Читать онлайн Её звали Луиза бесплатно
1 глава
Никто не скажет с полной уверенностью, что в голове у психопата, но кто-то может предположить, что в голове у человека с социальной тревожностью. В голове возникают понятия: социофобия, мизантропия или социопатия -, а перед глазами образ закомплексованного, неуверенного в себе человека. Но в действительности ли это так? Когда-то давно, когда я ещё была относительно молодой, а мои дети ещё не выросли, мы проживали в небольшом городе во Франции. Мы приехали туда из-за работы моего мужа, от его конторы нам выделили квартиру, балконы которой густо заросли плющом, из-за чего нам приходилось делить жильё с уличными насекомыми. Среди наших соседей были семейные люди, я нередко проводила время среди таких же как я молодых мам. Красные коляски с белыми колёсами тогда были на пике моды, их привозили из Италии, и каждая из нас мечтала приобрести такую – мы часто делились своими мечтами на скамейке на подъездной аллее, делились рецептами, обсуждали мужей, делились секретами воспитания детей. Через месяц я думала, что знаю всех своих соседок и их мужей, из каких они квартир, и сколько у них детей, некоторых я даже знала по именам. И я даже не задумывалась о том, что до сих пор не знаю, кто проживает в квартире номер 15, которая, что особенно удивительно, располагалась на одном этаже с нашей. В какой-то момент я даже допустила мысль, что она пустует. Но в один из летних дней я узнала, что это совершенно не так.
Стояла невыносимая жара, я не привыкла к такому, так как до этого мы несколько лет прожили значительно севернее. За время карьеры моего мужа, мы объехали всю Европу, но такого жаркого лета я не встречала ни до жизни в этом городке, ни после. Зной заставил меня надеть платье, которое едва закрывало колени, белое, с зелёным узором. Я знала, что мои соседки обязательно осудят мой внешний вид, но был человек, который с лихвой меня переплюнул. Я вышла на улицу, села на скамейку, позволив детям играть в песочнице. Рядом со мной расположилась женщина из 53-й квартиры, и мы заговорили о погоде. Я не знаю, сколько прошло времени, но к дому повернул автомобиль. Он доехал до самых стен дальнего корпуса, но не стал поворачивать к подъезду. Не знаю, чем это было вызвано, наверное, небольшой каприз шофёра. Сначала мы даже не обратили внимание на приехавшую, но потом я почувствовала не скромный толчок в бок и невольно подняла взгляд, отвлекаясь от детей, которые хотели показать мне камень, который нашли в песке. Сначала я растерялась и не знала куда смотреть, но потом поняла, что смотрю на очень короткую жёлтую юбку. Как её ни тяни, она никогда бы не прикрыла ни то что колени, но и 2/3 бедра.
– Её зовут Луиза – она живёт в 15-й, если тебе интересно, но стесняешься спросить, – прошептала соседка.
– В пятнадцатой? – переспросила я растерянно, плохо понимая, кого я вижу перед собой, но трезвость ума быстро ко мне вернулась.
Я поняла, что совершенно без зазрения совести разглядываю девятнадцатилетнюю девушку. Её волосы были коротко подстрижены, но всё равно немного касались плеч. Они были тёмными, блестящими и казались тяжёлыми. А поверх них словно блин лежал жёлтый яркий берет. Такого же цвета была куртка, под которой была цветастая полосатая водолазка. Короткая юбка уже перестала меня удивлять, и я разглядывала кожаные коричневые ботиночки на шнуровке и плотные чёрные чулки. И только в этот момент я осознала, что же смущает меня в ней больше всего – одета она была так, словно на улице было едва десять градусов тепла, в то время, когда все вокруг изнывали от июльской жары. Я глубоко вдохнула, не веря и глазам, и чувствуя, как мне становится невыносимо жарко.
– Она сумасшедшая, ты поймёшь, – шепнула соседка, но я лишь незаметно кивнула.
Луиза была без сумки или каких-либо других вещей. Выйдя из машины, она пошла в сторону подъезда, то есть в нашу с соседкой сторону. Шагала она уверенно, словно маршировала, с силой выкидывая ногу вперёд и так же опуская её на землю, но при этом она немного покачивалась из стороны в сторону, из-за чего возникало невольное желание сравнить её с быстро передвигающимся медведем.
