолвные уста, выражающие вовсе не любопытство. Подозрение? Презрение? Она готова поклясться, что эльфу удалось хорошо разглядеть её сквозь полупрозрачную ткань. И что же он увидел? Кожу, темнее его? Ореховые глаза, как выразился старик? Волосы черной меди?

«Моя кожа не столь уж темная! Если не любит чужаков, нашел бы другое место службы! Смотреть на меня такими глазами! При маге не был так смел! Видно, старика тут уважают…» – думала она, оставшись в одиночестве.

– И всё же, что там происходит? – переменилась Нингаль, откинула ткань с лица и прижала ухо к двери.

Она простояла у входа довольно долго, довольствуясь малыми отзвуками из тонкой щели между створок. Вскоре до слуха донеслись приближающиеся шаги и сплетение нескольких голосов. Она попыталась вникнуть в разговор, плотнее прижимаясь к двери.

– … Значит и с седьмой стороны его движение ускорилось? – услышала она взволнованный голос. – И оно уже накрыло всё небо над Мастер-городом? Меня долгое время беспокоило, что я не получал оттуда никаких вестей. Я посылал к вождю делегацию, но до сих пор не дождался ни ответа, ни моих подданных. Что ж, мы не видим всего неба, и я надеюсь, что Мастер-город сохранил силы. Беспокойство моё теперь возросло. Мы всё еще готовы помочь жителям покинуть город.

– К сожалению, старый вождь больше не властен над остатками своего народа. Воля последних жителей, их разум – сломлены. Почти все они сами разбежались по свету. Мастер-город рассыпается… Удручает и положение власти в Олиданфаре. Великий царь всё ещё спит, а министры упорствуют, не желая принимать ответственных решений. Как, впрочем, и правитель Мерумоска… – Голос Бриса звучал понуро.

– Так ожидаемо, но не менее горько.

– Ваше Величество, – пробасил кто-то третий. – Не печальтесь. Жители Ар-нам-нэлана верят, что мы всё еще способны предотвратить разрушения.

– Благодарю, Кимирил. Твоя поддержка неоценима. Что же, Брис, познакомь нас с иномирной.

Отречённая отпрянула от двери, ощутив близость королевского голоса. Когда створки распахнулись, король Арнэлан стал первым, с кем она столкнулась взглядами. Элегантная, мерцающая магическими жилами корона из тонкого дерева в его светлых волосах и возвышающаяся над остальными фигура сказали отречённой о принадлежащей ему высшей власти. И взгляд говорил! Взгляд, ловящий цвет окружающей короля ауры, проницательный взгляд ультрамариновых глаз, смотрящих в душу, в глубину, в самую суть. Нингаль пошатнулась, отпрянув назад, но не посмела отпустить королевского взгляда, такого пронзительного и притягательного, словно недосягаемые небеса за пределами земной юдоли. Она вспомнила, какими магнетическими глазами всегда смотрел наставник, но никогда с такой одухотворенностью и добротой. Как можно обладать одновременно таким сильным и мягким взглядом?

Король Арнэлан сделал жест свите покинуть зал. Несколько эльфов прошли мимо, касаясь одеждами платья отречённой. Остался только Брис.

Наконец Нингаль склонила голову в знак почтения и приветствия. Белый маг стянул с неё шляпу.

– Действительно другая, как ты и сказал, – голос короля прозвучал спокойно.

– Но зачем же ты оставил её за дверями? – вздохнул он и тут же отошел в сторону, приглашая гостью пройти в зал. – Прошу Вас, проходите.

– Рано ей еще вникать в дела нашего мира, Ваше Величество… – обиженно пробубнил маг, подергивая балахон. Отречённая последовала приглашению, стараясь не рассматривать короля. Ворчание Бриса она посчитала маловажным.

– Сейчас не время проявлять излишнюю опеку, старый друг. Время как никогда оскудело, – печально укорил Арнэлан. Он предложил гостям пройти к столу, а сам шёл сзади, пристально изучая темнокожую девушку, её чёрные волосы и линии лица, меняющиеся в поворотах головы. Следы мелких когтей на скулах и висках удручали его и дарили надежду.

Усадив гостей за стол, король сел во главе и помедлив, начал разговор.

– Скажите мне ваше имя, иномирная. – Он выставил руки перед собой, и его светло-розовые кисти с тонкими пальцами, оттененные бирюзовыми отворотами пепельно-лилового платья, приковали взгляд наёмницы.

– Нингаль… – тихо ответила она.

– Надеюсь, прибытие в Ладонию не нанесло Вам большого вреда, Нингаль. Мне бы хотелось, чтобы ваше отношение к нашему миру было положительным. Наш мир полон доброй исцеляющей магии. Не пугайтесь её.

«Ладония… Не знакомое название. Бильгамес не упоминал его…» – с досадой подумала Нингаль.

– Спасибо, Ваше Величество, за беспокойство о моей судьбе. Мне не впервой сталкиваться с трудностями.

– Вы пришли из внешнего мира – мира, тянущегося бесконечно в пространстве и времени. Известно Вам об этом? – он склонился в её сторону, и Нингаль поняла, что этот вопрос значит для него гораздо больше, чем просто знакомство.

– Она из другой эпохи, Ваше Величество. Ранней. Ей мало что известно о реальном пространстве, – встрял вдруг Брис, сидя с учёным видом.

Нингаль бросила ожесточенный взгляд на своего спасителя.

– Я много странствую, – ответила она, устремляя внимание к королю. – И так и не дошла до края. Долгое время я провела в пустыне к северо-западу отсюда. Мне пришлось преодолеть большое расстояние, продвигаясь на восток от оазиса к оазису вдоль рек, чтобы наконец достигнуть Шамбалы.

– Шамбала… – задумался Арнэлан. – Великолепный город с печальной судьбой. Люди и Время не пощадили его.

Кровь в венах отреченной взбурлила от волнения.

– Вам известно, что случилось? Куда ушли люди? – накренилась она, пряча эмоции под искусственной невозмутимостью.

– Они исчезли. Внезапно и незаметно, подобно тому, как и появились во дворцах Шамбалы, – голос короля звучал так, словно событие никак не касалось его, словно то – лишь страница чужой истории.

Пока Нингаль размышляла, стоит ли расспрашивать короля Арнэлана о бессмертии, король обратился к ней с другим вопросом.

– Как Вы пересекли границу между Шамбалой и Ладонией?

Ей не хотелось рассказывать. Она желала знать иное. Как выразиться ненавязчиво и не вызвать лишние подозрения? Если у этих белых магов или эльфов могут найтись вещицы из Шамбалы, дарующие бессмертие, негоже им знать, что она заинтересована в них. Потому она тщательно подбирала слова, прежде чем самой задавать вопросы.

– Простите, Ваше Величество, за мое любопытство. Я бы только хотела узнать одну незначительную вещь прежде, чем Вы получите ответ.

Король Арнэлан согласно кивнул.

– Вы называете Ладонию «наш мир», а мой зовете «внешним миром»… Значит ли это, что наши миры могут разительно отличаться друг от друга? Значит ли это, что жизнь здесь протекает иначе? Как долго здесь могли бы жить люди? Как быстро бы старились они?

Арнэлан как будто понял, к чему вопрос. Он глубоко вздохнул и покачал головой, ведя, видимо, внутренний диалог, решая, что сказать. Лицо его сияло сочувственной добротой.

– Всё сложнее, дитя. Наш мир древен. Древнее вашего. Всё, что доходит до нас с той стороны Чёрных Гор, лишь слабые отголоски и разрозненные крупицы знаний. Да, все мы здесь живем долго, бесконечно долго. Мы. Не люди. В Мире Ладони нет людей, и никогда прежде не было… Вы первая, Нингаль. Не простой путь выпал Вам на долю. Позже я расскажу историю Ладонии. С великой радостью!.. Когда вернутся спокойные времена. Сейчас же мы гибнем. Мой долг предотвратить беду. Поэтому позвольте мне узнать больше. Ваша помощь будет неоценимой!

«Значит они бессмертные. Уже что-то!» – удовлетворенно подумала Нингаль.

– Я дошла до Чёрных гор через горные тоннели Шамбалы, – сказал она и замолчала на миг, вспоминая Царя Страха. Стоит ли упоминать его?

– Я встретила существо… Оно пленило меня и унесло глубоко в подземелье. Я не знаю, как далеко оно унесло меня. Но именно благодаря ему я приблизилась к вашему миру. Оно бросило меня и я просто ползла в темноте на поиски выхода. Ползла до тех пор, пока на меня снова не напали. Мелкие такие, когтистые…

– Гоблины, – уточнил Брис. – Я всегда говорил, что они-таки могут выходить за пределы периферии!

– …Еще помню яркую вспышку! Она унесла то существо, когда оно снова пыталось пленить меня. Больше я его не видела. Только гоблины испытали меня вновь. А дальше я двигалась вперед, пока мои руки не уперлись в подножия Черных гор. Я шла вдоль них, пока не нашла место, где можно взобраться наверх. Это все, что я сделала, чтобы попасть к вам.

Король Арнэлан и Брис Турага переглянулись.

– В нашем мире не так много существ, обитающих во тьме, – задумчиво проговорил Брис. – Если я покажу всех, ты сумеешь узнать его?

– Да! – В этом Нингаль не сомневалась. Забыть чудовище, обжигающий холод его кожи и запах тяжелого дыхания просто невозможно.

– Хорошо. Тогда позволь мне сделать кое-что.

Нингаль кивнула, но резко отпрянула, когда Брис потянулся руками к её голове.

– Не бойся. Это безопасно, – сказал он. Наёмница недоверчиво нахмурилась, но позволила магу стиснуть ладонями её виски.

– Закрой глаза.

Она подчинилась.

Картинки замелькали в голове словно во сне, чёткие, живые. Круговорот невиданных тварей скалился, рычал, облизывался; даже их смердящий запах проник в сознание. Сердце отречённой неистово забилось, кровь забурлила по венам бешеным потоком, шея и лоб покрылись испариной. Желание вырваться из жуткого калейдоскопа обуяло Нингаль, но она смотрела, выискивая среди движущихся тел Царя Страха. Когда изображения померкли, она сама вырвалась из рук Бриса.

– Нет! – сбивчиво выдохнула она. – Его нет… Я не увидела его…

– Хм… – задумался Арнэлан, глядя на мага. – Значит, будучи так близко к границе, он никогда не пересекал её. Иначе был бы вписан в житие Ладонии.

– Кто все эти твари? – с одышкой спросила Нингаль.

– Некоторые из них живут с нами бок о бок с незапамятных времен. Как гоблины, с которыми Вы уже успели познакомиться, – ответил Арнэлан и тяжело замолчал.

– Некоторые же, – подхватил Брис, – прорываются в наш мир извне… Их не так много, но новые виды откуда-то приходят к нам снова и снова, нарушая баланс дневных и ночных сил. Не похоже, чтобы их рождала сама земля нашего мира. Нет ни единой отметины, говорящей об этом. Вижу, ты ни с кем из них не сталкивалась прежде. Ты ошарашена их видом.

– Нет! – возразила Нингаль. – Некоторые очень похожи на существ из страшных сказок, что любят рассказывать мамы непослушным детям. Древние легенды. Мой наставник говорил, что им не нужно верить. Они туманят разум.

– Значит кто-то в твоем мире встречал их когда-то… Это порождает новые вопросы. – Маг откинулся на спинку стула и вновь переглянулся с королем, чей вид сделался совсем пасмурным.

– Я не знаю. Я не верю… – с сомнением бросила Нингаль.

Двери тронного зала вновь открылись. Король обратил взор на другой конец зала – и тут же просиял, сорвался с места. Брис тоже переметнул внимание, встал, поправляя балахон, и застыл истуканом, горя каким-то нетерпением. Почему-то в груди Нингаль ёкнуло. Она последовала примеру мага: встала и посмотрела на входящих.

К ним направлялось двое. Один – уже знакомый, неприятнейший, сопроводивший Нингаль и Бриса к королю. Второй – вызвал интерес. От него как будто исходило обволакивающее радужное сияние. Он шёл не быстро, но словно скользил по льду, стремительно сокращая расстояние, приближался не в реальности, а в воображении. Всё равно что ожившая статуя божества-покровителя, снизошедшая до людей во плоти. Нингаль приоткрыла рот от изумления, но тут же захлопнула губы, чтобы никак не выказать неуместную эмоцию. Когда эльф оказался в десяти шагах, отречённая опустила голову и глядела на него из-за спины короля. Кожа эльфа и длинные волосы действительно сияли – настолько светлы и чисты они были! Острые уши почти прижимались к голове и больше смотрели назад, не бросались в глаза вертикальными шпилями, как у короля, хотя сбоку выглядели довольно мясистыми, а также имели красноватую прозрачность и гладкость. Черты лица, фигура – всё в нем говорило о божественном происхождении. Созданный Великим духом в порыве необычайного вдохновения, истинное творение вечности. Из-под прядей волос выглядывал тонкий металлический обод, смыкающийся на лбу декоративным сплетением в виде ветвей с листовидными мерцающими камушками. Знак какой-то власти, бросающий бирюзово-синие искры на высокие скулы и прямой нос. Зачарованная, Нингаль забыла как дышать. Из оцепенения вывел Брис. Он что-то громко буркнул и нарочно задел Нингаль рукавом, нарушая магию момента.

Отречённая двинулась на полшага в сторону и с содроганием осознала, что ноги обмякли. Превозмогая ужас, она попыталась ясно оценить эльфа. Но очарование так и льнуло к нему! В порыве невиданного смущения она нащупала свежие шрамы на шее, и неожиданно ей пришло в голову, что они оставили уродливую печать на её и без того обгоревшей коже. Кровь прилила к щекам с утроенной силой. Дико неприятное чувство, давно не посещавшее её… Или оно не посещало её вовсе? Разве что в юности. Уже и не припомнить.

– Я рад, что ты вернулся так скоро! – голос короля ворвался в сознание удушливой волной. Отречённая пошатнулась, когда правитель крепко обнял неизвестного.

– Ваше Величество, – кашлянул Брис. – Здесь чужак.

– Оставь формальности, старый друг. Мне нет надобности скрывать радость вновь видеть единственного сына! – возразил Арнэлан, отстраняясь от принца, но не сводя с него любящих глаз. – Авилар вернулся домой!

Король отпустил сопровождающего и превратился весь внимание.

– Простите, Ваше Величество, – обратился принц бесстрастно, видя, что король не один. – Я принёс плохие вести.

– Опасности песков – лишь следствие беды, сын мой! Не отчаивайся! Верю – мы обратим бедствие! Но прежде… – король Арнэлан развернулся и указал на чужестранку раскрытой ладонью. Отречённая чуть в землю не провалилась, когда принц эльфов пристально посмотрел на неё.

– Приветствую! – с почтением сказал он. Нингаль ответила неловким кивком.

– Она перешла границу с обратной стороны гор, – тут же вставил Брис. – Встретилась с гоблинами за периферийной зоной…

– И выжила? – удивился Авилар неподдельно, изучая раны девушки. Наёмница нервно глотала воздух: восхищение вдруг смешалось с негодованием. Вопрос принца прозвучал оскорбительно, будто в её выживании кроется нечто нереалистичное, будто Нингаль не способна справиться в одиночку с гоблинами или с кем-то там ещё.

– Я решил, Вы – одно из магических существ, что создают в пещерах Мерумоски белые маги. Слышал, тёмную кожу сложно получить без мощного заклятия, – ни чуть не уничижительно сказал принц, вонзив взгляд в облик гостьи.

«Но я не тёмная…» – раздосадовалась Нингаль, возжелав прикрыться тканью.

– Вы решили, Ваше Высочество, что я могу позволить себе такую шалость, когда ресурсы столь малы? Вот так думает обо мне сын короля? – фальшиво изумился маг. Авилар скромно улыбнулся.

– Я сожалею о своей ошибке.

Нингаль тихо ожидала, когда разговор о её «недостатке» закончится. В каком-то смысле предмет разговора ей даже понравился, ведь он явно сбавил очарование Его Высочества.

– Ваше Величество, я пришел с важным донесением, – переменился принц, потеряв интерес к чужестранке. – Это крайне важно и не терпит отлагательства. Я должен показать Вам кое-что… На нижнем ярусе Красного дерева.

Король и маг напряженно переглянулись.

– Прямо сейчас! – с мягкой настойчивостью добавил Авилар.

– Старый друг, – обратился король к белому магу, – я не смею сейчас вмешиваться в ход твоих действий. Ты возложил на себя важную миссию, не оставив другим времени на принятие решений. Помни: мы на одной стороне. Но сейчас я должен исполнить долг перед Ар-нам-нэланом! Не смею задерживать тебя и желаю ясности мысли. И Вам, Нингаль, желаю окрепнуть и обрести свой путь в нашем мире. Ещё свидимся.

Брис Турага склонил голову и взглядом сопроводил короля до выхода. Принц Авилар ушел, не почтив гостей отца прощальным словом.

Нингаль уставилась на мага, как бы спрашивая: за кого вы меня принимаете? Тот насупился старым филином.

– Тебе придется поехать со мной. Надеюсь, ты не возражаешь, – отрезал он, а тело отречённой вдруг вновь сковала невидимая сила.

– Так будет не всегда. Но пока… – маг двинулся к выходу. Нингаль словно марионетка поволоклась следом, бесчувственно шаркая ногами по полу.

– Да и… если позже решишь сбежать, то имей в виду, что баночки под твои снадобья теперь не имеют единого цвета. Словом, тебе не разобраться. Пить всё подряд опасно. Поэтому лучше не думай о том, чтобы выкрасть что-то у меня и сбежать.

Отречённая попыталась высказаться, но язык окаменел.

– Позже поговорим! – неловко кашлянул Брис.

Он оставил её в комнате на «длительный отдых», как выразился перед уходом, в беспамятстве. К вечеру вернулся и пробудил. Но власть над телом осталась ей недоступной. Злость и желание проучить негодяя жгло изнутри, но поделать Нингаль ничего не могла.

Тем временем на город опустился чёрный купол ночи. И всё же город-роща не окунулся во тьму. Эльфы зажгли магические огни. Тёплое свечение сочилось из окон, тянулось от развешанных над мостиками огней, обволакивало деревья мерцающей поволокой. Нингаль наблюдала расслаивающийся свет, пока заклятие вело её к бесколесной повозке с левитирующими лошадьми.

***

Ещё долго отречённая ощущала магию эльфийского города, удаляющегося за горизонт. Подёрнутая светом темнота успокаивала и умиротворяла, и Нингаль с сожалением вздохнула, когда тьма сомкнула город, и повозка погрузилась в абсолютное владычество здешней ночи. Ещё одной ночи без звёзд.

Брис предупредил: повозка пойдет без света, объяснив, что движущийся огонь за пределами города привлечет силы, с которыми лучше не встречаться. И хотя «нечисть всякая» не часто шастает по «означенным путям» – а именно так назывались выложенные сеном дороги – всё же лучше не расходовать ресурсы на «неприятные встречи». А кроме того, «благородные кони Лунг и Морин» обладают способностью видеть в темноте и прекрасно знают, куда идти. Брис назвал их «кони ветра» и обозначил важность следовать лошадиному чутью: они как никто понимают стихии, а сила их сокрыта в мускулистых спинах, завешанных цветными покрывалами. Ещё маг искренне извинился за неудобства, доставленные заклятием, и попросил не злиться на него, ведь он делает это на благо. Знает Нингаль такое благо… Дай только возможность, она этому проходимцу всю рожу отколупает!.. И всё же… Если он не врёт, то остаться одной среди кромешной ночи, без оружия, может сделаться роковой ошибкой. И тогда Бильгамес не дождется своей радости бессмертия.

Теперь Брис молчал, сидя на козлах. Нингаль тоже не спала. Перед выездом она осушила три склянки, и потому находила в себе дюжие силы и бодрость. Сначала она пыталась освободиться от заклятия, и потратила много сил в попытке напрячь мускулы, потом смирилась со своей беспомощностью, проклиная белого мага и всю Ладонию. Брис только досадливо махал головой. Ему никак не приходило в голову, что она никуда не побежит, если он ослабит заклятие. Нингаль догадалась об этом, понимая, что мысли её чересчур агрессивны и подозрительны, и, возможно, старик действительно хочет защитить её… Она мысленно чертыхнулась и постаралась расслабиться, прислушиваясь к ночи.

Казалось, что в воздухе нет никакого движения. Нингаль вообще не была уверена, что повозка куда-то двигалась. Обученные тишине лошади умудрялись не издавать ни единого звука. Их гарцующая походка существовала только в её воображении. Лишь Брис изредка причмокивал, видимо, чтобы Нингаль знала: он всё ещё здесь.

Отречённая задумалась о небе. Оно должно быть сверху… Но чернота подчеркнуто давила на глаза, будто сверху скорее надвигается тяжёлая плита, которая вот-вот выжмет всякую жизнь своей тяжестью. Почему здесь нет звёзд? Незаменимых проводников в любом пути? Наставник много говорил о них, слагая длинные речи о влиянии небесных светлячков на дела человеческие. То – глаза Великого духа, посылающие ответы людям, минуя бесчисленные проделки богов. Только они указывают верный путь. Нингаль любила звёзды. Знала карту неба. Привыкла к верным спутникам, и легко находила каждого из них, когда небо менялось. Утекло много времени с тех пор, как Нингаль научилась направлять все тонкие чувства именно к звёздам, делясь с ними сокровенным. «Как человек, ты стремишься к связям, но наш путь ограничивает их. Я рад, что ты смогла найти связь с небом вместо того, чтобы путаться в неопределенности с другими людьми. Я был прав, избрав твоих родителей!» – вспомнила отречённая одобряющие слова наставника.

«Неужели народы, что живут здесь, никогда не видели моего небо, не знают, какое великое благо – звёзды? Что ещё способно остудить голову, кроме небесных точек? Что может быть спасительнее в смутные времена? Как жаль, что здесь не видно небесных огней… Или последние ночи просто пасмурны?» Пасмурное небо часто вгоняет в тоску и не утоляет боли в те минуты, когда отречённой остро требуется высказаться и найти поддержку. В долгой череде таких дней она и решилась вести дневник, в поисках других молчаливых собеседников, кто однажды прочитает его и отзовется внутренне. Нингаль знала, что Брис забрал таблички. Они лежали где-то здесь, среди мешков, почти наполовину исписанные. Но сейчас она не могла поделиться мыслями ни с ними, ни со звёздами. Неизведанный мир сковал всё. Придется ждать утра – и тогда маг освободит её. Наверное.

Дорога к рассвету затянулась, хотя времени прошло немного. Мысли о любом свете становились навязчивыми, а сон не шёл. Из ловушки вытянули пугающие звуки, которые Нингаль, кажется, уже слышала сквозь болезненную дрёму, той ночью, когда засыпала раненая на холме у одного из означенных путей. Будто рёв свирепого зверя, защищающего свою территорию. Громыхало так несколько минут, а затем тишина вернулась. Позже вновь раздались ужасающие крики, правда, звучали они иначе: скорее как волны, ударяющиеся о скалы. Всей кожей Нингаль почувствовала холодный порыв ветра и пожелала укрыться одеялом. Наёмница считала время: каждый час с неба срывались какие-то звуки, точно так же, как и средь бела дня, только эти, ночные – отвратительно жуткие, и иной раз в такой близости, что в жилах стыла кровь. «Почему он не лишил меня слуха!» – думала она, представляя ухмыляющегося Бриса, довольного, развалившегося на своей мягкой подушке. Лучше б он оставил её с эльфами! В Ар-нам-нэлане она бы нашла, как разрешить свое положение.

Вспомнила она и о короле Арнэлане, и сыне его Авиларе. Как о свете, что мог провести сквозь тьму. Ей подумалось, что вся безопасность мира сошлась в их прекрасных лицах. «Чем я могу им помочь? – недоумевала она. – Должна ли? В кодексе клана ничего не говорится о том, как вести себя с нечеловеческими созданиями, превосходящими людей…»

С рассветом маг остановил повозку. Спустился на дорогу и отстегнул лошадей, наказав им полакомиться травой на лужайке. Он смахнул с них покрывала, и Нингаль разглядела яркие россыпи алмазов на золотисто-жёлтых спинах, ловящих нежно-коричневый, как ячменное зерно, цвет сегодняшнего неба. Неужто кто-то вшил их в кожу животных?.. Или они родились такими?.. Кони радостно заржали и прытью скользнули на траву, приминая её копытами.

– Ты не спала, – сердито пробурчал Брис, наблюдая, как лошади резвятся на воле. – Если не будешь спать сама, мне придется снова усыпить тебя.

Нингаль вдруг овладела своими губами и языком.

– Расколдуй меня! – потребовала она, ощущая, что тело всё еще сковано.

– Когда научишься доверять мне, я позволю тебе доверять себе. А сейчас ты только глупостей наделаешь.

«Старый проходимец!»

– Я хочу пить!

Брис залез в повозку, достал из мешка жёлтую бутылочку и вложил горлышко между губ девушки. Когда склянка опустела, отречённая яростно выплюнула её.

– Вот негодница! – фыркнул маг и, приподнимая полы балахона, проковылял на корточках за склянкой.

– Куда мы направляемся? – потребовала Нингаль, сдувая вырвавшиеся пряди волос с лица.

Маг что-то тихо пробурчал, не желая отвечать. Нингаль повторила вопрос.

– В Мерумоску, – погодя услышала она ворчливую ужимку.

– Где это?

– Прямо по дороге.

– Где это?

– У тебя нет карты в голове. Тебе не понять.

– Куда мы идем? На север? Юг?

– В Ладонии стороны света абсолютно не имеют смысла! – пришел в раздражение Брис.

– Вы не разбираетесь в сторонах света?

– Видишь ли, – начал маг устало, присаживаясь на мешки. Ему совсем не хотелось ругаться. – Как ты, вероятно, заметила, наше небо отличается. Здесь нет светил. Чтобы знать, куда ехать, нужно иметь вложенную в голову карту. Все жители заучивают её с детства.

– Разве ландшафт не меняется?

– Не наш. Не в наше время.

– Как это понимать?

– Всё, что ты видишь, существует неизменным тысячелетия. Каждое дерево, каждый куст. Мои лошади пожуют траву, и в течение дня она вырастет снова, точно такая же, в том же месте. Всё, что мы употребляем в пищу, не нуждается в уходе. Наш мир полон изобилия сам по себе.

– У вас нет земледелия? – удивилась наемница.

– Земледелия? – хитро прищурился он. – Покажу тебе кое-что. Только (он запнулся). Не беги!

Нингаль поняла, что может шевелить всем телом. Она приподнялась, разминая кости, которые, как ни странно, совсем не хрустели, как и мышцы – ничуть не требовали утренней зарядки.

Вдвоём они слезли с повозки и сошли на траву.

– Не будем отходить далеко и мешать Морину и Лунгу резвиться, – сказал маг и склонился к шелестящим травинкам. Его рука скользнула в сочную гущу.

– Когда ты спустилась с Чёрных гор, ты не обратила внимание, какая плотно растущая у нас трава?

– Мне было не до этого. Да и нет мне дела до травы.

Брис хмыкнул.

– Присядь.

Отречённая подчинилась.

– Смотри.

Нингаль внимательно уставилась на руку мага. Он погрузил её почти до локтя, захватил что-то внизу. На миг застыл, с интересом наблюдая за реакцией человека, а потом дёрнул. Толстый шмоток травы с длинными вьющимися корнями повис в его пульсирующих пальцах. Какая-то вязкая серая субстанция клубилась вокруг них, словно плотный моток дождевых червей, и медленно испарялась в воздухе, протягивая плывущие, как конечности кальмара, отростки. Отречённая остекленевшими глазами уставилась в яму. Чёрная жижа потоками исходила внизу, двигаясь в разные стороны, тягучая, слоисто-зернистая.

– Это наша почва, Галь, – посерьезнел маг, хватая девушку за руку, чтоб та не бросилась бежать. – У нас нет земли для возделывания. Нет воды, чтобы питать её. Наша почва – сама по себе высокопитательная магия. Её пласты очень глубоки и живительны.

Отречённая оторопела. Тот самый случай, когда не требовалось заклятие, чтобы перестать чувствовать ноги. С трудом ей удалось подняться. Жгуче захотелось вернуться в летающую повозку или даже в агалузу, чтобы взлететь как можно выше. Ходить по магии просто немыслимо! В неё же можно провалиться!

– Не бойся! Такая почва намного лучше той, к которой привыкла ты. Природная магия безопасна для живых существ.

Нингаль не знала, что сказать. Да и говорить она резко разучилась.

– Оставайся со мной, Галь! Это лучший путь для тебя! – его пальцы крепче сжали её запястье.

– Почему? Вы хотите купить мою душу? Мое посмертие?

– Нет! Но я научу тебя не бояться магии. Я покажу, как она работает. Это чистая энергия, способная преобразовать что угодно во что угодно. Нужно лишь знать, как её использовать. Для этого существуем мы, Белые Маги. Мне нужно только, чтобы ты была на моей стороне.

– Зачем? Я не понимаю!

Маг поднялся на ноги.

– Оглянись! Что ты видишь?

«Ничего из того, что заставило бы меня сойти с пути отречения…» – подумала она привычно, не желая поддаваться намерениям мага, какими бы они ни были. И всё же она огляделась. Яркий луг с горящими благоговейным светом лошадьми; густая чаща кудрявых деревьев и кустарников, поросших изумрудным мхом; душистый аромат листвы, играющий музыку благоденствия; чистое небо, светлеющее с каждой минутой. Стройный порядок истинной красоты.

– Я вижу процветающий зеленый мир, богатый магией и едой, – с деланной скукой ответила отречённая.

– Разве этот мир не заслуживает жизни?

– Не мы это решаем, – холодно ответила она, думая, что у Великого духа свои планы на всё.

– Но мы можем бороться за жизнь. Мы сами решаем встать на защиту, – возразил маг.

Отречённая искоса посмотрела на Бриса. Часть её хотела с ним согласиться.

– Я должна защищать только себя. Я должна передать учение. Я последняя из своего клана.

Её рука наконец выскользнула из ладони старика. Медленно она поковыляла к повозке.

– Ты можешь сделать намного больше! – бросил маг вдогонку.

«Да почем ему знать, что я могу! – и запрыгнула на пригретое место. – Вздумал распоряжаться!»

Брис Турага последовал за подопечной.

Лошади вдали громко заржали. Их привлек безмолвный зов мага. Запрягая их, Брис вдруг рассыпался в комплиментах к родине.

– Эльфы – отличные сборщики урожая! Они тонко улавливают, когда лучше сорвать плод! Но белые маги куда более искусные мастера, когда дело касается селекции и любой подкормки побегов! Ты не захочешь вставать из-за стола! Ты спрашивала про стороны света? Мерумоска – это пятая сторона, самая дальняя точка от центра мира. Мой родной город! Обитель всех белых магов. Черные горы у нас самые низкие, а Черная мантия не так ядовита. Мерумоска безопаснее других. Беда накроет его в последнюю очередь! Великий город магии и науки!

Нингаль безразлично откинула голову на мешок. И тут же дернулась, вновь услыхав небесные звуки. Словно пение девичьего хора, берущего высокие ноты и копирующего беседу десятка сладкоголосых южных птичек.

– Что это? – спросила она, навострив уши.

– А, это… Это Сариманок. Он поёт в каждые шесть утра. Один из Хранителей Времени. Тебе не мешало бы всех их запомнить, чтобы ориентироваться во времени и не прозевать начало ночи. Я помогу тебе запомнить их быстро.

– Что за хранители времени? Они телесны? Или это духи?

Маг добродушно рассмеялся.

– Конечно, они телесны. Хранители Времени – птицы. Их обитель – Райский сад. Священное место Ладонии.

«Священные птицы! Вот оно! Наверняка те самые, на крыльях которых можно попасть в Лучезарную страну, и наверняка покинуть её!» – в глазах Нингаль зажёгся огонь приближающейся победы. Бильгамес точно получит своё – и тогда путь отречённых вернётся в мир. Таково условие. Бильгамес должен возродить клан, благодаря своему богатству и уважению народа Урука, основав для отречённых новый дом, там, где горы не обрушатся на них снова. В Уруке, среди толпы.

– Не связывайте меня заклинанием. Даю слово, что доеду до Мерумоски.

Глава 3. Мерумосканские выходки

Город выплыл из перламутровой дымки. Клубы пара взметались ввысь, но стройные и белые, как известняк, башни, рассыпанные то тут то там, острыми крышами разрезали воздух. Дорога к городу плавно расширялась и, окутанная щупальцами тумана, сменяла жёлтую солому на белое полотно. Кони ступили на него копытами – звук ритмичного цоканья оглушил погруженную в тишину округу.

– Отрадный момент! – радостно всплеснул руками Брис Турага, когда повозка, рассеивая туман, скользнула навстречу высоким городским воротам. Со сторожевых постов свисали любопытные привратники.

Прохладный пар проносился мимо, врывался в ноздри, обдавал как будто влагой. Отречённая глубоко вдохнула ртом, ощутила на языке пряную сладость и утреннюю свежесть одновременно. Аромат, похожий на обжигающие специи, окружил её. Тогда она закрыла глаза и робко улыбнулась.

Привратники не остановили их – повозка проскочила ворота. Отречённая даже поленилась разглядеть укутанных во все тёмное стражников, расслабленная и поглощённая вкусными запахами.

До слуха долетел многоголосый галдеж. Нингаль сонно подняла веки.

Вокруг сновали люди. Или, скорее, нелюди. Белые и тёмные, с экзотичными лицами, под стать белому магу, разодетые в лёгкие светлые одежды странного покроя: асимметричного, сшитого из кусков ткани разных форм. Они гуляли, медленно или торопливо, кто с чем: с мешками, тростью, другими вещицами в руках. Общались, переговаривались, шутили друг над другом, смеялись и активно передавали друг другу всё подряд, среди множества небольших деревянных построек белого цвета, похожих на торговые ряды.

Дорога, на которой остановилась повозка, связывалась с небольшой овальной площадью. Нингаль приподнялась и посмотрела вперёд, за голову мага. Вымощенный белыми плитами путь убегал дальше, через весь город, до самых Чёрных гор, которые, и правда, будто бы стали приземистыми. Самые низкие из кряжей скрылись за белоснежным дворцом с шестью изящными башнями. Одна из башен, аки отшельница, торчала сбоку, отдельно от других. Пять оставшихся, различной высоты, сгруппировались вместе: четыре по углам квадрата, и пятая, пузатая, похожая на кувшин, в центре. Что там ниже было не рассмотреть: плотная застройка из необычайно разношерстных домиков перекрыла вид. Казалось, впереди распласталась ещё одна площадь, покрупнее.

К повозке неожиданно подбежали две стройные светлолицые девушки. Их звонкие голоса неимоверно обрадовали Бриса: он как мальчишка резво спрыгнул с места и тотчас принялся обнимать обеих.

– Наш любимый маг вернулся! – услышала отречённая, отчего скукожилась всеми мускулами тела.

– Скорее! Скорее! – вдруг затараторил Брис, отстраняясь от красоток. – Сопроводите её! Не будем терять время.

– Конечно, дядюшка! Мы получили весточку от тебя! – вняла одна из них.

Обе подбежали к чужестранке, схватили за руки и принялись стаскивать с повозки. Нингаль хотела сопротивляться, но забыла о бойцовских привычках, обнаружив, что девицы одинаковы, словно одна из них была лишь отражением другой. А Нингаль в жизни не встречала близнецов! Учитель всегда говорил: близнецы – особая отметка неба, из близнецов выходят лучшие соратники, предательства среди них почти исключены. Потому отречённая поддалась им и теперь разглядывала безбровые лица с нечеловечески яркими глазами цвета радуги. И не нашла ни единого отличия!

Протиснувшись между двух рядов под бдительным присмотром мага, они увели ее через покрытый тканью проём. Брис бегло осмотрел суетящихся горожан и неспешно направился следом, позволяя близняшкам вдоволь набегаться с чужестранкой. Повозка двинулась дальше в город без своего кучера.

Миновав помещение, заставленное мешками, девушки очутились в следующем – и так сменили несколько складов, пока не выбежали в узкий переулок, закрытый лёгким навесом, колышущимся в дуновении ветерка. Здесь близняшки огляделись и обе уставились в конец мостовой.

– Не идёт? – взволновалась одна.

– Не видать! – воскликнула другая.

Так они не двигались какое-то время, пока голос одной не изрёк «запаздывает» с той интонацией, с какой обычно произносят что-то, что приходилось повторять огромное количество раз.

– Как и прежде! – проворчал Брис, выныривая из невысокого проема.

– Дядюшка! Вы подоспели!

– А этот негодник снова застрял где-то! Вот я ему всыплю!

– Ой, дядюшка! Вы каждый раз ему прощаете!

– Да кхм кхм… потому что он рискует, – невнятно пробубнил тот, теребя небольшой напоясный мешочек.

– И всё же было бы неплохо задать ему небольшую трёпку хоть разочек! – ласково пропели обе.

– Да кхм… всенепременно!

Близняшки всё ещё держали руки Нингаль, а той уже сделалось не по себе, и потому она поспешила высвободиться.

– Вон он! – Радостно запрыгала одна из девиц. Нингаль глянула в конец переулка.

Яйцеподобное белое нечто с чёрными пятнами плыло по воздуху медленно и с каким-то особым рвением упасть. Совершенно не понятно, что держало его на плаву. Казалось, что вот-вот яйцо перевернётся, стоит ему только коснуться любого из домов, меж которыми неровно маячило, точно толстяк с попойки. Снаружи Нингаль не заметила никого. Потрясенная и окаменевшая, она наблюдала, как громадное яйцо тормозит прямо перед её носом.

Дверка, а точнее большой осколок скорлупы, отлетел внутрь и прилип куда-то, невидимый. Из отверстия показалась чешуйчатая морда с огромными змеиными глазами, вынырнувшая будто поохотиться.

– Акака дывна дыковына! – щелкнуло оно беззубой улыбкой на пол-лица.

– Ты опять опоздал! – забрюзжал маг и отвесил оплеуху тощему существу, отчего тот скукожился, нырнул обратно в яйцо и обвился длинным хвостом.

– Ны моа вына, мастр! Распрыдылытл магыы ны отпускал мына! Такы мучыл расспросамы! Но Азмы ны слова ны говорыл!

– Азмы ны говорыл! Что на этот раз хотел Распределитель магии? – нахмурился Брис, потом приказал всем лезть внутрь.

– Хо-хооо-тыл знат, что Брыс Турага снова за-зааа-тыал! Ны поыхал лы снова к-к-к элфам! – нервничал змееподобный, не сводя пристальных глаз с «диковины», с неохотой забирающейся в загадочную повозку.

Брис пуще насупился, подобрал полы балахона и неуклюже забрался внутрь. Увалился на корешок какой-то выпуклости, сбросил балахон на ноги отречённой.

Теснота её не смутила, но оказаться в закупоренном яйце словно не родившийся цыпленок – такая себе радость. Непроизвольно Нингаль хмыкнула.

– Не волнуйся, – отозвался Брис. – В яйцах дразов безопасно. Как и во всем городе.

– Дядюшка, Вы забыли про набеги? – Близняшки заметно оживились.

– Ерунда! Посильная напасть! – возразил маг, шпионски косясь на подопечную.

– Но с тех пор, как Вы покинули нас, их стало намного больше!

– Глупости! Эти набеги – сущий пустяк! Мы живем с ними с незапамятных времен и вполне справляемся.

– Как бы не так! Только два дня назад сразу несколько стай покрыли Имирмовую сторону! Да так, что Чёрные Горы звенели на всю округу! Мы даже слышали, что горы в том месте стерлись и прогнулись под натиском! Если бы сам правитель не применил данной ему силы, то они смели бы окрайную часть города!

Нингаль заметила, что кожа мага слегка посерела, а глаза почти скрылись под бровями.

– Что за стаи? – спросила она, поворачиваясь к близняшкам.

– А, сущие потроха! – махнула рукой одна.

– Мы называем их смоляными вихрями, – ответила другая. – У них шесть ног, которыми они очень быстро бегают. Обычно по горам. Спускаются с них, чтобы поживиться магией.

– Кстати говоря, ног совсем не видно. Не из-за шерсти. Шерсти нет. Там что-то вроде дыма, – перебила первая.

– А поскольку здесь всё – магия, то и едят всё, что в рот лезет! – рассмеялась вторая.

– Особо лубат былых магов! – добавил Азмы и нечаянно облизнулся.

– Так! Замолчали все! Или наложу чары на ваши рты! – сердито пробурчал Брис.

Близняшки поникли головами. Азмы отвернулся к стене, позволив Нингаль наблюдать его чешуйчатый затылок с капюшоном как у кобры, только болтающимся, без костей. Белый маг сложил руки и уставился куда-то вперед себя.

«Смоляные вихри…» – повторила отречённая, но никак не могла вспомнить, видела ли что-то подобное в тех картинках, что насылал ей в голову маг. Отчетливо вспоминался лишь безызвестный тут Царь Страха. Жуткий как ночной кошмар.

Через некоторое время стенки яйца потемнели, движение замедлилось и так называемый драз прошипел «дворэц». Яйцо вдруг завибрировало, начало деформироваться и сужаться. Отреченная вся вспотела от напряжения, пытаясь сопротивляться давящей со всех сторон скорлупе.

– Корыдоры ныжных палат узкы… – промямлил Азмы, приближаясь любопытной физиономией к человеку. – Извынат!

Отречённая отвернулась, почувствовав кисловатое дыхание круглых ноздрей на щеках. Хищный взгляд голодной змеи и вывалившийся изо рта раздвоенный язык грозили быть съеденной.

Широкая ладонь Бриса протиснулась между ними. Маг схватил змеиный язык и затолкал обратно в рот.

– Даже не думай об этом! – сказал он.

– Хотэл лыш попробыват… Хотэл поцыловат… нымнога… – залепетал Азмы, отодвигаясь подальше от обоих.

– Не забывай, что обязан мне шкурой! Если бы не твое яйцо, отдал бы уже на растерзание гоблинам!

Азмы жалостливо сжался и посмотрел исподлобья на лакомый кусочек. «Такоэ ыщо ныкогда-ныкогда ны эл! Твоа томна кожа выгладыт кусна! Лызнут бы!» – пронеслось в голове девушки отчетливо и ясно, будто она сама говорила с собой писклявым голосом. Это шокировало. Нингаль уставилась на змея враждебно, но тот лишь облизнулся и глубже вжался в плечи.

Яйцо бесшумно двигалось, взбираясь на верхние этажи. Нингаль ощущала каждое изменение яйца, которое подстраивалось под путь, неизвестно куда ведущий. Близняшки объяснили, что неудобства дразового яйца нужно перетерпеть, потому что только оно позволяет перемещаться по дворцу незамеченными. Сквозь скорлупу невозможно распознать магическую сигнатуру, которой отмечено каждое живое существо. Соглядатаи Распределителя Магии окутали дворец сетью, позволяющей «понимать» всякое движение и его индивидуальное излучение. На вопрос, почему Брису приходится пробираться во дворец тайно, никто не ответил. Маг таки наложил заклятия на рты всех троих.

Вскоре стенки яйца обрели светлый оттенок и прежнюю ровность. Брис выскочил из яйца и потянул близняшек за собой. Азмы было обрадовался счастью остаться наедине с «диковиной», но Брис забрался обратно.

– Развэ ым ны надо помошъ? – Азмы с обидой надул единственную губу, что и так всё время торчала пузырём.

Брис замахнулся на него.

Некоторое время они сидели молча, пока маг не выбрался из яйца.

– Нингаль, ты идешь со мной.

Отреченная с облегчением выпрыгнула следом.

– А ты сиди тут да скукожься потуже! – наказал маг Азме.

– Когда? – спросил змей. Голос драза переменился, сделался нетерпеливым и требовательным.

– Когда мы сможем набрать нужное количество заменщиков. Сколько повторять тебе, неугомонный драз? – ответил маг.

– Но когда? – не унимался Азмы.

– Закрывайся. Сейчас некогда обсуждать.

Яйцо закрылось, прильнуло к стене и будто слилось с ней воедино.

– А теперь мигом! – молвил маг и припустился вверх по лестнице, схватив за руку подопечную.

Торопились они явно в одну из башен. Так спешно, что балахон мага чуть не запутался в её ногах. Потом они выскочили в тёмный проём и оказались в другом тесном коридоре. Распахнули узкую дверь, влетели в круглую залу с приглушённым светом. А там, в самом центре, за чёрным монолитом, похожим на кусок горного валуна, недвижно сидел старец в белом одеянии. Черты его лица, вздыбленные и замутненные воложбой, не распознавались. Выставленные вперед руки впились в гладкую грань монолита, напряжённые пальцы казались погружёнными внутрь и окрашенными смолой. Воздух вращался вокруг фигуры, поддетый магией.

В тени угла Нингаль заметила движение.

– Ты! – раздался оттуда скрипучий голос. – Опять проник сюда! Где твой змеёныш? Я оторву ему язык!

Сутулый тощий альбинос выпал из темноты и неровно заковылял к непрошеным гостям, грозя костлявым пальцем.

Не обращая внимания на крикуна, Брис широко шагнул к центру, не отпуская руки подопечной. Нингаль чуть не упала.

– Ваше Величество! – невозмутимо произнёс он, склонил голову и замер.

– Да я в темницу тебя упеку до конца времени! Предатель ты паршивый! – изошел слюной тощий, уже подоспев к магу. – Стража!

Брис только довольно усмехнулся:

– У стражи сейчас дела поинтереснее, Рас-пре-де-литель.

«Ах, это Распределитель магии!» – догадалась Нингаль, отходя от тощего подальше.

– Что?! – округлился Распределитель магии. – Что ты опять сделал?

– Распределитель! – раздался осипший, но твёрдый голос. Тощий тут же развернулся в танцевальном па и склонил голову ниже Бриса.

– Ваше Величество, простите за этот шум! Отлученный маг Брис Турага снова имел наглость ворваться в вашу уединённую обитель! Его неуёмная беспечность не знает границ. С Вашего позволения, я сейчас же арестую его!

Правитель Мерумоски не встал, но руки его оторвались от монолита, лицо разгладилось, веки размежевались.

– Он напал на кого-то? – спросил безразлично старец. Отречённая тревожно сглотнула: правитель даже не взглянул на Бриса, а уставился на неё тяжелым взглядом выцветших глаз.

– На стражу, Ваше Величество!

– Это не так, Ваше Величество! – возразил Брис, не поднимая головы. – Стража изволила покинуть пост самостоятельно.

– Это всё твои хитрости, безумный ты проходимец! – напустился Распределитель, намереваясь схватить противника за балахон.

– Остыньте, Распределитель! – громыхнул Мерумоска. – Если он проник сюда по вашему недосмотру, то и спрос с вас! Проследите лучше за тем, кого нанимаете! С тех пор, как магия нашего королевства истончилась, мы не можем позволить себе тратить ресурсы бездумно! Мой щит ослаб, а вы держите подле меня волочащихся за девками дураков?

Распределитель магии, горя стыдом и гневом, опустился ниже.

– Я разрешу ситуацию, Ваше Величество! – заискивающе промямлил он.

– Извольте! – Правитель отвёл голову и посмотрел в вытянутое узкое окно.

– Займитесь этим сейчас, – приказал он.

Распределитель в изумлении поднял голову. Он собирался что-то возразить, но замялся, поглядывая злобно на Бриса. Ответственно бормоча «да, Ваше Государево Величество», он склонился ещё ниже и, не разгибаясь, засеменил к выходу. Брис Турага не удостоил его прощальным взглядом, а продолжал стоять с опущенной в почтении головой. Нингаль, следуя правилу, уставилась в пол. Ей совсем не хотелось снова встречаться взглядами с правителем Мерумоской и тревожиться не пойми от чего.

В зале повисла томительная тишина. Турага как будто не дышал. Мерумоска не торопился начать разговор. Его длинное платье зашелестело по полу. Нингаль замерла.

– Пустые марионетки, – прозвучал голос властителя рядом. – Умно.

– Вы правы, Ваше Величество, – согласился Брис, не поднимая головы.

– Только ты забыл, что и такие куклы оставляют магический след! – напутствовал он, размеренно ступая от мага до отречённой и обратно. – В нашем мире нет ни единой живой плоти, даже с жизнью, вдохновленной искусственно, чтобы она не формировала внутри себя магических спаек.

– Я не забыл, Ваше Величество, – пряча улыбку, произнес Брис. – Только Вы могли уловить их. Я работал над ними долго, вкладывая все свои умения.

– Я видел их внутренним взором. Они прекрасны! Ты поистине великий маг среди белых магов. Твои близнецы полны жизни, но в их жилах едва заметна магия! Филигранная работа! Я восхищен!

– Большая честь для меня получить Вашу великодушную похвалу!

– Можете поднять голову. Вы… оба.

Нингаль выпрямилась вслед за Брисом. С облегчением она обнаружила, что правитель Мерумоска стоит к ним спиной и потирает поверхность монолита.

Отречённая огляделась. Такое безжизненное место, решила она, изучая комнату. Пустое, серое, похожее на келью человека, отказавшегося от всех благ. Несколько узких окон, сводчатый потолок, усеянные трещинами стены и пол. Распределитель магии, вероятно, прав, и они вдвоем нарушили государево уединение. Впрочем, для Нингаль это дело обычное.

– Это – не одна из твоих работ, верно? – риторически спросил Мерумоска.

– Верно. – Брис подтолкнул Нингаль вперёд. – Магия ковыляется в ней, как гоблин на балу.

– Грубо, но приживается, – добавил Мерумоска и поднял глаза на чужестранку.

Беспокойство отлегло. Глаза правителя обрели цвет, тёмно-фиолетовый, плотный, вполне сносный, с тёплым блеском.

– Дитя иной стороны, я рад встрече! – торжественно прозвучал он.

Нингаль кивнула в ответ.

– Подойди ко мне, – подозвал Мерумоска, но Нингаль смутилась, полагая, что и этот государь желает получше рассмотреть её, узнать, как ей Ладония, какие новости она принесла с собой. Её учили вести себя сдержанно при любом обстоятельстве, но нигде прежде не домогались её наружности или внутренней натуры, которыми обычно интересуются люди между собой. Обычно её зовут сделать свою работу и только. Такой своеобразный интерес – в новинку. Арнэлан, Мерумоска. Сколько ещё правителей царствует в Мире Ладони? И что? Все захотят хорошенько её изучить? Она ведь – просто тень, быть тенью – её работа. Как же должна вести себя тень в такой ситуации?

Брис по обыкновению подтолкнул Нингаль: мол, иди, уважь царя. Она сделала несколько неловких шагов и остановилась, не дойдя до правителя и половины расстояния. Тогда он сам протянул руку. Нингаль и не заметила, как её ладонь оказалась в его – и вот правитель уже стоит в опасной близости и разглядывает свысока: проникновенно, как придворный ясновидец – небесный купол.

– Не такая, как мы. Иная. Потусторонняя, – прошептал Мерумоска с каким-то диким для Нингаль восхищением. От неудовольствия зубы её заскрипели.

– Мы очень долго ждали тебя, – продолжил он, а рука Нингаль как будто воспламенилась в государевой – уж очень захотелось её отнять.

Мерумоска почувствовал её смятение, понимающе улыбнулся и разжал пальцы. Отошел.

– Нам предстоит многое сделать! – сказал он громко, будто собираясь стяжать большую славу. – Новое время наступает! Быть нам вместе на вершине событий!

Нингаль вопросительно глянула на Бриса. Тот стоял, развесив уши. Видимо, он тоже занят мечтами и не пояснит, какое отношение она имеет ко всему этому.

– Я бы хотел обсудить многое прямо сейчас! – Мерумоска возбужденно расхаживал рядом с монолитом. – Но государственные дела не терпят отлагательства. Сегодня Мерумоска отмечает праздник.

– Праздник? – очнулся Брис.

– Город жаждет Высокой манифестации! – самозабвенно ответил правитель.

– Но… До меня дошли слухи, Ваше Величество, что в этом году манифестации не будет… в целях экономии ресурсов… – осторожно начал Брис.

– Глупости! Что-что, а праздник для своего народа я ещё способен устроить! Аудиенция окончена. Я пришлю за вами! – Мерумоска явно рассердился. И потерял всякий интерес к Нингаль. Впрочем, ей как раз это подходило – она с радостью покинула гнетущую келью.

***

Общественная манифестация под эгидой правителя Мерумоски проходила в городе каждый год, когда в Мире Ладони стоял высокий сезон. Нингаль не сумела до конца разобраться, что есть «высокий сезон» и как он зависит от соединения различных напластований магии с магнитными полями, геометрия столкновений которых влияет на погодные условия. От массы сложных смыслов голова шла кругом. Поэтому главное, что она уяснила: ей повезло попасть в мир магии в высокий сезон и не оказаться сразу раздавленной тяжелой погодой. На вопрос, долго ли ждать худшей погоды, Брис пожал плечами и сказал что-то вроде «одному богу известно», а после как всегда буркнул своё, мол, не беспокойся, ведь «год подходит к концу, а высшие механизмы всё ещё благоволят».

Нингаль хмыкнула и взглянула на мага. Тот опирался на круглые поручни, посаженные на рельефные столбики – черные с белыми вкраплениями, напоминающие Нингаль обсидиан, из которого люди любят создавать украшения и ритуальные фигурки. Белый маг почти перевалился через них, перекрывая как бельмо стройный ряд оградки. Ограда ободом обнесла балкон центральной дворцовой башни, той самой – «кувшинной», как обозвала её Нингаль, – куда они с Брисом вломились без приглашения. Теперь же сюда их привел правитель. На два этажа ниже.

Мерумоска царственно стоял рядом. Пол под ним, да и сам воздух искрились радужным светом. Он вздымал руки – и небо над центральной площадью расслаивалось, рождая невероятные узоры, что пошли бы в сравнение только с ледяными рисунками на земле.

Несколько процессий плыли к площади по дорогам-лучам: от плотно застроенной периферии к просторному сердцу города. Откуда-то журчала неслыханная музыка, наполняющая улицы пьянящими звуками; толпы зевак пританцовывая жались к домам, выглядывали из распахнутых окон, свисали с крыш, с ахами заглядываясь на грандиозные шествия. В оживленной атмосфере главенствовали возбуждение и счастливые улыбки. Самые расторопные жители протискивались поближе к параду и кидали цветы под ноги идущих.

Семь дорог – семь процессий, отличных друг от друга. Восьмая дорога, самая короткая, ведущая во дворец, оставалась свободной. По ней потом пойдут особенные гости – на королевскую вечернюю трапезу.

– Видишь тех, дальних, мелких таких, в пестрых одеждах? – мальчишески зазвенел Брис над самым ухом. Нингаль отпрянула: как она не любила такие близкие вмешательства!

– Это карликовые великаны. Самый горделивый, упрямый, ворчливый и охочий до богатств народ. Никогда не заговаривай с ними про украшения и одежды! Иначе рискуешь провести долгие часы за их хвастовством! – Маг хохотнул и серьёзно добавил, что называть народец «карликовым» в присутствии оных опасно – можно напороться на суровый отпор, особенно если великан голоден.

– Они – потомки великих титанов, исполинов, скребущих макушками небеса. Уменьшился их рост, но не характер. Учти, если вдруг решишь размахивать перед ними своим преимуществом.

«Я и не собиралась…» – подумала Нингаль, присматриваясь к низкорослой процессии. Разглядеть кого-то под режущей глаза цветастостью было сложно: расшитые лоскутами и самоцветами одеяния смешали великанов в одну сплошную кучу. Нингаль не сразу разобрала насколько волосаты и бородаты великаны, пока те не подобрались ближе. На фоне остальных они оказались толстыми коротышками с круглыми мясистыми лицами.

– Сейчас все линии начнут сплетаться друг с другом косами и создавать причудливый орнамент. Это знак дружбы народов, – пояснил Брис.

– Карликовые великаны всегда сплетаются с линией големов, – сам с нотой хвастовства заговорил он, намекая на заслуги белых магов в сотворении целой расы. – Им, кхм, пришлась по вкусу искусность наших девушек в любовных делах.

Нингаль нахмурилась. Брис замолчал – ненадолго.

– В былые времена вместо големов эту процессию рука об руку вели феи и лепреконы… – вздохнул маг.

– Почему теперь не ведут?

Турага замялся, отмахиваясь.

– Всё это старые банши… Банши виноваты.

– Кто такие банши?

– Лучше посмотри на тех! – маг указал на стройные фигуры высоких светлокожих девушек с длинными густыми ручьями волос. Их нежно-зеленые воздушные платья со складчатыми подолами струились волшебной росой вслед за легкими движениями прелестниц.

– Эээто русааалки, – важно протянул Брис, причмокивая. – Приятные девы из лесного княжества. Их у нас много. Все на особом счету. От них маги получают сильное потомство. А впрочем, только от них в Мерумоске маленькие маги и появляются, хех. Хорошо устроено, верно?

Брис подтолкнул Нингаль, но та только сморщилась. Что-что, а как у магов появляются дети, её не интересовало. И всё же она задумалась.

– А в вашем белом городе нет своих женщин? А как же те, кого я видела на площади в день приезда? Такие, попроще.

Брис сдвинул брови.

– Попроще? Что это значит? Они просто другие, не такие.. эм восхитительно обворожительные… Но, поверь, справляются со своими задачами великолепно!

– Все големы? – уточнила Нингаль, глядя как необычайно смотрятся разноцветные девушки-големы на фоне сверкающих перламутром русалок.

Маг кивнул и наконец оторвался от перекладины.

– Отойдем, – позвал он и потянул отреченную на пару шагов назад. – Правителю Мерумоске необходимо пространство для кульминационной точки.

Мерумоска широко раскинул руки, его расшитые сложным орнаментом одежды воспламенились магией, будто сотни огненных языков, перешептывающихся на игривом ветру. Воздух вокруг него завибрировал, размазывая пространство перед Нингаль в нечеткие пятна, побагровел, испуская прохладный аромат гор и тихие пощелкивания. Что-то грандиозное вот-вот произойдет. С опаской и любопытством отреченная затаила дыхание.

Неожиданно слух Нингаль пронзил ошеломляющий высокий голос. Жалящий, подобный визгу тысячи разъяренных голодом котов. Руки сами зажали уши, а челюсти стиснулись. Сердце неистово забилось, пульсирующая кровь прилила к голове, так, что липкие горячие струи обволокли стенки внутреннего уха и хлынули прямо на ладони.

Брис импульсивно прижал девушку к себе, помогая защитить хрупкий человеческий слух толстой тканью собственного балахона. Бормоча какие-то проклятия, он заковылял к Мерумоске, который остановил колдовство и упёрся в оградку, выпячивая вперед искаженное гневом лицо.

Крик сменился безудержным смехом. Он уже не причинял боль, но кровь стыла.

– Убрать её отсюда! – Мерумоска указывал на кого-то внизу.

Оттолкнув Бриса, Нингаль, пошатываясь, налегла на поручень и вперилась в выразительный силуэт в центре действа.

Русалка. Обнаженная, без единой тряпки на теле. Вьющиеся крупными локонами волосы цвета сверкающего на солнце песка свободно падали до самой мостовой, почти не окутывая женские прелести. Она откинула пряди назад, гордо подняла подбородок и с презрением оглядывала столпившихся вокруг разодетых участников процессий. Рядом с её серебристо-нефритовой фигурой валялось скинутое платье.

– Вы! – плюнула она, покачивая бёдрами. – Стыдно!

Она сделала резкий шаг и вцепилась в платье другой русалке. Послышался звук рвущейся ткани и испуганный вскрик.

– Чего испугалась, дура? – кинула она вслед вырвавшейся девушке. – Ничтожная русалочья чернь! Веселитесь здесь, напившиеся отравы белых поработителей! Ваша мать, ваша княгиня Вельяница! Помните такую? Страдает во тьме и одиночестве! Ждет подданных своих, кто разделит её муки! Предательницы!

Русалка уничижительно зыркнула, приняв позу голодной хищницы.

– Одумайтесь! Скиньте позорную одежду! Вернитесь в первородный лес! Вы нужны своей госпоже!

Подоспели стражники, не совсем ясной наружности, укутанные в тёмно-коричневое. В руках они держали веревки. Нингаль с ужасом осознала, что веревки шевелятся.

– Что, так и свяжете меня? – усмехнулась русалка, закладывая руки на бедра.

– Правильно! – выкрикнул кто-то из толпы. – Заткните ей этим рот!

Русалка хмыкнула.

– А что проку? Какой фарс! Всё подыхает, а вы тут праздники устраиваете, службы служите, как будто мы не прокляты, а магия не истощается!

Она так осклабилась, что стражники попятились. Но быстро сообразили, что русалка не собирается сопротивляться.

– Приятные? – переспросила Нингаль, когда нарушительницу увели.

Брис что-то пробурчал и повернулся к повелителю.

– Ваше Величество, думаю, это не прият.... это неожиданное происшествие стоит того, чтобы продолжить праздник в более скромной манере.

Мерумоска с удивлением пригвоздил бывшего распределителя магии.

– Конечно же, не стоит! В такое время я должен поддерживать горожан всеми силами!

– Да, но…

– Никаких но! Если возражаешь, можешь уйти снова!

– Да, Ваше Величество.

Насупившись, он почесал в башню, а Нингаль растерянно уставилась вслед.

– Жду вас к трапезе! – отрезал Мерумоска. Он кивнул головой, чтобы Нингаль ушла, воздел руки к небу и начал творить чары.

***

Большой иссиня-черный стол полумесяцем поражал безупречностью: ровный серп с округлыми серебристыми наконечниками, незаметные прозрачные ножки, создающие иллюзию левитирующей столешницы, и тысячи блесток в вибрирующей глади, словно горящий планктон в ночном море. Если бы не стоящие на столе яства, то Нингаль бы кинулась в эту воду, чтобы омыться после долгой дороги. Как же она тоскует по воде, по её прикосновениям и вкусу!

Руки скользнули по поверхности и поймали тончайшую скатерть, сверкающую под пальцами подобно звёздным россыпям. Невероятная мягкость и переливы!

И тут слабый толчок в бок. Локоть Бриса.

– Веди себя пристойно, – шикнул он тихо. – Это дворцовая трапезная, а не дорожная харчевня. Ещё не все понимают, что ты не здешняя.

«Неужто кто решит, что я голем? Опять…» – подумала Нингаль, но послушно убрала руки на колени. Серебристое блюдо перед её носом стояло пустым. Его тоже хотелось потрогать, ибо никогда прежде отреченной не доводилось видеть ничего подобного. В её мире вся столовая утварь – шершавая грубая глина да бронзовые котелки. Видала она и дорогую посуду при дворах высоких господ, глазурованную, разноцветную, да ни одна из них не смогла бы похвастаться такой зеркальностью с сетью мельчайших рисунков, рассказывающих как будто какую-то значимую историю. И совершенно не ясно, что за материал. Металл? Древесина, взращенная на магии? Твердая магия? И как среди всего этого найти порученное ей лугалем Бильгамесом? Возьми то, не зная что! Да хоть всё тащи! Даже аппетит пропал от этих мыслей!

Но белый маг распорядился иначе. На блюде вдруг возник усеянный неглубокими бороздами шарик спелого розового цвета. Горячий пряный аромат ударил в ноздри, а в желудке и во рту заклокотал дикий голод.

– Если хочешь усадить гостя за стол, дай ему это, – как всегда, смешливо и хитро подобрался белый маг к уху отреченной.

«Как же он меня бесит!» – сокрушилась она, хватаясь за странные столовые приборы, вроде уменьшенных крестьянских вил и изящной версии мясницкого ножа. Тихонько подглядывая, как Брис пользуется ими, она быстро справилась с фруктом, очень сладким и, как выяснилось, пьянящим. Нингаль обратила внимание, что каждый за столом начинал с него. Но не каждый сразу продолжил есть остальное. Зато Брис успел накидать в её тарелку всего понемногу.

По правую руку стоял большой серебристый кувшин, в котором многоцветная магия закручивалась водоворотом. Толстая рука оранжегощекого великана жадно потянулась за ним прямо через её пышно нагруженную тарелку. Нингаль поймала его взгляд и с отвращением осознала, что карлик ей распутно подмигивает. Она рефлекторно отклонилась к Брису, сидящему с края стола. Аппетит как рукой сняло.

Гости дружно пожевывали, предаваясь совместной какофонии шепота, и никто не брал громкого слова. Тогда правитель Мерумоска, сидящий в центре полумесяца с выгнутой стороны, поднялся с трона, держа в руке отражающий пиршество кубок. Все встали.

– Достопочтенные гости и старейшины нашего города! – начал он велеречиво. – Я рад, что все мы, как и прежде, несмотря на тяжелые времена, собираемся здесь, за столом дружбы народов, и празднуем наше единство! Что бы ни происходило в мире, важно неуклонно следовать нашим традициям и не поддаваться на преступные, разрушающие наше единство постулаты со стороны тех, кто не верит в наши идеалы!

Мерумоска подчеркнуто оглядел всех, и заострил внимание на Брисе Тураге, ведя с тем молчаливый диалог. Брис скромно улыбнулся и поднял чашу, демонстративно поддерживая господина всех белых магов и собравшихся вокруг старейшин разных народов.

– Да будет так! – запели хором присутствующие и осушили кубки.

Нингаль последовала примеру и поморщилась, ощутив, как убойная смесь магии обжигает горло и желудок. Погодя в глазах возникла тягучая волна, что быстро схлынула, оставив странное чувство мимолетной радости.

– Перво-наперво хочу заверить наших прекрасных русалок, что беспокоиться не о чем, и поступок их сестры не уменьшил нашей любви к вам! – «К вам» прозвучало с особенным акцентом, а в глазах, обращенных к кокетливым девушкам, стоящим слева от правителя, занимались ласковые искры.

Все уселись обратно, расталкивая шумящие сверкающие стулья. Молчаливая пауза продлилась недолго.

– Ну? – с нажимом громыхнул Мерумоска. – Как дела в наших градообразующих гильдиях? Распределитель?

Распределитель магии уже успел пихнуть в рот большой кусок чего-то зеленого и чуть не поперхнулся, услышав государево обращение. Он сидел рядом с Мерумоской, и потому вдвойне оторопел. Очевидно, он понимал, о чем желает знать Его Величество, и, быстро проглотив кусок, спрыгнул с места аки рыба из кипящей ухи и принялся небрежно строить предложения.

– Ваше Государево Величество… Проектирование почти закончено. Нам лишь не хватает....эм… некоторых ресурсов, которые мы бы с большой благодарностью приняли бы от наших почтенных… великанов. Но-но…

– Но? – Мерумоска напористо мерил ближайшего дворцового служителя, покручивая меж пальцев ножку вновь наполненного кубка.

– Но, видите ли, наши любезные великаны…

– Я знаю, о чем он хочет толковать, хитрый плут! – широкий в боках и щеках другой карликовый великан, тоже сидящий близ Нингаль, резко воспрянул и, не сдерживаясь, яростно бросил украшенную десятками перьев шапку прямо в наполненное едой блюдо. Нагруженный тоннами самоцветов сюртук едва удерживал его раздобревшее бесформенное тело, которое плавало в воздухе как медуза на волнах. – Он хочет очернить нас в глазах Вашего Величества, будто от жадности мы забыли, чем обязаны Вам, о, Государь! Наша гильдия мастеровых долгие годы служит верой и правдой всем нуждам Мерумоски, и никогда не ставила свои интересы выше государевых. Иначе зачем мы живем здесь, а не в Олиданфаре? Нынешний Распределитель жалок и не в состоянии решить проблемы, обрушившиеся на ваших верных подданных… Ещё и усадил нас сюда, к опальному магу с его потаскухой!

Не только Распределитель магии возжелал возразить, но и Нингаль чуть не вскочила, чтоб выпустить толстобрюхому кишки. Никто не остается после таких слов безнаказанным! Но Брис схватил её за руку и помешал даже пискнуть, сурово покачивая головой. Его ледяная кожа остудила вскипевшую кровь.

– Это ложь! – включился Распределитель магии, тряся плечами. – У вас самая богатая гильдия в городе! Вы исправно получаете магические самоцветы из самых лучших подземелий Олиданфара. Я знаю это, потому мои подзорщики всегда рядом со складами.

– Вы бы научили своих подзорщиков не совать носы в дела, в которых те не соображают! – прищурился великан, напирая на стол. – Мы не получаем самоцветов уже несколько сезонов! Обозы приходят пустыми!

– Да вы врёте! – обрушился Распределитель, взмахивая пальцем. – Даже по ночам ваши склады сияют, привлекая смоляных вихрей! Поставьте тогда на склады защиту, чтобы обмануть и их!

– Это и есть защита, дурень! Фальшивая магия. Мы разрабатывали её давно, ещё с младшими мастеровыми… да исцелит их пение Жар-птицы…

На конопатое лицо великана легла тень тяжелых воспоминаний, но он быстро опомнился.

– Она сбивает вихрей с толку.

– Полагаю, не только вихрей, – холодно подытожил Мерумоска, косясь на Распределителя. – И почему же, старейшина, вы не доложили о таком интересном новшестве Распределителю магии, чтобы он, как полагается, передал мне?

Старейшина карликовых великанов надулся пузырем, готовясь выдать важную реплику.

– Да потому что, Ваше Величество, потому что, Государь всея Мерумоска, этот.... этот олух потребовал от гильдии тройную плату за новых големов! Это возмутительное святотатство!

Правитель зацокал языком, поражаясь глубине мелодрамы.

– За что же вы, Распределитель, так не щадите наших особенных мастеровых?

Распределитель стыдливо сглотнул.

– Но… Вы же просили меня найти решение ээээ деликатному делу… Ну я и…

Мерумоска взмахнул рукой, чтобы тот остановился.

– Довольно. Найдите иное решение, и сообщите мне прежде. Развелось своевольных магов! – Мерумоска подчеркнуто посмотрел на Бриса.

– Так что же, старейшина, случилось с обозами и самоцветами? – переменился он, и мягкость его голоса успокоила собравшихся. – И сядьте наконец, любезный. Вы тоже, Распределитель. Дело решим мы мирно.

Старейшина гильдии довольно уселся на место, нахлобучив измятую шапку на темные курчавые волосы. А Распределитель магии не мог скрыть разочарования: его лицо мрачно повисло над тарелкой, как и весь он скукожился, побитый поражением.

– Нападения, – вздыхая, ответил старейшина.

– Кто нападающие?

– Мы не знаем. Они нападают в ночи. Мы думали, они находят нас по магическому следу, но призвав на помощь дразов, нападения не прекратились. Очевидно, обозы выслеживают днём. Не исключено, что от самого Олиданфара. Напасть могут в любую ночь, но чаще ближе к границам Мерумоски. Они не убивают, забирают лишь добычу, и иногда дразов и их яйца.

– Значит это кто-то, кто не боится света дня… – задумался правитель. – Вы зря не пришли ко мне лично. Я готов дать вам лучших воинов-магов и обеспечить безопасный путь с поддержкой лучших следопытов города.

– Тёмных эльфов? – пренебрежительно удивился старейшина и посмотрел прямо перед собой на противоположный конец полумесяца.

Наконец Нингаль позволила себе внимательно изучить самых молчаливых гостей королевского ужина. Они не походили на светлых эльфов. Кожа их – пепел, серый прах с непроницаемой золой глаз и бровей. Уши – ближе к человеческим, лишь немногим вытянутые и ювелирно заостренные, а волосы – горючий камень с резкими острыми прядями. Таинственные, пугающие, призрачные. Триумф аскетизма и отстраненности. Плотные серо-чёрные одежды, с меховыми вставками, скрывающие тело до подбородка и пальцев рук. Фигуры темных эльфов на фоне высокой стены, испещренной лиловыми лабиринтами магии, внушали ей трепет и воспоминания о братьях и сестрах клана. Казалось, с ними она смогла бы сотрудничать куда плодотворнее. Но Брис уже научал, что с этими эльфами стоит быть настороже. Что раньше в королевство Драйтагол мог забрести любой путник и быть радушно принят при дворе короля Драйтагола, а теперь туда невозможно попасть: королевство скрыто колдовским туманом, путник быстрее лишится жизни, чем сумеет добраться до пристанища. С тех пор многие темные эльфы пришли в Мерумоску, и что на самом деле у них на уме, не знает никто.

– Я бы не хотел видеть тёмных эльфов рядом с нашими обозами, – возразил старейшина великанов, с наглой мольбой взирая на правителя.

– До чего же вы, великаны, злопамятны! – возмутился правитель. – До сих пор не можете простить тот хлипкий кусок земли у городской стены? Должен же я был поселить где-то новых горожан! Злитесь тогда на меня!

– На Вас никак нельзя, Мой Властелин. Вы великодушно отдали нам другой участок, – смутился старейшина и как будто даже сделался меньше.

– Так почему вы до сих пор не помиритесь? – Мерумоска вскинул руки, едва не расплескав обжигающую магию из своего кубка. – Пусть наши наиловчайшие горожане послужат всеобщему благу!

– Сочтем за честь, – с достоинством и готовностью произнес один из темных эльфов, преклоняя голову.

Карликовые великаны нервно поежились, но боле возражать не стали. Не нашлись они и когда правитель объявил танцы, а тёмные эльфы расхватали всех големов, оставив карликов сидеть в угрюмом одиночестве. Белые маги заняли светлых эльфиек, все русалки скучковались вокруг Мерумоски и придавались веселому флирту, а остатки темных красавиц не прельщали обиженных. Сегодня самые лестные слова Властелин обратил к тёмным эльфам – карлики не решались вновь отстаивать права и устраивать потасовку.

Нингаль разглядывала танцующих и чувствовала себя неуместной. Опешила она, когда круглый сосед решил, что может пригласить её на танец. На танец! После оскорбления, которое нанес его старейшина! Уж чего-чего, а наглостью полны эти толстобрюхие уродцы. Нингаль не танцует. Она желала полоснуть толстяка по пузу! Но Брис тактично вмешался и отвадил кавалера от притязаний. Сам Брис в празднике жизни не участвовал, накрепко воткнулся в место и не отводил тяжелого как кирпич взгляда от правителя, видимо, сочиняя какую-нибудь сложную речь или рисуя в голове грандиозную карту событий, прошлых и будущих.

Одна из русалок отделилась от государевой компании и, раскачиваясь подобно ладье под лаской влюблённого ветра, поплыла к окраине полумесяца. Немигающим взором она приковала внимание Бриса, который весь выпрямился, ожидая, когда этот роскошный корабль причалит к его берегу. Пышная полупрозрачная ткань, обрамляющая скаты плеч, наполнялась воздухом аки парус, открывала тонкую шею и изящные ключицы.

– «Опальный» маг, – прочирикала она, а её слова стелились периной. – Я скучала по Вам, милый.

– Счастлив и я видеть Вас, дражайшая Черляница. Как поживаете, как дети? – затараторил Брис, поднимаясь и протягивая руку.

– Дети? Дети уж давно забыли мать! – засмеялась она, склоняясь к Брису. Её тонкая рука скользнула под рукав балахона белого мага.

Только сейчас Нингаль смогла разобрать, отчего кожа русалок похожа на жемчужины со дна морского. Под тонкой кожей ненавязчиво мерцали мелкие чешуйки, как у рыбы, такие же неоднородные по цвету: с легкой синевой, изумрудными вкраплениями и каёмками, напоминающими начищенное серебро. Когда на кожу падала тень, чешуйки исчезали и кожа походила на высохшую белесую глину, гладкую, без единой трещинки. Очевидно, покровы белых магов и русалок схожи. Только у магов они куда толще и не боятся трещин, разверзаясь на лбу всякий раз, когда маг колдует.

– Надолго ли в Мерумоске, милый?

– Как долг велит, дражайшая.

– …Мы так давно с тобой не танцевали. Не возражаешь, если я приглашу тебя, раз сам не решаешься?

Нингаль подумалось, что Брис не смог бы отказать, даже если хотел. Потому она наблюдала, как заставшего врасплох мага захватили опасные сети и уволокли в море танцующих пар.

Когда небо занялось сумрачным туманом дворцовый зал опустел, фиолетовые свечения потухли, столовый сервиз вернулся в кухню, и только стол продолжал мерцать глубинными звёздами.

Нингаль ушла в комнату, в которую правитель Мерумоска лично сопроводил её, не отпуская ни на шаг ту, что звалась именем Черляница. Они шли рука об руку, а Брис Турага брел следом, молчаливый и напряженный.

Сейчас белый маг стоял у окна, взирал на теряющее цвет небо. Он сложил руки на груди и пальцами гладил подбородок, о чем-то размышляя.

– Укладывайся спать, – тускло произнес он. – Завтра нам предстоит стучаться вновь в закрытое сердце государя. С твоей помощью я чаю вселить в него надежду на успех важного предприятия.

Нингаль безразлично смотрела в широкую спину, желая только, чтобы маг скорее ушел. Укладываться в постель она не собиралась: в голове занимались мысли о королевской сокровищнице. Найти, проникнуть, осмотреть. Взять ли? Что брать? Возможно, сама ночь подскажет.

Маг покосился на отречённую, покачал головой. Глазные дуги вокруг зрачков завертелись, засияли неласковой магией. Нингаль почувствовала неладное: неужели он сделает это опять? Оставит её под властью магического сна? И не ошиблась. Тело обратилось в невесомость, вспорхнуло над полом, опрокинулось на мягкие подушки под тяжелый балдахин. Внутри Нингаль всё упало. Она даже не могла повернуть голову, чтобы уничтожить проклятого деда хотя бы взглядом. Кованные из серебристого металла ветви сплелись перед глазами решеткой темницы.

– Когда-нибудь ты оставишь старые привычки, – голос мага прозвучал рядом. – Заснешь сама. Пусть сон будет естественным. Приду с рассветом.

Дверь тихо хлопнула – отреченная осталась одна со своими мыслями и гневом. Ночь предвещала безнадежную вечность в неотступных попытках сорвать враждебные оковы. Какими силами бороться с этой тягостью? Чем ей, простому человеку, противостоять заклятию?

Сон сморил под утро, когда за окном запела первая утренняя птица. Несмелый полусвет пробился в окно, а ресницы Нингаль неспокойно подергивались на сомкнутых веках, предзнаменуя новые беды, предрекая поединок с другими силами.

***

Отчаянные крики порвали тишину за закрытыми створками. Нингаль вскочила, рефлекторно хватаясь за оружие, но нашла только воздух. С тех пор, как в её жизни появился белый маг, руки забыли прикосновение холодной бронзы. Она сжала кулаки и посмотрела на Бриса: тот прильнул к высокой оконной раме и наблюдал происходящее на улицах города, громко охая и восклицая что-то своё, маговское. Им овладело сильное возбуждение.

Нингаль выпрыгнула из кровати, ветром ринулась к окну. Оттолкнула мага и уставилась на ожившие Чёрные горы. Хребты разверзлись стремительной дымовой лавиной, что хлынула по городским венам какими-то тягучими бурями с мглистыми хвостами. Не звери и не птицы, неразборчивые силуэты сплошным потоком, кидающиеся на всё живое. Вот одна из черных теней отделилась от волны, выгнулась яростным змеем и накинулась на приникшую к дому големку. Закручиваясь смерчем, бестия иссушала тело, высасывая магию.

Никто не мог помочь: жители города в страхе разбегались, забыв про утреннюю суету. Каждый из них силился вернуться домой, туда, где ещё спали дразы под опекой защитной скорлупы. Кому-то повезло: змеёныши уже вовсю прислуживали, и хозяева со служками быстро забирались внутрь яиц, давая приют и тем, кто вовремя оказался рядом. Некоторые яйца выросли до больших размеров, занимая полностью узкие переулки, не позволяя прорваться другим бедолагам через образовавшуюся давку. Даже боевые маги, высыпавшие из придворцовых казарм, уже не могли до них добраться. Участь запертых в ловушке была предрешена.

– Смоляные вихри, – дрожащим голосом прошептал Брис. Его лицо сделалось белее обычного, а в глазах исчез весь цвет. – Не думал, что доживу до часа, когда эти твари начнут нападать на рассвете… Да ещё таким полчищем…

– Дайте мне оружие, – Нингаль с ужасом оценила свои шансы выжить, если хотя бы одна из тварей доберется до неё.

– Оружие? – колко повторил Брис. – Металл этим прожорливым созданиям не страшен. Они из него вышли. Против них действенна только магия. Или… её полное отсутствие. Тебя не тронут, Нингаль. В тебе нечего есть. Не считая моих снадобий.

В этих словах как будто проскользнули и насмешка, и восхищение, и бахвальство. Маг смерил чужестранку странным взглядом, а потом вновь заговорил:

– Я должен идти. Мой долг помочь жителям. Я ведь не только советник, но и боевой маг! – Какая-то часть его явно обрадовалась возможности пустить в ход боевые навыки, которым Брис, видимо, не так часто давал волю, предпочитая дипломатический путь.

– Я послал за близняшками. Они рядом, должны скоро подойти, – сказал он в дверях. – Пожалуйста, сделай так, как и им велено. Смоляные вихри во дворец не суются, но ты обязана спрятаться в защищенном месте. Сожалею, что не могу здесь и сейчас предоставить полную защиту. Азмы нужен мне, чтобы эвакуировать других пострадавших.

Он кинул на отреченную умоляющий взгляд.

– Прошу, Нингаль, не предпринимай никаких иных действий. Внемли моим словам. Ты здесь как дитя. Я доверяюсь тебе, ибо не в праве в таких обстоятельствах сковать твое тело заклятием.

Когда он вышел, Нингаль зачем-то задумалась над тем, как ей поступить… Нет лучшего момента, чем всеобщий переполох, чтобы решать собственные дела. Всё внимание стражников перекинулось на нашествие смоляных вихрей, которые, если верить Брису, не обратят на неё своего голода. Стало быть, путь открыт к осуществлению любого замысла. Но маг… Такая искренняя просьба тронула её душу. Брис напомнил Учителя, который точно так же смотрел на неё, пытаясь защитить от сурового наказания старейшин общины, когда она чуть не сотворила беды, будучи маленькой и глупой… Ох, сентиментальность! Ко двору ли она? С чего вообще Нингаль должна слушаться белого мага? Потому что не может заплатить серебром за спасение? Потому что Брис вхож в царские дома? Авось и покажет что-то исключительное? Глупость! Она и сама может найти всё, что хочет! Во всяком случае в человеческом мире… Сколько времени нужно ждать? Разве не скована она другим обязательством? Разве Бильгамес не жаждет обещанного? Разве не свято исполнение предписанного?.. И как поступить? Пусть лугаль подождет?.. Великий дух, что с ней не так в этом месте?

Нингаль рухнула на кровать. Металлические листья на ветвях балдахина вторили заунывным тоном.

С улицы проник затхлый запах увядающей травы. Его принес ветер на тонких рукавах чёрной дымки – той губительной ауры, что окружала смоляных вихрей и разносилась повсюду. Нингаль сморщила нос: черная пыль подобралась к ноздрям и окутала тонким налетом. Пальцы поползли по телу, силясь стряхнуть назойливые частицы. Но те прилипали, как горючая кровь земли – к попавшему в сети животному. Бордовые портьеры надулись, задерживая настойчивый ветер, который явно усилил набеги на окна высшей знати и её гостей. До Нингаль дотянулось целое облако дыма. Дым принудил кашлять, заставил встать с постели и вернуться к окну. За дворцовыми стенами будто развернулся великий пожар, и гарь достигала самого неба. А небо тем временем окрасилось в глубокие фиолетовые тона.

Наплыв смоляных вихрей докатился до ворот дворца. Густая волна толстым ковром покрыла дороги и стены зданий. Из нутра этой мерзости доносились вопли и стенания, но кричащих было не разглядеть – только всполохи магических шаровых молний с разрядами фиолетового и синего цвета разрывали демоническую плоть. Это боевые маги. Чьи усилия окупались спасенными жизнями.

Напуганные жители теснились между казарм, и среди них самыми смелыми выглядели русалки. Часть из них заботилась о пострадавших, помогая магам раздавать склянки с волшебными снадобьями, а другая часть забралась на крепостные стены, готовясь к атаке. Они широко раскрыли рты – и звук стрелами понесся во мрак битвы. Нингаль не успела заткнуть уши. Но и боли не последовало. Русалочий визг скользнул по ушам, не ранив перепонки.

«Брис!» – подумала Нингаль. Вчера перед сном он напоил её какой-то особой магией, горькой и вязкой, словно травяной настой лечебных трав. Наверное, это её действие. А может, он просто что-то пробормотал, какое-нибудь очередное заклятие? Или ему помогла та русалка, Черляница? Или всё это сразу? Нингаль не знала, но мысленно благодарила своего покровителя.

Совместные усилия белых магов и древесных русалок приносили плоды. Покрывало смоляных вихрей заметно поредело: вспоротое рядами оно выбрасывало рваные шупальца высоко в воздух. На прочищенных улицах показались смятые одежды тех, кто встал пораньше, чтобы делать привычные дела, но отдал жизни зловещей силе с гор. Меж них неровным строем плыли дразовые яйца. По размерам чудо-повозок угадывалось, скольких примерно каждому из змееподобных удалось выхватить из лап смертоносных тварей. Пустым не возвращался никто.

В дверь постучали. Нингаль задернула занавеску и бросилась к выходу, чтобы встретить близняшек. Но за дверью стоял тот, кого Нингаль невзлюбила с первой минуты знакомства. Распределитель магии.

– Его Величество просит вас, – холодно сказал он. Мрачный сухой силуэт государева приближенного, захваченный тенями коридора, внушал подозрения. С чего бы правителю Мерумоски видеть её в такое тревожное мгновение?

– Сейчас же! – надавил Распределитель и освободил проход, чтобы Нингаль могла выйти.

Отречённая перешагнула за порог и направилась по коридору на королевскую аудиенцию. Распределитель магии устроился за спиной, шлепая шаг в шаг.

Он привел Нингаль в ту же комнатку, где вчера её представили Мерумоске. На этот раз пространство не выглядело безжизненным. Многочисленные трещины на стенах и на полу сегодня наполнялись светом и пульсировали; магия в них взмывала вверх и смыкалась в центре конусообразного потолка, сходясь притоками подобно дельте реки. Монолит посередине комнаты слепил глаза. Ровный столб магии, вырывающийся из него, пронзал кровлю насквозь. Вот почему небо за окном окрасилось в фиолетовые оттенки! Мерумоска творил воложбу, простирая свои длани к горным хребтам, чтобы остановить сорвавшийся каскад смоляных вихрей. Со сложенными ногами он висел прямо в воздухе внутри столба: лицо его и руки изрезали глубокие рытвины, одеяние исходило волнами, а глаза являли два небесных светила, что лучами обжигают землю. Вселяющий благоговение и ужас.

Но магия не шла непрерывным потоком. То и дело сила её слабела. На мгновение правитель терял власть над ней, и тогда лицо его искажала гримаса боли и раздражения, а тело швыряло за границы магического течения. Он силился вернуть порядок и продолжить борьбу. Но уступал. Облик его наполнился усталостью, тело дрожало. Нингаль открылся изможденный старик, кто едва удерживает магический источник от распада, вычерпывая остатки той мощи, что, по словам Бриса, когда-то зиждилась в нем.

Он упал, прямо на монолит. Голова его поникла, взъерошенные волосы скрыли лицо. Тяжелое дыхание с хрипом разорвало мерцающую тишь.

– Я привел её! – раболепно заговорил Распределитель магии, распарывая драматическое действо.

Нингаль вздрогнула.

Правитель Мерумоска медленно поднял голову. Блестящий взгляд подергивался магическими спиралями. Это значит воложба продолжалась. Мерумоска не собирался сдаваться, а только готовился к следующему натиску.

– Вовремя… – простудно отметил он, сползая с монолита, который вновь принял глубокий черный цвет.

Отчего-то Нингаль стало не по себе. Вопросы вновь одолели ум. Что она здесь делает? В этом мире. В этом зале. Чего хочет от неё Мерумоска? Ведь здесь она – не отречённая. Вряд ли правитель желает, чтобы она принесла что-то бесценное или убила кого-то неугодного. Жаль, что здесь нет Бриса! Он бы взял бессмысленные разговоры на себя!

– Оставь нас, – приказал правитель. Распределитель магии тут же испарился.

Как только дверь закрылась, помещение обуяло холодом. Странно, неужто этот ходячий мешок с костями согревал воздух? Или само обстоятельство сей аудиенции накрывает неясной опасностью? Никогда прежде Нингаль не оставалась наедине с таким сильным королем, королем-волшебником, верховным магом. Чего хорошего сулит эта встреча? Чего плохого? Интуиция подсказывала, что вот-вот произойдет нечто непредсказуемое. Нингаль напряглась.

– Тебе нечего бояться, – утомленно зевнул Мерумоска, тяжело ступая по полу. Трещины под его стопами тут же тихо возгорались.

Нингаль отпрянула, когда правитель оказался на расстоянии двух ладоней.

– Вы хотели говорить со мной, – ровным тоном начала отреченная, желая как можно скорее прояснить происходящее.

– Именно, – ответил Мерумоска. Он склонился над ней, его рука потянулась к плечу девушки.

– Сохраним дистанцию, – воспротивилась она, отступая на шаг.

– Как пожелаешь, – улыбнулся правитель натянуто и развернулся. – Прошу, пройдем к столу.

Мерумоска торопливо заковылял обратно, но Нингаль сделала только несколько шагов и остановилась. Хотелось выйти за дверь.

– Подойди ко мне, – позвал правитель, протягивая руку. – Здесь лучше вести разговор.

«Иди же! Что встала, как вкопанная! Чего испугалась-то? Это разумное существо, которое явно не хочет меня сожрать… Брис – его преданный служитель. Они белые маги, не звери и не люди. Что может произойти опасного для меня? Этот не колдует надо мной! И вскорости убедится, что я не та, кто ему нужен!» – подбодрила себя Нингаль, не сводя глаз с монолита, который правитель опрометчиво назвал «стол». Это не стол, а пугающее орудие власти.

Раскрытая ладонь Мерумоски настойчиво призывала. Нингаль нерешительно подала свою и оказалась в нежелательной близости от правителя. И от монолита, чей верхний край уперся в живот. Монолит оказался хладный, как горные льдины, втыкающиеся прямо в кожу. Здесь и воздух стыл – пар теплого дыхания вывалился густым клубом.

Правитель руки не отнимал. Положил сверху вторую.

Тепло покинуло государевы десницы, как и весь этот крохотный кусочек пространства, запертый в подобии волшебного эфира. Исходящий от монолита холод проник повсюду: скатился капелью в стопы, поднялся по жилам до плеч, шеи, скул, добрался до глаз. Когда под веками закололо, Нингаль решила высвободить руку, но та будто приросла, а локоть уже не разгибался. Она попыталась помочь второй рукой, но и та застыла. Даже ноги! Ноги, словно корни растения, приросли к этому проклятому полу! Тело ей больше не принадлежало.

Мерумоска молчал. Его длинные пальцы обжигали скрепляющим колючим морозом, заклятием, скрытым намерением, злым умыслом.

Подлый государь! Ни чуть не лучше Бриса! И что теперь? Положит её поспать? Конечно, нет! Этот вознамерился совершить что-то похуже!

Черный монолит разгорелся. Верхняя поверхность таинственно замерцала: теми самыми внутренними звездами в глубинной тьме, куда так хотелось окунуться ещё вчера вечером на торжественном ужине. Только эти звезды – двигались, блуждали в хаосе мглистых частиц, что рождались из ниоткуда и поднимались вверх кучевыми облаками. Они тянулись к Нингаль, стремились вырваться наружу, утащить в бездну. Они завораживали и пугали, обманывали сознание, пробивались сквозь плоть и мысли, и в конце обволакивали без остатка. Нингаль потеряла себя и потеряла своё тело.

Правитель Мерумоска швырнул её внутрь. Она не почувствовала. Не увидела, как поверхность стола стала мягкой и вязкой. Не услышала звука вздымающихся волн с белыми пузырями. Не ощутила, как мышцы рефлекторно сокращались, чтобы не дать ей захлебнуться сжиженной субстанцией, как тело утонуло внутри монолита, что твердым затвором сомкнулся над ней – наевшимся монстром, довольным добычей.

Мерумоска уперся в грань монолита, шатался и тяжело дышал. Он ждал. Ждал знака. Что поступок не напрасен.

Когда битва стихла и остатки смоляных вихрей вернулись в горы, Мерумоска остался в темной келье. Трещины в стенах, на полу, монолит, воздух – всё опустело: магия укладывалась в глубокий сон до следующего раза. Пространство заметно потеплело, потрескивая от тающего незримого льда. Правитель помял руки и направился к узкому окну взглянуть на плоды дел своих.

За дверью послышался шум и знакомые восклицания. Верховный маг знал, к чему готовиться, сердце его открылось для упрека.

Створы распахнулись и вместе с теплом коридора в помещение ввалился запачкавшийся в копоти смоляных вихрей Брис Турага. Хмурый и растерянный. В дверях остались его големы-близнецы, удерживающие караульных, и щуплый драз, укладывающий в сумку яйцо.

– Где она?! – проголосил бывший распределитель магии, кидаясь во все углы, будто его подопечную могла сокрыть густая тень. – Мои големы видели, как её привели сюда!

Мерумоска не стал таиться. Он вернулся к монолиту и принялся наглаживать прохладную гладь магического сподвижника.

Брис остолбенел.

– Вы?.. – Рванул в центр комнаты. – Уже это сделали?!

– Ты позабыл обратиться по форме, – оборвал правитель.

– Ваше Величество… – опомнился Брис. – Вы сотворили опасную воложбу…

Отлученный маг ухватился за грань монолита. Ощутил тонкие вибрации главной реликвии белых магов, отголоски вскрытого пласта древней магии – подмирного слоя, откуда проистекала сама жизнь. Пальцы Бриса обволокла темная пленка. Он согнулся, ошеломленный, не в силах поверить: государь бросил чужестранку в котел первобытного мрака, который уничтожал любого ладонца, осмелившегося ступить в него.

– Тебе не о чем беспокоиться, – произнес Мерумоска, отвернувшись.

Брис Турага едва ли хотел признать это. Он таращился в триумфальное сияние стола, не находя способа обернуть время вспять.

– Твои пальцы быстро вернут былой цвет.

– Меньше всего меня беспокоят мои пальцы, Ваше Величество! – с трудом выговорил Брис, не отнимая рук от твердого валуна.

– Я исполнил свой долг. Предначертанное, если тебе угодно. У королевства нет времени ждать.

– Но она ничем нам не обязана! – Брис не сдержался. – Она ничего не знает! И мы! Мы не знаем наверняка!

Правитель Мерумоска с неудовольствием склонился над бывшим соратником.

– Якшания с эльфами сделали тебя мягкотелым! Ты был лучшим распределителем магии, пока твои новые идеи чуть не разорвали королевство напополам! Мерумоска никогда не уступит Ар-нам-нэлану! И никогда не примет его путь! Мы – Белые Маги! Наша магия – наше достояние! Мы – самые могущественные в нашем мире! И если король Арнэлан запустит свои длинные руки в мои владения, это ознаменует новую войну!

– Эльфы не претендуют на владения белых магов, Ваше Величество! Они подставляют плечо во время общей беды!

– Поэтому они вспороли дно своего города? Я видел, как корни Красного Дерева поднимаются из недр. Далеко от Ар-нам-нэлана, в глубине мира, иссохшие сети вздымаются над долинами. Эльфы уничтожают основу эльфийской магии, а ты говоришь мне положиться на их плечо? Ты, мой лучший маг, продолжаешь верить в короля Арнэлана больше, чем в меня?

– Вы знаете, что это не так. Иначе я не привел бы к Вам чужестранку… – Обеспокоенный Брис ни на минуту не желал отрываться от монолита, перенимая последние крупицы губительной магии. – Верните её.

– Ты знаешь, что я не обладаю такой властью. Что сделано, то сделано. Остается ждать и верить, что это поможет.

– Я не подготовил её.

– Никто не бывает готов. Но враг не дремлет. А я едва справляюсь с защитой города. Ты же отсутствуешь в городе подолгу и не осведомлен, насколько мы ослабли. Мне все труднее использовать магию. Источник высыхает. Песок впитывает магию, и она не выходит обратно.

Брис вглядывался в тускнеющие звезды, зачарованно, в поисках пути в самый низ, туда, куда утащило Нингаль.

– Я не успел поведать ей всё о магии. О мире. Она должна была сама принять решение.

– Это ни к чему. Она куда более неуязвима, чем мы с тобой, дети своего мира. Ты ей не опора. Сейчас она там, куда ни мне ни тебе живым хода нет. Дух её достаточно крепок. Ты знаешь это. Ты видел знаки в Обители Древних. Если это не её знак, тогда чей?

Брис Турага досадливо посмотрел на верховного мага.

– Вы поторопились, Великий Государь. Наши знания в хаосе.

– Не вменяй мне своей ошибки, старый друг, – возразил Мерумоска, товарищески сжимая плечо Бриса. – Ты многие годы смотришь в Озеро Пределов, изучаешь чужих и чужое, сопоставляешь с нашими легендами. Ты сам дал надежду. Если твои оценки ложны, зачем напутствовал столько лет?

На том разговор был окончен.

Брис знал одно: он должен отправиться на поиски Нингаль по потокам нижней магии, что вскрываются в Ладонии тёмными трясинами, куда страшится угодить всякий. Через них есть хоть какой-то шанс проникнуть вниз, в подмирный слой, и вызволить Нингаль… Если она всё ещё жива… Найти и выбраться обоим, живыми, полумертвыми или покалеченными. Только тёмная магия княгини Вельяницы способна помочь в этом нелегком деле. Дорога назначена.

***

Король Арнэлан с сыном трудились уже несколько дней. В промозглых тоннелях-пустотах, глубоко под плодоносными слоями волшебных почв, в темноте.

Созданные эльфийской магией, прозрачные тоннели вспахивали враждебные пласты и оголяли красные корни, что густо тянулись во все стороны, уходя далеко от Ар-нам-нэлана. Туго сплетаясь, корни раскинулись сплошным ярко-алым ковром: крупные – пружинисто выгибались и ныряли вниз, скользя по серой движущейся мантии, последнему не смертоносному слою магических наслоений; поменьше – терялись ещё ниже, там, где начиналась первозданная подмирная магия, упорно продирающая опасными испарениями всё, что сдавливало её. Сеть же искусственных тоннелей образовывала безопасные воздушные пустоты. Они так же находились в постоянном движении, подобно столбам смерчей, отгоняя от живых вредоносные соединения; сопротивлялись выталкивающему действию нижних масс, позволяя эльфам спускаться ниже, в те труднодоступные магические слои, где корни становились тончайшими нитями, сплетенными в множественные косы мягких волос.

– Я рад, что ты всегда там, где нужен, – улыбнулся Арнэлан, проверяя прочность очередного тоннеля на отсутствие повреждений, прежде чем плыть дальше. Он не произносил ни слова уже несколько часов, терпеливо подвергаясь вредному воздействию. Тоннели быстро приходили в негодность. Их окутывающая лечебная пелена угасала, вверяя и эльфов и уязвимые участки корневой системы в беспощадную власть нижней магии, которая теперь забирала жизненные соки обратно.

Эльфы расположились в агалузе, куда сгрузили всё необходимое для длительного пребывания в течениях почв. Агалуза покачивалась на невидимых волнах обрамленная тусклым светом.

– Вы льстите мне, отец, – вежливо возразил принц. – Я оказался там волей случая, в погоне за группой лепреконов, досаждавших нам в пути. Возвращаясь, мы пересекали Драконовою долину через Срединную впадину, где я и узрел багровые испарения, что сочились из-под почвы. Песчаные вихри, идущие от Пропасти Лепреконов, проникли вниз. Мы обнаружили широкую яму, что прежде не было. В неё не проникал свет. Все вокруг гибло… Ваше Величество, корни Красного дерева вырывались из тех глубин, ссохшиеся. Их цвет затухал на моих глазах. Они превращались в прах. Посему я сразу бросился к Вам. Скоро Вы увидите своими глазами.

– Напасть раскинулась по всему миру. Ладонцы не смогут спать спокойно, а пуще всего – не сможет дышать ни один светлый эльф, если Красное дерево не выживет в этой битве. Наше дело – малое. Позаботиться о сохранности источника в теле древа, иначе пески быстро обуяют земли.

Король закашлялся. Его пробила болезненная судорога, но он удержался на ногах, не останавливаясь латать прорехи.

– Вы тяжело дышите, отец! – забеспокоился Авилар, глядя как король хватается за борт агалузы.

– Я давно не спускался так глубоко.

Авилар с грустью вздохнул.

– Магия нижних почв не утратила своей разрушительности, – заметил он. – Но магия Дерева всё ещё бережет Вас.

Течение шло ровно. Волны потихоньку угасали и редели по мере того, как изгибы корней становились плавнее. А вскоре течение прекратилось вовсе, врезавшись во что-то незримое. Врезались и корни. И вибрировали, издавая музыку протяжную и скорбную, теряя где-то во тьме весь цвет и всякое свечение. Какое-то неразличимое месиво магических вздыбленных пластов поглотило алый свет древа и застило всё вокруг. Каждый тоннель, ведущий в сторону Срединной впадины, резко обрывался и скребся движущимися краями о возникшую громаду тени. Соприкосновения искрили, но искры сжирались стеной бесследно. Даже усилившееся сияние агалузы не прошибало её.

В глазах эльфов зежёгся магический свет. Вонзился во тьму, целясь проломить завесу, нащупать путь затухших корней.

Арнэлан не проронил ни слова, предчувствуя худшее. Он смотрел вперед, ощущая жилами, как эльфийский дух столкнулся с нерушимой крепостью, что наложила вето на завет предков, отдавших королю единоличное право хранить животворящую силу Красного дерева. Связь Арнэлана с источником эльфийской магии разрушалась: часть живительной системы оторвалась от сердца дерева, утратила питающий земли дар. Эльфийский слух уловил скрежещущие звуки бесплодной борьбы. Хрупкие корни были проломлены и убиты.

Принц тоже молчал, его дыхание сделалось тревожным. Арнэлан понял: случилось что-то ещё, после того, как сын спустился в яму в Срединной впадине. Но принц не ведал, что. Не ведал и король.

Агалуза упорно плыла вперед под властью короля Арнэлана. В попытке продавить непроницаемую субстанцию. Теперь вещество походило на желе из сочных фруктов, что подаётся на праздник магического урожая, когда слои магии наполняются особой силой – и эльфийские сады цветут и плодоносят ослепляющим цветом. Такое же медленно стекающее, расслаивающееся и сходящееся вновь. Оно расходилось во все стороны, начиненное тонкими всполохами, сползающими сверху донизу будто нити искусной пряжи. Оно только сейчас обернулось таким, ленивым, издающим дивный аромат ночных цветов в своей первой свежести. Дурманящая магия нижних почв, новых запахов. Следовало хорошенько зажать нос, чтобы не предаться галлюцинациям, которые навсегда задержит здесь до изнеможения и истязания смертью.

Король Арнэлан протянул руку.

– Отец… – встревожился принц.

Кончики пальцев скользнули по незримой преграде – щиту, который эльфийская плоть не могла пересечь. Холод куснул кожу. Арнэлан глубоко вдохнул и ощутил, как липкие пылинки проскочили в носоглотку, поднялись вверх и атаковали мозг. Голова закружилась. Тело пошатнулось на размякших ногах. Принц успел подхватить короля, помог ему плавно опуститься в агалузу и склонился над ним, придерживая.

– Чужеродная магия прорывает вашу защиту, отец. Не касайтесь её больше.

– Что ещё видел ты, сын мой? – вымолвил король, поднимая уставшие глаза. Его бледное лицо исказилось от отчаяния.

– … Корни. Изрубленные, – с грустью изрёк принц. – Словно плоды на столовой доске. С гладкими ровными срезами. Будто их резала рука великого мастера. Немногим дальше отсюда.

Принц взглянул во тьму, указывая направление. Вгляделся в возникшие вдруг высветленные пятна, в прерывающиеся линии не естественного света, в танцующую тень. Тень обретала форму.

– Там… – начал он настороженно. – …Там что-то происходит.

Принц неспешно поднялся на ноги и обнажил багровый меч, вырубленный из Красного дерева, твердый как сталь, закаленный сильнейшей эльфийской магией ещё в начале времён – благоденствия и процветания. Он не рискнул рассечь преграду, понимая, что потеряет реликвию своего народа так же, как потеряны здесь корни Красного дерева. Он ждал, когда тень решит приблизиться. Но очертания едва прорисовывались кляксами, силясь собраться воедино истеричными рывками – неустойчивый бьющийся в агонии силуэт, который обычный глаз никогда не соберет вместе. Но принц Авилар, наученный в боях, где смешивалось всё живое и мертвое, разглядел человеческое тело. Оно трепыхалось пойманной бабочкой, стиснутое меж прочными жилами магии, изворачивалось, безнадежно вырываясь из скручивающих тисков, узником билось в ловушке. Оно не собиралось нападать, а само боролось с атакой. Принц опустил меч.

– Что там? – раздался слабый голос короля. Он уже не мог подняться. Прислушался. Странный звон потревожил его уши: звук песка, ударяющегося о металл.

– Это человек. Та девушка из внешнего мира, которую привёл Брис Турага. Она в беде.

Арнэлан из последних сил поднялся и оперся на сына.

– Отец, вам пора возвращаться в Олеран!

Но король пододвинулся ближе к испускающей отраву студеной стене и принялся изучать тень, заведенную пляской со смертью.

– Это не она, – погодя возразил он. – Это проекция. Она где-то ниже. В подмирном слое.

Будто в подтверждении, в тлетворном студне вдруг возникло несколько подобных теней. Сначала две, потом три, четыре, десять, пятнадцать. Они заполонили черноту, задребезжали погремушками, сливаясь парами. И каждая из них – Нингаль.

– Возможно ли, что она выжила там?

– Это самое меньшее, что хотел получить государь Мерумоска, – с горечью проговорил Арнэлан и сполз обратно в агалузу. – Возможно, он ошибся в своём расчете и погубил не принадлежащую ему душу.

Внутри Авилара разгорелся факел отваги.

– Мы можем проложить тоннель ниже. Через Срединную впадину. Это уже здесь, недалеко. Только подняться и отправить гонца за моими воинами! – горячо начал Авилар. Лодка раскачивалась в такт его сердцебиению.

– Мы так и сделаем, мальчик мой. И пошлем за Брисом. Он должен знать, что девушка всё ещё здесь.

– … Вы же не думаете, что Турага сам это сделал? – робко проронил Авилар.

– Нет. Он самый благородный из нас. Но ты прав: нам пора подниматься. Я ощущаю сильную усталость и должен набраться сил. Сейчас мы не можем помочь ей.

Глава 4. Тенета Вельяницы

Повозка Бриса Тураги шла по кольцевому тракту к ближайшим соседям Мерумоски, плавно покачиваясь на магнитных полях. До Вельяницы рукой подать, но путь обещает быть нелёгким. У княгини приступ. Значит Русалочий лес погрузился в дрёму страшных снов и сулит нежданным гостям жесткий приём.

Белый маг зажевал плод туи и повернул с тракта во владения русалок. Дорога ещё долго пойдет мягко, но скоро из-за высокой травы покажутся одичавшие лепреконы. После разрушения Мастер-города и потери фей те не нашли лучшего места, куда напроситься на приют. Обезумевшие от горя – их разум не удержался от недуга. Теперь, когда русалки следуют за болью княгини и отворачиваются ото всех, искалеченную натуру лепреконов никто не облегчает – они ведут себя как кровожадное ночное зверье.

«Надеюсь, Воцфар прибудет вовремя!» – подумал Брис, оглядываясь по сторонам. Маг отправил в Олиданфар вестника несколько дней назад. Крохотного юркого мартлета, птицу дня, одну из райской стаи, что уже обернулась и отправилась восвояси к братьям и сестрам.

Безногие птички чаще других откликаются на призыв ладонцев и успевают не только отсчитывать свой час, но и посильно помогать, не ведая усталости. Брис усмехнулся, вспоминая, как поймал птицу в подлеске близ Райского сада. Она нагло следила за ним. Но неспособность сесть на землю и трель её крылышек выдали птицу. Внимание райского жителя польстило магу – с тех пор он позволял себе отрываться от дел и иногда развлекать птичку забавными играми, вроде пряток и догонялок. Но сейчас время обходилось дорого и потому мартлету пришлось улететь без привычной благодарности.

Азмы громко съежился среди мешков господина и напомнил о себе. Он спал, или делал вид, что спит. Брис вздохнул. Обещание, что он дал нерассудливому дразу, висело ярмом на шее. Семья змеёныша по одиночке разбросана в Мерумоске, отдавая долг заботы разным господам. Мечтательный Азмы хочет собрать всех вместе и вернуться домой, в Драконовую долину, чтобы вести жизнь, как вели её предки. Дурачок! Дразы не способны сами позаботиться о себе; слабый магический народ, уже долгие годы вверяющийся опеке старших. Как он собрался жить без помощи магов – единственных, кто может дать им пищу, которая поддерживает их немощные телеса? Мясо. Вот что им нужно. Только маги могут сотворить мясо, не убив живую душу. Азмы надеется на помощь русалок, что обитают небольшим поселением в Драконовой долине. Но им нет дела до дразов. Они бы отдали всё, чтобы из магических яиц, что время от времени возникают в тенистых ложбинах, наконец вылуплялись драконы, а не их ничтожное подобие. Брис покачал головой. Глупый, глупый змеёныш. И все же, маг обещал вытащить его семью из города. Но вот опять! На это нет никакого времени.

В воздухе повеяло прелой тиной. Заросший колдовскими тенетами лес предупреждал о русалочьей лихорадке загодя, на мили окрест.

Чёрные горы теперь повисли по обе стороны, угрожающе напоминая магу, что со склонов Вельяницы спускаются другие ночные создания. Все они лишены некоторых частей тела: глаза, одной руки и ноги, а то и всего сразу.

Фоморы. И их необузданный исполинский скот – куи. Они не питаются магией, но когда пещерный король фоморов в дурном настроении, то гонит стадо одноногих быков через всю Вельяницу, просто, чтобы затоптать житницу русалок и их самих. Из зависти. Ибо фоморы уродливы, и уродство их воистину разнообразно. Никто из них не решается заговорить с русалкой или магом, или кем-то ещё из магических народов дня; всегда агрессивные, они нападают без предупреждения.

В старых легендах говорится, что родина их далеко за пределами Черной Мантии, на острове, где воинствующий король восседает в недоступной стеклянной башне Конанда. Но действительно ли фоморы способны пересекать ядовитые пределы мантии, не знает никто. Здесь они обитают в горных пустотах, пася синих куев на пологих склонах. Эти быки неистовы: обрушиваются смерчем, раздирая свои глотки сложной какофонией звуков, что иногда похоже на музыку: военный марш или патриотический напев. У них нет рогов, но крепкие головы. Не помешает добротная секира, если этой ночью фоморы пожелают спустить скотину на выгул.

«Надеюсь, Воцфар доберется к ночи. С лепреконами я разберусь, а для напасти крупнее надобна помощь», – рассудил Брис, неторопливо ведя повозку.

Небо резко помрачнело. Кони ветра встали.

«Плохой знак».

Брис спешился. Лунг и Морин ржали, подбрыкивая копытами. Им не нравился путь. Вельяница собиралась показать всю свою хворь, и оттого кони изъявили неудовольствие.

– Знаю-знаю, дорогие! – Маг похлопал солового Лунга по бархатистой шее. – Но что прикажете делать? Бросить Нингаль на погибель? Не волнуйся, Лунг. И ты, Морин! Будем верить, что в Вельянице осталась для нас благосклонность. Вы голодные? Пойдите погуляйте немного.

Брис отцепил лошадей и позволил им отойти на ближайшую лужайку, а сам уселся на один из мягких лысых бугров, что разрослись вдоль Русалочьего тракта как большие бородавки, торчащие из худой бороды. Далеко впереди виднелись высокие хлебные колосья, ковром простирающиеся до Русалочьего леса, – они едва разбавляли затхлый запах терпковатыми нотами. А уже там, над пятном кудрявых лиственных голов к небу поднималась серая дымка из устрашающих фигур. Леса ещё не видать, но Брис знал наверняка, что там. Он уже видел эту картину, но ни разу не входил в лес в злую пору.

«Вельяница… Что же ты, княгиня, голубушка?»

Он вспомнил последнюю встречу. Лет сорок назад. Взволнованная и суетливая, княгиня находилась в предобморочном состоянии, но всячески отказывалась объясниться. Прогнала его… Повелительница леса уж давно сделалась скрытной и мрачной, перестала покидать княжество, принимать добрых друзей. Их встречи в Райском саду прекратились. А как тяжело теперь вспоминать её ласковый смех… Проклятые приступы приходят хаотично, уже и не упомнить, когда они начались, и не докопаться до причины. Если бы она позволила помочь! Как прежде, открыла бы сердце… Но время их как будто ушло, провалилось в те далекие времена, когда на Мир Ладони ещё не легла печать злого рока. Когда он мог брать её за руку, а она улыбалась в ответ…

В повозке зашуршал Азмы. Он вывалил помятую физиономию и уставился на мага.

– Озззтанавылыс? – Хлопнул выпученными глазами.

– Остановились, Азмы. Кони голодны.

– Нам бы побыстры с дылам поквытатсы. Ы в Мырумоску вырнутсы.

– Знаю. Залезь в котомку. Поешь.

Змеёныш облизнулся и скрылся среди мешков.

Брис Турага встал. Позвал лошадей. Морин и Лунг не спешно вернулись.

– Готовы?

Кони ветра бодро заржали, их гривы величаво зазолотились на мотающихся головах.

Дальнейшая дорога, как ожидалось, принесла неприятности. Хлебные колосья, покачивающиеся высоко на мутных прядях лесного заклятия, вместе с крепкой пьянящей вонью начали швыряться шорохами, треском и гортанными стонами. Лепреконы. Занятые слепым поиском отсутствующих здесь особых магических жил. Если хоть один из них бросит копошиться в траве и поднимет голову, то стычки не избежать. Братия решит, что пришел очередной враг – отнять их землю, Мастер-город, который находится во многих днях пути отсюда. Несчастные! Как только русалкам удается притуплять это лепреконовое безумие?

Повозка шла плавно, тихо. Кони ветра аккуратно ступали по воздуху, старательно пронося ношу над трактом, чтобы та не задела колосьев. Но злаки сами с любопытством тянулись к непрошеным гостям, приглашая разделить труд сгорбленных коротышек не выше колена ростом. Одному из златоцветных удалось достать до бока повозки – зернышки посыпались и, ударяясь о неровности досок, разнесли тихий насмешливый звон.

Грязная морда показалась из-за травы. Длинным носом лепрекон обнюхал воздух и выпрямился – оглядеться. Брис заметил его хилое тельце в изношенном камзоле и драных штанишках, всего в засохших бляшках с лысеющей головой; остановил лошадей. Лунг и Морин медленно попятились назад, подталкивая телегу. Брис мысленно велел стоять на месте, надеясь, что лепрекон с залипшими веками не заметит их. Но из травы показались другие: попрыгали как кролики, учуявшие сладкую морковку.

Брис припомнил, что лепреконы, за неимением у них когтей, поднаторели хорошенько кусаться, и первым делом применяют именно заточенные зубы. Плечо заныло. Не болью – воспоминанием. Когда-то магу досталась серьезная рваная рана, тогда ещё, когда Мир Ладони только привыкал к новому обличаю и жестокосердию младших мастеровых. Трудолюбивые отзывчивые чистоплюи, теперь эти несчастные души похожи на гоблинов: с присущим рвением раздирают живую плоть, заливая кровью себя и всё вокруг. И нет другого дела им для живых. Лишь некоторые, кто ещё сохранил остатки разума, до последнего держат руины Мастер-города, но и они застряли в иллюзии скорой победы, тогда как на самом деле захлебываются тяжелым недугом, порождением магического истощения.

Лепреконы высыпали на дорогу, растопырив конечности и пальцы; с одежды скатывались ошметки травы, корней, сочилась подверхняя магия. Они торопливо шептались, проглатывая звуки, тельца их судорожно подергивались. Оскалившиеся мордасы смотрели прямо на белого мага.

– Азмы, подай-ка палку. – Брис протянул руку. Скоро на ладонь лег старый посох, которым он почти не пользовался, но всегда возил с собой для разных нужд. Иной раз сподручнее употребить его, хоть не по прямому назначению, но в экономию магии.

– Лунг. Морин. Приготовьтесь. Сейчас дадим ходу.

Кони напряглись. Брис дернул поводья. Стена лепреконов хищно вспыхнула и ожила, запуская короткие ножки в пронзительный бег навстречу несущейся повозке.

Первую пару лепреконов лошади вкопытили поддых. Вторая – ударилась о повозку и разодрала носы, вспахивая хорошо уложенный тракт. Удачливым прыгунам досталось крепкой палкой – они ещё долго летели, и приземлились где-то далеко в поле. Нескольким удалось забраться внутрь, выпрыгнув из-за травы. Азмы схватился с одним, оттаскивая яростного коротышку от спины мага. Драз скрутил шипящую морду хвостом и сдавил шею с присущей змее ловкостью.

– Не убивать! – всполошился Брис, подкидывая другого посохом. – За борт его!

Азмы размахнулся и отбросил лепрекона подальше. Хвост лишь на мгновение повис над трактом – этого хватило, чтобы острые зубы вгрызлись в податливую чешую. Змеёныш взвыл. Он затряс хвостом в попытке скинуть назойливую муху, но клыки хорошо разодрали плоть и крепко захлопнулись. Азмы принялся носиться по мешкам, отбивать лепрекона как котлету. Чуть не снес Бриса, который подскочил помочь, выкроив свободною от лепреконопада секунду.

– Тише ты! – прикрикнул Брис, хватаясь за хвост. Он взял кусаку за шкварник. Дёрнул.

– Ааааааа! – завопил змеёныш. – Болно!

Глаза Азмы сделались большими и красными, капюшон на его голове опасно раздулся. Он резко развернулся, почувствовав движение из-за спины. Шельма! Мелкий гаденыш подкрадывался сзади. Азмы широко раскрыл пасть и с неистовым шипением выкатил длинный зуб. Миг – незадачливый лепрекон упал навзничь, отравленный змеиным ядом. Бьющийся в судорогах он покатился по дорожному настилу.

Брис расправился ещё с двумя, не отпуская кусаку. Зашептал заклинание. Лоб вздулся, мелко растрескался – фиолетовые ручейки потекли под кожей, по шее, руке. Магия дошла до кончиков пальцев – тогда лепрекон с криком разжал челюсти, и тотчас упал за борт.

Компания лепреконов резко отстала. Все сгрудились вокруг мертвеца, что замер в смертельной агонии.

Брис повис над Азмы грозовой тучей. Занёс руку для хорошей оплеухи. Змеёныш весь сжался, сложил капюшон и спрятал зуб, будто не бывало.

– Я что сказал? – громыхнул маг. – Ты должен был отпихнуть его, а не жалить, мелкая твоя душонка!

– Мны было так болно, так болно… – оправдывался змей, пряча голову.

Брис опустил руку. Пошатнулся. Это ветер с Русалочьего леса веял предупреждающими рывками.

– Морин! Лунг! Сбавьте темп! – приказал он.

– Терпение надо иметь. Я тебе сколько раз говорил?

– Вы толко ы учыты тырпыт да ждат, – осмелел Азмы, всхлипывая. – Слова говорыты, а сымъу своу а ужы давно ны выдыл…

Брис вздохнул, присел рядом.

– Давай хвост свой. Лечить буду.

Азмы хлопнул глазами, подобрал раненый хвост и поднес к носу мага словно то магический жезл. Маг покопался в мешке и извлек пару склянок.

– Это – принять внутрь. А это – сюда. Будешь здоровым, как в день, когда впервые увидел свет.

Полупрозрачный розоватый газ лениво просочился из горлышка и лег на растерзанную плоть пушистым облаком. Облако таяло – рана затягивалась.

– Я тебя на гоблинов натравлю, чтоб достал мне самого смышленого из них, – пошутил Брис.

– Плату впырыд, – подхватил Азмы, вычищая тонким языком опустошенную склянку.

К вечеру они добрались до леса и устроились на ночлег. Если бы русалочий тракт резко не обрывался, то повозка прошла бы дальше, до криков первых исполинских птиц ночи. Сейчас только час Сирина. Сумеречная птица опять ноет о неподъемном горе. Куда приятнее, когда она тянет заунывно «а» или «о», но напев со словами заставляет впадать в грусть. Азмы скрылся в яйце, хлопотал о мягкой постели. Ему не важно, о чем поет Сирин. Он никогда не слушает, шипя под нос собственные напевы о большой и счастливой змеиной семье.

Брис укрыл спины Морина и Лунга мягким пледом. Свет костяных камней хоть и светит тускло в это время, и совсем угаснет к ночи, но может внезапно возгореться, если коням вдруг привидится плохой сон. Русалочьи кошмары проникают даже в самые безвинные головы.

– Не хотел бы я уснуть сегодня, – пробормотал Брис.

Он забрался в яйцо и растолкал скрутившегося в клубок Азмы.

– Один спать собрался? Не скупись, сделай больше.

Змеёныш нехотя потерся о скорлупу – яйцо увеличилось в размере, а столь тщательно уложенные покрывала разъехались кто куда. Азмы поморщился от неудовольствия и спрятал голову под капюшон.

«Воцфар запаздывает....»

Вопреки ожиданиям мага ночь прошла без происшествий. На рассвете повозка въехала в Русалочий лес.

Обычно цветущий ароматный лиственный лес с высокими раскидистыми кронами выглядел угрожающе и зловеще. Деревья накренились друг к другу и сплелись выставленными наружу корнями, образуя бесконечные заборы, ряд за рядом заполоняющие пространство. Толстые стволы обросли лысыми ветками-пиками – Брис помнил их изящными, с кудрявыми ветвями, где русалки мечтательно отдыхали или расчесывали волосы. Сейчас же эти ветви вряд ли располагали к вальяжным лежаниям, желающие, скорее, насадить живое мясо на вертел. Они скреблись друг о дружку как поварские ножи, скрежетали и лязгали, трещали и звякали, предлагая путникам уйти или сгинуть навеки.

– С повозкой мы не пройдем. Придется оставить, – подытожил Брис, причмокивая губами.

– А, а рубыт? – предложил Азмы, пригревшийся на мешках.

– Рубить? – Брис громко усмехнулся и смерил змеёныша как отчаянного безумца. – Рубить? Хочешь, чтоб русалки нас на этих деревьях повесили?

– Рубить… – тихо повторил он и покачал головой. – Нда… Лучше возьми всё необходимое. Да поторапливайся.

Пара котомок за плечом, посох – и маг готов совершать подвиги. Азмы, трясясь, устроился за спиной, готовый только прятаться. Брис понимал: несмотря на восхищение русалками, малыш напуган. Здесь не город магов, здесь иные порядки. А скорее уж – беспорядки.

Они двинули в дебри, держа курс к сердцу леса, в самую глубокую чащу, куда не просто добраться без приглашения. На этот случай Брис имел козырь в рукаве. Точнее верил, что козырь есть.

Маг старался не касаться нависающих стволов, охочих пощекотать макушку и плечи. Загибался в рогулину и разворачивал туловище так, что поясница вскоре заныла. Азмы на зависть юркал меж деревьев, словно то – его обычное дело. Изгибался, припадал к земле, в общем, демонстрировал всю змеиную изворотливость, какой наделила его Драконовая долина.

Русалки не показывались. В такие времена прекрасные девы льнут к ветвям, накрепко обхватывая их руками и ногами; закутываются волосами, что не различишь, где у них голова, а где ноги. И стонут. Не умолкая. Причитают и молятся предкам, чтобы те излечили княгиню, излив из недр услащающий бальзам.

Никто из ладонцев не знал, что именно испытывает княгиня Вельяница, как глубоки её физические и душевные муки. Весть о неизвестной болезни всеобщей любимицы когда-то потрясла мир. Горе обуяло каждого. Но когда подданные княгини, здоровые и счастливые, впервые разделили болезнь, по указу или собственноручно вогнав себя в похожее состояние, мир не принял такого положения. Сколько смельчаков сгинуло в этом лесу, окутанных романтикой подвигов, кто надеялся спасти русалок от несправедливой воли их обезумевшей правительницы. Вельяница – великая чародейка. Тягаться с её магией на её территории бесплодно.

Лес молчал. Даже ветер запутался в ветвях и смолк, пригвожденный к теням, что овладели ветвями вместо листвы. Значит путники забрались недостаточно далеко. Русалочья вотчина где-то там, за поляной первоцвета, знаменующей вход в царство безмятежной радости. В лучшие времена. Сдается, и поляны теперь не сыщешь. Что уж думать о радости! Царство сникло под кручиной кошмарных снов. Брис тяжело вздохнул и с напором оттолкнул шершавую ветку. Ветка противно хрустнула и застряла в кустах. Пахнуло скисшей травой. Но больше ничто не нарушило печали леса.

Белый маг и драз прошли долгий путь – и наконец лес стал просторнее. Но неестественная темень кружила здесь. Она надвигалась постепенно, смыкая щупальца за спинами бредущих. С ней наконец пришли и звуки: тонкие голоса, стенающие бессвязно. Они слетали с ветвей вместе со скрипом: деревья будто сами шевелились и сбрасывали ломкую кору. Но на самом деле то были русалки. Девы не находили места, ерзали в тревожном сне, изгибали спины – гигантские гусеницы, ползущие по веткам, копошащиеся в общем гнезде. Шевеления эти накрыли лес огромной шапкой – ни конца ни края не видать, не разглядеть неба над сгрудившимися телами. Только черные силуэты, испускающие зримые видения.

Азмы беспомощно пискнул и прижался к магу.

– Не робей! – Похлопал служку Брис по узкой спине. – Не поверишь в видения, они тебе не навредят. Уясни это хорошенько, и преспокойненько иди дальше… кхм…

Брис обхватил змеёныша и выставил посох вперед, чтобы отгонять кошмары.

– Ты лучше закрой глаза, Азмы, и доверься мне.

Змееныш хотел что-то возразить о доверии, но бесформенная тень с горящими глазами встала прямо перед ними. Он зажмурился, поджал ноги, и сунул голову в складки хозяйского балахона.

Маг размахнулся и рассеял тень посохом.

– Пустяки! – невпопад прыснул маг и героически махнул дальше в лес, волоча скарб и служку.

Тени сгустились. Их прозрачная плоть обрела четкие формы и плотность. Шепот, хлюпанье и скулеж, рявканье и завывание – порождения русалочьего бреда издавали богатый купаж звуков. Столько в них было боли и злобы, что даже Брис Турага пожелал временно оглохнуть.

Громкое клацанье раздалось у самого уха. Брис отпрянул, замахнулся и приложил тень посохом. Уже не такая слабая, плоть кошмара разорвалась на две части, но продолжала клацать чем-то неопределенным – самое время использовать магию. Лоб мага вздулся, вены заполнились фиолетовым свечением… Да не тут то было! В лоб ударило словно в бубен, магия прилила к глазам и те болезненно вспыхнули, резко обжигая кожу. Брис вскрикнул, разжал руки и повалился наземь, хватаясь за лицо.

Азмы покатился по земле и ударился о дерево. Он чудом не налетел на острые сучки, только изодрал чешую и ранил голову. Сети вьющихся веток с треском сползли сверху и обвились вокруг тонкого горла, так что глаза змеёныша выкатились от удушья. Он схватился ручонками за ветки, пытаясь освободиться, но тщетно; хотел звать мага, но голосовые связки раскололись будто орех. Возникшая вдруг тень протянула к его вздутому лицу мерзкие конечности и медленно просочилась в ноздри. Испуганные глаза змея заплыли черным облаком. Азмы опустил руки и замер.

Брис потер лицо, поднялся, полувосторженно-полунедовольно лепеча что-то о русалках и их хитрой магии. Тут же огляделся в поисках Азмы и с ужасом обнаружил его во власти кошмара. Бросился к дереву.

– Азмы! Азмы!.. – Он отбросил скрученные вокруг горла ветки, потряс змееныша за плечи, но тот совсем обмяк и уронил голову. – Как же ты, нерадивый…

Холод пробежал по спине. Маг почувствовал, как пальцы кошмара потянулись под капюшон, как рвались они незаметно пролезть в уши. Посох лежал поодаль – не осталось другой возможности для защиты, кроме магии. Зашептал заклинание. В голове болезненно запульсировало, но маг не остановился. Яркая вспышка исторглась из-под балахона, осветив мага и всё вокруг. Тучи кошмаров сгинули восвояси.

Брис отдышался, взгромоздил Азмы на плечо, вернулся за посохом.

– Потерпи, малец. Я тебя вытащу! – Ноги дрожали, но маг пошел дальше, опираясь на посох.

Тени возвращались, выглядывая из-за деревьев. С осторожностью подбирались ближе. Брис знал: кошмары не ведают страха и смерти, но чуют происхождение посоха – им не добиться своего, если он не потеряет бдительность. Лишь бы те не обрели твердую плоть. Часть из теней уже бродит средь кустов, обламывая ветки: громкий хруст то и дело нарушает жалобный перепев леса. А лес тем временем снова сгущался. Деревья упали друг к другу в объятия, а стонущие русалки потерялось в общем облаке движения – и не скажешь, сколько их тут.

Какая-то неведомая громадина вынырнула из-за группы толстых стволов. Быкообразная, с горящими глазами и торчащими зубами, она рычала и размахивала когтистыми лапами. Не синий одноногий бык фоморов, а раза в три больший прямоходящий монстр – вдохновленный врагами на борьбу с неисчисляемым стадом куев. Русалки Мерумоски любили щебетать о нем на досуге. Кошмар, обретший плоть. Лишь первый из многих стражей княжества.

«Продержаться бы, пока он не потеряет плоть…» – подумал Брис, отступая на шаг назад. Он хорошо помнил, что ни один страж не способен долго держаться во плоти. Темная магия творит жуть, но основа её бестелесная. Слишком дорого обходится русалкам такая защита. Но часто её хватает, чтобы быстро избавиться от пришлых.

Пасть монстра устрашающе раскрылась. Серые пары вырвались из неё и, как споры, распространились по воздуху с затхлым душком. Брис поморщил нос, кинулся к ближайшему дереву, которое сразу попыталось схватить его шершавыми ветками.

– А ну пошли прочь! – шикнул Брис, прикладывая их посохом. Ветви отступили.

Рогатая башка завертелась в разные стороны в поисках чужаков. Ноздри раздулись, втягивая запахи. Следы другой магии, магии Мерумоски, явно отпечатались на морде монстра – он взревел и бросился к притаившемуся магу. Висящие русалки поддержали его хлестким рыданием.

Брис аккуратно положил Азмы на землю. Тихо зашептал магические слова и вывернул из-за дерева с выставленным как пика посохом. В голове мучительно защемило, но закрученный наконечник засветился тусклой синевой.

Бык попятился. Потом с ревом рухнул на передние конечности, принимая вызов. Помчался вперед, пыхтя и размахивая головой. Деревья расчищали дорогу.

– Йо-хо-хо-хо! – раздалось весело со стороны.

Как пушечное ядро, как спущенный с тормозов поезд, темный силуэт протаранил быка, рубанув того по шее прямо в полете. Рогатая башка отвалилась от тела, провертелась в воздухе, рухнула на землю и подкатилась к ногам мага, испуская вонючие клубы, а теперь таяла. Брис перешагнул через пахучие мороки, балахоном рассеивая остатки, и, обрадованный, кинулся к величественной фигуре, отмеченной боевым задором и благословением всего народа карликовых великанов.

Воцфар на верном кабане Кромионе. Топтался и крошил секирой. Рыжий – как горячее солнце, высокий – на зависть соплеменникам. Он остановился, лишь убедившись, что зверь сгинул, не оставив ни кусочка. Пусть теперь чудовище шастает в другом месте, а здесь его ждет только ледяное лезвие да острые клыки.

Воцфар спрыгнул с животного и, закладывая секиру за спину, поспешил навстречу магу.

– Ты вовремя, друг мой! – Похлопал Брис великана, который почти доставал ему до плеч. – Но медлить нельзя! Азмы в плену кошмара. Боюсь, может не продержаться.

Воцфар взялся за поводья Кромиона и помог магу закинуть мягкое тельце драза на спину кабана.

– Как ты протащил Кромиона так далеко? – поинтересовался Брис, осматривая габаритные бока и возвышающийся хребет животного.

– Я рубил, – ответил Воцфар низким басом. – Всё, что встало на пути! Но не всем это понравилось, хах.

«Ох, бестактно-то как!» – подумал Брис и стыдливо причмокнул.

– Многих положил?

– Не. Русалок не тронул. А вот лепреконов пришлось покалечить. Назойливые стали… Не отстают. Вон!

Он махнул головой. Брис обернулся в сторону, откуда чудом пришла помощь. За поваленными и изломанными деревцами виднелись лепреконы злобного облика. Они суетливо перебегали от куста к кусту, ища подходящую позицию, чтобы накинуться на чужаков.

Пока великан и маг оценивали количество коротышек, один из них выпрыгнул из-под живота Кромиона. Даже кабан не почувствовал, как кто-то копошится рядом с копытами. Не взбрыкнул он, бесстрашный, и когда пускающий желтые слюни лепрекон вцепился в балахон Бриса и попытался вонзить зубы в бедро мага. Брис успел просунуть посох меж зарубцованной мордой и собой, принялся сковыривать лепрекона как присохшую болячку. Тот вскобенился, болтая рычащей головой – большие уши захлопали точно крылья бабочки.

Толпа сородичей бросилась на помощь, крича что-то бессвязно-булькающее, побросав языки на щеки. Повыскакивали словно мячики из бейсбольной машинки.

Воцфар широко расставил ноги и навострился отбивать секирой.

– Первый пошел! – азартно загоготал он, запулив нерадивого высоко в ветви. Секира сработала как бита в руках профессионала, и теперь посылала одного за другим подальше да повыше.

С верхушек деревьев послышались русалочьи визги. Несколько лепреконов явно угодили в спящих дев. Но Воцфар не остановился. Брис присоединился к нему, наконец отделавшись от прилипалы, и орудовал посохом, сбивая лепреконов как кегли.

Взбудоражило всех, и лепреконов и чужаков, когда сверху посыпались бьющиеся в слезах хозяйки леса. Они с грохотом ударялись о землю вместе с ветвями, на которых лежали. Лепреконы тут же забыли о сведении счетов и гурьбой бросились на выручку, через мешанину веток и волос: запутавшиеся русалки не могли подняться сами. Подобострастно и заботливо лепреконы принялись распутывать волосы и освобождать сонливых русалок из завалов. А те даже не открыли глаза. Но лица их, просвечивающие через пряди волос, омрачились безобразным страданием. В груди Бриса сжалось.

– Идём дальше, – тихо сказал он.

«Ты!» – отчетливо пронеслось в голове мага. – «Госпожа не ждёт тебя!»

«Уверен, она всегда рада мне… – возразил Брис. – Прошу, позвольте увидеть её. Я сумею помочь…»

«У тебя уже был шанс! Много шансов! Зачем тебе надобно теперь тревожить госпожу своими бессмысленными глупостями?»

«Я не смогу вылечить её, но верну в сознание и отодвину недуг. Я верну вам ваше благополучие. Дайте же мне ещё один шанс, о, прекраснейшие из всех дев мира!»

Брис не дождался ответа, но лес за ними сомкнулся. Всё, что наломал карликовый великан со своим кабаном, встало на прежнее место. Впереди же, за рядами деревьев показалась поляна. Она воссияла распускающимися куполами цветов, неторопливо наливаясь голубым золотом лепестков и шариками слетающей пыльцы. Поляна первоцвета.

Дивный аромат, сладкий и теплый, забросил дурманящие стропы, и обвился вокруг гостей; голубая дымка зазывно размахивала хвостами и тянула за собой – к широкому просвету меж сплетением ветвей.

«Спасибо!» – Брис Турага поклонился и с облегчением выдохнул.

Воцфар ещё наблюдал за лепреконами: убедиться, что те окончательно потеряли кровожадный интерес и погрузились в служение русалкам, помогая незрячим в больной дреме забраться обратно на деревья. Он взялся за поводья и повел Кромиона за магом.

– Ммм, что за аромат! – зашумел великан, затянувшись вкусным воздухом. – Такая б приправа подошла к моему столу!

– Ты не был здесь прежде, верно? – спросил Брис, спеша к просвету. Цветы расступились перед ним.

– Никогда! Что мне за дело до этих девчонок? В Олиданфаре их нет, делегацию сюда не снаряжают, как прежде. Да и не взяли б меня. Моё место в ночной страже. Если б не важность твоя, и на подмогу бы к тебе не пустили. Но помнят ещё! Все твои заслуги! Перед великим царем! Я рад быть тебе другом.

Брис невольно улыбнулся и ещё бодрее вошел в просвет.

Свет рассеялся. Тонкие голубые отблески танцевали на коре деревьев, что вились кучеряво, как волосы на голове и лице Воцфара.

Кабан озорно хрюкнул, толкаясь в спину великана.

– Кромион говорит, здесь безопасно, – сказал Воцфар, похлопывая животное по морде.

– Это перемещающаяся полоса. Здесь всегда тихо и спокойно. Для посторонних вход обычно закрыт. Если б русалки не позволили, мы бы никогда не прошли сюда.

Воцфар вскинул брови, удивляясь решимости белого мага.

– Вот уж правда! Ты друг всех народов и царей!

Брис сомневался.

– Пойдем, друг Воцфар. Путь ещё не кончен.

Впереди виднелась прогалина, а за ней – снова шёл лес. За лесом будет опять прогалина. Затем – лес. Так четыре раза, до самой лучезарной ясни, где растет сизый старец-ясень с лазурным океаном под корой. Где-то в его ветвях с прозрачными листочками томится и терпит муки княгиня Вельяница – владычица всех русалок и единственная подруга мерумосканского сердца Бриса. Брис Турага глубоко вздохнул и тронулся к цели.

***

– Ваше Величество, у нас тут от высокого лица, – Распределитель магии толкнул посланника светлых эльфов с повязанными руками. – Стража арестовала его у дворцовых ворот. У него послание для Бриса Тураги. От короля Арнэлана!

– Вот как? – Мерумоска важно стоял, заложив руки за спину, и наблюдал, как боевые маги в поте лица носятся по дворцовому двору, перемещая мебель и запасы магии из одного помещения в другое. Военный городок поднялся спозаранку, чтобы заняться капитальной перестановкой в хозяйственных складах и казармах с целью повысить функциональность. Правитель лично контролировал процесс. – Что же в послании?

– Он отказывается говорить! – Распределитель деланно схватился за грудь, подчеркивая эльфийскую неучтивость. – Послание предназначается лично магу, что впал в вашу немилость, Государь.

Мерумоска посуровел. Он смерил уничижительно разодетого в светло-голубое посланника, чей эльфийский лик держался достойно даже со связанными руками, и увидел перед собой незримо самого короля Арнэлана. Отвернулся.

– Говори! – приказал Мерумоска. – Что нужно твоему королю?

Гонец выступил вперед, поклонился.

– Король Арнэлан просит Вас о дружеской встрече, Великий Государь, – начал гонец размеренно. – Он приглашает Вас на вешние течения.

– На вешние течения? – искренне удивился Мерумоска столь неожиданному предложению. – А они в этом году будут?

Мерумоска хорошо знал, что вешние течения появляются только в те сезоны, когда Красное дерево переполняется магией и изливает её на эльфийскую долину розово-алыми реками, что несут благодать к фруктовым садам и рощам. Подзорщики Распределителя не докладывают уже лет шестьдесят об открытии вешних ключей. Светлые эльфы не проводят больше никаких вешних гуляний и ярмарок. Их жизнь превратилась в сплошную борьбу за выживание. И способы борьбы этой отвратительны! Нарушать глубинные слои преступными тоннелями, отрубать умирающие корни! Безумное лиходейство!

– Ключи уже открылись, Великий Государь. Высшие механизмы смилостивились: этот урожайный год станет воистину особенным и на редкость питательным. Ар-нам-нэлан не знал такого уже долгие годы. Мерумоска сможет забрать с собой лучшие плоды и специи. Таков дар моего короля в знак дружеского расположения. – Гонец снова поклонился, прикладывая ладонь к сердцу.

– Хм… – Мерумоска озадачился. Ему на ум пришла мысль, что есть в этом заманчивом предложении хитрость.

Что на самом деле хочет от него король светлых эльфов? Зачем он снова напрашивается на дружбу? Ожидает, что на этот раз сможет подрядить белых магов объединиться со светлыми эльфами? Нет, нет. Мерумоска не может позволить магии белых магов прийти на помощь Ар-нам-нэлану. Это означало бы перераспределение магических ресурсов и нежелательное взаимодействие с Красным деревом. Мерумоска должен ограждать источник от опасного предприятия и не позволить более сильной магии соединиться с тающей на глазах: иначе и их утянет. Нет, Мерумоска обязан продлить жизнь своего города насколько возможно. Только вчера прибыли новые беженцы. Из Драйтагола, Вельяницы, от малых народов. Пришли даже светлые эльфы. Он должен позаботиться о каждом из них. Нужны новые дразы и их яйца. Нужна еда для них. Нужны подарки для великанов. Иначе как тем трудиться на благо города? На их плечи легли ещё и обязанности лепреконов. Нет! Мерумоска не может принять дружбу. Друзьям должно отзываться на нужды друг друга. Непозволительная роскошь… Арнэлан вынуждает его…

– Нам не интересны предложения вашего короля, – жестко ответил Мерумоска. – Белому городу ничего не нужно от светлых эльфов. Передайте Арнэлану, чтоб больше не посылал гонцов с подобными приглашениями. Иначе в следующей раз я посажу пришлого в темницу.

Посланник не возразил, он лишь с нескрываемой грустью преклонил голову в третий раз.

– Развяжите и сопроводите посланника до городских ворот. Оставаться в городе дольше я запрещаю.

– Да… Но… Как же сообщение для Тураги? – растерялся Распределитель.

Мерумоска напустил гневливый вид. Распределитель чуть язык не проглотил.

– Да, Ваше Государево Величество… Сейчас же будет исполнено, Ваше Государево Величество!

– Тураги нет в городе. Не ищите его здесь, – успел сказать Мерумоска, прежде чем Распределитель увел арестанта. Он произнес это с нарочитым безразличием, но в действительности злился. Злился на Бриса: за то, что тот привел земную девчонку, дух которой оказался бессилен и никак не помог источнику восстановиться; злился на Арнэлана, который продолжает разить добротой или хитростью; злился на себя – оттого, что не властен над судьбой города, горожан и целого мира, не в силах спасти всеобщий дом.

Небо над городом потемнело, хотя до сумерек оставались ещё пения дневных птиц. Мерумоска заспешил в стройный ход носильщиков с ящиками, заполненными магическими снадобьями.

– Поторапливайтесь! Сегодня быть грозе! – громоподобно воскликнул он, подхватывая ящик за ребро, чтобы быстрее донести его до нового склада.

***

Лучезарная ясня, куда пришли Брис и Воцфар, не приличествовала названию. Как и весь Русалочий лес, княжеская лужайка отметилась туманной серостью и затхлым болотистым запахом. Обрамляющие её деревья склонились голыми ветками перед широкоствольным невысоким ясенем, что привольно разросся во все стороны из центра луга. Стволом он напоминал скорее баобабы, которыми Брис любовался в Озере Пределов: такой же толстый и округлый с почти горизонтальными ветвями.

Но сейчас старец-ясень куда больше походил на мертвый баобаб: слетела не только вся листва, но и кора изрядно отколупалась. Ветви его поникли и волочились по скинутой листве, устало помешивали её и шуршали крошечными листиками, напоминающими зазубренные наконечники стрел. В этом году плодов он никаких не даст. Следуя за княгиней, он голодает, несмотря на то, что источник русалочьей силы хранит он сам. Мощные корни уходят глубоко в почву и достигают подмирной магии, как и любой главный источник сильного магического народа. Но лишь русалочьему ясеню доступна возможность перемещать корни по своему усмотрению. Он не врастает раз и навсегда, но прощупывает всё в округе и находится в постоянном поиске лучших течений магии. Быстро и точечно.

Два крупных корня ясень выдвинул наружу. Он уступил их госпоже: устроил безопасный альков, где и лежала сама владычица, страдающая в ложной дрёме.

Княгиня стенала сдержанно, почти недвижно, без напыщенной искусственности, присущей её подданным. По-настоящему: дернется плечом, другим, повернет голову. Опавшая листва легким покрывалом скользила по её телу, волосам, тихо хрустела под незначительными шевелениями. Но то – не безмятежный благотворный сон, а тлетворный кошмар, всецело владеющий разумом, пьющий жизнелюбие Вельяницы и саму её жизнь.

– Княгиня… – полушепотом произнес Брис, глядя на неё издалека. – Будь здесь, Воцфар.

Он оставил друзей, посох и один направился к Вельянице, крадучись, стараясь не разбудить преждевременно. Листья под ногами предательски шуршали. И все же ему удалось достичь её, не потревожив. Сам ясень предложил присесть, подобравшись корнем; другим корнем он легонько подтолкнул владычицу в спину – лицо её повернулось к Брису, освободившись от листвы и волос. Глаза белого мага застил мокрый блеск, в груди вспыхнуло пламя.

Лицо Вельяницы не потеряло утонченной красоты: болезненные переживания не изломали изящества бровей и носа, мягких скул; приоткрытые в жажде воздуха припухлые губы колыхались ярко-розовым лепестком; за беспокойными веками скрывались большие круглые глаза – что бы они ни видели в эту минуту, Брис знал: ничто не уничтожит их чистейший взгляд.

– Княгиня, милая… – переполненный радостью и горечью встречи, прошептал Брис, склоняясь над ней. Тонкий аромат утренней прохлады коснулся его носа. – …Как вырвать тебя из лап морока, подскажи?

Он протянул руку, дотронулся пальцами до холодной щеки. Чешуйки под кожей тускло загорелись, и Вельяница дёрнулась. Лицо её налилось ядом ужаса: нос сморщился, рот скривился, из горла раздалось хриплое рычание. Брис отвёл руку.

Княгиня выгнулась напряженно, будто в неё вселился злой дух, забилась судорогой. Схватила мага за балахон, уставилась на него закрытыми глазами. И вскочила. Брису едва удалось выкрутиться и не упасть. Он перевалился через корень и пригнулся, таращась на разъяренную русалку. Примерился, что к чему.

Вельяница была не в себе. Инстинкты – вот, что ею правило сейчас. Она почуяла нарушителей своего заточения и пожелала защититься. Бешеным зверем закрутилась у корней, готовая накинуться на каждого. Чешуя под кожей воспламенилась синим ореолом.

Брис махнул Воцфару, чтобы тот увел Кромиона и Азмы подальше.

Русалка уловила звук рассекающегося воздуха и повернулась к затаившемуся магу. С визгом бросилась на него. Брис попятился, но увернуться не успел. Ногти русалки, как медвежьи когти, полоснули по лицу. Жгучая боль пронзила скулу. Горячие фиолетовые капли крови потекли по щеке.

Вельяница навалилась на него, сжала бёдрами, намереваясь порезать на лоскуты, но маг схватил её за руки – и теперь они вдвоём месили листву, размахивая руками во все стороны. Брис хотел перевернуть княгиню, но та держала с присущей силой, ведь большую часть жизни русалки проводят в ветвях, «прилипая» к ним ногами. Тогда он сгрёб её кисти в свою ладонь. Он не думал – просто делал, что мог. Забормотал магические слова, вцепился в её прекрасные светлые волосы и с надрывом дёрнул. Роскошная соломенная копна сорвалась с головы.

Вельяница отпрыгнула, прикрывая голову руками. Забилась меж корней и свернулась колачиком. Её руки заелозили по залысинам и худым прядям собственных волос. Лицо она спрятала в коленях и заплакала навзрыд, как обиженный ребенок, самый несчастный на всём свете.

Брис поднялся. Он крепко сжал парик, который когда-то сам подарил Вельянице, чтобы она не стеснялась находиться в обществе. К несчастью, только так он помог ей справиться с последствиями болезни. Это чудо, созданное Брисом и лучшими мастерами среди лепреконов Мерумоски, носила она и с любовью и с ненавистью.

Он позвал её по имени, но княгиня не отозвалась. Её громкие всхлипывания заглушили голос мага. Он не знал, пришла ли она в себя, но рискнул подойти ближе. Превозмогая боль в голове, зашептал заклинание видимости: послал ей в сознание свой образ, чтобы она поняла – он здесь, и не собирается обидеть её.

Рыдания стихли. Голова русалки приподнялась. Длинные ресницы вспорхнули над мокрыми скулами. Брис с облегчением выдохнул.

– Брис?.. – тихо прошептала Вельяница, обращая взор на стоящего над ней мага. Растерянные круглые глаза блестели бирюзой.

– Вельяяяница, – с бархатной радостью протянул Брис. Всем обликом он разомлел и как будто забыл, зачем здесь находится.

– Что?.. Как ты сюда?.. Зачем? – Мысли княгини путались. Она смотрела на друга сердца в беспомощном замешательстве, сквозь призму сна, который слишком рано оборвался.

Брис Турага присел рядом.

– Прости, что пришлось сорвать с тебя… – Потряс париком перед носом.

Она испугалась, вновь хватаясь за голову. Вырвала парик из рук мага и начала присаживать на место, испытывая давно забытую неловкость.

– Я помогу… – Брис потянулся к голове русалки, но Вельяница отпихнула его. Пряди волос проскользнули меж его пальцев и оставили ощущение ледяного покалывания. В укор, или от магии, которой волоски вновь наполнялись.

Когда парик слился с настоящими волосами, Вельяница посмотрела на Бриса через плечо, пряча половину лица: скрытно так, ничего не выражая – то ли изучая, то ли осуждая; и совершенно не ясно, собиралась ли она что-то сказать, или ждала, что скажет он. Брис сглотнул.

– Твое лицо. Это до? Или после? – спросила она голосом судьи.

Брис и забыл, что зазноба вспорола ему щеку. Рана горела и саднила, но ещё мгновение назад он этого не чувствовал.

– До, – ответил подсудимый.

– Нужно залечить, – сразу отозвалась она с душевным подъемом и развернулась к Брису, откидывая волосы с плеч.

Он перехватил её руки, когда она попыталась коснуться изрезанной кожи.

– Оставь, – сказал он. – Мне нужна другая помощь от тебя.

– Что же? – высвободилась она, ничуть не смутившись.

– Нужно выяснить кое-что. Найти кое-кого.

– Ты и сам хо…

– Нет. Нужно искать в подмирном слое.

– В подмирном слое? – повторила она, недоумевая, и откинулась на ствол ясеня. – Кого ты собрался искать в подмирном слое? Мертвеца?.. Или?..

Она задумалась, догадываясь. Брис кивнул. Бирюза в глазах княгини заиграла.

– Мои волосы… – погодя произнесла Вельяница с грустью. Она поникла, как лист ясеня, слетевший в позднюю осень. – Я давно не опускала их в источник… Их остатки… В последних припадках я потеряла слишком много.... И не знаю, смогу ли соединиться с потоками.

– Всё получится! – подбодрил Брис – Но нужно действовать сейчас же!

– Я попытаюсь! – Вельяница поднялась, намереваясь забраться на ясень. Брис придержал её за локоть.

– Ох, чуть не забыл. Сними сначала заклятие с моего подопечного. Боюсь, он не выдержит русалочьих кошмаров дольше.

– Все кошмары уже сгинули, Брис. Лес восстанавливается. Если твой подопечный выжил, то он уже проснулся.

Брис обернулся в поисках друзей. Воцфар с Кромионом отошли с поляны, как он и велел, и теперь не видел их за деревьями. Грозди листьев, что вновь поднялись из оживших почек, заполонили пустоты между ветками и шелестели звонкой песней, пробуждая обитателей леса. Но ни Кромион, ни Воцфар, ни тем более Азмы не проявляли себя.

– Воцфар! – окликнул Брис.

Откуда-то из глубины послышалось слабое хрюканье. И треск веток. Вельяница сконфузилась, когда на поляну вывалился огромный кабан с карликовым великаном на спине.

– Вот этот – твой друг? – брезгливо удивилась она.

– Ээ… Да… – кашлянул Брис. – Мы познакомились лет тридцать назад…

– И ты позволил ему не щадить мой лес?

– Да, но… Ты же знаешь, карликовые великаны не отличаются тактом, – виновато ответствовал он.

– Именно поэтому они похоронены здесь сотнями.

– Смени гнев на милость. Я бы ни за что не добрался до тебя без его помощи.

– Сомневаюсь, – возразила Вельяница и вышла вперед, ступая гордой походкой, чтобы встретить гостей княжества.

– Ваше Высочество! – Воцфар спрыгнул с кабана и упал на землю в глубоком поклоне. Вельяница с удовлетворением расправила плечи. – Большая честь видеть Вас!

– Можешь встать, – сказала она. – Это тебя одолели кошмары моего леса?

– Нет, Ваше Высочество! Его! – Воцфар вскочил и ткнул пальцем на свисающего со спины Кромиона Азмы. Он все ещё лежал без сознания. Худенький и бледно-зеленый, похожий на свернутый походный плед.

– Ох, это драз… – жалостливо заметила Вельяница. Она посмотрела на Бриса вопросительно. – Зачем бесстрашному магу вдруг понадобился личный драз?

– Он – не мой личный, – нахмурился Брис. – И я не бесстрашный. А ты – лучше сделай что-нибудь, моя всепрекрасная.

«А ты стал наглым!» – сказали её глаза. Брис только пожал плечами: мол, времена такие.

Вельяница подошла к Кромиону и взяла змееныша за голову. Прощупала холодную плоть, продавливая как пластилин.

– Ещё живой, но блуждает во тьме собственных страхов, – тоскливо сообщила княгиня. Она стянула его со спины. Воцфар помог донести до ясеня.

– Положи здесь. И отойди.

Воцфар положил драза между больших корней, где прежде лежала Вельяница, и, не отводя любопытного взгляда, проковылял к белому магу. Вдвоем они пристроились сбоку – наблюдать за известной по всей Ладонии темной воложбой великой княгини, что обросла жуткими подробностями.

Вельяница махнула пальцами точно веером, чтобы зеваки отошли подальше, и, не дожидаясь исполнения, напрягла шею. Глубокие гортанные звуки, перемежающиеся с высокими взвизгами, поползли от её синеющей фигуры. Как русалке удавалось воспроизводить одновременно столь разные звуки, всегда оставалось для Бриса загадкой. Однажды он уже слышал колдовское пение Вельяницы, так, краем уха – тогда она попросила его уйти и не мешать. Наверное, стеснялась. Давно то было, в первые годы знакомства. Теперь все иначе.

Подкожная чешуя русалки интенсивно светила. Как множество огоньков на праздничных гирляндах, она жонглировала всеми оттенками синего и серебристо-бирюзового. Каждая мышца на теле русалки ожила – стало легко разглядеть рельефные перекаты и всякое сокращение. Она отвела правую руку, сжала кисть в кулак – костяшки пальцев окропились белизной. Потом разжала пальцы, оставив их в хищном захвате. Выбросила вперед. Прямо в голову драза.

Кисть целиком проникла внутрь черепа, обрамленная в стыке сизым сиянием. Две плоти смешались. Глазницы обоих впали, чернота окрасила глазные яблоки. Вельяница что-то схватила внутри, с силой выдернула и тут же раздавила в ладони. Черный дымок поднялся сквозь щелки.

Расслаблено она бухнулась на траву и прислонилась к корню. Глаза очистились, рот, устало выдыхая, подернулся в довольной улыбке. А драз ещё тихо лежал, не подавая признаков жизни. Спустя время его глаза оживились, и он подпрыгнул аки кенгуру, высоко, стуча хвостом по земле. Капюшон раздулся до скрипучего надрыва, зуб выкатился на изготовку.

– Шшшшш-зззззы-шшшшшш-зыыы! – заорал Азмы и принялся носиться по пятачку. Кто знает, сколько бы он ещё будоражил лес змеиным шипением, если бы Брис не изловчился и не поймал мальца за хвост, чуть не подставившись под ядовитое жало.

– Успокойся уже, олух! Никто не собирается тебя убивать! – рассердился Брис и таки дал подопечному хорошую оплеуху.

– Аы! – вскрикнул Азмы, зажимаясь. – Это вы, госззподын.

Змеёныш смешался. Не знал, радоваться ему или обижаться.

– Ыз-за вас я навыдалсы сззтрахов!

– Совсем разум потерял? – напустился Брис. – Не видишь, где находишься?

Азмы невинно озарился. Княгиня Вельяница поднялась и встала неподалеку в царственном ожидании. Запривидев её, он вырвался. Как обезумевший кинулся в её ноги и распластался по земле, раболепно бормоча слова, которые не смог разобрать никто. В них явно крылись безграничное восхищение и благодарность за «всо, всо, всо».

– Как зовут тебя, стойкий драз? – улыбнулась Вельяница.

– Азмы, о, Вылычаышаа ыз Жывушых!

– Встань. И служи своему господину, как подобает, – тепло наказала она и помогла зачарованному дразу подняться.

Азмы закивал головой, но никак не мог оторваться от княгини, пока Брис не оттащил его.

Вельяница полезла на дерево. Кора старца-ясеня вновь воссияла скрытым в его сердце источником: лазурные капли пробились сквозь щели и быстро застывали прозрачными кристаллами, образуя новое природное панно из тысячи мельчайших звезд. Пальцы русалки срывали их, и те падали в землю, расцветали бутонами с бархатистыми лепестками. Такими же, что наполняли поляну первоцвета. Золоченые голубые искры слетали с цветов и стелились над травой волшебной пылью.

Княгиня села на толстую ветвь: одну из тех, что окаймляли бездонный кратер внутри ствола. Свесила ноги по разные стороны и обратилась к источнику. На грудь и лицо легли лазурные отсветы волн, как будто русалка вглядывалась в подсвеченный бассейн в темноте. Под новой кроной ясеня – всё равно что под ночным небом: листьев так много, что они едва пропускают свет.

Магические слова слетели с губ княгини. Она стянула парик и повесила на ветку. С особой нежностью собрала худые редкие пряди и перекинула через голову. Затем наклонилась вперед и скрылась за стенками источника на половину туловища.

Брис ждал, взирая снизу-вверх, в волнении растирая пальцы. Азмы суетился вокруг ствола, разрываемый желанием забраться следом. Воцфар – почесывал Кромиону бока.

Время бежало. Вельяница не подавала знаков. Брис то и дело открывал рот, чтобы что-то спросить, но одергивал себя. Надо ждать, говорил он себе. Всё получится.

Прошло примерно половина часа, когда княгиня разогнула спину и поднялась. Она молчала, пока надевала парик и приводила волосы в порядок. Брис не торопил, хотя сердце его подскакивало. Нашла или нет? Потом она спрыгнула, приземляясь дикой кошкой; выпрямилась на стройных ногах, не отрывая озабоченный взгляд от белого мага.

– Это женщина, – наконец произнесла она ревниво.

Брис с облегчением выдохнул. Нашла!

– Где она? – спросил вдохновенно.

Вельяница ответила не сразу. Она теребила прядь волос, о чем-то размышляя.

– Ты как-то смог уговорить её прыгнуть в источник Мерумоски?

– Правитель Мерумоска заманил её хитростью без моего ведома, – отозвался Брис. Он поспешил к Вельянице, взял её за руки. – Она ещё совсем ребенок, невежественный и агрессивный. Совершенно чужой нашему миру.

– Разве тебе не нравится всё неизведанное и агрессивное? – спросила княгиня, поднимая глаза.

– А-агрессивное? – растерялся Брис. – Нет, агрессивное мне не нравится. Я пытаюсь избавить наш мир от всего агрессивного. Неизведанное? Да, вот оно мне нравится.

– Но я – агрессивная и давно изведанная, – обиделась княгиня, вызволяя руки.

– Какие глупости! – воскликнул он запальчиво. Сердце говорило, что любимая желает прояснить его чувства к земной девушке. Но какие чувства могут быть у него к другой, если сердце давно украдено вот этой самой ревнивой русалкой. Что за абсурд!

Он снова взял её за руки.

– Милая, она может помочь нам спасти Ладонию. Мой долг – опекать её и вести. Не ищи иного. Иного нет.

Пальцы Вельяницы расслабились и потеплели.

– Она рядом со Срединной впадиной. В течениях Ар-нам-нэлана. Достаточно глубоко, чтобы любой ладонец распрощался с жизнью, – голос Вельяницы очистился от обиды и ревности, лился ровно и приветливо, а глаза смотрели прямо и мягко.

Брис поцеловал её руки, поблагодарил от всего сердца. Задумался, глядя на любимую.

– Ты могла бы поехать со мной. Как когда-то. Когда мы были молоды, и ты оставляла княжество, чтобы познавать мир вместе со мной.

Вельяница не ответила. Лицо её лишилось какого-либо выражения, взгляд устремился сквозь мага.

– Я вижу, тебе не нравится мое предложение.

Вельяница смешалась.

– Нравится, – тихо ответила она. – Но я должна оставаться здесь. Нужно привести княжество в порядок… И фоморы… Они наверняка начнут нападать, как только прознают, что я вышла из приступа. Их не так влечет больной лес, сколь здоровый. Возможно, стоит ждать их сегодня ночью. Первое время я должна позаботиться о подданных сама.

Брис вздохнул. Он не ожидал другого. Их любовь давно сделалась раздельной. Как ещё один дополнительный орган: знаешь, что он есть, работает, но не ощущаешь его физически.

Лучезарная ясня вдруг покрылась тенью. Кромион, трущийся о деревья неподалеку, нервно захрюкал и как заведенный начал вертеться в разные стороны. Воцфар схватил его за клыки и приложил морду к земле.

– Гроза собирается… – мрачно сказал Брис. – Нам пора выдвигаться.

Вельяница кивнула.

– Мои деревья укажут короткий путь. Слушай их.

И с горечью распрощались.

Княгиня осталась одна. Она посмотрела вверх, ища в кроне просветы, углубилась в размышления о судьбе Ладонии. Встревожилась: внезапная гроза в конце года – предвестник тяжких бед, злонамеренных. Во что бы ни верил Брис, человек в подмирном слое – зловещий знак. Болезненные воспоминания вспыхнули в памяти. Она зажмурилась, склонила голову. У неё свой путь. Одинокий. Болезнь ей в этом порукой.

Вельяница обошла ясень и направилась в чащу. Войдя в тень, она шепотом позвала:

– Велья! Ты нужна мне!

Листья в ветвях громко зашуршали. Раздался треск – с дерева неуклюже сползла русалка.

– Всё никак не приноровишься? – улыбнулась княгиня, глядя, как Велья отряхивается от листьев и кусочков коры.

– Я не такая, как ты…

– Ты не такая, как все русалки.

– Конечно! Я – твоя плохая копия. Просто ничтожный голем. Тебе не обязательно все время напоминать об этом.

Велья и в самом деле была копией Вельяницы. Одним из первых големов, созданных белыми магами. Ещё в ту пору, когда сам Брис Турага отличался беспечностью и творил всё, что приходило в голову. Он слепил Велью по просьбе Вельяницы, когда она придумывала для него всяческие испытания, чтобы он мог заполучить её сердце; вдохнул жизнь в искусственное тело в порыве любви. Только тогда Велья не походила на княгиню, и разум её ещё долго оставался детским. Спустя годы Вельяница усовершенствовала голема, сделала собой, с посильной помощью лепреконов, кто ещё не выжил из ума. Им удалось всё, кроме подкожной чешуи. Потому кожа голема-русалки всегда оставалась непроницаемо белой и лишь при ярком свете незначительно поблескивала. Брис не знал, что Вельяница изменила его подарок. Удивился бы он, что княгине удалось наделить голема невероятной физической стойкостью: повредить плоть металлом или магией стоило бы огромного труда.

– Послужишь?

– А можно отказаться? – риторически заметила Велья.

– Твой характер, Велья, становится невыносимым.

– Как и твое правление.

От раздражения Вельяница вздулась. Выдержала паузу, чтобы не взорваться, и с расстановкой заговорила:

– Дело важное. Вся Ладония зависит от нашего успеха… Или провала. Ты – моя лучшая ищейка. И единственная, кому я могу довериться. Выполнишь – отпущу на волю. И делай что хочешь.

– Про волю ты ещё ни разу не говорила со мной… – от робости Велья прозвучала неуверенно, а ноги чуть не подкосились от идеи полной свободы.

– А лицо? Вернешь? – уже уверенней спросила она, когда собралась с мыслями.

– Верну.

– И что же нужно сделать за столь великую милость?

– Следуй к Срединной впадине. Любым способом добудь мне человека из течений Ар-нам-нэлана. Достань сама, или выкради у эльфов. Они наверняка уже нашли чужестранку. Приведи ко мне… И не попадайся на глаза Брису и его товарищам.

– Никому не попадаться, ты хочешь сказать? Как обычно?

– Отправляйся сейчас же. Тайные тропы ты знаешь. Действуй в ночи!

– Да-да-да! Тайные тропы, опасности. Других даров мне, как всегда, не уготовано!

***

Гроза застала путников в дороге. Накрыла повозку Бриса и всю Ладонию от края до края. Навалилась исполинским зверем и разила тысячами длинных электрических лап, ударяющих в землю. Сухая гроза – без всякой воды. Только редкие сгустки ядовитой черной мантии срывались с тяжелых газовых туч, приносимых ветром из-за Черных гор. Утро и день оделись в поздние сумерки, располосованные в черно-белое, как тюремные заключенные. Города и деревни обросли электроотводами, ладонцы попрятались по домам. Ни одного встречного, только ветер в лицо и цель впереди.

Велья шла следом почти трое суток, не замечая грозы. На подступах к Драконовой долине она торопливо обогнала белого мага и проскочила меж Бугров Семиречья не замеченной. Ей пришлось укрыться от других русалок: несмотря на непогоду, они добросовестно ухаживали за кладками магических яиц, которые Драконовая долина щедро разбросала вдоль небольшого участка Братской Дуги, опоясывающей долину почти полностью.

В последний раз Велья наблюдала такое количество яиц много лет назад. Но и в этот раз яйца выглядели обыкновенно: цвета кости с черными пятнами разного размера. Вряд ли из них вылупится хоть один дракон. Драконовый приют вновь переполнится дразами. Зато белые маги с радостью обменяют их на свои чудодейственные эликсиры, от которых у русалок не только лица и волосы становятся краше, но и может вырасти какая-нибудь забавная ерунда, вроде второго носа. Конечно же, временно. Русалок такое забавляет, они страсть как любят посмеяться друг над другом. Велья никогда не понимала русалочьего шутовства и вообще их беспутства. Ей бы отойти от всего этого, скрыться ото всех среди лесного затишья Шифа. Говорят, банши с радостью принимают пришлых. Теперь, когда феи сгинули, мрачные провидицы чрезвычайно одиноки.

Велье пришлось сделать небольшой крюк, чтобы обогнуть скромную деревушку яичных смотрительниц. Брис наверняка не минует их. Он никогда не сходит с означенных путей с тех пор, как в Ладонии развелось всяких жутких тварей, предпочитая риску безопасность. Даже если путь длиннее. Но не до Срединной Впадины. Все означенные пути, ведущие к ней, самые короткие. И пыхтеть приходится Велье – тайными тропами, от которых кровь стынет. Повезло, что в эту грозу монстры отчего-то тоже сидят по пещерам. Хоть и не все.

У Срединной Впадины Велья и Брис с товарищами пересеклись. Големка припала к земле и уползла за разросшуюся пушистыми травами кочку, пропустила мага вперед. В живот кольнуло. Велья откинулась и обнаружила, что легла прямо на иглы дикого паришка – ядовитого растения, способного пробивать твердые материалы. С его помощью окрашивают в зеленый цвет различные металлы и, конечно же, травят врагов.

– Великолепно… – пробормотала она. – Прямо тут бы сейчас и скопытилась.

Иглы оставили неглубокие зеленоватые вмятины на теле Вельи и погнулись, проиграв. Но всё же яд в ничтожном количестве проник в кожу големки и она ощутила легкое жжение.

– Смотри под ноги, Велья! – с укором сказал она. – Вельяница не порадуется, если тебя обнаружат где-нибудь мертвой с её лицом.

Велья приподнялась из-за кочки и посмотрела вдаль, куда ушла повозка и кабан с карликом на спине. Из-за полосы невысоких деревец виднелись крыши сине-зеленых походных шатров.

– Вельяница права, светлые эльфы и впрямь здесь.

Она поднялась и согбенно припустилась вперед, чтобы понять, что происходит в лагере, и не достали ли уже эльфы человека из течений Ар-нам-нэлана.

Но как подступиться к лагерю близко, Велья не знала. Во всей Драконовой долине почти не встречается лесных угодий. Да и те торчат из травы лишь карликовыми деревцами – вечно юными и жиденькими, ну прямо прозрачными. Там и сям виднеются кусты, да кочки с ложбинами. Могла бы Велья сама превратиться в куст и перекатиться куда надо. Да вот только магией големка не владела. Всякий голем – результат магии и, как твердил папа Брис, науки, инструмент в чужих руках, не более.

Можно скрыться в одной из тех ложбин, в залеске. Да ежели кто решит прогуляться и осмотреться, то, ей-богу, придется закапываться.

И всё же Велья проползла вперед. Добралась до следующей кочки, за ней – скатилась в ложбину и выглянула наружу, нахлобучив на голову куст с меленькими желтыми цветками. Прищурилась, изучая древесные клочки перед эльфийским лагерем. И тут зацепилась взглядом за жуткие силуэты среди деревец. Немудрено не заметить их сразу среди грозовых потемок! Авось и она сойдет за какую-нибудь корягу. И всё же что это? Неужто в самом деле коряги? Откуда им тут взяться? Таким крупным! Проползла ещё – до следующей ложбины. И ещё. Сплевывая травинки, она уставилась на прояснившиеся силуэты. То и в самом деле – коряги. Корни. Вроде похожи на Красное дерево. Велья округлила глаза. Ничего себе его вздыбило! И серое какое! С редкими багряными прослойками. Да и тем недолго осталось. Бедные эльфы.

– Что же… – прошептала Велья. – Там и спрячусь.

Она пропахала луг телом, собирая траву в волосы, и достигла лесного участка. Забралась внутрь корня, выпирающего прямо в лагерь, осторожно пробралась наверх, минуя неприятные выступы с трухлявыми зазубринами, и нашла несколько ровных порезов, через которые виднелись небольшой лагерь и Срединная впадина между шатров. В центре впадины Велья приметила тёмную яму. Неужели эльфы вырыли? Прямо в центре мира! Дааааа, это не все равно что естественные прорехи почв! Вельяница что-то рассказывала об эльфийских тоннелях. Но вроде как эльфы позволяли себе такое только в собственных владениях.

– Ваша Светлость! – услышала Велья и замерла. В поле зрения появился эльф, одетый в холодные сине-зеленые цвета королевского двора. В его волосах блестели заколки со знаком принца Авилара – птицей Симарглом, воинствующей дневной птицей, похожей на собаку. Велья не знала, кто такие собаки: морд этаких она в жизни не видывала, и в Райском саду не бывала, но Вельяница рассказывала, что Симаргл – младший брат царя всех птиц Симурга. Может, принц сделал его своим символом, потому что сам он – сын короля?

– Брис Турага прибыл. Желает видеть Его Высочество.

– Его Высочество в яме. Ни один черт его не вытащит! – этот сердитый голос Велья узнала. Кимирил – первый советник короля Арнэлана, всегда на острие событий, не редко лично следует за принцем по приказу короля, и чаще других появляется в Вельянице, когда княгиня в хорошем расположении духа. Советник вынырнул из-за агалузы, в которой, видимо, что-то искал, и встал, кислолицый, перед воином принца.

– Он один?

– С ним прибыл карликовый великан Воцфар, из ночной стражи царя Олиданфара. Но он тут же отбыл.

– Отбыл?

– Да, Ваша Светлость. С донесением для министров Олиданфара.... О том, что здесь происходит.

– А ясно, что здесь происходит? – ворчливо заметил Кимирил. – Происходит здесь сущее безобразие! Если кто-нибудь не вызволит принца, мне придется везти королю его кости! …Целыми днями самому накручивать тоннели! Отнеси ему еды и доложи про Бриса. Пусть оставит пока девушку другим.

Ага – поняла Велья. Человек ещё внизу. Сколько же уже дней эльфы накручивают свои тоннели? Разве трудно достать человека из течений Ар-нам-нэлана? Странно.

Эльфы ушли. Велья наблюдала.

Позже Кимирил вернулся. Он встал рядом с ямой и чего-то ждал. Из-за шатра показался Брис Турага с провожатым. Велья обнаружила, что маг нервничает: движения его резки и коротки, он явно что-то думает, а потом передумывает. Заговорил с Кимирилом. Но услышать разговор отсюда невозможно: яма слишком далеко, а до ушей доносится только ветер, пойманный в бреши мертвой коры. Да и диалог продлился недолго: маг и эльфы спустились в яму.

Оценивая обстановку, Велья раздумывала, как лучше подобраться к яме, если на сегодня эльфы с делом не покончат. Она решила, что, конечно же, стоит дождаться ночи. Не станут же эльфы светить магией ночью! В самом деле, они же не дураки! И оказалась права. Даже принц Авилар, изможденный, к часу Чикчарни поднялся на поверхность. Кимирил лично подхватил принца под локоть, чтобы довести до ночлега. Вибрации магической стройки прекратились.

Когда на лагерь опустилась глубокая ночь и сон, даже небесные молнии зашли за горизонт и громыхали теперь где-то отдаленно. Велья обрадовалась тьме – лучшей защите от посторонних глаз. Путь к яме открыт и идет прямо, а направление голем-русалка чувствовала хорошо. Препятствий нет.

– Пора!

Аккуратно Велья покинула укрытие и бесшумно достигла цели. Пальцами ног она ощутила прохладный, слегка липкий край ямы, но размеры зева только представлялись ей. На ощупь удалось найти веревочную лестницу и спуститься вниз.

Яма оказалась глубока. Она просто не заканчивалась! Чудилось: вот-вот пробьет самый фундамент мира. Насквозь! Велья забеспокоилась: она совсем не ожидала, что придется спускаться в такие низины.

Тоннель ворвался в яму горизонтально, пробил её стены с двух сторон. Мерцание эльфийского тоннеля успокоило Велью, а тусклый свет бугристых стенок отодвинул тьму. Велья с ужасом посмотрела под ноги: дыра уходила ниже, но чернота не позволила увидеть дна. Есть ли оно? Достигает ли подмирного слоя? Кажется, он уже совсем близко…Что же это? Не похоже на труд светлых эльфов.

Несколько агалуз болталось в воздухе. Своими носами они смотрели в длинный коридор, уходящий под тупым углом в нижние слои.

– И эти уходят вниз… – тревожно прошептала Велья. – Вельяница ведь не сказала, в каком слое застрял человек. Почему ты не спросила?

Велья помнила, что течения Ар-нам-нэлана начинаются под самой поверхностью, уходят глубоко и скользят по подмирному слою. Разве Вельяница не предупредила бы, если бы течения Ар-нам-нэлана вдруг сползли в подмирный или наоборот… Ох, она же может! Всегда делает, как ей удобно! Очевидно же, что тоннель ведет в сущий ад! Поэтому эльфы тут и застряли!

Подвешенная на веревках, Велья надулась от злости. Что делать? Лезть или уходить? Если бросить дело, от Вельяницы добра не жди. Из-под земли достанет, а как накажет – одной ей известно. В ярости княгиня жестока. Идти дальше и выполнить порученное? Что-то даже обещание свободы уже не выглядят таким заманчивым…

– Ладно, трусиха… Решайся! Сдохнуть сейчас или потом? Авось, и выберешься!

Велья уставилась в молчаливый тоннель.

– Вот ведь… Ну? Ты же не такая, как все. Тело крепкое, так? Давай уже, иди! Как говаривал папа Брис, все получится!

Она протянула руку и схватила бортик плавающей ладьи. Перебралась внутрь.

– Так. Ну, сказать-то я могу. Лодочка, плыви! – и прошептала специальные магические слова, каким научала княгиня. Агалуза неуверенно дернулась. – Ой, да ну ладно! Здесь же не нужны какие-то особые способности! Трогайся, говорю!

Попробовала снова, несколько раз, с разными интонациями. Агалуза наконец снялась с места и начала медленное скольжение вниз. А Велья – устремилась на встречу судьбе.

Глава 5. Мрачные тени

В глазах Нингаль стояла опийная хмарь. Грязная, сине-зеленая, с болезненной желтизной, привкусом ядовитой горечи. Она наслаивалась, сдавливала – и ссыхалась, трескалась, как старая краска на ветхой стене. Плавилась и густо капала в зрачки – черные колодцы, на дне которых трепетало возбужденное сознание, а разум застила чужая власть.

Никаких дум – только видение. Иссиня-черных, тугих и резких изгибов тела – то четких, то рассеянных, и близко и далеко. Оно врывалось из неизвестности, протягивало руки, обступало и касалось зачарованной плотью – огненное пощипывание после долгого мороза. Схлынывало и растворялось перистым призраком – чтобы вернуться вновь, с упорным натиском прокладывая путь в душу Нингаль. Торжествуя в венах, обвивая сердце.

Нингаль не сопротивлялась. Боль костей и мяса, треск их разрывов, и прелый запах крови не доходили до неё. В пылу таинственных чар она отрешённо повисла над бурным одеялом магических вод и танцевала, охваченная видением и неустанным проникновением черного субстрата внутрь собственного тела, не различая, что морок, что явь. Так распорядился правитель Мерумоска. Так он решил её судьбу.

Внезапная мысль сквозь опьяняющий чад! Старейшина Белых магов пожертвовал ею! Ею – Нингаль отреченной, другого племени и мира… Кинул на хладный камень! Швырнул в гибельный эфир!.. Подлый, как людской род!..

Чьи-то гладкие ладони и длинные пальцы легли на её скулы и губы леденящим жжением. Гнев, что воспламенился, затух и спал с души, словно льняное покрывало с урукийской царицы. Нингаль с жаром распахнула глаза и узрела пред собой высеченное из металла лицо. Но черт не разгадала. Впалые глазницы – вот все, что приковало её. В бесконечной глубине – сияли звёзды.

Не зная того, она потянулась за существом, нырнула в его разум – как будто так должно, как будто то правильно и неизбежно. Где-то за чередой летящих звезд начиналось новое движение: вращение всего света мира, уходящего в чернеющую неизвестность, туда, где повисло безжизненное пространство, такое плотное и липкое, что забываешь как дышать. Нингаль схватила воздух, но легкие отказались принять его. Теперь она ощутила, что вместо воздуха сама впитывает звездный свет. Теперь она стала вращающимся пространством, без плоти и мыслей. Только осознание: она – большой небесный механизм, чья суть есть благость и спасение.

Метаморфоза почти расплющила её, когда в видение вдруг ворвались белые руки. Они заполонили взор и разорвали связь с картиной. Белизна кожи ослепила Нингаль. Она услышала вскрик и не поняла, кто кричит: она сама или тот, кому принадлежат тонкие кисти. Сквозь болезненное пощипывание ей привиделось: руки эти покрылись серыми пятнами. И вот они, неясные, плывут обездвижено у самых ног, тусклые, съедаемые небесным сводом, а где-то за ними – скопление созвездий, очерчивающих человеческое тело, скрюченное, безрукое, с миллионами светящихся волосков, рассыпанных по всему видимому небу.

В лицо дунул ветер и тихий аромат древесины со сладкими нотами. Нингаль ощутила твердую опору за спиной и под ногами, гладкую и теплую. Поняла, что сидит, прислонившись к какой-то стенке – из чего-то движущегося, быстрого и трясущегося. Целостность человеческой формы возвращалась, но зрение ещё мутилось, а сознание пугалось вновь обретаемой телесности и окружающей действительности. Задрала голову, увидела: как поехало звездное небо, захваченное подобно песчаным смерчем. Или то и правда смерч?.. А это – эпицентр бури? Вот оно! Её забрало в самое сердце – и теперь она мчится навстречу неминуемой гибели. Нингаль попыталась встать и посмотреть, что впереди. Движется ли она вверх или вниз?

Кто-то коснулся её ноги. Нингаль дёрнулась, обернулась. Среди нечеткой реальности, из столба смерча к ней притянулось то безрукое созвездие. Оно больше не светило: потухло и посерело, запуталось в волосяном тумане. Что-то булькнуло отсутствующим лицом и подобралось совсем близко, тыкаясь в стопы бедром. Нингаль ухватилась за какой-то выступ и, вспоминая, как двигать ногами, всеми силами отпихнула существо. Оно отлетело в темноту, оторванные руки покатились следом.

Тоннель заканчивался. Неясные точки маячили впереди, не подвластные смерчу. Запах травы мчался оттуда. Нингаль решила, что движется к земле и вот-вот разобьётся. Подобралась к краю выступа, за который держалась. Сгруппировалась. Приготовилась. Прыгнула. Ударилась обо что-то твёрдое, качающееся, и всеми силами вцепилась в него. Подтянулась, скатилась внутрь. Кажется, это что-то – ровно то же, из чего она только что выпрыгнула. Но здесь тихо и пахнет лесной прохладой, откуда-то сверху. Нет тут и других безруких существ. И того, с пустыми глазами, кто чуть не уволок её в неизвестность. Пусть они остаются в своём смерче среди звезд! А Нингаль надо выбираться! Звёздный свод почти испарился в её сознании.

Всё ещё не зрячая, Нингаль пошарила по периметру и обнаружила за пределами своего убежища липкую отвесную стену. Прощупала выше – в пальцы каким-то чудом протиснулась верёвка. Рядом оказалась ещё одна. Поперек – другие. Верёвочная лестница! Нингаль с облегчением выдохнула и рванула вверх, перебирая шершавые скрутки ноющими ногами и руками.

Опьянение схлынуло. Нингаль вновь обрела полную власть над своим телом. Но теперь сознание реагировало на многочисленные раны, а боль стократ усилилась. Сочащаяся кровь, разодранные мышцы и выбитые кости. Нингаль стиснула зубы, чтобы не кричать и не привлечь новых врагов. С глухими стонами вывалилась из ямы, крепко уткнулась лицом в мягкую траву и заорала прямо в землю, смачивая ту солёными слезами – обыкновенной человеческой водой, последними каплями, что ещё остались в ней. Теперь она уже не могла двигать руками и ногами, не могла дышать без страшной рези во всем теле.

Вскоре она замолчала и с трудом приподняла голову. Зрение вернулось, но вокруг сновала жгучая тьма. Где-то далеко сверкнула молния. Но Нингаль увидела только мутную вспышку. В глазах горело. Соль слёз ссохлась на лице вместе с кровью.

Где она? Это Ладония? Или её родной мир? Трава такая густая, что не ясно, есть ли под ней обычная земля.

Высоко в небе раздался скрипучий, трещащий крик, похожий на агрессивный рокот слона. Сотни слонов! Нингаль уже слышала его. Так кричит исполинская птица Рух, когда приходит её час. В глубокую ночь, которую хранят самые гигантские птицы, не чурающиеся поживиться плотью тех, кто нарушает тишину.

– …Рух… Ещё будет Зиз… и Пэн?.. Потом ночь пойдет на убыль… О, боги… Сколько же ещё до рассвета… – прошептала Нингаль, склоняясь щекой к земле. – Три? Четыре часа?.. Кажется, четыре…

Нингаль чувствовала, как холодеет тело, как кровь льётся из ран и остывает, вязкими лужицами спекаясь с травой.

– Я столько не продержусь…

Но она продержалась.

Тьма отступила с пением рассветной птицы Азаран. На тысячи голосов разделилась её соловьиная песня и проникла во все стороны Ладонии, пробудила каждого и принесла радость чистого неба. Гроза закончилась. Небо покрылось светлым кремово-розовым ковром с белыми узорами изящных облаков. В воздухе разлились ароматы послегрозового цветения, сочного и маслянистого, острого и топкого, так что носы ладонцев защекотало и заложило от напора этого многозвучия.

Нингаль пения не услышала. Кровавые пробки забили уши, а сама она лежала без сознания, тёмным бесформенным пятном, едва дыша. Раскинула поломанные конечности, присохла к траве окровавленными ошметками одежды и кожи.

Первым её увидел смотровой, что оглядывал лагерь ранним утром. Он сразу кинулся в шатер принца. Вслед за принцем выбежал и Брис Турага. Маг не спал всю ночь, поглощенный сложными задачами. Волнения на поляне заставили его выйти наружу и кинуться к яме, обгоняя воинов и чуть не столкнувшегося с ним Кимирила.

Принц Авилар сидел рядом с Нингаль. Его длинные уши тускло светились, а руки повисли над раздробленным телом. Он колдовал: волшебная пыль слетала с его пальцев и проникала в израненного человека.

– Нингаль… – с облегчением и тяжестью прошептал маг, подходя ближе.

– Забирайте! – приказал Авилар своим воинам. Двое из собравшихся положили носилки на траву и принялись осторожно соскребать человека с травы.

– Я помогу! – отозвался Брис, и вместе им удалось положить Нингаль на носилки. Кимирил счел своим долгом лично позаботиться о девушке и возглавил путь до лекарского шатра.

– Я безмерно признателен Вам, Ваше Высочество! – сказал Брис, когда поравнялся с Авиларом. – С вашей магией ей не будет больно.

– Боюсь, что на большее я не способен, – вздохнул принц. – Теперь дело за лекарями. Буду рад, если Вы поможете.

– Конечно! Как иначе? Не стану терять время! – он собрался уходить, но его остановил возглас воина, что завис над ямой.

– Там кто-то ещё! Запутался в верёвках!

Брис и Авилар разом оказались рядом. Опустились на колени и вгляделись в глубину. Чьи-то белые ноги с поднятыми вверх пятками торчали из темноты. Брис нахмурился. Пятки показались ему знакомыми.

Авилар подозвал воинов и те подняли веревочную лестницу. Вместе с ней на траву вывалилось белое обнаженное тело, покрытое серыми пятнами с неприятными синими подтеками. Без рук.

– Это русалка? – спросил кто-то.

– Или голем? – засомневался другой.

Обеспокоенный Брис бесцеремонно растолкал эльфов и бросился к телу. Он освободил лицо голема от волос и чуть не испустил дух, обнаружив, что его ладони сжимают лицо Вельяницы. Все вокруг ахнули.

– Это княгиня? – воскликнул кто-то.

– Что бы ей здесь делать? – возразил другой. – Верно?

– Это не княгиня, – ответил Авилар. Он стоял за плечом белого мага и внимательно разглядывал голема. – Кто-то очень постарался. Невидимый помощник сделал за нас основную работу. Что скажете, Брис?

Брис молчал. Он думал. Думал очень неприятные мысли. Вельяница что-то скрыла от него. Она так озаботилась происшествием в подмирном слое, что тайно отправила перехватить человека. Зачем ей Нингаль? Вряд ли дело в ревности. Ревность не может разделить их настолько, чтобы уводить иномирную прямо из-под его носа… Или может?.. Вельяница ведь знает, что он давно ждал появления человека в Ладонии. Это важно для всего мира! Так зачем же эта таинственность? Но хуже всего то, что она выкинула с его големом! Отправить беззащитное существо в подмирный слой! Это же смертный приговор!.. И все же Вельянице удалось сотворить с плотью что-то невероятное! Эта пугающая копия с сильным телом сумела пробраться так глубоко и вызволить человека из ловушки! Неужели Вельяница заранее готовила Велью к этому? Но зачем она наделила голема своим лицом и волосами? И почему не попросила новую куклу, куклу без чувств и интеллекта? Почему не заручилась его поддержкой? Разве он отказал бы ей?.. Всё с княгиней что-то происходит. Эта загадочная болезнь что-то творит с ней, делает её чужой.

– Происшествие требует тщательного разбирательства, – посерьёзнел маг, желая лично обсудить детали с княгиней. – Ясно, что без мерумосканцев не обошлось. Среди них немало тех, кто чает протиснуться в ближайший круг княгини, или отомстить ей. Оставьте это мне, Ваше Высочество. Ар-нам-нэлану не стоит накалять и без того сложные отношения с Мерумоской, желая разгадать инцидент. Может статься, что правителю Мерумоске не придется по душе известие о случившемся, в каком бы виде он ни получил его от светлых эльфов.

– Лучше Вам обговорить это с моим отцом, – ответил Авилар, не раздумывая. – Я же рад, что дело сыграло нам на руку. Мы поставим Нингаль на ноги и отвезем в королевство. Больше ей никто не навредит.

Слова принца задели мага. Он ощутил вину за боль и увечья, что нанес Нингаль Мерумоска. А хуже всего, что Брис и сам собирался подвергнуть её испытанию подмирным слоем. Но не так скоро, не прежде, чем Нингаль увидит Обитель Древних и заглянет в Озеро Пределов. Ох, рано он повел её к Мерумоске… И что теперь? Теперь совершенно ясно, что чего-то не хватило в цепи знаний. То чувство тревоги, то чувство упущенного, что преследовало белого мага годами, проявило весь свой цвет. Вот оно – разбитое, окровавленное, лежит теперь в шатре; и получится ли восстановить человеческую плоть, какой она была прежде, не известно. Вот Велья – творение его рук, созданное радоваться и дарить радость, лежит теперь мертвая и обезображенная. Слишком беспечны были его планы, не достаточно обдуманы. Именно так разит слепая надежда. Виной за содеянное.

– Это верное решение, Ваше Высочество, – согласился Брис, аккуратно собирая волосы голема в толстую косу. – Я буду бесконечно обязан Вам, если Вы позволите мне забрать голема в шатер и разобраться с телом, как положено в Мерумоске. Это не займет много времени и не вызовет пересудов.

– Ваш шатер – ваша вотчина. Делайте, что сочтете нужным, – ответил Авилар.

Брис просунул руки под спину и ноги големки, рывком поднял обмякшее тело. И тут пальцами почувствовал, как сверхъестественные мышцы Вельи напряглись; услышал тонкий стон, застрявший в её посиневшем горле.

– Живая… – просиял Брис, не веря слуху и осязанию.

– Живая? – подскочил эльфийский принц. Оба они отчетливо уловили пробудившееся дыхание.

– Отнесите её к лекарю! – тут же призвал воинов Авилар.

– Нет-нет, – возразил Брис, сильнее прижимая Велью к себе. – Я сам… Сам.

Он сделал шаг и чуть не оступился, зависнув над ямой. Авилар придержал мага за плечо.

– Благодарю, Ваше Высочество… – стесненно пролепетал Брис Турага, впиваясь белыми тапками в землю словно вбивая колышки. – Будьте так любезны, поручите своим воинам поискать руки голема. Нам без надобности, а голему пригодятся… Если, конечно, подмирный слой не забрал их безвозвратно.

Авилар отправил двоих вниз. Брис спешно почесал в свой шатер.

Через три дня, когда Велья и Нингаль смогли встать на ноги и принимать пищу, они вновь увидели друг друга. Только Нингаль не узнала своей спасительницы и не поняла, почему та опасливо сторонится её. Позже Брис объяснил, в чем дело, что, впрочем, не было важным, ибо мысли Нингаль поразила другая забота. Те чувства и видения, испытанные в подмирном слое, возвращались к ней снова и снова. Нингаль не хотела разговаривать об этом, и думать боялась, а Брис ждал, когда она решится. Велья тоже хранила молчание.

Тем временем эльфы сложили лагерь, погрузили всё в агалузы и выехали на означенный путь, ведущий в Ар-нам-нэлан. Брис трясся в повозке один. Не считая Азмы, конечно, который проявил неудовольствие оттого, что путь их теперь пролег в эльфийское королевство, а не в Мерумоску.

***

Вельяница сидела в ветвях ясеня и перебирала волосы. Человека в подмирных течениях больше нет. Вероятно, его забрали эльфы, или Велье удалось их опередить. Главное, что глубинные пласты магии не осквернило вражеское наступление. Пока нет.

И всё же груз на сердце лежал, рос вместе с тревогой. После пробуждения Вельяница всё время осматривалась, предчувствуя, что скрытое в её прошлом хочет прорваться – упрямой струёй, стоком из отхожей канавы, что в конце концов сломает защитную плотину их маленького волшебного мира. Исхудалую плотину, рассыпающуюся в пыль оттого, что она – княгиня, повелительница всех древесных русалок, душа народов Ладонии – натворила по глупости и несдержанности!

Она знает: Он здесь. Он не мог не вернуться, не мог не прознать о явлении человека в мир. Гнусный бессердечный обманщик! Он никогда не оставит своих подлых планов! Никогда не позволит Ладонии жить спокойно, не знать горестей. Он снова учинит страшное дело. Она знает. И на этот раз не позволит совершить злодеяние. Она остановит его!

Вельяница решительно сползла с дерева. Заплела волосы – хоть и не свои собственные – в тугую косу, сорвала с ясеня несколько мягких пушистых веточек, вставила между прядей.

Старец-ясень легонько подтолкнул княгиню в спину шершавым корнем и зашуршал широкой листвой протяжно и егозливо.

– Мне можно, – ответила Вельяница, ласково отталкивая корень.

Ясень весь затрясся, загудел, а ствол его расширился пузырем, подсвечивая её лицо бурлящей внутри магией. Настоящий пузатый котел с кипящим посиневшим варевом.

– Не останавливай меня, – возразила Вельяница, касаясь растрескавшейся коры, что оросила землю горестными синими подтеками, которые теперь добрались до стоп княгини. Между её пальцами тут же забились ростки волшебных бутонов.

– Перестань. Княжество под защитой моих преданных подданных. Они не раз справлялись с фоморами без меня. Знал ли ты когда-либо лучших воинов, чем мои русалки? Ну? Каков твой ответ?

Ясень глухо затянул несмелым тромбоном, усладив слух княгини правильным ответом. Но после добавил новую арию, громыхая полным оркестром медно-духовых: заводящим валторном, яростной тубой, печальной трубой.

– Со мной ничего плохого не случится. Всё получится! – Вельяница заметила, что говорит словами Бриса. Это расстроило её, кольнуло укором. Ведь Брис ничего не знает. Потому что она не находит смелости рассказать… – Я должна идти. Отпусти меня. Что бы ни случилось за пределами княжества, оно повлияет на княжество. Ты знаешь. Мы неотделимы от Ладонии. Позаботься о подданных вместо меня… И позаботься о человеческой женщине, если Велья приведет её сюда… А я должна исправить свои ошибки! Ты же видишь, каковы последствия моих решений. Будет только хуже! Я обязана предпринять решительные действия… Только так я получу прощение и смогу жить как прежде. Стать снова достойной тех, кого люблю.

Ясень затих, погружая корни в почву. Вельяница прислонилась к могучему стволу, вдохнула душистый покалывающий аромат, поцеловала тёплую дубленую кору. После резко отстранилась и покинула лучезарную ясню, сжимая нежные кисти в твёрдые кулаки.

***

– Я слышал, сегодня ещё один отряд уходит через Брешь этого драка. Тебя уже звали? – тёмный эльф стоял у подвешенной чаши с огнём, грел лицо и руки.

– Не звали, – ответил другой сипло, жадно вдыхая горячий маслянистый дым. – И не пойду, если позовут.

– Хах! Не пойдешь! Приказ есть приказ! Куда денешься! – усмехнулся первый.

– Ухожу завтра в Мерумоску. Наймусь в гильдию охотников. Там в окрестностях развелось всяких ночных тварей. Воины у них нелишне. Лучше там пригожусь, чем лезть в этот чёрный холод. С той стороны ещё никто не возвращался.

Эльфы Драйтагола повернули головы, и оба – с пренебрежением, страхом и в то же время благоговением – посмотрели на чудовищное чёрное пятно, пульсирующее в отрогах Черных гор на оконечности их королевства. Закручивая воздух, оно достигало вершин кряжей и распространяло морозные волны на весь прилегающий лес и перелесье. Крыши и стены деревянных домов, скрытых высоко в ветвях широких дубов, покрылись инеем и трещали, вот-вот готовые рассыпаться.

– Провались оно в пропасть лепреконов! Холод премерзкий! – скукожился первый, почти прилипая к котлу. – С тобой, что ли, пойти!

– Со старым товарищем-то лучше будет!

– Нет… Не могу… Мать моя, отец… да и возлюбленная… Все преданны Жнецу и его обещаниям…

– Жнец Судьбы с этим проклятым драком хорошенько заморочили головы эльфам. Даже король Драйтагол теперь не властен над народом!

– Тсс, – напугался товарищ. – Услышат же.

Оба посмотрели вверх: проверить, не вышел ли кто из дома подышать утренними заморозками. Узкие придомовые площадки и подвесные мостики нависли одиноко и печально, без единой живой души, и лишь иногда с них осыпалась стружка, тонкие веточки и скрюченные листья – все то, что не выдержало непривычной для Драйтагола погоды.

– Скоро смена. Пора выдвигаться. Хоть удастся заранее увидеть, через что придется пройти.

Эльфы захрустели по заледенелой траве к широкой поляне, застеленной резными деревянными брусками изящной формы, где в прежнее время король Драйтагол давал пышные балы, а теперь возвышался странный каркас будущего сооружения, напоминающего панцирь черепахи на тонких ножках.

– Говорят, это уродство должно решить проблему обморожения леса, – с энтузиазмом сказал первый. – Что-то вроде морозоприёмника.

– Я бы не был столь наивен, брат, – ответил товарищ, рисуя в голове, как скоро покинет Драйтагол и заживет куда более приятной жизнью в Мерумоске. – Жнец отдаёт такие приказы, что уши краснеют от стыда.

– Откуда знаешь?

– Да так… Слышал кое-что. Не только ты лучшие слухи собираешь, – усмехнулся эльф и хлопнул товарища по плечу.

– Ну? Что? Какие приказы?

– Тебе лучше не знать. Ты болтлив. Наживешь врагов! – Он разразился нарочитым смехом и припустился вперед, широкими шагами пересекая поляну. Туда, где столпилась военная элита тёмных эльфов – к подножию разверзнутой пасти Бреши, которую в народе прозвали Инаковой, ведь, если верить Жнецу, ведёт она в неизведанный чуждый мир. В новый дом, что не грозится рухнуть от дыхания песка, пришедшего в Ладонию из ниоткуда.

По увещеваниям Жнеца, только в неизведанном мире тёмные эльфы смогут жить дальше и не бояться смерти. Подозрительно одно: в речах своих Жнец никогда не призывает к спасению всей Ладонии, убеждая, что такова плата – отвернуться от остальных жителей, своих магических братьев и сестер, просто молча показать им спины и скрыться навсегда в загадочном портале. Что за сделку заключил духовный лидер с пришедшим неизвестно откуда драком? Что заставило короля Драйтагола принять его и позволить свершиться такому жестокому плану? Неужели старые страшилки, чьи отголоски отнимают будущее у стольких живых существ? Что если драк обманул всех? Что если судьба ни к кому не благосклонна?

Но народ не ропщет, хочет жить, верит в свою удачу, скорбит над участью других. И лишь немногие покидают королевство, дав обет молчания, чтобы не слыть предателями. Они готовы погибнуть здесь, если придется, славно, на просторах родной Ладонии, бок о бок с теми, кто тысячелетиями соседствовал с Драйтаголом. Таков и он, простой рядовой служивец, из тех, кто не смог довериться ни драку ни Жнецу. Покинет своего короля и земли Драйтагола.

Сменщики приняли пост неподалеку от собрания, взобравшись на одну из деревянных построек, что окружали пересеченную ими поляну. То были старые постройки, крепкие, чьи сваи уходят глубоко в магические слои. Раньше с них слетал точно буйствующие конфетти цветастый магический дождь, прямо на гостей и приближенных короля. Помимо прежней развлекательной задачи, они сковывают магические потоки в почве и не дают прорастать деревьям через деревянный помост, который пригодился теперь для новых планов Жнеца и его последователей. С высоты башни открывался всеобъятный вид на скромную церемонию прощания.

Несколько десятков эльфов в мехах и кожаных одеждах полукругом выстроились рядом с Брешью и гулко переговаривались. Неоднородное чёрное зево шевелилось перед ними вязкими пятнами, напоминая газовые бури, и пыхало снегом и льдом, обдавая лица собравшихся тонкой глазурью.

Сам Жнец стоял у кромки портала на небольшой возвышенности. Стоял укутанный в черный мех свирепого ночного зверя ругадорина, которого убил в час Руха на Сифарийских холмах близ лесов Шифа после длительного выслеживания. Стоял с воздетыми руками. Шевелил пальцами по дребезжащей мембране и погружал их внутрь, перешептываясь то ли с Брешью, то ли с кем-то на другой стороне, то ли сам с собой. Его низкий голос прокатывался через толпу и разносился по округе бессвязным рокотом.

– А драка-то нет! – удивился эльф, разглядывая собравшихся.

– Тихо ты! Не глазей так! Лучше помоги выправить катушку. – Второй натужно вцепился в деревянный цилиндр в центре башни и пошатывал его. – Слетел с поршня… Кто так пост сдаёт!

Вдвоём они наладили захватывающий магию механизм и вернулись обозревать событие.

Группа эльфов отделилась от толпы и поднялась к Жнецу.

– Смотри-ка, капитан Рондегол тоже уходит!.. Видимо, серьёзная возня там началась, на той стороне! Такими воинами не разбрасываются – вот что я скажу. Зря ты уходить собрался!

Товарищ только с сомнением хмыкнул. Ныряющая в ледяное чрево молчаливая процессия, нагруженная оружием и обозами с мешками, внушала ему страх неизвестности и недоверие.

– Лучше я сгину здесь, чем там…

– Ну, знаешь! В Ладонии ещё никто не понял, как бороться с песчаной напастью. Я уже устал грызть песок! Лучше попытаю счастье на той стороне, чем дождусь, когда песчаные бури иссушат всю магию и меня вместе с ней.

– Моя надежда сильнее твоей, брат. Я остаюсь.

– Моя надежда тянет меня на риск.

– Твои женщины тянут тебя, – пошутил эльф, толкая друга в бок.

Глава 6. За вешними течениями

Дневники отреченной

Я вспоминаю детство. То, которого не было. Как воспитывалась. Как ломался мой характер. Как учитель требовал подчинения, когда мне хотелось быть беспечной и делать то, что требовала маленькая неумелая ничего не знающая душа. То, что хотелось всем детям. Но тогда я не знала, что ребенок из меня самый обыкновенный, как все те шумерские дети, резвящиеся вокруг мотыги и плуга с любопытством и назойливостью. Обычным детям позволялось резвиться, плошать и капризничать. Мне – нет.

Я никогда не смеюсь. Не знаю, как это. Меня быстро заставили забыть об этом умении, доступным простым людям. «У тебя нет права смеяться над тем, как устроена жизнь, над любой её деталью. Смех расслабляет человека, делает его мягким и несобранным как брага. Стачивает краеугольные противоречия мироощущения. Ты можешь скорбеть и плакать над тем, как все устроено, но смеяться – нет. Посмотри, как устроено всё! Разве можешь ты сказать, что счастлив человек в мире, который создан на потеху богам? Где каждый жест подвергает его унижению, где материал, из которого он слеплен, скоротечно обращается в прах? Люди смеются, чтобы забыть об этом. Тебе забывать нельзя! Помни, что всё уйдет в песок, и никогда не позволяй себе забыться!» Так повторял учитель. Лишь однажды я спросила: разве вещи не уйдут в песок вслед за человеком?

«Разве можешь жить ты, не зная цели?» – ответил он.

«Тогда могу я навсегда остаться в горах и жить отшельником, наблюдая жизнь беспристрастно, как она есть»

«Созидание жизни ведет к иллюзиям. Отреченные чтут правдивость мира и следуют по пути смерти, неминуемой для всех на свете. Ты поймешь позже, что смерть – не дар, но лекарство от заблуждений, в которых барахтается человек».

«Зачем тогда жить нам, отреченным?»

«Чтобы уйти чистыми. Чтобы знать, что жил ты не по велению богов, а по велению Великого духа. Чтобы боги видели, что превозмог ты участь игрушки, что не испачкался желаниями плоти и посвятил себя избавлению других от жизни, чтобы уберегать предметы, что изваяли для вечности. Орудия особого толка интересуют нас. Человек сам не знает, что живет в нем крупица вечности. Именно она творит великие предметы! Это – истинное познание бессмертия! Будь благочестива с ремесленниками, что ваяют из металла и камня. Слова сотрутся, когда сотрется человек, но металл, что рвется из недр мира, навсегда останется в мире. Пусть погребут его пески или воды, насланные разгневанными богами, не сгинет он даже через тысячи лет. И камень выстоит, сокрытый в пещерах или убереженный длинной чередой рук. Ибо в изделиях из камня и металла хранится история мира. И будет жива она, пока жив мир».

Я помню мать. Я встретилась с ней однажды. Она отыскала нас в горах через годы странствий. Никогда прежде не знала я, что человеческая мать, женщина обычного пахаря, способна на такие трудности, через которые пришлось пройти ей, чтобы отыскать меня. Боги отняли у неё других детей – она хотела вернуть меня, пусть даже ценой жизни. Она скончалась в обители отречённых от усталости и горя. В одиночестве.

Я не смогла принять её. Тогда мне минуло четырнадцать лет, я стояла на пороге собственных странствий, обращенная и влюбленная в веру отречения. Чаяния и страдания человеческой души не трогали меня: в них крылся ложный смысл. Как и в моем прежнем непослушании. Дрогнула ли я, когда мать бросилась ко мне и крепко сжала в объятиях? Нет. Но я позволила сделать это, из жалости, за которую учитель не стал отчитывать меня. Он сказал лишь: «Позволь этому быть – как точке, завершающей инициацию. Если жалость – все, что ты чувствуешь к матери, то нет в тебе уязвимости. С тяжелым сердцем ты будешь жалеть каждую жертву, если не дашь ей умереть. И облегчение от выполненного долга, когда дашь».

Теперь я часто вспоминаю ту встречу. Я думаю о ней, как о перекрестке путей. И не сомневаюсь в своем выборе.

То, что я испытала в Срединной впадине, лишь подкрепляет правильность выбора… И одновременно подрывает его. Я все ещё тот самый обыкновенный ребенок, что резвится среди плугов и мотыг, среди мечей и огня. Ребенок, которому не позволительно познать истинность мира ни через смех ни через отказ от него.

Я умирала и оставалась живой. Я слышала мысли – не свои. В них был призыв познать вечность – через преображение. Но я не знала, что требуется от меня, как я должна преобразиться: должна ли я умереть прямо сейчас, в тисках звёздного неба, или должна бороться и выстоять, должна ли оставаться верной учению или принять что-то новое? Я ощутила, как смывается наживное – и в том не было стыда. Образ Учителя, моего незримого стража, вдруг сделался маленьким и незначительным, и все, что я знала о вечности и Великом духе, растёрлось в порошок – вот оно, то средство, из которого ты слепишь новый хлеб, но и он будет лишь искажением истины, ограниченной формой, скудным питанием в следующие годы. Куда же я должна прийти, чтобы познать истину и обратиться в вечность? На каком повороте ожидает ответ?

***

Нингаль отложила глиняную табличку на столик и с тоской уставилась в огромное окно. Её поселили в ту же комнату, где она впервые увидела свет Ар-нам-нэлана. Здесь все осталось как в тот раз, даже свет из окна лил так же: ровно, с легкими розово-зелеными переливами на гладком полу, теми же пятнами в тех же местах, без каких-либо изъянов, через раскрытые занавески, чьи складки будто совсем не изменили свою геометрию.

«Неизменный мир…» – подумалось ей.

В дверь постучали. Нингаль неторопливо поднялась и с неохотой поплелась к выходу. За дверью стоял Брис. Сейчас он поведет её на совет высшей знати, который король Арнэлан собрал ради неё… Вот так… Теперь её судьба – вопрос государственной важности. Теперь на Нингаль смотрят не с праздным любопытством, а с испытывающими надеждами. Была бы Нингаль хоть чуточку тщеславной, ей бы нравилось новое положение: из малозначимой наемницы в почитаемую госпожу. Да-да, именно так к ней теперь обращаются придворные эльфы – «госпожа». И все желают понравиться, завести беседу, узнать что-то важное и многозначительное, что-то такое, что вдруг откроет глаза на решение затруднительного положения, в котором оказалась Ладония. От этого всего хотелось провалиться сквозь землю. Не здешнюю, разумеется…

Стоило поделиться с королем и магом видениями, как в тех сразу забрезжило безумие! Что нашли они в них такого значительного, что не стало доступно ей? Как связали судьбу одного человека с судьбой Ладонии, если сама она не видит никакой связи и не чувствует ничего, что могло бы заставить её перемениться и влиться в этот мир? Ведь именно этого они ждут? Что она захочет остаться и применить свои силы на спасение мира?.. Звучит нелепо. Какие силы? Ей даже магия недоступна!.. А хотела бы она уметь обращаться с магией? Или она всё ещё боится её?

Нингаль вышла за дверь, не удостоив Бриса утренним приветствием. Он потянулся навязчивыми пальцами, чтобы опять сделать что-то с её волосами или поправить смятый воротник того прежнего синего платья, но она отпихнула его холодно. Она б повыдирала все эти отросшие локоны, только бы не тратить время на укладку, завернулась бы в грубую шерсть и кожу, чтобы тело не ощущало вредную мягкость и развращающий блеск эльфийского платья! Но дворцовые правила требуют, чтобы она не выглядела, как «дикий зверь». Не гостеприимно, видите ли. Тьфу.

Полет в агалузе больше не пугал Нингаль, хотя она без удовольствия забралась внутрь. Без удовольствия вошла она и в Олеран, отметив, что сегодня сердце Ар-нам-нэлана бьется особенно живо. Знати собралось много. Причал под завязку заполнился агалузами – пришлось примоститься где-то сбоку, едва втиснувшись в пустое местечко. По приемной площадке и лестнице богато шелестели одежды входящих в тронный зал эльфов; в воздухе витал сильный цветочно-фруктовый аромат, а сам Олеран источал дивный дух пряной древесины, насытившейся питательной магией, которую принесли долгожданные вешние течения.

Большинство эльфов расселось по скамейкам, возведенным рядами на пьедесталах по периметру зала. Все они – приближенные и родственники вельмож, что расположились в центре зала за королевским столом, в важном ожидании глазея то на короля Арнэлана, занявшего трон, то на Нингаль с Брисом, только-только вошедших в зал.

Арнэлан подозвал мага и человека, и те заняли резные табуреты, установленные на несколько ступеней ниже трона.

Заседание началось.

Нингаль почти сразу отключилась от переговоров, сосредоточенная на внезапной пульсации в голове. Чем упорнее она слушала короля Арнэлана, тем меньше улавливала его речь: в ушах трезвонило то многоголосьем колокольчиков, то напористым ударом гонга. Позже она поняла, что звуки эти похожи на смех. Чей-то, кто явно не находится среди присутствующих. Или источник смеха здесь? Нингаль пошатнулась, когда звук дрожью прокатился по лицевым костям. Она огляделась, рассматривая собравшихся, но встретила только хмурый взгляд Бриса, который жестом указал ей сидеть смирно. Сложила руки на коленях, попыталась сосредоточиться на узорах своего платья. Смех как будто стих, звуча глухо где-то глубоко в голове. А вскоре и вовсе исчез.

– … Песчаные бури не прекратили движение. Более того – теперь они набирают обороты. Конечно, я вовсе не связываю это с произошедшим в подмирном слое. Вины человека в том нет. В то же время кажется, что именно длительное пребывание Нингаль в течениях Ар-нам-нэлана позволило подняться магии вверх и тем самым открыться вешним ключам. Королевство набирается сил и почти готово отразить натиск с седьмой стороны. Я бы не терял время, Ваше Величество, и отправил бы отряд для поддержания магической заслонки, не дожидаясь окончания празднества.

– Если приготовления закончены, то мы так и поступим, Кимирил. – Наконец голос короля четко дошел до слуха Нингаль. Ей захотелось повернуться назад и взглянуть на Арнэлана, но Брису явно подобная наглость не придется по душе. «Не верти головой!» – сказал он на пороге тронного зала.

– Сегодня на рассвете знахари королевства закупорили последний сосуд. Ваши воины готовы отбыть прямо сейчас, – доложил Кимирил в поклоне. Он стоял с краю стола, ближайший к королю.

– Ваше Величество! Я готов возглавить поход! – раздался голос Авилара из-за стола. Нингаль не заметила его среди вельмож: сидел он прямо перед ней, вторым, закрытый широко поднятой грудью Кимирила и его богатым витиевато-цветочным венком. Венки в зале украсили почти каждую голову, в честь празднества. Вскочивший с места Авилар оказался одним из тех, кто венка не надел.

– Принц Авилар, – отозвался король-отец мягко. – Мы обговорим это позже. Сейчас перед нами стоит другая, не менее важная задача. Я собираюсь испросить совет прямо сейчас и надеюсь встретить единодушие.

Эльфы дружно закивали головами, навострив длинные уши, торчащие из-под душистых венков. Кимирил и Авилар сели.

– У Ладонии, – начал Арнэлан покойно и проницательно, – наконец появился шанс построить карту фундаментальных течений, начертать в умах всё то, что скрыто за преградой подмирного слоя. Всем вам известно, что Нингаль, наша гостья из иного мира, провела за чертой длительное время и сумела выжить благодаря своей уникальности. Ей довелось испытать то, что неведомо ни для одного из ладонцев. Познать небесный механизм и его воззвания. Но есть явления, скрытые от неё самой, законы, о которых она не может рассказать. И вот я предлагаю… (Арнэлан сделал внушающую паузу, оглядывая подданных) …Я доношу до вас свое решение: позволить ей войти в ворота обители времени, в святую святых нашего мира – в Райский сад. Дабы царственный Симург помог Нингаль увидеть сокрытое и непонятое. Поддержите ли вы меня?

Эльфы зарокотали, перешептываясь друг с другом. Брис почти хлопал в ладоши, одобрительно кивая головой, а с дальней скамьи послышался смешливый детский писк.

– Позвольте говорить, Ваше Величество! – Эльф, занимающий место напротив Авилара, медленно выплыл из-за стола, с осторожностью разгибая длинные ноги. Его овальная голова с вытянутым лицом поразительно высоко повисла над столом. Нингаль подумалось, что, пожалуй, это самый рослый эльф в королевстве. Из-за роста он казался особенно худым, но пыльно-голубые одежды покрывали явно крепкое тело с бледной тонкой кожей серо-розового оттенка, на лице и руках хорошо различались кости. Ещё одна запоминающаяся примета – невероятно долго тянущиеся уши, кольями возвышающиеся над макушкой.

– Говорите, советник Прил, – ответил король.

– Как Вам известно, время нынче ненастное, – низкий глуховатый тембр уверенно покатился по залу. – Райский сад – единственное место, куда ещё не проник песок. Но поступи бурь уже слышны у его стен за Черными горами, венчающими его спину. Ворота сада накрепко закрыты, а сам он скрыт за куполом птичьей магии. Чтобы войти внутрь, нужно дозволение великого хранителя.

– Приглашение, Вы хотите сказать?

– Именно так, Ваше Величество.

– Что же… – ответил Арнэлан задумчиво. – Приглашения нет. Но всё же… смею думать… великий хранитель не откажет сыну во встрече с матерью.

Скупое на мимику лицо советника обратилось к принцу Авилару. Нингаль не увидела, как отреагировал принц на отцовское поручение: руки его, возложенные на стол, не шелохнулись.

– Авилар? – воззвал король.

Принц поднялся. Если и овладели им какие-то эмоции, он ничем не выдал их.

– Я с готовностью встречусь с королевой Арнам, Ваше Величество! – твёрдо произнёс принц, будто репетировал эту фразу всю жизнь.

Советник Прил одобрительно кивнул и вновь обратил взор на правителя.

– Эльфы королевства поддержат вас, Ваше Величество! Великий Симург слывёт своим великодушием. Он не откажет во встрече. – И вновь медленно погрузился на стул.

Нингаль ни о чем не спросили. И это радостно. Ей не хотелось отвечать или произносить что-либо, поддерживать вежливую светскую беседу. «Райский сад», «птичья магия» – вот что крутилось в голове неугомонным волчком. В Райский сад ведёт нить её обязательства перед Бильгамесом. Только… Нет ли теперь более важной причины? Хранители времени наверняка дадут подсказку, как отыскать то, что поручил Бильгамес. А могут ли они больше? Ведь теперь есть то, что вскрылось в подмирном слое, и божественным плугом вспахивает душу, даже когда Нингаль понимает, что хочет забыть пережитое и вернуться на привычный путь… Хочет или нет?

«Ты отречённая, тебе нет дела до загадок неведомых пространств и миров! Твой путь определен кланом, а не всеми этими странными явлениями и существами, кто думает, что ты разрешишь их трудности. Твой удел упокоить живых с миром, а не спасать их… Чье-то чужое место сулят тебе! В легендах о Шамбале к бессмертным уже попадали люди… Неужели ладонцы действительно никого не встречали прежде? Как трудно поверить… Память стирает многое – вот что говорил Учитель. Блеск Шамбалы погас много лет назад. Люди, что жили в стенах города, умерли или ушли за бессмертными… Или сами стали бессмертными… Но никто здесь не похож на человека… Время изменило их? Они забыли? Или… Или мне обойти всю Ладонию, чтобы отыскать тех, кто помнит? Надеюсь, царь Симург разрешит мои вопросы!»

К часу Бенну, когда свет неба высок и ярок, эльфы покинули Олеран и ровным потоком поплыли вниз по медленным склонам ветвей, сливаясь с другими группами эльфов, кто тоже оставил жилища, чтобы сойти к самой земле и с благодарностью окунуться в магические течения, прорвавшиеся сквозь толщи почв. Часть эльфов уже скинули расшитые платья и шли в нижних рубашках, с распущенными волосами, ниспадающими свободно из-под венков. Россыпи нежных розово-голубых цветочков сливались в единое полотно, словно густая поляна, роняющая благоухающие лепесточки, что ветром уносит во все стороны.

Внизу, среди широких оснований деревьев-исполинов, под полупрозрачной магической дымкой, эльфы столпились у кромки журчащих ручьёв, покрывающих почти ровную долину раскидистой сетью. Дурманящий аромат вязко текущих алых рукавов, обрамлённых розовыми жидкими как вода токами, поднялся перистыми облачками и потянулся к эльфийским носам игривыми пальчиками. Босые крошки-эльфы кинулись в магические воды, рассекая пухлыми ручонками подобравшиеся к ним запахи. Заливистый детский смех, как любовные соловьиные трели, громко разлетелся по округе. Взрослые эльфы раскрыли в умилении счастливые рты. Бросились следом, подхватили чад под мышки, закрутили их, забрызгивая светлые рубахи красно-розовыми каплями, которые тут же проникали сквозь ткань и бесследно растворялись где-то на коже. Вот все они плюхнулись в воды, показывая младшим, как нужно вдыхать магические пары: длинным вдохом, затягивая ноздрями, запрокидывая голову, смежив веки. Эльфинята потянулись к лицам взрослых, положили ладошки на клинья ушей и с восхищением глазели на заполнившиеся магией капилляры, что зажгли уши ярко-алым, словно факелы среди цветочных клумб. Потом повторяли за родителями, усердно раздувая не только ноздри, но и щеки. Ещё маленькие, слегка заостренные перышки ушей разгорелись весёлыми светлячками.

Придворные избавились от лишних одежд и, разгоряченные долгожданным событием, последовали всеобщему настроению. Нингаль отпрянула от поднявшегося к её ногам ручья и натолкнулась спиной на Бриса.

– Ну-ну, бояться нечего. Эта магия пойдет тебе на пользу, – прогундел белый маг, встрявший в землю словно стена.

– Припоминаю я, что не всякая магия мне подходит… – возразила Нингаль, обходя препятствие.

– Эльфийская магия, как важный ингредиент, есть в твоих скляночках, – парировал дед, склоняясь к отреченной. Нингаль с подозрением покосилась на него. – И она изрядно помогла выходить тебя после падения в подмирный слой.

– После того, как меня туда столкнули, – поправила она стальным голосом.

Брис умолк. Он сложил руки сзади, принялся разминать пальцы, бубня что-то под нос, вытянул вперед ногу и вступил в потоки магии прямо в балахоне. Погодя он вдруг задёргался, как ошпаренный, тряся плечами вверх-вниз, выдыхая жалостливо «уф-уф». Все равно, что глупая курочка на углях. Это выглядело так забавно, что Нингаль еле сдержала улыбку.

– Эй, Брис! – крикнул повеселевший Кимирил, окуная плечи в месте поглубже. – Ты б не рисковал так. Чай, не эльф! Если тебя хватит кондрашка, не найдется лекаря, кто выправит твой рассудок! Посиди на бережку, позже я поручу принести тебе свежих фруктов с сада, что разродился вешними плодами! Ненасытный ты проходимец!

И со смехом опустил голову в розовые волны, сверкая красными ушами, как приготовленными на пару крылышками.

Нингаль удивилась фамильярности, с какой главный советник обратился к другу короля Арнэлана. Видимо, их тоже связывает дружба. Возможно, годы совместных странствий. Впрочем, какое ей дело? Она не собирается вникать.

Нингаль огляделась в поисках Авилара, чтобы переключиться на важное, но то ли он затерялся в купальне, то ли вовсе не пришел. Жаль. Она бы хотела узнать подробности их путешествия заранее, а не так, как всегда: когда тебя просто суют в какую-нибудь повозку и везут не пойми куда. Хотела бы она увидеть карту Ладонии, чтоб объять весь магический мир, который, как она слышала, не такой уж большой и буквально выглядит как ладонь с пятью пальцами. А пока единственный путь, который она имела возможность запомнить – путь от Срединной впадины до Ар-нам-нэлана. Просто потому что принц Авилар позволил ей ехать отдельно от старика и его фокусов. Без лишних разговоров.

Мимо проскочил Брис – резвый, с ребяческим смехом. Он задрал отяжелевший балахон, демонстрируя расцвеченные магией тапочки и белые мраморные ноги.

– А, Ваше Высочество! Я бы хотел обмолвиться… – пропел он.

Нингаль обернулась. Принц Авилар стоял позади и неторопливо расстегивал пуговицы камзола. Лицо его выглядело отсутствующим. Но даже внешнее безразличие не лишило черты тёплого благородства.

– Позже, – ответил он с той степенью силы, чтобы пресечь разговор и одновременно не обидеть вопрошающего.

Брис молча поклонился. Авилар сбросил камзол и стянул высокие сапоги из крашенной кожи. На теле его развивалась тонкая белая рубашка, а ноги почти облегали короткие сине-изумрудные штаны, застегивающиеся чуть ниже колен. Принц не стал снимать заколки с волос, но отстегнул короткий меч и аккуратно положил на одежду. Устремился к реке, минуя отступающего Бриса.

«Не лучший момент для решения задачи», – подумала Нингаль, проследив взглядом, как принц с головой ушел во вздыбленную толпой магическую пену. Ей отчего-то тоже захотелось последовать его примеру, но боязнь магии все ещё терзала её. Она нерешительно приблизилась к худому ручью, оторвавшемуся от одного из больших потоков, и окунула носок сандалии. Розово-красные лапки схватили подошву, просочились через швы внутрь, достали до человеческой кожи. Нингаль не ощутила ничего. Тогда она сняла сандалии и, не раздумывая, погрузила стопы по щиколотку. Ничего. Или почти ничего. Лёгкий освежающий холодок.

– Ну как?

«Вот же! Шпион!» – огрызнулась Нингаль мысленно. Пошел бы куда-нибудь уже этот колдун со своими наставлениями!

– Я рад, что ты превозмогла страх… Я вот даже завидую тебе немного, хех…

– Могли бы мы не разговаривать сейчас? – как можно сдержаннее попросила Нингаль, но ей едва удалось скрыть раздражение.

Брис Турага молча уселся на одежды придворных эльфов и скрыл лицо под капюшоном.

Ближе к сумеркам многие эльфы переместились в сады и оранжереи, что богато разбились на многочисленных холмах, венчающих долину у подножия Черных гор. Общаться, веселиться, собирать семена и плоды. Брис ещё долго оставался у магических рек, цедя магию в свои скляночки с королевского дозволения. Нингаль же последовала за эльфами, надеясь все же поговорить с принцем. Но не сумела найти его. Не смог найти и Брис.

***

– Царь уже проснулся? – запальчиво спросила тучная карликовая великанша, взбивая мягкую, раскрашенную магическим огнём подушку, что лежала на широком троне из цельной породы с Чёрных гор. Жёлтые кисточки скользили между её толстых пальцев, украшенных кольцами, бархатная ткань касалась выпуклостей, торчащих из-под декольте пышного бордового платья с множественными оторочками.

– Будители заканчивают последние приготовления, Ваша Милость. Сегодня к вечеру Его Всемилостивейший Государь встанет на ноги, – ответствовал дрожащим голосом смотритель тронного зала – большого круглого помещения с десятками высеченных из металла колонн, подпирающих тяжелый свод пещеры.

– Чудесно, – низкий голос великанши прозвучал довольно, словно ей только что хорошенько отмассажировали пятки. Она разогнулась, обошла трон, с ученым видом рассматривая декоративные завитки, гладкие подлокотники и высокую ромбовидную спинку с ограненным винно-пурпурным самоцветом на кончике высеченного из металла пера.

– Спустись в опочивальню ещё раз. Поторопи лентяев, чтоб не вздумали расслабляться.

– Будет исполнено, Ваша Милость… – Смотритель свернулся почти в два раза, с радостной готовностью уйти. На фоне ширококостной сестры царя Олиданфара он выглядел щуплым и слабым, как будто всегда недоедал.

– И приведи ко мне этого… Как бишь его.... Ну этого, того, кто привез вести из Драконовой долины… – Сестра царя сощурила глаз, подтягивая пальцы к самоцвету.

– Капитан Воцфар, Ваша Милость…

– Его, его! – Она достала жёлтый платок из складок юбки и принялась натирать им основание, куда умельцы подземелий посадили волшебный самоцвет.

– И захвати полироль на обратном пути!

Смотритель тронного зала весь поник: придется скоро возвращаться и выносить непредсказуемо-тяжелый характер Оданифары. Несколько мгновений назад она втащила ему по уху! Только потому, что подушка, на которой обычно восседает царь, повернута не той стороной. Но они же одинаковые! Просто чудовище, а не потомок мудрейших титанов – вот кто эта необузданная женщина! Да простят его Великие Изначальные, но зачем вообще нужны карликовым великанам женщины, если с ними невозможно вести никаких дел без боли и мук? И надо же было царю явиться на свет в одном флаконе с сестрицей! Великанши, слава первоначальным, редкие дети подземелий – и такая неудача… Царёва родственница…

Он спешно трусил под бесконечными грядами арочных анфилад подземелья, пережёвывая дурные мысли. Родился он несуразным, с конечностями разной длины, потому слегка похрамывал на левую ногу, всегда выстукивая рваный ритм по звенящему полу. Его не стеснял сей недуг и скрыть он его не пытался. Левой руке тоже не хватало длины: ею он не мог дотянуться даже до тронного самоцвета, но зато правая рука искусно справлялась со всем. Он вложил много сил, чтобы добиться высокой придворной должности… Но когда царь лег спать на долгие годы, он не предполагал, что сестрица Оданифара, примеряя роль правительницы, станет ходить за ним тенью и превращать время в тянущиеся мучения…

– Смотритель Фнофар! – взволнованный громкий хрип раздался издалека, из-за колоннады, ведущей в нижнее подземелье, где располагались опочивальни для длительного отдыха.

Фнофар остановился, дожидаясь великана. Тот задыхался от беготни по лестницам и чуть не упал на руки смотрителя, хватаясь за толстый живот. Всей тушей бедняга облокотился на ребристую колонну и дал себе секунду перевести дыхание.

– Смотритель Фнофар! – повторил он, выдувая воздух как насос на предельных мощностях.

– Что случилось?

– Царь!.. Царь проснулся…

– Уже? – Кустистые брови смотрителя поползли вверх, открывая удивленные впалые глаза.

– Да, но… Там… Там все пошло не по расписанию… – Великан зажмурился от боли в животе, ладонями упёрся в колени. – …Царь… Он теперь сидит на перинах… Угрюм…

– Ему не спели песню? – в ужасе воскликнул Фнофар, хватаясь за пушистую голову. Завёлся, припустился, переступая как старый искалеченный солдат.

– Нет, но… – Кислолицый великан с трудом сорвался с места, стараясь не отставать от смотрителя. – Музыкантов он не желает слушать… Там этот ещё, как же… Капитан Воцфар…

Смотритель встал колом.

– Воцфар?! Что он там делает?! Кто пропустил?! – взревел Фнофар, пыхтя как заваленная хорошими поленьями печка.

– О-он появился внезапно.. ч-что-то говоря о срочном деле… – запинаясь, бормотал бедолага.

– Из-за этого срочного дела мы и будим царя! Но какого ругадорина этот выскочка сам потащился в царские опочивальни?! – чуть не плача от противоречивых чувств застонал смотритель тронного зала и пуще почесал дальше.

Смотритель Фнофар и подручный смотрителя царской опочивальни второпях покрыли череду винтовых лестниц, спускающихся в самую глубину подгорного царства. Широкие пролёты и запутанные лабиринты коридоров слабо освещались, но зато здесь пахло свежестью и тайной силой, исходящих от разноцветия магических кристаллов, что рождаются сами собой в металлический слоях холмистых предгорий Чёрной цепи. Свет этой магии тускло пробивался сквозь трещины стен и причудливо гулял по тоннелям и лицам спешащих.

Запыханные, великаны подобрались к просторной зале с роскошным спальным пьедесталом, богато инкрустированным самоцветами лучшего достоинства и десятком мягких бархатных подушек, набитых перьями райских птиц. Карликовые великаны славились удачливыми собирателями перьев, то и дело слетающих с дневных и ночных птиц, как отжившие волосы или листья. Хороший товар для обмена или подарка. Особенно ценились перья Жар-птицы – символа царства Олиданфар – теплым исцеляющим свечением. Часто перья помещали в спальнях, как ночник: помимо оздоровления, они дарят красивые добрые сны, оживляя несбывшиеся надежды или сокровенные мечты. Опочивальня царя Олиданфара на этот счет могла вызвать жгучую зависть, ибо перья Жар-птицы светили со стен многочисленными факелами, озаряя пространство ярко и горячо, словно небывалый солнечный закат.

В широком проходе, меж настежь распахнутых дубовых дверей с внушительным засовом, столпилось около двух дюжин великанов, половины из которых здесь попросту не должно быть. Среди них возвышалась фигура капитана Воцфара: подтянутая, мускулистая, пропорциональная, с длинными огненными волосами и кучерявой густой бородой, перехваченными золотыми заколками, – красавец и удалец, редкий экземпляр поистине лучших внешних качеств. Фнофар горько сглотнул, переминаясь с длинной ноги на короткую.

– Что все вы здесь делаете? – пискнул он небрежно и устыдился собственной неуверенности. Почти никто не обратил внимания, устремив все любопытство внутрь опочивальни. Тогда смотритель Фнофар ринулся вперед и, взяв силу в кулак, начал расталкивать нетерпеливых карликов, крехтя и кудахча.

Воцфар заметил протиснувшегося смотрителя тронного зала и легко раздвинул рядом стоящих, чтобы освободить место для уважаемого служителя.

– Что вы здесь делаете, капитан Воцфар? Это ваши великаны? – как можно суровее произнес Фнофар, желая скрыть возникшую вдруг растерянность и неудержимое восхищение статью капитана.

– Мои, – только и ответил тот, наблюдая что-то в зале, чего Фнофар увидеть не мог из-за низкого роста.

Смотритель Фнофар внимательно огляделся, просканировал все доступные щели.

– Где смотритель царской опочивальни? – недоумевал он.

– Упал в обморок, – ответил беспечно Воцфар, не отвлекаясь.

– Как упал? Как в обморок? – смотрителю вдруг сделалось нестерпимо жарко.

– Ну как как! – почти смехом разразился капитан. – Да вот так. Взял и упал. Вон лежит, в ногах у царя.

– Как в ногах? Кто тогда ведет церемонию? Кто переодевает царя?

– Кто-кто? Сам! Вот какой царь у нас!

– Как сам… – Фнофар навострился протиснуться дальше, но Воцфар крепко схватил его за плечо.

– Он не в настроении, – прошептал Воцфар на ухо.

Фнофар с болезненным видом повис между служителями опочивальни, которые тоже не входили внутрь, хотя часть из них должны сейчас находиться при царе, а не здесь. Он задумался, терзаемый подозрениями.

– Это вы? Вы тут набалагурили?

Воцфар не стал скрываться.

– Я глубоко уважаю традиции. Но дело срочное. Церемонии, собрания – это долго и сложно. Мой долг велел донести до моего царя все обстоятельства, не теряя времени даром.

– Да как вам только удалось дослужиться до капитана ночной стражи?! Вы же, вы же… – Фнофар смешался и чуть не сорвал голос на неуместных оскорблениях. – …Вы ещё молоды и мало понимаете в придворной жизни.

– Моих двухсот лет с лихвой хватило, чтобы понять, что не всё старое одинаково хорошо для нашего настоящего и будущего.

Фнофар скривился.

– Это всё дурная дружба с Брисом Турагой диктует вам поступки.

Воцфару замечание не понравилось. Лицо его потемнело, а сам он будто вырос, выпячивая крепкую грудь в прочной броне. Фнофар ощутил, как бывалая пятерня сжала его хилое плечико, и побоялся быть раздавленным боевой силищей.

– Я поторопился, капитан… Сказал не подумав… – пролепетал он, и все же смелость оставила его не до конца и он поправился. – Брис Турага – глубоко уважаемый маг, но не житель Олиданфара, не великан. Он мудро поступает, не влезая во внутренние распорядки царства.

И тут Фнофара осенило. Хитрый, хитрый маг этот Брис. Втерся в доверие к капитану, чтобы проворачивать свои делишки, как вздумается. Пользуется наивностью и доблестью этого со всех сторон выдающегося великана! Нужно отлучить их друг от друга, иначе беды не оберешься!

Воцфар осторожно оттолкнул смотрителя, кивая головой в направлении опочивальни. Прежде зажатый меж великанов, Фнофар вдруг понял, что вокруг стало много свободного пространства. Великаны посторонились, влипая в дубовые двери, и каждый из них с детским воодушевлением устремил внимание в опочивальню. Фнофар последовал за толпой – и увидел царя, владыку сердец и умов подгорной страны, идущего к выходу.

Угрюмость – вот во что одели царя Олиданфара. Ни цветастый кафтан, инкрустированный самоцветами самой изысканной огранки; ни полосатые рейтузы из самой нежной ткани, какую ещё создавали феи в пору наивысшего расцвета ткачества; ни мягкие ворсистые сапоги с такими любимыми царем сложными кружевными рюшами; ни тонны золотых украшений; ни даже его драгоценная корона из сизого металла с далекой периферии, который можно добыть только с трудом изловив гоблина, – ничто не смягчило облик царя.

Фнофар хорошо знал, как важно правильное пробуждение. А пробуждение царя после сотен лет крепкой спячки – вопрос государственной важности. Если царь встал не с той ноги, то страдания ждут всех великанов. Уж он-то знает. Ведь тронный зал – главнейшее из главнейших мест, когда царь бодрствует.

Фнофар замер на длинной ноге, как всегда он делает, чтобы поза выглядела прямой и собранной. Но пошатнулся от волнения и напоролся на холодную сталь чьей-то кольчуги. С болью выпрямился, мучительно дожидаясь приговора.

Царь с нахрапом приблизился, блестя сощуренными глазами из-под нависших нечёсаных бровей. Его длинные волосы, сплетённые в пять толстых кос, шевелились в воздухе как клубок отъевшихся но ненасытных змей. Растрёпанная борода острыми кольями искала жертву.

– Ну? – сказал царь Олиданфар гортанным, ещё спящим голосом. – И какая жаба решила, что царю необходимо ещё поспать, когда в мире вытворяются такие события?

Фнофар открыл рот, но правильная фраза ещё не успела сформироваться в его голове.

– Всемилостивейший Государь, – начал смотритель привычно.

– Я знаю! – как молотом рубанул царь. – Я вас всех на дыбу натяну! Зажравшиеся лоботрясы! Быстро мне бричку запрягай! В Ар-нам-нэлан еду!

И тут в царские колени упал Воцфар.

– Позвольте сопровождать Вас, Всемилостивейший Государь! – с восторженным преклонением воскликнул он, склоняя голову, воздевая вверх сложенные в кулак руки. – Моя жизнь и моя секира сослужат хорошую службу!

Царь Олиданфар с интересом взглянул на виновника своего не традиционного пробуждения.

«Высоко метит!» – подумал Фнофар неприязненно и решил встрять.

– Всемилостивейший Государь! – в голос смотрителя вернулись уверенность и смелость. – Воцфар – капитан ночной стражи и очень нужен здесь в ваше отсутствие. Ведь Олиданфар без Вас окажется слабее. И, конечно же, в виду того, что порядок пробуждения и введения Вас в курс дела был нарушен, смею сообщить прямо сейчас, что нападение ночных тварей усилилось за последние годы. Такие талантливые молодые великаны, как Воцфар, незаменимы на своих местах.

Фнофар не смотрел в сторону Воцфара, налегая на царя. А Воцфар тем временем с благодарностью принимал столь хороший порядок обращения к царю – никто сейчас не видит его лица, неприлично взбухшего от злости. Но решение за царем.

Царь долго раздумывать не стал. Доводы смотрителя показались ему разумными и достаточными. Он отдал Воцфару короткий приказ остаться в Олиданфаре и потерял к нему интерес, следуя за наставлениями смотрителя тронного зала. Оба они ушли, оставив раздавленного вояку со своими великанами. Остальная братия – помощники смотрителя опочивальни – бросилась к начальнику, все ещё без чувств повисшему на выступах царской лежанки. Кто-то откачивал его, кто-то прибирался в зале. Воцфар смотрел на все с тоской и разочарованием. Мечта о том, чтобы стать личным охранником царя, рушилась на глазах.

Нет! – воодушевился он. Он так просто не сдастся! Сейчас же пошлёт весточку Брису! Пора уже и белому магу потрудиться для друга!

С такими мыслями он поднялся на крепкие ноги, собрал своих и покинул царские опочивальни.

***

Нингаль и Авилар в сопровождении небольшого отряда из приближенных принца уже несколько суток двигались в направлении Райского сада. Всю дорогу отречённой не удавалось поговорить с принцем: он всегда находил себе какое-то дело. Кроме того, ей показалось, что королевскую особу постигло разочарование, когда тот узнал, что человеческая женщина не умеет ездить верхом. Объяснять принцу, что в её мире никто не ездит верхом, а все копытные животные используются как тягловые и вьючные, она не стала, ибо подобный разговор лишен практической цели. Если принц когда-либо и смотрел в Озеро Пределов, то очевидно не в её время. Так что пришлось снарядить небольшую агалузу, покрытую тентом, в которой Нингаль ехала, а точнее плыла, в одиночестве. Сам же принц ловко управлялся с какой-то невероятной ланью: чрезмерно крупной – больше любого быка – мускулистой, с высокими золотыми рогами, медными копытами и серебряной шерстью. Принц часто обращался к ней по имени Керинея, а Керинея в свою очередь переговаривалась с ланями поменьше – на тех восседали остальные эльфы. Звуки, с которыми шевелились пухлые губы лани, напоминали Нингаль то трение деревянной палочки о деревянные зазубрины, то отрыгивание, то собачий лай. Принц похлопывал её по мощной шее, когда та заводилась слишком сильно.

Эти животные сами, или ведомые эльфами, часто сходили с тракта и протаптывали параллельные пути, не заботясь о магнитных приспособлениях, которых оказались лишены. Не летающие копытные определенно нравились отреченной больше, чем странные кони Бриса. Привычным стуком копытец и шуршанием травы под ними, из-за чего эльфам приходилось останавливаться на ночлег, что, конечно же, увеличило время в пути. Вероятно, лани не столь выносливы, сколь кони ветра, и им необходим еженощный сон.

Последние часы Нингаль ничего и никого не выглядывала: спряталась в глубине агалузы в тщетной попытке остановить рой мыслей. Согнула спину колесом, приперла лицо к рукам почти в молитвенной позе. В таком положении и застал её принц Авилар. Он приблизился тихо, к открытой области тента. Нингаль и не заметила.

– Скоро будем на месте, – доложил он, едва поворачивая голову.

Нингаль вздрогнула, распрямилась.

– Ваше Высочество! – тут же взвыла она, раздвигая края тента. – Мы можем обсудить кое-что?

Принц замедлился.

– Конечно, – ответил он и поравнялся с агалузой так, чтобы им обоим было удобно смотреть друг на друга.

И всё же Нингаль пришлось приподняться: гибкая спина Керинеи несла принца высоко над землей, и потому лицо его, охваченное светом дня, повисло над ней словно божественный лик с небес.

– Что ждёт меня в Райском Саду? Что требуется от меня? Опасен ли великий хранитель Симург? – выдала Нингаль как на духу. Она подтянулась насколько могла, облокотившись на кромку агалузы, но от чрезмерного рвения локоть съехал. Нингаль пошатнулась и чуть не упала обратно на скамью.

Перед носом вдруг замаячила изящная королевская рука, а взгляд принца отозвался по-дружески участливо. Отреченная рефлекторно отпрянула.

– Ну же, поднимайтесь сюда, Нингаль, – тепло улыбнулся принц, подзывая пальцами. – Здесь будет удобнее.

Отречённая решила, что огромный олень не страшнее летающей агалузы. Раз уж она освоилась с этой штукой, то и с оленем справится. Протянула руку.

Керинея вдруг заверещала агрессивно, играя мускулами под ногами Авилара. Отнесла принца в сторону леса, так что принцу снова пришлось хлопать преданную лань по шее. Он улыбался и что-то говорил ей на ухо. Золотые рога ходили ходуном вверх-вниз, ноздри животного раздувались.

Когда они вернулись, принц предпринял вторую попытку. Только на этот раз уверенности у Нингаль поубавилось.

– Всё в порядке, – подбодрил Авилар. – Забирайтесь. Один урок верховой езды за ответы.

Кажется, настроение у принца замечательное, подумалось Нингаль; ей даже почудилось, что и её собственный настрой выправляется в лучшее русло. Животное наверняка послушно принцу, оно не станет мешать. И решительно подала руку.

Тонкие эльфийские пальцы мягко сомкнулись вокруг её ладони и с такой силой потянули, что отречённая от удивления забыла как глотать. И вот уже она сидит между принцем Авиларом и мощной шеей Керинеи, бочком, зажатая с двух сторон, со свободно свисающими в одну сторону ногами, и чувствует себя беспредельно странно, совершенно не готовая скакать на взбалмошном магическом звере.

Керинея подпрыгнула, уж неизвестно отчего: то ли напугать, то ли поприветствовать наездницу, но оттого Нингаль вцепилась в серебряный загривок с лицом, полным отчаяния. Ухватилась крепко за мягкие металлические шерстинки, которые смялись в её кулаке и чуть не порезали кожу.

– Держитесь лучше за меня, – прозвучал Авилар над самым ухом, довольный и как-то уж слишком радостный, что определенно причинило Нингаль серьезный дискомфорт, все равно если б ей подложили ежа под задницу. Не очень-то угодное чувство, когда тебя, беспомощную точно калеку, укладывают меж двух превосходящих сил, упивающихся своей властью. Забытое чувство, из самого пыльного детства. Но делать нечего – надо протянуть руку за спину эльфа и держаться! Держаться, что есть силы, потому что помчались они быстро, будто наперегонки с самим временем. Воздух забил ноздри и глаза, пропали запахи окружающего леса, да и лес убегал так, что превратился в сплошные тянущиеся линии красок. Никогда прежде Нингаль не знала такой скорости, пугающей и возбуждающей дух одновременно. Позже принц все же пожалел человеческие чувства – тогда они пошли медленно, приминая блестящими копытами хрустящий желтый тракт.

– Симург добр, – заговорил принц, а его тёплое дыхание легло на остывшую кожу отречённой. – Как подобает истинному царю. Он несёт непростое бремя, будучи главным хранителем времени и знаний, что сокрыты в нем. Он живет скромно, никогда не покидая Райского сада. Даже в свой час его величественный голос можно услышать только прислушавшись к голосу ветра. Он не взмывает в небо, но громко провозглашает с вершины первого древа мира.

– Поэтому я никогда не слышу пения между полуднем и поздним днем, – задумчиво произнесла Нингаль. Она уже не держалась за принца, предпочтя сложить руки на коленях. Керинея шла ровно, если не сказать – плыла – грациозная, гордая, словно любимица богов.

– Вы просто не слушаете, – заметил Авилар, улыбаясь. Нингаль не возразила.

– Кто они – хранители времени? Способны они покидать мир Ладони?

– Просто птицы, – ответил принц. – Исполняющие начертанное, как и мы. Они появились в Ладонии позже, охладив наш пыл и гнев, вражду народов, бьющихся за земли, которые не могли найти хозяев, потому что хозяева ослепли от битв или смотрели не туда, не умеющие понять, где источник истинной силы. Ладонии грозило статься сиротой, если бы Симург и его подданные не показали нам, куда мы придем с нашей дерзостью. Я не знаю, способны ли птицы времени покидать наш мир, или же они заперты здесь так же как и мы. Никто не способен отследить пути их полета. Они поднимаются высоко, что пропадают из вида даже самого зоркого глаза.

Нингаль поймала себя на мысли, что заслушалась струящимся голосом принца, плавным и серьезным. Он говорил не медленно и не быстро – так, как надо, чтобы плыть по его речи в приятном темпе, остужающем любые мрачные мысли и эмоции.

– Раньше, – продолжил он, – райских птиц-покровителей было больше, а сутки были длиннее: длиннее день, длиннее ночь. Тридцать шесть часов вместо нынешних двадцати четырех. Часть птиц исчезли: сначала одна, потом другая, затем хранителей резко уменьшилось на десяток. Симург не открыл тайну исчезновения ни единому ладонцу, даже вашему наставнику.

Наставнику?.. Нингаль растерялась, примеряя роль наставника на последних встречных. Конечно, он имеет в виду Бриса… Но какой же он наставник? Да и зачем ей теперь наставник? Она ведь собирается вернуться домой и жить в своём мире, где наставления старого волшебника без надобности.

Керинея взбрыкнула, отбивая копытом по дорожному настилу. Принц отклонился вбок и при этом накренился вперед – Нингаль горячо ощутила неуместную близость, стреляющую куда не следует. Подобные ощущения она изредка испытывала на боевых тренировках с товарищами по клану, странные и волнующие, совсем не про боевой задор – мимолетная, приятная близость и, конечно же, вредная… Хотелось бы, чтобы принц вернулся на исходную. А он все высматривает что-то ответственно серо-голубыми алмазами глаз, опуская задумчиво тонкие брови, готовые сорваться с лица яростными стрелами, что непременно попадут в цель.

– Тракт разодран, – озабоченно произнес Авилар, элегантно изгибая четкие линии тонких губ. Нингаль только сейчас со стыдом осознала, что всё это время смотрит на него, изучая как работу какого-нибудь гончара или ювелира, кто снискал славу талантливого мастера. А разодранный тракт её совсем не интересовал.

– Это помешает идти дальше? – очнулась она, потупив взгляд куда-то в виднеющийся кусок тракта.

– Нет, – ответил он. Принц наконец оторвался от её прижатого к груди плеча, и теперь между ними вновь пролегло тонкое ущелье воздушной прохлады. – Но нужно залатать.

– Не волнуйтесь, – добавил он деликатно, устремляя к Нингаль чистейший взгляд, от которого в животе отреченной вдруг начались спазмы, похожие на сильный голод. – Мы не задержимся здесь. Я оставлю своих воинов – они исправят.

Прошло некоторое время, прежде чем сопровождение достигло их и Авилар деловито поручил, что, кому, зачем. Нингаль не слезала с Керинеи, вросшая в мускулистые плечи, и опасалась даже двинуться, не зная, как отреагирует темпераментное животное с одиноким чужим наездником на загривке. Потом Авилар вернулся и лихо вскочил на спину лани, так что Нингаль почти не почувствовала этого движения. Затем они тронулись дальше.

– Ночные звери, – ответил он на не высказанный вопрос. – Они не слишком умны, у них нет манер, только звериный голод и агрессия. Обычно шастают в диких лесах, подбираясь к дорогам за жертвами, кто по глупости или забывчивости выдал себя. Но есть и те, кто любит поиграть и подразнить охотников. Ругадорины. Эти – хитры и кровожадны, не знаешь, когда сам перестаешь быть охотником и становишься жертвой. Вот такими отметинами на дорогах они и привлекают противника. Но светлые эльфы всегда остаются в стороне. Такие игры подходят только эльфам Драйтагола. Спортивная охота за ночными трофеями – настоящий культ среди них.

Очевидно, принц Авилар осуждал подобные игры, не видя в них благородства и пользы. Он подчеркнул, что ругадорины охотятся только на тех, кто охотится на них, а в обычное время предпочитают кромсать себе подобных и других ночных созданий, не трогая дневных. После таких битв случается встретить на лесных прогалинах месиво разодранных тел и деревьев – земля такое восстанавливает не сразу, а тела ещё долго тлеют, издавая густое зловоние и шипение разлагающейся плоти.

– Вижу, такие подробности о Ладонии не слишком интересны Вам, – вдруг резюмировал принц, снова бросая на Нингаль редкий, но открытый взор.

– Конечно же, интересны! – возразила Нингаль, понимая, что принцу не достает проницательности. – Хорошо, когда воин осведомлен об опасности.

– А Вы воин?

– Приходится им быть. Не простое ремесло! – Нингаль умолчала, что иногда её нанимают как убийцу, который подкрадывается к жертве как тот же ругадорин и убивает исподтишка. Наверняка принц думает, что такое поведение не достойно настоящего воина. И, возможно, он прав… Да что такое, в самом деле! С чего бы ей вдруг вымышлять о своем моральном облике перед дышащим существом! Клан бы осудил за подобные сомнения.

Далеко впереди возникла высокая завеса – синеватая полусфера меж частокола лесов, вкопанная в землю. Она стягивалась кверху мерцающим огненным цветком: её оранжево-жёлтые языки лизали небесный свод и расходились во все стороны паутиной, окропляя сиреневый цвет пылающей жизнью. Словно волшебный оазис купол притягательно взывал, пойманный в кольцо молчаливых гор. И вот, прямо на глазах, чаша раскрылась, извергла вулканом горячие брызги и взорвалась высоким столбом ярко-алого цвета. Затем столб распустил широкие крылья и вьющийся лианами хвост, верхушка разошлась на множество отростков – хохолок – и завертелась по сторонам. Показался изогнутый клюв – как стая ястребов, вылетевших на охоту, он проколол воздух длинным острым криком. До мурашек: от близости совершенного чуда.

– Феникс, – прошептала Нингаль, опасаясь нарушить пробирающую душу картину.

– Час заката, – добавил принц. – Будем на месте в поздние сумерки.

Феникс взмыл ввысь и пронёсся над их головами, улетая выше, пока не скрылся из вида, оставив шлейф волнующей песни, в которой перемешались голоса морских и горных птиц, свистящих глиняных свистулек, трескающих бубенцов, полных свободы и надежды.

К вечеру они добрались до Райского сада. Широкие ворота из перламутрового материала, напоминающего что-то среднее между горными кристаллами и белым металлом, стояли запертыми на изрезанный узорами круглый засов – словно шкатулка с сюрпризом. Желтоватые и гладкие, как отполированная кость, увесистые наличники с ритмическим рисунком выдавались вперёд и венчались искусным декором в виде сплетения стаи птиц. Зелёная изгородь, охватившая ворота со всех сторон, протиснула кудрявые веточки между изгибистых пазух и приветствовала болтающимися на ветру листочками. Защитный свет купола сходил сверху струящейся накидкой. Пахло молодой травой, дурманящими цветами, медовой сладостью.

Принц Авилар спрыгнул с Керинеи и подошел к воротам.

– Почтеннейший Симург, царь всех птиц, позволь войти в твою обитель, – не громко, но с достоинством произнес он, прикладывая руку к засову.

Сад не ответил: засов не щелкнул, дверь не подалась. Принц выждал минуту и вернулся обратно ни с чем.

– Мы не войдем, пока Симург не позволит. Будем ждать. – И протянул руки. – Слезайте. Я помогу.

– Я и сама… способна спуститься… – проронила Нингаль, приноравливаясь к ходящим мышцам насмехающегося над ней животного.

Принц загадочно улыбнулся, снисходительно сложил руки на груди.

Нингаль сгруппировалась и вжалась пальцами в толстый слой серебряной шерсти. Керинея взбрыкнула, норовя помешать прыжку, но Нингаль ловко оттолкнулась и спрыгнула. Приземлилась рядом с принцем и не торопливо выпрямилась, довольная успехом. Керинея пустилась наутек. А принц только кивнул головой и отправился к воинам.

– Принц! – позвала Нингаль, пока тот ещё не скрылся в ворохе поручений самому себе. Он обернулся, вопросительно взирая.

– Что меня ждёт?

– Никто не знает, – пожал плечами Авилар и двинулся дальше.

Хотела бы она ещё поговорить с ним. Расспросить о матери. Почему-то мысль о матери Авилара взволновала её. Когда в последний раз они виделись? Какое чувство овладевает им, когда он думает о ней?.. Ах да, и ещё она совсем позабыла поблагодарить его! Поблагодарить за то, что он каждый день спускался в подмирный слой, чтобы вызволить её из смертельной ловушки, подвергая себя опасности.

***

Ночь встала тёмная, как обычно, без исключений. Высокий лес заснул, вверяясь тихому безветренному времени; воздух похолодел, и даже благоухания жизни скрылись в цветочных бутонах и скрученных листьях деревьев, чтобы сохранить тепло и безопасность. Кортеж царя Олиданфара недавно разбил лагерь, отдалившись от эльфийского тракта, но ещё не ведал сна, заканчивая последние приготовления. Царь Олиданфар только что плотно поел и поглаживал продолговатые рога Хейдруны – одной из крупных крепких коз, что впрягались в его бричку резвой четверкой.

– Заботливая коза, – шепнул царь в большое белое ухо. – Кто как ни ты накормит царя лучшим мёдом с молоком! Отдыхай, милая моя, завтра ещё одолеем версты безвкусных земель короля Арнэлана. А там и домой скоро обернёмся!

Выпуклые глаза животного опьянело сомкнулись, вытянутая бородатая голова опустилась на сложенные ноги. Коза издала сонливое урчание и погрузилась в сладкую дрему.

Царь поднялся и с любовью оглядел белые рогатые клубочки, прижавшиеся друг к другу в центре царской палатки. Несколько желтоватых самоцветов в круглых лампах на металлическом каркасе выхватывали спящую композицию несмелым освещением.

– Славно, славно… – тихим гортанным прозвучал царь, задвинув кулаки на свои выпирающие бёдра. – Эльфы подадут к столу вешнего – и молоко станет ещё питательнее и вкуснее…

За стенами светонепроницаемой палатки послышался звук: то ли треск, то ли позвякивание. Не похоже, чтобы все слуги и воины отправились на покой. Царь прислушался. Где-то рядом шуршали, будто крыльями или хвостом. Олиданфар накрыл лампы тканью, чтобы струи света не выбились на воздух, подхватил подол ночного платья и увесистую булаву, и крадучись направился глянуть, кто нарушает тишину в лагере. Высунул голову из укрытия.

В ноздри ударил запах смерти: старой заскорузлой грязи и крови. Издалека несмело бил свет другой палатки: мерцал сигналом бедствия, но едва ли охватывал и полметра – на видимость почти не влияло. И всё же какое-то движение ощущалось. Прямо здесь, буквально на расстоянии броска. Царь прищурился, в готовности сжимая оружие.

– Псс, – послышалось сбоку. Голос одного из воинов. В другой ситуации подобное обращение к царю каралось бы тяжким наказанием, но не в этот момент.

Рука воина обхватила запястье царя и потянула вниз. Олиданфар присел на корточки и теперь смог различить движущуюся тень на фоне световой щели – извивающийся хвост. Прислушался – тихий звук причмокивания и трения доносился от самой земли.

– Они утащили его прямо из палатки, – прошептал воин как можно тише. – Какие-то твари. Я таких не видел никогда… Прокрались тихо… Знали, что мы здесь.

Воин вдруг вскрикнул. Его смолкающий голос унесся вверх, а застывший царь ещё долго чувствовал холодный ветер промелькнувших перед носом крыльев. Затем ночное затишье раскачали протяжные посвистывания, похожие на смешки, и постукивания, все равно что по доскам, а после царь уловил топот множества ног высыпавших из палаток великанов. Действо крепко обещало привлечь новые опасности. Осталось только биться в полную силу.

Царь перекинул булаву, быстро извлек её из защитного чехла. Магия древних подземелий яростно ударила из шарообразного утолщения, наполненного мощью самых лучших самоцветов, когда-либо найденных великанами. Царский лик обуяла игра контрастной светотени.

– В бооооой! – заорал он бешено, бросаясь на невидимую тварь, пожирающую его подданного. Булава громко рассекла воздух, впеклась монстру в рыло. Свет камней мимолетом выхвалил клыкастую окровавленную пасть. Олиданфар успел рассмотреть хищные прорези глаз, влипший нос с тонкими ноздрями, острые уши, похожие на эльфийские, длинные чёрные волосы – черты явно женские. Но гадать, кто это, было не время! Сбоку налетел целый ворох крылатых бестий, визжащих и смеющихся, норовящих достать до царя когтистыми лапами, точно бесчисленная стая летучих мышей, хлопающих тонкими кожистыми крыльями.

Тут подоспела боевая братия великанов и вступила в бой, защищая царя. Тяжелое оружие, инкрустированное самоцветами, взлетело в воздух и принялось месить врагов, впиваясь в их тела неистово и резво. На лужайке зажглась разноцветная феерия магического света, кровавых брызг, безудержного движения.

Олиданфар вцепился в лапу одной из летуний, стараясь спустить на землю и помять ей лицо.

– Отцепись, мясо! – неожиданно заверещала жертва, пытаясь вырваться. Тщетно: царь держал так крепко, что ни одна сила не смогла бы разжать его пальцев. Долгий сон в магических подземельях щедро напитал его мышцы.

– Оно разговаривает! – в пылу загоготал он, немало удивляясь. Теперь он пожелал изловить её, утащить в палатку, накрепко связать. Маги Мерумоски или эльфы Ар-нам-нэлана хорошенько изучат эту тварь и внесут в список особых нарушителей.

Рывком Олиданфар метнул крылатую на землю. Он прыгнул на нее, нацелившись вырубить из сознания. Почти дотянулся до шеи. Но позабыл про хвостатость пленницы! Та размахнулась и обрушила тяжелый чешуйчатый хвост на голову карлика. Царь отлетел, точно пушечное ядро, выбил стену из своих и чужих. В голове помутилось, но он быстро воспрял и бросился на ближайшую тварь, что впилась зубами в шею одного из воинов и неудачно повернулась изогнутой в экстазе спиной. Мстительно булава приземлилась на её бьющийся по земле хвост. Бестия издала скрипучий вопль, отбросила тело, зашипела в поисках обидчика – и смолкла: царское оружие размозжило ей череп.

Олиданфар огляделся, озверело ища мерзавку, что метнула его словно булыжник.

– Эй, мясо! Ты испачкало свою чванную рубашку! – дунуло в самое ухо. Гадина схватила царя за волосы и играючи потащила по земле.

– Царь в опасности! – раздался голос неподалеку. Но Олиданфар не ждал помощи, он изловчился и ударил булавой по руке твари. Тварь взмыла вверх, прижав разодранный в клочья локоть, а царь ликовал, не замечая, что рассек себе голову. Двое великанов схватили его под руки и потащили подальше от мешанины битвы, размахивая оружием перед слетающимися монстрами. Олиданфар крепко сжал булаву, готовый вырваться и напасть. Он выглядывал раненую девку и желал добить её.

Она вернулась. Толкнула сверху, переломив шею одному из воинов. Второй прикрыл царя, переваливаясь в развороте навстречу когтистым лапам. Он рубил во все стороны, но не мог дотянуться до ловкой летуньи. А та смеялась и лавировала маятником то вверх, то вниз. Её рана исчезла. Здоровая рука демонстративно парила в воздухе.

– Я тебя выпью, сладкий толстячок! – пропела она, словно примадонна на театральных подмостках. Её тело обуял свет от боевой подтанцовки. Стройное тело с бледной кожей, открытая грудь под прозрачной туникой, болтающейся на сосках. Да, эта мразь оказалась одета. И всё равно страшная: на морду, и ноги как у рептилии – с мощными ляжками и острыми коленями в чешуе. Откуда взялись такие в Ладонии? Ненасытные и говорящие!

Она спикировала. Но не достигла цели. Из темноты вырвались иные твари, с голодным надрывом вонзаясь в неурочный кровавый бал. Девку на лету перехватила огромная рычащая пасть. Челюсть сжала ее посередине, разломав костяные крылья. Царь Олиданфар, горящий яростным запалом, выхватил секиру у своего воина и с разбегу сиганул в воздух, замахиваясь оружием над торчащей головой потерявшей превосходство летуньи. Ударил, ревя от возбуждения. Башка отвалилась, запрыгала по земле мячиком. Царь упал, перекатился, добежал до трофея, схватил за черные волосы и быстро, делая ноги, помчался с поля боя, пока пасть не сожрала его.

Ругадорин. Огромный, объемистый, покрытый темной шерстью, на четырех мускулистых лапах, способный менять окрас и делаться невидимым – зверь опасных оврагов и холмов Ладонии, примчался, чтобы пировать среди полчищ разбушевавшихся созданий; приволок с собой других жертв, чтоб и те попотчевали себя перед смертью, ибо ругадорин жаден и неутолим. Он взревел, грянул лапами оземь как по барабану. Выплюнул добычу, ворочая шершавым языком по зубам. Чихнул. Выдыхнул слизь из ноздрей. Махнул головой, вспахивая землю, и добыл другой улов, привычный языку и желудку.

Остатки карликовых великанов, видя, что кровопийцы вынуждены теперь так же, как и они, отбиваться от ночных созданий, собрались в кучу и попятились к лесу, прихватывая оружие поверженных товарищей. К утру от тел ничего не останется, а одежду и скарб разберут мелкие духи, живущие в шалашах на корневищах вырождающихся деревьев. Почти всё как обычно. Кроме этих кровопийц.

Великаны погасили оружия: кто окутав тканью, кто с помощью заклинания – и сплоченно спустились в расщелину, скрытую под крышей из огромных ссохшихся корней, не известно как здесь возникших. Кто-то внимательный сообразил, что это мёртвые корни Красного дерева, но всем остальным не было дела: царь Олиданфар оказался тяжело ранен. Удар хвостом, который пришелся на голову, нанес серьезное повреждение, прорезав ткани до кости. Только покинув поле брани, царь ощутил слабость и теперь повис на руках воинов как тряпичная кукла. Он потерял много крови – сознание покидало его. Беспокойство о брошенной Хейдруне – последнее, что он смог выразить.

Воины аккуратно застелили под ним тряпки, замотали голову, и теперь скорбели о походном лекаре, что лег в битве одним из первых. Кто-то вспомнил азы лечебной магии и несмело воспользовался несколькими самоцветами, чтобы улучшить состояние царя. Дыхание Олиданфара выравнялось, но тело таяло.

– Нужны эльфы, – прошептал кто-то решительно.

– До города рукой подать. Я пойду! – вызвался другой.

На том и порешили.

Глава 7. Утро плохих вестей

Вельяница бежала почти весь путь, держась леса, и лишь однажды ей пришлось выйти на заезженную дорогу – Кольцевой тракт, который она прошмыгнула перед самым закатом. В ночи княгиня скрывалась в ветвях деревьев и слушала, как ночные звери шастают по оврагам и пригоркам в поисках неудачливых путников или рвут друг друга, жадные и голодные. Она не боялась. Помнила врага хитрее и опаснее.

Близко к рассвету Вельяница достигла топей Братской дуги – длинной узкой подковы, огибающей Драконовую долину. Почва здесь становилась мягкой, почти лишенной растительности. Под толстым слоем серо-бурой тины, врезающейся в приподнятые края долины, медленно шевелились густые потоки старой магии, которую ладонцы ни к чему не смогли применить: свойства её до сих пор оставались неясными и удивляли бесполезной нейтральностью. Из неё же торчали Бугры Семиречья: семь широких невысоких холмов, равномерно раскиданных по всей дуге и занявших удобные местечки прямо посреди означенных путей, ведущих в главные города Ладонии: Олиданфар, Ар-нам-нэлан, Драйтагол, Мерумоску, Вельяницу, Шиф и Мастер-город.

Холмы напоминали лысые курганы, всегда подернутые в основании сизым туманом, и стояли нетронутыми веками. Когда-то их пытались раскопать, но чёрная слизь, обильно вытекающая из загадочного нутра, разила ладонцев тяжёлым дыхательным заболеванием, и многие умирали от удушья. Эти бугры называли ещё ворами дыхания или народной смертью. Жители Ладонии обходили их, проложив означенные пути вокруг холмов на безопасном расстоянии. И всё же Бугры Семиречья не представляли большой опасности, ибо толстое покрывало тины плотно завернуло их склоны крепкими объятиями. Некоторым удальцам удавалось даже извлечь слизь и с успехом применять её для создания наркотических веществ, что позже выросло в популярное явление среди постояльцев редких деревушек, встречающихся в глухих местностях.

Городские зеваки говаривают, что галлюцинации от чёрной слизи схожи с видениями от Чёрной Мантии, что и те и другие несут глубокие прорицательные смыслы, с одной лишь разницей: после встречи с первой можно выжить, со второй – нет. Впрочем, промышляли наркотиками только тёмные эльфы, те, что подолгу торчат в диких лесах и смертельно устают от изнурительной охоты. Особенно пригрели они холмы Сифарии близ Шифа, оголтело носясь не только за бедными ругадоринами, но и вообще за всякой ночной живностью, превращая охотничьи дворики в ярмарку чучел.

«Сумасшедшие!» – вспомнила Вельяница свой единственный раз, когда ей взбрело в голову поохотиться вместе с тёмными эльфами и остаться на постоялом дворе среди трофеев и чёрного кумара. Каких-то откровений никто из поддатых галлюциногенами ей не преподнес, а скорее уж чаял затащить под уединенную сень хилой крыши. Что им княгиня? Такая же девка, как другие русалки. У русалок и тёмных эльфов всегда находилось больше причин для разногласий, чем для сотрудничества, несмотря на сильную любовь обоих к диким лесам.

Княгиню озадачило, что на пути ей не встретилась ни одна охотничья деревушка. Куда подевались все привалы? Вельяница разглядывала гладкие бока одного из бугров и думала, что тёмные эльфы вряд ли оставили дурные привычки и прекратили рыскать по Семиречью в поисках тонких лазов, чтобы накачать свежей порции слизи. Если только все они вдруг не перестали охотиться. «Ага, перестали!» – фыркнула княгиня и осмотрелась. Не хотела бы она сейчас столкнуться с кем-нибудь из охотников: настроение никак не располагало к горячей встрече. Ждала она встречи иной. Чувства её разогрелись.

Вельяница с волнением взглянула на небо. Рассвет наступил, но Азаран отчего-то молчала. Княгиня заломила руки, надеясь, что не случилось чего плохого. Вина вновь поразила её душу и она чуть не заплакала, едва не нырнув в тихую братскую топь.

Голос птицы наконец пронзил воздух Ладонии, и Вельяница с облегчением упала на колени, прорвав толщу тины и погрузив дрожащие кисти в безжизненный ручей магии. Она крепко сжала пальцы, подняла руки, раскрыла ладони. Черный песок посыпался на колени.

– Зола… – с ужасом прошептала княгиня, вскакивая и отряхиваясь. Беда проникла в самое сердце мира!

Вельяница закрыла глаза, прислушалась к ветру. Повела голову навстречу дуновению и уловила тонкий аромат можжевельника…

«Он здесь!» – Кровь княгини мигом взбурлила. Гнев, ярость, злоба обуяли её жилы.

Вдалеке, средь утреннего тумана и невысокой блеклой травы она заметила темную фигуру. До боли знакомые очертания.

Сначала Вельяница испугалась, мимолетно предчувствую новую боль, но дух справедливости быстро взял верх. Княгиня светочем ринулась к фигуре со всех ног, наполняясь боевой магией. Чешуя под кожей воссияла холодным светом.

***

Нингаль скучала у ворот Райского сада. Прошли почти сутки – небольшой эльфийский отряд дожидался великого одобрения войти в святилище мира Ладони. Отречённая только и делала, что наблюдала, как из купола вылетают хранители времени, отсчитывающие каждый час. Прошлой ночью ей даже довелось лицезреть пару ночных исполинов – Громовую птицу и Руха – прежде, чем глаза её сомкнулись под кустистой изгородью сада.

Скоро вновь появится Феникс, а дело не двигается. Нингаль просунула руку в ветви, проверить насколько толста растительная стена, преграждающая путь. Пальцы легко нащупали пустоты, но длины руки не хватило, чтобы выбраться на просторный воздух. Хотела бы Нингаль просто разрубить ветки, но вряд ли это приведёт к успеху. Отречённая догадывалась, что птичья магия не позволит проделать такую скверную штуку, и тогда Симург точно не позволит войти в сад.

– Что Вы делаете? – услышала она сердитый голос сзади. Принц Авилар вновь подкрался незаметно.

Нингаль выдернула руку с чувством, будто её застали за тяжким преступлением. Она не сразу нашлась, что ответить, поэтому принц успел повторить вопрос.

– …Да я … проверяю толщину стены… – призналась она.

– Зачем?

– Чтобы знать…

Авилар подозрительно смерил человека взглядом, а потом пригласил немного перекусить.

Принц больше не разговаривал с ней после той прогулки на своенравной оленихе. За время стоянки он отлучался несколько раз на один или два часа, оставив лагерь на попечительство товарищей. Нингаль не решалась вновь заговорить с ним, думая, что на его месте её бы тоже не интересовали всякие чужаки, в то время, когда родной мир гибнет. Приятно понимать, что у принца на её счет нет неуместных надежд. Стоит ли вообще разговаривать? Зачем?

Ещё час прошел в ожидании. На Феникса Нингаль не взглянула, ковыряя последнюю глиняную табличку. Текст совсем не шёл в голову. Зато она нацарапала карту мира, чтобы не забыть ни одну деталь. Ладонь обрисовала свою собственную, накидала лесов, круг Драконовой долины, Бугры Семиречья, Ар-нам-нэлан на большом пальце, Драйтагол на указательном, последовательно Мерумоску, Вельяницу, Шиф, где-то на гипотенаре поставила крестик Мастер-города, на тенаре – большой овал подгорного царства Олиданфар. Последним обвела расположение Райского сада – между большим и указательным пальцами, где находится самая кожистая и подвижная часть кисти – и теперь рисовала прилежащие леса и ведущие к саду дороги.

– Не верно. Мы свернули с Кольцевого тракта после Аралиевой рощи, а не до, – голос принца за спиной прозвучал строго. – Так Вы не сможете найти Птичью тропу самостоятельно. Лучше перерисуйте. Если ошибетесь и нечаянно вступите на луг плюща в Аралиевке, то скорее всего останетесь там навсегда. Местные растения враждебно относятся к прямоходящим.

Нингаль молча внимала, ругая себя за невнимательность. Медное шило повисло над бугристой глиной.

– Я не знаю, что это… – Принц указал на табличку, подступая ближе. – Но выглядит не удобно. Вам стоит использовать бумагу и чернила.

– Брис сказал, что… – начала Нингаль, но её прервали эльфийские возгласы. «Ворота!» «Ваше Высочество!» «Ворота открылись!»

Нингаль посмотрела на принца. Вид его сделался взволнованным. То радость или грусть – оставалось не ясным.

– Нам пора. Идёмте! – сказал он спокойно и пошел к воротам, не дожидаясь Нингаль.

Отречённая быстро сложила вещи и припустилась следом.

В сад они вошли вдвоем, без сопровождения. Высокие створы сразу закрылись за ними.

Мир Ладони с внутренней стороны Райского сада заметно преображался. Трава и листва деревьев тяготели здесь к тёплому зелёному, почти жёлтому, как кристаллы гелиодора или цитрина, смешиваясь с сочными оранжево-красными переблесками, полупрозрачными, словно зёрнышки граната на солнечном свету. В ветвях шебуршали разноцветные птички, перешептывающиеся друг с другом заливисто и смешливо, будто горе мира не касалось их; они то и дело перелетали с ветки на ветку, играли в салочки и вытанцовывали восьмёрки, не обращая внимания на гостей. Магический купол высился до неба, ярко-голубой у пушистых крон, фиолетово-синий в самых верхах: сгущающиеся сумерки за границами птичьего царства просвечивали сквозь защитную пелену. В воздухе правило тихое поветрие, душистые обволакивающие ароматы поднимались волнами от земли, срываясь с лепестков красочных цветов, а жужжание мохнатых насекомых, кружащих облачками над лужайками, вплетало в песни птиц низкие акценты. Истинно Райский сад без горечи и бед.

Нингаль услыхала взмах крыльев за деревьями, а потом увидела крупную птицу с длинными худыми ногами и клювом. Та неслась навстречу человеку и эльфу, один в один цапля, только голубая, с золотым хохолком из двух перьев. Приблизилась и принялась оборачиваться вокруг гостей, издавая прерывисто-шипящие хрипы.

– Это Бенну. Полуденная птица, душа рая, – улыбнулся Авилар, следуя взглядом за полетом загадочной цапли. Он повернулся всем телом, вращаясь туда-сюда, протянул руку, чтобы погладить оперение, но птица всякий раз уворачивалась, заигрывая с принцем, на лице которого легкими штрихами отметились ласковость и радость.

Бенну задел крылом спину Нингаль, и та дернулась от неожиданности. Потом толкнул ещё несколько раз, ожидая, что гостья тоже пожелает протянуть руку и поворошить ему перья. Но отречённой такие игры были чужды.

– Кажется, Вы понравились Бен-бену, – произнёс Авилар, очевидно удивленный исходу встречи.

– Бен-бену?

– Так я называл его в детстве, когда бывал здесь с матерью… – ответил он и как будто помрачнел. – Идёмте. Не будем отвлекаться на игры.

Не успели они сделать и несколько шагов, как над кронами деревьев воспарили две величественные птицы, похожие друг на друга синим оперением. Одна из них была крупнее, и выглядела как хищник, с орлиной головой и мощными когтями; хвост её раскрывался длинным веером, из которого выбивались извивающиеся ленты больших клинообразных перьев, светящих кругами как лунное гало. Вторая – поменьше, с крупными лапами и мордой ярко напоминающей собачью. Принц Авилар гордо носит его изображение на спине камзола, заколках и пуговицах.

Под парящим тандемом, из-за группы кудрявых деревьев показалась эльфийка. Прекрасная, как тёплое море среди ясного утра, такая же притягательная и умиротворяющая. Лёгкое платье нежного персикового цвета подчеркивало её стройную фигуру, жемчужный короткий плащ ниспадал по царственным плечам, стоячий воротник, аккуратно украшенный светлыми перьями, открывал тонкую шею. Пышные серо-соломенные волосы толстыми прядями спускались до пояса, а на голове в высоко поднятой причёске мерцала серебряная диадема с синим пером.

Втроём они, как райское видение, плавно приблизились к гостям сада. Птицы опустились на землю, окружили эльфийку с двух сторон. Выразительный хохолок птицы покрупнее склонился к её плечу.

– Симург рад видеть вас в своих владениях, – льющимся как сладкий нектар голосом поприветствовала эльфийка.

Авилар и Нингаль склонили головы.

– И я рада встрече! С вами обоими… – Она потянула ладони к лицам принца и девушки и приподняла их подбородки.

– Королева Арнам, – бесстрастно произнес принц, но потом его голос дрогнул:

– …Мама.

Нингаль взглянула на принца. Глаза его блестели, а уголки рта дрожали. Он хотел сказать что-то ещё? Или просто сдерживал радость вновь увидеть родную мать? Нингаль вспомнила свою… И почувствовала себя неуютно. Потому что не была близка с ней? Или потому что никогда не хотела близости, и потому не могла любить её?.. Любить? Что за глупости! С каких пор её интересуют такие вещи?

– Я давно не королева, – улыбнулась Арнам. – Но всё ещё мать.

Она взяла сына под руку и повела вперёд, в гущу фруктовых деревьев.

Симург и его младший брат Семаргл обступили человеческую женщину, сверкая пронзительными голубыми глазами. Отречённая попятилась и уперлась в шелковый бок Бенну.

– Идёмте, Нингаль! – позвала эльфийка. – Симург проводит Вас до Озера Пределов. И позвольте Бенну попрощаться в Вами. Он признал Вас родной.

Нингаль покосилась на пернатую. Бен-бен выжидающе смотрел.

– Погладьте его. Не бойтесь, – мягко настаивала королева.

– Я не боюсь… – глухо возразила отречённая и запустила пальцы в крохотные пёрышки на длинной шее, стараясь не думать, что обычно убивает птиц для еды. Правда, такую птицу она не посмела бы убить, но и любоваться ею долго не стала б – вредно.

Купол сада вдруг разверзся и кверху полетела сиреневая птица с человеческой головой, украшенной золотой короной. Песнь её походила на печальные стенания, а слова слетали на высоких нотах, рваных как человеческий плач. «Нет спасения», «не ждите помощи», «судьба предрешена» и тяжёлые всхлипы.

– Неизбывна боль в разбитом сердце, – повторила Нингаль последнее, что удалось услышать. Бенну изогнул шею и полетел прочь в рощу.

– Сирин уже тысячи лет поёт о боли мира, предрекая скорую гибель, – пояснила Арнам. – Следуя инстинкту, она старается залечить раны живой росой, которую смахивает с крыльев в час своей власти. Если пожелаете ощутить мир в душе, Нингаль, ешьте яблоки в первый сумеречный час. Роса Сирина делает их целительными для духа. Ровно до часа Гамаюна.

– В Ладонии есть яблоки?

Королева загадочно улыбнулась.

– Пора идти. Путь до Озера Пределов займет долгое время. Сегодня вы не ляжете спать.

Эльфийка не обманула. К озеру они вышли только к утру, прорезав Райский сад насквозь. Им пришлось взобраться на прилежащие к Чёрным горам холмы, поросшие янтарным мхом, и спуститься в тенистую воронку, где и пряталось озеро, закрытое густой шапкой листвы в форме сытого полумесяца. Воды озера тоже изгибались полумесяцем, зажатые в стенках замкнутой впадины. Но воды ли? Конечно, нет. Жидкая магия, прозрачная, цвета молодой мяты, на вид вязкая и почти недвижная – только где-то в глубине она расслаивалась как горячее масло и рождала всестороннее течение, ударяющееся о ребристые изгибы воронки. В центре озера покоилось узловатое массивное дерево, чья крона укрывала озеро как крышка котелок. Невысоко над магической гладью зияло широкое дупло, куда и залетел Симург, выставив царственную грудь под неровную тень листвы. Взгляд птичьего царя призывно искрился.

– Это дерево семян. Мать всех деревьев Ладонии. От неё ладонцы получили первую пищу, когда почвы мира ещё не обрели своей плодоносности. Симург помог ей разнести волшебные семена по миру, в те времена, когда воинствующая буря юных ладонцев начала угасать. – Королева Арнам встала у кромки озера, держа принца за руку. Авилар опустил голову и взглянул на мать так, будто прошлое лежит виной именно на его плечах. Арнам успокаивающе улыбнулась.

– А что же ели ладонцы во время войны? – удивилась отречённая, взирая на грубую кору, покрытую шершавыми красноватыми пятнами, будто об неё тёрли морковь.

– Ничего, – ответила Арнам. – Новорожденные ладонцы не нуждались в пище. Переполненные магией мы не нашли лучшего применения ей, чем биться друг с другом.

– Вы бились за земли, верно?

– За источники магии. Без разбору. Желая получить во владения все сразу. Не поняв, что магия сама выбирает себе хозяев и не дается в распоряжение, если ты просто захватишь её. Райские птицы помогли нам прислушаться к нашей крови. Только с их помощью мы обрели покой и направление в жизни.

– Вы… уже жили тогда?

– Жила. Многие жили. Но с тех пор и многие сгинули, пытаясь найти выход из мира Ладони… Сначала из любопытства, потом – когда нас настигла беда.

Нингаль задумалась, глядя, как Симург склоняет голову к озеру и всматривается в гладь.

– Есть ли у меня время услышать, как появился ваш мир? – спросила отречённая.

– Время – всё, что есть у живых. У каждого – свой отрезок. У человека он мал и краток, но и в нём найдутся минуты для рассказов и легенд. – Королева Арнам источала дивное радушие и нежность, какой Нингаль никогда не встречала среди человеческих женщин, даже знатных. Как тут не проникнуться к ней лучшими чувствами? Впрочем, принц Авилар выглядел рядом с ней обыкновенно невозмутим, он лишь держался близко к матери и не отпускал её рук.

– По легенде, – начала эльфийка, – две первородные равные силы столкнулись друг с другом. Противоположные, они притягивались и не могли избежать битвы. Они бились, пока не иссякли, и оставили после себя лишь тонкий след – магический пузырь в пустоте, наполненный жидкой субстанцией, полной жизнетворной энергии. Позже в пузыре родились первые драконы – драконы воды, созидания и блага. Они сотрясали, взбалтывали и сгущали магическую жижу. Волны поднимались высокие – чем гуще они становились, тем медленнее сползали обратно по стенкам пузыря. Однажды волны застыли, прилипнув к пузырю навечно. Так появился обод Чёрных гор. Часть жидкого стала твёрдой, уплотнилась и осела. Водные драконы остались под коркой новой тверди… А в Чёрных горах родились драконы огненные – драконы воздуха и металла, неистовые и агрессивные. Они распаляли тверди и наполняли пузырь воздухом. Только раз огненные драконы встретились с драконами воды. От их встречи, длящейся тысячи лет, появились другие живые существа. Первые династии ладонцев. Мы – их потомки.

Нингаль задумалась.

– Вы помните своё рождение?

– А Вы? – улыбнулась Арнам.

Нингаль помотала головой.

– Вы встречали драконов? – не унималась она.

– Только в Ущелье Памяти, на скальных рисунках… Есть там и кое-что ещё, в Обители Древних. Затем Вы и здесь, Нингаль. Прошу Вас. – Королева элегантно указала на озеро, предлагая вступить в магические воды. Симург издал пронизывающий орлиный крик. Отречённая вздрогнула.

Она взволнованно подступила к озеру, вспоминая, что вешние течения не нанесли ей вреда. Но значит ли это, что и эта магия будет безопасной? Стоит ли игра свеч? А стоит ли останавливаться теперь, когда сама явилась к Симургу за ответом?

Королева Арнам протянула руку.

– Я войду вместе с Вами, – сказала она, и взгляд её наполнился тёплым участием. Вот от кого принцу достались серо-голубые глаза и этот располагающий взгляд. Что уж говорить – вся королевская семья очаровала собой. Нингаль вложила пальцы в ладонь королевы, и вместе они шагнули в магию. Принц остался на берегу.

Всё равно что прохладная речная вода – вот первое ощущение, поднявшееся в теле Нингаль – такое родное и приятное. Магическая гладь расходилась привычной рябью, а цвет её, хоть и неестественно яркий, напоминал лесные озерца, где богато расцветала всякая растительность. Только ноги шли почти без сопротивления, будто магия сама боялась надавить всей толщей, даже когда они вошли в глубину почти по плечи.

Арнам запрокинула голову и окунулась. Губы её раскрылись – она прошептала «повторяйте за мной» и полностью погрузилась. В груди Нингаль забились десятки молоточков. Она не решалась буквально секунду, но потом последовала за королевой, зная, что эльфийские пальцы всё ещё держат её. Магия покрыла Нингаль с головой и унесла в глубины.

Отречённая обнаружила, что всё ещё может дышать. Чувствовала она, и как магия сочится внутрь её тела, как подбирается к духу. Закрыла глаза, или подумала, что закрыла: всё зеленилось во внутреннем взоре, даже пахло зеленью, только что скошенной и хлещущей запахом повсюду. Среди этого болота она едва различила неясные силуэты. Не люди и не звери, не горы и не дома – что-то неопределенное, не лучше того, что виделось в подмирном слое. Почти никаких ощущений… Только внезапно какие-то мутные воспоминания вырвались наружу, утробные, где Нингаль увидела себя формирующимся младенцем внутри матери. Очень странное и сильное чувство, чувство какой-то обреченности и одновременно неимоверной важности. Физически безболезненное, но сковывающее кровь и жилы.

Из видений вырвала Арнам. Потащила за руку и притянула к берегу, пока Нингаль приходила в порядок.

Позеленевшая макушка отречённой показалась на поверхности. Магия сползала с волос и одежды лениво, а глаза беспрестанно моргали, сбивая наваждения. Арнам стояла рядом и смотрела с тонким налётом беспокойства. В её блестящих зеленцой зрачках повис вопрос, но казалось, королева не собирается задавать его.

– Я видела, – сказала она с возбуждением. – Видела то, что пришло к Вам в подмирном слое. Я видела, где рождается магия.

Королева повернулась к сыну, как будто не шелохнувшемуся за всё время, и поднялась к нему на берег.

– Я знаю, сын мой. Я покажу. – Арнам говорила с пылающей сердечностью, лик её озарился золотистой аурой. – На седьмой день, как покинете Райский сад, ждите с отцом вестей. Они прибудут на крыльях твоего покровителя, дорогой… Но не ждите скорой радости. Чёрная Мантия и песчаные бури неотступны. Новая карта ничего не решит… И… Нингаль!

Взгляд королевы, которым она вонзилась в человека, наполнился сожалением и печалью.

– Брис зря рассчитывает на Вас… Вы не поможете. Ладония – временное пристанище для вашего духа. Нить, связующая Вас с нами, слишком тонка и вот-вот порвётся… Есть нечто незримое в этой связи, но Озеро Пределов не позволяет увидеть всё. Ступайте в Обитель Древних. Только Вы сами поймёте, почему оказались здесь.

«Чтобы найти то, что нужно Бильгамесу…» – первое, что пришло в голову Нингаль по привычке. Вот видимая причина! Из-за веры нанимателя, из-за его острой жажды бессмертия. Бессмертия, которое не укладывается в рамки отречения, ибо именно смерть живой плоти – почёт и радость… Нингаль всё больше терзалась. Почему? Почему она здесь? Почему она, не другие? Не обычные люди и не отреченные?.. Возможно ли, что Великий дух позволил свершиться этому, чтобы помочь последнему из своих почитателей возродить клан? Но разве же Великий дух не безразличен ко всему и не открывает свой храм только покинувшим мирскую плоть?.. И ещё теперь это: «Вы не поможете»… Почему её задели эти слова? Разве же это не то, чему Нингаль как раз не противится, поражаясь надеждам старого мага и эльфийского короля? «Временное пристанище»… Отречённая посмотрела на принца. Вот он никогда не питал надежд. Даже жаль, что оказался прав. Она бы хотела помочь ему… Ох, что за мысли… Слишком много образов матери вокруг… И что за странная пуповина до сих пор чувствуется в животе. Что за связь? С кем? Или с чем?

Нингаль схватилась за живот. От соприкосновения рук и магии по поверхности побежали неровные круги, а в них – блёклая картинка. Морские тёмно-синие глубины и… Что это? Видение огромной рыбины, чьи глаза светятся в темноте. Бока её слишком тверды, чтобы быть живыми… Как будто из металлических пластин, покрытых ровными швами и заклёпками. Неужели… механическая? А что на её лбу? Какое-то изображение комнаты со странными панелями… Это окно? И внутри как будто кто-то есть. Похожий на… человека? Поднялся и всматривается в окно… Прямо на неё – отречённую, глаза в глаза! Нингаль склонилась и пригляделась, но видение вдруг ускользнуло, разорвавшись о мелкую рябь.

– То, что Вы видели, станет важным, когда придёт время, – послышался голос Арнам. – Озеро никогда не показывает то, что можно забыть. Дух ваш отмечен закрытой печатью. Тот, кто поставил её, неизведан для нас. Я не смогу ответить на Ваши вопросы. Симург – тоже.

Нингаль разогнулась и бросила взгляд через плечо – на птичьего царя. Он смотрел немигающим взором, выдающиеся брови сурово сходились, перья торжественно поблёскивали под осторожным утренним светом, просочившимся сквозь прорехи богатой кроны. Гордый и отстраненный. Как она собиралась что-то выяснить у него, наивная! Симург знает своё дело и не снисходит до честолюбивых желаний других существ. Он, кажется, даже не разговаривает по-человечески… Здесь явно не все понимают друг друга вопреки словам Бриса. Во всяком случае, ей точно не ясно, как можно понимать райских птиц, если они не произносят ни единого слова. Кроме Сирина, конечно.

Отречённая выбралась на берег.

– Я не смогу проводить Вас, – сказала Арнам. – Нам с Симургом предстоит позаботиться о новой карте для ладонцев. Вы же не задерживайтесь. Нынче среди птиц царит беспокойный настрой. Этой ночью сёстры гарпии не покидали сад в свой час. Испугались чего-то. Семаргл будет с вами.

Все вместе они поднялись на холм, оставив Озеро Пределов под зелёным одеялом. Небо приветствовало взбитым кремом с яркими вишневыми подтёками – хоть запускай язык и ешь. Аппетитно, красиво, обнадеживающе. Но настроение у Нингаль не шло. Семаргл подтолкнул её, чтобы она, потерянная, не встряла на краю обрыва и не свалилась; размахивал крыльями, гоня вперёд. Королева Арнам с принцем Авиларом остались позади. Они шли рука об руку, неторопливо, что-то обсуждая, но Нингаль только изредка видела их под заслоном Семаргла и его могучей собачьей головой.

Вскорости королева оставила их, и тогда принц нагнал попутчиков. Теперь он шёл совсем близко, внимательно высматривая в Нингаль что-то, что осталось за пределами её понимания. Нечто новое появилось в его взгляде, вовлеченное и искреннее, даже немного человеческое.

***

Брис Турага встревоженно нарезал круги под кустистой бледно-зелёной крышей одной из беседок придворцового парка Олерана. Кора исполинской ветви хрустела под его молотящими ногами, а балахон закручивался от резких хождений туда-сюда. Ещё несколько дней назад он получил послание от Воцфара: царь Олиданфар скоро явится ко двору Ар-нам-нэлана. По подсчетам мага царь со свитой должен уже прибыть. Но кортежа всё нет.

– Стало быть, пора выяснять, куда он запропастился… – буркнул Брис.

Ещё эта неприятность с королём Арнэланом… В последнее время король слишком часто оставался в подземных токах королевства. Теперь он довёл себя до такого изнеможения, что если б не вешняя магия, лежать бы ему в постели, не поднимая косточек. Сегодня на рассвете эльфийскому владыке серьёзно поплохело, а значит беспокоить его опасениями насчёт Олиданфара не стоит. Надо разыскать Кимирила и снарядить отряд на поиски.

Брис нашёл главного советника на среднем ярусе Олерана, в кухне. Тот распоряжался о полднике для короля, обсуждая меню с управителем трапез. Кимирил с готовностью отвлёкся от дела, видя, что маг обеспокоен. Брис всё выложил.

– Кир, боюсь, случилось нечто ужасное… Царь Олиданфар не из тех, кто любит задерживаться в пути. Он тяжело терпит переезды по не одомашненной местности, – объяснил Брис.

– Помню-помню… Почему раньше не сказал, что царь едет? – спросил Кимирил взыскательно, но снисходительно.

– Я глуп и стар, друг. Хотел посмотреть на ваши изумлённые лица, когда царь Олиданфар появится во дворце.

Кимирил цокнул и по-дружески похлопал мага по плечу.

– Ну, пойдём. Поищем соню.

Добраться до ворот города они не успели. Три снаряженные поисковые агалузы перехватил дозорный, чуть не столкнувшийся с ними в воздухе. Привратник. В небольшой, но шустрой ладье, с которой он управлялся виртуозно, и всё же чуть не влетел в стройное золоченое трио главного советника.

– Что случилось? – напустил сердитости Кимирил.

– Простите, командир! – взволнованно воскликнул привратник, разворачивая ладью так, чтобы она не царапала носом другую. – У ворот карликовый великан! В одежде личной охраны царя. Мёртвый…

Советник и маг напряженно переглянулись. Последовали за дозорным.

Труп свисал со сломанного корня, которыми плотно взращены врата Ар-нам-нэлана. Голова его приникла к груди, а ноги лишь носочками задевали траву.

– Повесели так, чтобы почва не смогла забрать бедолагу, – с осуждением произнёс Кимирил, подступая к мертвецу. Он приподнял голову карлика, сокрушенно выдохнул и меланхолично прогудел:

– Брис, поди сюда.

Но Брис уже стоял сзади, с любопытством выглядывая из-за плеча, с серьёзным видом заправского ученого-детектива. Он лихо вынырнул и теперь с охотой приник к самой шее мёртвого, чуть ли не запуская орлиный нос в рваную бледную рану.

– Выпили до последней капли. Клыки маленькие, но прорезали кожу много раз с завидной жадностью, – суммировал маг важно.

– С завидной? – горько усмехнулся Кимирил. – Ты б подбирал слова, старый дурак! Тут завидовать нечему. Скажи лучше, встречал уже такое?

– Нет, Кир. Кто-то новый. Рана довольно свежая. Сожрали прям перед рассветом. – Брис присмотрелся к другим участкам тела. – Видишь, сколько на нём неглубоких порезов? С ним долго игрались, прежде чем убить.

– Изверги! – бросил советник гневливо, отвернулся и стремительно зашагал к воинам раздавать распоряжения: «карлика снять», «разбиться по двое», «ты и ты – со мной». Брис смотрел на него и думал: а что если царь Олиданфар тоже висит где-то разодранный? Как повлияет это на силу подгорного царства, если только правители владеют всей магической мощью своей страны? Минус одна сила сейчас совсем некстати.

– Так… что это я приуныл… – пожурил себя Брис за преждевременные выводы. Он оставил труп и почесал к агалузе.

Внутри лодки, на мягком сиденье, под светлым навесом крепко спал уставший от дорог Азмы. Кожа его приобрела слегка жухлый оттенок, похожий на увядающую траву. Сказывался дефицит мяса в рационе, которого в запасниках мага оказалось не так много, а сотворить новое не хватало времени и ресурсов. Только вешние фрукты, такие невкусные для дразов, хорошо бодрили. Жаль, что ненадолго.

– Проснись! – позвал Брис, аккуратно толкая змея в бок.

Азмы болезненно поежился и еле-еле открыл глаза.

– Почэму Вэлъа отдыхаэт, а Азззмы работаэт? – жалобно простонал он, скидывая слабые ноги со скамьи.

– Потому что мне нужен твой нюх, глупый змей! Поторапливайся!

Азмы лениво вывалился из агалузы, подобно змее вышвыривая свою худобу за борт. Он приник головой к траве, выпячивая костлявый зад, и, беспрестанно моргая, принялся ощупывать местность проворным языком, отправляя пробы частиц в рот на анализ. Пару раз он сморщился, найдя в почве что-то дурное, и посетовал на то, как не любит нюхать ротовой «шишечкой», предпочитая «цивилизованный» нос.

– Не жалуйся, глупыш! Твой нюх – дар! Пользуйся им, пока можешь!

Скоро змеёныш нашёл ароматную нить карлика и, не отнимая головы, последовал её путём. Несмотря на неудобную позу, он вертел конечностями так быстро, что маг едва поспевал. Кимирил и ещё двое присоединились к ним, поняв, что драз поймал след.

След прерывался много раз, потом возникал на стволах деревьев выше роста карлика. Очевидно, кровопийцы подкидывали несчастного в воздух. Брис и Кимирил наполнились гневом, представляя картину расправы. Но худшее ждало их в овраге под заломами мёртвых корней Красного дерева.

Многие корешки превратились в труху, а под щедрой щепой смердели остатки бойни. Магические серые щупальца, поднявшиеся из почвы, облизывали запачкавшиеся кровью кольчуги, забирая истерзанную врагами плоть. Некоторые трупы выглядели целыми и ещё свежими, и потому похоронные поступи Ладонии пока не достигли их. Ни единого звука, ни одного шевеления – ничего не доносилось из этой мрачной могилы, среди которой поблескивала и царская корона.

Царь Олиданфар лежал словно куколка в коконе, замотанный в тряпки. Лицо его покрылось кровавой коркой, волосы и борода слиплись, а тело со всех сторон обступили скорченные тела защитников, кто до последнего отдавал воинский долг и любовь к управителю своих судеб. Картина жестокого нападения, расписанная роковыми красками и смертельной агонией жертв.

Брис Турага зажмурился, ощущая как в груди сжались нервы.

Могильную тишину нарушил хруст веток, доносящийся из-за деревьев на противоположной стороне оврага. Среди накрененных лесных станов показались белые пушистые бока и несколько пар закрученных рожек. Козы царя Олиданфара, все четверо. Белоснежные и бодрые, будто горечь ночи совсем не тронула их. Одна из них, с самыми крупными рогами и увесистым выменем, подобралась к краю оврага и опустила голову, таращась желтыми глазами на тело покровителя. Брис узнал Хейдруну – любимицу царя. Коза печально заблеяла, болтая жиденькой бородкой.

И тут из оврага понеслись сухие гортанные мычания.

– Хей…дру…на… – разобрал маг голос царя – и внутри него всё воспело. «Уберегли!» – с облегчением подумал он и покатился по склону. Кимирил и другие эльфы сиганули вниз, ловко минуя торчащие бурые сучья.

Брис нетерпеливо растолкал погибших воинов, мысленно рассыпаясь в искренних благодарностях за то, что те не пощадили себя, и достал руками до головы Олиданфара.

– Живой… живой, родненький… – бормотал маг, бережно отковыривая пышную копну волос от земли и корней. Эльфы помогали, взявшись за ноги и туловище раненого. Вместе они вытащили хорошо упитанного царя из оврага.

Пока Брис и советник корпели над полумёртвым, применяя все свои таланты на поддержание жизни, подручные вернулись к воротам королевства за агалузой и быстро примчались обратно. Так царя Олиданфара, единственно оставшегося в живых, доставили в лазарет Олерана, где к нему тут же приставили королевского лекаря, который теперь бегал от Арнэлана к Олиданфару, не покладая рук и лично следя за состоянием обоих, несмотря на толпу помощников. Хейдруну и её маленькое стадо разместили на лучшем дворе при вешних истоках, где они привольно щипали траву, раздражая чавканьем соседствующих ланей.

Не вернулся только Брис. Его охватило внезапное беспокойство за Нингаль. Что если кровопийцы напали и на немногочисленный отряд принца Авилара? Что если его подопечную тоже выпили до дна? Маг отправил уставшего Азмы с эльфами, а сам второпях забрался в агалузу и двинулся в сторону Райского сада, прихватив у привратников самое необходимое для похода.

***

Жнец Судьбы стоял над жёлтой бумажной картой Ладонии, леденящей угрозой нависая над Ар-нам-нэланом и Райским Садом. В спину ему задувал морозный ветер, отчего длинные пряди серебристых волос окутывали Драконовую долину угрожающими сетями. Он постукивал ногтями по дереву – отполированной поверхности широкого пня, не способного вновь стать высоким дубом из-за сдерживающей магии, – и сосредоточено оглядывал карту. Сзади пульсировала таинственная Брешь, впереди выстроились командиры боевых отрядов.

– Так, что мы имеем, – задумчиво сказал Жнец, дотягиваясь одновременно до Шифа и Мастер-города длинными пальцами. – Ар-нам-нэлан вновь пытается наладить связь с Мерумоской, но, к счастью, правитель склочничает. Вельяница вышла из очередного припадка, Олиданфар внезапно проснулся. Подключение русалок и карликов к Арнэлану усложнит нам задачу. Но! Вождь лепреконов наконец выдохся, остатки провидиц Шифа покинули Терракотовый луг и ушли к Морю Сна. Бессилие банши играет нам на руку. Если хоть одна пойдёт навстречу, то мы окажемся в выигрыше. Она здесь?

– Ожидает, – ответил один из собравшихся.

– Приведите. Скорее решим дело.

Погодя из-за стволов древесного города появилась закутанная в чёрное полотно фигура. Она поднялась на помост и прошлась под каркасом уродливой конструкции, о которой всё больше ползли нелицеприятные слухи. Шла она несмело, но с гордо поднятой головой, обнимая себя морщинистыми руками. Из-под увесистого капюшона торчал большой скрюченный нос больного серо-голубого цвета.

Командиры тёмных эльфов расступились, пропуская её к столу. Жнец Судьбы выпрямился, с превосходством разглядывая гостью королевства.

– Что ж, я безмерно польщен вашим визитом, – с налётом злорадства отпустил он.

– Бросьте! Вам известно, зачем я здесь! – отрезала фигура, но обычно скрипучий доводящий до дрожи голос и сам дрожал, словно ржавая разболтанная качель, чей полёт вот-вот прервется.

– Верно. Упустим любезности и перейдем к делу. – Жнец ядовито улыбнулся. – Вы должны убить Хумай, в час её службы.

Фигура пошатнулась, хватаясь за сердце.

– Это слишком высокая цена… – голос её едва пробился сквозь сжатое отчаянием горло.

– В вашем положении самостоятельно выбирать глупо. Жизнь банши мало значит, если королева фей отдаст последнее дыхание смерти. Никого из крохотных сестёр не осталось. Я даю вам шанс спасти умирающую Сифару и остатки банши. Не нужно быть провидицей, чтобы понимать к чему приведёт отказ.

Банши замерла, точно перестала дышать, тонкие губы её болезненно скривились.

– Если я убью Хумай, время в Ладонии вновь сократится. А сама я умру через сорок дней.

Жнец только пожал плечами.

– Мне не страшно отдать свою жизнь, но разве вы не понимаете, что гибель райских птиц сокращает не только сутки, но и время, отведенное миру Ладони?

– Вы, мрачные банши, сколько я вас знаю, всегда толкуете об этом. Пора проверить теорию на состоятельность.

Банши посмотрела на Жнеца как на обезумевшего. Она с трудом устояла на ногах и всеми силами сдержала рвущееся наружу рыдание.

– Вы покидаете Ладонию… Зачем устраивать хаос и войну на родине?

– Ответ вам не понравится. И я не намерен его давать. Довольствуйтесь тем, что сказано.

– Злое утро… – пробормотала банши, прислонившись к широкому пню.

Жнец торжествовал.

– Вижу, вы вновь согласны, – уколол он, припоминая, что банши уже пошли на сделку, когда королева только захворала, а остальные феи носились вокруг, не зная, что делать.

Банши всегда помнила. С первой сделкой феи спрятались ото всех в лесах Шифа, послушавшись провидиц, поверив королю Драйтаголу, что Жнец Судьбы способен найти лекарство. Что Жнец знает, как проникнуть в иной физический мир, куда-то туда, откуда проистекает первозданная магия. И ведь он помог: королеве стало лучше. Но что он сделал? Осталось неизвестным… На условиях Драйтагола магия Шифа почти не расходовалась, а банши способствовали отказу фей в содружестве с другими народами, изредка подпуская только лепреконов. И жили они так несколько прекрасных тысяч лет. А потом королева вновь заболела, и хворь скоро распространилась по королевству, забирая подданных одного за другим, минуя банши. Феи погибали быстро, а банши умирали медленно, мучаясь долгими годами. И вот осталось их теперь не больше сотни: они да несчастная королева, лежащая под магическим куполом в толщах Моря Сна, едва дыша и не открывая прежде искрящихся сердечностью глаз.

Банши с надрывом всхлипнула.

– Мы видели столько смертей… И там, в будущем… – заплакала она тихо. – Но не видели, что это вы, Агнут Роннор, – их причина…

– Это имя больше ничего не значит! – резко вставил Жнец. – Я спасаю свой народ от неизбежного. У меня нет времени терзаться морально-нравственными дилеммами. Я выполню вашу просьбу: выжившие банши и королева Сифара уйдут вместе с нами.

– Злое… злое утро… – повторила банши и опустила голову, прощаясь с жизнью, скорбя об участи всех ладонцев.

***

Задорные куплеты русалочьей песни скакали по кочкам на границе Драконовой долины. Утренний воздух уже прогрелся живительным светом, а тёплый ветерок разносил песнопение по ложбинам, где со звоном ударялся о скорлупу больших магических яиц, и летел дальше, скользя по топям Братской дуги, кружа вокруг деревец весёлым эхом.

Обнаженная русалка по имени Здравница, как всегда, поднялась рано и по обыкновению обходила группки кладок, совершая хитрые магические манипуляции над каждым яйцом, лелея мечту, что очень-очень скоро, благодаря её заботе и древним драконовым песням, хотя бы из одного – а лучше из всех сразу – вылупится красивый гордый дракон. Она помнила все драконовые песни, их трели и низкие рокоты, песни, лишенные слов, которые распевали ещё предки русалок – водные драконы и их дети – лазурные драки, первая династия ладонцев, кто видел Ладонию юной и сильной. Русалки так мало знали о лазурных драках, но отчетливо чувствовали их в своей крови: зов из прошлого, таинственное начало сущего, откуда проистекала русалочья магия и привязанность к дикой, подчас тёмной, природе.

– Ай! – пискнула Здравница, напоровшись на торчащий из кочки корешок. Ветерок рванул, недовольный, что песня так грубо прервалась. Русалка нагнулась и потерла палец. – Откуда ты здесь взялся? Ну-ка, полезай обратно! – И втоптала корешок поглубже. Выпрямилась, поправила взъерошенные волосы с выступающими то там то сям сучками и листьями, навострилась вернуться к работе. Интуитивно напрягла слух – откуда-то со стороны топей доносился протяжный жалобный плач. Здравница оглядела туманные наплывы и сквозь замыленную серость распознала соломенные сети волос и бледное лицо, чьи черты хорошо знала каждая русалка.

– О, великие драконы! Это же княгиня! – воскликнула пораженная Здравница и тут же помчалась к повелительнице.

Вельяница лежала без сознания, в бреду. Голос её рвался из глотки то яростно и злостно, то полнился неизбывной печалью. Она повторяла одни и те же слова и всякий раз морщилась, когда произносила «он»: иногда раз десять подряд, накаляя звучание этого местоимения почти до раздражающего визга. «Вернулся», «совершил», «осквернил», «забрал» – глаголила повелительница, а тело её содрогалось.

Здравница обхватила княгиню и что есть силы потащила на вздернутый берег долины. Туман спал с тела Вельяницы, и тогда главной драконозаводчице открылись испещренные крохотными ранками грудь и шея, как будто проколы от десятка шил. Кто или что нанесло эти окровавленные знаки? Здравница покопалась в кожаной котомке, которую когда-то презентовал ухажер из тех охотников, кто частенько останавливался в Драконовом приюте, и извлекла со дна крашеный пузырёк – подарочек от кавалера из Мерумоски. Внутри покоилась и выжидала одна из самых вонючих магических субстанций, которые когда-либо довелось нюхать драконозаводчице. Она зажала нос, вскрыла пузырёк и сунула горлышко под прерывистое дыхание госпожи.

Брови Вельяницы лихо поехали вверх, лоб собрался в волнистые складки, ноздри раздулись, рот широко открылся в поисках свежего воздуха, натянулся на зубах. Княгиня раскатисто чихнула, обдавая Здравницу тёплой струей, и распахнула глаза. С ужасом вытаращилась на русалку, которая в недоумении и смуте таращилась на неё. Всё ещё не в себе, княгиня судорожно обшарила своё тело, лицо и голову, тягостно заверещала, сжимая грудь, наполняясь безудержным гневом.

– Ты! Ты видела! – как дикий зверь оскалилась она и рванула, выставляя пальцы вперед, словно птичьи когти.

Здравница попятилась.

– Ваше Высочество… Го-госпожа… Это же я! Здравница! Ваша верная подданная! – растерянная и напуганная, она чуть не упала обратно в топь.

Вельяница дотянулось до ног русалки и потянула к себе, вонзаясь ногтями в кожу свидетельницы.

– Ты видела! – как заведённая вопила княгиня.

Из глаз Здравницы брызнули слёзы боли и обиды. Она не хотела навредить госпоже и старалась как можно аккуратнее вырваться из опасной хватки.

– Ваше Высочество! Умоляю! Пожалуйста! Перестаньте!

Русалочьи всхлипы наконец добрались до сознания Вельяницы. Она отпрыгнула как взбешенная кошка. Уже разумом посмотрела на дрожащую от страха драконозаводчицу, свою самую лучшую щепетильную аккуратистку в вопросах возрождения предков, русалку, что никогда не покидает Драконовую долину, отдавая всю себя высокой цели, несмотря на тоску по родным деревьям.

Вельяница закрыла лицо руками и горько зарыдала от стыда. Здравница осторожно придвинулась, забыв о располосованных княжескими ногтями ногах.

– Ваше Высочество! Всё в порядке! Я рада, что Вы пришли в себя! Я рада видеть Вас. Но что же Вы здесь одна? Без сопровождения. Нынче не те времена, чтобы рисковать собой… Простите мне мою смелость, простите, что говорю это… – Здравница преклонила голову.

Княгиня хлюпнула и бросилась подданной на шею.

– Спасибо тебе, милая, что помогла. Ранки на коже моей быстро затянутся. Забудь о них.

– Как пожелаете, госпожа… – пробормотала оторопевшая Здравница.

Вельяница оторвалась и задумчиво уставилась на широконосую круглощёкую русалку с хлопающими невинными глазами и крупными завитками светло-рыжих непослушных волос.

– Ты пойдешь со мной! – твёрдо решила княгиня.

Здравница не посмела возразить, хотя мысли её крутились вокруг магических яиц, что стоскуются без своей опекунши.

– Конечно… Я готова прямо сейчас. – И даже не спросила, к какому дьяволу их понесёт.

Глава 8. Под покровом войны

Дневники отречённой

Прошло немало времени – я снова села за дневник. Мои глиняные таблички, которые я успела исписать, разбились на десятки осколков, в одном из глупых походов, который затеял старик Брис. Не стоило носить их с собой… Маг говорит, что в составе есть какие-то неметаллы и фтор, что мешают постоянному скреплению осколков вместе, поэтому нужно часто использовать магию для поддержания целостности. А магия – всё больше невосполнимый ресурс.

Я отсчитывала дни. Уже триста пятьдесят раз тьма сменила свет, как я здесь. Всё ещё ощущаю себя чужой, всё ещё мучаюсь вопросами. Брис скрывает, но я знаю: он не поверил словам Арнам, не поверил, что от меня не будет проку. Но теперь он не торопится в Обитель Древних… Наверняка, опасается, что королева светлых эльфов права. Не признаётся себе, что ошибся.

Я пыталась дойти до Обители сама, но путь к Ущелью памяти, в глубине которого стоит храм в сакральных пещерах, заградила плотная стена песка, продвинувшаяся глубоко в Ладонию со стороны Мастер-города. Необходимы умения Бриса, чтобы пройти внутрь. Остаётся ждать, когда он подготовится к походу.

К моему неудовольствию, сейчас все его силы и помыслы уходят на решение других задач. В этом он напоминает моего старого Учителя. Он тоже забывал о наставничестве на недели, когда наша скрытая ото всех горная деревня вдруг подвергалась нападениям. Приходилось не только отражать натиск, но и выискивать всех, кто мог рассказать о местоположении нашей скромной обители. В такое время Учитель часто спускался по склону и уходил куда-то. Нас же, юных отречённых, сберегали глубоко в горах, там, куда никто не сунется. Потом я узнала, в каком опасном месте нас прятали: теперь я и сама бы не повела в ту сторону носом. Слишком коварные места. И для деревни тоже. Всегда у дверей смерти. Рано или поздно мощное землетрясение должно было случиться – и оно случилось. В самое неподходящее время. Когда почти все члены клана оказались под одной крышей.

Я ощущаю, как смерть приходит и сюда. Драйтагол объявил войну, сломив дух тех ладонцев, кто верил в объединение народов против общей напасти, верил в сведение всей магии в единую силу. Король Арнэлан пал жертвой душевной и физической хвори. Его сердце не выдержало удара. Он с трудом встаёт с постели, с трудом говорит, но всё ещё принимает решения, всё ещё оказывает влияние на ход истории. Король, достойный восхищения!

Брис… Мерумоска так и не поддержал Ар-нам-нэлан. Брис не показывает, но я вижу его разочарование. Он больше не желает слышать что-либо о Мерумоске. Достаточно того, что город выстроил магический щит от земли до самого неба, меж отрогов Чёрных гор, окружающих город. Магия правителя и кропотливая работа карликов из гильдии мастеровых сотворили чудо. Город защищён сродни Райскому саду. Но помощи от мерумосканцев не будет. Нейтралитет Мерумоски позволил им избежать нападения тёмных эльфов, потому белые маги не подверглись опале. Чего не скажешь о русалках.

Слышала, многие русалки покинули Мерумоску. Даже Черляница бросила насиженное место и вместе с сёстрами с боем прорвалась в Драконовую долину, где теперь рядом с другими русалками держит линию обороны.

Драконовая долина и Райский сад – вот два основных места, куда нацелились тёмные эльфы. Без ответа на вопрос: почему.

Они убили птицу Хумай и сократили световой день на один час. В этом нет сомнения. Но зачем? Боюсь, что в опасности все райские птицы. Они слишком уязвимы, когда покидают дом.

Тёмные эльфы не ведут переговоров. Нападают, когда хотят, оставляя поля крови и отчаяние выжившим. Без малейшего объяснения! Что ведёт их на эту бойню? Что заставляет резать братьев-ладонцев, когда все они и так потихоньку гибнут?

Теперь я обязана описать историю Ладонии в своём дневнике. Если я когда-нибудь вернусь в родной мир, мне будет, чем оправдаться перед Бильгамесом. Если тот ещё будет жив. Но как бы я ни оправдалась, никакие события не снимут с меня позор за не выполненное поручение. Только жизнь в Ладонии покажет, чего мне стоило принять этот позор как неизбежное.

***

– Ты много пишешь в последние дни, – голос Бриса отвлёк Нингаль. – Как тебе шариковая ручка?

Нингаль покрутила тонкую тростинку с острым наконечником, где скрывался крохотный подвижный шарик – синие чернила удивительно сверкали в персиковых лучах, струящихся через верхний свет тронного зала. Без особого нажима Нингаль вновь черкнула по бумаге – густая краска потекла изнутри и вывела клинообразный рисунок плавно и равномерно, одну за другой. Поражала и бумага: цветом шерсти ягнёнка, слегка шероховатая и довольно прочная, похожая на неокрашенный лён, только цельная, без единой нити.

– Мне нравится… Но птичье перо и чернила из баночки изящнее, – нехотя распечатала губы отречённая, прикрывая локтем исписанные листы.

– От чернил ты всегда чумазая, – хохотнул Брис. – Я должен был сразу дать тебе ручку.

– И всё-таки чернила… – возразила Нингаль. – Мне всё равно, что они пачкаются. Они водянистые, делают линии острыми и постепенно прозрачными. – Голос её звучал спокойно и даже вдохновенно.

– Водянистые, хех! – подпрыгнул маг на стуле. – Не вода там вовсе.

– Не важно…

Брис сидел напротив. В его лицо и спину бил размытый полуденный свет, а на толстый фолиант с жёлтыми страницами падали полупрозрачные сиреневые тени листвы, плеч и головы Нингаль. Он достал эту книгу из эльфийской библиотеки, с полки, посвященной легендам и мифологии мира Ладони, и не выпускал из рук третий день, неизменно таская на государственные встречи Ар-нам-нэлана, трапезы и вечерние посиделки с Кимирилом.

– Что тебе известно о драконах? – вдруг спросил он, с напущенной серьезностью пялясь в бегущие под его пальцами строки.

Отречённая подняла голову. Задумалась, вспоминая.

– У шумеров существует легенда о Тиаме. Матери всего. Она олицетворяет первоначальный хаос и первозданный солёный океан. Её часто изображают в виде дракона или гидры с семью головами. Не самая любимая народом легенда: редко можно услышать на собрании писцов, кто зачитывает тексты для развлечения толпы.

– Легенда о происхождении мира? – уточнил маг.

– Верно.

– Как славно! – пропел маг и отклонился на спинку стула. – Расскажи ещё!

Нингаль хлопнула глазами и замешкалась.

– Я… я не рассказчик вовсе. Совсем не познавала учений, которые постигают годами… Чтобы красиво слагать…

– Не стесняйся, Галь! Поделись! – настаивал Брис, нетерпеливо постукивая пальцами по краю стола.

– Я так плохо помню… – уперлась она, но встретила крайне неотступный взгляд мага. – Хорошо. Расскажу, что… начертано в памяти.

– Чаще, – начала она, – люди рассказывают об Абзу. Мировом океане пресных вод, источнике всех других водоемов. Потому что именно он кормит людей. Правит им бог Энки, и кроме него никому в Абзу хода нет: ни людям, ни богам. Но однажды случилось так, что воды солёного хаоса Тиамы смешались с Абзу, ещё до рождения первых богов. И только от этого смешения на свет появились Земля и Небо, а потом и всё живое. Только благодаря Тиаме и её первородной дочери Намму были сотворены люди… Я совсем не помню подробностей. Не смыслю, как сказывать захватывающие истории.

– И всё же любопытно, – улыбнулся маг. – Что же стало с Тиамой дальше?

– Ничего особенного, – пожала плечами Нингаль. – Её убил один из молодых богов, вместе с тем войском чудищ – змей и драконов, которых она создала на борьбу с ними. Есть разные вариации этой истории. Можно легко запутаться. О Тиаме почти не вспоминают на юге Месопотамии. Но зато на севере нет-нет да и появятся сказители, кто красочно нарисует страшную битву.

– Любопытно-любопытно… – причмокнул Брис, обрушиваясь локтями на книгу. – Похоже, вашим драконам тоже не поздоровилось.

– А что стало с вашими?

– Сгинули, – ответил Брис, вновь уткнувшись в книгу. – Возможно, вместе с вашей Тиамой…

Маг резко отвлёкся. Интуитивно он обернулся ко входу в тронный зал, насупился.

Двери грохоча распахнулись – настежь – и в зал бесцеремонно влетел самый неприятный во всем свете тип. Нингаль закатила глаза от досады, маг весь посерел.

– Я прошу Вас быть сдержаннее во владениях короля Арнэлана! И не врываться во все двери, как в свою спальню! – строго воскликнул вбегающий следом приближенный короля. Тот самый эльф, что вечно сопровождает гостей к повелителю. Сейчас ему едва удавалось сохранить гордый вид, широко вышагивая наперегонки с незваным визитёром. Уши эльфа горели от негодования.

Гость, похожий на дребезжащую клюшку, ломился вперёд, не обращая внимания на назойливого лакея. Он криво ковылял, но стопы его скакали так бодро, будто в пятки вшили маленькие ускорители.

– Мерзавец! – крикнул гость издалека. – Ты своими проделками совсем лишил Мерумоску сил! Где твой сподвижник? Где твой новый владыка? Я хочу говорить с вами обоими!

Брис вытянулся во весь рост, уперев пальцы в книгу.

– У меня от вас нестерпимый зуд, Распределитель! Что вы здесь забыли? – пренебрежительно бросил Брис, но под ложечкой его засосало.

Распределитель магии, потрепанный с дороги, пригвоздил свой скелет к краю стола, накренившись к Брису с противоположной стороны. Нательные тряпки мерумосканца коснулись плеча Нингаль, и она отодвинулась подальше от тошнотворного гостя.

– Где король, я спрашиваю? Почему не встречает важного посланника? – ядовито брызнул Распределитель, шевеля челюстями, как членистоногое – жвалами.

– Поумерьте пыл, уважаемый! – раздался голос входящего в зал Кимирила. Он быстро оказался рядом с гостем и уничижительно затмил того статью. – Его Величество не может принять Вас. Король Арнэлан отдыхает в своих покоях.

– Отдыхает? В такое-то тяжкое время? Хорош правитель! – осуждающе усмехнулся Распределитель магии, подскакивая на месте для пущего эффекта.

– Он болен, безмозглая ты рыбина! – не выдержал Брис, желая ударить костлявого по впалым щёкам. – Вы бы интересовались хоть иногда, что происходит за границами Мерумоски! Заперлись в белом городе, как трусливые твари по оврагам!

– Я безмозглый? Мерумосканцы трусливые? – распылился противник. – Да я тебе сейчас знаешь что сделаю, предатель ты паршивый!

– Да что ты, ржавый гвоздь, можешь! – рассмеялся Брис, с вызовом подаваясь вперёд.

«Ещё немного – и подерутся», – подумала Нингаль. Видимо, Кимирил подумал то же самое, и потому влез между мерумосканцами: протянул руку через стол и легонько оттолкнул друга.

– По какому делу в Ар-нам-нэлане, уважаемый? – спросил советник, не давая Распределителю и шанса приблизиться к Брису.

Распределитель магии отступил на шаг, артистично оправился, напыщенно хмыкнул.

– Будьте любезны, передайте вашему королю, чтоб он взял под контроль Красное дерево. Всякая… неприятная мелочь проникает в Мерумоску и беспокоит жителей. Корневая мелкотня торчит из всех щелей, делая дороги неудобоходимыми! – Посланнику Мерумоски явно с трудом давалось признание: он пыжился, выплевывая слова с нарочитой злостью. – Всё это рассыпается и делает воздух пыльным… Ожидаешь, что с неба посыплется песок, а тут эльфы поднагаживают…

– Подбирайте слова, уважаемый! Иначе уйдете немым! – посуровел Кимирил.

Просьба дошла до сознания Распределителя, или он сделал вид, что дошла. Он тягуче огляделся и опустил взгляд на Нингаль.

– …А, эта бесполезная девка всё ещё в Ладонии… – небрежно бросил он, буравя её затылок.

В груди Нингаль разгорячилось, на кончиках пальцев застыла боевая дрожь. Как же она захотела всыпать своего гнева в горло этого гада: схватить за щуплую шею и переломить хребет. К счастью, Кимирил держался рядом, и его хозяйский настрой сглаживал углы.

– Повторяю: подбирайте слова! Нингаль – гостья короля Арнэлана и требует уважения, как и любой гость королевства. Не позорьте своего правителя вашим поведением! – голос советника жёстко бил по спесивости Распределителя, маска самодовольства затрещала по швам.

Повисло молчание. Распределитель нервно переминался, ожидая получить ответ на свой запрос, Кимирил стоял ледяной стеной, а Брис глазел на земляка как на зарвавшуюся вошь, которую непременно нужно раздавить.

– Так что же… – наконец осмелел Распределитель. – Король Арнэлан примет к рассмотрению проблему?

– Ах, ты наглец… – шепотом начал Брис, но Кимирил резко обрубил его:

– Нет, король Арнэлан не примет вашу проблему к рассмотрению. Если правитель Мерумоска желает её решить, пусть явится ко двору лично.

Распределитель магии весь поник: он вдруг обернулся таким несчастным, что даже Брис встревожился.

– Его Государево Величество не сможет прибыть ко двору лично… – чуть не рыдая заговорил Распределитель. – Его Государево Величество сразила болезнь. Он лежит и не двигается уже несколько недель, не может есть и говорить… Я приехал сюда сам.

Брис Турага рухнул на стул. Свет вокруг него померк и обратился в зловещую тень. Если ещё теплились какие-то надежды в его груди, то теперь их и след простыл. Он с молчаливой просьбой и раскаянием взглянул на Нингаль – и она поняла: их поход в Обитель Древних снова откладывается, маг должен отбыть в Мерумоску и увидеть своего суверена.

Брис захлопнул книгу, сунул её под мышку и кивнул Распределителю магии, чтобы тот ступал за ним. Как ни странно, но обычно несносный и докучливый, Распределитель послушно потянулся следом.

– Не волнуйтесь, Нингаль, – раздался голос Кимирила, когда белые маги покинули тронный зал. – Брис сдержит слово. Он многое взвалил на себя, но понимает, что время не на нашей стороне.

Нингаль кивнула. С Кимирилом ей ещё не приходилось говорить. Да и что сказать ему сейчас, она тоже не знала.

– Не судите его строго. Он добродушен и дорожит всеми, о ком заботится. А заботится он о целом мире. Вы теперь его часть. Ожидания будут вознаграждены, поверьте мне. Не обращайте внимания на его занудства. В последнее время ему тяжело даётся душевное равновесие.

– Потому что он не смог отыскать княгиню Вельяницу? – вырвалось у Нингаль.

Кимирил вздохнул.

– Мы все переживаем за неё. Я оставлю Вас. Долг зовёт. – И ушёл быстро, забирая с собой последний дневной свет.

Нингаль покрутила ручку, черкнула ещё несколько строк и скоро оставила тронный зал, пустой и затянувшийся сгущающимися сумеречными тенями.

***

– Ты доложил принцу о позиции царя Олиданфара? – Легко вооруженный светлый эльф влетел в военную палатку и прямиком направился к круглому столу, где под тёплым огнём лампы томилась подробная карта Ладонии с расставленными на ней деревянными фигурками. – Вижу: доложил…

Второй эльф подпирал несущий столб, и лица на нём не было.

– Что случилось? Я отлучился на час, а тут как будто смерть прошлась. Где все? – удивился первый и заметил, что фигурка с их отрядом сдвинута. – Мы снимаемся с места?

– Да, – тяжело выдохнул боевой товарищ. – Пока ты разбирался с пойманными лепреконами, принц получил известие. Тёмные эльфы разбили силы русалок на верхнем рубеже Дуги… Эти дикари уничтожили окраинные кладки яиц и перебили первую линию русалочьей плеяды. Мы идём к ним.

– Без поддержки великанов?

– Без, – раздался голос принца из-за спины.

Авилар вошёл в палатку, сбросил с себя мешок со снаряжением и устало сел в кресло. Он сжал пальцами виски, уронил брови к переносице, крепко задумался. Хаотично раскиданные вокруг него вещи подчеркнуто визжали об изнеможении и смятении принца.

– Вы в порядке, Ваше Высочество?

– Да… – бесцветно ответил он и поднял голову на подчиненного. – Что там с лепреконами?

– Мало что удалось выяснить… Не известно, кто их сплотил вместе, но точно не обезумевший вождь. Они не дают войску Олиданфара добраться ни до Райского Сада ни до долины: целенаправленно уничтожают обозы с продовольствием и похищают животных. Достаётся и самим великанам: по ночам на них нападают стригии…

– Этих жадных кровопиек так и тянет на великанскую кровь! Как бы я хотел хорошенько разворошить их гнилое гнездо!.. Зачем нам учёные, если они не могут выяснить, откуда все эти твари берутся! – не выдержал второй эльф и съехал плечом со столба.

Авилар тяжело вздохнул.

– Не трать попусту гнев. Лучше сохрани его до следующей битвы. – Принц поднялся и шагнул к карте.

– Моего гнева хватит на всё, Ваше Высочество. И ещё останется!

Авилар слабо улыбнулся.

– Ваше Высочество, не лучше ли остаться здесь и удерживать верхние границы Райского Сада? Армия Драйтагола прёт тараном, – без опаски спросил первый эльф.

Принц провёл рукой по шершавой бумаге и ткнул пальцем в края Драконовой долины, где означенные пути вели в Ар-нам-нэлан.

– Тёмные эльфы почти прорвались к Срединной впадине. Если воины Олиданфара не встретят их на нижнем рубеже, они приблизятся к Райскому Саду со стороны подгорного царства, и мы окажемся в полукольце, прижатые к Чёрным горам, а дорога к Ар-нам-нэлану будет перекрыта, – объяснил Авилар своё решение. – Не волнуйся, почти вся армия короля Арнэлана останется здесь и будет держать позиции. Мы пойдём малыми силами. Пока это всё, чем мы можем помочь русалкам.

– Не густо…

– Верно. Но и остаться глухи мы не можем. Драконовая долина – важный дорожный узел. Мы обязаны удержать его и не дать тёмным эльфам пройти с оружием по всей Ладонии. Собирайся. Выступаем на рассвете.

Товарищи покинули палатку, а Авилар ещё долго смотрел на карту родного мира, рисуя в голове, как армада противников наперегонки с песчаными вихрями покрывают магические земли.

За год песчаные заслоны продвинулись глубже в мир, достигнув местами Кольцевого тракта с седьмой и восьмой сторон. Даже Шиф, долгими годами граничащий с почти недвижным куполом песка, внезапно погрузился в роковые бури. Вешняя магия не смогла долго противостоять напасти, а магия великанов подключилась слишком поздно. Терракотовый луг схоронил свои блестящие зеленокудрые травы, оставив только память о сказочно прекрасной стране фей и банши, где облюбованные пышные цветы-дома порой доставали эльфам до самых плеч. Великолепный был край, пёстрый и нарядный.

Что же теперь? Пески Шифа и Мастер-города встретились, сделав пути по правому пределу Ладонии почти непригодными для перемещения. Нет худа без добра. Армия Драйтагола не способна пройти там.

Авилар дотянулся до вражеских фигурок и смахнул их в сторону песчаных туч. Нужно потеснить тёмных эльфов к опасным областям. Пусть их сожрут пески!

Уединение принца нарушил трепет маленьких крылышек. Кроха мартлет пропорхнул перед носом Авилара и завис над картой, звонко рассекая воздух. Принц собрал ладонь лодочкой и протянул её навстречу, чтобы безногая птичка могла упасть в лунку и перевести дух.

– Какие-то вести от мага? – спросил он и легонько провёл пальцем по перышкам на хрупкой макушке.

Мартлет серебристо зачирикал, склоняя голову набок, чтобы принц почесал шею. Авилар исполнил просьбу, дождался, когда птица замрёт и раскроет черные пуговки глаз, внимательно всмотрелся во влажные зрачки.

Там, в глубине, он увидел тусклую картинку: знакомые очертания пограничных лесов Ар-нам-нэлана, эльфийский тракт, прямоугольную повозку, нагруженную мешками, накренившегося вперёд белого мага, сидящего на козлах, подгоняющего коней ветра. И ещё Нингаль. Нингаль ехала вместе с Брисом, устроившись рядом с наставником на подушке. На бедрах её висели кинжалы, за спиной – эльфийский меч. Неужели собирается вступить в бой за коалицию? Авилар улыбнулся. В его сердце проникло воодушевление и внезапное острое томление… Жаль, он не может дождаться их. Ладония не простит долгой заминки.

– Передашь сообщение? – Принц вновь потрепал пёрышки мартлета, и тот радостно защебетал, подлезая под бережные пальцы эльфа. – Спасибо, друг.

***

Обледенелая щепа дубов угрожающе скрипела под парой босых русалочьих ног. Ссохшаяся трава забивалась между пальцами и царапала кожу. Но русалки бежали, не щадя сил, превозмогая трудности дороги на вражеской территории.

Драйтагол не жаловал их, подкидывая то тут то там военные посты, разбросанные по лесам как чёрные клетки на шахматной доске. Патрульные прочёсывали владения короля в поисках лазутчиков и проявляли неумолимую жестокость, казня пойманных: всё равно что на излюбленной дикой охоте, которой лишил подданных король и Жнец Судьбы, потребовав решить раз и навсегда, на чьей они стороне. Вельяница часто плакала, забившись под очередную встречную корягу, плакала о том, что развязав войну, тёмные эльфы словно обернулись в прошлое, возродив самые злые свои черты. Теперь даже собственные братья и сёстры, пожелавшие отказаться от подданства, становились жертвами вспыхнувшей кровожадности. Как могли тёмные эльфы предать долголетие мира? За какие обещания судьбы?

Холодный ветер прижался к лицу княгини и смахнул остывающие слёзы. Её пробил озноб, но жар, рвущийся из груди, не давал замёрзнуть.

Здравница держалась сзади, стуча зубами. Она всё время что-то жалобно бормотала под нос, до сих пор переживая и коря себя, что оставила драконовые яйца без присмотра. Новость о том, что военная кампания Драйтагола уничтожила часть кладок, повергла её в ужас и безумие, и потому Вельяница потратила почти три часа, чтобы вернуть подданной осознанность и здравомыслие. Княгиня хорошо понимала такие состояния: падения в бессознательную черноту, в истоки русалочьей сущности, дающей магическую мощь. Это дар, и это проклятие.

Здравница громко пискнула.

– Тихо! – шикнула Вельяница, оборачиваясь.

Глаза подданной взмолили о помощи: рыжие локоны застряли между крепких дубовых ветвей и выглядели как густая паутина, растянутая между деревьями.

– Говорила я тебе косу заплести, когда мы в чащу полезли? – с укором шепнула княгиня.

– Холодно, Ваше Высочество… Магией пользоваться Вы запретили, а волосы хоть как-то согревают.

Княгиня смиренно покачала головой и принялась выручать Здравницу из затруднительного положения. Деревья загудели под разгневанным ветром и с напором толкнули русалок. Здравница заверещала от боли, а княгиня вцепилась в ветки, желая обломать несносных угнетателей. Сквозь щели локонов она уловила движение позади частых цепочек дубов на границе узкой пустоши, тянущейся между двух кустистых рощ.

– Не дыши… – как можно тише приказала княгиня. – Враги рядом.

Здравница сглотнула, ощущая, как по спине затрусил колючий холодок.

Княгиня осторожно распутывала волосы, наблюдая за группой эльфов, устало плетущихся мимо. Авось и не заметят, нагруженные какими-то тюками. Лишь бы по сторонам не зевали! Ненароком зацепятся глазом за рыжие волосы. Хорошо бы приняли за мох! Красноватого мха тут предостаточно! А вот белые спины и ноги трудно принять за ствол дерева… Стоило вновь вспороть брюхо какой-нибудь ночной твари, чтобы обмазаться кровью и скрыть кожную белизну. Предыдущая маскировка почти отколупалась.

– Чувствую, рано мы спустились с Чёрных гор… – пробормотала княгиня, когда Здравницу удалось освободить, а эльфы скрылись из вида.

– Вы сказали, что мы уже рядом… Хотя мне невдомек, как можно нащупать правильный путь в магическом тумане, что расползается в Драйтаголе по утрам до самого неба и перемешивает леса до неузнаваемости! Как Вам удаётся следовать куда нужно? Я в восхищении, Ваше Высочество! И замешательстве.

– Давно ты не бывала в Вельянице. Этому фокусу тёмные эльфы научились у меня, – горделиво пояснила княгиня. – Но, как видишь, они ушли в своём умении далеко, раз уж мы блуждаем с тобой в эльфийских лесах столько времени! Пойдём! Нужно вновь подняться. Ещё один-два дня и будем в сердце Драйтагола… Если я верно вижу…

– Нет сомнений, Ваше Высочество, Вы верно видите! Никто бы столько не продержался здесь, кроме Вас!

– Ладно-ладно, хватит болтовни! Идём уже!.. И заплети косу!

Русалки двинулись глубже в чащу. Кое-как, плетясь следом за легконогой княгиней, Здравница уложила непослушные пряди и обмотала тяжелую косу вокруг озябших плеч. Полуденный лес приник к земле, навис над драконозаводчицей заледенелыми лысеющими кронами – предупреждал об опасности.

– Ваше Высочество, – засипела Здравница в княжескую спину. – Туман совсем осел… Такого ещё не случалось…

– Мы близко! – не оборачиваясь, несясь сквозь частоколы кустов, в предвкушении воскликнула княгиня.

– Мне тревожно…

– Скоро доберёмся до отрогов! Там переведёшь дух!

– Чую – не доберёмся…

Вельяница не ответила. Она знала: чем ближе сердце страны, тем труднее путь. Но твёрдо смотрела вперёд. Тусклые канаты тумана вились вокруг кустарников, перебирали дубовые корни – вот в чем княгиня выискивала нужное направление, цеплялась за непрерывное течение магии, укрывающееся в череде разрозненных потоков, что призваны сбить с толку. Туман, и правда, почти иссяк, завертелся остатками хаотично, словно сам потерял направление. В воздух проник незнакомый острый аромат, не природный, раздражающий, хлынувший до самого затылка, что волосы встали дыбом. Лес кричал об опасности. И не только о сонме обезумевших тёмных эльфов в округе, но о чём-то более страшном, чуждом естеству Ладонии и её обитателям.

– Поторапливайся! – сказала Вельяница, хватая Здравницу за руку.

Здравница ойкнула: напоролась стопами на заскорузлые ветки кустарника и лицом впечаталась в лопатки повелительницы. Отчего-то княгиня остановилась. Встряла деревом. Смотрительница ухватилась за окаменевшие лопатки княгини и опасливо выглянула из-за её плеча. Прищурилась. Огляделась. Куда же Вельяница бросила свой взгляд? И увидела. Увидела тёмного эльфа, зверолова с жадным ликом, натягивающего тетиву на облюбованном охотничьем оружие. Он стоял неподвижно в роковом отдалении, у кривого дерева, будто толстая ветвь, вздумавшая расти в другую сторону. Он явно выжидал, когда русалки заметят его, чтобы оскалиться в победоносной улыбке, такой мерзкой, что древняя жуть берёт! Но и теперь охотник не стрелял, тянул. Да и правильно! Кто будет сразу стрелять княгиню?! Если только король Драйтагол окончательно не предал всё святое! А ведь так и есть…

– Ваше Высочество… – жалобно простонала Здравница, сжимая плечо повелительницы.

– Тихо. Не двигайся. Эти дикари радуются, когда зверь бежит.

Желудок смотрительницы скукожился. Ей никак не думалось, что слово «зверь» можно применить к русалке. В Ладонии ещё не охотились на лесных дев. По крайней мере, Здравница об этом не знала или не помнила.

Эльф отвёл голову, не спуская жертву с прицела, и кивнул, приглашая кого-то. Из-за соседних деревьев высыпало ещё пятеро разодетых в шкуры охотников. Все довольные, с чудовищными ухмылками. Двое из них держали луки, другие же позвякивали грубыми тесаками – укороченными широкими мечами с фигурными изрезами лезвий, такими, чтоб лишить жертв стойкости духа одним только видом.

Кожа Вельяницы залоснилась бирюзовым серебром под пальцами подданной.

– Ваше Высочество… Ваша магия привлечет ещё больше внимания…

– Твоя тоже. Так что не робей.

Здравница сглотнула. Как ей пробудить былую ярость? Она давно позабыла, что значит воевать, направляя магию на созидание и миротворчество. Даже в этом трудном походе их маленькой компании удавалось обходиться без стычек с тёмными эльфами, лишь иногда справляясь с забредшими в местные леса ночными тварями и изредка – с малочисленными сворами гоблинов, которые отчего-то повыползали из своих пещер на внутренние склоны Чёрных гор.

– Не защищай меня, Здравница. Защищай себя! – Вельяница оттолкнула подданную в сторону и отклонилась сама. Вовремя: стрела рассекла воздух в том месте, где ещё мгновение назад бились их отважные сердца.

Русалки разбежались по сторонам, лихо взобрались на деревья. Стрелы сопровождали их, пролетая мимо, врезаясь в стволы и ветви. Эльфы с тесаками подбирались ближе.

Здравница тяжело дышала, цепляясь за ребристую кору широких ветвей. Уворачиваясь от смертоносного огня, она не спускала глаз с повелительницы. Поразительно, как княгиня сама, словно свирепая хищница, стремилась к противникам навстречу. Вельяница шипела, карабкаясь то вверх, то вниз, перепрыгивая с ветки на ветку, то прячась среди ещё не опавшей листвы, то мелькая отвердевшим магической сталью телом. Здравница повторяла за ней, стараясь не отступать ни на шаг. Ещё миг – и им обеим предстоит напасть на неумолимого врага.

А враг не плошал! Один из охотников изловчился и подпрыгнул вверх, разрубая ветви сверкающим лезвием. Здравница даже не заметила взмах: настолько быстрым оказался эльф! Вельяница вскрикнула, и на глазах испуганной подданной перевернулась через рассеченную ветвь. Она едва успела ухватиться за соседние ветки, чтобы удержаться на весу! Но на самом деле, то был манёвр, о котором Здравница тут же вспомнила. Княгиня резко оттолкнулась от сломанной ветки и стремительно набросилась на обидчика сзади, обхватив его шею ногами. Раздался хруст – и оба они повалились на землю. Вельяница вырвала тесак из рук мертвеца и отбила им стрелу. Вторая стрела угодила в бедро, не глубоко, так, застряла между крепких чешуек. Не попала в шею или грудь – уязвимые места – и ладно!

Княгиня рванула вперёд, вопя древний драконовый клич, и напала на эльфа, который с азартом принял бой.

Песня повелительницы разожгла в груди Здравницы забытое чувство. Внутри взыграл ледяной шторм первобытного океана, в который водные драконы яростно вселяли животворящую магию, ту, из-за которой русалки тысячелетиями хранят преданность старым устоям, осознавая свою важную роль в выживании и будущем мира. Здравница явственно ощутила присутствие опаляющего змееподобного тела, застилающего внутренний взор гибкой, испещренной пластинами спиной. Дракон плыл вверх, к поверхности, встретиться с новорожденным огненным драконом: побороться с ним, победить и подчинить его необузданный гнев воле созидательного начала.

Здравница со всей силы стиснула ладонями ветвь, за которую держалась четырьмя конечностями, окропила кровью его кору, оттолкнулась, внимая песне протяжным боевым рёвом, и сиганула в воздух, нацелившись на близко подобравшегося лучника. Грудь она прикрыла руками, опустила подбородок, и, почти свернувшись клубком, сбила эльфа с ног. Перекатилась, схватила врага за голову, вывернула лук, полоснула тетивой по горлу. Не успела выдохнуть, как сзади обрушился тесак. Уклонилась, одновременно выставляя подножку. Второй эльф повалился наземь, но быстро вскочил, вскидывая оружие для новой атаки. Здравница опередила: хлестнула тетивой по запястью, и, словно лягушка, отпрыгнула от земли, вспахивая пальцами замерзшую траву. Выбила оружие из раненой руки, полоснула по лицу, обхватила грудь ногами. И сдавила. Сдавила всем телом, прижимаясь так, чтоб враг не мог дышать, ни ртом, ни грудью, так, что хруст ломающихся эльфийских костей отразился болью в её собственных мышцах.

Охотник не сдавался. Пытался вырваться из тисков. Здравница чувствовала точечные удары кулака, постепенно проламывающего магическую защиту. Если эльф не задохнется через минуту, внутренние органы превратятся в месиво.

Тогда она сдавила сильнее. И вдруг ощутила горячий укол сзади, внизу шеи. Болезненно глубокий. С воздушной волной, проникающей в голову.

Мышцы Здравницы обмякли. Она запрокинула голову назад и подняла плечи, зажимая рану кожными складками. Лезвие ножа промелькнуло перед её глазами в порезанной эльфийской руке. И следом привиделось сияющее серебро – вторая рука, что перехватила нож и направила его в глотку измученного тёмного эльфа.

Здравница прикрыла глаза и упала в колючую траву.

– Здравница, милая! – услышала она взволнованный голос княгини, и ощутила тёплые липкие руки, аккуратно обхватившие плечи и спину.

– Ваше Высочество… Княгиня.. Бросьте меня! Спасайтесь!

– Опасность уже миновала! Не за чем бежать!

– Вы защитились… А я умираю… Кто-то другой должен теперь позаботиться о драконовых яйцах… Даже хилые дразы нуждаются в заботе… Они напоминают нам о том, что… потеряли мы…

– Глупая русалка! – воскликнула Вельяница, тряся подданную. – Рана не смертельная! Я тебя вылечу! Держись!

Княгиня протянула ладонь к ране, приникла лбом ко лбу Здравницы, низким рокотом затянула русалочью песню, во всепроникающий перебор которого вплелось исцеляющие заклятие. Княгиня смотрела в дрожащие зрачки подданной, пока взоры обеих не застила чернота. На несколько мгновений русалки потерялись внутри заклятия, позабыв, где находятся, словно рухнули в бездонный океан, в бесконечный водоворот, затягивающий в неизвестность. И вырвались, с освежающей волной выбираясь на поверхность ещё теплящейся в Ладонии жизни.

Здравница поднялась на локтях. Она молчала, но вид её выражал недоумение.

– Что это, Ваше Высочество?.. – наконец осмелела она. – Я такой магии не знаю… Она как будто знакома мне… Но есть в ней что-то чуждое…

Вельяница поднялась и властно уставилась на подданную сверху-вниз.

– Некогда объясняться. Теперь ты должна уйти. Я не хочу больше рисковать тобой.

Здравница ощутила горечь в горле. Повелительница опять скрывает что-то, но делиться не собирается. Неужели сомневается в её преданности?

– …Вы сомневаетесь во мне?.. Из-за моей слабости?

– Нет, дурная! Ты должна остаться живой и добраться до Ар-нам-нэлана. Передать кое-что человеческой девчонке.

– Человеческой девчонке? Что значит «человеческой»?

Вельяница нервно застучала ногой по иссохшему дубовому корню, торчащему из-под травы.

– Пойдем. Я провожу тебя до гор. Не спускайся с них более. Ступай до Ар-нам-нэлана. Разыщи Бриса Турагу. Он объяснит тебе всё.

– Почему я не могу остаться с Вами?

«Потому что ОН теперь знает…» – с ненавистью подумала Вельяница, разрываемая желанием возмездия и страхом вновь облажаться.

Была ли нужда тащить за собой Здравницу? Ради чего? Компании? Поддержки? Ради того, чтобы её забили тёмные эльфы?.. Да, Здравница действительно слаба… Не чета Велье… Предательнице, что скрылась у светлых эльфов под рукавом у Бриса… Нет, Здравнице больше нечего здесь делать! О чём княгиня думала? Как бы заглянула этой добрейшей русалке в глаза, узнай та правду! Да никак… Первая битва с тёмными эльфами – и уже смертельная рана… Ещё бы чуть-чуть – и конец…

Вельяница протянула руку и помогла Здравнице подняться.

– Избегай любой битвы, поняла? С тобой будет важное послание. Ты не сможешь его прочитать. Никто не сможет. Кроме девчонки. Она должна получить его, вопреки всему. Ясно тебе?

– Да, Ваше Высочество! – Здравница держала руку повелительницы и не хотела отпускать её. – А как же Вы?

– У меня… есть дело. Тебе не за чем помышлять о нём. Ясно?

Здравница кивнула, но любопытство глубоко проникло в её душу. А ещё страх и неопределённые подозрения. Конечно, она не будет выражать их, но гадать теперь не перестанет.

Русалки побежали сквозь чащу, к виднеющимся вершинам Чёрных гор – вечным стражам, или тюремщикам – кто их разберёт?

***

Он стоял, заложив руки за спину, всматривался во тьму Бреши. Лицо его озарила лукавая улыбка.

– Княгиня Вельяница здесь.

– Княгиня? – удивился Жнец Судьбы, стоящий рядом. – Близко?

– Четыре часа. Или день пути, если она будет петлять, чтобы пройти безопасной дорогой.

– Безопасной? – хмыкнул Жнец. – В Драйтаголе нет безопасных дорог.

– Ты недооцениваешь княгиню, Жнец. Лучше отправь поисковый отряд в горы. Туда, где, по твоему мнению, никто не ходит. Если княгиня привела кого-то с собой, всех убей.

– А что делать с княгиней?

– Ничего. Оставь её мне.