Ветер трепал её волосы, но она словно не замечала его. Она словно ничего не замечала кроме двери в подъезд. Я даже подумала, что она пройдёт мимо и не поздоровается – так всё равно ей было на окружающий мир. Её взгляд не скользил по двору, не цеплялся за яркие огни, она даже не смотрела под ноги. Мне кажется, даже не моргая, она шла к подъезду думая только о нём – ничего не бороздило её ум, это было видно по лицу, и я уже была готова поздороваться с ней первой, чтобы послужить тем, что вырвет её из собственных мыслей, но, когда она практически дошла до нас, она рывком подняла левую руку над головой и громко произнесла: "Здравствуйте!", – явно обращаясь к моей хозяйке. Та, словно и не говорила про неё никаких гадостей, улыбнулась, подняла взгляд на Луизу и ответила:
– Давно тебя не было. Посмотри, у нас новая соседка?
Мне показалось, что она только сейчас заметила меня. Луиза перевела на меня встревоженный взгляд, и внутри её глаз я увидела самый настоящий ужас. Я вспомнила этот взгляд, всё внутри меня сжалось, и я была готова расплакаться, как и тогда, когда увидела этот взгляд в первый раз. Когда-то мы жили в Великобритании, непосредственно в Шотландии, там у нас был маленький скромный дом, в котором вести хозяйство было неимоверно сложно. Я не могла успеть всё разом, поэтому позволила старшему ребёнку пойти гулять одному, пока я занималась бы стиркой. Я не учла, что это дикие земли и принадлежат они не людям. Когда я уже отжимала вещи, я вдруг услышала детский крик, сразу же поняла, кому он принадлежит, и практически в ту же секунду оказалась на улице. Я не думаю, что это был волк, скорее одичавшая бездомная собака. Она кинулась на моего ребёнка, но не успела она его укусить, как в голову ей бросил камень мой муж, в это время возвращающийся домой. Я знала, что он не оставит эту собаку в покое, пусть и умоляла его просто передать собаку в питомник. Там бы ей занялись и решили бы её судьбу, но мой муж был человеком непреклонным. Он достал ружьё и направил его на собаку, которая, как мне показалось, понимала, что её ждёт погибель, и выстрелил собаке в голову. За секунду до того, как её глаза залились кровью, я увидела в них настоящий животный ужас. Он проник в меня и заставил закричать: "Нет!", – словно муж направил ружьё на меня. А через секунду, когда тело собачье повалилось в снег, заливая его алой кровью, я зарыдала. Мне было страшно за сына, я ни за что не хотела бы, чтобы собака загрызла или даже просто укусила, но убийство животного принять я всё равно не могла. И тот же ужас я увидела в глазах Луизы. Она резко опустила руку, потом нахмурилась, словно пыталась скрыть свой неоправданный страх, кивнула, громко хмыкнув, и пробежала мимо нас, почти спотыкаясь и влетела в подъезд.
– Я же говорю, – соседка ядовито улыбнулась, ко всему теперь она могла говорить в полный голос, – она сумасшедшая.
Я не знала соглашаться или нет. Мне лишь хотелось узнать причину ужаса, который я увидела в глазах девушки. Что так напугало её? Я перевела взгляд на соседку и спросила:
– Она словно испугалась меня.
– Ага, – женщина кивнула, – она всех боится.
– Но тебя вроде нет, – заметила я, ведь Луиза поздоровалась с ней первой, и соседка, пожав плечами, заговорила:
– Не только меня, она и к тебе потом привыкнет, но дружбу водить с ней всё равно не получится. Мне вообще порой кажется, что она превозмогает над собой каждый раз, когда заговаривает с кем-нибудь из нас, а иногда мне кажется, что она вообще забывает про наше существование – проходит мимо, не проронив ни слова, даже взглядом не удосужив, словно она и не видит нас, словно мы от неё за матовым стеклом.
"За матовым стеклом" – повторила я в голове.
В тот день Луизу я больше не видела, она не выходила из своей квартиры, но ближе к ночи я услышала доносившуюся от неё музыку. Она играла достаточно громко, чтобы её было несложно услышать через стену, но при этом эта музыка никому не мешала.
2 глава
Мне было интересно знать, живёт ли Луиза одна или с кем-то. Я склонялась к первому варианту, так как больше никого из 15-й квартиры не видела. Я и её видела крайне редко, и каждый раз она делала вид, словно не замечает меня. Молча, отступив сторону, она позволяла мне спускаться с детьми по лестнице первой, при этом она разглядывала пол с таким увлечением, словно никогда до этого его не видела. Я понимала, что скорее всего она боится меня как человека незнакомого и не спешила навязать своё общество, пусть всё внутри меня требовало испечь Шарлотку и прийти к ней в гости. Особенно привлекало меня то, что слушала она песни исключительно на английском языке. Я точно знала, что этот язык она не знала. Однажды я всё же решила попробовать заговорить с ней – до этого я даже не здоровалась с ней, мы всегда встречались на лестничной площадке молча. И заговорила я на английском: "Hallo, I'm Mary. And you? Are you Luisa?". Я даже не пыталась улыбаться, зная, что моя улыбка ничего не изменит. Я скорее обратилась к ней как к дикому зверьку – тихо, немного наклонившись, надеясь, что она всё же ответит хоть что-то. И она одарила меня светлой улыбкой, яркой и милой. Я даже представить себе не могла, что Луиза может так улыбаться, и от радости я невольно улыбнулась сама. Но стоило только моим губах двинуться, как она, словно смутившись, вырвалась вперёд и сбежала вниз по лестнице. Я услышала, как захлопнулась дверь в подъезд. Конечно, я понимала, что Луиза не откроется мне быстро и безропотно, и я была рада увидеть её искренний интерес. Улыбка Луизы подняла мне настроение, и я весь день чувствовала себя воодушевлённой. Мои дети были слишком маленькими, чтобы заметить во мне эту перемену, а вечером за ужином мой муж, конечно же, не смог удержаться от непрошенного комментария:
– Ты сегодня сияешь словно северная звезда, – говорил он, разрезая котлету.
– Ты же знаешь про нашу соседку, – начала было я, но муж перебил меня:
– Да кто ж про неё не знает! Весь дом обсуждает эту сумасшедшую. Будь аккуратнее, Мэри, иначе сумасшедшей буду считать и тебя.
Я перестала улыбаться, так как настроение моё было испорчено. Отвечать что-либо мужу мне не хотелось. Меня оскорбило то, что он назвал Луизу сумасшедшей, но я такой её не считала. Мне она казалась одиноким, несчастным ребёнком, и мне очень хотелось понять её особенность в то время, когда все считали её умственно отсталой. Я не надеялась на то, что муж поймёт меня. Он никогда не был способен проявить хотя бы каплю уважения к моим чувствам или немного эмпатии к окружающим его людям. Луиза для него была местным сумасшедшим, которого все обсуждали. Таким же безразличным он был и ко мне, но я всегда закрывала на это глаза. Наш брак был построен без любви и держался только на детях. Будь у меня выбор, я бы никогда не вышла замуж за такого человека. Он был жесток, холоден и, я догадывалась, искал чувственности на стороне.
– Я знаю, что ты думаешь, милая, – заговорил он вновь, – тебе её жаль, я знаю, как ты сердобольна. Отвратительная черта, тебе стоит выкорчевать её из себя.
– Я поняла тебя, – проговорила я лишь бы не оставлять его без ответа и продолжила ужин.
Понятное дело, что слова моего мужа не произвели на меня никакого эффекта. Луиза продолжала интересовать меня как личность, и, когда мы вышли с детьми гулять на следующий день, я невольно замерла, разглядывая её. Она стояла внизу, у почтовых ящиков, держала в руках мятый жёлтый конверт, на котором было наклеено множество марок. Со стороны казалось, словно она готова в любой момент прижать письмо к груди, да с такой силой, что оно провалится внутрь. Она не шевелилась, я даже не видела её лица, но излучала столько эмоций – я представила, как должно быть стучит её сердце и какой напряжение в пальцах.
Сегодня, несмотря на то, что лето ещё не закончилось, и воздух ещё был раскалён беспощадным солнцем, она всё равно была тепло одета. Казалось, словно по утрам она одевалась, отталкиваясь исключительно от своих предпочтений, а не от погоды. На ней была аккуратная соломенная шляпа, на которой была завязана кружевная лента.
Под подбородком скрывался крупный бант. Сверху на ней был вязанный кардиган, под ним – бежевая плотная рубашка. Она была заправлена в коричневые прямые брюки, из-под которых выглядывали чёрные ботинки. Одета сегодня она была безвкусно, и любая из соседок обязательно бы это заметила и осудила, но я находила в этом лишь её особенный шарм. Она отличалась от большинства и не была обязана быть копией других женщин. Но мне казалось, это понимают только я и Луиза. И я, совсем забыв, что могу напугать её, перевесившись через перила, чтобы мой голос достиг первого этажа (мы жили на втором), произнесла: